Через час или два, мне-то было все равно, я стоял перед Фундаменталом в коридоре Космоцентра человеко-людей. Похоже, он ждал меня. Во всяком случае, он снова был доброжелателен, говорлив и даже, как будто, благодарен мне. Да и я поуспокоился. У меня появилась цель: узнать, в чем смысл моего существования.

— Весьма благодарен вам за десять тысяч квадратных метров дополнительных площадей! Подумать только, целый гектар! Мы там поставим скамейки, соорудим трибуну. И, пожалуйста, Дворец Дискуссий готов. Да что же мы стоим? Пройдемте в кабинет.

Мы шагали по коридору, пока на одной из дверей не загорелась надпись "Тута-тута!" Я почти и не знал быта человеко-людей, ведь мне показывали только то, что считали возможным и необходимым. Но, судя по этому помещению, я бы не сказал, что они испытывают недостаток в площадях. Кабинет был высок, с лепными украшениями. Позолота, легкая голубизна лепнины и абсолютно чистый основной белый фон потолка создавал ощущение полета. Ложные окна  с тяжелыми задернутыми шторами в тон потолку и стенам. Мягкий диван из телячьей (искусственной, конечно) кожи, круглый столик на гнутых ножках перед ним. Несколько кресел в том же стиле. Мягкие ковры, заглушающие шаги Фундаментала. Пульт управления в углу, экраны компьютеров.

— Располагайтесь, — предложил Фундаментал и опустился в кресло.

Сел в кресло и я.

— Ну и наделали вы шуму, — укоризненно сказал Фундаментал. — И у нас, и в виртуальном мире. Все наше моделирование Галактики пошло насмарку. Одних астероидов пришлось сколько выгребать... Но момент вашего приближения к крейсеру "Мерцающий" нам удалось записать. Хорошо, что аппаратура автоматическая. Ваше поведение ведь было совершенно непредсказуемым. Вихрь! Шквал! Глупость, словом... Работы нам поприбавилось. Дом с улучшенной планировкой трещинами хроноклазмов пошел. Пришлось чуть ли не всех сотрудников Космоцентра бросить на затирку. Да и виртуалы ваши собрались писать коллективную жалобу на вас. Разбирать придется. Коллективная ведь...

— У нас жалобы всегда коллективные. У нас вообще все коллективное.

— На это и надеемся, — сказал Фундаментал.

Я отсоединил от себя второго "Я" и послал его к дому с бесконечным количеством подъездов и этажей. Второму  "мне" тут же повстречался председатель домового комитета, окруженный толпой виртуалов. Тут, конечно, и Платон был, и Ильин... Диалектики, в основном, собрались здесь. Хотя, и любителей послушать, что же происходит в виртуальном мире, собралось тоже предостаточно. Мимолетного взгляда на дом было довольно, чтобы осознать, что ущерб ему я нанес значительный. Треснули стены, пообвалились некоторые балконы, даже фундамент кое-где дал осадку. "Ясно, — подумал я-второй. — Сейчас потребуют моего выселения".

— ... и пусть живет здесь вечно, — закончил какую-то свою мысль Ильин. — Без права выселения!

— Нельзя уж так сразу, — неубедительно возразил Платон. — Может же ведь виртуальный человек исправиться?

— Блягер! — возразил Ильин. — Таких только колючая проволока исправит, да и та не исправит.

— Он ведь был вполне нормальным виртуалом, — обреченно говорил Платон. — А потом вдруг возжелал стать личностью, и все пошло-поехало.

— Тем более! — подхватил Ильин. — В обществе пресветлого будущего личности не нужны.

— Да не пьет он, — заступилась было за меня виртуальная теща. — А девки хоть кого с ума сведут. — Но ее тут даже слушать не стали.

— Достукался, — сказал мне Гераклит. — Признаться, я на тебя кое-какие надежды возлагал... Ношу поправь...

Я уложил надгробный памятник на его спине поудобнее.

Став то тем, то другим, я пришел к выводу, что смысла "выселения" они толком не знают. Каждый виртуал сначала стремится "вселиться" в дом с улучшенной планировкой, а затем "выселиться". Какое-то "пресветлое будущее" маячило впереди. Ну бред, ну бред! С ума они, что ли, все посходили? Какое будущее в мире, где все происходит сразу?

Я воссоединился, зная, что они подпишут сейчас воззвание о моем "невыселении" и будут перебирать всех подряд, чтобы заполучить и мою подпись. Но я принципиально расписывался всегда не имеющей размеров точкой. Так что, фактически, моя подпись уже стояла под всеми возможными документами и дело было лишь в том, догадаются они об этом или нет.

— Хотелось бы, все-таки, услышать от вас, Фундаментал, чего вы от меня хотите, на что надеетесь, — сказал я. — Интересно также, какую цель вы преследуете?

— Правомерные вопросы, — как-то уж очень легко согласился Фундаментал. — Насчет цели вообще мне, конечно, трудно что-либо сообщить. Как сказал Цицерон, это знает только Бог. Ну, а поскольку никакого такого Бога нет, то этого никто не знает. А вот насчет надежд и хотений — сколько угодно. Да я вам об этом уже сто раз говорил! Но могу и в тысячный. Нам нужно вернуться в свой мир. Тот самый, где вы видели крейсер "Мерцающий". А как это сделать, честно говоря, я не знаю. Наш Космоцентр находился на борту этого крейсера. А теперь вот находится посреди виртуального мира.

— У виртуального мира нет центра, — напомнил я.

— Да уяснил я это, уяснил давно, — поморщился Фундаментал. — Но говорить все время на диалектическом диалекте — язык не поворачивается. Попробуйте описать наш мир на своем виртуальном языке. Тоже ведь ногу сломаете.

Он доказал свою правоту сразу же, так как я не понимал, при чем тут ломание ног, если речь идет о языке? Но мое непонимание и было его доказательством.

— Так вот, — продолжил Фундаментал. — Космоцентр располагался на борту крейсера "Мерцающий". Это огромный корабль, заметьте. Километров около пяти в длину. А Космоцентр был похож на диск, диаметром метров в двести-двести пятьдесят. Точные размеры не могу сказать, не интересовался как-то раньше. Высота диска, я правильно выразился?, метров семьдесят. Архитектурно это — сооружение с несколькими ярусами и кольцевыми коридорами на каждом ярусе. Лестницы и эскалаторы я опускаю. Точное их число никто и не знает, включая проектировщиков. Лаборатории, вычислительные центры, мастерские, кварсеки... Да что я вам говорю... Вы это и без меня прекрасно знаете. Так ведь?

— Знаю, — подтвердил я.

— А вот после "перехода" Космоцентр, словно, пообгрыз кто. Да и продолжает грызть. Хотя иногда непроглоченные кусочки выплевывает. Вчера не было, а сегодня, глядишь, три жилых отсека появилось, да еще с научными работниками. Но, с другой стороны, происходит и исчезновение отсеков, лабораторий... И тоже вместе с научными работниками. Уж хоть бы откусывал по краям! Мы бы ближе к центру переселились. А то ведь выхватывает то там, то сям. В область, ограниченную коридором, по которому мы с вами иногда прогуливаемся, правда, никогда не проникал.

— Кто? — спросил я.

— А я почем знаю?! — озлился Фундаментал. — Я думал, может, вы его приструните...

— Кого?

— Да если бы я знал, кого!

— А что такое "переход"?

— Ну, если говорить просто и неточно, то — проникновение в прошлое. Не знаю, поймете ли вы это? У вас вот — все сразу, а у нас — строго по порядку. У вас — безвременье, у нас — время. Хотя, должен признаться, что мы не знаем, что такое время. Но существуем именно во времени, да еще в пространстве. Мы уж и привыкли к этому, но иногда хлопот не оберешься. Пространство надо преодолевать, а время так и вовсе не преодолеешь. Попытались вот, а что получилось?

В пространстве и времени я, действительно, мало что понимал, хотя уже и сталкивался с ними. И я тут же поставил себе цель, поподробнее разузнать о них. Ну, а как только поставил, так уж и ответ знал, правда, пока опять же в виде непротяженной точки. При удобном случае надо будет развернуть эту точку в некую систему. Проштудировать те три миллиона трудов, которые я написал на эту тему.

— Представляете, дорогой мой виртуальный че... Ах, да! Не любите вы такого обращения. Но имя свое вы скрываете. А как-то называть вас в разговоре надо.

— Я ничего не скрываю, не знаю просто. А называйте меня виртуалом.

— Так ведь вы все виртуалы! Ко всем сразу, что ли, обращаться?

— Ко всем, — согласился я, — то есть — к одному.

— Ох, запутаешься тут! Ну, да ладно. Ваша взяла. Так вот... Время у нас, грубо говоря, течет. Есть прошлое, которого не вернешь. Есть настоящее, которое неуловимо. И есть будущее, которого еще нет. Условно можно считать время линейным. Представляете себе линию?

— Да, — согласился я. — Линия — это точка.

— Это у вас все, что угодно, точка. А у нас линия и есть линия. И если я нахожусь в какой-то точке линейного времени, то, значит, продвигаюсь в будущее, которое мне неизвестно. А все, что позади меня, — прошлое, которое изменить нельзя. А теперь представьте, что я совершил какой-то поступок, казавшийся мне вполне нормальным и естественным в то время, когда я его совершал, но уже через мгновение после его совершения оказавшийся вздорным, вредным, недопустимым. Этот поступок уже в прошлом, и я не могу его изменить или не допустить. Так и живем, все время оглядываясь! И вот возникла идея вернуться в это самое прошлое, изменить его, разумеется, в лучшую сторону. Ага... Проникли, изменили и теперь околачиваемся в каком-то безвременьи, не сочтите за оскорбление...

Умом я понимал его. Линия времени. А людо-человеки по ней сначала в одну сторону, а потом в другую... Но представить себе это я никак не мог. Линия упорно сворачивалась в точку, как ее ни распрямляй, да еще лягалась при этом, ругалась, орала, прямо-таки, от совершаемого над нею насилия.

— Стартовали мы из середины двадцать второго века новой эры. Намеревались проникнуть примерно в тысяча девятисотый — двухтысячный год. А оказались чуть ли не в восьмисотом году до новой эры. Представляете?

— С трудом, — честно ответил я. — Если я правильно понял, за эти три тысячелетия на вашей Земле происходили какие-то события, причем, в строгой последовательности.

— Ну да, ну да! — обрадовался Фундаментал. — Именно! Событий произошло столько, что большую часть их мы и не помним уже. А, может, и не знали никогда. А теперь все перепуталось.

— Какие-нибудь имена помните?

— А как же! Галактион, Перфильев, Платон, Энгельс, Эйнштейн, Дьяконов, Ньютон.

— Ильин, — подсказал я.

— Ильина не помню, но имел честь познакомиться с ним в вашем безвременьи.

Следующий вопрос дался мне с трудом:

— Если ваше время линейно, хотя это и невозможно представить, то названные вами людо-человеки располагались на временной оси в какой-то определенной последовательности?

— Конечно. Галактион, например, жил позже, чем Эйнштейн.

— А вы можете выстроить эту цепочку?

— В принципе — да, с большими пропусками, разумеется.

— Подготовьте.

— Сделаем. Обязательно сделаем. А вы уж подумайте, как нам вернуться в наше линейное время.

Подумать я обещал

— А насчет того, что сегодня с Каллипигой буду спать я, вранье. Вранье все это. На черта я ей сдался! Так что располагайтесь со всеми удобствами.

Прекраснотелая Каллипига (некоторая тавтология, конечно) была со мной. Но и мыслить я еще не разучился. А помыслил я вот какую свою мысль: ущербность безвременья заключалась в том, что оно было ограничено людо-человеческим временем. Как и почему — я еще не знал. Но проникнуть в тайну их, так называемого, времени было необходимо.