После беседы с Ланни Художник много думал. Думал и рассуждал. Два дня он мало спал, а когда все-таки засыпал, даже во сне его голова продолжала работать. Он мало разговаривал даже с Ланни и остальными куками перекидывался лишь парой фраз за день.

Все работники лагеря, кто действительно интересовался этим, уже догадались и обсудили миссию новой русской девушки Светы. Но никто не избегал встречи с ней, наоборот, иногда даже образовывались небольшие очереди желающих с ней пообщаться. Некоторые люди готовились к этой беседе и тут их фантазия не имела предела. Кто-то читал интересные книги в надежде проникнуться занимательными мыслями и выдать их если не за свои, то хотя бы пропитать внутренность головы нужной атмосферой размышлений и исканий. Другие наоборот, предпочитали сидеть в тишине и, если можно так выразиться, медитировать, собрать все свои мозги в кучу. Причесать их, разгладить на них одежду, умыть и наодеколонить, чтобы перед проверяющей девушкой они предстали в самом лучшем виде.

Во время беседы так же существовало несколько моделей поведения, активно обсуждаемых в народе. Одни предлагали брать инициативу на себя и вываливать на Свету как можно больше информации. С одной стороны это, якобы, показывало обилие имеющихся у тебя мыслей, а с другой стороны такой метод должен был заставить Свету внимательно слушать собеседника и не давать ей сконцентрироваться на проникновении его мозга.

Другая стратегия была почти прямо противоположна предыдущей. Суть заключалась в коротком и четком ответе на вопросы и сильном концентрировании и упорядочивании своих мыслей. Дескать, милости прошу в мою голову, прочти все сама, мне нечего скрывать.

Но вся соль заключалась в том, что ни те, кто уже общался со Светой, ни те, кому это еще только предстояло сделать, не могли сказать, какой из вариантов поведения лучше. Кроме того, никто даже не мог сказать, можно ли эти варианты сравнивать с целью выявления "лучшего" ну или хотя бы "оптимального". Ведь результаты собеседования не оглашались, а понять что-нибудь по всегда сосредоточенному лицу русской девушки было невозможно. К тому же, вместе с ростом количества собеседованных человек, неумолимо росло количество мимических морщин на лице Светы. К вечеру первого же дня ее глянцевый до этого лоб стал похож на батарею центрального отопления, такое количество вертикальных ложбинок появилось на нем. После ужина девушка отказалась беседовать с кем-либо еще и просидела два часа в шезлонге, рассматривая местами бурлящую поверхность воды.

На следующий день она опять возобновила свою деятельность. С утра на ее лице можно было заметить улыбку, но после первой же беседы с Бредом, отвечающим за лодки мужчиной, она исчезла. Примерно через два часа после окончания завтрака Света опять сидела в деревянном шезлонге и рассматривала озеро.

— Это чтобы водоросли не росли, — незаметно подошедший Художник приземлился в соседний шезлонг.

— Пузырьки?

— Ну да, через воду пропускают кислород, чтобы пруд не зарастал всякой зеленушкой. Из проложенных по самому дну труб поднимаются пузырьки кислорода.

— А я вчера весь вечер думала, что это такое. У меня даже было предположение, что это горячую воду добавляют, чтобы детям было не холодно купаться, — Света улыбнулась. Но улыбка наложилась на страдальческую гримасу и выражение лица в целом было мало приятным.

— Извини, но мне кажется, что вчера вечером ты думала не об этом.

Девушка развела руками.

— Нелегкие деньки. Чем больше общаюсь с людьми, тем сильнее путаюсь.

— Не можешь разобрать, кто есть кто?

— А я пока не разбираю, я все записываю. Потом буду разбираться. Или вообще, отдам все Джонни — пусть он голову ломает, если это ему очень надо.

— Когда думаешь со мной поговорить?

Света не ответила.

— Может сейчас? — снова спросил Художник.

Девушка кивнула.

Художник поерзал в шезлонге и, устроившись поудобнее, положил вытянутые ноги на деревянный бордюр.

— Поможешь мне? — неожиданно резко спросила Света.

Парень ответил через небольшую паузу.

— Конечно, — при этом давно позабытое чувство зашевелилось у него в груди.

— Расскажи, что ты думаешь обо всех этих Ботах и Личностях.

— Ты спрашиваешь это у каждого?

— Нет. Вовсе нет.

— А почему же ты спрашиваешь это у меня?

Света опустила взгляд на свои согнутые в коленках ноги. Вчера она слишком долго пробыла на солнце в коротеньких шортиках и сегодня ей пришлось прятать покрасневшую кожу под легкими хлопковыми штанишками.

Аккуратным ноготочком на указательном пальце она водила вокруг шляпки всаженного в ручку шезлонга гвоздя.

— Вчера я столкнулась с тобой в столовой, помнишь? Во время ужина. И абсолютно нечаянно залезла к тебе в голову. Сама не знаю, как так вышло. Мне очень понравилось то, что у тебя там было. Но тогда это был только самый разгар размышлений и мне бы хотелось услышать окончательную версию.

— Но ведь ты можешь прочитать все сама. Без моего разрешения.

— Я не хочу. Почему вы все так плохо обо мне думаете, — чуть повысила голос Света, — мне нравится общаться с людьми, а не лазить по их мозгам. Кроме того, если вы думаете, что внутри ваших черепов очень приятно находиться, то спешу вас огорчить. Кроме редко встречающихся здравых и имеющих завершенный вид мыслей, там полно всякой гадости, от которой меня не редко просто-напросто тошнит. Вы, друзья мои, далеко не ангелы в своих помыслах. Так что копаться в ваших головах — не самое приятное занятие.

Художник молча проглотил этот эмоциональный монолог.

— Прости, — успокоившись, сказала Света, — я имела в виду не тебя. Вчера денек выдался ото еще, да и сегодня ожидается не лучше. Поэтому я и спрашиваю твоего мнения. Вдруг это поможет мне не съехать с катушек до вечера и представить более менее целостный информативный отчет.

— Тебе это не нравится?

— Закончить я должна. Мне интересно, — Света повернула голову и пристально посмотрела в глаза Художнику. — Ну что, поможешь мне, ладно?

— Куда деваться, — улыбнулся он. — Ты права, я действительно кое о чем думал и кое-что придумал.

— Я превращаюсь в одно большое ухо и внимательно тебя слушаю.

— Постой…, если можно, оставь еще и свое личико.

Света вопросительно выгнула брови.

— Мне нравится на него смотреть, — сказал Художник и абсолютно алогично отвернулся в другую сторону.

Девушка звонко рассмеялась.

Через семь с половиной секунд тишины, в течение которых было слышно как солнечные лучи проходят сквозь Земную атмосферу, Художник начал:

— Мне кажется, что в первую очередь Боты — это люди, которые не оглядываются, не задумываются или делают это очень редко. А если попробовать выразиться точнее — это люди, ограниченные уровнем развития цивилизации, мира, в котором они живут. Все их познания и все их реакции на события и размышления над чем-либо и все их никчемные мнения никогда не выйдут за текущий уровень развития человечества в целом или конкретной локальной группы, к которой они принадлежат. Если таких людей учить с детства, что Земля держится на трех слонах, которые, в свою очередь, на велосипеде едут за мороженным, то эти люди, не задумываясь, сожгут любого, кто посмеет утверждать, что Земля круглая и вращается вокруг Солнца. Действительно, что делать с таким чудаком, если любому младенцу известно, что Солнце — нарисованный животными красками кружок на папирусе неба.

Сделать самостоятельный вывод для них крайне сложно, а если он будет идти в разрез с общественными устоями или противоречить уже кем-то сказанному, то… да что я говорю, они вообще не способны делать собственные мало-мальски значимые выводы.

Света внимательно слушала. Художник набрал полную грудь, развел руками в воздухе и задержал их навесу на несколько секунд. Потом опустил на ручки шезлонга и начал говорить, выпуская воздух из легких.

— Короче, подводя итог, скажу, что это, в первую очередь, люди, не способные обернуться, осмотреться, задуматься и шагнуть вперед, на неизведанную почву. На нетронутый снег, так сказать.

— А что скажешь насчет того, что Боты, якобы, не могут сделать выбор. Или они могут, но не делают? — спросила Света.

— Не знаю, — выпалил Художник. — Я бы предпочел не отвечать на такие вот вопросы. Потому что их можно задать миллион и над каждым из них мне придется очень долго биться. Я рассказал тебе то, что думаю я. Исходя из моих выкладок ты сама можешь ответить на свой вопрос. Попробуешь?

Света задумалась.

— А? — Художник выжидающе смотрел на нее.

— Твоя теория ничего не говорит по поводу выбора.

— Да. Вот видишь. Ты сама себе ответила.

— Не поняла? Каким образом? Я всего лишь сказала, что следуя твоей теории на этот вопрос невозможно ответить.

— Нет, стой. Не так, — Художник замахал руками, — ты только что дала совершенно верный ответ: "твоя теория ничего не говорит по поводу выбора". Только это значит не то, что следуя ей, нельзя ответить на вопрос, а наоборот — это и есть ответ. Если я ничего не сказал про выбор, значит абсолютно не важно, делают ли они выбор или нет. В конце концов, последствия сделанного или не сделанного выбора попадут в поле действия выдвинутых мною критериев. Помнишь их? Осмотреться, задуматься, выйти за пределы… неизведанного что ли.

— Поняла, — сказала девушка.

— А как тебе в целом?

— Сейчас вот мысленно пытаюсь прикинуть сколько человек из опрошенных мною за вчерашний день попадают в разряд "Боты" по твоей классификации.

— Мне очень любопытно.

На некоторое время опять вернулся звенящий звук проникающих сквозь атмосферу солнечных лучей.

— Оказалось проще посчитать тех, кто попадает в "Личности".

— И? — От нетерпения Художник даже сел в шезлонге поджав ноги к груди.

— Давай считать вместе. Джонни — потому что он с этой своей затеей точно шагнул в девственный снег на неизведанном доселе уровне.

Художник ухмыльнулся и кивнул.

— Я, — ну потому что я тоже этим занимаюсь и вообще, потому что это я. Ну и, пожалуй все.

Парень нахмурился.

— Вот на счет тебя я не знаю, — спокойно сказала Света. — Разве ты ступал на новую территорию? Прыгал выше головы? А?

— Ну как тебе сказать. Если не брать в расчет моего творчества, то… прямо не знаю, что и ответить, — он опять ухмыльнулся. — Осматриваться я вроде осматриваюсь, думать — думаю, оглядываться — оглядываюсь. Про неизведанное… ну если попробовать осторожно, не хвастаясь то…, возьмем хотя бы мою теорию, которую я тебе только что выложил и руководствуясь которой ты сейчас выносишь мне вердикт. Разве для тебя это было не новостью? Не новым методом и новым определением проблемы? А раз так, значит я побывал на совершенно новой территории, а потом рассказал о ней тебе.

— Да брось ты. Таким Макаром сотни тысяч людей каждую минуту входят в неизведанную зону.

— Я немножко утрировал, конечно, ты права. Но в то же время, вот такие маленькие шажки и прокладывают дорогу на другой уровень. Сначала размышление, осознание, потом постановка проблемы или формулировка вопроса, затем начинаешь искать варианты решения или ответа. Дай мне еще пару дней, за которые я проникнусь этой темой насквозь и буду готов дать тебе любую информацию о Ботах, Личностях, особенностях их сосуществования, все что угодно.

— Но есть один нюанс. Кто может заверить меня в правильности твоих слов. Ты же можешь ошибаться.

— В принципе могу. Но с высоты приобретенного житейского и интеллектуального опыта могу тебе поручиться за абсолютную истинность моих слов. По крайней мере, в допущениях нашего мира моя информация будет абсолютно верна.

Но если это тебя не впечатляет, то ничем не могу помочь. Просто сделай выбор, либо ты полностью доверишься мне, либо нет. В свою пользу могу сказать, что я с этой очень интересной ситуацией обязательно разберусь. Я давно искал ее.

— Но пока ты с ней не разобрался, что делать мне? — Света казалась очень растерянной.

— Делай то, что делала. Доложи Джонни о своих результатах.

— Но я не знаю, как разделить людей.

— Тут я тебе точно не помогу, только если попробую сам опросить всех по второму раз, но во-первых, это вряд ли можно будет сделать технически, а во-вторых, как ни крути, но у тебя возможности получше моих. А с критериями я тебе вроде помог.

Света встала с шезлонга, посмотрела по сторонам и потянулась.

— Кстати, а что ты думаешь о Ланни? — спросил Художник.

— Личность, — через три секунды ответила Света.

— А русские?

Девушка хмыкнула, нахмурилась и закатила вверх глаза, вспоминая что-то.

— С бабами нашими беда, — начала Света. — Все, кроме одной, совсем никакие, а та то ли какая-то Личность начального уровня, толи весьма странный Бот, заделанный под Личность начального уровня. Может быть, я сделаю какую-нибудь пометку напротив ее фамилии в отчете, но подруг всех запишу в Боты.

— Парни?

— С тобой мы вопрос решили, — улыбнулась девушка, — а из остальных. Ну интересен Саша…

— Ты с ним была знакома до этого, да?

— Да, но это не играет роли.

— Как скажешь.

— Так вот, он довольно пассивный, но при этом в нем что-то определенно есть. Да и по критериям твоим вроде подходит… единственное, с неизведанным опять заминка выходит. Думаю, он из наших.

Художник бросил взгляд на вход в столовую, там как раз появился Ваня.

— А Ваня? — спросил Художник и кивнул в сторону паренька.

Света обернулась и ответила:

— К сожалению, я его не рассмотрела. В смысле, не разглядела ничего необычного.

Тем временем, Ваня подошел к ним.

— Чего вы тут?

— Тебя обсуждаем, — глядя ему в лицо сказал Художник.

— Да ну?

— Ну да.

— И чего?

Художник вопросительно глянул на Свету, та испуганно помотала головой.

— Решили, что ты Бот, — сказал Художник.

— Ты чего? — возмутилась Света.

— Да ладно? — удивился Иван.

Художник сначала обратился к девушке:

— Все нормально, сейчас ему расскажем. Вдруг это даст нам что-то новое.

А потом к парню:

— Я думаю, ты даже спорить не будешь, тут все уж чрезвычайно очевидно.

— Ну а кто ты? Себе-то хоть не ври! — тут Художник повернулся к Свете и незаметно для Ивана подмигнул ей. — Ты вот хоть когда-нибудь думаешь о чем-нибудь великом?

— Например? — насупился парень, — Об искусстве или науке? В пределах моих познаний думаю. Но е-мае, разве это показатель? Что, типа все политики и ученые — личности, а нормальные люди типа меня — Боты?

— Вот смотри, — Художник опять обращался к Свете. — Очень примечательно, что он безоговорочно ассоциирует себя с другими "нормальными", как он выразился, людьми. Абсолютно не чувствует собственной индивидуальности. Кем же он может быть, если не Ботом.

— Мало ли, у него проблемы с самоидентификацией, — предположила Света. — Может же он быть Личностью, которая это с трудом осознает.

Художник развел руками.

— Вань, — обратился он к парню, — ты в университете учишься?

— Да, вместе с Александром.

— И как, нравится?

— Нормально.

— А когда закончишь, свяжешь жизнь со своей профессией?

— Не знаю, мне еще два года доучиться надо. Потом видно будет.

— А чем бы ты хотел в жизни заниматься.

— Мне пофиг, не знаю.

— Деньги тебе нужны?

— А как же!

— Зачем?

— Потому что деньги — эквивалент энергии, с ними можно все. Больше денег — больше энергии тебе подвластно.

— Хм, любопытное высказывание, — отметил Художник. — И где ты это услышал?

— Сам догадался.

— И где же?

— В метро, когда домой ехал.

У Светы было выражение лица, будто бы она очень хотела сказать: "вот видишь, чем больше он говорит, тем более непонятным все становится".

— Значит раздумываешь о жизни в свободное время?

— Бывает.

— А вот когда ты до эквивалента энергии допер, ты перед этим о чем думал?

— Не помню я.

— Может быть ты размышлял, — Художник сделал акцент на этом слове, — о том, что можно сделать с большими деньгами? Ну если бы они у тебя, к примеру, были бы?

— Может быть, не помню точно.

— Но такого рода мысли тебя посещают?

— Конечно.

— Мечтать любишь?

Ваня открыл было рот, но поспешил захлопнуть его и поджать губы, словно его коварно обманули.

— Не кажется ли тебе, что мечты о деньгах по своей природе очень похожи на мечты о женщинах?

— Есть немного.

— Как ты думаешь теперь…, вот ехать домой в метро с университета и размышлять о женщинах — это очень высокопарно?

— Смотря в каком плане размышлять. Можно и высокопарно, а можно и очень пошло.

— Ну да, все зависит от того, в каком ключе текут эти твои размышления?

— Точно.

— "Бабы дуры" — это, понятно дело, пошло, а вот "все женщины загадочны и непонятны" — это достойный вариант?

— Ладно, хоре прикалываться. А о чем ты мне предлагаешь думать? О температуре на поверхности Юпитера? Или влияние алкоголя на хромосомы моих разлагающихся приятелей? С первым моя жизнь вообще не пересекается, а второе меня попросту не колышет. Зато тема женщин присутствует в моей жизни. И взаимоотношения меня волнуют. И не только с ними, а вообще, между людьми. И работа моя будущая и жизнь, которую мне предстоит прожить. Вот об этом и думаю. Не на уровне "кто я Личность или Бот", а на уровне "как бы мне получше устроиться в этом мире". А если тебя сильно интересует тема "кто кого умнее", — Ваня ткнул пальцем Художнику в грудь, — то я тебе не завидую. Меньше нужно всяким бредом голову забивать и придумывать себе сказки разные, дела лучше делай, крутись, вертись и будет тебе жизнь с маслом. Ну, а если по приколу тебе очень хочется голову кому-нибудь повзрывать, то ты адресом со мной ошибся. Мой мозг вполне добросовестно выполняет свои функции и защищает меня от подобного спама. Ищи других дураков, короче говоря.

Я, знаешь ли, иногда позволяю себе даже почитать газету с дешевыми анекдотами. Я не загоняюсь, что умные люди такое не читают. Не надо хрени. Когда моя голова наработалась на совесть, ей можно позволить отдых. Тогда я буду читать анекдоты, разгадывать кроссворды или даже почитаю карманный детективчик. Хотя последнее, это вряд ли.

Ваня закончил и ждал реакции на свои слова. Художник молча глядел на Свету и, Ваня готов был поклясться, скорее любовался ею, нежели что-то другое. Света, в свою очередь, разглядывала дощатый пол и воду под ним.

— Да пошли вы, — махнул рукой Ваня, — и Саню с собой заберите, он, видите ли, посуду больше не моет. У него другая работа. Ты, Художник недоделанный, тоже можешь с кухни валить, раз мозг череп жмет. Придурки, блин, дети, запихают в голову всякой чуши и ходят выделываются.

Последние слова он говорил, уже удаляясь от Светы и Художника.

— Видела?

— Да.

— Ну и кто это по-твоему?