В темноте проглядывались тела, тысячи тел, облаченных в доспехи и лежащих в посмертных позах. И не было среди тел в иных доспехах и под иными знаменами, покрывшими тела знаменосцев. Останки разрушенных осадных орудий возвышались над песками подобно могильным крестам. Безжалостное солнце лишило мертвые тела влаги, но песок отказывался принимать их, не стремясь засыпать собой, падальщики не притрагивались к столь обильному яству. Смрад разлагающихся тел застилал местность, лишенную возможности быть убереженной от оного малым ветерком. И должно было бы убрать тела павших, как то требует и порядок, и понимание мирского устоя. Но их не убирали, оставляя лежать разлагающимся полем до самих крепостных стен, на штурм которых и были посланы легионы.

Время от времени по заволокшемуся черным дымом небу проносились раскаты грома, за следующим барханом сверкали кратковременные вспышки, и в небо устремлялся еще один столб клубящегося густого дыма. Темнота расползающегося по небу дыма продвигалась все дальше, прогоняя солнечный свет, неспособный пробиться сквозь тяжелые облака поднявшегося пепла. Холодало стремительно, и до этого угнетающие жарой пески принимались угнетать холодом, словно все их призвание с момента сотворения – угнетение всего живущего в них вопреки трудностям.

Сотни шатров сбились вместе за барханами, десятки осадных орудий за самыми высокими скрывались так, чтобы враг не вычислил их расположение. Многочисленные знамена свисали на флагштоках на вершинах барханов, показывая тем самым, что никто не ушел, и войск предостаточно. Военный лагерь стоял на расстоянии залпа перед пепельно-черными стенами города-крепости у подножия спящего вулкана. Темень непроглядная, одни только бесчисленные костры освещали расположение и периметр лагеря осаждающих войск. Периодически осадные требуши метали подпаленные огромные запечатанные бочки, те проносились по небу и падали где-то за стенами города, в то же мгновение вздымались языки пламени, а в небо принимался клубиться еще один столб клубящегося дыма.

В лагере все занимались чем-то своим, не обращая внимания на привычные залпы. По расслабленному поведению простых вояк любому со стороны было бы ясно, что идет длительная блокада.

Две фигуры растворялись во мраке на высоком бархане среди черных песков. И никто не замечал тех, хотя и стояли по периметру караулы, старательно всматривающиеся во мрак окружающей пустыни.

– Ощущаешь?

– Да.

– Ловушки повсюду.

– Если прямиком идти, то получится громко.

– Усыпить тоже не получится, у них там маг на маге и магом погоняет. Почти что сотня, и где столько набрали-то?

– Пойдем иным путем.

Силуэт во мраке припал на колено, коснувшись рукой черного песка, холодного словно лед. Тихие неслышные постороннему звуки подхватились внезапно подувшим ветерком и ударились о песок. Ранее гладкий песок принялся расползаться волнами в стороны, открывая спускающиеся ступеньки в непроглядное чрево тоннеля. Двое спустились вниз, и песок вернулся на свое место. Мгновения спустя на это место прибежал сторожевой пес, за ним несколько караульных. Пес повертелся немного и пошел прочь, караульные забрехали на бестолковую псину, погнавшую их в темень попусту, заставив в доспехах пробежать добрую сотню шагов.

Тоннель цилиндрической формы вел прямо, никуда не сворачивая, ни с чем не перекрещиваясь. Идеально гладкие стены из расплавленного песка до однородной камнеподобной массы лишены изъянов подобно зеркалу. Тоннель пролегал прямо под лагерем, ведя в сторону города, но его форма и стены не позволят обнаружить тот и идущих по нему из-за способности рассеивать магию. Что-то подобное имелось в каждой крепости, но те крысиные норы именовались так именно потому, что не шли в сравнение с этим чистым и широким тоннелем, по которому можно провести телегу.

Сверху было все по-прежнему: орудия продолжали метать болиды, войска выжидали. Время от времени тоннель содрогался, и чем дальше они проходили, тем сильнее содрогалось. Вскоре они дошли до конца, упершись в монолитную стену из черного монолитного камня. И если бы осаждающие решили вырыть подкоп или обнаружили этот или иной тоннель, то уперлись бы в тот же камень, уходящий глубоко в землю.

Рука коснулась камня – символы проступили на монолите, камень провалился, открывая путь. Двое вошли, и камень вернулся на свое место, словно и не беспокоило его ничто, не оставляя ни единого намека на зазор.

Они оказались внутри большого погребального зала, десятки надгробных плит ровными порядками лежали по всему полу и в стенах. На каждой плите высечены символы, вчитываться в которые вошедшие при всем желании не успели бы. Почти в то же мгновение, как они вступили в границы, послышался шум, и в внутрь через входные двери вбежали вооруженные черно-алые воины. Завидев чужаков в плотных одеждах с закрытыми лицами, они приготовились атаковать.

– Остановитесь, – произнес на сарийском один из чужаков.

Сарийцы остановились, но не убрали оружие, выжидая. Произнесший медленно развязал защищающую лицо тряпь и показал себя.

– Простите, Достопочтенный, мы не ведали, что это вы, – сарийцы тут же припали на одно колено, пряча оружие.

– Встаньте. Проводите нас, – произнес Сиригал, – Время не терпит.

Стражи встали и пошли обратно к дверям, скрываясь в длинном коридоре, гости последовали за ними, проходя через весь зал между надгробиями, лишенными излишней пафосности, коей богаты были могильные места иных царей и знати. Гладкий камень, на котором высечены несколько слов, Русберг чувствовал, что под плитами погребены не простые люди, истинные воины, чьи сила и мужество сдерживали врагов долгое время, и каждый из них погиб в бою, что особо почетно. Как только он проходил по центру склепа, что-то заставило посмотреть на одну из плит, Русберг немного замешкался, но окликнутый Сиригалом, быстрым шагом пошел на выход, оставив в сознании ненавязчивое чувство потребности прикоснуться к могиле.

Стены содрогнулись, с потолка посыпались песчинки, потревожив таящуюся под плитами силу послесмертия, которую ощутить могут даже простые люди на курганах захороненных воинов, о которых складывали легенды. В таких местах хранили оружие, потому как оно никогда не ржавело и становилось еще более острым. Сила последнего выдоха умершего существа хранилась в этом месте нетронутая временем. И этот зал был тем священным местом для сарийцев, в котором нашли свое упокоение самые достойные из достойных лежать среди собратьев. И сейчас сила, скопившаяся под плитами, тревожилась, жаждая вырваться наружу, чтобы уничтожить дерзнувших ее потревожить.

Уходя, Русберг почувствовал на себе десятки незримых взглядов, пронизывающих сущность насквозь, изучая чужака. И взгляды исчезли лишь в тот момент, когда тяжелые двери погребального зала плотно закрылись. Стражники доброжелательно указали ему рукой, приглашая присоединиться к уже отдалившимся Сиригалу и сопровождающим его. Не стоит хозяев заставлять нервничать.

Никаких излишних убранств роскоши, лишь тусклое освещение синеватыми кристаллами, ни единого окна. Стены гладкие, ни единого зазора между блоками, местами чем-то сделанные идеальные символы, непонятные Русбергу. Время от времени стены содрогались, доносился гул, но никто не обращал внимания. Казалось бы, незнакомые коридоры подсознательно были знакомы, он интуитивно предугадывал, куда сейчас свернут, что будет за следующими дверьми. И это чувство вызывало тревогу, которая всегда появляется в местах, в которых ранее не был, но кажущихся знакомыми. Русберг помнил, что в жизни наемника однажды оказался поблизости в подобном осадном лагере. В жизни же нынешней он не был здесь. Но почему же так все знакомо, даже язык, на котором говорят, хотя он и не понимает, о чем?

Но сейчас это не главное, его призвали не для выяснений собственных тайн. За стенами города осадные легионы, а это означает только то, что вскоре они начнут осаду, и тогда понадобятся все его способности. Ведь сколько бы хороши ни были сарийские воины, сейчас они не способны отразить столь серьезную атаку. А он сможет сколько-нибудь склонить весы сил в их пользу, не даром Сиригал позвал его.

После очередного поворота они оказались перед тяжелыми дверями, которые медленно распахнулись. Сопровождавшие воины с почтением поклонились, оставаясь в коридоре, Сиригал с Русбергом прошли внутрь.

– Мое почтение, Достойные, – обратился Сиригал к находящимся в зале.

– Мы уже и не наделись снова увидеть тебя, Достопочтенный, – с радостью откликнулся Царь Гардиал, направляясь навстречу к вошедшим, – Ты так внезапно исчез...

– Как всегда, – произнес Сиригал, – Так же и появился.

– Да, так же, – улыбнулся Гардиал, – А кто это позади тебя?

– Позволь представить тебе того, кто поможет нам в этой нелегкой войне, – Сиригал указал рукой на Русберга.

– Убийца, – резко отрезал Царь.

– Гость, он пришел защитить город. Он – Архаат.

– Прости, Достопочтенный, мои глаза видят только то, что видят.

Гардиал пристально смотрел на чужака, который дерзнул не поклониться Правителю Сарии, как на то должно быть. Русберг глядел прямо в глаза правителю и, осматривая боковым зрением зал, игнорировал видимое негодование хозяев. Он заметил, что в зале присутствовали в основном пожилые мужи, среди которых одни были в доспехах, другие в рясах. Много пожилых как воинов, так и явно жрецов. Сама зала казалась знакомой. Старцы не отрывали взгляда от чужака на протяжении всего времени, пристально изучая. Стража также смотрела, ожидая опрометчивого движения.

– Мы видели легионы, какова ситуация?

– Первые две атаки мы отбили, правда потери большие.

– Насколько?

– Осталось три сотни стражей.

– Не хорошо.

– Да, но их потери гораздо выше, под стенами лежат три легиона, два не успели добежать даже до стен.

Гардиал рассказывал на сарийском, полагая, что чужаку этот язык не известен. Все это время Русберг стоял неподвижно, игнорируя враждебные взгляды и вслушиваясь: содрогания стен со временем учащались и усиливались. Среди присутствующих Русберг заметил одно лицо: молодое красивое девичье за забралом легкого шлема.

– Что наверху происходит? – спросил Сиригал.

– Почти всюду бушует пламя, имперцы используют вязкую горючую жидкость, которая просачивается через щели и горит очень долго. Жар плавит все, но наши стены держатся. В бойницах стрелки не дают подступить к стенам. Мы готовы атаковать неверных в любой момент, пусть даже это будет последняя наша атака.

– Надо взглянуть, – Сиригал произнес, немного обдумав слова Гардиала.

– Это возможно, – с этими словами царь Гардиал жестом пригласил Сиригала и его гостя на выход.

За ними следом пошли несколько стражей, остальные же остались в зале и принялись что-то обсуждать, как только гости скрылись за дверьми.

– Я полагаю, пойдем подземными коридорами.

– Да, снаружи невозможно пройти из-за пожарищ, можно сказать, мы тут запечатаны.

– Давно они бомбардируют?

– Вторые сутки непрерывно.

– А достать их орудия пытались?

– Несколько уничтожили ценой жизни атаковавших, а потом они усилили охрану. А напрямую не достать, барханы скрывают те, поставили они выгодно для себя.

Войдя в один из коридоров, проходящих под землей, они тут же почувствовали духоту скопившегося жара. Тот проходил непосредственно под площадью, на которой явно полыхали пожары, так что стены и потолок сильно нагрелись.

– Поспешим, долго здесь быть нельзя.

Прикрыв лица, все поторопились преодолеть расстояние длинного коридора и с облегчением вздохнули менее жаркого воздуха, когда поднялись по ступенькам уже внутрь крепостных стен, где из бойниц тянуло холодным воздухом, хоть и с привкусом гари.

Узкие горизонтальные бойницы позволяли видеть всю панораму: костры осадного лагеря и бесчисленные обгоревшие тела под стенами среди пылающих останков осадных башен и воронок упавших болидов. Передовая проходила на линии выстрела из тяжелого осадного арбалета, пробивающего латы насквозь. И на ней лежали сотни тел с явно одинаковыми причинами смерти. Осадные орудия били из-за бархана, прячась от прицельных ответных выстрелов во мраке. Лишь свет от костров позволял что-то разглядеть. В отблесках пламени играли тени на верхушках шатров, также спрятавшихся за песчаными холмами. Численность врага не посчитать, но по теням возле костров любому было понятно, что ни один легион осаждал крепость.

Русберг внимательно осматривал еле отличимые тени, бродящие в проблесках костров. Переводил взгляд на очередной взлетающий огненный болид и снова возвращался к теням. Сарийцы улавливали каждое его телодвижение, все же они не доверяли, и их можно понять – впервые за многие столетия в их городе находился чужак, тем более столь опасный. Сиригал стоял рядом и с хмурым лицом смотрел в темноту. Очередной болид взмыл в небо и с ревом устремился прямо в ту часть стены, где стояли они. Сарийцы зашевелились, некоторые напряглись – яркая вспышка в небе со стекающими полосами пламени по невидимой преграде на мгновения осветили окрестность, свет вспышки ворвался в бойницу, заставив многих прищуриться. Некоторые сарийцы в рясах упали, но их подхватили и отволокли в сторону, уложив на тут же стоящие лежаки.

– Завтра будет атака, – холодно произнес Русберг.

– Ты уверен? – спросил Сиригал.

– Да... завтра будет атака перед...

– Чем?

– Перед сокрушением, они ждут подкрепление. Среди костров не пьют, а это верный признак.

– Сообщите Правителю, – сказал Сиригал одному из сопровождавших, – Пусть готовится к штурму. Ну а нам нужно отдохнуть.

– Его словам нельзя...

– Я его словам верю, как своим, – отрезал Сиригал, – Или вы уже и мне не верите?..

В небольшой комнате из мебели присутствуют только каменные застеленный лежак, стол и полированная глыба. Свет исходит из все тех же синеватых кристаллов в стене, коими освещалось буквально все. Окна, как и всюду, где Русбергу довелось быть, не было. Но все же сия обитель не походила на тюремную камеру, по крайней мере, дверь не запирали, оставив гостя наедине.

Он потрогал идеально отполированную стену, камень оказался теплым, поверхность почти зеркальная, не видно ни трещин, ни зазоров между блоками, словно комната была высечена прямо в скальной породе. И данная мысль имела право на существование, ведь по всем наблюдениям, он находился как раз под землей, точнее предположительно в скале, поэтому взрывы в городе лишь слегка содрогались помещения, не вызывая обвалов. А если они в скале, то скорее всего именно внутри вулкана, у подножия которого и стоит город. Отсюда и чернота обстановки, и теплые стены, и неспособность имперских болидов проникнуть внутрь укрепления из-за неспособности прожечь то, что было рождено пламенем.

Он сел на камень перед столом, на котором стояли большая миска местного супа, кусок лепешки и чаша с каким-то напитком. Экзотический вкус и сильно острые специи пробрали нутро, очищая разум и распыляя аппетит. Все показалось настолько вкусным и знакомым, о котором он тосковал, что миска опустошалась стремительнее того, как в ней разбегались волны от погружающейся ложки. Отпитый из чаши напиток был безалкогольным и тем сильнее желаемым – сок фруктов как нельзя кстати. Еда впитала силы, снимая усталость, о которой он как всегда и не думал. Специи очистили разум, дыхание стало более свободным, послевкусие приятное и свежее.

Нет, все же это был самый лучший стол за всю его память. Все эти трактирные похлебки, походные котлы и подачки Наставников никогда не сравнятся с этой миской истинно мастерски приготовленного супа. И именно с первыми ложками он осознал, что питался подобно дикому зверью и зачастую гнилой падалью. И именно эта миска заставила задуматься о своем будущем, о том, что стоит ценить и за что стоит сражаться. Эта миска показала, как можно жить, не будучи обремененным ненужными вещами и быть поистине счастливым.

Теперь он понимал, почему вокруг все так просто и в то же время лишено ненужного, тленного. Человеку достаточно лишь семейного уюта и хорошей пищи, чтобы быть довольным своей жизнью, а золото хоть и не ржавеет, им не наешься в голодное время. Странно конечно, что все мысли пропали за раздумьем о том, как он питался и как будет после этого питаться. Вообще странно, что он думает о мирском, о доме, уюте, но почему-то сейчас хотелось думать именно об этом, отстранившись ото всего остального. Не вечно же думать о мести, сражениях и расплате. Сейчас приятно думать именно о том, чего ему не доставало всю свою дорогу бытия. Жизнь вольного наемника изначально была лишена всего, а нынешняя до поры вообще была лишена самого понятия смысла жизни. Ведь он был хищным зверем, убивавшим, чтобы выжить, чтобы есть, чтобы убивать.

И эта еда, приготовленная настолько вкусно даже для него, чужака, показала, как могут относиться к тебе. Не все в мире такие же звери, не все алчущие смерти и падкие до золота. И некоторые достойны на существование без боязни всеобщего истребления. Именно поэтому он должен был сюда прийти и встать на защиту этого народа.

***

Силуэты, лишенные очертаний и лиц устремляли свои незримые взгляды, окружив со всех сторон незримой пустоты. Среди толпы лишь эти тени, зачем-то пришедшие и молчаливо смотрящие на него.

«Кто они, откуда? Чего они хотят»?

Он посреди небытия, под ногами лишь бездна мрака. Чувство отсутствия течения времени, безразличие отсутствия плотского мира. Взгляд ловит бесчисленные силуэты, конца и края нет этому морю послесмертия. Безликие взоры смотрели прямо в глаза, пронизывая сущность насквозь, выворачивая ее и изучая. Мгновения растягивались в вечность, силуэты, казалось, пришли переворошить его всего, но вдруг силуэты развернулись и истаяли во мраке. И лишь один оставался стоять на месте, продолжая смотреть.

Попытка окрикнуть утопала в тщетности издания малейшего звука или хотя бы хрипа. Силуэт просто стоял напротив, и казалось, что он стоит рядом, хотя расстояние до него было беспредельно. Внезапно появилось гнетущее чувство, что все вокруг сжимается, стремясь уменьшиться до точки, волной захлестнуло ощущение висения вверх ногами и внезапного продолжительного падения. Ни стен, ни неба, ни дна. Лишь гнетущий пристальный взгляд силуэта перекраивающий сущность по-иному, заново, во что-то новое. Все мысли истаяли в один миг, все стало не важно, утратило смысл. Важен лишь этот взгляд, важно лишь одно слово, простое, но отзывающееся внутри небесным громом. Важно лишь «Я».

Сквозь пелену пробились малые черты лица, взгляд повсюду: рядом, далеко, сверху, снизу. Силуэт схватил за невидимые руки, и жар новой силы ударил штормовой волной, сокрушающий прибрежные скалы, сметая заслоны сознания. От обжигающей силы хочется кричать, но звуки даже не зарождаются в попытке вырваться. Но уже собственные руки еще сильнее вцепились, не желая отпускать, и сила с еще большим жаром нахлынула, и сознание принимало ее, новую, чистую, утраченную, родную.

***

Русберг проснулся в холодном поту, зрачки глаз скрылись под белой пеленой. Все тело покрылось распухшими сосудами, пульсирующими при каждом частом ударе сердца. Он приподнял голову, преодолевая прижимающую к полу боль от тяжести собственного тела.

На плите выбиты символы, понятные, сарийский язык, имя, его имя, но написано иначе, те же буквы, но написаны «Суг Берр», его могила. Руки опустились на холодный камень – склеп содрогнулся, с потолка посыпались куски камня, плита потрескалась. Символы вспыхнули, озарив весь склеп ярким светом, очертания склепа задрожали, сворачиваясь подобно скручиваемой тряпи. Русберг закричал, глаза налились кровью, сосуды разбухли, пальцы проскребли вековечный камень, оставляя борозды. Яркая вспышка, отбросила в сторону, он упал без чувств, все разом прекратилось.

***

Кольцо вращалось столь стремительно, что, казалось, сливалось в единую серебряную сферу, вокруг которой образы метались подобно разворошенным пчелам вокруг улья. С поверхности кольца время от времени срывались кусочки какой-то сетки и вспыхивали, едва отлетали в сторону. Это было именно то, что он пытался заметить, та неуловимая частица чуждого, след от печатей Теней. И вот теперь, когда последние нити сгорали в пламени, он почувствовал, как наконец освободился от оков. Но это не главное.

Сотни ранее хаотичных обрывочных образов срывались и врезались друг в друга, смыкаясь с теми воедино. Объединившиеся вновь захватывали другие и принимались вращаться в одной плоскости, связываясь, стягиваясь разрастающимися частями. С каждым мгновением, все больше образов присоединялись, заполняя сочленения, между ними раскидывались новые нити, захватывая пролетавшие мимо образы. И в тот момент, как последняя прореха заполнилась, по поверхности прошли языки алого пламени, спаивающие чернеющую поверхность воедино. Серебряное кольцо замедлилось, оказавшись внутри черного, вращающегося на той же оси. Между ними проскакивали разряды, а беспорядочно мечущиеся обрывки стремились прицепиться, но отлетали прочь.

Внезапное чувство тревоги заставило оторвать взгляд от колец и посмотреть в сторону. Кроваво-пепельный силуэт стремительно приближался сквозь безграничность небытия. Разрывая то всепожирающим мечом, по лезвию которого непрерывно стекала кровь.

Непреодолимое чувство страха заполняло изнутри, и скрывающийся под плащом, приближаясь, преумножал страх. Неизвестный и от этого более сильный враг стремительно сокращал бесконечное расстояние между ними. То, что приближалось, несло лишь одно. И это уже совсем рядом, вот-вот уцепится и разорвет, растерзает, уничтожит. Еще чуть-чуть и...

***

Раздался стук в дверь. Сиригал встал с постели.

– Входите!

Дверь открылась, и вошел страж, приклонив голову.

– Достопочтенный, Правитель просит вас срочно.

– Хорошо.

Сиригал быстро собрался и последовал за стражем. Время от времени стены содрогались, на сводах местами появились паутины трещин.

-Вы позвали...?

– Гость исчез.

– Исчез? – недоуменно спросил Сиригал.

– Да, Достопочтенный. Его нет в покоях.

– И никто не знает, куда он пропал?

– Нет, мы не оставляли охрану, как вы и просили.

– Его кто-нибудь ищет?

– В пределах, далее опасно.

– Согласен, снаружи все еще горит?

– Да, бомбардировки не прекращаются, пожарище по всему городу.

– Внутрь не проникает?

– Пока своды держат.

– Хорошо, поспешим тогда...

– Размещаем стрелков вот тут и тут, и они будут отсекать пехоту на подступах. Далее, выдвигаем сотню лучших в тыл и атакуем осадные орудия, а после и остальных, – водя рукой среди фигурок по одной из разбросанных на широком каменном столе карт, твердым голосом произносил царь Гардиал.

– Не выйдет, – произнес седовласый воин, – Там очень много сильных магов, они отсекут нас сразу же.

– Что же тогда предложишь?

– Пока ничего, любая попытка атаковать приведет к одному результату, и он будет для нас не самым лучшим.

– Но и сидеть мы не можем, своды пока еще сдерживают, но насколько их хватит?

– А если мы атакуем, то после врагу ничего не помешает начать штурм.

– Вдобавок к ним подошло еще пять легионов, причем один инквизиторский, – влез в разговор другой седовласый воин.

В зале вообще не было молодых воинов, все уже давно мужи, побывавшие во многих сражениях. Самые возрастные старцы сидели и молчаливо наблюдали за происходящим, и в глазах их не было старческого малоумия, наоборот, накопленная мудрость. Но сейчас даже их опыт был малополезен, когда враг многократно сильнее, и шансы многократно малы.

– Приветствую сынов народа.

Все в зале обернулись на слова вошедшего Сиригала.

– И мы приветствуем, Достопочтенный, – присутствующие почетно поклонились, старцы слегка наклонили головы.

– Как и сказал Гость, – начал Гардиал, как только Сиригал подошел к столу, – они начинают штурм. Мы готовы отразить их атаки.

– Мне сказали, что он пропал.

– Да, он не выходил, за пределы коридора к его покоям, но когда утром зашли разбудить, внутри никого не оказалось.

– Так стража была? – Сиригал попытался выразить удивление.

– Нет, но мы наблюдали, – произнес один из Старейшин.

– Все же вы мне не доверяете.

– Не Вам, ему, тем более, что он был выращен Сатхалами.

– Он же Отрекшийся, Восставший.

– Но все же он Убийца, причем не простой, а Нерожденный.

– Но в первую очередь он Архаат, и я заглянул в него, в нем истлели путы Сатхал.

– Но все же мы не доверяем ему, сколь бы сильно мы не принимали твои слова, Великий. Извини нас, но время сейчас не располагает к доверию.

– Что ж, пусть это будет на вашей совести.

Стены содрогнулись и покрылись трещинами, десятки взрывов раздались над головами. В зал вбежал страж, низко кланяясь.

– Достойнейшие, штурм, – переводя дух, сказал он.

– Началось. Всем на стены и ждать дальнейших приказов.

Воины поспешно удалились из залы, остались лишь старцы, Гардиал и Сиригал, пристально изучающий карты, некоторые из фигурок самостоятельно перемещались по рисованной местности, обозначая передвигающиеся вражеские легионы.

– Сколько осталось стражей? – спросил Сиригал, смотря на немногочисленные фигурки на изображении стен.

– Пять сотен, но мы отобьем любые атаки.

– Не отобьете.

Все обернулись, в полутемном углу стоял сарийский воин, но его доспехи были несколько иные, что в полумраке различалось едва, лишь только слегка мерцающие символы выдавали различие.

– Вы не сможете отбить, сколько б не приложили усилий, пусть даже на стены выйдут женщины.

Его голос был знаком, но он говорил на чистом сарийском языке, что вводило в смятение. Но доспехи по телу, символы которых знал каждый сариец наизусть, говорили то, что перед ними стоит тот, увидеть кого здесь никто не ожидал.

Он шагнул на свет. Он смотрел каждому встречному в глаза, и те сразу прятали их, встречая непреодолимую силу, видя его второй раз в жизни. На нем черные доспехи, украшенные витиеватыми узорами, литой по голове шлем, за спиной два парных черных клинка, которые были лишь у Тринадцати. Русберг подошел к столу и оперся руками, осматривая карты. На пальце его правой руки перстень с древним символом Первых.

– Не отобьем, как бы не старались, и все здесь давно это знают, только боятся признаться.

– ?

– Я понимаю ваше удивление, никто из вас не подозревал, кто я на самом деле. Но времена изменились, и теперь даже враги должны знать.

– Великий, есть ли шанс на спасение? – превозмогая внутренний страх, произнес один из старцев.

– Есть, и вы его знаете. Но цена будет высока. Они пришли за тобой, – обратился Русберг к Сиригалу.

– Кто? – тихо произнес Сиригал.

– Ты знаешь о ком я. За стенами не простое войско, какие мы отбивали веками. Среди легионов стоят равные мне, и никто из вас не сможет им противостоять даже с сотней, даже с легионом.

– Как ты смеешь...

– Смею! Гардиал, сын Сирагира, сына Аргирора, сына Бартишора. Смею! И ты это знаешь, и знал, слова Пророка ты помнишь до единого, и ты понял это, как только я вступил сюда. И Подгорный Друг тебе сказал обо мне. И ты знаешь о Долге. Но не об этом сейчас. А сейчас прикажи принести Саркофаг Ночи.

Тихий шепот раздался среди старцев, в котором чувствовалось возмущение и страх.

– Ничего уже нельзя избежать, Мудрые. Пришло время Великой Войны. И именно сегодня Врата должны быть запечатаны. Вам же следует подготовиться к последнему испытанию.

– Ты призовешь Первых?

– Мои собратья помогут мне остановить врага, иначе все падут, стены содрогнутся в последний раз, и замки рухнут. И смертная ночь – малая плата за выполнение клятвы.

– Мы знали, что этот день когда-нибудь наступит.

– Но в мыслях надеялись, что он наступит не при вашей жизни. Гардиал, ты достойный правитель, и лишь с тобой народ сможет выдержать предстоящие испытания.

– Но ведь ты...

– Я призван не для того, чтобы занять твое место.

– Когда мир утратит себя, придет воин праха, чтобы им очистить мир...

– Отринем пафос слов пророков, у каждого свое предназначение.

Десятеро стражей внесли огромный тяжелый саркофаг из монолитного камня.

– А ведь ты знал, – проговорил Русберг, обращаясь к Сиригалу.

– Знал.

– И не сказал.

– Ты сам должен идти своим путем, я лишь указал место.

– Поэтому они и пришли.

– Знаю. А теперь прошу оставить меня, запечатать двери и ждать сигнала.

– Рожденные в пламени мрака с тобой!

Все поклонились Русбергу, в том числе царь Гардиал и Сиригал, и вышли, запечатав снаружи двери.

– Что ж, я надеюсь, вы готовы ко встрече со Смертью, – произнес он и подошел к саркофагу.

Стены содрогались все сильнее и сильнее, заставляя откалываться и осыпаться вековые своды. Огни, освещающие зал, мерцали, реагируя на возмущения. Русберг подошел к саркофагу и приложил руки, произнося «Хаатх хе рахиид дархигада риах ра».

Малозаметные языки темного пламени срывались один за другим с его одеяний. Лицо потемнело, покрываясь пеленой тени, знаки на доспехах и мечах вспыхнули алым пламенем.

«Великие сыны народа, вечные братья по крови. Враги вернулись и стали сильнее, пришло время вернуть ваши долги.

Тьма вечная и всесильная, верни на время сынов своих, дабы защитить твой мир, надели их силой прежней, дабы они уничтожили врагов твоих.

Смерть всевластная, освободи на время Безликих, дабы они вновь встали рядом со мной и отплатили за это тебе новыми душами заслуживших тебя».

Мир содрогнулся, мрак истинный поглотил черные облака над пустыней. Между крепостью и осаждающим войском земля расступилась, открывая бездну, в которую обрушились некоторые башни и десятки людей. Надвигающиеся легионы отринули прочь, многие припали на колени в молитвах Создателю, над легионами разнеслись песнопения церковников.

Объятый черным пламенем Первый, поднялся из песков между разломом и войском, его руки сжимали также пылающие мечи. Черные молнии ударили в пески сквозь застлавшие небо пепельные облака, и там, куда они ударили, из земли вставал в воин сарийский. Но не было у него тела, не было лица, лишь пылающие черным пламенем доспехи и мечи, и мрак внутри.

– Спасибо, Смерть, а теперь прими оплату за услугу.

Древние медленно шли на пятящиеся легионы. Тучи стрел взмыли в небо и обрушились на них, беспомощно втыкаясь в пески и рассекаясь молниеносно просвистевшими черными лезвиями. Передовые ряды легкой пехоты ускорили темп, сзади наседали поспешившие резервы. Еще мгновения, и первая волна нахлынула на чернеющие пятна в темноте. Брызги крови ударили фонтанами вверх, раздались крики, и Безликие принялись оставлять вокруг себя лишь безжизненные тела. Черные мечи рассекали доспехи, не оставляя шансов и сливаясь в алые сферы от крови врагов. Попытки магов поразить молниями и огнем поглощались черным пламенем. Волна за волной захлебывалась в своей крови, смерть получала плату сполна.

Русберг шел строго вперед, кровь не текла по пылающим лезвиям, словно те и не лишали никого жизни мгновения назад. Фантомы его собратьев по крови, сойдясь по центру, молчаливо присоединились к нему, образовывая клин. И налегающие легионы умирали в попытке поразить иного врага.

Они умирали, но не отступали, ведь позади были те, кто привел все это воинство на погибель сюда. И боялись их больше, чем лишающих жизни воплощений Смерти. Пусть они погибнут, но это будет быстро, и Создатель примет их, и воздаст по страданьям.

«Шаг, попытка ударить копьем, режущая молния, все, свобода».

Впереди враг, прячущийся среди всех этих смертных, последовавших в угоду своим амбициям и алчности. Теперь они все умрут. Каждый взмах забирал чью-то жизнь, и оплата росла, перед Смертью должником лучше не оставаться.

Тринадцать вестников Смерти клином рассекли людское море, облаченное в сталь и умирающее десятками, оружие и доспехи врага распадались. Первые легионеры Халлана полегли, телами застилались черные пески, как и в те времена, когда легионы также стояли перед Вратами Предела, и тринадцать защитников выступили в посмертный бой.

Взмах за взмахом прокладывал путь, унося чью-то жизнь, черный вихрь рассекал, рубил, пронизывал наседающую массу, разрежая ряды. Войско всей своей многочисленной мощью не способно остановить то, что движется столь стремительно, чье движение не каждый способен был уловить. И даже не каждый успевал понять, что уже мертв.

Тени промелькнули среди легионеров, и черные мечи встретили преграду. Инквизиторы в белых одеяниях и серебристо-золотых доспехах. Вот они, слуги Хозяев, погнавших все эти легионы на цитадель, защищаемую сарийским народом. Раздался рев горна, на мгновения приглушая звон металла и крики. Среди изрядно поредевших и утративших строй легионов из песка подобно пикам ловушек встали сарийские воины и вступили в бой, сея панику. Легионеры падали десятками прежде чем упадет тот или другой сарийский воин, сраженный числом, но не силой.

«Что ж, пора показать себя. Смотрите, Хозяева этих марионеток, выращенных ради мнимых идеалов! Смотрите и ужасайтесь!»

Каждого из них тренировали противостоять убийцам, сарийцам, наемникам, демонам и всем, кто встанет на пути Инквизитора, но их не тренировали против него.

Трое атаковали одновременно, их удары сливались в единую песнь металла, не оставляя мгновения противнику. Лезвия полуторных мечей пели свою песню, рассекая воздух, каждый их удар был смертельным, но. Русберг вертелся подобно торнадо, нанося удар за ударом и уходя от столь же стремительных ударов Инквизиторов. Сквозь черные глаза он видел таящуюся во врагах силу, и угрозу всему сущему, скрывавшегося палача под белыми одеяниями, забравшего не десятки или сотни жизней. Он видел истинную сущность каждого инквизитора среди тысяч приведенных ими, видел сияние света, видел отсутствие души, видел утопающие в крови деяния. Смерть шла по следам каждого и собирала плоды их трудов, и числу не было значения. И за это он должен покарать тех.

Уход, удар, прыжок, удар. Танец среди медленно двигающегося людского моря. Достойный враг, несравнимый с Убийцами Теней, и именно не Убийца Теней. Враг, которого стоило бы уважать, но именно этот враг не достоин уважения. Его сила велика, но не настолько, чтобы противостоять ему, трижды возрожденному, тому, кто способен сражаться без оружия, будучи самим оружием. И они начинают понимать, их лица меняются, в глазах насмешка сменяется страхом. Да, вы осознали, но уже поздно, для вас уже поздно.

Кровь в ладонях сгустилась, сжалась и выплеснулась сквозь перчатки на лезвия мечей, обнявшихся ослепляющим истинным пламенем сгорающей жизненной силы. Тут же запылали мечи двенадцати, ударили, превращая в прах преградившие путь сияющие серебряно-золотые лезвия, рассекая доспехи, испепеляя тех, кого боялись все ныне живущие, и лишая посмертия. Белые палачи в пламени в мгновение испепелились, не оставив и праха. И двенадцать призванных стражей, словно туман на утреннем ветру, истаяли отмщенные и навсегда упокоенные. Смерть получила оплату сполна.

Остатки имперских войск бежали, побросав большую часть провианта, шатры и утварь, осадные орудия. Никто их не преследовал, безжалостные лучи пустынного солнца заберут слабых, а ночные ужасы истребят остальных в жажде утопить свою жажду мести в крови. И когда те покончат с потревожившими их длительное заточение и выжившими сегодня, они вернутся, чтобы расправиться с заточившими их на многие круги. Бестелесные обязательно придут, и тогда сарийцам понадобятся все их знания некромантии, используемой только ими. И теперь им придется лишь защищаться, лишившись большей части своих воинов, и о заточении фантомов отдаленных миров обратно в скрижали затерянного храма речи уже нет. Но это всего лишь малая часть платы за высвобождение части заточенной в черный саркофаг силы первородной, чистой, безграничной. Теперь она привлечет беды, которым придется противостоять, пока те не доберутся до саркофага, погруженного глубоко в проснувшийся вулкан.

Русберг еле стоял посреди усеянного телами поля брани, его руки побурели от крови, кожа побледнела. Слабость накатывала тяжким грузом, боль, вновь поглощающая каждую частицу тела, разрывала тело с каждым движением. Но он держался, теперь он сильнее и способен перенести смертную отдачу небезграничных возможностей тела. Что ж, цена почти всесилию равноценна, перетерпеть, не дать вида и готовиться к новым сражениям с марионетками неведомых врагов, успевших заочно стать личными.

Среди живых лишь десятки, обходившие поля мертвых в поисках соплеменников, собратьев по оружию, по крови. В воздухе летал пепел, забивающий горло и нос. Вулкан проснулся и не намерен уснуть, из его жерла принимались сквозь клубы пепла фонтаны лавы. Скоро он окончательно наберется сил, и тогда реки лавы запечатают навсегда Врата, сметая останки города и крепости и низвергаясь в бездну разлома.

– Великий, вы ранены? – спросил рядом стоявший страж, увидев текущие по рукам ручейки крови.

– Не обращай внимания, достойный, позаботься о своих ранах, раненных и телах павших, – холодно произнес Русберг, – Времени мало.

– Слушаюсь, Великий, – страж тут же побрел прочь, оглядывая тела.

– Прощайте, друзья, и спасибо вам за помощь, – еле слышно произнес Русберг.

Он побрел назад в крепость по наспех перекинутому помосту через разлом, внизу чернела пропасть, подобная той, что рассекала земную плоть возле Драконьих Нор. По сторонам разлома в полупесчаной породе зияли отверстия круглых тоннелей, исходивших из города, обнаженных и разорванных навсегда.

Тела никто не убирал, даже не скидывал в пропасть, псы войны не достойны почетных похорон. Тела своих давно унесли, и их погребут внутри вскоре погребенного города. А эти будут лежать, пока их не поглотят раскаленные реки и низвергнут прах в бездну пропасти. А те, что по другую сторону, пусть станут для следующих упреждением, если их не заметут пески, или не скроет пепел.

– А где Достопочтенный Сиригал? – опомнился он, когда вошел через врата в город.

– Его забрали, Великий, – произнес Гардиал, встречавший на входе.

– Покарать...