Сегодня радостный и в то же время печальный день: мы расстаёмся с Гриадой. У основания Голубого Шара волнуется человеческое море. Вместе с Уо и гигантами я стою па выдвижной площадке Голубого Шара и полной грудью вдыхаю ветер, несущий ароматы далёких островов Фиолетового океана. Рядом со мной стоит грустный Джирг. С нами нет Виары… Она погибла в последнем сражении с Познавателями в Трозе. В критический момент битвы, когда Познаватели хотели взорвать город с помощью городского Электронного Мозга, она проникла в отсек главных преобразователей энергии и замкнула энергетические цепи, сама превратившись в облако. Пётр Михайлович заботливо перебирает в руках последние микрофильмы, предназначенные для передачи гидроидам.

Полгода прошло с тех пор, как мы штурмовали Трозу. Давно сдались последние Познаватели, разбежавшиеся по всей Гриаде. Прекратилась адская работа в ледяных пустынях Желсы: автоматы и электронные механизмы будут теперь выполнять работу прежних узников и рабов, освобождённых для творческой радостной жизни.

Полгода мы передавали освобождённым труженикам свои знания и опыт. Особенно много потрудился Пётр Михайлович. Три месяца он провёл в Главном Электронном Мозгу Гриады, открыв там настоящий университет для гидроидов. Он научил их управлять энергией. Оказалось, что программы, которые закладывались Познавателями в Электронный Мозг, были до смешного простыми: тысячелетняя власть Познавателей держалась исключительно на неведении тружеников.

И вот теперь мы улетаем. Десятки тысяч гриан съехались сюда со всех концов освобождённой планеты. До самого горизонта колышется море голов, и кажется, что Голубой Шар покоится у них на плечах. Уо поднял руку, и бурлящее море затихло. Целая система переводных электронных машин преобразует его слова в понятный гидроидам язык.

— Братья по разуму! — говорит Уо. Его лицо излучает бесконечную доброту. — Мы уходим во Вселенную, уверенные, что на Гриаде никогда не возродится «распорядок жизни», созданный Познавателями — этим уродливым наростом на теле вашей культуры. Нелёгкий, но радостный путь восхождения на вершины познания лежит перед вами. Но вы его пройдёте. В труде, братстве и дружбе — ваш успех. А теперь я прошу вас покинуть Остров и удалиться в океан, так как энергетические вихри при старте опасны на расстоянии тысячи километров. Прощайте, друзья!…

И он приложил руки к своей титанической груди, как бы обнимая всех гидроидов. Ответом ему был гром приветствий и восторженных криков.

— Прощайте, братья! — крикнул и я, когда стих гром приветствий. — Наши сердца всегда останутся с вами. Овладев знаниями, вы должны установить связь с Землёй, координаты которой записаны академиком Самойловым на пульте Энергоцентра. Расширяйте связи с собратьями по разуму в других мирах.

Даже в этот торжественный день Петр Михайлович остался верен себе. Он собрал толпу гидроидов и с жаром объяснял им принципы простого программирования электронных машин. Я едва оттащил его к люку, готовому захлопнуться.

Мы крепко обнялись с Джиргом и долго смотрели друг Другу в глаза; светлая тень его сестры незримо стояла рядом с нами.

— Прощай, брат, — тихо прошептал Джирг, — помни о нашей Гриаде.,

…Последние суда и последние гидроиды на дисках давно уже скрылись за горизонтом.

— Пора, — говорит Уо и идёт к пульту.

Торжественно поют приборы. Всё выше, всё тоньше звук стартовых двигателей. Включены все экраны. Я вижу, как рябит далёкий океан: это проносятся вихри энергетической отдачи. Совершенно бесшумно и плавно Голубой Шар, величиной с крупный астероид, отрывается от Гриады, где он стоял шестьсот лет. Ускорение абсолютно не ощущается, не то что дьявольская перегрузка на фотонных ракетах, которую невозможно перенести без специальных защитных приспособлений.

И вот мы уже в верхних слоях атмосферы. Открывается такая привычная, миллионы лет знакомая мне картина Космоса! На левом экране висит холодный белый шар: это Гриада. Я устало прикладываю руку ко лбу. Было ли всё это? А может быть, это чудесный и вместе с тем страшный сон?… Петр Михайлович смотрит на меня и понимающе улыбается.

Уо сосредоточенно работает у пульта, вводя корабль в крейсерский режим. Курс — на третий спиральный рукав Галактики, к родной солнечной системе, к Земле, на которой мы не были уже сотни веков.

— Приготовиться к движению по «туннелю»! — командует Уо.

Неужели это не сказка?… Мы являемся первыми из людей, которые будут преодолевать пространство-время совершенно новым способом, как истинные властелины Космоса?…

Пётр Михайлович лихорадочно настраивает магнитофон, анализаторы, ворошит целые груды микрофильмов: видимо, он собирается запечатлеть всё, что будет происходить с нами.

— Не надо, — машет ему Уо. — Ты все равно ничего не сможешь увидеть и запечатлеть. Разве электроны и мезоны чувствуют?…

— Как это понять? — недоумевает Самойлов.

— Положись на наши приборы…

В дальней стене распахиваются двери кабин, сверкающих блеском неведомых металлов и приборов. Уо знаком приглашает занять нас две средние кабины. Он делает последние манипуляции на пульте: очевидно, переводит Голубой Шар на режим самоорганизующегося и самоуправляющегося процесса. Мощно поёт главный двигатель, ему вторит согласованная мелодия приборов. Нарастает симфония генератора энергетических полей.

Я вхожу в кабину и утопаю в огромном покатом кресле, рассчитанном на гигантов-метагалактиан. Уо заботливо надевает на кресло какой-то купол из туманно-прозрачного золотистого вещества. Возникает мягкий голубой свет, передо мной на стене загораются включённые приборы. Уо ещё раз выверяет настройку приборов и успокаивающе кивает мне головой. Захлопывается тяжёлая дверь. Проходит несколько томительных минут. Тихая песнь генераторов, доносящаяся через толщу стен, переходит в мощную симфонию: как будто неведомый бог разума торжествует свою победу над извечными силами враждебного людям Космоса. Симфония всё нарастает, крепнет, ширится. И вот она уже сотрясает весь корабль. В ней начинают преобладать всё более высокие ноты. Всё тоньше, тоньше. Я чувствую, как моё тело охватывает непонятная истома, невыразимая лёгкость, по вместе с тем и тяжесть. Постепенно гаснет сознание, и я растворяюсь в небытии. Мелькает последняя мысль: «Сейчас я превращусь в электронно-мезонное состояние материи?…»

…Откуда-то из невообразимых глубин Космоса льётся тихая песнь нарождающейся жизни. Сознание работает чрезвычайно странно: ленивыми толчками. Пройдут одна-две мысли, а потом провал, остановка… И опять всё сначала. Наконец моё сознание проясняется. С трудом открываю глаза, с большим усилием вспоминаю, что я в кабине Голубого Шара. Так же успокоительно поют приборы. Пытаюсь приподняться, но не могу: чувствую себя очень слабым. С полчаса отдыхаю. Силы прибывают ежеминутно. Распахивается дверь, и я вижу улыбающееся лицо Уо. Он сдвигает прозрачный купол и выводит меня в зал Централи. Ноги подкашиваются. Осматриваю Уо, но он выглядит великолепно. Появляется Пётр Михайлович, смешно щуря свои близорукие глаза.

Итак, мы вышли из «туннеля Син» на окраине солнечной системы.

— Наше небо! — восклицаю я, едва взглянув на экраны.

Пётр Михайлович с усилием всматривается в экраны, потом подходит вплотную к ним и тоже радостно улыбается. Холодно, но по-родному блещут звёзды Большой Медведицы, Орла, Южного Креста. Я смотрю на универсальные часы: прошло ровно два часа с тех пор, как я лёг в кабину. Тридцать тысяч световых лет за два часа! Вот оно — истинное господство над Космосом!

В правом углу экрана светит зеленоватый диск. «Да это же Плутон», — думаю я, но через секунду меня одолевают сомнения. Уо углубляет фокус изображения, и я вижу цветущие равнины под прозрачными крышами, леса, возделанные поля, фабрики и заводы, города и дороги. Академик вытаскивает из недр своего костюма карту солнечной системы, чудом сохранённую им на Гриаде. Мы сверяемся с картой. — да, сомнений быть не может, — это Плутон.

— Но ведь Плутон — ледяная пустыня, абсолютно безжизненный мир? — недоумеваю я. — Здесь располагался космодром фотонных ракет. Что же тут теперь? Новая Земля?…

— То было миллион лет назад, когда мы пролетали здесь на «Урании», — напоминает мне Пётр Михайлович. — А в настоящую эпоху разум человека, вероятно, покорил самые отдалённые уголки системы, сделав их пригодными для жизни.

Голубой Шар снижает скорость до пятидесяти тысяч километров в секунду. Ему не страшны метеоры, поэтому он может позволить себе такую скорость и внутри солнечной системы. В течение нескольких часов на экранах Централи проплывают планеты-гиганты: Уран, Нептун, Сатурн, Юпитер… На Марсе мы видим картину такого же, как и на Плутоне, прекрасного цветущего сада.

— Смотри! — показывает Пётр Михайлович на верхний экран обзора.

Переливаясь туманно-серебристыми волнами, на экране с каждой минутой растёт зеленоватый шар. Наши сердца забились от радости.

— Земля!… Колыбель человечества!… Родина!… — шепчу я словно во сне.

Через безмерную даль пространства, через гигантские промежутки времени пронеслись мы, чтобы коснуться её материнской груди и, подобно Антею, набраться новых сил для грандиозного путешествия в другую Метагалактику.