Убить Черчилля! Гитлер отдал этот приказ, когда проходила конференция в Касабланке. Возможно, это был его ответ на требование безоговорочной капитуляции. Сейчас трудно сказать что-либо определенное по этому поводу, поскольку все архивы 2-го отдела абвера, ведавшего диверсиями и актами террора, конфискованы союзниками и увезены в Вашингтон, где они вряд ли когда-нибудь станут доступны историкам. Кажется, существовало два подобных приказа: первый — убить Черчилля во время его пребывания за границей; второй — сбить самолет, на котором он будет находиться. О планах убийства Черчилля можно было кое-что узнать в Лиссабоне.

Лиссабон лежит на траверзе воздушных коммуникаций союзников. Из столицы Португалии можно было наблюдать за полетами самолетов и движением судов. С первых же дней войны стало ясно, какие большие возможности открываются в этом городе для разведки. Первыми это поняли адмирал Канарис и немецкий посол в Португалии барон Освальд фон Гойнинген-Гюн, твердо убежденный, что страна, в которой он был аккредитован, — старый союзник Англии, хотя и считалась нейтральной. Португалия — своеобразное государство, где одинаково косо смотрели и на национал-социализм, и на либеральную демократию. Премьер-министр д-р Салазар был убежден, что его страна не будет втянута в отчаянную борьбу между Германией и союзниками.

В начале войны Канарис тайно встретился в Лиссабоне с немецким послом. «Мы пришли к соглашению, что в Португалии не должно проводиться каких-либо актов саботажа или диверсий, — заявил мне барон Гойнинген. — Определенные круги в Германии несколько раз обсуждали вопрос о возможности применения мин с часовыми механизмами для совершения диверсий на судах союзников, стоящих на якоре в португальских портах. Но адмирал Канарис, к моему полному удовлетворению, знал, как предотвратить подобные попытки. Я редко встречался с ним во время его посещений Португалии. Адмирал приезжал обычно туда в сопровождении кого-нибудь из своих старших офицеров и встречался главным образом с военным атташе полковником фон Кремером-Ауероде, работавшим также под именем фон Карстгофа, и его помощником капитаном Фрицем Крамером. Канарис ничего не говорил о своей деятельности в Португалии. Однако, как мне казалось, он в условиях исключительной секретности для противодействия политике Гитлера пытался установить контакт с противником».

Несомненно, такая пассивность в столь многообещающем район не могла поощряться. Это затишье в Португалии, по-видимому, действовало Гитлеру на нервы. Кейтель на одном из совещаний в начале 1942 года приказал начальнику абвера осуществить план, разработанный штабом военно-воздушных сил, — совершить диверсию на самолете авиационной фирмы «Атлантик клиппер эрлайнс». На этом же совещании присутствовал и генерал Лахузен, которому Канарис здесь же, на совещании, в довольно нервном тоне поручил выполнить этот приказ. И вскоре мина с часовым механизмом была заложена в одну из американских летающих лодок.

«Однако имелся другой строгий приказ адмирала Канариса о полном запрещении каких-либо террористических актов. Этот приказ был записан в моем служебном дневнике. В 5-м отделе английской военной разведки имеется фотокопия моего дневника, оригинал которого находится теперь в Вашингтоне», — рассказал мне Лахузен.

Но какой смысл был в таком секретном приказе о запрещении террористических актов, если безапелляционные распоряжения об их проведении отдавались непосредственно сверху? Канарис как раз был в Португалии, когда ему доложили, что на английском самолете уже заложена мина. Адмирал приказал немедленно изъять ее. Это успели сделать, так как вылет самолета был отложен из-за плохой погоды.

«Тревор-Ропер был прав, заявив, что Канарис не всегда имел возможность предотвратить акты террора, — говорил Лахузен. — Иногда он не мог этого сделать по техническим причинам, а порой это зависело не от него. Но без сомнения он всегда был против подобных вещей.

Вскоре немцам стало известно о предполагаемой встрече Черчилля с президентом Рузвельтом в январе 1943 года. Капитан Вихман в Гамбурге узнал об этом примерно за неделю до встречи. Слухи о приезде глав правительств союзников распространились также и в Испании, после того как некоторым коммерсантам отказали в заказанных ими заранее комнатах в одном из отелей Касабланки. Однако в Берлине были убеждены, что эта встреча состоится в Вашингтоне и что «Касабланка» — закодированное название Белого дома. Но все же штаб немецких военно-воздушных сил был встревожен.

От адъютанта Канариса полковника Енке я узнал, что экипажу специального разведывательного самолета, оборудованного приборами для проведения воздушного фотографирования с большой высоты и постоянно находившемуся на одном из аэродромов в Португалии, было приказано вести непрерывное наблюдение. С большой высоты удалось обнаружить английский бомбардировщик, летевший в южном направлении в сопровождении эскорта истребителей, которые отвернули от него в районе Лиссабона. Дальше бомбардировщик продолжал полет один. Был ли это тот самый бомбардировщик, на котором Черчилль вместе с лордом Порталом и другими лицами летел на конференцию в Касабланку и который описан Черчиллем в его воспоминаниях?… Енке считает, что это был именно тот самый бомбардировщик и что англичане также обнаружили летящий немецкий разведывательный самолет. Но Канарис так и не выслал истребителей для преследования английского самолета.

«Мне ничего не известно о воздушной разведке с целью обнаружения самолета Черчилля, — заявил мне Лахузен. — Что касается моего отдела, то я помню, как после прибытия Черчилля в Касабланку Кейтель отдал приказ, по-видимому исходивший от самого фюрера, организовать убийство Черчилля с помощью националистически настроенных арабов. Гитлер, вероятно, имел в виду наших марокканских агентов. Однако подобная деятельность запрещалась приказом адмирала, не говоря уже о том, что организовать эту операцию за такой короткий срок оказалось технически невозможно. Как мне известно, все приказы об убийстве Черчилля были отданы после прибытия его в Касабланку».

Немецкие военно-воздушные силы были, безусловно, наготове, когда закончилась конференция в Касабланке. Бискайская эскадрилья постоянно вела наблюдения.

Один из старших служащих «Люфтганзы» Отто Ион в беседе со мной вспомнил об отмене в те дни очередного полета одного воздушного лайнера по маршруту Лиссабон — Мадрид под предлогом неисправности моторов. Вместо этого самолет отправился в «испытательный» полет над морем. Однако, какое конкретное приказание получил пилот этого самолета, Ион не знал.

Через пять месяцев Черчилль снова вылетел из Англии. На этот раз он действительно отправился в Белый дом на вторую Вашингтонскую конференцию. Возвращаясь оттуда, Черчилль 30 мая 1943 года встретился в Алжире с Иденом. О его прибытии в Алжир немецкие агенты немедленно сообщили в Берлин, и немецкие военно-воздушные силы снова подготовились к перехвату самолета английского премьер-министра. Именно они, как полагает Черчилль, 1 июня 1943 года сбили английский пассажирский самолет компании «Бритиш оверсис эрвэйс». Погиб весь экипаж и 13 пассажиров, а в коммюнике немецких вооруженных сил сообщалось, что был сбит «транспортный» самолет. Вместе с другими пассажирами, среди которых были женщины и дети, погиб и Алфред Ченфолс, эксперт по финансовым вопросам, внешне похожий на Черчилля. Черчилль полагает, что Ченфолса могли по ошибке принять за него. Это, вероятно, и послужило поводом для совершения преступления, хотя обычно воздушные лайнеры этой компании не подвергались нападению немецких самолетов.

Вскоре в Лиссабоне произошла довольно странная встреча, во время которой Канарис смог лично побеседовать с офицером союзников. В Португалии было открыто польское консульство, в котором Польше разрешили иметь ряд представителей. Полковник Ян Ковалевский был в свое время военным атташе в Москве, а после разгрома польских армий генерал Сикорский направил его в Лиссабон в качестве представителя свободных поляков. У Ковалевского глубоко укоренилось характерное для поляков недоверие к немцам. Когда он, будучи еще молодым офицером, учился в военных академиях Бельгии и Франции, ему не раз приходилось проезжать через Германию. «Но я никогда не задерживался в Германии надолго и инстинктивно стремился покинуть ее как можно скорее», — говорил он мне.

Ковалевский держался несколько в стороне от польского консульства. Он должен был поддерживать связи с польскими общинами в Европе, польскими рабочими в организации Тодта, польскими шахтерами во Франции и Германии, а также с поляками в самой порабощенной Польше. Ему необходимо было соблюдать большую осторожность во время своих поездок даже в Лиссабоне, так как в Португалии, несмотря на сильное влияние Англии, находилось много националистов — немцев, итальянцев, болгар, румын, венгров, испанцев.

Полковник Ковалевский — коренастый и физически сильный мужчина с широким, грубоватым лицом, по внешнему виду совсем непохожий на опытного штабного офицера. Ковалевский поселился в Лиссабоне в небольшой, но хорошо обставленной квартирке и занимался изучением дипломатических представителей как дружественных и нейтральных стран, так и стран оси.

Вскоре ему стало все хорошо известно о немецком после в Португалии бароне Гойнингене, происходившем из прибалтийских немцев. После заключения договора между Германией и Россией всех немцев выселили из Восточной Польши и Прибалтийских государств, перешедших к России. В Прибалтике остался принадлежащий барону Гойнингену большой замок. Его старая мать также должна была выехать на запад, где ей предоставили в Польше великолепный замок, конфискованный немцами у какой-то польской дворянской семьи. Когда старая баронесса узнала, что замок отобрали у кого-то из польских дворян, она пришла в смятение. Баронесса отправилась в Берлин выяснить, знает ли немецкое правительство о том, что действительно происходит в Польше. Но после ряда ее бесплодных попыток добиться справедливости баронессу наконец откровенно предупредили, что если она не перестанет проводить агитацию в пользу поляков, то будет иметь большие неприятности. Старая женщина была так потрясена этим, что вскоре заболела и в начале 1940 года умерла. Посол ездил в Берлин на похороны своей матери, а оттуда вернулся в Лиссабон очень расстроенным и уже не таким верным слугой фюрера, каким был раньше.

Через некоторое время после начала войны Германии с Россией полковник Ковалевский, поддерживавший контакт в Лиссабоне с некоторыми представителями малых стран — союзниками Германии, получил записку от своего друга — одного румынского дипломата. Тот сообщал, что немецкий посол предлагает Ковалевскому встретиться с одним из его конфиденциальных агентов.

Полковник, приняв необходимые меры предосторожности, отправился на эту встречу. Он выехал вместе со своим румынским другом, а несколько поляков следовали за ними в другом автомобиле. Когда они прибыли к условленному месту, Ковалевский заметил роскошный «бьюик». Ему представили человека, вышедшего из машины. Это был капитан Фриц Крамер, доверенное лицо Канариса и офицер безопасности в немецком посольстве.

— Вы «Петер» из Лиссабона? — спросил Крамер. «Петер» был псевдоним полковника Ковалевского.

— Да, это я.

— Мы арестовали вашего человека в Париже. Он и выдал нам ваше имя. Если вы хотите спасти его жизнь, то мы могли бы кое-что предпринять в этом направлении.

Ковалевский ответил, что хотел бы помочь своему человеку. С этого и начались тайные встречи с Крамером, обычно происходившие по ночам в квартире польского полковника. Крамер в первый же свой ночной визит принес пачку бумаг. Это были, как он заявил, донесения человека Ковалевского из Парижа. Во время этих встреч Ковалевский узнал подробнее о настроениях барона фон Гойнингена. Иногда они с Крамером решали некоторые вопросы, связанные с разведкой, но Ковалевский обратил внимание, что немец всегда стремился обсуждать вопросы об общем положении, о будущем, об исходе войны, о замыслах союзников. Ковалевский же во время одной из этих встреч высказал ему совершенно ясно, в чем заключались, по его мнению, просчеты Германии.

Так польский офицер познакомился в Португалии с человеком Канариса.

Однажды летом 1943 года Крамер явился на условленное место встречи в большом возбуждении. Он рассказал Ковалевскому о каком-то новом виде оружия, готовящемся сейчас в Германии. Это были, по его словам, ракеты или бомбы. Ими можно обстреливать Англию со стартовых площадок во Франции. Эти бомбы нельзя перехватить самолетами. Их можно запускать со специальных бетонированных площадок в любое время суток. Таким образом, о новом виде оружия немцев стало известно за год до того, как Гитлер отдал приказ о применении самолетов-снарядов и до того, как первый снаряд достиг Англии. Кажется, к этому времени и английская воздушная разведка сообщила некоторые сведения о том, что готовилось в Пенемюнде.

В другой раз Крамер заметил, что его начальник, который, возможно, скоро посетит Португалию, хотел бы встретиться с полковником Ковалевским.

«По-видимому, приедет Канарис», — сказал Ковалевскому один из польских дипломатов в Лиссабоне. Ковалевский стал ждать его в своей квартире в те же часы, когда обычно приходил Крамер. И однажды к нему пришел посетитель — пожилой человек, почти совсем седой. Он говорил очень быстро и, казалось, был в сильном нервном напряжении. Он не представился Ковалевскому, но во всей манере его поведения чувствовалось, что он обладает большой властью.

— Неизвестный хотел, чтобы я повторил ему все, что я говорил Крамеру о просчетах Германии, — рассказывал мне Ковалевский. — Он задавал вопросы нетерпеливо, резким тоном и быстро схватывал мои ответы. Немец спросил меня, почему невозможно для Германии тесное сотрудничество с теми странами, которые она оккупировала. Я ответил ему очень просто: «Это совершенно исключается, пока Германия не изменит своих методов правления».

— Как вы думаете, почему он захотел встретиться с вами? — спросил я Ковалевского.

— Вероятно, для того, чтобы обменяться мнениями по некоторым стратегическим вопросам и услышать все то, что я говорил Крамеру о просчетах Германии.

Что за странный человек был Канарис! Ему не было никакой необходимости ехать в Лиссабон и подвергать себя риску только для того, чтобы обсуждать прошлые ошибки Гитлера. Если это был не Канарис, то это был кто-то другой, желавший для осуществления нового курса Германии найти союзников среди свободных поляков. Ведь польские подпольные организации были самыми сильными организациями в оккупированных немцами странах. Именно они вскоре очень серьезно нарушили немецкие коммуникации. К сентябрю 1943 года русские приближались уже к границам Польши и Чехословакии. Напуганное польское правительство, находясь в Лондоне, видело, что их опустошенная страна снова станет полем боя. Польское движение Сопротивления явилось для Канариса очень серьезной проблемой, с которой тщетно пытались покончить эсэсовцы. Чехи готовились к радостной встрече с русскими. Президент Бенеш выступал в Лондоне и Вашингтоне за ведение войны до конца и горячо убеждал английских и американских военных руководителей в том, что Сталин хочет добиться взаимопонимания с Западом.

— За время моей работы в Лиссабоне с представителями немецкой оппозиции я смог понять настроения чехов, — говорил мне Ковалевский в 1950 году. — Я не люблю немцев, но по некоторым политическим вопросам я был согласен с ними.

Через девять месяцев после встречи в Лиссабоне с неизвестным немцем Ковалевский прибыл в Лондон для доклада польскому правительству, находившемуся в изгнании. И там в ночь на 14 июня он был свидетелем пожара, возникшего от попадания первого самолета-снаряда. Но к этому времени союзники хорошо использовали имевшееся у них время, чтобы нанести удар по базам этих самолетов-снарядов.

— Я всегда стремился установить контакт с теми, кто желал мира, — заявил мне Ковалевский. — Например я встречался с одним болгарином. Мы виделись с ним только за городом, так как там он чувствовал себя в большей безопасности. И таких людей было много. Я направлял их к работникам английской секретной службы и, как правило, потом ничего не слышал о них.

— Вы уверены, что человек, с которым вы разговаривали, был именно Канарис? — спросил я Ковалевского.

— Вы можете показать мне его фотографии? — Я показал две или три фотографии примерно того времени, на которых адмирал был снят в штатском костюме.

— Да, по всей вероятности, это был он, — заметил Ковалевский, разглядывая фотографии.

Фриц Крамер, которого я долго разыскивал, встретившись со мной, сказал, что это был не Канарис. Но он так и не объяснил, кто же в этом случае выступал в роли его «начальника».

Три или четыре визита Канариса в Португалию во время войны были замечены союзниками. Однако присутствие Канариса в Лиссабоне вызывало меньшие опасения, чем его присутствие в Мадриде, где тайная война между абвером и английской секретной службой была более напряженной.

Приезжая в Португалию, Канарис встречался с Крамером и делился с ним своими мыслями. Он приказал ему не совершать диверсионных и террористических актов и никогда не говорил ему о приказе Гитлера убить Черчилля. «Мне приходилось встречаться с Черчиллем до войны, — сказал как-то Крамеру адмирал. — Я считаю его после Рузвельта наиболее видным государственным деятелем нашего времени».

Английская секретная служба постепенно теснила абвер в Испании. Положение в Германии также находилось под угрозой. Попытка совершить переворот не была достаточно эффективной, и эсэсовцам удалось подавить ее.