В лимузине я задремала, с наслаждением вытянув уставшие от босоножек ноги. Мы заехали перекусить в один из модных ресторанов с европейской кухней, Мика даже отдал мне свой пиджак, оставшись в одной рубашке с ослабленным узлом галстука. Мы разговаривали мало, стараясь держаться нейтральных тем, и даже ни разу не сцепились — уже прогресс. На пути к дому Блондин уже не утруждал себя беседами, поэтому меня потянуло в сон. Тему лимузина мы старались не поднимать.

Мика разбудил меня щелчком по кончику носа, когда машина уже остановилась у ворот. Оказалось, большую часть пути я проспала на его плече — при этом упырь особо не возражал, и я отнесла это к усталости. Подозреваю, за все то время нашего с Джес общения наверху, Аарон и партнеры всеобщими усилиями вывалили на Блондина столько информации, что устал он не только физически.

Стоило мне выбраться из салона, в ногах заныло так, что я плюнула на все и стянула босоножки. До крыльца не так далеко, чтобы привередничать. Мика с полминуты смотрел на меня, потом хмыкнул и направился к воротам, на ходу доставая ключи. Я же, начисто его проигнорировав, довольно вздохнула, растянув улыбку до ушей. Не передать ощущение того счастья, когда снимаешь каблуки…

— Ты долго звезды считать будешь? — проворчал Блондин, грубо нарушая мою идиллию с окружающим миром и ногами. Я глянула на него вполне многозначительно, но думаю, вряд ли в сумраке это было видно.

— Схлопнись.

Невозмутимо помахивая зажатыми в руке босоножками, я продефилировала мимо Каллахена, удерживающего раскрытые ворота. Удивляюсь еще, как он мне не отвесил пинка, когда я рядом проходила.

Дома было непривычно тихо. За эти дни я успела привыкнуть к постоянно работающему телевизору на кухне, болтовне Джес и к такому ощущению, будто находишься под прицелами сотен камер из шоу “За стеклом”. На этот раз в особняке было темно, отчасти даже зловеще. Дом встречал нас темными окнами, единственным источником света были парадные фонари. Переступив порог, я занялась обходом территории с целью внесения в этот наш маленький мир света и тепла. Не люблю я темноту. Есть в ней что-то пугающее, даже если ты и не боишься этого.

Разобравшись со светом и бросив босоножки у лестницы, я пошла на запах кофе с кухни. Кофеварка честно работала, а Блондин гипнотизировал ее взглядом. Телевизор он включать не стал. Видимо, не только у меня сейчас голова трещала после шумного зала, полного гостей. Или же ему просто было не до таких простых желаний, как молча уткнуться взглядом в экран.

— Устал? — логично спросила я. Мика скосил на меня взгляд, небрежно двинул плечом. При таком раскладе это могло обозначать все что угодно, но сейчас у меня не было желания придираться к таким мелочам. — Сам-то кофе будешь? Я достану чашки…

— Я не пью кофе, ты же знаешь.

Это прозвучало с такими извиняющимися интонациями, что мне пришлось удивленно обернуться, доставая с полки чистые кружки. Устал, определенно устал. Так он даже больше похож на нормального человека, чем на высокомерную ухмыляющуюся куклу. Не будь Каллахен такой шпалой, я бы непременно потрепала его за щечку.

— Я сделаю тебе чай, хочешь?

Дожидаться ответа я не стала. Это и так очевидно.

Каллахен налил мне кофе, я заварила ароматный чай с бергамотом в пузатом японском чайнике. Сидеть за столом не хотелось, и мы устроились на веранде внутреннего дворика, на ступеньках. Сжимая в ладонях кружку горячего кофе, я медитировала на темное вечернее небо минут пять, так и не снимая чужой пиджак.

Шум океана, стрекотание цикад и свежий ветер — непередаваемая атмосфера. Тихо и так по-домашнему, что только пледа не хватает. Говорить ни о чем не хочется, да и надо ли? Просто сидеть вот так, практически плечо к плечу, босиком, и смотреть в небо. И не поспоришь, уютно же. Даже если соседнее плечо принадлежит самому самовлюбленному негодяю в университете.

— С чаем ты, конечно, переборщила.

Я даже поворачиваться не стала, толкнула его локтем:

— Теперь я знаю, почему девушки не рвутся с тобой на свидания…

— У тебя слишком предвзятое отношение, — отозвался Мика, невозмутимо допивая остатки чая из пиалы и наливая в нее еще порцию. — Девушки не ходят со мной на свидания, потому что я их сам не зову. Смысл?

— Да-да, мы уже это обсуждали, — я мотнула головой. — Не хочу ковыряться в твоем огороде.

— Жа-а-а-аль. А я так люблю, когда ты копаешься в моем саду камней и булыжников. Просто как ржавой пилой по мозгам… — Мика так умиротворенно вздохнул, что я улыбнулась в ответ. Ну, вот кто из нас язва больше? Уж точно не я.

— Не сегодня. Видишь же, я на медитативной волне. Мне осталось в позу журавля встать.

— Знаешь, поза журавля у меня ассоциируется…

— Не продолжай! Знаю, с чем у тебя вечно все ассоциируется! — я замахала в воздухе руками, едва не соскочив на нижнюю ступеньку и чудом не расплескав кофе. Блондин рассмеялся, я обиженно поджала губы. — Портишь мне все. Как обычно.

— Больше не буду. Хочешь — поцелую?

Хитрая улыбка опять вылезла на аристократической мордашке. Боже, дай мне сил дожить до конца курса!

— Сгинь, нечистая. Мне уже хорошо!

Зная Каллахена, от него чего угодно можно ждать. Ему сто раз можно сказать, чтобы не делал что-либо, так он из вредности возьмет и сделает. Неугомонный и беспардонный. Эгоистичный и чертовски харизматичный, и никуда от этого не деться.

— Как же непривычно в этой тишине. Когда знаешь, что дом пустой и все такое.

Ого, целых два связанных предложения, и оба снова на нейтральную тему. Прогресс, Блондин, явный прогресс. Быть может, мне попробовать научить его общаться на более разнообразные темы? Или он со мной только так выделывается? Мужчины, черт возьми, как вас понять?

— М? — я вопросительно приподняла брови. Мика, выдав эту нейтральную фразу, занялся сосредоточенным закатыванием рукавов на белоснежной рубашке. Я трогательно дождалась, пока он завершит сложный процесс, расстегнет рубашку до середины груди и сделает глоток из пиалы. Блондин, откинув голову назад, глянул на меня зелеными глазищами, заулыбался и почесал маковку.

— Непривычно, говорю. Не надо оглядываться, не надо ни о чем думать. Вроде того: “черт, мне надо улыбаться”, даже если этого и не особо хочется. Всяким знаменитостям за это хотя бы деньги платят…

Хотелось мне высказаться по поводу денег, но я прикусила губу, мысленно досчитала до десяти и стала разглядывать подол платья. Иногда лучше промолчать, чем начинать бесполезные споры о благосостоянии и банковском счете Аарона.

— Я думаю, сразу сбежать с этого вечера было правильной идеей. От толпы отцовских знакомых я готов был биться головой об стену, попадись она мне. Сомневаюсь, что мне захочется вести такой образ жизни после окончания университета. Пойду в официанты. Буду варить кофе, и приносить булочки с джемом.

— Верю-верю, — закивала я с самым умным видом. — Когда начнешь тренироваться?

— А я пойду к тебе в ученики. Научишь меня кивать как китайский болванчик, готовить карамельно-сливочный латте и улыбаться до спазма лицевых мышц. Не зря же ты в “Саванне” работаешь.

— Все не настолько консервативно. Ты в “Саванне” ни разу и не был, — покосившись на Блондина, я криво улыбнулась. — Меня боишься? Между прочим, у нас неплохой кофе, заходи попробовать. Хотя о чем я? Ты же не любишь…

Я вздохнула. О чем с ним разговаривать? Понятия не имею!

Не о погоде же.

— В “Саванне”, насколько я знаю, не только кофе готовят. Один из ваших бариста делает шикарный матэ. Я бы хотел его попробовать, но сама знаешь: переступи я порог, тем для ругани у нас прибавится. Знаешь, а это начинает раздражать. Мы цепляемся за наши темы для столкновений, как будто это единственное, чем мы можем жить. В последние несколько дней мы же можем общаться нормально? И ничего, мир продолжает вертеться как ни в чем ни бывало. Иногда вот задумываюсь: на самом деле, с чего мы как кошка с собакой вечно? Понимаю, это отличная разрядка. Мы две своеобразных боксерских груши… Иногда я тебя просто придушить готов голыми руками, вот честно, а иногда… — Каллахен покрутил пиалу в руке, выдержал театральную паузу и добавил: — И все-таки научись заваривать чай. Одну чайную ложку, и было бы идеально.

Я мотнула головой, не сразу перестроившись на новую тему. Точнее, на повторное упоминание старой. Опять этот гад скачет как заяц с темы на тему, и не поймаешь его. Пора бы внести вот эту черту в список “за что можно и нужно ненавидеть Мику Каллахена, дополнительное издание”.

— Иногда? Что — “иногда”? — бросилась на попятную я, едва не подскочив на ступеньке.

— Что — иногда? — Блондин сделал брови домиком и удивленную мордашку. — О чем ты?

— Скажи, что хотел, до конца! — я толкнула его кулаком в плечо. — Что за манера недоговаривать?

Каллахен выдал мне свое коронное “нет”, улыбаясь во весь рот. Вот зараза блондинистая! Схватив его за ухо, я с силой потянула на себя, требуя ответа и правосудия. Пока Мика отдирал меня от своего неприкосновенного уха, мы пыхтели и тихо посмеивались как два шизоида в период обострения. В результате, конечно же, победила грубая сила — мне оставалось только грозно рычать на Каллахена, который невозмутимо допивал чай, второй рукой сжимая оба моих запястья.

— Погода, говорю, хорошая сегодня… — Блондин поднял лицо к небу, продолжая улыбаться. Опять эта открытая улыбка, пусть я и вижу только привычный профиль.

Два дебила — это сила.

Озвучивать я это вслух не стала, понятное дело.

— Знаешь, я бы тут осталась жить, а ты отбиваешься руками и ногами, — сообщила я, вспоминая дискуссию Мики с отцом. Заодно и как бы тему разговора удержала, умная милая я. — Чем тебе тут не нравится? Шорты, блондинки, короткие юбки и холодная содовая. И не надо мне опять вешать лапшу на уши тем, что тут слишком для тебя жарко.

— У тебя глаза красивые.

Ну, вот опять! Выходит, теперь и на эту тему он говорить не хочет. Ну что за человек! Катастрофа, а не собеседник.

Я надула щеки и молча отвернулась в сторону. Через несколько минут обоюдного молчания до меня едва донесся трагический вздох, и Каллахен впервые сдался первым:

— Личные причины. Тебе это так важно?

— Возможно… — буркнула я в ответ, рисуя пальцем по полу кружочки.

— Зачем? — в голосе Блондина звучало искреннее недоумение. И я подняла на него глаза.

— Хочу разбить твою маску.

Я хотела это сказать. Вот так вот просто, глядя в аристократическое лицо как будто с обложки журнала “Men’s Health” — и посмотреть реакцию.

Никакой. Абсолютно.

Кукла, он как фарфоровая кукла. На таких обычно только любуются, и то издалека.

Почти как я. Или — точно как я?

— У тебя очень странные желания, Джейсон.

Интонации какие-то странные, или мне только кажется? Мика смотрел на меня как на сумасшедшую, честное слово. И что я такого сказала? Мне хотелось опять схватить его за ухо, как непослушного мальчишку — выбить всю дурь, всю эту неестественность.

Только зачем мне это?

— Не в пример твоим.

Блондин ухмыльнулся, привычно положил ладонь мне на макушку.

— Дурочка… крашеная.

Я улыбнулась в ответ, мотнула головой, сбрасывая ладонь.

— Я разобью твою маску, — это было утверждение. Безапелляционное, смелое и абсолютно безрассудное. Что я делаю? Зачем мне это?

Знаю, сейчас опять пойдет тема о погоде. Или о моем ужасном чае.

Сброшенная мгновение назад рука скользнула по волосам, пальцы едва не запутались в завитых темных локонах, пощекотали шею. Я не удивляюсь. Или не хочу. Это Каллахен — и для него это естественно, как дышать или есть. Он тактилен, и, черт возьми, через какую черту я успела переступить? Почему я позволяю ему подобные выходки, если потом буду скрежетать зубами и проклинать небо.

— Хочешь сказать: попробую разбить?

Вы видели улыбку Чеширского кота? Эта — еще опаснее. Кто из нас кролик, объясните…

— Ты во мне сомневаешься?

— Я знаю твои методы. В результате я уйду на двухлетнюю реабилитацию в центр психической поддержки, так что давай ты передумаешь?

Теплые пальцы пощекотали меня под подбородком, как кошку. Я отстранилась, и Мика невозмутимо взял в руки пиалу.

— Не передумаю. Это отличный вариант для меня спокойно закончить университет. Два года без Ми-Ми Каллахена? Об этом я и мечтать не смела. Неужели ты доставишь мне такое счастье? — я закатила глаза, изображая обморок.

— Не доставлю. Я заберу тебя с собой, мы будем жить в соседних палатах и перестукиваться по вечерам, — Блондин сделал глоток чая, поставил стакан на ступени и потер шею. В неярком свете веранды его лицо по-прежнему выглядело настоящей маской: даже намека на улыбку не было, хотя я нутром чувствовала, что это не так. Мне хотелось увидеть эту редкую, едва заметную, но очень искреннюю улыбку. Зрелище настолько запоминающееся, что хочется еще и еще. Зная Каллахена — это практически невозможно.

— Тогда меня вообще не выпустят. Нет уж! Лучше нам вообще жить по разным концам планеты и созваниваться на Рождество. Как тебе такая идея? По-моему, идеальный план. Разрешаю тебе выбрать любой уголок Земли. Австралия? Новая Зеландия? Индия?

Как и всегда, я получала откровенное удовольствие, подтрунивая над Каллахеном. Мы оба относились к взаимным издевкам и колкостям как к шуточной форме своеобразного общения. Это я поняла еще давно. Да и все окружающие, думаю, в курсе. Хотя, признаться, я не замечала, чтобы Мика позволял своему эгоистичному высочеству общаться еще с кем-либо на таком детсадовском уровне. Повторяюсь, мы наверняка используем друг друга как боксерские груши, выплескивая негатив и раздражение.

Иногда я правда думаю, что мы могли бы стать друзьями. Возможно, что до этого мы дойдем сами, спустя несколько лет, когда окончательно повзрослеем. Годам к сорока, предполагаю, в лучшем случае. А сейчас мне не хотелось забивать себе голову ерундой, и я в очередной раз спустила тормоза.

Иногда я думаю, что мы могли бы стать лучшими друзьями. Будь я мужчиной, конечно же.

Или даже парой, будь я блондинкой с ногами от ушей, цепкой хваткой и IQ выше двухсот. Ни по одному из этих пунктов я не проходила и сейчас, но это меня нисколько не волновало. Блондин как гонялся за юбками, так и будет продолжать этим заниматься, появись у него постоянная подруга.

Мои моральные принципы всегда заметно отличались от капитанских. Мне в дикость многие его поступки и трактовка событий. Наверное, я отчасти более целомудренна, чем кажусь на самом деле. Кто знает. Поэтому мы и не можем ужиться вместе. Даже в пределах одного города, что уж говорить об одном доме.

Боже мой.

Сидеть рядом с ходячим сексом нашего университета и думать о целомудренности — это только я могу. Поражаюсь своей дремучести. Понимаю, почему меня считают фригидной или лесбиянкой, но ничего поделать не могу. У меня тоже есть принципы.

Каллахен молчал, пока я задумчиво лицезрела свои колени. Еще и улыбалась наверняка ехидно, после того полета фантазии на тему разных концов планеты. Впрочем, Мика все равно смотрел не на меня, а вверх, на темнеющее небо и появляющиеся светлячки звезд. С минуту я так же задумчиво пялилась наверх, потом мотнула головой:

— Выглядим как два идиота.

— Верно, — протянул Блондин с улыбкой. — Непривычно. Ну и ладно, — выдал он резво, махнув рукой. — Мы никому не скажем.

— Ага, верю-верю.

— Кстати, твои ноги живы? На каблуках ты прыгала весьма бодро, хотя под самый вечер немного сдулась…

— Слушай, надень их сам! Посмотрю, как ты в них попрыгаешь! — фыркнула я в ответ.

— Я хотел их померить, а ты не позволила. Утром, помнишь?

Тогда еще, помнится, я его напугала прицельным попаданием подушки. По-моему, у нас каждое утро — маленькое приключение в стиле Дикого Запада. Жизнь бьет ключом, как говорится. Одно я понимала точно — если Мика в хорошем настроении, с ним никогда не заскучаешь.

— Ты бы их разодрал в клочья, — хмыкнула я, покрутив пальцем у виска. — Сравни мою крошечную ступню и свои пингвиньи ласты!

Блондин шлепнул меня по лбу в ответ. Обиделся?

— У меня не ласты. Это у тебя, на фоне целлюлита…

Я схватила его за ухо и потянула на себя. Вот еще раз он опять об этом вспомнит, разобью нос. Я повторила мысль вслух, сердито сдвинув брови.

— Ты попробуешь это сделать… — насмешливо поправил меня Мика. Я с силой потянула ухо, Каллахен взвыл как больное привидение и едва не сбил весь свой чайный набор. От неожиданности звуковой атаки я едва сама не откатилась по лестнице. Нервы ни к черту.

— Эй, хватит! Мы не на арене для рестлинга! — заскулил тот, пытаясь отлепить мои пальцы от собственного горячо любимого уха. — Хочешь, я сделаю тебе утром кофе?

Я гордо отказалась, мстительно сжимая пальцы еще сильнее.

— Массаж?

— И не надейся.

— Разрешу сесть за руль. Первый и последний раз предлагаю. Заманчиво звучит?

— Ни капельки.

— Много теряешь.

— Я с тобой и так года четыре потеряла…

Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы сохранить каменное выражение лица и суровый тон. Блондин в свою очередь откровенно веселился, предлагая все новые и новые варианты для спасения своего уха. Когда дело дошло до гавайского танца в розовых трусах со слоником, я не выдержала…

Ухо было на свободе, а мне потребовалось минуты две, чтобы отсмеяться и не сползти по ступенькам вниз. Мика продолжал подливать масла в огонь, продолжая монолог с не менее глумливыми предложениями. То ли он ждал, пока я соглашусь, то ли сам получал от этого всего удовольствие. Я склонялась ко второму, поэтому могла только смеяться в ответ и качать головой.

Кофе был допит. Чайник с заваркой тоже опустел, и Мика крутил в руках пустую пиалу и улыбался так шикарно, что хотелось его за щеки оттаскать, как мальчишку. А потом он посмотрел на меня и на мгновение посерьезнел.

— Не могу к тебе привыкнуть с этими темными волосами.

И губы опять изогнулись в насмешливой полуулыбке, которая была несколько секунд назад.

— На себя посмотри, Лысая Башка, — отозвалась я.

Каллахен машинально провел ладонью по голове, пожал плечами.

— У меня быстро волосы растут. К зиме опять буду как горилла: могуч и волосат. Все будут меня любить и восторгаться.

Он поднялся со ступенек, сладко потянулся и размял плечи. Молча кивнул в сторону двери, и я махнула рукой. Переодеться я тоже бы не отказалась — меня до сих пор смущает декольте, его не спрячешь даже под чужим пиджаком на плечах. Было бы намного уютнее в футболке и джинсах.

Мика, даже в брюках и в идеально белой рубашке с наскоро завернутыми рукавами, выглядел шикарно. Я даже не упустила возможности лишние три минуты поглазеть на него. Вид снизу мне открывался весьма неплохой, не спорю. Кстати, загар на него уже ложился: по сравнению с белизной рубашки это было заметно даже невооруженным взглядом. Я мельком глянула на свои бледные коленки, вздохнула и выбросила мечту о шоколадном загаре. В лучшем случае я сгорю и буду ходить как вареная креветка. В худшем — получу тепловой удар в рекордные сроки. Ну, это вы и так все отлично знаете, я люблю поныть на эту тему…

Не пойму с чего, но я протянула Каллахену руку, чтобы он помог мне подняться. Могла бы и сама встать, в самом деле, но по какой-то женской прихоти захотелось сделать именно так. Поздновато быть леди с таким-то кавалером, ну да ладно. Главное в таком деле — невозмутимое лицо, а остальное приложится. Хотя у меня сейчас как раз каменного выражения и не хватало. Старею.

Мика ухмыльнулся. Я ждала очередной реплики по поводу того, что у меня филейная часть перевешивает, но Блондин просто протянул мне ладонь. По его лицу видно было, с каким трудом ему дается подобное молчание. Сказать, что меня это сильно поразило — ничего не сказать. Каллахен осклабился еще больше, а я с замиранием сердца ждала, когда же он сорвется. Мика потянул меня за руку, я потянула его на себя, подливая масла в огонь.

Ну же!

Мышцы на предплечье видимо напряглись, но Блондин даже не шелохнулся. Только сильнее ладонь сжал, и потянул сильнее. Весьма детсадовские игры, но мы же не настолько взрослые? Мика практически не тянул, собственно говоря, а я испытывала его терпение, которого хватило ровно на полминуты. Он вздохнул, мотнул головой — и дернул на себя. Меня оторвало от деревянных ступенек с такой скоростью, что я поняла это только тогда, когда баллистической ракетой врезалась в этого наглого Маменькиного сынка. Благодаря этому я едва не раскроила себе лоб, встретившись с твердым плечом, и охнула от боли.

— Убить меня хочешь? — пискнула моя побитость, закрывая лоб ладонями. Ну вот, теперь точно будет огромная шишка, и это в лучшем случае. Плодотворно отдохнули, называется. Теперь Аарон подумает, что мы практикуем БДСМ или еще чего похлеще.

Нет, меня определенно забавляет этот отдых.

На удивление, Блондин перепугался больше меня. Почти что схватил меня в охапку, извиняясь на ходу, что не рассчитал сил.

— Дай посмотреть, — приказным тоном потребовал он, убирая мои ладони. Долго всматривался, наморщив лоб, потом вздохнул. — Швы придется накладывать.

— Что?! — взвилась я мгновенно, а этот идиот засмеялся в полный голос.

— Дуууурочка, да нет там ничего. Даже шишки не будет.

Теплые губы прижались к моему лбу.

От неожиданности я замерла, даже дышать перестала.

— Все, больше не болит?

Он даже отстраниться не подумал! С одной стороны — но ведь не лезет же целоваться. Одной проблемой меньше, это успокаивает. Если бы Каллахен действительно хотел — давно бы уже сделал. И он, и я это отлично понимаем.

— Еще как болит! — отозвалась я насмешливо, глядя на него снизу-вверх. Интересно, кто первый сделает шаг назад? С интересом посмотрю, как эгоист-младший сдаст позиции.

— Остальные услуги только за деньги, — хмыкнул Мика, приподняв светлую бровь. От него вкусно пахло бергамотом — и я тут же подумала, что хочу еще кофе. Попросить его сварить еще или перетерпеть, довольствоваться простым из кофемашины? Конечно, последний вариант мне не очень импонировал, но не садиться же Каллахену на шею с этим злополучным кофе?

— Ты знаешь словосочетание “чувство вины”? Видимо, нет. Мало того, что у тебя синдром “сила есть — ума не надо”, да еще и в сочетании с эго…

— Отстань от моего эго, женщина, — уже привычно огрызнулся он, лениво растягивая слова. — За своим следи. Он у тебя не меньше.

— О чем ты, радость моя? Уж куда мне с моими жалкими желаниями и возможностями — против твоего Великого Эго. Мой эгоизм низменен и ничтожен.

— Ах ты маленькая… — Мика мурлыкнул это практически шепотом, изогнув уголки губ. Я заулыбалась в ответ, пафосная торжественность у меня из ушей лилась, если подумать. А Каллахен был по-прежнему невозмутим — неудивительно, с моим-то членом в штанах. Я не блондинка, у меня нет огромной груди и я полностью асексуальна даже для него, заглянув правде в глаза. Даже в этом платье с огромным декольте, босоножках на шпильке и макияжем из салона — останусь все той же Джей Си. С красными встрепанными волосами, в кедах и сумкой через плечо. Там, в этой блондинистой голове. В этих ста восьмидесяти с чем-то сантиметрах чистейшего тестостерона и грубой силы, от которой кишки сводит. Чтоб тебя, Каллахен, да отодвинься же!

Давать ему по шее я не хотела — но это был единственный выход, чтобы не уязвлять собственное самолюбие. Сделать шаг назад гордость не позволяла. Зная Блондина, это послужит отличным поводом для новых усмешек в мой адрес. Возможно, я сама приделываю ему рога, хвост и дьявольскую сущность, но так легче жить. И мне, и ему. Потому что тогда мы заочно ждем друг от друга гадостей и не позволяем себе расслабиться. Кого я оправдываю? Себя… или Мику?

Каллахен продолжал все так же улыбаться, и это начинало нервировать. Я сжала руки в кулаки — и как он так может? Как будто издевается в очередной раз. Нашел новую лазейку, чтобы вызывать мое раздражение? Учитывая то, что я очень зациклена на зоне комфорта, особенно при общении с тактилами, у меня зубы сводит от вторжения. Особенно, если это делает этот гад блондинистый. Да еще и улыбается.

— Отодвинься.

Мика только брови приподнял.

Издевается?

Сейчас я ему точно по шее дам, помяните мое слово!

Каллахен торжествующе положил ладонь мне на макушку. Жест настолько привычный, что в последнее время кажется обыденным. Если раньше это раздражало, сейчас стало привычным. Господи, дай мне сил это пережить. Дай мне сил пережить еще один год…

Взгляд Мики был странным. Даже скорее так: странно расфокусированным. Никогда раньше за ним такого не замечала, кстати. Билось что-то внутри этой светловолосой головы, но я понять не могла — что? Блондин моргнул, как в замедленной съемке, вдруг со вздохом облизал губы — и сделал тот самый шаг назад.

А через секунду до меня как-то отдаленно, где-то там, в районе левой пятки, дошло, что я потянулась за ним практически одновременно, не думая. Забывшись настолько, что огромные удивленные глаза Мики так и остались у меня в голове, когда я поцеловала его.

Тормоза, видимо, отказали у нас обоих…

Я бы с удовольствием сама это поняла, но времени не было. Потому что Каллахен особо и не сопротивлялся, сами понимаете. И вот тогда здравый смысл точно сделал мне ручкой. В голове стоял гул, — словно тысяча колокольчиков звенела, в висках глухо долбился пульс, — но это было так хорошо, что у меня голова кружилась. Поцелуй был грубый, крепкий — пропитанный всем мужским, что вообще могло быть. Не чета тому детскому поцелую на пляже, да и я тогда отбивалась всеми руками и ногами.

Ребра затрещали, когда Мика меня в объятиях стиснул. Прикусил за нижнюю губу — я охнула, смяла под пальцами белизну рубашки на его талии, еще сильнее прижимаясь к поджарому, стройному телу. Животом чувствовала кубики пресса, и мне так хотелось прикоснуться к ним руками. Пощупать, пробежать пальцами, чувствуя гладкую упругую кожу. Жарко, очень жарко. От Блондина просто горячие волны исходили, меня аж в испарину бросило. А в голове такие уже вкусные картинки проносились, что дышать трудно становилось, стоило подумать, что это все вполне доступно сейчас. Это тело, этот клубок мышц, эти губы, этот запах…

Это было последней каплей.

Потом я уже вообще не понимала, что происходит. Это было… Вау.

Хочу его.

Прямо сейчас.

И плевать на все!

Мурашки по спине побежали, когда мокрый язык коснулся кожи под подбородком. Я вцепилась в рубашку так, что ткань затрещала. Каллахен глубоко вздохнул, одна рука скользнула к затылку, подставляя мою шею под горячие губы. Тоскливо заныло внизу живота, и я отчетливо поняла, что совсем скоро этой рубашке придет конец — я уже вытянула ее из-под ремня, огладила рельефные бока.

— Дурочка, ты хоть понимаешь, что творишь?

Голос Блондина, пусть и непривычно глухой, с хрипотцой, теперь был как ведро ледяной воды за шиворот.

За сотую долю секунды до меня дошло, КТО сейчас меня обнимает и целует, и насколько это вдруг стало ужасно.

— Твою мать, да что ж ты…?!

Мне кажется, вопль был слышен даже на соседней улице. Быть может, у особняка Каллахенов треснуло стекло на одном из окон. Я отшатнулась в сторону, прижимая ладонь к горящим от поцелуев губам. Мика ошалело глядел на меня, глаза его были просто как два блюдца. То ли он изумился крику, то ли просто удивился тому, что я так резво отстранилась. Между тем я, окончательно пришедшая в себя, обрушила на его голову такой поток ругательств и проклятий, что сама удивилась. Я в такие дали послала Каллахена и его озабоченность, употребив с полсотни смачных эпитетов, что молчание со стороны Мики длилось непривычно долго. Моя злобность уже выдохлась, когда Блондин встряхнулся, как собака, и уставился на меня, нехорошо сузив глаза.

Вот теперь можно было начинать готовиться к апокалипсису.

Мика начинал злиться, и на удивление — серьезно.

— Ты, психичка, — рыкнул он так, что у меня под ложечкой засосало. — Следи за словами.

— А ты за собой следи! — рявкнула я в ответ, и понеслась душа в рай. Давно мы так не ругались, как ругались сейчас. Если вспомнить, настолько зло и агрессивно у нас это происходило еще в школе, и то тогда мы оба были виноваты. Мы вылили такой поток ругательств, претензий и банального говна друг на друга, сколько не выговаривали за последний год!

Первой не выдержала я. Громко фыркнув в ответ на очередное не менее обидное припоминание прошлых грехов и вообще отношения ко мне в частности, я гордо прошествовала в дом. Во мне все клокотало, пока я поднималась в спальню, сжимая кулаки и подавляя в себе желание ударить по стене со всей силы. Бормоча себе под нос миллиард ругательств, проклиная свою добросердечность и беспечность, я переоделась, почти с остервенением стянула с себя это дурацкое платье. Можно теперь я его сожгу?

Просто поеду к Лисенку и переночую у него, и клала я большую кучу на Каллахена и его семейку. Гррр, ну почему я не мужчина? Я бы так ему всыпала!

Идиота кусок!

Я же просила перестать распускать руки в мою сторону, ну что опять? Конечно, это я ему и внизу все высказала, но по-прежнему никак не могла успокоиться. Ноги моей здесь не будет завтра. Все, к черту, возвращаюсь домой! Я не подписывалась ложиться под Каллахена при первой же возможности, когда ему резко приспичит. Еще чего насочинял!

Хм.

Может все-таки позвонить Лисенку?

Понимаю, что набирать его номер в такое время — самоубийство и идиотизм. Понимаю, но это намного лучше, чем торчать в этом доме остаток вечера.

Поиск телефона в сумке на кровати занял минуты три. Всегда удивляюсь, как он умудряется оказываться на самом ее дне или в таком труднодоступном месте, что пыхтишь и возмущаешься, пытаясь отыскать. Так было и сейчас. Я с остервенением покопалась в недрах сумки, достала телефон и нашла номер Ника в записной книжке.

“Абонент не отвечает или временно недоступен, попробуйте перезвонить позднее или оставьте свое сообщение после сигнала…” — сообщил мне сетевой автоответчик. Я перезвонила еще дважды, надеясь на сбой в сети, но эффект был одним и тем же. Абонент не абонент, как говорится.

Мне было любопытно, почему телефон Ника выключен. Не замечала за ним склонности к подобному, но с чем черт не шутит. Может у него батарея разрядилась? Или просто там сеть не ловит. О том, где могло быть это загадочное “там”, я думать не желала. Ночной клуб, вечеринка у друзей, салон самолета… Чем еще может заниматься среднестатистический парень в ночь с пятницы на субботу?

Дьявол.

Каллахен, сложив руки на груди, подпирал бедром косяк двери в спальню. Смотрел он на меня с таким раздражением, словно я — Вселенское Зло, взорвавшее всю галактику. Вокруг нас мало того, что воздух сгустился, так еще и стояло какое-то невысказанное напряжение. Еще бы эффектных молний, и общий вид картины в вашем распоряжении.

Я замерла, сунула руки в карманы худи.

— Что тебе, чудовище? — мне пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы сохранить сухой тон и некую небрежность в голосе. — Хочешь еще что сказать — говори.

— Собираешься куда-то? — в лоб спросил Мика. Зеленые глаза по-прежнему источали яд, но уж к этому-то мне не привыкать. Вот это был отчасти настоящий Блондин. Агрессивный, звериный, раздражающий до безобразия. И такой же, черт возьми, шикарный! До одури шикарный тигр, с таким миндальным ароматом, что хочется уткнуться носом, прижаться к груди и не отпускать.

О боже, о чем я только думаю!

Да что же это такое?

— Мне не пять лет! — бросила я, поспешно ретируясь. — Это мое личное дело, как проводить свободное время. А ты можешь проехаться по району, насобирать блондинистых шлюх и делать с ними, что твоей душе угодно.

— Кого ты пытаешься поддеть? — огрызнулся Каллахен.

— Схлопнись уже! — я опять начала заводиться. — Глаза б мои тебя не видели еще лет сто! Когда ты меня в покое оставишь? Или не успокоишься, пока меня в кровать не затащишь, да? Ну давай, окей, вот она! — я обернулась на нашу огромную постель.

Мика посмотрел на меня так, словно я сейчас на него вылила ведро латте, как на “Астон Мартин” обычно.

— Просто. Прекрати. Заводиться.

— А что мне еще остается делать?! Что тебе еще от меня надо?

Мика молча отлепился от косяка, но так и остался в проеме двери. Напряженный, огромный и страшный тигр. Иногда я его и боялась, и даже сейчас у меня в голове стучал молоточек самосохранения. Мику Каллахена не стоит злить. Не стоит играть с огнем, Джейсон, хотя я и так уже перегнула палку.

— …в следующий раз…

— Следующего раза не будет.

— Согласен. Не будет. С меня достаточно.

Сказал, как выплюнул.

Сердце бухнуло и пропустило два удара. А Мика развернулся и пошел прочь по коридору.