Глава 1. Мёртвый ярл живого корабля

Учитель не соврал, амулет и впрямь мог унести от любой беды. И унес! В ушах еще стоял тяжелый гул надвигающегося камнепада, несколько мелких осколков даже успели чувствительно стукнуть ее по спине, но… Гор вокруг не было! Зато обрушилась слепящая боль, словно Йанта снова, как в детстве, опрокинула на себя котелок кипятка.

Дыхание перехватило, палящий жар сменялся холодом и возвращался вновь. Пространство крутилось вокруг, взбесившись, меняя низ и верх, право и лево, выворачиваясь наизнанку. И хуже всего была пустота. Полная, абсолютная, дикая пустота безвременья и не-существования, из которой хотелось сбежать хоть куда-нибудь, лишь бы в настоящий мир! А потом пустота осталась позади, а перед ней вспыхнул сумрачный серый свет, затянул в себя, залил все вокруг…

Йанта глотнула воздуха пополам с водяными брызгами, беспомощно забарахталась на лету и только у самой воды распрямилась, ногами упав в кипящие буруны. С размаху вошла кинжалом в плотную, почти твердую глубину, и тут же ее закрутило, завертело, потянуло вниз… Отчаянно сопротивляясь волнам, она сбросила тяжелую куртку, сумку — и вынырнула все-таки, хватая ртом водяную пыль. Воздух резал горло и грудь пронзительным холодом, пах солью, йодом и рыбой, но Йанта ловила его каждый раз, оказываясь на поверхности, и снова уходила под воду. Проклятье — долго ей так не продержаться. Куда плыть? И есть ли в этом смысл? Это не вода, а ледяная каша — скоро тело потеряет последнее тепло.

Йанта покрутила головой, пытаясь высмотреть хоть что-то в сизой круговерти ветра и брызг. Глупо… Если выкинуло посреди океана, рядом только по сумасшедшей случайности может оказаться корабль. Но в просвете между гребнями волн что-то мелькнуло. Потом еще раз, и еще. Парус? Скала? Неважно! Она изо всех сил бросила тело вперед, стараясь не терять направления, и погребла, чувствуя, как сковывает движения холод. Взмах рукой — бросок тела, взмах — бросок… Внутренний огонь не даст ей замерзнуть дольше, чем обычному человеку, но не вечно же. Взмах — бросок. Вытягиваясь, ловя волну, способную подкинуть её дальше, подныривая под ту, что мешает — она выжимала последние силы, понимая, что если не успеет, сил на что-то другое не останется. И уже видела парус совсем рядом. Точнее, паруса! Огромные, квадратные, они прыгали над волнами, то взлетая, то снова опускаясь, сверху давило низкое свинцовое небо, и над бортами длинного корабля с изогнутым резным чудовищем-носом суетились темные фигурки. Корабль лишь отдалённо смахивал на те, что ходили у берегов родного Аш-Шарама.

— Эге-гей! — крикнула Йанта в краткий миг тишины между завываниями ветра. — Эй! На корабле!

Неважно, поймут или нет, лишь бы заметили. Взмах — бросок! В глазах темнеет, тело не слушается… Взмах — бросок!

Что-то упало с корабля, шлепнулось в воду возле неё. Темный комок развернулся, опутал, потянул за собой. Сеть! И правильно, так быстрее — конец веревки в таких волнах не поймать. Да и не удержать её сведенными от холода пальцами.

В сети, что спутала по рукам и ногам, она едва не захлебнулась, уже не в силах отбиваться от упругих волн, через которые её тащили. Набрала побольше воздуха, не сопротивляясь, и дотерпела — сеть выдернула её из воды, потянула вверх: через леденящие порывы ветра, через борт — на деревянную палубу — навстречу крикам и шуму.

Встать получилось не сразу. Сначала Йанту все же распластало на палубе, как рыбину, потом веревки распустились, чьи-то бесцеремонные руки сдернули их, освобождая. На плечи легло мягкое и теплое, кутая от подбородка до пят, а к губам, едва она, пошатываясь, поднялась, прижали горлышко фляги. Глотнув, Йанта закашлялась. Вдохнула воздух и снова глотнула, понимая, что им тут виднее, чем поить замерзающих. Пойло обожгло рот и горло, струей жидкого огня полилось внутрь. Ничего, это хорошо… Это правильно: пусть кровь бежит быстрее, теперь можно.

Сделав еще пару глотков, она отняла флягу от губ, убрала со лба прилипшие мокрые пряди волос, поискала взглядом… На палубе никого не было! То есть почти никого. Прямо перед ней стоял один-единственный человек в потертой кожаной одежде. Пшеничная копна волос, яркие голубые глаза, белозубая усмешка на продубленном ветром и морской солью лице. Чуть поодаль замер еще один — гора мышц на две головы выше Йанты, седые встрепанные волосы до плеч и что-то странное с лицом… И все! Корабль был пуст!

Нет же… Йанта потрясла головой, снова оглядываясь. Глаза говорили одно, но уши, из которых вылилась морская вода, утверждали, что рядом полно народу. Крики, гомон, смех… Только закрой глаза — и будто в толпе стоишь. Она даже покачнулась, пытаясь определить источники звука, закрыла глаза. Как странно здесь течет магическая сила…

— Неплохой улов сегодня! Эту рыбку я бы жарил до утра!

— Это не рыбка, балбес, а красотка хавфруа. Видать, в этих водах они такие. Ух, какая мордашка!

— Эй, детка, подари поцелуй, а я тебе ленточку в косу куплю!

Моряки, чтоб их… Язык знакомый, так говорят на Северных островах, разве что выговор странный, но все понятно. И хоть видимые, хоть невидимые, а язык одинаково длинный и похабный. Ну да, косы у неё растрепались изрядно, переплести заново не помешало бы.

Йанта стиснула зубы, понимая, что лучше пока молчать. Развлекутся и перестанут. Наверное… Лучше бы в тепло отвели!

— Кто ты такая и откуда взялась?

Зычный голос легко прорезал гомон вокруг, вырывая из попыток увидеть происходящее с магической стороны. Йанта вздрогнула, открыв глаза.

Человек, стоявший у мачты, в пару шагов оказался рядом и бесцеремонно её разглядывал. Впрочем, человек ли? От великана, одетого, как и сразу отошедший моряк, в продубленную кожу, веяло темной стихийной силой. Теперь было видно, что только левый глаз у него живой: пронзительный, ясно-голубой, сияющий. Зато второй, над основанием жуткого клиновидного шрама через всю щеку, — осколок мутного льда, уходящий в череп. И все равно было похоже, что смотрят оба, но по-разному. Совсем по-разному. Под двойным прицелом этого взгляда Йанта глубоко вдохнула, стараясь сдержать озноб, и склонилась в неглубоком, но учтивом поклоне. Выпрямилась, глянув в ответ спокойно и прямо.

— Благодарю за помощь, господа мореплаватели. Мое имя Йанта, люди кличут меня Огнецвет. Я странница и оказалась здесь случайно.

Про Аш-Шарам говорить не стала, кто его знает, как тут относятся к городу колдунов.

Что ж он так смотрит, словно кожу взглядом снимает? На палубе вдруг стало тихо, невидимая толпа жадно слушала. Человек напротив хмыкнул:

— Случайно посреди штормового моря? Не заметь мы тебя — уже кормила бы рыб, девочка, так что лучше тебе отвечать на вопросы честно.

— При всем уважении, — ровным тоном отозвалась Йанта, — других ответов у меня нет.

В борт тяжело плеснула волна. Стоящий перед Йантой великан нахмурился, сдвинул брови, и показалось, что вокруг стало темнее. А вот это уже интересно! Море отзывается ему? И корабль с невидимками… Да, интересно, только некстати очень.

— Ни ответов на вопросы, ни нитки бус, — усмехнулся хозяин корабля. — Чем будешь платить за спасение и кров, странница, если даже интересной истории от тебя не дождаться?

Морские разбойники, что ли? Но невидимки… И этот вождь, или как их называют на севере, ярл? — явная нечисть. Вот угораздило. Йанта выпрямилась еще сильнее, стараясь не ежиться под взглядом, что пронизывал едва ли не сильнее порывистого ветра.

Вокруг снова плеснуло шумом и голосами. Команда невидимок обсуждала, чем именно может расплатиться такой славный на личико улов — Йанта стиснула зубы, стараясь не вспылить. Оказаться на корабле, полном мужчин, это ненамного безопасней камнепада. Она, конечно, может защитить себя, но с корабля, подпалив кому-нибудь особо ретивому шкуру, никуда не деться — вот что плохо. А особенно некстати, что ярл смотрит явно с нехорошим интересом. Знакомым таким, насквозь понятным мужским интересом: захочешь — не ошибешься. Хорошо, что плащ дать успели: тонкий мокрый лен не просто ничего не скрывает — стоять в нем под таким взглядом хуже, чем голой. Чтоб вас всех!

— Назови цену, ярл, — сказала она так же ровно, не пытаясь перекричать толпу. — А я скажу, смогу ли заплатить ее, раз уж в ваших краях не принято просто так помогать оказавшимся в беде.

— В наших краях? — нехорошо усмехнулся хозяин корабля. — Да и ты впрямь издалека, девочка, если не знаешь, где и у кого оказалась. На «Гордом линорме» принято лишь то, чего хочу я, Фьялбъёрн Драуг. И если я что-то выловил из моря — оно принадлежит мне. Так что о плате можешь не беспокоиться: что взять с улова, кроме самого улова? Договоримся…

— Боюсь, что нет, — негромко и совершенно бесцветно сказала Йанта. — Не знаю, что ты ловил до этого, господин Фьялбъёрн, только я собой привыкла распоряжаться сама. И спасать меня, кстати, не просила.

Тишина, рухнувшая на корабль, почти заставила поверить, что кроме них двоих на палубе больше никого нет. Да вон еще один, что поил Йанту и дал плащ, замер у мачты — на лице восторженное любопытство. Изнутри раскаленной лавой поднималась ярость: устроили представление, ублюдки. И этот… драуг. Слово было знакомым. Какая-то нечисть морская, что ли… Но, похоже, зовут так капитана не только за характер: силой все-таки веет всерьез… Плохо. Очень плохо. Драться с морской тварью на ее территории, да еще полной невидимок, — вот уж чего не стоит делать, если есть выбор.

— Не просила? — глумливо улыбнулся Фьялбъёрн. — Так может назад выкинуть? Подождешь следующего корабля, они здесь частенько плавают. Особенно в такую погоду.

Захохотала над шуткой невидимая команда, а одноглазый хозяин корабля усмехнулся, глядя насмешливо и уверенно: куда деваться добыче? — и шагнул к ней.

Решение пришло мгновенно, стоило глянуть в сторону моря. Оно кипело и бурлило, вздымалось белоснежными пенистыми гребнями почти вровень с бортом. Йанта глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Да гори оно все ясным пламенем.

— Зачем же утруждаться? — усмехнулась она в ответ как можно высокомернее. — Сама справлюсь. Благодарю за гостеприимство, Фьялбъёрн Драуг.

Борт был всего шагах в трех. И, вроде бы, с той стороны никакие голоса не слышались. Йанта быстро скинула плащ: в воде только помешает. Рванула одним прыжком к борту, вторым взлетела на широкий край, глянула с него вдаль. То ли кажется, то ли и правда впереди, на самом горизонте, туманная полоса. Ох, не доплыть… Но лучше так, чем стать чьей-то забавой. Она вдохнула поглубже и оттолкнулась изо всех сил, чтоб не оказаться под мерно движущимися веслами.

Море ударило по ногам плотной, почти твердой водой. В этот раз она ушла совсем не глубоко и сразу вынырнула, будто снизу толкнула огромная невидимая ладонь. С корабля что-то кричали, потом сбоку мелькнул ком сети, но Йанта увернулась, жалея, что в воде проклятые веревки не подпалишь. Нырнула, проплыла, сколько смогла, забирая в сторону, чтоб не попали неводом второй раз: под водой её не очень-то разглядишь. Но с волнами творилось что-то неладное. Они крутили её, не давая отплыть от корабля, заворачивались водоворотом, выталкивали наверх.

Ругнувшись про себя, Йанта вынырнула, глотнула воздуха, сложила ладони, творя магическое лезвие… Показалось, что снизу поднялась взбесившаяся толща воды, ударила жуткой волной, подкинула, как щепку, — и забросила прямо в развернувшуюся на воде сеть.

Сжавшись в комок, заставляя себя не барахтаться, чтоб не запутаться еще сильнее, Йанта полоснула сотворенным лезвием по ячейкам, почти успела вывалиться, но азартно орущие моряки Фьялбъёрна оказались быстрее — и она опять вылетела на палубу под крики и хохот. Перекатилась в неводе, содрала обрывки, поднимаясь на одном колене. В глазах темнело от ярости: ладно же, сами напросились….

— Что, ярл, стареешь? — прозвучал немного поодаль странный шипящий голос. — Раньше от тебя девы в море не прыгали. И добычу ты по два раза не ловил. Неужто новую подстилку приглядел? Так она, вроде, еще живая, для твоего корабля не годится. Впрочем, с тобой это ненадолго…

* * *

Фьялбъёрн насторожился, на миг забыв о добыче. Воздух над палубой задрожал зыбким маревом и словно сгустился, несколькими шагами дальше из него соткалась костлявая сгорбленная фигура. Пряди длинных чёрных волос обрамляли лицо и живыми водорослями спускались на грудь, такую же неестественно белую, с мерзким синюшным оттенком, как и все остальное обнаженное тело. Взгляд, словно у мёртвой тухлой рыбы, почти ласково огладил вытянутую из моря девицу. Этого еще не хватало!

— С каких пор веденхальтии настолько потеряли страх, что приходят прямо на мой корабль, Вессе? — холодно спросил Фьялбъёрн.

Вместо ответа водяной улыбнулся, и ярлу показалось вдруг, что горло сдавливают чужие руки. Моряки замерли на месте. Фьялбъёрн нахмурился — творилось что-то неладное.

Ничего не говоря, Вессе продолжал недвусмысленно пялиться на спасённую:

— Хороша подстилка, ярл. Живая, горячая, долго продержится…

Он повернулся к драугу.

— Давно не тревожил ты моих вод, капитан «Линорма», вот я и решил посмотреть, как поживает старый друг.

— Насчет подстилок тебе виднее, полагаю, — неожиданно ядовито ответила девица.

От Фьялбъёрна не ускользнуло, правда, как четко очерченные тёмные брови сошлись в линию, и девушка зябко повела плечами. Как там её имя? Йанта? Замерзнет ведь. Надо было в каюту ее вести, а не на палубе лясы точить… А девица продолжила с той же невинной ядовитостью:

— Выглядишь так, словно об тебя год вытирали ноги, заходя в придорожную харчевню. А вот на большее вряд ли кто-то польстился. Может, на это и злишься?

Команда плеснула хохотом и предположениями, на что именно обижается Вессе. Но даже признанные зубоскалы что-то были не в ударе, будто тревога, витавшая вокруг Фьялбъёрна, передалась и им. А спасённая, не обращая внимания на выкрики, сделала маленький шажок к стоящему рядом Лираку и что-то шепнула. Моряк кивнул и, вынув из-за пояса простенький нож с костяной ручкой, отдал ей.

— Ах ты… — зарычал веденхальтия, с места жуткой лягушкой прыгая к девчонке.

Мир остановился. Воздух вдруг стал тягучим и плотным. Фьялбъёрн рванул наперерез, но все стало, как в дурном сне, когда хочешь — и не можешь шевельнуться. Так, словно и «Линорм» с командой, и сам драуг вмурованы в огромную ледяную глыбу, и бессильная ярость топит лед, но не успевает…

За пару мгновений до того, как белесый ком тела веденхальтии коснулся палубы, а взбешенный Фьялбъёрн смог скинуть оцепенение и двинуться с места, что-то дрогнуло. Лед оказался льдом не для всех. Мелькнул белый рукав тонкой рубашки — девушка, вытащенная из моря, подняла перед собой руку и наотмашь резанула ладонь. Несколько слов незнакомого языка упали тяжелыми камнями — по спине Фьялбъёрна пробежали мурашки. Веер алых брызг, не долетев до палубы, вспыхнул слепящим пламенем. И в этом пламени, озарившем, казалось, даже море вокруг, драуг увидел, что весь «Гордый линорм» опутан нитями чар веденхальтии. Пламя перекинулось на них, летя от одной нити к другой, сжигая, уничтожая, превращая в пепел. Вессе с проклятьями начал отступать, но спасённая повелительно указала окровавленной ладонью — и ало-золотым клинком пламя метнулось вслед, окутывая веденхальтию с ног до головы.

С душераздирающим воплем Вессе выпрыгнул за борт. И мгновенно мир стал прежним. Гомонила вокруг команда, тревожно и зло выясняя друг у друга, что случилось и чем закончилось. Никто и разглядеть ничего толком не успел! Фьялбъёрн же восхищённо смотрел на стоявшую перед ним девицу. Ворожея! Да ещё какая! Не из Аш-Шарама ли? Вот так запросто сжечь чары веденхальтии да еще и выгнать его самого! И это что же такого придумал Вессе, что вся команда не могла двинуться с места. Разве что Лирак устоял да сам Фьялбъёрн. Но мёртвый ярл сильнее всех вместе взятых, а его помощника хранит собственный секрет.

Послышались крики одобрения, а ворожея обвела всех затуманенным взглядом. Ещё несколько мгновений назад в глазах бесновался чёрный огонь, будто кто костёр из Мрака развёл, но сейчас в ее зрачках было пусто. На палубу с волос и одежды стекала вода, с ней смешивалась кровь из ладони и с лезвия ножа. Девушка сделала неверный шаг, покачнулась и рухнула на палубу, разметав длинные черные косы.

— Щупальца кракена в глотку! — выругался Фьялбъёрн, подлетая к ней и опускаясь на колени. Ну и вид! Золотисто-смуглое лицо девчонки теперь заливала землистая бледность, похлеще, чем у гадины водяного, а грудь вздымалась часто-часто, будто ворожее не хватало воздуха.

Все-таки накрыло силой веденхальтии! Проклятый Вессе, поймать бы да сломать пополам! Но это все потом, а с ней что делать? Дыхание все прерывистее и тише… Госпожа Смерть уже готова накинуть на неё покрывало!

— Совсем плохо, — покачал головой нахмуренный Лирак, подтверждая то, что ярл видел и так. — Не выкарабкается…

Подхватив девушку на руки, Фьялбъёрн быстрым шагом направился в каюту.

— Быстро отыщи Тоопи, — бросил через плечо, — пусть варит свой глёг. Тут немало его понадобится.

— Да, мой ярл!

Фьялбъёрн не оборачивался, он знал, что Лирак выполнит всё как надо. Ещё и сам проверит, всё ли верно сделал непутёвый кракен.

Распахнув дверь ногой, драуг внес свою почти бессознательную ношу в полутёмную каюту. В нос ударил запах трав и дерева, потоки силы ластящимися зверьками метнулись к своему хозяину.

Уже не один век каюта «Гордого линорма» была сердцем и душой корабля, местом, куда стекалась жизненная сила от всех существ, по какой-то причине попадавших на корабль. Её можно было как забирать у врагов, так и отдавать друзьям. А вот попасть в число тех или иных — это надо было постараться. Слабых Фьялбъёрн считал не врагами, а добычей, а близких… Сложно было стать близким для мёртвого ярла живого корабля. Но порой случались и исключения. Как, например, сейчас. Вытащенная из моря ворожея, считай, спасла «Гордый линорм». Не то чтобы сами не справились, но это было бы долго и, вероятно, с потерями. Спасла слишком высокой ценой! Чары веденхальтии выпили из нее столько жизни, что теперь помочь девушке можно было одним-единственным способом — и не самым приятным, если вот так, сходу.

Фьялбъёрн как смог бережно уложил ворожею на постель, рванул завязки на ее тонкой рубахе. Чёрные, будто агаты южных торговцев, глаза недоумённо расширились.

— Что ты… — голос звучал хрипло, еле слышно.

— Потерпи, — бросил Фьялбъёрн, приподнимая её и стягивая рубаху через голову. Девчонка попыталась его оттолкнуть, но куда ей было. — Приятного мало, — терпеливо сказал Фьялбъёрн, — но другого выхода нет. Потерпи. Если ничего не сделать, Госпожа Смерть уведет тебя с собой.

Ворожея нахмурилась, еле слышно охнула, когда Фьялбъёрн рывком стащил с неё тонкие кожаные штаны.

— Я передам тебе часть жизни корабля.

Он огладил широкими ладонями лежавшую перед ним девушку — обессиленную, измученную, жаждущую сбежать, да только где силы взять?

Пульсирующий поток жизни хлынул из стен каюты в сердце ярла, понесся к ладоням — к живому телу под ними, чтобы согреть, утешить, напоить.

— Нет… не надо, — упрямо мотнула головой девчонка, закусив нижнюю губу.

На мгновение Фьялбъёрн залюбовался. Даже такая, с едва теплящейся искрой жизни, гостья была дивно хороша. Тонкая в стане, с изящно круглящимися бедрами… Кожа, как зрелый янтарный мёд, только небольшую грудь совершенной формы венчают розовые соски, да внизу нежного плоского животика темнеет полоска… Такую бы красавицу уложить на постель и до рассвета не выпускать. И чтоб по согласию отдавалась — просила и умоляла не останавливаться.

Разозлившись на себя за мысли не ко времени, он сильнее, чем следовало, сжал плечи девушки. Послышалось сдавленное оханье.

— Прости, другого способа нет, — шепнул Фьялбъёрн, прежде чем впиться в побелевшие сухие губы девчонки.

Ворожея уперлась ладошками в его плечи и тут же опустила их — слабая попытка отстраниться провалилась. Ничего, сейчас… Потерпи… Руки ярла ни на мгновение не останавливались, лаская и прижимая к себе девушку. Там, где касались его ладони и пальцы, потоки жизненной силы нежно обтекали тело и проникали прямо в него, поя силой и жизнью, лаская мягче пуха. Непокорная ворожея все еще пыталась как-то возмутиться, едва шевеля губами, но Фьялбъёрн лишь рыкнул и, сжав оба её запястья одной ладонью, пригвоздил руки над головой, не давая шевельнуться. Огладил бедро, резко отвёл в сторону, вжимаясь всем телом, одним долгим сильным движением входя в горячую тугую плоть. Увидел потерянный взгляд — чёрные глаза смотрели мимо, ничего не видя, нижняя губа закушена, ещё чуть-чуть — кровь брызнет.

Острая жалость заставила на мгновение замереть. Утбурд! Нельзя же так! Девчонка помогла кораблю, а её швыряют на ложе капитана и почти насилуют. Фьялбъёрн сцепил зубы. Но и по-другому не выйдет! Только телесное слияние даст ей силу «Линорма» так быстро, как нужно!

— Расслабься, — шепнул он на ухо девушке, всё же отпуская её руки и мягко поглаживая по волосам, шее, плечу. — Иначе никак, слышишь? Иначе я бы не стал…

Выгнувшись, та хрипло вскрикнула и попыталась сжаться, но Фьялбъёрн, медленно двигаясь в тугой жаркой плоти, крепко прижал девушку к себе, продолжая оглаживать, успокаивать и отвлекать, виновато шепча, что придёт в голову.

Мощные потоки целительной мощи входили в пораженное смертельной магией тело с каждым толчком, наполняли, оживляли, кружили сладостным бесконечным танцем. Боль стиралась лаской, холод растворялся жаром, слабость таяла под напором силы, и Фьялбъёрн сам каждой частицей тела чувствовал это, сливаясь воедино и с кораблем, и с горячим телом под собою.

Всё закончилось быстро — тут уж не до собственного удовольствия, а девушке и подавно: ворожея часто и тяжело дышала, сжимая кулаки. Фьялбъёрн убрал с ее высокого лба еще мокрые от морской воды чёрные прядки и провёл по щеке — перелившаяся жизнь радостно ответила, чуть покалывая кончики пальцев.

— Вот и всё, — шепнул он. — Сейчас выпьешь горячего…

Едва он договорил, как в дверь что-то поскреблось. Фьялбъёрн вскочил с постели, на ходу натянув штаны, и выскользнул из каюты, прикрыв дверь собой, — нечего глаза таращить. Кракен Тоопи, сияя, как начищенный медный таз, держал в щупальцах большую деревянную чашу с глёгом, от которого исходил дурман специй, вина и мёда.

— Всё, как вы велели, мой ярл!

Фьялбъёрн взял чашу:

— Это для девушки, — уточнил и принюхался, голова тут же пошла кругом от запаха. — Подойдёт?

Кракен пожал плечами, щупальца хлестнули по воздуху:

— А почему нет! Ну, поспит подольше! Щепотку туда, щепотку сюда… И как она? С виду горячая красотка, а… там?

— Скройся с глаз моих, развратник, — хмуро ответил Фьялбъёрн и, открыв дверь, снова нырнул в каюту.

— Не подходи, — неожиданно раздался глухой голос ворожеи.

Фьялбъёрн замер в нескольких шагах от постели. Девчонка по-прежнему лежала на кровати, только повернувшись набок и прикрывшись покрывалом, но в руках сжимала нож Лирака. Ослабевшие пальцы едва удерживали костяную ручку — всё-таки жизнь каюты сможет излечить её через время — не сразу.

— Послушай, девочка…

— Нет!

Пальцы ворожеи дрогнули, голос был хриплым, но твердым, а в чёрных глазах ненависть мешалась с предупреждением:

— Не приближайся! Иначе одному из нас не жить…

Фьялбъёрн не изменился в лице. Поставив чашу на столик у кровати, он отошёл к большому деревянному сундуку и откинул крышку. Достал изогнутый ярлунгский нож с украшенной бирюзой и яшмой рукоятью, повернулся и протянул девушке.

— Возьми тогда этот. И сталь получше, и заточен самим Кардахом из Ярлунга. С ним будет надежнее. Бери.

Миг — чёрные глаза смотрели напряжённо, недоверчиво, ещё чуть-чуть — точно схватит и воткнет в сердце хозяина корабля. Потом в душе девушки будто что-то сломалось. Послышался стук, Фьялбъёрн опустил глаза — на полу лежал нож с костяной ручкой. Но подрагивающие пальцы — красивые, длинные, такие бы целовать — не тянулись к ярлунгскому клинку.

Фьялбъёрн уронил его рядом с ножом Лирака, шагнул к постели и быстро сунул чашу с глёгом в холодные ладошки.

— Пей, это поможет согреться.

Подтянув выше огромное меховое покрывало, сел рядом, укутал незваную гостью, осторожно прижал к себе. Девушка вздрогнула и неожиданно приникла всем телом, будто ища защиты и утешения. Это у него-то… Снова пронзительно и больно потянуло виной — не так он хотел бы отплатить за помощь.

— Ну что ты, — шепнул Фьялбъёрн, обнимая девушку крепче и начиная поглаживать встрепанные волнистые волосы, по цвету не уступающим бархату нарядов Госпожи Ночи. — Всё позади. Всё будет хорошо. Ты сильная, храбрая, ты всё сделала, как надо… Больше тебя никто здесь не обидит, обещаю. Всё будет хорошо.

Он сам не понимал, почему так говорил. Просто чувствовал, что сейчас это нужно. А ещё чувствовал боль и тьму — они плескались в сердце гостьи — и становилось так тоскливо и холодно, что только и оставалось прижимать её к себе, мягко укачивая и поправляя меха, чтобы поскорее успокоилась и заснула.

А потом отобрать чашу и снова, не выпуская из рук, прижать к себе, продолжая шептать, касаться губами лица и зарываться пальцами в шелковые пряди. Ворожея больше не сопротивлялась — согревшись, притихла в его объятиях и не двигалась. Через время, прислушавшись к ровному спокойному дыханию, Фьялбъёрн уложил девушку на кровать, но сам не спешил уходить. Так и сидел, перебирая и поглаживая смоль волос, будто время остановилось. И не было вовсе ни моря, ни команды, ни даже самого «Гордого линорма» — только юная ворожея со странным именем.

 

Глава 2. Не бери плащ у драуга

Йанта проснулась далеко за полдень: тусклое северное солнце светило в окно каюты так робко, что разбудить измученную ворожею просто не смогло. Лежа в теплой мягкой меховой постели, пропахшей хозяином корабля и их ночными занятиями, прислушалась к себе. Тело ожидаемо болело, но как-то не всерьез, куда меньше, чем должно было. Мышцы тянуло почти приятной болезненной истомой, но сила, исчерпанная во время боя, снова переполняла её, а на душе было странно спокойно. Может, в первый раз так спокойно после всего, что свалилось за последние недели. Смерти близких, бои, отчаянное бегство от себя самой — все словно смылось серо-зеленой водой пополам с ледяным крошевом. Аш-Шарам остался за спиной, а север — почти другой мир. И люди здесь другие. И неизвестно, удастся ли вернуться домой, так стоит ли переживать о том, что осталось позади?

Она потянулась, бездумно глядя в потемневшее дерево потолка над собой. Драуг, значит? Живой мертвец? И каюта, работающая, как накопитель силы. И мертвые моряки. С ума сойти! Да если бы она знала, что где-то существует такое чудо, прошла бы весь мир, чтоб найти и пощупать. Ну вот, пощупала. И её… хм… тоже. Усмешка сама собой растянула губы. Может, не слишком веселая, зато искренняя. А то надоело улыбаться тем, кто был бы рад всадить ей нож в спину, но вместо этого должен кланяться.

Сев на кровати, Йанта потянула свою одежду, аккуратно развешанную на здоровенных оленьих рогах в изголовье. Спустила босые ноги на медвежью шкуру перед ложем, тщательно заплела высохшие волосы в широкую косу, разве что не заколола — нечем оказалось, просто связала пряди на концах между собой. А неплохо у него тут. Чисто, уютно. Только вот сам хозяин… Стоило вспомнить ночное — дыхание перехватывало от тихой злости. С чего он решил, что ее нужно спасать, да еще так? Сама бы очнулась! Не впервой. Подумаешь — чужое заклятие поймала! Если после каждого ложиться под кого попало… Йанта вздохнула. Нет, на обычные вредящие чары это было не похоже, силы вокруг клубились такие, что дух от страха захватывало, а потом она словно ухнула в черную пропасть. И вправду спас? Вот и думай теперь: то ли благодарить, то ли по морде дать. И еще попробуй, дай такому по морде, да на его же корабле.

Натянув чистое и сухое — неужели кто-то позаботился? — она толкнула дверь каюты, в лицо ударил, сразу пронизывая насквозь, ледяной ветер. Да, ее хлопковая рубашка и тонкие штаны не для здешних мест. И кожаные чувяки — тоже. Йанта глубоко вдохнула, посылая силу в кровь, заставляя согреть тело. Прошла к борту, оперлась о него ладонями, вглядываясь в серую муть, далеко в которой разливалось багровое марево заката. Зима, дни короткие… Холод обжег лицо и шею, защипал уши и пальцы на ногах. Она жадно дышала упоительно пьянящим ветром, в котором слышался запах соли, воды, чего-то еще. Все же северное море пахнет совсем иначе, чем на юге, а она никогда не глотала холод, от которого по спине дрожь и руки тянет развернуть в крылья, взмыть вверх над бесконечным серебряным простором…

На плечи опустилась мягкая теплая тяжесть — Йанта непонимающе оглянулась. Драуг подошел совершенно бесшумно, просто возник рядом, возвышаясь чуть ли не на голову. Оперся на толстое полированное бревно борта, посмотрев в ту же хмурую даль. В распахнутом вороте грубой холщовой рубахи виднелись плиты грудных мышц.

Она чуть не сбросила плащ раньше, чем успела сообразить, замерла, чудом сдержавшись, только спина закаменела под тяжелой темно-синей тканью. Это просто плащ! Здесь другие земли, здесь не ведают, что означает, когда мужчина накидывает плащ на женщину вот так: с плеч на плечи, еще теплый от чужого тела и на глазах у всех. И почему теплый, кстати? Ведь драуг же, нечисть.

От плаща пахло хозяином корабля — Йанта даже в мыслях избегала называть его по имени — точно так же пахло море, и небо, и ветер, то треплющий волосы, то ласково перебирающий их, как делала это чужая рука ночью. Она недовольно повела плечами, но упрямый плащ, весь во владельца, только лег плотнее, не сковывая движений, но облегая и приникая к телу.

— Выспалась?

Голос хозяина корабля был спокоен и учтив, с едва заметной тенью то ли насмешки, то ли чего-то еще.

— Вполне, — сдержанно ответила Йанта, не застегивая круглую серебряную фибулу, не запахиваясь от ветра в чужое нежеланное тепло и вообще старательно не замечая, что это такое случайно оказалось на её плечах. — Благодарю за гостеприимство. Можно ли узнать у славного ярла, куда идет его корабль?

— Обычно — куда я велю, — хмыкнул драуг, словно случайно придвигаясь чуть ближе. Едва заметно, но ближе. — А ты куда-то торопишься… госпожа ворожея? Или гостеприимство не по нраву?

Издевается. Точно издевается. Ну-ну… Йанта улыбнулась, не поворачиваясь к драугу.

— Когда окажется не по нраву, ты, ярл, узнаешь об этом первым. Но если гость задерживается больше, чем велит учтивость, это в укор ему, а не хозяину. Если берег недалеко, я бы предпочла не обременять твой славный корабль дольше необходимого.

— Выдержит, — усмехнулся драуг, кладя руку ей на плечо, словно ничего естественнее и правильнее быть не могло. — Успокойся, ворожея. Что было — то было, а неволить не стану. Не дергайся, говорю. Или снова за борт прыгнешь?

— Руку убери, — совершенно ровным и бесцветным голосом произнесла Йанта. — Иначе — как придется. Могу прыгнуть, а могу и остаться. Только тебя это не порадует.

Чайки, кружившие над парусами, вдруг опустились ниже, пронзительно и тоскливо крича что-то о бесконечном море и холодном ветре. А может, просто показалось, что тоскливо? Драуг руку убирать не спешил, но и скинуть ее не давал: широкая ладонь лежала на плече с той же тяжелой и мягкой уверенностью, с какой хозяин корабля делал вообще все. А рядом был выступ фальшборта, не дающий отступить вбок, и решать надо было сейчас. Вот прямо сейчас, не иначе. После мягкой постели, в которой ей дали спокойно отоспаться, после горячего глёга и щедро льющейся из сердца корабля силы, после вчерашних восторженных криков команды во время её драки с непонятной тварью и после не самой худшей ночи, что могла случиться с незнакомцем — надо решать. Море ледяное, берег неизвестно где, но за гостеприимство — пусть и такое странное — боем не платят. Только вот покорной подстилки, что расплачивается телом за кров и еду, из неё тоже не выйдет.

— Угомонись, — уронил драуг, словно читая её мысли. — Никто тебе зла не желает. Или обидел вчера?

— Нет, — проговорила Йанта, с трудом шевеля отчего-то непослушными губами. — Не обидел. Не настолько я дура, понимаю, что ты хотел как лучше. Но сейчас…

— Сейчас — тебе решать, — закончил за неё ярл мертвого корабля. — Сказал же, что не буду неволить. Пойдем в каюту. А то у тебя уже губы синие.

— Неправда! — возмущенно буркнула Йанта, вскинувшись, и поймала усмешку в единственном глазу драуга. Вдохнула глубоко, успокаиваясь, и поняла, что напряжена, как тетива. В каюту? Где только переступи порог и накатит память о вчерашнем? Где ярл будет не просто у себя дома, а в средоточии силы корабля? Много ты делала глупостей, Йанта Огнецвет, но эта не из последних. А Фьялбъёрн отступил, легко роняя руку с её плеча, повернулся и пошел, не оборачиваясь, не допуская и мысли, что его ослушаются. Что и говорить, хорош ты, ярл.

Ступая следом, глядя в широченную спину, на которой при шаге волнами переливались мышцы, она понимала, что и вправду — хорош. Такой не испугается ни твоей силы, ни магии, с ним можно отпустить себя на волю…

В каюте было уже темно. Драуг зажег свечи, просто махнув в их сторону рукой, — Йанта оценила, как радостно слушается его корабль, — кивнул на кровать.

— Сидеть больше не на чем, — уточнил, видя, что она явно колеблется.

Вытащил из сундука в углу пузатый кувшин с узким вытянутым горлышком и пальцами отломил сургучную пробку. Плеснул в кубки, не то с вечера оставшиеся на столе, не то вымытые и принесенные снова, пока её не было. Точно, принесли, вот и мясо копченое на тарелке крупными ровными ломтями, лепешки и сыр… Это когда же она ела в последний раз? Да дня два назад, не меньше. И откуда еда на корабле мертвецов и призраков?

Присаживаясь на кровать в паре шагов от хозяина корабля, Йанта все же замялась. И снова, почувствовав её колебания, драуг просто подвинул ближе к ней кубок с пряно пахнущим вином, налил себе…

— Откуда ты пришла? — спросил, спокойно глядя ей в глаза и лениво откинувшись на стену у изголовья. — Я не видел корабля, с которого ты могла бы свалиться и доплыть до моего «Линорма». Или такие, как ты, падают с неба? Говоришь с незнакомым выговором, плетешь волосы, как девица, но одета по-мужски и так легко — из постели выпустить страшно, не то что из каюты. Так откуда же ты такая взялась, ворожея, вставшая против ужаса морей?

Вопросы ярл задавал понятные и правильные — Йанта и сама бы на его месте озаботилась. Странная чужачка посреди ледяного моря… Да еще влезшая в чужую драку. И вот что ответить? Что в Аш-Шараме не принято стоять сложа руки, когда тебя оскорбляют? Что магический дар женщин не уступает мужскому, а нрав настолько крут, что все давно привыкли? Но это Аш-Шарам, город огнепоклонников и властелинов теней; город, где не зазорно иметь нескольких жён и… мужей. Но среди других народов не принято распространяться про Аш-Шарам — никогда не знаешь, как отзовется собеседник на упоминание о городе колдунов.

Фьялбъёрн смотрел спокойно, но это было спокойствием океана, неизмеримо глубокого и способного с легкостью поглотить чужую силу. Йанта вздохнула, скинула плащ, аккуратно сложив в изножье кровати, взяла кубок.

— Это долгая история, ярл. И я действительно издалека. Не с корабля, ты прав, но и не с неба. Просто — издалека. Могу лишь поклясться, что я не враг и не соглядатай твоих врагов. Ужас морей? Вчера я увидела его впервые, как и тебя. А что ударила — это просто со злости. Сам же помнишь…

— Помню, — усмехнулся драуг. — Да ты пей, не отравлю. Пей и ешь — мои люди постарались для гостьи из живых: ты славно вчера позабавила их боем. И что теперь? Уйдешь, как появилась, из ниоткуда в никуда?

Йанта пожала плечами, поднеся кубок к губам. Осторожно глотнула. Сладко, пряно и довольно крепко. Не вчерашний чудо-глёг, но на пустой желудок пить не стоит… Положила жирное мягкое мясо на лепешку и прикрыла второй, чтоб не пачкать пальцев, откусила. Драуг терпеливо ждал, пока она поест, задумчиво качал вино в широченной ладони. Почувствовав, что сыта, Йанта снова отпила, поставила кубок на стол, глянула в глаза мертвого ярла: ком льда и живое око.

— Было бы куда идти — в море бы вчера не кидалась, — сказала она спокойно. — Не думай, что я не благодарна за помощь, ярл, но вряд ли нам по пути. Если расскажешь об этих землях и поможешь добраться до ближайшей, буду благодарна еще сильнее. И отслужу, чем смогу. Только чем смогу, а не чем угодно.

— Земли, к которым идет «Линорм», тебе не понравятся, ворожея, — скупо усмехнулся драуг. — Там я бы высадил разве что злейшего врага. Значит, вернуться домой ты не можешь?

— Пока не могу, — уточнила Йанта, глядя мимо драуга в окно, за которым стояла плотная тьма.

Дома — смерть. Дома — враг, который только и ждёт, когда она окажется в его руках. Спит и видит, как положить на жертвенный камень и провести ритуал, чтобы выпить всю силу.

Корабль тихо покачивало на волнах, «Линорм», или как там его, шел к неизвестным берегам, и ей, в сущности, было все равно, куда. Мало она видела странных и опасных мест? Дома ее никто не ждет, да и нет больше дома. А здесь, в каюте, было тепло, и свечи бросали отблески, заливая фигуру её собеседника мягким теплым золотом. Вот же угораздило попасть на корабль к такому странному ярлу.

— Тогда оставайся, — обыденно просто предложил Фьялбъёрн. — Корабельная ворожея мне пригодится. Не скажу, что будет просто и безопасно, но если вернешься из нашего похода живой, сможешь сойти, где захочешь, и с щедрой наградой.

— Оставаться — кем? — уточнила Йанта, не без сомнений снова поднимая кубок с вином к губам. — Только ворожеей?

Сладкая пряность обволокла нёбо и язык, согрела изнутри. Нет, она не замерзла, огненная кровь холода не боится. Но с горячим питьем сидеть было куда приятнее.

— Любишь южные вина? — вместо ответа улыбнулся драуг.

Все так же покачивая своим кубком, он не сводил с нее глаз, глядя жадно и жарко. Жарче, чем горел огонь в маленьком очаге в углу… Отблески свечей за ее спиной дрожали в его живом зрачке. Йанта снова вдохнула, чувствуя, как по телу бежит дрожь, хотя только что было тепло. Нет, тепло никуда не делось, но… Она ответила прямым взглядом на взгляд, разомкнула губы:

— Я много чего люблю, ярл. Но речь не об этом. Ты обещал, что я могу выбирать. Если встану и уйду прямо сейчас — кем я останусь на твоем корабле?

— А ты хочешь уйти? — поинтересовался драуг.

Миг — и он оказался рядом. Словно перелился по постели, стремительно и плавно, не давая отшатнуться или вскочить. Йанта замерла, глядя в пугающе спокойное лицо снизу-вверх, — ладони драуга обманчиво мягко легли на плечи. Легли — и придавили, словно вся морская пучина колыхалась над ними.

— Ты обещал, — сквозь зубы напомнила она.

От драуга пахло морем. Солью, силой, криками чаек и бездонной тоской, глубиной и мощью, и, совсем немного, кровью. А может, это все-таки была просто соль — ведь и кровь, и море солоны почти одинаково. Голова кружилась от этого запаха, а тело таяло и молило о продолжении — так хотелось почувствовать эту чужую мощь, раствориться в ней, расслабиться и отдаться.

— А ты скажи, что не хочешь меня, — насмешливо шепнули губы в полутьме. — Если поверю — отпущу.

Йанта молчала. Что можно сказать, если голос мгновенно выдаст все несказанное? Если хочется не отбиваться, а приникнуть ближе, прижаться к этому живому валуну, коснуться узких хищных губ. Плевать, что не человек и вообще по сути мертвец — в ярле Фьялбъёрне жизни ощущалось больше, чем в дюжине простых людей. И лицо его было совсем рядом, а огромные ладони медленно гладили спину, и Йанта едва не всхлипнула, чувствуя их через тонкую ткань рубашки едва ли не острее, чем было бы без нее.

— Маленькая глупая ворожея, — шепнуло море напротив. — Чего ты боишься? Я не обижу.

— Я не боюсь, — отчаянно огрызнулась Йанта, не позволяя притянуть себя еще ближе и понимая, как глупо это выглядит. — Просто не хочу — так. Я колдунья и воин, а не наложница!

— Го-ордая, — одобрительно рыкнул океанский прибой. — Это хорошо. Гордая, сильная, горячая… И опасная, как тонкий южный клинок. Иди ко мне, ворожея. Я не потушу твой огонь.

Сухой жар ладоней — ну что же он горячий такой? — широких, неимоверно сильных и нежных, гладящих её уверенно и неторопливо. Встрепанные серебристо-серые волосы — пряди перехвачены ремешком, чтоб не лезли в глаза. Шрам — каков он на ощупь, если коснуться губами? — нельзя, рано. Йанта рассматривала драуга, словно видела в первый раз. Не просто драуга — Фьялбъёрна. Вот же… в постели и не выговоришь! Разглядывала, не позволяя себе утонуть в желании и понимая, что не сдалась еще лишь потому, что ей это позволяют.

— Нет, ярл, — сказала из чистого упрямства. — Я не хочу — так. Я не твоя игрушка. Возьмешь силой — пожалеешь.

Подняла тяжелые руки, чтобы оттолкнуть, встать, но ладони вместо этого легли на плечи-валуны, и подумалось, как бы самой обнять и пройтись по широченной спине кончиками пальцев, чтоб вздрогнул и прижал посильнее. Да что же это за наваждение такое?!

— Я не беру силой, — насмешливо прошелестел прибой в ее ушах. — Я просто беру свое.

И губы, пахнущие солью, прижались к её губам. Йанта мгновенно забыла, целовались ли они вчера, потому что это все равно было, как в первый раз. Горячо, остро, слаще южного вина, вкус которого еще хранили губы их обоих. Коротко и недовольно рыкнув, драуг все же притянул её ближе, уронил одну ладонь на бедро, прижимая к себе, и, едва оторвавшись, снова впился в губы.

Забыв о том, что собиралась сопротивляться, Йанта прижалась к широченной груди, обхватила плечи, на которых её ладони казались совсем узкими и маленькими, вдохнула полной грудью запах. Что, все? Вот так? Притиснули тебя — и сдалась? Мысли путались, как у пьяной, изнутри поднималась обида на саму себя, не на драуга. Холодная злая обида… Растаяла, поддалась, растеклась лужицей. Стоило пыжиться, если готова лечь под первого встречного! И снова, будто почуяв что-то, драуг оторвался от её рта, заглянул в лицо.

— Что? — спросил хрипло.

Вместо ответа Йанта еще сильнее стиснула губы, понимая, что если заговорит, — ничего хорошего из этого не выйдет. Да пусть уже берет. Подумаешь — еще одна ночь. А утром все-таки придется уйти. Уж лодку даст, наверное? Если та земля не почудилась — она доберется.

Но вместо продолжения ярл отстранился от её покорного и млеющего тела, только руки все так же гладили спину, не останавливаясь, не давая вздохнуть свободно.

— Глупая… — шепнул Фьялбъёрн насмешливо и ласково. — Глупая, глупая девочка. Что ты себе напридумывала? Ты не игрушка, ты огонь в ночи. Хмельной мёд, отравленный клинок…

Пальцы драуга легли на волосы, распуская плетение кос, перебирая, и Йанта всхлипнула, понимая, что проиграла. Раскаленные волны катились по телу, плавя его, и кожа горела под ладонью, скользнувшей под ее рубашку.

— Отпустить, говоришь? — шепнул ей драуг в самое ухо, касаясь мочки губами. — Таких, как ты, силой не держат — себе дороже. У тебя в сердце тьма и боль, я чую их. Кровь за спиной, кровь впереди… Забудь все — иди ко мне. Поделись болью… Или уходи — но сама.

Судорожно вздохнув, Йанта подалась вперед, отчаянно прижалась к сухим жестким губам. Поцеловала, раскрывая рот, провела языком по нижней губе Фьялбъёрна, и почувствовала, как напрягается под её ладонями и без того каменная спина. Да, вот так. Это не ты меня берешь, это я сама выбираю быть с тобой. И руки на теле, и пальцы в волосах — выбираю я… Хотя волосы — это уже лишнее. Совсем лишнее…

Подчиняясь жадным, но странно неторопливым касаниям, она позволила стянуть с себя рубашку и штаны, оставшись обнаженной — восхищенный взгляд драуга гладил её почти так же ощутимо, как до этого ладони. Покорно легла на постель, чуть согнув и раздвинув колени. Но вместо того, чтоб просто взять предложенное, Фьялбъёрн опустился рядом, сгреб её в объятия, прижимаясь всем телом, покрывая поцелуями лицо, шею, плечи… Гладил, ухитряясь достать длиннющими руками везде, и не просто достать, а пройтись по самым чувствительным местам, потом остановился.

— Раздень меня, — то ли попросил, то ли приказал, откровенно любуясь, едва не облизываясь.

Йанта подалась навстречу, помогла стянуть рубашку и штаны. Голый, Фьялбъёрн выглядел так, что любой победитель Аш-Шарамских боевых школ при храмах мог удавиться от зависти. Ожившая скульптура гениального мастера: ни капли лишнего, безупречно сложенное тело, перевитое канатами мышц и сухожилий. Ох, хорош… До чего хорош!

Что-то, видно, все же мелькнуло у неё то ли в глазах, то ли на лице, потому что по губам Фьялбъёрна скользнула улыбка. Стоя над ней на коленях, он окинул снова опустившуюся на постель Йанту медленным взглядом снизу-вверх — и встретился глазами.

— Счастлив край, где рождаются такие, — сказал негромко, склонив голову на плечо. — Жаль, что ты гостья, а не добыча.

— А что было бы? — настороженно поинтересовалась она.

— Не выпустил бы из постели целую луну, — хмыкнул драуг. — А потом дал бы прогуляться по палубе и опять затащил в постель.

Глядя в глаза Фьялбъёрна, Йанта всей сутью почувствовала, как что-то дрогнуло между ними и, натянувшись до предела, лопнуло, отпуская напряжение. Губы сами собой раздвинулись в улыбке.

— А выдержишь столько, ярл? — невинно поинтересовалась она, томно, напоказ потягиваясь, забросив ладони за голову. — Да и кораблем надо управлять хоть иногда…

— А ты проверь, — ухмыльнулся Фьялбъёрн. — И мой корабль не твоя забота.

Сам так же медленно опустился сверху, давая возможность перекатиться, уклониться, но Йанта лежала спокойно, расслабленно, и в глазу Фьялбъёрна снова мелькнуло одобрение.

— Кто только тебя такую создал? Какие боги? — перенеся часть веса на локоть, шепнул он в ухо, опаляя дыханием. — Позови. Скажи, что хочешь. Что сама хочешь.

— Хочу, — тихо отозвалась Йанта, уткнувшись подбородком между плечом и шеей драуга. — Не торопись только… Хочу тебя чувствовать — всего. Хочу быть твоей. Хочу…

Она только вздохнула глубоко, до самого предела наполняя легкие, когда горячая тяжесть все же придавила сверху. Обняла, погладила камень спины, плеч… раскрыла навстречу губы, расслабляясь, отпуская себя, ловя волну, которая подхватила и понесла, взмывая высоко, к самому хмурому северному небу…

А потом была тень страха, которую быстро смыло удовольствие сначала от умелых бережных пальцев, потом от медленного властного проникновения внутрь. Боги одарили ярла Фьялбъёрна мужской плотью щедро, но Йанта заставила себя расслабиться, подчиниться… И напряжение ушло, вытекло, оставив такое же тягучее послевкусие, что смешалось с наслаждением от того, что творил с её телом дорвавшийся драуг. Его ладони доставали везде, приподнимая, поддерживая, лаская и стискивая, и в какие-то моменты у Йанты появилось безумное, но четкое ощущение, что их дюжина, а не две. Точно, не меньше дюжины!

— Сильнее, — попросила она, заглядывая в лицо Фьялбъёрна. — Не бойся…

И океан нахлынул неудержимо, заполняя весь мир вокруг солью на сухих губах, солью на влажной коже. Забурлил вокруг водоворотом чужой силы, сливаясь с её собственной, и не было в этом ни страха, ни обиды — только желание брать и отдаваться. Рот — горячий, все еще пахнущий пряным вином, руки — сильные, властные и нежные, тело — невозможно, сумасшедше желанное… Фьялбъёрн Драуг, мертвый ярл живого корабля, был везде и всем, был целым миром, и в этом мире хотелось остаться навсегда

Потом она лежала, уткнувшись в плечо Фьялбъёрна, пока её косы, все-таки распустив плетение, лениво и расслабленно перебирали чужие пальцы. Вот же… понравилось. Ладно, пусть. И правда, после того, что было, убирать волосы, не позволяя дотронуться — глупо. Это — север. Здесь не знают, что это ласка не для случайных любовников, что проще разделить с кем-то ложе, чем позволить вот так запустить пальцы в длинные пряди, по-хозяйски их перебирая и гладя. И плащ здесь — всего лишь плащ. Йанта улыбнулась про себя — даже губы растягивать было лень. Знал бы ярл, что, накинув плащ с себя на ее плечи, сделал брачное предложение. Пусть… Здесь все иначе.

— Ну, и кем же ты останешься со мной, ворожея? — бесцеремонно прервали её размышления.

Йанта, приподняв голову, вгляделась в безупречно невозмутимое лицо. Вздохнула, опять укладываясь на плечо:

— Сам решай. И хватит уже звать меня ворожеей, у меня имя есть.

Закрыла глаза и провалилась в теплую колышущуюся тьму, сквозь сон чувствуя, как её продолжают потихоньку гладить и перебирать волосы.

 

Глава 3. Призрачный шторм

Поздний зимний рассвет ещё не тронул неба золотисто-розовыми лучами, когда Фьялбъёрн выбрался из постели. Никогда он не любил утром подолгу валяться на ложе, но сегодня пришлось заставить себя встать. Очень уж уютно было в ворохе шкур, накануне тщательно вычищенных и проветренных Тоопи, а главное, так сладко обволакивало живое тепло спокойно спящей рядом ворожеи…

Натягивая рубашку, Фьялбъёрн довольно ухмыльнулся и посмотрел на девушку внимательнее. Хоть и выглядит здоровой, но купание в северном море не шутка, да и пришлось ей в последнее время непросто — чего один бой с веденхальтией стоит. Пусть набирается сил, сон — лучший лекарь. Это на земле женщины встают рано: ни скотница, ни ткачиха, ни жена дроттена не разрешат себе допоздна нежиться в постели, когда день полон забот. А он может позволить своей женщине выспаться всласть. Своей ли?

Он-то выбор сделал, но, говоря, что таких не держат силой, не лгал. Только не стал уточнять, что вообще никогда не брал женщин без их согласия и желания. Силу надо показывать врагам, а не дарительницам жизни и лучшему ее украшению. И пока жил жизнью смертного, всегда хватало дев и жен, готовых с радостью согреть его ложе, а потом… Жар плоти ушел вместе с дыханием, вкусом еды и вина, слабостью человеческих чувств. Это была цена за бессмертие, и Фьялбъёрн заплатил сполна.

О нет, женщины остались доступны. Но много ли радости видеть в девичьих глазах страх и покорность судьбе? Те, что смотрели иначе, встречались реже, чем сухие камни на дне моря. А эта не боялась. Ни прыгнуть в штормовое море, ни дерзить живому мертвецу, ни целовать так отчаянно, будто умрет без вкуса его губ. И вправду, Огнецвет. Нежный и жаркий цветок пламени. Йанта — имя-то какое! Сладкое, но горчит пряностями южных торговцев. Чего только ни выловишь в море! И красива, маргюгрова дочь! Остаться или уйти, спрашивала. Нет уж, с «Гордого линорма» так просто не уходят. И хоть это было не совсем правильно, но такую гостью отпускать Фьялбъёрн не собирался.

Драуг нахмурился, вспомнив, куда они идут. Эх, подальше бы от проклятых берегов потерявшего разум веденхальтии. Только спорить с Гунфридром сейчас не время, морской владыка и так будет недоволен, что его воин упустил вчера того, с кем сам должен был искать встречи.

Наклонившись и подхватив штаны, он не удержался — провёл пальцами по рассыпавшимся по подушке чёрным волосам. Коса, конечно, хорошо. Но так смотришь — и хочется прикоснуться. А то и вовсе запустить пальцы в шёлк прядей и сжать покрепче. Моё. Никому не отдам.

Ворожея тихо вздохнула во сне и перевернулась на другой бок. Фьялбъёрн успел мельком заметить улыбку на её губах. Отогнав желание всё бросить, снова забраться в постель и разбудить поцелуями, он быстро натянул штаны и выскользнул из каюты. Пусть отсыпается. Неведомо, что будет впереди.

Предрассветный ветер взбодрил, ласково потрепал по волосам, шепнул, что рад видеть. Фьялбъёрн довольно потянулся — по телу пробежала приятная дрожь. Мышцы наполнились силой, казалось, можно прыгнуть за борт и легко побежать по морю под хохот плещущих волн. Находиться в каюте, где собрана жизнь для всего корабля, и без того приятно, а с живым человеком — редкая радость.

На палубе появился Лирак. Отчаянно заспанный, на ходу заправляющий одежду и что-то ворчащий про неугомонных хавфруа.

— Что случилось? Идём ко дну? Или гребцы побросали свои вёсла? — произнёс он, едва сдерживая зевок.

Фьялбъёрн повёл плечами, наслаждаясь чувством щекочущей силы, и сложил руки на груди. Солнечные лучи уже робко касались неба, ещё немного — и их свет плеснёт прямо в Гунфридровы воды, озаряя всё вокруг.

— Чем ты недоволен? Какая хавфруа спать не давала?

— Да супруга приплывала, — буркнул помощник.

Закутался в плащ, бросил быстрый взгляд на каюту, потом на своего ярла.

— И как же наш… улов?

Фьялбъёрн хмыкнул. Интересно, что было бы, услышь Йанта такое словечко о себе? Ходить Лираку с подпаленным задом?

— Богатый улов, — кивнул он. — Редкий. Только ещё не ясно, откуда взялся.

— Скрытный, значит, — определил Лирак.

— Наш ярл умеет раскрывать тайны, — донёсся голос Халарна.

Палубу этот верзила драил старательно, но почему-то как раз рядом с ними и едва не шевелил ушами от любопытства.

— Маргюгровы языки, — бросил Фьялбъёрн. — Займитесь работой. День предстоит тяжёлый.

Он отошёл от моряков, продолживших бурно обсуждать достоинства вчерашнего улова. Уперев руки в бока, остановился возле борта и, прищурившись, всмотрелся вдаль. Если Вессе смог нагло заявиться на корабль, легко с ним не будет. Уронив сквозь зубы проклятие поганцу-водяному, Фьялбъёрн глянул в небо. Бездонное, бескрайнее. А вот у моря есть и дно, и берега. И нет перед ним страха, потому что ничего плохого из моря прийти не может. А небо — оно неверное, непостоянное, как лазурь в глазах хавфруа, — тут тебе ласка и нежность, а тут раз — только гром и молнии. И подарочки у неба соответствующие. Ворожея не иначе же оттуда пришла! Хоть и говорит, что не с неба упала.

На губах мимо воли снова появилась улыбка. Падать ей теперь в другом месте — на застеленную шкурой постель у очага, к нему в руки. Хотя бы до тех пор, пока сама не захочет уйти. А захочет…

Сверху донёсся заливистый клич — смех да свист ветра. Серебряная искра вспыхнула на фоне сереющего полотна небес и понеслась к Фьялбъёрну. Через несколько мгновений белоснежные крылья с мягким шелестом сложились за спиной, а перед мёртвым ярлом, сияя чешуёй серебряного доспеха, гордо стояла валкара. В серых глазах искрилась надменность, но на губах играла дружелюбная улыбка. Русая коса отливала золотом спелой пшеницы, на поясе висело множество ключей и короткий меч. Хороша Астрид — ключница небесных дверей, правая рука Эльдрун — предводительницы валкар. В руках Астрид сиял причудливый сосуд, походивший на стеклянную узкую бутыль.

— Бескрайних просторов, ярл Фьялбъёрн, — произнесла валкара приятным хриплым голосом. — Пусть не знает бед твой «Гордый линорм».

— И тебе чистого неба, Астрид Ключница, — улыбнулся он уголками губ. — Что привело тебя к нам в столь ранний час?

— Гунфридр велел. Старик видит всё. Вот и сказал разузнать, что за дар неба оказался у тебя на корабле.

Фьялбъёрн нахмурился. Уж чего-чего, а отказываться от девушки, или, не приведи северные боги, делиться ее силой, он не собирался.

— Что упало, то пропало, — буркнул он. — Знаешь, Астрид, сказ о Маргюгровой пучине?

Валкара не изменилась в лице, но в глазах зажглись лукавые огоньки. То ли ожидала, что ярл ничего так просто не отдаст, то ли была с ним согласна.

— Где пропадают драккары, а души моряков плавают по поверхности на гребнях волн? Только никто их не может отыскать?

— Угу, — кивнул Фьялбъёрн, сцепив руки за спиной и подходя к борту. — Вот, считай, «Гордый линорм» и есть та пучина. К тому же, — он посмотрел на валкару, — коль вам там на небе что-то сильно нужно — нечего вниз кидать.

Астрид тихо рассмеялась:

— И как тебя только Гунфридр терпит?

— Как надо, так и терпит, — буркнул Фьялбъёрн, вглядываясь во что-то, блеснувшее среди ключей на поясе валкары.

— Не наших это рук дело, — покачала головой Астрид, — не наша и вина, чем бы ни обернулось. Только помни договор, ярл. Не тебе ходить по путям живых и греть мертвую кровь их теплом. От краткой забавы вреда не будет, но берегись — то, что других лишь обжигает, тебя сожжет.

— Не пугай, — тихо сказал Фьялбъёрн, в упор глядя на небесную деву, и та, вздохнув, опустила взгляд, протягивая ему сосуд.

Фьялбъёрн внимательно осмотрел вещь.

— Что это?

— Гунфридр велел передать это Морскому народу. «Гордый линорм» иначе не пройдёт к обители Вессе.

Фьялбъёрн внимательно смотрел на пояс валкары, обдумывая сказанное:

— Наш владыка ещё не отказался иметь дело с этими прохвостами?

Повеление откровенно не нравилось, но против Гунфридра не попрёшь. Если надо, значит, надо. Морской народ гостеприимен, но больно уж скользкий и приставучий.

Астрид пожала плечами:

— У него спроси. Но Эльдрун дала задание нагнать вас и отдать. Остальное — не ко мне.

Она расправила крылья, но Фьялбъёрн шагнул и коснулся её руки. Астрид недоумённо воззрилась на него.

— Погоди, дочь ветра.

Пальцы драуга скользнули к связке ключей на ее поясе и достали из-под них гребешок удивительной работы.

— Продай мне это.

Гребень был вырезан искуснейшим мастером из кости морского змея, покрыт золотом и серебром, украшен чёрным жемчугом и кусочками матово-белых бромдов — камней, ведомых любому магу, как лучшее средство для сохранения здоровья. И красота, и польза!

— Зачем тебе? — недоуменно нахмурилась валкара. — Это подарок, мне его принесли вихри — Вирвельвиновы дети. У людей такого не сыскать.

— Знаю, — кивнул Фьялбъёрн. — Поэтому и прошу. Взамен возьмёшь из моей сокровищницы, что захочешь.

Астрид открыла было рот, чтобы возразить, и замерла, услышав хлопанье двери, что вела в каюту. Воспользовавшись ее замешательством, Фьялбъёрн аккуратно подцепил гребешок и, сняв его с пояса валкары, опустил в карман, слыша каждый шаг своей ворожеи. Усмехнулся, глядя на обиженное лицо Астрид — хоть и валкара, а все одно дева. Какой же из них понравится отдать любимую безделушку другой?

Повернулся, делая шаг назад и вбок, чтобы ворожея увидела валкару, сказал равнодушно.

— Это Астрид, наша небесная гостья. Заглянула узнать, хорошо ли у нас идут дела.

К чести Йанты, изучающий взгляд валкары она выдержала, даже бровью не поведя, а ведь сильные воины, бывало, отводили глаза. Только выпрямилась еще сильнее, прежде чем учтиво склонить голову. И тут же снова застыла. Два взгляда — серебряно-серых глаз и угольно-черных — скрестились, словно клинки.

— Рада знакомству, госпожа Астрид, — разомкнула чуть припухшие спросонья губы ворожея. — Меня зовут Йанта Огнецвет.

По спине Фьялбъёрна второй раз за недолгое время пробежали мурашки — так давно забытое чувство, что он не сразу вспомнил, что это. Астрид не сводила глаз с Йанты, та уже удивленно поднимала брови, но тут молчащая валкара встряхнула головой и улыбнулась слишком сладко, чтобы в это поверилось.

Ох, что-то не то творилось на его корабле. Но Астрид хоть пытай — без разрешения своей Эльдрун слова не вымолвит. И, значит, невод надо тянуть с другого конца.

— Эй, Лирак! — гаркнул Фьялбъёрн так, что Астрид и Йанта разом вздрогнули и разорвали связь взглядов.

— Иду! — донёсся снизу крик, тут же сменившийся топотом.

Из трюма поднялся Лирак, бросил взгляд на валкару и гостя, от Фьялбъёрна не ускользнула появившаяся на его губах усмешка.

— Да, мой ярл?

— Разыщи Тоопи — пусть шевелит щупальцами, иначе из кракена он у меня станет каракатицей! И проведи прекрасную дочь ветра к сундукам — она возьмёт любую вещь, которую пожелает.

А потом пусть поскорее проваливает отсюда. Хоть вслух и не сказал, но, казалось, сам воздух зазвенел этими словами.

Астрид нахмурилась еще сильнее, но как-то удержалась, не стала говорить, что хозяин корабля — невежливая свинья. Гордо вскинула голову и, взяв предложенную Лираком руку, последовала за ним.

Йанта сдвинула тонкие брови, глянула удивленно-насмешливо.

— Ты всегда себя так ведёшь с гостями?

Драуг пожал плечами. От незваных гостей — одни хлопоты. Вместо ответа он подошёл к ворожее и осмотрел с ног до головы.

Та не двинулась с места, только в глазах мелькнуло замешательство. Однако настолько быстро, что можно было и не заметить.

— Выглядишь куда лучше, — довольно произнёс Фьялбъёрн, обойдя вокруг.

Хорошо хоть плащ накинула — нечего по морозу в рубахе и штанах шастать. А волосы снова убрала в две широкие косы, только ветер всё равно играл короткими прядями на макушке и висках, и хотелось протянуть руку и пригладить их.

Фьялбъёрн склонился к плечу девушки и вдохнул свежий запах полыни. Вот закроешь глаза — будто и не плещет рядом бездонное море. И голова идёт кругом от дурманящей нотки мускуса. Или как его там? Пахнет так от купцов с востока и юга, вечно привозящих какие-то диковинки.

Чуть слышно фыркнув, ворожея повернула к нему голову:

— Я не съедобная, — бросила лениво. — Принюхиваться и облизываться не стоит.

— Действительно, — довольно ухмыльнулся Фьялбъёрн, выпрямляясь и глядя прямо в чёрные глаза, — зачем есть, если с тобой можно делать куда более занятные вещи?

Нежное смуглое личико так и осталось невозмутимым, однако от Фьялбъёрна не ускользнул нехороший прищур. Но через миг на красиво очерченных розовых губах расцвела улыбка — Весенняя красавица, и та обзавидуется.

— Хороший у тебя корабль, ярл, — а вот голосом Йанты можно было порезаться, — раз на нем ничего и делать не надо, кроме занятных вещей. А с кем же до меня…

Фьялбъёрн нахмурился. Воспоминания заставили заныть давно мёртвое сердце. Он хмуро свёл брови, недобро глянул на по-прежнему улыбавшуюся ворожею.

— Иди в каюту. А то завтрак остынет, — резко сказал он, взял дар валкары и развернулся на каблуках, направляясь к носу корабля.

Нехорошо вышло. И самого будто маргюгры по душе царапнули, и девчонку обидел. Напряжённую тишину развеяли хриплые напевы Тоопи, шествующего к каюте с громадным подносом в руках:

Фьялбъёрн все же не удержался и бросил взгляд через плечо. Ворожея застыла каменным изваянием, уставившись на повара. То ли никогда не видела человека с щупальцами, то ли просто такой еще не приносил ей еду.

…день прошёл суетно и хлопотно. Коварные подводные скалы забирали много внимания, корабль шёл медленно. Небо хмурилось, срывался мелкий дождь, ветер пробирал до костей. И если Фьялбъёрну было всё равно, то Лирак всё время ежился и проклинал погоду.

— Проклятый шторм, — пробормотал он. — Вот что ему стоило начаться чуть позже, когда мы будем в крепости повелителя морского народа?

Фьялбъёрн смотрел на затянутое тучами небо, прислушивался к песне ветра. Потом вздохнул:

— Плохой шторм. Ждать в гости призраков.

Лирак поморщился:

— Да сожрут их морские псы! Почему эти отродья не последовали за сгинувшим Хозяином Штормов?

Фьялбъёрн неопределённо пожал плечами, бросил взгляд в сторону каюты — ворожея больше не показывалась. С одной стороны, это было хорошо — там безопасно и тепло, с другой — если она нашла свитки с древними заклятиями хавманов, то как бы не попробовала. Тогда уже будет всё равно — появятся призраки или нет, и без того станет весело.

— Ваятель, что творит из камня образ правителя, тоже уходит в никуда, но сделанная им статуя остаётся в веках.

— Сравнили, — фыркнул Лирак. — Там красота, а тут такая гадость…

— У каждого свои понятия о красоте, — пожал плечами драуг. — Сегодня не шастай по палубе. Разрешаю вам с Тоопи напиться.

— Я не девица, чтобы падать в обморок при виде призрака, — вспыхнул моряк, но тут же прикусил язык, встретившись с холодным взглядом своего ярла.

— Вот и умница, — спокойно произнёс Фьялбъёрн. — Меня не беспокоить. Эту ночь пусть бодрствуют Халарн и Матиас.

Лирак молча кивнул и побежал выполнять приказ. Фьялбъёрн ещё некоторое время смотрел на небо, а потом, послав ему парочку проклятий, направился к каюте. Сегодня не та ночь, когда гостью можно оставлять одну.

В каюте горели свечи, по всей постели валялись раскрытые книги с пожелтевшими страницами. Драуг потянул носом. Раньше здесь всегда царил запах трав и дерева, но теперь к нему ещё примешивались едва различимые нотки мускуса. Ворожея, лежа на животе, изучала потрепанный свиток. Она был настолько поглощена чтением, что даже не услышала, как в каюту вошли.

Фьялбъёрн замер, разглядывая девушку: чёрные брови сурово сведены, нижняя губа закушена и уже припухла, пальцы теребят кончик косы, наматывая тугие завитки. А рубашка и тонкие штаны так облегают тело, выделяя маленький упругий зад, гибкую линию спины, округлость прижатой к постели груди, что в глазах темнеет. Вот уж зрелище — куда такую на палубу пускать? И месяцем в постели, как было обещано, явно дело не обойдётся.

— Йанта, — тихо позвал он.

Ворожея подняла голову и вгляделась в него. Книжные чары, кажется, ее ещё не отпустили, однако спустя миг девушка тряхнула головой и улыбнулась.

— У тебя тут целая сокровищница, ярл.

Перекатившись и сев на постели, она указала на одну из книг.

— Где взял такое чудо? Зеркальные страницы, что отражают душу, — большая редкость. Многие уважаемые маги передрались бы из-за неё.

— Море, — кратко ответил Фьялбъёрн, подходя к постели и присаживаясь рядом. — Море всегда приносит дары.

Он прямо смотрел на ворожею, словно давая понять, что та тоже входит в список этих даров. Однако девица не смутилась, нахально и невинно улыбнувшись в ответ:

— Буду знать, ярл, — и тут же перевела разговор в другое русло. — А куда мы направляемся?

— К островам Морского народа, — ответил Фьялбъёрн. — Нужно кое-что решить с их повелителем.

Ворожея потянулась к стоявшему на столике кубку, но не удержалась и подхватила вместо него медовый орех. Фьялбъёрн усмехнулся. Ай да Тоопи, где только взял? Ещё вчера было понятно, что гостья кракену понравилась — больно уж шустро он выполнял приказания своего ярла и готовил еду для принесённого волнами подарка моря.

— А что за Морской народ?

За стенами каюты раздался оглушительный гром, следом за ним — пронзительный вой. Фьялбъёрн не шелохнулся. Ворожея замерла и прислушалась, затем посмотрела на него, словно задавая немой вопрос.

— Маргюгровы пляски, — процедил сквозь зубы драуг. — Неприятная сегодня ночка будет. Призрачный шторм за бортом.

— Призрачный шторм? Что это? — повторила девушка, распахнув глаза так, что длиннющие ресницы взметнулись крыльями ночной бабочки. — И насколько он может навредить?

— Посмертный подарок колдуна Спокельсе, — мрачно произнёс Фьялбъёрн, — прозванного Хозяином штормов. И хоть его уничтожили, злая призрачная магия до сих пор витает над морем.

Он вздохнул. Возможно, пронесёт в этот раз? Взмахнул рукой — и свечи погасли. Призраки всегда идут на свет. Жаль, что и в темноте видны их мерцающие мутным, будто гнилое серебро, тела. С призраками встречаться не хотелось, даже зная, что они давно — ничто. Но когда ничто обретает черты твоего близкого или любимого человека, шепчет его голосом, тянет руки — становится не по себе.

Драуг собрался ответить, но новый раскат грома заставил вздрогнуть.

— Йанта… — шепнули шелестящим голосом.

Ворожея вскинула голову, вглядываясь в угол каюты. Там серебрился призрак — стройный юноша, явно не северянин. Тонкокостный, миловидный, в нем было даже больше девичьего, чем мужского. Он медленно выступил вперёд. Фьялбъёрн краем глаза следил за ворожеей — та словно превратилась в камень и не отрывалась взглядом от появившегося юноши.

— Йанта… — снова прошелестел голос.

В нём было столько боли и ужаса, что даже драуг вздрогнул. В призрачный шторм приходят только те, кто умер. Что же произошло с парнем, и зачем ему ворожея?

— Мы здесь из-за тебя, — выдохнул второй голос.

Возле юноши появился ещё один. Постарше и пошире в плечах, но во взгляде столько же боли и какая-то холодная мерзкая ненависть.

— Киран, Аршак…

Показалось, или побелевшие губы Йанты произнесли два имени? Она сидела напряжённая, будто не в силах отвести завороженный взгляд. Да будет проклят прах Спокельсе во веки вечные!

Фьялбъёрн обнял девушку за плечи и притянул к себе. Провёл ладонями по спине, услышал рваный выдох.

— Это только призраки, — шепнул на ухо, касаясь его губами.

— Здесь… из-за тебя…

— По твоей вине…

— Зачем ты сопротивлялась? Почему не отдалась Салибу сама?

Йанта, тихо всхлипнув, закрыла глаза и стиснула зубы. Тьма, что сочилась у нее из души и памяти в первую ночь, снова подняла гадючью голову — Фьялбъёрн не видел ее, но чувствовал, как голой кожей чувствуют омерзительное прикосновение чешуи. А порождения Спокельсе растянули губы в одинаковой мерзкой улыбке.

— Йанта…

Снова огладив напряжённую, как камень, спину, Фьялбъёрн чуть ли не силой уложил девушку на постель. Властно и сильно прижался к губам, не давая ни выдохнуть, ни возразить. Ласкал и гладил гибкое тело, заставляя, приказывая расслабиться. И через какое-то время ворожея дрогнула, её руки обвили шею Фьялбъёрна, рот приоткрылся шире, впуская, давая возможность целовать крепче и яростнее.

— Не слушай, — выдохнул драуг в раскрасневшиеся губы, провёл по ним языком. — Их нет, ничего нет. Только я и ты. Эта каюта принадлежит только нам.

Йанта прижалась было ближе, но вдруг чёрные глаза расширились, а лицо побледнело совсем уж как у мёртвой. Глухо вскрикнув, она изо всех сил рванулась в сторону, отпрянула, продолжая смотреть неверящим взглядом. По телу прошла дрожь, будто девушка увидела что-то ужасное, но глаза ее не отрывались от него, Фьялбъёрна.

— Мирин… — то ли вздох, то ли мольба.

Откуда такой страх? Откуда чужое имя и взгляд, которым ворожея на него не смотрела даже в их первую ночь? Словно видит она не его!

Ничего не понимая, Фьялбъёрн скосил глаза на лежащую рядом книгу с зеркальными страницами. Посмотрел внимательнее и… замер. Не одноглазый драуг, а смуглый незнакомец смотрел в ответ. Глаза, что чёрные солнца, нос породистый, с горбинкой, черты лица — сокол благородный: и хищный, и красивый. Только есть что-то нехорошее в этой красоте, словно красивая маска прикрывает гнилое нутро. Но… разве может быть оно иным у создания Спокельсе?

Фьялбъёрн тряхнул головой, лицо незнакомца осыпалось пеплом в зеркале. И снова услышал призраков.

— Это ты виновата…

— Твой огонь нес смерть…

— Ты же знала!

Уже не обвинение — утверждение и почти проклятие. И голос новый, с хрипотцой, но глубокий, страстный — слушать бы и слушать.

Только бездонная пугающая чернота глаз ворожеи не давала времени на раздумья о призраках. Не теряя времени, Фьялбъёрн выдернул широкую ленту, служившую закладкой в зеркальной книге, сгреб в охапку жалобно пискнувшую девушку и завязал ей глаза.

— Так будет лучше, — снова шепнул на ухо и погладил по шелковистым прядям, начиная распускать плетение и пропуская их через пальцы. — Ничего не бойся. Это только сон. Страшный гадкий сон о тех, кто ушел. Но это не они сами…

Не переставая говорить, Фьялбъёрн стянул с ворожеи всю одежду, уложил слабо отбивающуюся девушку на постель и принялся покрывать поцелуями лицо, плечи, шею и снова что-то неслышно шепчущий рот, оглаживая ладонями высокие упругие холмики груди, осторожно сжимая и потирая пальцами соски.

А когда первые стоны заглушили неистовый шёпот призраков, его ладони спустились по груди и животу к округлости бедер, пальцы коснулись нежной горячей щелочки между распухших, налившихся жаром и повлажневших потаенных губок. Скользнули внутрь, гладя шелковистую скользкую глубину, заставляя стонущую девушку выгибаться на постели и впиваться ногтями в ему плечи.

Призраки по-прежнему шептали и шипели, но в сузившемся до полынного дурмана, смуглого золота кожи и дрожащих стонов «ещё-ещё» мире, не было им места. Ни сейчас, ни потом, когда, тяжело дыша и всхлипывая, расслабленная ворожея прильнула к Фьялбъёрну. Драуг накинул сверху легкое песцовое покрывало, прижал девушку к себе, мягко поглаживая по волосам.

Некоторое время он лежал, не шевелясь и прислушиваясь к тишине каюты и дыханию Йанты. Но призраков больше не было. Их место — горе и одиночество, чувство вины — их хлеб. Здесь же им дорогу закрыли.

— Доброй ночи, девочка, — шепнул он и поцеловал девушку в висок. Потом осторожно потянул с ее глаз ленту. Провёл по тёмному шёлку волос, наслаждаясь теплом, запахом, влажной нежностью кожи прижавшейся к нему Йанты и едва не жмурясь от удовольствия. Коснулся губами ее лба и улыбнулся, услышав тихий выдох. Прижал крепче и шепнул:

— Пусть твои сны будут спокойными.

Снова ударил гром, но Фьялбъёрн знал, что призраки больше не вернутся.

 

Глава 4. Острова на горизонте

Выплывая из тяжелых плотных волн сна, качавших ее ночью, Йанта всем телом ощущала тепло. Не духоту, столь частую у нее дома, не жар, от которого сохнут губы и постоянно хочется пить, а именно тепло: правильное, уютное, кутающее в себя тело и душу. Так бывает, когда вокруг прохлада, а ты лежишь под мягким одеялом, как раз настолько плотным, чтобы разнежиться, наслаждаясь дремой.

Боясь спугнуть это чувство, она не шевелилась, слушая, как поскрипывают доски корабля, шумит ветер за окном, перекрикиваются моряки на палубе. Вроде бы все спокойно. Шторм пронесся, оставив глухой отзвук боли: она-то думала, что уже пережила эти смерти, спрятала их в тайник памяти на строго отведенное место — и пошла дальше. Но призраки казались такими настоящими. Умом понимала, что это лишь воспоминания, вытащенные штормом и воплощенные с великим, но извращенным темным искусством. Не настоящие души! Но то рассудок…

Вздохнув, она повернулась на живот, прижалась щекой к подушке из плотной парусины. В Бездну шторм и его призраков. Под одеялом было так расслабленно-хорошо, что тело расплывалось киселем и хотелось раскинуться по постели, одновременно чувствуя негу чистой свежей ткани снизу и пушистого меха сверху. Йанта снова вздохнула — и замерла. Пока она ворочалась, одеяло сползло с плеч — и их, обнаженные, погладила уверенная шершавая ладонь. Ох… Память вспышкой высветила все, что случилось в шторм: как её, расклеившуюся, будто капризная испуганная девчонка, утешал и нежил этот… Да уж… Грозная огненная ворожея — саму спасать пришлось.

— Сладко спишь, — насмешливо шепнул ей в ухо знакомый голос, и тут же сбоку прижалось огромное твердое тело. — Спи дальше, мне нравится…

Подтверждая слова, драуг ладонью провел по спине, спустился ниже. Уткнувшись в подушку, Йанта вспыхнула, чувствуя, как мозолистые твердые пальцы гладят её ягодицы, спускаются к бедрам. А ночью эти пальцы между ее ног казались куда нежнее. И если уж на то пошло, её случайный любовник, успокоив ворожею, сам остался… хм… Йанта снова вздохнула. Поздновато разыгрывать невинность. Да и приятно же… Фьялбъёрн… Его зовут Фьялбъёрн. Нечисть, наглец, капитан самого странного корабля, который… Вот, кстати!

— У тебя необычный корабль, — сказала она, повернув голову и встречаясь взглядом с драугом. — Он будто живой.

— Живой и есть, — хмыкнул драуг, не переставая гладить её, словно кошку: плечи, ложбинку позвоночника, поясницу. — У тебя чутье, ворожея. А что еще необычного учуяла?

Ну, пусть будет ворожея, раз ему нравится. Так даже проще и спокойнее — знать, что он видит в ней не женщину, а полезное приобретение для корабля. И постель этому совсем не мешает.

— Тебя, — выдохнула Йанта. — А разве у ярла с утра нет дел на палубе? — поинтересовалась она больше для приличия, едва сдерживаясь, чтоб не выгнуться под ласкающей ладонью, и услышала:

— Ты мое дело сейчас. Важнее — нет.

И вот как с ним разговаривать с таким? То ли смеется, то ли всерьез… Бесстыжая ладонь скользнула между бедрами, потянула одну ногу на себя. Йанта резко вдохнула и длинно выдохнула, уткнувшись лицом в подушку. Опираясь на локоть, драуг прижался животом к её боку, зарылся лицом в волосы, потом медленно лизнул шею сзади. Снова и снова… то вылизывая, то целуя, то прихватывая зубами — осторожно, нежно и уверенно. По телу поплыли горячие сладкие волны, Йанта вцепилась пальцами в мех под собой и едва удержалась, чтоб не раздвинуть ноги еще сильнее.

— Скажи что-нибудь, — шепнул драуг в ухо, ловя его мочку губами, проходя языком по краешку.

— Что, месяц… уже начался? — полноценно съязвить не вышло, голос все-таки предательски дрогнул.

— Одним не отделаешься, — весело пообещали ей сверху, окончательно откидывая одеяло.

Воздух после уютного мехового кокона облил кожу холодом. Йанта протестующе дернулась, но тяжелая ладонь придавила её между лопаток — не грубо, однако увесисто. А потом губы драуга вернулись к местечку за ухом, прошлись по шее неторопливой цепочкой поцелуев, пока кончики пальцев вырисовывали спирали и круги вниз и вверх по позвоночнику… Хотелось стонать. Только не в подушку, а в раскрытые губы — и чтобы целовал, как делал это раньше, с той же спокойной тяжелой силой и уверенностью, что ему не откажут. Йанта напряглась, сильнее прижимаясь к постели животом и едва заметно выгибаясь. Кожа спины, на которой не осталось ни одного обласканного местечка, пылала, а драуг снова принялся гладить ей изнутри бедра, не переставая целовать в шею. Когда пальцы скользнули глубже и выше, к самой промежности и внутрь, где уже было горячо и мокро, Йанта вцепилась зубами в подушку, чтобы все-таки не стонать. Просто так, из упрямства.

— Ты как лучшая флейта, что я слышал, — шепнул ей снова в ухо драуг. — Серебряная, из сказаний про юного фоссегрима… Коснутся губами — отзываешься всем телом. Сыграешь для меня?

И, не дожидаясь ответа, потянул, разворачивая к себе. Покорно повернувшись, Йанта закрыла глаза, прижалась всем телом, уткнулась лицом в сухое горячее плечо. В живот ей упиралась возбужденная плоть, и от предвкушения повело, скрутило сладким спазмом, когда Фьялбъёрн, просунув руку между их телами, приласкал ее лоно, а потом откровенно потерся об него. Шелковистая кожа его мужского орудия, грубоватая, жесткая — пальцев. Контраст был таким ярким и правильным. Проклятье, да в нем все было правильным: запах моря от кожи и волос, узкие требовательные губы, валуны плеч… Не прекращая дразнить пальцами уже изнывающее лоно Йанты, драуг уложил ее спиной на постель, вплел пальцы свободной руки в волосы, колено просунул между бедрами. И все это медленно, словно исследуя… Он и правда настраивал её, будто диковинный музыкальный инструмент, слушая, как отзывается под пальцами и губами чужое тело. И Йанта открыла глаза, глянула в нависшее над ней лицо, пьянея от накатывающих волн удовольствия. Поерзала, ложась удобнее, и обняла бедрами раздвинувшее их колено. Облизала губы, поймав восхищенный горячий взгляд…

— Я лучше флейты, — шепнула, улыбаясь. — Она может только отозваться, но не станет играть сама…

И для начала потянулась к обветренным губам на странном, таком непривычном лице. Коснулась легонько и, не давая прижаться сильнее, качнулась назад лишь затем, чтобы провести кончиком языка по нижней губе любовника. Хочешь сыграть? Ладно, буду флейтой. Но не только ты умеешь играть на флейте чужого тела, Фьялбъёрн Драуг… И снова — к губам.

В этот раз отодвинуться уже не вышло. Прижав её затылок ладонью, драуг ответил, раздвигая языком губы, лаская их изнутри, толкаясь вглубь. Все с той же мучительной неторопливостью окончательно завалил на постель, лег сверху, опираясь на локти по обеим сторонам плеч Йанты. Оторвался от губ… Посмотрел. Все это было так, словно они давние любовники, знающие друг друга до самых укромных уголков, самых тонких откликов тела. Так, словно они привыкли просыпаться в одной постели и вот так ласкаться, заботясь друг о друге больше, чем о себе.

Пытаясь отдышаться, Йанта смотрела в странные глаза: такие разные, но одинаково необычные. Узкий подбородок, орлиный нос, четко и правильно очерченные губы, что только что целовали её. Шрам, уродующий красивое гордое лицо. И седые волосы, выбеленные то ли временем, то ли бедой.

— Что, нравлюсь? — услышала насмешливый шепот, несколько мгновений с трудом осознавая его смысл.

— Нет, — ответила она совершенно честно и добавила, глядя в мгновенно темнеющий грозой взгляд. — Когда нравятся — все иначе. А я, кажется, просто с ума сошла. Знаю же тебя всего ничего…

— Вороже-е-ея, — непонятным тоном протянул Фьялбъёрн и хищно ухмыльнулся. — Придется узнать получше.

Склонился, повел дорожку поцелуев от виска к уголку губ и, не касаясь их, снова к другому виску. Потом все-таки поцеловал в губы, глубоко, сладко, властно. Йанта, подчинившись, сама ласкала языком чужой язык и простонала рот в рот, когда пальцы чуть отодвинувшегося драуга снова толкнулись внутрь. Впрочем, толкнулись совсем легко, не пытаясь проникнуть вглубь, лишь намекая. И тут же Фьялбъёрн руку убрал, снова проведя по ее раскрывшемуся, готовому принять его лону своей возбужденной плотью, дразня, почти издеваясь.

— Давай уже! — взмолилась Йанта.

Нетерпеливо подалась навстречу. Раздвинула ноги, согнув в коленях и подтянув повыше. Но драуг не торопился. Снова погладил пальцем, затем, через пару минут томительно-сладких ласк внутри, добавил второй… Йанта облизнула губы, глядя в каменное лицо сверху. Только глаза жили на этом лице, причем оба: один смотрел в явном мире, другой — в магическом. Потянулась, обняла одной рукой за плечи, второй обхватила ниже. Погладила бугрящиеся под ладонями мускулы. Ахнула, когда жесткие, но ласковые пальцы задели самое чувствительное местечко, задержались там, нежными медленными движениями заставляя изнемогать от волн удовольствия.

— Как ты хочешь? — шепнул Фьялбъёрн, гуляя умелыми губами по подставленному ею с готовностью горлу. — Так или на животе?

— Все… равно, — выдохнула Йанта. — Только… скорее.

Усмешку драуга захотелось стереть с губ то ли оплеухой, то ли поцелуем — и она выбрала последнее. Прижалась, плавясь в широких надежных ладонях, притиснутая к постели, напряженная, как тетива перед выстрелом. Всхлипнула, чувствуя, как раздвигается ее плоть, но легкое неудобство тут же исчезло, смытое ощущением восхитительной наполненности.

В этот раз опять все было иначе. Не лихорадочно-горько и страшно, как в первый раз после боя, когда её не любили, а спасали. Не безумно-отчаянно, когда во второй раз она пришла сама, чтоб заглушить тоску чьими угодно поцелуями, лишь бы рядом был хоть кто-нибудь. И даже не так, как было этой ночью: нежно, почти целомудренно — снова лекарством, а не любовью. Сейчас Фьялбъёрн, пожалуй, впервые брал её по-настоящему. Медленно, очень медленно, давая привыкнуть, распробовать чужое тело, как до этого вкус поцелуев. Толкался внутрь до самого конца, замирал там на высшей точке полноты и еще медленнее скользил обратно, почти выходя наружу.

Вцепившись пальцами в каменные плечи, запрокинув голову, Йанта сначала кусала губы, чтобы молчать, потом и этого не смогла, потому что на каждом невозможно медленном толчке её целовали, скользя между стиснутых губ кончиком языка, раскрывая их так же, как член внизу раскрывал плоть. Первый стон вышел приглушенным, а потом она сорвалась, уже в голос вскрикивая при каждом толчке и поскуливая на обратном движении. Если это могло на что-то быть похожим, то разве что на волны, качающие их прямо сейчас вместе с кораблем. Бесконечный прибой, раскаленный, тягучий, выбивающий дыхание вместе со стоном. Если бы драуг хоть раз толкнулся быстрее и сильнее, как ей теперь хотелось, все закончилось бы в тот же миг, но он тянул, не позволяя достичь вершины страсти слишком быстро — и за это Йанта одновременно ненавидела его и была безмерно благодарна…

— Мне нравится… как ты… стонешь, — услышала она рваный шепот у своих губ, — и это оказалось последней каплей.

Вскрикнув, Йанта выгнулась, бесстыдно обхватывая ногами спину, качающуюся над ней в такт волнам. Выстанывая что-то невразумительное, извивалась в пределах той крошечной свободы, что позволили чужие руки, губы и тело. Насаживалась сама, изнемогая, теряясь в прибое сладких судорог, накрывших с головой, пока одна из них не скрутила её целиком, так что в глазах потемнело и воздух вокруг закончился.

Когда излился драуг, она даже не поняла. Просто очнулась, лежа в его объятиях, мокрая, беспомощная, хватающая ртом воздух. По внутренней стороне бедер стекало горячее, каюта пропахла ими обоими и тем, что в ней происходило, и это было совершенно правильно и восхитительно.

— Воды, — прошептала Йанта пересохшими губами. — Воды, полотенце, и где же ты такой раньше был, чтоб тебя…

Вместо ответа Фьялбъёрн протянул ей маленький кувшин, стоявший до этого у кровати. Подождав, пока напьется, плеснул остатками воды на полотенце, висящее у изголовья, парой умелых движений стер семя с её ног, вытерся сам. Так же, ни говоря ни слова, опять сгреб в объятия. Лежать, ощущая его всем телом, расслабившись и только сейчас полностью отдавшись, было странно и непривычно. Опять же, в прошлые разы ей либо было не до удовольствия, либо она засыпала сразу, как оглушенная, едва достигнув высшей точки. Пошевелившись, Йанта устроилась удобнее, положив подбородок между плечом и шеей любовника, обняла, прижалась, чувствуя, как её волосы гладят и перебирают свободной рукой, пока вторая не дает отодвинуться, — да она и не собирается, кстати.

— Спасибо, — сказала негромко и уточнила несколько мгновений спустя: — За шторм…

Вместо ответа драуг только обнял её крепче, зарылся лицом в волосы.

— Можно спросить?

— Попробуй, — коротко отозвался Фьялбъёрн.

— Там, на палубе, когда я спросила, с кем ты был раньше, — не стоило, да?

— Да, — еще короче уронил драуг.

— Прости, — вздохнула Йанта, касаясь губами ямки на плече. — Мне жаль, правда…

— Мои призраки не приходят в шторм, — сказал драуг, и по голосу Йанта поняла, что его губы тянет злая усмешка. — Не знаю, к добру это или к худу. Пока нет призрака — есть надежда. Но от этого не легче.

— Они же не настоящие, — помолчав, то ли сказала, то ли спросила Йанта. — Не могут это быть они…

— Конечно, нет. Это только боль и вина, которые шторм тянет наружу из души. Сама поняла или почувствовала?

Йанта ухитрилась пожать плечами.

— Никто из них не сказал бы мне такого. Ни в одном из них не было… гнили. И если бы я могла уйти вместо любого…

— Да, — уронил драуг, крепче прижимая её к себе. — Я верю.

Потом она все-таки задремала. И уже сквозь сон слышала, как корабль все сильнее качает из стороны в сторону, как, мягко и осторожно разомкнув объятия, драуг отодвигается, шуршит одеждой, как закрывается за ним дверь каюты.

* * *

Ворожея показалась на палубе часа через три. Фьялбъёрн не сразу её заметил, разговаривая с плотником о ремонте после шторма. Волны-то, в отличие от призраков, были самыми настоящими. Повернулся — и увидел у борта знакомую фигурку. Что-то сказав Лираку и склонив голову, ворожея подала ему нож, и Лирак, ухмыльнувшись, забрал клинок. Дружески хлопнул девушку по плечу и повел куда-то. Надо же…

Впрочем, его небесный подарок неглуп и учтив, отчего бы ей и не поладить с командой. Если, конечно, те чуть придержат языки, а гостья не будет вспыхивать от каждого острого словечка. Хорошо еще не видит, как пялятся все, мимо кого она проходит. Нельзя осуждать за это ребят — посмотреть есть на что. Легкими шагами ворожея скользила по палубе, словно не касаясь ее. Не ходит — танцует. А смоляную копну снова заплела, теперь в одну широкую косу немного ниже пояса.

Фьялбъёрн вспомнил, как выгибалось в его руках стройное, нежно круглящееся в нужных местах тело, как горела под поцелуями тонкая шелковистая кожа. И как его пальцы расплетали косы, распуская по голым плечам и спине… Передернул плечами, отгоняя видение, от которого сладко потянуло в паху — не хватало еще прямо на палубе всем показать такое. А ворожея опустилась на колени у борта, где стоял проклятый богами и людьми веденхальтия.

Это уже было интересно. Фьялбъёрн пригляделся. Проведя рукой над палубой, девушка что-то спросила у Лирака и, дождавшись ответа, кивнула. Потом застыла изваянием, только пальцы шевелились, будто вытягивая что-то из воздуха. Если представить, что это нити… Да, очень похоже…

Фьялбъёрн сделал несколько шагов ближе и остановился — ворожея предупреждающе подняла руку.

— Не подходи пока, — уронила напряженно, склонив голову набок. — Следы перепутаю…

На коленях она уже не стояла, а сидела, закрыв глаза и держа руку над палубой, где Фьялбъёрн, присмотревшись, увидел плохо отмытое темное пятно. Так… драить кому-то палубу вне очереди раз пять.

— Он следилку повесил, ты представляешь? — возмущенно вопросила вдруг Йанта, распахивая глазища под длинными пушистыми ресницами. — Я только сейчас заметила! Уходил с дракой, а следилку оставил!

В её голосе слышалась злость. И еще азарт, хорошо знакомый Фьялбъёрну. Азарт охотника и воина, признающего, что противник в чем-то обошел, достойно ответил на удар. Хороший азарт, правильный.

— Что за следилка? — поинтересовался Фьялбъёрн, подходя.

— Чары такие. Что-то вроде маяка. Он теперь знает, где мы.

Плохо. Очень плохо…

— Снять можешь? — быстро спросил Фьялбъёрн.

— Могу, — усмехнулась ворожея. — А могу усыпить и не просто снять, а оставить где-нибудь. Например, на бочонке, выброшенном за борт, — найдется такой? Пока ваш водяник поймет, что его надурили…

— Это еще лучше, — кивнул Фьялбъёрн. — А если не на бочонке, а на земле? На острове, например.

— Вокруг корабля должна быть вода. Это чары могут распознать. И вряд ли он поверит, что ты вытащил корабль на сушу. Но можно — возле острова.

— Отлично. А услышать нас сейчас он не может?

— Ты думаешь, я бы тогда трепала языком вслух? — возмущенно изогнула тонкую бровь девушка и улыбнулась: — Не может. Я ниточку пережала, прежде чем говорить. Думаю, и раньше не мог, но лучше не проверять. И когда только успел… Кто он вообще такой? Водный дух?

— Позор всех веденхальтий, — буркнул Фьялбъёрн.

Посмотрел на теплый плащ, плотно облегающий плечи, засветившиеся, наконец-то, живым блеском глаза, нож на поясе, хм… Полы плаща ворожея запахнула небрежно, и на ее плетеном из серебряных колец поясе красовался подаренный в первую ночь ярлунгский клинок. Только сапожки совсем тонкие, не для севера. Надо ей обувку потеплее найти: сама, похоже, ни о чем не попросит. Одним гибким движением поднявшись, ворожея отряхнула колени. Больше из аккуратности — палубу на «Гордом Линорме» начищали на совесть. Вот только пятно.

— Пятно видишь? — повторила его мысли Йанта. — Прикажи, чтоб не смывали пока. Он там свою кровь оставил — может пригодиться. И заклятие в нее же вплетено. Ничего, я с ним еще поиграю. Оставить свою кровь — он и понятия не имеет, сколько всего с ней можно сделать.

Усмехнулась хищно и радостно. Подошла, оперлась руками о борт, стоя вполоборота к Фьялбъёрну. Сказала негромко:

— Там полоска. Острова или тучи?

— Острова, — ответил Фьялбъёрн. — Мы идем к ним.

— Это те, на которых я не захотела бы остаться, а ты — меня оставить?

Голос у неё был легкий, спокойный, но Фьялбъёрн насторожился, словно по воде в ясный день пробежала особая рябь, что предвещает внезапный шторм.

— Еще не те. На этих остаться можно, если поладишь с Морским народом, — сказал равнодушно.

— А я думала, что ошиблась тогда, — пробормотала девушка и пояснила, вглядываясь в море. — Я эту полоску увидела, когда на корабль попала. Но она за три дня ближе не стала…

— Штормом отнесло, — пояснил Фьялбъёрн. И не утерпел: — Так это к ним ты плыть собиралась?

Вместо ответа ворожея фыркнула совсем по-кошачьи, снова усмехнулась, вглядываясь вдаль. Поправила нож на поясе в неплохих, но далеко не достойных такого клинка ножнах — где только раздобыть успела? Повернулась, глянула Фьялбъёрну в глаза надменно, словно дочь конунга, разомкнула губы:

— Я взяла у тебя оружие и плащ, Фьялбъёрн Драуг, я ем твой хлеб и делю с тобой кров и тепло. И у меня нет привычки сбегать по-воровски. Если решу уйти — ты узнаешь первым. Но я все еще должна тебе, и этот долг велик. И твоему кораблю с его командой я тоже должна. Посему твой бой — и мой тоже.

Говорила она негромко, разве что Лирак, так и стоящий шагах в пяти, услышал. Но тот, кажется, слышит все и всегда, будто у них с кораблем одни уши на двоих. А вот «Линорм» услышал точно. Палуба под ногами вздрогнула, не сильно, но заметно. А потом ворожея глубоко вдохнула — и длинно восхищенно выругалась на незнакомом языке. Фьялбъёрн, не понявший ни слова, мог бы поклясться уцелевшим глазом, что ничем, кроме ругательства это быть не могло — очень уж знакомый тон. Должно быть, люди всех миров ругаются одинаково: что на небесах, что на земле, что на море. И слишком внимательно, совершенно иначе ворожея оглядывала теперь палубу, задерживаясь взглядом именно там, где кто-то из моряков занимался своим делом. Большинство, кстати, эти дела побросало, почуяв дрожь корабля и правильно сообразив, кто виновница. Смотрели на них с Йантой…

— Добро пожаловать на «Гордый линорм» еще раз, — ухмыльнулся Фьялбъёрн. — Похоже, он тебя признал.

— А-а-ага, я заметила, — слегка оторопело согласилась девушка. — Ну, хоть не все кракены…

— И даже драуг только один, — в тон ей подсказал Фьялбъёрн.

— Хвала богам, — отходя от удивления, язвительно откликнулась Йанта. — Мне и одного… хм… хватает. Но как?

— Лирак тебе расскажет. Или спроси кого-то из команды, раз уж теперь их видишь.

Фьялбъёрн протянул руку, поправил сбившийся воротник плаща под шелковистой черной косой. Медленно, напоказ. Команда у него зубастая, но даже до самого недалекого теперь должно дойти: девушка — его. А кто не поймет — найдется, кому объяснить. Впрочем, здесь не принято спорить ни с ярлом, ни, тем более, с кораблем, раз уж тот сам решил принять нового члена команды, не дожидаясь воли Гунфридра. Фьялбъёрн и не помнил такого, хотя знал, что бывает. Посмотрим, как ты уживешься на «Линорме», небесное диво. Теперь, когда острова Морского народа все виднее на горизонте.

 

Глава 5. Бромдхьетте

«Чтоб ты провалился до самого днища, — мрачно пожелала Йанта, глядя вслед удалявшемуся бодрой походкой драугу. — Вроде ж только коснулся, а по коже как разряд ледяной молнии проскочил. Проклятые мертвецы, не разобрать, что у них на уме».

Из-за серых туч пробивалось солнце, корабль мягко покачивался на волнах, моряки сновали туда-сюда, выполняя поручения одноглазого ярла. Сейчас, когда Йанта, наконец, могла их спокойно видеть, стало ясно, что команда «Линорма» ничем не отличалась от обычных людей. Разве только чувствовалось, что они давно уже… мертвы.

— Эй, рыбка, не стой на палубе, как Морской Скиталец среди Маргюгровой пучины, — раздался со спины весёлый голос Лирака, — не ровен час, потом и не найдём!

Йанта развернулась и встретилась с взглядом задорных голубых глаз моряка. Тот ей подмигнул:

— В южных краях таких тварей не водится, а у нас — на выбор. Даже капризная ванханенская девица будет довольна.

Йанта про себя усмехнулась. В южных краях тоже водится всякое — уж ей ли не знать. Правда, страшные сказки и побасенки у каждого народа свои, это верно.

— А почему ванханенская и кто такой Морской Скиталец?

Среди всей команды Лирак, во-первых, был живым (кракен не в счет), а во-вторых, на выловленную в море гостью смотрел дружелюбно.

— Тут долго рассказывать, — Лирак наклонился к палубе и подхватил ящик с рыбой. — Так, пойдем, снесём-ка это Тоопи. Он нам чего вкусного выделит, заодно и расскажу всё.

Йанта пошла следом, хмуро покосившись на какого-то морячка, бросившего плести канат, чтоб начать подавать Лираку таинственные знаки. Но тот лишь показал непрошеному советчику кулак, пояснив:

— Ты на всех тут внимания особого не обращай. Команду Фьялбъёрну подбирали не по уму, а по несвоевременной кончине.

— А кто подбирал-то?

Взгляды моряков чувствовались так явно, будто по коже шарили невидимые пальцы, но Йанта, выпрямившись и откинув на спину косу, сделала вид, что ничего не замечает.

— Ох, и хороша рыбка, — послышался сзади хрипловатый голос. — Да только зубаста. Нелегко, видно, нашему ярлу в постели-то приходится.

— Ярл таких любит, — хмыкнули в ответ. — Чем зубастей рыбка, тем интересней ловить.

Йанта стиснула зубы, прикидывая, за какой борт лучше выбросить наглецов: за правый или за левый. Однако когда она подняла голову, от тех и след простыл. Бас Фьялбъёрна Драуга доносился с кормы, моряки что-то отвечали ему, но разобрать слова не удавалось.

Лирак начал осторожно спускаться в трюм, Йанта — за ним. Ступеньки оказались крутыми и почерневшими от времени. В нос ударил запах старого дерева со странным мускусным ароматом. Здесь было темно, однако шедший впереди моряк каким-то чудом наступал куда надо. Йанта же хотела было зажечь магический светильник, но передумала — глаза быстро привыкли, и различать предметы стало куда легче. Впрочем, толком рассмотреть ничего не удалось, потому что Лирак, сделав пару шагов, нырнул куда-то в сторону.

Йанта остановилась, озадаченно рассматривая глухую стену. Ну и местечко! Нахмурившись, она протянула руку и положила на тёмное дерево, однако ладонь не встретила опоры.

— О! А вот и рыбка! — раздался довольный возглас, и кто-то ухватился за ее пальцы, втягивая куда-то не успевшую изумиться или испугаться Йанту.

— Привет, ворожея! — удерживая ящик Лирака руками, кракен отсалютовал ей щупальцем. — Ты не удивляйся, у нас тут всё не как у людей.

— Стенку мог бы и открыть ей, — буркнул Лирак.

Он уже примостился на табурете и жевал кусок солонины, деловито заглядывая в кипящее варево в большом котле.

Йанта улыбнулась. Кракен, несмотря на его нахальство, был куда приятнее мертвой команды с их жадными взглядами.

— Ничего, переживу.

Хитро блеснув глазами, кракен хлопнул её щупальцем по плечу, но Йанта даже не шелохнулась.

— Вот это по-нашему, — восхитился Тоопи, — молодец, ворожея.

Размахивая щупальцами, он деловито двинулся в угол камбуза и поставил еще один ящик с рыбой рядом с тем, что принес Лирак. — Эй, Бро, видишь, какие красотки к нам залетают?

Справа от Йанты что-то громко булькнуло. Она повернула голову и на мгновение онемела: прямо в стене каюты плавал огромный синий осьминог. Он флегматично поглядел на Йанту, отчего ей стало немного не по себе и, недовольно булькнув, оттолкнулся и поплыл вверх. Спустя мгновение Йанта поняла, что в стену вмурован огромный аквариум и ничего сверхъестественного здесь нет, однако вопросы: «как?» и «зачем?» все равно оставались без ответа.

Лирак и Тоопи с любопытством смотрели на гостью, словно пытаясь угадать, что она скажет и сделает. Йанта повернулась к ним и снова искренне улыбнулась:

— Занятно у вас тут. Не корабль, а живой уголок императорского сада.

— Так и есть, — кивнул Тоопи, подвигая ей стул, — садись, рыбка, не стой. Корабль когда-то не был кораблём вовсе, а наш ярл не всегда был мёртв.

— И… как же так получилось? — настороженно поинтересовалась Йанта, опускаясь на стул. Лирак тут же сунул ей в руки бокал с вином, будто просто сидеть на кухне без ничего было верхом неприличия.

— Ну… — Тоопи отошёл к столу и принял месить тесто — руками и щупальцами сразу.

Лирак продолжал уплетать солонину и дразнил осьминога в стене. Тот, впрочем, смотрел на моряка, как старая дева на очередного несерьезного воздыхателя — чуть презрительно и утомлённо.

— Давно это было, — начал Тоопи. — Сейчас всё точно не упомню. Этак лет… тысячи три назад.

Йанта поперхнулась, даже не распробовав вкуса вина. Не может быть! Капитан выглядит вполне, хм, крепким. От старости в труху не рассыпается, маразмом старческим, кажется, не страдает. Или только кажется?

— Давно, в общем, было, — Тоопи придал тесту форму колбаски. — Ярл наш дрался с Повелителями Холода при Соук-Икке-Соуке. Под конец дело стало настолько плохо, что пришлось плыть за подмогой к Морскому народу. Только в пути налетел шторм, корабль утонул, все погибли.

Йанта поежилась от внезапно окатившего ее холода, стоило представить такую бездну времени, задумалась. Значит, вот как. Мёртвый капитан. Мертвее некуда.

— А нашёл его господин наш Гунфридр, — вступил в разговор Лирак, вытирая руки о тряпицу, торчавшую из корзины с овощами. — Уважает он храбрых людей. Ну, и ненавидел тогда Хозяина Штормов. Вот и предложил Фьялбъёрну службу.

— А кто такой Хозяин Штормов?

Пригубив и распробовав, Йанта теперь смаковала вино, чувствуя, как на языке чуть горчит терпкая пряная жидкость.

— Да был тут один, — Тоопи поморщился. — Гадина редкостная. Сначала владел Островами-Призраками, а потом и остальной Север к рукам решил прибрать. Долго измывался над всеми, но потом…

Кракен разделил тесто на шарики и принялся раскатывать из них лепёшки.

Йанта выжидательно посмотрела на него, понимая, что у кока своё собственное понимание об историях древности, поэтому торопить нет смысла.

— В общем, был один ворлок… — наконец произнёс Тоопи. — Из Ванханена. Дружили они крепко. Говорят, побратимами даже стали, но я того не знаю, а врать не буду. Таких, как Оларс, Посредниками называют, потому что им между мирами живых и мёртвых вечно держаться приходится. Неблагодарная работёнка, да что поделаешь, нужная…

— И? — любопытство всё же брало своё, а спрашивать у драуга не стоило, пожалуй. — Почему был-то?

Тоопи пожал плечами:

— Мы, как из Маргюгровой пучины возвращались, попали в бурю. Кто уже разберёт, что там случилось, только Оларс корабль спас, а сам сгинул во Мраке…

Йанта нахмурилась, обдумывая, как бы задать следующий вопрос, но Лирак вдруг резко вскочил, прислушался, а затем выдохнул:

— Утбурдовы дети, никак к нам гости.

Его тревога невольно передалась Йанте, она тоже поднялась, поставив на стол кубок и с тоской вспомнив канувшую в море сумку с чародейским припасом.

— Что случилось?

— А, — махнул рукой моряк, — сейчас разберёмся! — И рванул сквозь стену.

Йанта уже хотела последовать за ним, но вдруг почувствовала, как к руке прикоснулось что-то холодное и влажное — щупальце кракена. Обернувшись, она вопросительно глянула на кока.

— Осторожнее, — попросил нахмурившийся Тоопи. — Никого пышущего дружелюбием мы сейчас встретить не можем. Держись за спиной ярла, а лучше иди-ка в каюту.

— Я не собираюсь стоять ни за чьей спиной, — повела плечами Йанта. — Но за совет спасибо…

Показалось, что Тоопи вздохнул ей вслед, но Йанта уже нырнула сквозь плотную стену, чувствуя, как быстрее течет кровь и восхитительным жаром разливается по телу предвкушение опасности. Рыбка, значит? Что ж, похоже, пришло время показать, на что способна колдунья из Аш-Шарама!

* * *

На палубе не было суматохи, все замерли на своих местах. Воздух пропитался напряжением и каким-то жутким предвкушением. Подняв голову, Йанта увидела мёртвого ярла — в живом глазу того пылал хищный огонь, на губах змеилась улыбка, от которой даже Йанте, далеко не трусихе, стало не по себе.

Она сильнее сжала рукоять подаренного ножа. Эх, жаль, клинок чужой, не прирученный, но выбора нет. Она справилась с веденхальтией, не будет лишней в бою и сейчас.

Внезапно раздался пронзительный свист, моряки, словно по команде, дружно выдохнули:

— Идёт.

И Йанта увидела, как на огромной скорости к ним плывёт бесформенная скала. Отвратительно серая, влажно поблёскивающая в лучах северного солнца. Вокруг разливался свист пополам с неприятным пробирающим щелканьем, будто огромная клешня расплющивает кость. Скала приближалась. Йанта присмотрелась — там, сверху, стояли люди.

— Ты с ума сошла, — прошипел вдруг рядом Лирак. — Ярл сдерёт с меня шкуру живьём, если с тобой что-то случится.

Йанта улыбнулась, не отрывая взгляда от приближавшейся скалы. Даже неясно, что приятнее: что хозяин корабля беспокоится о ней, или что появилась возможность утереть нос всей команде «Гордого линорма». По лезвию ножа, посланные её волей, пробежали серебристые искры, клинок стал острее.

Лирак кинул на нож быстрый взгляд:

— Это бромдхьетте. Не вздумай использовать магию — обернётся против тебя же. А с таким ножиком лучше в драку не лезть.

— Кто они? — быстро спросила Йанта.

Но ответить Лирак не успел, скала врезалась в корабль, по палубе прошла дрожь. Щелканье стало громче, с удивительным проворством враг взбирался по борту на палубу. Всего миг остался на изумление — в бой с командой драуга вступили существа, лишь смутно напоминавшие людей. Руки, ноги, а то и часть туловища — бесформенные камни, словно вырванные из сердца древней скалы. Раздумывать было некогда, одно из них оказалось возле Йанты. Удар — клинок со звоном отлетел от камня. Отпрыгнув, Йанта шепнула призыв к родной стихии, вливая в нож огонь собственной души. Без замаха ткнула острием в оказавшееся рядом чудище. Ответом был хриплый вой, клинок вошел в камень, как в плоть. Получилось! Ну, держитесь теперь!

— Сзади! — раздался крик драуга.

Обернувшись, она легко уклонилась от страшного своей силой, но медленного замаха каменной руки, поднырнула под нее и одним ударом вспорола человеческое туловище от паха до горла. Послышалось бульканье, тело рухнуло вниз. Йанта перепрыгнула его и вонзила нож в спину бромдхьетте, бившегося с верзилой Халарном. Миг — ещё один труп у ног…

— Убери нож!

Йанта оглянулась на голос ярла, прорезавший грохот боя, недоуменно глянула в сторону прорубающегося к ней Фьялбъёрна. Ярл шел с кормы, работая огромной секирой, словно тростинкой, но был слишком далеко. Еще одно полукаменное чудище встало перед ней. И еще, и еще… Со всего корабля бромдхьетте шли к Йанте, ползли на подрубленных ногах, царапая палубу каменными пальцами, тянулись, как в жутком сне, корявыми руками.

Она увернулась от одного, второго… Третий попал под тяжелый двуручник хищно оскалившегося Халарна, еще один моряк встал рядом, прикрывая ее широкими плечами от каменных лапищ. Йанта тоже рубила и резала, щедро вливая магию в каждый удар, и те непременно достигали цели, но магия не бесконечна, а бромдхьетте все наступали, пока, вдруг, все не кончилось. Последнее чудище, хрипя, рухнуло на палубу, Халарн опустил клинок, посмотрел на Йанту с непонятным, но очень далеким от восхищения и благодарности выражением. Еще кто-то за спиной проворчал короткое, но нелестное про девок, у которых косы длиннее мыслей…

Возмутившись, Йанта набрала полную грудь воздуха и осеклась. Подняв голову, она увидела ледяной взгляд Фьялбъёрна Драуга. Капитан «Гордого линорма» медленно, но верно приближался к ней. И ничего хорошего его лицо не сулило.

Однако что бы ни собирался устроить ярл, сделать это он решил подальше от чужих глаз и ушей. Глянул на Йанту коротко и зло, кивнул в сторону каюты и сам рванул к ней первым, не сомневаясь, что его приказ будет исполнен. На палубе все еще горланили мертвые, но при этом весьма жизнерадостные моряки, хвалясь удачными ударами, поздравляя друг друга с победой и ругаясь в сторону проклятых каменюк, от которых теперь палубу чистить замаешься… Йанта же едва успевала за широкими шагами Фьялбъёрна, чувствуя бьющую от драуга волну ярости. И что она сделала неправильно? Ладно, объяснит же, наверное…

Влетев в каюту, ярл отступил в сторону, пропуская Йанту, захлопнул дверь так, что петли жалобно скрипнули и странно, что не треснул косяк. Швырнул в угол топор, залитый черной густой кровью почти по самый конец топорища, застыл посреди каюты, заложив большие пальцы за широкий кожаный пояс. Йанта молча глянула в каменное лицо, на котором жил один только сверкающий бешенством глаз, отвела взгляд. Скинула плащ, бережно положив в изножье кровати…

— Ты что творишь? — рявкнул Фьялбъёрн. — Тебе кто позволил в бой соваться?

— А мне кто-то запрещал? — хмуро спросила Йанта, отстегивая ножны и аккуратно пристраивая их на стол. Надо бы почистить нож… Возбуждение боя отступало, и она уже поняла, что сделала что-то не так. Только вот что?

Повернувшись к ярлу, она все-таки встретила его взгляд своим, стараясь смотреть спокойно, но Фьялбъёрн шагнул ближе, едва не прижимая к стене. Нависая почти на целую голову, уперся руками в стену по обе стороны от Йанты, не давая отойти, отгораживая собой от выхода. Йанта передернула плечами, чувствуя, как внутри поднимается злость.

— Не запрещали, значит? — низко рыкнул драуг. — А ты меня спросила? Здесь я решаю, кому идти в бой, а кому пока в сторонке постоять.

— За других решай, — тихо сказала Йанта. — Я огненная колдунья, и когда соратники дерутся, в стороне стоять не привыкла.

— Привыкнешь, — пообещал Фьялбъёрн тяжелым мурлычущим голосом. — Если доживешь до времени, когда поумнеешь. Тебе что, Лирак ничего не сказал про бромдхьетте?

Лирак? Он и вправду что-то говорил о каменных чудищах и магии, но…

— Да что я сделала не так? — не выдержала, наконец, Йанта. — Можешь объяснить?

— Ты. Сунулась. В бой. Без позволения! — отчеканил Фьялбъёрн.

От его одежды горько и смолисто пахло кровью странных полукаменных существ, седые волосы растрепались по широким плечам. И до томительной слабости во всем теле захотелось положить на эти плечи ладони, чтобы понять: правда ли драуг и сам похож на камень, словно недавняя нечисть, или только кажется холодным и твердым, как выщербленный морским ветром утес. Йанта сглотнула, со сладкой тоской подумав, что сходит с ума, если после драки ей не хочется немедленно вымыться и поесть, зато невыносимо хочется проверить, кто из них не выдержит первым…

От Фьялбъёрна веяло силой. Древней могучей силой, пришедшей из неизмеримой глубины времени. Неужели ему и в самом деле тысячи лет? Йанта всем телом ощущала давящую мощь гнева мертвого ярла. Не поддаваться… Это все корабль! Он резонирует и усиливает силу драуга… И разве что силой, бурлящей и кипящей вокруг, можно объяснить, что их взаимный гнев не мешает резкому, как вспышка, желанию, что требует шагнуть навстречу тяжелой горячей ярости, запустить пальцы в спутанное серебро прядей…

— И что? — спросила она, запрокинув голову так, что затылком прижалась к стене. — А ты хотел, чтоб я стояла в стороне? А потом смотрела в глаза твоим людям? Чтоб осталась для них… кем? Твоим… уловом? Который только для постели и годится?

Последние слова она выплюнула уже резко, злясь на себя саму, что никак не удается сохранить хладнокровие. Не вовремя она вспомнила про постель… Фьялбъёрн стоял так близко, что еще шаг — и прижмет к стене всем телом. И поддаться сейчас никак нельзя. Сомнет, подчинит…

— Для чего ты годишься — решать мне, — в низком рокочущем голосе драуга слышалась угроза. — Еще раз пойдешь в бой без позволения…

— И что будет? — ровно спросила Йанта.

Спиной она упиралась в деревянную стену каюты, но чувства просто кричали, что позади не дерево, а живая, хоть и твердая плоть, только прикидывающаяся деревом. Впереди был драуг — мертвый, но тоже странно живой, излучающий силу и жизнь. Резонанс, отражение, взаимопроникновение… Магическое чутье сходило с ума от этой путаницы, мешались ощущения живого и мертвого в чудовищной путанице. Да сними же ты хоть куртку, зараза! Пахло бы просто кровью — смогла бы отвлечься, а от этой каменной смолы голова кружится, словно от настойки на горном меду.

— Кого другого отправил бы за борт, на корм морским псам. А тебя…

Фьялбъёрн запнулся не больше, чем на мгновение.

— Тебя высажу на первом же берегу. На корабле мое слово — закон. И если ты считаешь иначе…

Он замолчал, ожидая ответа. Йанта глубоко вздохнула, стиснув зубы. В глазах темнело от желания упереться ладонями в широченную грудь и оттолкнуть, выскочить мимо, на ледяной морской ветер, который только и может охладить горящее тело. Что он себе возомнил, этот морской разбойник? Она ему что, собственность? Девица для забавы, хрупкая куколка? И все-таки… в чем-то это было справедливо. С вождем не спорят, уж этому ее в Аш-Шараме научили на совесть. Или подчиняйся, или уходи. Если, конечно, тебе это позволят по-хорошему.

— Не считаю, — отозвалась она хмуро, опуская взгляд и со стыдом чувствуя, как вспыхивают щеки. — Ты прав.

Вздохнула коротко, чувствуя, что воздух вокруг пропах злостью, солью, черной смолой-кровью и горячкой битвы. Фьялбъёрн смотрел на неё с непонятным до конца выражением, в котором мешались и гнев, и торжество, и странное удивление, что ли.

— Я прав? — переспросил он, придвигаясь еще ближе, так что между ними осталась разве что ладонь свободного места.

— Ты прав, — сквозь зубы процедила Йанта, ухитряясь отвести взгляд, как волк, признающий власть вожака. — Это твой корабль, ты здесь главный…

Ноги уже всерьез подкашивались. Не от слабости, конечно, какая там слабость — ножом чуток помахать, а от дурмана близости с тем, кто еще недавно держал её в объятиях, ласкал, обладал так полно и властно, что и сейчас тело отказывалось признать, что все иначе и это не любовная игра.

— Что ж, раз так, — со странной усмешкой протянул драуг, — мне и решать, как тебя наказывать.

— Что? — не поверила ушам Йанта.

Ладони драуга тяжело опустились на плечи, теперь Фьялбъёрн уже прижимал её к стене по-настоящему, не давая шевельнуться, а в низ живота Йанты упирался явный намек на инструмент предполагаемой экзекуции.

— Ты… — выдохнула Йанта, понимая, что сама себя загнала в ловушку. — Это что, и есть наказание?

— А ты предпочтешь порку на палубе? — вкрадчиво поинтересовался драуг, глядя жадно и горячо. — На своем корабле я сам решаю, как и кого наказывать. Если принимаешь меня, как своего ярла, принимаешь и мою власть. Иначе — не держу. Завтра «Линорм» подойдет к островам Морского народа…

Теперь уже кипяток стыда плеснул не только в лицо — загорелись и уши, и шея. Она и не ожидала, что так вспыхнет. Проклятый драуг, похоже, и в самом деле уверен, что деваться ворожее некуда. Что ж, раз так — его ждет неожиданность… Но это и вправду будет завтра, а сейчас… Не позволять же такое!

— Я велел тебе сидеть в каюте, если что-то случится, помнишь? — все тем же низким мурлычущим голосом, от которого по спине бежали мурашки, прорычал Фьялбъёрн. — Сама виновата, что ослушалась. Ты сунулась в драку с бромдхьетте без доспехов, не зная своего места в бою, не понимая, кто должен прикрывать тебя, а кого — ты. Эти твари питаются магией. Они почуяли нож и накинулись на тебя всей сворой. Хорошо, что к тому времени их осталось мало, иначе, разорвав тебя, бромдхьетте стали бы сильнее во много крат. Понимаешь теперь, что ты едва не натворила, став живой приманкой?

— Да, — прошептала Йанта, и в самом деле осознавая услышанное.

Проклятье, как же стыдно. Лирак ведь сказал, что нельзя пользоваться магией, так что могла бы и сообразить, дурища самоуверенная, что это неспроста… Драуг прав. Он, конечно, самовлюбленный гад и уж не только ради наказания все это затеял, но… За ошибки надо платить. Если Йанта и вправду подвергла опасности весь корабль, то неважно, сойдет ли она завтра на берег — ярлу Фьялбъёрну она должна. А то, что одна мысль о… наказании заливает тело изнутри горячей истомой — так это просто после боя еще не отпустило.

Вдохнув как можно глубже и выдохнув, она покорно кивнула, заставляя себя расслабить напряженные мышцы, и драуг, поняв все правильно, удовлетворенно хмыкнул, качнулся назад, потянул за плечо, разворачивая.

— Что, прямо здесь? — сдавленно поинтересовалась Йанта, пытаясь говорить спокойно.

— А почему нет? — усмехнулся, судя по голосу, Фьялбъёрн. — Или на кровать хочешь?

Не доверяя голосу, Йанта просто пожала плечами. Подумала зло и растерянно, что жаль, если все у них закончится вот так, потому что неважно, кто прав, — подобное не простишь ни себе, ни другому.

А потом стало не до мыслей, потому что её все-таки повело от горячего дыхания Фьялбъёрна на своей макушке, а потом ниже — на голой шее и плечах, с которых драуг умело и быстро спустил расшнурованный им же ворот рубашки. Не говоря ни слова, Фьялбъёрн поставил ладони Йанты на стену, заставив её наклониться и упереться плотнее, прижаться лбом к теплому полированному дереву, что и не дерево вовсе… От этого воспоминания окатило жаром и снова показалось, что рядом огромное непонятное существо наблюдает за ними с ленивым и слегка недоуменным интересом. Изнывая от стыда и желания, Йанта подчинилась умелым прикосновениям рук, расстегнувших пряжку ремня и спустивших с её бедер штаны, так же покорно слегка выгнулась назад, желая только, чтоб все закончилось побыстрее…

Только вот драуг не торопился. Оглаживая горячими шершавыми ладонями обнаженную кожу Йанты, ласкал бедра, поясницу, ложбинку между ягодицами… Протиснув ладонь между ее бедер, легонько прошелся кончиками пальцев по мгновенно увлажнившейся и набухшей плоти. Йанта, уткнувшись лбом и плечами в стену, терпела, понимая, что в этот раз вряд ли будет так, как было… Ну, сама виновата. Злость на себя и Фьялбъёрна, который мог бы все же не оставлять по себе такую память, мешалась со стыдом и унижением, застревая в горле тяжелым, горьким, плотным комком.

— Ноги раздвинь, — хрипло велел Фьялбъёрн, поднимаясь руками выше, гладя её бока, приникая жесткими требовательными губами к ложбинке между шеей и плечом.

Йанта едва не всхлипнула, заставляя себя сжать губы и радуясь, что ее лица не видно. Низ живота уже налился горячей сладкой тяжестью, и до изнеможения хотелось расслабиться, отдаться, принимая ласки и лаская в ответ, а в глазах темнело от ненависти к себе за это.

Выполняя приказ, она еще подалась назад, отступая от стены, но по-прежнему прижимаясь к ней плечами и ладонями, расставила ступни пошире, чувствуя на уровне коленей спущенную ткань штанов. От этой унизительной вымученной покорности и собственного желания, хорошо заметного драугу, было еще слаще и отвратительнее, тошнота мешалась с диким возбуждением… Фьялбъёрн, неизвестно когда раздевшийся сам, просунул ей руку под рубашку и нагрудную повязку, погладил затвердевшие соски, спустился пальцами к промежности и снова задержался там, лаская куда нежнее, чем можно было ожидать, так что Йанта до боли закусила губу, чтоб сдержать стон.

— Нравится? — прошептал драуг ей на ухо, легонько прикусывая мочку и тут же зализывая.

Йанта молча дернулась, отодвигаясь, насколько могла, больше для того, чтобы показать себе — она не хочет, на самом деле, прильнуть к этому горячему огромному телу. Драуг, снова хмыкнув, дернул её бедра на себя, прижимаясь возбужденной скользкой плотью между ног. Йанта стиснула зубы, ожидая неизбежного…

— Еще раз устроишь такое — голову оторву, — низко проурчал на ухо ненавистный голос, опять окатывая волной мурашек и ознобом по всему телу.

— Не оторвешь! — не выдержала Йанта. — Не будет никакого другого раза, понятно? Давай уже, не тяни!

— Не терпится? — услышала она довольный смешок. — Ты же хочешь, я вижу…

В голове вдруг стало пусто и ясно, а тело будто окатило ледяной водой, смывая возбуждение. Йанта выгнулась, отталкиваясь ладонями от стены. Медленно вдохнула, заставляя себя втягивать сгустившийся вокруг воздух. Прижалась к груди драуга, запрокинув голову назад, на его плечо, посмотрела в темнеющий потолок — где-то рядом и сбоку маячило, словно сквозь туман, лицо Фьялбъёрна. Разомкнула непослушные, будто замерзшие губы, так же медленно и четко выговаривая каждое слово:

— Я. Тебе. Не подстилка. Хватит. Хочешь наказать — веди на палубу и пори. Да хоть к псам за борт. Все равно. Но не так.

Помолчала, собираясь с ускользающими мыслями, и, не шевелясь, спокойно добавила:

— Руки убери. И отойди. Сам. Еще раз тронешь — и ждать островов, чтоб уйти, я не стану.

— Девочка…

В голосе драуга, кажется, была растерянность. Может, и еще что-то, но Йанта уже не слышала, потому что её скрутило жестоким спазмом от усилия удержать рвущуюся изнутри силу. Слепая ярость кипятком жгла нутро, требовала излиться, Йанта стиснула зубы и сжала пальцы в кулаки, не позволяя себе…

Драуг рванул её за плечо, разворачивая, встряхивая, заглянул в лицо. Йанта рвано вдыхала и с трудом выдыхала густой, напоенный все тем же смолистым запахом каменной крови воздух, старательно смотря мимо, но Фьялбъёрн все же добился своего, ухватив ладонью за подбородок и поймав взгляд. Глухо охнул — и подхватил на руки. Одним длинным шагом-прыжком оказался у кровати, рухнул на нее вместе с Йантой, прижимая её к постели, накрывая собой.

Зашептал, удерживая бьющееся в судороге тело:

— Девочка… Моя… Тише… ну что ты… Ты и правда подумала… Тише, тише… Все! Все, слышишь? Ничего не будет. Ничего… Забудь… Забудь… Я не хотел…

Йанта, не узнавая слов ставшего вдруг непонятным языка, сопротивлялась, пытаясь вывернуться, не понимая, где она и что происходит, потом всхлипнула, чувствуя, как её сжимают в объятиях, покрывая поцелуями лицо, шею, плечи. Сорвав одежду, Фьялбъёрн целовал её неистово, торопливо, словно боясь отпустить хоть на миг. Гладил, позволив освободиться ровно настолько, чтоб обнять целиком, вжавшись спереди и не переставая выглаживать сзади. Шептал что-то нежное, успокаивающее, не имеющее ровно никакого смысла, как испуганному зверю, и снова целовал, гладил и прижимал.

— Никогда, — прошептала Йанта, вспоминая, как говорить. — Никогда, слышишь…

Замолчала, не зная, что сказать, и почувствовала, как спазм отпускает, оставляя крупную дрожь, сотрясающую все тело.

— Да, — глухо отозвался драуг, еще крепче прижимая её к себе, оплетая руками и ногами. — Да. Девочка… Моя. Никогда. Я просто не мог. Не мог потерять еще и тебя…

И снова осознание накрыло отрезвляющей горечью. Так вот почему… Тот, другой, о котором говорил Лирак. Ворлок, который не приходит к Фьялбъёрну Драугу, мертвому ярлу, в призрачный шторм. Друг и побратим, которого Фьялбъёрн не смог спасти. Которого он теперь видит в Йанте, ворожее, чужачке, не знающей местных опасностей. Да и выглядит она… Что еще драуг мог про неё подумать, то спасая после драки с веденхальтией, то успокаивая после призрачного шторма, который местные и за хлопоты не считают? Фьялбъёрн, значит, за неё… беспокоился? За неё?

Йанта едва не рассмеялась, удержавшись с трудом — а то вышел бы всхлип. Беспокоиться за огненную колдунью, способную выбраться из таких передряг, что бромдхьетте ласковыми зверюшками покажутся? За неё-то, пережившую смерть всех родных и близких, не дорожащую собственной жизнью… Ох, да… Дрожь медленно уходила, оставляя слабость и легкий озноб. Какое счастье, что удержалась. Если бы драуг знал, что может натворить существо вроде Йанты, накрытое яростью мага!

Расслабившись, наконец, Йанта уткнулась лицом в плечо не перестающего ласкать её Фьялбъёрна. Прижалась всем телом и почувствовала бедром горячий твердый член, прижавшийся к ней. Фьялбъёрн, тоже ощутивший это, судорожно вздохнул…

— Йанта… — шепнул, целуя в шею за ухом. — Девочка… Все хорошо? Я уйду, хочешь?

Она молча помотала головой. Повернулась удобнее, обняла широкие плечи, провела губами по ключицам. Раздвинула ноги, обнимая бедрами колено Фьялбъёрна, запрокинула голову, заглядывая в глаза своему ярлу. Проговорила негромко:

— Я не стану стоять в стороне. Иначе это буду не я. Кончится магия — возьму в руки меч. Если не дашь меч — я пойду в драку без него и отниму у первого, кто попадется. И не бойся за меня. Никогда. Просто научи всему, что нужно знать.

Усмехнулась, откидываясь на постель, закладывая руки за голову. Облизнула пересохшие губы, потянулась дразняще. Проговорила совершенно серьезно, любуясь непередаваемым словами выражением лица Фьялбъёрна:

— А если собираешься меня за это наказывать — что ж, твое право. Ты мой ярл. Можно даже у стенки, как сегодня. После каждой драки буду принимать со смирением. Только со следующего раза, очень прошу…

И сама потянулась к губам Фьялбъёрна, обнимая, прижимаясь, раскрываясь всем телом навстречу.

 

Глава 6. Морской народ

…развернуть, прижать к себе, посмотреть прямо в глаза. Чёрные-чёрные. Что Мрак в сравнении с ними? Так, ничего, нелепое пятно. А в твоих глазах — огонь. Он полыхает, как чёрное солнце, зовёт на разные голоса: нежные, страстные, игривые. И ты зовёшь. Едва приоткрытыми губами, гибким телом, рассыпавшимся по плечам шёлком волос, в которые так и хочется вплести пальцы и сжать посильнее. Не до боли, но чтобы не смогла вырваться. И бесконечно смотреть в эту дивную черноту глаз. А потом резко опрокинуть на кровать и вжать всем телом, чтоб и двинуться не сумела. Услышать приглушённый выдох и почувствовать, как твои ладони скользят по моим плечам. Увидеть… нет, скорее почувствовать улыбку на твоих губах, задохнуться от запаха полыни и мускуса. Моё. Моя. Никому не отдам.

Фьялбъёрн открыл глаза и бесшумно вздохнул. Приснится же. Не шевелясь, прислушался к плеску волн. До рассвета ещё час или около того. «Гордый линорм» шёл тихо и быстро, значит, погода не буянит, все шторма остались в прошлом. Удивляться тут особо нечему: возле островов Морского народа всегда тишина. Старый прохвост Бо, то есть его величество дроттен и властелин Островов, давным-давно договорился с Гунфридром, чтобы шторма по возможности обходили его земли стороной. Конечно, совсем избавиться от бурь даже Морской Владыка не сумел, но кое-что сделать получилось. Особенно после смерти Хозяина Штормов.

Фьялбъёрн чуть нахмурился, прижимая к себе тихо и ровно дышащую Йанту. Впрочем, ворожея и сама в этот раз обнимала его куда крепче, чем ранее, а ночью отдавалась так, что, наверно, вся команда слышала. Ну, и пусть. Главное, не говорить об этом ей самой, а то ведь из упрямства зубы стискивать будет.

Пальцы драуга опустились на черноволосую головку, легонько поглаживая и перебирая шелковистые пряди. Что это вчера было? Фьялбъёрн сразу почуял и узнал тугую горячую силу, которая вот-вот вырвется и разнесёт всё вокруг. Все, кто носит внутри магию, имеют с ней дело. Он слишком хорошо помнил, что было с Оларсом, когда тот пытался удержать в себе подобный шквал. С Йантой… не совсем, но похоже. Фьялбъёрн и представить не мог, что такое произойдёт, и что причиной будет… Знал бы — точно не тронул бы пальцем. А так…

Он вздохнул и коснулся губами виска девушки. Кажется, уже и сам забыл, как это — пугаться за кого-то. Начиная с боя на палубе, когда эта… пичуга отважная выскочила с ножом против бромдхьетте, и заканчивая бьющимся в его объятиях телом. И глазами — что там Мрак… Так, пятно глупое.

Йанта тихо вздохнула и потёрлась щекой о его плечо. Фьялбъёрн невольно улыбнулся, свободной рукой натянул на нее одеяло. Чтобы там ни было — сейчас и не подумать, что вечером ещё шипела и ругалась, готова была разнести весь корабль. Эх, ворожея…

— Что, уже утро? — еле слышно пробормотала та, горячо дыша в ямку между его плечом и шеей.

— Нет, ещё рано, — шепнул Фьялбъёрн, почти полностью затягивая восхитительно сонную девушку на себя и касаясь губами лица. — Спи.

Ворожея расслабленно выдохнула, мурлыкнула что-то на своём языке и прижалась щекой к плечу своего ярла. Своего, да. Сама вчера признала. Фьялбъёрн, честно, не знал, радоваться ли, но сказанного не воротишь. Теперь это уже точно не гостья.

«Гордый линорм» медленно покачивался на волнах, а Фьялбъёрн не отводил взгляда от Йанты. Интересно, сколько ей лет? Сейчас, во сне, прикорнув к плечу, ворожея казалась совсем юной: пара дюжин, не больше. Но Фьялбъёрн помнил богатый привкус ее силы и яростную мощь. На такое способна только женщина в расцвете. Драуг вздохнул. Хорошо бы в промежутке между драками, ссорами и постелью всё же поговорить с ворожеей. Но не сейчас… Неровен час, Морской народ объявится. А эти на всё красивое падки. Точно не дадут покоя, а то и увести попробуют.

Вскоре, убаюканный мерным покачиванием корабля и тихим дыханием Йанты, Фьялбъёрн и не заметил, как сам заснул, уткнувшись в её макушку.

Рассвет наступил поздно, будто уговаривая еще понежиться в постели, но дела звали, так что покидать нагретое ложе и выбираться на палубу все-таки пришлось. Ветер, полный студеных колких капелек, приятно холодил лицо, а принесенное Лираком подогретое вино горчило на языке. Фьялбъёрн вглядывался в морскую даль и еле заметно улыбался. Хороша погодка! В такую бы наведаться в Ванханен или Мерикиви, да пока не судьба.

На виднокрае, где море сливалось с небом, появились черные точки. Драуг прищурился и сделал ещё глоток. Обычно мёртвая плоть не требовала ни еды, ни питья, но постоянное прикосновение к живому телу, да ещё и, кхм, такое прикосновение… брало своё. Глубоко вздохнув, он почувствовал, как губы снова расползаются в улыбке. Эх, до чего не хотелось выбираться из теплой постели и оставлять сладко спящую Йанту. Можно было даже разбудить… Ранний подъём — исключительно полезная вещь. Как там говорили други с Туманных земель? Рано в кровать, рано вставать — горя и хвори не будете знать!

Фьялбъёрн ухмыльнулся. Надо будет как-то опробовать такой совет. Раньше ложиться, чтобы больше успеть в постели, а с утра будить сонную ворожею поцелуями и, пока разомлевшая… Мысли об этом пошли бы дальше, и, может, претворились в дела, но тут за спиной послышались шаги.

— Мой ярл…

Голос Тоопи был жутко сонным и глухим, будто кракен всю ночь орал песни с хавманами на шальной гулянке среди подводных скал.

Фьялбъёрн обернулся. Вид кракена подтвердил опасения: славный кок вчера погулял на славу. Впрочем, на ногах он все равно держался крепко, и щупальца шевелились почти с обычной бодростью.

— Я тут подумал, — осторожно начал Тоопи, — это… наша девочка ест лобстеров?

Однако, как быстро бежит время. Уже — наша девочка. Драуг хмыкнул. Интересно было бы взглянуть на лицо ворожеи, услышь та подобное словечко.

— Думаю, да, — спокойно ответил он, — если, конечно, ты с перепоя не забудешь их сварить.

Тоопи насупился, попытался что-то возразить, но тут же смолк, понимая, что с ярлом лучше не спорить.

— Ещё раз увижу в таком состоянии, — с ласковой улыбкой голодного морского пса произнес Фьялбъёрн, глядя прямо на кока, — вырву все щупальца и подарю дроттену Бо на рыбацкую наживку.

Кракен возмущённо вскинулся, но потом, понурив голову, пробормотал:

— Вот за что я вас и люблю, мой ярл. Умеете подбодрить.

— Люби сильнее, иначе я могу усомниться в твоих чувствах, — хмыкнул Фьялбъёрн и сунул в руки Тоопи пустой кубок. — Подавай своих лобстеров и свари побольше глёга. Мне нужна сытая ворожея к прибытию кораблей Фрайде.

По лицу кока скользнуло мимолётное удивление, поэтому драуг быстро развернулся и направился вниз, не желая отвечать на лишние вопросы. Конечно, было чего удивляться, ведь глёг — для восстановления сил. То, что Йанта вышла из боя невредимой, — видели все. И его гнев — тоже. А вот что было в каюте — могли только предположить и мигом перевести дурными языками своего ярла в разряд извергов.

Фьялбъёрн миновал тёмный коридор, направляясь к самой незаметной и укромной каютке. Хоть Йанта его и простила, и была ночью такой податливой и послушной, драуг всё равно чувствовал себя виноватым. Сдерживаться надо с колдовским народом. Очень надо.

Подойдя к дверке из тёмного дерева, Фьялбъёрн толкнул её, хрипло произнёс несколько слов. Дверь растаяла, словно смоляной дым, и ярл шагнул в пустоту. В ушах тут же зазвенело, в нос ударил тяжёлый запах гниющего дерева и морской соли. Голова пошла кругом, рядом зашелестел нечеловеческий шёпот, будто маленькие волны плескались совсем возле уха. Вокруг царила тьма, но драуг и при жизни неплохо видел в темноте, а уж теперь и вовсе не нуждался в свете.

— Здравствуй, мой ярл, — вкрадчиво пропели волны, — давно ты к нам не захаживал.

Головокружение прошло, Фьялбъёрн взял себя в руки и усмехнулся:

— Сокровища не для того, чтобы их раздаривать всем подряд, мои маленькие. Но порой…

— Случаются исключения? — захихикали волны.

— Именно, — кивнул ярл. — Мне нужен амулет четырёх стихий.

Морские ниссе зашептались — будто вода забурлила и тут же схлынула огромной волной. Перед глазами что-то сверкнуло, закрутилось серебряным веретеном, шёпот появился вновь.

— Амулет… Подарок Морского Владыки…

Миг — возле руки Фьялбъёрна завис изящный медальон с удивительно загнутыми полосками металла, напоминавшими причудливые листочки. В середине сиял камень цвета морской волны, пронизанной лучами солнца в хороший день. Пальцам стало горячо, драуг аккуратно сжал драгоценность в кулаке.

— Да, — кивнул. — Подарок. Из самого Топеналлохона.

Камень блеснул сквозь пальцы, медальон уютно устроился в ладони драуга, словно не желал ее покидать.

— Она достойна, мой ярл? — прошелестели волны.

Фьялбъёрн слегка усмехнулся:

— Ещё как. Строптива, конечно, горяча, но это и к лучшему.

Со всех сторон звенящими колокольцами посыпалось сдавленное хихиканье. Маленькие ниссе хорошо знали, что ярл «Гордого линорма» не боится женской строптивости. И вправду, только слабый муж ищет женщину еще слабее себя, чтоб слова не смела сказать поперек. Сильному и подруга нужна равная. Фьялбъёрн снова вспомнил черное пламя гордого взгляда и нежную сладость губ…

— Благодарю, — наконец очнувшись от наваждения, произнёс он и развернулся к выходу, тщательно проговаривая заклятие.

Темнота закружилась, захохотала, ударила в глаза густыми клубами, миг — и Фьялбъёрн снова оказался в узком коридоре. Спрятанный в руке медальон приятно грел кожу. В несколько быстрых шагов оказавшись у лестницы, драуг резко остановился и прислушался. Вроде все как обычно — тихо и спокойно. Но в то же время что-то заставляет насторожиться.

Пренебрегать предчувствиями он не любил, однако сейчас не мог определить, что именно настораживает.

Нахмурившись, Фьялбъёрн быстро поднялся наверх и огляделся. Ничего. Солнечный день, лентяй Оларс драит палубу, за ним приглядывает, что-то штопая, неугомонный Лирак, рядом топчется кракен, однако вряд ли без дела: живой человек на корабле — одни хлопоты коку мертвой команды.

Йанта, похоже, из каюты еще не выходила, и это было хорошо. Дарить подарки лучше наедине, деля радость на двоих, — она от этого только умножается.

Ворожея и вправду полулежала на постели спиной к нему, но, безошибочно узнав по шагам, сразу откликнулась:

— Дверь закрой, белых мух напустишь.

Голос ее звучал довольно. Драуг кинул быстрый взгляд на стол: еще пахнущий глёгом кубок пуст, от лобстеров остались одни скорлупки, а сама дева настроена благостно. Хоть и оделась, но косу ещё не заплела…

Прикрыв дверь, Фьялбъёрн обошел ложе, опустился рядом. Втянул свежий запах полыни от волос, распущенных по плечам смоляной волной. Вот же маргюгрова дочь! Облюбовала бадью, теперь бедному Тоопи таскать ей не только обеды-ужины, но и воду вёдрами.

Йанта одним ленивым движением развернулась, удерживая в руках старинную книгу с зеркальными страницами, что сыграла злую шутку в шторм призраков.

— Готовит ваш кок — язык проглотишь. Где только научился?

Судя по хитринке в чёрных глазах, ворожея ожидала ответа вроде: сам обучил. Однако драуг просто пожал плечами:

— У него и спроси.

— Спрашивала, — неожиданно обиженно отозвалась Йанта, резко захлопывая книгу. — Смеется только да врёт напропалую.

Фьялбъёрн вздохнул. Что есть, то есть. Тоопи порой увлекается шутками настолько, что ничего хорошего из этого не получается.

— Ничего, в следующий раз велю, чтоб к обеду он приготовил тебе и правдивую историю. Если, конечно, это доставит истинное удовольствие.

Йанта вздёрнула бровь и неожиданно хмыкнула. Что именно она услышала в словах драуга, было непонятно, но Фьялбъёрн не собирался все утро разговаривать о Тоопи. Наклонившись, он осторожно надел на шею девушки взятый в сокровищнице амулет.

— Эта штука тебе пригодится, — ровно произнёс ярл в ответ на вопросительный взгляд, когда драгоценность легла на мягкую белую ткань рубашки. — Во всяком случае, у меня будет хоть какая-то уверенность, что в драке тебе не сразу снесут голову.

Против ожидания, ворожея не стала брыкаться и убеждать, что с ней такого случиться не может. Молча взяв амулет в руки, она всмотрелась в него, словно в морском камне находился целый мир, и Фьялбъёрн невольно залюбовался сосредоточенным лицом девушки.

— Что это? — помолчав, спросила она тихим, задумчивым голосом.

— Амулет четырёх стихий, — ответил Фьялбъёрн, не отводя взгляда от притихшей ворожеи и пытаясь понять, нравится ли ей подарок. — Гунфридр в своё время одарил меня в знак милости. Правда, мёртвым эта вещь не особо в помощь. А тебе лишней не будет.

Ворожея коснулась пальцами витых листиков, легонько подула на них — серебро тут же вспыхнуло мириадом искр, закружившихся в воздухе.

Йанта ахнула, в черных глазах появился восторг.

— А кто такой Гунфридр? Эта вещичка разве что сама по себе не живёт!

— Да так, — хмыкнул Фьялбъёрн. — Один мой знакомый.

— Но… — ворожея нахмурилась. Серебряные листочки вдруг дрогнули, погладили её ладонь, коснулись пальцев и медленно их обвили. — Тут чувствуется божественная рука. И Тоопи с Лираком говорили, что это призвал тебя на службу.

— Так и есть. Гунфридр, Владыка моря, и не такое умеет.

Еще несколько вдохов ворожея молчала, а потом еле слышно выдохнула, поднимая взгляд:

— Благодарю.

Всего одно слово, но как сказано. И взгляд — серьёзнее некуда. Будь сердце живым, точно пропустило бы пару ударов. Попросить иной благодарности, хотя бы в шутку, почему-то язык не поворачивался, но девушка сама потянулась к нему. Прижалась всем телом, приникая к губам, целуя открыто и искренне. Миг — руки сами скользнули по его спине, сжимая и стискивая. Вплести пальцы в волосы, целовать, чтобы забыла, как дышать, до хриплых стонов, до раскрасневшихся от ласки губ, до…

Внутри внезапно что-то кольнуло. Фьялбъёрн нехотя оторвался и глянул на несколько озадаченную Йанту.

— Морской народ стучит в двери. Пойдём встречать.

Пока разрумянившаяся ворожея перехватывала растрепавшиеся волосы лентой, Фьялбъёрн был уже возле двери. На самом деле хотелось послать к морским псам всех гостей и запереться тут этак… на недельку. Но приказ Морского владыки ждать не мог, поэтому пришлось почти серьёзно посмотреть на девушку:

— Отнесись к ним снисходительно. Дикие люди, что взять… И выходи поскорее.

У борта с очень занятым видом, как умеют только истинные бездельники, уже стояли Лирак и Матиас. Фьялбъёрн быстрым шагом подошёл к ним, сложил руки на груди и усмехнулся. Что ж, всё, как и предполагал.

Сияя на солнце начищенными щитами по бортам, рядом покачивалась на волнах «Бесстрашная валкара». Драккар был поманевренней и полегче «Линорма», только всё равно неживой. Гребцы — широкоплечие рыжие и русоволосые мужчины в кожаных одеждах — усмехались и поглядывали на мёртвую команду кто с интересом, кто со знанием дела. Не первый уж раз Фрайде, младший сын дроттена Бо, встречает столь необычного гостя в этих водах.

— Хэй! На «Гордом линорме»! — раздался звонкий оклик с драккара. — Какие морские змеи занесли вас во владения Морского народа?

Фьялбъёрн увидел подошедшего к борту рослого молодца в льняной рубахе, кожаной куртке и простых холщовых штанах. Светлые волосы свободно лежали на плечах, хитрый прищур напоминал старого прохвоста Бо, а улыбка на губах была открытой и дружелюбной. Фрайде не боялся ни холода, ни морской пучины, ни её ужасов. И зазнайкой, как его братья, не был.

— А не слышали, что ли? Те же самые, что на той неделе сожрали ярла «Бесстрашной валкары» да выплюнули! — осклабился в ответ Фьялбъёрн.

Настроение мигом стало лучше: раз послали Фрайде, значит, к островам проведут без приключений.

Фрайде довольно ухмыльнулся:

— Приветствую, Фьялбъёрн Драуг. Давно тебя не было в наших водах.

— Но вот я здесь, — откликнулся Фьялбъёрн, — достойный ли приём мне подготовили, сын дроттена?

Фрайде ответить не успел, резко повернул голову, будто что-то услышав. Фьялбъёрн замер, тоже прислушиваясь. Из-под низкого полотняного навеса, сделанного прямо посреди драккара, выскользнула фигура, закутанная в винно-красный плащ с капюшоном. Бесшумно приблизилась к Фрайде, тот мягко улыбнулся и кивнул.

Тонкая, унизанная браслетами рука высвободилась из складок плаща и откинула капюшон. Сверкнули на солнце медные пряди, ручейками сбегая по плечам и спине. Бледное узкое лицо, внимательные и цепкие, как когти крылатых стражей с Островов-Призраков, глаза цвета темного янтаря, нежную кожу на левой щеке пересекает тонкий штрих старого шрама, на лбу — узкая кожаная лента с монетами.

«Мерикиви, — хмыкнул про себя Фьялбъёрн. — Чудесник. Или чудесница. Одна маргюгра разберёт это янтарное племя. А нет, девица. Как ее там… В прошлый раз, гостя у Бо, даже слышал ее историю, но имя вылетело из памяти…»

— Достойный ярл, — негромко и как-то глухо произнесла мерикиви, — господин наш дроттен давно вас ждёт. Увы, на Островах нынче неладно, и не всяким гостям мы рады, но старая дружба не забыта.

Фьялбъёрн молча перевёл взгляд на Фрайде, тот серьёзно кивнул.

— Ньедрунг передаёт слова отца.

На миг показалось, что рослый Фрайде кажется большим и нескладным рядом с изящной чудесницей. А влюбленный гордый взгляд, который он то и дело бросал на рыжую, говорил без слов, но ясно: моя.

Ньедрунг кивнула и прищурилась, как кошка у очага. Фьялбъёрн не сразу сообразил, что за спиной стоит Йанта и внимательно слушает разговор. Представлять ворожею сейчас не хотелось. Не нравился драугу взгляд, которым чудесница с «Бесстрашной валкары» осматривала каждый видимый участочек на корабле. Сделав шаг вправо, чтобы закрыть Йанту, он сказал:

— Тогда не будем терять времени. Мы идём за вами.

Фрайде кивнул, рыжая чудесница не шелохнулась, продолжая жечь взглядом драуга. Но через несколько ударов сердца кивнула, словно сама себе, и, развернувшись, направилась вслед за отошедшим Фрайде.

На некоторое время на палубе повисла тишина. Даже остроязыкий Лирак не находил слов после странных речей мерикиви, а Матиас, родившийся и когда-то живший на Островах, вовсе стал мрачнее тучи. Моряки переглянулись и направились по местам, «Гордый линорм» шёл за проводником — на отдых не было времени.

— Занятно, — послышался голос Йанты.

Фьялбъёрн медленно обернулся, посмотрел на задумчивую ворожею. Та стояла спокойно, словно взгляды Ньедрунг её совершенно не волновали.

— Что именно?

— Всё, — коротко бросила Йанта. — Это и есть Морской народ?

Фьялбъёрн медленно кивнул, посмотрел на белую пенную дорожку, вьющуюся за кормой «Бесстрашной валкары».

— Фрайде — младший сын дроттена. Толковый малый. Старик Бо в нём души не чает и, думаю, правильно делает. Из троих наследников престола Фрайде достойнее всех. Старший и средний братцы способны разве что за девчонками бегать да сетями рыбу у побережья ловить.

Йанта встала рядом, облокотилась ладонями о фальшборт, внимательно слушая. Ветер трепал смоляные пряди, однако ворожею это не беспокоило. Хорошо хоть плащ надела. Иначе б мерикивская чудесница наизнанку вывернулась, чтобы рассмотреть заморское чудо. Не жалко, но вдруг сглазит из женской зависти?

— А эта рыжая? Тоже ворожея? Сила у неё такая — аж янтарём пылает.

— Чудесница, — отрезал Фьялбъёрн.

Кажется, получилось слишком резко, потому что Йанта посмотрела на него удивлённо.

— Чудесники и чудесницы малость не от мира сего, — продолжил драуг, уже взяв себя в руки. — Обычно с ними можно иметь дело, но есть и… странные… — Пришлось передёрнуть плечами, отгоняя пару давних воспоминаний. — Про янтарь ты, кстати, верно заметила. В Мерикиви, откуда она родом, много янтаря добывают. И магию тоже янтарную знают да медовую. Другим с ней не управиться, а вот мерикиви — на раз.

Йанта чуть нахмурилась:

— А в чем заключается эта их… странность?

Фьялбъёрн поднял глаза — наглые чайки кружили над кораблём, явно решив перекричать и людей, и шум волн.

— В Мерикиви очень ревностно относятся к богиням. Именно богиням, не богам. А больше всех почитают Леле Славную и Браду Янтарь. Леле благосклонна ко всем, а вот Брада свою милость и силу дарует только женщинам. Но сила Брады так желанна, что… порой некоторые мальчики сознательно уподобляются девам, и тогда Брада обращает свой взор и на них. Брат-близнец этой Ньедрунг как раз таким и стал. А когда брат и сестра, рожденные вместе, служат Браде — это силища такая, что многие склоняют перед ними головы. Вот Ньеда нос и задирает.

Йанта задумалась:

— И… есть ли какие-то пределы у этого уподобления?

Драуг резко пожал плечами:

— У всех по-разному. Я как-то не вникал. Только вот если ты бездарь, женские тряпки не помогут.

Йанта покачала головой.

— Она точно не слаба.

— Это сейчас, — мрачно отозвался Фьялбъёрн. — Раньше и Вессе не был так силен…

Ворожея тут же стала серьёзной.

— Вот как? И что же произошло?

Некоторое время драуг молча смотрел на воду. Перед глазами почему-то мелькали аккуратные одноэтажные домики Морского народа, витиеватые улочки, огромный храм Гунфридра, похожий на изящную раковину, роскошный дворец Бо, а в горле першило от соли, ветра и предчувствия беды. Но всё же он начал говорить — хрипло и глухо:

— Даром, что веденхальтии — водные духи, Вессе был одарён и другой силой. Он долго служил в храме Брады Янтарь. Добровольно служил. Даже подумывал о женской личине, но до этого дело так и не дошло, потому что однажды он объявил, что нашёл нового учителя, и… скрылся ото всех. Прошло много лет. Не знаю, сколько. Только недавно Гунфридр призвал меня к себе на дно и сообщил, что Вессе нужно уничтожить.

— Почему? — настороженно уточнила ворожея.

Фьялбъёрн отвернулся от воды и внимательно посмотрел на неё:

— Потому что учителем Вессе оказался не человек, не Хозяин Штормов, даже не Господин наш Мрак, а Дыхание Пустоты.

Несколько мгновений Йанта, кажется, даже не дышала, но потом покачала головой.

— Да уж. Весело у вас тут.

— Ещё как, — согласился Фьялбъёрн. — Сама понимаешь, чем это грозит. Пустота — враг жизни и, как ни странно, Мрака. Ведь так или иначе, но по ту сторону Мрака свои законы. И даже смерть там приобретает иную форму. Кое-кто, умерев, остается существовать.

Йанта чуть склонила голову набок, глядя серьезно и внимательно:

— Как ты, ярл?

— Как я, — кивнул он и, протянув руку, убрал чёрную прядь ворожее за ухо. Та напряглась, но не шевельнулась.

— Сейчас, у Морского народа, мы узнаем про Вессе больше. Они живут близко к его логову. Знают куда больше нашего. Только не слишком любят делиться. Впрочем, найдется и для них свой ключик, — скупо усмехнулся драуг, вспомнив о подарке Астрид. Да, хочет Бо или нет, а всё, что нужно мёртвому ярлу, он расскажет.

— И помни, — уронил он негромко. — Хоть мы в гостях, но по сторонам поглядывай и лишнего не говори.

Кивнув, Йанта снова глянула на идущий впереди корабль. Как-то спокойно, уверенно, без страха и сожаления. На миг Фьялбъёрн залюбовался, вдруг чётко понимая: что бы его ворожея ни говорила, так просто он её никуда не отпустит. И как же давно рядом не было именно… такой, как она.

* * *

К острову «Линорм» подошел ближе к полудню. Оставив ярла на палубе, — не отвлекать же капитана в такой момент — Йанта зашла в каюту переодеться, но, неожиданно для себя, села на постель, уже привычно вытянув ноги, покрутила в пальцах подаренный нож. Бирюза и яшма на рукояти матово светились в сумерках каюты, поблескивало изящно выгнутое лезвие. Красивый клинок и в руке лежит просто безупречно. Йанта вздохнула… Давно она не принимала подарков без возможности отдариться хоть чем-то. Магия не в счет: раз уж решила найти свое место в этих странных землях и водах ворожеей на службе, значит, надо служить. А что она пока может, не зная ни нечисти, ни традиций? Богов — и то не знает. Сила здесь течет странно, и сама она непривычная, неподатливая.

За окном, прикрытым от ветра плотным ставнем, кто-то пробегал по палубе, тащил что-то, слышались веселые голоса. Интересно, мертвая команда может сойти на берег? Или людей ярла просто радует хоть какое-то разнообразие? И что вообще может порадовать мертвецов? Драуг не в счет — его-то уже понятно, что радует.

Йанта улыбнулась, вспоминая прошлую ночь: кажется, с каждым разом они все лучше притираются друг к другу, хоть искры порой и летят. Нож лениво крутился в пальцах, выписывая привычные, в плоть и кровь въевшиеся фигуры: прямой хват, переворот, обратный, крылья бабочки, луна над озером, лепесток лотоса, лягушка ловит муху… Мелькало лезвие, расслабляя сознание, помогая сосредоточиться. Янтарная чудесница, мерикиви… Вспомнилось, как струйка чужой силы скользнула к Йанте, лизнула, будто пробуя на вкус. Янтарная колдунья присматривалась, пыталась определить, чего от неё можно ждать. Понятное поведение, в общем-то, ведь чужая магия на твоей земле — это всегда риск и хлопоты. Но не покидало четкое ощущение, что Йанта мерикиви не понравилась, хоть та и прятала чувства за пеленой своей силы. А сила у чудесницы, стоило признать, дивно хороша.

Йанта даже зажмурилась, вспоминая гладкую упругую ауру, налитую медовым янтарем, роскошно сияющим вокруг мерикиви. Люди этого не видят, но красиво… И опасно, как мед с ядовитых цветов — хмельной, но смертельно дурманный. Интересно было бы сойтись с чудесницей в поединке, но вряд ли она из тех, кто работает с боевой магией. Скорее, от такой можно ожидать тихой подлости, если мерикиви почему-то решит, что Йанта ей опасна или неудобна. Это ладно… лишь бы ярла с моряками не стала втягивать. Вот — Йанта усмехнулась — она уже беспокоится о Фьялбъёрне больше, чем о себе. Привыкла. Незаметно стала своей среди странных существ, о которых дома разве что слышала в страшных сказках да поучениях мастеров боевых искусств.

Но сказки не учили, что делать, если живой покойник при первом знакомстве раскладывает тебя на постели, чтобы спасти жизнь. И что делать потом, когда рассудок летит в Бездну от голоса, прикосновений, вкуса и запаха этого древнего чудовища, задержавшегося на границе миров и словно не замечающего, как это странно и неправильно, как нарушает порядок мироустройства и разбивает твою сложную, любовно взлелеянную картину мира. Драуг, по всем правилам мертвый, пропитанный мраком и эманациями смерти, просто… живет. И живет куда ярче и полнее, чем многие так называемые живые…

Нож последний раз крутнулся в пальцах, замер в конце безупречно исполненной фигуры. Рукоять заметно потеплела, согретая пальцами. Вот и… чем отдариваться? Не за красивый клинок и теплый плащ, а за то, что ярл, похоже, пустил её в свою жизнь так же легко и щедро, как на корабль, не спрашивая, хочет ли этого ворожея. И, кажется, Йанта всерьез отвыкла от такой легкости, постоянно помня, что живет ради мести, что нужно бежать от преследования и искать способ отомстить. Оказывается, она и сама уже не замечала, как это давит постоянным неснимаемым грузом. А здесь все проще, хоть и идет очередная битва. Но она в этой битве не главное оружие, а всего лишь выпавший одному из игроков Шут — карта, способная стать любой другой по выбору игрока. Вот пусть ярл Фьялбъёрн и решает, кем ей быть.

Йанта откинулась на подушку, растянувшись на мягком меховом покрывале, подняла нож пред глазами, держа за кончик лезвия, вгляделась в крупную туманную яшму, венчающую рукоять. Полюбовалась, взвесила на ладони, снова перевернув клинок. Нет, для метания не совсем то. Да и жалко бросать такую красоту неизвестно во что и куда: слишком часто брошенные клинки так и остаются в какой-нибудь твари. Здесь же чувствуется не просто мастерская работа, а искра истинного дара, превращающая обычную, пусть и хорошую вещь, в артефакт, способный направлять магию. Пожалуй, с этого ножа да с амулета, подаренного ярлом, можно начинать обзаводиться магическим инструментом. Раз уж она здесь надолго…

 

Глава 7 Янтарный морок

На палубе заорали совсем уж оглушительно, корабль качнулся, приподнялся и накренился. Громогласно прозвучал совет ярла утопиться всем безруким пожирателям падали, не способным привести корабль к волне, а кто слишком глуп даже для того, чтоб утопиться, тому он сам… Дальше последовало что-то непонятное, воспринимаемое по смыслу, — спасибо магическому дару — но в точности не переводимое. Йанта мечтательно улыбнулась. Да… Почти жаль, что до вечера еще далеко, и Фьялбъёрн наверняка будет слишком занят на берегу. Сейчас бы затащить его в каюту да выспросить, что означает это завернутое, как клубок кракеновых щупалец, выражение. Для начала, разумеется. А потом — спросить про мерикиви. Например, не встречались ли они раньше, очень уж странно, что янтарная магия чудесницы интересовалась только Йантой, к драугу же золотые вьюнки потянуться и не подумали.

Ну, и неплохо бы узнать, что делать ей, пока Фьялбъёрн отправится во дворец местного владыки. Можно ли прогуляться по острову, например? «Линорм» — корабль непростой, и ход у него куда мягче, чем можно было ожидать, но по ощущению твердой земли под ногами Йанта уже успела соскучиться. Тем более что вода никогда не была её любимой стихией, и удерживать баланс силы в окружении стольких потоков чужой магии, сплетающихся вокруг живого корабля, утомляло не на шутку. А Лирак наверняка не откажет показать остров. Жаль вот, что денег нет, неплохо бы пройтись по лавкам местных зелейников и травознатцев, заказать кузнецу и стеклодуву хотя бы самое необходимое.

Убрав клинок в ножны, Йанта села на кровати, заново переплела косу, помогая пальцам магией, чтоб волосы ложились ровно и послушно, вплела в пряди простой кожаный шнурок, найденный в одном из сундуков с книгами. На магическую утварь можно было бы попросить и у ярла, но вот не хотелось. Глупо, по-детски, но язык не поворачивался просить. Это ей-то, всегда и везде способной обеспечить не только себя, но и тех, кто рядом! Надо просто поискать, чем тут можно заработать. Вряд ли на местных кладбищах водятся гули, прячущие клады, но почему бы не быть кладам и без гулей? И не на кладбищах… Да и мелким бытовым чарам она не разучилась. Это мертвым без надобности заговаривать дом и постройки от пожаров, а вот если они останутся на Островах хотя бы несколько дней, живым её искусство очень даже может пригодиться…

Дверь распахнулась — Фьялбъёрн вошел в каюту вместе с порывом ветра. Резкого, холодного, соленого ветра. И все-таки было в нем что-то иное, отличное от того постоянного ветра, к которому начала уже привыкать Йанта. То ли новые нотки, то ли сильнее, чем обычно, запах рыбы и водорослей. Береговой ветер…

— Что в каюте сидишь?

Драуг окинул её внимательным взглядом.

— Собирайся, сходим на берег вместе.

— Я-то тебе у дроттена зачем? — подняла она в недоумении бровь.

— А к дроттену мы пока не идем. Покажу тебе Большую островную ярмарку, купим что-нибудь… Не идти же на пир в таком виде.

Не дожидаясь ответа и согласия, Фьялбъёрн вышел. Йанта поморщилась, подхватывая плащ и переобуваясь в сапоги, принесенные накануне вездесущим Лираком. Вид, значит, для сопровождения ярла на пир не хорош? Ну да, здесь её тонкий южный лён разве что для каюты годится. Но как это… неправильно. Стоит поблагодарить за заботу, а хочется посоветовать ярлу идти на пир одному, раз уж… Ладно, не будем вести себя, как капризная девица. Ванахенская, как Лирак говорит.

Йанта накинула плащ, вышла из каюты, оглядывая близкий берег: серые отроги скал, пенные барашки прибоя, на которых покачивался «Линорм», порт, заполненный множеством лодок, баркасов и кораблей побольше, не идущих, впрочем, в сравнение с «Линормом» ни по размеру, ни по красоте. Морские Острова? Пусть будут острова. «Надо же посмотреть, куда я собиралась вплавь, едва познакомившись с Фьялбъёрном Драугом», — усмехнулась Йанта, спускаясь в шлюпку, где уже ждал сам ярл и едва не приплясывающий от нетерпения Лирак.

После аш-шарамского базара, захватившего, кажется, полгорода, ярмарка на Острове не обещала ничего нового. Но Аш-Шарам с его бесконечными рядами, караван-сараями и лавками остался далеко позади, и после корабля размять ноги на суше было особенно приятно. Лирак, едва сойдя на берег, мгновенно затерялся среди портовых построек и улочек — явно у рыжего пройдохи там были свои дела. А Йанта осталась с драугом.

Город был красив. Узкие, мощенные серым скальным камнем улицы, такие же серые дома, приземистые, сложенные из крупных каменных блоков. Разве что крыши были черепичные, темно-красные, и рядом с серым камнем это смотрелось даже нарядно, хоть и строго. Поначалу немногочисленные встречные церемонно кланялись ярлу, бросая откровенно любопытные взгляды на Йанту, но чем дальше они шли вглубь острова, тем больше было людей, тем торопливее они проходили мимо. Впрочем, дорогу ярлу уступали и здесь, Фьялбъерн же принимал это, как должное, иногда едва склоняя голову в знак приветствия.

А потом оказалось, что на Большую островную ярмарку вполне стоит посмотреть. Вместо пологов из легких ярких тканей здесь были плотные шатры из шкур, или деревянные навесы, или даже легкие домики, а рядом с продавцами курились дымком жаровни. Это и понятно: поторгуй на холоде весь день. Если и не замерзнешь, то уж горячего точно захочешь и съесть, и выпить. Фьялбъёрн шел, не торопясь, поглядывая на Йанту, и видно было, что он чего-то ждет. Но вот чего?

Ряды с бочками зерна и разделанными тушами давно сменились посудой, потом показались прилавки с яркими ворохами одежды. Первые несколько рядов ярл прошел, даже не глянув в сторону торговцев, потом начал присматриваться. Синие, серые и темно-зеленые плащи, подбитые густым мехом от белоснежного до угольно-черного и полосатого, плотная шерсть, толстая дубленая кожа и мягкая замша. Будь Йанта одна, она бы с удовольствием покопалась в том, что предлагали суровые усатые дядьки в кожаных куртках и худые смугло-чернявые люди в башлыках. Для этого, конечно, следует знать, что здесь носят, иначе можно вырядиться местным курам на смех, но если чувствуешь настроение торговца, сделать верный выбор совсем не сложно. Люди — это не драуг с его непроницаемостью.

Фьялбъёрн же, в котором торговцы справедливо чуяли выгодного покупателя, смотрел на предложенные вещи с невозмутимостью сытого кота, взирающего на пустую похлебку. Рубашки, штаны, платья, долгополые одеяния, расшитые разноцветными нитками и узорной тесьмой, наборные серебряные пояса… На миг показалось, что в спину смотрит неприязненный взгляд, Йанта тихонько вздохнула, пытаясь определить направление, но тут же Фьялбъёрн соизволил, наконец, сделать выбор.

Чем очередной навес отличался от десятков других, она поначалу не поняла. Потом присмотрелась к смуглому хозяину, явно не северянину, оценила со вкусом подобранное сочетание цветов одежды, вывешенной прямо на длинных деревянных шестах. Эту лавку окутывала отчетливо заметная аура успешности. Торговец в длинном черном плаще откинул башлык и с достоинством склонил голову в ответ на несколько слов, негромко брошенных ярлом, перевел взгляд темных, почти как у Йанты, глаз на ворожею. Сказал что-то на незнакомом языке. Йанта с извиняющейся улыбкой пожала плечами — язык оказался совершенно незнакомым. Ничуть не расстроившись, торговец поклонился, указал рукой назад, и ворожея увидела, что за вывешенной в разноцветные ряды одеждой скрывается небольшой домик.

* * *

— Решил ограбить лавку благородного Зафара? — послышался из-за спины веселый голос Фрайде. — Не помню, чтобы раньше ты любил такие дорогие наряды.

Фьялбъёрн быстро обернулся. Хмыкнул. Надо же, сын Бо научился подкрадываться не громче снежной кошки. Перевёл взгляд и столкнулся с насмешкой в тёмно-янтарных глазах мерикиви.

— А разве ты не видел, какая у него спутница? — в голосе чудесницы золотилась медовая отрава. — Чтобы такую ублажить, потребуется не одна красивая вещичка. Но если ярлу не жаль развязать кошелек, можно и всю лавку скупить…

Фрайде удивлённо покосился на чудесницу, но та уже рассматривала украшения на одной из полок. «Вот же не вовремя явилась, маргюгра её забери», — ругнулся про себя Фьялбъёрн, жалея, что нельзя выставить из лавки злоязыкую рыжую шельму.

Йанта, которая не могла не услышать их, выходить из-за ширмы не торопилась. Сначала Фьялбъёрн терпеливо ждал, потом понял, что ворожея уже давным-давно оделась, просто не хочет показываться. Фрайде подошёл к чудеснице, лениво скользящей взглядом по блестящим поясам и пряжкам, что-то негромко сказал. Пока они были заняты, драуг скользнул к ширме, осторожно отодвинул её и залюбовался ворожеей, замершей перед большим металлическим зеркалом.

Заглядеться было на что. Вишневое платье удивительно шло к чёрным волосам и тёмным глазам, заставляя смуглую кожу Йанты сиять, подобно редчайшему тигровому опалу. Чёрно-золотые узоры на рукавах привлекали внимание ровно настолько, чтобы задержаться взглядом и тут же его отвести, но потом… Потом и захочешь — из головы не выкинешь, так и будут стоять перед глазами плавные линии рук. Гибкая и изящная ворожея, словно облитая плотной гладкой тканью, походила на язык багрово-черного пламени… Или на сказочную золотую драконницу, что любила, говорят, обернуться прекраснейшей из дев.

— Хорошо, — коротко одобрил Фьялбъёрн, шагая вперед, за ширму. — Берём. А что еще глянулось?

Йанта оглянулась через плечо, усмехнулась неожиданно хмуро.

— Начинаешь скупать лавку?

— Захочешь — куплю.

Сказано это было не столько для неё, сколько для оставшихся за спиной, но ворожее явно не понравилось. Пытаясь успокоить строптивицу, Фьялбъёрн положил руку ей на плечо, а второй ласково коснулся аккуратно заплетенных волос, привычно запуская пальцы в смоляные шелковистые пряди кончика косы и любуясь, как они блестят на вишневой ткани.

— Что не так?

— Южанкам всегда что-то не нравится, — бросила Ньедрунг.

Теперь чудесница и вовсе приоткрыла ширму и осматривала Йанту с ног до головы насмешливо и презрительно, словно порядочная женщина — постельную игрушку важного господина.

— Ладно, Ньеда, — неожиданно послышался из лавки примирительный голос Фрайде, — Идем дальше.

Однако рыжая чудесница только обнажила в улыбке ровные белые зубы. Йанта вдруг резко дёрнула плечом, сбрасывая руку Фьялбъёрна. Отступила на шаг. Под взглядами — презрительным и недоумённым — стянула платье и отдала притихшему в углу чернокожему карлику, оставшись в тонкой полотняной рубашке, едва прикрывшей стройные бедра. Красноречиво указала глазами, что неплохо бы обоим зрителям выметаться, и потянулась за своей старой одеждой, рядом с вишневым нарядом показавшейся совсем невзрачной. Понимая, что любые слова сделают только хуже, Фьялбъёрн тяжело уронил руку на плечо мерикиви, чтоб та не вздумала задержаться, и вышел вслед за ней. Выскользнув за ширму, чудесница, невинно и довольно улыбаясь, тут же отошла к нахмурившемуся Фрайде.

Через несколько мгновений Йанта выскользнула из комнатки в том, в чем пришла. Чуть склонила голову в шутовском полупоклоне, выпрямилась, как натянутая струна. Или, скорее, тетива: тронь — сорвется.

— Благодарю, мой ярл. Мне ничего не требуется.

И вышла настолько быстро, что оторопевший драуг не успел ничего сказать. Мерикиви, на удивление, только хмыкнула, зато подошёл изумлённый Зафар.

— Благородной госпоже не подошел мой товар? Или случилось что-то еще, что не понравилось высокородной?

Фьялбъёрн, и сам желавший знать ответ на этот же вопрос, просто пожал плечами.

— Ворожеи — народ таинственный. Поди пойми, что у них там на душе.

Зафар покачал головой:

— Сожалею, мой друг, что так. Выбор-то широк, могла прекрасная дева и на другое взглянуть.

Фьялбъёрн посмотрел на торговца, вздохнул:

— Ты вот что. Вели завернуть то платье, что она мерила. Да ещё не помешал бы пояс с самоцветами, такой, чтобы и на пир к дроттену не стыдно было заглянуть. Да и сапоги нужны девичьи, понаряднее.

В глазах Зафара зажглось понимание:

— Может, тогда и в косу ленту с кахарскими монетами?

Фьялбъёрн еле сдержал усмешку. Хорошо иметь дело с умными людьми, не упускающими своей выгоды.

— Да, и украшения тоже. И доставь всё на корабль.

Йанту он догнал уже у причала. И то лишь потому, что лодки у ворожеи не было, а «Линорм» покачивался в полусотне шагов от берега. Хмуро глянув на Фьялбъёрна, она опять отвернулась, глядя на серые волны, бьющиеся о причал. Вид был такой, что еще чуть — и отправится на корабль вплавь. Драуг вздохнул.

— Что это на тебя нашло?

— На меня? Ничего, мой ярл.

Голос ворожеи так и сочился ядовитой учтивостью.

— А раз ничего, давай еще пройдемся.

— Зачем? — удивленно вскинула брови Йанта. — Ярмарку я уже посмотрела. Действительно, хороша. Но если у ярла дела, не смею его задерживать. Подожду Лирака здесь…

— Йанта… — начал было Фьялбъёрн, но раздраженно дернул плечом и замолчал.

Так, в предгрозовом молчании, они и дождались Лирака, с которого даже хмель слетел, стоило ему увидеть выражение лица спутников.

В каюте, куда Тоопи, явно предупрежденный Лираком, притащил горячее вино и закуску всего через несколько минут, все стало еще хуже. Не взглянув на поднос, уставленный снедью, ворожея молча сняла плащ, повесила его на оленьи рога в изголовье кровати, стянула сапоги. Присела на край кровати, вытянув ноги и упорно глядя мимо Фьялбъёрна в потухшие угли очага.

— И как это понимать? — мрачно осведомился Фьялбъёрн. — Ты что устраиваешь?

— Я? — все с тем же язвительной вежливостью уточнила девчонка. — Прошу прощения, если мое поведение чем-то задело ярла. Видит небо, не хотела…

— А что ты… — начал было Фьялбъёрн, но не успел высказаться, как в дверь постучали.

Шагнув к порогу, он раздраженно распахнул дверь, собираясь высказать все, что думает о тех, кто беспокоит в такую минуту, но хитрюга Матиас и не собирался этого дожидаться. Сунув ярлу в руки увесистый сверток, он исчез так быстро, что Фьялбъёрн выдохнуть не успел. Прошипев сквозь зубы проклятие, Фьялбъёрн вернулся в каюту, швырнул сверток на постель и тут же понял, что делать этого не следовало. Или не так. Или не сейчас. Или…

Край свертка развернулся, открывая темно-вишневое, блестящее золотом, и ворожея посмотрела туда с выражением лица человека, увидевшего гадюку в своей постели.

— Все-таки купил? — поинтересовалась она исполненным ледяного спокойствия голосом, поднимая непроницаемые глаза на Фьялбъёрна.

— Йанта…

— Спасибо, что не всю лавку, — мило улыбнулась Йанта. — Нет, правда… Я очень благодарна за подобную заботу. Понимаю, мой нынешний вид может только опозорить благородного ярла на пиру у местного владыки. Но вообще-то, был выход и проще: не брать меня с собой, только и всего. Или ярлу не терпится похвастать новым… приобретением?

— Какое приобретение? — рявкнул Фьялбъёрн, шагая к кровати, и замер, остановленный взглядом ворожеи.

В черных глазах плескалась ярость. Не то ураганное безумие, что он сбил в прошлый раз, а обычные злость и обида. Но на что, во имя всех богов?

— Ценное, наверно, — задумчиво сообщила Йанта с опасной безмятежностью. — Раз уж не жалеешь на меня ни времени, ни денег. Только вот какая незадача: я тебя об этом не просила.

— Это точно, — процедил драуг, медленно закипая. — Ты никогда ни о чем не просишь…

— А тебя это удивляет? — надменно изогнула бровь ворожея, выпрямившись еще сильнее, хотя куда уж. — Или должна была? Так ты и без моих просьб сам прекрасно все решаешь. Я обласкана, одарена, а теперь еще и наряжена, как девица на выданье. Чтоб уж точно никто не сомневался, зачем я на твоем корабле.

— Да что ты несешь? — не выдержал Фьялбъёрн. — Молока от бешеной коровы напилась? Что я такого сделал?

— Ничего, — скривила губы ворожея. — Лучше скажи, что я тебе буду должна за это?

Она указала подбородком на сверток и продолжила:

— Толку от моих чар пока немного, в бой не пускаешь, значит, придется расплачиваться по-другому? А то не люблю брать подарки, за которые не могу отдариться. Ну, так чем? Успею до пира? Или я тебе за прошлое еще должна?

Голос у неё все-таки сорвался в ледяную звонкую стынь, и только поэтому Фьялбъёрн удержался, чтоб не отвесить оплеуху, приводя эту дуру в чувство. Да еще потому, что не дело поднимать руку на женщину. Но по душе, злобно ухмыляясь, все-таки прошлись железными когтями маргюгры. Вот за что так?

— Замолчи, — тяжело уронил он вместо того, что хотелось сказать, выплюнуть в красивое, самую малость искаженное гневом лицо. Да и гнев, надо признать, Йанте шел: глаза сияли черным огнем, губы налились краской — так и поцеловал бы…

— Замолчи, — повторил Фьялбъёрн измученно. — Боишься, что потребую расплатиться за подарки? Можешь не беспокоиться — близко к тебе не подойду.

Развернулся и вышел, не хлопнув дверью лишь оттого, что пожалел «Линорм». Тот так привык в последние дни и, особенно, ночи к сладкой силе, источаемой ворожеей, что сейчас беспокоился, чувствуя, как кипят в его сердце-каюте злые страсти. Но на палубе Фьялбъёрн почти дал себе волю, рыкнув на нерадивого вахтенного, распугав кучку режущихся в кости моряков и пнув некстати подвернувшееся под ногу ведро. На душе было пусто и горько. Что делать дальше, он просто не знал.

* * *

Стемнело рано. Не зима, но все же плотная пелена хмурых, свинцово-тяжелых туч закрыла солнце чуть ли не сразу после обеда, да так и не разошлась, спустя несколько часов налившись такой же непроницаемой синевой.

Когда драуг вылетел из каюты, Йанта еще долго сидела на постели, бездумно крутя в пальцах нож: совсем как утром, только мысли были другие, невеселые. Отпустило её быстро. И стоило уйти ярости, как навалился холодный липкий стыд за все. За глупость, за чванство и неумение благодарно принимать то, что дает судьба. Да, вот именно за неблагодарность. Что такого ужасного сделал Бъёрн? Хотел её порадовать? Одеть наряднее, чтоб меньше было насмешек на пиру у местного владыки? О да, то еще преступление. А она, дура, вспылила, наговорила такого, что как только с языка слетело. И что теперь делать? Просить прощения — это само собой. И старательно, если Бъёрн принял всю её глупость всерьез.

Йанта вздохнула. На душе было в точности, как на сегодняшнем небе, — пасмурно. Бъёрн не обязан её прощать и раз за разом терпеть очередные выходки подобранной из милости ворожеи, от которой пока что никакого проку. Да и что с ней вообще происходит? Откуда эти странные перепады настроения, свойственные изнеженной девице, а не боевому магу? В Аш-Шараме она бы только посмеялась, вздумай кто-то прилюдно запустить ей пальцы в волосы. Улыбнулась бы, уклоняясь, свела все к шутке, а потом, наедине, мягко объяснила, в чем дело. Сейчас же вспылила, словно драуг её прилюдно завалить попытался. Впору успокаивающее пить, чтоб перед местными чудесницами не позориться…

Успокаивающее. Чудесница. Очень уж вовремя мерикиви оказалась рядом, а после её появления все и пошло наперекосяк. Что-то забрезжило в мыслях, и Йанта, отогнав бесплодные самокопания, призвала силу и сосредоточилась. Закрыла глаза, представляя себя коконом, пронизанным светящимися нитями. Просмотрела дотошно каждое плетение силы, каждую мельчайшую частичку своего существа. Ничего, ничего, ничего… Вот! Тончайший золотисто-янтарный ореол там, где его быть не должно. Не чары управления, вовсе нет. Просто линза, сквозь которую все представляется чуть-чуть искаженным. И как мастерски! Тонко, нежно, едва заметно… Более сильное или настойчивое воздействие она бы непременно почуяла, вернув обратно так, что мало не покажется. А эта штука не подавляла волю, она лишь окрашивала происходящее вокруг в заданные мастером цвета и чувства.

Йанта улыбнулась, склонив голову набок. Вот, значит, как… Что ж, это я тебе еще припомню, янтарная ты моя… Ты свой ход сделала, теперь моя очередь.

Встав, она убрала клинок в ножны, вышла на палубу. «Линорм» мерно покачивался на сонных прибрежных волнах, и драугу давно пора было бы вернуться в каюту. Значит, Фьялбъёрн не шутил. И еще это значило, что просить прощения придется на палубе, невзирая на любопытные глаза и уши. Ладно, переживем. Лишь бы ярл не уплыл на берег.

Он не уплыл. Стоял, опершись на бортик, у самого носа корабля, вглядываясь куда-то вдаль неподвижно, как статуя. Йанту против воли накрыло острое чувство вины. Да, мерикиви опутала её чарами, смутив сознание. Но всю дрянь, сказанную потом, чудесница ей не подсказывала. В этом, как ни крути, сама виновата. Хоть бы Бъёрн простил, иначе все будет совсем паршиво.

Подойдя сзади, она окликнула с пары шагов, радуясь, что рядом нет никого из команды:

— Ярл?

Драуг молчал, словно не слышал. Даже не дрогнули широкие плечи, укрытые толстым плащом из пропитанной жиром кожи. Йанта глубоко вздохнула, сделала еще шаг, заговорила негромко и медленно:

— Я прошу прощения, Фьялбъёрн. За все сказанное и сделанное сегодня. Я повела себя недостойно и глупо. Мне жаль, правда. Можешь не прощать, но иди уже в каюту. Это твой корабль…

Фьялбъёрн молчал. С тем же успехом можно было уговаривать прибрежную скалу, о которую волны разбиваются так же, как сейчас разбивались о спину драуга извинения Йанты. Что ж, этого следовало ожидать.

— Знаешь, — негромко продолжила она, — мне никогда не приходилось жить за чужой счет. Я привыкла, что это я забочусь о других, делаю подарки… Оказывается, принимать чужую заботу надо уметь. Я не хотела тебя обидеть, Фьялбъёрн, я злилась на саму себя. Прости.

Переведя дух, она продолжила, тщательно стараясь, чтобы не дрогнул так и норовящий сорваться голос:

— Я не знаю, как еще извиниться. Но если кому и уходить, так это мне. Иди в каюту, а? Я найду себе место…

Она снова шагнула, едва переставляя налившиеся вдруг свинцом ноги, и оказалась за спиной драуга совсем близко. Замерла на мгновение, потом, осторожно положив ладони на валуны обтянутых дубленой кожей плеч, прижалась всем телом, уткнулась лицом в пахнущий морем плащ. И опять замерла, не шевелясь, дыша тихо и осторожно и совершенно не представляя, что делать, если…

«Линорм», так и покачивающийся на волнах, подбросило чуть сильнее. Ударил резкий порыв ветра, басовито гудя снастями корабля, как струнами. Словно морское чудовище подало могучий голос. Йанта стиснула зубы, ожидая хоть чего-нибудь, упрямо не уходя. Изнутри поднималась холодная отчаянная горечь… Да лучше бы и правда тогда ударил — хотел ведь. Или сейчас рявкнул что-нибудь… Она вдохнула запах отсыревшей кожи, заставляя себя разжать пальцы, как-то незаметно вцепившиеся в плащ драуга, отступить хотя бы на шаг. Один шаг, первый! А потом уж…

Корабль снова качнулся, и Фьялбъёрн, развернувшись, сгреб её в охапку, сжал в объятиях, прижимая, распахивая плащ и снова смыкая широкие полы за спиной Йанты. Обнял, притиснул, кутая, укрывая то ли от пронизывающего ветра, то ли от всего мира вокруг. Шепнул куда-то в макушку:

— Глупая маленькая ворожея.

Глупая — это точно. И «маленькую» Йанта приняла смиренно. Стояла, укутанная плащом, прижимаясь к груди Фьялбъёрна, пряча пылающее лицо у него на плече, и млела от неправдоподобного тепла несмотря на ледяную ночь вокруг. Тепло поднималось откуда-то изнутри, заливало от ушей до кончиков пальцев на ногах, катилось горячими волнами, и от них подкашивались ноги, а губы сами тянулись в дурацкой счастливой улыбке. Как и всегда, она ничего не чувствовала от драуга, ни тени тех ощущений, что волной шли от живых людей. Но это было и не нужно. Рукам и телу Фьялбъёрна она верила больше, чем своей магии.

* * *

Дурочка. Ох, какая же дурочка… Хотя и он сам тоже хорош. Гнать надо было мерикивскую гадюку сразу, пока не раскрыла ядовитую пасть. Ведь умудрилась укусить гордую до глупости ворожею в самое больное место. А теперь обоим паршиво. Стоя у бортика и глядя на ночное море, Фьялбъёрн чего только ни передумал и сейчас был рад, что успел остыть. А в голосе Йанты звенели боль и стыд. Вот ведь… девчонка. Напридумывала…

— Простишь? — тихо спросила Йанта, не отрываясь от его плеча.

И хотелось бы свести все к шутке, мол, как попросишь, но эта же опять за чистую монету все примет. Еще правда начнет искупать вину… И Фьялбъёрн буркнул, прижимая сильнее, сомкнув руки на горячей гибкой спине, чтоб не вырвалась:

— Забудем.

Ворожея вздохнула, потерлась лицом о его плечо — неужели знает, паршивка, как это действует? — подняла голову, заглядывая в глаза.

— Пойдем в каюту, а?

С палубы они ушли молча и рядом, соприкасаясь плечами, будто боясь оторваться друг от друга. Разве что из-под плаща Йанта все же вынырнула, а Фьялбъёрн ей это безмолвно позволил: до каюты шагов пятнадцать, а уж там не замерзнет.

Вместе шагнули в дверь, едва не столкнувшись, Фьялбъёрн щелкнул пальцами, отдавая приказ, и свечи загорелись, озаряя мрак чрева «Линорма» теплом и уютом. Йанта так и замерла посредине каюты, опустив глаза, не подходя к постели. То ли ждала чего-то, то ли боялась. Фьялбъёрн подошел к ней, обнял, шепнул в макушку:

— Все хорошо. Если не хочешь — не надо. Еще будет время…

— Хочу, — выдохнула ворожея и подняла глаза.

Если гневной она была красива, то сейчас казалась просто ослепительной. Впервые Фьялбъёрн видел, как тьма может сиять, а тьма глаз Йанты действительно сияла чем-то, чему драуг и названия бы не подобрал.

— Хочу тебя, — повторила Йанта, закидывая ему руки на шею, приникая всем телом.

Не в силах оторваться от раскаленного мрака зрачков, Фьялбъёрн стянул с девушки старую рубашку, мимолетно подумав, не сжечь ли ее, как змеиную шкурку сказочной королевны. Хотя в сказке от этого и пошли все неприятности…

За рубашкой последовали штаны — сапоги ворожея скинула сама — и Фьялбъёрн прижал к себе обнаженное горячее тело, поцеловал радостно раскрывшиеся навстречу губы. Йанта млела и таяла, подставляясь под ласки и с упоением лаская сама, гладила плечи и спину Фьялбъёрна, тихо постанывала и едва не облизывалась, как кошка на сметану. Будь это кто-то другой, а не его ворожея, Фьялбъёрн бы заподозрил игру, так не похожа была нежная, откровенно льнущая к рукам и телу красавица на ту яростную колючку, что бросала ему в лицо злые глупости. В самом деле вину искупает, что ли?

Что ж, если и так, самой Йанте это нравилось не меньше, чем ему. Подхватив охнувшую от неожиданности девушку на руки, Фьялбъёрн опустил её на кровать, навис сверху, опираясь на ладони по бокам Йанты. Та, шало улыбаясь, распустила шнуровку на рубашке Фьялбъёрна, потянула ее, помогая снять, взялась за пояс. Лицо ее разрумянилось, налившиеся розовым соски торчали, как крупные спелые земляничины. Фьялбъёрн, позволяя себя раздеть, положил ладонь на упругую грудь, погладил, приласкал, а потом осторожно сжал тугой сосок подушечками пальцев. Запрокинув голову, Йанта прошипела что-то, переходящее во всхлип.

Фьялбъёрн, усмехнувшись, лег рядом на бок, обнял немедленно придвинувшуюся девушку, просунул колено между её бедер. Склонившись к его груди, Йанта игриво обвела кончиком языка сосок, легонько прикусила его и тут же зализала, принялась за второй… Не переставая ласкать шелковистую кожу, Фьялбъёрн опрокинулся на спину, укладывая ворожею на себя, та лишь слегка привстала, чтоб было удобнее лечь, опираясь коленями и ладонями по обе стороны от драуга. Потерлась животиком об уже вздыбленную плоть Фьялбъёрна, улыбнулась, чуть склонив голову набок.

— Как ты хочешь? — хрипло спросил Фьялбъёрн.

— Вопрос в другом, — усмехнулась Йанта, напоказ проводя кончиком языка по нижней губе полуоткрытого влажного рта. — Как я могу заслужить прощение, мой ярл?

— Подумай сама, — предложил Фьялбъёрн, принимая игру и борясь с желанием немедленно завалить дразнящую его негодницу.

Та и правда будто задумалась, опять наклонившись и не переставая играть горячим ртом с сосками Фьялбъёрна, то прикусывая и зализывая, то посасывая их.

— Быстрее… — предупредил Фьялбъёрн.

— Глубину моего раскаяния нельзя измерить, — со вздохом сообщила Йанта, поднимая на драуга совершенно пьяный взгляд и снова отираясь об него бедрами. — В любом случае, полагаю, что наказание я заслужила…

Фьялбъёрн медленно провел ладонями по спине ворожеи, по-кошачьи выгнувшейся навстречу, задержался на тугом округлом задике, погладил стройные напряженные бедра. Дождался всхлипа, шепнул на ухо снова прильнувшей к нему девушке, вдыхая запах возбужденных тел:

— И как же тебя наказать, строптивая ты моя? Выпороть — шкурку жалко. Она у тебя нежная…

В подтверждение снова огладил, доказывая: и впрямь нежная, вон как загорается под ладонями.

Ворожея тихо постанывала под его пальцами, ласкающими сзади ложбинку между раскрытых бедер. Вскрикнула тягуче и томно, когда Фьялбъёрн двинул их внутрь, в горячее, скользкое, тугое…

— Правда, хочешь? — усмехнулся Фьялбъёрн дразняще. — Не пожалеешь потом? Не обидишься?

— Не-е-ет, — выдохнула Йанта, раздвигая колени шире, подставляясь под пальцы, гладящие её изнутри. — Прошу тебя…

Дернулась, сама насаживаясь глубже, облизала распухшие губы, посмотрела умоляюще.

— Значит, наказа-а-ать, — протянул, наслаждаясь игрой Фьялбъёрн. — Что ж…

Вытащив пальцы, он поднес их к лицу, вдохнул пьянящий аромат разгоряченной женщины. Заглянул напоследок в чернильные пятна зрачков, безмолвно спрашивая — Йанта решительно кивнула. Глупышка, будто он и правда сделает ей больно.

Хмыкнув, Фьялбъёрн перекатился набок, сбрасывая ворожею с себя, обхватил тонкие запястья одной своей ладонью. Заставил привстать, а потом, подхватив другой ладонью под живот, поставил на колени. Выпрямив и слегка выгнув спину, Йанта закинула назад голову, широко развела бедра, упираясь в мех постели коленями.

Стоя на коленях сзади и немного сбоку, Фьялбъёрн наклонился, медленно лизнул ложбинку между смуглыми лопатками, провел языком вверх, к основанию шеи. Шепнул, сдув с уха смоляные завитки:

— Хочешь быть моей? Примешь меня?

— Да, — жарко выдохнула девушка. — Приму. Все, как ты захочешь…

Подалась назад, прильнула, подчиняясь требовательным рукам, слегка наклонилась… Удерживая её за руки и под живот, Фьялбъёрн потянул на себя, уперся головкой члена между припухших потаенных губок. Всхлипнув, Йанта сама двинулась навстречу, помогая, покоряясь, отдаваясь целиком. Застонала, потерлась спиной о грудь Фьялбъёрна, без слов прося продолжать. Легонько подавшись назад, Фьялбъёрн снова двинул бедрами, медленно раздвигая горячий, восхитительно плотный проход. А потом их накрыло обоих.

И были стоны и всхлипы — непонятно чьи. Было жаркое, до боли и изнеможения, удовольствие, тоже на двоих. И покорность, которая требовала больше, чем любая ненасытность, и яростная нежность между болью и лаской… Йанта, его девочка, его ворожея с небес, стонала и сбивчиво просила еще, всхлипывая на каждом толчке, И Фьялбъёрн давал ей просимое, и сам брал, пока не понял, что оба уже на той грани, где наслаждение вот-вот обернется пыткой. И был один на двоих вскрик, долгий, тягучий полустон-полухрип. И одно на двоих рваное дыхание, которое они делили, целуясь, рухнув на постель в обнимку.

А потом Фьялбъёрн, обняв влажное от любовного пота девичье тело, сам такой же мокрый и горячий, заглянул еще раз в полуприкрытые от усталости и неги глаза на осунувшемся лице. Заглянул с внутренней тревогой… Потянувшись к нему, обнимая за шею, Йанта улыбнулась ясно и открыто, выдохнула, опускаясь щекой на его плечо.

— Моя… — шепнул ей Фьялбъёрн, любуясь линиями разомлевшего тела, бисеринками пота на безупречной, золотисто светящейся в полумраке коже.

— Вот тебе и мучиться, — пообещала его ворожея.

Приподнялась, коснулась губами губ Фьялбъёрна в легком нежном поцелуе и опять опустила голову ему на плечо.

 

Глава 8. Пир у дроттена

Смоляной шёлк тёк сквозь пальцы Фьялбъёрна, мягко грел ладонь, так и звал сжать руку, чтобы в очередной раз убедиться, что это не сон. Йанта дышала тихо и спокойно, обнимая драуга, прижимаясь щекой к плечу. Интересно, она хоть шевелилась ночью? Или как заснула, так и всю ночь проспала?

Не прекращая поглаживать девушку по волосам, Фьялбъёрн смотрел на тёмный потолок. Ему сна требовалось куда меньше, чем живому человеку. Раньше мог и неделями не спать, но теперь, согретое чужой жизненной силой, тело вспоминало, как быть живым. А все ворожея… Сейчас бы разбудить и заласкать, повторить вчерашнее, сделать так, чтобы громче просила не останавливаться.

Драуг вздохнул, губы сами искривились в ухмылке. Не выдержит же. Да ещё и обидеться может, что ярл не в состоянии придумать ей занятия поинтереснее.

Фьялбъёрн коснулся губами виска ворожеи. Та улыбнулась во сне и прижалась крепче. Нарочно, что ли? Нет, не удержаться.

Он осторожно отвёл руку от волос Йанты и запустил её под подушки. Пальцы тут же нащупали гладкий гребень — подарок Вирвельвина. Ещё вчера он его сюда сунул, думал подарить вечером, только после ярмарки не до того было.

Стараясь не разбудить девушку раньше времени, Фьялбъёрн поднёс гребень к кончикам смоляных прядей и начал мягко их расчесывать. С каждым разом приходилось подниматься всё выше и выше, сквозь чёрное море завитков, разметавшихся по плечам и одеялу.

Йанта тихонько выдохнула и приоткрыла глаза. Полежала, не шевелясь, потом обняла драуга за шею и провела носом по скуле.

Фьялбъёрн улыбнулся, рука с гребнем замерла.

— Как спалось?

Ворожея довольно выдохнула и снова прикрыла глаза, вставать ей явно не хотелось.

— Хорошо. Только мало. Я бы ещё немного…

— Это можно, — благодушно разрешил Фьялбъёрн, наклоняясь к губам девушки.

Та лениво ответила на поцелуй, еще теснее прижавшись всем телом. Ворожея казалась бессовестно горячей, такой разомлевшей и желанной, что драуг не выдержал и обнял ее обеими руками, не давая отодвинуться.

Йанта неожиданно охнула. Заметив, что зубцы гребня впились в её плечо, Фьялбъёрн ослабил объятия и виновато поцеловал тут же начавшую краснеть кожу.

Девушка то ли удивленно, то ли обиженно выдохнула:

— Решил меня заколоть магической вилкой?

Чуть обернулась, чтобы рассмотреть, что было в руках драуга, и… замерла. Перевела растерянный взгляд на лицо Фьялбъёрна — в черных глазах плескалось непонимание. Открыла было рот, чтобы что-то спросить, но потом вновь закрыла его. Сделала глубокий вдох и уставилась на гребень. Фьялбъёрн молча наблюдал, тоже ничего не понимая.

— Что это? — наконец, выдавила Йанта, словно не могла поверить увиденному.

Драуг недоуменно воззрился в ответ. Она что, гребень впервые видит?

— Гребень, — честно ответил он.

Второй вопрос Йанты оказался еще лучше:

— Я вижу… А для чего?

Что самое интересное, ворожея даже не думала издеваться — это было видно по её лицу. Решив, что благоразумнее промолчать, Фьялбъёрн мягко провёл гребнем по волосам девушки, внимательно наблюдая и пытаясь понять, что именно её так беспокоит.

Ворожея еще раз глубоко вдохнула, осторожно выдохнула и замерла под прикосновениями, будто боясь шевельнуться. И даже глаза прикрыла…

Драуг чуть нахмурился, на мгновение остановился:

— Тебе не нравится?

— Нравится, — чуть помедлив, отозвалась Йанта. — Даже слишком.

Незаметно облегчённо выдохнув, Фьялбъёрн снова провёл гребнем по её волосам, едва сам не урча от удовольствия. Вот же хороша, маргюгрова дочь!

Уткнувшись лицом в подушку, Йанта лежала молча, дыша все быстрее и прерывистее, пока не взмолилась, запрокидывая голову назад:

— Ох, да хватит… Не могу больше. Или прекрати, или сделай уже что-нибудь.

Вот и пойми этих женщин. Ладно бы целовал или грудь гладил, но волосы… Усмехнувшись, Фьялбъёрн уронил гребень на постель, запустил пальцы в пушистую вьющуюся копну и чуточку потянул на себя, заставив запрокинуть голову ещё больше. Слегка повернувшись, Йанта потянулась к нему навстречу — всем телом. Ответила на поцелуй, прикрыв глаза и розовея щеками, раскрыла губы. Фьялбъёрн крепко прижал ее к себе, не давая вывернуться, углубляя поцелуй, скользя языком по краешкам зубов, лаская изнутри губы и язык, мягко поглаживая нёбо:

— Девочка моя, — с трудом оторвавшись, выдохнул в раскрытые губы.

— Если по сравнению с твоими тысячами лет, тогда, конечно, девочка, — не открывая глаз, съязвила ворожея.

— Ну не мальчик же, — хмыкнул драуг и снова прижался к губам, не давая возразить.

Распахнув глаза и оторопело глянув на него, Йанта вдруг прыснула смехом.

— Да уж, — подтвердила, — не мальчик. С этим не поспоришь…

Смеющаяся, она была так дивно хороша, что на мгновение Фьялбъёрн залюбовался, еще не понимая, что так рассмешило ворожею, потом, ухмыльнувшись, сгреб свою законную добычу в охапку, покрывая шею и лицо поцелуями.

— Ты меня только на людях за волосы не трогай, хорошо? — вдруг посерьезнев, сказала Йанта, окончательно переворачиваясь и бесцеремонно обвивая Фьялбъёрна руками. — Там, откуда я родом, это… не принято. Поцеловаться — и то проще.

— Чудной край, — протянул драуг, прижимая её к себе и касаясь губами разметавшихся по лицу прядей. — Но как скажешь…

Ворожея тихо выдохнула и погладила его по щеке. Фьялбъёрн перевернулся на бок и, оперевшись локтем о подушку, внимательно вгляделся в тонкие черты девушки. Нет, а вправду… Откуда такое чудо? Поднял руку и огладил кончиками пальцев линию носа, скользнул к губам, обводя их по контуру. Йанта снова выдохнула, но улыбнулась.

— Расскажи мне о своём доме, — негромко сказал драуг.

— Мой дом? — девушка задумалась, улыбнувшись мечтательно и, как почему-то показалось Фьялбъёрну, грустно. — Он прекрасен. В наших горах все еще живут драконы, и маги ходят к ним учиться мудрости. В нашем городе дороги из камня цвета звезд, ночью они светятся еле заметно, чтобы легче было ходить по улицам. А вокруг города — леса, светлые, пронизанные солнцем, и темные, где листья закрывают небо. Это чудесное место, Бъёрн… Мой дом так красив, что вспоминать сладко и больно… Там жила моя семья: отец, три старших брата и две младших сестренки…

Драуг пристально посмотрел на, кажется, бывшую сейчас далеко-далеко ворожею. «Жила?» Послышалось? Оговорилась? Или всё назвала так? Хотелось спросить, почему же она оставила дом, что случилось с семьей, но что-то во взгляде Йанты заставило промолчать. Только по-прежнему гладить её лицо, осторожно и ласково. Захочет — расскажет сама.

— Ты вчера после обеда ничего не ела, кстати, — напомнил тоном сердитой няньки Фьялбъёрн, спохватившись. — Так нельзя. Живому человеку.

— Может, я к пиру готовлюсь, — усмехнулась Йанта лукаво, но чуть натянуто, и встряхнула головой, будто выныривая из воспоминаний. — Если ты не передумал меня брать… Кстати, а ты сам… Ты ведь можешь есть, я видела.

— Пир — дело хорошее, — проворчал драуг, — только не забывай, что там и зельем угостить могут. А я… — Фьялбъёрн не знал, как отзовется девушка на его слова, но всё же решил не скрывать правду. — Пока я нахожусь рядом с живым существом, то перенимаю его… потребности, — сказал он насколько мог мягко. — Могу есть, пить и спать. Считай, это твой подарок мне.

— Правда? — удивленно глянула ворожея и вдруг просияла счастливой улыбкой. — Хорошо! Хоть что-то я могу сделать… А зелье… Разве что уж совсем что-то необычное попадется. Вообще-то меня с детства приучили распознавать яды. Так, на всякий случай. Но поесть и правда хорошо бы. До вечера еще до-о-олго…

Она потерлась щекой о плечо драуга, удобнее устраиваясь в объятиях, улыбнулась снова, словно вспоминая о чем-то.

Фьялбъёрн в очередной раз за утро оторопел, потом возмутился:

— Что-то? Ты очень много можешь! И перед завтраком мы как раз успеем ещё кое-что…

— Интересно, что? — невинно поинтересовалась Йанта, широко распахивая хитрющие глаза. — Вот я теперь понимаю, что про месяц в каюте ты не шутил… Ох, да… — выдохнула она, когда Фьялбъёрн снова запустил пальцы в шелковистую гриву. — Только купол… поставлю…

— Именно, радость моя, — проурчал огромным котом драуг. — Я вообще редко шучу. А купол… ну, если тебя сильно смущает…

— А тебе команду не жалко? — хмыкнула Йанта, откидываясь на подушку. — Им же слушать все это…

Фьялбъёрн навис над ней, довольно ухмыльнулся, глядя в чёрные глаза.

— Не жалко, — чётко ответил он и впился в губы, не давая нахалке хоть что-то возразить.

* * *

Янтарные нити плыли перед глазами, таяли на языке пьяным медом, звенели, как струны арфы… Что, неужели она и впрямь выглядит такой легкой добычей? Йанта улыбнулась, чувствуя, как рождается внутри веселый злой азарт. Не трогая нить, выскользнула из комнаты, отведенной ей во дворце дроттена, следуя к истоку переливчатого янтарного ручейка. В коридоре было темно, только там, где он ветвился, — к ярко освещенному пиршественному залу, полному гомона, и к какому-то темному закоулку — там висел на стене масляный светильник в стеклянном колпаке, бросая на деревянный пол желтый круг света. Нити вели в темноту. И Йанта, быстро сотворив морок, бесшумно прошла за ними туда, где во тьме ярко светилось для её магического зрения золотое сияние мерикиви.

Ньедрунг не успела ни испугаться, ни отпрянуть. Вынырнув из темноты, Йанта одной рукой перехватила тонкие запястья, сжала, прекращая плавный танец рук мерикиви, с кончиков пальцев которой плыл сладкий яд. Второй ладонью зажала узкий ярко накрашенный рот и толкнула чудесницу к стене, прижимая своим телом. Шепнула на ухо:

— Закричишь — горло пережму. Будешь до конца дней на пальцах изъясняться. Поняла — кивни.

Дождавшись еле заметного кивка, она отпустила пленницу, глянула в лицо, ничуть не смущаясь темнотой. Подумала с невольным восхищением, что мерикиви не дура и не трусиха: мгновенно сообразила, что поймали её за таким делом, которое вряд ли понравится хозяевам острова. Фьялбъёрна Драуга здесь считают если не другом, то силой, с которой ссориться опасно. И за попытку его зачаровать по голове не погладят даже чудесницу. Понимала это, конечно, и Ньедрунг, поэтому смотрела зло, но поднять тревогу не пыталась.

— Что тебе нужно? — тихо спросила Йанта. — Зачем тебе Фьялбъёрн?

— Не твое дело, — огрызнулась мерикиви. — Отпусти. Все равно ничего не докажешь.

— Уверена? — усмехнулась Йанта.

— Ну, попробуй, — в голосе мерикиви звенело холодное презрение. — Я служительница Брады, а ты приблуда без роду и племени, очередная подстилка ярла.

— Так вот в чем дело… — протянула Йанта, улыбаясь. Действительно, теперь все встало на свои места. — В ярле. Никак, завидуешь? Тихо! — осадила она дернувшуюся было чудесницу. — Вот что, красавица, Фьялбъёрн не бычок на веревочке, он сам решит, что ему нужно. И кто нужен. Попытаешься его зачаровать — пожалеешь.

— И что ты мне сделаешь? — выплюнула мерикиви, откидывая голову назад и встречая взгляд Йанты двумя янтарными огоньками, словно кошка поймала глазами лучик света. — Моя богиня защищает меня.

«А она красива, — отстраненно подумала Йанта. — Не смазлива, а именно красива: высокая, тонкая, гибкая, как восточный клинок. Узкие губы, чуть длинноватый нос, резкие скулы… Словно выточенная мастером статуэтка. Но мне ведь никогда не нравились женщины, хоть в Аш-Шараме и не считается грехом вожделеть свой пол. Может, янтарные чары все же действуют? Да нет, непохоже… Просто и в самом деле хороша. И как Фьялбъёрн этого не видит? Или видит?»

Йанта вдохнула горьковато-смолистый запах от волос мерикиви, еще ближе склонилась к ней, шепнула:

— Твоя богиня? Что ж, я не боюсь. Фьялбъёрн мой, пока сам не решит иначе. А если я подумаю, что ты для него опасна, мы посмотрим, что сильнее: огонь или янтарь. Ты ведь знаешь, как хорошо горит янтарь?

— Не посмеешь…

— Я? Не посмею? — удивилась Йанта, сладко улыбнувшись. — Это пока что ты чудесница под защитой богини. И, кстати, точно такая же подстилка. Разве только не у того, кто тебе нравится, — она улыбнулась снова, наслаждаясь бессильным бешенством, пылающим в ауре мерикиви, и продолжила: — А вот если тебя лишить магии, то кому ты будешь нужна, бывшая чудесница Ньедрунг? Я играла в эти игры, когда ты еще храм подметала. Это ты никому ничего и никогда не докажешь, если твоя магия, этот живой, горячий, сладкий золотой огонь вдруг станет огнем настоящим. Вспыхнет — и сгорит.

Она чуть-чуть отстранилась, чтоб поудобнее перехватить сильные, хоть и тонкие запястья, и Ньедрунг, почуяв слабину, — как она думала — дернулась, открыла рот, чтоб закричать. Йанта, сминая сопротивление мерикиви, вжалась в неё всем телом, накрыла ртом узкие красивые губы, поцеловала долго, властно, стискивая запястья так, чтоб не причинить боли, но и вырваться не дать.

Плавало во тьме вокруг них золотое янтарное марево, призванное оплести волю попавшего в его сети, и Йанте чудились солнечные лучи на коже, теплый ветер, шелест волн и песок под ногами… И только в глубине этого уютного мира виднелось что-то темное, как слепое пятно, сгусток тьмы в куске янтаря. Оторвавшись с сожалением от внезапно податливых губ мерикиви, Йанта заглянула той в изумленное лицо, поймала растерянность и страх в глубине глаз. Удовлетворенно шепнула низким, мурлычущим голосом:

— Это за ярмарку, янтарная моя. Вира за то, что пыталась нас поссорить. Радуйся, что не вышло, а то бы я с тобой не так еще поговорила.

Отпустила запястья, делая шаг назад. Мерикиви зло блеснула глазами из тьмы, сжала губы, разве что не отплевываясь. Мгновение помедлила, затем скользнула вдоль стены на несколько шагов от Йанты. Остановилась там, вытянувшись в струнку, и прошипела:

— Когда ты сгинешь в его очередном походе, ярл поймет, кто ему нужен.

— И тебе всего хорошего, — улыбнулась Йанта.

Усмехнулась вслед поспешно исчезающему во тьме коридора силуэту, слабо светящемуся янтарем, и пожаловалась вполголоса, не поворачиваясь:

— Чувствую себя деревенской девицей, ссорящейся с другой девицей из-за ухажера на танцах. Ужас-то какой… И давно ты там стоишь?

— Достаточно, — прозвучал из-за спины голос Фьялбъёрна. — Так ярмарка — её дело?

— Немножко её, — вздохнула Йанта, с наслаждением приникая к обнявшему её сзади за плечи драугу. — Но больше моей дури.

Обернулась, положила на плечи ярла ладони — пришлось поднять руки повыше, как обычно. Замерла, наслаждаясь, потом уже привычно потерлась щекой о плечо Фьялбъёрна.

— Ты говорила, что не чуешь меня, — сказал драуг, обнимая её крепче.

— Теперь научилась. Ты похож на тьму. Когда вокруг свет, ее не так уж сложно заметить, а Ньедрунг светила ярко. Злишься из-за этого поцелуя? У вас… так не принято?

— Если скажу, что да, — усмехнулся, судя по голосу, ярл, — что сделаешь?

— Попрошу прощения и больше так не стану, — серьезно отозвалась Йанта. — Да я и так не стану… Просто хотела… попугать её.

— Я тебе верю, — помолчав, отозвался драуг. — Ты сказала, что ты моя.

— А еще я сказала ей, что ты решишь сам, с кем тебе лучше, — ровно напомнила Йанта. — Она ради тебя затеяла все это …

— Сама кашу заварила — пусть сама и расхлёбывает, — усмехнулся Фьялбъёрн, неохотно отпуская Йанту. — Мне-то что до этого? Пойдем уже. Нас на пиру заждались.

* * *

В пирах Морской народ знал толк. Фьялбъёрн убеждался в этом неоднократно. Пройдоха Бо, он же великий дроттен, любил роскошные гулянки ещё с юности. Сейчас же, хорошенько поднаторев как в политических хитростях и военном деле, так и в удовольствиях, и вовсе не видел нужды в чём-то себя ограничивать.

Длинный стол ломился от яств: одних только блюд из рыбы насчитывалось около сорока. Жареная, варёная, прокопчённая, солёная, в маринаде или с изумительными специями, привезёнными торговцами с юга. При этом рыбу здесь за лакомство не считали, как бы прихотливо она ни была приготовлена — кого в рыбачьем народе удивишь дарами моря? Вот мясо, фрукты и свежая зелень — это истинная редкость. И хоть острова не близко от материка, торговля шла бойко, так что еды здесь всегда было предостаточно.

Сам дроттен Бо восседал на троне в середине длинного, во весь зал, стола. Напротив него на широкую скамью, застеленную мягкими шкурами, усадили Фьялбъёрна и Йанту, как уважаемых гостей, по левую и правую руку владыки сели Фрайде и старейшины, далее с обеих сторон — воины. Старших сыновей не было, и Фьялбъёрн предположил, что оба ещё в море, — иначе б ни за что не пропустили такое развлечение.

В самом деле, на спутницу ярла поглядывали с большим любопытством, чем на него самого. Многие потом переводили вопросительные взгляды и на Фьялбъёрна, мол, из какой пучины вытянул такое диво? Золотокожая, черноглазая и черноволосая, Йанта ничем не походила на северянку, но и южанкой, каких здесь привыкли видеть, не выглядела, так что невольно притягивала взгляды. Сама ворожея этих взглядов будто бы не замечала: держалась с безмятежной уверенностью, мило улыбалась, помалкивала и пробовала все, до чего могла дотянуться. Выглядела, правда, так, что будь они на «Линорме», Фьялбъёрн бы долго не выдержал: запустил бы пальцы в якобы небрежно уложенные смоляные кудри, растрепав их по-настоящему, стянул то самое платье, из-за которого… Чтобы отвлечься от некстати нахлынувших мыслей, Фьялбъёрн подвинул ворожее блюдо с маленькими сладкими пирожками, за что был награжден сияющей улыбкой.

Как и положено благородной девице, Йанта не крутила головой, но в то же время было прекрасно понятно, что ворожея с любопытством разглядывает всё вокруг. Оно и неудивительно! Когда сам Фьялбъёрн оказался здесь в первый раз, глаз не мог отвести от чучела огромного кракена и шкуры глубинного линорма, развешанной на каменной стене. А для этой рыбки зубастой тут всё новое, всё неизвестное — конечно, любопытства выше мачты.

— Ну, расскажи, Фьялбъёрн Драуг, — хрипло произнёс дроттен Бо, — где тебя носило последние месяцы? По каким волнам плавал, каких гадов морских бил?

На губах воинов начали появляться улыбки. Знали прекрасно, как продолжит их дроттен, но Фьялбъёрн сделал вид, что слишком увлечён карпом с золотистой корочкой и божественно сочным белым мясом — а ехидства в голосе Бо не замечает.

— …Или же гостил у прекрасных хавфруа? — невинно закончил дроттен, и воины уже не скрывали ухмылок.

Йанта, перейдя от пирожков к тушеным мидиям и кальмарам, бросила на своего ярла лукавый взгляд. Фьялбъёрн только хмыкнул. И эта туда же, глядит с такой ехидцей, что даже Ньедрунг рядом блекнет. Кстати, где мерикивская гадина? Или ворожеи испугалась так, что теперь и не сунется?

Ненароком подсмотренная сцена будила странные, давно забытые чувства. Будто среди студеного зимнего моря вдруг повеяло теплым весенним ветром. А все этот странный подарочек небес! Неужто и правда ревнует? Его, нежить морскую?

— Будь хавфруа столь прекрасны, я б не приплыл к тебе, дроттен, — сдерживаясь, чтобы не показать внезапно накатившего раздражения, произнёс Фьялбъёрн. — А раз в море не осталось благосклонных к морякам прекрасных дев, то придется лицезреть твою… твоё, кхм, лицо.

Бо расхохотался, хлопнув по столу ладонью, — доска отозвалась низким гулом. Хороший удар: хоть и стар дроттен, а крепок.

— Ну-ну, — хмыкнул он и выразительно посмотрел на Йанту выцветшими светло-голубыми глазами. — И тем не менее, времени не терял, я смотрю.

Та спокойно встретила взгляд и чуть улыбнулась, когда Бо всё же пришлось отвести глаза.

— Да, именно, — сдержанно уронил Фьялбъёрн. — На «Гордом линорме» давно не было ворлока или ворожеи, и я благодарен Гунфридру, что он всё же послал мне, — пришлось сделать паузу, — такой дар.

— И вправду, великий Гунфридр был щедр к тебе, ярл, — прищурился Бо, снова разглядывая Йанту с откровенно мужским интересом. — А что же сама твоя спутница? Не поведает ли нам, из каких она краев? Довольна ли прекрасная дева нашим гостеприимством?

Фьялбъёрн стиснул зубы, сам удивившись желанию послать любознательного дроттена в далекое путешествие по морским и подводным просторам со множеством интересных, но сплошь неприличных приключений. Отвечать за Йанту теперь, когда Бо спросил её саму, было нельзя: ворожея не дитя неразумное. Но и слушать ехидство в голосе островитянина…

— Ваше гостеприимство, славный дроттен, затмевает величие скал и глубину морской бездны, — негромко и очень ясно ответила Йанта, неторопливо дожевав и проглотив очередной пирожок в наступившей вдруг тишине. — Пусть вечно славится и процветает дом, где так принимают гостей. И если судьбе будет угодно, чтобы я вернулась в свои родные края — слишком дальние, чтобы вы слышали о них, — я с радостью поведаю там о могуществе Морского народа и его владыки.

— Красивые слова, любезная речь, — медленно сказал Бо, откидываясь на высокую резную спинку массивного стула-трона. — Не будет ли неучтиво спросить, какого рода наша гостья?

Фьялбъёрн слегка перевел дух, чувствуя, что сидящая рядом ворожея безмятежна, как умелый воин перед боем, — самое верное настроение для того, что тут происходит. А вот что именно происходит и почему — пока непонятно. Одно хорошо — язык у девчонки подвешен не хуже, чем у местных зубоскалов.

— У меня дома говорят, — тем же ровным вежливым тоном отозвалась ворожея, — что хвалиться своим родом на чужбине — бросать слова на ветер. Скажу так: мой род в землях, где я жила, стоит достаточно высоко, чтоб от этого были сплошные хлопоты.

Пару мгновений — и Фьялбъёрн вместе со всеми увидел, как просоленная морскими ветрами физиономия Бо расплывается в настоящей улыбке.

— Ах, хорошо ответила, гостья. В самом деле, больше власти — больше хлопот. Учись, Фрайде…

Тот смиренно склонил голову, но Фьялбъёрн видел мелькнувшую на губах сына дроттена усмешку. И тут же рядом с Фрайде на освободившееся, как по волшебству, место опустилась гибкая тень, почти спрятавшись за широким плечом островитянина.

— И впрямь, у нашей гостьи стоит поучиться, — прошелестел голос чудесницы, — моряки разве что песни не слагают о ее храбрости и колдовском искусстве. Странно…

— Что же странного ты увидела в этом, Ньедрунг? — спросил Фрайде с таким вежливым удивлением, что гомон за столом снова стих — а Фьялбъёрн поставил на стол кубок, чтоб не расплескать.

— Да так… — мягко отозвалась мерикиви, не опуская капюшона из тонкой южной ткани.

— Приходилось мне слышать, что если колдунья слишком много времени проводит в мужской постели, сила и храбрость уходят от нее. Так не диво ли, что на корабле, полном мужчин, дева подобной красоты сохранила столько могущества…

Если до этого за столом было тихо, то теперь тишина стала тяжелой и душной. Фьялбъёрн видел, как сверкнули глаза Бо и напряглась будто высеченная из камня челюсть — чудесница явно позволила себе лишнего, впрямую оскорбив гостью. Под рукой вдруг стало мокро. Опустив взгляд, драуг увидел, что тонкая чеканная медь в его пальцах смялась и хмельной мед все-таки выплеснулся на скатерть. Но прежде, чем он открыл рот, еще не зная, что скажет, в густой тишине так же лениво, почти скучающе, снова раздался голос Йанты:

— Слышал, мой ярл? И только попробуй еще раз разгневаться, если полезу в драку без твоего дозволения. Сам, оказывается, виноват в моей храбрости, что зовешь дурью. Мало… стараешься…

Через мгновение грохнуло так, что потолок едва не приподнялся над резными столбами-колоннами. Хриплым басом хохотал дроттен, смеялся Фрайде, боевыми жеребцами ржали морские ярлы и воины, хлопая друг друга по плечам и повторяя шутку. Морской народ умел оценить острое словцо, а уж если тот, кто его обронил, и себя не пожалел… Можно не сомневаться, завтра последняя собака на базаре будет знать, что ворожея с «Линорма» не просто красивая игрушка ярла.

Фьялбъёрн поднес к губам смятый кубок, отхлебнул меда. Повернулся к ворожее, невозмутимо надкусившей который уже по счету пирожок, сказал тихо, но не особо скрываясь — теперь уже не к чему:

— Мало стараюсь, значит? Ну-ну…

И подмигнул многообещающе.

Йанта, паршивка этакая, распахнула дивные ресницы в шутливом испуге, сделала вид, что смущается, но сочные пухлые губы так и тянулись в улыбке — расцеловать бы…

— Вольно же смеяться великому ярлу, — совсем уж по-змеиному прошипела Ньедрунг, откидывая капюшон и в упор глядя на драуга. — Вольно и его… ворожее смеяться и пировать в доме, над которым нависла беда… И то правда, какое дело одному драугу до другого?

— Помолчи! — громыхнул голос Бо, аж привставшего с места. — Наши беды — наши заботы. Не гостям тревожиться о них.

— Хороший гость разделяет с хозяином не только стол, — тихо проговорил Фьялбъёрн, не сомневаясь, что его услышат. — И если в твоем доме творится неладное, а я могу помочь…

— Не тревожься попусту, ярл… — начал Бо и тут же был перебит возмущенным возгласом Фрайде:

— Отец!

— Я сказал! — возвысил голос дроттен, глядя куда-то мимо Фьялбъёрна. — Наши гости благословлены Гунфридром!

Гомон в зале нарастал, пока еще тихий, больше похожий на ропот начинающегося шторма. Фьялбъёрн снова отпил меда, угрюмо отодвинул пустой кубок. Рядом замерла Йанта, поигрывая серебряной ложечкой. Почему-то безобидная ложечка в тонких красивых пальцах казалась смертельно опасной.

— Сказал про сеть, говори и про рыбу, — уронил Фьялбъёрн. — Я в твои дела не лезу, дроттен, но молву не остановишь. Что случилось?

— Отец… — повторил Фрайде со странной требовательностью, и Пройдоха Бо с каким-то угрюмым облегчением махнул рукой.

— А, все равно узнаешь… Ты не подумай, Фьялбъёрн, тебя-то я всю жизнь знаю… Нечисть у нас тут завелась. Драуг, чтоб его…

— Нечисть, значит? — очень спокойно уточнил ярл.

Теперь все встало на свои места: и косые взгляды островитян, и намеки… И, конечно, жадное любопытство, с которым рассматривали Йанту — кому, как не ворожее, разбираться с такими бедами?

— А что же твоя чудесница, не справляется?

— Да как сказать… — Бо хмуро глянул на бледную, напряженно выпрямившуюся на скамье мерикиви. — Ньеда… она не по этой части. Рыбу там приманить, людей полечить, шторм предсказать… Логово твари нашла, и на том спасибо. Да только не удается его застать в логове.

— А выманить не пробовали? — с интересом спросила Йанта, и Фьялбъёрн с тоской понял, к чему все идет.

— Помолчи, — сказал он отчаянно, уже решив, что если придется выбирать между дружбой Морского народа и жизнью глупой храброй девчонки, тут и выбирать нечего, лишь бы успеть в охапку схватить и забрать на корабль.

— Пробовали, — с той же бессильной хмурой злостью сказал Бо. — Все пробовали, что могли. Дюжину человек потеряли, а этой твари…

— Много, — бесстрастно отозвалась Йанта, словно не услышав приказ ярла. — Он сильнее с каждой отнятой жизнью.

— Это нам известно, госпожа ворожея, — прошелестела Ньедрунг. — Не скажете ли чего-нибудь нового?

Мерикивская гадюка, она же подстроила все это. Подготовила Фрайде, вывела на разговор, умело, как охотник выводит зверя на силки и яму с кольями. И старейшинам, можно не сомневаться, в уши нашептала, что один драуг уж точно знает, как справиться с другим, да и новая ворожея на «Линорме» — редкостной силы. А после этих шуточек про храбрость и умение…

— Может, и скажу, — так же спокойно откликнулась Йанта. — Но разговорами тут не помочь. Раз уж госпожа Ньедрунг не по этой части, я могла бы взяться за дело, но решать это не мне. Я ворожея ярла Фьялбъёрна.

Десятки взглядов скрестились на Фьялбъёрне: угрюмых, просящих, полных надежды.

— Бъёрн, — еле слышно прозвучало над самым ухом, — я прошу, позволь…

Дюжина человек… Кто-то из сидящих за пиршественным столом наверняка потерял друзей или родных. О да, Фьялбъёрн хорошо знал, на что способен взбешенный драуг, поднятый из могилы. Не вдохни в него самого Гунфридр подобие жизни, быть бы и ему злобной безжалостной тварью… Можно понять Бо, люди которого гибнут, но от этого не легче. Проклятье, она же еще девчонка совсем! Как бы ни кичилась своим колдовским искусством, разве девичье дело — сражаться с исчадием замогильного мрака?

— Ты не пойдешь туда одна, — сказал он, едва шевеля губами.

— Я не пойду с тобой, — очень мягко сказала Йанта. — Мои чары могут зацепить и тебя. Бъёрн…

Тихая просительная тоска звучала в её голосе. И Фьялбъёрн понял, что если решит по-своему, просто забрав девчонку в безопасность, выставив её перед всеми красивой игрушкой для собственной услады — это, может, и спасет ворожее жизнь, но вот между ними убьет все, что только началось. Да и спасет ли? С этой… рыбешки зубастой… станется улизнуть и отправиться на поиски нечисти самой.

— Фьялбъёрн… — эхом повторил Бо, глядя на него в тишине, наступившей который уже раз за этот поганый вечер.

— Что тебе нужно, девочка? — спросил ярл, не в силах повернуться и просто взглянуть на свою ворожею, свою женщину, свою… — Оружие? Люди? Какая помощь? Я не сунусь в логово, но одна ты не пойдешь. А если не вернешься…

Он глянул в упор на Пройдоху Бо, хитреца, великого дроттена, и тот молча опустил голову.

 

Глава 9. Биргир Ауднасон

К могиле мертвеца, вставшего драугом, Йанту провожали с почестями — чуть ли не все пировавшие бросили угощение и теплый безопасный дворец, чтобы посмотреть, как ворожея с «Линорма» будет сражаться с тварью. А может, боялись, чтобы не сбежала дорогой? Плотное кольцо мрачных вооруженных людей растянулось по дороге на пару дюжин шагов, и Йанта только вздохнула. Будь она нечистью, сейчас бы забилась подальше от такого количества гостей.

— Раньше вы облавы устраивать не пробовали? — спросила она у Фрайде, шагающего рядом.

Почти полная луна сияла с черного неба белым кругом, словно вода в бездонной проруби замерзла ледяным диском. Йанта слегка поежилась. Плащ у нее был теплейший — спасибо Бъёрну — но мороз хватал за уши и щеки, напоминая, кто здесь страшнее самой лютой нечисти. Только дай слабину, окажись вдали от жилья без надежной зимней одежды и обуви, без кресала и трута, без веток для костра… Север не прощает малейшей оплошности.

— Пробовали, — хмуро ответил Фрайде. — Троих потеряли. Он дождался, пока люди немного разошлись, и напал. Три воина, оружных, в доспехах — и ничего не смогли сделать.

— А как убил? И что сделал с телами?

Это и в самом деле было важно. Для чего убивает нечисть? Смотря какая. Кому-то нужно мясо или кровь, кто-то питается страхом или жизненной силой, кто-то вообще пьет любовь. Есть и те, которые не могут упокоиться из-за незаконченного дела, мести или долга.

— Одному шею сломал, двум другим порвал горло, — так же ровно, но с некоторым вызовом ответил сын дроттена. — Тела не сожрал, так и бросил.

— Понятно, — отозвалась Йанта, покосившись в другую сторону.

Фьялбъёрн шел молча, возвышаясь даже над рослыми людьми Морского народа. С самого выхода из дворца Бо ярл не проронил ни слова, только сам осмотрел все, что ворожее принесли по её просьбе: мужскую одежду с плеча какого-то невысокого паренька, пару факелов, обмотанных просмоленными тряпками, прочную веревку с узлами и мешочек крупной сухой соли. Оружия тоже притащили ворох, от лука и стрел до отличных мечей и копий. Йанта представила, как полезет с копьем в узкую извилистую земляную нору, и даже смеяться не стала.

А вот меч она все-таки взяла, придирчиво выбрав себе по руке. Пришлось перекопать все принесенное, однако среди тяжелых северных двуручников нашелся все-таки клинок, скованный то ли для подростка, то ли для воинственной девы. Гораздо короче обычного полуторника, легкий и узкий, зато из прекрасной восточной стали, он так и просился в ладонь. Драуг на выбранное Йантой оружие посмотрел мрачно, но и тогда ничего сказал, только повел широкими плечами да дернул уголком рта.

Что он при этом подумал про самоуверенную ворожею — было ясно без слов. А если и выражалось словами, то сплошь неприличными. Йанта сама хорошо понимала, что с нечистью обычным клинком не справится. Она не мастер фехтования, да и сил вряд ли хватит. Хоть и училась владеть клинком в подражание братьям, но до настоящего бойца не доросла. Однако тяжесть на поясе все-таки придавала уверенности.

— Кем драуг был при жизни? — спросила она снова, и Фрайде тяжело вздохнул:

— Воином. Одним из лучших воинов моего отца. Биргир Ауднасон звали его, и лучшего мечника я не видал.

— Не поминал бы ты его по имени, сын дроттена, — буркнул один из идущих рядом северян, седой, но мощный, как матерый медведь. — Или не знаешь, что нечисть слышит свое имя, даже когда спит в могиле? Не буди лихо, пока оно тихо, как говорят славы.

— Я бы не отказался с ним встретиться, — с горьким вызовом отозвался Фрайде. — Может, хоть мне бы он сказал, почему не смог обрести покой? Мы дружили…

— Мне жаль, — искренне сказала Йанта, немного помолчав. — Тяжело терять друга. И во много раз тяжелее терять его так.

— Да не он это уже, — все так же хмуро бросил седой. — Тварь в его обличье. И она о дружбе не помнит. Поберегись, ворожея…

— Уж постараюсь, — отозвалась Йанта.

Можно подумать, без такого ценного совета она бы не догадалась быть осторожной. Биргир Ауднасон… Что же случилось такого, чтобы лишить тебя честного посмертия? Поговорить бы сейчас с Фьялбъёрном, но не при всех же.

Йанта осмотрелась по сторонам. Обитаемая часть Маархаллена, как звалось главное селение Морского народа, уже закончилась, теперь они шли по каменистой дороге среди невысоких голых холмов, верхушки которых покрывали стебли высохшей травы и редкие чахлые кустики. Спрятаться здесь могла бы разве что мышь, но вид у залитой лунным светом дороги все равно был зловещий. Каждый прутик и камешек бросал резкие черные тени, а наверху — и это Йанте совсем не понравилось — к ледяному блюдцу луны приближалось пятном непроглядной тьмы большое облако. Вот ведь зараза… Если стемнеет — и факелы не слишком помогут островитянам. Хорошо еще, что Фьялбъёрн видит в темноте, как… да, вот как драуг он и видит.

— Что ты будешь делать, если его могила пуста? — спросил Фрайде, помолчав несколько минут.

— Ждать. Не выйдет этой ночью, вернусь сюда следующей. А почему он вообще похоронен в земле? Разве ваш народ не отдает тела морю? — вспомнила она услышанное мельком.

— Только тех, кто погиб в бою. Владыка Гунфридр принимает их в свою дружину. А остальных мы хороним на кладбищах.

«Странное верование, — подумалось Йанте. — Неужели воин не хочет в загробном мире встретиться с любимыми, родичами и друзьями, которым выпала иная смерть?»

Но чужая земля — чужая вера. Да и не время сейчас думать о таких тонкостях. Фрайде продолжал рассказывать:

— Биргир всегда был уверен, что уж ему-то уготовано место в дружине Гунфридра. Сколько раз он выходил на драккаре против морских разбойников или порождений тьмы. А погиб… глупо. Отправился порыбачить и…

— Что случилось? — мягко спросила Йанта.

— Не знаю. И никто не знает. Нашли его на берегу возле лодки. Упал — и виском на камень. Глупость это! Чтобы опытный воин поскользнулся на гальке? Не пьян же был, он тогда зарок дал хмельного в рот не брать.

— Бывает… А что за зарок?

— А, — махнул рукой сын дроттена. — Поспорил… Хлебнуть он любил, это да, иногда и без меры. Вот невеста его и попрекнула. Мол, не мужчина тот, кто совладать с собой не может. Биргир и поклялся, что до самой свадьбы целую луну капли хмельного в рот не возьмет. Но тогда уж, мол, она пусть прощения попросит…

— Точно, было дело, — сказал кто-то позади Йанты. — Ох, и повздорили они. Гудрун его при всех пьяницей назвала, а он ее — неумехой, что иглы да прялки боится. Мол, если он месяц продержится, пусть она ему своими нежными ручками шерсти напрядет да свяжет хоть носки с варежками. Потом помирились и миловались по-прежнему.

— Миловались, говоришь? — ответил ему из темноты чей-то насмешливый голос. — Да ненадолго той любви хватило. На похоронах Гудрун плакала, а через две луны свадебную косу заплела. Не с того ли ее прежний жених из могилы встал, что его невеста теперь с другим милуется да носки ему вяжет? Известное дело, от обиды да со злости такое с покойниками бывает…

— Не только.

Фьялбъёрн уронил это холодно и тяжело, двумя простыми словами вмиг прекратив разговоры вокруг. Йанта виновато покосилась на мрачное, словно из старого серого льда вырезанное лицо бессмертного ярла. Мертвого ярла, не попавшего в дружину Гунфридра. Точнее, призванного им для особой цели и много веков несущего суровую службу хранителя моря. И вряд ли на службу морскому владыке его привела обычная обида. Разве что ненависть к врагу более страшному, чем может одолеть простой воин.

— Вот… — тихонько сказал Фрайде после нескольких минут молчания. — Пришли…

Они как раз обогнули небольшой холмик, и Йанта увидела расстилающуюся равнину, испещренную темными в лунном свете прямоугольниками. Надгробия! Кладбище Маархаллена.

— Как хочешь, сын дроттена, — решительно сказал тот же седой воин, — а к могиле тебе соваться не след. Бо с нас живьем шкуру спустит, если с тобой что…

— Я тебе не ребенок, Сигни, — холодно отозвался Фрайде. — Или ты меня трусом считаешь? Или мало рядом со мной мужчин, умеющих держать оружие?

— Не спорьте, — поторопилась вмешаться Йанта. — К могиле нам всем вместе идти и не стоит. Не хочется спугнуть ее хозяина. Вы мне только укажите — которая?

— Да что указывать — вон, видишь дерево? Засохшее…

Дерево на взгляд ворожеи больше заслуживало названия крепкого куста, но для этих земель… Ладно, примета и вправду была заметная издалека. Невысокое деревце росло шагах в ста от них, и земля под ним как раз темнела.

— Ну, вот и хорошо, — бодро согласилась Йанта. — Тогда я пойду. А то холодно! Быстрее начну — быстрее управлюсь. Провожать не надо.

— Надо, — так же тяжело сказал Фьялбъёрн. — Идем вместе.

И снова смолк. Так в молчании они и дошли до корявого, неприглядного вида то ли деревца, то ли впрямь кустика. У его подножия в сухой траве черным пятном выделялась каменная плита. Йанта присмотрелась. Вот оно что… С одного боку земля под плитой осыпалась, там явно было что-то вроде лаза. Бррр! Лезть под землю? Вот в это?

Драуг взял её за плечо и развернул к себе, заглянув в лицо. Сказал негромко, едва разжимая губы, странным глухим голосом:

— Мы можем уйти на корабль. Прямо сейчас. И пусть только слово кто-нибудь скажет — самого туда засуну.

— Не можем, Бъёрн, — виновато сказала она. — Сам знаешь, что не можем. Я не могу. И… благодарю тебя.

— За что?

Живой глаз ярла сверкал осколком льда, второй так и остался блеклым пятном на мертвенно-бледном лице. Нет, просто мертвом — все время приходилось напоминать себе это. Жутко иной раз оборачивается милость богов.

— За то, что позволил, — улыбнулась Йанта. — Привяжи веревку к дереву. Придется все-таки лезть, здесь мы, похоже, его будем ждать, пока в сосульки не превратимся. А там — я уверена, у него не один выход на поверхность. Как у всякого…

— Умертвия? — холодно подсказал ярл. — Или хищника?

— Воина, — поморщилась Йанта. — Хорошего опытного воина. Перестань, Бъёрн. Я бы доверилась тебе в любом бою, только не в этом. Прости…

Она протянула ярлу конец веревки, на которой умелой рукой были навязаны толстые узлы, другой конец не глядя привязала к своему поясу. Не хотелось отрывать взгляда от лица Фьялбъёрна — уродливого и прекрасного одновременно. Не внешней красотой, а той, что сверкала во взгляде искалеченного, но не побежденного смертью воина-драуга.

— Он не я, — так же тихо сказал Фьялбъёрн. — Бей наверняка и без жалости, всем, что можешь. Драуги не умеют щадить. И стали не слишком боятся.

— Знаю, — кивнула Йанта. — Это больше обманка, чем оружие. Соль и огонь — я помню. Есть что-нибудь еще? Чего я не знаю?

— Еще… — лицо ярла исказила жуткая усмешка, потом Фьялбъёрн выдохнул: — Если б было… Если бы я знал, что может тебе помочь… Даже шепни мне Гунфридр, что завтра это обратят против меня самого — не утаил бы.

Вместо ответа Йанта шагнула к ярлу и положила руки на огромные плечи. С пригорка они оба наверняка были видны как на ладони, но какая разница? Плевать ей на весь Морской народ с дроттеном во главе! Лишь бы хоть на миг согреть замерзшее сердце и холодные губы, кривящиеся в злой бессильной усмешке. К губам она и прижалась отчаянным поцелуем, приподнявшись на цыпочки и запрокинув голову. Резко выдохнув, Фьялбъёрн обнял её, стиснув до боли. И сразу же оттолкнул, только во взгляде живого глаза полыхнуло отчаяние.

— Веревка, — спокойно напомнила Йанта, опять отступая на шаг и снимая плащ, чтобы тот не стеснял движений. — Если будет просто дергаться — ничего страшного, я и запутаться могу. Ну, а если три раза дерну одинаково сильно — тяни да побыстрее.

Ярл молча кивнул, взяв ее плащ и перекинув через руку.

Подойдя к черной дыре лаза, Йанта попробовала ногой ее край. Мерзлая земля казалась надежной, а в нору вполне мог протиснуться человек. Ну уж всяко могучий северный воин Биргир, живой или мертвый, в плечах был пошире ворожеи. Напоследок она обернулась. Люди Морского народа так и столпились на окраине кладбища, но отсюда даже лица трудно было различить. А ярл каменным изваянием высился в пяти шагах, и веревку он не привязал к дереву, а намотал на огромную ладонь, надежную, словно весло «Линорма». Йанта улыбнулась.

— Когда вылезу, — сказала она, стараясь, чтоб голос звучал с шутливой беспечностью, — с дроттена будет причитаться много горячего вина и пирожков.

И поспешно отвернулась, чиркнув кремнем, чтобы искры упали на привязанный к факелу трут. Вспыхнуло пламя, Йанта сунула факел перед собой в нору — еще не хватало сходу попасть в объятия нечисти. Подождала, пока глаза привыкнут к свету, и присмотрелась. Ход уходил глубоко вниз, постепенно расширяясь. Пустой и по виду безопасный. Даже упираться руками и ногами при спуске можно запросто, вон какие удобные выемки в земляных стенках.

Глубоко вздохнув, она вытащила факел, быстро скользнула в дыру вперед ногами и полезла вниз, в ледяную черную пустоту. Огонь она держала над головой и старалась не думать, что её сейчас встретит. Ну или кто — это как посмотреть.

К счастью, лаз оказался неглубоким. Стенки колодца вдруг закончились — нога вместо очередного уступа нащупала пустоту. Извернувшись, Йанта прижалась к стенке, попробовала посмотреть вниз, но тьма была непроглядной, только колдовское зрение робко подсказывало, что никого живого там нет. Да уж… А неживого?! Она вдохнула, выдохнула — и спрыгнула на черный земляной пол с высоты примерно в человеческий рост.

Здесь было темно. Сыро и пронзительно холодно, как и положено в подземном склепе. А еще пахло всякой дрянью, несильно, но отчетливо. Мерзко пахло, опасно. Истлевшей одеждой, старой кровью, гнилой кожей…

Она подняла факел над головой, пламя заколебалось и будто прижалось к деревяшке — затхлый воздух не давал ему гореть в полную силу. Но даже так было видно, что Йанта оказалась посреди неровного круга утоптанной земли. Высоко над головой через колодец был виден лоскуток неба, усыпанный крупными ледяными осколками звезд, а стены вокруг терялись во мраке.

Двигаясь осторожно, затаив дыхание, Йанта повернулась по кругу. Вот пламя осветило земляную стену с торчащими из нее корнями, вот свет факела выхватил из темноты бугор рыхлой земли напротив ворожеи. Еще корни, торчащий из земли камень, чье-то лицо…

Она вздрогнула. Лицо показалось — и исчезло! Темнота вокруг оскалилась невидимой смертью — мгновенной, клыкасто-когтистой, безумной… Показалось, что запах стал сильнее, а по спине будто провели ледяной рукой. Совсем рядом…

Йанта отпрянула к стене, вжалась спиной в надежную земляную твердь. Щелкнула пальцами и провела ладонью над пламенем факела, подпитывая его чародейской силой. Подняла руку с деревяшкой повыше и сглотнула — в горле сразу пересохло, словно она хлебнула раскаленного пустынного воздуха.

Тот, кого при жизни звали Биргиром Ауднасоном, был здесь. И он ждал ее, ощерив длинные острые зубы в нечеловеческой безумной улыбке.

Никогда Йанта не была робкой, но тут она бы попятилась — если бы могла. Стена за спиной спасала от нападения сзади — и она же не давала отступить. Не отрывая глаз от белеющего в сумраке лица твари, Йанта потянула свободной рукой из ножен меч, отрешенно думая, что может и не успеть. Даже наверняка не успеет, если тварь кинется. Надо было сразу доставать…

Но почему-то ей позволили это сделать. Драуг глянул на блеснувший в ее руке клинок и снова растянул губы в подобии ухмылки. А потом облизнулся. Длинный черный язык далеко прошелся по бесцветной сморщенной коже и опять спрятался во рту.

— Огнем животворящим заклинаю тебя… — начала Йанта чары, выставив перед собой меч. — Силой земли и воды, что принимают всякую мертвую плоть…

Драуг кинулся. Увернувшись, Йанта наотмашь полоснула клинком по его плечу, но вместо мягкой плоти сталь словно столкнулась с твердым деревом. Кусок лохмотьев упал на пол, оголив белое плечо, с которого не пролилось ни капли крови. Мертвечина же…

— Ибо как зерно падает в землю, чтобы возродиться… — продолжила она мерно, выпевая знакомые каждым звуком слова, — так и всякая тварь уходит в нее…

Еще бросок! И снова Йанта увернулась почти чудом. Даже ей, быстрой и гибкой, было не тягаться с драугом, нечеловечески проворным и смертельно точным. Показалось даже, что он играет с ней, как кот с мышкой. А может, и не показалось.

— Благословенно семя, давшее нам жизнь… Благословенно чрево, носившее нас… Благословенно тело, родившее нас… Благословенно молоко, питавшее нас… Благословенны руки…

Уклониться не удалось. Йанту будто смело, как соринку — веником. Удар не убил ее лишь потому, что был рассчитан на тяжелого воина, а ее, легонькую, приподнял и швырнул о стену склепа. Захлебнувшись болью, Йанта упала на подкосившихся ногах, тут же перекатилась, попыталась вскочить… Меч остался в руке, только пальцы мгновенно онемели, а вот факел она выронила, и теперь тот горел на земле между ней и драугом, угрожающе потрескивая. И снова тварь, не торопясь подходить, оскалилась.

Все-таки играет! Мог бы выпустить когти, мог бы схватить, но развлекается с беспомощной, как он думает, добычей. И Литания Великой Матери, что должна остановить любую мертвечину, от гуля до ахрыза, на него почему-то не действует.

По спине Йанты пробежал холод — словно ледяной морской ветер откуда-то взялся в душном вонючем склепе.

Драуг шагнул к ней. Раз, другой… Он приближался медленно и уверенно, словно с насмешкой глядя на меч, способный повредить ему не больше, чем нож в руках ребенка — мореному в воде дубу. Глубоко вздохнув, Йанта щелкнула пальцами — на пустой ладони расцвел огненный бутон, поднялся вверх, распускаясь пламенными лепестками, колеблясь и озаряя тьму склепа. Драуг остановился. Посмотрел на пламя в ее руке. По неподвижному, белому в темных пятнах лицу пробежала дрожь — как рябь по спокойной воде.

— Остановись! — громко велела Йанта. — Огнем и землей заклинаю тебя — говори со мной!

Отбросив бесполезный меч, она выхватила из мешочка на поясе горсть соли и швырнула в драуга. Тот зашипел, припадая к земле, как животное, но не бросился, лишь отряхнулся, словно крупинки соли жгли его даже сквозь истлевшую одежду.

— Говори со мной! — снова крикнула Йанта.

Имя почему-то вылетело у нее из памяти. Это было глупо и непонятно, но то, что она так легко запомнила наверху, под холодным ясным диском луны, здесь, в смердящем смертью склепе, ускользало от разума. Будто она пыталась зачерпнуть ладонями лунный свет… И впервые Йанта испугалась. Как-то разом она поняла, что соль и железо на тварь почти не действуют, а огнем она может и не успеть — слишком быстр мертвый воин, в посмертии ставший вовсе неуязвимым. Как же ей сейчас пригодился бы Фьялбъёрн! Его надежная могучая сила, его скорость и уверенное мастерство…

Нет, она сама сделала выбор, положившись на магию! Ярлу спускаться сюда нельзя, на него все еще дрожащая в воздухе магия может и подействовать. Утянуть в глубины первобытной тьмы, упокоить…

Пламя на ее ладони взметнулось вверх, озаряя весь склеп, — и драуг неуловимо текучим движением попятился. А Йанта поняла, что так ее силы быстро иссякнут. Плеснуть в тварь пламенем? А вдруг он не загорится? Вдруг огонь будет так же бессилен, как магия, железо и соль? Что же она натворила, глупая ворожея, положившись на то, что никогда не подводило, но дома… А здесь чужая земля, и твари здесь тоже иные…

— Говори со мной, — прошептала Йанта, сопротивляясь липкому холодному страху, не позволяя ему затуманить рассудок и отнять остатки сил.

Не для того она осталась последней из рода Огнецвет, чтобы сдохнуть от зубов и когтей дохлой твари!

— Ты… — проскрипел вдруг драуг, обходя ее по дуге и снова примеряясь к прыжку. — Ты… умрешь… тоже…

— Все умрут! — огрызнулась Йанта, поворачиваясь и следя за ним. — Но тебе-то чего не лежится?

Зарычав, тварь кинулась. И тут Йанта вспомнила. Это была глупая, безумная надежда! Но выбора все равно не осталось. Огромные грязные когти мелькнули рядом с ее шей — и Йанта вытолкнула криком внезапно вернувшееся имя.

— Биргир!

Она все-таки снова упала. Приподнялась, потеряв уже и меч, оставшись почти беззащитной — пламя на ладони превратилось в жалкий огонек. Но тварь замерла и неуверенно склонила голову набок, словно прислушиваясь.

— Ты был человеком, Биргир! — выпалила Йанта, опираясь на локоть и чувствуя спиной стену — теперь уклониться точно не успеть. — Ты Биргир Ауднасон, воин дроттена Бо…

Она торопливо говорила, почти кричала, отчаянно пытаясь разбудить хоть тень разума в мертвых бельмах глаз. Ведь если драуг даже в могиле слышит, как его называют по имени, значит, он что-то помнит? Значит, хотя бы имя связывает его с остатками человечности?!

— Вспомни! Прошу тебя, вспомни! Ты жил в Маархаллене. У тебя были друзья, родные… У тебя была невеста…

Бешеный рык! Оскал! Но тварь почему-то медлила, может, последние мгновения… Йанта всхлипнула:

— Твои друзья помнят о тебе, — уже почти безнадежно проговорила она. — Фрайде горюет. Гудрун плакала на твоих похоронах. О тебе помнят, слышишь? О твоей доблести, о твоем искусстве мечника… О том, как ты поспорил перед свадьбой!

— Гу… друн… — неуверенно проурчал драуг, вставая с четверенек и покачиваясь на ногах, как пьяный. — Фрай… де…

— Ты Биргир. Биргир Ауднасон. Говори со мной. Вспомни себя, прошу…

Она умоляла, захлебываясь словами. Говорила о ночи наверху, где люди замерли в страхе перед его ненавистью. О теплом хлебе и пирожках, о горячем вине и пламени в очаге. О варежках, которые он хотел получить от своей невесты, и дружине Гунфридра, куда думал попасть… Слова сами летели с губ, Йанта кричала бы их, но сил не было, и иногда она сбивалась на шепот, сама не всегда слыша, что лепечет.

Драуг слушал. Стоял и слушал, ни единым движением или взглядом не выдавая, что понимает ее. Йанта искала в его глазах тень человечности и с ужасом видела, что все впустую. Вот уже и огонек на ее ладони почти погас, а факел, все это время пылающий на полу, начал догорать. Сколько же времени прошло, как она спустилась? То ли совсем немного, то ли вечность?

Треснув последний раз, факел зашипел и потух. Огненный лепесток на ладони Йанты едва рассеивал мрак склепа. Она положила свободную руку на пояс, с которого отвязала веревку. Крикнуть? Позвать Фьялбъёрна? Плевать на гордость, но… Бъёрн сказал, что и сам не знает средства от себе подобных. Он, конечно, спустится. Может, даже даст ей время и возможность уйти, если Йанта все еще будет жива. А потом? Вдруг это заразно, как у гулей? Да лучше она сдохнет здесь, чем ярл превратится в… это…

Тьма обволокла Йанту. Ледяная до озноба, пахнущая страшной и гадкой смертью. Йанта до боли закусила губу, собирая остатки сил. Вот сейчас… Тварь кинется — и у нее, ворожеи из рода Огнецвет, будет всего несколько мгновений. Потому что последнюю магию, что творит чародей во время своей смерти, не обмануть и не отменить. Магия крови — беспощадна и неотвратима. А ярл… он должен понять. Он знает, каково побеждать ценой своей жизни. И смерти, если иначе никак.

— Я… Биргир… — прошелестело в темноте рядом с ней. — Биргир… Ауднасон… Я… искал свое имя. Я просил… назвать его… пока помнил… Никто… Они кричали… тварь… драуг… Никто… не назвал….

— Никто не назвал тебя по имени? — всхлипнула Йанта, слушая старательно выговаривающий хриплые отрывистые слова голос. — Ты искал людей, чтобы узнать его?

— Искал… да… Но никто… Мечи… копья… тварь… драуг… И я… убивал…

— Ты Биргир, — торопливо сказала она, боясь, что безумие вернется к несчастной жуткой твари. Нет, к человеку… — Биргир Ауднасон. Почему ты стал таким? Как тебе помочь? Как дать тебе покой?

— Ты… покой? — в хрипе слышалось удивление. — Ты… пришла… убить…

— Я пришла помочь! Мертвое должно быть мертвым. Я пришла дать тебе покой. Посмертие!

— Ты… расскажешь им? Я… только хотел… свое имя… И чтобы кто-то знал…

— Я расскажу, — пообещала Йанта, подтягивая ноги и садясь у стены. — Расскажу все, клянусь!

Очень медленно, с трудом подбирая слова, выдавливая хрипы и подвывания, Биргир заговорил…

Когда Йанта выбралась наверх, она уже давно потеряла счет времени. Три рывка веревки, снова привязанной к поясу, — и ее выдернули из подземного лаза, как морковку из грядки. Задыхаясь, захлебываясь немыслимо чистым и вкусным ледяным воздухом, она попала в объятия Фьялбъёрна. Всхлипнула, уткнувшись в надежное крепкое плечо, и тут же оттолкнула его.

— Потом… Спасибо… я…. Погоди! Я должна!

— Ты ранена? — рыкнул ярл, ощупывая её грязную влажную одежду. — Йанта!

— Нет, я цела… Я должна… Постой же!

Она повернулась к бегущим от дороги людям, молча дожидаясь, пока они окружат ее. Дышала, пила воздух, как драгоценное вино. Нет, еще жаднее, как воду после жаркого дня… А потом набрала его побольше и заговорила звонко, громко и ясно:

— Я, ворожея Йанта Огнецвет, выполняю обещание, которое дала Биргиру Ауднасону, воину Морского народа. Преданному, убитому и лишенному честного посмертия. Я обещала Биргиру рассказать о нем правду — и делаю это ради его памяти и покоя…

Она говорила в мертвой, застывшей, как айсберг, тишине. Простыми словами, на которые только и хватало остатков сил, рассказывала историю о двух друзьях и девушке Гудрун, умной и красивой, лучшей невесте Маархаллена. О том, как один из друзей, Биргир Ауднасон, добился согласия девы стать его женой и был счастлив. И как другой, Торвар Сигримсон, смирился и поклялся, что останется Биргиру другом. И как Торвар, видя, что Биргир честно держит данное невесте обещание и свадьба не расстроится из-за такого пустяка, встретил его на морском берегу и предложил ягодного отвара из своей фляги. Всего лишь отвар — это же не хмельной эль или вино? А удар сзади был точным и умелым — не только Биргир был хорош среди воинов дроттена Бо, Торвар ему ничем не уступал. Умом — так уж точно. Убийцу непременно стали бы искать, так что убийцей Торвар назначил камень, на который якобы упал виском Биргир. Что ж, убил его и правда камень, только в руке друга, а не на земле.

А потом Торвар утешил его невесту. И Гудрун смирилась, забыла… Ведь жизнь продолжается, а Торвар и раньше был ей люб, она просто не знала, насколько он лучше Биргира. И все пошло бы своим чередом, если б не три вещи…

— Обида Биргира? — подсказал кто-то Йанте, переводящей дух.

— Да, — кивнула она. — Обида и ненависть. Биргир люто ненавидел убийцу, только добраться не мог, тот хорошо понимал, кого ищет убитый, и по ночам из дома не показывался. А обиделся Биргир на Гудрун. Он ведь выдержал этот месяц без хмельного, честно выдержал. День его смерти — это был последний день спора. А варежки с носками она ему так и не связала — не поверила в его старания доказать свою любовь. Глупо… Но у мертвых своя правда. Биргир попросил… Пусть Гудрун свяжет ему варежки. И принесет на могилу. Он не встанет, конечно. Уже не встанет. Но обещания надо выполнять. И… пусть помнит его — он тоже просил. Она обещала стать его женой и любить вечно. Он дает ей свободу, но пусть первого сына назовет его именем. Самому Биргиру путь в дружину Гунфридра закрыт, но, может…

Она осеклась. Слезы потекли по щекам неудержимо, и она не стыдилась их, оплакивая молодого воина, погибшего так бесчестно и несправедливо. Бъёрн обнял ее за плечи, привлек к себе, и люди вокруг отступили немного.

— Вот, значит, как… — слышала она. — Торвар… А ведь и сегодня не пошел… Ну, ничего, погоди…

Люди Маархаллена шумели, а Йанта стояла, едва держась на ногах, но чувствуя, как огромный груз свалился с ее плеч.

— Он остался там? — негромко спросил драуг, и все снова притихли.

Йанта кивнула. И добавила, почему-то посмотрев на снова вынырнувшую из тучи луну:

— Я предлагала похоронить его в море. Сказала, что он же был убит. Все равно что в бою, просто предательски. Но Биргир… Он ответил, что хочет искупить свой грех. Он недостоин дружины Гунфридра за все, что сотворил. Он сказал, что будет спать, вечно спать. Но если на остров придет враг… или кто-то снова убьет друга или родича… Биргир… Он поднимется из могилы. И станет защитой и последним правосудием Маархаллена. Правосудием для мертвых.

— Достойная служба для воина, — уронил драуг.

Йанта опять кивнула.

— Пойдем, а? — сказала она Бъёрну, а получилось так, что всем. — Я так замерзла…

 

Глава 10. Жар и холод

— Пощадите, господин дроттен, — сказала Йанта, улыбаясь почти с той же легкой любезностью, что и в начале этого дурного вечера. — Признаться, разговор с вашим бывшим подданным выдался не из простых. Мне бы отдохнуть, а то глёг завершит то, что не вышло у нежити, и «Гордый линорм» останется без ворожеи.

Вокруг толпились люди, не давая просто уйти, а какой-то безмозглый сын каракатицы заорал, что победительницу чудовища следует чествовать до утра и непременно послать за музыкантами, чтоб уж праздник, так праздник! Его радостно поддержали — с любой дуростью непременно кто-то согласится — и уже начали сдвигать столы к стенам и менять свечи…

— Празднуйте на здоровье, — бросил Фьялбъёрн, не пытаясь перекричать нарастающий шум, но тот вдруг сам собою стих, и следующие слова раскатились почти в полной тишине. — Хоть до утра, хоть до следующей зимы. А мы идем отдыхать. Бо, моя спальня там же, что и в прошлый раз?

— Ждет вас, друг мой, — подтвердил дроттен, поглаживая бороду, и в маленьких глазках мелькнуло одобрение: ему тоже явно было не до пира. — А ну, проводите гостей! Совсем ополоумели от радости? Госпожа ворожея примет нашу благодарность завтра.

Йанта кивнула и снова улыбнулась все так же весело, но уже слишком старательно, потом оглянулась на ярла, одними глазами упрашивая поторопиться.

— Сами найдем, — рыкнул Фьялбъёрн, подбавив в голос угрюмого раздражения, чтобы даже до самых усердных, готовых провожать через весь огромный дворец прямо к дверям спальни, дошло, что их услугам не рады. — Авось, не заблудимся.

Глянув так, что толпа мигом расступилась, освобождая проход, он уронил ладонь на плечо ворожеи и бесцеремонно повел к выходу, жалея, что нельзя прямо здесь подхватить на руки. На ногах ведь еле стоит, маргюгрова дочь, а туда же, улыбается, раскланивается, шутит. Ну, ничего, дай только из зала выйти.

Хлопнула за спиной тяжелая дверь, отрезая их от притихшего гомона, и сразу Йанта, сделав несколько шагов, резко выдохнула и остановилась.

— Что? — спросил Фьялбъёрн, разворачивая её за напряженное, окаменевшее под пальцами плечо. — Да говори же!

— Все хорошо…

Ворожея снова улыбнулась, уже не стараясь выглядеть веселой, глубоко вдохнула и пообещала: — Сейчас пойдем, погоди минутку.

По её лицу с прилипшими ко лбу влажными прядями плясали золотые отблески настенного факела, скрывая бледность, но даже так было видно, что губы побелели, а глаза превратились в темные провалы.

— Пойдем, конечно, — согласился Фьялбъёрн, слегка наклоняясь и подхватывая возмущенно охнувшую ворожею на руки. — А ну тихо! У Бо не дворец, а целый город. И ты на сегодня свое отходила.

— Бъёрн, — простонала Йанта ему в плечо, едва сдерживая смех, — увидят же! Поставь обратно! Слышишь?

Вырываться, впрочем, она не пыталась, хоть на это ума хватило. Наоборот, обняла за шею, прижавшись так, что у Фьялбъёрна сладко потянуло в паху.

— Поставлю, — пообещал ярл, удобнее перехватывая добычу. — А лучше положу. Прямо в постель. Хорошо бы еще и выпороть заодно. Ты чем думала, когда соглашалась на такое?

— А что делать было? — вздохнула ворожея, окончательно расслабляясь в его руках. — Ты же все слышал… Ну хватит. Я сама могу идти…

Говорилось это из чистого упрямства, что понимали оба, так что Фьялбъёрн даже не посчитал нужным отвечать. Коридор, темный, освещенный только редкими масляными светильниками на стенах, казался бесконечным. Да где же спальня? Вроде в прошлый раз она была куда ближе.

Йанта, притихшая было в его объятьях, снова завозилась. Потянулась к уху Фьялбъёрна, ткнувшись в него горячими губами, и невинно поинтересовалась:

— А можно лучше в купальню? Бъёрн, я же не могу так лечь. Я вся этим логовом пропахла!

Запах от неё и вправду шел не из приятных, но больше из-за одежды, перемазанной в земле могильника. И вполне хватило бы обтереться мокрым полотенцем да переодеться в чистое, а лучше раздеться совсем, но Фьялбъёрн заколебался.

Купальни у Бо на славу. И, может, горячая вода сейчас — то что нужно? Банный жар, душистое мыло, скользкая под пальцами кожа… В глазах потемнело, он сильнее прижал к себе податливое тело, боясь попросту уронить — вот уж был бы позор.

— В купальню? — уточнил уже почти с надеждой, удивляясь, что голос не дрожит.

— Ага-а… — протянула Йанта снова в самое ухо, обжигая его дыханием. — Как ты думаешь, там никого нет?

«Если и окажется — выгоню, — подумал Фьялбъёрн. — Не показывать же тебя кому попало. И вообще — хоть кому! Моя, только моя…»

На очередной развилке он едва успел свернуть в нужную сторону, ноги сами несли к спальне. Но купаться, так купаться!

Деревянная дверь, плотно закрытая, чтоб сохранить жар, распахнулась от его пинка, едва не сорвавшись с петель. Переступив порог, Фьялбъёрн окинул взглядом просторный предбанник, больше похожий на гостевую комнату в богатом доме.

Посередине красовался длинный дубовый стол из толстых полированных досок, вокруг — широкие массивные скамьи ему под стать. На стенах оленьи рога с полотенцами и вязанными из шерсти и льна мочалками, Веники дубовые, липовые, можжевеловые, из лекарственных трав и каких-то вовсе не знакомых южных редкостей. На столе пара стеклянных кувшинов с запотевшими боками — явно с холода, содержимое светится сквозь прозрачные бока янтарем и рубином, а на серебряном блюде, окруженном такими же нарядными стеклянными чарками, ломти копченого мяса и рыбы, сыр со слезой, тонкие колбаски…

— Вот это да… — восхищенно протянула ворожея, выворачиваясь из его объятий и тоже оглядывая приготовленную роскошь. — А дроттен знает толк в отдыхе!

Фьялбъёрн про себя согласился, вспоминая, что ждет в соседнем помещении. Купальня из полированного камня, такая широкая и длинная, что можно поместиться вдвоем, чаны с горячей и холодной водой, печь-каменка: плесни на раскаленную плиту воды с капелькой масла — вмиг окажешься в облаке душистого пара.

Да, это не кожаная бочка на «Гордом линорме». И, может, именно такой жизни не хватает его девочке? Она ведь явно привыкла к немалому достатку, это сквозит в каждом взгляде, движении, манерах. Пусть в странствиях и научилась довольствоваться самым необходимым, но истинную суть не спрячешь. Для неё ли каюта «Линорма», где всех удобств — постель из мехов, свечи да ужин от кракена?

— Поставь меня уже, — то ли потребовала, то ли попросила Йанта, и Фьялбъёрн молча исполнил просьбу. — Так… Сюда точно никто не явится?

— Как явится, так и отправится, — сумрачно отозвался ярл, старательно гоня недавние мысли. — Да и не до купаний им.

— Это верно, — согласилась ворожея, снимая испачканные в подземной глине сапоги и аккуратно ставя их в угол. — Весь дворец празднует, кажется. Хотя…

— Что — хотя? — выдавил Фьялбъёрн, глядя, как тонкие красивые пальцы неторопливо расстегивают рубашку и медленно тянут с бедер облегающие, как замшевая перчатка, штаны.

— Я не видела Ньедрунг, — задумчиво обронила Йанта, поворачиваясь и вешая одежду на ближайшие свободные рога. — Она ведь всю эту кашу заварила, а потом исчезла. Правильно сделала, конечно, но все равно…

— Завтра найдем, — ровно пообещал Фьялбъёрн, и вправду собираясь поговорить с мерикивской гадюкой по душам. — А это что?

По узкой спине, на которой он уже знал губами и пальцами каждый позвонок, каждую ямочку и переливающийся под кожей мускул, тянулась багровая свежая ссадина, окруженная припухлостью. Темные пятна на плечах — явные следы пальцев. Там, где бедра переходят в плавный холмик зада, еще ссадины…

— Где? — рассеянно удивилась Йанта, проследив за его взглядом и изогнувшись так, что Фьялбъёрн едва не зарычал. — А, это… Он меня успел-таки швырнуть пару раз. Пустяки. Ты сам-то что не раздеваешься?

«Она и в самом деле не видит в этом ничего особенного, — с бессильной яростью понял Фьялбъёрн. — Подумаешь, синяки да царапины. Так близко к яремной вене… Проклятье, да эта тварь могла ей шею свернуть!»

— Что? — растерянно спросила Йанта, одним движением сдернув с волос ленту. — Бъёрн…

Глухо рыкнув что-то нечленораздельное, Фьялбъёрн одним шагом перемахнул разделявшее их расстояние. Сгреб в объятия, притиснул к себе, сжал, с мучительной тоской жалея, что не был там. Проклятье на рыжую голову мерикивской гадюки и седины дроттена Бо. Разгребли свою беду чужими руками! А эта… рыбешка зубастая… сунулась в могильник с одним ножом да факелом. А не сработай её магия? Пойди хоть что-то не так?

Зарывшись лицом во влажные, пахнущие землей и гнилыми листьями волосы, Фьялбъёрн дышал этим запахом, как лучшим на свете благовонием, ловя едва уловимые нотки аромата самой Йанты. Жива! Обошлось…

Перед глазами стояла оскаленная пасть с гнилыми, но игольчато-острыми зубами, мутные бельма, грязно-синяя кожа… А он сам? Кого Йанта видит в нем, когда целует, обнимает и ластится, подставляясь под его руки и губы. Неужели совсем не думает, с кем делит ложе? Поит его своей жизненной силой, согревая давно остывшее сердце, заставляя кровь бежать по жилам, а грудь — подниматься в дыхании. И не видит в нем такого же драуга? Нежить, существующую только по воле Владыки моря…

— Бъёрн… — прошептала прижатая к нему Йанта, не сопротивляясь, замерев, но Фьялбъёрн сразу очнулся.

Разжал пальцы, с усталым раскаянием подумав, что синяков у ворожеи сейчас добавилось. Погладил холодную влажную спину от основания шеи до ямочек на пояснице. Так, и вправду надо в тепло…

— Иди, окунись, я сейчас, — уронил, пряча взгляд от тревожно заглядывающей в лицо девушки.

Та, умница, только кивнула, и, шлепая босыми ногами по деревянным плахам пола, скрылась за дверью.

Фьялбъёрн с ожесточенной торопливостью стянул одежду, швырнув ее на скамью, еще раз оглядел стены. Снял пару мочалок: одну крупной шершавой вязки, другую — почти гладкую. Добавил к ним два веника, дубовый и связанный из каких-то трав. Принюхавшись, взял и третий, заморский, из узких острых листочков, похожих на ивовые, но пахнущих резкой свежестью. И шагнул в горячий туман, с порога натолкнувшись на шальной, пьяный взгляд Йанты, бесстыдно растянувшейся в исходящей паром воде.

* * *

С ярлом творилось что-то неладное. Понятно, что ожидание у могильника далось Фьялбъёрну нелегко, Йанта и сама бы на его месте с ума сходила, но ведь все уже закончилось. Хорошо, не все: с Ньедрунг стоило поговорить вдумчиво, но это подождет завтрашнего дня. В конце концов, вдруг мерикиви всего лишь искренне хотела добра своим хозяевам?

Йанта про себя усмехнулась подобному предположению. Нет, хотела, разумеется, но при этом была до одури рада подставить чужачку под зубы и когти нечисти. Ничего, янтарная моя, вышло даже хорошо, правильно вышло. Морской народ теперь во мне души не чает, вот только ярл…

Мысли вернулись к Бъёрну, что-то задержавшемуся в предбаннике. Неужели злится, что она посвоевольничала с охотой на нечисть? Так ведь сам согласился, да и не было у них другого выхода. Нельзя было отказываться, никак нельзя. Или дело в драуге? В двух драугах…Нет, глупости!

Не может ведь Фьялбъёрн всерьез думать, что между ним и этой тварью есть что-то общее? Или… может?

Дверь распахнулась, и на пороге ожившей каменной глыбой вырос ярл. Йанта, как раз вдохнувшая горячего пара, медленно выдохнула, не в силах оторвать взгляд от мощного тела. Вот сколько раз уже его видела голым, а все не налюбоваться…

Она пошевелилась, заложив руки за голову, плеснув водой и чувствуя, что не так уж сильно устала после боя, оказывается. Не настолько, чтоб думать только о том, как вымыться и поспать.

Взгляд Фьялбъёрна, окативший её горячее, чем вода купальни, это подтверждал.

— Иди сюда, — позвала Йанта слегка охрипшим голосом. — Спину мне потрешь?

— Только спину? — уже не так мрачно усмехнулся Фьялбъёрн, подходя к огромной ванне.

— Не только.

Йанта все-таки облизала мгновенно пересохшие губы, откровенно разглядывая близкое тело ярла. Отшлифованные морем валуны плеч и предплечий, плиты груди и живота, колонны ног… Слишком бледную и серую кожу…

— Что, нравлюсь? — очень ровно поинтересовался Фьялбъёрн, присаживаясь на широкий край купальни, слегка наклоняясь и глядя в упор.

— Ты уже спрашивал, — так же негромко ответила Йанта, спокойно встречая странно злой и какой-то тоскливый взгляд. — И я ответила.

— Что сошла с ума? Да, помню. Не выздоровела еще?

— Бъёрн…

Она рывком села, понимая, что не получится просто затащить этого болвана в воду и забыть в его объятиях тяжелую ночь.

— Что случилось?

— Сама не знаешь?

Драуг был таким близким и таким далеким одновременно, что у Йанты тревожно заныло сердце. Она убрала со лба лезущие в глаза мокрые пряди, положила пальцы на ладонь ярла, огромную рядом с ними.

— Бъёрн…

Голос по-дурацки сорвался, и Йанта вздохнула, с трудом подбирая нужные слова.

— Если бы я позвала из того проклятого могильника, ты бы спустился. Я не спрашиваю, Бъёрн, я и так это знаю. И что ждал и тревожился — тоже знаю. Но я чародейка, понимаешь? Ворожея, как вы говорите. И охотница на нечисть. Этого не изменить, Бъёрн, это моя суть и жизнь.

— Знаю. А я как раз нечисть. И этого тоже не изменить.

— Ты дурак! — яростно выплюнула Йанта в застывшее серой скалой лицо, на котором жил только горящий голубым глаз. — Чурбан безмозглый! Ты что думаешь, мне все равно? Или я слепая и не вижу, кто ты? А может, мне еще прощения попросить за то, что я ворожея? А ты сам, Бъёрн, с кем спишь? Со мной или с моей магической силой? Если б я была обычным человеком, что тогда? И не смей обижаться, пень дубовый! Ты же решил, что мне это важно! Да плевала я, бьется у тебя сердце или нет… Выпусти!

Она вскочила, расплескивая воду на пол и старательно не глядя на ярла. Поскользнулась в гладкой ванне, с трудом удержавшись на ногах, — и невольно ухватилась за предплечье Фьялбъёрна.

— Отпусти! — рявкнула с уже нешуточной злостью подхватившему её другой рукой Бъёрну. — А может, тебе и впрямь на Ньедрунг глянуть повнимательнее? Её тоже не сильно смущает, кто ты такой. Зато у неё нрав покладистый! В могильник не полезет, перечить ни в чем не станет… Пусти, говорю!

Напряжение начала вечера, наглость мерикиви, пережитый под землей страх, когда показалось, что живой не выбраться — все выплеснулось разом. Изо всех сил дернувшись, Йанта почти вырвалась. Точнее, выскользнула, но Фьялбъёрн ловко перехватил её за талию.

— Тише, — проговорил, прижимая к себе. — Тише…

От него пахло морем, вином, выделанной кожей и, почему-то, дымом. Йанта вспомнила факел, который ярл остался держать возле могильника. И начало этого дурацкого пира, когда Фьялбъёрн был рядом, стараясь прикрыть от насмешек. И то, что она сама, дура, устроила вчера из-за нарядного платья. И Ньедрунг, неслабую, стоит признать, чародейку с янтарной кожей и золотыми глазами, медовым голосом и змеиными повадками…

— Пусти, — глухо повторила она в плечо Фьялбъёрна, изнемогая от стыда и все-таки не в силах перестать злиться.

Что станет делать, когда её все-таки отпустят, Йанта не знала. Но не стоять же вот так всю ночь? Да еще в ванне?

Ярл молчал, только едва заметно разжал руки, ослабив мощь объятий. Ровно настолько, чтобы то ли можно было вырваться, то ли перестало казаться, что держит силой. Потом очень тихо спросил в макушку, шевеля губами волосы:

— Отпустить? Правда этого хочешь?

Замерев и зачем-то плотно зажмурившись, Йанта слушала, как неровно и громко стучит её сердце, и не сразу поняла, что этот стук двоится, отдается в мощной груди Фьялбъёрна. Глупость какая, не могла она это услышать! Под такими-то мускулами… Но слышала же. И понимала, что стоит сейчас попросить — ярл действительно разожмет руки. И уйдет!

— Нет, — прошептала она, почти касаясь губами кожи Фьялбъёрна, и повторила отчаянно: — Нет, не хочу…

Голос опять предательски оборвался, и Йанта сглотнула. Снова открыла рот, чтобы сказать что-то еще, но не смогла, только втянула в себя мокрый воздух, невыносимо пахнущий солью, дымом и влажным телом драуга. Фьялбъёрн молчал, не отталкивая её, но и не прижимая сильней, потом медленно провел широкими, как лопасти весел, ладонями по спине. Очень медленно и очень осторожно, тщательно обходя распухшие от воды царапины, хотя видеть их вряд ли мог. Потянулся одной рукой куда-то назад, а потом по очереди переставил ноги в купальню, выплеснув на пол разом чуть ли не ведро воды.

— Повернись, — сказал почти так же тихо, и в голосе его не звучало ничего, что Йанта так старательно пыталась услышать.

Последний раз вдохнув его запах и задержав дыхание, она неловко повернулась спиной и, подчиняясь легкому нажиму ладоней на плечи, послушно опустилась в колыхнувшуюся воду. Через пару мгновений сзади еще раз плеснуло через края. И стало тесно.

Просунув ноги мимо, так что ступни уперлись в край купальни, Фьялбъёрн потянул Йанту на себя, усадил между раздвинутых бедер. Погладил плечи, легко и нежно проведя шершавыми подушечками пальцев по мокрой коже. А потом она почувствовала прикосновение чего-то другого, не рук. Дернулась от неожиданности, услышала насмешливое хмыканье и снова замерла, сообразив, что это просто мочалка.

— Так… — то ли вопросительно, то ли утвердительно сказал Фьялбъёрн, проходя мочалкой по её шее и лопаткам, спускаясь на бока и снова возвращаясь наверх, к плечам.

Запрокинув голову, Йанта млела под этими простыми прикосновениями, оказавшимися приятнее самых изощренных ласк. Горячая намыленная ткань разогнала кровь под кожей, и когда Фьялбъёрн взял другую мочалку, грубее и жестче, девушка только всхлипнула от удовольствия.

Вверх, вниз, кругами и полосами… Шея, плечи, спина, бока и живот… Ярл растер её до полного расслабленного изнеможения, потом снова взял ткань помягче, щедро плеснув на нее скользкого густого настоя мыльнянки — и Йанта чуть не взвыла.

— Хватит, — простонала она, едва не задохнувшись, когда бесцеремонные пальцы скользнули между её бедер. — Давай я тебя!

— Непрр-ременно, — огромным довольным котом проурчал Фьялбъёрн. — Только чуть попозже…

— Позже я… не смогу… — дрожащим голосом призналась она, выгибаясь и бесстыдно разводя ноги: все равно скрывать возбуждение уже не получилось бы.

Отбросив мочалку и потянув Йанту за плечи, Фьялбъёрн завалился на спину, укладывая её на себя и откровенно лаская между ног. Вторая рука продолжала играть с сосками, а губы бесцеремонно прихватили верхний край уха.

— Бъёрн… — выдохнула Йанта, плавясь от жара, заливающего тело. Горели уши, щеки и шея, руки и ноги до самых кончиков пальцев, пылал сладким огнем низ живота… — Бъео-орн!

Не дождавшись ответа, она вдруг резко приподнялась, вывернувшись из-под ладони не ожидавшего такого коварства драуга и, выплеснув из купальни почти все остатки воды, перевернулась. Развела колени, упираясь ими по обе стороны бедер Фьялбъёрна, садясь сверху так, что вздыбленная плоть ярла уперлась ей в живот.

Фьялбъёрн смотрел на нее единственным живым глазом, узкие губы тянулись в усмешке, длинные серо-седые волосы слиплись в сосульки. Наклонившись еще сильнее, Йанта сгребла их, пропустила между пальцев. Потом, отпустив мокрые пряди, провела кончиками пальцев по щеке ярла и кромке сухих обветренных губ. Глубоко вздохнула, когда ласкавшие её руки вернулись, снова гладя и слегка царапая распаренную кожу шершавыми твердыми мозолями.

— Что ты там собирался со мной сделать? Выпороть? — вкрадчиво поинтересовалась она, любуясь сверкающими капельками воды на коже Фьялбъёрна.

— Было бы неплохо, — проворчал драуг, не переставая гладить её бедра, бока и живот. — Сумасшедшая девчонка…

— То есть эти веники…

Йанта с невинным видом покосилась на вязанки прутиков, лежащие рядом с ванной на широкой, вделанной в стену полке.

Вместо ответа драуг просунул пальцы между ее бедер и погладил, заставив рвано выдохнуть и коротко простонать.

— Сошла с ума, говор-р-ришь? — голос его был так низок, что отдавался где-то внутри сладкой горячей дрожью. — Посмотр-р-рим…

Расцветая золотым языком пламени, жаркая волна от его прикосновений ударила сразу вниз, вверх, в стороны!

Откинув голову назад и выгнувшись, как натянутый лук, Йанта еще сильнее раздвинула бедра, откровенно подставляясь под ласку, но дразнящие её пальцы вдруг исчезли.

— Как ты хочешь? — хрипло спросил драуг. — Сегодня твоя ночь — как тебя порадовать?

— Моя? — выдохнула Йанта. — Ну, тогда я сама возьму то, что хочу.

Перевернувшись, она снова села ярлу на ноги, затем привстала, упираясь коленями в купальню, и слегка качнулась вперед, пропуская влажно блестящее мужское орудие между ног.

— Сама? — усмехнулся Фьялбъёрн, вглядываясь в ее лицо, словно их глаза соединила незримая прочная нить. — Бери…

Взять или отдаться — велика ли разница? Оказалось, не так уж мала. Женщина всегда отдается, даже когда берет. Но ведь отдаться можно по-разному? Йанта опускалась медленно, наслаждаясь каждым мгновением и оттенком происходящего. Член Фьялбъёрна раздвигал её плоть, заставляя кусать губы и рвано, быстро дышать, пока долгий томный стон не закончился таким же развратным всхлипом.

Впрочем, нет, разврата в этом не было. Было только ощущение жизни, полной, как никогда. Она была жива! Дышала влажным воздухом купальни, пропитанным запахами трав, нежилась в горячей воде и чутких умелых руках любовника, отдавалась и брала одновременно.

Ярл немного шевельнул бедрами, помогая, и его движение отдалось внутри вспышкой удовольствия. Снова тихонько застонав, Йанта наклонилась, ища нужное положение. Взяв ладони Фьялбъёрна, положила их себе на бедра, и ярл, подчиняясь, снова толкнулся вверх, удерживая её, поглаживая нежную округлость тела подушечками больших пальцев.

— Спину… — попросила она, ловя воздух короткими глотками, сжимая плоть любовника внутри себя и снова расслабляя мышцы.

Почему-то хотелось именно этого. Не ласки даже, а объятия, крепкого, исступленного, и Фьялбъёрн, будто прочитав её мысли, поднялся, сел, опираясь спиной на стену, так что Йанта оказалась с ним лицом к лицу.

Жесткие шершавые ладони прижали её, притиснули, как тогда, в предбаннике, и снова она увидела во взгляде ярла смятение, скрытую боль и мучительную, тоскливую, виноватую нежность.

— Твоя… — прошептала она за мгновение перед тем, как прижаться к губам Фьялбъёрна, целуя его властно и жарко, принимая его тело в свое и душу — в душу.

— Моя… — стоном-выдохом подтвердил Фьялбъёрн, до боли стискивая её бедра, а потом, словно извиняясь за грубость, нежно гладя спину.

Слившись в объятиях, они на несколько мгновений замерли, дыша запахом друг друга, слушая биение одного на двоих живого сердца, вжимаясь грудью в грудь. Опустив голову на плечо ярла, Йанта обняла его сверху и тоже ласкала плечи, спину, бока — все, до чего могла дотянуться в отчаянной попытке выразить хоть ничтожную долю того, что её переполняло.

— Не смей, — проговорила она, коротко вдыхая и потом долго выдыхая на каждом движении бедрами. — Не смей… думать… что я…

Не договорив, она всхлипнула, стискивая плечи ярла судорожным движением пальцев, выгибаясь и снова приникая к груди Фьялбъёрна.

— Мой… — прошептала беспомощно, и Фьялбъёрн эхом ответил:

— Твой…

Только теперь она почувствовала, что согрелась по-настоящему. Могильный холод ушел бесследно, растаял, не оставив следа. Влажный банный жар, горячее тело Фьялбъёрна… Глупый драуг! Что он себе придумал? В нем столько живого тепла, что ей, огненной колдунье, можно позавидовать.

Потянувшись, она снова поцеловала сухие жесткие губы ярла, сначала нежно и легко, потом жадно, отчаянно, словно Фьялбъёрн мог исчезнуть куда-то прямо сейчас. «Мы как два полена в костре посреди холодной темной ночи, — подумалось ей. — Поодиночке гореть не сможем, погибнем, но стоит прикоснуться, поделиться теплом — и его станет несравнимо больше… Тьма и холод — вам ли одержать победу?»

Всхлипнув, она сжала горячий живой камень внутри себя, простонала тихо и беспомощно, не в силах сопротивляться исступленной нежной радости, да и не желая этого. Двинулась резко раз, другой, приближая то, что было нужнее воды и воздуха, нужнее самой жизни…

Плечи и спину вдруг окатил порыв холодного ветра. Еще не осознав, только почувствовав телом неладное, Йанта помотала головой, отгоняя неприятную странность. Глубоко вдохнула морозный, как в открытом зимнем море, воздух.

Фьялбъёрн напрягся, и связавшая их незримая нить оборвалась. Глухо рыкнув, ярл дернулся, выбираясь из купальни, показавшейся вдруг ловушкой, но не успел. Йанта, закусив губу, соскользнула с него, привстала на коленях, озираясь, не понимая… Край купальни, о который она оперлась ладонью, прямо под пальцами заиндевел, обжигая кожу, следом стремительно остыла вода, на глазах покрываясь тонкой ледяной глазурью.

— Бъёрн?

Ледяная глазурь хрустнула от её движения, тут же схватилась над водой и даже стала толще. В воздухе закружились крупные снежинки. Сначала редкие, но уже через пару мгновений над купелью бушевала злая вьюга, неправильная, невозможная, но все-таки существующая.

— Бъёрн! — закричала Йанта, теряясь в яростной снежной круговерти, застилающей взгляд, лезущей в глаза, нос и рот, больно хлещущей распаренную кожу.

Серый мрамор купальни побелел, потом и вовсе потерял краски, обернувшись льдом, а ярла больше не было рядом. Вот только что он касался её всем телом, держал за руку, до боли сжимая! Йанта недоуменно глянула на свободную ладонь, с трудом различая ее в белом мраке снегопада. Совершенно голая, она стояла на коленях посреди ледяного поля под черным небом, из которого сыпал и сыпал снег, такой густой, словно кто-то тряхнул наполненный им мешок, высыпав прямо на ворожею. Холодно не было. Пока — не было. Но внутри нарастало чувство потери, ясной, болезненной, неизмеримой…

— Бъёрн! — снова закричала Йанта, пытаясь отогнать подлую слабость страха.

Только метель ответила ей насмешливым воем.

 

Глава 11. Ледяная пустошь

Метель хохотала, отчаянно веселилась, мчалась на белых конях, что смотрели вперёд застывшими, словно лёд, глазами. Завывали снежные приспешники, перекрикивались нечеловеческими голосами — смесью рёва ветра и плача непогоды. Привстала Метель на колеснице, свистнула залихватски так, что уши заложило у всех в округе, и помчалась вперёд. Вслед ей понеслись Мороз и Стужа, ни на шаг не отставая от своей госпожи.

Острова-Призраки встретили вьюгу покоем и смирением. Впрочем, как и всегда. Ведь почти не бывает здесь солнечных дней, солнце редко балует местных теплом и лаской. Но люди привыкли к холоду и пасмурному небу, привыкли к дождям, пурге и ледяному северному морю, таящему в глубинах затонувшие корабли и чудовищ. Последние иногда выползали на берег, задумчиво смотрели на деревеньки блеклыми глазами и переговаривались на странном булькающем языке, который не дано понять ни одному человеку.

Порой на самом большом острове чудовищ собиралось очень много. Особенно за несколько дней до наступления Средизимья — праздника, отмечаемого всеми народами севера. Как человеческими, так и… иными.

После того как чудовища отбывали положенный срок на берегу, их взоры одновременно устремлялись в заснеженную даль. Туда, где несколько десятков лет назад высилась грозная цитадель Хозяина Штормов. Только сам Хозяин давным-давно сгинул. Что на самом деле произошло — никому неизвестно, а люди… Что эти люди? Наговорят такого, что и не поймёшь, о чем речь. Кто-то утверждает, что цитадель стоит пустая и никто там не живёт. А кто-то рассказывает, что Хозяина Штормов за злодеяния изгнал с Островов-Призраков Повелитель Холода и сам поселился там, превратив все прилежащие земли в ледяную пустыню. Обычному человеку туда не пройти, да и чудовищу тоже не проползти. Гибнет всё живое, если оказывается близко к морозной земле.

Так это или нет — пока никому не узнать. Даже если и есть там Повелитель Холода, то никому из островитян на глаза попадаться не собирается.

Со стороны спрятанной за снежной завесой цитадели донесся жуткий вой. Чудовища резко повернули большие головы на звук…

* * *

Янсрунд стоял в тёмной комнате, сложив руки на груди, и смотрел в окно. Там, на улице, разгулялась зимняя буря. Та самая, которую так боятся островитянки и прячут своих детей, стоит им только заслышать стоны и хохот его ледяных слуг.

Буря-сказка, буря-мечта. Кружит-танцует, поглядывает на своего господина. То замрет, словно и не она это вовсе, а то прильнет к окну, постучит колючей рукой, нарисует ледяной узор, выведет морозным шёпотом:

— Я люблю тебя, господин мой, люблю.

А потом рассмеётся зло и звонко. Так же, как и сам Янсрунд. Любит она, бесстыдница, ох как любит. Только вот её поцелуи — дикий холод, объятия — стынь извечная, ласки — голод по теплу и горячей крови.

Вот плутовка замерла и прислушалась. Глянула на Янсрунда пронзительно-голубыми очами в ожидании приказания. Ведь знает, что ещё чуть-чуть — и быть тут гостье.

Янсрунд прищурил глаза. Гостье или пленнице — это скоро будет ясно. Нынче нельзя расслабляться, всё время надо быть начеку. Пусть Острова-Призраки находятся далеко от холодного Ванханена, опоенного янтарным светом Мерикиви, шумного торгового Ярлунга и неприступного Къёргара, всё равно не стоит забывать о безопасности. На Островах в прошлом их прежний хозяин такого натворил, что это теперь лакомый кусочек для разной нечисти и возомнивших о себе невесть что колдунов. Ведь немало погибло здесь человеческих душ, немало собралось магии, которой теперь прямо окутаны здешние земли. Потому-то когда Янсрунд пришёл сюда, Гунфридр даже его пускать не хотел.

— Мало нам того, что здесь Хозяин Штормов натворил, — сказал тогда властелин морских вод, недобро поглядывая на Янсрунда. — А после твоих деяний тоже надо землю восстанавливать и лечить. Так что ж, там всё испоганил, решил тут продолжить?

Огромный черный кракен, дремавший в ногах Гунфридра, тогда встрепенулся и, приоткрыв злобный жёлтый глаз, неодобрительно посмотрел на пришельца. Гладкое щупальце скользнуло к гордо стоявшему перед владыкой моря Янсрунду. Тот не изменился в лице, ни один мускул не дрогнул.

— Что было, то в прошлом, — медленно и размеренно начал Янсрунд.

Признавать, что в этом самом прошлом он натворил много нехорошего, было сложно. Но в то же время силы переосмыслить свои поступки и принять новую жизнь — нашлись. В конце концов, он тоже дорого заплатил за всё содеянное, оставшись последним из рода Повелителей Холода.

— А прошлое не вернётся? — вкрадчиво спросил Гунфридр, и в глазах цвета морской волны появилась угроза.

Как штормовое море, волны которого только-только пригладил северный ветер. Ещё не плещут за борт твоего корабля, но уже раскачивают, будто детскую лодчонку.

— Не вернётся, — ледяным тоном сказал Янсрунд. — Нет мне больше смысла смотреть назад. И мстить тоже — некому.

Гунфридр усмехнулся и чуть прищурился. Кракен недовольно зашевелился, чувствуя весёлое и злое настроение своего хозяина. Но отступать было некуда. Любому божеству нужны владения, а Острова-Призраки — единственное место, где не будут слать проклятий новому господину, а примут его с благодарностью. Ибо Янсрунд не собирался причинять вред местным жителям, зная, что в прошлом им и так пришлось очень плохо.

— Предлагаю союз, Повелитель Холода, — тяжело уронил Гунфридр. — Берёшь Острова-Призраки под свою руку. Беречь и защищать будешь от всех напастей. Кто с мечом или злым замыслом придёт, пусть навсегда в твоих ледяных оковах и останется. Море омывает острова со всех сторон. Я буду следить за всем. Помогу, если что. Но если задумаешь зло чинить…

Окно вдруг задрожало от порыва ветра. Янсрунд тряхнул головой. Рассеянным становишься, Повелитель Холода, совсем позабыл, чего тут ждёшь.

Он резко развернулся и быстрым шагом направился к выходу. Думать о Гунфридре можно бесконечно. Старый пройдоха. Умеет одновременно и запугать, и заговорить. На суше Янсрунд нашел бы, чем ответить, и никогда бы не подумал, что в море всё изменится. В море властелин — Гунфридр. А ты так — гость. Ну и прав он, прав. Поэтому высокомерие лучше спрятать. А Острова-Призраки — неплохие земли. На них можно жить и чувствовать себя хорошо, носясь безумным вихрем над серой гладью вод и топя в них острую тоску об ушедших днях.

Янсрунд прошёл по коридору и вышел к лестнице. Принялся спускаться по широким ступеням. Некогда выложенный ониксами и аметистами пол теперь был покрыт бело-голубой коркой льда. Для приятной прохлады, так сказать. То, что от этой «прохлады» можно было превратиться в ледышку, Янсрунда мало заботило. Всё, что горячее, — не для него. С ним можно поиграть, насладиться жаром, но недолго. Он любил одиночество и холод. Но вот сейчас на окраине ледяной пустоши появился… человек.

Подойдя к высоким дверям, Повелитель Холода только поднял на них взгляд, не прикасаясь. По залу пронёсся звук, напоминающий тихий и мягкий вздох. Цитадель стара, очень стара. До Хозяина Штормов тут были другие, оставившие эхо своих шагов, стук сердец и снов. Не всегда тут царили холод и мрак. Но это было давно, слишком давно.

Двери медленно раскрылись, впуская свет от белеющей искристым снегом ледяной пустоши. И пусть нет солнца на небе, но каждая снежная крупинка наполнена силой Повелителя, каждая из них сияет чистым живым серебром. Чем ближе снег к Повелителю Холода, тем ярче сияние.

Воздух возле двери вдруг словно всколыхнулся. Послышалось утробное рычание. Янсрунд улыбнулся. На мгновение в голубых глазах промелькнуло тепло.

— И я рад тебя видеть, Рёгки, — сказал он.

По воздуху прошла рябь, на снегу появились следы от вытянутых когтистых лап. Миг — морок слетел, и возле Повелителя Холода появился огромный ледяной линорм, гордый и жестокий зверь, бесконечно преданный своему господину. Раньше в бескрайней заснеженной земле, где жили Янсрунд и его брат Иданнр, линормов у них было много. Но когда Иданнр погиб, Янсрунд покинул прежние владения, и за ним последовали только несколько линормов. Тех, в чьих сердцах любовь к хозяину вытеснила все остальные чувства. На новом месте линормы не слишком расплодились, но все-таки были грозной силой, охраняя окрестности Цитадели и выполняя поручения своего владыки.

Линорм в холке достигал до груди господина. Прозрачные глаза смотрели внимательно и спокойно. Чудовищная пасть чуть приоткрылась, показался язык, похожий на сосульку.

— Зови Хёгни, — сказал Янсрунд, положив руку на голову линорма. — У вас будет работа.

Рёгки щёлкнул челюстями, а потом издал громкий скрежещущий звук, напоминающий одновременно скрип металла по льду и треск ледяной корки. Ветер поднял снег, закружил рядом. Через несколько вздохов рядом с ними сидел второй линорм, по размеру чуть больше Рёгки. Старший брат, он первым вышел из материнской утробы, вот и забрал больше сил и жизни. Правда, младший не уступал ему ни резвостью, ни упорством в преследовании добычи.

Линормы посмотрели на Янсрунда. Во взглядах обоих читался вопрос. А ещё готовность выполнить любой приказ. Скажет господин, что надо резвиться в снежном поле, — будут резвиться, скажет говорить с ним линормьим языком, чтобы развеять тоску, — заговорят. А скажет убить… убьют.

— На краю пустоши — чужая женщина, — тихо сказал Янсрунд, зная, что Рёгки и Хёгни прекрасно расслышат каждое слово. — Ее нужно доставить сюда. Вредить нельзя, только немного припугнуть. Доставить аккуратно, чтобы осталась цела и невредима.

В глазах линормов вспыхнул сапфировый огонь, головы склонились в знак того, что ледяные звери всё поняли. А потом люто взвыл ветер, и оба брата растворились в морозном воздухе.

Янсрунд сделал несколько шагов вперёд. Снег под ногами тихонько заскрипел.

«Это огненная колдунья, мой повелитель, — прозвучало в этом скрипе. — Уверен ли ты, что нужна она тебе здесь?»

Янсрунд пожал плечами, посмотрел на линию горизонта, где серое небо касалось невидимыми ладонями белого покрова земли, нашептывая сказки северного края. Здесь всё живое: и небо, и земля, и море. У каждого свой характер. И все терпят вечную зиму. А, как известно, у тех, кто живёт в холоде, характер суровый да неласковый. Но надо со всеми уживаться и договариваться. Иначе — смерть.

Снова шаг, глубокий вдох. Скрип-скрип.

«Может, оставим ее там, повелитель мой? Вдруг растопит ее жаркое пламя твой лёд?»

Янсрунд криво усмехнулся:

— А это мы ещё посмотрим.

И повеяло от этих слов не просто ветром северным, а дыханием бурана смертельного, который ещё не пришёл, но скоро-скоро будет здесь и не оставит никого в живых.

Снег умолк. Слишком хорошо он знал такое настроение своего повелителя. И мысленно только пожалел огненную ворожею, которую сейчас примчат сюда Рёгки и Хёгни.

Янсрунд полной грудью вдохнул морозный воздух. Так-так, кем бы она ни была, эта пришелица, всё равно не уйдёт. Только… Посмотрев по сторонам, задумался. Где бы принять… гостью? Прищурился и хмыкнул. А потом взмахнул руками. Земля под ногами исчезла, превращаясь в винтовую лестницу из белого мрамора. Янсрунд не беспокоился: линормы отыщут его в любой точке, на любом участочке этих земель, куда бы он ни переместился. Поэтому переживать нечего. А подвалы цитадели для встречи неизвестной гостьи с магическим даром в самый раз.

Преодолев лестницу, Янсрунд щелкнул пальцами, и земля над головой сомкнулась. Пушистым снегом снова заметёт так, что никто и не догадается, что здесь есть тайный ход.

Коридор закончился быстро. Это не бывший дворец, где можно было плутать часами. Тут всё достаточно мелкое. Зато времени меньше тратится.

Янсрунда встретил просторный зал. Даже прежний хозяин не трогал его, сохраняя удивительное помещение. Стены, выложенные бело-синей мозаикой с изображением морских жителей. Низкий и гладкий потолок, постоянно переливающийся серебром и создающий ощущение, что находишься между землёй и морем. Пол из множества каменных квадратов, стороны которых расписаны удивительными узорами. Кто и когда создал этот зал, даже Янсрунду было неведомо, но те, кто сотворил красоту, потрудились на славу. Прошёл не один век, а краски до сих пор сохранились.

Только вот… если хочешь выжить, то лучше стоять в самом центре зала. От стен идёт смертельный холод, тянется мерцающими голубоватыми щупальцами ко всему живому, что здесь окажется. А если поднять голову к потолку, то можно увидеть гигантский круг, испещрённый древними рунами. Он висит прямо в воздухе и исполняет волю того, кто держит в своих руках Цитадель. Янсрунд всё хотел разобраться в устройстве артефакта, да только не хватало времени. Поэтому пока довольствовался тем, что сумел влить в него свою силу и научился управлять.

Линормы с резвым свистом появились в зале. Кожу закололо сотнями иголочек, а в воздухе появился легкий запах полыни. А потом тишину зала нарушил изумлённый женский вздох.

Повелитель холода усмехнулся — да, здесь есть чему подивиться. Рёгки и Хёгни сели так, чтобы не мешать разговору, но при этом никуда не ушли. Янсрунд послал их обоих вперед не зря — чары ледяных линормов способны на время обезвредить чужую магию. Ворожея будет попросту не способна причинить вред Повелителю Холода. Даже если очень захочет.

А она… В нескольких шагах от Янсрунда стояла совсем еще молодая женщина, а то и девица. Совершенно нагая, только длинные черные волосы скрывали плечи и змейками сбегали на высокую полную грудь. Хороша… Золотокожая, стройная и гибкая, словно лоза в садах Ярлунга. И в то же время не слабая, под нежной кожей опытному взгляду видны плоские упругие мышцы, словно дева много времени отдала танцам или оружию. Да, нежность ее обманчива, как у прекрасного ядовитого цветка. И так ли она молода? Скорее всего. Хотя до ужаса похожа на паршивца Яшраха, по которому возраст не понять. У южан такие люди живут: черноволосые, горячие, с глазами, что пылающий Мрак. Говорят, что не бывает черного огня, да только врут. Вот он, есть, протяни руку — коснуться можно.

Янсрунду на мгновение показалось, что в зале стало теплее, — до того ярко полыхал огонь в крови чужачки. Даже дало росток зерно сомнения: а с юга ли такая сила? Ощущение, что вовсе не отсюда, не из известных земель. Неужто Вессе рассказал правду, и на корабле Фьялбъёрна Драуга и впрямь оказалось создание из другого мира?

А гостья явно из благородных. Те, кто родились в бедности да смирении, не смотрят так свысока. Без презрения, но с лёгкой привычной насмешкой. Или просто привыкла к своей колдовской силе. Даже нагота ее не смущает — ни ладонями прикрыться не пытается, ни смущается, только щеки немного покраснели, но стыд это или злость — пока непонятно. Правда, сейчас насторожена и напряжена тетивой ванханенского лука. Словно в любой миг готова сражаться и отбиваться. Что ж ты, пламенная моя, погоди. Ещё рано.

Тишина и так уже затянулась, давя на обоих. Янсрунд выразительно осмотрел гостью с ног до головы. Про себя снова усмехнулся. Так-так, видно, оторвал от плотских утех, раз ни клочка одежды на теле нет. Правда, может, ко сну готовилась, но… не так бы ярко тогда горели черные глаза. Не пряталась бы тогда в них на дне тень сладости и неги, которая всё никак не могла растаять, видимая взору Повелителя слабой дымкой. И запах… не только полыни, но и разгоряченного тела. Хм, неужто драуг? Фьялбъёрна можно понять — как устоять перед такой красой?

— Значит вот ты какова, ворожея мертвого ярла, — задумчиво произнёс Янсрунд, не двигаясь с места и не отводя взгляда, стараясь уловить малейшее изменение в лице женщины. — Твоя слава впереди тебя бежит. Так быстро бежит, что и мне захотелось взглянуть да узнать, поспеваешь ли ты за ней.

Гостья приподняла бровь, на губах появился призрак улыбки, дерзкой и беспечной. Хоть и понятно было — не чувствует она себя в безопасности и не знает, чего можно ожидать. Но как держится! И вправду румянец от гнева!

— К сожалению, — ответила она чуть хрипловатым мягким голосом с той же тенью насмешки, — не имею чести быть представленной вам. Да и за вид… уж извините, предупреждена не была, нарядиться не успела. Поэтому созерцать меня придётся так, в одной только славе.

Сама язвит, а в глазах вопрос: кто ты такой и что тебе от меня нужно?

Янсрунд отвечать не торопился. Внезапно вспомнилась мысль, поданная шипящим шепотом Вессе:

— Затяни ее в ледяную пустошь и брось там. Пусть околеет, пусть мороз скует руки, ноги и острый язык. Чтобы потом не перечила и молила о тепле.

На тот момент подобное показалось уж слишком… беспощадным. А сейчас… Не то чтобы Янсрунд не ценил характер в противнике, но вдруг показалось, что предложение Вессе было не столь уж плохим. Мучить не хочется, но что если припугнуть?

— Ну, так назови своё имя, — произнёс Янсрунд, медленно обходя гостью по кругу.

Ай, как стоит. И осанка горделивая, и грудь вздымается, и черные локоны падают на плечи, змеятся по спине.

Повелитель Холода сделал шаг вперёд, оказавшись совсем рядом, легонечко подул на обнажённое плечо. Гостья от неожиданности вздрогнула, слабо и едва заметно, но всё же. Смуглая кожа покрылась мурашками, но осанка при этом не изменилась. Гордая женщина, сильная, знающая себе цену. Что ж, с такой будет приятно… общаться.

— Я прибыла издалека, меня зовут Йанта. Йанта Огнецвет. Фьялбъёрн Драуг был так добр, что принял меня к себе на службу.

В голосе звенели весёлые нотки, словно ворожея и впрямь забавлялась, однако Янсрунд прекрасно видел и напряжённую спину, и ноги, слегка расставленные как бы ни в боевой стойке. И как она хочет обернуться, чтобы посмотреть своему похитителю в глаза, только сделать это — значит выказать неуверенность, признать свою слабость.

— Действительно, добр, — задумчиво протянул Янсрунд и, медленно протянув руку, почти прикоснулся к тёмным локонам, предвкушая их шелковистость. — И за какие же заслуги?

— А вот это уже тайна нанимателя и нанимаемого, — ровно ответила Йанта. — Такие вещи не обсуждаются неизвестно где и неизвестно с кем.

Рёгки недовольно зарычал. Не одобрял он как-то всех, кто пытался грубить его хозяину. И пусть особой грубости в словах ворожеи не было, линорм явно считал, что голая человеческая самка, окутанная только чарами льда, должна быть покорна и учтива.

Янсрунд разделял его мнение, но… не всегда.

— Так с кем имею честь говорить? — тем временем поинтересовалась Йанта, всё же вполоборота повернувшись, но так, что это выглядело вежливостью, а не опаской.

Сохранять неподвижность, немо отрицая подкрадывающийся на мягких лапах страх, и делать вид, что ты госпожа положения, а не тот, кто тебя похитил? Достойно уважения, достойно. Но Янсрунд, кроме власти над снежной бурей и льдом под ногами, умел ещё кое-что — замораживать человеческие души. И уж оставить их в оковах льда или вернуть к жизни — решать ему. Но в самом ли деле огненная ворожея — противница ему? Или Вессе ведет свою игру, пытаясь использовать могущество Повелителя Холода, чтобы разделаться с собственным врагом?

Янсрунд снова прислушался, пытаясь распознать тьму, но от Йанты исходил только жар огненной силы. Правда, теперь слабый и робкий, словно ворожея потеряла слишком много сил и была измождена. И это явно не от любовных ласк. То есть от них тоже есть отголосок, но он мал и пахнет сладко и пряно. А есть ещё кое-что, болезненное и веющее запахом калёного металла и крови. Был бой? Хм, интересно.

Янсрунд медленно провёл ладонью вдоль спины своей добычи, от лопаток до поясницы. Полюбовался, как холод щекочет золотистую кожу и ластится маленьким линормом, заставляя Йанту невольно вздрагивать и ёжиться. Да и щупальца, тянувшиеся из древних стен, никак уж не приносили тепла. Кстати, судя по всему, ворожея успела оценить силу, наполнявшую зал. Возможно, потому и сдерживалась от всяких глупостей.

Обратив внимание на глубокую ссадину и синяки на спине, Янсрунд покачал головой:

— Какая ты неосторожная… — тихо произнёс он, слыша, что дыхание Йанты стало почти незаметным, затаилось. — Нельзя же так…

Шагнул немного вперед и ближе, чтобы видеть лицо, и коснулся самого края раны, посылая сияющий аквамариновым светом ручеек силы. Йанта охнула, напряглась, широко раскрыв глаза. Ух, какие ресницы. Черные, длинные, загнутые. Наверное, забавно, если она прикрывает глаза и щекочет ими щеку того, с кем ласкается и засыпает… Ворожея невольно пошатнулась, пришлось придержать ее за плечо.

— Что же твой ярл не смотрит за гордостью своей команды? — почти промурлыкал Янсрунд, глядя в черную бездну глаз, в которой пылал гнев, но в то же время возникло непонимание. — Разрешает ходить с ранами, от которых не каждый оправится? А лекарь из Повелителя Холода, знаешь ли, не слишком. Ах, прости, я забыл тебя спросить, нужно ли тебе лечение… Впрочем, я вообще не люблю спрашивать.

Рана, на которую он напоследок бросил быстрый взгляд, покрылась перламутровой исцеляющей плёнкой. Раненая женщина, конечно, будет сговорчивее, но играть тогда совсем неинтересно. Ни разгуляться в полную силу чарами, ни приласкать ледяным уколом, ни посоревноваться в остроумии. А у некоторых от боли и вовсе беда с головой делается. Как у Вессе, например. Хотя водяной бывает полезен. Послушав его, Янсрунд завел своего человека среди морского народа и сумел вытянуть ворожею прямо сюда. Удачная вышла охота. И хорошо, когда есть те, кто способен не только прочитать руны холода, но и правильно их нанести. Ошибись его помощник, было бы, конечно, худо. Пришлось бы самому что-то делать.

— Так, может, я тут и вовсе не нужна? — спросила Йанта. — Раз нет вопросов, то не быть и ответам.

— Смело держишься, я оценил, — слегка улыбнулся Янсрунд, чувствуя, что предстоит много чего интересного.

Рана скоро заживёт, но в то же время ледяная магия не даст огненной колдунье пользоваться своими силами. Посмотрим, чего ты стоишь без магии, девочка.

— Но… — нахмурилась Йанта.

Янсрунд приложил палец к ее губам, отметив, как по ним разлилась синева. Ворожея дёрнулась, он перехватил ее за плечи, не давая шевельнуться. И тут же живое пламя рвануло по телу, пытаясь расплавить лёд. Но… отступило.

— Продолжим разговор в другом месте, — шепнул он на ухо ворожее, одним движением накрывая её своим плащом и прижимая к себе.

Почувствовал, как та напряглась, вдохнул аромат полыни и меда, от которого даже голова немного пошла кругом. Что-то прошипев на незнакомом языке, чародейка снова поставила огненную защиту, но та опять подвела. Упрямая… Прекрасно. Какая занятная девочка. И впрямь, будет интересно.

— Моё имя Янсрунд, ворожея Огнецвет, — шепнул он снова прямо в ухо гостьи.

А потом пространство вокруг вспыхнуло серебром, унося обоих из подземелья.

 

Глава 12. След

— Йанта! Йанта!

Но голос будто ударился о невидимую стену и рассыпался на пол уродливыми осколками. Еще миг Фьялбъёрн не мог понять, что происходит, а потом вскочил на ноги, расплескав из купальни воду.

Йанта только что была здесь, в его руках, такая горячая, расслабленная и страстная. А теперь…

Внутри закипала ярость. Неистовая, безумная, кипящая, словно лава подводного вулкана Исъяйталь, чутко дремлющего в северном море. Ярл попытался прислушаться к пространству, ощутить чужую магию, однако ничего не вышло. Сплошная пустота. И ещё немного — холод. Будто кто-то приоткрыл дверь и впустил в жаркую купальню морозный воздух.

Фьялбъёрн нахмурился. Холод… Конечно, он тут кругом, сам драуг порой тоже источает его. Только вот не обычный, а смертельный. Этот же… вроде бы на магию смерти не похоже. Но тогда откуда он?

Мысли спутались. Беспокойство о ворожее плескалось в крови, обжигающим вином туманя здравый смысл и разве что не заставляя рычать сквозь зубы. Кто-то наплевал на целость собственной шкуры, если посмел покуситься на то, что принадлежало Фьялбъёрну. Да ещё в такой момент! И пусть умом он понимал, что заклятие нарочно напустили именно тогда, когда Йанта не соображала от усталости, а он, драуг, позабыл про осторожность, легче от этого не становилось. Фьялбъёрн уже знал: самое малое, что он сделает с похитителем, — разорвёт на части собственными руками.

Прикрыв глаза, он резко выдохнул. И тут же криво усмехнулся. Вот что с ним делает своим присутствием пылающая силой и огнем женщина — в него самого вливает жизнь, хоть на короткое время вырывая из вечных объятий Госпожи Смерти.

Даже представить не получалось, каково Йанте, измождённой и уставшей, сейчас приходится. Ну, боги севера, даже вам мало не покажется, если вдруг с ворожеей что-то случится.

В дверь забарабанили.

— Господин Фьялбъёрн! — послышался испуганный женский голос.

«Надо же, боятся потревожить, — недобро усмехнулся драуг, взглядом живого глаза прожигая дверь. Впрочем, дубовая доска устояла. — Правильно боятся…»

Не теряя времени, он прошёл к выходу. Двери, повинуясь наложенному заклятью, медленно раскрылись от одного только прикосновения. На пороге замерли худенькая девчушка в коричневом платье и Фрайде. Увидев драуга, служанка охнула и отпрянула. Фрайде хмуро глянул на нее и велел:

— Иди. Хорошо, что позвала.

Стоило девице испариться, как сын дроттена оказался поднят за ворот рубахи, словно ребёнок. Хотя Фрайде был воином не из последних, но против разъярённого Фьялбъёрна он бы не выстоял и мига, как оно и случилось.

— Сду…рел совсем? — выдохнул он.

Фьялбъёрн прищурился, не спеша разжимать пальцы. Но и придушить по-настоящему пока тоже не собирался. Вот будь на его месте Бо, то можно было бы…

— Что здесь произошло? — спросил он настолько низким голосом, что Фрайде изменился в лице — в светлых глазах мелькнула тень страха.

— Это я хотел у тебя спросить, ярл.

— Да ну…

Драуг не верил. Ледяной глаз, взглядом которого он сверлил Фрайде, казалось, сейчас мог заморозить насмерть.

— Моя ворожея пропала. Исчезла, словно ее никогда и не было. Не хочешь мне ничего рассказать?!

…Времени было уже глубоко за полночь. Мрачный Фьялбъёрн наводил ужас на всех вокруг, а наводить было на кого. Дроттен Бо, узнав о случившемся, тут же собрал своих чародеев. Те искали следы чужого вмешательства, пытались определить след ворожбы и вид заклятия, но никакого толку от этого не выходило. Напряжённое тяжелое молчание повисло над комнатой перед купальней, где ярл и Бо ждали хоть каких-то успехов. Во взглядах и усталой суете островных ворлоков все сильнее читались вина и стыд. Бо смотрел угрюмо и зло: по всему выходило, что островитяне не просто не смогли уберечь гостью, но и за безопасностью собственного дроттена не уследили. Ведь тот, кто украл человека из команды «Гордого линорма», мог сотворить это с кем угодно во дворце.

Фьялбъёрн честно и подробно рассказал всё, что произошло, но это мало помогло. И все старания были безуспешны, пока он не присмотрелся к одному из магов. Тот действительно чертил в воздухе руны поиска, только они почти сразу же гасли… и невольно возникало ощущение, что они либо не действуют, либо сил местных чародеев просто не хватает против магии похитителя.

Фрайде, тоже ожидающий вестей, обеспокоенно посмотрел в его сторону, будто что-то почувствовал:

— Ты что-то ещё вспомнил, ярл?

— Я скоро вернусь, — коротко бросил драуг, не ответив на вопрос, и быстрым шагом покинул сначала помещение, а потом и дворец дроттена.

Морские острова спали. Во всяком случае, площадь с лавочками и шатрами торговцев затихла. Ночью здесь торг не ведут, ночью спят. Чтобы на рассвете вновь выложить на прилавки привезённые диковинки и редкостные вещицы.

Драуг шёл стремительно, лишь иногда сворачивал и обходил встречавшиеся на пути лавчонки. Он точно знал, куда ему нужно. Если и есть на Островах человек, который сможет помочь, то это явно не дроттен Бо. И хоть ярл не мог объяснить, что происходит, но маргюгра скребла на сердце острыми когтями. Слишком хитрый хозяин, слишком медово-сладкое его гостеприимство… всё слишком. Чего только стоила выходка с подземной нежитью!

Нужный шатёр показался через две лавки. Когда Фьялбъёрн приблизился, то услышал тихий напев южной флейты. На мгновение замер, думая, что именно стоит сказать. Но потом приоткрыл тяжёлый полог, чтобы проскользнуть внутрь.

Его тут же обдало запахом сандала, теплом и дурманом раскуриваемого кальяна. За спиной — холодная явь с плещущим злым северным морем, впереди — чудесная сказка, ароматная и сладкая.

— Заходи, мой друг, заходи, — послышался голос Яшраха, заставив легонько вздрогнуть. — Я знал, что ты придёшь.

Драуг помедлил, а потом шагнул в таинственный полумрак, который едва развеивали пламя тонких свечей и круглый пузатый светильник, стоявший прямо на полу. Яшрах сидел на широкой низкой лавке, застеленной цветастыми ковровыми дорожками с высоким ворсом. Не любит он северный холод, в него не посидишь на полу, как дома, в родных жарких местах.

В руках чародея виднелся незнакомый Фьялбъёрну музыкальный инструмент. Деревянный, пузатый, как южная груша, корпус. Вытянутая длинная шейка. Четыре струны.

Яшрах шевельнул пальцами, и светильник, разливая кругом мягкое золотистое сияние, медленно поднялся в воздух. Завис над головами находящихся в шатре. Озарил и сухую фигуру южного чародея смерти, и хрупкого смуглого мальчишку, сидевшего напротив с изогнутой флейтой в руках, и высокий кувшин кирпично-красного цвета, поставленный на пол.

Мальчик чем-то неуловимо был похож на самого Яшраха. Не такой уж и хрупкий, просто худой и гибкий. А под темно-синим просторным одеянием и не разберёшь толком. Очертания тела видны, только когда движется.

Зато лицо смуглое и с точеными чертами, словно у янтарной статуэтки из храма богини Брады, а глаза — чёрные и глубокие, будто сам Господин Мрак благословил их, влив ночную тьму с кончиков своих пальцев.

— Шейрани, — мягко произнёс Яшрах. — Принеси нашему гостю подушку. Только не затронь шай-халэ.

Последнее слово драугу было незнакомо, однако он уловил мимолётный взгляд в сторону кувшина, и внутри зародилось какое-то нехорошее предчувствие. Правда, Яшрах никогда не делал ярлу ничего плохого, и если уж не верить давнему соратнику, то кому тогда можно верить?

— Я… — начал было Фьялбъёрн.

— Твоя возлюбленная, дева с глазами, как гагат, и кожей, словно золотое пламя, пропала, — тихо и монотонно сказал Яшрах, не отрывая глаз от кувшина, из горлышка которого вился еле заметный дымок. — И огонь в её крови хоть и силен, но не сможет противостоять всему северу.

Фьялбъёрн нахмурился:

— Всему северу?

Маргюгра в глотку этим сладкоречивым соловьям! Вечно не могут сказать попросту, нужно обязательно спрятать истинный смысл слов за ажурным плетением, так что видна и понятна будет только малая часть.

— Не спеши, мой друг, — сказал Яшрах, и Фьялбъёрн был уверен, что тот заметил его сжавшиеся кулаки.

Может, там с Йантой творится что-то страшное, пока он вынужден «не спешить»? Но в то же время ярл с горечью понимал, что Яшрах — один из сильнейших магов юга. Его не обмануть, не провести. Он может чего-то не знать, но не может не чувствовать. А раз предостерегает от спешки, значит, есть тому серьёзная причина.

Шейрани принёс широкую продолговатую подушку, чуть склонился в вежливом поклоне, укладывая её возле гостя. Фьялбъёрн чуть не закатил глаза, но, приложив руку к груди, поклонился в ответ, давая понять, что благодарит за гостеприимство. Боги, на севере всё куда проще. А у южан каждый взгляд и жест имеют своё значение. И наплевать на все эти мелочи нельзя. Если ты стоишь в чьем-то жилище, то либо не уважаешь хозяев, либо не достоин сидеть с ними в одном кругу.

— Не торопись, мой друг, — повторил Яшрах, и дымок, поднимавшийся из кувшина, вдруг показался плотнее и светлее, как перламутр морских раковин, вдруг решивший стать туманом. — То, что сейчас кажется тебе промедлением, на самом деле сохранит время в будущем. Я слышу твою тоску, как плач рабаба на заре.

Худые пальцы коснулись струн лежавшего на коленях инструмента, и те отозвались пробирающим до костей стоном.

Фьялбъёрн опустился на подушку, бросил хмурый взгляд в сторону Яшраха, обдумывая его слова. Поторопить чародея хотелось до ужаса, до бездны морской и яростных псов мёртвого дна, но… нельзя.

Шейрани занял прежнее место. Про себя Фьялбъёрн искренне восхитился мальчишкой: ни одного слова, зато четкое выполнение приказаний Яшраха, пусть и мягких. Но в то же время по взгляду видно, что он не слуга. Он просто делает то, что должен. Интересно, кто он Яшраху? И почему тот позволяет ему здесь присутствовать? Возможно, от мальчика что-то потребуется? Или это ученик? Так, надо успокоиться…

— Что еще скажешь, Яшрах? — тяжело уронил драуг.

Южанин давно отнял пальцы от рабаба, однако струны продолжали напевать чужедальнюю мелодию, словно отзываясь на касание невидимого смычка.

— Холодно здесь у вас, — вдруг ответил он, заставив Фьялбъёрна изумлённо посмотреть на него. — И чем больше пытаешься согреться, тем холоднее выходит. Ворожея твоя многим мешает спокойно жить. Врагов предостаточно, только вот есть те, у которых кишка тонка руку поднять на неё, а есть такие, кто и в своих целях не прочь использовать.

Фьялбъёрн прищурился. Жемчужный дым медленно, но верно заполнял весь шатёр. Вот уже золотистое сияние светильника почти растворилось в нём, потеряв тепло и мягкость. В комнате стало ощутимо прохладнее. А ещё ноздрей коснулся резкий и свежий аромат.

— Шейрани, — прошелестел голос Яшраха.

Мальчишка кивнул и неуловимо быстро оказался возле кувшина. Задрал рукав, обнажая тонкое запястье, иссечённое шрамами. В гибких пальцах блеснула сталь ножа.

— Что… — начал было драуг.

— Шай-халэ, — выдохнул мальчишка.

Густая, неожиданно слишком тёмная кровь потекла в кувшин. Туман словно ожил, запульсировал и метнулся к Шейрани, вливаясь в него через приоткрытый рот.

И тут же смуглая кожа стала ослепительно белой, а чёрные глаза наполнились бледно-жёлтым жутким светом.

В ушах зазвучал нечеловечески тонкий визг, драуг невольно подался назад. Но тут же взял себя в руки. Не стоит верить всему, что видишь и слышишь. Особенно, когда рядом южный чародей смерти. Он другой, и умения у него — другие. Северянам никогда не понять. И то, что может показаться страшным и невероятным, для Яшраха — всего лишь часть ритуала.

От Шейрани не осталось и следа — на его месте взвивалось вверх мертвенно-бледное пламя. В шатре было одновременно холодно и жарко. Такое бывает, когда чем-то болеешь. Лоб и щеки горят, тело пышет жаром, но пальцы на руках и ногах подобны льду.

Фьялбъёрн невольно ухмыльнулся воспоминанию, пришедшему из пелены веков. Вот так вот, Яшрах, ты действуешь на мертвых. Ты не ворожея Огнецвет, собственной жизнью не делишься. Однако тоже заставляешь хоть ненадолго вспомнить, что они жили. Как — неважно. Но жили.

Краем глаза драуг заметил, что Яшрах сидит неподвижно и, пожалуй, расслабленно. Смотрит на пламя и словно видит что-то своё, настолько далекое от происходящего, что даже завидно делается. Черные глаза совершенно непроницаемы, сколько ни заглядывай — ничего не увидишь, кроме своего же отражения. Только вот… вряд ли оно тебе понравится.

Кожа Яшраха словно стала белее. На мгновение показалось, что лицо медленно растворяется в туманной дымке, так что можно разглядеть голые кости черепа. И хоть Фьялбъёрн на своем веку перевидал немало, даже ему стало немного не по себе.

— Смотри-смотри, драуг, — прошипел ядовитой змеёй голос южного чародея, — может, чего любопытного увидишь, так потом в северных морях будешь байки травить. Эх, жаль, мало тут моего огня, не всё вижу, не всё могу, чтобы и тебе не навредить, и хозяев твоих не тронуть. А то обидятся…

Бледное пламя потекло, как вода из ручья, к Фьялбъёрну.

Драуг не шелохнулся.

— Опусти в него руку, которой касался своей женщины, — прошептал, не двигаясь, Яшрах. — Пусть мой огонь прочувствует, пусть узнает, где нынче вьется её след.

Огонь… Нет мертвым дружбы с огнём. Но и сам Яшрах-то…

Интересно, кто такой Шейрани? Не человек же явно. Но сейчас спрашивать — глупая затея, всё равно не ответит. Да и… у каждого свое оружие в борьбе с врагами.

Повинуясь приказу Яшраха, Фьялбъёрн медленно коснулся пламени. Бледные языки тут же обвили его пальцы, нежно пощекотали ладони. На мгновение показалось, что не пламя, а ладонь Йанты касается его собственной.

Драуг стиснул зубы, отгоняя ненужные мысли. Сейчас уж точно не об этом надо думать. Яшрах молчал, сверля взглядом место, где ещё недавно стоял Шейрани.

А потом вдруг стены шатра задрожали, ночная тьма развеялась, будто была ненастоящей. Фьялбъёрн с удивлением осознал, что вновь находится во дворце Бо. Сам дроттен, завернутый в мягкое шерстяное полотно и с голыми ногами, только что вышел из той же самой купальни и уставился на драуга с незваным гостем. Позади Бо симпатичная рыженькая служанка тихонько охнула и прижала к груди корзину с банными принадлежностями. Чародеев, искавших следы ворожеи, уже не было, девчонка едва одета в легкое домашнее платьице… Значит, Бо, веселишься, развратный старый пёс, когда у тебя под носом такое делается?

На Яшраха оба посмотрели с опаской, не в силах вымолвить ни слова. Оно и неудивительно: под ногами мага смерти клубилась тьма, будто сам Господин Мрак постелил перед ним черную дорожку, сотканную из бездонной ночи, никогда не видевшей света звезд и луны. Поначалу Яшрах не смотрел по сторонам, словно находившиеся рядом были мельче песчинок под ногами, потом мрачно глянул на Бо и зашагал прямо ко входу в купель. Чёрные одежды его при ходьбе развевались, как на ветру. Следом за южным чародеем вился тонкий аромат сандала.

— Что здесь происходит? — хмуро поинтересовался Бо и тут же шикнул на служанку.

Девчонка захлопала ресницами, крепче перехватила корзинку и выскользнула за дверь. Кем бы она ни была для владыки Островов, но прекрасно сообразила, что добра сейчас ни от кого здесь не будет. Так что, как говорится, подальше от дроттена — поближе к кухне.

Бо подошёл к Фьялбъёрну и хмуро посмотрел на Яшраха, остановившегося прямо у порога купальни. Казалось, что худая фигура чародея, слегка мерцающая во влажном горячем воздухе, вот-вот развеется пеплом и осядет на камнях.

Драуг только приложил палец к губам. Бо нахмурился. Ему, понятное дело, происходящее не нравилось. Но по закону гостеприимства он не имел права отказать в помощи. Женщина ярла пропала из его дворца. А уважаемого Яшраха он знал слишком хорошо. И мощь его — тоже. Поэтому как бы ни хотелось выгнать обоих за порог — нельзя, надо терпеть.

Яшрах вдруг резко присел, провел пальцами по камню. Зашептал что-то на непонятном северянам языке, тягучем и вязком, сладком, но с еле ощутимой горчинкой.

В воздухе вдруг появились золотистые искры, задрожали, будто на сильном ветру, а потом сплелись во множество спиралей и медленно потянулись к Яшраху.

Фьялбъёрн и Бо, затаив дыхание, молча наблюдали за работой чародея. Возможно, не слишком зрелищной, но… Северяне ничего отыскать не смогли. А Яшрах…

— Вы просто никогда не умирали, — как-то давно обронил на пиру чародей смерти, — в песках Шей-ата-Шран. Вас не выкидывали, чтобы больше никогда не увидеть, зная, что ядовитые скорпионы сделают своё дело. Но никто тогда не догадывался, что яд моей крови отравит даже скорпионов.

Фьялбъёрн никогда не расспрашивал об этой истории подробнее, однако сказанному южанином верил, как бы невероятно ни звучали его слова. Яшрах и в самом деле мог и умел многое. Он не боялся местных посредников, держащих в руках нити жизни и смерти, не боялся служителей Господина Мрака и Госпожи Смерти и лишь тонко улыбался, когда слышал разговоры, что смерть — это конец всему. Да и кому, как не драугу, было знать, что это и в самом деле не так? Иногда смерть — только начало чего-то нового.

Как там у волшебников принято на юге, Фьялбъёрну было неведомо. А чародеи смерти, попадавшие на север, жили обособленно и не спешили делиться своими секретами. Особенно с местными. Бывали, правда, случаи, когда в ученики к южанам попадали чужаки… как Оларс.

Фьялбъёрн отогнал мысли о сгинувшем маге вместе с горечью. Не нужно сейчас об этом. Переживать нужно о живых. И Йанта — сейчас единственная и самая главная цель. Кто бы ни протянул свои загребущие лапы к его девочке — лучше бы этого не делал.

Золотые спирали зависли над Яшрахом. А потом вмиг почернели. Неизвестно откуда задули леденящие ветра, Бо поёжился, покосился на Фьялбъёрна.

Яшраха окружил светящийся круг. Южанин резко вскинул руки вверх, круг вспыхнул огнем, сначала рыжим и слабым, а потом с каждым мигом всё темнее и темнее, выше и выше.

— Так он и сожжёт мне тут всё, — проворчал дроттен, но сразу притих.

Дверь в коридор распахнулась, и заглянул Фрайде. Видимо, он ждал отца и забеспокоился, когда служанка вышла, а тот не появился. Увидев драуга и Яшраха, младший сын дроттена нахмурился. Лишних вопросов задавать не стал — по глазам видно, что всё понял.

Фьялбъёрн на миг пожалел, что Морские Острова перейдут в будущем не к нему, а к старшему брату. Он вроде парень неплохой, но Фрайде будет посмекалистее. И сердце у него доброе. Матушка его родом из Ванханена, женщины там хоть и суровые, но сердечные. В беде не бросят, советом помогут. А коль надо, то и за меч возьмутся. Так что лучше бы дроттену подумать, да и назначить наследником младшего в обход первенца.

Яшрах вдруг издал резкий неприятный звук. В один миг обернулся вороном и закружил над головами собравшихся. Вытянул когти, замахал крыльями, влажно заблестели хищные черные глаза.

«Будто целится у кого-то душу вырвать», — промелькнула странная мысль у Фьялбъёрна.

Ворон тем временем воинственно каркнул. Несколько перьев, кружась в воздухе, упали на то место, где только что пылал огонь. Легли, замерли. А потом вспыхнули янтарно-жёлтыми искрами!

Фьялбъёрн нахмурился. Заметил, что ворон мельком глянул на Фрайде. И будто проскользнул в черных и круглых, но странно выразительных птичьих глазах укор. Только вот разобрать, за что именно, — не вышло. Ещё взмах крыльями, кувырок в воздухе, миг — статный величественный южный чародей снова стоял между дроттеном и Фьялбъёрном.

Всё такой же невозмутимый и спокойный, как и в тот момент, когда драуг пришёл в его шатер.

— Что же ты, Бо, великий дроттен Морского народа, — странным, будто звучащим где-то очень далеко голосом начал Яшрах, — совсем не смотришь за тем, что происходит у тебя прямо под носом? А коль беда прямо в двери спальни постучит и обнимет твою юную жену, тоже не обратишь внимания?

«Жён Бо меняет часто, — мрачно подумал Фьялбъёрн, напрягаясь и готовясь услышать что угодно, — ему всё равно. Была юная, будет… ещё более юная, только другая».

— Ты о чем, уважаемый Яшрах? — осторожно поинтересовался дроттен.

Фрайде молча слушал разговор, сложив руки на груди. В этот момент оба островитянина были невероятно похожи. Всё же отец и сын, одна кровь.

Яшрах подошёл к порогу, подхватил что-то. Вернулся плавно и текуче, будто был жидким воздухом. Протянул руку раскрытой ладонью вверх. Фьялбъёрн глянул и замер. Три пера, словно выточенные из янтаря и покрытые изморозью. А ведь возле купальни тепло…

Фрайде и Бо переглянулись. В глазах дроттена ничего не прочтёшь. В глазах его сына — растерянность и непонимание. Искренние. Значит, и впрямь ничего не ведал. Что ж, бывает. Не он первый потерял голову от красивых глаз и медовых речей, не разглядев за ними подлого нрава.

— Да вот, великий дроттен, хотелось бы узнать… — ручьем зажурчал голос Яшраха. — Кто в твоем доме применяет янтарную магию, да ещё и вплетает в неё чары первородного холода? Редкое умение, знаешь ли… А вместе и совсем не часто встречается.

Бо потёр подбородок, неопределённо хмыкнул. Говорить явно не хотел, но понимал, что отмалчиваться нельзя.

— Ну, да. Мерикиви у нас янтарная умелица. Только вот зачем это ей? Она ворожею вчера первый раз в жизни увидела. Хоть и повздорили девы на пиру, но чтобы с самим Повелителем Холода сговориться — это же как ненавидеть надо?

Фрайде был мрачнее тучи. Но только молча сжимал кулаки. Фьялбъёрну в какой-то момент показалось, что сын дроттена хотел что-то сказать, но резко передумал. Однако потом всё же шумно выдохнул и прикрыл глаза, безнадежно уронив:

— Я не знал. Гунфридром клянусь, я не знал. В моих мыслях не было желания вредить твоей ворожее, Фьялбъёрн. А Ньедрунг я сам…

— Сначала найдите её, — тонко улыбнулся Яшрах и посмотрел прямо на Фьялбъёрна. — Повелитель Холода? Знаешь, как-то никогда мне не выпадало случая побывать на Островах-Призраках. Окажи услугу, старый друг, возьми старого Яшраха с собой. Я пригожусь.

Бездна в чёрных глазах только на миг дрогнула, явив миру окна в мир мёртвых. Повеяло могильным холодом, Бо и Фрайде отшатнулись в сторону.

Фьялбъёрн кивнул. Большего и не требовалось. Острова-Призраки… Проклятая земля, переходившая из рук одного паршивца в руки другого. И сейчас там как раз властвует Повелитель Холода. Древний жестокий бог с давним счетом к нему, Фьялбъёрну, за смерть своего брата-близнеца.

Он развернулся и тяжёлым шагом направился к выходу.

— «Гордый линорм» покидает пределы Морского народа, — уронил Фьялбъёрн, не оборачиваясь. — Сейчас же. Но до отплытия, дроттен Бо, я хочу видеть твою чудесницу.

Он вышел за дверь, оставив позади уверения Бо, что мерикиви сейчас приведут и как следует спросят… Вышел, потому что сам не верил в сказанное. Яшрах в таких делах не ошибается, и если южанин говорит, что мерикиви не найдут, значит, так оно и будет. Чудесница не дура, хоть и связалась с Повелителем Холода. То ли надежно спряталась, то ли сбежала…

Так оно и вышло. «Гордый линорм» отплыл через час после того, как Фьялбъёрн поднялся на борт. Чудесницу Ньедрунг все это время искали старательнее, чем пьяница с похмелья ищет последнюю монетку в собственном кармане. Не нашли… Что ж, провожавшему их к пристани Фрайде ярл пообещал вернуться, как только заберет свою ворожею, и завершить все незаконченные дела.

 

Глава 13. Ледяной дворец

Йанта еще смутно помнила, как ее окутал плащ, тяжелый и холодный, словно до этого лежал на плечах у статуи, а не у живого существа. Именно существа, потому что на человека хозяин ледяного дворца был похож только внешне. Да и то — издалека. Если не всматриваться в холодную мертвую красоту, от вида которой кровь стынет в жилах и губы немеют. И плащ его не грел, а сковывал и обременял, так что даже ноги подкосились, и Йанта упала бы, но помешали чужие руки, удержавшие её легко, словно ворожея ничего не весила.

А потом стало темно. Только перед глазами еще несколько мгновений вспыхивали бело-голубые искры, будто солнце играло на крупных снежинках, но и они быстро погасли. Йанта дернулась, пытаясь высвободиться из плена плаща, и полетела в холодную темноту, как в ночное море…

Потом, проснувшись, она не смогла бы сказать, сколько времени провела в болезненном забытьи, порой просыпаясь, чтобы удобнее уложить измученное тело, и снова погружаясь в сон. Холод постепенно ушел, тело согрелось — и пришла усталость. Заболели ссадины, полученные в склепе Биргира Ауднасона, заныли хорошо потрудившиеся мышцы. Обморозиться на ледяной пустоши она, хвала богам, не успела, но сны, сменявшие один другой, были путаными и горячечными, как при лихорадке.

Но все заканчивается, и ночь, если это была она, закончилась тоже. Йанта открыла глаза, с трудом подняв тяжелые веки, и поняла, что со временем все-таки ошиблась. В небольшое окно высоко под потолком светило ослепительное солнце — вроде бы полуденное. Хотя это ведь север, здесь солнце летом вообще не опускается за горизонт. Мысли текли ленивые, вялые…Так и не определив время, она повернулась набок и оглядела небольшую комнату с каменными стенами, не прикрытыми ни шкурами, ни ткаными коврами.

Ни одного окна, кроме верхнего, и… — Йанта невольно нахмурилась — двери тоже нет. Если присмотреться, видно щель, но камень подогнан так плотно, что в нее и лезвие ножа не воткнуть. В углу — очаг, но пустой: ни поленьев, ни даже золы, словно его давным-давно не топили. У стены — застеленная шкурами низкая кровать, на которой она проснулась. И все! Больше похоже на тюрьму, чем на гостевые покои… А еще холодно… Лежать в согретой ее телом постели пока терпимо, но стоит вылезти — и стужа ледяного дворца даст себя знать.

Глубоко вдохнув, она мысленно потянулась внутрь себя, проверяя неугасимый огонек магической силы. Нахмурилась. Пока спала, ровное жаркое пламя словно истощилось, превратившись в слабое подобие себя прежнего. И было похоже, что рассчитывать стоит лишь на собственные жизненные силы — между её внутренней сутью и остальным миром будто выросла ледяная стена. Прозрачная, хрупкая на вид, но на деле прочная — не пробиться. Вот, значит, как? От внешних источников магии её попросту отрезали. Просто и надежно…

Сев на кровати, Йанта закуталась в мягкое меховое одеяло. Надо раздобыть одежду. Не заперли же её здесь до конца жизни? Хозяин дворца должен побеспокоиться о пленнице хотя бы из любопытства. Но кто же он? И по какому праву позволяет себе такое?! Впрочем, на этот вопрос как раз ответить легко — по праву силы, как и все здесь… Вспомнив, как её вчера умыкнули голой прямо из купальни, Йанта стиснула зубы от запоздалой злости, замешанной на унижении. Как понадобившуюся вещь взял с полки! Еще и глумился, тварь… Да явится кто-нибудь или нет?!

Будто отвечая на её мысли, щель в стене медленно разошлась, и плита, ставшая дверью, открылась. Из темного проема в комнату скользнула девушка. Светловолосая и светлоглазая, по виду обычная северянка, да и одета как жительница Маархаллена, но что-то в ней показалось странным… Йанта пригляделась. Бледная кожа, волосы хоть и заплетены в косу, но жесткие и сухие на вид, прядки надо лбом непослушно топорщатся, а красивые голубые глаза похожи на льдинки, так неподвижен и мертвенен их взгляд. И одежда слишком легкая для местной стужи, но девушка будто не чувствует холода, ноги и вовсе босые — это на каменном-то полу, наверняка промерзшем далеко вглубь! И тут Йанта напряглась, окончательно поняв, что не так с девушкой: она не дышала. Хотя нет, вот обтянутая тонким льняным платьем грудь слегка шевельнулась — и вновь замерла неподвижно. Не умертвие, но и живой не назвать…

— Я принесла вам одежду, госпожа, — шевельнулись бледные до белизны губы.

Девушка смотрела куда-то мимо нее с полным равнодушием, прижимая к поясу ворох вещей.

— Благодарю, — склонила голову ворожея. — Как твое имя, могу я узнать?

— У меня нет имени, — так же тихо прошелестел голос девушки. — Возьмите. Повелитель ждет вас.

Ах, повелитель? Понятно…

Йанта встала, прикрываясь одеялом, хотя понимала, что вряд ли смутит девицу, даже вздумай обнажиться. Взяла принесенные вещи. Чужие, конечно, но чистые и теплые, разве что великоваты немного. Стоит поблагодарить местного хозяина за заботу. Вот вернуть бы себе свободную магию и накопить больше силы — уж она бы его поблагодарила…

— Откуда ты пришла сюда? — продолжила она расспросы, натягивая рубашку из тонкого полотна, чулки и темно-голубое шерстяное платье с золотой вышивкой по воротнику и подолу.

— Я не пришла…

Девушка отвечала не то чтобы неохотно, она просто не понимала, о чем ее спрашивают. Кукла. Живая кукла…

— А как сюда попала? — допытывалась Йанта.

— Повелитель забрал меня служить ему.

Ни тени чувств, да и с разумом, похоже, беда. Ворожея закусила губу, с жалостью глядя на совсем еще юную девчонку. Так вот каковы здешние слуги? Участь хуже смерти… Не уготована ли такая и ей? Ну, это мы еще поглядим!

Гребешка ей не принесли, так что волосы пришлось просто пригладить руками и заплести простую косу, оставив концы прядей свободными — на какое-то время хватит, а там видно будет. Если не исчезнет преграда, отрезавшая от источников магии, то растрепанная коса — это самая меньшая из неприятностей.

— А кто твой повелитель? Как его имя?

И не успела девушка с той же равнодушной медлительностью разомкнуть губы, Йанта вспомнила имя, которое ей прошептали на ухо, отправляя в сон.

— Янсрунд, — негромко сказала она вслух.

Имя прозвенело острыми осколками льда, раскатилось в студеном воздухе. И показалось, что стены комнаты подернулись тончайшим серебристым слоем инея, так что Йанта даже сморгнула от блеска. Нет, все-таки привиделось. Но вот повторять имя здешнего повелителя отчего-то расхотелось. А еще вспомнилось, что на «Линорме» ей рассказывали что-то об этом Янсрунде и его брате. Не в битве ли с ними Бъёрн стал тем, кем стал? Ох… Не к добру это.

А вот и сапожки… Тоже не новые, зато крепкие и по размеру. Она встала, оглянувшись на одеяло и жалея, что нельзя прихватить его вместо плаща. Выглядеть, конечно, будет нелепо, да и пусть — в этих местах тепло стоит беречь. Но ладно уж…

Дождавшись, пока она оделась, служанка той же легкой походкой вернулась к двери и, жестом пригласив следовать за ней, повела бесконечно длинными коридорами, полутьму которых едва рассеивал свет то ли хрустальных, то ли ледяных шаров, укрепленных на каменных стенах. Йанта шла, понимая, что запоминать дорогу здесь бесполезно. Если даже выберешься из дворца, ледяные пустоши не преодолеть без пищи и теплой одежды, не зная пути, да еще и пешком. Допустим, на какое-то время ей хватит внутреннего пламени, чтобы не замерзнуть, но хозяин дворца, чье имя явно не стоит поминать без необходимости, может пустить по следу тех жутких зверюг…

Перед очередной дверью провожатая остановилась. Тронула тяжелое дерево рукой, и где-то далеко приглушенно зазвенел колокольчик. Через несколько мгновений дверь бесшумно отворилась. Йанта оглянулась на молча отступившую в коридор служанку — дальше, значит, её приглашают одну.

Шагнув через порог, она тут же прищурилась: сверкающее бело-голубое великолепие небольшого зала после темноты коридора жестоко ударило по глазам. Три стройные мраморные колонны, отполированные до зеркального блеска, отражались в таком же мраморном полу и друг в друге. Пол выглядел скользким, как лучшее зеркало, из всех виденных Йантой. А стены искрились, словно были покрыты густым слоем инея, и по карнизу высоких стрельчатых окон намерзли настоящие сосульки. Прозрачные, как хрусталь, они играли на солнце немыслимо чистыми цветами радуги, но выглядели опасно острыми. От верхушки окон ряды сосулек уходили по стенам вверх и там — Йанта подняла голову и пригляделась — смыкались на потолке рядами. Изысканная красота ледяного царства. Мертвая и смертоносная…

— Нравится мое убранство? — раздался насмешливый голос, холодный и звонкий, как все здесь.

— Очень… красиво, — осторожно отозвалась Йанта, пытаясь понять, откуда исходит звук, эхом отражающийся от стен.

— Что красиво, это я знаю и так. Вопрос был другой. Нравится ли оно тебе, ворожея из дальних краев?

— Нет… Слишком холодно и пусто.

Смех рассыпался в воздухе ледяным звоном, и у Йанты мурашки побежали по коже. Ближайшую колонну окутало туманное марево, из которого вышел хозяин дворца. Высокий, широкоплечий, дивно красивый… Только вот глаза на безупречно правильном лице — голубоватые кристаллы: ни зрачков, ни белков, одно лишь мертвенное сияние то ли льда, то ли горного хрусталя. Глядя в них, Йанта содрогнулась, такой чудовищной древней силой веяло от назвавшего себя Янсрундом. Кто он? Человек или нечто иное?

— То ли ты слишком смела, ворожея, то ли просто глупа. Что скажешь на это? Какова ты?

— Думаю, что бы я ни выбрала, окажусь глупой, — усмехнулась Йанта. — Разве назвать саму себя смелой — умно?

— Пожалуй, не слишком.

Он стоял в центре зала, внешне почти похожий на человека, если бы только не глаза. Кожа, правда, словно выбеленная морозом, как и волосы, но Йанте случалось видеть людей, с рождения лишенных малейших следов краски в коже и волосах. Они все равно были людьми, а вот Янсрунд — не был. И роскошные одежды — обычную рубашку, штаны и сапоги — он тоже будто в насмешку носил белые и в едва заметных, словно морозных, узорах. Пояс — и тот из серебряных звеньев, усыпанных блестящей каменной крошкой. «Воплощение зимы — вот кто он, — поняла Йанта. — Плохо… Очень плохо. Разве можно спорить со стихией?»

— Что ж, довольна ли ты моим гостеприимством и лечением, ворожея Огнецвет? Не желаешь ли чего?

А вот голос у Янсрунда был живым и даже веселым — только вот тем весельем, от которого хорошо лишь самому хозяину.

— За лечение — благодарю, — слегка поклонилась Йанта. — Что до гостеприимства, я бы его оценила куда выше, если бы попала в гости по своей воле. А то ведь не знаю ничего: ни где я, ни как домой добраться. Переночевала — пора бы и честь знать…

Вышло вежливо, но с насмешкой — точно в тон хозяину дворца. Тот нахмурился, сдвинув тонко выписанные и словно припорошенные инеем брови.

— Воля здесь одна, ворожея. Моя. И раз уж ты попала сюда по ней, то и уйдешь, когда я отпущу, не раньше.

— Понимаю. А отпустишь ли, господин Янсрунд?

Йанта улыбнулась, старательно гоня пробирающийся холодком в сердце страх. Здесь, в средоточье северных земель, даже от свободной магии пламени мало толку — лед не заставишь пылать. А дворец Янсрунда промерз насквозь, и за его стенами — вечный холод. И сам хозяин — силен и крут нравом, несмотря на усмешки и показную учтивость.

— Видно будет… Иди за мной.

Повернувшись, Янсрунд пошел к дальнему концу зала, даже не оглянувшись, чтобы проверить, следует ли за ним гостья. Похоже, и в мыслях не допускал, что его могут ослушаться. В этом, единственном, он походил на ярла. Йанта пожала плечами и осторожно ступила на плитки, оказавшиеся именно такими скользкими, как представлялось. Да еще эти сосульки наверху! Того и гляди — на голову рухнут.

Только сейчас она поняла, какое пугающее безмолвие царит во дворце. В коридорах ей не встретилось ни одной живой души или следов чьего-то присутствия, а здесь, в роскошном зале, тишина обнимала со всех сторон. Хоть бы свист метели за окнами услыхать! Или собственные шаги… Даже их на ледяном полу не было слышно, словно она ступала не по каменным плитам, а по мягкому ковру, крадущему звуки. Воистину мертвая тишина.

Холод вдруг показался сильнее… Йанта сглотнула горьковатую слюну. Глупости… Она голодна, её тело ослаблено ранами и усталостью, а отдых в промороженной постели даже близко не восстановил силы — вот и все. Рано опускать руки — она еще побарахтается.

— О чем ты думаешь? — спросил вдруг идущий впереди Янсрунд.

— О гостеприимстве. Насколько далеко оно здесь… распространяется…

— Сама взгляни.

Насмешка в голосе — как осколок льда, холодная и острая. Йанта едва не споткнулась: по глазам ударило слепящее разноцветное сияние, а в лицо — порыв ветра. Тугой, обжигающий, полный колючих крупинок сухого снега. Лицо и руки сразу закололо, а теплая одежда показалась совсем тонкой. Жалкий слой шерстяной ткани и выделанной кожи — дыханию Севера это не помеха…

Йанта зажмурилась, но тут же снова упрямо открыла слезящиеся глаза. Красивый и опасный зал, по которому они шли, кончился. Всего на пару шагов впереди высилась фигура Янсрунда, окруженная радужным ореолом, — солнечные лучи отражались от его одежды и волос так же, как от хрустальных глыб льда и искристого инея… Но солнце не грело, а лишь беспощадно сияло на мертвой белизне снега, окрашивая ее всеми цветами радуги. Сморгнув слезы, Йанта рассмотрела, что они с Янсрундом стоят на небольшом уступе, а внизу простирается то ли долина, усеянная обломками скал, то ли подножье гор. Воистину, теперь она понимала, что такое леденящая душу красота. Зачаровывающая и… жуткая.

— Смотри, ворожея, — шепнул очередной порыв ветра в ухо голосом Янсрунда. — Смотри внимательно… Мое гостеприимство равно моей власти. И то, и другое простирается до самых границ моих владений, а они бескрайни…

— Даже они… имеют пределы, — тихо, но упрямо сказала Йанта.

— Все имеет пределы, — насмешливо согласился её собеседник. — Но человеческие силы заканчиваются раньше, чем отступает холод. Не хочешь ли помериться силами с самим Севером, ворожея? С метелью, снегом и льдом? С вечным холодом, единственным господином этих мест? Так ли горяча твоя кровь, чтобы растопить хоть единственную глыбу из тех, что преграждают путь?

— Не хотела бы проверять, — шевельнула замерзшими губами Йанта, сдерживаясь, чтобы не облизать их — потрескаются сразу. — Но если не будет иного выхода…

— Выхода или выбора?

Белая неподвижная фигура была так близко и в то же время — недоступно далеко. Воздух вокруг наполнился алмазными блестками снега — поднялась метель. Странная, почти без ветра, словно снежная круговерть рождалась вокруг них сама по себе.

— А какой у меня выбор? — спросила Йанта, все сильнее злясь, но пока сдерживаясь — не тратить же остатки сил на такую глупость, как драка в самом сердце чужой силы и могущества.

— Тот, который я тебе позволю, — все с той же леденящей ласковой усмешкой прошептала метель, обжигая её щеку и ухо ледяным дыханием, забираясь под воротник и подол платья струйками холода, будто пальцами. — Например, между смертью и жизнью. Что скажешь?

— Что не припомню за собой вины, которая заслуживала бы смерти, — ответила она, борясь с желанием обнять себя за плечи и вместо этого пряча озябшие ладони в складки платья. — Разве что здесь в обычае не видеть разницы между гостями и пленниками. Но тогда…

— Что тогда?

— Тогда и хозяину не следует обижаться, если гость окажется неучтив, — еще тише и очень спокойно промолвила Йанта, бесстрастно рассчитывая, хватит ли остатка её сил на огненный клинок.

— Забавно. Я-то думал, твои речи будут иными. Разве не хочешь ты напомнить мне, что твой ярл не даст в обиду свою… ворожею?

Ядовитая ласковость в голосе Янсрунда так и звенела, так и переливалась, будто льдинки в темной воде полыньи. Йанта же чувствовала, как невольные слезы от ветра, не успев скатиться по щекам, застывают на коже, стягивая ее обжигающей пленкой.

— Разве я дитя, чтобы прятаться за старшего и грозить его именем? — сказала она куда-то в снежную круговерть, в которой терялась фигура хозяина дворца. — Фьялбъёрн Драуг уж как-нибудь сам решит, что ему следует делать. Но я верю его чести — ярл не бросает своих людей в беде.

А на клинок сил, пожалуй, все-таки хватит. Узкий и не слишком длинный, но ведь не всегда решает мощь удара, иногда достаточно точности. Но это в самом крайнем случае… А пока у Йанты было ощущение, что её пугают не всерьез, играя как кот с мышкой. Сытый могущественный кот, которому скучно, а если прижать лапой по-настоящему, выпустив смертельные когти в мягкое беззащитное тельце, то игра закончится — и снова станет скучно. То, что мышка может показать зубы и чувствительно цапнуть в ответ, пусть и от отчаяния, коту даже в голову не приходит. Очень уж он уверен в своей власти и силе.

— У Фьялбъёрна Драуга длинные руки, но сюда и ему не дотянуться, — с полной безмятежной уверенностью отозвался Янсрунд. — Да и станет ли он ссориться со мной ради всего лишь женщины, пусть и ворожеи? У него полно забот поважнее. Взять хотя бы Вессе…

Йанта промолчала. Если это ловушка, чтобы заставить её доказывать, как она важна для ярла, то слишком уж простенькая. И какая разница, что скажет пленница с перепугу? Но вот упоминание Вессе — неужели случайность? Янсрунд на стороне мятежного веденхальтии или враг ему? Ищет он в этой битве выгоды или стоит в стороне от чужой драки?

— Кстати, он с тобой тоже хотел бы повидаться. Кажется, он очень тебя не любит, ворожея Огнецвет. С чего бы это?

— Наверное, с того, что ему не понравилась наша прошлая встреча? — усмехнулась совсем чужими от холода губами Йанта. — Но тут уж я не виновата. Если кто-то распускает язык и руки, должен понимать, что в ответ ему могут подпалить хвост. С Вессе мы и в самом деле не друзья.

— Вессе никому не друг, ворожея. Но дураком его тоже не назовешь, а он отчего-то считает, что ты опасна для моих владений. Не странно ли? Обычная чародейка, да еще вдобавок чужачка, не знающая нашей магии… Не расскажешь ли, почему тебя боится не самый слабый веденхальтия? И чем ты можешь угрожать Островам-Призракам?

— Может, я его тоже опасаюсь, — снова ответила усмешкой Йанта, зябко поведя плечами. — Пламя и вода редко любят друг друга. А что до опасности… Я ведь не напрашивалась в гости, господин Янсрунд. Будь моя воля — я бы ваши владения обходила как можно дальше.

— В самом деле? А ведь здесь так много интересного… В моих землях дремлет сила, о которой многие мечтают…

Ледяные пальцы гладили её спину и плечи прямо сквозь одежду, леденили кровь. Мороз щипал за лицо и уши, холодный ветер трепал косу и выбившиеся из нее прядки. Йанта стиснула зубы, тратя бесценные крохи магии, чтобы согреться и успокоить озноб. Да чтоб тебя с твоим допросом! Нашел время и место!

— Мне хватает собственной силы, на чужую не зарюсь, — не выдержала она, стараясь не сорваться на открытую дерзость. — А все здешние диковинки готова обменять на возможность убраться подальше. Гостья я здесь или пленница, решать вам, но еще немного — и превращусь в сосульку в любом случае.

Звонкий, нечеловечески звучный смех разнесся над ледяной пустыней, и метель на мгновение смолкла, будто заслушавшись. А потом закружила с новой силой, обняла их обоих сверкающим столбом снега, с игривой безжалостностью прильнула, забирая последнее тепло…

— В сосульку? Это вряд ли… — все еще смеясь, сказал Янсрунд, оборачиваясь к ней. — Не раньше, чем я захочу.

Йанта увидела, как повелитель метели сводит перед собой ладони, но хлопка не услышала — все звуки, кроме голоса Янсрунда, глушил вой ветра. И тут же белизна вокруг потемнела, закружилась… Пошатнувшись, она еле устояла на ногах — так успела замерзнуть. Но все-таки удержалась, а мгновение спустя вокруг стало тепло.

— И вправду, что-то я нерадушный хозяин, — послышалось за её плечом.

Стиснув зубы, чтобы не высказаться, Йанта не торопилась оборачиваться. Вместо этого огляделась. Все та же комната, где она проснулась. И не так уж тепло, просто после мороза показалось…

Хлопок ладонями! На этот раз его было слышно. В очаге, пустом и тщательно выметенном, прямо на камнях заплясало белое полупрозрачное пламя. Йанта мрачно посмотрела туда. Мертвый огонь, ненастоящий. Не иллюзия — жаром так и веет — но ни крупицы истинной пламенной магии, которую можно было бы использовать.

— Грейся, гостья, — предложил Янсрунд с явной издевкой. — Еду и вино тебе сейчас принесут, по любым надобностям проводят. Только по дворцу ходить в одиночку не советую — он чужаков не любит. Отдыхай, набирайся сил. Еще поговорим…

И, не дожидаясь ответа, щелкнул пальцами, ступив в снежный столб, на мгновение появившийся посреди комнаты и тут же растаявший. Йанта с бессильной злостью посмотрела вслед, оглядела опустевшую комнату и мертвенно-призрачное пламя в пустом очаге. Да, она изо всех сил изображала уверенность, говоря о Фьялбъёрне, и в самом деле верила драугу. Ярл не бросит… Но он сам себе не хозяин, он служит Гунфридру. А морскому богу до нее нет никакого дела. И уж точно владыка моря решит, что справиться с Вессе — куда более срочно и важно, чем спасать чужачку-ворожею. Значит, либо Фьялбъёрн исполнит его приказ, оставив Йанту на волю здешнего хозяина снегов, либо навлечет немилость повелителя. Оба исхода нехороши…

Она зябко поежилась и все-таки подошла к огню-обманке. Протянула закоченевшие пальцы, растерла их… Пламя грело совсем как настоящее, но огнем по сути не было. В точности, как смелость, которую Йанта показывала своему похитителю. Внешне — дерзкое спокойствие, а по сути — тоска с изрядной долей страха.

* * *

«Гордый линорм» рассекал морскую гладь, вонзаясь кончиками мачт в серую хмарь северного неба. Море было неспокойно, гребни накатывавших друг на друга волн открывали в глубине злобно щерившихся водяных псов и гладкие тела хавманов, веселившихся назло стихии.

Скоро шторм, скоро ветер принесёт колкий холод и дыхание никогда не тающих льдов. Небо уже сплошь затянуло, будто солнце тут никогда и не всходило. Владыка ветра Вирвельвин хохотал и резвился в вышине, разгоняя тучи худыми длинными руками, затягивал последние чистые прорехи на небесном своде плотным пологом тумана.

Фьялбъёрн стоял на носу драккара и, сложив руки за спиной, хмуро смотрел в темную даль. Ветер хлопал его плащом, трепал седые волосы. Но, словно понимая, что его всё равно не боятся, бросал донимать каменно-спокойного драуга и летел искать добычу полегче, то дергая снасти, то вырывая веревочные концы из рук отчаянно ругавшегося Лирака, что пытался управиться с парусами.

Настроение у Фьялбъёрна было морскому псу не пожелаешь. С Янсрундом, Повелителем Холода, последнее время они кое-как ладили. Сквозь стиснутые зубы и глухое раздражение — но всё же ладили. А вот теперь…

— Ну, господин мой Холод, — еле слышно прошептал Фьялбъёрн, прищуривая живой глаз. — Попробуй только причинить вред моей девочке. Быстро узнаешь, что погребальным костром может вспыхнуть не только драккар с покойным ярлом.

— Поджечь Острова-Призраки вознамерился? — прозвучал рядом голос Яшраха с такой ленцой, будто чародей смерти нежился под ярким солнцем, окутанный знойным тягучим воздухом, и не желал даже пошевельнуться.

Фьялбъёрн покосился на него. Любой южанин уже давным-давно дрожал бы от лютой стужи, а этот стоит себе рядом спокойно в своих черных одеждах, слишком легких и тонких для северного мороза, только голова и нижняя часть лица закутаны плотной тканью. Зато глаза, жесткие и внимательные, вглядываются в горизонт цепко, будто и в самом деле чародей может что-то разглядеть за серым туманом.

Да, Яшрах стоял на палубе драккара ровно и гордо, словно не его одежды трепал пронизывающий ледяной ветер, выдувая из них последние крохи тепла. И вел себя южный чародей с самого отплытия отстранённо и спокойно. Только черная бездна глаз полыхала таким пламенем, что любому, оказавшемуся рядом, становилось не по себе. Даже ему, Фьялбъёрну Драугу, хозяину корабля мертвецов.

— Если с головы Йанты упадёт хоть волосок, то, клянусь Гунфридром, так и будет.

— Скор ты на расправу, друг мой, — с хрипотцой сказал Яшрах, не отрывая взгляда от линии встречи моря и неба. — Не спеши. Спешка вообще к добру не приводит. Дай хоть на эти Острова взглянуть, попробовать их силу на вкус. А то в видениях шай-халэ я на них глядел, один из моих учеников тут умудрился даже побывать, а наяву всё никак не доберусь… — звучанием и скрытой угрозой слова Яшраха уподобились шипению змеи. — Не лишай меня такой радости, друг мой.

И Фьялбъёрн понял, что, пожалуй, отдать Острова-Призраки в руки Яшраха будет куда более серьёзным наказанием для Янсрунда, чем просто спалить их к утбурду. Ученика Яшраха, уничтожившего Спокельсе и изрядно попортившего кровь Повелителю Холода, драуг знал прекрасно. Эх, Оларс, друг и побратим, пусть Мрак принесет тебе покой, если всё же ты попал в его вечные объятия.

Небо вдруг расчертила серебристая молния. Раздался заливистый клич, потом дерзкий смех. Ещё миг — и на палубе между Фьялбъёрном и Яшрахом хлопнули белоснежные крылья. Вспыхнули нарядным серебром лёгкие доспехи, звякнули связки ключей на поясе валкары.

— Бескрайних просторов тебе, Фьялбъёрн Драуг, — звонко поприветствовала его Астрид Ключница. — Ты уж прости, что явилась без зова да без предупреждения, только опять не по своей воле.

— И тебе, Астрид, чистого… — Фьялбъёрн глянул вверх, — кхм, неба. Что ж такая высокая гостья извиняется? Или принесла столь добрую весть, что впору кораблю идти на дно, не дожидаясь, пока морские псы прогрызут в нем дыру?

Астрид нахмурилась:

— Вот вроде бы и смеяться не над чем, а ты всё шуткой обернуть хочешь. Гунфридр тобой недоволен. Напоминает, что путь твой должен лежать к Вессе, а не во владения Повелителя Холода.

К Вессе, к нему самому. А ведь так и не удалось вытрясти из пройдохи Бо, что за сосуд и зачем ему передал морской бог. Ведь явно не просто так. И стоило бы заняться порученным делом… только… как бросить Йанту? Впрочем, Фьялбъёрн прекрасно понимал, что приказ Гунфридра выполнит, но и ворожею на растерзание Янсрунду не оставит. А Бо им обоим задолжал, ох, задолжа-а-ал… Так что как миленький выложит тайну сосуда. И не только ее.

— А ты… — продолжила было Астрид, но вдруг смолкла и резко обернулась, будто почувствовав опасность.

Яшрах рассматривал валкару с интересом, чуть склонив голову набок, и будто что-то прикидывал. Потом негромко заговорил:

— Не торопись, о прекрасная дева, осуждать нашего друга ярла. Всё, что он делает, не напрасно. И это путешествие тоже станет ступенькой в борьбе с тем, кто связался с Пустотой.

— Ступенькой вверх или вниз? — дерзко уточнила валкара.

В глазах Яшраха вспыхнуло жутковатое пламя, а голос зазвучал пугающе мягко:

— Смотря как ступать, о крылатая.

Астрид передёрнула плечами, кинула быстрый взгляд на Фьялбъёрна. Тот невольно усмехнулся. Так-то, умеет Яшрах сказать веское слово. И уж лучше пусть скажет он, чем сам драуг. А то ведь так можно и повздорить с прекрасной воительницей, что лишь передает чужие слова. Слова могущественного повелителя вод, которому — не следует забывать — служит и сам драуг.

— Так что мне передать? — напряженно спросила валкара.

— Передай Гунфридру, Астрид Ключница, — тяжело уронил Фьялбъёрн, — что его приказы неоспоримы. Я выполню всё, что он велит.

Астрид подозрительно посмотрела на него, потом — на Яшраха. Лицо южанина ничего не выражало. Валкара кивнула и в мгновение ока взмыла в небо.

Некоторое время на палубе властвовала тишина. Оба словно ждали, когда окончательно погаснет вдали серебристая искра. Потом Яшрах медленно повернул голову. Фьялбъёрн почувствовал, что тонкие губы под скрывающей их тканью улыбаются.

— Значит, всё, что велит? — вкрадчиво поинтересовался южанин.

— Всё, — кивнул драуг. — Безусловно, всё.

— Только…

— Только способ исполнения приказов я волен выбирать сам.

 

Глава 14. И боги любят поиграть

Несколько часов спустя, когда обычные дела закончились, Янсрунд, сложив руки за спиной, медленно прошел по своим покоям. Мысли его вернулись к недавнему разговору с гостьей. Так-так, значит, вот оно что. Какая интересная дева. Умная, осторожная, но смотрит жарко. Неужели сама не понимает, как выглядит со стороны? Хотя явно уже не слишком юна… Очень интересно!

Огонь и лёд — несовместимы. Но Янсрунд никогда не отрицал, что порой и сам подвластен темной жажде вкусить запретный плод. Увы, рано или поздно для его огненных жертв близость с Повелителем Холода кончалась плачевно. Поэтому приходилось выбирать: сохранить чужую жизнь, если человеческая женщина этого достойна, или утолить собственное желание.

За окном выла метель. Хохотала, шептала, манила к себе Янсрунда белыми гибкими руками.

«Иди ко мне, мой Повелитель Холода, спляши со мной вечный танец, закружи в ледяных объятиях. Что тебе люди? Что жар черных очей и бархат золотистой кожи? Они станут гладкими и мертвыми под коркой льда».

Постучала кулачком в окно, улыбнулась тонко и дерзко. А потом рассыпалась мириадами снежинок и вновь звонко расхохоталась.

Янсрунд приподнял бровь. Так-так, а вот эта мысль недурна.

Протянул руку и расстегнул фибулу, удерживавшую плащ. Тот беззвучно стек к ногам Повелителя Холода. Метель улыбнулась ещё призывнее в пелене снега и ветра. Что ж… гостья никуда не денется. Линормы не выпустят её отсюда. Весь дворец пропитан магией льда и снега, да и за его пределами… Там, в ледяной пустыне, умирает огонь, тает каждый дерзкий лепесток пламени под лютым штормовым ветром, несущим с моря соль и вой глубинных тварей. Небо застлано тьмой, Госпожа Ночь любит эти края. Поэтому с нетерпением ждёт, когда день потухнет, чтобы можно было разлить бархатную темноту по небу, присыпав горстями драгоценностей. И только прекрасная, бледноликая Госпожа Луна, хозяйка снов и нежных признаний, которые говорят друг другу влюблённые под её светом, молчаливо встречает её, старую и добрую подругу.

Янсрунд поднял руку, из середины ладони полился яркий белый свет. Стекло с хрустальным звоном разлетелось в разные стороны. Осколки тут же превратились в дивной красоты снежинки, замерли в воздухе, в любую минуту готовые сорваться и закружиться, подвластные воле своего господина.

Янсрунд ступил на воздух, который заледенел узкой лесенкой прямо под ногами. Шаг, ещё шаг, миг — дворец остался за спиной. Повелитель Холода почувствовал, как на губах появляется злая и весёлая улыбка. Давно что-то он не кружил над домами. Погодой почти баловал жителей. Негоже так, а то ещё ненароком подумают, что живут на юге, где ласковое солнце и жаркий ветер.

Метель игриво прильнула к нему, под ногами проносилась снежная равнина. Янсрунд чуть улыбнулся уголками губ, приобнял деву-вьюгу за хрупкие плечи.

— Летим, моя красавица, — шепнул ласково.

И взмыл в ночное снежное небо. Сейчас ни одна звездочка не выглянет, чтобы погладить замерзшую землю своим лучом. Госпожа Луна только качает головой, глядя, как веселятся Повелитель Холода и его верная помощница. Сыплет вьюга снегом, рассыпает большие хлопья во все стороны, накрывает пушистым покровом крыши и улицы. Воет-хохочет ветер, несется вслед за летящей над землей парой, чей наряд сверкает белизной с сапфировыми искрами…

С длинных пальцев Янсрунда срывались вспыхивающие белым огнем искры, превращались в ледяные веретёнца. Вертелись с бешеной скоростью в воздухе, давая отделиться снежной нити и потянуться на землю. Так надежнее, так лучше. Так метель краше и прекраснее, так богаче её наряд. И чем богаче он, тем холоднее.

Но перед глазами вдруг вновь возникла упрямая и гордая огненная колдунья. Сильная, красивая, отчаянно смелая. И хоть видно, что не любит холода, готовая стоять на своём. Хотя когда Янсрунд слишком пристально смотрел, то на дне бездонных глаз видел осторожность. А ещё тень страха. Не так, чтобы перед самим Янсрундом, но перед всей ледяной стихией. И правильно, не глупая, значит, девочка. Понимает, что лишний раз не стоит показывать норов. Во всяком случае, показывать там, где не надо.

Слабых соперников Повелитель Холода не любил ни в драке, ни на ложе. Неинтересно это. Только коснешься — и сразу твоя. Ну, куда это годится? Надо, чтобы умела за себя постоять, пусть даже дерзит. Тогда внутри просыпается нечто сродни азарту…

Янсрунд усмехнулся. Поставить на место? Наказать дерзкую деву? Только вот и это можно сделать по-разному. Если человек не нравится, то превратить в ледяную глыбу — и дело с концом. А вот если нравится…

Метель высвободилась из его объятий, посмотрела вопросительно. Чувствует, красавица и умница, что далеко мысли её господина.

— Лети. У меня дела, — шепнул Янсрунд.

Метель улыбнулась белыми тонкими губами, покачала головой. В глазах мелькнули смешинки, она послала воздушный поцелуй любимому господину и умчалась вдаль.

И впрямь дела. Нет что-то на душе покоя, нет. И не веселит душу пляска метели, а почему-то тянет вернуться назад, во дворец. Зайти в покои гостьи спокойно и властно, увидеть растерянность, попробовать на вкус непонимание и почувствовать горячее разгневанное «Нет!» на своих губах. Перед тем, как смять чужие, выпивая всю непокорность.

Да уж. Ну и мысли. Что-то совсем не туда пошли. А всё потому, что не говорила огненная ворожея ничего такого, что заставило бы усомниться в ее честности. Отвечала осторожно, но лжи в ее словах нигде не проскочило. И затаившейся гадюкой подлой черноты Янсрунд в ее мыслях тоже не видел. А вот бой с Вессе навёл на мысли, что всё не так просто. Водяной последнее время что-то совсем злобствовать начал. Ведет себя так, словно уже покорил весь мир, но мир не хочет этого понимать.

Янсрунд хмыкнул. Ну-ну, поговорим с веденхальтией, чего уж. Но вот сначала… надо заглянуть в одно место. Не только с Вессе надо разобраться, но и… больно хороша гостья с медово-золотистой кожей. Оставлять её надолго в одиночестве тоже не дело.

Ветер немножечко приутих, растерялся, горемычный, увидев, как летит ему навстречу сам Повелитель Холода. Янсрунд только снова улыбнулся уголками губ и подмигнул. Ветер неслышно охнул, подхватился и помчался в сторону домов.

Повелитель Холода только качнул головой. Вот же непоседа. Но ничего страшного, на пару с метелью они прекрасно справятся. А коль понадобится, вьюга подтянется. Так от них троих вообще тогда спасу не будет.

Рассыпавшись на мириады ледяных кристаллов, Янсрунд рванул вперёд, со зловещим звоном направившись к берегу острова.

Островов-Призраков до определённого момента было восемь. Затем прежний их владелец и господин Спокельсе, по прозвищу Хозяин Штормов, вознамерился создать девятый. Только вот основанием решил сделать боль и страхи людей. Характер Спокельсе имел отвратительный, а деяния его были далеки от благородных, так что и боли, и страха у него хватало с избытком. Но так сложилось, что ворлок, ходивший на «Гордом линорме» вместе с Фьялбъёрном Драугом, сумел отправить Хозяина Штормов по ту сторону Мрака. И работа над девятым островом осталась незавершённой.

Янсрунд никогда не изображал доброго и понимающего бога, но и заниматься местом, созданным из боли и страха, тоже не хотел. Поэтому и заморозил девятый остров от основания до верхушек скал, превратив в ледяную гробницу для всего живого. Правда… через некоторое время, обходя свои владения, с удивлением обнаружил на острове удивительно красивую хрустальную пещеру. Зашёл внутрь и обомлел: Всё пространство внутри было затянуто тончайшими прозрачными нитями, переливавшимися всеми цветами радуги. Словно паутина из кристаллов льда. Но паутина, которую соткал великий мастер, такой не зазорно и самому Повелителю Холода украсить свой дворец.

А потом появился и он, Исъяль-Плетёнщик. Невысокий, худой, задумчивый. Будто вырезанная из хрусталя статуэтка. Глаза узкие, бездонные, ни зрачка тебе, ни радужки. Лицо скуластое, губы тонкие, нос длинный. Чем-то похож на лаайге, которые живут за Долиной Инеистых Снов. Улыбнулся, не испугался Повелителя Холода, протянул руку в приветствии. А ладони-то узкие, и пальцы — не пальцы, иглы длинные и гладкие. Ими он плетёт ледяные сны, которые насылает на дремлющих людей. Их втыкает в сладкое полотно грёз, чтобы разукрасить ледышками-фантазиями.

Рассказал Плетёнщик Янсрунду, как покинул родную Долину и перебрался сюда.

— Шумно там стало, — качал он головой, и стеклянные пряди волос сталкивались друг с дружкой, издавая печальный звон. — А мне бы творить, мне бы плести в тишине да покое. А тут у тебя хорошо, господин мой Холод, мне нравится.

И Янсрунд не возражал, только принял клятву верности. Ледяной Плетёнщик — ещё та редкость, надо припрятать да приберечь. Вдруг пригодится? Вот как сейчас, например.

Добравшись до пещеры Исъяля, Янсрунд принял человеческий облик и бесшумно вошёл в пещеру. Вокруг тихонько позванивали касающиеся друг дружки нити снов, перешептывались хрустальными голосами. Исъяль сидел наверху, в выдолбленной в огромном аквамариновом сталактите нише и, мурлыча себе под нос, выплетал дивной красоты изумрудно-сапфировый узор. Янсрунд хмыкнул, оказался возле Исъяля, положил руки на острые плечи, чуточку сжал.

— Ах, какой работник. Волшебные пальцы у тебя, Плетёнщик. Верно, кому-то летний сон творишь?

— А то как же, — довольно отозвался Исъяль, даже не шелохнувшись, но Янсрунд слышал по голосу, что его рады видеть. — Знаешь ли, господин мой Холод, твои наряды прекрасны и ослепительно чисты, но для творца важны все краски. Лето — тоже хорошо.

— Хорошо, — рассмеялся Янсрунд. — Но только не тогда, когда приближается к моим владениям.

Тот фыркнул:

— Ой, будто кто-то здесь его боится. Или… — бросил он хитрый взгляд, и бездонные глаза вспыхнули пурпурным светом, — опасается. Во дворце-то ей-ей как горячо, господин мой. Уж я-то знаю, я-то пригубил вчера огненного вина кошмаров твоей гостьи. И уж точно от них не пахло ни морозным днем, ни хрустящим снегом. А…

— Вот славно, — улыбнулся Янсрунд, и Исъяль на мгновение прищурился, словно пытаясь прочитать, что творится в душе его господина.

Руки Янсрунда легли поверх рук Плетёнщика, длинные красивые пальцы накрыли иглы, творившие изумрудный сон.

— Пусть так и будет, — шепнул Повелитель Холода на ухо Исъялю. — Пусть следующий её сон дурманит сладостью южных вин и бездонной ночью, разлитой в прекрасных глазах. Пусть ночная греза пахнет полынью и чьей-то кожей, пусть кружит голову хмелем и жарким стыдом, что нельзя отдаться, а так хочется…

Изумрудное кружево вспыхнуло ярко-алым светом. Стало горячим. На лице Плетёнщика, отражающемся в гладком зеркале сталактита, появилась улыбка. Он сообразил, что хотел от него Янсрунд. Что ж, это можно. Раз надо господина порадовать. Да и гостья… в обиде не останется.

— Хорошо, я тебя понял, — шепнул он тонкими губами, всё еще тянущимися в улыбке. — Всё будет: и жар, и ласка, и запретный огонь. И маяться с утра будет так, что не сможет и в глаза посмотреть.

— Умница-а-а, — довольно протянул Янсрунд. — Как же приятно с тобой иметь дело.

Плетёнщик щелкнул пальцами, на алом кружеве возникли зеркальные осколки.

— А чтобы слаще было, — хрустально прозвенел его голос, — ты тоже всё увидишь и почувствуешь, мой господин.

* * *

На дне не бывает громко. Но нет и безмолвия. Бесконечный шёпот, заливистый и жаркий, непрерывный и нарастающий, заполняет собой каждую каплю воды. Все течения — говорят, все волны — не молчат.

На дне не бывает жарко. Но и замерзнуть невозможно. Солёная вода на губах, на коже… в лёгких. Только хавманы и хавфруа могут, смеясь звонко и чуждо, плавать под толщей северных вод, не боясь ни силы, ни старости моря.

Морские псы прячутся за огромными камнями и воют в самые лунные ночи. Только нельзя услышать этого воя обычному человеку, живущему на земле. Лишь почувствовать неясную смутную тревогу, глянуть в сторону плещущих волн холодного моря и вознести молитвы и хвалу Леле Славной и Бранну-Огню, берегущим мир от чудовищ и древнего страха.

Гунфридр ждал. Он знал, что его гость задерживается намеренно, не спешит явиться пред очи морского владыки. Любит испытывать терпение. Да-а-а… хорош гость, и ведь не скажешь ничего. Вообще удивительно, что решил навестить старика. Хотя, конечно, ещё вопрос, кто тут старик…

Он появился бесшумно. Заполнил всё вокруг непроницаемой тьмой, разлил тягучую тьму везде, где только мог дотянуться. Лишь не коснулся Гунфридра. Морской владыка ему не друг, но и не враг. Нет споров между повелителем вод и бесконечным Мраком. Нет, но… всегда могут появиться.

— Давно не виделис-с-сь, — прошипел гость.

Ни фигуры, ни очертаний — сплошной клубящийся густой туман. Черный, словно бездна за краем Маргюгровой пучины. Впрочем… неверное сравнение. Как с чем-то можно сравнить саму тьму?

— А разошёлся-то, — хмыкнул Гунфридр, — совсем никакого уважения к моим сединам. Ай-ай-ай, нехорошо.

За клубящимся ониксовым туманом на мгновение проступили резкие черты лица, вспыхнули яростным жутким огнем глаза. Улыбка, еле слышный смех, взмах подобием руки.

Тьма отхлынула назад, освобождая прозрачную воду.

— Не гостеприимен, — посетовал Мрак. — Я к тебе со всей душой. А ты-ы-ы…

— А я, — ни капли не смутился Гунфридр и лениво провел пальцами по оставшемуся сгусточку тьмы, что так и не пожелал рассеиваться. — Присаживайся, господин мой Мрак, поговорим.

От того не укрылась ни ирония, с которой обратился морской владыка, ни затаившаяся в его губах улыбка. Оба сильны, оба знают, чего хотят. Но вынуждены пойти друг с другом на переговоры, так как общая беда может стать куда серьёзнее, чем предполагалось.

Возле Гунфридра и Мрака закружило бирюзовое сияние. Миг — возникли напротив два высоких кресла с подлокотниками в виде голов водяных линормов. Между богами появился прямоугольный стол. Крышка его была бугристой и неровной, словно морское дно. И в то же время красивой, полупрозрачной, будто вырезанной из огромного опала. Мягкий голубоватый свет исходил от стола вверх, отбрасывая на обоих холодные отблески.

— Морской владыка, да будет твой край благословенен, — прошелестел Мрак.

Гунфридр расхохотался:

— О да. Знаешь, что сказать. От тебя-то особенно благословение… будет полезным.

— Польза бывает разная, — невозмутимо отозвался Мрак, туманным подобием руки подпирая голову. Точнее, тоже подобие её. И вроде видны какие-то человеческие черты… и тут же пропадают.

Что поделать, вроде бы ему это и не особо надо, но нравятся Мраку люди. Разумеется, исключительно с его точки зрения. Вот и не прочь принять их облик.

— Что ж, — заметил Гунфридр. — Тогда приступим. Слушаю тебя. Что-то новое и интересное, или же решил поворошить пепел давно минувших дней?

Мрак поморщился. Прошлое он, конечно, любил. Особенно, когда кто-то забывал о давних долгах. Напоминал внезапно и очень жестоко, хотя и считал, что жестоко — это явно не о нем.

Струящаяся чернота окутывала его с ног до головы, ловя голубоватое сияние и рассыпая тысячами искр кругом. Гунфридр ждал. Торопить Мрак — дело бесполезное. Не любит он этого. Но в то же время внутри, несмотря на почтенные года, шевелилось задорное любопытство. К чему так издалека пытается подготовить Мрак?

— Минувшее меня пока не тревожит. О нас-с-стоящем поговорить хочу, — выдохнул собеседник.

Худая рука с нереально длинными пальцами без ногтей легла на поверхность стола. Медленно-медленно, будто время остановилось, с кончиков пальцев потекла тягучая тьма. Окрасила четверть стола, превращая опал в смолу. Застыла, словно раздумывая. А потом очень медленно потянулась дальше.

Гунфридр молча следил за происходящим. Ох, Мрак, любишь ты наглядность. Вот лепешкой и рыбкой солёной не корми, дай только устроить какое представление. Особенно из тех, что больше подходят для фокусников на ярмарках. Хоть и бог, а пошалить обожает. А если ещё не видит никто из смертных, как балуется Владыка Мрака, так тем более — милое дело.

— Что ты думаешь о Пустоте, Гунфридр? — отстранённо поинтересовался Мрак. — Разгулялась она что-то.

Чернота доползла до середины стола. Между сияющим опалом и поглощающей свет тьмой образовалась резкая граница.

— Тревожит тебя? — невинно поинтересовался Гунфридр. — Стремится перейти по ту сторону Мрака?

Тут же зазвучало недовольное шипение. Тьма хлестнула в разные стороны, метнулась в сторону морского владыки, но, наткнувшись на невидимую преграду, скрутилась спиралью и зависла над головой Мрака.

— Что это ты так? — улыбнулся Гунфридр. — Никак Посредники совсем неумелые или дерзкие пошли, что господин их в таких расстроенных чувствах?

— С Посредниками сладить не беда, — медленно сказал Мрак, задумчиво водя пальцем по черной половине стола, словно вычерчивая руны древнего языка, — но вот ты, Гунфридр, ты меня всегда отчаянно злишь.

— Да, я умею, — кивнул морской владыка.

Миг тишины — на черной поверхности возник корабль. А может и не корабль, а застывший перед страшным прыжком дикий водяной линорм. Над ним закружился смерч, вспыхнули маленькие молнии, ослепительно-серебряные, будто толстые крепкие иглы, которыми рыбаки из Ванханена зашивают свои сети.

— У нас есть мертвец, — низким тягучим голосом прошептал-прошипел Мрак. — И даже не один. Но ведь это неважно, не так ли?

«Не стал ждать ответа о Пустоте, — мысленно усмехнулся Гунфридр. — Умен. И без слов знает, что Фьялбъёрну дано указание разобраться с Вессе».

Пустота — не шутка. Конечно, вряд ли сошедший с ума веденхальтия сумеет выстроить заклинания так, чтобы она его послушала. Но… безумцы всегда опасны. В этом их сила и их слабость. Никогда не можешь просчитать исход их действий.

На палубе корабля вспыхнул алый лепесток пламени.

— А ещё есть первородный огонь, душа пламени, заключенная по недоразумению в человеческую плоть, — выдохнул Мрак. — Как думаешь, о морской владыка, что их может объединять? И почему опальный водяной, грозящий проглотить все твои воды, всю мою тьму, весь свет солнца и луны, вдруг кинулся именно на этот огонёк? Ведь по сравнению с тем, что царит в нашем мире, огонёк мал. Не слаб, но мал.

— Огонёк знает себе цену, — заметил Гунфридр. — В нем столько силы и жизни, что способен с легкостью поить ими весь корабль мертвецов под предводительством Фьялбъёрна Драуга. Дивная мощь, редкая, у нас такой не встретить.

— Да-а-а, — протянул Мрак так, будто ему доставляло удовольствие говорить о странной ворожее. — Она издалека. Пока не пойму, как её сюда занесло, но уж… занесло. А Фьялбъёрн свою выгоду никогда не упускает.

— Взаимную выгоду, — улыбнулся уголком губ Гунфридр.

Ибо болтушки-волны уже нашептали, будто ночами на «Гордом линорме» так жарко, что вода закипает от раскалённых бортов корабля.

— Да, — подтвердил Мрак. — Так оно и есть. Но ещё…

Он щелкнул пальцами, и над кораблем вспыхнуло янтарное огненное колечко. А потом аккуратно опустилось на палубу. Оно было куда меньше, чем пламенный лепесток. Но тоже горело ярко.

— …есть янтарная колдунья с отчаянием в сердце, с прошлым, пропитанным болью и страхом. Есть крылатые красавицы валкары, готовые выполнять поручения…

— Есть Янсрунд, — мрачно добавил Гунфридр.

Мрак кивнул, корабль закружился на черной половине стола, словно подхваченный страшным ураганом. Морской владыка бросил короткий взгляд на опаловую половину. Там, в самом центре, проявлялась огромная серая дыра. Он легонько подул, окружность замерла, будто не решаясь двигаться дальше. Из круга начали подниматься кривые скалы, напоминающие клыки морского змея. Черные и тёмно-зелёные, они пронизывали пространство, с немой угрозой возвышаясь над поверхностью. Маргюгрова пучина — место, где живет безумный водяной Вессе, заигрывающий с Пустотой.

— Повелитель Холода тоже любит играть, — заметил Мрак. — А ещё он любит красивых ворожей.

— И не любит Фьялбъёрна, — криво усмехнулся Гунфридр.

Мертвый ярл никогда его не подводил. И не подведёт. Морской владыка хорошо это знал. Но в то же время в этот раз драуг не слишком спешил выполнять повеление.

Гунфридр не спешил. Пока что Пустота ещё не набрала той мощи, чтобы всерьёз угрожать богам — только людям. Но сильно разгуливаться ей лучше не давать. Только вот… Фьялбъёрн явно что-то задумал. Сам себе полководец, сам себе армия. И нельзя было со счетов списывать огненную ворожею. Огонь — жизнь. А Пустота не любит её.

На корабле возникла ещё одна фигура, похожая на изогнутое почерневшее дерево. На его ветках висели красные и желтые плоды. Совсем маленькие, размером с монетку. Юг. Такое здесь не растёт. Южный чародей с магией смерти плывет на «Гордом линорме». Он хочет узнать вкус Островов-Призраков и научиться владеть волшбой мертвых севера. Он — друг Фьялбъёрна. Он много знает.

— Посмотрим, что будет? — мягко поинтересовался Мрак, глядя на корабль, неумолимо плывущий к Маргюгровой пучине.

— Посмотрим, — улыбнулся Гунфридр.

Пока что рано вмешиваться. Но проследить — стоит.

 

Глава 15. В паутине Исъяля-Плетёнщика

Засыпая в холодной постели, которую бесцветный огонь в пустом очаге так и не смог согреть, Йанта опасалась, что кошмары прошлой ночи вернутся. Было похоже, что они ждут её за тонкой гранью дремоты, чтобы испортить сны, как гниль портит зрелый плод. И ароматная спелость, тающая на губах, обернется кислой горечью страха… Камень стен и пола источал многовековую стужу, а с потолка разве что сосульки не свисали, как в дворцовом зале, где её встретил тот, чье имя не хотелось произносить вслух — еще привлечешь внимание. Йанта никогда не любила холода и противилась ему всем своим существом, всем внутренним жаром. Мороз хорош изредка и понемногу, чтобы сделать горячее вино и пламя в очаге еще желаннее и приятнее, чтобы щеки загорелись и кровь быстрее побежала по жилам, спасая застывшее тело. Но вечный холод? Жутко…

И потому она куталась в толстое шерстяное одеяло, одновременно желая уснуть, чтоб согреться, и боясь этого. Смотрела на белую стену, по которой металась прозрачная тень от пляшущего в камине огня, потом закрыла глаза, поплыв, как на медленных волнах, и не сразу поняла, что в комнате что-то неуловимо изменилось. Что её дыхание больше не единственный звук в застывшем воздухе. А к телу прикасается не только одеяло, в которое она закуталась.

Это было сном. Конечно же, сном. Потому что тело налилось приятной тяжестью, будто она лежала на берегу моря, слушая его мерный шелест и нежась в солнечных лучах. Но почему кажется, будто это солнце — белое? И море совсем не такое, как она любит… Не ласковая светло-синяя рябь, а голубоватое серебро, и даже гребни волн кажутся острыми, словно ледышки. Так жарко ей или холодно? Йанта шевельнулась, пытаясь выбраться из плена одеяла, но сопротивляться не хотелось. Зачем? Ведь хорошо… И она наконец согрелась…

— Когда люди замерзают, им становится тепло.

Неслышный шепот на грани сна и яви. Холодное дыхание сзади, так близко, что волосы чуть шевелятся. И ледяные пальцы томительно медленно проводят по обнаженной шее… Опасно, сладко, стыдно — и от их прикосновения по телу катится горячая волна. Почему горячая, ведь пальцы — холодные?

Она все-таки пошевелилась. Беспомощно попыталась приподняться на локте, сбросить томное оцепенение.

— Тш-ш-ш… — послышалось за спиной так тихо, что казалось, будто звуки проникают не в уши, а чувствуются кожей, словно прикосновения. — Лежи… Лежи спокойно. Сегодня холод тебе не враг.

И снова — дыхание, прикосновение и странный перезвон, будто где-то далеко звенит, рассыпаясь, лед. А пальцы — она могла бы поклясться, даже не видя их, — тонкие и белые, как снег. И касаются так уверенно, небрежно…

— Кто… ты…

Губы не слушались. И тело — тоже. Вот так, наверное, и застывают в смертельном сне замерзающие. Но ей ведь не холодно? Ей тепло, даже жарко. И нет сил пошевелиться, даже когда одеяло ползет вниз, и зыбкое ощущение безопасности вмиг исчезает.

— Я? Сон. Просто сон.

Йанта хотела что-то сказать, воспротивиться, но вместо этого невольно глубоко вздохнула. Конечно, она сейчас проснется, сбросит постыдную слабость… Но вместо холодного, ничем не пахнущего воздуха комнаты её легкие наполнились острой морозной свежестью. Запах стужи, такой же колкий и опасный, как бесстыдные прикосновения, опускающиеся все ниже.

— Отпусти, — прошептала она, понимая, что не может даже пошевелиться. — Не надо…

— Не надо — что? Так? Или — так?

Пальцы ласкали и гладили её спину сквозь ткань, показавшуюся вдруг очень тонкой. Надо было ложиться одетой, чтоб не замерзнуть, но она терпеть этого не могла, вот и сняла все, кроме рубашки. А пальцы уже бесстыдно скользнули под подол — и Йанта всхлипнула, таким острым, почти болезненно приятным оказалось их скольжение по голой коже. Холодно. Жарко! Сла-а-адко… Отпусти… Нет, еще…

Она все-таки дернулась в попытке хоть что-то изменить, и вдруг поняла, что связана. Не веревками или ремнями, нет. Чем-то куда более жутким.

Больше всего это было похоже на паутину. Тонкую блестящую паутину, но не бесцветную, а переливающуюся всеми оттенками радуги. Малиновый, изумрудный, янтарный, фиолетовый… Она опутывала Йанту целиком, уходя под одежду, и там, где тонкие нити касались тела, в него проникала сладкая истома.

— Смерть от холода, — прошелестел тот же ласково-насмешливый голос, кажущийся знакомым, — самая нежная. Самая добрая и милосердная. Это единственное, что есть милосердного в холоде. Тш-ш-ш-ш… Не сопротивляйся. Ты же хочешь… сама хочешь. Разве это не приятный сон?

«Если только это… сон», — хотела сказать Йанта, но губы окончательно отказались её слушаться. Цветное марево паутины дрожало над ней, нити шевелились, гладя кожу, и эти ласки смешивались с ощущениями неги, разливающейся от пальцев незнакомца. Впрочем, незнакомца ли? Йанта никак не могла вспомнить имени. Но помнила надменное лицо с крутым изломом бровей, узкие губы, на вид такие жесткие, и глаза — чистый лед. А еще волосы, длинные, снежно-белые, гладкие… Холодная высокомерная красота. Ведь не может быть, чтобы…

— Не спорь с холодом, ворожея. И узнаешь, каким горячим он бывает.

Паутина по-прежнему не давала шевельнуться. Да и не хотелось. Ведь это сон. И скользящая с плеч рубашка, широкий ворот которой расшнуровали из-за спины чьи-то пальцы — тоже во сне. Одеяло давно на полу, но холод отступил — Йанте и вправду стало жарко. Обернуться бы, посмотреть в глаза… Что она делает, почему лежит, не сопротивляясь? Ведь она же не хочет позволить…

— Почему? — отвечая на её мысли, шепнул голос, похожий на звон льда. — Почему не хочешь? Разве тебе плохо?

А правда — почему? Что может помешать? Ведь сдаться так приятно, сладко. Нет, она не должна. У неё… Теперь память нашла имя быстро, вытолкнув его из темных глубин, но язык по-прежнему не ворочался. Фьялбъёрн. Её капитан и ярл, её… возлюбленный.

— Но это лишь сон, — мягко успокоил голос. — Всего лишь сон. Ты же не боишься снов? Хорош-ш-шая моя…

Звон превратился в шелест, Йанта снова беспомощно всхлипнула. Тонкое полотно рубашки стекло с тела, повинуясь тем же ловким пальцам. И паутина — ах, как жарко и хорошо от нее. И от гладящих обнаженную кожу ладоней, таких умелых, терпеливо-спокойных. Как стыдно и приятно понимать, что ты ни в чем не виновата, потому что просто не можешь сопротивляться, даже двинуться не можешь без чужого позволения.

— Вот так… да… кр-р-расивая… гор-р-рячая… — мурлыкал за спиной её пленитель, бесстыдно выглаживая плечи и грудь, бедра и живот. — Расслабься…

Йанта облизала губы. От собственной беспомощности непонятным образом было еще приятнее. Да, она хотела расслабиться. Хоть ненадолго довериться кому-нибудь, положиться на чужую силу и волю, позволить управлять собой. Это было совсем не так, как она уже привыкла с Бъёрном. Драугу она доверяла, отдаваясь легко и свободно, веря, что ей не сделают больно и ничем не обидят. А сейчас сердце замирало от осознания, что существо за её спиной — ну не человек же это — опасно до умопомрачения. Что здесь его владения, где повелитель стужи всесилен, и если сейчас его пальцы ласковы, а речи нежны, то это лишь потому, что хищнику нравится играть с жертвой.

Но разве самой Йанте не нравится быть жертвой такого хищника? Она снова облизала сохнущие от внутреннего жара губы. Ведь… хорошо же? И хочется растаять, разомлеть, подчиниться… Все равно тело не слушается, так что же поделать? И мысли путаются, и хочется податься назад, выгнуться, прижавшись, и так чудесно плыть в изумрудно-алом мареве, принимая обжигающе-ледяные ласки.

— Хорошо… — то ли спросил, то ли сообщил её мучитель. — Вот так… правильно.

Легкий толчок опрокинул Йанту на спину, и в полутьме, которую не могли рассеять слабые отблески мертвого пламени, она все-таки увидела лицо — ледяное совершенство. Длинные белые пряди, обрамляющие нечеловечески прекрасные черты, рассыпались, их кончики мазнули Йанту по голой груди, задев соски, и если бы она могла — закричала бы. Её словно полоснули клинком изо льда, острым и холодным, только вместе с болью по груди разлился жар, плывя по всему телу волной возбуждения. А ведь это всего лишь волосы…

Глядя в непроницаемый лед серебристых глаз, Йанта тихонько застонала, стыдясь своего стона и не в силах сдержать его. Узкие губы растянулись в холодной улыбке. А потом, наклонившись, Янсрунд её поцеловал. И это снова было немного больно и невыносимо приятно. Будто разряд молнии прошел от макушки к ступням — она выгнулась, не владея собой, невольно прижавшись к прохладному телу сверху и жалея лишь, что руки связаны. Обняла бы или ударила — она и сама не знала.

Зажмурившись, она горела в холодном огне, боясь открыть глаза и снова увидеть лицо над собой, как никогда чувствуя свою беспомощность. Все не так, все неправильно. Но как же невыразимо хорошо…

А потом её отпустили. Чуть отстранившись, Янсрунд запустил пальцы в волосы Йанты, обессилевшей от поцелуя, как от сильной кровопотери.

— Хочешь еще? — услышала она негромкий голос. — Я бы тебя поцеловал, но не стану. Сама не поблагодаришь.

— По… че…му…

Каждый звук давался с трудом — губы застыли, будто отмороженные.

— Видела моих слуг? Ту девицу, что провожала тебя? Еще один такой поцелуй — и твоя кровь застынет в жилах, потечет медленно, как река подо льдом. Сердце стихнет, будет стучать редко. И ты станешь моей. Совсем моей, полностью. Мыслями, душой, телом… А если поцелую так еще раз…

— Тогда…

— Умрешь.

Йанта через силу открыла глаза, посмотрела в прекрасное и чудовищное лицо, сияющее в полутьме. Янсрунд улыбался. Смотрел с уверенным превосходством, как на добычу, беспомощную, завоеванную.

— Не хочу, — выдавила она. — Нет…

— Конечно, — усмехнулся Повелитель Холода, наклоняясь, и его волосы заколыхались белоснежным искристым шелком, закрывая весь мир вокруг, не позволяя отвести взгляда. — Зачем мне еще одна кукла? Холодная, глупая… Так ты гораздо лучше. Просто слушайся.

Йанта сглотнула вязкую слюну. Теперь возбуждение, плавящее тело, мешалось в ней со страхом. Если бы только знать, что это и вправду сон, что зыбкое разноцветное марево паутины и блеск кожи и волос Янсрунда ей грезятся, что томительная дрожь и напряжение внизу живота — лишь неутоленное желание разгоряченной плоти. Сон? Тогда ничто не страшно, можно сопротивляться. Но если явь… Еще одно касание ледяных губ принесет такое же невыносимое блаженство — и смерть души.

Она бессильно обмякла, и Янсрунд снова улыбнулся. Одобрительно, почти ласково. Так же медленно провел пальцами по ее груди, царапнул тугой от холода и возбуждения сосок. Между её обнаженным телом и существом сверху было лишь тонкое белое полотно одежды Янсрунда. Невесомая преграда, не скрывающая ничего. Например, что повелитель холода не так уж холоден прямо сейчас. Очень уж явно его напряженная плоть упирается в бедро Йанты. А сама она со своими чувствами и желаниями тем более на виду, не зря же в ледяных глазах такое насмешливое торжество.

— Не хочу, — сказала она упрямо. — Я… не хочу… тебя.

— А разве я спрашиваю разрешения?

Тягучая насмешка в голосе, высокомерная холодная улыбка. Янсрунд чувствовал свою силу и власть, нимало не смущаясь отказом. Напротив, даже забавлялся. И определенно собирался продолжить.

Глубоко вздохнув, Йанта прикусила губу. На несколько мгновений боль пробилась сквозь тяжелую пелену непрошеного удовольствия, прояснив мысли. Почему-то самым важным сейчас казалось понять, сон это или все происходит наяву. Ведь если она спит, значит, навязанные ласки — её собственная греза? Неужели это она сама хочет оказаться в объятиях Янсрунда? Бред… Может, она и не любит Фьялбъёрна, как супруга, но изменять не собирается…

— Слишком много мыслей, — шепнул, снова склоняясь к ней, Янсрунд.

Когда он снова коснулся ее губ, обжигая своими ледяными, Йанта дернулась, помня предупреждение, но в этот раз поцелуй вышел совсем легким и быстрым. И все-таки даже от такого все соображения мгновенно вылетели из головы. Холодное пламя. Она захлебнулась собственным стоном, сгорая в нем, беспомощно теряя волю к сопротивлению. Еще поцелуй, и еще…

Она едва почувствовала, как уверенно бесстыдные пальцы гладят внизу, проникнув между бедер. И как холод чужих рук и собственный влажный жар смешиваются в упоительном противостоянии. Комната вокруг закружилась, поплыла, стены исчезли, раскрывая бескрайний простор ледяной пустыни и такого же бесконечного неба… Все-таки сон. Иначе разве мог бы снег принять их тела, как самое мягкое и теплое ложе? Разве могло бы ей, обнаженной, быть так жарко среди алмазной пыли, летящей со всех сторон. Сон… Пусть это будет сном, пожалуйста!

— Ты и вправду полна огня, — шепнул мучитель. — Сладкого, жаркого, золотого пламени. Хмельного и пряного, как лучший в мире глёг. Тебя приятно пить, а взять — еще лучше…

Его пальцы небрежно пробежали по переливчатой паутине, лаская Йанту там, где нити льнули к телу. Весь мир вокруг пах морозной свежестью — ароматом кожи и волос Янсрунда. Или это все-таки снег?

— Не смей закрывать глаза.

Не убежать, не спрятаться даже в такое слабое укрытие. Не обмануть саму себя, что не хочешь или хочешь кого-то другого. Потому что плавишься под умелыми руками, таешь, будто стала льдинкой на солнце, и хочется еще, еще… Йанта с трудом подняла тяжелые веки и беспомощно посмотрела в серебро непроницаемого взгляда, ловя хоть тень каких-нибудь чувств, но глаза Янсрунда скрывали душу так же надежно, как тысячелетний ледяной панцирь — землю спящих под ним Островов. Если у Янсрунда вообще была душа.

И она сдалась. Подчинилась, изнемогая от стыда и бессилия, от ясного сознания, что хоть её берут и против воли, но сопротивляться еще можно было бы. Ведь Янсрунд и сам не хочет пока делать её безвольной куклой, ему интереснее живая горячая добыча. Дело не в страхе. Не только в нем…

— Ты меня хочешь, — сказали ненавистные узкие губы, снова растягиваясь в улыбке. — Не лги, ворожея. Ни мне, ни самой себе. Скажи правду, и я уберу паутину.

— Да… — прошептала Йанта. — Будь ты проклят… Да.

И уже было неважно, сон или явь творились вокруг. Потому что она не выдержала, не справилась, уступив слабости и искушению.

Улыбка Янсрунда стала торжествующей. А потом он почти лег на Йанту, упираясь ладонями в ложе над ее плечами, и коснулся губами паутины чуть ниже её ключиц. С тихим звоном разноцветная нить исчезла, и Йанта уже не понимала, что обжигает её таким мучительным удовольствием — тающие паутинки или собирающие их с её тела губы Янсрунда. Грудь, руки, снова грудь и живот, бедра… Она всхлипывала, не владея собой, бесстыдно подставляясь под эти легкие жалящие поцелуи, что дарили свободу и одновременно забирали ее. И когда паутина исчезла, последним хрустальным звоном растворившись в воздухе, она почувствовала себя еще более беспомощной, чем в ней. С узами, пусть и волшебными, можно было бороться, с Янсрундом — нет.

Все равно, что сопротивляться холоду, вездесущему и бесконечному. Смерть от мороза — самая добрая, так? Теперь она знала, как это бывает. Она почти хотела принять еще один поцелуй Янсрунда, лишь бы не было так стыдно, однако такой милости ей не оказали. Холодные ладони снова скользнули между бедер, раздвигая их, гладя и лаская самые укромные уголки тела, потом жесткие прохладные пальцы двинулись дальше, внутрь.

Кажется, она стонала. Нет, не от боли — ее почти не было. Разве что в первые мгновения, когда все-таки невольно сопротивлялась власти чужого тела над своим. Ахнув, снова прикусила губу, пытаясь сдержаться… Прикрыла глаза — все равно это уже ничего не решало. Покорно расслабилась, разводя колени и поднимая их… Но потом, почувствовав первые толчки внутри, приглушенно застонала и подумала, что лучше бы было больно. Потому что получать удовольствие с тем, для кого ты всего лишь игрушка, — хуже прямого насилия. Даже этого утешения — остаться непокоренной хотя бы так — ей не дали.

Янсрунд брал её неторопливо, наслаждаясь каждым движением и прикосновениям. И с умелой высокомерной щедростью делил собственное наслаждение с Йантой. Ласкал, безошибочно находя самые чувствительные места, добиваясь отклика, как опытный музыкант от своего инструмента. Его холодные жесткие пальцы, казалось, знали о ней все. Как и куда нажать, где поцарапать до боли, где погладить нежно и терпеливо. Он не позволял ни выплыть из раскаленного сладкого марева, ни утонуть в нем окончательно, требовательно заставляя отвечать ему — и Йанта отвечала. Подчинялась и отдавалась, выполняя любое молчаливое требование.

И когда тугие мерные толчки внутри, не позволяющие ни думать, ни сопротивляться, переполнили меру удовольствия, она почувствовала себя наполненной чашей. В неё плескалось жидкое золотое пламя, растекаясь по всему телу до кончиков пальцев рук и ног. Чаша переполнилась, и в краткий миг, когда ледяная броня Янсрунда на миг треснула, Йанта увидела в бесстрастном зеркале его глаз свое отражение — то ли женщина, то ли живой трепещущий огонь.

— Моя… — выдохнул Янсрунд, приникая к её губам и безжалостно вбиваясь в тело. — Мо-о-оя…

— Нет!

Йанта замотала головой, сопротивляясь всему сразу. Наслаждению, что перелилось через край, заставляя выгибаться и в голос стонать. Стыду — горячему, мешающемуся с удовольствием, не затмевая его, а еще усиливая. Боли — несильной и тоже почти приятной, как специи делают вкус ярче. И — самое непреодолимое — желанию отдаться чужой власти. Покориться силе, признать ее, позволить взять себя полностью, ведь это такое счастье — отдаваться хозяину и господину.

— Нет! — простонала она отчаянно. — Не твоя!

— Упрямая… Так даже слаще.

А потом, припав к губам, Янсрунд пил её, снова лишая сил и внутреннего огня. Пил, явно наслаждаясь этим так же, как и ласками, если не сильнее. И его руки, что не давали отодвинуться, показались теплее, почти горячими, да и все тело Повелителя Холода будто согрелось.

— Упрямая, — повторил он с удовлетворением, оторвавшись от губ растерянной, измученной, изнемогающей Йанты. — Все равно будешь моей. Сама согласишься. А теперь — спи…

Заснеженная равнина вокруг померкла, приглушенно потемнела, налилась красками. Снег стал зеленым, мягким, шелковистым, вдали спокойной ровной полосой заголубела гладь воды… Йанта полной грудью вдохнула теплый воздух — запах стужи сменился ароматом травы и спелой земляники, душистым, свежим… Сон? Все-таки сон… Но разве бывают настолько яркие сны?

Тело налилось тяжестью, так что даже ресницы поднять было невмоготу. Она лежала на травянистом пригорке, бессмысленно глядя в ярко-синее небо, по которому лениво плыли белые клочья облаков. Лето, знойный день… Ни Повелителя Холода, ни его ледяного дворца посреди снежной равнины, ни проклятой паутины… Только тело все плывет и качается на последних волнах удовольствия, не давая забыть недавнее.

Йанта прикрыла глаза, бездумно отдаваясь нахлынувшей зыбкой дреме. Сон во сне? Пусть так… Не хотелось ни шевелиться, ни думать, ни чувствовать. Она ощущала себя пустой, как до конца вычерпанный и высохший колодец, пересохший родник в песках. Пусть… Она так устала… Пусть хоть этот сон будет приятным и спокойным, а потом, пробудившись, она подумает обо всем…

* * *

Янсрунд был доволен. Ах, Исъяль-Плетёнщик, поистине мастер своего дела, умелец мешать сны с явью. До сих пор по телу течет хмельная нега, а в памяти звучат стоны и хриплое дыхание прекрасной пленницы. Или гостьи?

Он лениво закинул руки за голову, глядя в потолок. Давненько он, вечно занятой Повелитель Холода, так откровенно нагло не валялся в постели, нежась и не спеша вставать. Вместо этого хотелось вновь прикрыть глаза и ощутить прикосновение жарких губ, упрямо шепчущих: «Нет!».

Но… Янсрунд рывком сел на постели. Интересно, как Фьялбъёрн привязал к себе настолько строптивую красавицу? Неужто каким-то образом затянул в каюту, пьющую жизнь? Похоже… Но по согласию или нет? Нрав и приемы мертвого ярла Янсрунду были известны, долго ухаживать и уговаривать тот никогда не умел, даже будучи живым. И, кстати, обычно это и не требовалось. Потому что долго ему не могли противиться.

Только вот… Янсрунд нахмурился. Не ровен час, драуг явится сюда за своей собственностью. Непременно явится, не надо и к всевидице бежать, чтобы увериться в этом. И будет очень зол.

Однако даже не это заставило задуматься. К Вессе ворожея приязни явно не испытывала. Что там приязни — она хорошенько приложила веденхальтию на корабле ярла. В том, что сказанное — правда, сомнений не было. Потому что ложь Янсрунд распознал бы в первые минуты. А коль ворожея причинила боль Вессе, тот, само собой, спустил на черноглазую красавицу все проклятья, какие смог. Еще и попытался разделаться с ней чужими руками, глупец.

Тонкие губы Янсрунда растянулись в довольной улыбке. И впрямь стоит поговорить с драугом. Можно биться об заклад, что тот расскажет много интересного. А его ворожея… Впрочем, его ли? Такое сокровище упускать из рук не стоит. К тому же, судя по сегодняшней ночи, деве всё понравилось. Так что вряд ли будет трудно ее уговорить, приручить… Так даже интереснее, чем просто взять силой. Но отпустить? Упаси все северные боги, даже зануда Гунфридр!

 

Глава 16. Гостеприимство Повелителя Холода

— А тучи-то заходят со всех сторон, — мрачно сказал Лирак, поглядывая на затянутое свинцовым пологом небо.

Фьялбъёрн поднял голову и тоже посмотрел, потом криво улыбнулся. Там наверху Вирвельвин резвился и хохотал, насылал злые северные ветра, которые в любой момент могли, играючи, подхватить «Гордый линорм» и закружить в бескрайнем океане, словно утлую лодчонку.

Погода ожидаемо портилась, но пока не настолько, чтобы всерьез мешать плаванию. Ни ураганного ветра, ни ливня стеной, но и подремать на вахте не получится. Что ж, драугу и команде покойников сон не нужен.

Фьялбъёрн не любил беспомощности. Опасность — другое дело. Она даже мертвую кровь заставляет вспыхнуть огненно-бордовым цветком и заиграть всеми красками. Когда можно бороться, можно победить или быть побеждённым. Но даже проигрыш лучше, чем ожидание, когда все предрешено, и все твои попытки что-то сделать столь же бесполезны, как трепыхание рыбы-ножа, которая по прошествии долгой и весьма кровожадной жизни сама выпрыгивает на берег. Люди побережья издавна верили, что так она пытается искупить грехи и приносит себя в жертву суше. Из костяного острого нароста, расположенного на ее морде, рыбаки делали чрезвычайно крепкие ножи, которые потом, если нанести на них руны Гунфридра, приносили удачу в охоте.

— Ничего, — глухо уронил драуг, — не первый раз попадем в шторм.

Лирак пробормотал какое-то новое ругательство, явно подхваченное у супруги. Фьялбъёрн покосился на него.

— И когда ты только успел?

— Повидаться? — уточнил Лирак. — Так дело нехитрое, она плавает — ух! А ещё в подарок вытребовала у родителя амулет, чтобы из любого места могла меня к себе призвать. Вот и… призвала.

Драуг не мог не усмехнуться. Да уж, тут хоть потоп, хоть война, хоть Янсрунд, Повелитель Холода, а белогрудой Сив хоть бы хны. Супруга в плаванье отпускает, но в то же время пристально следит за ним. Вот уж семейство!

— Всё бы вам посмеиваться, — пробурчал Лирак. — Ну и ладно, а мне нравится.

Фьялбъёрн покосился в сторону границы между морем и небом. Скоро… скоро уже. Ох, и думать не хотелось даже, чем обернется гостеприимство Янсрунда. Добром, конечно, Повелитель Холода ворожею не отдаст. Да только кто его будет спрашивать? Лишь бы сама Йанта чего не учудила. Ведь точно же не будет сидеть сложа руки, обязательно попытается что-то сделать. Фьялбъёрн это знал. И вдвойне переживал за своё безрассудное огненное сокровище, которое, вспыхнув, не полезет за словом в карман и сумеет надерзить кому угодно. И ведь дурочкой не назвать — Йанта как раз умна. Но когда ее задевают…

— Мой ярл, — вдруг тихо позвал Лирак.

— Да?

— У меня тут мысль. Не уверен, что получится, но можно попробовать.

Драуг с интересом посмотрел на подчинённого, кивком разрешив продолжать.

За бортом плескались ледяные волны. Чем ближе к Островам-Призракам, тем хуже море. Пропитано оно болью и гневом, страхом и печалью, стыдом и ненавистью. Глубокие воды здесь темнели блеклой чернотой, совсем не радовали глаз бывалого моряка. Сам Гунфридр неведомо как это все терпит. Хотя… куда простому драугу понять, что задумал морской бог…

— В общем, — продолжил Лирак, — Янсрунд нас не любит. Конечно, не так, как ненавидел нас Хозяин Штормов, да будет проклято его имя, но не любит.

— Действительно, — охотно согласился драуг. — Любовью к людям он не отличается.

Точнее, отличается, только редкой и строго по собственному вкусу. Например, к темноволосым девам с огнем во взоре и гибкими телами. А ещё — вкусной магией.

— Мой ярл, может, не лишним будет обратиться к нашему господину Гунфридру? Заручиться его поддержкой и попросить покровительства?

Фьялбъёрн задумался. Тому, кто не знал истинного положения дел, могло бы показаться странным, что слуга Морского Владыки вдруг надумал просить у него покровительства. Ведь и так ходит под его благословением на его бескрайних просторах и клянется его же именем.

Но… отдельная молитва — всегда нечто большее, чем постоянное покровительство. Если просить правильно, бог не может отказать. Во всяком случае, выполнит хотя бы часть просьбы. Ведь тот, кто обращается за помощью, обычно отдает часть своей души. Достойная оплата. Кровь — дело хорошее, но душа… Душа слаще, душа делает бога сильнее. Не так важна плотская жертва, как духовная.

— Я не уверен, что это годное предложение, — тем временем замялся Лирак, — но если ворожея наша…

— Наша! — отрезал Фьялбъёрн, и собеседник вздрогнул.

Потом посмотрел на своего ярла пристально и внимательно, словно искал какой-то ответ, кивнул, будто сам себе, и тихо уточнил:

— Мне можно уйти?

Иди, лисий хвост. Иди, чтоб духу твоего тут не было.

Фьялбъёрн не шелохнулся. Разве что по взгляду наверняка читалось, что идти не только можно, но и нужно. Лирак спешно скрылся с глаз хмурого ярла. В чутье ему не откажешь, знает, когда лучше убраться подальше и не раздражать.

Фьялбъёрн медленно прошелся по палубе. Предложение и впрямь было годным. Свою женщину он не собирался никому отдавать. Если Йанта согласится, то и вовсе хорошо бы оставить ее подле себя насовсем. Да, жизнь ещё та, но…

Драуг раздосадовано выругался сам на себя. Какие неуместно глупые мысли сейчас. Йанта Огнецвет… При воспоминании о ней всё внутри сжималось от тревоги. И пусть Острова-Призраки неумолимо приближались, Фьялбъёрн пока еще не представлял, как можно увести ворожею из-под носа Янсрунда.

Он медленно направился к каюте. Душа драуга? Боги, кому она сдалась? Даже звучит смешно. А особенно к чему она Гунфридру? Тому, кто и так держит в руках ненастоящую жизнь мертвого ярла «Гордого линорма»?

Да уж. Как-то всё не складывается совсем. Чтобы торговаться, надо иметь, что предложить. Пусть даже это не слишком великая ценность, но хотя бы ты сам должен верить в её… стоимость.

Захотелось рассмеяться. Сколько золотых монет и самоцветов со дна моря ты готов отдать за свою ворожею, Фьялбъёрн Драуг? И кому они нужны?

Нет, без чаши дурманящего глёга тут и впрямь не разобраться. Хотя зачем ему глёг? После исчезновения Йанты потребность в пище и сне достаточно быстро сошла на нет. Всё-таки живые они… такие живые.

Но тут же он мотнул головой, отгоняя неуместные сейчас думы. Все, об этом потом. На «Гордом линорме» есть тот, кто может дать дельный совет. Поэтому, отбросив ненужные мысли, Фьялбъёрн шагнул вперед, толкнув рукой дверь собственной каюты. И вновь на миг показалось, что оказался в пропитанном ароматом благовоний шатре, во власти южных заклинаний, еле слышного змеиного шёпота и пронзительных черных глаз незнакомого юноши.

Яшрах сидел над кроватью, скрестив ноги. Именно над, а не на ней. Он как-то заявил, что нельзя садиться на чужое ложе, иначе можно нарушить спокойный сон его хозяина. А коли там предавались любовным утехам, да ещё не просто из желания утолить страсть, а передавая чувства, то так и вовсе можно разрушить чужие отношения.

Южный чародей держал в руках старинный свиток. Фьялбъёрн сдержал рвущийся с губ вздох. Йанте тоже нравилось его изучать. Вот же… южная кровь.

— Ты заходи, не стой, — сообщил Яшрах, не отрывая взора от строк. — Я сейчас закончу.

— Нельзя ли быть поскромнее? — поинтересовался драуг.

— Это как, мой ярл? — невинно поинтересовался чародей.

Обращение он подхватил от команды и теперь в шутку величал Фьялбъёрна только так. Обосновывал тем, что здесь, на корабле, подчиняется капитану и не должен вносить смуту, ибо умы подчинённых порой можно так запутать, что это до добра не доведёт. И пусть драуг был уверен в своих ребятах, но игра Яшраха его забавляла. Чародею явно нравилось называть его ярлом и делать вид, что слушается.

— Хотя бы не летать на корабле?

Яшрах посмотрел на Фьялбъёрна, слегка улыбнулся. Только взгляд черных глаз остался непроницаемым. Но все же чародей чуть сдвинулся влево, завис над полом. Потом медленно опустил ноги на пол и аккуратно свернул свиток.

— Слушаю тебя, друг мой, — сказал более мягким голосом. — Расскажи мне, что тебя мучает? Нет, не отпирайся. Я прекрасно вижу, что мучает. Иначе бы не зашёл с таким выражением лица.

Фьялбъёрну захотелось ответить резко, но тут же пришлось сделать глубокий вдох, напоминая себе, что сейчас огрызаться ни к чему. Яшрах действительно прав. Поэтому он сдержался и пересказал предложение Лирака.

Яшрах слушал молча. Когда рассказ подошёл к концу, сложил руки на груди.

— Чёрная бездна Кейраха и безглазые хранители тьмы, как у вас тут всё сложно, — наконец пробормотал он.

К кому бы он ни обращался, Фьялбъёрну они не понравились. И желания познакомиться поближе тоже не возникло.

— Что ты думаешь обо всем этом? — прямо спросил он.

Яшрах положил свиток на сундук, поднес руки к горевшим золотистым пламенем свечам. Молчание заставило напрячься, хотя драуг прекрасно понимал, что южанин не тянет время, а думает. Быстрый ответ — не для уст одного из самых сильных чародеев смерти.

Длинные гибкие пальцы южанина почти касались языков пламени. В черных глазах плясали отблески огня, придавая лицу жуткий, совершенно нечеловеческий вид. Не живой человек, а идол мудрого хищного бога, вырезанный из мутного агата, который искупали в предвечной тьме.

— Не знаю, похожи ли боги севера и юга, но у нас они коварны и опасны, — медленно заговорил Яшрах, словно давая время вникнуть в каждое слово. — Их воля — небо над нашей головой, наши желания — пыль под их стопами. Они — не мы, они играют нашими болью и счастьем, как фигурками из драгоценных камней на огромной доске, расчерченной клетками. Они знают ход времени и не торопятся его менять. Сегодня они злы, а завтра… завтра придёт ветер перемен.

Фьялбъёрн слушал его, не рискуя перебивать. Пусть вязь южной речи была словно виноградная лоза, обнимающая прут, но он понимал, что это не просто так. Яшраху всегда есть, что сказать.

— Боги живут давно, они не смотрят на мир нашими глазами и не принимают так близко к сердцу наших клятв. Так же, как и обещаний помочь. О чем договорятся два бога?

Пламя задрожало, словно в каюте откуда-то взялся ветерок. Яшрах прищурился, губы сжал в тонкую линию, потом продолжил:

— Никогда не узнать этого нам, простым людям, рожденным смертной женщиной. А потому и не стоит возлагать на богов надежды. Если Морской Владыка дорожит тобой и «Гордым линормом», то и так не даст в обиду. А если нет… Твоя мольба лишь его позабавит. Северные боги сильны и уважают силу людей. Даже дерзость прощают порой. Не проси ничего у Морского Владыки — поговори с Повелителем Холода сам. Заставь его прислушаться, сумей отыскать выход. С одним богом напрямую договориться куда проще, чем с двумя.

Пламя свечей потухло, в каюте запахло дымом. С тихим шелестом развернулся лежавший на сундуке свиток, руны на нем вспыхнули бледно-голубым светом — магия против тьмы.

Фьялбъёрн ничего не сказал. Но знал уже, что делать дальше.

* * *

— Мой ярл, вы уверены? — уточнил Матиас, хмурый здоровяк, стоявший за плечом Лирака.

Вся команда высыпала на палубу, чтобы проводить своего ярла. И хоть знали, что спорить бесполезно, всё равно не хотели отпускать одного. С неба срывался мелкий колючий снежок, северный ветер трепал волосы и одежду. Того и гляди, сбил бы с ног, да только с бравыми моряками ему явно было не справиться. Все они, словно гряда Къёргарских скал, стояли напротив Фьялбъёрна и ждали окончательного ответа.

Драуг молча взвесил в руке верную секиру. Ни в одном бою она не подвела, весело и беспощадно пела стальную песню смерти, насмехаясь над врагами. Но теперь на поясе появился еще и клинок работы южных мастеров: длинный, изогнутый, с рукоятью, усыпанной черными, будто наряд Госпожи Ночи, ониксами и гагатами. Клинок благоразумно был укрыт от любопытных глаз ножнами и полой плаща. Но все же… не так глубоко, чтобы его не разглядеть.

— Уверен, — громыхнул Фьялбъёрн. — Ждите меня здесь. Рисковать никем не хочу, да и не вижу смысла. Если не удастся убедить Янсрунда отдать ворожею миром, то уж вдвоём мы покинем остров быстрее, чем все вместе.

— Убеждать секирой будешь, мой ярл? — крикнул вечный друг Матиаса Халарн.

Фьялбъёрн улыбнулся зло и весело, команда живых мертвецов дружно захохотала, заставив насторожиться морских жителей, сновавших возле корабля. Не к добру, когда смерть смеется, не к добру… А уж когда хохотом заливается, так не надо и на алтаре Гунфридру жертвоприношения делать, чтобы понять — быть беде.

— Моя стальная подруга позаботится о сговорчивости Повелителя Холода, — хмыкнул Фьялбъёрн.

— Пусть уж приласкает его как следует! — ощерился Халарн.

— Непременно! — пообещал драуг и крикнул: — Эй, Тоопи!

Кракен вздрогнул и тут же сунул в карманы руки одновременно с щупальцами, словно пытаясь показать, что ничего не пытался стащить и вообще всячески далек от мыслей о проказах на корабле.

— Навари дурманного глёга да побольше. После гостеприимности Янсрунда как бы нам не околеть. Особенно живой женщине.

— Сделаю в лучшем виде, мой ярл, — истово пообещал Тоопи.

— Вот и славно.

Фьялбъёрн хлопнул рукой по бедру и еще раз обвёл взглядом всех собравшихся.

— Теперь слушайте меня. За день с вами здесь ничего не случится, Янсрунд — мерзавец, но не дурак. К тому же, клянусь своим последним живым глазом, его раздирает любопытство, почему я пришёл один.

Команда загалдела, пришлось жестом дать знак умолкнуть.

— На мне амулет Гунфридра. Если я попаду в беду, то вы услышите голос нашего линорма. Тогда не стойте на месте, идите прямо ко дворцу Янсрунда и сметайте все на своём пути!

Довольные крики и рык подтвердили, что Повелителю Холода несдобровать, попробуй тот покуситься на их командира. Казалось, даже волны за бортом заплескались яростнее, вторя голосам мертвецов.

— Пора, — глухо уронил Фьялбъёрн, и все вмиг стихли.

Ветер тоже притих, словно и сам насторожился, не зная, чего ожидать от буйного ярла.

— А где наш южный гость? — вдруг кто-то подал голос.

Фьялбъёрн загадочно улыбнулся, и «Гордый линорм» врезался в песчаный берег Острова-Призрака.

…снежная равнина, белая и безлюдная, встретила недружелюбно. Гостей тут вообще не любили. Здесь свои порядки, свои правила. То Спокельсе их устанавливал, теперь — Янсрунд. И хоть разными они были, в действиях расходились несильно. Разве что Янсрунд, хоть не был ласковым покровителем, все же островитян своих зря не мучил и никому в обиду не давал, в то время как Хозяин Штормов пил все соки и тянул жилы из тех, кого должен был защищать.

Фьялбъёрн успел сделать всего несколько шагов, как понял, что погода начала меняться. И так-то было затянутое тучами небо и заснеженная равнина, а теперь стало холоднее во сто крат. Сверху крупными хлопьями повалил снег. Пока еще тихо и спокойно, но драуг уже прекрасно понимал, что к встрече Янсрунд подготовился как следует.

Кругом никого не было. Ноги по щиколотку проваливались в пушистый снежный покров, оставляя следы. От безмолвных просторов, простиравшихся кругом, было не по себе. Ведь это только обман, иллюзия пустоты. На самом деле здесь каждая снежинка покорна воле своего господина, которому в любой миг готова нашептать про одинокого путника, бредущего прямо к Цитадели. И пусть дорога неблизкая, путник всё равно дойдёт.

Фьялбъёрн ускорил шаг, едва не поскользнулся, припомнил всю родню проклятого утбурда, но даже не подумал остановиться. Резко поднялся ветер, задувая с диким воем. Если прислушаться, можно было разобрать злобный насмешливый голос. Только вот что за слова — не понять. У ветра они свои, древние, и ни существам, живущим на земле и уходящим после смерти по ту сторону Мрака, ни оставшемуся здесь по воле бога мертвому ярлу они неподвластны.

Вихрь подхватил снежные хлопья, закружил в безумном танце. А потом с силой швырнул в драуга. Фьялбъёрн заслонил лицо рукой, прошипел замысловатое проклятье. Со всех сторон донесся ледяной довольный смех, а потом голос:

— Что ж тебе не сидится, мертвый ярл живого корабля? Ходил бы в своих водах, оставался бы среди морских псов — самая для тебя компания… Или соскучился по моему гостеприимству?

— Да вот… личико твоё светлое повидать хочу, — проскрежетал зубами драуг, чувствуя, как мороз стягивает открытую кожу.

— Успеется! — радостно пообещал Янсрунд голосом, вплетённым в злую метель.

За спиной раздался леденящий душу вой. А потом сильный удар сбил Фьялбъёрна с ног. Только чудом не рухнув плашмя, он сумел припасть на одно колено и резко обернуться. В нескольких шагах, радостно скаля зубастую пасть, стоял огромный ледяной линорм. В прозрачных глазах полыхали злоба и желание поскорее разорвать на части. Не то чтобы необычное желание для такой зверюги, но крайне нежелательное для гостя.

Фьялбъёрн замер, продумывая, что делать. Кинуться — линорм рванет следом и догонит. Остаться без движения? Долго не простоять, да и не слишком долго получится обманывать зверюгу. Нюх у этих тварей еще тот. Конечно, такого вреда, как живому человеку, он мертвецу не принесёт, но и приятного будет мало.

Линорм втянул носом воздух, недовольно заскулил и затоптался на месте. Зверю явно было не по душе происходящее. Где свежая кровь? Где горячая плоть, которую можно рвать клыками? Что это перед ним стоит? Мало того что не бежит, так ещё и не заходится в ужасе, вопя на всю округу?

Фьялбъёрн только сильнее сжал секиру, всё же чувствуя, что сейчас случится что-то нехорошее. Метель кружила и танцевала, смеялась тысячей голосов, рассыпала колкие ледяные насмешки острыми иглами. Снежная пустыня была слишком холодной даже для мертвого драуга, отдавшего все пламя жизни в битве против брата Янсрунда.

На лице Фьялбъёрна появилась кривая усмешка. Да уж, не за что Повелителю Холода любить ярла «Гордого линорма». Так и не надо любить, пусть просто не тянет свои поганые лапы к чужому!

Зверь вдруг резко закинул голову и завыл. Страшно, на одной ноте, с нарастающей громкостью. Миг — с десяток таких же голосов подхватил вой линорма.

— Боги, — проскрежетал зубами Фьялбъёрн, — что же ты такая сволочь, Янсрунд? Женить тебя, что ли, на ком-то, чтобы не было времени и сил гадости устраивать?

Зверь с диким рёвом бросился на драуга. Тот отпрыгнул в сторону. Замахнулся — сталь вонзилась в твердую плоть линорма. Зверь взвыл, мотнул лобастой башкой, разъярённо зарычал.

Лезвие вдруг со звоном соскользнуло с тела врага, которое на глазах покрывалось ледяной коркой, словно защитным слоем. Едва успев отпрянуть, Фьялбъёрн сумел уйти от удара мощным хвостом. Снова прыгнул вперёд и, удерживая секиру двумя руками, с размаху вогнал ее в спину линорма.

Оглушительный рёв, хруст костей — и зверь тысячей ледяных осколков осыпался под ноги драугу. Вой со всех сторон то нарастал, то стихал, но явно не собирался прекращаться. Хотя похоже было, что линормы, увидев бесславную гибель своего товарища, не горели желанием выскочить навстречу незнакомцу. А может, у них просто не было на это приказа.

Метель поднялась с такой силой, что устлала всё вокруг, пряча равнину за плотной снежной завесой. Свист ветра слился с хохотом Повелителя Холода.

— Никуда нельзя тебя пускать, Фьялбъёрн Драуг, — вкрадчиво прошептал он на ухо, и показалось, словно ледяные ладони легли на плечи. — Совсем нехорошо себя ведёшь, портишь имущество, питомцев моих обижаешь. Может, мне тебя оставить здесь — заморозить навеки да поставить на берегу? Будешь незваных гостей своей кривой ро… ясным ликом отпугивать.

Фьялбъёрн стиснул зубы, прося у богов побольше сил и терпения, но все же огрызнулся:

— Если покажешься, поцелуй моей стальной подруги сделает твою рожу такой же.

И снова раздался смех. Янсрунд, похоже, наслаждался происходящим. И хотя мог серьёзно навредить и даже искалечить, явно не спешил. Кошке интересно играть с мышкой. Но когда рядом не мышка, а, скажем, старая корабельная крыса, которая не боится ни потопа, ни отравленной корки хлеба, ни той самой плешивой кошки, играть куда интереснее.

— Дерзишь, — заметил Янсрунд. — И за что только море подарило тебе такое огненное сокровище?

Внутри все напряглось. Йанта. Этот гад намекает на Йанту.

— Что ты с ней сделал?!

Южный клинок, кажется, обдал жаром бедро. Фьялбъёрн положил на него руку, словно пытаясь скрыть от Повелителя Холода, где бы тот ни был. Так, всё правильно. Угрожать сейчас не стоит. Надо добраться до дворца. А там видно будет. Если сейчас пересолить с выражениями, то и впрямь прикопает прямо здесь. То есть заморозит. Это вполне в его духе.

— Я? — невинно отозвался Янсрунд. — Знаешь, ничего. А вот она, м-м-м… Сам посмотришь.

Метель вдруг резко стихла, словно и не начиналась. Снежная равнина очистилась, тучи разнесло ветром, давая пробиться слабому северному солнцу.

Сугробы разошлись сами, от самых ног драуга прямо вдаль легла извилистая дорожка, блистающая гранями ромбовидных плиток. Скользкая дорога, на такую лучше не ступать. Грани сверкают, будто лезвия. Изрежут до крови, покраснеет прозрачный лёд. Только нет крови у мертвого, не страшна ему именно эта злая магия Повелителя Холода. А потому идти совсем не больно и не страшно.

Через некоторое время показались высокие массивные ворота. По бокам сидели бело-голубые химеры, помесь льва и змеи, уставившись слепыми глазами перед собой. Дикий линорм с разинутой пастью, тоже вырезанный то ли изо льда, то ли из огромного самоцвета, венчал клиновидную верхушку ледяных ворот, гладких, словно каток, в который превращались зимой озера в Ярлунге.

Фьялбъёрн криво усмехнулся.

— Ну, здравствуй, хозяин дорогой! — крикнул он и со всей силы грохнул секирой по воротам. — Принимай гостя!

 

Глава 17. Игры с истиной

Утром в ее комнате оказалось почти тепло. Не так, конечно, как в добротном доме, где всю ночь топится печь, наполняя воздух сухим ласковым жаром, но терпимо. Можно вылезти из-под одеяла и одеться, не стуча зубами. Но вылезать не хотелось. Глаза открывать — и то было тошно.

Умом Йанта понимала, что её вины в случившемся нет. Наведенному сну почти невозможно противиться, а эти грезы плел истинный мастер своего дела. Но от уговоров рассудка на сердце было не легче. Она ведь даже не пыталась толком сопротивляться, сразу сдавшись паутине страха и желания. Что уж лгать самой себе? Если бы истово, разумом, душой и телом отказалась подчиниться — грёза просто не нашла бы уязвимого места, куда можно проскользнуть, чтобы овладеть жертвой. А она поддалась.

И теперь можно сколько угодно говорить себе, что испугалась ледяного поцелуя, что не было сил и магии, что это лишь сон, а наяву её тело осталось нетронутым… Все это были пустые оправдания. И неважно, узнает ли об этой ночи Фьялбъёрн, достаточно, что не сможет забыть сама Йанта. Она останется в памяти выжженным клеймом, та ночь, когда ворожея Огнецвет предала саму себя.

Дальше валяться в постели показалось омерзительным. Нет, мягкая льняная ткань не хранила запахов плотского удовольствия или еще каких-нибудь следов, но Йанте казалось, что и постель, и вся комната пропитана воспоминаниями. Холод губ и тела, блестящий снежный шелк волос, ледяные зеркала зрачков и запах свежего снега… Йанта рывком села, откинула одеяло, поискала взглядом одежду. Вымыться бы. Горячей водой и жесткой мочалкой, чтоб до красноты, до боли! И рот прополоскать. И никогда в жизни не видеть хозяина ледяного дворца, не слышать его тягучий насмешливый голос, то ласкающий слух, то звенящий смертельно острыми осколками льда, не чуять морозной свежести…

Она поспешно натянула одежду, морщась от брезгливости, — кожа словно до сих пор чувствовала прикосновения чужих пальцев. Обулась, причесала и туго заплела волосы, стянув их подвернувшимся кожаным шнурком. Выходя из комнаты, бросила взгляд на белое пламя, так и пляшущее в пустом очаге. Такой же обман, как все здесь. Лживый, подлый, отвратительный.

Но её собственная сила по-прежнему была скована невидимым ледяным панцирем — в этом Йанта убедилась сразу, попытавшись сотворить хоть небольшой живой огонек. Чары, которые всегда давались легко и естественно, как дыхание, сейчас не слушались. Ускользали из рук, бессильно растворялись в чем-то, что ощущалось как холодная белая пустота, безмолвная, безжизненная. И здесь снег! Йанта его уже ненавидела. И снег, и его хозяина.

Она прошла длинным коридором, гадая, где слуги? Дворец был пуст, но чем дальше Йанта шла по прекрасным мраморным анфиладам, тем сильнее ей казалось, что она внутри гигантского живого существа. Будто кто-то следил за ней, провожая недобрым тяжелым взглядом, ожидая то ли момента слабости, то ли разрешения попробовать на вкус добычу, так безрассудно сунувшуюся в пасть охотника. И ни одной живой души рядом! Хоть бы кто-нибудь показал дорогу… А куда?

Она остановилась посреди очередной комнаты, похожей на хрустальную шкатулку, над которой долго трудился мастер-резчик. Сверкающие узорами стены, гладкий пол и потолок в радужных кругах-разводах… Йанту передернуло. Слишком похоже на ту паутину, что приснилась, — тоже лед и радуга. Она вдруг поняла, что ходит по кругу. Эту комнату она уже видела, вот и приметный карниз вокруг окна, за которым бескрайний снежный простор. Точно видела! А ведь шла все время только вперед. Либо дворец — настоящий лабиринт, либо кто-то водит её кругами.

Кончик тяжелой косы вдруг пошевелил неизвестно откуда взявшийся ветерок. Холодный… Словно царапучей лапкой пробежал по спине, гладя ее поверх платья, морозно укусил за щеку. И опять — но уже сильнее, будто ледяные пальцы погладили по щеке и шее.

— Янсрунд! Твои игры?

Йанта крутнулась на месте, но комната, конечно, была пуста.

— Догадливая девочка… — насмешливо прозвучало откуда-то сверху. — Иди вперед, ворожея. Прогулялась — и хватит. Пора встретиться.

Стиснув зубы, чтобы не выругаться, Йанта мрачно дошла до двери в следующую комнату. Распахнула ее и поняла, что здесь тоже была. Тот самый зал, где она увидела Повелителя Холода впервые. А ведь казалось, что он совсем в другой стороне дворца.

— Разве ты забыла, что я говорил? — издевательски рассмеялся невидимый голос. — Мой дворец не любит чужаков. Я велел не причинять тебе вреда, но поиграть он никогда не отказывается.

— Ох, я бы тоже с ним… поиграла, — пробормотала себе под нос Йанта.

— Огнем? Или секирой, как наш ярл управляется со всем, что ему не по нраву? Боюсь, этого я никому не позволю. Иди сюда, ворожея. Ну же…

Йанта вышла на балкончик. Высокая фигура в белых, расшитых морозными узорами одеждах знакомо стояла у перил спиной к ней. Широкие плечи, серебристо-снежный шелк распущенных длинных волос, достигающих пояса. Кожаные ножны на боку тоже белые, а рукоять меча алмазно сияет в скупом солнечном свете.

— Ближе, — велел Янсрунд, не поворачиваясь. — Иначе не увидишь.

Не увидит — что?

Йанта подошла ближе. Значит, она всего лишь игрушка? Для дворца, для его хозяина… Что ж, поиграем. Магия внутри неё крепко спала, зато из глубины души поднималось бешенство. Раскаленное, тяжелое, как кипящая лава. Показалось, что еще чуть — и ледяные оковы магической силы треснут… Нет, устояли.

С балкончика, невысокого и с широкими перилами ей по пояс, снежная пустыня была как на ладони. Редкие ледяные торосы, покрытые инеем скалы… Йанта глянула вниз. Узенький уступ-карниз, а потом — бездна. Дворец был выстроен на скале, так что до снега внизу было пугающе далеко. Глаз с трудом оценивал расстояние, но вот Йанта увидела показавшегося из-за тороса линорма и невольно сглотнула. Огромный зверь выглядел не больше котенка. А вот еще один. И… Проклятье!

Этого человека она узнала бы где и как угодно! Сначала показалось, что драуг размахивает секирой в странном танце, но его противника было просто плохо видно на снегу. Йанта затаила дыхание, беспомощно стиснув перила до боли в пальцах. Фьялбъёрн… Прости, что усомнилась в тебе. Ты пришел. Осторожнее, ради всех богов Севера и моих тоже!

— Отличный боец, — безмятежно и даже с немалым удовлетворением сказал Янсрунд, когда линорм рассыпался ледяными осколками. — Я и не сомневался, что он победит. А ты?

Йанта с трудом разжала руку, поднесла ее ко рту. Молчать. Только молчать. Она-то думала, что речь между ней и хозяином снегов пойдет о ночной грезе. Приготовилась дерзить, показывая, что это ничего не значит. Но такого не ожидала.

— Да, один линорм ярлу не соперник, — согласился сам с собой Повелитель Холода. — И даже два, пожалуй. Три… Ну, тут я бы задумался, на кого поставить. А ты?

— Чего ты хочешь? — с трудом выговорила Йанта, не отрываясь от пугающе маленькой фигурки драуга внизу.

Кажется, не ранен. Но как отсюда разглядеть? И сколько у проклятого Янсрунда в самом деле этих зверей? И… что делать? Она безоружна и без магии, голыми руками с хозяином этих земель не совладать…

— Я? Ничего, — пожал плечами тот. — Мне любопытно. Хочу посмотреть, сколько продержится любимчик Гунфридра против моих зверюшек? Не хотелось бы, чтоб слишком мало. Сам виноват — явился незваным, да еще ведет себя так, словно бессмертен. Он, пожалуй, так и думает, но линормы об этом не знают. Интересно, он и разорванный на куски останется бессмертным?

— Что. Тебе. Нужно?! Ты же…

Йанта осеклась, вдохнула студеный, режущий горло воздух, едва не задохнулась, но продолжила:

— Ты же не просто так меня сюда привел. Хочешь убить его на моих глазах?

— А если и так? — мягко поинтересовался Янсрунд. — Что ты сделаешь, ворожея?

— Ничего.

Она оперлась одной рукой на перила, надеясь, что те не окажутся слишком уж скользкими, и повторила очень спокойно:

— Ничего. Я не смогу убить тебя и не успею спасти его. Но я точно смогу не стать твоей игрушкой.

На этот раз Янсрунд к ней повернулся. Почувствовал неладное, но сделать уже ничего не успел. Одним быстрым плавным движением Йанта перебросила ноги через перила, на которые опиралась, и встала на узком выступе перед ними. Один шаг — и пустота под балконом примет её с жадностью.

— Безумная!

В голосе Янсрунда чувствовалось почти человеческое удивление. Но удержать или схватить её он не пытался, понимая бесполезность. Все равно не успел бы.

— Хорошо ли ты расспрашивал обо мне Вессе? — бесстрастно сказала Йанта, сглотнув горький комок в горле. — Он не рассказывал, как я впервые встретила Фьялбъёрна? Ярл вытащил меня из моря, но его команда неудачно пошутила, и он тоже… Я подумала, что они это всерьез. И прыгнула обратно, лишь бы не стать чьим-то развлечением. Как думаешь, я испугаюсь прыгнуть еще раз? После вчерашнего-то…

— Безумная… — тише и мягче повторил Янсрунд. — Сплошной огонь вместо крови, да? Хорошо, чего же ты хочешь? Во что ценишь свою жизнь?

Воздух прорезал далекий, но заунывный и очень жуткий вой.

— Отзови их, — кивнула Йанта на серо-белые тени, ползущие из-за скал к одиноко стоящему драугу. — Отзови немедленно. Если он умрет — я и разговаривать с тобой не стану.

— Хорошо, — пожал плечами Янсрунд и, наклонившись, длинно свистнул. Ветер подхватил его свист, усилил, понес над пустыней — и линормы замерли.

Йанта глубоко вдохнула. Одной рукой она так и держалась за перила — дело не лишнее при таком ветре. Вроде бы не сильный, но один порыв — и костей не соберешь, слетев вниз.

— Что еще? — Янсрунд, кажется, снова забавлялся.

— Твое обещание. Поклянись, что не превратишь меня в это… как своих слуг. И дашь нам с ярлом уйти.

— Не слишком ли много ты просишь? — поднял Янсрунд словно выписанные серебряной кистью брови. — Какая выгода мне тебя отпускать? Если уж ты так упряма, то не достанешься и ярлу. А я полюбуюсь, как сладко ему будет знать, что не успел самую малость. Подумай… Разве ты хочешь умереть?

— Не хочу, — глухо сказала она и снова посмотрела вниз.

Фьялбъёрн шел к дворцу. Медленно, упорно…

— Думаешь, он пойдет на все, чтобы тебя забрать? — вкрадчиво поинтересовался Янсрунд. — Глупая девочка… Ярл, может, и хотел бы. Но он себе не принадлежит. Его посмертие — воля Гунфридра, а владыка моря не любит непокорных. Он велел Фьялбъёрну отправляться прямиком к Вессе, но чтобы вызволить тебя, ярл нарушил его приказ. Не уверен, что Гунфридру это придется по нраву. Ты готова умереть, чтобы спасти его, но все равно губишь при этом.

— Сами разберемся, — беспомощно огрызнулась Йанта.

Рука, которой она держала перила, уже застыла. Пальцы свело судорогой, но это было терпимо, хоть и больно. Куда хуже оказалось признать правоту Янсрунда. Драуг рисковал жизнью, спасая её. И не только в лапах и клыках линормов, но и от гнева своего покровителя.

— Хочешь испытать его настоящие чувства? — улыбнулся Янсрунд. — Я обещаю, что твоя душа останется при тебе. Разве что волю заберу ненадолго. О, ничего такого! Просто чтобы ты не сказала лишнего, испортив игру. И ярла отпущу — клянусь. Даже помогу ему добраться до Вессе. Но ты уйдешь с ним, только если он сам этого захочет.

— Если… он… захочет?

Темное пятно почти скрылось между торосов. Еще немного — и драуг дойдет до ворот дворца. Но выйдет ли из него?

— В чем подвох? — бросила Йанта.

Плащ бы сюда сейчас. И рукавицы… Как же холодно! Не знающий усталости и милосердия ветер выдувал последние крохи тепла из тела, ледяными пальцами лез под подол платья, теребил волосы, щипал лицо и уши.

Янсрунд молча улыбнулся. Потом все-таки разомкнул губы, с ленцой и неприкрытым удовольствием наблюдая за ней:

— Почти никакого. Просто игра. Если другие боги позволяют себе повеселиться, двигая смертных, как фигурки на игральной доске, я тоже хочу поучаствовать. У Гунфридра — наш доблестный ярл, у Пустоты — Вессе. Да и Мрак вечно кем-то играет. А ты будешь моей фигурой и ставкой разом. Если ярл сам, по доброй воле, попросит тебя отпустить — уйдешь с ним. Но если нет — останешься. И тогда никаких прыжков за окно и прочих глупостей. Согласна?

— Я… вам… не ставка… — из последних сил прошептала Йанта. — И не его… собственность…

— Упрямица, — усмехнулся Янсрунд.

Ветер вдруг ударил в лицо совсем бешено. Упругой мощной лапой толкнул в грудь застывшее от холода тело. Йанта покачнулась, перила позади и сбоку от неё вдруг исчезли — пальцы схватили пустоту… Еще один порыв. Не удержавшись, она упала. Но не вниз, а назад — в объятия Янсрунда. Замерла, не в силах пошевелиться, потом яростно поглядела в безупречно красивое лицо, склонившееся к ней.

— Хороша… — ласково прошептал Повелитель Холода. — Сильная, горячая… И очень упрямая. Только не забывай, здесь я выбираю правила игры. И в этот раз я их выбрал за всех. Твое счастье, что я хотя бы их соблюдаю. Ты уйдешь отсюда с ярлом или покоришься мне — другого выбора не будет. А чтобы не упиралась…

Он склонился еще чуть ниже, жесткие, нечеловечески сильные руки придержали Йанту всего на несколько мгновений, но этого хватило. Губы Янсрунда обжигали, как кипяток, но не жаром, а стужей. Вечной, беспощадной, равнодушной… Его поцелуй жег, туманил мысли, лишал воли… Но в последний миг, когда волна холода уже готова была поглотить крошечную искру, которой чувствовала себя Йанта, стужа вдруг отступила.

— Достаточно, — услышала она словно издалека удовлетворенный голос Янсрунда.

Руки, держащие её, исчезли, и Йанта осталась стоять на подгибающихся ногах. Оглушенная, безмолвная, запертая внутри себя, как в тюрьме, не в силах пошевелиться без приказа…

Янсрунд оглядел её, поднял руку и щелкнул пальцами. Почти сразу из-за спины Йанты молчаливой тенью выскользнула служанка.

— Уведите её в купальню, — велел Янсрунд, не глядя на Йанту. — Умастите волосы и тело душистыми маслами, заплетите косу с алмазными нитями, нарядите и украсьте драгоценностями. И пусть ждет, пока я её позову. Время встречать другого гостя.

* * *

Повелитель Холода встретил Фьялбъёрна на самом верху длинной лестницы, вырубленной в скале и ведущей от ворот наверх — к самому дворцу. Не слишком широкая и довольно крутая, она явно задумывалась еще одним рубежом обороны, который искусство неведомых мастеров превратило в чудо красоты. Лестница словно была целиком вырезана из сверкающего хрусталя: ступени, перила, плиты стенной облицовки. И малейший солнечный луч, попав на бесчисленные грани, рассыпался на искры всех цветов радуги.

На первой же ступени ярл едва не поскользнулся. Вот позору было бы. Чистейший лед так и норовил выскользнуть даже из-под его толстых мягких сапог. А Янсрунд стоял наверху, парой сотен ступеней выше, и наверняка глумился, мерзавец!

Угрюмо глянув на лестницу, Фьялбъёрн покрепче перехватил секиру на случай всяких поганых неожиданностей и осторожно пошел по гладким, будто намыленным, плитам-ступеням. Ничего, посмотрим, кто будет смеяться последним!

— Давно у меня не было столько гостей разом, — насмешкой встретил его Янсрунд, когда ярл, не раз оступившись, но все же ни разу не упав, поднялся по проклятой лестнице. — И каких гостей! Надеюсь, почестей было оказано достаточно, ярл Фьялбъёрн Драуг?

— В самый раз, — рыкнул драуг. — Только в гости ходят по доброй воле, Янсрунд Повелитель Холода.

— Ну, ты-то здесь как раз добровольно, — усмехнулся Янсрунд и взмахнул рукой — за его спиной медленно растворились вторые ворота, вырубленные из плит матерого льда в три роста Фьялбъёрна. — А другая гостья… О ней поговорим.

Поговорим, да… Ярл шел следом за Повелителем Холода по безжизненному дворцу и все яснее понимал, что выбраться отсюда и вытащить Йанту — задача не из легких. Силой уж точно не получится. Придется договариваться, как и советовал Яшрах. А что он может предложить Янсрунду, чтоб ему вместе со своим дворцом на солнышке растаять? Сокровища древнему богу не нужны, службы не пообещать — драуг сам себе не принадлежит.

«Он позволил тебе войти, — гладкой ядовитой змейкой скользнула в разум чужая мысль. — Значит, хочет чего-то».

«Яшрах?» — безмолвно позвал Фьялбъёрн.

«Тссс, не говори со мной — услышит. Надейся на себя».

Очень своевременный совет! А главное — мудрый какой! Фьялбъёрн досадливо дернул плечом, но промолчал, конечно, и постарался даже не думать о чародее смерти. Кто знает, на что способен Янсрунд в своих владениях?

А потом перед ним открылась очередная дверь, и Фьялбъёрн вслед за хозяином дворца вошел в небольшую комнату, обставленную почти по-человечески. Здесь был стол и даже пара лавок, причем не ледяных, а деревянных, с искусной резьбой и мягкими коврами поверх. А еще здесь было теплее, чем в остальной части ледяной глыбы — обиталища Янсрунда.

— Проходи, ярл, присаживайся, — любезно предложил Янсрунд и сам опустился на лавку напротив драуга. — Хочешь увидеть свою деву?

— Что ты с ней сделал? — мрачно спросил Фьялбъёрн, изнывая от бессилия.

Даже бессмертный капитан «Гордого Линорма» все же остается человеком. И против бога слаб и почти беспомощен… И Янсрунд знает об этом, вон какая издевательская усмешка на бледных узких губах.

— Ничего плохого, — одними губами улыбнулся Повелитель Холода. — Согрел и вылечил, накормил и одел, в постель уложил… Не хватайся за секиру, ярл — не в свою. Я ведь и разгневаться могу, слишком ты дерзок.

Любезность и угроза мешались в его голосе, и Фьялбъёрн нехотя опустил рукоять секиры.

— Что ты хочешь за неё? — так же угрюмо спросил он.

— Я не торгую своими гостями, ярл.

Вот ведь гадюка ледяная! Украл девчонку прямо из… От одного воспоминания, как и откуда была похищена Йанта, у Фьялбъёрна мысли мутились от ярости. И еще говорит о гостеприимстве!

— Хватит, Янсрунд! — не выдержал он и почувствовал, как кинжал на поясе еле заметно нагрелся.

— Нетерпелив ты, ярл.

Янсрунд развлекался. А потом вдруг сменил издевку на почти обычный тон:

— Значит, хочешь забрать… Еще бы, такая помощь тебе в грядущей битве с Вессе очень пригодится. Однажды она ведь уже спасла твою мертвую шкуру, ярл? Неудивительно, что дорожишь ею. Да и для других услуг дева хороша, верно?

— Говори, что хочешь, — процедил Фьялбъёрн. — Но ворожею верни. Она поклялась в верности «Линорму», значит, на службе у Гунфридра.

— А Морской Владыка об этом знает? — невинно-ласково уточнил ледяной бог, откинувшись на высокую спинку скамьи и улыбаясь драугу. — Станет ли он ссориться со мной из-за девицы, ради которой его любимый слуга забыл о долге?

— Вот это не твое дело, Повелитель Холода. И за моего господина Гунфридра не тебе решать!

— Тоже верно, — пожал плечами Янсрунд. — Только жаль девочку. Да-да, представь себе, ярл. Мне — жаль. Это Пустота не знает жалости, а ты ведь полезешь в самое ее сердце. И потащишь с собой огненную ворожею, как свечку, — чтоб озарила путь. Ну да тебе не привыкать разменивать чародеев, как монету, на свои победы.

— За… молчи… — выдохнул драуг.

Рука сама оказалась на секире и до боли сжала рукоять. Он смотрел в ледяное зеркало глаз Янсрунда и видел в них за бесстрастностью скрытое злое торжество. Повелитель Холода знал, куда ударить. Оларс! Друг и побратим, Посредник мертвых, своей жизнью купивший «Гордому линорму» возвращение из Маргюгровой Бездны. Может, и остался жив, но сгинул безвозвратно.

— У твоей ворожеи горячая кровь, — размеренно продолжал ронять слова Янсрунд. — Она даже меня удивила дерзостью и преданностью. Знаешь, почему ты здесь, а не в пастях моих любимцев? Девчонка едва не прыгнула с башни, заставляя меня отозвать линормов. Завидная верность, ярл, прямо и не знаю, чем ты ее достоин. Как думаешь, останется эта дева в стороне от драки? Или сунет голову в самую пасть Пустоты, если решит, что такова её служба тебе?

Йанта — в стороне от драки? Фьялбъёрн чуть не взвыл — перед глазами мгновенно встало, что эта рыбешка зубастая учудила в битве с Псами, а затем в склепе Ауднасона. Пусть и обещала потом слушаться, но ведь ясно — не вытерпит. И… башня? Вот тот ледяной шпиль над скалой? Йанта, проклятье, что ж ты едва не натворила?!

— Пламенная кровь, — эхом отозвался на его мысли Янсрунд.

Нельзя тянуть девочку в бой с Вессе. Пусть она и сильная ворожея, но слишком бесстрашна. Еще одной гибели дорогого существа Фьялбъёрн сам себе не простит. Как-то же он думал справиться с веденхальтией, пока не появилась Йанта? Может, Яшрах поможет. У старого колдуна точно осторожности побольше. Но как удержать Йанту? И как её вернуть — для начала?

— А ты и рад погреться? — беспомощно огрызнулся драуг.

— Рад, — спокойно признал Янсрунд. — Но силой принуждать ни к чему не собираюсь. Нрав у твоей ворожеи бешеный: я чуток позабавлюсь, а она найдет способ умереть. Нет уж… С такими надо лаской. Но какая разница, ты ведь все равно хочешь забрать её на верную смерть.

— Янсрунд… — с трудом выговорил Фьялбъёрн непослушными губами. — Помоги мне с Вессе. Он ведь и тебе не друг. Пустота не соблюдает союзов.

— Отдать тебе девицу, что мне самому приглянулась, помочь в битве с Пустотой… — в голос Янсрунда вернулась издевка. — Чего еще ты хочешь, ярл? Впрочем… Вессе мне и правда задолжал за обман. Только моя помощь имеет цену…

— Йанту не отдам, — торопливо отозвался Фьялбъёрн, и Янсрунд снова улыбнулся:

— А это пусть она сама решает. С чего ты вздумал, что можешь отдавать или не отдавать её? Она твоя корабельная ворожея, но ведь не рабыня? Ты ею пожертвуешь в битве с Пустотой, вольно или невольно. А я бы её холил и лелеял, как редкий южный цветок. Думаешь, девчонке у меня плохо? Конечно, если позовешь — она вернется к тебе. Только вот с радостью или из-за данного слова?

— Она… вернется. По своей воле.

— Хорошо, — безмятежно растянул губы в улыбке Янсрунд. — Тогда предлагаю договор. Я отправлю тебя прямиком к Вессе, если пожелаешь. Но только одного, на твое чудище с командой даже у меня сил не хватит. Подберешься к веденхальтии скрытно — сладишь и в одиночку. А вот ворожея… Вессе её люто ненавидит за прошлую встречу. И в драке первый удар отмерит ей — со всей мощью Пустоты. Понимаешь, что это значит?

Фьялбъёрн молча резко кивнул — слова если и шли на ум, то застревали в горле.

— Не бери её в этот бой, — негромко сказал Янсрунд, и это было так странно: Повелитель Холода, пытающийся быть милосердным, хоть и наверняка в своих целях. — Она ранена и устала, у неё в крови до сих пор яд какой-то твари. Хоть я и лечил, но холод — плохой целитель. Стоит магии моего дворца ослабнуть, и твоя ворожея снова свалится в лихорадке.

Снова? Значит, Йанта была больна… Неужели Янсрунд решил раз в своей бесконечной жизни побыть благородным? Фьялбъёрн не верил, но… боги не лгут. Это непреложный закон. Они могут умалчивать или играть с истиной, пряча под ней ложь, как бездонный омут подчас прячется под тонким слоем льда. Но лгать напрямую — не могут. Значит, Йанта вправду больна и слаба. Да Фьялбъёрн сам же видел на ней кровоподтеки и ссадины там, в купальне. А на когтях у ходячего покойника яду хватало… Проклятье, что же делать!

Кинжал-Яшрах молчал. И никто не мог решить за Фьялбъёрна Драуга, как ему поступить. Ясно было одно — Йанту в бой брать нельзя.

— Согласен, — выдавил он мучительно, словно каждое слово резало его изнутри. — Но что… потом?

— Потом — заберешь, — кивнул Янсрунд. — Если она сама захочет променять роскошь моего дворца и ласку бога на тебя. Обещаю — отдам. А чтобы не сомневался…

Он хлопнул в ладоши и что-то беззвучно прошептал. Фьялбъёрн насторожился, но вскоре дверь открылась, и служанка ввела девушку в богатом наряде. Его Йанту!

Ярл жадно оглядел ворожею, ища следы… сам не знал, чего. Ведь ясно, что Повелитель Холода не мучил девочку, напротив… Но почему тогда Йанта так бледна и не поднимает глаз? Болезнь? Или…

Его ворожея, устроившая ссору из-за обычных покупок в лавке, была наряжена в шелк ярко-синего цвета с золотыми искрами. Роскошная золотая вязь струилась по воротнику, рукавам и подолу платья, пояс сверкал драгоценными каменьями, за каждый из которых можно было купить дом на Островах и еще на обзаведение хватило бы. Кожаные туфельки, расшитые бисерными узорами, — жене дроттена на зависть. Коса, небрежно перекинутая на грудь через плечо, причудливо заплетена и блестит от цветочных южных масел — аромат витает в воздухе — а в смоляных прядях сияют-искрятся крупные алмазные капли, перекликаясь с длинными самоцветными серьгами.

И вправду, Янсрунд щедр. И как же больно, оказывается, видеть Йанту такой… Фьялбъёрн ведь мог бы одеть её не хуже, но после той истории с лавкой не знал, как и заговорить об украшениях да нарядах. А вот ведь… Но что же она не смотрит в глаза? Почему ни слова не вымолвит?

— Что ж, ярл Фьялбъёрн, — мягко сказал Янсрунд, жестом подзывая к себе Йанту, и та покорно подошла, встав рядом. — Ты сам видишь, с твоей ворожеей обращаются, как с дорогой гостьей. Я пообещал, что ни к чему не стану её принуждать против воли и наших договоренностей. Ну, а если к твоему возвращению она решит сменить хозяина и дать другую клятву верности, это её право, так?

— Да, — глухо и мертвенно уронил Фьялбъёрн.

Йанта подняла голову, в черной бездне глаз вспыхнуло возмущение. А еще — неверие. «Ты и вправду уходишь?» — требовали ответа эти глаза, и Фьялбъёрн бы схватился с парочкой линормов разом, лишь бы ответить что-то другое.

— Я вернусь, — так же глухо ответил он. — Йанта, верь мне. Я вернусь за тобой. Пожелай мне удачи.

Ни слова в ответ. Только все тот же взгляд: отчаяние пополам со злостью и обида. Такая обида! Вскинув голову, ворожея отвернулась, и на губах Янсрунда зазмеилась улыбка. Что ж, пусть его девочка обижается, злится, даже ненавидит — лишь бы осталась жива. Он потом объяснит ей все…

— Пора, ярл, — сказал Повелитель Холода, поднимаясь. — Время дорого. Мое — особенно. Ты сделал верный выбор. Идем, будет удобнее отправить тебя снаружи.

Выходя, Фьялбъёрн не выдержал — оглянулся. Его Йанта — его ли? — смотрела вслед все так же молча. Неужели ни слова не скажет, так велика обида? Вдруг показалось, что черные зрачки блеснули, как лед на солнце. И его ворожея снова опустила взгляд.

 

Глава 18. Путь в Пустоту

Фьялбъёрн не успел сделать и шага, как неистовые, злобно завывающие ветра подхватили его, будто щепку в море, и швырнули вперёд. Он рухнул на что-то твёрдое, но боли не почувствовал. Онемевшее тело после долгого нахождения в ледяных чертогах Янсрунда само едва не превратилось в лёд.

Он медленно встал, опираясь рукой на тёмно-серую скалу, и попытался понять, где находится. Кругом тьма, хоть последний живой глаз выколи. Ночь. Или тут всегда так? Не разобрать, зима или лето — ни снега тебе, ни травы. Под ногами — голый камень, рядом — тоже.

Искренне надеясь, что Янсрунд от большой любви не зашвырнул его на противоположный край обиталища Вессе, Фьялбъёрн прислушался. Так, здесь где-то совсем рядом плещет вода. Тихо так, будто в заливе — не в открытом море. Что ж, и то неплохо, значит, это берег, надо бы к нему выбраться.

Он бодрым шагом направился по узкой дорожке, петлявшей меж скалами. М-да, то ещё местечко. С одной стороны, стоило позвать своих ребят, в одиночку на сильного врага не ходят. С другой… Вессе не ждёт гостей. Там, где пройдёт один, не пройдёт толпа бравых и вооружённых до зубов моряков.

Думать о произошедшем разговоре не хотелось.

Уж лучше оказаться по сторону Мрака и заглянуть в глаза самым страшным тварям, чем видеть боль во взгляде Йанты.

Фьялбъёрн не мог поверить, что его девочка, его ворожея с небес может смотреть в глаза и молчать. Нет, не сказать, что она стала ледяным подобием Янсрунда — это бы можно было почувствовать, прежний огонь всё так же полыхал в её крови. Но… и спешить за своим ярлом она никуда не собиралась. А может, и правда подумала и решила лишний раз не подставлять бедовую голову? Ведь не только ему Янсрунд напел свои вкрадчивые отравленные мудрости… Вот и Оларса вспомнил, а Йанта знает, что случилось с прошлым ворлоком «Линорма».

Напоминание о сгинувшем друге не давало спокойно и трезво мыслить. Ледяная скотина Янсрунд знал, куда ударить, чтобы было больнее всего. Потому хоть Йанта никак не показала радости от встречи, Фьялбъёрн её ни в чем не винил. Пусть уж лучше так, живая и невредимая ворожея в чертогах Повелителя Холода, чем навек растворившаяся в объятиях Пустоты.

И всё же… всё же черные глаза Йанты смотрели так тоскливо и гневно! Почему она не обронила ни слова, даже не упрекнула?!

Янсрунд же был с ней предупредителен и ласков. Ледяная змея, что напитала ядом огненное сердце… Нет, ярл не сомневался, что Йанте сказали нечто такое, что заставило её молчать. Безусловно, есть причина! Только вот что именно — неведомо.

В то, что Повелитель Холода запугал девчонку, Фьялбъёрн не верил. Его ворожея придумала бы, как дать знать, что она в беде. Хотя… Йанта не богиня. Возможно, сейчас она просто не знала, что делать. Янсрунд могущественен, непредставимо могущественен. Даже то, что ему однажды довелось побывать по сторону Мрака, не слишком ослабило его чары. Он по-прежнему способен на такие вещи, что простым смертным, пусть и наделённым огромной силой, с ним никогда не совладать.

— Перестань себя терзать попусту, — вдруг одёрнул его Яшрах.

Фьялбъёрн остановился.

Смешно и странно было услышать голос чародея, исходящий снизу. Сняв с пояса южный клинок, ярл усмехнулся. Миг — черное пламя вспыхнуло у ног, заставив зажмуриться и бросить сквозь зубы ругательство. Запах дыма и сандала тут же поплыл по воздуху, заполнил ноздри.

— Передай своему Повелителю Холода, что порталы он открывает просто отвратительно, — донесся насмешливый голос южанина.

Яшрах отряхивал с одежды белесую пыль и ледяную крошку и что-то ворчал на своём вязком и тягучем наречии, явно поминая всех демонов, которым только могло прийти в голову завести его сюда. Но, судя по блеску в глазах и какому-то нездоровому любопытству, окружающая обстановка чародея ни капли не смущала.

Он осмотрелся и продолжил:

— Скажи, друг мой, почему в своём далеком и, несомненно, прекрасном прошлом ты не довёл дело до конца и покалечил только одного брата?

Фьялбъёрн почувствовал себя немного лучше, разговор с Йантой в мыслях чуть померк — теперь надо было следить за местностью и думать о словах Яшраха. Всё-таки, кроме заклинаний, сладостей и убийств, южанин знал толк во всякого рода мерзавцах, будь они даже божественного рода.

— Если ты про Иданнра, да сохранит его Мрак, то в битве, уж поверь, было нелегко и с ним одним, — отозвался драуг. — А с обоими я бы точно не совладал.

— Жаль, — покачал головой Яшрах. — Тогда у второго брата не было бы времени скучать и устраивать всякие гадости. Например, накладывать на красивых дев чары подчинения.

Фьялбъёрн резко остановился. Обернулся и посмотрел в глаза спутника. Яшрах вопросительно приподнял бровь.

— Какие ещё чары? — хрипло спросил Фьялбъёрн.

Яшрах чуть нахмурился. Сделал глубокий вдох, потёр виски.

— Что-то после обращения в неживые предметы я туго соображаю, — пожаловался он. — Хотя это все холод, жутко не люблю это дело. А уж когда приходится всё время лицезреть противную физиономию господина льда, тьфу…

— Яшрах, — повторил Фьялбъёрн, чувствуя, что совсем неуважительно двинет соратника в ухо, если тот не прекратит издеваться и делать вид, что не расслышал. — Какие ещё чары подчинения?

Южанин чуть склонил голову к плечу.

— Простые, мой друг. Сильные, но простые. И плетение у них несложное, но такое крепкое, что ни один человеческий маг не справится. Ибо они наполнены такой мощью, что разорвать под силу только небожителям.

Фьялбъёрн стоял, не двигаясь, не в силах поверить своим ушам. Вот так просто? Не может быть! Хотя… Великие боги, как можно быть таким дураком? Сам расстроился, сам возвёл напраслину на Йанту, сам…

Он прикрыл глаз, стиснул массивные кулаки:

— Будь проклят Янсрунд и кусок льда, который служит ему домом!

— Конечно, — тут же закивал Яшрах. — Проклясть их — очень правильное решение. А если поджечь, то вообще хорошо будет. Скажи, у многоуважаемого Гунфридра найдется ли огромная лохань?

Фьялбъёрн снова направился по дороге, понимая, что поговорить можно и по пути. Скалы резко исчезли, и оба оказались на тёмном берегу, куда медленно и лениво накатывали волны. В воздухе стоял запах соли. Но не такой, как обычно на побережье у деревень, а какой-то странный, с примесью то ли гнили, то ли плесени…

— Лохань должна быть, — задумчиво сказал драуг, глядя вдаль, на выступающие из воды зубья скал. — А зачем?

— Если Янсрунда растопить, получится много воды, — безмятежно отозвался Яшрах.

Драуг не выдержал и рассмеялся. Не слишком весело, но оценив поддержку друга. А потом вновь бросил взгляд на скалы.

— Будто кости древнего морского змея, — тут же, словно прочитав его мысли, отозвался спутник. — Или это всё, что осталось от первой маргюгры?

Фьялбъёрн прищурился, прикидывая, где может быть убежище Вессе. Скалы слишком плоские, чтобы можно было в них укрыться. Следовательно, водяной в другом месте. Но в то же время…

Тучи немного разошлись, давая свету звезд упасть на землю. Вершины скал заблестели, отражая серебро острых граней.

— Дальше, там, видишь? — вдруг тихо спросил Яшрах и указал куда-то в сторону. — Скалы словно выстроились в круг. Будто что-то защищают. Место на редкость удобное и укромное.

— Любой ритуал проводи, и никто не заметит? — мрачно уточнил драуг.

— Именно.

Скалы были далеко. Янсрунд все же подставил подножку, хоть и достаточно невинную. Вон, мол, обиталище Вессе, плыви к нему, как хочешь. Удружил Повелитель мой Холод, ничего не скажешь. Впрочем, одна голова — хорошо, а две — лучше. Не зря Яшрах так настаивал, чтоб Фьялбъёрн не шёл в одиночку. Вместе можно придумать, как быть.

— Что посоветуешь? — глухо уронил ярл, продолжая сверлить взглядом темную даль.

Над водой начал подниматься серебристо-сизый пар. Что оно такое — не разобрать. Но вот как-то пощупать и познакомиться поближе, желания не было.

Происходящее пугало. Здесь не проявлялась жизнь, но и смерть не коснулась ещё даже кончиком пальца. Немо, пусто, тихо, непонятно.

«Пусто», — мысленно усмехнулся Фьялбъёрн.

Всё правильно. Если Вессе взял себе в соратники великую Пустоту, то иного тут и быть не может. Правда, сдерживает её весьма неплохо, раз здесь до сих пор есть и скалы, и вода, и пологий берег.

Яшрах прикинул расстояние, явно остался недоволен. Потом прищурился. Фьялбъёрн терпеливо ждал. Торопить чародея смерти всегда лишнее, лучше пусть спокойно всё обдумает. А то мало ли, того гляди, еще и осерчать может.

Сизый туман тем временем поднимался всё выше, заслоняя скалы, пряча их от глаз незваных гостей. Казалось, что под водой горит-чадит огромный костёр, и его дым, прорываясь сквозь темную пелену моря, выходит наверх.

— Оно живое, — вдруг подал голос Яшрах.

Драуг нахмурился и мысленно проклял Янсрунда ещё раз. Ну, так. Просто ради собственного удовольствия.

— Точнее, явно наделено разумом, — тем временем прозвучало рядом. — Кажется, у меня есть мысль. Только прошу, постой спокойно и ничего не бойся.

Бояться? Ему? Фьялбъёрн оторопел от такой наглости. Но Яшраху доверял, поэтому лишь кивнул.

Южанин медленно протянул руки вперёд. Длинные тонкие пальцы обволок черный туман. Быстро-быстро их кончики задрожали, и тьма заколебалась, словно мелкие волны на море, вызванные ветром. С губ Яшраха сорвались необъяснимые звуки: глубокие, сладкие, тягучие. Тонкая линия очертила ступни кругом, вспыхнула кроваво-красным светом.

Сизый туман замер, будто услышал что-то знакомое, но заколебался, не зная: стоит ли отозваться или лучше бежать подальше?

— Сюда, сюда-а-а, — выдохнул Яшрах, глаза которого засветились мертвенно-зелёным блеском. — Бли-иже-е-е. Приведи своего хозяина, пусть придёт к нам…

Туман скрутился спиралью, замерцал и извивающейся змеей пополз к Яшраху. Фьялбъёрн стоял, не двигаясь, только следил за туманной гадюкой, про себя прося Гунфридра защитить чародея смерти.

Миг — змея замерла. А потом с леденящим кровь шипением бросилась на Яшраха. Драуг едва успел дёрнуть его на себя.

Вспыхнуло алое пламя, охватывая обоих защитным куполом. Вмиг стало безумно жарко, будто и не северные просторы кругом. Раздался мерзкий смех. Вместо туманного существа у кромки воды, сгорбившись, будто древний старик, стоял Вессе. Тёмные волосы свисали паклей, закрывая его лицо. Непропорционально длинные руки безвольно повисли. Он был одет в те же лохмотья, что и в тот раз, как осмелился явиться на «Гордый линорм».

Но Фьялбъёрн не обманывался столь плачевным видом своего врага. Да и Яшрах тоже.

— Приветствую тебя, о ярл, — скрипуче поздоровался Вессе. — Вот уж не ждал тут увидеть. И правда, незваный гость хуже ванханенца. Но коль пришли…

Он сделал шаг вперед, поднял костлявую руку, убрал с лица спутанные пряди. Глянул на замерших Фьялбъёрна и Яшраха.

«Владыка Морской, ничего себе», — мелькнула у драуга поражённая мысль.

Лица у водяного больше не было. Бело-серая маска, словно кто смешал глину, плеснул на неё серой краской, а потом выставил на холод, где все так и застыло. Вместо глаз — два провала во тьму, носа нет, рот — безобразная, безгубая и беззубая дыра. Только виднеется, будто отвратительный толстый червь, язык.

Драуг с трудом сдержал брезгливую гримасу. Хоть и не стоило вообще никак откликаться на такое, но все же… он не ожидал. Пустота пожирает. Вессе теряет свой облик, превращаясь в чудовище.

— Как-то печально, — тихо сказал Яшрах.

Вессе приложил руку к уху, хрипло расхохотался:

— Так-так, мало того, что я тебя не знаю, так ещё и гадости выслушивать должен? Эй, Фьялбъёрн Драуг, твоё окружение достойно тебя. Такие же неучи и невежды!

Драуг и Яшрах переглянулись. Вессе, несмотря на плачевный вид, слабаком не выглядел. Да и свежи ещё были в памяти чары водяного, которые бы принесли немало вреда «Гордому линорму», если бы не вмешалась Йанта.

Фьялбъёрн стоял в напряжении, пытаясь предугадать, что сделает водяной в следующую минуту. Пока что даже не спрашивает, как они здесь оказались. Впрочем, наверно, догадаться несложно. Янсрунд хоть и гад, но вряд ли будет привечать долго такую тварь, как Вессе. Повелитель Холода принадлежит к старым богам, которые на развлечения сумасшедших смертных смотрят с любопытством, но не более. Им лишь бы поиграть. Янсрунд, конечно, падок на красивых и смелых людей, способных развеять его скуку или согреть ложе, но вот глупцов, желающих захватить божественную власть, — терпеть не может. Видимо, гневается на их дерзость по-настоящему.

Сумасшествие Вессе пока что было на той ступени, когда сложно понять, действительно ли ему хватит сил совершить задуманное, или Пустота сожрёт его и не подавится?

Яшрах не двигался, но пламя, охватывавшее их, стало жарче. Чтобы там ни задумывал водяной, защита усилилась. Фьялбъёрн чувствовал, что южанин хочет сказать много разного и ласкового в адрес Вессе, однако не дает себе воли. Все разговоры — потом. Сейчас важно следить за каждым его шагом и не прозевать нападения.

Вессе сделал несколько шагов вперед.

— Зачем пришёл, драуг? — глухо поинтересовался он.

На дне провалов, где когда-то были глаза, вспыхнули огоньки. Нехорошие такие, будто под гнилой прозрачной плотью загорелся белый холодный свет.

Метнуть секиру сейчас? Подпустить поближе? Заговорить зубы? Гунфридр велел убить Вессе, но при этом ничего не говорил про Пустоту. Не схитрил ли Вессе, почему так просто вышел встретить тех, кому бы с радостью перегрыз глотки?

Всё так тихо, спокойно. Во всяком случае, никто не подкрадывается за спиной, да и позади Вессе никого нет. Но в то же время водяной явно что-то затеял. В то, что его застали неожиданно, не верилось.

— Да вот… — всё же протянул Фьялбъёрн, делая вид, что явился не через портал Повелителя Холода, а мимо проплывал, распивая глёг на борту «Гордого линорма». — Друг мой очень интересуется твоими умениями и хочет побольше узнать о ритуалах.

Получилось настолько невинно и глупо, что Яшрах чуть не закатил глаза. Ну, а что? Он же и впрямь хотел посмотреть Пустоту! Вот пусть теперь и выкручивается.

Вессе расхохотался — неприятно и скрипуче, словно каждый звук, исторгаемый горлом, приносил боль. В сочетании с изуродованным лицом всё вместе пробирало до костей.

«Прибить бы его побыстрее, чтобы не мучился», — мелькнула мысль.

Только надо тогда выхватить секиру, а это так просто не выйдет. Вессе заметит.

— Именно так, уважаемый, — вступил в разговор Яшрах, явно понимая, что отмолчаться не получится. — Пустота…

— Смертью от тебя несёт, — вдруг грубо оборвал его Вессе. — Чувствую такой шлейф, что вся Маргюгрова Пучина содрогнулась.

Откуда-то донесся грохот, словно с вершин скал неслись огромные камни.

Фьялбъёрн огляделся. Нет, ничего. Ну, Вессе. Ещё слово — и всё, хватит разводить беседы, чай не в пиршественном зале у дроттена Бо.

— Не нравишься ты мне, — тем временем просто сообщил Вессе. — А драуга так вообще терпеть не могу, но он этого всё никак не поймёт. А коль Пустоту посмотреть хотите…

Вессе топнул ногой, по берегу тут же разошлась трещина, в которую посыпался песок. Грохот стал ближе, земля задрожала. Фьялбъёрн и Яшрах успели отпрыгнуть в сторону.

Трещина, ветвясь, поползла к их ногам. А с другой стороны рванула в воду. Послышалось шипение, над тёмной водой взвился белесый пар. Вессе снова расхохотался.

— Смотри! Смотри! — прорвался сквозь шипение его крик. — Пустота придёт за тобой сама, коль ты так жаждешь с ней встречи!

Вода вдруг исчезла, растаял под ногами песок. Трещины сплетались одна с одной, превращаясь в громадное полотно.

Далекие скалы, образовывавшие круг, вдруг засветились кроваво-красным светом. Из середины круга медленно поднялось гигантское щупальце. Настолько огромное, что могло бы легко обхватить Аккаргунда, самого короля кракенов, и закинуть далеко-далеко, как игрушку маленького ребёнка.

Вессе рванул к ним. Фьялбъёрн метнулся к нему навстречу, нанес сокрушительный удар секирой. И… пролетел вперед, едва не рухнув на землю. Водяной рассыпался сотнями мелких брызг. Кажется, снова донесся хохот, только теперь было не разобрать откуда.

Отвратительное огромное щупальце медленно поползло к месту, которое когда-то было берегом. Алый огненный шар Яшраха начал потихоньку тускнеть — силы чародея все же не бесконечны.

Вессе, как и в прошлый раз, трусливо избегал драки вблизи. Значит, всё же уязвим, боится попасться. От водяного остались только бледные очертания. А потом и вовсе где-то далеко раздался насмешливый голос:

— Ну, вы смотрите, любуйтесь моей Пустотой. А у меня ещё ритуальный круг не завершён. Приду попозже.

И растворился, словно никогда его и не было.

Драуг мельком глянул под ноги, охваченные жаром пламени. Потом на Яшраха, который побледнел, но держался. Чародей махнул рукой, указывая на путь, которым они пришли.

— Пустота! — донесся его крик. — Моих сил надолго не хватит, бежим!

И хоть это Фьялбъёрну совершенно не нравилось, но что поделать! Трижды прокляв Янсрунда, Пустоту, недоумка Вессе и игры богов, он помчался за Яшрахом. Южанин, несмотря на свои длинные одежды, делал ноги так быстро, что можно было восхититься. И поторопиться следом.

Впрочем, в узкий проход между скалами они влетели почти одновременно. И, не сбавляя скорости, помчались дальше.

— Поднимаемся, — шумно дыша, бросил Яшрах и указал на кривую дорожку, вьющуюся по скале. — Ввысь… — рваный выдох, — эта зараза… не ползёт.

Фьялбъёрн полез за другом. И сам заметил, что полотно тьмы разлилось только по пологому берегу и водному простору. Зубья скал как торчали, так и торчат. Да и щупальце спряталось. Ну и видок. Драуга мысленно передёрнуло. Вроде бы ничего такого, а смотришь — и кажется, что нет тебя на этом свете. Просто… исчезаешь.

— Почему оно нас не преследует? — спросил он.

Яшрах тем временем проворно карабкался по каменным выступам вверх. Слишком сосредоточенный и мрачный, явно не в восторге от происходящего. Вместо ответа он только махнул в сторону пологой вершины, спрятанной под склоном другой скалы. Удобное место — можно и на воду смотреть, и самим спрятаться. Некоторое время прошло в тишине. Но едва выбрались, Фьялбъёрн повторил вопрос. Собственные раздумья у него были, но казались не слишком убедительными. Почему Вессе не кинулся за ними? Обленился? Посчитал не угрозой, а так… мелкой неприятностью? Либо сам совсем плох и поэтому сбежал, не рискнув тягаться?

С высоты открывался вид на Маргюгрову пучину, точнее, на её малую часть. Круг из зубьев скал скрывал непроницаемый туман. Фьялбъёрн выругался. Как предусмотрительно. Он присмотрелся и понял, что этот самый туман жутко похож на тот, из которого состояло щупальце пустоты.

По телу пробежала дрожь. И пришлось признаться себе, что тут на самом деле… страшно. Страшно даже ему — мертвому ярлу, командиру живых мертвецов.

Яшрах стоял, опираясь спиной на холодный голый камень, и мрачно смотрел туда же, куда и Фьялбъёрн.

— Он чего-то боится, — наконец-то подал он голос. — И боится сильно. Мои огненные чары ему не понравились. Сумел нас только напугать и сам трусливо спрятался. Хотя у меня стояла обыкновенная защита. Пока она колебалась и меркла, я пытался дотянуться до спрятанного за скалами в воде.

Фьялбъёрн оторопело посмотрел на него. На миг ему показалось, что послышалось. Потом он нехорошо прищурился и уточнил медовым голосом:

— То есть, когда ты сказал про силы, то имел в виду, что тяжко мериться ими с самой Пустотой?

Яшрах не изменился в лице, продолжая сверлить взглядом «обиталище пустоты». Он явно слышал, о чем его спрашивают, но отвечать не спешил.

— Знаешь, когда-то у нас появился черный искусник, — медленно сказал он. — Пришёл однажды из пустыни, замотанный в дорогие сандарканские ткани, спустил с руки скорпиона-вестника и исчез. Потом его видели в другом городе… и дальше. Пока не обошёл весь пустынный край.

Фьялбъёрн слушал молча, чуть хмурясь, но не перебивая. Знал, что уж коль Яшрах завёл долгий разговор, то это не просто так.

— …а потом пришли его слуги, — продолжил южанин. — У них черная кожа и металлические глаза. Над ними бессильны чары жизни и смерти, но каждый год они уводят в рабство людей, которых больше никто и никогда не видит.

В тёмных глазах Яшраха ничего не отражалось. Будто смотрел не на тёмную гладь, а куда-то вглубь себя. И с каждым словом, становившимся всё тише и тише, было не по себе.

— Всегда есть то, что заберёт и жизнь, и смерть, Фьялбъёрн, — произнес Яшрах. — И ни та, ни другая не смогут ему воспротивиться…

Драуг молча сжал спрятанный в одежде амулет, не смея перебивать южанина. Нужно связаться с командой. Сами они тут долго будут блуждать. А так хоть какая надежда, что всё решится быстрее. Яшрах размеренно продолжал:

— Я ищу его давно. Очень давно. То, что можно подчинить, взять с собой, обратить себе на пользу и уничтожить нашего врага. Пустоту, великое Ничто.

— Подчинить? — хрипло переспросил Фьялбъёрн. — Ты хочешь подчинить Пустоту? Не в боги ли ты метишь, мой друг?

Яшрах бросил на него взгляд, и бледные губы растянулись в жуткой улыбке.

 

Глава 19. Талисман дроттена Бо

Чайки кричали громко. Возмущались, глядя на браво идущий по волнам корабль и моряков, которые даже не думали что-то бросить на прокорм пернатым бандитам. Кружили над палубой, садились на мачту.

Но собравшаяся на носу команда не обращала на них внимания. Взоры всех были обращены к стройной валкаре, закованной в серебряную кольчугу. Серые глаза Астрид метали молнии, а копье в руке того и гляди могло полететь в чью-то голову. После того, как корабль всласть побросало у берегов Островов-Призраков рукой Гунфридра, «Гордый линорм» швырнули аж в Маргюгрову пучину, чтобы забрать Фьялбъёрна и Яшраха. А сейчас волны на огромной скорости несли его к Морскому народу.

— Гунфридр гневается на тебя, Фьялбъёрн Драуг, — громко и грозно сказала Астрид. — Владыка недоволен, что службу ему ты променял на смертную девицу. Вот станешь сам себе хозяином — тогда и будешь решать, что делать. А сейчас — повинуйся. Ты же и моими посланиями пренебрег, и волей своего повелителя. Неужто забыл, зачем тебя направляли к дроттену Бо? Все дела оставил ради прекрасных глаз и гибкого тела, да?

Фьялбъёрн стоял, словно скала. Только ветер рвал полы плаща и седые волосы. Ни единый мускул на лице не дрогнул. Астрид пылала негодованием, казалось, вокруг неё разливался золотистый ореол, полный ослепительного пламени.

— Как ты мог, ярл? Как ты мог?

Команда молчала. И пусть им не нравилось, что вестница ветра и моря бросает в лицо их ярлу злые слова, перечить ей никто не осмелился. Кто хоть раз попадал под горячую руку богов, знал — каково это. Но в то же время Фьялбъёрн был уверен, что на «Линорме» его никто и не думал осуждать. Йанта здесь всем пришлась по нраву. Если поначалу её достали, как улов бескрайнего моря, то потом, увидев колдовскую силу и почувствовав искренний веселый нрав, приняли как свою. И оставлять на забаву Повелителю Холода не собирались. Ишь, чего удумал, чужих ворожей в плену держать!

Но Астрид, которой, кажется, и самой досталось от Морского Владыки с лихвой, сейчас было не до трезвого понимания чужих бед. Валкара горела праведным гневом и готова была излить его на любого, кто ей что-то возразит.

— Как ты мог вообще не обратить никакого внимания на мои слова? Как только Пустота не сожрала тебя, ярл! И правильно бы сделала, между прочим. Ведь ключ к спасению находится у Морского народа. Почему же ты так поступил?

Почему-почему… Не до того было. Фьялбъёрн прекрасно понимал, что тут сглупил. Никто не виноват, кроме него самого. Признавать было сложно, но иного выхода не оставалось. И приказ Гунфридра не выполнил, и на хитрость Янсрунда поддался, оставив ему Йанту по доброй воле.

Астрид набрала воздуху в грудь, чтобы сказать что-то еще, но потом махнула рукой, резко и почти обиженно.

— Я всё сказала, Фьялбъёрн. Если не хочешь стать кормом для рыб и желаешь избежать гнева Гунфридра — выполняй его приказ без отлагательств. Острова Бо и его народа уже видны.

Валкара взмахнула крыльями и серебристой иглой вонзилась в пасмурное небо. Все молча проводили её взглядами. Некоторое время стояла тишина. Фьялбъёрна на разговоры не тянуло. Яшрах стоял рядом и молча смотрел в воду, будто хотел разглядеть проплывающую хавфруа и немедленно с ней что-то сделать во имя мести всему роду женскому.

— Верно говорил мой дед, — неожиданно подал голос Лирак, глядя куда-то в сторону, будто пытался увидеть родной дом дроттена Бо. — Если женщина не желает ничего слышать, то лучше помолчать.

— Да уж, — крякнул Матиас и подобрал выпавшую из рук швабру, которой с усердием драил палубу до появления Астрид, — Это верно. У меня, когда тётушки и сестрицы собирались и начинали ругаться, так хоть из дома беги. Ох и шум! Как у них у самих только голова не лопалась?

— Не болтать надо, а делать, — мрачно уронил Фьялбъёрн, и столпившиеся на палубе люди внимательно посмотрели на своего ярла.

Все молчали, но одобрение в их глазах вдохновляло и укрепляло волю. Его не бросят. За ним пойдут хоть в Маргюгрову Пучину, хоть к Повелителю Холода, хоть за край Мрака. Им всё равно, кто из богов гневается на капитана. Корабль — дом, ярл — отец и защитник.

Это грело давным-давно умершее сердце и вечную душу.

Расходиться пока никто не спешил. Все смотрели на Фьялбъёрна, ожидая приказов. Даже острый на язык Яшрах не проронил ни словечка. Все ждали.

— Мы плывём к Бо, — медленно, словно каждое слово давалось тяжело, произнёс Фьялбъёрн. — Сделанное надо исправить. А такие, как Вессе, не должны ходить по земле. Я видел всего лишь ничтожную часть, однако поверьте, Пустота не то, с чем можно играть. Будет битва. Я не знаю, сумеем ли мы все вернуться. Ведь над нами не властна только смерть, а здесь… здесь нечто опаснее смерти. Если кто-то не хочет или боится идти, скажите сейчас. Такого я отправлю к Гунфридру и попрошу найти ему другую службу. Не бойтесь, злобы таить не собираюсь. Поэтому…

— Эй, мой ярл, что за глупости?! — крикнул выбравшийся из трюма Тоопи, который успел пропустить все представление, занимаясь чем-то в кладовой. — Гунфридр — наш владыка и господин, но неужто вы думаете, что мы променяем нашего резвого линормчика, ваш добрый милый нрав и ласковую руку на унылое морское дно?

Команда дружно грохнула нечеловеческим хохотом. Смеялся черноглазый Яшрах, хохотал и сам Фьялбъёрн. В своих ребятах сомневаться не стоило. И даже очередная проверка была ни к чему.

— Мой ярл, а драка будет? — донесся чей-то залихватский крик.

— А то как же! — отозвался Фьялбъёрн, предполагая, что так просто пройдоха Бо от него не отвертится.

* * *

— Да всеми морскими течениями клянусь, — раздражённо бросил Бо, — не было у меня и в мыслях такого!

— Какого именно? — вкрадчиво поинтересовался Фьялбъёрн, наблюдая за суетливо расхаживавшим по комнате дроттеном.

Нужно ли говорить, что с утра тот явно не ожидал вместо прекрасных очей рыжекудрой служанки узреть малоприятную физиономию драуга. При этом крайне недовольную физиономию! Само собой, завтрак пошёл наперекосяк, чем великий дроттен был весьма озабочен, но и выгнать нежданного гостя не мог. Фьялбъёрн же с огромным удовольствием портил аппетит Бо и не чувствовал ни капельки угрызений совести. С совестью он вообще умудрился договориться несколько сотен лет назад, поэтому она его больше не беспокоила по таким пустякам.

— Не знал я, что это столь важно, — буркнул Бо, плюхнувшись на лавку, тоскливо обозрел почти доеденный завтрак и налил себе из кувшина отвар лечебных трав. Всё же старость — не радость. Надо следить за здоровьем, а то хочется и на народ страх наводить, и с девицами баловаться, и неплохо выглядеть при этом. Ох, и тяжка доля дроттена — прямо пожалеть можно!

Фьялбъёрн слегка наклонился вперед, опустил ладони на стол и посмотрел прямо в глаза дроттену.

— Не юли и не заговаривай мне зубы, Бо. Чем скорее я буду знать, что происходит, тем быстрее уплыву отсюда, а ты не заработаешь несварение, лицезрев меня рядом с печёной уткой в яблоках. Что это за эликсир, и зачем он нужен?

Бо некоторое время старательно хлебал отвар, делая вид, что отчаянно занят, а потом грохнул кружкой о стол. Шумно выдохнул, утёр рукавом седые усы.

— Чтоб тебя морские псы взяли, Фьялбъёрн. Нельзя же так под руку!

Но драуг только криво усмехнулся, показывая, что больше не намерен ходить вокруг да около. Бо попытался было завести разговор о погоде и море, но, увидев, что Фьялбъёрн ждет ответа на свой вопрос, тяжело вздохнул:

— Ну, слушай тогда. Мой предок Йонс по кличке Пройдоха был лихой мужик. Он, первый, кто добрался в эти места с шайкой разбойников, оказался столь дерзок, что поспорил с самим Морским Владыкой, будто сумеет привести эти земли в порядок, и что здесь проживёт целый народ. Гунфридр, как ты понимаешь, в это не поверил.

В самом деле, на тот момент никакого народа не было и в помине. Но Йонс на то и звался Пройдохой, а Гунфридр не мог отказать себе в удовольствии поиграть. Вот и заключили они договор, что коль через двадцать лет задуманное Йонсом или Гунфридром свершится, то победитель может загадать желание да потребовать его выполнения от другого.

Фьялбъёрн невольно хмыкнул.

— Да-да, друг мой, и такое бывало, — подтвердил Бо, вертя кружку в руках. — В те времена боги были слишком беззаботны, а люди не особо умны. Хотя… это как посмотреть. Казалось бы, неравные условия. Да только Йонс взял в жёны прекрасную хавфруа Стеллу, одну из любимых дочерей бога. И так ладно у них всё и хорошо складывалось, что подданные Стеллы последовали за ней на острова, оставив морские глубины.

— Хавфруа покинула море? — переспросил Фьялбъёрн, не веря своим ушам.

Бо кивнул:

— Да. В те времена они имели право выбора, где жить. И вот потихоньку-потихоньку стали строить, рожать детей… В общем, закрутилось. Возвели храм Гунфридру, поклоняться стали. Морской Владыка умилился такому почтению. А еще, подозреваю, ему попросту было интересно, что сделает Йонс ради выигрыша. Вот тот и сделал… А когда пришла пора загадывать выигранное желание, то предок покорно опустил глаза и сказал, что не может ничего требовать от бога, поэтому будет благодарить его всю жизнь, если тот подарит благословение своему новому народу.

Гунфридр оценил скромность и находчивость Йонса. Создал могущественный талисман и спрятал в собственном храме на главном острове. Время от времени туда прилетают валкары и приносят от Морского Владыки сосуды с напитанной божественной мощью водой, которая, ну… скажем… восстанавливает силы талисмана. А суть его, дарованная Гунфридром, в приумножение. Любую магию туда направь — сохранит и усилит во множество раз. Потому и не знает Морской народ многих бед и печалей…

Не понадобилось много времени, чтобы сообразить, что к чему. Фьялбъёрн почувствовал, что очень хочет подержать дроттена за горло. Такого же пройдоху, как и его предок.

— А что ж ты, скотина, молчал? — тихо и жутко спокойно спросил он, видя, как тот отчаянно быстро бледнеет. — Или ждал, пока я околею в объятиях Янсрунда?

— Ну-ну, не горячись! — затараторил Бо. — Откуда мне было знать, что это всё неспроста? Какое нам дело до божественных игр? Ты тоже промолчал, куда и зачем плывешь!

Промолчал. Потому что ни утбурда не знал. Боги северные, и ты, Морской Владыка, что ж вы гады такие-то? Ничего не сделаете просто так, откровенно и честно.

— Он мне нужен, — тяжело уронил Фьялбъёрн. — Пустота близко, Бо. Если сейчас не остановить Вессе, то и вы на Островах не отсидитесь. Она уже идет.

Бледность дроттена тронуло синевой, губы посерели. Он шумно выдохнул, глянул на кружку, в которую неосознанно вцепился двумя руками.

— Будет тебе талисман, — наконец-то произнёс он. — Что ж мы, чужие, что ли?

Шутку ярл не оценил. Но Бо вдруг коварно улыбнулся:

— Не злись, Фьялбъёрн. Говорю же, одолжу тебе талисман, знаю — за тобой не пропадет. Вон, хоть «Гордому линорму» на нос можешь прицепить, коль захочешь. А ещё есть у меня для тебя подарочек, дорогой, янтарный.

— Янтарный? — переспросил Фьялбъёрн, догадываясь, о чем может пойти речь, но ещё не совсем поверив в удачу.

Улыбка Бо стала шире, но доброй её назвать было нельзя.

— Янтарный, мой друг, верно. Ждет тебя уж давненько, правда, в темнице. Но это ничего, так надежнее. А ты теперь сам решишь, что с ним делать.

— Отдаешь эту паршивку на мою волю? — уточнил драуг. — Совсем?

— Да, Фьялбъёрн. Я, конечно, ещё та старая сволочь… Но очень не люблю, когда кто-то бросает тень на мой дом и гостеприимство, знаешь ли.

* * *

Йанта равнодушно поднесла к губам тяжелый золотой бокал, полный горячего глёга, отпила пару глотков. Глёг, пожалуй, местному повару удался — в меру густой, сладкий, пряный. И еда, которую им следовало запить, была достойна царского стола: нежнейшее жареное мясо, причудливо приготовленная рыба, сыр, пироги и даже свежие фрукты — словно только что из прогретого солнцем южного сада… Она покачала в пальцах чеканное золото бокала, глядя, как внутри от стенки к стенке колышутся темно-красные волны крошечного моря. Запустить бы этим бокалом в окно! Или в радушного хозяина, чтоб ему…

— Что же ты не ешь, ворожея? — улыбнулся Янсрунд. — Или не по вкусу приготовили? Только скажи, чего желаешь, — слуги подадут.

— Благодарю за угощение, — бесстрастно отозвалась Йанта. — Я не голодна.

Хотя поесть следовало бы. Пусть яства и кажутся безвкусными, а от душистого глёга воротит с души — силы ей еще понадобятся. Может, хоть вот это? Свинина в золотистой корочке, фаршированная орехами… Нет, не хочется. Если тоска грызет сердце — разве полезет кусок в рот?

— Что ж, неволить не буду.

Янсрунд хлопнул в ладоши. Пара слуг — все те же безмолвные куклы с пустыми глазами — выскользнула из-за двери, быстро убрала со стола. Только бокал с глёгом так и остался в руках Йанты. Ну, хоть пальцы погреть. Правда, скоро и глёг потеряет всю свою прелесть, сначала остыв, потом и вовсе подернувшись тончайшей ледяной корочкой. Если попросить — напиток снова согреют или сварят новый, но просить она не будет. Так что надо пить сейчас.

— Чем же тебя развлечь, дорогая гостья? — продолжал любезно издеваться Повелитель Холода. — Хочешь посмотреть мои владения? Покататься на линормах? Посетить сокровищницу? Там наверняка найдется что-нибудь тебе к лицу.

— Кандалы, например? — так же учтиво поинтересовалась Йанта.

Смех Янсрунда рассыпался осколками льда — колючий, холодный, опасный.

— Ну что ты, ворожея! Чтобы удержать кого-то в своих владениях, мне вовсе не нужно заковывать его в железо. Холод гораздо надежнее.

А вот это уже была угроза. Пока еще не всерьез… так… словно первый удар в поединке. Легкий быстрый укол — попробовать силу и скорость соперника.

— Знаю, — уронила Йанта. — Нагляделась.

Она покосилась на служанку, безмолвной тенью застывшую за спиной хозяина в ожидании новых приказаний.

— О, эта участь тебе не грозит. Я ведь обещал.

Откинувшись на спинку кресла, Янсрунд отпил из своего кубка. Оправленный в серебро хрусталь словно светился изнутри мрачным темно-красным огнем. То ли глёг, то ли кровь… Глупости, конечно: и кубок Повелителя, и бокал Йанты наполняли глёгом из одного кувшина.

— Это радует, — согласилась Йанта.

Пустой разговор. Все мелкие дерзости, которые она может себе позволить, только развлекают Янсрунда. И время тянется невыносимо медленно. Вечер, ночь в холодной постели, утро, день и снова вечер… Через три дня после встречи с Фьялбъёрном Йанте уже казалось, что прошло три месяца. Маленькая бесконечность, полная горечи.

Что ж, разве она вправе обижаться? Ярл ждал от неё хоть одного слова — и не дождался. Увидел разряженную куклу, увешанную драгоценностями, молчаливую, холодную… И покорную Янсрунду. О, взгляд Фьялбъёрна был выразительнее любых его ругательств. А Йанта, запертая внутри самой себя, корчилась от стыда и яростной надежды, что драуг все-таки поймет, заберет её, и тогда…

Не дождалась. Получила лишь торопливое обещание вернуться. Словно за ценной, но слишком громоздкой и неудобной вещью, которая в дороге будет лишь помехой. А в бою — тем более!

— О чем ты думаешь, ворожея? — с интересом спросил Янсрунд, удовлетворенно разглядывая её, как собиратель редкостей — очередную диковинку, еще не успевшую наскучить.

— О Вессе, — ответила Йанта почти правду. — Чего он добивается, призывая Пустоту? Власти? Но ведь Пустота поглотит все, чем он может завладеть, а потом и его самого.

— А ты неглупа, — усмехнулся Янсрунд. — Так и будет, разумеется. Но Вессе в своем хвастливом безумии полагает, что сможет удержать Пустоту, черпая из нее силы. Точнее даже не из нее, а… — Повелитель Холода замялся, подбирая объяснение полегче.

— Из того, что она поглощает, — спокойно кивнула Йанта. — Не забывай, я все-таки чародейка. И знаю, что на границе между Пустотой и тканью мира, которую она растворяет, возникают завихрения магической силы. Оттуда Вессе и тянет свои чары, верно?

— Тебя и в самом деле хорошо учили, ворожея.

Янсрунд насмешливо приподнял кубок в знак уважения и снова поднес его к губам.

— Хотел бы я увидеть Вессе, когда его сила обернется слабостью, — снова улыбнулся он. — Рано или поздно жадность заставит веденхальтию сожрать больше магии, чем он сможет переварить.

— И тогда… — осторожно уточнила Йанта.

— Бум! И нет Вессе, водяного, возомнившего себя богом.

Улыбка Янсрунда стала откровенно издевательской, в ледяных глазах мелькнуло вполне человеческое злорадство.

— А Пустота? Она ведь уже просочилась в этот мир… Течь легко сделать, но трудно залатать.

— Что тебе до этого? Найдется, кому зашить прореху на ткани бытия. Вон, Повелителю Гунфридру явно скучно, раз играется в кораблики с мертвой командой. Опять же, Господин Мрак очень не любит, когда покушаются на его право самому пробовать этот мир на вкус, — усмехнулся игре слов Янсрунд и высокомерно добавил: — Не дело смертных лезть в игры богов.

Йанта все-таки отпила почти остывшего глёга, опять заглянула в полупустой бокал, изнывая от горькой тоскливой беспомощности. Не здесь её место, а там, рядом с Бъёрном. Ярл могуч, и его команда верна капитану, но чтобы сладить с мощью веденхальтии, нужен маг. Чародей, ворлок, ворожея — как ни назови. Кто-то, кто знает, что делать с вырвавшейся на свободу силой. «Гордый линорм» плывет в самое ее средоточие, во владения безумного веденхальтии. И перед Пустотой даже живой корабль бессилен. На что надеялся Гунфридр, посылая драуга?

— На везение, — отозвался сидящий напротив бог, и Йанта поняла, что спросила вслух. — На что же еще? Фьялбъёрн удачлив, иначе не стал бы любимым орудием Гунфридра. Хотя в этот раз…

Тоска уже не царапала сердце, а грызла его, наполняя пронзительной бесплотной болью. Йанта замерла, пытаясь понять, что с ней творится. Не болезнь, не страх… Предчувствие? Точно! Кошмаром наяву — непреодолимое, безупречно точное предчувствие смерти. Такое же преследовало её дома перед гибелью семьи. Как давно это было. Та боль не ушла до конца, но притихла, перестала мучить еженощными кошмарами и внезапными приступами бессильной злой тоски днем. Позволила думать, что у нее появился новый смысл жизни, раз месть недоступна. А теперь вот… Проклятье. Тысячу раз проклятье на ваши божественные игры! Я не хочу ни награды, ни дармовой силы, просто позвольте спасти тех, кто мне дорог!

— Ты что-то побледнела, ворожея, — с язвительной заботливостью заметил Янсрунд. — Замерзла? Твой глёг совсем остыл, да и огонь в очаге притих — вот кровь и не бежит по жилам так же быстро. Ничего, привыкнешь. Сказать по правде, я не думаю, что ярл за тобой вернется. Пустота — это даже не Мрак, из нее нет пути назад. А Фьялбъёрн Драуг всегда славился умением выбирать противника не по своим силам. До поры ему везло, но… даже удача боится Пустоты. Так что, моя огненная дева, привыкай к жизни здесь. Будешь покорной — и я сделаю ее приятной и интересной. Ну, а взбунтуешься… Так даже слаще.

Он встал и одним легким движением руки накинул белоснежный плащ, висевший на спинке кресла. Просто поманил — и сверкающая, как изморозь, ткань сама обняла плечи хозяина, разлетевшись красивыми складками. Второй жест — ярче вспыхнуло белое пламя в очаге. Янсрунд бросил насмешливый и удовлетворенный взгляд в сторону пленницы-гостьи, сделал шаг к двери, еще один…

— Подожди, Повелитель! — отчаянно позвала Йанта и добавила, едва заставив себя выговорить: — Прошу…

Удивленно приподнятая бровь была ей ответом, но у самого порога Янсрунд все же остановился, глядя, как Йанта вскакивает из кресла.

Время застыло, как лед, и только мгновения томительно медленно сочились капелью. Йанта будто слышала, как звонко они разлетаются, навсегда утекая в небытие. Кап… Вот драуг стоит на палубе перед нею, продрогшей до синевы, только что выловленной из воды — смеющийся, наглый, еще незнакомый и почти ненавистный. Кап… Вот он же — уже потом — поит глёгом и подсовывает нож с украшенной рукояткой. Совсем не то, чего ждала Йанта после насильно разделенного ложа, пусть и ради спасения… Но ненависть, едва родившись, тогда же и исчезла, растворившись в виноватом шепоте и на удивление нежных объятиях.

Кап… А в этом мгновении отражаются Призрачный Шторм и искаженные лица призраков, украденные у любимых людей. Призраков, которых тоже прогнал ярл. Кап… кап… кап… Первая ссора — после нападения бромдхьетте. И вторая — глупая, нелепая, из-за нескольких ядовитых слов рыжей чудесницы и глупости самой Йанты. Впрочем, они оба раза ссорились только из-за её дурости. Кап… А эта капля-мгновение пахнет плесенью и тленом подземного склепа. И в ушах звучит хриплый голос того, другого, погибшего из-за любви и все-таки не жалеющего об этом…

— Отпусти меня к нему! — так же отчаянно взмолилась Йанта, вглядываясь в бесстрастное, холодно прекрасное лицо божества. — Только на этот бой! Отдай назад мою силу и позволь его спасти. Обещаю, я вернусь. Ты же хочешь моей покорности? И моего огня, отданного добровольно? Ты их получишь. Все, что у меня есть, — за одну эту битву!

— Как забавно… — медленно проговорил Янсрунд, отвечая ей долгим пронзительным взглядом. — Маленькая гордая ворожея отдает себя сама? Ты же понимаешь, что я и в самом деле возьму всё? И уже не будет никаких торгов ни с Фьялбъёрном, ни с тобой?

— Да… — пересохшими губами сказала Йанта, не отводя взгляд.

— И не жаль? Ни магии, ни свободы?

— Любая свобода когда-то и где-то заканчивается, — улыбнулась она в лицо Повелителю старательно беззаботной улыбкой. — А магия… Зачем она нужна, если не может спасти тех, кого я люблю?

— Любовь…

Узкие красивые губы Янсрунда искривились почти в брезгливой усмешке.

— Если любовь толкает на смерть — я рад, что не знаю ее. Хорошо, ворожея Огнецвет. Ты получишь назад свою силу. И к драугу я тебя отправлю. Правда, я ему обещал, что подержу тебя вдали от боя с Вессе…

— Вот как? Он… — дыхание Йанты на миг перехватило от возмущения, но она сразу опомнилась: это все потом! — Ты не нарушишь обещания, Повелитель. Я пока что не твоя собственность, чтобы держать меня силой.

— Верно. Ты корабельная ворожея. И твое место — на корабле твоего ярла.

По губам Янсрунда змеилась усмешка более ядовитая, чем дюжина пустынных гюрз.

— Но едва закончится бой с Вессе — я заберу тебя назад. И Фьялбъёрну ты сама скажешь, что меняешь хозяина. Иначе с нашего ярла станется снова явиться в гости, а я его уже видеть не могу.

«Он тебя — тоже», — промелькнуло в мыслях у Йанты, как никогда отчетливо понимающей, что совершает глупость. Огромную глупость, просто чудовищную! По доброй воле отдаться Янсрунду душой и телом — да лучше было бы прыгнуть в гущу Каменных Псов… Фьялбъёрн — опытный воин, он уже тысячи лет водит «Линорм» и умеет справляться с любыми напастями. Ведь как-то он собирался победить Вессе без подобранной в море чужестранки?! Но… Что, если Гунфридр ошибся? Вессе опасен, очень опасен, в прошлый раз он мог если не погубить, то серьезно повредить «Линорм», а теперь его мощь только выросла. И Пустота! Вот что самое страшное! Если Йанта купит собой право помочь драугу, то может не вернуться из боя, или Янсрунду надоест игрушка и её отпустят, или… Но если Фьялбъёрн погибнет, пока она, умелая чародейка, пьет глёг и болтает с Повелителем Холода…

Это решило дело. Пусть она станет чем-то вроде плаща или огня в камине — вещью Ясрунда, но команда «Линорма» будет жить. Они доверились Йанте, назвав своей ворожеей, и подвести их нельзя. Иначе чего стоит ее честь колдуньи и воина?

— Да, — сказала Йанта. — Обещаю. Скорее же…

— Не торопись, дева. Сначала — задаток.

Янсрунд легко, как по льду, скользнул к ней, мгновенно оказавшись рядом. Его ладони легли на плечи Йанты: жутко холодные и тяжелые — словно две промерзшие насквозь каменные глыбы. Йанта покачнулась, стиснула зубы, но устояла. А в следующий миг все-таки закричала бы от боли, но её губы застыли, скованные поцелуем Янсрунда, как река — морозом. Холодно, больно, страшно… Еще миг — и внутри вспыхнуло скованное до этого пламя, с кровью растекаясь по всему телу. Освобожденная сила ликовала и пьянила, Йанте казалось, что она могла бы растопить всю ледяную пустыню вокруг дворца. Опасный обман!

Она с трудом сдержала немедленное желание сделать хоть что-то: запустить сноп искр, разжечь настоящий огонь в очаге Янсрунда — и пусть горит сам камень, если нет дров! Нет… тише… сила ей еще понадобится, вся…

— Какое сладкое золотое пламя… — промурлыкал Янсрунд, все так же держа её за плечи, и от его пальцев по всему телу растекался холод, борясь с жаром. — Кажется, вторую сделку я заключил куда выгоднее, чем первую. Удачи тебе, моя ворожея. Теперь — моя…

Мир сжался вокруг Йанты, сминая её, как листик бумаги, потом снова расправился, ударил круговертью тугих струй воздуха, красок, холода и тепла, пронзительных звуков… И наконец портал вышвырнул её, ослепшую и оглохшую, прямо посреди палубы «Гордого Линорма».

«Я не пожалею, — поклялась она себе, шагая вперед и глядя только на изумленное лицо Фьялбъёрна, стоящего тремя шагами дальше, у мачты. — Какова бы ни оказалась цена, я заплачу ее и никогда не назову чрезмерной, лишь бы никакой Призрачный Шторм, ворующий облики мертвецов, не смог показать мне еще и тебя, Бъёрн».

 

Глава 20. Возвращение на «Линорм»

Разве не глупо это было? Изо всех сил прикидываться перед самой собой, что просто делишь с ним постель, отдавая тело, но не сердце? Дарить ласки и принимать их, просыпаться в объятиях того, кого едва знаешь, принести ему клятву верности — не как любовнику, а как воин — ярлу. И все это время убеждать себя, что это ничего не значит, что так вышло — случайно сработавший портал закинул именно сюда…

Йанта смотрела на каменное лицо Фьялбъёрна и понимала, что все-таки не убежала от себя самой. Снова попала в ту же ловушку… Торгуясь с Янсрундом, она ненароком сказала Повелителю Холода правду, которую старательно скрывала от всех и от себя тоже. Бъёрн стал для неё не просто любовником. Сколько у нее их было в веселом и щедром на радости жизни Аш-Шараме — она и вспомнить бы всех не смогла, пожалуй. Ей всегда нравилась любовная игра, в которой можно быть и охотником, и добычей. Пьянящая сладость, огонь в крови, томление и расслабленная нежность потом… Главное — всегда помнить, что это только игра. Утоление страсти, как голода или жажды. Никто ведь не остается жить у родника, из которого напился в пути? Как бы ни была вкусна вода, ты благодаришь за нее и идешь дальше — а там будут и другие источники…

Фьялбъёрн с самого начала, с первых их взглядов, скрестившихся, словно клинки, так что едва не лязгнули, не был игрой. Скорее уж — боем. Не с врагом, а с достойным соперником, которому и проиграть не стыдно, потому что главное наслаждение — в самом танце стали и тела. А еще он был плащом — теплым, надежным, заботливо уютным. И тем самым источником, из которого хотелось пить снова и снова… И… И Йанте было все равно, сколько лет бессмертному капитану «Линорма» и как часто бьется его сердце. Достаточно того, что рядом с нею оно бьется чаще.

А теперь вышло так, что она ступила в пустоту, ожидая встретить там надежную опору — и провалилась. Еще не упала, но уже поняла, что казавшаяся незыблемой твердь на самом деле обманчива. Так ли она сама нужна Фьялбъёрну Драугу, ради которого заложила свободу и жизнь Повелителю Холода? То, что Бъёрн оставил её в безопасном месте перед боем, еще можно было понять. Не оправдать, конечно! Но понять… Это было оскорбительно, однако… так похоже на Бъёрна! И Йанта бы, разумеется, высказала все, что об этом думает, а потом помирилась и успокоилась, но…

Она смотрела на Фьялбъёрна, хмурого, сжавшего губы в жесткую линию, сверкающего живым глазом… А безошибочным чутьем чародея различала позади ярла два сгустка магической силы. Один — до отвращения знакомый, янтарно-золотой, со сладким привкусом хмельного меда, солнца и соленого ветра на взморье. Второй — до этого ни разу не виданный. Облако тьмы, даже издали смертельно опасное. Могильный тлен, отравленный воздух на дне колодца, шипение кобры в темноте и молчаливый удар скорпиона… Вот на что был похож тот, второй. И Йанта замерла. Дыхание перехватило от растерянности и боли, потому что понимание пришло само и оказалось невыносимо простым и мерзким. На «Линорме» уже было два чародея. Незнакомец с мощнейшей магией смерти и проклятая чудесница Ньедрунг, вроде бы совершенно не нужная ярлу до этого дня…

И как теперь быть? Как жить — теперь? Как продержаться хотя бы то короткое время до боя с Вессе… А потом она, может, и обрадуется сделке с Янсрундом, потому что замерзшее сердце уж точно не болит.

— Йанта… — выдохнул Фьялбъёрн неверяще. — Ты… откуда…

— А ты не помнишь, ярл? — усмехнулся она непослушными уже не от холода, а от накатывающей ярости губами. — Забыл, где меня оставил? Ну, прости. Если бы я знала, что мое место корабельной ворожеи занято, да еще так надежно, я бы не торопилась на службу. Что ж ты не сказал, что нашел мне замену? Я же не опозоренная дева, уж не стала бы рыдать вслед, утираясь подолом!

— Йанта!

— Что — Йанта?! Ах, прости, ты, наверное, забрал бы меня потом, как и обещал, верно? Из безопасного места! После боя… В который меня ты брать побоялся, зато прихватил с собой вот… это!

Она кивнула на жмущуюся к корабельной надстройке Ньедрунг. Закутанная в длинный серый плащ чудесница под ее взглядом побледнела и попыталась еще сильнее вжаться в стенку. Ага, умница, все понимает… Дрянь смазливая…

Вокруг уже собрались моряки, и это было плохо. Неправильно. Как бы ни несли Йанту упоительные волны бешенства, не дело ругаться с капитаном при его команде. Но и уходить в каюту поздно.

— Вам здесь что, представление на ярмарке? — прошипела она, медленно оглядев подозрительно серьезные физиономии с жадно блестящими глазами и тщательно скрываемыми ухмылками.

Пальцы чесались запустить над палубой чем-нибудь вроде колючих искр! Но вместо этого Йанта взмахнула рукой — и их с Фьялбъёрном окутал плотный туманный купол. За его пределами остались и любопытные рожи мертвой команды, и бледная уже до прозрачности мерикиви, и невысокий чернявый южанин с аурой чародея смерти, от мощи которого зубы ломило… Туман застыл стеной, не пропуская звуки ни внутрь, ни наружу.

— Прекрати, — тяжело уронил ярл, шагая ей навстречу. — Послушай…

— Нет уж, это ты послушай! Значит, побоялся за меня? Оставил у этого ледяного мерзавца, как ветчину в холодном погребе — для сохранности? Я вам обоим что — вещь? Один утянул, чтобы полюбопытствовать, второй решил, что так даже удобнее?! Помолчи, ярл! При Янсрунде я слова сказать не могла — он запретил, но теперь…

Горло так и перехватывало, Йанта и сама чувствовала несправедливость своей злости, нельзя винить того, кто хотел тебя спасти, но унизительная обида не позволяла остановиться.

— Я говорила, что пойду в любое сражение, помнишь? Я обещала слушаться тебя и знать свое место, но ты! Ты тоже обещал мне, Бъёрн! Я надеялась на твое доверие, а ты спрятал меня у Янсрунда! И кто я после этого? Твоя ворожея и часть команды, или дорогая игрушка? Вроде плохонького ножа, зато с золотой рукоятью: на пиру похвастать в самый раз, а в бой надо брать что понадежнее? Верно, ярл? За что ты со мной так?

В глазах стояли злые слезы, не проливаясь, но застилая все вокруг. И уже было непонятно, то ли её собственный туман укрывает их такой густой пеленой, то ли небо над «Линормом» заволокло штормовыми тучами. И тишина… мертвая тишина, потому что голоса, шум ветра, гудение натянутого паруса — все осталось там, за пределами туманного круга. А здесь только они двое. И Йанта слышала свое дыхание, быстрое, горячечное, но Фьялбъёрн молчал. А потом уронил тяжело и горько:

— Я хотел спасти тебе жизнь.

— Ценой моей чести? — тихо уточнила она. — Значит, ты и не собирался меня возвращать, Бъёрн. Потому что я не смогла бы вернуться. Как бы я смотрела в глаза… и тебе… и всем… Ты бы убил меня, а не спас.

Слова все-таки закончились. Иссякли, как вода в иссушенном пустыней роднике, из которого уже никто не напьется. Как тонкая, но прочная нить, что связывала их с Фьялбъёрном до этого — она натянулась до предела и уже звенела, готовая лопнуть, дрожала тонко, отдаваясь болью в сердце…

— Йанта… прости.

Два или три шага — это очень мало, оказывается. Она не успела ни отшатнуться, ни поднять руки, чтобы оттолкнуть. Драуг оказался рядом в одно мгновение. Сгреб в объятия, прижал к просоленной заскорузлой кожаной куртке-доспеху, зарылся лицом в волосы Йанты. И замер молча — может, тоже не знал, что еще сказать.

А она вдруг поняла, что эти день и ночь у них, скорее всего, последние. Что как ни обернется драка с Вессе, её, ворожею Огнецвет, ждет либо смерть, либо объятия Янсрунда, что вряд ли лучше. И как же хочется открутить колесо времени назад. Нет, не для того, чтобы сделать иной выбор. Просто поймать бы побольше вот таких мгновений, чтобы потом было что помнить, за что держаться, спасая остатки рассудка и души.

— Бъёрн… — прошептала она, уткнувшись в плечо драуга и дрожа то ли от холода, то ли от напряжения. — Ох, Бъёрн…

Запах соли и ветра, холод — не безжизненный, как у Янсрунда, а свежий, которым бы дышать и дышать. И ладони, что стиснули её плечи, жесткие, грубые, с твердыми мозолями… Но их не скинуть хочется, а напротив, содрать с себя тонкий шелк навязанного наряда, чтобы даже такая невесомая преграда не разделяла кожу и руки любимого. И злиться уже невмоготу. Пусть будет что будет, она не хочет оставлять после себя недобрую память ссоры.

— Йанта…

Она бездумно, по-кошачьи потерлась щекой о плечо драуга. Где-то на грани сознания трепыхалась мысль, что надо бы снять купол, но тогда все на палубе увидят их вот так… Да и Морские Псы с ними — пусть видят! Чего ей стыдиться? Не так много времени осталось у них с Бъёрном, чтобы думать о чужих пересудах. Только бы не проговориться. Ради всех богов, местных и иномирных… Нельзя Фьялбъёрну идти в бой, зная, какой ценой она купила место рядом с ним.

И, как назло, драуг будто услышал её мысли…

— Почему он тебя отпустил? Он же обещал…

Хриплый голос был наполнен тревогой и недоумением, от которых сердце тоскливо сжималось.

— Он… боится, — бесцветно сказала Йанта то, что поняла совсем недавно. — Янсрунд дал мне подсказку, как победить Вессе. Сказать тебе напрямую ему гордость помешала. Ну… и вы все-таки враги. Я — дело другое, передо мной он вроде бы просто похвастался секретом. Янсрунд ни за что не признается, но даже его пугает Пустота. А использовать эту подсказку может только чародей, вот он и отпустил меня.

Затаив дыхание, она ждала, изнывая от стыда за обман, поверит ли? И через несколько мучительно долгих мгновений почувствовала долгий медленный выдох. Бъёрн ей поверил. И от этого было так тошно, что Йанта подняла голову и потянулась за поцелуем, словно могла смыть им лживую недомолвку со своих губ.

— Йанта… девочка… моя…

Сколько облегчения! Огромные ладони, крепкие и жесткие, как весла драккара, прошлись по её спине и плечам, сминая тонкое платье. А в следующий миг оттолкнули, но лишь для того, чтобы снова притянуть к себе и укрыть от холодного ветра распахнутой курткой. И в этом тоже был весь Фьялбъёрн.

— Твое место никому не занять, — сказал ярл «Линорма», и больше не нужно было никаких доказательств и уверений.

Он легко подхватил Йанту на руки, и куртка снова соскользнула, но это уже было неважно, потому что путь до каюты оказался слишком быстрым и слишком долгим одновременно. Следовало возмутиться, потребовать поставить себя на палубу, и вообще не позорить воинскую честь тасканием на руках… Но Йанта промолчала, одним вздохом опустив мгновенно исчезнувший купол и наплевав на прокатившийся по палубе ветерок смешков. Хочется Бъёрну унести её в каюту, как добычу, пусть несет. Пусть делает, что хочет, сегодня ему ни в чем не будет отказа.

Поэтому она только взгляд опустила, чтоб не увидеть ненароком чью-нибудь ухмылку, после которой все-таки придется запустить в смешливую рожу заклятием. А потом несколько шагов по палубе кончились, дверь каюты захлопнулась за их спинами надежно, как врата загробного мира, и Фьялбъёрн остановился у ложа, так и держа ее на руках.

Можно ли раздеваться, когда тебя тискают, прижимают, целуют и гладят одновременно? Можно, если дорогой шелк хочется содрать, будто он жжет кожу. Йанта так и сделала, запустив мягким сине-золотым комком платья в угол. Чулки с сапогами и нижнюю рубашку с нее стянул уже драуг, отправив их туда же. Дольше всего пришлось провозиться с нитью оправленных в серебро алмазов, вплетенных в волосы. Шипя и путаясь пальцами в сложном плетении, Йанта выдирала её, чтобы не оставить на себе ничего, принадлежащего Янсрунду. Наконец драгоценная сверкающая капель утекла куда-то под ложе…

— Значит, мое место ворожеи… — начала она, вытянувшись на постели.

— Прекрати! — рыкнул Фьялбъёрн, нависая сверху, торопливо срывая одежду, и Йанта торжествующе улыбнулась.

Зря ярл думает, что так закончит разговор в свою пользу. Но сейчас и вправду… не хочется… ругаться…

Пальцы Бъёрна, что вплелись в её волосы, заставляя откинуть голову назад, были там куда уместнее любых драгоценностей. Чистый свежий мех ласкал обнаженную спину, а волны качали «Линорм» в знакомом ритме, который вот-вот сольется с другим, жарким… От тела драуга не веяло теплом живой плоти, но Йанта впервые за все эти дни почувствовала, что начинает согреваться. Изнутри, а не снаружи, собственным огнем, радостно откликающимся на зов страсти.

Ложе скрипнуло, принимая вес могучего тела ярла, и Йанта приглушенно ахнула смешком, потому что оказалась внизу. Как же это было правильно и сладко! Обхватив любовника ногами и руками, она ухитрилась потереться о него всем телом, заново возвращая ощущение гладкой прохладной кожи Бъёрна, впитывая его, лакомясь, как горячим хмельным глёгом — тоже настоящим, греющим тело и душу. А потом оказалась сверху, потому что Бъёрн, обняв её, перекатился на спину.

— Твое место — здесь! — с незнакомым отчаянием выдохнул Фьялбъёрн, гладя её всю, от шеи и до коленей, которым Йанта уперлась по обе стороны лежащего драуга. — Моя…

— Твоя, — согласилась Йанта, и сейчас это не было ложью.

Она заложила только тело и магию, но сердце её Янсрунд точно не получит. Разве что возьмет силой, но тогда лишь добавит к своим бесконечным запасам льда еще одну пригоршню осколков…

Потом они долго целовались, словно вспоминая вкус друг друга, ласкаясь губами и языком, не закрывая глаз. И Йанта тоже запустила пальцы в длинные серебристые пряди, падающие на валуны плеч ярла. Гладила их, пропуская между пальцами, стискивала в беспомощной старательной попытке запомнить горько-сладкое чувство щемящей нежности. Другой рукой опираясь на постель, оторвалась, наконец, от солоноватых жестких губ Бъёрна, чтобы спуститься дорожкой торопливых поцелуев по его скуле, потом на плечо и ниже, к груди.

— Девочка… — простонал ярл. — Огонёк…

В живот Йанты упиралось недвусмысленное доказательство, что её здесь ждали. Кажется, очень-очень ждали…

— Тш-ш-ш-ш, — предупредила она, сползая все ниже и удивляясь, как это раньше подобное в голову не приходило — разве может быть что-то естественнее и приятнее, чем доставить удовольствие тому, кого любишь? Все равно что себя саму ласкать, даже лучше…

Каменные плиты груди и плоского живота, изгиб бедер, узкая полоска мягких светлых волос, бегущая к такому же треугольнику в паху. Нежный атлас, обтягивающий горячий камень возбужденной плоти, влажно блестящая головка… Склонившись, Йанта оперлась на локоть и медленно лизнула её, словно леденец. Волосы, освободившись от плена непрошеных алмазов, рассыпались по животу и бедрам ярла, ответившего длинным тягучим стоном.

Еще одно касание неторопливого старательного языка, потом сверху вниз, по стволу до самого основания… Она чувствовала, как наливается живым жаром тело ярла, впитывая её силу, делиться которой было так чудесно. Как все чаще и сильнее бьется сердце Бъёрна, гоня кровь, орошая взятой жизненной мощью каждую частичку плоти…

Никогда Йанта, узнав, что команда «Линорма» пьет её магию посредством живого корабля, даже не думала жалеть для этого своих сил. Делилась щедро и с удовольствием. Сегодня же ей тем более хотелось отдать как можно больше, напоить корабль и соратников вволю, дополна… Если б не бой с Вессе, где понадобятся чары, она и вовсе постаралась бы отдать все до последней капли — про запас. Меньше достанется тому, другому…

Фьялбъёрн под её бесстыдными искренними ласками стонал уже в голос, вцепившись пальцами в многострадальный мех постели. Чуть выгибался, подаваясь навстречу бедрами, дышал хрипло, тяжело. И Йанта старалась изо всех сил, то дразня языком гладкий ствол с выступающими венками, то жаля самым кончиком языка скользкий перламутр головки, то прихватывая жадными умелыми губами все, что могла вобрать, и нежа умелым горячим ртом тугую плоть. Ласкала с упоением, сама стараясь утонуть в сладком смущении от того, что творит с разгоряченным телом любовника.

— Девочка… — выдохнул Бъёрн с мольбой и вместо постели вцепился в ее плечи, торопливо гладя их.

Поняв, что разрядка близка, Йанта сильнее сжала губы, скользя ртом вверх и вниз по мокрому горячему стволу, гладя его губами и языком… Обняла бедра ярла, ловя ритм чужого дыхания и невольных движений. И в последний момент, когда Бъёрн, виновато охнув, попытался отодвинуться, вжаться в постель, не позволила, поражаясь сама себе. Никогда не любила принимать мужскую плоть до конца, стараясь избежать привкуса семени, но не в этот раз. Сегодня ей хотелось чувствовать все, наслаждаясь каждым касанием, запахом, звуком и вкусом…

— Йа-анта-а… Огонёк мой…

Сильные и удивительно нежные ладони теперь порхали по её спине, гладили волосы, плечи и шею… Как только может в одно слово уместиться столько ласки и благодарности? И это слово — её имя… Говорят же, что, назвав кого-то, получаешь над ним власть. Вот и Бъёрн, выходит, завладел частичкой её души. Чародейка Йанта Огнецвет еще могла бы уйти без сожалений, оставив ярла, как очередного любовника, который вскоре станет лишь приятным воспоминанием. Ворожее Йанте Огонёк придется разорвать сердце пополам, чтобы оторваться от «Гордого линорма» и его капитана.

— Мой ярл, — улыбнулась она, приподнимая голову.

Вид еще тот, наверное. Растрепанные волосы, распухшие влажные губы… Шершавыми пальцами Бъёрн бережно погладил её щеки и скулы. Потянул на себя, помогая снова подняться, уложил на грудь, к которой Йанта с готовностью прильнула щекой. В крови гулял-бродил сладкий хмель, замешанный на отчаянии и нежности. И «Гордый линорм», чье незримое присутствие ощущалось теперь совсем рядом, сыто облизывался и млел, словно досыта накормленный зверь.

— Когда мы доплывем? — спросила она, пряча мысли о договоре с Янсрундом вглубь разума — мало ли, что может учуять живой корабль и рассказать своему капитану.

Задать вопрос получилось спокойно и ясно, так приговоренный к казни уточняет ее срок, до конца не веря, что казнь свершится.

— Завтра к вечеру.

— Хорошо, — кивнула Йанта, накручивая прядь своих волос на палец и проводя пушистым кончиком по обнаженной груди ярла. — Будет время поговорить кое с кем…

Значит, она не ошиблась, верно почуяла, что эта ночь — последняя.

— Девочка… Ты что же, решила, что я с Ньедрунг…

— Завтра, Бъёрн, — попросила Йанта, утыкаясь ему в плечо и с горьковатой веселостью думая, что вот она и снова вернулась к тому, с чего начала.

Свалилась с небес на корабль, плывущий по приказу морского бога укрощать безумного веденхальтию. Ни одежды — шелковые тряпки Янсрунда она больше не наденет, даже если придется просить штаны с рубахой у команды — ни оружия, ни чародейского снаряжения. Будто и не было пары-тройки сумасшедших недель, новых мест и лиц, необычайной морской и островной магии, честных битв и ядовитых предательств… Не было осторожного медленного выстраивания моста от сердца к сердцу… Только море вокруг то же самое, и так же кончики мачт «Линорма» почти упираются в низкое северное небо, да тот же человек рядом, и он — самое странное, что случилось с Йантой.

— Все подождет до завтра, — повторила она и добавила: — Кроме нас.

Вглядевшись в её лицо, ярл кивнул. Снова погладил-приласкал щеки, обвел пальцем губы по краешку, тронул их уголки… Корабль качнуло на волне, за окном послышалась веселая перебранка Лирака с кем-то из команды. А ведь Йанта даже по именам еще не всех здесь выучила. Нет, она не будет думать об этом сейчас.

Воздух в каюте пропах морем от одежды драуга, но запах ветра и соли мешался с запахами их разгоряченных тел. Йанта закрыла глаза, подставляясь под ласковые бережные ладони, так же хорошо знающие её тело, как рукоять секиры или штурвал. «Я не хочу становиться вещью Янсрунда, — беспомощно подумала она напоследок. — Но если бы могла выбирать, я бы стала твоим клинком, ярл. Или парусом…»

А потом мысли, наконец-то, её отпустили. Она целовалась и откровенно нежилась в объятиях драуга, выгибаясь ошалевшей от ласки кошкой. И когда Бъёрн снова оказался сверху, придавливая её к ложу всем телом, это было невозможно хорошо. Разметавшись по постели, Йанта сама широко развела бедра, приподнимаясь навстречу, дрожа от сладкой нетерпеливой истомы…

Миг тягучего долгого падения, жадные губы, осторожные руки, ласкающие изнутри ее бедра и самое нежное, самое укромное местечко… Она беспомощно всхлипнула, обнимая за плечи своего ярла. И словно само море в ответ обласкало её тугими волнами. Соль на губах… Это все-таки несколько слез не удержались, смочили щеки. Губы Фьялбъёрна сразу коснулись лица, подхватили капли. Йанта застонала от медленного толчка, разом наполнившего её тело и утолившего жажду сердца. Она хотела отдаваться. Хотела принадлежать, дарить себя так щедро и полно, как только сможет. Отдать все, без остатка, раствориться, как соль растворяется в воде, не потеряв себя, а став чем-то иным, новым.

Бъёрн двигался в ней с томительной размеренностью, каждым движением заставляя тело где-то внутри вспыхивать почти болезненным удовольствием, слетающим с губ низкими глубокими стонами. А потом даже этот легкий привкус боли исчез, и осталось чистое счастье — таять в руках, смотреть в глаза, раскрывать губы навстречу другим губам и без тени сомнения знать, что она необходима и дорога. Не как игрушка, не как дорогая бесполезная вещь, а как равная и в бою, и в наслаждении. Как же это было непохоже на фальшивую страсть наведенного сна с Янсрундом!

И когда переполнявшее её удовольствие окончательно захлестнуло тело и разум, Йанта закричала. Вжалась в тело Бъёрна, обвивая его руками и ногами, извиваясь от невыносимой горячей сладости, растекающейся внутри, изнемогая в пламени, разделенном на двоих добровольно. Фьялбъёрн стонал что-то в ответ, покрывая поцелуями её лицо, стискивая до боли, каждым движением, словом и вздохом утверждая, что не отпустит, никогда, никогда… И пусть Йанта знала, что «никогда» — это лишь до утра, но и это было больше, чем она могла надеяться.

 

Глава 21. На пути в Маргюгрову Пучину

Ночь окутала спящее море. Хавманы разбрелись по своим подводным норам, морские псы изредка выглядывали из волн, чтобы взглянуть на убывающую луну. «Гордый линорм», ведомый мертвыми руками команды Фьялбъёрна Драуга, направлялся к Маргюгровой Пучине.

На самом корабле было тихо. И только окутывало его невидимое для глаз простых смертных тяжёлое сладковато-горькое облако почти улёгшихся страстей, пылающего гнева и дурманного, терпко-пьянящего шального примирения.

«Гордый линорм» покачивался на волнах, убаюкивая истомленную ворожею, хмурую чудесницу-мерикиви и таинственного чародея с юга. Хотя… кто знает, спит ли вообще тот, чьи помыслы так далеки от понятных северным богам?

Ворожея в каюте шумно выдохнула и беспокойно перевернулась на бок. Тут же сильные руки капитана обхватили её и прижали крепче к широкой груди, утешая и успокаивая, отгоняя прочь дурные сны.

Гунфридр наблюдал молча. Потом, заслышав еле различимое шипение огромного корабля-линорма, улыбнулся. Осторожно протянул руку вперёд, поддерживая гигантской ладонью из солёных течений днище корабля. Тш-ш-ш, всем спать. Завтра будет суровое утро. Завтра будет злое море, плещущее о серый берег, и молчаливые скалы-зубья, взмывающие из бездны вод. Там ждет незваных гостей безумный водяной Вессе, там голодная пасть прорвавшейся в этот мир Пустоты, ещё не созревшая как следует, но уже готовая поглощать всё живое и неживое. Оттуда идёт запах боли и слез. Там заранее ожидает Госпожа Смерть, медленными шагами блуждая вдоль берега и пристально смотря в морскую даль. Скоро покажется «Гордый линорм», скоро на губах Смерти появится вкус крови и плоти, а в ушах зазвенит песнь отчаяния и безысходности.

Но до тех пор даже Повелителю моря — только ждать. И слушать плеск морских волн и вздохи Пустоты, что блекло-серыми щупальцами рыщет по Маргюгровой Пучине, обнимая каждую скалу. Пока еще Пустота настолько слаба, что не может вырваться на волю сама, поэтому вся ее надежда на Вессе. Но водяной уже понимает даже сквозь туман сумасшествия, что один не справится, а помощниками как-то не озаботился. Но и сдаваться уже нельзя, ибо идти ему некуда. Поэтому остается стоять — до конца. Даже у Вессе есть кое-какие понятия о чести и упорстве.

— Следиш-шь? — равнодушно поинтересовался подобравшийся сзади Мрак.

— Слежу, — лениво отметил Гунфридр, покачивая в ладони длинное тело «Гордого линорма», будто игрушечный кораблик. — Что мне ещё делать-то?

Мрак задумчиво сгрёб с ночного небосвода непроницаемую черноту, пересыпанную сверкающими звездами, будто бриллиантовой пылью, и выпустил над кораблём. Парус тут же заискрился переливающимся светом, словно покрылся алмазной крошкой под яркими солнечными лучами.

— Художник, — поцокал языком Гунфридр.

— Ну, не одному же Янсрунду развлекаться, — улыбнулся Мрак. — Но у него, правда, игра другая… Вон как ярлову ворожею лелеял и голубил. Драгоценностями осыпал с ног до головы, яствами и винами лучшими угощал…

— В постель против воли укладывал, — невинно подсказал Гунфридр.

Мрак пожал плечами, слепленными из струящейся тьмы, такой черной, что полотно ночных небес рядом с ним казалось синим-синим бархатом.

— А против воли ли? Может, сама дева не разобралась в том, чего хотела?

Гунфридр ничего не сказал, только покачал головой, и волны заплескались сильнее, забеспокоились. Морской Владыка осторожно выпустил «Гордый линорм» и легонько подул, ускоряя течения, чтобы к полудню команда Фьялбъёрна Драуга была на месте. Ха! А вот и он сам… Стоит у борта, мрачно смотрит вперед. Даже не потрудился набросить плащ, так и покинул каюту, разомкнув жаркие объятия и оставив свою ворожею спать одну. Чувствует неладное, понимает, что не всё говорит ему черноглазая Йанта. А как тут сказать? Янсрунд тоже не прост и умеет набрасывать сети.

— Не спится ему что-то… — задумчиво протянул Мрак. — Что ж так? Не рад возвращению любимой, что ли?

— Не язви, — отозвался Гунфридр, пристально вглядываясь в силуэт Фьялбъёрна. — Судя по стонам, что слышались из каюты… очень даже рад.

— Старый развратник, — поморщился Мрак. — Нет чтобы делом заниматься, он тут подслушивал!

Гунфридр сделал вид, что не расслышал. Да и как Мраку понять радости жизни? Сам-то уже давно позабыл, что да как, ему подавай вечное, прекрасное… мёртвое. Даже для бога вкусы у Господина Мрака очень своеобразные. Другое дело — души людские, что так похожи на море. Там страсти в клочья, любовь, словно шторм, а потом такие неистовые объятия, что того и гляди — вода закипит!

Несколько минут драуг стоял неподвижно. Затем тихо что-то скрипнуло, на палубе показался закутанный в длинные одежды южный чародей. Он вроде бы хотел направиться к Фьялбъёрну, но почему-то передумал. Замер за спиной. Потом медленно поднял руки ладонями вверх. Над ними тут же вспыхнуло пурпурное сияние, заиграло ярким светом. Драуг, почувствовав неладное, резко обернулся. На каменном лице промелькнуло изумление. Но при этом ни капли страха или настороженности. Доверяет, значит?

— Любопытный смертный этот Яшрах, — вдруг подал голос Мрак. — Сколько уж здесь ошивается, всё никак не могу понять, сколько ему лет. А силища тёмная, славная, вкусная… Ох, пригласил бы я его погостить…

— Да не пойдёт, — ухмыльнулся Гунфридр. — Вон, видишь, чего вытворяет с моим амулетом с Морских островов? Силу пробует на вкус и в свою, паршивец, переплавляет. Хочет тоже нанести удар по Пустоте.

— И как? Получится?

— Посмотрим…

Смотреть — это хорошо, это просто замечательно. Но слушать — ещё лучше. Поэтому стоило только богам переглянуться, как в глазах обоих зажегся огонек понимания.

И тут же огромная волна ударила о борт «Гордого линорма», а ночь будто стала темнее. Боги тоже не отказывают себе в человеческих способах узнать, что творится кругом. Только настоящий их облик — не для глаз людей, пусть даже мертвых или тех, кто неясно какого рода.

Кто обвинит волну, что она слушает чей-то разговор? Кто упрекнет тьму, что она запоминает все вздохи и трепет?

— Играешь? — донесся глухой голос Фьялбъёрна.

У-у-у, судя по всему, ему сейчас ох как нехорошо. Что-то совсем не весел мёртвый ярл живого корабля. Слишком погружён в собственные мысли. И не видит, и не слышит ничего вокруг. Ни обращает внимания, что вдруг вода стала непроницаемо черной, а гребни волн сияют каким-то странным светом. Мрак, вот же ж… Не может, чтоб незаметно. А чуть что скажешь, так сразу всё скинет на Морского Владыку и Госпожу Ночь. Мол, почем мне знать, что они вытворяют на бескрайних просторах? Да и вообще… их владения, вот и спрашивайте!

— Да, немного, — с едва уловимым смешком ответил Яшрах.

В отличие от драуга южный чародей смерти пребывал в приподнятом расположении духа. Впрочем, и неудивительно. Этот проходимец все-таки сумел найти магический ключ к силе талисмана, и теперь по его венам вместе с кровью неслись багровые и пурпурные искры магии, напитывая тело мощью моря. Каким-то неведомым Гунфридру способом Яшрах сумел приручить талисман так, что соль и вода не вредили телу, а стали его частью. А что, прав Мрак, надо бы присмотреться к южанину. Много умеет, ох и много. Откуда только такой взялся?

Некстати вспомнился Оларс, служивший Фьялбъёрну раньше. Кажется, Яшрах считался его учителем. Что ж… Оларс тоже оказался не из слабых магов, и хоть не был лишен человеческих страхов и слабостей, но всегда поступал по чести и совести, бросаясь хоть в омут головой, но доводя дело до конца. Интересно…

— Смотри, этой штукой можно управлять, — тем временем говорил Яшрах, перекатывая в худых узких ладонях пурпурный шар, внутри которого вспыхивали золотистые искры. — При этом достаточно обладать хорошей силой и смекалкой. Твоя огненная девочка запросто сможет. А если мы объединимся, то вообще будет чудно!

— То есть, — мрачно уточнил Фьялбъёрн, — мы можем высадить вас на плот и отправить к Вессе? Там вы быстренько всех порубите, как кабана перед празднеством середины зимы, и вернетесь?

Яшрах резко соединил ладони, и по ним потёк пурпурный свет, словно сок из раздавленного плода. Фигуру чародея тут же окутало сияние. Живой факел среди тьмы. Даже Мрак чуть отступил, словно давая возможность тому покрасоваться. Но драуг стоял неподвижно, сложив руки на мощной груди. Явно талисман Морского народа его не радовал. И, несмотря на мрачные шутки драуга, Гунфридр чувствовал каждой каплей своих вод, что Фьялбъёрн отчаянно боится за ворожею. Готов хоть сейчас спрятать от всего мира где угодно, лишь бы та, очертя голову, не влезла в битву с Пустотой.

— А ты остряк, — хмыкнул Яшрах. — Но я не просто так многие годы читал древние манускрипты и ползал по гробницам почивших древних чародеев и королей, так что кое-что понимаю в магии. В талисмане и впрямь огромная мощь. И её можно умело использовать, обратив силу Вессе против него самого. С Пустотой должна бороться сама Пустота, а мы — лишь направлять удар.

«Ну и ну, — раздался в голове Гунфридра шёпот Мрака, — он нравится мне всё больше и больше. Слушай, может, оставим его себе, а? Всегда мечтал узнать приёмы южных богов. Знаешь ли, это так… любопытно!»

«Оставь, — шелестом поднявшейся волны выдохнул Гунфридр, — Если, конечно, догонишь. Готов поспорить, наш южный гость умеет хорошо бегать и уворачиваться от любителей полакомиться чужой мощью и душой».

В ответ донесся только довольный смех Мрака — он явно был не против новой игры.

И в этот же миг Яшрах нахмурился, будто что-то услышал. Сотворил затейливый пасс левой рукой, словно нарисовав над головой петлю, а потом прижал одну ладонь к другой. И снова вспыхнул пурпурный ореол магической силы.

Фьялбъёрн обернулся, быстро осмотрелся, но ничего не почувствовал. Вот и славно, не хватало ещё, чтобы простой драуг слышал божественные разговоры.

— Так что ты предлагаешь, Яшрах? — спросил он.

Южный чародей чуть склонил голову к плечу, теперь напоминая всей статью хищную птицу:

— Использовать янтарный подарочек от великого дроттена Морских островов.

— Что?! — выражение лица драуга наконец-то изменилось. — Мерикиви, целительницу Брады? Яшрах, не сходи с ума! Она же ненавидит Йанту, да и меня теперь не слишком жалует. Этой гадине я не позволю ничего, что поможет кинуть нас в пасть Вессе.

— Да-а-а? — вкрадчиво уточнил Яшрах, и Гунфридр с Мраком с интересом переглянулись. — Зачем ей помогать Вессе, которому не нужны союзники? Да и что-то не помню, чтобы мерикиви рвалась к власти над миром — только в твою постель. Ну или в сердце, это как кому больше нравится называть. А если уж не вышло, девице следует подумать, как теперь уцелеть, оказавшись между двух жерновов, и заслужить твое прощение. Если, конечно, ты не заставишь её расплатиться каким-нибудь более приятным способом, а? Думаю, она до сих пор не против.

Но Фьялбъёрн был явно далек мыслями от колких шуточек Яшраха. Стоял напряжённый и хмурый, затем недовольно промолвил:

— Что ты хочешь этим сказать?

— Очень просто, друг мой. Я уверен, что красотка Ньедрунг не захочет сгинуть в Пустоте. Да и губить тебя или твою ворожею тоже не станет. Её же за это команда на куски разорвёт.

«Умён…», — прошелестел Мрак.

«Никто не хочет объятий Пустоты, — плеснула волна шёпотом Гунфридра, — никто…»

— И что ты предлагаешь? — мрачно поинтересовался Фьялбъёрн.

— Для начала поближе присмотреться к магической силе нашей янтарной пленницы, — улыбнулся Яшрах. — Чем сейчас и займусь. Не зря же я весь ужин поил её глёгом со своими южными травками, которые сон делают сладким и беспробудным, а магию — открытой и покорной?

* * *

Йанта проснулась на рассвете. Золотисто-розовые солнечные лучи робко пробивались сквозь полог туч, с трудом находя в нем прорехи. Да и те смыкались на глазах, так что вскоре солнечному свету осталось лишь сочиться сквозь свинцово-серую пелену, теряя в ней большую часть животворного тепла.

Корабль шел ровно и стремительно. Йанта уже могла оценить его ход по упругому покачиванию корпуса, плеску волн за окошком, гудению паруса при малейшей смене ветра. И сейчас понимала, что «Линорм» несется неестественно быстро, будто подхваченный мощным течением. Может, так оно и есть, но раз на палубе спокойно, значит, все правильно.

Вставать не хотелось. Фьялбъёрна рядом не было, но постель еще хранила его тепло, а на подушке рядом осталась вмятина от головы. Подвинувшись, Йанта легла на нее щекой, вдохнув едва уловимый запах моря. Бъёрн… У ярла много дел перед боем, но жаль, что не удалось проснуться в его объятиях. Впрочем, что толку оттягивать неизбежное? Она сама сделала выбор и обещала себе, что не будет жалеть. Только мертвые не могут изменить судьбу, как она всегда думала раньше. Теперь оказалось, что и эта истина не безупречна, стоит посмотреть на драуга и его команду. Значит, ей, живой, и вовсе стыдно отчаиваться раньше времени.

Она потянулась, ловя последние мгновения спокойствия и уюта. Обшитая деревом каюта — то ли наваждение, то ли умелое рукоделие неведомых мастеров, но Йанта знала, что на самом деле корабль вокруг — живая плоть огромного морского линорма. Чудовище, наводящее страх на морских жителей и мореходов, стало для нее таким же надежным и заботливым домом, как и для всей команды.

«Живу где-то в волшебном морском змее, — подумала она лениво и с удивительным умиротворением, — плаваю с мертвой командой под предводительством бессмертного капитана-драуга, делю с ним постель, и даже еду мне приносит не обычный кок, а кракен. И еще хочу, чтобы моя жизнь не была такой странной? Ах да, сегодня меня ждет бой с безумным водяным — жрецом Пустоты, а моя магия вместе со мной самой заложена богу холода, который только и ждет исхода битвы, чтоб забрать свою собственность. Ничего не забыла? Зато сколько чужих смертей осталось позади, сколько боли притихло, будто ее вымыло из души ледяными волнами здешнего моря… А ведь я никогда не любила Север. Не то чтобы жить здесь — даже странствовать по нему не хотела. Холодно, мрачно и уныло… То ли дело яркие города Юга и Востока, пышная зелень садов и полей, бесконечное богатство красок, вкусов и запахов… Щедрая земля, теплые синие воды морей и серебристые — рек. А солнца столько, что оно льется с неба расплавленным золотом, обжигая неосторожно обнаженную кожу… Зачем бы я бросила все это ради ледяных пустошей и голых камней? Глупо же…

Но почему сейчас мне кажется, что я дома? Что я наконец нашла место, где можно остановиться после бесконечных странствий, успокоиться, вздохнуть полной грудью и… остаться? Вот здесь? После прекраснейших дворцов мира и городов, похожих на сны древних богов, удовольствоваться постелью из шкур и бочкой-купальней? Стихотворцам, слагавшим поэмы в мою честь, вельможам, осыпавшим меня драгоценностями, и воинам, бросавшим к моим ногам славу, предпочесть бессмертного капитана мертвой команды? Что я буду делать, если смогу избавиться от власти Янсрунда? Неужели вернусь сюда и приму судьбу, которую даже не выбирала, а получила то ли в дар, то ли как проклятье?

Вдруг показалось, что корабль содрогнулся всем корпусом. Не в настоящем мире, а в том, доступном и видимом лишь чародеям, где полированное дерево, парусина и железо на самом деле — чешуя, упругое драконье тело, кожа и кость. Линорм будто потянулся, выпрямившись, а потом снова изогнувшись. И Йанта почувствовала, как её сознания коснулось чужое, неизмеримо огромное, дружелюбное и обеспокоенное. Словно гигантский змей легонько лизнул её кончиком языка, подбадривая и утешая.

И в самом деле, не о том сейчас думается, совсем не о том. Перед боем нужно думать о самом бое, а Йанта еще даже не представляла, что собирается делать Фьялбъёрн, чтобы победить. И какое место в сражении может занять она, на чье присутствие никто не рассчитывал, как оказалось. Вчерашняя обида снова глухо зашевелилась, напоминая, что когда понадобилось, ярл мгновенно нашел ей на смену аж двоих чародеев. И если мага смерти Йанта не знала, то рыжекосая Ньедрунг была в числе последних, кого хотелось бы увидеть на палубе «Гордого Линорма».

А вот интересно, что это мерикиви вчера так испугалась, увидав Йанту? Будто выходца с того света встретила. Очень любопытно… И вообще, не пора ли поближе познакомиться с одним гостем, а другой — указать её место?

Она потянулась за одеждой, но на привычном месте той не оказалось. Зато чуть подальше на сундуках обнаружилось сразу две стопки. В одной — неумело, но старательно сложенное шелковое платье, сорванное вчера так, что завязки и пуговицы трещали. Золотое шитье на подарке Янсрунда поблескивало даже в сумраке каюты, звало развернуть, приласкать нежную ткань ладонью, позволить прильнуть к телу…

— А вот обойдешься, — мстительно пообещала ему Йанта. — На тряпки пущу. Или этой подарю… рыжей. А что, ей пойдет!

Она подхватила другую стопку, гораздо больше. Чистая полотняная рубашка и такие же штаны. Ткань странная… Вроде обычное полотно, однако толстое, блестящее, пронизанное какими-то мягкими упругими волокнами. Водоросли, что ли? И узоры… По горловине, подолу, краю рукавов вьются причудливые изгибы, вышитые синим, голубым, красным и черным… Посмотришь пристально — голова кружится. Но никакой опасностью от вещей не тянет, напротив. Для кого бы это ни ткалось-шилось, каждый стежок веет любовью и заботой. Йанта встряхнула рубашку, приложила к себе. В плечах велика, да и рукава подвернуть придется, но надеть можно. Лирак! Вот чья одежка… Видела у него как-то Йанта рубашку с похожей вышивкой. Ай да подарок… Работа прекрасной и любящей хавфруа…

И снова сердце закололо, теперь уже стыдом. Пусть у Фьялбъёрна и его команды нет сокровищ юга и востока, но всем, что имеют, они делятся щедро и искренне.

Рубашка неожиданно легла на её плечи так, словно сшита была точно по размеру. Мягко обняла, окружила теплом и невидимой защитой. Пожалуй что стоит хорошего доспеха… Разворачивая штаны, Йанта что-то выронила на пол. Её нож! Ярлунгский клинок, подарок Фьялбъёрна. И амулет стихий, оставшийся в той самой купальне. Драуг их забрал!

Пару минут она сидела на постели, держа в руках свое единственное здесь имущество. И то — подаренное. Смотрела в стену и глупо улыбалась, благо никто не видел. И зачем ей эти поэмы и сокровища, если вдуматься?

А потом она накинула теплый плащ, висевший на стене, и вышла на палубу. Фьялбъёрна не было видно, но из-за надстройки слышался знакомый голос, объяснявший, на какой морской помойке нашли сына медузы и каракатицы, завязавшего тросы таким узлом, что его теперь сам Великий Кракен не распутает всеми своими щупальцами.

Йанта усмехнулась. Прошла к борту и встала, глядя на море, играющее десятками оттенков серого цвета, от темно-свинцовых до совсем белесых. На него, как и на пылающий огонь, никогда не устанешь смотреть. А летом, наверное, оно все же поголубеет… Черная тень выскользнула из-за спины совершенно бесшумно и остановилась рядом, обернувшись магом-южанином.

— Приветствую драгоценную спутницу, — церемонно обратился к ней маг, складывая ладони перед грудью и слегка кланяясь. — Много наслышан о вашем непревзойденном искусстве и превосходном могуществе, о достославная госпожа Огнецвет.

Ну вот, кому-то не хватало южных витиеватостей? Йанта мысленно вздохнула, извлекая из памяти подходящие случаю учтивости.

— Для меня великая и незаслуженная честь, что вам известно мое скромное имя, о господин. Даже час беды бывает благословенен за то, что сводит вместе достойных соратников, так и мне несказанно повезло встретить на своем пути светоч знаний и источник мудрости.

На мгновение показалось, что в непроницаемо-черных, как у нее самой, глазах мелькнула растерянность. Но, наверное, лишь показалось. Сразу же южанин безмятежно и с явным удовольствием улыбнулся и снова поклонился, на этот раз несколько ниже.

— Как отрадно слышать учтивые речи, услаждающие слух, будто журчанье родника в пустыне. Видят боги, я бы охотно провел за беседой сколь угодно долгое время, рассыпая перлы красноречия…

— Но именно времени у нас сейчас и нет, — спокойно сказала Йанта и увидела третий поклон, почти кивок. — Что ж, мудрейший, прошу указать, чем бы я могла помочь вашим планам. Понимаю, что мое появление оказалось неожиданностью, но так уж вышло, что это и моя битва тоже.

— О, госпожа Йанта, — заговорил южанин с той же сладкоречивой мягкостью, — это мне следует просить прощения, что невольно отнимаю своим присутствием часть вашей будущей заслуженной победы…

— Я предпочитаю побеждать в хорошей компании, — снова усмехнулась Йанта, опираясь локтем о фальшборт корабля. — А в таком бою лишних соратников не бывает. Притом я думаю, что вы знакомы с Фьялбъёрном куда дольше меня, так что старшинство здесь принадлежит вам и по праву силы, и по праву опыта, и по праву первенства.

— Знаком — да… Но плавать с нашим дорогим ярлом мне не доводилось, — задумчиво возразил Яшрах. — Нашему знакомству много лет, это верно, однако оно несколько иного рода. Возможно, вы слышали об Оларсе. Оларсе Забытом, как его здесь звали… Он мой ученик.

— Корабельный ворлок «Линорма», — тихо проговорила Йанта. — Сгинувший во Мраке, спасая корабль. Я сожалею всем сердцем, господин…

— Яшрах. Признаться, мне удивительно слышать поистине искреннее сожаление о незнакомце в ваших словах, госпожа Огнецвет, но тем оно ценнее. Оставим дела и печали минувших дней в пользу неотложной заботы. Могу ли я поинтересоваться, как именно вы собирались сразиться с Вессе?

— Не знаю, — честно призналась Йанта, пожимая плечами. — Точнее, не знала еще недавно. Но мне дали подсказку…

Следовало отдать Яшраху должное — мысль Янсрунда он поймал на лету. Озабоченно вздохнул, сообщив, что когда руки пусты, поневоле схватишься и за оружие врага, еще немного молча подумал.

— А что мерикиви? — поинтересовалась Йанта, стараясь, чтоб это прозвучало как можно небрежнее. — Зачем здесь она?

— Ах, наша прекрасная рыжеволосая дева! — оживился Яшрах с явным злорадством в голосе. — Что ж, мои замыслы касательно неё замечательно сочетаются с тем, что вы мне рассказали, дорогая госпожа Огнецвет.

— Замыслы? — подняла бровь Йанта, понимая, что эти двое друг другу явно не друзья, что весьма приятно — еще ей не хватало мага смерти в приятелях у рыжей дряни.

— Вы знали, что целители мерикиви владеют даром если не совсем останавливать, то изрядно замедлять время? Их госпожа Брада дает им силу, сходную с действием янтаря пленять попавших в него букашек. А время — очень пластичная субстанция…

— Понимаю… — медленно кивнула Йанта. — Но… разве это не опасно для самой мерикиви? Она окажется слишком близко и к Вессе, и к Пустоте…

— Если она не сделает того, что от неё требуется, — ядовито улыбнулся Яшрах, — она окажется еще ближе к разъяренному ярлу, который не простил целительнице вашего похищения.

— Моего… так это её рук дело?

— Отчасти. Конечно, сил перенести вас у девицы не было, но она указала цель и путь существу более могущественному.

— В-оот как… — протянула Йанта. — Теперь мне еще больше хочется пожелать ей доброго утра…

— Желайте на здоровье, — ухмыльнулся Яшрах. — Только прошу, помните, что нам она нужна целой и невредимой. Но как молоток повара и вымачивание в уксусе с травами отнюдь не вредят мясу, так и некоторый испуг сделает янтарную деву… податливее, я надеюсь.

— Еще как сделает, — пообещала Йанта, озираясь. — Дайте мне четверть часа, господин Яшрах. А потом можете прийти и спасти несчастную от моего гнева.

Она ответила Яшраху такой же усмешкой и, отыскав внутренним зрением янтарно-золотое свечение в укромном уголке «Линорма», поспешила туда.

 

Глава 22. Бой с Пустотой

Мерикиви сегодня казалась еще более жалкой и замученной, чем вчера. Наверняка Фьялбъёрн не слишком церемонился с той, кто помогла украсть Йанту. Что ж, сама виновата…

При появлении Йанты Ньедрунг настороженно вскинула голову, а увидев, кто приближается, попыталась еще глубже забиться между сложенных в трюме мешков, но не смогла и обреченно замерла.

— Скажи, янтарная моя… — ласково начала Йанта, остановившись в паре шагов от съежившейся фигурки, кутающейся в потрепанный шерстяной плащ. — И почем же нынче ворожеи? Что тебе за меня посулил Янсрунд? Оно того хоть стоило?

Ньедрунг молча опустила голову. Её смуглые пальцы вцепились в ворот серого плаща и почти слились с ним по цвету, так побледнела чудесница. Боится… Боится ярла, боится Йанту и даже команду наверняка боится до потери сознания. И вот это ничтожество должно помочь в бою с Вессе? Да как на неё положиться?!

— Ну, что же ты молчишь? — продолжила Йанта, протягивая руку и касаясь туго заплетенной рыжей косы, уходящей за воротник плаща — Ньедрунг даже волосы попыталась спрятать, не выпуская свою красу и гордость на волю, но на этом плаще не было капюшона. — Давай, скажи, что он тебя заставил, запугал… Скажи хоть что-нибудь, чтобы я тебя пожалела. А то ведь так и тянет… не убить, нет… Но косы я б тебе подпалила с радостью! Ты хоть знаешь, чем я тебе обязана? Чего мне стоило вырваться от Повелителя Холода?!

Воспоминание о заключенном договоре вошло в сердце ржавой иглой — не вдохнуть, ни выдохнуть. С трудом переведя дух, Йанта вытащила из-под плаща косу Ньедрунг и намотала на ладонь, принуждая чудесницу сделать шаг вперед. Пальцами приподняла её подбородок, глянула в огромные, застывшие янтарными сгустками глаза, перепуганные, измученные. Вдруг стало противно. Да, она собиралась наказать Ньедрунг, но та уже и сама себя наказывает страхом.

— Что с тобой решил сделать ярл? — спросила она уже спокойнее.

Вместо ответа Ньедрунг едва заметно пожала плечами, отвела взгляд. Губы у неё были плотно сжаты, иначе наверняка дрожали бы. Дурочка, во что ввязалась… Даже и мстить такой неохота — слишком слабый противник.

— Ну, скажи хоть слово! — рявкнула Йанта. — Или с тобой на палубе поговорить? Если разок-другой окунуть тебя в воду, может, станешь сговорчивее? Это не смертельно, я сама пробовала. А вот мысли прочищаются… Что тебе обещал Янсрунд?

— Жизнь… — с трудом выдавила из посеревших губ Ньедрунг. — Только… Какая теперь разница… кто меня… убьет…

— О, разница еще как есть, — пообещала Йанта, не без легкой зависти пропуская между пальцев янтарную медь мягких блестящих волос. — Смерть, например, тоже бывает всякой. Быстрой и медленной, легкой и мучительной… А еще есть то, что делает Янсрунд со своими слугами, замораживая им душу и разум, — не лучше смерти, я бы сказала. Или то, что делает господин Гунфридр… Ну, с его работой ты уже познакомилась — вся команда «Линорма» как на подбор. Так что тебе еще есть что терять, чудесница…

— Иди ты к утбурдам! — вдруг выдохнула Ньедрунг, переводя на неё все такой же измученный и полный тоскливой ненависти взгляд. — Хочешь убивать — убивай. Или пришла поиздеваться? С ярлом и его командой за спиной? Ненавижу! Почему кому-то достается все?! И любовь, и друзья, и сила… А мне даже жизнь и магию дали взаймы, одну на двоих с братом-близнецом. И если один из близнецов убьет другого, то заберет его силу… Видишь этот шрам? — коснулась она щеки порывистым движением. Его работа, но тогда мне повезло. Я с десяти лет прячусь от собственного брата! Да, я продала тебя Янсрунду — довольна?! Он обещал мне жизнь — мою собственную! Обещал дать защиту…

— Неужели обманул?

Ньедрунг молча покачала головой.

— Боги не обманывают, — прошелестела она. — Они лишь недоговаривают. Мой брат… погиб год назад. Я боялась мертвеца. Из-за страха… предала Фрайде, он не простит, что я отдала его гостью Янсрунду. Хватит. Или делай то, зачем пришла, или уходи. Думаешь, я не знаю, что придумал черный колдун? Бросить меня Вессе как приманку! Да делайте, что хотите. Все равно я никому не нужна, даже добром никто не вспомнит. Не могу больше бояться…

— Понимаю, — мягко сказала Йанта, вдруг подумав, что запугать мерикиви казалось хорошей мыслью, но та и без того запугана донельзя, надо бы качнуть чашу весов в иную сторону. — Но с чего ты решила, что будешь там одна? Этот черный маг и сам пойдет в бой. И я тоже пойду, и ярл, и вся его команда. Ньедрунг, я тебя терпеть не могу, но если придется вытаскивать из беды — вытащу. Не из любви, а потому что бросать своих — бесчестно.

— Это я-то — своя? — растянула губы в жуткой мертвенной усмешке мерикиви.

— А это ты сама выбирай, — серьезно сказала Йанта, отпуская её косу и глядя прямо в глаза. — Если поможешь нам по доброй воле, не струсишь, клянусь, я замолвлю за тебя слово перед ярлом. Мне он не откажет.

О да, в последней просьбе — вряд ли. Вот ведь забавно… Йанта должна будет уйти к Янсрунду по милости этой перепуганной девицы. А сама думает, как напоследок упросить ярла отпустить целительницу. Да, она зла на Ньедрунг! Но кому станет лучше, если мерикиви убьют? А так, может, из неё еще выйдет толк.

— Зачем мертвецу чьи-то милости? Я должна поверить вам?! Да здесь меня все ненавидят! Неужели кто-то рискнет хоть ноги замочить, чтоб меня вытащить? А уж к Пустоте сунуться…

— Про «вытащить» я тебе уже сказала, — холодно бросила Йанта. — Нельзя надеяться на чужую честь и верность, если ты сама не честна и не верна. Я обещаю, что попытаюсь тебя спасти, — большего я сделать не могу. А верить мне или нет — сама решай.

Круто развернувшись, она вышла из трюма, услышав за спиной сдавленный всхлип. Закрыла за собой дверь и увидела Яшраха, молча черным пятном стоящего у лестницы.

— Все слышали? — спросила устало, и маг так же безмолвно кивнул, потом проронил:

— Вы правы, госпожа Огнецвет, еще больше страха только все испортило бы. Немного надежды гораздо лучше…

— Вы её и вправду готовите, как блюдо! — не выдержала Йанта, потирая пальцами заломившие виски. — А она все-таки человек.

— Я отношусь к людям так, как они того заслуживают, — тонко улыбнулся Яшрах без малейшей обиды. — Если эта девушка покажет, что достойна моего уважения, она его получит. А пока… Пусть подумает. Идемте, госпожа, нам следует поговорить о том, чего боится Пустота.

* * *

Холодное северное солнце, белое, словно глаза Вирвельвина-ветра, поднялось высоко. Ледяная голубизна разостлалась по небосводу, немо окутывая морские просторы. Слышались визгливые крики чаек, доносилось бульканье морских псов, переговаривавшихся на своём языке.

— Далеко идёт «Гордый линорм» …

— Далеко-о-о…

— Глупый чешуйчатый змей…

— Удачи тебе, «Гордый линорм».

Никто не рисковал стать на пути корабля мёртвого ярла и его команды. Чувствовали, что скоро быть большой битве. Такой, что станет жарко в северных водах, и даже, возможно, сам Повелитель Холода полюбопытствует, что происходит. Впрочем, откуда им, глупым зубастым шавкам, знать, что задумали боги? О чем думает Морской Владыка, нахмурив седые брови и провожая взглядом «Гордый линорм», и что в мыслях Господина Мрака, прячущегося от дневного света, но никогда не покидающего этого мира? Что задумал Янсрунд, Повелитель Холода, и не вмешается ли нежданно Брада Янтарь, так не любящая, когда кто-то поднимает руку на её служителей?

Никто не знал этого, один только Вирвельвин резвился на бескрайних просторах, надувал парус «Гордого линорма», нашептывал Фьялбъёрну Драугу дивные морские сказки, подбадривая и настраивая на предстоящую битву. Эге-гей, кому, как не ему, знать о разгуле Вессе да слышать мысли божественных братьев?

И пусть Фьялбъёрн не представлял, чем в итоге обернется бой с сумасшедшим веденхальтией, уступать ярл был не намерен. Только вперёд — назад дороги нет. Выполнить приказание Гунфридра, остановить Пустоту, которая готова вырваться из-за грани мира и пожрать всё на своём пути.

Он чувствовал, как напряжена команда. Видел веселые и злые усмешки, голодный блеск в мертвых глазах. Все как один были готовы задать трепку врагу, и никто ни на секунду не усомнился ни в своём ярле, ни в его корабельной ворожее. Да и смертельные чары южного гостя только вызвали довольные улыбки на мертвых грубых лицах его ребят. И даже присутствие на борту Ньедрунг никак не омрачало настроения моряков. Напротив, стоило той показаться на палубе, как со стороны команды слышались крики:

— Если выживет, отдай её нам, ярл!

— Не жадничай, капитан, нам тоже потребуется награда!

И видят боги, как у Фьялбъёрна чесались ладони сначала стиснуть хрупкие плечи янтарной чудесницы, шепнуть на ухо, мол, смотри, как тебя тут жаждут, а потом швырнуть легкое тело в протянутые крепкие руки своих ребят. И не испытать ни капли угрызений. Совесть — полезная штука, когда пользуешься ею редко и по делу.

Надо отдать мерикиви должное, насмешки команды Ньедрунг принимала молча, держалась с достоинством, а угрозы оставляла без ответа. То ли не знала, что сказать, то ли не считала это нужным. И всё же, несмотря на её угрюмое молчание, Фьялбъёрн прекрасно видел, как в янтарно-карих глазах расцветает бутон страха с отравленными безысходностью лепестками.

Что ж, драуг не обещал ей безопасности на своём корабле. Но и не собирался пока причинять вред. Во всяком случае, до тех пор, пока они не прибыли в Маргюгрову Пучину. Что Йанта, что Яшрах, сговорившись, просили не трогать мерикиви. Маг и ворожея имели свой замысел, и Ньедрунг играла там не последнюю роль.

На горизонте показались зубья Маргюгровой Пучины. Потянуло тяжёлым запахом застоявшейся воды, соли и разложения. Фьялбъёрн прищурился. Внутри натянутой струной звучала песнь предвкушения битвы. Губы дрогнули в беззвучной молитве Гунфридру и всем богам, которые только могли услышать. Мёртвый ярл просил не за себя, к чему это ему теперь? Но была та, чью жизнь он вручал Морскому Владыке и молил спасти любой ценой. И хоть понимал, что просьба может добром не кончиться, но всё же лучше так, чем попросту оставить Йанту без всякой защиты.

За своих ребят он не боялся. Мертвых моряков не убить. Яшрах за себя тоже постоит, а Ньедрунг ему не была интересна. Поэтому Йанта… только Йанта…

Чайка пронзительно вскрикнула и присела на фальшборт. Посмотрела чёрным глазом-бусиной, снова крикнула.

— Передай Вессе, пусть накрывает на стол, — хмыкнул Фьялбъёрн. — Нынче славные гости к нему направляются. Так что пусть привечает по всем правилам.

Чайка молча мигнула, а потом взмахнула крыльями и стремительно полетела к вырывавшимся из воды зубьям скал, будто впрямь торопилась выполнить поручение.

Из каюты вышла Йанта. Сосредоточенная, серьёзная, непривычно суровая. В мужской одежде, принесённой Сив, которая сама заговаривала её от ударов и злых чар. Хорошо пришлась, ладно. По виду — ничего особенного, обычный вышитый холст. Но заговоры хавфруа помощнее многих человеческих будут. Не зря Лирак носит только то, что сделано руками супруги. Вот его и не берет ни одна беда. Любовь защищает — не сказать другими словами…

Йанта встретилась взглядом со взглядом Фьялбъёрна. На мгновение в бездонно-черных глазах мелькнула мягкость. Но тут же ворожея снова нахмурилась и подошла к ярлу.

О чем говорить? Сейчас все слова лишние. Да и к чему они… Но молчать — наказание. Фьялбъёрн протянул руку, как ни в чем не бывало поправил воротник куртки девушки, едва ощутимо провел пальцами по собранным в толстую тугую косу волосам.

— Вы готовы? — отрывисто спросил, не зная, какой ответ хочет услышать.

Йанта на секунду прикрыла глаза, потом кивнула.

— Берсерк-лангу-у-уст! — донесся предупреждающий крик.

— Все по местам! — тут же рявкнул Фьялбъёрн.

Вот и пошли подарки Маргюгровой Пучины. Впрочем, другого он и не ожидал.

Вряд ли бы Вессе сидел сложа руки и не подготовил ничего навстречу «Гордому линорму».

Берсерк-лангуст — громадная тварь размером с пару человек. Перекусывает своими клешнями дерево, кости и металл. В спокойном состоянии почти не опасен, живёт себе на глубине и никого не трогает. Но стоит только начаться брачному сезону, либо самке обзавестись потомством, как случается страшное. Самцы свирепеют и готовы уничтожить всех, кто имел неосторожность оказаться рядом. Один берсерк-лангуст ещё туда-сюда, не слишком опасен, хоть и может наделать дыр в корпусе корабля. А вот если их много…

— Ну, Гунфридр, прошу, сделай так, чтобы нас там не поджидало всё лангустово племя.

Йанта напряжённо на него покосилась:

— Так плохо?

Фьялбъёрн хотел было её успокоить, что и не с таким справлялись, но вдруг заметил, что островок-скала, к которому они приблизились, сдвинулся. А потом ещё раз. И начал поворачиваться в их сторону. Миг — часть острова отошла в сторону, схлопнулась огромными тисками. И вдруг медленно стала подниматься. Блеклый мутный шар глаза, будто серый камень-бромд, уставился на корабль с немым изумлением.

— Плохо… — выдохнул драуг, понимая, что немного не рассчитал размер «подарка».

Берсерк-лангуст оказался не просто большим. Он оказался… гигантским. Тут не надо и второго звать — одного достаточно, чтобы покромсать «Гордый линорм» незнамо во что.

Со всех сторон послышалась брань. Фьялбъёрн судорожно соображал, что делать. Драться бессмысленно. Убегать — тоже. Неосознанно он стиснул рукоять секиры, искренне жалея, что нельзя её швырнуть прямо в голову лангуста. Вон и блеклые глаза уже наливаются кровью, и клешни угрожающе прищелкивают. Не приведи боги, таких будет много! Пусть это окажется единственное творение Вессе, больше не надо!

— Они магии боятся? — тихо спросила Йанта, не отрывая взгляда от чудовища.

— На это вся надежда, — хрипло ответил Фьялбъёрн. — Попробуйте с Яшрахом отвлечь его, если подберется слишком близко. Мы будем прорываться вперед. И очень быстро. Но мне нужно определить направление.

Яшрах появился из ниоткуда, как вспышка тёмного пламени. Всё фигура южанина казалась обвитой полупрозрачным дымом. Глаза неистово полыхали, слишком ярко выделяясь на смуглом лице. Его руки были спрятаны под одеждой, однако Фьялбъёрн вдруг почувствовал, что не хочет видеть, какие заклинания выплетают длинные худые пальцы. Магия Йанты куда приятнее глазу, и мощь не меньше. Хотя глупо сравнивать смерть и огонь.

Лангуст будто понял, что моряки что-то замышляют, опустил клешни и уставился на корабль. Затишье перед нападением? Впрочем, драуг не сомневался ни в своем Огоньке, ни в Яшрахе.

Поэтому, оперев секиру о палубу, закрыл живой глаз и призвал морской покой. Скользкое состояние, почти неуловимое, когда кругом крики и треск магических потоков. Живые обычно стараются поглубже дышать и отрешиться от всего происходящего вокруг. Мёртвые… С мёртвыми сложнее и проще одновременно. Собрав всю волю в кулак, Фьялбъёрн мысленно рванул к сердцу Маргюгровой Пучины, в логово клубящейся адским дымом Пустоты.

Звуки боя куда-то исчезли, палуба под ногами качнулась, но он не шевельнулся.

Медленно протянуть руку, ухватить колеблющееся пространство, змеящееся сине-белым потоком, и потянуть на себя… Ощутить, как ладони резко онемели, будто никогда не принадлежали телу… Задохнуться от разряда невидимой молнии, пронесшейся с ног до головы, но всё равно удержать…

Перед мысленным взором четко встал лабиринт скал и костяных мостов — пологих светлых камней, возвышающихся над водой, по которым даже обычный человек может спокойно пройти и приблизиться к самому центру Пучины. Или, во всяком случае, перепрыгнуть на берег. Тот самый, на котором недавно они были с Яшрахом.

— Заклинаю силой и волею Гунфридра, — хрипло прошептал Фьялбъёрн, — веди!

Снова дрогнула палуба, содрогнулся живой линорм, готовый в любую минуту сорваться вперед по приказу своего ярла и господина. Фьялбъёрн чуть приоткрыл глаз. Словно в тумане увидел, как море вокруг потемнело от чудовищных вихрей бездонно-чёрной тьмы, а сияющий ярким серебром и прошитый алыми всполохами купол укрывает весь корабль. Как напряжена Йанта, творящая неведомые драугу чары, и как сосредоточен Яшрах. Оба такие разные, пришедшие из далеких друг другу краёв, но слившие свои чары воедино для защиты «Гордого линорма». И как бестолково кидается лангуст, пытаясь то ли увернуться, то ли напасть.

«Да, мой повелитель, — послышался в мыслях низкий вибрирующий голос линорма, — повинуюсь тебе».

— Вперед! — приказал он.

Миг — корабль замер, а потом над морем разнесся глухой рёв чудовища, глубоко спавшего, но бесцеремонно разбуженного Вессе перед вторжением незваных гостей. Ага, лангуст познал жар магии Йанты!

«Гордый линорм» стрелой понёсся вперед, вильнул, обходя лангуста. Громадная клешня пронеслась над головами моряков. Сшибла натягивавшего лук Лирака с мачты вниз. Фьялбъёрн дёрнулся, но не рискнул выронить невидимую нить, которая одна лишь могла провести корабль сквозь лабиринт скал.

Берсерк-лангуст быстро повернулся, издал какой-то пронзительный звук, напоминающий крик умирающих морских тварей. Снова мелькнула клешня над головами, «Гордый линорм» качнуло, а потом корабль резко ушел под воду, над волнами остались только надстройка да парус, рвущийся под безумным ветром. Йанту шатнуло, Яшрах чудом ухватился за борт. Фьялбъёрн чувствовал биение огромного сердца линорма. Нельзя, не отпускать! Иначе все погибнут!

Его ворожея сумела выпрямиться. С тонких женских рук сорвались ослепительно-белые лучи. Больно ударили по глазам, горячим воздухом обожгли горло, не давая дышать. Белый огонь, жаркий и неистовый, весёлый и злой. Сжигающий дотла чудовищного лангуста и окутывающий защитным куполом корабль, который тем временем мчался всё быстрее и быстрее. Виляя между узкими каменными проходами, «Линорм» с каждой секундой поднимался выше. Миг — скальный зуб стал на пути берсерка-лангуста, давая укрытие. Ещё совсем немного — и вот он, костяной мост. Только руку протяни. Остановиться бы, передохнуть — но нельзя, не время. Да и раньше времени ступить на землю Вессе — не лучший шаг.

Лангуст за спинами разочарованно щелкал клешнями, пытался кидаться на скалу, но ничего не выходило.

Фьялбъёрн наконец-то смог стряхнуть с себя морской покой и оглядеться. Йанта… слава богам, она в порядке. Вон как кинулась к Лираку, валявшемуся на носу. Правда, стоило ворожее оказаться возле помощника капитана, как послышался его хриплый смех:

— Вот это полёт! Мой ярл, может, на обратном пути заберем эту тушу с собой? Тоопи знатно варит из таких ребят похлебку!

Сначала на палубе повисла тишина, а потом со всех сторон стали доноситься смешки. Фьялбъёрн только ухмыльнулся. Значит, всё в порядке. А коль что не так — сердобольная Сив подлатает ненаглядного муженька.

Дверь каюты негромко скрипнула, на палубе показалась Ньедрунг. Все резко смолкли. Позади янтарной чудесницы тенью возник Яшрах. Фьялбъёрн нахмурился. Он знал о замысле магов, но всё же не был уверен в мерикиви.

А та сейчас сама на себя не похожа. Босая, в одной серой рубахе, пусть и длинной, но на таком ветру — в сосульку превратишься сразу. Медные пряди стянуты шнурком, лицо — маска покойницы. Только глаза аж сияют тёмным янтарём, прозрачным, сказочным, полным огня и хмельного меда.

Яшрах и Йанта переглянулись. Маги, ворожеи, ухвати их морской пёс за ногу. Поняли друг друга прекрасно. Но для других — загадка.

— Ближе к мосту, — глухо сказала Ньедрунг, не глядя ни на кого на палубе — но куда-то на берег.

Яшрах кивнул, Йанта через мгновение — тоже. И тут же, покорный воле рулевого, «Гордый линорм» направился к костяному мосту.

Ньедрунг вдруг легко вскочила на фальшборт, чудом удерживаясь на слишком узком планшире, словно ярлунгская танцовщица на углях. Стояла легко и спокойно, будто вообще ничего не боялась. Фьялбъёрну это совсем не понравилось. С таким лицом идут на смерть. Пусть идёт, Господин Мрак да раскроет ей свои объятия, но вдруг надумает утащить за собой ещё кого-то, кроме Вессе?

— Всё в порядке, — послышался за спиной голос оказавшейся рядом Йанты.

— Хорошо бы, — одними губами произнёс Фьялбъёрн, не отводя взгляда от чудесницы.

Янтарный народ всегда себе на уме. И богиня их, Брада, коварна сверх меры и капризна, словно засидевшаяся в девках дочь дроттена, которую женихи обходят стороной из-за мерзкого нрава и страшного лика.

Ньедрунг тем временем чуть шевельнулась. В воздухе запахло кровью. Это ещё что за глупости? Видно, ветер несёт что-то из Маргюгровой Пучины? Чудесница медленно подняла руку, дёрнула кожаный шнурок, державший косу. Фьялбъёрн чуть нахмурился — бледные пальцы-то залиты кровью. Медные пряди тут же рассыпались по плечам, укрывая спину и грудь. Миг — с каждой потек-потянулся красный ручеек, расчерчивая рубаху кровавыми рунами. Ладонь до запястья вспыхнула огнем, но не таким ослепительным, что срывался с пальцев Йанты, а полупрозрачным и текучим, словно кто-то подогрел янтарь на огне, и он теперь закутывал в себя хрупкую фигуру чудесницы.

Часть борта, где стояла Ньедрунг, покраснела, словно пропиталась янтарной кровью. Фьялбъёрн наблюдал, не смея шевельнуться. Впрочем, затаив дыхание, стояла вся команда. Это вам не целительная магия, которой так славно владеют мерикиви. Это нечто другое… Драуг только смутно мог догадываться, что видит какой-то особенный ритуал призыва, замешанный на крови и талисмане дроттена Бо.

«Гордый линорм» вздрогнул, будто почуял что-то нехорошее. Фьялбъёрн украдкой глянул на Йанту. Стоит… Стройная, напряжённая… Готовая в любую минуту сорваться с места, чтобы защитить своего ярла. И в то же время сердце вдруг сжалось от осознания, что можно и не успеть спасти её саму.

Раздался дикий скрежет, и лапа с загнутыми когтями, показавшись из-за борта, вдруг обхватила изящную лодыжку Ньедрунг. Та еле слышно охнула, но даже не подумала вырваться. Зато янтарное свечение стало более густым и ярким.

— Да сожрут морские псы… — прошептал где-то неподалёку Матиас непонятно о ком.

Фьялбъёрн не отрывал взгляда от жуткой лапы, которая поднималась по ноге Ньедрунг всё выше… И уже знал, чью изуродованную морду увидит спустя несколько мгновений.

На лицо Вессе лучше было не смотреть. Ничего не осталось, что напоминало бы некогда гордые и резкие черты веденхальтии, ничего даже из того, что искажало их, когда безумие едва тронуло его разум. Обезображенная морда, глаза-провалы, лицо больше походит на приплюснутую морду морского чудища, нежели на лик существа, которое когда-то могло зачаровать своей красотой человеческих женщин.

Да и взгляд Вессе блуждал из стороны в сторону, словно тот ничего не мог увидеть. Только вот уже появилась и вторая рука, вцепившаяся в плоть мерикиви.

Янтарный полог дрогнул, но тут же восстановился. Вессе медленно облизнулся почерневшим и распухшим языком, а потом с мерзким гортанным звуком впился зубами в плечо Ньедрунг. И тут же взвыл, правда, оторваться от добычи так и не сумел.

Фьялбъёрн дернулся. Всё же смотреть, как на твоих глазах разорвут женщину, пусть ты её и не любишь, не по нему. Однако Йанта настойчиво потянула его за рукав, хриплый выдох обжёг шею:

— Скорее к логову Пустоты. Ньедрунг ничего не чувствует, а Вессе не сможет вырваться из янтарного купола. Быстрее!

Яшрах тем временем уже перебрался на костяной мост и, при помощи магии удерживая парящий в воздухе здоровенный камень-талисман, поманил их к себе. Фьялбъёрн мимолётом восхитился скоростью и слаженностью работы магов. Янтарная приманка, огненная поддержка и тень за спиной, не привлекающая внимания, но всё успевающая сделать.

Оборачиваться не хотелось. И Йанта, и Яшрах подгоняли, не давая остановиться.

— Толпой идти нельзя, — как-то отрешенно произнёс Яшрах, вглядываясь в расцветающую серым цветком корону из щупалец Пустоты.

Подходить к такой — себе на погибель. Но иного пути нет.

— Так и Вессе, и Пустота сейчас смотрят только на «Гордый линорм», — напряжённо сказала Йанта, перепрыгивая с камня на камень и мчась вслед за Яшрахом. — Уход трёх человек не сразу заметят.

— Если повезет, Вессе сдохнет раньше, чем ваша рыжая чудесница, — заметил Яшрах. — Он вот-вот обожрётся дармовой мощью.

Фьялбъёрн вдруг осознал, что не будет слишком против, если Госпожа Смерть заберёт обоих.

Чародеи остановились. До логова Пустоты оставался только один костяной мост. Потом — вода и скала. Но подходить слишком близко — опасно.

— Здесь, — шепнула Йанта.

Яшрах кивнул и посмотрел на Фьялбъёрна:

— Сторожи, друг мой. Ни одна тварь не должна к нам подобраться.

Лицо драуга закаменело, пальцы едва не раздавили древко секиры. Он ненавидел стоять истуканом, когда не можешь ничего сделать. Но сейчас дело за чарами, а магия ему недоступна.

Поэтому оставалось лишь следить, как Йанта положила руки на талисман, а Яшрах окружил их маленький отряд непроницаемой тенью. Некоторое время ничего не происходило. Но потом сразу несколько щупалец Пустоты взвилось в небо и потянулось к чародеям.

Издалека донесся дикий рев.

«Вессе, тебя тут не хватало. Очнулся, тварь!» — промелькнула мысль.

Ярл уже было собрался рвануть наперерез самому наглому щупальцу, как вдруг талисман взорвался бесчисленным множеством ослепительных шаров, разлетевшихся над всей Маргюгровой Пучиной, подобно крошечным солнцам. С небес загрохотало, оглушая. Нестерпимо горячий ветер сбивал с ног, жар опалял лицо и руки, раскалял докрасна сталь секиры. Все шары на миг зависли над логовом Пустоты, а потом в мгновение ока рухнули на неё.

А потом мир сошёл с ума. Пропали верх и низ, тысячи ветров демоническими голосами завывали в ушах, тянули во все стороны, стремясь разорвать на мелкие кусочки. Удалось только разглядеть, что огненные шары пробивались сквозь мутную завесу Пустоты, разбивали её, жалящими осами кидались на щупальца, не давая им даже шевельнуться. А сам талисман поднялся над зубьями-скалами и поплыл прямо к сердцевине, где пряталась Пустота.

А потом он вдруг вспыхнул огненным серебряным смерчем, поднимая вверх костяные мосты, скалы, вздымая воды Маргюгровой Пучины и играя драгоценной игрушкой-корабликом — «Гордым линормом». И едва заметной на нём красной искоркой — умирающей чудесницей Ньедрунг.

От Вессе остались только чернеющие кости — янтарь растворил его плоть и выпил кровь. Но он до сих пор не отрывался от мерикиви.

Фьялбъёрн и сам не понял, в какой миг вдруг возле них появился огненный смерч, и кости Вессе осыпались пеплом. Но в то же время что-то пошло не так. Смерч вмиг погас. И Йанта, удерживаемая до этого силой огня, рухнула в воду. А следом упало безжизненное тело Ньедрунг.

Фьялбъёрн отшвырнул тяжелую секиру и прыгнул в тёмные воды. Грёб остервенело, настолько быстро, что почти ушёл от разрушающей волны, прокатившейся по Маргюгровой Пучине вслед за последней вспышкой талисмана.

За Йантой пришлось нырять глубоко. Его ворожея камнем пошла вниз. В непроглядно темной воде драуг отчаянно пытался разглядеть хоть-что-нибудь, пока глубинный мрак не прорезал единственный яркий лучик — амулет четырех стихий, его подарок, сиял, спасая хозяйку. Драуг повернул на свет и, ухватив Йанту, принялся подниматься наверх. Мгновения показались вечностью. Амулет старался изо всех сил, обволакивая ворожею тонкой радужной пленкой, не позволяющей девушке захлебнуться.

Наконец, Пучина неохотно выпустила добычу — драуг вынырнул. Один только взгляд на иссиня-белое лицо Йанты заставил сжаться давно мертвое сердце. Рядом послышался плеск, из глубины вод появился Яшрах. Накинул черную, переливающуюся серебром сеть на Фьялбъёрна с его драгоценной ношей и указал на корабль.

— Плывите. Рыжая уже там, чем меньше жизни в человеке, тем легче мне с ним справиться. Но чары помогут и вам.

И вдруг устремился быстрыми рывками к логову Пустоты.

— Куда? — отрывисто бросил Фьялбъёрн, чувствуя, как сеть тянет их к «Гордому линорму», и лишь крепче перехватил Йанту, прижимая к себе.

Назад нельзя! Что задумал этот сумасшедший?

— Пляску на костях не отменяли! — раздался шипящий смех Яшраха. — Я догоню вас или… исчезну навсегда. Но плывите! Уходите как можно дальше!

Уже оказавшись на борту «Гордого линорма», быстро неся на руках в каюту бессознательную, бледную и холодную Йанту, Фьялбъёрн понял, что всё же Пустота взяла добычу, оставила след в душе его девочки.

И оставалось только молить всех богов, чтобы с очнувшейся ворожеей было всё в порядке.

 

Глава 23. Пепел вместо пламени

— Все хорошо, Бъёрн… — Йанта старательно улыбнулась, зная, что ярл ей не верит.

Что ж, правильно делает. Потому что её «хорошо» — наглая ложь. На самом деле все плохо, очень плохо. Настолько плохо, что язык не поворачивается говорить об этом.

Она послушно допила очередную чашку горячего — только с камбуза — глёга, на этот раз сваренного не только с обычными пряностями, но и с какими-то горьковатыми травами, вкус которых не перебивала даже изрядная доля мёда. Лечебные… А что толку её лечить? Благодаря Бъёрну, вытащившему её из ледяной бездны Маргюгровой Пучины, Йанта даже не простудилась. Очнулась растертой согревающими мазями, закутанной в меха… Разве что несколько синяков получила, да и те уже почти сошли. Тело было в полном порядке! Но вот остальное… Йанта не сразу поняла, потом долго боялась поверить, потом просто гнала от себя мысли, наполняющие безнадежной острой тоской.

Вздохнув, она поставила чашку на стол и потянулась за одеждой.

— Куда собралась? — насторожился Фьялбъёрн, ловящий каждую свободную минуту, чтоб заглянуть к ней, спросить, не надо ли чего, потрогать лоб, принести что-нибудь лакомое…

От этой заботы на душе не просто кошки скребли, а все маргюгры, давшие название великой Пучине, драли когтями. Она никак не могла решиться сказать… Сначала — о договоре с Янсрундом, который вот-вот объявится на потрепанном «Линорме», чтоб забрать свою собственность. Теперь вот еще добавилась беда… Хотя нет, не беда. Хуже. Безнадежность.

— Пройдусь по палубе, — виновато улыбнулась Йанта. — Сколько можно лежать? Я даже не больна! И вообще, сколько времени прошло, где все? Я только помню, как…

Её передернуло. Пустота. Она все-таки дотянулась последним, уже издыхающим щупальцем, как раз когда Йанта окончательно допалила останки веденхальтии и подхватила падающую Ньедрунг. Чудесница держалась до конца, дав им время на бой почти ценой собственной жизни. Если б не Йанта, то Вессе, даже сдохший, иссушил бы её до конца, а так мерикиви повезло. Не повезло самой Йанте.

— Яшрах пока не вернулся, — еще больше помрачнел и без того хмурый драуг, присаживаясь на край постели. — Обещал догнать нас, но… Ты пролежала всю ночь, сначала холодная, как айсберг, потом в лихорадке. Часа два назад, как вспотела, и только тогда полегчало.

— Ну, полегчало же, — изобразила она беззаботность. — А Ньедрунг?

— Ей-то что сделается? — дернул уголком рта в невеселой усмешке ярл. — Я её в трюме велел положить, где она до этого ночевала. Вот кому до конца дней Браду за тебя молить надо. Если б не ты…

— Она нам тоже неслабо помогла, — заметила Йанта, натягивая сухую рубашку и штаны. — Если бы Ньедрунг не задержала Вессе… Что ты с ней собираешься делать?

— Теперь и не знаю. Помогла — это верно. Только если бы не она, Янсрунд…

— И так нашел бы способ до меня добраться.

Пальцы плохо слушались, встать на ноги тоже получилось не сразу, а в тяжелой ткани плаща Йанта запуталась, но все равно упрямо накинула его на плечи под недовольным взглядом ярла.

— Пойду посмотрю, как она там. И… мне кажется, что Ньедрунг расплатилась по долгам. Я на неё зла не держу…

— А стоило бы, — буркнул Фьялбъёрн, поднимаясь с таким настороженным видом, словно приготовился ловить падающую ворожею. — Ну, пойдем, что ли, глянем.

Выйти на палубу оказалось тоже нелегко. Ноги подгибались от слабости, как после долгой болезни, Йанта старалась ступать ровно, но её все равно шатало на поворотах. Зато воздух! В лицо ударил свежий сладкий ветер, лишенный малейшего зловония, как у обиталища Вессе. Йанта вдохнула полной грудью и счастливо улыбнулась, гоня уже не просто царапающих, а вовсю грызущих душу маргюгр. Они справились! И, значит, ее потеря того стоила… По крайней мере, она постарается себя в этом убедить.

Ньедрунг устроили в трюме явно второпях и не слишком старательно. Постель из каких-то тряпок кинули прямо на мешки, а сверху чудесницу укрыли все тем же шерстяным, изрядно потертым и драным плащом. Йанта поморщилась. Да, Ньедрунг ей уже не враг, но еще и не друг, разумеется. И все-таки видеть её беспомощной и все с той же тенью привычной уже обреченности во взгляде оказалось неприятно. В битве с Вессе чудесница заслужила иное отношение, а её по-прежнему держат то ли пленницей, то ли будущей жертвой для команды. Ну уж нет!

— Как ты? — спросила Йанта, подходя и опираясь на здоровенный ящик, чтоб не упасть.

— Жить буду, — невесело улыбнулась полулежащая мерикиви. — Благодаря тебе…

И эта туда же. А ведь даже теперь Бъёрн вряд ли простит её за сделку с Повелителем Холода, когда Йанта уйдет к Янсрунду. Значит, надо позаботиться об этом сейчас. Ведь как ни крути, в её договоре с Повелителем Холода мерикиви не виновата.

— Ничего, нам тоже есть за что тебя поблагодарить, — сказала она не столько недоверчиво глядящей на неё Ньедрунг, сколько Бъёрну и заглянувшим в дверь любопытным физиономиям. — Ты стойко держалась. Вессе полностью на твоем счету. Эй, кто-нибудь, принесите горячего глёга и еды! И плащ потеплее найдите, а лучше два, чтоб подстелить… Эти тряпки крысам корабельным отдать стыдно.

— Йанта… — предупреждающе начал драуг, — ты забыла? И склеп, и купальню?

— У меня хорошая память, ярл, — негромко отозвалась Йанта, отрываясь от спасительного ящика и почти падая на край мешков рядом с мерикиви. — Очень хорошая. И на доброе, и на дурное. Когда Ньедрунг отправляла меня в склеп Ауднасона, мы точно не были друзьями. Да и за язык меня на пиру дроттена тоже никто не тянул — сама ухватилась за случай показать мастерство. А что касается купальни… Ньедрунг на это пошла по принуждению. И вчера мы бились на одной стороне. Если бы она не пожертвовала собой, победа далась бы куда тяжелее. Положи это на другую чашу весов, ярл, когда будешь решать её судьбу. Лично я ей все простила и тебя прошу о том же.

Она в упор встретила взгляд драуга, чувствуя, как рядом затаила дыхание измученная мерикиви. Чтобы увидеть напряжение, разлившееся в воздухе, не нужно было быть ворожеей…

— Да будет так, — тяжело уронил ярл. — Хочет — пусть возвращается к Морскому народу, а нет — высадим её по пути, где пожелает. Я ей больше не враг, но и на «Линорме» видеть не желаю. Благодари мою ворожею за великодушие, чудесница.

— Да, ярл, — прошелестела мерикиви, — я ей… благодарна…

Её рука, откинув край плаща, легла на ладонь Йанты осторожным касанием, словно Ньедрунг была готова к тому, что её оттолкнут. Улыбнувшись, Йанта пожала в ответ её пальцы, тонкие, но даже сейчас сильные — пальцы целительницы.

— Плащ и одежду тебе принесут, — сказала она, поднимаясь. — А если не найдут, — повысила голос для тех же чутких ушей на палубе, — то свои отдам! Пусть не мне будет стыдно перед той, кто спалил Вессе! Лежи, выздоравливай, — добавила она тише уже для Ньедрунг, провожая взглядом мощную фигуру выходящего на палубу ярла, который на несколько мгновений перегородил плечами и без того скудно падающий в трюм свет. — А если больше не увидимся… Просто помни, что страх можно победить. И смерть — иногда. И даже Пустоту, как оказалось.

Она встала, и тут Ньедрунг, все это время с недоумением вглядывавшаяся в неё, окликнула каким-то мгновенно севшим, жалким голосом:

— Йанта, подожди! Ты же… ты знаешь, что…

— Тссс, — приложила Йанта палец к губам, глянув на привставшую на постели Ньедрунг. — Знаю, конечно. Никому не говори, слышишь? Это все равно уже неважно.

— Мне… так жаль… — пробормотала чудесница, опять откидываясь на мешки. — Прости…

— Да не за что, — пожала плечами Йанта, идя к лестнице наверх. — Я же сама так решила.

Выходя на палубу после темного душного трюма, она почувствовала, что с плеч будто свалился увесистый груз. Вот и одним делом меньше. Теперь как бы ни ярился Фьялбъёрн потом, но нарушать слово не станет, Ньедрунг отпустит. Значит, надо набраться духу и все-таки рассказать. Ярл заслужил узнать правду от неё самой. Вот он, стоит у мачты на любимом месте. Чего тянуть? Пять шагов по палубе, уже четыре, три… Она не успела.

Пара мгновений — и их не хватило, потому что по «Линорму» пронесся клинок студеного ветра, закружилась неведомо откуда взявшаяся метель, и на палубу в сиянии снежной круговерти ступил сам Повелитель Холода — величественно прекрасный, облаченный в сверкание белоснежной ткани и алмазного шитья, как никогда надменный и источающий холодную самодовольную радость.

Йанте захотелось бессильно выругаться. Сама виновата — нечего было тянуть. Но даже такой малости, как честное прощание с Фьялбъёрном, ей теперь не позволят. Она виновато посмотрела на удивленного драуга.

— Что тебе нужно на моем корабле? — мрачно спросил ярл, как бы невзначай роняя ладонь на рукоять секиры.

— В то, что я заглянул поздравить вас с победой, ты не веришь? — насмешливо ответил вопросом на вопрос Янсрунд. — Что ж, правильно. На твоем корабле, Фьялбъёрн Драуг, мне нужно кое-что мое. Не сомневайся, как только я это заберу, сразу же покину его. Точнее, мы покинем. Не так ли, моя ворожея?

Тварь. Холодная надменная тварь… Открыто издевается, да еще с каким удовольствием. Все-таки взял верх над старым врагом и соперником. Йанта залилась краской, чувствуя, что со всего корабля взгляды сейчас скрестились на ней.

— Прости, Бъёрн, — сказала она в совершенной тишине. — Я хотела тебе сказать…

— Сказать — что? О чем он говорит?

Непонимание в голосе Фьялбъёрна мешалось с тяжелой угрозой. Йанта сглотнула вязкую от глёга и горьковатую от трав слюну. Как ей хотелось бы сейчас отвести взгляд, но нельзя. Эту ношу она должна вынести до конца. Одно радует — Янсрунд все-таки не получит всего, на что рассчитывает. Наверное, он потом сорвет злость на невольно обманувшей его ворожее — ну и утбурды с ним, как говорят здесь.

— О нашем с ним договоре, — ответила она прямо, глядя в окаменевшее лицо своего ярла и возлюбленного. — Я ухожу к нему, Фьялбъёрн. Сама, по доброй воле. Повелитель отпустил меня только для боя с Вессе, но этот срок вышел. Прости, Бъёрн…

— Не верю, — тихо и страшно сказал ярл. — Не верю. Йанта!

— Йа-а-анта… — протянул Янсрунд, наслаждаясь. — Мне нравится. А может быть, я придумаю ей другое имя. Такое, чтобы пошло к новым нарядам. Кстати, что же ты не ценишь мои дары, девочка? Снова одета в какие-то тряпки, в волосах — шнурок? Хотя, конечно, шелк и алмазы здесь не к месту.

Он брезгливо окинул взглядом палубу «Линорма»: еще не починенный после боя с берсерком-лангустом фальшборт, бухту каната, забытое матросом-поломоем ведро с веревочной шваброй…

— Йанта…

Она содрогнулась, услышав, сколько боли в этом голосе.

— Ты прав, — сказала она Повелителю Холода, — твои наряды здесь и вправду не к месту. «Гордый линорм» слишком хорош для них. Это я недостойна ни его, ни этой одежды. Не беспокойся, алмазы я заберу. Они где-то в каюте, завалились под постель, кажется.

Йанта горько и отрешенно усмехнулась. Вот и все. Кончилась красивая сага о свободе и любви, о боях и вольном братстве. Нет, она не собирается терять надежду на спасение, но вот вернуться сюда, после такого плевка в лицо ярлу, сама не посмеет.

— Прости, Фьялбъёрн, — повторила она устало. — Не вини Ньедрунг, в этот раз я сглупила сама. Хотя оно того стоило. Для меня было честью сражаться рядом с тобой, ярл. С тобой и командой «Линорма» …

Метель почти улеглась, только у самой палубы еще вилась легкая поземка, блестя на солнце искрами мелких снежинок. Красота вечного бессмертного холода, совершенная, как сам Повелитель Янсрунд, изящный и великолепный. Разве может с ним сравниться сгорбившийся и страшный в молчаливом гневном отчаянии драуг — живой мертвец, чудовище на службе бога?

У нее еще оставалось время на последний взгляд, но Йанте не нужно было смотреть на ярла, чтоб запомнить его. Зачем? Она могла бы, не открывая глаз, увидеть каждую черточку на иссеченной морскими ветрами коже, каждый волос, выбеленный временем и бедами. Фьялбъёрн был высечен у неё в сердце, как в граните. Или холодном мертвом куске льда, в которое оно скоро превратится.

Все в той же тишине она прошла несколько шагов, отделяющих её от Янсрунда, остановилась перед Повелителем Холода.

— Так мне сходить за вещами? — бросила с издевкой. — Подождешь, пока я соберу твои подарки?

— Обойдусь, — прозвенел голос Янсрунда, и Йанта содрогнулась бы от звучавшей в нем холодной злости, если бы могла бояться. — Подарю тебе новые, моя ворожея… Еще краше…

— Твоя, но только не ворожея, — усмехнулась она почти с облегчением и наконец увидела, как в белых глазах-самоцветах вспыхивает недоумение. — Прости, Повелитель. Часть твоего залога украла Пустота.

Вот и все. Слово сказано. Она бы и хотела скрыть это от Фьялбъёрна — зачем тому лишние переживания, но очень уж хотелось стереть с надменных губ издевательскую ухмылку.

— Не ворожея… — медленно повторил Янсрунд, склоняя голову набок и разглядывая Йанту совсем иначе. — А я-то думаю, куда подевалось твое пламя? Такое золотое, жаркое, сладкое… От него остался лишь пепел.

— Йанта! — в голосе Бъёрна кипело бешенство. — Не вздумай! Я тебя не отдам!

Несколько шагов. Разъяренный драуг. Секира, бессильная против бога. Но разве такие пустяки остановят ярла? Йанта оглянулась на него беспомощно, умоляюще.

— Я ухожу сама, — прошептала, зная, что её все равно услышат. — Прошу, Бъёрн… Отпусти.

— О да, — глумливо подтвердил Янсрунд, поднимая руку и легким касанием проводя по щеке Йанты, которую мгновенно закололо от холода. — Разве она вещь, чтобы отдавать или забирать? Хм… Во всяком случае — не твоя вещь, ярл. Уже не твоя… Но я не думал…

Брови на идеально правильном лице слегка нахмурились. Янсрунд разглядывал её, что-то обдумывая. Йанта стояла покорно, изнывая от стыда и понимая, что чувствуют невольники на базаре перед придирчивым покупателем. Будь проклят Повелитель Холода за еще и это унижение. Не мог забрать быстро и молча, а там уже решать, что с ней делать. Нет, непременно надо было поглумиться.

Фьялбъёрн, уже было шагнувший к ним двоим, остановился, как оглушенный. Стоя к нему вполоборота, Йанта видела потрясенное, неверящее, умоляющее лицо драуга. Ждущее хоть одного слова… Одно слово — и ярл бросится к ней, а его люди, конечно, не останутся в стороне. Мертвая команда против силы божества… Будет бойня — в любом случае. А еще есть живые Лирак с Тоопи и обессилевшая Ньедрунг, которым тоже достанется…

— Нет, ярл, — прошептала она одними губами. — Нет…

— Значит, ты подтверждаешь, что моя? — ледяной свирелью прозвучал над «Линормом» дивный голос Янсрунда.

— Да, — покорно отозвалась Йанта.

Скорее бы… Плотное сукно моряцкой одежды не спасало от стужи, которой веяло от Янсрунда, но Йанта сейчас не променяла бы его на все шелка мира. Это была одежда друзей — последняя памятка свободы. И ведь не позволит сохранить…

— И признаешь, что отдала мне власть над собой по собственной воле? — звенящее торжество и наслаждение в каждом слове.

— Да, — с глухой ненавистью уронила она.

— Докажи это. Поцелуй меня.

Здесь и сейчас? При всех? Тварь… какая же ты…

— Прекрати! — прозвучал другой голос, тоже полный чего-то, чему Йанта не могла бы дать названия, таким голосом могло бы говорить само бушующее море. — Прекрати, Янсрунд! Не мучай её из ненависти ко мне.

— К тебе? О, Фьялбъёрн, ты слишком высоко ценишь себя и нашу вражду. Твою бывшую ворожею приятно мучить и саму по себе… Ну что, девочка? Один поцелуй — и отправимся.

«Один поцелуй — и этот позор закончится», — услышала Йанта. Что ж, ради этого… Она уже ничего не чувствовала, замерзнув не только телом, но и душой, сердцем, мыслями. Вот как это бывает. Теперь магия, изнутри спасавшая её от мучительно тяжкой власти Повелителя Холода, больше не грела и не поддерживала ту искру воли, что горела даже под заклятием Янсрунда. Теперь Йанта, наверное, чувствовала то же, что несчастные жертвы-слуги в ледяном дворце. Не о таком ли поцелуе говорит Янсрунд? Неужели решится сделать это с ней прямо здесь, на глазах Фьялбъёрна и его команды? Что ж, достойная месть. Безупречно изысканная и беспощадная.

— Поцелуй, — смертельно опасной метелью прошипел уже раздраженный Янсрунд. — Ну же…

И не отказать. Клятва — нерушима. Йанта покорно качнулась вперед, касаясь губами красивейших в мире губ. Не с ужасом, даже не с отвращением — просто с полным безразличием. Словно выполняя тяжелую и неприятную повинность. Несколько мгновений еще большего позора — а потом…

«Я мог бы осыпать тебя сокровищами, — услышала она внутри сознания вкрадчивый голос Янсрунда и почувствовала, как тяжелые ледяные глыбы ладоней бога легли ей на плечи, обжигая их холодом сквозь рубашку и плащ. — Подарить любые диковинки этого мира, дать власть над людьми… Хочешь — твое имя будут произносить со страхом и благоговением, просить у тебя защиты и милости?»

«Не хочу, — насколько могла отчетливо отозвалась она. — Не хочу ничего…»

«А как насчет удовольствия? — продолжал искушать ледяной бог. — Помнишь ту ночь и сплетенную для тебя грёзу? Она покажется бледной тенью, когда мы возляжем на ложе по-настоящему, наяву. Долгие дни и ночи, полные наслаждения. Ты будешь счастлива каждое мгновение…»

«Не буду. Это хуже прямого насилия, хуже дурмана. Я возненавижу тебя еще сильнее. И себя тоже».

«Маленькая упрямица… А хочешь — я верну тебе магию? Не твою, конечно, над огнем у меня нет власти. Но могущество холода не меньше! Ты узнаешь такие тайны чар, что тебе и не снились. Сможешь возводить дворцы и мосты, обращать тела и души в лед, летать наперегонки с ветром и вьюгой… Поверь, ворожея, ты не знаешь, от чего отказываешься…»

Сила… магия, утраченная ею, выжранная Пустотой из души и тела. Йанту пронзила такая тоска, словно её сердце уже стало льдом и только что разбилось на осколки. Не все ли равно, огнем или стужей повелевать? Здесь, на Севере, мороз даже могущественнее… Но — почему?

«Зачем тебе это? — спросила она, едва дыша, потому что мгновения поцелуя все длились и длились, бесконечные и будто вне времени — она не знала, сколько их промчалось в настоящем мире. — Зачем ты предлагаешь мне это все?»

«Ради игры, маленькая ворожея. Ради полной окончательной победы, — в голосе Янсрунда слышалась усмешка. — Ну, так что? Сила, равная той, что у тебя была, и даже больше! Холод вместо огня. И ты — моя! По-настоящему, а не равнодушной куклой по договору…»

— Нет, — выдохнула вслух Йанта, прерывая поцелуй.

Губы отозвались болью, словно она на морозе поцеловала ими студеное железо, а потом оторвала с кровью.

— Нет? — ласково уточнил Янсрунд, и метель вокруг приподнялась от палубы, закружилась мириадом крошечных острых лезвий-льдинок.

— Нет, — обреченно сказала Йанта. — Я не отказываюсь от договора, можешь меня забирать. Но отдать тебе душу… Нет.

— Да кому ты нужна?! — вдруг издевательски расхохотался Янсрунд, отступая на шаг назад. — Ты что же, решила, что это всерьез? Что я и вправду брошу к твоим ногам свое могущество? Глупая человеческая девчонка… Зачем ты мне нужна без своего пламени? Красивых кукол для услуг и постели у меня и так предостаточно. Я бы пил тебя по глотку, постепенно, лакомясь твоим теплом, но теперь… Ты чуть не стала сосулькой от одного поцелуя! Зачем мне еще одна ледышка? Нет уж. Возвращайся к своему драугу. Или убирайся на все стороны света, куда хочешь. Ты для меня бесполезна, глупышка!

— Ты… отпускаешь?

Йанта едва стояла на ногах, но сейчас удержалась бы, даже если б пришлось вцепиться в воздух руками. Стояла, боясь поверить своим ушам. Смотрела на искаженное гневом и брезгливым презрением лицо Янсрунда, утратившее всю свою бесстрастную красоту, и впервые чувствовала к нему что-то вроде благодарности.

— Отпускаю? Я тебя выкидываю! — снова рассмеялся хрустально Повелитель Холода. — Ты достойна своего возлюбленного ярла, если предпочитаешь ласки мертвеца ласкам бога. Только нужна ли ты и ему теперь? Эй, Фьялбъёрн, заберешь её? Продавшуюся мне душой и телом, уже знакомую с моей постелью, согласившуюся быть моей… Дарю, ярл! Пользуйся…

Рук Фьялбъёрна, оказавшегося рядом в тот же миг, Йанта почти не почувствовала. Будто ураган оторвал её от Янсрунда и отнес на несколько шагов прочь.

— Убирайся! — прорычал Фьялбъёрн поверх её головы. — Убирайся с «Линорма», не смей поганить его собой! Именем Повелителя моего Гунфридра, тебе здесь нет места!

Прижимая одной рукой Йанту, другой рукой ярл, как прутик, воздел к небу тяжелую секиру. Громыхнул раскат на небе — и живой корабль-линорм отозвался глухим грозным ворчанием. Палуба под ногами Янсрунда пошла едва заметной волной — будто напрягся чудовищный змей. Кажется, и ему не нравился такой гость… Издевательски склонив голову, Повелитель Холода взмахнул плащом, кутаясь разом в него и взметнувшуюся вокруг метель. Миг — и лишь запоздавшие снежинки опустились на палубу там, где он стоял.

— Йанта… девочка, слышишь меня?

Фьялбъёрн держал её за плечи, тормоша и пытаясь укутать одновременно. И снова столько мучительной боли, тоски, вины было в его голосе, что Йанта бы сгорела от стыда, если б могла. Даже повернуть лицо, чтобы спрятать его на груди ярла, не хватало сил и смелости.

Она хотела было сказать что-то, снова попросить прощения — хоть и не надеялась на него, но язык не слушался, а губы казались распухшими, словно отмороженными.

— Отнеси её в каюту, ярл, — сказала оказавшаяся вдруг рядом Ньедрунг и добавила с неожиданной властностью. — Быстрее! Она замерзла не снаружи, а изнутри. Я все-таки целительница, делай, что я говорю!

Следующий час был сплошным позором. Её опять отпаивали горячим глёгом, уже не слушая никаких возражений, растирали суконными полотенцами, смоченными в крепком вине, снова поили глёгом, а потом посреди каюты появилась исходящая паром бадья… Но тут уже Йанта, переставшая стучать зубами от лютого озноба, замотала головой и вцепилась в меховое одеяло, которым её укутали после растирания.

— Нет… — выговорила она с трудом. — Оставьте меня… Бъёрн, прошу! Уйдите… все!

— Обязательно уйдем, — как капризному ребенку, успокаивающе пообещал ей драуг. — Ну, тихо-тихо, что ты…

— Уйдите… уйдите все!

Её снова начала бить дрожь, уже не от холода, и Фьялбъёрн торопливо махнул рукой. И Ньедрунг, и помогавший целительнице Лирак исчезли, как по волшебству. Но этого было мало. Точнее, именно Бъёрну, оставшемуся рядом, Йанта больше всего на свете боялась посмотреть в глаза. А надо было не просто посмотреть.

— Он прав, Бъёрн, — захлебываясь собственными словами, мучительно проговорила она, сжавшись на постели. — Он прав, понимаешь? Я не просто потеряла магию… Я знаю, ты бы меня не бросил из-за этого. Но я действительно согласилась отдаться ему. Я ему клятву дала, Бъёрн. И я… спала с ним. Одну ночь. Не по-настоящему, во сне, но это все равно… Я… Подожди, не говори ничего! Я ненавижу его. Но себя — еще больше! Я не выдержала, не смогла, даже во сне не смогла устоять… И потом… Как я теперь, после такого…

— Тихо! Тихо, Огонёк…

Сев рядом, Фьялбъёрн обнял её через мех обеими руками, прижал, укачивая и повторяя:

— Ну что ты, девочка… Тише… Тише… Никто тебя ни в чем не винит, слышишь? Никто… ни в чем…

— Я сама себя виню, — прошептала Йанта тоскливо. — А эту вину так просто не снять. Прости, Бъёрн. Я должна была тебе рассказать. Мне так… стыдно…

Еще какое-то время она слышала мягкие уверения ярла, что ничего страшного не случилось, что сила к ней вернется, они что-нибудь придумают, обязательно и непременно. И чтобы его девочка, его ворожея, его Огонёк думать забыла, что в чем-то виновата… Но это не помогало. Становилось только хуже и больнее, потому что Йанта точно знала, что виновна. Она не справилась! Опозорилась сама и опозорила Бъёрна. И сила к ней не вернется, потому что ее больше нет и быть не может. Щупальце Пустоты необратимо выжрало внутри ту часть, где горел душевный огонь — она почувствовала эту рану, как только проснулась. Все было плохо, так плохо, что вряд ли могло хоть чем-то исправиться…

Потом она все-таки уснула, так и не добравшись до бадьи. Фьялбъёрн перенес её на постель и укрыл одеялом. Через несколько часов, проснувшись, Йанта должна была бы почувствовать благодарность… Она ее и чувствовала, от этого еще больше мучаясь стыдом. От вернувшегося в каюту Бъёрна она отвернулась к стене и не стала даже разговаривать. Но еще через пару часов отозвалась и спросила, когда они вернутся на Острова Морского Народа? Или еще куда-нибудь. Куда угодно, где можно сойти на берег. Нет, она все хорошо обдумала. Да, насовсем. Потому что…

Тут она замолкала, потому что говорить было слишком больно, горло перехватывало все той же непреходящей тоской и болью, от которой не помогали ни ласковые слова, ни объятия, ни уговоры. Пустота выжрала её магический дар, Янсрунд ударил по чести и гордости. И Йанта не знала, как оправиться от этого двойного удара, а принять помощь не могла — вина ложилась на плечи и вовсе непосильной ношей.

 

Глава 24. Цена бессмертия

В прозрачном круглом чане бурлило северное море. Щерились острыми клыками черно-серые скалы, скрывались под беспокойными водами пологие песчаные берега континентальных королевств. Множество кораблей вышло в море, погода обещала хороший улов.

Солнце сияло высоко в небе, посылая золотистые лучи навстречу сонной земле и людям. Прошли самые злые зимние месяцы. Ещё чуть-чуть, и Госпожа Зима передаст Весенней Красавице огромный ключ из зелёного металла, которым та запрёт Врата Холода и даст дорогу теплу.

Но только кораблю с оскаленной пастью морского линорма и командой мертвецов на борту не до забот простых людей. Позади осталась опасность. Пустота, недовольная и уставшая, вновь спряталась за грань мира, проклиная глупца Вессе, не сумевшего дать ей достойный путь. Начиналось всё хорошо, но… Безумие не щадит ни тело, ни разум.

Мрак окутал чан чёрным полотном. Ни миг улыбнулся тонкой незаметной улыбкой, представляя, что бы началось на земле, вздумай он усилить этот покров. Если вместо обычного пасмурного дня спустится ночная тьма…

— Не балуйся, — раздался хриплый низкий голос Гунфридра.

— Ты бесчеловечно опоздал, — отозвался Мрак, с сожалением стягивая покров и превращая его в туманное облако.

— Может, потому что я не человек? — невозмутимо поинтересовался Гунфридр.

Жилище Мрака ему было не по душе. Но коварный хозяин смертей и демонов на этот раз для встречи зазвал в свои чертоги. Учитывая, что до этого он являлся в море, нельзя было не ответить такой же вежливостью. Утбурд бы побрал божественный этикет.

Здесь было неуютно. Господин Дневной Свет не заглядывал в эти места. Только россыпь серебристых искорок, подобно звездам на небосводе, едва-едва освещала просторный зал с колоннами из черного камня. Гладкий пол и теряющийся в клубах живой тьмы потолок, а где-то там, вдалеке, — Трон Мрака. Но его не видят даже боги, это тайна за семью замками.

Сияет только жизнь-чан, через который Господин Мрак любит смотреть на мир. Чан высится на огромной изогнутой треноге, напоминающей щупальца кракена.

— Не стой, присаживайся, — сказал Мрак.

И тут же появился круглый стол и три кресла. Гунфридр ухмыльнулся. Так-так, значит, быть переговорам. Ай да Мрак. Вот не сидится же ему на месте. Морской Владыка смутно догадывался, кто к ним присоединится сегодня, но пока не спешил делать выводы.

Мрак опустился напротив, на столе тут же засияли отравленным золотом два кубка, из которых валил зелёный пар.

— Отведай нового твила, мой друг, — вкрадчиво предложил Мрак. — Сама провидица Мяран сотворила и прислала мне в подарок.

Гунфридр с подозрением взял кубок, вдохнул запах мяты и ядовитой лиственницы, глянул на черную жидкость, тягучую, словно земляное масло, которое привозят южные и восточные купцы на север.

Напиток народа лаайге, что живет за Долиной Инеистых Снов. Помогает им оставить тело на земле и душой подняться к божественным покровителям. Узнать будущее и прошлое, получить совет от покойников и тех, кто ещё не родился на этот свет. Интересно, зачем Мяран принесла это в дар Мраку? Неужто благословения ждала?

Мрак сделал глоток. Удовлетворённо зашипел:

— Искусна всевидица. Взял бы её к себе в посредницы, да не пойдёт ведь. Ей своих богов и духов хватает.

— Кого ждём? — мягко уточнил Гунфридр, понимая, что Мрак может пуститься в совершенно ненужные разглагольствования, которые только повредят делу.

— Да вот… — протянул владыка тьмы и указал на чан. — Видишь тот кораблик с серым парусом? С потемневшим от соли, крови и времени деревянным корпусом? С живыми мертвецами и хмурым ярлом, который одним только глазом видит этот мир? Чувствуешь, как горит-пылает болью сердце «Гордого линорма»?

Гунфридр отхлебнул твила. Во рту разлилась свежая горечь. Но стоило только глотнуть, как горло обволокло сладостью, а в голове стало ясно и спокойно.

«Ай да всевидица! После смерти надо бы к себе в придворные зельевары забрать!»

— Чувствую, — всё же буркнул он. — А всё потому что некоторые на корабле дурью маются, а другие не могут их за это хорошенько выпороть.

Мрак шелестяще рассмеялся:

— Не маг ты, о Морской Владыка. Не понимаешь, что значит для колдуньи потеря чар.

— Нет, не понимаю, — честно сказал Гунфридр, — но знаю, что чары, как и жизнь человеческая, — в руках божьих. И не человеческое дело страдать, коль боги решили что-то отобрать.

— А если ворожея «Гордого линорма» не человек? — лениво уточнил Мрак.

Гунфридр с интересом посмотрел на собеседника:

— А кто?

— Да кто ж её знает, — улыбнулся Мрак. — Из мира она не нашего, почем знать, какие там у них люди, а какие боги?

И улыбнулся так, сволочь, что аж захотелось запустить в него кубком. Но владыка моря сдержался. Невежливо как-то. Да и… есть зерно истины в его словах. С этими чужаками ни в чем нельзя быть уверенным.

— А вот смотри, что происходит дальше, — тем временем сказал Мрак.

«Гордый линорм» вдруг стал больше. Казалось, ещё секунда — и вырвется на волю, разбив хрусталь чана. Но, разумеется, ничего подобного не случилось.

Зато стала прекрасно видна стоящая у борта медноволосая чудесница. Понуро так стояла, на бледном лице ни кровинки. И в глазах — пустота. Не отошла ещё от крепких объятий Вессе, чудо, что вообще спаслась. Но в то же время вид имела странно решительный.

Гунфридр не сразу рассмотрел, что в руках Ньедрунг сжимает продолговатый янтарь. Миг — дрогнули тонкие губы в беззвучной молитве. Почему именно молитва, Гунфридр и сам не мог понять, но чувствовалось, что мерикиви что-то задумала. И обращается никак не к морю и не к небу. И смотрит куда-то так далеко, что не разобрать: за горизонт или внутрь себя.

— Как думаешь, великий Гунфридр, — прошелестел Мрак, — о чем просит медовая чудесница?

Ответом стала яркая вспышка янтаря в руке Ньедрунг. Та невольно охнула, но в золотисто-карих глазах тут же мелькнула радость. А потом вся фигура мерикиви вдруг запылала желтым светом. Миг — и пламя пропало.

Ньедрунг приложила ладонь с янтарём к сердцу и поклонилась неведомо кому.

Точнее… и гадать не надо, кого могла призывать янтарная колдунья. Они всю жизнь молятся и служат только одному божеству. Его защиты просят, его кару терпят. Остальные боги для них есть, конечно, но…

На столе вдруг появился третий кубок. Из розового золота, изящный, на тонкой ножке. Неведомо откуда донесся мягкий звон, и повеяло медовым дурманом. Даже растаял мрак, окутывавший пространство, уступая золотистому сиянию.

Она появилась без лишних слов. Стройная, статная, с прозрачно-жёлтой кожей, под которой виднелась паутинка трещин, повторяющих узор вен. Одежда вроде есть, а вроде и нет. При каждом движении появляются складки янтарной ткани, облегающие тело, словно вторая кожа. Одеяния ничего не скрывают вовсе, скорее наоборот — подчеркивают совершенство фигуры. Распущенные волосы струятся до бёдер и, переплетённые янтарными бусинами, излучают мягкий свет.

Лицо — любой скульптор душу продал бы за возможность изваять такое совершенство. Только вот прозрачные глаза холодные-холодные. И смотреть в них даже Гунфридру немного не по себе, потому что то появляется крохотный гагатовый зрачок и заливает собой радужку, то исчезает вовсе, превращая глаза в прозрачные безжизненные янтарные камни.

— Сплетничаете, — уронила она тягучим густым голосом, от которого стало душно и сладко. — Даже меня не дождались.

Мрак сделал вид, что его здесь вообще нет.

Гунфридр ухмыльнулся, шевельнул пальцами, и стул сам отодвинулся, приглашая гостью сесть.

— Да будет твой день светлым, прекрасная Брада, — улыбнулся он. — Несказанно рад тебя видеть, янтарная.

— В чертогах Господина нашего Мрака, пожелание света, конечно, очень… своевременно, — отозвалась она, величественно опускаясь на стул и беря кубок в руку.

Солнечными лучами тут же вспыхнули крупные камни в перстнях на её длинных пальцах, длиннее, чем у Гунфридра да и многих других богов. Потому что плетет ими Брада янтарные заклинания, завивает узоры исцеления и выздоровления, чтобы потом накинуть сотканное покрывало на больного и обернуть в несколько раз.

— А кому здесь не нравится, так я велю вместо твила подать яду, — безмятежно протянул Мрак. — Хороший яд, лишает бессмертия даже богов, знаете ли. Когда попадёте ко мне, полюбить мои чертоги будет куда больше времени.

Гунфридр и Брада расхохотались. Но при этом насмехаться больше не стали, так как помнили, что однажды сам Янсрунд оказался по ту сторону Мрака. Дело давнее, почти забытое, но мало ли…

Смех оборвался быстро. Брада выразительно посмотрела на обоих богов, словно напоминая, что у неё есть дела и поважнее, чем находиться здесь. Гунфридра это забавляло, Мрака… тоже. Но Брада Янтарь всегда знала, чего хочет, и славилась могуществом не меньше них. Поэтому ни один из богов не рискнул бы вести себя с нею неуважительно.

— Зачем позвали, братья мои? — поинтересовалась она холодно и спокойно, и показалось, что каждое слово превращается в застывающую под ледяным ветром каплю янтарной смолы.

— Видишь ли, Брада, — произнёс Гунфридр, делая глоток твила, — мой преданный слуга Фьялбъёрн Драуг столкнулся с бедой. На его корабле ворожея потеряла магический дар, спасая твою жрицу. А ведь жрица твоя поступила с ней, мягко говоря, некрасиво.

— Но уже искупила свою вину, — невозмутимо сказала Брада, поставив локти на стол и положив на кулачки точеный подбородок.

— Не до конца, — заметил Гунфридр.

— Смотря чем мерить, — золотая улыбка, янтарная усмешка, — смотря чем, о великий Морской Владыка.

— Во-о-от, — довольно протянул Мрак. — Я говорю про то же, но наш добрый друг, хозяин водных и подводных просторов, почему-то упирается.

Гунфридр пропустил насмешку мимо ушей. Мрак пусть следит за своими Посредниками, до чужих слуг ему дела быть не должно. И вот сейчас Владыку моря задело за живое. Ворожея вела себя в бою достойно, так почему бы не попробовать ей помочь? Сам Гунфридр, конечно, не мог никак вернуть деве огненную магию, но когда рядом есть богиня-целительница… Вон как смотрит своими мгновенно меняющимися глазищами

— Зря, Гунфридр, — медовым дурманом полился шёпот Брады, — ты так думаешь о моей жрице. Все её поступки — не прихоть. А что кому-то они не по нраву, так когда спасаешь свою жизнь, не слишком заботишься о благополучии тех, кого ненавидишь всем сердцем, не так ли? Не все умеют признавать ошибки, но Ньедрунг этому научилась. Да и не так уж виновата.

— Угу, невинное дитя прям, — подлил масла в огонь Мрак.

— Никто не умрёт в этом мире невинным, — отрешённо сказала Брада. — Но сегодня на рассвете она обратилась ко мне с молитвой. Молитвой целительницы, в которой я не имею права отказать.

Мрак и Гунфридр переглянулись. Последний уточнил:

— И?

— А вот теперь слушайте. Огонь из ничего мне не взять. Да и Пустота всё равно хорошо поработала. Но есть одна возможность…

* * *

Солнце светило ярко. День обещал быть хорошим, почти не ветреным. «Гордый линорм» резво шёл по волнам. Кое-где на поверхности появлялись головы морских псов, мелькали оскаленные пасти и тут же исчезали в пучине. Не время им в солнечный день резвиться. Их час — хмурый и ветреный, когда свинцово-серое небо вот-вот готовится пролить на землю и волны ливень с градом, а то и засыпать колючим снегом со льдом.

Фьялбъёрн Драуг был в отвратительном настроении. Победа над Пустотой не радовала, её толком и прочувствовать не удалось. На Йанту было больно смотреть. Одновременно хотелось выпороть за дурь и прижать к себе так крепко, чтобы никогда не смогла вырваться. Боги севера, это ж надо было так себя довести! Магия… утбурд с ней, с этой магией! В своё время он думал, что смерть — это конец. Но Гунфридр разубедил. И хорошо так разубедил. Но Йанта… глупая маленькая ворожея, что же ты творишь…

И хоть разумом Фьялбъёрн понимал, что для колдуньи всё иначе, ведь они живут чарами, но нельзя сдаваться, когда ты ещё жив. А Йанта жива. Значит, ничего не потеряно, особенно, когда вся команда за неё станет, будто Великан-Риф у Островов-Призраков. Тот самый, что обойти можно, только имея особое благословение Гунфридра.

На рассвете удалось заметить, что Ньедрунг бестелесной тенью выскользнула из каюты, оставив Йанту одну. О чем они говорили — загадка. Расспрашивать как-то не хотелось: с Ньедрунг и вовсе говорить не было желания, а Йанта… погруженная в себя, она словно не слышала обращённых к ней слов.

Но украдкой глядя на Ньедрунг, чтобы чудесница не заметила, что за ней наблюдают, Фьялбъёрн разглядел продолговатый янтарь, который та сжимала в руке. В памяти возник разговор из прошлого с красавицей-целительницей. С такими же медными волосами, как и у Ньедрунг, только, в отличие от неё, счастливой и довольной жизнью.

— У каждого, кто служит Браде, есть свой личный янтарь-целебник, — говорила она. — Он большой, размером почти с ладонь, и на нем чары богини, так что его ни потерять, ни украсть, ни отнять силой не получится. И если уж мерикиви обращается через него, то Брада не смеет отказать. Выполнит любое пожелание. Правда, это должно быть крайне важное и серьёзное пожелание, ибо личный целебник забирает несколько лет жизни. А уж сколько именно — зависит от просьбы.

Фьялбъёрн не помнил уже имени медноволосой подруги, но разговор почему-то остался в памяти. А Ньедрунг выглядела слишком сосредоточенной. Да и от Йанты, когда ярл потом заглянул в каюту, исходил еле уловимый янтарный ореол. Значит, мерикиви пыталась её исцелить. Ещё бы не пыталась, конечно…

Но о чем она просит?

Фьялбъёрн стиснул зубы. Вдруг совсем остро ощутилось, что он совсем один и понятия не имеет, что делать с возлюбленной.

Да уж. На губах ярла появилась кривая улыбка. Вот никогда не думал, что способен полюбить через столько лет. Да так, что забыл и приказы Гунфридра, и вражду с Вессе, и чуть не прибил в ярости дроттена Морского народа.

По глазам вдруг ударил яркий свет. Живой глаз заслезился, воздух стал тягучим и вязким. Голову сдавило невидимыми тисками и тут же отпустило, мир вокруг застыл. Фьялбъёрн осознал, что не может шевельнуться. И вроде бы время испугаться, но внутри только зажглась неистовая злость. Опять божественные игры! И эта утбурдова чудесница. Не следовало давать ей возможность к кому-то там обращаться, наивно полагая, что это во благо Йанты. Глупец, какой же ты глупец, ярл…

— А ты грубиян, Фьялбъёрн Драуг, — пролился тягучим густым мёдом женский голос.

Свечение чуть ослабло, и удалось разглядеть ту, что стояла напротив.

Боги-боги, да на неё смотреть даже — святотатство. Так прекрасна Брада Янтарь. И впрямь, что живой янтарь: кожа, волосы, глаза — огромные, чуть раскосые, чуждые и нечеловеческие. С виду хрупкая, как статуэтки в храмах мерикиви, а ощущение, что стоишь перед ней, словно ребёнок.

И вроде смотришь прямо на неё, а увидеть толком не можешь. Тело богини будто плывет перед взором, покрывается трещинами и тут же окутывается прозрачной смолой, стирающей все изъяны без следа. И жутко, словно сам Господин Мрак спустился на палубу «Гордого линорма». Всё потому что та, кто плетёт узор исцеления, может потянуть всего одну нить, а там и Госпожа Смерть подоспеет.

— Светлого тебе дня, прекрасная Брада, — с трудом разомкнув губы, произнёс Фьялбъёрн, всё ещё чувствуя злость, но прекрасно понимая, что нельзя дерзить, — рад тебя видеть на «Гордом линорме», хоть и не успели подготовиться ко встрече.

— Да-а-а, — довольно протянула Брада, и показалось, что жёлтые глаза вдруг стали матовыми и черными, словно гагат в храмах Господина Мрака. — Так и слышу, как радость звенит в твоём голосе. Еще немного — и велишь своему коку готовить праздничный пир.

И расхохоталась. Фьялбъёрну стало немного не по себе. Смех у Брады не звенел, не наполнял хмелем радости, а прокатывался, будто тяжёлая янтарная жидкая волна. Бархатисто, вязко… страшно.

— Ну да ладно, не за этим я пришла. Служанка моя уж очень жарко просила за твою корабельную ворожею, Фьялбъёрн. Половины жизни не пожалела, лишь бы та вновь могла колдовать. Что смотришь на меня, ярл, будто каракатицу проглотил? — уголки красивых губ потянулись в холодной и неприятной улыбке. — Спешно делаешь выводы о других, хоть сам и не безгрешен. Или припомнить тебе что-нибудь…

Ярл словно онемел. Взгляд Брады приковывал к месту. Её гнев, жаркий и удушливый, обволакивал, словно в раскалённой купальне.

— Что… тебе… надобно? — с трудом выговорил он.

Брада некоторое время смотрела на него молча, но потом всё же продолжила:

— Так как меня просили, и плату я всегда беру вперёд, то не откажу Ньедрунг. Слушай внимательно, Фьялбъёрн. Я не владею огнём, как брат мой Бранн. Но Бранну нет дела до людских чародеев, а вот я кое-что могу. Есть способ вернуть твоей ворожее магию.

Фьялбъёрн весь напрягся, стараясь теперь не пропустить ни единого слова богини. Любую возможность, даже самую крохотную, нельзя упускать. Ни за что. Правда, помощь богов всегда забирает больше, чем дарует, но… Нельзя упускать случай!

— Какой способ? — хрипло спросил он.

Брада посерьёзнела, даже сошла с губ улыбка. Глаза помутнели, став непроницаемо красными.

«Недобрый знак», — подумал Фьялбъёрн, но ничего говорить не стал.

— Любовь, мертвый ярл живого корабля, — промурлыкала Брада. — Великая сила, что может поспорить с самой Госпожой Смертью. Любовь — это то пламя, благодаря которому согревается весь мир. И даже на севере бывает жарко… Отдашь ли ты свой огонь любви, чтобы твоя ворожея снова могла творить чары, Фьялбъёрн?

Предложение казалось слишком зыбким и странным. Однако это не пугало драуга. За Йанту он отдаст не только любовь… Только Брада не всё сказала, тут и к всевидице не ходи. А потому…

— Что ты хочешь платой за помощь, богиня? — спросил он прямо, неотрывно глядя на неё. — Будет ли это её прежняя мощь, не сможет ли ей как-то навредить твой способ?

— Думаешь о ней, — благосклонно улыбнулась Брада, — это хорошо. Не беспокойся. Плату я уже взяла жизнью Ньедрунг, твоя ворожея мне без надобности, нет янтарной сладости в её крови. И огненная магия вернется прежней, не переживай. Если твоя любовь истинна, то беды не будет. Переплавится она так, что может и сильнее стать твоя дева. Только вот…

Фьялбъёрн нахмурился. Вот оно, наконец-то.

— Чары мои могут вступить в бой с чарами Гунфридра, дарующими тебе жизнь после смерти. Не любят они друг друга, знаешь ли. Так что… Если не повезет, согласен ли ты, ярл, пожертвовать своим бессмертием ради полноценной жизни любимой?

Повисла тишина. Брада смотрела прямо в глаза, окутывала неистовым жаром, нетерпеливая и могущественная, ждала ответа.

Фьялбъёрн прикрыл живой глаз, на миг замер, словно прислушиваясь к тишине и беззвучному дыханию «Гордого линорма». Что делать? Спасать магию Йанты ценой собственного существования? Да, собственно, этот вопрос и не стоит. Спасать, конечно. А вот как?

— Согласен, Брада Янтарь. Только с условием.

Богиня приподняла тонкую бровь. Мол, так-так, ставить богам условия? Не забылся ли ты, ярл?

Но Фьялбъёрн не смутился:

— «Гордый линорм» и моя команда не должны сгинуть. Они здесь ни при чем. А потому не должны погибнуть, что бы ни случилось со мной.

— Наглее-е-ец, — протянула Брада, но при этом было заметно, что ей понравился ответ драуга. — Чем смогу — помогу. А Гунфридру вряд ли захочется терять верных слуг. Поэтому обещаю, что не оставлю твой корабль своей милостью.

Поверить сразу не удалось. Но Брада не дала времени на размышления. Приблизилась так, что между ними остался всего шаг. Резко протянула руки, коснулась груди. А потом по телу Фьялбъёрна пронеслась молния, перед глазами всё померкло. Волна боли окатила его с ног до головы. Но сильнее всего запылало в груди. Янтарные руки богини жгли и разрывали мертвую плоть, ломали рёбра, чтобы дотянуться до сердца.

Ноги подкосились, Фьялбъёрн рухнул на колени, ничего не соображая, лишь ощущая безумный жар, горячую пульсацию вдруг забившегося сердца и прикосновение ледяных гладких пальцев Брады.

Перед глазами всё плыло, где-то слышались крики. Но моряков или чаек, кто разберет? И морской ветер какой-то странный, почти не ощущается. И вообще неясно, что происходит вокруг.

Так быстро уходит посмертие? Где-то на краю сознания разлилась горечь. Жаль… Огонёк… так и не увидеть снова радость в её глазах, не услышать, как она смеётся, творя плетение чар. Но что ж…

Фьялбъёрн почти ничего не слышал и не видел. Но главное — ни о чем не жалел. Он в этом мире был долго. Теперь можно и уйти, возвращая долг любимой…

«Гордый линорм» вдруг содрогнулся. Над парусом в мгновение ока раскрылся черный цветок с рваными лепестками, заслонив всё пространство над кораблём. Даже янтарное сияние Брады на миг померкло, но тут же возродилось с новой силой.

По палубе пронесся чудовищный шквал, всех сбивая с ног.

— Ворожея Огнецвет снова обретёт прежнюю силу, — выдохнула на ухо Брада, и янтарный свет рассеялся, а обжигающие пальцы в последний раз стиснули превратившееся в уголь сердце.

Фьялбъёрн ощутил могильный холод и зов далёких звёзд. Перед глазами сгустилась непроницаемая тьма.

«Неужто сам Господин Мрак спустился? — мелькнула туманная мысль. — Какая честь…»

— Что тут, во имя всех песчаных скорпионов-людоедов, творится? — вдруг раздался голос Яшраха.

Остывающие губы Фьялбъёрна растянулись в улыбке, и он рухнул на палубу.

По морю разнесся полный горя и боли отчаянный рёв морского линорма.

 

Глава 25. Сердце моря, душа пламени

Волны ударили о борт высоко, яростно, мощно! «Линорм» взлетел на гребне, качнулся, и Йанта вскинулась, выплывая из тяжелой дрёмы. Амулет стихий на её груди нагрелся, обжигая кожу. Йанта поймала его ладонью — и едва не слетела с постели, так швырнуло живой драккар. Да что случилось?! Шторм? Но небо чистое, даже ветра почти нет — клочья облаков висят неподвижно. Подводные скалы? Кто-то напал? И почему не слышно ярла?

— Что тут, во имя всех песчаных скорпионов-людоедов, творится? — послышался изумленный голос Яшраха.

Корабль крутило и кидало на одном месте, словно волшебный зверь-линорм взбесился, но с палубы не доносились крики — и это пугало сильнее всего. Йанта схватила рубашку и штаны — не бежать же голой — но одеться не успела. Тишина вдруг стала совершенно полной и жуткой: ни плеска волн, ни скрипа дерева и канатов, ни дыхания ее самой. Время остановилось, замерло тягучей янтарной каплей, и Йанта влипла в этот янтарь, как крошечная мошка. Попыталась закричать, сопротивляться… Но не смогла сделать ни вдоха, утопая в жидком искристом золоте, обжигающем и леденящем одновременно. Оно разлилось по каюте, так что вскоре стены, пол и потолок исчезли, оставив постель, как островок посреди творящегося безумия.

— Жертва принесена, цена уплачена. Отданное по доброй воле да переплавится в то, что было потеряно, — услышала она низкий женский голос, наполнивший мир вокруг запахом и вкусом меда.

Задыхаясь, Йанта упала на постель, вцепилась в меховое покрывало, не в силах даже приподнять голову. Так вот о чем говорила Ньедрунг, обещая помощь. Она призвала свою богиню, Браду Янтарь… Но о какой цене та говорит?

— Кто… жертва? — выдавила она немыслимым усилием, и, как ни странно, была услышана.

— Не все ли тебе равно, маленькая ворожея? — слова лились насмешливо и сладко. — Цена велика, но ее заплатили с радостью. Ты получишь назад свою силу и обретешь свободу — не этого ли ты хотела?

— Силу — да… но свободу… Кто — Ньедрунг? Или… — трепетавший на груди амулет подсказывал другое имя, обжигающее страхом, — Бъёрн?!

— Оба, маленькая ворожея, оба. Тебя любят, тебе благодарны… Одна согласилась отдать половину отпущенной ей жизни, чтобы помочь тебе, и я возьму плату. Но я милостива к верным и отважным, чтущим меня всем сердцем… Моя Ньедрунг еще не знает, что я заберу половину, которая принадлежала её брату. Близнецы едины, знаешь ли… А вот второй… Фьялбъёрн Драуг расплатился всем, что имел.

— Нет… — всхлипнула Йанта, пытаясь привстать. — Нет. Прошу тебя. Он не должен был. Я не хочу… такой… цены…

— Не хочешь вернуть свою магию? Разве не ты считала, что без нее жизнь не имеет смысла? — богиня наслаждалась, играя с ней, как огромная кошка с мышонком, даже в голосе слышалось насмешливое хищное мурлыканье. — О, кто бы мог подумать, что мертвое тело и древняя душа способны гореть такой любовью. Ее хватит, чтобы выплавить для тебя новое сердце, не тронутое Пустотой, с живым чародейским огнем. Тебе сделали великий дар — цени его, ворожея!

— Нет…

Амулет дрожал на её коже, как испуганный зверек, бросая вокруг алые, золотистые, зеленые и синие отблески. Йанта беспомощно глядела, как янтарное марево обволакивает её тело, как узкие ладони, словно вылитые из пламени, касаются груди, безболезненно раздвигая плоть, и как льется внутрь трепещущий огонь…

— Нет! — закричала она. — Верни ему жизнь! Верни, прошу. Он не имел права! Зачем мне магия без него?

— А зачем ему нужна была победа над Вессе без тебя? — вкрадчиво спросила богиня, останавливаясь и нежа в ладонях пульсирующий сгусток огня, смотреть на который было больно, но и взгляд отвести не получалось. — Разве ты спрашивала его позволения, когда заключала договор с Янсрундом? Два гордеца! Вы так хорошо умеете решать друг за друга… Цена уплачена, девочка. Не пропадать же такому чуду?

Ладони качнулись к ней, опуская пламенеющее сердце в раскрытую грудь — и Йанта закричала. Отчаянно, исступленно, не в силах поверить, что снова накликала беду собственной глупостью. Умоляя, отказываясь… Внутри вспыхнул не представимый жар, опаляя без боли, вливаясь в кровь, заполняя тело.

— Он пожертвовал бессмертием, потому что любит тебя, — шепнул на ухо глубокий голос богини. — Единственным, что у него было. Глупый, глупый драуг… Я сказала, что заберу его любовь, но разве она может исчезнуть, отданная добровольно? Ее можно убить жестокостью, обманом, равнодушием, но не искренним даром. Твое пламя обрело новый источник, неиссякаемый, как сама любовь. А ты хочешь вернуть ему дар? Остаться без магии, лишь бы Фьялбъёрн и дальше влачил свою вечность?

— Да! Пусть он живет! Прошу тебя!

— Это не мне решать, — мягко и почему-то печально сказала Брада. — Есть законы, которые не могу отменить даже я. Мертвое должно быть мертвым, не ты ли это говорила?

— Он не мертв! Телом, может, но не душой, не сердцем. Он жив, раз может любить! — лихорадочно бросала Йанта слова в медово-янтарное марево, захлебываясь ужасом. — Прошу тебя… Я бы никогда не согласилась вернуть себе силу такой ценой. Если не можешь сохранить ему жизнь, отдай мою…

— Хватит, Брада… — укоризненно прогудел вдруг другой голос, тяжелый и мощный настолько, что где-то за пределами окутавшего Йанту марева «Гордый линорм» задрожал всем телом. — Хватит… Сама видишь, она тоже любит. Не ты ли говорила, что если любовь искренна и взаимна…

— Любит? Или опять чувствует себя в долгу? Глупые дети… Что три тысячи лет, что две дюжины… Ты хочешь, чтобы я вернула его к жизни? И даже готова поделиться собственной? Не отвечай сразу, ворожея, подумай хорошенько. Пути назад не будет.

Готова ли она? Чтобы спасти Фьялбъёрна, ради её магии отдавшего бессмертие? Да, тысячу раз да! И не ради долга, а потому что их жизни так прочно переплелись, что невозможно остаться одному без другого.

— Да, — выдохнула Йанта, изнемогая от надежды вперемешку со страхом. — Жизнью, магией, чем угодно! Только спаси его.

— Да будет так, — пролился золотой струей голос Брады. — Я принимаю отданное и подтверждаю свою часть договора.

— Да будет так! — громыхнул штормовой волной о скалы голос Гунфридра — кто же еще это мог быть? — Я тоже подтверждаю свою часть!

— А я… — прошелестел очень мягкий, какой-то ползучий и темный, но не менее глубокий незнакомый голос, при звуках которого в медовой гуще воздуха потекли черные ленты, — свидетельствую договор. Глупые дети, говоришь, сестра? Но такие забавные… Ворожея, ты только что отдала своему ярлу самое дорогое, что есть у смертного, — не жалеешь?

— Нет… господин Мрак, — осторожно вымолвила Йанта, надеясь, что не ошиблась.

— Ах… умная девочка, — шелестяще рассмеялся тот. — Узнала… Что ж, да будет воистину так. Жизнь, бессмертие, силу — вы все разделите на двоих… Но по справедливости. Здесь, в море, время по-прежнему не будет властно ни над ярлом, ни над тобой, ворожея. Пусть волны носят вас хоть века, хоть тысячелетия, мой брат Гунфридр дарует вам свою милость — бессмертие, лишенное старости и болезней. Но стоит вам ступить на сушу, время пойдет обычным чередом, и счет за двоих представят одной тебе. Сестра моя Брада милостива, но ее милость имеет пределы, а вы и так долго испытываете ее терпение. На суше срок твоей жизни помчится вдвое быстрее, за себя и ярла. Юность ты, так и быть, сохранишь, но годы рано или поздно утекут водой в песок. Согласна?

— Согласна! — торопливо выпалила Йанта. — Я согласна! Но… что будет, когда мой срок закончится?

— Что ж, тогда вам останется море и воля Гунфридра, — раздался тихий смешок Мрака. — Или вечный покой — как только пожелаете его принять…

— Хорошо, — отчаянно кивнула Йанта, понимая, что это значит. — Но… я должна спросить Фьялбъёрна. Согласен ли он?

— Во-о-от… — протянул Мрак невыразимо насмешливо. — А ты говорила, Брада, что они ничему не учатся. Всего-то и нужно их немного убить, чтобы поумнели. Твой ярл давно сделал свой выбор, девочка. Он-то ничего не теряет, напротив, ты подаришь ему еще несколько десятилетий настоящей человеческой жизни. Богатый дар в ответ на его щедрость. А поговорить у вас теперь будет время — много времени. И давайте отпустим уже несчастное мгновение на волю, драгоценная сестра, нельзя же тянуть его до бесконечности.

— Почему нельзя? — не менее насмешливо и сладко возразила ему Брада. — Любой кусочек янтаря, поймав собственный миг, именно этим и занимается…

Голоса потускнели, отдаляясь, и с ними растворилось вязкое черно-золотое марево. Йанта судорожно вдохнула и наконец-то накрыла ладонью совершенно целую грудь без единой царапины и бьющийся на ней в такт сердцу амулет четырех стихий. Вытерла другой рукой пот с мокрого лба, сглотнула слюну. Бъёрн! Что с ним?!

На палубе плеснуло криками, что-то зашумело, скрипнули переборки — звуки вернулись вместе с красками, запахами и вкусом крови из прикушенной губы. Йанта на чистом упрямстве сползла с постели, встала на дрожащих и подкашивающихся ногах, сделала шаг на палубу, другой… В глазах все-таки потемнело, но уже совсем обычно, по-человечески. Просто лютая, невозможная усталость — тяжко дается разговор с богом, а уж с тремя сразу!

— Бъёрн, — прошептала она, хватаясь за косяк открывшейся от её толчка двери. — Да где же ты?

Темнота накрыла её и унесла куда-то на ласковых теплых волнах.

* * *

Море ласково качало успокоившийся корабль. Йанта чувствовала его вокруг: бездонные глубины с мощными течениями, волны на поверхности и ветра в вышине. Она чувствовала себя каплей, в которой отражается море и небо разом, сливаясь воедино. Крики чаек и трели рыбьих косяков, приливы и отливы, тяжелые массы воды и невесомые на вид, но не менее тяжкие тучи… Зажмурившись, она плыла посреди всего этого, со страхом и благоговением понимая, как мало знала и понимала мир раньше. Сила, вернувшаяся к ней, лишь на первый взгляд была прежней, почти сразу Йанта поняла, что изменилась куда глубже, чем могла представить. Фьялбъёрн отдал свою любовь, чтобы выплавить ей новое сердце, но его любовью была не только Йанта, в душе драуга жило море, он сам был им, воплощенным в человеческом облике. И теперь вместе с частью души ярла этот дар неизмеримой любви и понимания достался ворожее, разделенный на двоих.

А Фьялбъёрн, значит, получил часть её пламени? Стал не мертвым, но бессмертным? Его грудь, к которой Йанта прижалась щекой, была теплой, и внутри глухо, медленно, но ровно и сильно стучало сердце. Человеческое, живое…

— Ты не жалеешь, Бъёрн? — негромко спросила она, чувствуя бережную тяжесть обнимающей её руки. — Я не самая спокойная и уживчивая спутница…

Она потерлась щекой о грудь ярла, прижалась еще теснее, насколько могла, обхватив его поперек живота. Вместо ответа Фьялбъёрн обнял её другой рукой, потянулся, зарываясь лицом в волосы Йанты. И через несколько вдохов глухо уронил:

— А ты? Полжизни… Глупая маленькая ворожея… Что ты натворила?

— Что надо — то и натворила, — улыбнулась Йанта, томно потягиваясь, как разомлевшая кошка под гладящей ее спину ладонью. — Я люблю тебя, Бъёрн. Я слишком поздно поняла, что не хочу никуда уходить. С магией или без нее, я бы все равно осталась. Но вечность — это долго. Твое море, мое пламя — как они уживутся?

— Как душа и сердце, — так же спокойно сказал драуг. — Бывает, что им хочется разного, порой кто-то берет верх, а кто-то уступает, но в конце концов разум и чувства всегда поладят. Если, конечно, хотят этого.

— Мудрый ты у меня, — вздохнула Йанта. — Что ж, я не знаю, что будет завтра, куда уж тут загадывать на вечность. Но знаю точно, что мое сердце — здесь. А жизнь… Кто вообще может определить ее срок? Боги? Пусть тогда и считают, кому сколько отмерено. А мы будем просто жить. С одним сердцем на двоих, значит, с одним. Может, оно и к лучшему. Моей дури на меня одну всегда было многовато!

Улыбаясь, она снова потерлась щекой о грудь своего мужчины, прихватила губами упругий твердый сосок и легонько прикусила его, услышав глубокий прерывистый вздох. Прошептала:

— Не нам обижаться на богов… Кстати, надо бы при случае вернуть Повелителю Холода его подарки. Алмазы так и валяются под кроватью, между прочим.

— Самое им там место, — усмехнулся уголками рта драуг. — Вернем. Вот как будем проплывать мимо какой-нибудь льдины, так и выкинем. Лично закину подальше — пусть забирает.

— Обидится… — мечтательно протянула Йанта, чувствуя, как её волосы перебирают по прядке, пропуская их между пальцев. — М-м-м-м… Бъе-о-о-орн…

Осторожно выпутав из расплетенной косы шнурок, ярл вытащил из-под подушки коварно припрятанный там гребень. Провел им сначала по кончикам, потом начал с каждым взмахом подниматься выше, пока, наконец, не расчесал волосы целиком, уложив их Йанте на спину и немедленно запустив в мягкую массу руки.

— Бъёрн! Ты это нарочно! Пользуешься моей слабостью… А-а-ах…

— Само собой, — лениво подтвердил драуг. — То есть еще не пользуюсь, но вот сейчас начну. И слабостью, и всем остальным.

Йанта прикрыла глаза, отдаваясь жаркой волне, плывущей по телу от головы до кончиков пальцев рук и ног. Одна рука ярла так и гладила её волосы, вторая — спину под ними, медленно подбираясь к бедрам. Вдруг подумалось, что вечность — вполне подходящий срок, чтобы разобраться, почему же она так сходит с ума от этого трехтысячелетнего разбойника. Варвара, тирана, нечисти… М-м-м… Почему в его руках, огромных, жестких, с каменной твердости мозолями, хочется выгибаться от удовольствия. Почему запах моря и кожаных доспехов незаметно стал самым приятным и нужным — куда там любым восточным благовониям.

Шершавые, но удивительно бережные пальцы ласкали её неторопливо, словно и вправду у них впереди была вечность — и именно для этого. Хотелось подставляться под них, прижиматься всем телом к мощному телу Бъёрна и целовать, гладить, ласкать его в ответ. Разделить сладкий жар, хмель страсти и беспомощную отчаянную нежность, от которой сердце замирало и тут же начинало биться торопливее.

— Бъёрн… — прошептала Йанта, поднимая лицо и подставляя губы.

Вкус соли — легкий, едва уловимый. Запах ветра и смолы от белых волос. Надо будет дождаться, пока уснет, и отомстить — она еще не разучилась плести маленькие косички, которыми баловала своих сестер. Ох, и вид будет у ярла, м-м-м…

Предвкушая месть, она целовалась с упоением, окончательно утонув в объятиях и наслаждаясь каждым мгновением. Вечность? Мало! Ведь даже этот поцелуй хочется длить бесконечно, и только желание большего заставляет оторваться, вдохнуть побольше воздуха…

— Подожди… — прошептала она, раскрасневшись. — Я, кажется, придумала… на что годится подарок Янсрунда…

Успокаивающе коснулась пальцем нахмурившихся бровей драуга, провела по ним, разглаживая морщинки на переносице. Спустила руку под кровать и представила блестящую нить, щелкнув пальцами. Сила отозвалась легко и послушно, радуясь даже такой малости. Йанта вытащила слегка запыленную серебряную нить, унизанную крупными сверкающими каплями, встряхнула. Ага, длинная…

Ярл, насупившись, ждал. Йанта улыбнулась — о да, она не может изменить случившегося. И глупо переживать из-за измены, которой, по сути, не было. Но стереть даже легкую тень между ними, возникавшую при каждом поминании Повелителя Холода, все-таки следовало.

Чуть сдвинувшись, чтобы было удобнее, она захлестнула один конец толстой серебряной змейки у себя на запястье петлей, не туго затянула. Со второй петлей пришлось повозиться, и никак не получалось.

— Свяжи! — потребовала она, протягивая запястья Фьялбъёрну. — Давай… Покрепче!

Драуг, приподняв бровь, молча выполнил просьбу. Настороженность во взгляде, наконец, сменилась заинтересованной смешинкой. И узел вышел — загляденье. Три витка вокруг плотно примотанных друг к другу запястий: не разорвать, не освободиться.

— Помнишь, ты говорил, — начала Йанта вкрадчиво, — что будь я твоей добычей, ты бы меня месяц из постели не выпустил?

— Говорил…

Живой глаз Фьялбъёрна широко раскрылся, а потом снова прищурился в насмешливо-удивленном ожидании.

— А кто меня из Бездны вытащил? — так же вкрадчиво поинтересовалась она. — Третий раз, между прочим, из воды достал. Отбил и у Вессе, и у Пустоты, и у Повелителя Холода… Так чья же я добыча, ярл?

— Моя…

Огромные ладони вернулись, наконец, туда, где им было самое место — на спину и обнаженные бедра Йанты. Сжали, готовясь приподнять. Йанта бесстыдно потерлась животом о пах драуга, задевая его напряженную плоть. Кажется, игра пришлась ее любимому по вкусу.

— Так что же ты не пользуешься правом победителя? — жарко выдохнула она, приподнимаясь и опираясь на связанные руки. — Покажи мне, что значит быть добычей капитана «Гордого Линорма».

Взгляд Бъёрна потемнел, как штормовое небо. И голос, когда он заговорил снова, стал хриплым, низким, тяжелым.

— Право победителя, значит? Все, как я захочу?

Йанта выразительно окинула себя взглядом. Совершенно голая — как проснулась рядом с ярлом пару часов назад — с распущенными волосами, кутающими плечи, с распухшими от поцелуев губами, а теперь еще и руки связаны. Если уж это не приглашение и позволение делать, что угодно, то…

Во взгляде Бъёрна она видела отражение того же мучительного желания, что захватило её саму. Потянувшись, ярл подцепил пальцем связанные запястья Йанты, дернул, заставив упасть себе на грудь.

— И вправду, славная добыча досталась мне в этот раз, — завораживающе низкий голос проникал в сердце и туманил мысли. — Отбиваться будешь или сразу сдашься?

— Давно сдалась, — в тон ему ответила Йанта, изнемогая от сладкого стыда, смешанного с нетерпением. — А отбиваться… Как пожелаешь, мой ярл. Как пожелаешь.

Лицо и тело у неё уже пылали, прося прикосновений, низ живота налился горячей тяжестью. Пожалуй, если бы Фьялбъёрн промедлил еще немного, Йанта принялась бы умолять. На её счастье, ярлу и самому не терпелось. Раздвинув губы в хищной и слегка безумной усмешке, он сгреб волосы Йанты ладонью, стиснул, намотал на ладонь, не грубо, но властно.

— Как пожелаю… — повторил удовлетворенно. — Послушная моя…

Короткий рывок — и Йанта оказалась под перекатившимся и прижавшим её к постели ярлом. Охнула от неожиданной тяжести, выгнулась, насколько могла. Обхватив одной ладонью сразу оба её запястья, ярл с легкостью прижал их к постели над её головой — не вырваться. Беспомощность ударила в голову густым хмельным вином, Йанта всхлипнула, уже откровенно изнемогая. Отбиваться? Как же! Тут как бы дождаться…

— Ах, какая добыча, — с жаркой ласковой насмешкой снова оглядел её Фьялбъёрн. — Красивая, сильная. Долго можно тешиться…

Граненые капли-алмазы кололи кожу, и эта легкая боль добавляла к удовольствию новые оттенки, как жгучая пряность — к вину. Коленом драуг раздвинул ей ноги, вдавив в постель и перенеся туда вес тела. Не отрывая взгляда, Йанта обхватила его колено бедрами, потерлась, бесстыже извиваясь на постели и сходя с ума от ощущения прохладной обнаженной кожи возлюбленного.

— Моя, — с тем же тяжелым спокойствием сказал ярл, вторым коленом заставляя её раздвинуть ноги еще шире. — Моя… Никому не отдам. Ни богам, ни смерти, никакой беде. Моя добыча. Моя жизнь. Мое сердце. Сердце пламени.

— Мой… — прошептала Йанта в ответ и вскрикнула, не стыдясь, когда в неё вошли резким мощным толчком.

Обхватила коленями, прижавшись, и выдохнула торопливо:

— Мой. Не уйду. Не предам — никогда. Мой ярл. Моя любовь. Моя душа. Душа моря…

Кажется, она плакала, слезы сами текли из глаз, и хоть руки её давно отпустили, Йанта не пыталась их вытирать. Еще немного соли — какие пустяки, если вокруг и так море. Серебряная змейка на запястьях лопнула, и капли-алмазы раскатились по постели, посыпались на пол каюты. Как раз вовремя, потому что ей нужно было обнять Бъёрна. Так же нужно, как дышать. И она обнимала, вжимаясь в сильное тело ярла, плавясь в его объятиях, подаваясь навстречу при каждом толчке, ловя ритм, сначала торопливый, потом медленный, и снова чуть быстрее — как и два бьющихся в унисон сердца.

Слова кончились. Потом они еще вернутся, и Йанта знала, что скажет много чего. Она все выскажет этому сумасшедшему, решившему, что его жизнь для нее дешевле магии. И они наверняка поругаются — не всерьез, конечно, потому что иначе поступить было нельзя — и оба это знают. Да, и теперь Йанта хорошо усвоила урок о доверии, дорого оплаченный и еще не до конца пройденный. Иногда нужно принять свою слабость и позволить о себе позаботиться — теперь она это понимала. Ведь для того и сила, чтобы в час беды разделить ее на двоих. Как и жизнь. Как и путь.

Её ярл, бессмертный ярл живого корабля, вечный воин и защитник мира, покрывал поцелуями лицо Йанты исступленно, отчаянно, словно пытался запомнить его на всю предстоящую им вечность. Стискивал руками её плечи и тут же принимался гладить их, исправляя невольную грубость. Обнимал и шептал что-то на ухо на давно исчезнувшем языке, который Йанте не нужно было знать, чтобы понимать — все хорошо. Теперь все хорошо и правильно. Она, наконец, нашла свое истинное место и того, кто стал половиной её сердца и души. Сменяя имена и лица, начиная и заканчивая новые истории, море и пламя всегда будут встречаться вновь и вновь. И неважно, сколько впереди будет еще битв и дорог — теперь они пройдут их вместе. В вечность — и дальше, потому что бессмертие может закончиться, магия — исчезнуть, боги — кануть за пределы мира… Но любовь, отвага и верность всегда будут держать этот мир над пастью Пустоты.