За окном шел пушистый снег. Мягкими хлопьями он струился вниз, падал к земле и превращался в белый бесконечный покров. Город, усыпанный искрами горевших в вечере окон, жил всей полнотой своей вечерней жизни. Гудели машины, хрустел под ногами снег.

Калугин выскочил из переполненного автобуса и зашагал по белой упругой дороге к дому. Он открыл дверь в подъезд, стряхнул с пальто пух и поднялся по лестнице. Лифт не работал.

Пятый этаж где, почти все время оставаясь в одиночестве, жил Павел был мрачно освящен слабой мерцающей лампочкой. Павел вошел в квартиру, бодро сбросив одежду и развязав тяжелые английские ботинки, прошел в кухню. Было тепло. Он поел. Посмотрел на часы, было, ровно пять.

Перебрав на полке стопку книг и выбрав несколько нужных ему, Павел включил компьютер и проверил почту. Еще вчера он послал письмо Марии и теперь ждал ответа. Но его не было. По-видимому, ее адрес за два года его отсутствия на Земле изменился. Он облегченно вздохнул.

В доме больше никого не было, и Калугин к этому привык. Почти все время зимой родители жили на даче, которая находилась недалеко от города. Они забрали с собой даже старого кота, такого же, как они пенсионера, и каждый день Павел просыпался в пустой квартире. Было тихо. Он еще раз просмотрел письма.

Вместо ответа, которого в глубине души он не ждал, Павел обнаружил в груде рассылочной мишуры письмо с сервера. В нем значилось, что ящика, на который он писал, не существует. К ответу было приложено его послание. Калугин открыл его и, обращаясь, как будто к какой-то внутренней пустоте прошлого прочел:

"Тук-тук! Это живой ящик? Салуд Мария!

Черт возьми, ты ведь знала, что так будет? Чувствовала? Знала, не отпирайся! Свобода - это борьба с собой, а не с другими. Именно поэтому я осознаю, что сегодня это сейчас. Реальность? Разве бывает по-другому, когда человек избирает волю как путь?

Невозможно было по эмоциональным причинам сказать этого прежде. Вот почему существует данное письмо. Я не самый плохой человек на Земле, а возможно даже наоборот.:) Может быть это тому виной. Спроси об этом? Истина и красота.

Поздравляю с днем рождения!

С уважением из Внешнего круга Аляски, Павел Калугин".

Он облегченно вздохнул. Это было прошлое. Прошлое, оставленное им. Прошлое, каким-то странным образом заставившее его искать с ним встречи. Еще месяц назад, находясь на Дюрране, он не желал с ним встречи. Но, теперь, вернувшись на родную планету, не мог уклониться от чего-то странно манившего его назад. Он знал, что это «назад». Но сил сопротивляться у него не было.

- Хорошо, что она не ответила мне. Хорошо, что этого ящика больше нет, - подумал он, ложась на диван. - В конце концов, я здесь не для того, чтобы возвращаться в прошлое. Моя цель идти дальше - вперед.

Внезапный телефонный звонок прервал его размышления. Он взял трубку.

- Павел, привет! С возвращением! - ворвался в его сонный забытый мир добрый веселый голос старого друга.

- Датов, ты? Дат?

- Ага, я. Калугин, как дела? Где тебя эти два года черти носили? Мы с Литвиным тебя совсем потеряли. Сперва думали: ты переехал. Но потом твои родители объяснили, что ты уехал учиться. Не то на журналиста, не то на философа. Мы так и не поняли. Впрочем, ерунда. Ну, как диплом дали? Справился? Ты насколько к нам?

- Спасибо, Виктор. Все отлично, - попытался ответить Павел на всю груду вопросов. - Диплом дали - магистр философии. Вернулся навсегда. Ты как? Как Индеец?

- Я нормально, - привычно заволновался голос. - Индеец, правда, его теперь так уже ни кто не называет, тоже в порядке. Он работает в турфирме и периодически кочует по стране. А я вот, - тут он засмущался, - короче политикой занимаюсь.

- Политикой? - как бы удивился Павел, которому уже многое наперед было известно. - Это как?

- Да так. Коротко говоря, работаю с левыми. Или ты забыл? С красными, в компартии. Понимаешь?

- Вспоминаю, мы еще с Индейцем, то есть с Красным облаком, то есть с Литвиным это как-то давно обсуждали. Мы тогда думали, правильно ты поступил, сделав такой выбор, или нет. А что делаешь?

- В общем, возглавляю молодежную организацию - Первый секретарь. Знаешь такую шутку: «На веревке смотрит в даль - комсомольский секретарь». Вот это про меня, - неловко сострил он.

- Ясно. То есть не совсем конечно, но да ладно потом разберусь.

- Кстати, и Литвин тоже с нами. Он недавно присоединился. Революцией занимаемся, - его голос снова зазвучал волнением.

- Дело хорошее, - с неожиданной для собеседника твердостью произнес Павел. - Я на вашей стороне.

Они еще долго беседовали, обмениваясь теплыми воспоминаниями и с радостной тоской погружаясь в робкие волны прошлых лет. Их многое объединяло, их троих - Калугина, Датова и Литвина. И этим многим не была общая школа или одна парта университета, или соседство - нет. Что-то душевное, непостижимое разумом и близкое было их общим. Они не понимали этого, но, чувствуя его, тянулись друг к другу, даже сквозь годы разлуки и миллионы километров расстояния.

- Может, встретимся? - предложил Виктор.

- С радостью.

- Тогда давай завтра в "Ночных блинах", у Михаила есть пригласительные, так что мы втроем там неплохо отдохнем, да и пообщаемся. Ведь сто лет прошло! Сто лет!

Они договорились. Павел положил трубку, вновь оставшись в темной тишине комнаты. Но это была уже другая тишина. В ней он больше не чувствовал себя одиноким, рядом с ним были его друзья, его единомышленники. Навязчивая прежде мысль о Марии исчезла сама собой.

Павел включил телевизор. Он не смотрел его несколько лет. Теперь картинки и речи казались ему глупыми и напыщенными. Ощущение соприкосновения с чем-то примитивным охватило его. Он переключил канал. Здесь тоже шли новости, и здесь тоже выступал президент Типун. В кадрах мелькала милиция, сотрудники ФБС, депутаты от "Старой России".

- Наверное, очередной взрыв, очередной теракт, - подумал Павел. - Иначе, зачем вся эта суета и показуха?

- Устойчивый экономический рост, в котором вот уже несколько лет развивается Россия, не может быть подорван. В этом году мы планируем увеличить прирост экономики с 9 до 9,5 %. Даже если горные боевики хотят запугать нас, то в очередной раз у них это не получится, и мы будем упорно отстаивать наши конституционные нормы. Законность должна не позволить запугать наше правительство. Я уже сказал и говорил, что правительство работает и страна развивается. Мы не позволим беззаконию, хулиганству и фанатичному террору губить жизни людей. Порядок должен быть порядком, - говорил президент.

- Бред, - подумал Павел и щелкнул кнопку на пульте.

Ему вдруг снова неясно захотелось взять в руки старые книги. Но желание это было вялым, и он остался у экрана. Уже давно ходили робкие слухи, что не горные боевики, а спецслужба - ФБС, совершает все кровавые дела, поддерживая панику законности и высокий рейтинг президента у обывателей.

По другим каналам шли фильмы. С примитивным сюжетом, слабыми персонажами и убогими масштабными спецэффектами - они не нравились Павлу. Он отвык от такого искусства, но делать было нечего, нужно было возвращаться в старую атмосферу, вновь учиться понимать этот мир и учиться понимать его глубже - по-новому.

Телевидение, как заметил Калугигн, захлестнула «патриотическое кино». Вместо американских картин на каждом канале (все они контролировались правительством) пестрели плохо поставленные сцены боевиков-сериалов. Новыми героями ТВ были: полицейские, честные прокуроры и, особенно, сотрудники спецслужб. В вездесущих сериалах они проявляли невиданный профессионализм. Были честными - любили родину и не обращая внимания на закон уничтожали ее врагов. Боевикам гор или бандитам некуда было от них деться, как некуда было деться от назойливых фильмов телезрителю. Павел знал: главная тема для сумасшествий в стране - патриотизм.

Фильм, выбранный Павлом, кончился, и вновь с бедной советской официальностью в комнату с голубого экрана ворвались новости. Теперь главным образом звучали наивные комментарии к произошедшим событиям. Напыщенно и взволнованно официальные политики, чиновники, деятели искусства, просто какие-то чудаки высказывали свои мнения. Все выглядело глупо. Получалось так, что люди эти только и делают, что хвалят президента за его курс, даже не упоминая о том, что он все-таки делает.

- Как правило, человеку не страшно говорить общепризнанные вещи - банальности, - заметил для себя Павел. - Какого черта вы спрятали верблюда под одеяло? Неужели думаете, что никто не догадается, что все это спектакль и все ваши заявления лесть, обман? Ведь я вижу все происходящее насквозь. И еще многие видят. Зачем эта глупая ложь? Подумай, президент: твои поступки - это поступки к тебе и скоро многое переменится вокруг.

Снова разрезая тишину, зазвонил телефон. Калугин протянул руку и ответил:

- Ало?

- Готова статья? - спросил редактор.

- Да, завтра привезу.

- Договорились, пока.

Павел положил трубку. Сразу после возвращения он решил, что заниматься совершено неинтересным делом не будет. Решил и устроился журналистом. Ему самому даже показалось странным, как легко его приняли. Удивляясь себе самому, он с изумлением открыл, что умеет писать и совсем не плохо. Статьи рождались у него легко, одного порыва было достаточно, чтобы выдать стоящий материал. Два года назад он не мог ничего подобного. Что-то серьезно перевернулось в нем самом.