Резко открыв глаза, я шумно выдохнула и попыталась понять, что произошло. Мда. Ничего. Просто ты, Виктория Алексеевна, проснулась. А вещих снов не бывает. Во всяком случае, лично у меня ещё ни одного не случалось. Это ж надо! Правитель Туа-Атла-Ка целует какую-то чужестранку в награду за помощь.

Я потянулась и медленно села на постели. Да уж, сказал бы мне дядюшка Фрейд пару интересных слов по данному поводу. На секунду я даже представила выражение лица господина Нихетха и расхохоталась.

— Тебе, видно, снилось что-то очень хорошее, — неожиданно откуда-то сверху раздался чуть приглушённый голос. Тут же прекратив смеяться, я подняла голову и замерла.

Надо мной, на ветке огромного дерева сидела стройная девушка. Казалось, что вот только сделает движение и упадёт вниз. Но её лицо не выражало и тени страха, а на губах — едва заметная улыбка. Молочно-белые волосы заплетены в две косы, на лбу широкая лента, украшенная серебристыми монетками. Льняной сарафан с вышитыми кругообразными символами. На ногах — аккуратные сандалии из бежевой кожи.

— Да уж, сон был неплох, — ответила я.

— А кто ты?

— Надеюсь, не белка, — мрачно заметил Шарик, и только сейчас я сообразила, что он свернулся на кровати.

Правда, частично, не доставляя хозяйке, то есть мне, неудобства. Серьёзное выражение лица я удержала с большим трудом, так как воспоминания о Лесомире и Веселине относились к разряду страшных вещей. Например, умереть от хохота — это действительно очень страшно. Девушка легко спрыгнула вниз, с удивительной ловкостью спружинив ногами, и оказалась на земле. Монетки не ленте еле слышно звякнули.

— Зови меня Йалка. Алушева воспитанница, — её голос, казалось, доносился откуда-то издалека, несмотря, что стояла она от меня в паре метров.

Девушка подняла глаза, и я почувствовала, как по коже пробежала дрожь. Её глаза — белая яшма, с едва заметными серыми прожилками приковывали к себе, не давая возможности смотреть куда-то ещё. Зрачки были настолько малы, что можно было подумать — их нет вовсе. Жуткое и странно завораживающее зрелище. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что именно такими и были истинные белораты.

— Что-то загляделась ты, — негромко рассмеялась она, — или наших никогда не видала?

— Не видала, — призналась я, — вообще не здешняя, поэтому, пожалуйста, не сердись.

— Вот ещё. — Йалка пожала плечами, словно услышала невероятную глупость.

— Значит, ты и есть та волшебная дхайя — хозяйка Змея?

Шаркань что-то забурчал, явно, будучи недоволен таким положением дел, но громко не возражал.

— Уж не знаю за что мне такое прозвище, но я действительно чужая, — кивнула, — но почему волшебная?

— Так сказал Алаш, он всегда видит, если человек может больше. Если вы думаете, что я поняла хоть слово, то глубоко ошибаетесь. Йалка присела на край кровати.

— А можно попросить тебя показать что-нибудь?

— У меня по фокусам всегда были неудовлетворительные отметки, — попыталась выкрутиться я, но Шарик неожиданно подполз к девушке и осторожно потрогал кончиком хвоста широкую лямку её сарафана.

— Совсем нитки-то не держат, того и гляди оторвётся.

Бледные щеки вспыхнули румянцем. Шаркань, как всегда, умудрился брякнуть своё мнение не вовремя. Вероятно, не так уж богаты были Алуш и его воспитанница, вот и носили одежду подолгу. Ну, во всяком случае, не меняли при первых признаках негодности.

— Это поправимо, — не дала я опомниться обоим и протянула руку к Йалке.

От пальцев до локтя тут же пробежала искра, окутав туманным сиянием. Радужный палец вытянулся и подцепил ткань лямки. Йалка тихо ахнула, однако не сдвинулась с места. Серебристо-сиреневые нити тут же стали вместо рассатанных, образуя цельное полотно. Лёгкое сияние посеребрило края ткани и тут же исчезло. Девушка, некоторое время, как завороженная смотрела на одежду, а потом чуть улыбнулась.

— Так вот оно как, — произнесла она.

— Так и по-другому тоже, — кивнула я, задвигая шарканя за спину, чтобы тот не надумал ещё что-то потрогать.

— А… — Йалка подняла руку и протянула пальцы к моим, переливавшимся всеми цветами радуги.

— Можно дотронуться?

— Не вопрос, — рассмеялась я и легонечко пощекотала её ладонь.

Йалка улыбнулась и погладила радужный палец.

— Словно тёплой воды касаешься, — описала она свои ощущения.

Я, честно говоря, не знала, что ответить, потому что все люди говорили разное. Кому-то прикосновение к телу Шестопалой казалось холодным, как лёд; кому-то твёрдым, а кому и вовсе напоминало огонь. Видно, это слишком индивидуальная вещь. Но реакция Йалки мне понравилась.

— Ой, ты же голодна! — неожиданно спохватилась она, убирая руку и вскакивая с постели. — Вот же я дурёха!

— Да нет, всё в порядке, я ж с голода не падаю в обморок, — попыталась успокоить я хозяйку.

— Ты и так лежишь, куда ещё падать! — заметила Йалка. — Вставайте оба и приходите на кухню, я сейчас сделаю поесть.

Она быстро вышла со двора, оставив нас с Шариком.

Я только чуть покачала головой.

— Чудные они тут.

— С их точки зрения, вероятно, мы ничем не лучше, — заметил змей и неожиданно зевнул.

— Ты весь вчерашний день проспал и всё равно мало? — усмехнулась я.

— Да, — невозмутимо ответил он. — Я вообще считаю, что жизненный режим надо менять. Полгода спячка, полгода — всё остальное. Надо жить медведеобразно.

— Да, но тогда учти — от охотников удирать будешь без моей помощи.

* * *

Завтрак был похож на ужин: те же продукты, только немного иначе приготовлены. Это навело меня на мысль, что белораты в гастрономической сфере особо не изощряются. Другой что, это вкусно и сытно, поэтому долго уговаривать съесть всё и сразу, меня не пришлось. Йалка оказалась смешливой и разумной девушкой, она хорошо знала, какие страны лежат за Белораткой, даже могла определить, где находится завеса Ашья. Кстати, на мой осторожный вопрос: «Куда девались Алуш и Радистав?», она ответила, что оба ушли в горы — расчищать один из белоратско-нарвийских путей. Почему Радистав не позвал меня — оставалось загадкой, однако я промолчала. В беседе с Йалкой всё было хорошо — кроме одного: смотреть в глаза оказалось достаточно сложно. Каждый раз, чувствуя, как меня внимательно изучает эта живая яшма, становилось не по себе. Вроде и смотришь в глаза, а глаз нет. В общем, ощущения не из приятных, хотя ничего враждебного в ней не ощущалось.

— А может, Рад хочет ещё раз взглянуть на бурштын, — чуть улыбнулась она. — Последнее время, как только у нас окажется — сразу идёт к нему. Не даёт ему покоя солнце-камень.

Рад? Ути-пути, какие фамильярности.

— Солнце-камень? — недоверчиво переспросила я, понимая, что такого названия ещё не слышала. — А можешь рассказать мне подробнее? Я здесь не первый раз уже слышу про какой-то (ну, ладно, не какой-то, но надо же прикинуться простушкой), бурштын и ещё этот… алатар! Что это такое?

Йалка улыбнулась и подвинула мне плетёную корзиночку со сладкими лепёшками:

— На самом деле всё совсем не сложно. Сейчас расскажу. Бурштын — камень, который в основном добывают здесь, в Белоратских горах. Есть ещё в других местах его разновидности, но их слишком мало. Поэтому принято считать, что самый лучший бурштын только здесь. Он поддерживает и дарит тепло. Им пользуются наши маги. Камень может излечивать и восстанавливать здоровье. А ещё держит огонь. Впрочем. — Она встала и подошла к резному шкафчику, что-то быстро оттуда вынув, вернулась на место. — Сейчас покажу.

Я так и не сообразила, что сделала Йалка, но через минуту передо мной стояла зажжённая свеча. К ней девушка поднесла янтарный осколочек (во всяком случае, он именно так и выглядел), камень тут же вспыхнул, однако она даже не вскрикнула.

— Смотри, бурштын — это огонь, который не жжёт. — Пальцы Йалки были охвачены пламенем, но она улыбалась. — Попробуй сама.

Протянув руку, я почувствовала, как пламя только пощекотало кожу, и неожиданно от пальцев до плеча, словно пробежал тёплый разряд.

Йалка с улыбкой наблюдала за происходящим, в одно мгновение пламя погасло, и я прикоснулась к пальцам белоратки. Обычная плоть — никакого огня, никакого волшебства.

— Вот видишь, — произнесла она. — Поэтому если маг сумеет использовать его, то…

— Использовать как? Ты имеешь в виду, что и во вред людям? — спросила я.

Йалка нахмурилась.

— Всё можно использовать во вред. Только не стоит этого допускать.

Что ж, я была с ней целиком и полностью согласна. Сладкие лепёшки почему-то удивительно быстро закончились. Правда, через секунду сообразила, что не я такая обжора, а мне помогает звучно чавкающий под столом Шарик.

— А вот ал-атар…

— Ал-атар или алатар? — уточнила я, так как что Радистав, что воспитанница Алуша называли его хоть и схожими, но всё же отличными именами.

— Ал-атар — название древнее, — пояснила Йалка, — пришедшее к нам из легенд, которыми исписана добрая часть Белоратских гор. А сокращаем мы уже для удобства.

— Да? — хмыкнула я. — По вам не скажешь, что вы торопышки.

Йалка рассмеялась:

— Я надеюсь, это комплимент. Хоть и чудной. Но ты и сама чудная, Вика.

Итак, один-один. Девица совершенно не смутилась и отплатила мне той же монетой. Что ж, я заслужила, жаловаться нечего.

Ал-атар… Я вдруг нахмурилась. Идиотка! Как же сразу не вспомнила-то?! Ал-атар — иранское слово. И учёные подозревают, что именно от него пошло славянское «алатырь». Алатырь — мифический камень, из которого появился мир. Ведь у нас даже есть в сказках Алатырь-гора! То есть… возможно, она не такая уж и мифическая? Если не ошибаюсь, возле неё жила мудрая змея Гарафена — аналог египетского сфинкса. Впрочем, сказки-сказки… Но, учитывая, что я оказалась может и не у чёрта, но всё равно на куличках, то вполне может быть, что сказка станет былью.

— Что-то не так? — обеспокоено спросила Йалка.

— Нет-нет, продолжай. Так что алатар?

— Это камень, который заставляет «спать». Огонь, воду, магические силы, порой говорят, что даже саму жизнь. Но между бурштыном и алатаром нет войны, потому что один не может без другого. Алатар не уничтожает, так же, как бурштын не может ничего создать. Они лишь помогают поддерживать, дают возможность перейти из одного состояния в другое. По преданиям нарви — глубоко под землёй есть чудесный храм, где находится статуя создательницы всего сущего — Саргум Гаятх. У неё четыре руки. В каждой она держит по шару. Четыре шара — это четыре народа: ирийцы, фалрьяны, нарвь и туаты. Два из них сделаны из бурштына, а два — из алатара. Таким образом, они символизируют гармонию, царящую среди живых и мёртвых. Тех, кто ушёл, кто есть сейчас и кто будет после. Каждый шар — своеобразный символ. Есть люди, пытающиеся восстановить древнее учение, однако пока их постигала только неудача. Отец Радистава как раз погиб, пытаясь отыскать храм Саргум Гаятх. Говорят, он расположен рядом с самой завесой Ашья.

Вот оно как получается. Все религии одинаковы. Во всех есть создатель. Здесь, скорее всего, подразумевается мать-земля. Правда, имя уж скорее напоминало Индию, нежели… Я задумалась. Хотя похоже и на имена туатов. В общем, сложно у них всё.

— Слушай, а можно посмотреть на ваши горы? С алатаром я встретилась в ирийской тюрьме. Но особо рассмотреть не удалось. Да и пребывание в темнице особо приятным не назовёшь.

Йалка некоторое время удивлённо смотрела на меня, но потом кивнула и улыбнулась уголками губ.

— Да, конечно, не вопрос, — ответила она, — только подожди во дворе тогда. Я уберу со стола и переоденусь.

— Убрать со стола могу и я, давай не будем терять времени. Вдруг вернётся Радистав и скажет, что пора продолжать дорогу.

— Но… — Йалка, кажется, на несколько секунд растерялась, но спорить не стала. — Хорошо, умывальник у стены, полотенце на полке. Я мигом.

Заверив, она быстро выбежала из кухни, словно собиралась идти показывать не горы, а на ярмарку. Пожав плечами, я собрала тарелки со стола и направилась к ведёрку и умывальнику. Конструкция последнего меня, кстати, немало озадачила. Я ожидала увидеть нечто примитивное, однако в стену дома оказались вмурованы каменные трубочки, из которых появлялась вода, стоило опустить небольшой рычажок. Ничего не оставалось, как признать: в белоратском крае была своя, оригинальная, но действенная канализация. Во дворе, кажется, я даже видела колодец, но вот то, что вода поступала прямо в дом — открытие.

Повесив на одно плечо полотенце, а на другом устроив шарканя и поручив ему вытирать тарелки, я принялась за посудомоечную процедуру.

— А что мы будем дальше делать? — подал голос змей, сжимая кольцами жёлтую керамическую пиалу и старательно натирая полотенцем.

— Нам надо просочиться через эту завесу. И так каким-то образом добраться до потерянной сферы. Как видишь, суждение о том, что она из янтаря, оказалось ошибочным.

— Ну, не обязательно, — возразил Шарик. — Может, они его тут просто так называют?

— И добывают в горах? — уточнила я и усмехнулась. — Нет, сомневаюсь. Надо посмотреть своими глазами, что представляет собой загадочный бурштын. Кстати, не удивлюсь, если у него тоже есть древнее название.

— Я тоже, — кивнул шаркань, однако умничать не стал, так как прекрасно понимал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Но потом все же не выдержал и, проследив за последней отставляемой на стол тарелкой, вдруг плеснул хвостом по воде. — А дальше?

— Ай! Перестань! — Я вытерла лицо. — Вечно ты не как люди. Находим глобус…

Тут пришлось замолчать. Шарик был прав. Почему-то сейчас я поняла, что было всего два варианта. Вернуться домой и остаться здесь, сделав так, чтобы Радистав не сумел прийти ко мне в будущем. Хорошая перспективка, не так ли?

Второй вариант намного благороднее. Но при этом нужно иметь на руках очень весомые аргументы, чтобы убедить Светодара и компанию, что я хорошая девочка, а остальные — не очень. К тому же постоянно снится мальчик с острова Туа-Атла-Ка. Нет, не то, чтобы я сильно верила снам и желала турне по месту среди бескрайних вод, но как ведунья (господи, как давно я не произносила это слово!) прекрасно знала, что просто так об одном и том же сны не приходят. Вариант с возвращением домой был притягателен так же, как обнажённый Радистав.

Хм. Я же не видела его обнажённым. Но почему-то воображение упорно рисовала красочную картину. У камина. На шкурах. И…

Я мотнула головой, отгоняя наваждение. Так, думаем дальше.

В своём времени смогу попросить о помощи родителей и Елизара. Поговорить с Бойко, суметь подключить всех владеющих силой. В таком случае у нас всех выйдет результат куда лучше, чем у меня в одиночку. Но тут вставал другой вопрос: как мне отправиться назад? Возможно, Радистав и знает как это делать, а может ещё и не дорос… то есть, хочешь или нет, но этот вариант отпадает. Надо действовать здесь и сейчас. Другое дело, что нужен чей-то более мудрый и действенный совет. Кто его знает — есть ли это создательница на самом деле? Будь возможность её найти, пришла бы, вручила сферу, сказала: «Здрава будь, боярыня!», отсалютовала бы и попросила билет в обратную сторону. А так ищи-свищи — где тут да кто. Если отец Радистава погиб. Можно сказать во имя археологии. Правда, древней и чужой.

Йалка вошла к нам где-то двадцать минут спустя. На этот раз на ней был светло-коричневый костюм из кожи, волосы убраны назад (впрочем, лента с монетками так и осталась), широкий пояс и прямоугольная сумка с бахромой из порезанной кожи.

— Я готова, — произнесла она и тут чуть улыбнулась, — спасибо за помощь, Вика.

— И Шарик! — Тут же влез шаркань, насупившись, что его труды не оценили.

Она подошла к нам и ласково погладила змея по голове:

— И тебе, Шарик, тоже.

…В прогулке по белоратским улицам нет ничего особенного. Но это только на первый взгляд. Прохладный ветерок шевелит листву деревьев и причудливые украшения на карнизах домов, заполняя всю округу мелодичным звоном. Откуда пошла эта традиция — вешать металлические трубочки на дома — никто уже не знает. Но сколько мы шли, звон не прекращался, создавая впечатление, что у каждого здания есть собственный голос, и оно переговаривается со своими соседями и знакомыми.

— Раньше вообще устраивали соревнования. Был целый праздник — какая улица лучше, какая звучит богаче, кто придумал оригинальное украшение и дал ему чудесный голос, — рассказывала Йалка. — Сейчас как-то уж праздник не тот. По-прежнему веселье, но вот улицы уже не показывают свои голоса.

— Эх, понимаю, — вздохнула я. — У нас тоже есть праздники, которые никто уже праздновать и не думает. Хотя прошли не века, а всего лишь пара десятков лет. Сменяется власть и…

— Власть? — Белая бровь удивлённо изогнулась, и меня тут же наградили недоумевающим взглядом. — А причём тут она? Разве ж могут правители отменить народные гуляния?

— Ещё как, — хмыкнула я, правда, в свою очередь был удивлена не меньше. — Неужто ты хочешь сказать, что у вас слово царя не является законом?

— Является, — спокойно ответила Йалка. — Но есть вещи, которыми нельзя руководить.

Твои слова, да в уши бы некоторым представителям власти, радость моя. Так ладно, о чём это я? Сейчас не до анализа правительственного аппарата.

— Слушай, а почему ты так порадовалась, когда мы попросили показать горы? — неожиданно влез в разговор Шарик.

Хорошо хоть сказал мы, а не я и мой человек.

— Я их очень люблю, — улыбнулась она, мягко погладив шарканя по чешуйкам, на что мелкий бандит тут же прикрыл глаза и довольно зашипел этаким змеиным аналогом кошачьего мурлыкания. — А дядя не особо одобряет мои прогулки в одиночку.

— Дядя? Ты имеешь в виду Алуша?

— Да, — последовал ответ. — Он меня нашёл в этих горах во время одного из обвалов. Мы жили высоко-высоко, но, увы, спастись никто не смог. Меня чудом отыскали и еле вернули к жизни.

— Понятно, — пробормотала я, понимая, что зря полезла со своими дурацкими вопросами.

— Ты посмотришь на них… и думаю, не останешься равнодушной. Внутри очень красиво, наши резчики по камню говорят, что с удовольствием бы жили в такой красоте. Маги тоже часто захаживают в каменные туннели за камнями силы и разными оберегами.

— Ну, если не приходится делить место с неприятными соседями, можно и жить, — не стала спорить я.

— В туннелях никого нет, — рассмеялась Йалка. — А вот под горами живут кузнецы видений, а ещё могут появиться сталактитовые духи. Но с ними лучше не встречаться.

— Почему? — поинтересовался шаркань.

— Они любят полакомиться человеческой плотью.