— Что за разгром? Генеральная уборка?

— Я не могу найти свой ежедневник.

— Ты в машине смотрела?

— В первую очередь. И в сумке тоже. Куда я могла его засунуть?

Я едва не плакала. Позабыв о том, что она вроде как на меня еще обижена, Сьюз бросила вещи на пол и принялась деловито копаться в моей необъятной сумке. Куда мог деться мой ежедневник? Куда я могла его засунуть и забыть?

— Может ты его на кафедре оставила? — логично предположила подруга, откладывая сумку в сторону.

— Сегодня я там не была, а вечером еще держала ежедневник в руках, точно помню… — растеряно пробормотала я, окидывая взглядом комнату. Такое ощущение, что по вещам монгольские захватчики прошлись, представляю, как удивилась чистоплотная Сьюзен. — Я труп. Там все мои записи и контакты для кафедры, как это восстановить?

— Уже начало пятого, ты не в смене сегодня? — внезапно уточнила подруга, мельком глянув на часы.

— Смена, точно! — рявкнула я, подскакивая с кровати и хватая сумку. — Забыла!

Черт. Я должна быть в “Саванне” в половину, и уже не успеваю вовремя. Пробормотав что-то про уборку, я рванула к выходу, на ходу застегивая молнию толстовки. Сьюз сочувственно попросила быть осторожней на дороге и пообещала поискать ежедневник, пока меня не будет, и обязательно позвонит, если отыщет его.

Прошла целая неделя с тех пор, как Лисенку запретили участвовать в тренировках команды, и на этом конфронтация и завершилась. То ли Каллахен ждал ответных действий, то ли на самом деле потерял интерес к нам обоим. Это было странно и немножко… непривычно.

За смену мне позвонила только Мелисса — уточнить, приеду ли я домой и заказывать ли пиццу. Учитывая то, что Ник почему-то продолжал топтаться на фазе цветочных платонических отношений, сегодня вечером я опять проведу в привычной компании в общежитии. Быть может, просто позвонить Рыжему и поставить перед фактом? А то такими темпами мы до чего-то более конкретного доберемся как раз к Рождеству, а уже октябрь за окном!

Да и погода что-то не радовала. Дожди еще не пошли, но все равно на улице было очень сыро — осень словно напоминала о том, что в этом штате она есть. Осень… чтоб ее.

Первое, что я увидела, выйдя на парковку — свой ежедневник на крыше “Жука”. Потом — Астон Мартин, длинные потрясающие ноги, бейсболку и мерцающий экран АйПада в руках.

Мика.

По спине мурашки побежали. И явно, что не от холода.

— Откуда он у тебя? — в лоб спросила я. Здороваться я не стала из принципа. Обойдется.

— Я тут чуть корни не пустил, пока дождался, — проворчал Каллахен, поднимая глаза от экрана планшета. — Ты такая медлительная. Черепаха и то быстрей.

Я проигнорировала шпильку и только протянула руку к ежедневнику, как он уже оказался в чужих руках. Наивно было предполагать, что он вернется ко мне просто так, за “спасибо”. Мне пришлось лишь вздохнуть — и наконец-то посмотреть на Каллахена прямо, привычно снизу-вверх. В эти зеленые глаза, на ироничный изгиб губ, знакомый прищур и постараться не утонуть. Потому что это — Мика Каллахен. Моя персональная головная боль, которую придушить хочется голыми руками.

Последнее я озвучила вслух, скорчив брезгливую мордашку. Блондин оживился, расплылся в улыбке и мгновенно подставил шею для собственно, процесса удушения. И даже пообещал не сильно дергаться и хрипеть.

— Ну тебя, дурак, — отмахнулась я, толкнув его ладошкой в плечо. Мика тихо усмехнулся, положил планшет с моим ежедневником на крышу своей машины и, подперев задом капот, презентовал мне тягучий взгляд из-под козырька бейсболки.

— Где ты его нашел? — повторно уточнила я.

Что-то мне это напоминает. Парковка у “Саванны”, поздний вечер и наши две машины рядом… Почти как летом. Только сейчас Мика вряд ли предложит мне полететь на две недели в Сан-Франциско, как ни крути.

— Ты лучше вспомни, где ты его потеряла, — отозвался Блондин.

— Да, я растяпа, знаю. Ты мне уже миллиард раз говорил, ничего нового, — поморщилась я, подпирая задом бок своей машины напротив него. — Потеряла и потеряла. У нас все по старой схеме? Услуга за услугу?

— Ты такая злопамятная.

Каллахен улыбался так, как мог улыбаться только он, когда рядом никого нет. Только почему раньше он мне так не улыбался? Или это Сан-Франциско немного поменяло его отношение… ко мне?

Сердце превысило лимит ударов раза в два. Дурак ты, Блондин. Со своими внезапными улыбками и смеющимися глазами. Интересно, спасает ли меня то, что сейчас темно и свет только от фонарей у заднего выхода?

— Зачем ты отказал Нику в тренировках?

— Кому? — удивленно уточнил Мика, приподнимая брови. Он издевается?

— Рыжему.

— Ах, ему, — закивал он, заулыбавшись. И, постучав себя пальцем по козырьку, хмыкнул: — Я не отказал. Я просто сказал, что лишняя нагрузка на команду в его лице нам не нужна. У нас окружные на носу, надо готовиться. Зачем нам лишний игрок даже на запасных, который все равно до Рождества уже вернется в свой университет?

— Умеешь же красиво врать, — похвалила я, сложив руки на груди. — Убедительно.

— То есть ты гнусно полагаешь, что я специально это сделал?

— Конечно.

— Попробуй доказать, — Мика с ехидной улыбкой развел руки.

— Зачем мне это кому-то доказывать? Мне хватает того, что я знаю, какая ты зараза на самом деле. Эгоистичная, мелочная и чрезмерно самолюбивая.

— Все-все, тссс! Ты тоже это миллиард раз говорила, ничего нового! Со сменой прически мозга не прибавляется, что поделать.

— Ну у меня он хотя бы в голове, а не в штанах, — фыркнула я.

Почему мне сейчас обидны все те же слова, что были тысячу раз сказаны до этого? Когда я к ним уже привыкну? Когда я привыкну к тому, что мы “разные уровни”, как говорил сам Мика?

Никогда.

Я такая дурочка. Крашеная.

Почему я никак не могу забыть лето, хотя должна?

— Ты чувствуешь это? — в лоб спросила я, отворачиваясь в сторону. — То, что мы не можем общаться как раньше? Как весной? Когда мы виделись только в обеденный перерыв и исходили ядом друг на друга только чтобы снять стресс? Мы не можем стать друзьями, и не можем вернуться назад.

— Мы сейчас даже в обеденный перерыв не видимся, — отозвался Блондин сухо.

— А оно нам надо? Мы сделали друг другу фундамент для будущего и выполнили все условия сделки… — неужели это я говорю? — …мы уже ничем друг другу не обязаны?

— Боже, женщина, тебя не надо было отправлять к мадам Жюстин! — наигранно и с паническими нотками пробормотал Мика. — Ты стала выражаться такими странными словами, я тебя боюсь.

— А ты стал носить гейские штаны в облипку, я тоже тебя боюсь и подозреваю недоброе, — отмахнулась я.

— Чем тебе мои штаны не нравятся? — возмутился он и надул щеки. Зрелище не для слабонервных — даже я хихикнула. — Между прочим, сейчас это модно! Кто из нас учится на дизайнера?

— Трусы у тебя тоже от Кельвин Кляйн?

— Показать? — встрепенулся Мика мгновенно.

— Вот уж избавь меня от этого сомнительного удовольствия! — отшатнулась я, закрывая глаза ладошками. — Мне домой пора. Тебе, подозреваю, тоже. Или ты по-прежнему посещаешь занятия как проснешься, не утруждая себя будильником? — я глянула на наглую блондинистую морду сквозь раздвинутые пальцы.

— Когда как, — невозмутимо дернул плечом Каллахен. — Когда я сплю один, я обычно тяжело встаю…

Намек был призрачным и весьма тонким. Учитывая то, что по утрам я почти всегда вижу “Астон Мартин” на парковке. Вот гамадрил.

— Тебя могила исправит, ей богу… — покачала я головой, назидательно потрясая зажатыми в руке ключами, которые я достала из сумки. — У тебя слишком много свободного времени, не находишь?

Мика смотрел на меня с таким умилительным лицом, как смотрят на полугодовалых младенцев, пускающих пузыри.

— Да ну тебя, — огрызнулась я, протягивая руку за ежедневником. — Я очень хочу домой. По-крайней мере, там меня ждет компания приятней.

— Колючка.

— Маменькин сынок.

— Зато я вкусный кофе варить умею, — ежедневник был призывно всего лишь в сантиметре от моего носа, и я отлично знала, что это всего лишь дурацкая игра “успей схватить”. Ничего умнее Блондин в принципе и не придумал бы, даже если бы и очень постарался.

— Ты бы лучше дипломной работой так хвастался, — усмехнулась я.

Мика хлопнул меня по лбу моим же ежедневником. Не больно, но приятного было мало — просто из-за такого уж слишком пренебрежительного отношения.

— Прекрати, — рыкнула я сухо, не очень дружелюбно глянув на этого длинноногого переростка из-под челки. — Ты, питекантроп, когда оставишь меня в покое? Я твоя личная болонка?

Светлая бровь вопросительно приподнялась в ответ — и на макушку легла привычная ладонь.

— Что на этот раз? — уточнил Мика невозмутимо.

— Прости?

— Магнитные бури? Взрывы на солнце? Луна в Стрельце? — с таким же невозмутимым лицом поинтересовался он, деловито разглядывая ночное небо над головой. — Акклиматизация?

Я послала его в одно знаменитое место. Зычно и со вкусом, стряхнув ладонь с головы и с силой отпихнув самого Блондина в сторону.

— ПМС?

— Какой, к черту, ПМС?! Ты! Ты одним своим присутствием на этой планете превращаешь меня в такой кусок нервов и всепоглощающей ненависти, что страшно становится. Каждым своим движением и каждым своим словом, Каллахен.

Мика выглядел растерянным. Впервые он действительно обратил внимания на мои слова так, как мне бы хотелось. Быть может, он и правда еще не так потерян для общества? Не так потерян… для меня?

Сердитая на весь мир и на это блондинистое недоразумение в частности, я вырвала из его рук ежедневник и убрала его в сумку. Особо Мика не сопротивлялся, только прищурился немного под моим пристальным взглядом.

— Мне нравился тот Каллахен, с которым я общалась летом. И я ненавижу, когда ты ведешь себя как пафосная свинья. Бесишь меня. Безумно. Если не считаешь меня девчонкой, то все равно сбавь обороты, ладно? Неужели нельзя просто сказать “Привет!” утром на парковке, а не создавать аварийную ситуацию? Неужели нельзя рассказать смешную историю на перерыве, вместо того, чтобы тратить это время на насмешки? Неужели нельзя просто…

— …поцеловать?

Мягкий, почти мурлыкающий баритон на ухо, и миндальным аромат от его кожи в самый нос, что захотелось зажмуриться и не дышать. И ведь ничего такого и не сделал, зараза, — только наклонился. Всего лишь наклонился, а у меня уже пульс зашкаливает.

Это мне очень не нравится.

Потому что от одного движения Блондин не перестал быть пафосной свиньей, как я раньше его назвала — и мы оба отлично это знали. Но я не могла не перестать играть с огнем, потому что пути назад в любом случае уже не было. И уменьшить сердцебиение я смогу только тогда, когда между нами будет как минимум один континент.

— Это уже слишком экстренные меры, не находишь?

— А у нас по другому никак.

— Направь свои гормоны в другое русло, — скривилась я, отстранив его в сторону легким толчком в плечо. Впрочем, Блондин не особо упирался и отодвинулся в общем-то сам. — Ты пытаешься играть со мной в свои игры, которые абсолютно глупые и никому пользы не принесут. Когда тебе это надоест? Быть может тебе стоит найти свежее мясо? Я уже начинаю стареть и не реагировать на все это…

В сумке завибрировал телефон, прерывая мой очередной язвительный монолог. Чертыхнувшись, я полезла доставать его из сумки.

— Извини, — пробормотала я, извлекая мобильник и обнаружив на дисплее номер Лисенка. Обычно он так поздно не звонит, может что случилось?

Имя звонящего увидел и Каллахен, беззастенчиво посмотрев мне через плечо.

— О, Рыжий! — протянул он насмешливо и, стоило мне поднести телефон к уху, одним движением вытянул мобильник и ответил на звонок: — Да? А, Ник, привет, это Мика!

Мне хотелось сначала умереть, потом сначала убить этого самого кретина рядом, прикопать его на ближайшем пустыре, а потом уже умереть самой, — но вместо этого мне пришлось всего лишь попытаться вернуть телефон назад. Попытаться — это еще легко сказано! Стоило мне сделать одно единственное-движение в сторону Блондина, как того мгновенно унесло в сторону собственной машины и нас разделил внушительный барьер в виде “Астон Мартин”.

— Что-то случилось? Ты звонишь так поздно? — деловито уточнил он, вальяжно подпирая ладонью машину и глядя на меня с хитрой улыбкой. — Все в порядке? — сама любезность, надо же.

— Каллахен! — рыкнула я с другой стороны машины, требовательно протягивая руку. — Верни мне телефон. Немедленно!

Заниматься беготней вокруг машины изначально было бесполезно. Выбора у меня не было, и оставалось только рассчитывать на то, что Блондин не совсем выжил из ума.

— А… ну окей, конечно. Все в порядке. Давай, доброй ночи.

— Это не смешно! — рявкнула я, стоило ему убрать телефон от уха. Каллахен демонстративно прочистил уши, вздохнул — и медово улыбнулся. — Придурок пришибленный!

— А что он и правда звонит так поздно? Ночь!

— Тебе это не мешает! Верни мне телефон. Сейчас же.

— Ты когда злишься, так сразу начинаешь на горячую девушку смахивать, не отличить! — умиленно сообщил мне Блондин, медленно возвращаясь ко мне и моей упрямо протянутой руке. Вот что мне с ним делать? И так, и так тяжело. Не видеть — сложно, и видеть — еще сложнее. Какой путь мне выбрать? Как мне реагировать на его слова? Закрывать глаза или сжать волю в кулак?

Я отлично понимала, почему он так делает.

Я отлично понимала, что Ник — красная тряпка для Мики, пусть он даже никогда об этом не скажет. Он будет так делать просто из вредности, но страдать все равно приходится мне.

И отлично понимала, что это затягивает меня все глубже и глубже, и хрена лысого я смогу выплыть на поверхность, даже если мне станут помогать окружающие. Потому что это вселенская карма. Потому что я спущу ему все: любую выходку, любое слово, язву и шпильку. Потому что это — Мика Каллахен.

Раз. Два. Три.

Телефон с легким шлепком ложится мне в раскрытую ладонь, а зеленые глаза напротив улыбаются хитро-хитро. И я опять хочу на другой континент. На Аляску, в Австралию или в Китай. Потому что невозможно уже. Нет сил.

— Я не знаю, как я смогу пережить этот год, но я постараюсь, чтобы он прошел как можно быстрее, — сердито бросила я, сжимая телефон в руке. — Пожалуйста, прекрати все это и оставь меня в покое. Иначе я позвоню Джес и расскажу ей правду. Ты же знаешь, женщинам на ее сроках нельзя волноваться…

— Ты так сделаешь? — светлая бровь поползла вверх.

— А то. Представить боюсь, какой будет скандал, — ухмыльнулась я, направляясь к машине. — Аарон будет в бешенстве, что ты ему соврал, да еще и разыгрывал комедию. И вовлек в это ни в чем не повинную девушку вроде меня, — я обернулась у самой дверцы. Блондин был немного удивлен, но не больше. В глазах его внезапно возник такой детский восторг, что мне даже подумалось, что он специально все это делал, чтобы я наконец выпустила когти и мы начали новую игру.

Игру лжецов. Лгать всем, друг другу и самим себе.

— По-моему у кого-то осеннее обострение, — ворчливо пробормотала я на следующий день, подпирая плечом колонну у входа в главный корпус. Мисси флегматично затянулась, глядя в сторону Сьюз, которая продолжала на меня дуться и делала вид, словно общаться с одной из своих однокурсниц ей намного интересней.

Вчера на пиццу я не успела, да и вернулась уже тогда, когда Сьюз видела двадцатый сон, а Мелисса по привычке ждала меня, коротая время в интернете. Она даже спрашивать ничего не стала, да и я была злая как черт и сразу нырнула под одеяло.

Сделав следующую затяжку, Мелисса не менее флегматично перевела взгляд в ту сторону, куда ранее смотрела я. И пожала плечами:

— Вспомни себя на первом курсе.

— Но не настолько же! Даже в прошлом году вокруг этого засранца не крутилось столько девушек! — скривилась я, отворачиваясь от парковки.

— С каких это пор тебя волнует подобное? — в голосе Мисси была такая неприкрытая насмешка, что я удивленно подняла на нее взгляд. — Ты же встречаешься с Ником.

- “Вроде как”, - пробормотала я в ответ. — В этом-то все и дело. Мы видимся только тут и дальше фазы “платоническая любовь” как-то не продвинулись. Это несколько угнетает… Да и выходит так, что у меня сейчас перерыв, а у Ника — лекция. И так всегда! Кто составлял это дурацкое расписание?

— Кто составлял — не знаю, учебный совет, видимо. Но кое-кто мог и посодействовать при…

— Мисси, ну хватит! — взмолилась я. — Ты специально тему переводишь?

— Нет, — подруга подарила мне сладкую медовую улыбку и затушила сигарету о край урны. — Ты сама.

— Ничего подобного.

— Ты сегодня в “Саванне”? Сьюз очень хочет сходить в то мексиканское кафе с нами и драконить огнем после буррито. Когда у тебя будет свободное время?

— Да, у меня вечерняя смена, — наморщила я нос. — Отпроситься на завтра, раз такое дело? Как я могу пропустить буррито?

— Вот и отлично, — просияла Мелисса и потрепала меня по плечу. — Девчачьи разговоры! Когда уже ты начнешь рассказывать мне все самое интересное?

— Ты наивно полагаешь, что мне есть что рассказать? — ухмыльнулась я.

— Уверена на сто процентов, женщина. Уж больно озабоченная у тебя мордашка после каникул… и чрезмерно интеллектуальная местами. Непривычно. Да и не только у тебя, кстати говоря.

Я вопросительно глянула на подругу, а Мелисса лишь хмыкнула — и, окликнув какую-то знакомую у входа, ретировалась. Мне оставалось лишь устало вздохнуть и, подперев плечом колонну, взглянуть на серое осеннее небо с мыслью о том, что этот мир надо мной уже не издевается. Он начинает сужаться в один маленький стеклянный шарик, какие массово продают перед Рождеством в магазинах…

И стоит ли говорить, что после смены я выходила из “Саванны” с сердцем, стучащим через раз? Глупо надеясь на то, что рядом с моим “Жуком” будет стоять знакомая до боли серебристая машина…

Только надо ли думать об этом, если с того разговора на парковке Блондин опять обходит меня за сто метров?

”Никаких буррито, сегодня мы ужинаем вдвоем!”

И не только ужинаем. И я знаю одно — у меня сердце долбится в груди как сумасшедшее, когда Лисенок берет меня за руку или когда целует. Теплый, вибрирует и так заразительно улыбается, протягивая мне мартини.

Соседняя общага ничем не отличается от нашей. Те же кровати и точно такие же комнаты. Только обстановка, понятное дело, другая. В комнате вместо женских нежных тонов — холодная аскетичность и странные постеры на стенах. Машины, женские тела, непонятные рекламные плакаты неизвестных мне групп. Валяющиеся повсюду вещи, которые Ник списал на свинью-соседа, пачки с чипсами, куча непонятных проводов на полу — я редко бываю в комнатах ребят, признаться.

Вечер. Смех и разговоры — за окном. Там словно другой мир, а тут мы одни в комнате, болтаем и незаметно касаемся друг друга. Его рука на моем бедре, — только откуда это мимолетное ощущение паники взялось — и тут же пропало? Загорелые плечи, как напоминание об этом чудесном лете, выгоревшие на солнце волосы, мягкие и плюшевые, в которые так и тянет запустить пальцы.

Плавно, нежно, неторопливо, и даже дыхание сбивается в такт.

Запах моря в носу и одна кровать на двоих. Ведь это то, чего я так хотела?

…или запах миндаля?

Что мне ближе?

Нежное соленое море с пенистыми волнами, или когтистый пряный тигр с бархатной шкуркой? И, уткнувшись носом в теплое плечо, в кольце чужих рук, я уже знала правильный ответ. Но отлично понимала, что это глупо и очень наивно. Потому что мы с тигром и так на разных континентах.

Одного я не учла при этом раскладе.

Второго раунда после тайм-аута.

— Джи-и-и-и!

Спросонья я даже не посмотрела на номер. Только и сделала, что на автомате нажала кнопку ответа и поднесла телефон к уху. От радостного вопля Джес меня чуть не контузило.

— Доброе утро… — пробормотала я в трубку, ворочаясь под теплым одеялом и пытаясь выбраться из-под вальяжно закинутой на меня ноги.

— Наконец-то, ну! Я поздравляю вас! Кольцо красивое? Обязательно пришли мне фото!

— Что… прости?

— Как что?! Ты еще спишь? Мика мне написал, что сделал тебе предложение! Просыпайся скорей и расскажи мне все подробности! Как это было? Неужели? Аарон тут места себе не находит! Какое кольцо? Как это произошло? Назначили дату?

В это утро я впервые не знала, как мне на это реагировать. Впервые в жизни мне просто хотелось не существовать на этой планете. А еще лучше — чтобы на планете было на одного имбецила меньше.

— Дай мне принять душ, позавтракать — и я расскажу тебе все, — хрипло пробормотала я и, получив согласие, отложила телефон в сторону. Игра продолжается, хочу я того или нет. Смогу ли я рассказать всю правду Джес? И поверит ли она мне?

Впрочем, мне все равно придется отбивать капитанскую подачу. Большой теннисной ракеткой, струны которой сотканы из лжи. Что мне сделать, чтобы он оставил меня в покое? Выйти за него замуж?