Название «Красная капелла» прочно пристало к не­скольким резидентурам советской разведки, действовав­шим на территории Западной Европы во время Второй мировой войны. Человек, недостаточно знакомый с ис­торией советских спецслужб, может подумать, что речь идет о некой сети, руководимой единым резидентом и подчиненной одному московскому Центру. Но это не так. На самом деле эти резидентуры, работавшие в Герма­нии, Бельгии, Франции и Швейцарии, подчинявшиеся одни — разведотделу НКВД, другие — Разведуправлению Генерального штаба РККА, не составляли единой сети, а их контакты между собой были вызваны крайними обстоятельствами и носили единичный характер. Что же касается названия «Красная капелла», то первоначально так именовалась зондеркоманда СС (SS-Zondercomander Rote capelle), в задачу которой входила организация ра­диоперехвата сообщений нелегальных передатчиков на оккупированных Германией территориях. Позднее такое же название получила операция нацистских спецслужб . по борьбе с советской разведкой в Западной Европе.

После окончания войны название «Красная капел­ла», возможно во многом после издания мемуаров Вальтера Шелленберга, стало ассоциироваться с теми, с кем боролась зондеркоманда. Многие чудом уцелев­шие немецкие антифашисты категорически возражали против отождествления их с «Красной капеллой». Так, жена одного из руководителей берлинского подполья Грета Кукхоф в своих воспоминаниях писала: «Так нас назвал наш непримиримый враг, и мы с этим не мо­жем согласиться, ибо это неточно и унижает нас». Но название продолжало жить своей жизнью, и скоро име­нем «Красная капелла» называли только подпольные антифашистские группы и отдельные резидентуры со­ветской разведки, в большинстве своем разгромленные гестапо. А французский писатель Жиль Перро свою кни­гу о Леопольде Треппере, нелегальном резиденте ГРУ в Бельгии и Франции, вышедшую в 1967 году, так и озаг­лавил — «Красная капелла». По этому поводу один из членов так называемой «Красной капеллы» Генрих Шеель сказал следующее:

«В истории немало примеров, когда противник, же­лая дискредитировать своих антагонистов, давал им уни­зительные прозвища и клички. Но затем из проклятья они становились символами совершенно иного звучания. Так произошло и с «Красной капеллой». О зондеркоманде едва ли кто сейчас помнит, а о делах тех, за кем она вела охоту, все непредубежденные люди говорят с ува­жением и восхищением»[51]Пещерский В. С фактами не в ладах // Новости раз­ведки и контрразведки. 1996. N° 4.
.

В связи с тем что термин «Красная капелла» устоял­ся, мы в данном очерке также будем называть им аген­тов внешней разведки, действовавших в Германии в 1935—1942 годах. Что же касается конкретных агентурных групп ИНО НКВД, то, на наш взгляд, будет правиль­ным называть «Красной капеллой» группы Арвида Харнака, Харро Шульце-Бойзена и Адама Кукхофа.

Нелегальная сеть «Красной капеллы» в Германии бе­рет свое начало в августе 1932 года, когда член немецкой делегации ассоциации «АР-ПЛАН» Арвид Харнак посе­тил с визитом Москву.

Арвид Харнак родился 24 мая 1901 года в городе Дармштадт в семье известных ученых. Он учился в уни­верситетах Йены и Граца и в 1924 году получил ученую степень доктора юриспруденции. В 1925 году он выехал для продолжения образования в США, где изучал по­литическую экономию. Там познакомился с Милдред Фиш и в 1926 году женился на ней. Вернувшись в 1928 году в Германию, Харнак поступил в Гессенский университет и в 1931 году защищитил диссертацию на тему «Домарксистское рабочее движение в Соединен­ных Штатах».

Глубокое изучение истории рабочего движения, боль­шой практический опыт и интерес к проблемам постро­ения социализма в СССР привели его в лагерь коммуни­стов. Но подобно многим представителям немецкой ин­теллигенции, Харнак предпочитал не демонстрировать свои коммунистические убеждения путем вступления в КПГ, а стал членом «Союза работников умственного труда», под чьим прикрытием КПГ действовала среди служащих, ученых, учителей. Зимой 1931 года Харнак стал одним из основателей ассоциации «АР-ПЛАН», ста­вящей своей целью изучение советской плановой эконо­мики, а в августе 1932 года организовал ознакомитель­ную экскурсию 24 экономистов и инженеров по индуст­риальным центрам СССР.

Именно тогда на Харнака обратили внимание со­трудники советской разведки, работавшие под «крышей» ВОКС («Всесоюзное общество культурных связей с заг­раницей»). При помощи дипломата Александра Гиршфельда, советника по культуре советского посольства в Германии, с которым Харнак поддерживал контакты в Берлине, началась осторожная работа по вовлечению председателя «АР-ПЛАН» в агентурную сеть ИНО НКВД. После прихода к власти Гитлера эта работа была ускоре­на. И в июле 1935 года начальник внешней разведки Артур Артузов санкционировал вербовку Харнака, кото­рая была проведена 8 августа 1935 года в Берлине Гиршфельдом. После трехчасовой беседы Харнак согласился работать на советскую разведку, хотя для этого ему при­шлось порвать с КПГ, что противоречило его принци­пам. Первым оператором Балта (такой псевдоним полу­чил Харнак) стал сотрудник берлинской резидентуры ИНО Наум Белкин (Кади).

Гиршфельд Александр Владимирович

1897—1962.

Родился в г.Юрьев Эстляндской губернии в аемье врача. Окончил гимназию в Москве (1915). Член РКП(б) с 1918 г. Служил в Красной Армии (1918—1931)— на­чальник оперативного отделения оперотдела Наркрмвоена, военком оперативного управления Полевого штаба РВСР (1918—1919), комиссар роты, начальник штаба ударной группы (в составе 25-й и 49-й дивизий на Вос­точном фронте в 1919 г.), начальник отделения Разведупра Полевого штаба РВСР (1920), военком Инспекции пехоты РККА (1920—1922), командир роты и батальона в МВО (1922-1924), начальник отдела Штаба РККА (1924—1926), начальник мобилизационного отдела Наркомфина СССР и военный советник при наркоме (1926— 1929), старший руководитель кафедры, адъюнкт курсов усовершенствования начсостава Военной академии им. Фрунзе (1929—1931). Окончил Академию Генштаба РККА (1922) и 1-й МГУ (1926).

С 1931 г. на дипломатической работе — секретарь пол­предства в Берлине (1931—1935), генконсул в Кенигсберге (1935—1938), одновременно поверенный в делах в Риге (1937-1938), в резерве НКИД (1938). Затем на научной работе — старший научный сотрудник Института истории АН СССР. Участник Великой Отечественной войны, ко­мандир полка в дивизии народного ополчения. Далее вновь находился на научной работе в Институте истории АН СССР, Библиотеке АН СССР (завсектором мировой поли­тики и экономики), МГУ (старший преподаватель) и науч­ной библиотеке МГУ (главный библиограф). Кандидат ис­торических наук.

Выполняя задание советской разведки по организа­ции надежного прикрытия, Харнак вступил в Нацио­нал-социалистический союз юристов и возглавил в нем секцию, функционирующую в имперском министерстве хозяйства, где он служил в должности старшего прави­тельственного советника. Кроме того, он стал членом Геррен-клуба (Клуба господ), в который входили многие видные немецкие промышленники, аристократы, чинов­ники и высшие чины армии, флота и ВВС. Позднее многие из них стали для Харнака ценными источниками информации. Среди тех, кто поставлял Харнаку важные сведения, необходимо в первую очередь отметить следу­ющих:

барон Вольцоген-Нойхаус (Грек), высокопоставлен­ный сотрудник технического отдела ОКВ (Верховного военного командования);

Ганс Рупп (Турок), главный бухгалтер концерна «И. Г. Фарбен»;

Вольфганг Хавеманн (Итальянец), офицер военно-морской разведки в Верховном командовании ВМС;

Карл Берёнс (Штральман, Лучистый), работал в проектно-конструкторском отделе концерна «АЭГ»;

Тициенса (Албанец), выходец из России, промыш­ленник, имевший большие связи в высших кругах ОКВ;

Бодо Шлезингер (Степной), переводчик иностран­ной литературы в министерстве авиации;

Герберт Гольнов, сотрудник реферата контрразведки ОКВ (Гольнову, как и некоторым другим, разведка псев­доним не дала).

Сведения, которые Харнак получал от своих инфор­маторов, были очень важны для СССР. Например, Беренс предоставил советской разведке многочисленные технические чертежи, которые позволили быстро нала­дить в СССР такую промышленную отрасль, как элект­ромашиностроение. Кроме того, как высокопоставлен­ный чиновник имперского министерства хозяйства, Хар­нак сам был важнейшим источником информации. Вот, например, краткий перечень информации, полученной от Корсиканца (новый псевдоним Харнака), составлен­ный в Москве в июне 1938 года:

«Ценные документальные материалы по валютному хозяйству Германии, секретные сводные таблицы всех вложений Германии за границей, внешней задолженно­сти Германии, секретные номенклатуры товаров, подле­жащих ввозу в Германию, секретные торговые соглаше­ния Германии с Польшей, Прибалтийскими странами, Ираном и другими, ценные материалы о заграничной номенклатуре министерства пропаганды, внешнеполи­тического ведомства партии и других организаций. О фи­нансировании разных немецких разведывательных служб в валюте и т.д...»[52]Царев О., Костелло Д. Указ. соч. С. 78.
.

Однако кровавая чистка в советской разведке, на­чавшаяся в конце 30-х годов, оставила с июня 1938 года Харнака без связи. Из восьми офицеров ИНО, связан­ных с Корсиканцем, пятеро было расстреляно. Поэтому для восстановления контактов с Харнаком потребовалась консультация с его первым оператором Белкиным, на­ходившимся в это время в Испании в качестве замести­теля резидента внешней разведки. Восстановить связь с Корсиканцем было поручено опытному сотруднику внешней разведки Александру Короткову (Степанов), направленному в Берлин в августе 1940 года под при­крытием должности третьего секретаря советского по­сольства. Первая встреча Харнака и Короткова, впос­ледствии известного в гестапо как советский дипломат Александр Эрдберг, состоялась 17 сентября 1940 года. Тогда же Коротков узнал, что за время, которое Хар­нак находился без связи, его организация значительно выросла. Об этом свидетельствует доклад Короткова в Центр:

«Корсиканец, потеряв в 1938 году связь с нами, во­зобновил свою работу среди интеллигенции в духе «Со­юза работников умственного труда», не будучи связан­ным с КПГ. Он объединял вокруг себя своих старых знакомых, известных ему по работе в «Союзе», осторож­но выискивая и привлекая к себе новых. В настоящее время в круге образовались небольшие «центры», каж­дый из которых работает над воспитанием и подготовкой своей небольшой группы людей. Так что Корсиканец сам уже не знает всех лиц, входящих в этот круг, равно как и цифру 60 человек определяет приблизительно. Организа­ционно взаимоотношения всей этой группы состоят ис­ключительно в поддержании хороших отношений знако­мых между собой людей, стоящих примерно на одной и той же общественной ступеньке и одинаково мыслящих. Такова, по описанию Корсиканца, организационная форма этой группы, маскирующая проводимую работу. Не все лица, входящие в этот круг, знают друг друга, а существует как бы цепочка. Сам Корсиканец старается  держаться в тени, хотя и является душой организации. Цель организации состоит в подготовке кадров, которые могли бы после переворота занять командные должности. Сам Корсиканец никаких связей с компартией не под­держивает»[53]Там же. С. 82—83.
.

Коротков Александр Михайлович

22.11.1909-27.06.1961. Генерал-майор (1956).

Родился в Москве. Вскоре после его рождения отец, работавший до революции служащим Русско-Азиатского банка, ушел из семьи, забрав старшего сына, и мать вос­питывала Александра и дочь одна.

После окончания 9 классов средней школы (1927) ра­ботал подручным у электромонтера. Свободное от работы время проводил на стадионе «Динамо» на Петровке. Там он и встретился с Вениамином Герсоном, бывшим секретарем Ф.Э.Дзержинского, обратившим внимание на незауряд­ные физические качества А. Короткова во время футболь­ного матча.

В октябре 1928 г. по личной рекомендации В. Л. Герсона принят на работу в Комендатуру АХУ ОГПУ монтером по лифтам и лифтером. Однако уже в декабре 1928 г. А. Корот­кое был переведен в ИНО ОГПУ, где работал делопроиз­водителем, а затем старшим делопроизводителем. С января 1930 г. он помощник оперуполномоченного, а затем оперуполномоченный 2-го, 7-го, а затем снова 2-го отделений ИНО ОГПУ.

Весной 1932 г. прошел краткосрочную оперативную и языковую подготовку. В 1933 г. направлен на нелегальную разведработу в Париж через Австрию и Швейцарию в со­ставе оперативной группы «Экспресс», возглавляемой Л. Л. Никольским (А. М. Орловым). Задачей группы была разработка Второго бюро (разведка) французского Гене­рального штаба, проведение вербовок в его важнейших подразделениях.

Выдавая себя за австрийца чешского происхождения Районецкого, А. М. Коротков поступил в Сорбонну на курс антропологии. Одновременно начал учебу в школе радио­инженеров. В университете пытался завербовать студента, работавшего фотографом во Втором бюро, однако этот кон­такт попал в поле зрения французской контрразведки. Что­бы избежать провала, А. М. Коротков был временно выве­ден в Германию, а оттуда в СССР. С 1935 г. он уполномо­ченный резерва отдела кадров, затем оперуполномоченный 7-го отделения ИНО ГУГБ НКВД СССР.

В апреле 1936 г. под именем Владимира Петровича Ко­ротких и прикрытием должности представителя Наркомтяжпрома при торгпредстве СССР в Германии направлен в долгосрочную командировку в Берлин. На месте принял на связь ряд ценных агентов.

В декабре 1937 г. А. М.Коротков получил задание вые­хать во Францию для нелегальной работы. Он должен был возглавить группу, созданную для ликвидации ряда преда­телей. В марте 1938 г. возглавляемая А. М. Коротковым груп­па ликвидировала предателя Г. Агабекова (Жулик), в июле того же года— секретаря международного объединения троцкистов Р. Клемента.

В конце 1939 г. выехал в загранкомандировку в Данию и Норвегию под прикрытием должности дипкурьера НКИД.

В июле 1940 г. А. М. Коротков был направлен на месяц в Германию под прикрытием работника по обслуживанию советских выставок в Кенигсберге и Лейпциге для восста­новления связи с особо ценными источниками, работа с которыми была законсервирована в 1936—1938 гг.

В конце августа 1940 г. А. М. Коротков вновь возвраща­ется в Берлин, на этот раз в качестве заместителя резидента легальной резидентуры под прикрытием должности третье­го секретаря полпредства СССР в Германии. Там он акти­визировал восстановленные связи, в частности с Вилли Леманом (Брайтенбах), установил личные контакты с ру­ководителями антифашистского подполья Харро Шульце-Бойзеном (Старшина), Адамом Кукхофом (Старик), Кур­том Шумахером (Тенор). От этих антифашистов резидентура получала наиболее ценную информацию о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.

В первые дни войны, когда здание советского полпред­ства в Берлине было блокировано гестапо, А. М. Коротков, рискуя жизнью, сумел несколько раз выехать в город для проведения встреч с агентурой, постановки задач и переда­чи радиостанции для связи с Центром и питания к радио­станции. Вскоре в числе интернированных сотрудников пол­предства СССР в Германии он вернулся в Москву.

С августа 1941 г. — заместитель начальника, а с октября 1941 г. — начальник 1-го отдела (разведка в Германии и на оккупированных ею территориях) 1-го управления НКВД-НКГБ СССР. Координировал операции по организации свя­зи с агентурой, руководил подготовкой агентов-нелегалов и их выводом на территорию противника.

В 1943—1944 гг. выезжал в Тегеран и дважды в Афганис­тан для выполнения специальных заданий по ликвидации германской агентуры в этих странах, действуя под фамили­ей полковника Михайлова.

С 20 октября 1945 г. по 19 января 1946 г. находился в Берлине в качестве резидента объединенной резидентуры внешней разведки в Германии и заместителя политическо­го советника при главноначальствующем СВАГ.

С мая 1946 г. А. М. Коротков — начальник управления «1-Б» (нелегальная разведка) и заместитель начальника ГТГУ МГБ СССР. С 29 июля 1947 г. он начальник 4-го управления (нелегальная разведка) КИ при СМ СССР, с 19 мая 1949 г. одновременно член КИ.

С 9 сентября 1950 г.— заместитель начальника Бюро № 1 МГБ СССР по разведке и диверсиям за границей. С ноября 1952 г.— заместитель начальника ПГУ МГБ СССР и начальник управления «С» (нелегальная разведка). С марта 1953 г. — заместитель начальника, с 28 мая 1953 г.— и.о. начальника ВГУ МВД СССР. С 17 июля 1953 г. — начальник отдела HP ВГУ.

С марта 1954 г. — и. о. начальника спецуправления (HP), врио заместителя начальника ПГУ. С 6 сентября 1955 г. — начальник спецуправления и заместитель начальника ПГУ КГБ при СМ СССР.

В ноябре 1956 г. А. М. Коротков был направлен в Венг­рию в качестве заместителя руководителя опергруппы КГБ И.А.Серова. Участвовал в оперативно-чекистских меро­приятиях по подавлению венгерского восстания, в задержа­нии активных повстанцев и изъятии оружия у населения, а также в захвате и выводе в Румынию бывшего премьер-министра Венгрии Имре Надя.

С 23 марта 1957 г.— уполномоченный КГБ по коор­динации и связи с МГБ и МВД ГДР, действовал под прикрытием должности советника посольства СССР в ГДР.

Награжден орденом Ленина, шестью орденами Красно­го Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами Красной Звезды, многими медалями, зна­ком «Почетный сотрудник органов госбезопасности», че­хословацким орденом «Боевой Крест 1939 г.», югославским орденом «Партизанская звезда» 1-й степени (1946), орде­ном ГДР «За заслуги перед Отечеством» в золоте (1958), государственными наградами Польши.

В середине июня 1961 г. А. М. Коротков был срочно выз­ван в Москву. 27 июня на теннисном корте московского комплекса «Динамо» во время игры с начальником ГРУ ГШ И. А. Серовым скончался от разрыва аорты.

Подобное положение дел вызвало обеспокоенность в Центре, поскольку Харнак нарушил главный прин­цип — разделение сети на изолированные друг от друга части, что резко снижало возможность полного провала. Но в связи с войной в Европе Москве ничего не оста­валось делать, как использовать сеть Корсиканца такой, какой она была. Ведь менее чем через неделю после восстановления контакта, 26 сентября 1940 года, Ко­роткое получил от Харнака первое сообщение, говоря­щее о начале военных приготовлений Германии к напа­дению на СССР:

«Офицер из Верховного командования (ОКВ) рас­сказал Тициенсу, что в начале следующего года Гер­мания начнет войну против Советского Союза. Предва­рительным шагом является военная оккупация Румы­нии, намеченная на ближайшее время. Целью войны является отторжение от Советского Союза его запад­ноевропейской части по линии Ленинград — Черное море и создание на этой, территории государства, це­ликом и полностью зависящего от Германии. Что каса­ется остальной части Советского Союза, то там должно быть создано дружественное Германии правитель­ство. На заседании комитета экономической войны возглавляющий этот комитет контр-адмирал Гросс сделал намеки, что генеральные операции против Ан­глии откладываются»[54]Там же. С. 84.
.

Но еще более важными стали поступающие от Хар­нака сообщения после того, как в декабре 1940 года он установил контакт с лейтенантом люфтваффе Харро Шульце-Бойзеном.

Харро Шульце-Бойзен родился 2 сентября 1909 года в городе Киль в аристократической семье потомствен­ного военного. Он был сыном капитана ВМС, внуча­тым племянником и крестником адмирала фон Тирпица, создателя военного флота Германии в Первую ми­ровую войну. Однако молодой Шульце-Бойзен не по­шел по военной стезе, а стал изучать право в универ­ситетах Фрайбурга и Берлина. Во время учебы он всту­пил в националистическую организацию «Орден моло­дых немцев», но вскоре вышел из нее и примкнул к коммунистам.

Будучи студентом юридического факультета, в нача­ле 30-х годов он поселяется в рабочем квартале Берлина и начинает издавать антинацистский журнал «Противник». В апреле 1933 года, после прихода к власти, наци­сты запретили журнал, а вскоре арестовали и самого Шульце-Бойзена. Он подвергся допросу в гестапо, во время которого под пытками погиб один из сотрудни­ков его редакции, после чего был заключен в концла­герь. Но арест Шульце-Бойзена был непродолжитель­ным, и вскоре он был освобожден — благодаря вмеша­тельству Геринга, который был близким другом семьи Шульце-Бойзен.

Жестокое обращение и все пережитое во время аре­ста только усилило ненависть Шульце-Бойзена к нациз­му. Но появившийся опыт научил его быть осторожным. Сделав вид, что принимает нацизм, Шульце-Бойзен по рекомендации самого Геринга поступил в Школу транспортной авиации в Варнемюнде, которую закон­чил с отличием как летчик-наблюдатель. После оконча­ния школы он был направлен в контрразведывательный отдел люфтваффе, где хорошее знание иностранных языков помогло сделать ему карьеру. В 1936 году он же­нился на Либертас Хаас-Хейе, внучке по материнской линии графа Ойленбург унд Хертефельд, близкого дру­га кайзера Вильгельма И. Почетным гостем на свадьбе был Геринг.

Но успешная карьера не отвлекала Шульце-Бойзена от последовательной борьбы с фашизмом. Он уста­новил связь с членами КПГ Вальтером Хуземанном, Вальтером Кюхенмейстером, Куртом и Элизабет Шу­махерами (Тенор и Ида), Одой Шотмюллер и другими коммунистами, впоследствии вошедшими в его под­польную организацию. А в 1937 году во время граждан­ской войны в Испании он анонимно передал в советс­кое посольство в Берлине сведения о тайных приго­товлениях испанских и немецких фашистов к военному мятежу в Барселоне.

Хотя Харнак был знаком с Шульце-Бойзеном с 1935 года, он привлек его к работе на советскую развед­ку только в декабре 1940 года. К тому времени организа­ция Шульце-Бойзена насчитывала около 20 человек, объединенных намерением свергнуть Гитлера. В их число входили такие высокопоставленные военные, как, на­пример, начальник контрразведки в министерстве авиа­ции полковник Эрвин Гертц и офицер связи при Герин­ге майор Грегор, отвечающий за контакты с министер­ством иностранных дел. Весьма важным источником Шульце-Бойзена был личный адъютант командующего немецкими войсками на Балканах фельдмаршала фон Листа, известный под псевдонимом Швед.

Военная информация, поступающая от Старшины (такой псевдоним был дан Шульце-Бойзену), была очень важной. Вот только некоторые донесения, полученные от него в январе — марте 1941 года:

«В штабе авиации Германии дано распоряжение на­чать в широком масштабе разведывательные полеты над советской территорией с целью фотосъемки всей погра­ничной полосы. В сферу разведывательных полетов вклю­чается и Ленинград».

«Позиции Геринга все больше и больше склоняются к заключению соглашения с Америкой и Англией. Ге­ринг дал распоряжение о переводе «русского реферата» министерства авиации в так называемую активную часть штаба авиации, разрабатывающую и подготовляющую военные операции».

«Операции германской авиации по аэрофотосъемке советских территорий идут полным ходом. Немецкие са­молеты действуют с аэродромов в Бухаресте, Кенигсбер­ге и из Северной Норвегии — Киркенес. Съемки произ­водятся с высоты 6000 метров. В частности, немцами зас­нят Кронштадт».

«Геринг является главной движущей силой в разра­ботке и подготовке действий против Советского Союза».

«Германский Генеральный штаб авиации ведет ин­тенсивную подготовку против СССР. Составляются пла­ны бомбардировки важнейших объектов. Разработан, план бомбардировки Ленинграда, Выборга, Киева. В штаб авиации регулярно поступают фотоснимки городов и промышленных объектов. Германский авиационный ат­таше в Москве выясняет расположение советских элект­ростанций, лично объезжая на машине районы располо­жения электростанций»[55]Воскресенская 3. Указ. соч. С. 18—31.
. .

Понимая всю важность поступаемой от Щульце-Бойзена информации, Центр 15 марта 1941 года приказал Короткову установить прямой контакт со Старшиной и поощрить его к созданию самостоятельной агентурной сети. После выполнения распоряжения Центра и осво­бождения Харнака от роли промежуточного связующего звена работа обоих источников стала более продуктив­ной. Именно это позволило советской разведке через Харнака установить контакт с Адамом Кукхофом, полу­чившим псевдоним Старик.

Адам Кукхоф родился 30 августа 1887 года в Аахене и был единственным сыном известного рейнского фабри­канта. Учась в университете, он изучал политэкономию, германистику и философию, а в 1912 году в университе­те в Галле за работу «Шиллеровская теория трагическо­го» получил ученую степень доктора философии. По­зднее, стремясь сделать более доступными для трудя­щихся творения великих драматургов, он основал Фран­кфуртский художественный театр. В 1928—1929 годах был редактором газеты «Ди тат», в которой часто предостав­лял место журналисту-коммунисту Йону Зигу. После прихода к власти Гитлера Кукхоф возглавил антифаши­стский кружок, в состав которого входили представите­ли творческой интеллигенции. Всего группа Кукхофа на­считывала около 20 человек. Кроме того, он поддержи­вал контакты с известным социал-демократом Адоль­фом Гримме (Новый), Карлом Герделером (Голова), бывшим мэром Лейпцига, возглавлявшим тайную соци­ал-демократическую оппозицию Гитлеру (в 1944 году был казнен за участие в заговоре против фюрера), графом Вольфом фон Хельдорфом, шефом берлинской поли­ции, собиравшим компрометирую ще материалы на на­цистское руководство, видным профсоюзным деятелем Вильгельмом Лейшнером и другими оппозиционерами.

19 апреля 1941 года состоялась встреча Короткова с Кукхофом, на которой тот согласился сотрудничать с советской разведкой и снабжать ее информацией. Через Кукхофа Москва также планировала внедриться в анти­гитлеровскую оппозицию в Германии. После передачи в Центр досье, собранных Хельдорфом, Кукхофу было дано задание установить прочные связи с антигитлеровс­кими группами Герделера и Лейшнера, используя в ка­честве связника Адольфа Гримме. К сожалению, эти пла­ны не были претворены в жизнь из-за начавшейся вой­ны.

Таким образом, к весне 1941 года берлинская сеть советской разведки, получившая впоследствии название «Красная капелла», состояла из трех независимых друг от друга групп Харнака (Корсиканца), Шульце-Бойзена (Старшины) и Кукхофа (Старика), которые объединяли 28 отдельных групп. Независимо от них действовали не­легальная резидентура военной разведки «Альта» во гла­ве с Ильзой Штебе, курирующая дипломата фон Шелию и еще шесть источников в министерстве иностранных дел Германии, и агент ЙНО НКВД в гестапо Вилли Леман (Брайтенбах), связь с которым поддерживал со­трудник легальной резидентуры ИНО в Берлине Борис Журавлев (Николай).

Журавлев Борис Николаевич

Род. 1915 г. Полковник.

Окончил МВТУ им. Баумана. В течение года работал на Московском электрозаводе, после чего был направлен на работу в органы НКВД. Окончил ШОН.

С 1938 г — в ИНО НКВД. В 1939-1941 гг. - сотрудник резидентуры внешней разведки в Германии, действовал под прикрытием должности заведующего консульским отделом, а затем представителя Всесоюзного общества культурных связей с заграницей в дипломатическом ранге атташе. Имел на связи ряд агентов в Берлине, в том числе Брайтенбаха (В.Леман) и двух агентов в Гамбурге и Данциге, куда выезжал нелегально.

Во время войны — старший уполномоченный в отделе, занимавшемся Германией и ее союзниками.

В 1949—1951 гг. — первый секретарь советского посоль­ства в Венгрии. В 1954—1957 гг. — первый секретарь посоль­ства СССР в Нидерландах.

Поступающая от них в Москву информация все боль­ше убеждала руководство советской разведки в том, что Германия в недалеком будущем начнет агрессию против Советского Союза. Поэтому 10 апреля 1941 года резиден­ту НКВД в Берлине Амаяку Кобулову (Захар) была, послана шифротелеграмма, в которой, в частности, го­ворилось:

«По вопросам авиации озадачить Старшину, через Шведа выяснить дислокацию немецких частей в Румы­нии, через Испанца получить сведения о личном составе ВВС. Корсиканцу поручить собрать сведения о положе­нии в военно-химической промышленности, используя в этих целях Турка, добыть военно-технические новинки с помощью Грека. О состоянии военно-морского флота получить сведения через Итальянца. Ориентировать Брай­тенбаха на выявление дислокации германских военных частей и строительство укреплений на границе, прилега­ющей к СССР. Использовать Франкфурта по вопросам состояния военной промышленности и положения воен­но-морского флота»[56]Леонидов В. Секреты Третьего рейха в руках Корси­канца и Старшины //Новости разведки и контрразведки. 1996. № 9.
.

Кобулов Амаяк Захарович

1906 — 26.02.1955. Генерал-лейтенант (1945).

Родился в Тифлисе в семье портного. Брат Б. 3. Кобулова. Окончил 5 классов Тифлисской торговой школы.

В апреле — октябре 1921 г. — красноармеец 237-го, за­тем 250-го этапного батальона участка ст. Акстафа.

С мая 1922 г. — безработный в Тифлисе. С август 1923 г. — секретарь нарсуда Ахалцихского района. С января

1924 г.— кассир-счетовод Боржомского РИК. С февраля

1925  г.— слушатель курсов кооперации. С июня 1925 г. — бухгалтер-инструктор рабочего кооператива, а с июня

1926  г.— счетовод-статистик стеклозавода в Боржоми. С июля 1927 г. — бухгалтер завода им. 26 бакинских комисса­ров в Тифлисе.

С октября 1927 г.— счетовод, с октября 1928 г.— по­мощник бухгалтера, с марта 1929 г. — врид бухгалтера Фин­отдела ПП ОГПУ ЗСФСР и ГПУ Грузии. С августа 1929 г. - уполномоченный, старший уполномоченный, оперуполно­моченный 1-го отделения ЭКО ПП ОГПУ ЗСФСР.

С июля 1934 г. — оперуполномоченный, с декабря 1934 г. — начальник 1-го отделения ЭКО УГБ НКВД ЗСФСР и ГССР. С июля 1935 г. — начальник 4-го отделения СПО, с января 1937 г. — 3-го отделения 4-го отдела (СПО), с марта 1937 г. — 2-го отделения 1-го отдела УГБ НКВД ГССР.

С августа 1937 г. — начальник Ахалцихского РО НКВД ГССР, а в мае — декабре 1938 г. — Гагринского РО НКВД ГССР. Одновременно с ноября 1938 г. — начальник УНКВД, затем врид наркома ВД Абхазской АССР.

С декабря 1938 г. — первый зам и врид НКВД УССР.

С августа 1939 г. — легальный резидент НКВД СССР в Берлине под прикрытием секретаря, а затем первого советника полпредства СССР в Германии (Захар).

С июля 1941 г. — нарком ГБ, а с августа 1941 г.— ВД Узбекской ССР.

С января 1945 г. — начальник оперотдела, а с февраля 1945 г. — начальник 3-го управления, одновременно — пер­вый замначальника ГУПВИ НКВД-МВД СССР. С октября 1945 г. (по совместительству) — замначальника отдела «С» НКВД СССР. С апреля 1950 г. — замначальника и началь­ник оперуправления, с ноября 1950 г. — первый зам и и. о. начальника ГУПВИ МВД СССР. С июня 1951 г. — началь­ник УПВИ, первый замначальника Гулага МВД СССР.

С мая 1953 г. — замначальника Контрольной инспекции при МВД СССР.

Член ВКП(б) с мая 1932 г. (в РКСМ с 1923 г.).

Награжден четырьмя орденами Красного Знамени (1940, 1943, 1944, 1944), орденами Кутузова 2-й степени (1945), Трудового Красного Знамени (1942), Красной Звез­ды (1944), медалями, знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» (1937) и «Заслуженный работник МВД» (1948).

А. 3. Кобулов 27 июня 1953 г. был арестован в ГДР и доставлен в Москву. В сентябре 1954 г. исключен из КПСС. 1 октября 1954 г. осужден ВК ВС СССР к высшей мере наказания и 26 февраля 1955 г. расстрелян.

В Москве для обработки поступающей информации согласно личному указанию И. Сталина наркому госбе­зопасности Всеволоду Меркулову и начальнику разведки Павлу Фитину, данному 17 июня 1941 года, была созда­на специальная информационная группа. В группу входи­ли Павел Журавлев, которого потом сменил Михаил Аллахвердов, и Зоя Рыбкина. Ими была проделана ог­ромная работа по сравнительному анализу сведений и перепроверке надежности информационных источников.

Аллахвердов Михаил Андреевич

14.11.1900 — 30.12.1968. Генерал-майор (1945).

Армянин. Родился в г. Шуша (Нагорный Карабах) в семье торговца лесом. Учился в гимназии в Андижане.

В 1918 г. вступил добровольцем в Красную Армию. В составе 3-го Туркестанского стрелкового полка участвовал в боях с басмачами. Затем слушатель педагогических кур­сов, учитель гимнастики и конторщик.

С конца 1919 г. - в органах ВЧК. С 1920 г. - член РКП(б). Секретарь военкома отряда особого назначения при Осо­бом отделе (Ош, Фергана).

С июня 1921 г. М. А. Аллахвердов — заместитель началь­ника ОО Памирской военно-политической экспедиции, за­дачей которой было установление советской власти на Памире. В январе 1923 г. как хорошо зарекомендовавший себя сотрудник местных органов госбезопасности, имеющий опыт практической работы в Средней Азии, переведен на работу в Восточный отдел ОГПУ в Москве. Владел армянс­ким, узбекским, персидским, французским, английским языками.

По окончании в 1925 г. заочного отделения восточного факультета Военной академии РККА (с конца 1925 г. — им. Фрунзе) направлен на разведывательную работу в Иран (под дипломатическим прикрытием — секретарь консуль­ства в Керманшахе). В 1928 г. М. А. Аллахвердов становится резидентом ИНО в Иране. В этом качестве он ведет боль­шую работу по проникновению в ряды антисоветской эмиграции и действовавших с территории Ирана против СССР турецкой, германской, японской и польской разве: док, приобретает ценную агентуру в иранских правящих кругах.

В 1930 г. возвращается в СССР, работает в центральном аппарате ИНО ОГПУ.

После прихода Гитлера к власти в условиях резко обо­стрившейся, международной обстановки в 1933—1934 гг. М. А. Аллахвердов — нелегальный резидент в Австрии (Вена), Швейцарии (Цюрих) и Франции (Париж). В 1934— 1936 гг. он легальный резидент в Афганистане; в 1936— 1938 гг. — легальный резидент в Турции. Находясь в этих странах, он проделал большую работу по пресечению под­рывной работы антисоветской эмиграции и иностранных разведок против СССР.

С 1938 г.— в центральном аппарате, затем в немецком отделении 5-го отдела.

В феврале — марте 1941 г. М. А. Аллахвердов выезжает в Белград, где участвует в подготовке и осуществлении пере­ворота против прогермански настроенного правительства Югославии. С апреля 1941 г. он начальник информационно­го отделения 1-го (немецкого) отдела 1-го управления НКГБ СССР.

С началом Великой Отечественной войны М. А. Аллах­вердов под оперативным псевдонимом Заман вновь стано­вится легальным резидентом в Афганистане. Под его руко­водством была раскрыта сеть германской агентуры и в тес­ном взаимодействии с британской разведкой парализована деятельность германских и японских спецслужб в этом ре­гионе.

По возвращении в Москву в декабре 1943 г. М. А. Аллахвердов стал первым начальником вновь созданного инфор­мационного отдела 1-го управления НКГБ СССР.

В 1945 г. выезжал в Швейцарию для выполнения специ­ального задания.

С ноября 1947 г. по 1955 г. — заместитель начальника по учебной и научной части Высшей разведывательной школы КИ при СМ СССР, МГБ СССР, МВД СССР, КГБ при СМ СССР.

В 1955 г. уволен в отставку по выслуге лет.

Скончался в Москве. Награжден орденами Ленина, Красного Знамени, «Знак Почета», Отечественной войны 1-й степени, многими медалями, знаком «Почетный со­трудник госбезопасности».

Полученная сводка, имевшая название «Календарь сообщений Корсиканца и Старшины», представляла со­бой десять страниц убористого машинописного текста, где были перечислены даты получения Корсиканцем и Старшиной наиболее важной информации, указаны лица, от которых она поступала, и дано ее краткое содержание. К сожалению, советское руководство не полностью использовало поступающую по каналам раз­ведки информацию. Возможно, немалую роль сыграли в этом акции по дезинформации, которые активно ве­лись немцами и в которых участвовали лично Гитлер, Геринг и Геббельс. Так, через подставленного гестапо резиденту НКВД в Берлине Амаяку Кобулову (Захар) агента Ореста Берлинкса (Лицеист), которого контро­лировал лично Риббентроп, в Москву была подброше­на дезинформация относительно концентрации немец­ких войск у границы СССР. Согласно ей войска сосре­доточиваются на Востоке, чтобы нанести внезапный и решительный удар по Великобритании. «Мы во время мировой войны умели путем колоссальных перебросок войск замаскировать действительные намерения немец­кого командования». Именно такое официальное объяс­нение, по словам Лицеиста, он получил 4 марта 1941 года от полковника Блау из ОКВ.

Попадались на дезинформацию и Харнак с Шульце-Бойзеном. В апреле 1941 года Корсиканец сообщил Короткову, «что на одном из совещаний ответственных должностных лиц из министерства экономики предста­витель отдела печати Кролл заявил следующее:-«СССР будет предложено присоединиться к державам оси Бер­лин— Рим и напасть на Англию. В качестве гарантии будет оккупирована Украина и, возможно, Балтийские государства тоже»[57]Ц а р е в О., Костелло Д. Указ. соч. С. 93.
.

А в мае 1941 года было получено сообщение от Стар­шины, подтверждавшее предположение Москвы, что на­падению Германии будет предшествовать некий ульти­матум:

«Вначале Германия предъявит Советскому Союзу уль­тиматум с требованием более широкого экспорта в Гер­манию и отказа от коммунистической пропаганды. В ка­честве гарантии удовлетворения этих требований в про­мышленные и хозяйственные центры и предприятия Ук­раины должны быть посланы немецкие комиссары, а некоторые украинские области должны быть оккупиро­ваны немецкой армией. Представлению этого ультимату­ма будет предшествовать «война нервов» в целях демора­лизации Советского Союза»[58]Там же. С. 93-94.
.

16 июня Короткое передал в Москву донесение Стар­шины о том, что люфтваффе получила боевой приказ. Сообщение заканчивалось следующими словами: «Все германские военные мероприятия по подготовке воору­женного нападения на Советский Союз полностью за­кончены, и удара можно ожидать в любое время». Руко­водство НКВД немедленно передало сообщение И. Ста­лину. Но тот наложил на донесение следующую резолю­цию: «Товарищу Меркулову. Можете послать свой источ­ник из военно-воздушных сил Германии к... матери. Это не источник, а дезинформатор. И. Сталин»[59]Там же. С. 90.
.

На следующий день, 17 июня, Сталин вызвал к себе наркома госбезопасности Меркулова и начальника внеш­ней разведки Фитина! По словам Фитина, встреча про­исходила следующим образом:

«В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: «Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его про­читал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возмож­ности для получения столь секретных сведений». Я под­робно рассказал об источниках информации. Сталин хо­дил по кабинету и задавал различные уточняющие воп­росы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку и что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: «Вот что, начальник разведки. Нет нем­цев, кроме Вильгельма Пика, которым можно верить. Ясно?» Я ответил: «Ясно, товарищ Сталин». Далее он сказал нам: «Идите, все уточните, еще раз перепроверь­те эти сведения и доложите мне»[60]Байдаков А. По данным разведки... // Правда. 1989. 8 мая.
. Разумеется, фраза Сталина о Вильгельме Пике не означает, что тот имел сведения, отличные от получае­мых советской разведкой. Просто этим Сталин отметил, что информаторы ИНО были не коммунистами, а чле­нами НСДАП, офицерами вермахта, и поэтому их све­дения могут быть дезинформацией.

Так почему же Сталин до последней минуты не ве­рил во внезапное немецкое нападение которое должно вот-вот начаться и о котором ему докладывали как ИНО НКВД, так и Разведупр РККА, направившие с июля 1940 по июнь 1941 года в общей сложности около 120 со­общений о военных приготовлениях Германии? Здесь, как нам кажется, надо учесть следующие факторы.

В июне 1932 года-канцлер Франц фон Папен вел тайные переговоры с Францией о возможности тайного соглашения между Германией, Францией и Польшей против СССР. Советская разведка получила сведения о ходе переговоров от агента в окружении известного пред­принимателя Флик-Штегера, известного своими близ­кими связями с фон Папеном, и 24 июня 1932 года до­ложила Сталину следующее:

«За уступки Германии Польшу обещают вознаградить в широкой мере в сторону Советской Украины.

Если вообще начнется крестовый поход против СССР, то он начнется как раз по направлению Украи­ны... Как сказал Флик-Штегер, Англия, видимо, внача­ле останется доброжелательным наблюдателем в случае союза Франции, Германии и Польши против Советско­го Союза, но если эти страны пойдут походом на Украи­ну, Англия постарается захватить Кавказ и под видом освобождения Грузии овладеть нефтеисточниками Кав­каза. В этом отношении в Лондоне продолжается обра­ботка грузинских и других кавказских эмигрантов, а Детердинг приобрел старые акции кавказских нефтяных полей и предприятий»[61]Нежников Ю. Кремль боялся провокации и не верил разведке //Литературная газета. 1995. N° 25.
.

Следующее сообщение разведки датировано 1 июля 1932 года:

«Рейхсканцлер фон Папен ведет в Лозанне тайные переговоры, конечная цель которых объединить евро­пейские страны и Англию для похода против СССР с целью свержения советской власти. Хотя сейчас и неза­метно непосредственной опасности нападения на СССР, но, как утверждает информатор, война против СССР не заставит себя долго ждать»[62]Там же.
.

Как известно, из этой затеи ничего не вышло, но подозрительный Сталин вынес для себя предметный урок: Англия никогда не откажется от идеи уничтожения СССР.

Следующий фактор, влиявший на ход рассуждений Сталина, возможно, исходит из спецсообщения советс­кой разведки от 17 февраля 1937 года о переговорах пре­зидента США Франклина Рузвельта со специальным представителем правительства Англии Рэнсименом:

«Содержание главной части переговоров было посвя­щено вопросу о нейтралитете США, ибо Лондон ждет войны не позднее 1938 года, и если получение военных материалов из США не представляется возможным, то необходимо начать постройку больших заводов в Анг­лии, Франции и Чехословакии... Рузвельт заявил Рэнсимену, что Америка прилагает усилия к тому, чтобы как можно дольше сохранять нейтралитет. Если произойдет вооруженный конфликт между демократией и фашиз­мом, Америка выполнит свой долг. Если же вопрос будет стоять о войне, которую вызовет Германия или СССР, то она будет придерживаться другой позиции и по на­стоянию Рузвельта Америка сохранит свой нейтралитет. Если СССР окажется под угрозой германских чисто им­периалистических, т. е. территориальных, устремлений, тогда должны будут вмешаться европейские страны и Америка станет на их сторону...»[63]Там же.
.

В свете этих фактов Сталин имел право опасаться как немецкой, так и английской провокации, причем после­дней особенно, так как находящаяся в состоянии войны Англия испытывала тяжелые экономические и военные трудности и была бы не прочь переложить их на СССР. А вот предупреждение о предстоящем немецком ультима­туме, связанном с оккупацией Украины, наоборот, име­ло под собой давнюю историческую почву и не казалось странным. Поэтому сходящиеся в кабинете Сталина со­общения разведки, контрразведки и Народного комис­сариата иностранных дел подталкивали его к следующе­му видению ситуации;

если Советский Союз спровоцирует войну, то США останутся нейтральны;

если США останутся нейтральны, то Англия начнет переговоры о заключении сепаратного мира на услови­ях, которые привез Гесс 10 мая 1941 года;

Англия всегда подталкивала Германию к войне с Советским Союзом, а сейчас эта война для нее жизнен­ная необходимость;

Германия завершила развертывание огромной армии у границ СССР;

Германия имеет намерение предъявить СССР тяже­лый ультиматум с целью втянуть Советский Союз в вой­ну на своей стороне, выполнение которого невозможно. Значит, война вполне возможна, но только после предъявления ультиматума и заключения сепаратного мира между Германией и Англией.

Последнее предположение должно было казаться Ста­лину наиболее важным. И дело даже не в том, что Герма­ния никогда не выигрывала войны, которые вела на два фронта. Просто ведение войны требовало создания необ­ходимого запаса материальных ресурсов, в том числе боеприпасов и другого воинского снаряжения. А на лето 1939 года по данным советской разведки в Германии было запасено (если считать за 100 % четыре месяца боевых действий):

снарядов для танковых орудий — 5 %; мин для тяжелых минометов — 10 %; мин для легких минометов — 12 %; снарядов для горных орудий — 15 %; патронов — 36 %;

снарядов для тяжелых полевых гаубиц — 50 %. В период с лета 1939 по лето 1941 года немецкая/ армия вела активные боевые действия, и германская промышленность, так и не переведенная на военные рельсы, просто не могла восполнить все потери. Кроме того, материальное оснащение немецкой армии не было готово к войне в условиях российских просторов и мо­розов. Поэтому Сталин мог считать внезапное нападе­ние немецкой армии на СССР летом 1941 года невоз­можным.

Однако Сталиным явно не учитывалась немецкая те­ория молниеносной войны (блицкрига), которая полу­чила практическое подтверждение в ходе захвата Польши, Франции, Греции, Норвегии, Югославии. Раз­рабатывая план нападения на СССР, стратеги из немец­кого Генерального штаба рассчитывали разгромить Крас­ную Армию у границ и за шесть недель закончить вос­точную кампанию. А для ведения блицкрига немецкой армии по замыслам ее генералов не требовался большой запас боеприпасов и воинского снаряжения, в том числе бензина, зимнего обмундирования и не замерзающей на морозе оружейной смазки.

Таким образом, недооценка Сталиным-немецкой во­енной мощи, его подозрительность и недоверие к ин­формации, поступающей по каналам разведки, пере­оценка своего понимания политической ситуации в мире привели к катастрофическим последствиям.

Между тем в Центре были составлены планы на случай возможного внезапного нападения Германии на СССР. Согласно им, в случае начала войны Харнак должен был осуществлять прямую радиосвязь с Моск­вой, являясь одновременно нелегальным резидентом и радистом. Но Харнак, согласившись заниматься сбо­ром информации, отказался отвечать за ведение ра­диопередач. Поэтому организация радиосвязи была воз­ложена на Шульце-Бойзена. В апреле и мае 1941 года из Москвы в Берлин дипломатической почтой были доставлены два радиопередатчика — один маломощ­ный, с батарейным питанием, а другой более мощ­ный, с питанием от сети. Вместе со вторым радиопере­датчиком в берлинскую резидентуру были направлены шифр и описание способа кодирования радиограмм. После этого в период с 12 по 16 июня Коротков пере­дал передатчики и шифр связной Шульце-Бойзена Элизабет Шумахер (Ида).

22 июня 1941 года посол СССР в Берлине Владимир Деканозов был вызван в министерство иностранных дел Германии, где ему было объявлено о начале войны. Пос­ле этого сотрудники советского посольства и торгпред­ства были лишены права перемещения по городу и были обязаны безотлучно находиться в здании полпредства. Исключение составлял лишь первый секретарь полпред­ства Валентин Бережков, которому Деканозов по согла­сованию с протокольным отделом германского МИД поручил поддерживать связь с ведомством Риббентропа. В поездках на Вильгельмштрассе его сопровождал началь­ник охраны советского посольства гауптштурмфюрер СС Хейнеман.

Такое положение не оставляло ни единого шанса Короткову выйти в город и встретиться со связником Харнака и Шульце-Бойзена. Тогда на совещании с учас­тием посла Деканозова, резидента ИНО Кобулова, Ко­роткова, Бережкова и военного атташе генерала Тупико­ва было решено попробовать найти подход к Хейнеману. Операция, блестяще проведенная Бережковым, удалась. Хейнеман, пожилой, уравновешенный, далеко не фана­тичный эсэсовец, не отказался отужинать с Бережковым в посольстве, согласился взять предложенные ему 1000 марок и благосклонно отнесся к просьбе помочь молодому сотруднику посольства попрощаться с полю­бившей его немкой. Таким образом, Короткову удалось 24 июня выехать в Берлин, передать Элизабет Шумахер 20 тыс. марок, новое расписание радиосвязи и новые шифры.

Но радисту Шульце-Бойзена Гансу Коппи (псевдо­ним Кляйн, позывной радиопередатчика D6) не удалось наладить связь с Москвой, так как передатчики слома­лись, а возможности починить их не было. В ИНО НКВД, прождав напрасно более трех месяцев сообщений от Старшины, обратились за помощью в восстановлении связи к Разведупру РККА. В результате 11 сентября 1941 года в Москве были подписаны приказы об уста­новлении сотрудничества между НКВД и Разведупром, а нелегальному резиденту военной разведки в Бельгии Анатолию Гуревичу (Кент) было приказано выехать в Германию. 11 октября 1941 года ему была послана ра­диограмма, подписанная начальником Разведупра Алек­сеем Панфиловым и комиссаром Иваном Ильичевым и завизированная начальником ИНО НКВД Павлом Фитиным:

«Во время Вашей уже запланированной поездки в Берлин зайдите к Адаму Кукхофу или его жене по адре­су: Вильгельмштрассе, дом 18, телефон 83-62-61, вторая лестница слева, на верхнем этаже, и сообщите, что Вас направил друг Арвида. Напомните Кукхофу о книге, ко­торую он подарил Эрдбергу незадолго до войны, и о его пьесе «Тиль Уленшпигель». Предложите Кукхофу устро­ить Вам встречу с Арвидом и Харро, а если это окажется невозможным, спросите Кукхофа:

1.  Когда начнется связь и что случилось?

2.   Где и в каком положении все друзья, — в частно­сти, известные Арвиду: Итальянец, Штральман, Леон, Каро и другие?

3.    Получите подробную информацию для передачи Эрдбергу.

4.   Предложите направить человека для личного кон­такта в Стамбул или того, кто сможет лично установить контакт с торгпредством в Стокгольме в [советском] консульстве.

5.   Подготовьте конспиративную квартиру для приема людей.

В случае отсутствия Кукхофа пойдите к жене Харро Либертас Шульце-Бойзен, по адресу Альтенбургеналлее, 19, телефон 99-58-47. Сообщите, что Вы пришли от человека, с которым ее познакомила Элизабет в Маркварте. Задание то же, что и для встречи с Кукхофом»[64]Царев О., Костелло Д. Указ. соч. С. 461—462.
.

Приказ Гуревичу наладить связь с берлинской аген­турой НКВД совпал во времени с полученным им от Разведупра указанием выяснить, почему перестали по­ступать сообщения от радиста Ильзы Штебе Курта Шульце (Берг). Достав необходимые документы, Гуревич вые­хал из Брюсселя и прибыл в Берлин 26 октября 1941 года. За те две недели, что он находился в столице Германии, ему удалось установить контакт с Шульце, а через Ли­бертас встретиться с Шульце-Бойзеном.

В результате он выяснил, что Коппи (Кляйн) и Шульце (Берг) работают вместе — их свел общий знако­мый коммунист Вальтер Хуземанн. Совместными усили­ями они пытались починить испортившиеся передатчики сети Старшины, а когда это не удалось сделать, безус­пешно старались установить связь с Москвой через пере­датчик Шульце, пока тот тоже не сломался. Оказать тех­ническую помощь радистам Гуревич не смог. Поэтому он передал Шульце новые шифры и взял полученные Стар­шиной и Корсиканцем в последнее время разведданные, с тем чтобы передать их через свой радиопередатчик. Таким образом, Гуревич, находясь в сложных условиях, блестяще выполнил важнейшее задание Центра. Каза­лось, что с этого времени перед советской разведкой открылась блестящая перспектива получения ценной ин­формации непосредственно из Берлина. Но на самом деле принятое Москвой решение оказалось роковым для берлинских подпольных групп.

Вернувшись в Брюссель, Гуревич в серии радио­грамм, посланных 21, 23, 25, 26, 27 и 28 ноября 1941 года, доложил о выполнении задания и передал разведывательные сведения, полученные им от Старши­ны и Корсиканца. Эти сообщения имели исключитель­ную важность. Например, следующее сообщение Стар­шины:

«Запасов горючего, имеющихся сейчас у немецкой армии, хватит только до февраля или марта будущего года. Те, кто отвечает за снабжение немецкой армии горючим, озабочены положением, которое может возникнуть в свя­зи с этим после февраля — марта 1942 года, прежде чем немецкое наступление достигнет Кавказа, и прежде всего Майкопа, взять который предполагается в первую оче­редь. Немецкая авиация понесла серьезные потери и сей­час насчитывает только 2500 пригодных к использованию самолетов. Вера в быструю победу Германии испарилась. Эта потеря уверенности в наибольшей степени затронула высший состав офицерского корпуса»[65]Там же. С. 463.
.

Но передача сообщений берлинских резидентур НКВД в дополнение к собственной информации потре­бовала от радистов резидентуры Гуревича слишком часто выходить в эфир. Они были так перегружены, что в последнюю неделю своей работы передавали более пяти часов в день, что делало их легкой добычей для немецких пеленгаторов. Кроме того, радисты не всегда успева­ли уничтожать зашифрованные тексты.

Между тем немецкая контрразведка, обеспокоенная активностью нелегальных передатчиков в Бельгии, Франции и Берлине, усилила свою деятельность. В ре­зультате 13 декабря 1941 года подразделение зондеркоманды «Красная капелла» под началом штурмбаннфюрера СС Фридриха Панцингера совершило налет на конспиративную квартиру резидентуры Кента в Брюс­селе на улице Артебатов, 101, и арестовало радиста Михаила Макарова (Хеймниц), шифровалыцицу Софи Познанску (Ферунден), радиста-стажера Давида Ками (Деми) из парижской резидентуры Разведупра, которой руководил Леопольд Треппер (Отто), и хозяйку конс­пиративной квартиры Риту Арну (Джульетта). Таким об­разом, нелегальная резидентура военной разведки в Бельгии, которой руководил Гуревич, была разгромле­на, а он сам, чудом избежав ареста, скрылся на юге Франции, в Марселе.

Но что самое страшное, гестапо захватило шифро­ванные тексты передававшихся сообщений, которые ра­дисты не успели уничтожить. Теперь немцам требовалось только время и упорство, чтобы расшифровать сообще­ния передатчика Гуревича и выяснить имена и адреса берлинских подпольщиков, содержавшиеся в радиограм­ме от 11 октября 1941 года.

Тем временем руководство внешней разведки искало другие пути для установления связи с берлинскими груп­пами. В апреле 1942 года агент стокгольмской резидентуры ИНО Адам выехал в Берлин и установил контакт с Шуль­це-— радистом Штебе Шульце. Во время встречи с Ада­мом Шульце сообщил, что радиостанции не работают по причине их неисправности и отсутствия батарей питания. Вернувшись в Стокгольм, Адам доложил о результатах поездки резиденту Борису Рыбкину (Кин), который не­медленно информировал Москву. Тогда в Центре было принято решение о заброске в Германию агентов-пара­шютистов с рациями, которым предстояло выйти на связь с группой Старшины и наладить радиопередачи.

5 августа 1942 года в тылу немецко-фашистских войск в районе Брянска были сброшены с парашютами два агента: Альберт Хесслер (Франц), старый член КПГ и боец испанских интербригад, прошедший обучение в разведшколе НКВД, и Роберт Барт (Бек), коммунист, попавший в плен в начале войны и согласившийся со­трудничать с советской разведкой. Оказавшись в Герма­нии, они должны были раздельно направиться в Бер­лин, где Хесслеру предстояло вступить в контакт с ради­стом резидентуры Разведупра «Альта» Шульце или чле­нами сети Старшины Шумахерами, а Барту — устано­вить связь с агентом ИНО НКВД в гестапо Вилли Нема­ном (Брайтенбах). Прибыв в Берлин, Хесслер установил контакт с Шумахерами, а через них — с радистом Стар­шины Коппи. Они вместе принялись приводить в дей­ствие радиопередатчики, не подозревая, что гестапо уже вышло на их след.

Между тем кропотливая многомесячная работа геста­по по расшифровке перехваченных радиосообщений и захваченных при аресте радистов Гуревича шифрограмм в августе 1942 года увенчалась успехом. В результате были установлены личности и адреса Харнака, Шульце-Бой­зена и радиста Штебе Шульце, за которыми было уста­новлено постоянное наблюдение.

В конце августа член группы Шульце-Бойзена Хорст Хальнеманн, имевший связи в шифровальном отделе ОКВ, узнал о том, что гестапо подобрало ключи к ра­диопередачам советских подпольных агентов. Он попы­тался предупредить Старшину, но было уже поздно. Сре­ди подпольщиков начались аресты. 31 августа 1942 года был арестован X. Шульце-Бойзен, 3 сентября арестован А. Харнак и жена Шульце-Бойзена Либертас, 12 сентяб­ря арестована И. Штебе. Вслед за ними были арестован А. Кукхоф, В. Леман, а также другие члены групп Кор­сиканца, Старшины и Старика. Более того, воспользо­вавшись тем, что в Центре не смогли понять сигнал Барта и Хесслера о работе под контролем, немецкая контрразведка начала сложную радиоигру «функшпиль» с Москвой.

8 октября 1942 года гестапо якобы от имени «Альты» послало в Москву сообщение с просьбой выслать деньги и новые инструкции для ее агента в министерстве инос­транных дел, чтобы активизировать его деятельность, ставшую в последнее время несколько пассивной. В Разведупре приняли это сообщение за чистую монету. По­этому в середине октября агент Разведупра Генрих Кенен (Генри) был сброшен с парашютом в Восточной Пруссии. Он должен был под видом направляющегося в краткосрочный отпуск солдата-фронтовика прибыть в Берлин и установить контакт со Штебе и фон Шелией. В качестве вещественного пароля к Арийцу у него была расписка последнего на полученные в 1938 году 6500 дол­ларов.

Но по приезде в Берлин Кенен сразу же попал в руки гестапо, сотрудники которого обнаружили у него передатчик, деньги и расписку. Получив необходимые доказательства, немецкая контрразведка в конце октяб­ря немедленно арестовала только что вернувшегося из Швейцарии фон Шелию. Он был подвергнут допросу с применением пыток и рассказал все, что знал. Кроме того, он был использован для очных ставок со Штебе, которая до этого категорически отрицала свою причаст­ность к подпольной деятельности. Несмотря на жестокие пытки, она не выдала никого. Поэтому все остальные члены ее подпольной группы избежали ареста и дожили до конца войны.

В ходе следствия по берлинским подпольным груп­пам гестапо было арестовано 130 человек. Причем мно­гие из них не занимались разведывательной работой в пользу CCGP, а являлись антифашистами. Но руковод­ство нацистских спецслужб, и прежде всего начальник гестапо Генрих Мюллер и начальник внешней разведки СД Вальтер Шелленберг, всех арестованных причислили к советским агентам. Уже после войны, пытаясь как-то оправдаться, Шелленберг, характеризуя деятельность берлинских подпольных групп, в своих воспоминаниях писал:

«Русские благодаря регулярно поставленной инфор­мации были лучше осведомлены о нашем положении с сырьем, чем даже начальник отдела военного министер­ства, до которого такая информация не доводилась вслед­ствие бюрократических рогаток и трений между различ­ными ведомствами... Фактически в каждом министерстве рейха среди лиц, занимавших ответственные посты, име­лись агенты русской секретной службы, которые могли использовать для передачи информации тайные радио­передатчики»[66]Шелленберг В. Лабиринт. М., 1991. С. 275.
.

Гитлер, Геринг и Гиммлер лично следили за ходом следствия. Чтобы дело «Красной капеллы» не получило огласки, его объявили совершенно секретным. На допро­сах в гестапо от пыток погибли семь человек, а еще трое покончили жизнь самоубийством. Состоявшийся в декаб­ре 1942 года суд приговорил руководителей подполья к смертной казни, огласив 6 января 1943 года следующий приговор:

«Имперский военный суд 2-я судебная коллегия Секретное дело командования

ПРИГОВОР ВОЕННО-ПОЛЕВОГО СУДА именем немецкого народа!

2-я судебная коллегия имперского военного суда на заседании 19 декабря 1942 года на основании устного су­дебного разбирательства 15—19 декабря 1942 года поста­новила приговорить подсудимых X. Шульце-Бойзена, Л. Шульце-Бойзен, д-ра А. Харнака, Г. Гольнова, X. Хальнеманна, К. и Э. Шумахер, Г. Коппи, К. Шульце, И. Грауденца к смертной казни, за исключением Э. фон Брокдорф и М. Харнак, приговоренных к 10 и 6 годам каторжной тюрьмы соответственно, длительному поражению в гражданских правах; а в отношении воен­нослужащих, кроме того, лишению воинских званий и знаков отличия.

Имущество подсудимых Харро Шульце-Бойзена, док­тора Арвида Харнака, Курта Шумахера и Иоганнеса Гра­уденца конфискуется.

Кроме того, с подсудимого Ганса Коппи взыскивает­ся 2500 германских марок, с подсудимого Курта Шуль­це — 2100 германских марок...»[67]Пещерский В. «Красная капелла»: Советская разведка против абвера и гестапо. М., 2000. С. 357.
.

Всего по приговору суда было казнено 49 антифаши­стов. Более 25 человек приговорены в общей сложности свыше чем к 130 годам каторги, а еще пятеро получили вместе 40 лет тюремного заключения. Восемь осужденных были направлены для «искупления вины» на фронт. Но далеко не все участники берлинской сети «Красной ка­пеллы» были схвачены гестапо. Как следует из докумен­тов, хранящихся в архиве Службы внешней разведки России, больше половины подпольщиков остались на свободе и продолжили борьбу в рядах организаций Со­противления, возглавляемых Антоном Зефковым, Фран­цем Якобом, Бернхардом Бестляйном и другими комму­нистами.

В Советском Союзе не забыли отважных подпольщи­ков. После войны за помощь, оказанную в разгроме гит­леровской Германии, Арвид Харнак и Харро Шульце-Бойзен были посмертно награждены орденами Красного Знамени.