Фирменный поезд «Фомич» прибыл в Марград.
Первой, кого мы встретили, когда вышли из вагона, была бабуся со своим великаном внучеком Колей.
- Здравствуй, голубчик, - запричитала она. - Доехали, милые вы мои… Да ты никак, голубчик, с семьей ехал?
- Приехал с семьей, - ответил я. - Вот жена, Ингой звать. Два сына, Саша и Миша, и дочь Валя.
- А старухе голову морочил, что холостой. Ай-яй-яй! - погрозила она мне. - Нехорошо старуху обманывать.
- Да я и не обманывал вас. А вы зачем в Марграде?
- Как зачем? - удивилась бабуся. - Мы с Феней сюда прилетели.
- Отца привезли в Академию наук, - пояснил внук Коля. - Заинтересовались им. Отсыпается в гостинице. А мы вот решили вас встретить. Знакомые все-таки люди.
- Это хорошо, что вы здесь оказались, - сказал я.
- Мы, голубчик, в гостинице «Крутые берега» остановились. Ты уж, пожалуйста, навести старушку. Я ведь все больше одна сидеть буду.
- Обязательно навещу. В ближайшие дни. Твердо обещаю.
- Вот и хорошо. И про нуль-упаковку, может, что выяснится. Феня-то вдруг еще и человеком станет. Очень уж хочется матери, чтобы все ее дети людьми были.
- Я уверен, что станет. Помощь человеческая ему была нужна.
- Ох, как нужна, голубчик, людям помощь человеческая… Ну да ладно. Я вижу, вас встречают.
- Где? - все-таки испугался я.
- Мама! - крикнула Инга и бросилась к полноватой женщине, рядом с которой шагали высокий пожилой мужчина и парень. - Мама! Папа! Борька!
- Инга! А это?
- Мама, я тебе все сейчас расскажу. Мама, вот мой муж. Его зовут Артемом. Это Миша. - Она кивнула на сына, которого держала на руках. - А это Саша. Он уже первый класс закончил. И Валя. Ей четыре года.
- Да что-то я ничего не пойму, - удивилась моя теща.
- Мама, ну что тут непонятного. Вот мой муж, и вот мои дети. Трое их у нас.
- Как это трое? Почему именно трое? Да ты вдовца, что ли, взяла?
- Подожди, мать, - остановил ее муж. - Тарахтите, как сороки. Ничего не поймешь. Давай-ка, Инга, коротко и внятно.
- Ну, понимаете. Мы с Артемом познакомились в вагоне. А потом у нас появились дети… Трое. Саша, Валя и Миша.
- Подбросили! - ужаснулась мать Инги.
- Да нет! Ничего нам не подбросили. Появились они у нас. Сначала Саша. Он новорожденный был, а кормили его в другом вагоне. А на второе утро ему уже четыре года стало. И появилась Валентина. А потом…
- Ты что-нибудь понимаешь? - спросила мать Инны у мужа.
- Не очень, но надеюсь когда-нибудь понять.
Я был уверен, что сегодня они все равно ничего не поймут. Может, и через год не поймут. Но смирятся. Внуки как-никак… Поэтому я поставил дочь на асфальт и сказал:
- Артем.
- Артем, - покачала головой теща. - Посмотрите на него. Он Артем!
- У меня квартира есть, - заявил я, не зная для чего. Чтобы солидности себе, что ли, придать.
- Бабушка! - топнул ногой Сашка. - Ты так и будешь стоять и не поцелуешь меня?
- Да что же это?! - растерялась женщина.
- И меня, - попросила Валентина.
Знали они, знали своих бабушку и дедушку!
- Милые вы мои! - вдруг расплакалась мать Инги и принялась целовать внука и внучку. Потом выпрямилась и заявила: - Все равно ничего не понимаю.
Ну, тут они еще маленько поразбирались, а я увидел Степана Матвеевича и не выдержал, подошел к нему.
Степана Матвеевича держали под руки два молодых человека, по виду вовсе не академики, но все же из. Академии наук.
Где-то совершили запуск в прошлое, потому что взгляд Граммовесова был ужасен. Я подошел и обнял его. Мне плакать хотелось при виде этого жуткого зрелища.
- Можно хоть что-нибудь сделать? - спросил я у молодых людей, поддерживающих Степана Матвеевича.
- Ничего нельзя сказать заранее.
- Главное - объяснить феномен, - сказал второй. - Вы родственник?
- Нет. Но я очень заинтересован в судьбе Степана Матвеевича.
Кто-то тронул меня за плечо. Я оглянулся. Это был Семен. И лицо его было сейчас не злое, не грубое, а просто какое-то тоскливое.
- Вот что, Артем, - сказал он. - Возьми на память. - И он протянул мне радиотелефонограмму.
- Что это?
- Прочитаешь… Я ведь и не знал, что ему уже четыре года… Только по фамилии и догадался. Валерка это послал. На все станции… Прощай…
- Подожди, Семен.
Но он только махнул рукой и пошел прочь.
Тося все еще стояла возле вагона. Уж ее-то я не мог отпустить просто так. Да и некуда ей было идти здесь, в Марграде.
- Тося, - сказал я, - ты сейчас поедешь к нам. И мы все очень здорово придумаем.
- Нет, Артем. Я приду к вам, но не сейчас.
- Да куда же ты в незнакомом городе?
- Я знаю, Артем… Я знаю.
- Тося…
- Нет… Сейчас нет. Но скоро вы увидите меня. Обещаю. У меня есть Ингин адрес.
- Прощай, Артем.
Это Иван обнял меня.
- Почему же «прощай»? Только до свиданья.
- И я не хочу тебя терять. Вот не хочу, и все. Даже не могу. Сил таких у меня не найдется.
- Так и не надо, Иван. Я тебя жду у себя, если ты согласен.
- Ну, сейчас у тебя достаточно хлопот и без меня. Но зайду. Даже если исчезнешь куда, все разно найду. Артем, ты мне вроде брата стал. Хоть и сентиментально, но правда… До свиданья! До свиданья, Артем!
- До свиданья, Иван! Я тебя очень жду!
И Иван тоже ушел…
И вообще толпа заметно редела. Студенты грянули под гитару строительную песенку собственного сочинения. Валерка метался среди них, наводя порядок.
- Валерий! - крикнул я. - Михаил! Клава! Светка!
Светка погрозила мне кулаком. Клава улыбнулась. Михаил хотел что-то сказать и не мог. Видно было, как надулись жилы на его шее. Он снова заикался…
- Счастливо всем оставаться! - крикнул я.
Валерка нехотя подошел.
- Что же ты? - сказал я. - Так и уйдешь?
- Так ведь мы еще наверняка встретимся. Ты учти, Артем, что бросить институт мы ей не позволим. Весь наш комсомол этого не позволит.
- Да с чего ты взял, что бросит?
- С чего, с чего? Семья у нее теперь какая! И что за песни без нее…
- Да споет она еще с вами, споет.
- Артем! - это кричала Светка. - За Инку головой отвечаешь!
На это я был согласен.
Стройотряд уходил, оглашая вокзал боевой песней. И Инга что-то кричала им вслед.
Вот и Зинаида Павловна. Прекрасная седая женщина.
- Зинаида Павловна, - попросил я, - уж вы-то обязательно зайдите к нам.
- Непременно, Мальцев, непременно.
- Не забудьте только.
- Да как же я забуду, если я сейчас прямо к вам. Надо ведь как-то разместить семью. Вы хоть продумали это?
- Нет, - сознался я. - Ничего такого я еще и не продумал.
- Ну вот и займемся.
Все мое семейство и родственники начали потихонечку отходить от вагона.
Но тут стояла еще одна родная пара. Валерий Михайлович в майке-сетке, брюках, без ремня и разношенных тапочках и писатель Федор.
- Родственничков у тебя будь здоров! - сказал Федор.
- Это ничего, - успокоил я его. - Как-нибудь привыкнем друг к другу.
- Ты, Артюша, Артемон, Артемиус, себя им в руки не давай! - посоветовал Валерий Михайлович. - Тут себя сразу нужно поставить соответственно.
- Хорошо. Обязательно так и сделаю.
- Ладно, ладно, - успокоил его Федор. - Артюша и сам во всем разберется. - Артем… ты, если можно… возьми вот. - Федор вытащил из кармана пачку листов, исписанных его неровным почерком. - Почитаешь когда-нибудь…
- Да ты что, Федор! Твои рассказы надо печатать! Они очень даже нужны людям.
- А… - отмахнулся Федор. - Пустое это, Артемий… Да и не рассказы, а так, повесть… черновик… Я только фамилии и названия станций изменил. «Фомич» получился.
- Прямо! - скомандовал Крестобойников.
Мы обменялись прощальными рукопожатиями.
Вот ушли и эти. И снова я что-то не сделал для них. Да и для всех других. Пусть помогут тебе, Федор, добрые люди!
- Ну, Артем, я думаю, на работу ты в понедельник все-таки явишься. - Это был мой шеф, Геннадий Федорович.
- Конечно, Геннадий Федорович. Какие могут быть сомнения?
- До свиданья.
Ушел и мой шеф с двумя «академиками». Унесли макет марградского универмага… И никого уже больше не осталось возле вагона, лишь на мгновение мелькнул официант с пустой корзинкой.
И тут мне стало так больно, так невыносимо больно, словно я потерял глупо, по своей вине, всех своих товарищей. Захотелось заплакать. Я опустился на колени, поклонился и сказал:
- Спасибо тебе, «Фомич»…
На меня, конечно, смотрели не успевшие еще разойтись пассажиры из других вагонов, но мне не было стыдно.
- Ишь! Печалится! - Это тетя Маша стояла в дверях тамбура. И та, вторая проводница, имени которой я так и не узнал, стояла рядом.
Я встал, поклонился женщинам и сказал:
- До свиданья!
- А вещи вы, граждане, всегда забываете с собой захватить.
Это она говорила о бутылке пришельца.
- Возьмите ее себе на память, тетя Маша, - сказал я. - Это вам подарок от пришельца с другой планеты.
- И возьму, - заявила тетя Маша недовольно. - Мне все равно, пришельца или нет. А без билета не будет ездить!
Вот я и распрощался со всеми… Инга-и все мои уже ждали у входа в вокзал. Я бросился бегом и тут снова увидел Тосю.
Она стояла одна. Ей словно некуда было идти.
- Тося! Прошу тебя, пошли с нами!
- Нет, Артем. Я знаю, куда идти.
Что-то дрогнуло в ее голосе.
Я оглянулся… Слева, метрах в сорока, прислонившись к киоску, стоял Иван… Справа, спиной ко мне, - Семен.
- Хорошо, Тося, - сказал я.
Я побежал не оглядываясь. Я не хотел видеть, в какую сторону пойдет Тося. Да я и сам ничего не смог бы решить, хотя Иван и был теперь моим братом.
И все равно что-то болело в моей душе. Но я надеялся, что встречу их вновь.
Встречу!
- Прощайте, Артемий! - раздался откуда-то голос Обыкновеннова, но самого пришельца я уже не увидел.
- До свиданья! - крикнул я. - Привет ыбрыгымцам!
- При случае обязательно передам, Иванушка… Будьте лю…
Иванушка! Почему Иванушка?! При чем тут Иванушка? Артем я, Артем. Но выяснять было уже не у кого.
И потом, что такое: будьте лю… Будьте любезны? Нет, эта фраза не подходила даже по тону, с которым была произнесена. Будьте лю… Будьте любезны… Будьте людьми! Будьте людьми! Вот что сказал мне на прощанье товарищ Обыкновеннов.
Будьте людьми!
Всегда, везде, при любых обстоятельствах. Что бы ни произошло, оставайтесь людьми. А ведь это подчас нелегко… Особенно когда все твои желания исполняются, а сам ты даже и не знаешь, что они исполняются. Это вроде: все дозволено. Не плохое, не подлое, конечно, а хорошее, лишь самое-самое.
Ты можешь сделать для людей все. Покопайся в своей душе, выверни ее, потряси, найди то, что ты можешь предложить людям с самыми лучшими побуждениями. Да только подойдет ли оно? Нужно ли им? Ведь это хорошее ты будешь делать от своего имени, и только твоя совесть будет судьей твоим мыслям, желаниям и поступкам. Ах, как непросто все оказалось! Тут не наломать бы дров. Тут знать, знать людей надо, да и самого себя, чтобы не совершить непоправимую ошибку.
Положим, что мне-то все дали в долг. Ну, не в долг, конечно, потому что никто не ждет от меня благодарности. И все же… Вот они сделали для меня добро. А сами? А сами?! Значит, не так-то просто творить добро, даже если имеешь для этого все возможности. Добро - это то, что ты можешь отдать на радость другим, поделиться. А что себе? Боль? Вот оно, оказывается, какое добро непростое. Оно не легкое, не лучезарное. Да. Это так. Но в этом счастье, удовлетворение. Смысл жизни!
Нет, я не Иванушка, я не Иванушка-дурачок, для которого все делают другие. Я что-то подарю и сам. Хотя ведь и Иванушка непрост. Иначе почему делают ему, а не другим?
Сейчас я опоздал. Все ушли. Мое, мое счастье затмило мне глаза. Поэтому я ничего не сделал. Но я знаю, что нужно сделать!
И я сделаю.
Я снова встречу всех.
Встречу!
Обязательно встречу!
Я, Артемий Мальцев, Артюша, Артимед, Артемахус, почему-то названный товарищем Обыкновенновым Иванушкой…