I. Город детства
Фыркая, словно рассерженный кот, “89-й” возвратился в родную гавань. Вагоны исторического поезда Москва—Жмеринка распахнули двери и пассажиры волной захлестнули видавший виды перрон.
Измотанный страшными событиями в Москве, Франц Бялковский влился в толпу и усталой походкой направился домой.
Несмотря на усталость и безразличие, в глаза бросались некоторые изменения, произошедшие в знакомом быту вокзала. Огромная, невиданная доселе армия в прошлом так называемых спекулянтов с авоськами, сумками, тарелками и пакетами суетилась вокруг. Эти бедные, загнанные жизнью в тупик люди чем-то напоминали десантников. Когда объявили прибытие очередного поезда, возбужденная толпа поспешно бросилась к указанной диктором платформе. В воздухе стоял немыслимый галдеж, где словно молитва звучали слова: “Купить, мужчина! Купить, женщина! Всэ свиженькэ, купить, купить!” Привычный для привокзалки фонтанчик с мальчиком-писюном куда-то исчез. Вместо него на тесном от машин пространстве суетились молодые люди с толстыми пачками украинских денег.
Здесь была другая молитва. Словно заведенные, молодые люди твердили: “Меняем рубли, меняем доллары! Рубли, доллары, меняем, меняем!”
Франц улыбнулся. Сонный провинциальный городок в поисках хлеба насущного превратился в античные Афины.
Первым знакомым, который попался ему на привокзальной площади, был Юрий Мазур, по вынесенному из детства прозвищу “Малыш”. Они тепло поздоровались и бесцеремонно, как это делают старые друзья, принялись рассматривать друг друга.
— Ну, и где ты пропадал, Франц? Я слышал, тебя занесло в Казахстан?
Франц улыбнулся.
— Немного покатался, Малыш, жаль дорогу выбрал не в том направлении что нужно. Не хватило ума сесть на поезд Москва — Париж, сел в поезд Москва—Павлодар.
Малыш засмеялся.
— Напрасно так говоришь, Франек. Считай, по нынешним меркам, ты побывал за границей.
Франц пристально посмотрел Малышу в глаза.
— Ты, безусловно, прав, вот только Париж был добровольной ссылкой бежавших от революции дворян, а Павлодар и ему подобные казахстанские города, — это кладбища сотен тысяч политических ссыльных.
— А зачем ты туда уехал? — поинтересовался Малыш. — Ведь ты, кажется, учился в Черновицком художественном училище?
— Учился, да недоучился, — Франц непроизвольно щелкнул пальцами. — Как говорится, “захавали” меня и согласия не спросили. Решил уехать подальше, хотя от органов вряд ли можна спрятаться.
— Я толком ничего на знаю. Что у тебя произошло в Черновцах?
— Это длинная история. Как тебе коротко объяснить? Мое буржуазное искусство не вписывалось в рамки социалистической действительности.
Малыш оказался эрудированным парнем. Его слова, можно сказать, удивили Франца. Доперестроечная Жмеринка мало интересовалась новостями в мире искусства.
— Да, ты действительно рванул не в ту сторону. Михаил Шемякин из Санкт-Петербурга покорил Америку, в придачу теперь миллионер. У Эрнста Неизвестного самые крупные заказы на самые впечатляющие архитектурные ансамбли мира. Люди свалили из “совка” и чего-то добились. Но ты не огорчайся, Франек, теперь уехать “за бугор” не составляет труда.
Франц согласно кивнул головой.
— Так-то оно так, но очень много времени потеряно, — и что-то вспомнив, тихо добавил: — Времени и хороших людей. Но хватит о моей персоне. Чем занимаешься ты? Когда я уезжал, ты, кажется, работал на “первомайском” заводе?
Малыш искренне расхохотался.
— Не смеши меня. Я сто лет как оттуда ушел. А завод давным-давно переименовали.
— Но чем-то ты все же занимаешься? Одет классно. Один “Найк” больше ста баксов тянет.
Работаю продавцом в киоске. Вот сейчас буду принимать смену, — сказал Малыш. — Приходи вечером, пропустим по “сотке”, более подробно поговорим.
Его приезд не был сюрпризом. Он сообщил матери, что возвращается и, как всегда, просил его не встречать.
Мать пристально его рассматривала, а он сидел за столом, обильно уставленным закусками и, раздраженный, пил рюмку за рюмкой украинского первака.
— Да не смотри ты так на меня. Лучше расскажи подробно как умерли отец и дед. И прости, что не приехал… не знал. Этот груз будет на мне до самой смерти.
Он действительно не знал о двух смертях самых близких ему людей. Скрываясь в Москве от казахстанских ищеек, Харасанов категорично запретил ему подавать вести о себе. “Запомни, Франц, — твердил Константин, — в большинстве случаев беглецов ловят на квартирах матерей, любовниц и по неосторожной переписке.” Больше года он не имел вестей из дома. За это время ушли из жизни дед и отец.
Мать закончила грустный рассказ. Он смахнул скупую слезу и сказал:
— Еще раз, мать, прости. В этом году произошло столько всего, что мне порой кажется я сойду с ума.
Ночь он проспал беспокойным алкогольным сном, тем не менее утром проснулся бодр и свеж. Голова не болела. К десяти часам они с матерью были на кладбище. Стоял теплый осенний день. Он сидел на скамейке и рассматривал фотографии, закрепленные на крестах. Эта страна и этот город были для него тем, что люди называют родиной. Улицы этого города помнили шаги отца и деда, бабушек по отцовской и материнской линии. Здесь на кладбище он вдруг понял, что мотаясь по огромной стране все его дороги всегда будут сходиться здесь, в этом городе, на этом кладбище. “Как жить дальше? Стоит-ли пускаться в дальние странствия, если судьба опять и опять будет возвращать его домой?”
II. Улица Долинская. Вокзал
Улица Долинская, на которой проходило его босоногое детство, встретила его знакомым запахом накалившейся за день булыжной мостовой. Шумели вишневые садики, недовольно рычали пыльные грузовики в ожидании когда откроется шлагбаум переезда.
Несмотря на грозное название Военный переулок жил спокойной жизнью. Ковырялись в садиках и огородах трудолюбивые хохлы, кудахтали куры, грелись возле домиков на табуретках старики и старушки.
Достопримечательность города Виктор Поленов, в прошлом моряк и бог знает кто, по-прежнему полупьяненький сидел на пороге своего дома и всем желающим рассказывал сплетни. Словно не было нескольких лет отсутствия Франца, он осоловело на него посмотрел и сказал:
— Проходи, Франц, я вот сижу и думаю, где сто грамм выпить. Тебе бронзовая краска не нужна? Вот два пакета, а вот чем разбавить.
Физически Поленов нисколько не изменился. По-прежнему у него разительное сходство с актером Пуговкиным. Близко посаженные плутовские глазки периодически вспыхивают лукавым блеском.
— Нет, дорогой, краска мне не нужна. Расскажи как поживаешь, один или с Юриком?
Юрик — младший брат Виктора. Он всю жизнь работает на заводе, поэтому в городе пользуется всеобщим уважением. С Виктором они постоянно воюют и все, кто знает братьев, с интересом ожидают когда и чем закончатся “космические войны”.
— Не говори мне про него, — сердито выкрикивает Виктор слова десятилетней давности. — Этот козел меня кипятком обварил.
— Специально, или как?
— Конечно специально, — с готовностью отвечает Виктор. — А неделю назад чуть не убил, гвоздем ударил.
Франц весело смеется и хлопает Поленова по плечу.
— Не говори глупостей, Витек, он тебя никогда не убьет. Вы как близнецы: друг без друга жить не сможете.
У Поленова поразительный нюх на клиента. Он знает возможности каждого, кто его посещает. Вот и теперь он быстро одевается и кладет в карман пустую бутылку. Вместе с Францем они направляются в переулок Дундича.
Жмеринка исторический город. Здесь всегда что-то происходило необычное. С тех пор, как архитектор Журавский построил в стиле ренессанс жмеринский вокзал, Жмеринку хорошо знает вся Украина. В свое время здесь побывал император-самодержец. В годы революции и гражданской войны Жмеринкой поочередно футболили банды красных и банды белых. Однажды, когда Франц садил с дедом картошку где-то под Жмеринкой, он обратил внимание на многочисленные холмы, поросшие травой. На вопрос об их происхождении, обращенный к деду, Франц получил лаконичный, исчерпывающий ответ: “Здесь чекисты людей расстреливали и закапывали.” Время стирает память. Возможно, старожилы Жмеринки вспомнят мрачные события и этих несчастных?! Но для этого необходимо дождаться сытых времен. Пока же ностальгия по дешевой колбасе более предпочтительна, чем воспоминания о поломанных судьбах тысяч людей.
В годы пятилеток Жмеринка была не менее известна. Локомотивное депо насчитывало несколько тысяч человек. Вагоноремонтный завод был необходим и известен всему Союзу. Через Жмеринку проходили, впрочем, как и проходят, поезда на “загнивающий” запад и к Черному морю. Желающие увидеть “блатную” Одессу обязательно должны сначала купить семечек и яблок на жмеринском вокзале, а уж потом окунуть свои задницы в море на пляжах Лузановки и Ланжерона.
Кормилец-вокзал остался кормильцем и в период перестройки. Обескровленная страна выбросила миллионы граждан на импровизированные базары в поисках куска хлеба. Жмеринка не осталась в стороне. Вокзал с чьей-то легкой “руки” превратился в “манеж” и толпы “десантников” стали на протяжении суток захватывать все пять платформ. Отцы Жмеринского железнодорожного узла Завадский, Высочанский и Андрушков изо дня в день ломали голову где изыскать средства на постоянные ремонты порядочно износившегося “парохода” — его крыши и колес.
Украина задыхалась от демагогии. День и ночь с репродукторов звучали зажигательные речи ребят, которые вдруг стали себя величать панами. Киев много болтал, хотел больших денег из-за границы и, по большому счету, ничего не делал. Мир украинского так называемого искусства играл на руку так называемым политикам. В мутной воде для людей с замутненными душами ловилась крупная рыба. Эту рыбу в виде американских долларов вывозили за пределы страны и помещали в западные банки. Счастливчики, имеющие работу, радовались возможности накормить детей нехитрой пищей и с вожделением пожирали глазами экраны телевизоров, где герои из третьих стран лакомились салатами из омаров. Националисты внушали правительству, что пенсионеры, заслужившие пенсии при коммунистах, ничто иное как обуза, поэтому пенсии необходимо отменить. Оборотни, еще недавно терзающие верующих, превратились в ярых сторонников религии и после каждой лживой реплики самозабвенно добавляли: “Ничего, с Божьей помощью прорвемся.”
Уже через месяц пребывания в Жмеринке Франц затосковал. Давала о себе знать привычка жить в крупных городах. Как у художника по призванию, его глаза жаждали частой смены декораций.
Денег, оставленных ему Харасановым, хватало. В отличие от ребят с котомками, он шел на “манеж” с карандашом и блокнотом. На бумаге появлялись напряженные лица, в которых отражались радость, разочарование, раболепие и упадок духа. “Манеж” был рабочей мастерской для человека, обладающего даром художника. Вон бежит сухоногая, изможденная девочка с бутылкой “синтетического” напитка. Жалкий товар, бутылка “Фанты”, должен дать ей пропитание сегодняшнего дня. Высокий мужчина с дегенеративным лицом, похожий на огородное пугало, осторожно несет блюдо с жареной рыбой. Рыхлая, жадная перекупщица отталкивает восьмилетнего мальчугана и предлагает вальяжному пассажиру краснобокие яблоки. Седая интеллигентка срывающимся голосом упрашивает толстобрюхого детину купить “варенички с картошечкой”. Ветеран с колодкой орденов на груди деланно залихватски пытается продать жареную курицу брезгливому иностранцу. Вереницы лиц, десятки сюжетов для создания ярких полотен.
III. Встреча с мэром
Время, второй властелин на земле после Бога, уверенно проделывало свою работу. Постепенно из ячеек памяти стали уходить кошмарные события, происшедшие с ним в Казахстане и Москве. Но все же, по вечерам, в ожидании чуда Франц дежурил у телефона, надеясь услышать голос Наташи.
Так прошло больше года. Чуда не происходило.
Где-то в глубине души Франц верил, что Наташа жива. Интуитивно он чувствовал: сведения, предоставленные ему через подставное лицо на Петровке, шиты белыми нитками. Несколько раз он порывался отправиться в Москву на поиск девушки, но мудрые слова Харасанова: “Терпение — одно из основных достоинств мужчины” охлаждали его пыл. А в 1998 году, не в далекой Швейцарии, а здесь, в Жмеринке, для него свершилось настоящее чудо. Десятки эскизов, сделанных в родном городе, принесли плоды. Он написал первую за долгие годы бездействия картину и она ему удалась. Критиками были простые жмеринчане, которые ликовали, узнавая самих себя на “палубе родного парохода”.
Это была настоящая удача. Впрочем, просто удачей объяснить появление картины было бы неправильно. Это был результат кропотливой, долгой работы.
Яркая гамма красок, напряженные, грустные и веселые лица жмеринчан запечатлелись на полотне, которое он назвал “Украинские Афины”.
Единоличник и отшельник по натуре, Франц долго пытался скрывать свою удачу, но все же те люди, которым удалось увидеть картину, молчать не стали…
Прошедший на выборах мэр города Виктор Николаевич Жеребнюк и его заместитель Николай Николаевич Сероштан посетили его с просьбой показать полотно. Помня Черновицкое художественное училище доперестроечного периода, он боялся критиков высокого ранга, поэтому категорически заявил:
— Никакой картины нет! Все это выдумки обывателей.
На что Виктор Николаевич ответил:
— Не горячитесь, Бялковский. Я немного знаком с вашей биографией и хочу заметить: те времена, когда людей казнили за живую мысль, безвозвратно ушли. Я имею ввиду эпоху сюрреализма, жертвой которой вы в свое время оказались. Мы с Николаем Николаевичем не большие знатоки художественного искусства, но, думаю, отличить красивую вещь от серятины сумеем.
После его слов Францу пришлось показать картину.
Франц нервничал. Под давлением многолетней подозрительности он не мог правильно оценить улыбки на их лицах.
Слова мэра его приятно удивили.
— А молва на этот раз не солгала. Ну и как, Николай Николаевич, поможем этому полотну увидеть свет?
Все еще внимательно разглядывая картину, Сероштан ровным голосом ответил:
— Думаю, есть смысл. Наш город невелик, но, как говорят в народе: “Мал золотник, да дорог”. В свое время в Жмеринке жил и работал известный всему миру писатель Юрий Смолич. Позже Жмеринку сумел прославить народный умелец — знаменитый жмеринский “Левша”.
Они уехали. Франц сел в кресло, закрыл глаза и попытался вспомнить все то, что он знал об этих людях, пришедших в правление через выборы 1998 года.
Виктор Николаевич Жеребнюк, 1970 года рождения, был человеком новой формации. Молодежь, за которой, как известно из прописных истин, будущее, интуитивно это почувствовала и подавляющим большинством голосов Жеребнюк был избран мэром. Предпринимательская жилка, которая так раздражает наших сограждан в возрасте за сорок лет, безусловно помогала молодому мэру в управлении сложным механизмом.
“Хлеба и зрелищ” требовали древние от своих правителей. Молодежь не обманулась в ожидании. Сонный и пыльный город, каковой была до управления Жеребнюком Жмеринка, стали посещать звезды украинского шоу-бизнеса, певцы, актеры. Что касается хлеба, еще ни одна власть не могла решить этот сложнейший вопрос по мановению волшебной палочки. Проблему безработицы в один день не решить. На все необходимо опять же время.
Анализируя, Франц сделал вывод: жизнь в городе, по сравнению с хаотическим бытом других украинских городов, преображается в лучшую сторону. Людям преклонного возраста, которые остались без слащавого и в то же время жестокого пастыря, в общем-то, трудно угодить. Но Франц видел и оценивал: пенсии жителям города выплачивают без задержки. Из официальных источников он узнал, что в границах города передано бесплатно в собственность людям пятьсот два гектара земли. Использовали свое право на приватизацию шесть тысяч граждан. Это был лучший показатель среди всех городов области.
Загнанная в прошлом в глухой угол религиозная община Московского патриархата УПЦ получила помещение городского клуба.
Решением горсовета от 27 мая 1999 года была создана инспекция по контролю за благоустройством и санитарным состоянием города.
Решением пятой сессии горсовета от 25 февраля 1999 года в городе основывалась телерадиокомпания.
Когда в августе 1998 года городской топливный склад в связи отсутствием финансирования по указанию “Винницаоблтопливо” остановил выдачу угля населению по субсидиям, предприятие “Экспресс” закупило уголь по низкой цене и отпустило населению.
Франц перечислял в памяти многие, на первый взгляд незначительные, факты плодотворной для города работы Виктора Жеребнюка, и все больше убеждался: этому человеку можно верить.
Заместитель мэра Сероштан Николай Николаевич был в городе своим человеком. В районе “Корчевка” проходило его детство. Здесь, в Жмеринке, произошел его рост и становление. Один знакомый Франца, простой человек, отозвался примерно так о Сероштане: “Ты спрашиваешь про Кольку?.. Свой мужик, я с ним долго работал. У него запросто можна в тяжелый момент занять пятерку!”
Франц боялся и в то же время верил, что эти люди его не подведут. Он хорошо помнил то время, когда творческие, интеллигентные люди, если они не вкладывались в рамки понятий высокопоставленных демагогов, вызывали бешенство. В книге Марины Влади “Прерванный полет” о Владимире Высоцком хорошо описана эта ненависть. Когда Высоцкий посетил уже “выброшенного на свалку” Никиту Хрущева и спросил за что тот так клеймил на съездах поэтов-модернистов, Никита ответил: “Мне говорили, что все они педерасты”. Вот в каких условиях приходилось лучшим представителям страны создавать культуру, творить, дышать, работать.
Все еще закомплексованный мозг Франца выдавал болезненные импульсы: “А что, если демагоги вернутся?.. А что, если повторится опять черновицкая история?.. А что, а что…?”
Тягостные раздумья прервал телефонный звонок. Аппарат выдавал короткие, требовательные сигналы. Франц поднял трубку.
— Алло, здравствуйте. Франц Бялковский у телефона. С кем я буду разговаривать?
Слезы радости переместились куда-то в горло и захлестнули дыхание. Перед глазами поплыли радужные круги.
— Франек, милый, не узнал? Это я, Наташа!
IV. Жизнь прекрасна и удивительна
Потрясение было столь сильным, что ответить ей он не смог. В трубке раздался треск, голос стал отдаляться, затем пошли короткие гудки. Испуганный, он бегал возле телефона то и дело поднимая трубку.
Наконец опять пошли длинные гудки.
— Алло, алло, Наташа, это я!.. Где ты, что с тобой?
Она плакала. Он отчетливо слышал громкие всхлипывания.
— Франц, милый, я уже второй день через справочное пытаюсь разыскать твой телефон. Мне не верится, что я слышу твой голос.
— Наташа, милая, где ты была?.. Где Харасанов, Василий, Татьяна? Они живы?
— Франек, их нет в живых. Я отбывала срок в подмосковном Калининграде. Вышла по амнистии.
— Но почему раньше не писала, не звонила?
— Это длинный разговор… боялась… Меня постоянно мучил страх.
— Но почему, за что тебя посадили? Ведь ты фактически ни в чем не виновата!
— Деньги, оружие, недонесение властям. Это длинный разговор, может, встретимся и поговорим?
— Конечно, милая, немедленно приезжай! Куда переслать тебе деньги, говори!
Ручка прыгала в руке, от нервного напряжения знобило.
— Я на Киевском вокзале. Деньги у меня есть. Через два часа будет на Жмеринку поезд.
Радость вперемешку со страхом, что он опять ее потеряет, не давали успокоиться.
— Наташа, какой номер поезда, какое сообщение? Я тебя буду встречать, немедленно выезжай!
С этого момента он больше находился на вокзале, чем дома. Домой он заходил только для того, чтоб выпить стакан крепкого чая. Мать, как могла его успокаивала, но измотанные нервы успокоения не находили.
О предстоящем приезде девушки знала только мать. Юрка Мазур, выглядывая из киоска, подозрительно его рассматривал и улыбаясь говорил:
— Что-то ты стал на привокзалке постоянно крутиться. Может, валютчиком хочешь заделаться? Смотри, это занятие — палка о двух концах.
Франц устало улыбался и отвечал:
— Да нет, братан, тут другое…, давай выпьем по “сотке”.
Они наскоро выпивали. Франц пять — десять минут высиживал у него в киоске.
Юрка Мазур с годами не менялся. Длинноногий и поджарый парень живо интересовался всеми событиями, происходящими в городе. Не переставал засматриваться на каждую проходящую мимо красивую девушку. Вот и сейчас он затянул старую песенку.
— Люблю, Франек, молодых!.. Как пройдет мимо, окатит запахом горячего стройного тела, хочется догнать и укусить.
Франц рассмеялся. Здоровые инстинкты, вытесненные порой у многих молодых людей алкоголем и наркотиками, его всегда забавляли.
— А за какое место ты бы ее укусил, естественно, с позволения? — спросил он у Малыша.
— За самое красивое, конечно, — отвечал Малыш и подмигивал Францу.
На привокзалке действительно произошли большие изменения. Вместо обшарпанных “Запорожцев” и допотопных автобусов сверкали новенькие “Мерседесы”, роскошные “Вольво” и БМВ. Несмотря на извечное украинское нытье о тяжелой жизни, молодежь все же находила средства чтоб шагать в ногу со временем.
В кафе “Рилакс”, куда они часто заходили с Мазуром, было чисто и уютно. Люди нового времени стали понимать толк в комфорте и пытались чему-то научить земляков с убогим мышлением. Директор кафе Якубович Игорь Валентинович лично подавал этому пример. Симпатичный молодой человек часто заходил в кафе, отдавал краткие деловые распоряжения персоналу. Жизнь двигалась, бурлила — не стояла на месте.
Когда Франц нетерпеливо расхаживал по второй платформе в ожидании поезда, к нему подошли двое хорошо одетых мужчин.
— Ну, и как ваши картины? — обратился с вопросом один из них. — Что-то больше вас не видно за работой.
Полковник линейной милиции Чижик и его заместитель Носач, оказывается, были также не чужды искусству. Тогда, когда он делал наброски на пятой платформе вокзала, они были в милицейской форме и откровенно его напугали. Сказывались казахстанские и московские перипетии.
— Да так, — замялся он, — кое-что получается, но, в основном, до совершенства далеко.
— А нам показалось, что не так уж и далеко, — серьезно сказал полковник. — Хотелось бы посмотреть готовую картину.
— Вокзал — это гордость Жмеринки, — добавил Носач. — Сделаете картину — обязательно покажите.
Они ушли, а Франц, чувствуя скованность и смущение, остался стоять на перроне.
“Оказывается, я здесь уже становлюсь известным как художник. Хорошо это или плохо, кто бы мне подсказал?”
Когда Наташа вышла из вагона, у него перехватило дыхание. Время сделало ее красоту еще более утонченной и прекрасной.
Короткая стрижка обнажила изящную шею, переходящую в красивой формы округлые плечи, стройную спину. Узкая талия переходила в плавно очерченные бедра и длинные стройные ноги. Классическое лицо, огромные глаза дополняли удивительное сочетание гармонии. Девушка была настоящей красавицей.
Он целовал ее мокрое от слез лицо и впервые за долгие годы почувствовал, что счастлив.
Несколько часов они провели дома, а затем, чтоб побыть наедине, пошли гулять в парк “Горького”.
— Расскажи, Наташа, что произошло на той квартире в Подмосковье. Это тяжело, но нам без этого не обойтись.
Она словно оцепенела. Он обнял ее за плечи, прижал к себе.
— Не бойся, я с тобой.
Ее голос был вымученным и глухим.
— Ты уверен, что это необходимо?.. Не будешь жалеть?
— Нет, это необходимо.
— Нас бросили в подвал, а затем через каждые два-три часа насиловали. После того, как я плюнула Жарылгапову в рожу, он приходил одним из первых. Это был настоящий садист. Татьяне он постоянно прижигал грудь сигаретой, самолично хлестал ремнем. Мне прокалывал грудь вязальными спицами, те же спицы заганял под ногти.
— Хватит, прекрати, — выкрикнул Франц. — Дважды из-за меня ты подвергалась мучениям. Как я буду с этим жить?
— Замолчи, Франц, очень прошу, замолчи! Только благодаря любви к тебе я выжила. Понимаешь, мы должны все забыть!
Он метался словно зверь по усыпанной желтыми листьями аллее.
— Дальше, что было дальше? Как убили Харасанова, Василия и Татьяну?
— Они нас остановили у самой машины. С Жарылгаповым что-то произошло. Казалось, он сошел с ума. Несмотря на уговоры Константина, начал стрелять. Где-то рядом была милицейская засада. Меня ранили в живот, я упала, но все видела. Пули на моих глазах изрешетили Харасанова. У Татьяны сорвало череп, Василию попали в лицо. Жарылгапова и его людей также всех перестреляли. Я лежала в луже крови и слышала заключение медиков.
— Дальше, что было дальше?
— Два месяца я пролежала в больнице. Потом пришел запрос из Казахстана. О тебе никто не упоминал. Адвоката мне дали только на суде. Мне сокамерники так и сказали: “Будь у тебя с самого начала следствия адвокат, ты бы отделалась легким испугом.”
— А в зоне, как ты выжила в зоне?
— В зоне было паскудней всего. Эти бесконечные приставания извращенцев — “коблы”, “коблихи” — полнейшая моральная и физическая грязь.
Она сжала пальцы. Под розовыми ногтями он увидел синие ложбинки шрамов.
— Как поступала ты!?
— Дралась! Без конца дралась, — улыбаясь ответила она. — Из-за этого почти весь срок просидела в штрафном изоляторе. А затем вышла амнистия для впервые судимых по легким статьям.
Разговаривать не хотелось. Они долго молчали. Одетые в желтую листву деревья, словно под впечатлением ее рассказа, замерли, встречая сумерки. Тишину прекрасного осеннего вечера нарушил протяжный гудок тепловоза. Франц, приникнув губами к ее душистым волосам, сказал:
— Теперь все позади. Если Бог и Фортуна от нас не отвернутся, мы сможем быть счастливыми. Ведь нам пришлось столько пережить.
Пытаясь сделать это незаметно, она смахнула со щеки слезу.
— Ты плачешь, дорогая! Что тебя тревожит, скажи! Если это слезы счастья, почему ты пытаешься их скрыть?
— Лагерная привычка. Если в зоне видят слезы — ожидай неприятностей. Таков там жизненный уклад. Слезы считаются признаком слабости, растерянности души.
— Забудь о лагере, милая. Мы сейчас в другом мире. Верь, что все будет хорошо и все сбудется. И еще… Как твои родители? Ты сообщила матери, что находишься на Украине?
— Нет, зачем? Им до меня нет дела. Пьянство, вечные ссоры, для них смысл жизни заключается в бутылке.
— Не говори так, Наташа. Мать всегда остается матерью. Нужно уметь прощать. Только благодаря этому закону люди и живут на земле. Напиши ей письмо, объясни, она все поймет.
— Хорошо, но только не сейчас. Мне постоянно кажется, что это еще не счастье, а его призрак.
От ее слов ему стало жутко. Точно такое-же чувство испытывал и он. “Необходимо ее подбодрить, придать уверенности в завтрашнем дне”.
— Оставь, милая, мрачные мысли. Через несколько дней съездим в Киев, Одессу. Ты увидишь прекрасные города, увидишь сказку земли — море.
Она смотрела на него широко открытыми глазами. Он видел как пелена скованности, страха рассеивалась, исчезала.
— Улыбнись, Наташа, я тебя очень прошу. Тебе так идет улыбка…
Она улыбнулась.
Вот теперь хорошо. А теперь пошли домой. Я тебе покажу то, чем я жил все это время. То, что спасло меня от самоубийства.
Она заинтересовано на него посмотрела, а затем понимающе улыбнулась.
— Наверное, картина. Ты опять начал рисовать?
Они пришли домой. Когда Наташа рассматривала картину, он не сводил с нее глаз. Ее оценка имела для него огромное значение. Девушка долго молчала. Что происходило в ее душе, было пока для него загадкой.
— Я выросла возле огромного вонючего террикона, — начала издали она, — в искусстве, в общем-то, мало разбираюсь. Но сегодня, сейчас могу точно сказать: Франц Бялковский, вы состоялись как великий художник!
Она бросилась ему на шею и ее радость была для него самым большим подарком на свете.
— Ты не представляешь, Франц, что я чувствую, глядя на эту картину. В душе что-то происходит, какая-то волна божественного света вливается в сердце.
Она вряд-ли знала что-либо о Гогене, Тициане, Рафаэле и Пикассо. Франц не брался высоко оценивать свои произведения, но знал наверняка, точно такие-же слова высказывал мир, глядя на полотна великих художников. Не так давно в Эрмитаже он сам ощущал подобное, глядя на великолепные подлинники истинных мастеров живописи.
В эту ночь, засыпая в объятиях прекрасной женщины, он шептал: “Господи, как прекрасна и удивительна жизнь”.
V. Адаптация. Пистолет “Беретта
”
Молодость всегда сопряжена с такими понятиями как любопытство, жажда познаний и свежесть чувств. Все эти понятия были присущи и не чужды далекой от украинского быта Наташе.
Франц с интересом наблюдал как впитывает в себя девушка украинский быт. А своеобразный украинский менталитет вызывал у девушки веселую улыбку.
— У вас народ в тысячу раз мягче, чем у нас в Казахстане, — часто повторяла она. — Возьмем, к примеру, ваше отношение к пьяницам. С одной стороны — вечные бойцы против пьяниц, женщины кричат: “Щоб воны повыздыхалы ци пьяныци”, а с другой: “Та хиба ты нэ козак, выпый чарку”. Или, в отношении нищих: “Та якый же вин жэбрак, прыдурюеться” и тут же: “Визьмы копийочку, купы що-нэбудь”. Наши казахи, да и русские, у пьяницы, если что не так, бутылку отберут, надают по шее. А нищему, если он вызывает подозрение, в жизни не подадут.
— Это еще полбеды, — смеясь отвечал ей Франц, — есть вещи гораздо покруче, в политике, например.
Она была истинной женщиной. Политика ее не интересовала, как и то, что он этим хотел сказать.
Обилие фруктов вызывало у нее неподдельный восторг. Бесхозные яблони и груши, усыпанные плодами, поражали воображение
— Нашим скажи — не поверят. У нас кроме карагача ничего толком не растет.
Франц возражал.
— А уголек в Караганде, а цветные металлы в Усть-Каменогорске? Не скажи, Наташа, Казахстан хоть степная, но богатейшая земля.
— Что мне до цветных металлов, — хохотала девушка. — Впервые вижу, чтоб орехи под ногами валялись.
Быстро пролетали дни счастья, о которых они так мечтали в Казахстане и Москве. Иногда шестичасовым поездом они ездили в Винницу, где у Франца были родственники.
Однажды утром, прогуливаясь возле “Книги” по Хмельницкому шоссе, Франц отлучился, а когда вернулся, увидел на лавочке возле храма Наташу в компании неизвестного мужчины. Его лицо показалось Францу знакомым. Неподалеку стоял молодой парень, явно охранник.
— В чем дело, Наташа? Может нас познакомишь? — натянуто спросил Франц.
— Не стоит просить об этом девушку, — поднялся мужчина. — Бизнесмен из Лос-Анджелеса Джон Морган.
Франц опешил. Что делает здесь известный бизнесмен, и о чем они с Наташей могут говорить?
— Внешность вашей девушки меня заинтересовала, — сказал Джон на отличном русском языке. — Есть у нее что-то общее с известной американской фотомоделью. Я решил поинтересоваться не звезда-ли наша к вам пожаловала?.. Впрочем, ваша девушка и без титулов звезда. Могу вас заверить — красота у нее необычайная. Мой совет: не оставляйте такую жемчужину без присмотра. Но дело не в этом, — улыбнулся Джон, — мы тут разговариваем о Казахстане. В Семипалатинске и Усть-Каменогорске у меня много друзей. Кстати, одно время мы у них закупали цветные металлы для нашей промышленности. Неплохо-бы нам снова наладить связи в этом направлении. Ну, да ладно, — Джон посмотрел на часы, — время прогулки истекло. Вот вам моя визитка, если будут проблемы — звоните.
Он ушел. Франц не знал что сказать Наташе.
— Чего ты сердишься, Франек, он нормальный мужик. Проходил мимо, поинтересовался. Тебе должно быть лестно, что я вызываю интерес у таких людей.
— Да я не против, Наташа, но он прав. Тебя нельзя оставлять без присмотра. Еще, пожалуй, украдут.
После обеда они возвращались в Жмеринку. Хорошее настроение требовало действий. Франц и Наташа переодевались в спортивную одежду и отправлялись в лес.
Природа Украины не переставала изумлять девушку. Березы, дубы, тополя, сосны смешанных лесов вызывали восхищение. Мягкая сочная трава поражала ее воображение.
— В Казахстане травы уже давным-давно выжжены, ветры гуляют, а в ближайшие недели выпадет снег.
В ее голосе он уловил затаенную тоску.
— Письмо матери бросила? — невольно задел он ее больное место.
— Уже вторая неделя пошла… ни ответа, ни привета.
Он попытался ее успокоить.
— Письма туда порой идут месяцами.
Ее глаза блестели.
— Знаешь, Франек, мне впервые стало ее жаль. Наверное потому, что у нас все хорошо. Любовь делает нас мягче и добрее.
— Это старая истина, Наташа, можна сказать вечная от Бога.
— Я каждый вечер слышу, как ты молишься. Скажи, Франц, ты действительно веришь в Бога?
— Верю и всегда верил! Убежден, что высшая сила существует несмотря на то, что вырос в семье атеистов.
— А я не знаю… Столько хороших людей вокруг погибает. Почему он их не спасет?
— На подобный вопрос в мире людей нет ответа. Возможно, они ему там нужнее, потому что добрые. А, возможно, за грехи родителей. Ведь мы привыкли видеть только то, что видим. А мир многолик. Когда пишешь картину, подбираешь гамму красок, начинаешь это ощущать.
А иногда мне кажется, что голубое небо, зелень полей и лесов, цветы — все это становится постепенно враждебным человеку, не верящему в Бога. Абсолютно все запрограммировано на любовь. Если человек систематически нарушает божественные законы, приходят болезни, мор, войны, всевозможные катаклизмы. Даже люди в принципе не злые, но нарушающие заповеди Всевышнего, вычеркиваются из жизни.
— А знаешь, Франц, я до сих пор не могу поверить, что Василия и Кости Харасанова нет в живых. Ведь эти люди по своим характерам не были злыми. Почему так произошло?
Он и сам часто задавал себе этот вопрос.
— Трудно сказать, но Харасанов, в принципе, был корыстным человеком. Дипломы техникумов, институтов, водительские права — все ведь он затеял ради наживы. Коваленко — другое дело. Его покалечила мать. У меня есть, Наташа, предложение. Давай зайдем в магазин, возьмем бутылку вина и помянем их добрым словом.
Поздним вечером, веселые, они возвращались домой. Около базара на большой скорости их обогнала сверкающая лаком машина. Через мгновение завизжали тормоза, “Форд” резко остановился.
“Номера киевские, — отметил про себя Франц. — Кажется, сегодня я видел этих ребят в супермаркете на Ленинской”.
Вальяжной походкой два крепыша подошли к молодой паре.
— Извини, брат, можна тебя на пять минут? Есть дело.
Один из незнакомцев взял Франца под руку, отвел в сторону.
— Я слушаю, можно сказать, весь — внимание, — улыбнулся Франц.
— Мы тут сегодня видели вас в магазине… Скажи, кем тебе приходится эта девушка?
Франц очень удивился вопросу.
— Жена, а что, не похоже?
— Ладно, земляк, не гони… Жены такими не бывают.
Франц начинал злиться.
— Знаешь, дружище, даже закон не имеет права вмешиваться в личную жизнь граждан.
— Глохни, мужик! Тебя по-хорошему спрашивают. Кто она тебе? Жены такими красивыми не бывают.
Злость все больше нарастала. Через плечо незнакомца Франц видел как второй пытается взять Наташу за руку.
— Так, земеля, — сказал он в тон незнакомцу, — говори, что хочешь и чеши отсюда.
Тот осклабился.
— Может, уступишь телку, а?.. Мы тебе сгрузим пару тысяч баксов… Как?..
Подобной наглости с времен знакомства с Жарылгаповым Франц не встречал. Вспоминая приемы боя, которым его обучал Константин, он ответил:
— Уступлю, земеля, почему не уступить свои доски на твой гроб?!
Как художник он хорошо знал анатомию человеческого тела. Удар ребром ладони пришелся наглецу точно в кадык. Без единого звука толстяк свалился на землю. Тот, который стоял возле Наташи, мгновенно среагировал. Он выхватил пистолет, обхватил рукой шею девушки и приставил дуло к виску.
— Ты что делаешь, козел? Сейчас я твою телку завалю!
Единственной его бедой было то, что он не знал какую науку прошла девушка в подмосковной колонии. Удар в пах правым коленом был произведен по всем правилам — точно и мощно. Он взвыл, словно погибающий паровоз времен гражданской войны.
— О, господи, Наташа, где ты такому научилась? — изумился Франц. — Я думал, что “Ксены — принцессы-воины” водятся только в фильмах.
— Все там-же, Франек, все там-же!
Первый бандит в сознание не приходил. Второй продолжал подвывать где-то за хозяйственным магазином.
Франц поднял новенькую “Беретту” и показал девушке.
— Ребята неплохо экипированы… “Форд” последней модели, “Беретта” последнего образца. Что, возьмем ее себе на память?
И все же хорошее настроение этим случаем было испорчено. Опять повеяло чем-то гадским. В душе появилось ощущение дискомфорта.
— Знаешь, Франек, — сказала Наташа, — мне кажется мы неплохо отдохнули. Пора-бы и устроиться на работу.
В ту ночь они спали тревожным сном. К Францу явился Харасанов. Увешанный оружием, он вел себя агрессивно, без конца выкрикивал: “Хочешь выйти сухим из воды?! Ничего не получится, ты тоже убивал!…”
Из кошмарного состояния его вывели слова Наташи:
— Успокойся, дорогой, не кричи… Проснись, пойди выпей воды.
На следующий день они отправились в поисках работы. Как Франц ни уговаривал Наташу повременить, она реагировала однозначно.
— От безделия я вскоре сойду с ума. У тебя, дорогой, есть картины, а мне необходимо чем-то заняться.
Он удивился ее рвению, пытался настаивать.
— Наташа, не глупи, у нас осталось от подарка Харасанова восемнадцать тысяч долларов. Этого хватит даже съездить за границу.
— Не спеши, Франц, тратить эти деньги. Кто знает их происхождение?
— Да чего уж теперь говорить, — отмахнулся Франц, — происхождение наверняка доперестроечное. Так что, чего бояться?
Или ее мучили какие-то сомнения, или она чего-то недоговаривала. Он ее не стал “пытать”.
— А куда-бы ты хотела устроиться на работу? Думаю, с этим сейчас всеобщая проблема.
— Знаешь, а ведь я в школе хорошо училась. Особенно математика. Ездила в Алма-Ату на математические олимпиады.
Он удивился.
— А я и не догадывался. Так у тебя есть шанс получить образование. Жмеринский “Проминвестбанк” посылает способных в Киев учиться.
Директор “Проминвестбанка” Надежда Несторовна Гонтарь оказалась очень приятной женщиной. Ее не смутило то, что у Наташи оказались документы “зарубежного” образца. Полученный в Казахстане паспорт не на всех производил благоприятное впечатление.
— Я так думаю, вы хотите остаться на Украине?.. Наверное, выйдете замуж?
Наташа утвердительно кивнула головой.
— Уже подали заявление, муж коренной жмеринчанин.
— Ну, что ж, как секретарь с вашей внешностью вы нам подходите. Не будем скрывать, для хорошего офиса красивая внешность неплохое приобретение. Что касается ваших математических способностей — покажет время. Для начала пошлем вас учиться в Киев.
Сияющая она вышла из кабинета директора. За это время Франц узнал, что Надежда Несторовна человек слова и дела. Является в Жмеринке депутатом городского совета, председатель планово-бюджетной комиссии.
Этот день принес удачу. После обеда Франц взял кисти, мольберт. Они ушли в осенний парк.
Когда вечером они возвращались из парка, в одном из дворов частного сектора Франц увидел знакомый новенький “Форд”. Не щадя цветочную клумбу кто-то преднамеренно спрятал машину под деревьями в глубине двора.
— Думаю, Наташа, это машина наших старых знакомых. Странно, ведь у нас не военное положение. Какой хозяин позволил испаскудить такой шикарный цветник?
Девушка встревожилась.
— Уйдем отсюда, Франц! Ведь у тебя их пистолет. Это добром не закончится.
— Ладно, уходим, только запомни номер дома.
По дороге они молчали, но думали об одном и том же. “Преступный мир прямо или косвенно не желает их отпускать. Откуда эти парни, что они делают в Жмеринке?”
События разворачивались словно в американском боевике. Дома, когда они включили телевизор, диктор винницкой программы “Иштар” сообщил, что областной милицией разыскивается “Форд” последней модели. Владелец машины найден мертвым, автомобиль, по-видимому, захватили преступники.
— Господи, что же это делается? — прошептала Наташа. — Франек, необходимо сейчас же сдать оружие и рассказать где они прячут машину.
Дежурный доложил об их приходе начальнику милиции Бешлею Анатолию Васильевичу.
— Не буду загадывать наперед, но, думаю, что ваша информация нам здорово поможет. Из телевизионной передачи вы узнали только часть информации. Эти парни по Винницкой области оставили еще два трупа. Вот уже вторые сутки мы, можно сказать, на боевом положении. Люди отлучаются домой только перекусить. Что касается пистолета, который вы захватили, мы его оформим как добровольную сдачу. Кажется, вы пришли именно с этими намерениями?
Наташа утвердительно кивнула.
— Вот он, — девушка вытащила из сумочки тяжелый сверток. — Кому передать?
Через несколько минут оперативная группа в составе заместителя начальника розыска Васильева М., старшего уполномоченного Палки В., следователей Ильченко и Кобылянского были готовы. Состав сотрудников второй машины Франц не запомнил, но, как художник, он помнил этих людей в лицо, видел каждый день.
Франц и Наташа ехали в первой машине. Как ни настаивала девушка чтоб ее взяли на место, где скрывались преступники, ответ был однозначен.
Возле дома быта “Рубин” ее высадили. Франц сидел в машине и не видел, что происходило в глубине усадьбы. Где-то далеко вспыхнул свет, раздался шум и тут же тишину ночи разрезала автоматная очередь.
Бандитов усадили в другую машину. По лицам оперативников Франц видел, что операция прошла благополучно.
Майор Палка хлопнул его по плечу и весело сказал:
— Вот и все, Бялковский. Вы нам здорово помогли. Сейчас высадим вас в центре, идите домой отдыхайте!
Лаконизм всегда импонировал Францу. Он любил людей, способных объясняться ёмко и немногословно. Майор Палка вполне укладывался в эту категорию.
У подъезда дома на скамейке его ожидала Наташа.
Господи, Франц, когда закончатся эти сплошные нервотрепки? Кто нас проклял?
— Успокойся, Наташа. Сегодня мы оказали неплохую услугу людям доброй воли. Только представь, ведь у владельца “Форда” где-то есть родители, жена, дети. А другие люди, которых они убили, их семьи..?
— Да я не об этом, Франц… Почему мы так часто становимся невольными участниками подобных событий?
— Кто его знает, Наташа, возможно это судьба.
VI. Они рядом с тобой
Люди, которых он раньше не замечал, с приездом девушки предстали для него в новом свете. Ранее отрешенный, замкнутый, теперь Франц начал интересоваться всем, что его окружало. Несмотря на то, что классика застрелил на Черной речке подлец-карьерист, его слова “любви все возрасты покорны, её влиянья благотворны” остались жить вечно.
Вместе с Наташей он стал посещать старых друзей. Большинство из них разъехались, но некоторые все же остались жить в Жмеринке.
Олежка Мысян, а нынче Мысян Олег Анатольевич, с прошествием лет нисколько не изменился.
Вот и сегодня они сидели втроем в уютном кафе “Имидж” и разглагольствовали на разные темы.
Необходимо добавить, что Олег Анатольевич превратился в респектабельного бизнесмена, возглавлял в Жмеринке малое предприятие.
— Ответь мне, Олег, на один вопрос, — обратился к нему Франц. — Почему многие люди клеймят перестройку, тем не менее, вовсю пользуются благами предоставленной им свободы? Почему в народе так процветает это двуличие?.. За столом клеймят, а затем выходят из дома, садятся в иномарку и едут за город, где у них имеется трехэтажная дача. Ну, я еще понимаю пожилых. Безусловно, они заслужили другую старость. Но ведь у нас на Украине все ноют. И пожилые и молодые. Что ты скажешь на этот счет?
Олежка внимательным, цепким взглядом на него смотрит и отвечает:
— У меня нет двухэтажной дачи, а мои люди уже полгода зарплату не получают.
Франц смеется.
— Вот и ты туда же. Россияне на этот счет говорят четко и исчерпывающе правильно: “Если умеет делать — молодец” или:“Делай ты, кто тебе не дает?” У нас же сплошное нытье, чинопоклонство, вечный поиск крайнего.
Вот смотри, Олежка, — улыбаясь продолжает Франц. — Мы сидим в уютном комфортабельном заведении. Его хозяйка, кажется, Домбровская Наталья Николаевна. Необходимо хороший отзыв записать в книге посетителей. А что было раньше?.. Нет, ты вспомни, — настаивает разгоряченный выпитым вином Франц. — “Фабрика-кухня” — сдвинутые грязные столы, кислый портвейн, поломанные вилки. Знаю, скажешь все было дешево. Но ведь и по-свински… разве это правильно?
Олег Анатольевич молчит. Информация, казалось-бы, простая, но достойная размышления.
— А что ты скажешь, Франц, по поводу развала промышленности, дикой коррупции во всех эшелонах власти?
— Ну, это уже другой вопрос, — говорит подвыпивший Франц. — Это, как-бы тебе получше сформулировать, неправильное использование достигнутых свершений. Концовка звучит по-коммунистически и, думаю, поступать здесь нужно по-коммунистически. Но только в одном направлении. Твердая власть и жесточайший контроль.
— Опять стрелять, что-ли?
— Не стрелять, а пересажать!
Олежка оглядывается и говорит:
— Тех, что нужно, не достать… Те в Калифорнии отдыхают.
Они выходят из кафе. На улице осень. Дышится легко и приятно. Поскольку путь жмеринчанина всегда соприкасается с “привокзалкой”, они незаметно оказываются там.
— Смотри, Франек, а вон наш школьный товарищ Павло Ковальчук. Наверное из Москвы приехал. Договаривается с шофером, чтоб отвез в Кармалюки.
— Эй, Пашка, погоди, не отчаливай! Поговори с одноклассниками!
Ковальчук останавливается, узнает их и кричит:
— Го-го!.. Кого я вижу? Вы откуда здесь взялись?
Они обнимаются, хлопают друг друга по плечу. Поездка откладывается. Они заходят в кафе “Рилакс”, заказывают выпивку.
— Классно выглядишь, Пашка, — говорит Франц. — Рассказывай, как живешь? По внешности видно жена хорошая.
— Не жалуюсь, баба — что надо. Родила мне троих детей, по хозяйству успевает.
— Ну, а сам чем занимаешься, откуда путь держишь?
— С Москвы приехал. Двоюродный братан — директор строительной фирмы. Езжу периодически на заработки.
— Хорошо платит?
— Не жалуюсь, по триста баксов в месяц выходит.
Франц стучит кулаком по столу.
— Опять двадцать пять — в Москву на заработки. А еще кричат: “Отделимся от старшего брата.” Отделимся, когда в гробу будем.
Он злится, Наташа его успокаивает.
— Не люблю националистов. От них, между прочим, идут все беды.
Павло Ковальчук — здоровенный мужик. Он и в школе был здоровым парнем: таскал мешки наравне со взрослыми.
— Поехали, мужики, ко мне в деревню. У меня самогон что надо. А обратно отвезу на своей машине. Есть пикапчик.
Франц и Олег соглашаются, но Наташа против.
— Извините, Павел, на сегодня ему хватит. Как-нибудь обязательно приедем. Да и я еще не видела украинскую деревню.
Они опять выходят на “привокзалку”. Частники, словно тамбовские приказчики, со всех сторон выкрикивают одну и ту же фразу: “Куда поедем? Куда поедем?” Ковальчук все еще пытается уговорить:
— А может махнем? Жена будет рада…
Наконец, убедившись, что уговоры бесполезны, он, не торгуясь, садится в “Жигули” и уже на ходу кричит через окно:
— В общем договорились!.. Приеду за вами на следующей неделе!
Домой идти не хочется. Втроем они опять вышли на Ленинскую.
Такое впечатление, что Мисяна Олега знает весь город. Ему кивают из машин, здороваются на улице.
— Олежка, а кто эта приятная женщина? Я ее вижу каждый день.
— Отличный адвокат — Мельник Елена Сергеевна. Ее контора находится на втором этаже старой почты. Если потребуется исчерпывающая юридическая консультация — пожалуйста.
— А эти двое? Они сегодня встречались нам базаре.
— Нужные всем люди. Гаврилюк Василий и Скакун Вячеслав — зубопротезная фирма “Дент”. Так или иначе ты с ними столкнешься. Зубы твои, как я посмотрю, требуют капитального ремонта.
Поток знакомых Олега не прекращается. Фактически, через каждые десять шагов они останавливаются.
— Директор табачной фабрики Загородний Николай, — продолжает знакомить он. — А это — мой школьный товарищ, художник Франц Бялковский со своей женой. Кажется, ты, Франек, специализировался как портретист? Пожалуйста, Николай Александрович, Франц может написать на профессиональном уровне портрет.
Они идут дальше. Франц начинает уставать и от знакомств, и от рекламы его как “знаменитого художника”.
— Ну и что? — не принимает возражений Олег. — Ты ведь действительно художник и впридачу куришь. Можешь заказать для себя и своих друзей отличный сорт табака.
Наташа рассмеялась.
— Он курит мало. Испортил в Казахстане здоровье. Работал на заводе в горячем цеху и на шахте.
— Шахта замучила? — со знанием дела и шахтерских поговорок улыбнулся Олег. — Ну, тогда ему необходимо пить молоко. Кстати, вон едет директор маслозавода Виталий Забаштанский.
Олег окликнул симпатичного мужчину. Франц разозлился:
— Да ты что, Олежка, не вздумай меня выставлять как клоуна. О каком молоке может идти речь? Наташа пошутила.
Олег рассмеялся.
— Перестань нервничать, Франц. Он мне нужен по делу. Мы работаем с вредными препаратами, обрабатываем ядохимикатами поля. Моим людям молочные продукты просто необходимы.
— Тогда другое дело. Но, мне кажется, пока мы дойдем до конца Ленинской я уже буду знать весь руководящий состав Жмеринки.
Олег опять посмотрел на Франца проницательным взглядом следователя.
— А разве это плохо? Когда-нибудь напишешь картину под названием “Жмеринская рада” или что-то другое в истинно украинском духе.
Франц заинтересованно посмотрел на Олега. Этот невысокого роста энергичный человек сформировался благодаря новой жизни. Независимость Украины все же способствовала переформированию украинского менталитета.
Тем временем Забаштанский поравнялся с ними, но останавливать машину не стал.
— Олег Анатольевич, молоко вы получите как договорились. Подробности дальнейшего сотрудничества обсудим на следующей неделе.
Он уехал. Мысан недовольно развел руками.
— Ну, вот, представить тебя по форме, к сожалению, не получилось. Но впереди масса времени и нереализованных возможностей.
На повороте с улицы Ленинской в переулок Февральский Франц попросил Олега и Наташу остановиться.
— Вон в том домике возле школы после революции 1917 года проживали мои родственники по материнской линии. Именно в этом домике проживала семья Караванских. Сейчас мало кто помнит, а ведь мои родные здесь прятали военно — пленных, которых моя мать выпрашивала с подругой в фашистском лагере. В начале войны такое было возможно. Также в этом домике скрывался винницкий еврей Илья Райс, выдавая себя за железнодорожника Виктора Паламарчука. Один донос и семья, из шести человек, двое из которых были дети, пошла бы под расстрел. Все забывается. Только Бог и время всесильны на этой земле. Кстати, о Создателе. Когда в годы Великой Отечественной войны фашисты разрушили жмеринскую церковь, мой дед по отцовской линии, будучи церковным старостой, получил разрешение переместить церковь в свой дом. Так что, исходя из заслуг моих предков, я имею право жить и творить в этом городе.
Понимая ностальгическое настроение Франца, Олег и Наташа молчали. Из раздумий их вывел шум тормозящих об асфальт колес.
— Олег Анатольевич, я в сторону вашего дома…, подвезти?
Олег уехал. Франц и Наташа вышли на площадь.
— Посмотри, Наташа, — указал Франц на Доску почета возле здания райисполкома. А ведь всех этих людей я знаю. Я сотни раз с ними встречался, как художник помню их лица, но кто они, чем занимаются узнаю только сейчас. Вот так мы рождаемся, живем, умираем не успев узнать того, кто живет рядом с нами. Нет, я все же останусь жить в этом городе и напишу эти лица. Одной картины недостаточно. Необходимо всех запомнить, помоги мне в этом.
Она стала зачитывать фамилии, названия предприятий. Он пытался запомнить.
— Полиграфическое предприятие “Пресс-Реал”, его директор Репей Валерий Иванович. Жмеринский мясокомбинат, директор Чупик Григорий Андреевич. Табачно-ферментационный завод, Загородний Николай Александрович. Предприятие “Экспресс”, Черный Валерий Тимофеевич. Начальник Жмеринской городской милиции Бешлей Анатолий Витальевич. Осетрова Т. В. — преподаватель музыкальной школы, Чипизубов М. П. — директор общества “Лагуна”, Зеленчук О. Т. — учитель, Петлик В. П. — старший оперуполномоченный Жмеринского РВ УМВС, Карий С. Е. — серебряный призер чемпионата Европы, Золокоцкий И. К. — директор школы, Митрашевская К. А. — начальник отделения связи № 4, Тарковер Б. М. — директор Харьковского филиала академии сельского хозяйства, Грибок Н. М. — сотрудник табачноферментационного завода, Платонова Л. В. — контролер водопроводного хозяйства, Добросердов В. Д. — врач.
VII. Дмитренко Николай Андреевич
Прежде чем уехать в Киев, они с Наташей опять посетили старенькую тетку Франца, которая проживала по улице Свердлова. В свое время тетка Анна работала на известных в Виннице предприятиях — конфетной фабрике и мясокомбинате.
У подъезда двухэтажного дома Франц и Наташа увидели сверкающую лаком новенькую “Волгу”.
— Интересно, кто это посетил тетку Ганну? — сказал Франц. — Ее соседи, престарелые евреи, недавно уехали в Израиль, новые жильцы еще не вселились. А второй этаж вообще нежилой.
Когда через окно Франц увидел в квартире человека в белом халате, сердце забилось учащенно.
— Господи, неужели с теткой плохо?! Ведь только недавно умер ее муж Владимир.
Наташа сжала его руку.
— Не торопись с выводами, Франек, пройдем в квартиру — выясним.
Они прошли в квартиру. На стареньком диване сидели двое мужчин и мирно беседовали с теткой Ганной. Франц, облегченно вздохнув, сказал:
— А мы уже думали, что с вами произошло плохое. Один из ваших гостей в белом халате, мы решили — доктор.
Оживленная, помолодевшая тетка улыбнулась.
— Это люди с моей бывшей работы. Знакомьтесь: Николай Андреевич Дмитренко — директор ОАО “Винницамясо”, по-просту — мясокомбината, а это — его заместитель Василий Степанович Белаш. Приехали проведать, кое-что из продуктов привезли. Приглашают посещать бесплатные обеды в столовой комбината. Я ведь ветеран предприятия, проработала двадцать пять лет.
— А я и не знал, тетя Аня, — Франц обнял старушку за плечи. — Что касается бесплатных обедов, в наше время это уже много.
Николай Андреевич Дмитренко, симпатичный, плотно скроенный мужчина, заинтересованно посмотрел на Франца.
— По вашему выговору смею судить, что вы в последние годы жили за пределами Украины. Если не секрет, где и чем занимаетесь?
— Угадали, — Франц улыбнулся. — Жил сначала в Казахстане, а затем в России. Что касается специальности, она вам может показаться, с точки зрения рабочего человека, несколько абстрактной. По крайней мере с 1917 года о художниках говорили примерно так: “А-а-а, художник…, ну это, братцы, не работа!”
Николай Андреевич громко рассмеялся:
— Вы меня рассмешили Франц. Действительно, чтоб выглядеть неизнеженными и мужественными поборниками пролетариата, некоторые начальники бравировали подобными выражениями. Но ведь не все. Да и перед такими людьми как Пикассо, Рафаэль, Гоген, Рембрандт преклоняется мир.
Василий Степанович Белаш, который в данной ситуации предпочитал молчать, на этот раз заметил:
— Но ведь все поменялось. Теперь даже нас, людей самой прозаической профессии, искусство интересует.
Франц не переставал удивляться. Жизнь на Украине действительно менялась в лучшую сторону. На смену иронии и скептицизму в отношении людей творческих профессий пришло понимание.
— А знаете, Франц, — обратился Дмитренко Николай Андреевич, — поехали сейчас к нам в гости. Посмотрите как в цехах работают наши люди. Думаю, как художнику, вам посмотреть будет интересно.
Наташа вопросительно посмотрела на Франца.
— Может, в другой раз? Нам еще собираться в Киев.
— Нет, дорогая, другого случая увидеть как работают люди в мясной промышленности может не представиться. В свое время Максим Горький и Маяковский не упускали случая посетить бойни Чикаго. Так что если вы еще не передумали, я согласен.
Гидом на предприятии ОАО “Винницамясо” вызвался быть Василий Степанович Белаш.
Цветочные клумбы, замечательная растительность на территории комбината сразу же поразили Франца. “Интересно, как они этого достигли? Трудно представить, что здесь территория такого сложного в плане очистки предпрития. Цветы, воздух без скверного запаха. Хоть сейчас доставай мольберт и садись за работу.”
Белаш улыбнулся произведенному впечатлению и сказал:
— Иностранцы также удивляются. Все это плоды коллективного труда. А теперь пройдемся по цехам плюс параллельно информация.
— Комбинат, как базовое предприятие был основан в 1930 году. В период Отечественной войны 1941–1945 гг. был значительно разрушен. Благодаря энтузиазму коллектива предприятие быстро восстанавливается, расширяется с целью расширения ассортимента. Основная цель — внедрение новых технологий, которые позволяют сделать производство безотходным. Предприятие множество раз отмечалось правительственными наградами.
С 1994 года на базе Винницкого объединения мясной промышленности создано открытое акционерное общество “Винницамясо”, базовым предприятием которого является Винницкий мясокомбинат.
Они ходили из цеха в цех и удивлению Франца не было границ. Безотходные технологии, чистота в цехах, слаженная работа коллектива говорили о том, что люди действительно работают с любовью. Некоторые цифры, приведенные заместителем генерального директора, плохо укладывались в голове художника.
Колбасный цех — 135 тонн колбасных изделий в смену. Консервный цех — 50 тысяч условных банок в смену. Холодильник по замораживанию мяса — 1000 тонн в смену.
Ассортимент выпускаемой продукции поражал воображение: мясо, жиры, субпродукты, более семидесяти наименований колбасных изделий, сорок наименований консервных изделий, ферментная продукция, сухие животные корма, сгущенное молоко, сливки, все — вплоть до самого святого для каждого человека — хлеба.
Василий Степанович все перечислял достижения коллектива, возглавляемого Дмитренком Н. А. и Францу казалось, что он на выставке где-то в Голландии или в Швейцарии.
— Нашу продукцию мы экспортируем в такие российские города как Москва, Вологда, Мурманск, Ярославль, Новгород, Санкт-Петербург и множество других городов. На Украине хорошо знают нашу продукцию в Киеве, Одессе и опять-же во многих других городах. Из дальнего зарубежья мы поддерживаем связи с такими странами как Норвегия, Италия, Германия, Румыния, Польша.
Когда наши люди уходят в отпуск, они получают дополнительную оплату в размере одного оклада, а при выходе на пенсию, в зависимости от стажа, им выплачивается одноразовая помощь от одного до трех окладов. С 1997 года в столовой комбината введено бесплатное питание для рабочих. Мы оказываем помощь множеству предприятий…
— Хватит!.. Хватит, Василий Степанович. Я в искреннем восторге от услышанного, но, слушая вас, начинаю беспокоиться.
— Что вы имеете в виду? — улыбаясь спросил Белаш.
— Боюсь, что перечисляя такое множество достигнутых трудом заслуг вы все это можете сглазить.
— Думаю, что нет, — продолжал невозмутимо улыбаться Белаш. — Мы работаем по божьему принципу: с любовью в сердце и душе. А кто так работает, может сглаза не бояться.
— Наверное вы правы, — немного подумав ответил Франц. — Любовь и труд в этом мире важнее всего.
Они еще долго осматривали территорию, а когда вышли — на проходной их ожидал генеральный директор ОАО “Винницамясо” Дмитренко Николай Андреевич.
— Ну и как, Бялковский, станете писать портреты наших людей?
— Обязательно! Обязательно, Николай Андреевич. Идя на ваше предприятие, я ожидал увидеть мрак и серость, грязь и озверелые лица. Ведь так описывали работников мясной промышленности многие авторы. Вместо этого я увидел высокую культуру производства, целеустремленных и красивых людей. Через один-два месяца ожидайте меня у себя с мольбертом.
VIII. Игорь Матковский
Они стояли на перроне Винницкого вокзала в ожидании электрички. Винницкий вокзал ничуть не изменился. Те же кресла в зале ожидания, тот же устоявшийся десятилетиями специфический запах.
Пышнотелые буфетчицы с мясистыми затылками по-прежнему деловито наливают сто граммов припухшим пассажирам. А доблестная труженица-милиция шевелит огромное количество бомжей, то и дело пытающихся выкроить немного отдыха в пластмассовых креслах.
— До отправления электрички еще добрых тридцать минут, — сказал Франц, — а если учесть, что на минут пятнадцать она всегда опаздывает, у нас куча времени. В здании диспетчерской на троллейбусной остановке открыли новое почтовое отделение. Пойдем, там пересидим, ненавижу вокзал.
Просторный зал дышал чистотой и уютом. Сверкали новенькие стойки, в атмосфере уюта люди были внимательны и добры.
— Действительно, здесь не то, что на вокзале, — улыбнулась Наташа. — До чего же комфорт меняет настроение.
— У нас комфорт до недавнего времени считался чем-то вроде причуды поганых интеллигентов, — сказал Франц. — Всех хотели видеть примерно в одинаковой обстановке, стандартной одежде, стандартно постриженых с одинаковым текстом на устах.
Наташа его словам не придала значения. Она родилась и выросла в Казахстане. Там на такие мелочи внимания не обращали. От тысяч шахтеров, одетых в спецовку, даже веяло чем-то родным и неотъемлемым.
В зал вошел хорошо одетый мужчина и огляделся по сторонам. Что-то в его облике показалось Францу знакомым… глаза, порывистая походка,
Он пристально рассматривал Франца.
— Извините, вы не Франц Бялковский? — спросил мужчина.
Франц рассмеялся.
— Да, Игорек, ты не ошибся, — ударил его по плечу возбужденный Франц. — Как ты здесь оказался? Ведь твоя родина, кажется, западная Украина?
Игорь Матковский, студент мединститута, с которым они дружили в Черновцах, так и остался горячим и нетерпеливым человеком.
— Получил направление в Винницу. Работаю в четвертой городской поликлинике инфекционистом. А куда ты запропастился?.. Я слышал, у тебя были крупные неприятности с органами?
— Ладно с моими неприятностями. Расскажи лучше, что такое “инфекционист”.
Матковский заинтересованно на него посмотрел.
— Что такое ВИЧ-инфекция, надеюсь, ты знаешь?
— Господи! Неужели ты выявляешь людей, больных СПИДом?
— Вот именно, выявляю. И поверь, ситуация как на Украине, так и здесь, в Виннице, весьма печальна.
— Но как с этим бороться? Что делает, к примеру, в этом направлении винницкая медицина?
— Пока в городе не будет создан областной центр по реабилитации больных СПИДом, все наши усилия будут бесполезны.
Матковский устало махнул рукой и Франц внутренне почувствовал какая огромная ответственность лежит на этом человеке.
— А что, в Виннице имеются ВИЧ-инфицированные? — спросил Франц.
— Господи, Франц! Чувствуется, что ты живешь в своем мире и что происходит в обществе тебя не интересует! В области официально зарегистрировано двести носителей ВИЧ-инфекции. Особую группу риска по распространению инфекции представляют наркоманы. Таковых в области шестьсот шестьдесят человек. Но это официальные данные. Реальное их число — пять-шесть тысяч. Учитывая эту цифру, мы считаем, что количество неучтенных статистикой ВИЧ-инфицированных в Виннице уже колеблется от полутора до двух тысяч человек.
Франц похолодел. Эти цифры показались ему невероятными, пришедшими откуда-то из фантастических рассказов Саймака или Азимова. Еще совсем недавно Украина в плане СПИДа была чистой, словно вода в лесном роднике. Как такое могло случиться?
— Послушай, Матковский, ты упоминал что-то про область. Откуда у жителей райцентров и сел мог взяться СПИД?.. Это просто невероятно!
— Не смеши меня, Франц, — Матковский вытащил из кейса потрепанный блокнот. — Вот, послушай, ВИЧ-инфицированные выявлены в двадцати районах области. Также в заведениях УМВД, на железнодорожном транспорте, в войсковых частях, дислоцированных на территории Винницкой области. Показатель распространения наибольший в Тульчинском районе — 28,5 на 100 тысяч населения. Томашпольском 21,7, Крыжопольском 11,6, Пещанском 11,2, Теплицком 8,2, Калиновском и Тростянецком 7,5.
Он закончил, демонстративно посмотрел на молодых людей, которых бросило в холодный пот. “Ну что ж, — подумал Франц, — писатели-фантасты опережают мыслью события на много веков вперед и оказываются правы. Вот так, наверное, в далеких галактиках вымирают жители планет с пришествием монстров, подобных СПИДу.”
— А что делается в этом направлении? Ведь нельзя сидеть сложа руки?! — спросил и одновременно констатировал Франц.
— Пытаемся что-то делать. Трепыхаемся словно рыбешка на льду, — ответил Матковский. — Недавно, а именно первого октября 1999 года, создали в Виннице благотворительный Фонд по борьбе с ВИЧ-инфекцией. В Фонд входят известные люди. К примеру, членом Фонда является известный в городе меценат, который помогает многим организациям, Николай Дмитренко. Также в Фонд входят общественные деятели: Людмила Сосновская, полковник Анатолий Сопко, Артем Фляжников, Анатолий Сосновский и другие. Для тебя и твоих знакомых банковский счет нашего благотворительного Фонда “Жизнь” таков: банк “Аваль”, 260033260. Кстати, Франц, — Матковский что-то вспомнил, взял его за руку, — в связи с отъездом из Фонда выбыли два его члена. Ты ведь художник, смог бы нам быть полезным.
Франц задумался. Его решение остаться с Наташей жить на Украине облекалось в новые и новые формы. Выброшенный старым обществом за борт, теперь, у себя на родине его силы и талант стали кому-то нужны, находили применение.
— Необходимо, Игорь, подумать, — ответил он. — Через неделю я тебя разыщу и дам ответ.
IX. Прошлое рядом с нами
Откуда-то со стороны Гнивани двигались темные облака. Осенний город отдыхал от знойного лета. На импровизированные базары украинская земля выбросила всех цветов и оттенков тонны фруктов и овощей.
На площади возле кинотеатра Франц увидел знакомого мужчину. К нему подходили люди, о чем-то велись живые беседы.
— Смотри, Наташа, вон мэр города Виктор Николаевич Жеребнюк. Вышел прогуляться, но не тут-то было: просители его и тут достали.
— А кто вон та красивая женщина с двумя детьми? — чисто по-женски поинтересовалась Наташа.
— Н-н-н-не знаю, — ответил Франц. — Думаю, его жена и дети, но мы с ней не знакомы.
Франц и Наташа хотели остаться незамеченными, но Жеребнюк узнал художника и жестом пригласил подойти.
— Здравствуйте, Бялковский. Я вам сегодня несколько раз звонил, ваша мать ответила, что вас нет дома. Приходите завтра в исполком, получите командировочные для поездки в Киев. Ваша картина “Украинские Афины” будет участвовать в международной выставке. Все обговорено, есть соответствующие документы.
Потрясенный Франц не знал что ему ответить. Ему не верилось, что подобный вопрос мог разрешиться так быстро.
— Вы меня слышите, Бялковский? — Жеребнюк положил руку на его плечо. — Выставка откроется через два дня. Завтра в Киев отправляется наша машина. Дадим вам охрану, мало ли что может случиться по дороге и в Киеве.
С Наташей они решили ехать вместе. Дома взволнованный Франц бегал из угла в угол все еще не веря в ход событий.
Когда они обсуждали подробности предстоящей поездки, в дверь позвонили. Мать открыла. За дверью стоял невысокий полный мужчина и многозначительно улыбался.
— Здравствуйте, Миша, — сказала мать, — что-то вас давненько не было видно.
— А чего мне приходить… вам лет пять как телеграмм не было.
— И то правда. А что сейчас, неужели телеграмму принесли?
— Принес, да еще какую! — Миша торжественно подал узкий лист бумаги. — Телеграмма-то из Америки, город Нью-Йорк!
Внутри у Франца похолодело. Одеревянели ноги. Наташа непроизвольно перевела дыхание и прислонилась к стене.
Из нагрудного кармана рубашки Франц вытащил доллар и подал почтальону.
— Ого, целый доллар! — маленький человечек почтительно рассматривал купюру. — Телеграмма из-за границы и деньги заграничные.
Художник взял телеграмму в руки. Слова прыгали у Франца перед глазами. Язык в поисках влаги прошелся по нёбу. Текст телеграммы показался им абсолютно диким и невероятным: “Самое трудное уже позади, но прошлое всегда с нами рядом. Получите на главпочтамте города Киева письмо и деньги. Константин Харасанов.”
Конец 1-й книги.