Пролог

Старый седой Саид долго прилаживал палку к полуразрушенному дуплу дерева. Дерево лет двадцать назад расщепила молния. Оно раскололось надвое, и засохшая отколотая половина грустно повисла над пропастью. Упасть вниз ей не давала тонкая, едва заметная сверху, но достаточно прочная внутри корневая система. Даже получив сокрушительный удар, дерево продолжало цепляться за почву всеми оставшимися силами. Поэтому именно к нему так часто приходил старик Саид и долго часами в раздумье сидел над обрывом. Прислонившись к уцелевшей половине, он пристально вглядывался куда-то в глубину пропасти и время от времени глубоко вздыхал.

Узнав о том, что в соседнем ауле родился мальчик по имени Аслан, Саид всю ночь просидел у дерева, плотно прижав голову к расщелине.

Наутро невестка старика, Бетия, прибежав к обрыву, с ужасом увидела перекошенное от боли лицо Саида. Она осторожно оттащила его от расщелины, уложила на траву и начала растирать ему щеки. Старик только мычал и невнятно пытался что-то сказать, показывая куда-то в глубину пропасти. Бетия с опаской, цепляясь обеими руками за остатки веток, силилась увидеть то, что навело такой ужас на старика. Но, в пропасти не было ничего. Только стая потревоженных ворон вспорхнула откуда-то снизу и с бешенным криком шарахнулась в сторону соседней горы.

От этого крика старик неожиданно встрепенулся, перевалился на живот. Затем подобрал под себя ноги и встал на колени, обернувшись в сторону пропасти. Из его перекошенного ужасом рта вырвалось только одно слово: «Шайтан!» Он из последних сил пополз к обрыву и, сложив руки на груди, упал в зияющую пустоту.

Пораженная Бетия еще долго стояла над пропастью. Затем тихо подобрала оставшийся у старого дупла посох и медленно побрела в сторону аула.

Старика Саида знали все жители горной Чечерии. Это он предсказывал обвалы и большую воду. Только он знал, когда, где и как ударит стрела молнии. Только ему были ведомы сотрясения гор и сдвиги земной коры. К нему ходили за советом перед женитьбой сыновей. Услышав имя будущей невесты, старик долго в раздумье сидел и, глядя на конец своего посоха, что-то бормотал. Затем закрывал глаза и кивал головой. Один большой кивок означал, что выбор сделан верный. Легкое покачивание головы из стороны в сторону означало, что эта невеста принесет в дом жениха горе. И тогда свадьба расстраивалась. Только однажды молодой горячий жених из дальнего аула Сожень-Юрт не пожелал внять пророчеству старого Саида. Через три месяца он сорвался в пропасть во время охоты, и его жена перешла по наследству младшему брату. Но, и младший брат прожил недолго. Он погиб на перевале. С высокого откоса в ущелье вдруг упал огромный кусок скалы. Соседи нашли на месте трагедии только его размозженную голову. А молодая вдова исчезла из аула на второй день после окончания траура. Больше ее никто никогда не видел.

Три года назад в аул Дуба-Юрт с Большой Земли приехала молодая учительница с непривычным для простых чечерцев именем Зоя. Она приветливо улыбалась всем и охотно рассказывала, что Зоя в переводе с греческого означает Жизнь. Но, старый Саид сразу увидел в ней Большую Беду. Когда Зоя проходила мимо его мазанки, он выставлял на пороге посох, отворачивался лицом к стене и отчаянно читал слова молитвы. Районный начальник — Махмуд — однажды заглянул к нему в хижину и долго увещевал, рассказывая об интернациональной дружбе всех народов Большой Земли. Саид послушно кивал головой. Но, когда Махмуд закончил свою речь, старик, глядя куда-то поверх его головы, прямо за вершину гор, упрямо проговорил: «Она родит Шайтана! Когда он придет, я уйду!» Затем упал на колени и долго читал слова молитвы.

Увидев это, Махмуд махнул рукой, сел в свою дребезжащую машину и уехал.

Ровно год назад, когда старик Данильбек из дальнего конца аула решил женить своего сына Андарбека на красавице-учительнице, имя которой — Зоя, что в переводе означает Жизнь, Саид запер дверь мазанки железным крюком и даже не позволил приблизиться молодым к своему дому. Потом ушел к обрыву и долго сидел на краю пропасти, прижимаясь лбом к расщепленному дереву. И только пришедшему за ним сыну он тихо, но внятно проговорил: «Эта Зоя отнимет Жизнь не только у моего народа, но и у всех народов Большой Земли. Плод ее чрева назовут Ачиком. Но, он будет носить другое имя. Чужое нам и всему чечерскому народу. Он уничтожит наш народ. И мы сами ему в этом поможем. Потому что настоящее его имя — Шайтан! Он убьет Большого Брата и займет его место. Но я этого не увижу. Потому что когда он придет, я уйду!»

И вот этот день настал — Он пришел…

 

1

Глава Собственной Канцелярии Большого Брата заглянул в кабинет шефа, когда тот в задумчивости сидел за столом, тупо уставившись в одну точку, расположенную где-то в противоположном углу. Под его правой рукой с командирским хронометром на запястье лежал тонкий лист бумаги и дорогая ручка с золотым пером. Время от времени Большой Брат переводил взгляд со стены на лист бумаги и в нерешительности жевал губами. Затем дважды дыхнул на перо и неуверенно вывел внизу листа загогулину. Глава Собственной Канцелярии тут же подхватил подписанную бумагу и, мотая из стороны в сторону бородой, пятясь, выскочил из кабинета.

Через минуту его голова, а затем и все прочие части тела опять появились в проеме двери.

— Честное слово, вы не пожалеете! — Он ловко пристроился на стуле около приставного столика и радостно затараторил. — Я совершенно уверен. Моша из «Бетты» за него полностью ручается. Это будет надежный кадр. Он у Моши всем пиаром заведовал. Нам как раз нужен именно такой. Будет писаками и депутатами командовать. А то они совсем распоясались.

— Н-да… — протянул Большой Брат.

— Совершенно верно рассуждаете! — подхватил Глава Собственной Канцелярии. — У нас же впереди большие дела! И Дед вас просил прислушаться. А Дед свое дело туго знает.

— Нда… — еще раз вздохнул Большой Брат. — И как же его зовут?

— Так очень просто. Поскольку он фактически был тенью Моши, его там звали Мошонкой.

— Нет, — возразил Большой Брат, — это не солидно. Теперь он будет работать у меня. Значит, будет называться Братком.

— Вот и ладно, — согласился Глава Собственной Канцелярии. — Так и запишем — Браток. Теперь он будет вашей Тенью.

— Как же так? — поднял брови Большой Брат. — Дед меня всегда заверял, что моей Тенью будешь ты.

— И я тоже, — согласно замотал бородой Глава Собственной Канцелярии. — Мы все ваши Тени.

— И это правильно, — прихлопнул правой рукой по столу Большой Брат. — Ну что же — пусть он приступает к работе.

 

2

Браток долго, внимательно рассматривал табличку со своим именем. Затем наблюдал, как рабочий прикручивает ее к лицевой стороне двери обширной приемной. После чего направился обживать огромный кабинет. Первым делом он примерил кресло то придвигая, то отодвигая его от стола. С восхищением оглядел телефоны с гербами на приставном столике. По-хозяйски проверил содержимое шкафа за спиной. Обнаружив в нем непочатую бутылку французского коньяка, бережно обтер ее рукавом пиджака и поставил на место. Затем уселся за стол, придвинул к себе лист бумаги, массивный чернильный прибор с дорогой ручкой и размашистым почерком написал «Теперь Я здесь хозяин!». При этом букву «Я» обвел жирным кругом. Внимательно со стороны посмотрел на написанное и, вдруг испугавшись, начал замазывать фразу. Ручка скользила по бумаге, оставляя жирные пятна, но слова продолжали проступать. Тогда Браток огляделся по сторонам и увидел возле окна небольшой агрегат для уничтожения бумаг. Подбежал к нему, нажал на кнопку и начал запихивать помятый лист внутрь. Агрегат застрекотал, и вскоре от опрометчивого заявления остался только пшик.

В этот момент из аппарата на столе раздался мелодичный голос секретарши.

— К вам представители Верхнего Совета.

Браток поспешно занял место за столом, нажал на кнопку ответа и принял величественный вид.

— Пусть войдут!

Члены Верхнего Совета прибыли с подарками. В руках у каждого из них было по большому свертку. Браток, мельком бросив взгляд на свертки, показал на тумбочку в углу кабинета. И все послушно понесли туда свои приношения. Затем аккуратно устроились вокруг большого рабочего стола. Браток исподлобья оглядел присутствующих и торжественно произнес:

— Теперь всеми вашими проблемами буду заниматься я! Прошу вас больше не тревожить Большого Брата всякими пустяками.

Один из пришедших осторожно, по ученически, поднял вверх левую руку.

— А как же Глава Собственной Канцелярии?

— Его тоже прошу ерундой не утруждать! — отрезал Браток и пристукнул карандашом по столу. — Еще вопросы есть?

— Нет! Однозначно! — заерзал на месте спрашивающий. — Все понятно. Теперь любые контакты — только через вас.

— Вот именно, — подтвердил Браток. — Будете раз в месяц приходить на контрольный разговор. Если понадобитесь чаще, вызову. Прошу являться без задержек. Сами понимаете — не в игрушки играем. Речь идет о государственных интересах.

— Да, да, да, — закивали присутствующие.

— И еще, — продолжил Браток, — все шаги внутри ваших партийных братств согласовывать лично со мной. Но, — он поднял вверх указательный палец, — упаси Бог вас где-нибудь об этом разболтать!

Уходили члены Верхнего Совета также тихо, как и пришли. Каждый из них на прощанье аккуратно пожимал руку Братка и, опустив вниз глаза, покидал кабинет.

 

3

Уже через пол года после появления Братка в Собственной Канцелярии Большого Брата стали происходить странные вещи. Сотрудники как будто перестали друг друга узнавать. Каждый пытался проникнуть в свой рабочий кабинет втихаря, быстро пробегая по всем закоулкам коридоров. А если случалось в этих закоулках столкнуться, то они натянуто друг другу улыбались и, отворачиваясь к стене, стремились быстрее проскочить место встречи. Особенно опасались перемещаться по той части здания, в котором находилась приемная Братка. Потому что каждая встреча с ним заставляла невольно съеживаться и оставляла в организме неизгладимый осадок, который весьма напоминал эффект сильно перченого сладкого пирога. Из-под черных густых бровей Братка сверкали бездонные голубые глаза, пугающие своим холодом и коварством. И даже когда он улыбался, у присутствующих невольно внутри все сжималось. Казалось, что вот-вот из его рта вырвется острое жало и нанесет смертельный укус. Особенно опасались моментов, когда Браток начинал кого-то похваливать. По первоначалу многие, привыкшие к безалаберности отношений при прежнем хозяине Палат, которого все любовно называли Дедом, воспринимали эту похвалу как должное. Но, после того как двое сослуживцев, получивших хвалебные оценки Братка, вдруг узнали о своем фактическом отстранении от серьезных дел, а, следовательно, и от дополнительных материальных благ, отношение к этой «милости» изменилось.

Однако как-то постепенно патологическая боязнь сменилась столь же патологическим стремлением как можно чаще общаться с Братком. Но общаться с ним каждый предпочитал втайне от других. Причем маршруты своего продвижения в сторону заветной приемной отрабатывали тщательно, заранее готовя версию своего нахождения в этой части здания на случай нечаянной встречи с сослуживцами. Тайное доносительство стало неотъемлемой частью жизни всей Собственной Канцелярии.

Приходящего с очередным доносом Браток выслушивал спокойно, делая небольшие заметочки в своем заветном блокноте. Потом так же спокойно говорил «принято» и отворачивался от доносчика, выказывая полное равнодушие. Но все прекрасно знали, что ни одно слово, произнесенное в стенах этого заветного кабинета, не пропадало даром. Браток впитывал все. Все тонко и точно анализировал. И никому и ничего не прощал. Никто кроме Большого Брата не смел говорить с Братком на повышенных тонах. Даже Глава Собственной Канцелярии предпочитал в разговоре с ним придерживаться товарищески просительных интонаций. Тем более что Моша, по рекомендации которого Мошонка стал Братком, неоднозначно намекнул, что тот как был, так и остался его Тенью. И это означало, что за спиной молодого синеглазого юноши находится вся мощь «Бетты». А ссориться с ней не хотел даже Большой Брат.

Хотя мало кто знал, что на самом деле никакой мощи у Банковской Империи, составной частью которой являлась «Бетта», нет. Ее лидеры, которых с легкой руки Братка все стали называть Олигархами, давно и надежно не ладили друг с другом. Каждый из них жил своей совершенно обособленной жизнью. И только когда возникала опасность для всей Империи, они на время сплачивали ряды и показывали свой мощный оскал. Каждый из Олигархов старался до поры до времени держаться в тени и все вопросы в Палате решать исключительно через своего человека. Таким человеком был Браток.

Этот заведенный порядок не смел изменять никто. Таков был негласный неписаный закон.

Но однажды он был нарушен.

Олигарх, у которого в свои ранние юношеские годы Браток работал охранником, возомнил, что вполне может обойтись в общении с Большим Братом без посредника. Решив, что пятнадцать миллиардов Условных Единиц — сумма вполне приличная, чтобы разговаривать с Большим Братом на равных, он пренебрежительно отверг услуги Братка.

И это его погубило.

Он забыл о том, что, во-первых, Банковская Империя не любит выскочек. А во-вторых, бывшие охранники никогда не прощают своих обид. Тем более, если этот бывший охранник владеет технологиями пиара и в состоянии распоряжаться административным ресурсом.

Сначала Браток в красках нарисовал шефу картину измены со стороны Олигарха. Затем, получив возмущенную реакцию Старшего Брата, во время одного из приемов в Палате он тихонько шепнул об этой реакции Прокуратору. И дело было сделано. Уже через три дня к Олигарху пришли люди в черном и потребовали… Впрочем, они ничего не требовали. Они просто предложили ему отдать свой Бизнес и поскорее покинуть страну. При этом один из них, который, по-видимому, выполнял роль старшего, очень долго и активно подмигивал и таращил глаза куда-то наверх.

Олигарх не понял ничего. И уже через месяц серый фургон вез его в суровую обитель со странным романтическим названием Матросская Тишина. Только там — в Матросской Тишине — он осознал, наконец, что Браток не шутил, намекая ему на некую Тихую Заводь. Но, как говорится, поезд ушел. Потом были долгие раздумья наедине с собой в переполненной зеками камере. И даже забываясь коротким тревожным сном, Олигарх с криком подскакивал на нарах, пугая сокамерников. Ему казалось, что лукавая усмешка бывшего охранника преследует его, доводя до полного исступления и отчаяния.

Через пол года, когда Фискальные Шакалы практически парализовали весь бизнес Олигарха, к нему в Матросскую Тишину прибыл человек в черном с очередной запиской от Братка. В записке было всего четыре слова: «Все зависит от тебя». Олигарх, едва глянув на нее, отодвинул бумажку в сторону. Затем, словно опомнившись, схватил ее в руки и начал остервенело рвать на части. Обрывки полетели в лицо человека в черном. Тот стоял на месте, широко вытаращив глаза и едва успевая уворачиваться от рук Олигарха.

— Передай Братку, что он еще будет харкать кровью. Я выношу ему смертный приговор.

На следующий день Олигарх при встрече с адвокатом, воспользовавшись минутным замешательством охраны, произнес всего одну фразу: «Лимон за упокой Мошонки». Адвокат понимающе вздернул брови и утвердительно кивнул головой.

 

4

Совещание у Большого Брата затянулось, как никогда. Начало было довольно вялым. Собравшиеся долго сидели, молча глядя друг на друга. При этом Начальник Службы Государственной Безопасности постоянно нервно теребил свой блокнот, то открывая, то закрывая его на разных страницах. Большой Спикер радостно со всеми раскланивался, как будто не понимая, что произошло. Зато Малый Спикер, уже имевший значительный опыт подавления Недовольства, сурово уставился куда-то в угол огромного зала и время от времени тяжело вздыхал. Напротив него важно устроился за столом Премьер-Министр. Его постоянно слегка сморщенный лоб излучал некоторую настороженность и озабоченность. Рядом с ним примостились Министр Финансов и Министр Экономики. Оба о чем-то как обычно оживленно спорили. Пристроившийся к ним сзади Министр Чрезвычайных Ситуаций долго пытался вникнуть в суть спора. Но, так ничего и не поняв, махнул рукой и двинулся в дальний конец стола. Особняком ото всех расположился Министр Общественного Здоровья. Он перекладывал бумаги из одной стопки в другую, постоянно что-то в них исправляя карандашом. Время от времени закатывал глаза к потолку и удовлетворенно хмыкал про себя.

Последними в зал заседаний быстрой походкой вошли Глава Собственной Канцелярии и Браток. И только после этого огромная боковая дверь отворилась, и в зал буквально вбежал Большой Брат.

Все присутствующие вскочили с мест. Будто не замечая их, Большой Брат уселся во главе стола и начал быстро перебирать в руках полу скомканные листки бумаги.

— Ну, что вы обо всем этом думаете? — закончив читать сводку, спросил он, в упор взглянув на присутствующих.

В зале воцарилась полная тишина, которая только изредка прерывалась скрипом стула под внезапно заерзавшим Премьер-Министром.

— Вы хотите что-то сказать? — Большой Брат бросил листки на стол и уставился на сморщенный лоб Премьера.

— Да нет… — Стул под Премьером затрещал с новой силой.

— Тогда я слушаю Министра Общественного Здоровья. — Большой Брат указал на него карандашом, мельком взглянул на правую руку с хронометром и прихлопнул карандашом по столу. — Начинайте!

Министр аккуратно разложил перед собой подготовленные бумаги и придвинул микрофон.

— Считаю, что все эти выступления не имеют под собой ни малейшей почвы. Они инспирированы нашими врагами. Думаю, что против баламутов надо принять самые суровые меры воздействия, вплоть до ареста. Мы должны провести наши реформы во что бы то ни стало. Наш народ сам не понимает своей пользы. Это всего лишь недостаток пропаганды. Надо добавить денег на разъяснительную работу.

— А, может быть, добавить денег старикам? — Большой Брат указал карандашом куда-то в сторону.

— Упаси бог! Они тогда вообще сядут нам на шею. Они будут требовать прибавки ежемесячно. А где мы возьмем? Или я не прав? — Министр Общественного Здоровья повернулся в сторону Министра Финансов. Тот словно ожидал подобного вопроса. Тут же открыл толстую папку и с важным видом проговорил.

— Так точно! Подтверждаю! Этих денег в бюджете нет! — Он прихлопнул ладонью по папке, достал из нее пополам сложенный листок и потряс им над столом. — Все уже давно сверстано и подписано. И Верхняя Палата нам этого не позволит.

— Да, да, — встрепенулись оба Спикера.

— Так значит, надо всего лишь усилить пропаганду? — Большой Брат в задумчивости погрыз кончик карандаша. Все с этим согласны? А что по этому поводу думает Служба Государственной Безопасности?

Начальник Службы нервно заерзал на месте и начал суетливо перелистывать свой блокнот. Затем пожал плечами и вздохнул.

— Понятно. — Большой Брат глухо пристукнул карандашом по столу. — А Прокуратор?

— Думаю, что одной пропагандой здесь не обойтись. Надо что-то делать. Не уверен, что стариков кто-то толкает к протесту. По-моему, они действительно доведены до ручки этой проклятой нищетой.

— Да, про какую нищету вы говорите? У нас в стране наметился значительный экономический рост, и никакой нищеты уже давно нет. — Министр Экономики вскочил с места и замахал руками. — Вот посмотрите: на этих графиках ясно видно, что мы успешно развиваемся. — Он развернул сложенный лист бумаги и начал трясти им над столом.

— Ты свои графики в одно место засунь! — подал голос со своего места Министр Чрезвычайных Ситуаций. — Ты давно из столицы выезжал? Я имею в виду не за бугор, а в глубинку. У нас люди уже как мухи дохнут. — Он рубанул рукой по столу и отвернулся в сторону.

— Попрошу без личностей. — Большой Брат привстал в кресле и покачал головой. — Все-таки, что будем делать?

В зале воцарилось неловкое молчание, и все невольно повернули головы в сторону Братка. Тот спокойно достал из кармана пиджака расческу, провел по ней острием ногтя так, что раздался сухой едва слышимый треск, и шлепнул ею по столу.

— Думаю, что не надо делать ничего. Как говорится, собака лает — караван идет. Эти старики — народ простой: пошумят, пошумят и успокоятся. Им надо всего лишь маленько обещаний подбросить. Да, я думаю, Большому Брату надо в очередной раз красивую прочувственную речь выдать. А еще лучше, куда-нибудь в глубинку съездить и с «народом» повстречаться. «Народ», конечно, специально подготовить надо. И потом красочно это по всем телеканалам показать. Но, это уж моя забота. Мы им должны напомнить, кто о них больше всего печется. Тогда они сами всем смутьянам глотки позатыкают.

— А ведь он дело говорит! — восхищенно выдохнул Премьер. — И деньги целее будут. А то как же нам перед Землей Обетованной отчитываться?

— Только здесь придется как следует поработать нашим депутатам Верхнего Совета. — Продолжил Браток. — Пусть тоже в народ идут. А то засиделись в столице. Пусть отрабатывают наше доверие. И чиновников пусть не боятся поругать. А кое-кого и на расправу надо отдать. Особенно тех, кто чересчур зазнался.

— Вот и прекрасно! — подвел черту Большой Брат. — Руководить оперативным штабом по успокоению стариков поручаю Братку. Всем остальным — выполнять его указания. Совещание окончено.

 

5

Сулим долго по складам читал бумаги, делая вид, что пытается понять суть написанного. С тех пор, как он стал вице-премьером Чечерии, ему постоянно приходилось разбираться в каких-то важных бумагах, суть которых доходила до него весьма смутно. Все это он воспринимал, как нудную обременительную обязанность. Для него более естественным занятием было носиться наперегонки на полу сломанном джипе или вприпрыжку скакать вокруг вбитой в центре двора палки. Еще несколько лет назад покойник отец частенько неодобрительно покрикивал на него, заставляя принимать подобающую истинному чечерцу позу. Но после его внезапной кончины Сулим окончательно лишился каких-либо ограничений. И теперь он мог сутками напролет заниматься своим любимым делом. Друзья Сулима знали о его маленьких недостатках, но воспринимали их, как нормальное увлечение своего молодого шефа. Родившиеся и воспитанные в период непрекращающейся войны, они, так же как Сулим, считали своей главной забавой пострелять из автомата или промчаться с бешенным воем по селу, распугивая старух и поднимая до небес пыль. В отличие от своих далеких предков, в горы они теперь ходили не за баранами, а за «языками». Да и сами прекрасные чечерские горы уже давно назывались просто «зеленкой». Оттуда, из «зеленки», они время от времени притаскивали очередного обезумевшего оборванного пацана. Долго и нудно всей компанией били его, норовя попасть грязным сапогом в лицо. Затем выстригали ему клоками бороду, привязывали к дереву и, отойдя метров на пятьдесят, тренировались в меткости стрельбы. Причем верхом искусства было попасть пленнику в пах и смотреть, как он, извиваясь и корчась в невыносимых предсмертных муках, оглашает окрестности диким воем. После того, как душа пленника представала перед Аллахом, его голову с безобразной гримасой на лице отрезали, насаживали на кол и выставляли посреди аула на всеобщее обозрение. При этом «гвардейцы» Сулима сгоняли несчастных жителей, включая малолетних детей, посмотреть на «смердящий прах» дабы впредь никому не повадно было противоречить новым хозяевам Чечерии.

Сулима много раз пытались усовестить даже видавшие виды старейшины. Но, видимо настали другие времена. На рубеже веков главным советчиком и главным судьей стал автомат Калашникова или, как его теперь все любовно звали «калаш». С «калашом» не расставались никогда. В обнимку с ним ложились спать. А, просыпаясь рано утром, в первую очередь именно его любовно протирали свежим полотенцем, и только после этого умывались сами.

После внезапной гибели отца прошлой весной Сулим около двух месяцев ходил, словно опущенный. Ни с кем не разговаривал и на все обращения только издавал глухой рык. Именно тогда «гвардейцы» присоветовали ему совершить рейд в соседнюю землю. Тем более что, как ему еще в раннем детстве рассказывал дед, вся их семья происходила именно оттуда и еще в прошлом веке была вынуждена бежать в Чечерию из-за кровной ссоры с соседним кланом. Поняв, что это будет прекрасной разрядкой для истомленной души, Сулим собрал своих верных нукеров, погрузил их в несколько джипов и рванул на всех парах к соседям наводить «конституционный порядок». Благо, что ни на одном посту даже не посмели поднять жезл, дабы остановить рвущуюся на «боевую операцию» бригаду. Наоборот, еще издали завидя до боли знакомую машину, часовые на постах спешили вытянуться во фрунт и отдать по полной программе честь. В свою очередь, «гвардейцы», проносясь мимо обезумевших постовых, радостно стреляли из своих «калашей» в воздух и восторженно орали.

В соседней земле Сулима с «гвардейцами», как и предполагалось, никто не ожидал. Поэтому местное отделение охраны сдалось фактически без боя. Охранники тут же были разоружены, заботливо перевязаны веревками и методично, но аккуратно избиты. После чего Сулим прочитал им лекцию о том, кто есть кто в этом горном краю, и, оставив их в полном недоумении, так же весело под восторженные вопли «гвардейцев» помчался к себе восвояси исполнять сложные вице-премьерские обязанности.

Протесты соседей поступили уже через несколько часов. Поняв, что реакции со стороны руководства Чечерии не будет, соседний губернатор обратился непосредственно к Большому Брату. И через два месяца Сулим был представлен к награде: он получил звание Героя Большой Земли. За высокую боевую готовность к борьбе с террористами всех мастей.

Теперь душа Сулима успокоилась окончательно. Он понял, что, не смотря на свой молодой возраст, он вполне сможет управлять этой сложной страной. А, может быть, его ожидает и более высокая миссия.

 

6

Рано утром в соседней комнате противно задребезжал мобильный спутниковый телефон. Вставать очень не хотелось. Тем более, что вчера до поздней ночи пришлось резаться в бильярд. Причем на кон сначала был поставлен гранатомет «Муха», а затем пришлось тащить два ящика снарядов к нему. Дело чуть не дошло до любимого джипа. Но вовремя удался дуплет в правую лузу, и вместе со спасенной партией был спасен верный «боевой товарищ». Впрочем, и гранатомет был заменен трофейным «калашом» в придачу к которому дали пару заряженных магазинов. От вечернего напряжения голова отчаянно болела, но телефон не прекращал верещать. И Сулим нехотя побрел в соседнюю комнату.

— Здорово, брат. Это Ачик. Ты что, еще спишь? Пора вставать. Тебя ждут великие дела!

— Кто это? — не понял спросонья Сулим.

— Я же тебе сказал: это Ачик. Ну, если хочешь, Браток. Теперь понятно?

— Угу! — Сулим моментально взбодрился и начал бегать по комнате, одной рукой придерживая трубку телефона, а другой делая круговые движения.

— Кончай бегать. От твоего сопения у меня в голове звенит.

Сулим остановился посреди комнаты, глухо перевел дух и плюхнулся на топчан.

— Прости, брат, я тебя внимательно слушаю.

— Сегодня вечером ты должен быть у меня в Палате. Сейчас садишься в самолет и дуешь на всех парах. Тебя встретят и прямиком ко мне. И не забудь, пожалуйста, мою долю за прошлый транш.

— Да, да, конечно. — Сулим поскреб пятерней в бороде. — У меня уже давно все приготовлено.

— Вот и ладно. Только чтобы никто не знал, куда и зачем ты направился.

— Это — само собой! — Сулим завалился на спину и начал дергать в воздухе ногами.

— Ну что ты опять запыхтел, как паровоз? Мы тебе героя прилепили, чтобы ты остепенился. А ты ведешь себя несерьезно. Я все сказал. Вечером у меня, как штык.

В трубке раздались короткие сигналы отбоя. Сулим еще некоторое время повертел ее в руке и бросил на топчан. Затем длинно витиевато выругался и поплелся на кухню.

После чашки горячего зеленого чая немного полегчало, но голова по-прежнему оставалась тяжелой. Поэтому пришлось выскочить во двор и вылить на нее целый кувшин холодной воды. Затем взял палку и громко постучал в соседнее окно. На стук моментально появилась лохматая сонная голова.

— Сули к, ты чо в такую рань бушуешь?

— А ты, паразит, немытая рожа, с утра даже намаз не прочтешь. Тебе бы только дрыхнуть. Делом заниматься надо. Ачик звонил.

— Кто, кто?

Сулим осекся на полуслове, прикусил язык и погрозил высунувшемуся из окна палкой.

— Давай дуй сюда! Много болтаешь! Ты мне нужен.

Когда парень выскочил на улицу, Сулим схватил его за лацкан гимнастерки и поволок в сторону сарая.

— Лезешь в хранилище и достаешь десять лимонов. Все упаковать, как обычно. И чтобы никто ни гу-гу! Понял? Иначе башку оторву!

Парень послушно закивал головой и полез в подвал. Через десять минут он появился на поверхности с объемным баулом в руках.

— Вот. Готово. Тебя сопровождать?

— Да. Только до самолета. Позвони на пост и предупреди, чтобы все было тип-топ. Впереди пошли четверых наших на джипе. Пусть за «зеленкой» как следует присмотрят. Там на днях опять Азик объявился. Я обещал, что мы его поганую башку в сортире утопим, как нам завещал Большой Брат.

— Да, Азика хрен поймаешь! Он на прошлой неделе троих наших уложил.

— А вы больше ушами хлопайте! Я же вам сказал: у него в Анычаре сестренка есть. Вы ее приволоките сюда, и пусть она повоет на всю «зеленку». Глядишь, он и выскочит. Вот вы его и кокнете. — Сулим прихлопнул по баулу рукой и потряс в воздухе. — Ты все точно отсчитал? Смотри! А то у тебя с арифметикой всегда нелады были. Если что не так, оторву башку.

— Да ладно, Сули к, что тебе моя башка? Лучше я тебе башку Азика приволоку.

— Это другой разговор! — Сулим прихватил баул, открыл ворота гаража, распахнул дверцу джипа и небрежно бросил его на заднее сиденье. Махнул рукой выбежавшим из дома бойцам. — Поехали!

 

7

Как и было обещано, машина Братка подкатила к самому трапу самолета. Двое молодых людей в одинаковых темных костюмах приняли из рук Сулима баул и услужливо распахнули двери авто. Через мгновение машина мчалась, минуя все кордоны и посты, время от времени крикливо повизгивая сиреной. Встречный транспорт шарахался в сторону, а попутный поспешно уступал дорогу.

Перед въездом на территорию Палаты машина слегка притормозила. Но, взглянув на номера, охрана немедленно взяла под козырек и услужливо распахнула ворота.

— Совсем как у меня в Чечерии! — восхищенно проговорил Сулим. — Только «зеленки» нет.

— Как это нет? — удивился шофер. — Для нас везде зеленка. Я имею в виду зеленый свет.

— Э, нет, — вздохнул Сулим. — Наша «зеленка» — совсем другое дело. Оттуда постоянно какая-то сволочь лезет и пульнуть норовит.

— У каждого свои трудности. — Шофер круто подрулил к крыльцу Палаты и полез из машины. Следом за ним выскочили оба молодых человека, ловко одновременно отворили двери автомобиля и здания и отскочили в сторону, пропуская Сулима вперед.

Сулим огляделся по сторонам, перехватил из рук одного из парней свой баул и уверенно вступил на крыльцо.

Последние полтора года ему часто приходилось бывать в Палате. Можно сказать, что он приезжал сюда запросто. Порой он даже не успевал переодеться в нормальный цивильный костюм и являлся пред ясные очи Большого Брата в потертых джинсах или в спортивном трико и аляповатой футболке, в которой он обычно гонял мяч у себя во дворе. Кто-то из сотрудников Собственной Канцелярии однажды пытался сделать ему замечание. Сулим только потеребил свою бороду и, глядя куда-то поверх головы чиновника, заносчиво произнес:

— У нас в Чечерии бутиков-мутиков не имеется. И во фраке воевать не сподручно.

На этом инцидент был исчерпан. Тем более что Большой Брат смотрел на эти маленькие вольности Сулима сквозь пальцы. Но этого не одобряли даже земляки. Однажды, когда чечерское телевидение показало момент встречи Сулима с Большим Братом, один из старейшин тейпа Зандан, восседавший с другими стариками в чайхане, долго кряхтел и, наконец, встав с места, потряс палкой в сторону экрана:

— Этот безродный шакал позорит нас перед всей Большой Землей. Он нас доведет до беды. Спаси нас Аллах от напасти. Отец его был безумцем, и он туда же.

Когда об этом доложили Сулиму, он долго натужно смеялся и пощипывал пальцами бороду. И только проезжая мимо дома аксакала, несколько раз плюнул на плетень стариковского двора. Через неделю все об инциденте забыли. А через месяц «жигуленок», на котором ехал из города сын старика, нашли перевернутым в ущелье. Он сгорел дотла вместе с водителем. Видимо, тот не справился с управлением.

Больше никто и никогда по поводу поведения Сулима не высказывался.

Браток встретил Сулима на пороге приемной. Забрал баул и, кряхтя, отнес в комнату отдыха. Затем вернулся в кабинет, достал из шкафчика бутылку коньяка и две рюмки. Кивнул на них Сулиму.

— Как ты насчет того, чтобы с дорожки по махонькой? Или тебе вера не позволяет?

— Да нет. Почему же? Если это в качестве лекарства, то можно. Аллах простит. Ты же, Ачик, тоже мусульманин. А ничего — позволяешь себе.

— Меня с собой не равняй, — отрезал Браток. — Я птица другого полета. — Он налил коньяк в рюмки и протянул одну из них Сулиму. — Мы с тобой, брат, в первую очередь политики. А потом уже все прочее. — Браток влил в себя содержимое рюмки и указал ею в сторону баула. — Сколько там?

— Как положено — десятка.

— Молодец. Будешь также четко работать, в ближайшее время получите еще. На восстановление инфраструктуры.

— Это еще что за зверь такой? Какое-то мудреное слово.

— Ничего мудреного. Это всякие там дороги-мороги, канализация, трубопроводы и прочая мура.

— Так у нас их постоянно взрывают. Чего их восстанавливать? Пока Азик со своими по «зеленке» бегает, постоянно рвать будут.

— Вот и пусть рвут. Мне тебя что, учить надо? Главное, чтобы в отчетах все было тип-топ.

Браток достал из ящика стола сигару, откусил щипцами концы и важно раскурил ее.

— Мне на визу уже принесли очередной денежный транш. Скоро получите и чтобы все, как договорились.

Он аккуратно стряхнул пепел в огромную вазу на столе, придвинул поближе свой стул и наклонился к самому уху Сулима.

— Но я тебя выдернул не для этого. Слушай сюда. — Он придвинул к себе лист бумаги и ручку. — Сколько у тебя сегодня бойцов? — И, приложив палец к губам, дал Сулиму ручку и бумагу. Через минуту на листе появилась цифра «7».

— Это чего значит?

Сулим ловким движением тут же приписал к цифре три нуля.

— Другой разговор. Надеюсь, все ребята надежные?

— Всех ненадежных мы давно кокнули.

— И это правильно. — Браток отхлебнул коньяка и затянулся сигарой. — Надеюсь, твоя бригада готова будет выполнить задачу по защите конституционного строя?

— Без всякого сомнения. — Сулим пригубил рюмку с коньяком и придвинулся к Братку вплотную. — Ты же знаешь, Ачик, что мои ребята готовы на все. Если будет поставлена задача и нам дадут коридор, мы можем прибыть в любую точку Большой Земли в считанные часы. А дальше нам нужны только адреса и фамилии. Остальное — дело техники.

— Вот и ладно. Может статься, что вы такой приказ получите. И причем в ближайшее время.

— Но, кто его подпишет?

— Тот, кому положено. Не боись, все будет в соответствии с Законом. Просто я должен быть уверен, что этот приказ выполнят немедленно. Я надеюсь только на тебя. Мне нужен человек с твердой рукой.

— В этом будь спокоен. Рука у меня твердая. — Сулим напряг мышцы и принял боксерскую стойку. — Ты же знаешь — я боксер. Уложу любого хуком справа.

— Ладно. Только все это — сугубо между нами. Если сболтнешь — уничтожу. Ты меня знаешь.

Браток опять придвинул к Сулиму лист бумаги и тихо вполголоса спросил:

— Сколько тебе потребуется еще для того, чтобы обеспечить боеготовность бригады? Только в разумных пределах.

Сулим взял ручку и нацарапал на листе несколько цифр.

Браток внимательно взглянул на написанное, жирно замазал цифры и проговорил:

— Окей! Только чтобы без дураков! Остальные указания получишь позже. Эту сумму возьмешь из моей доли.

Он поднял рюмку и звонко чокнулся с рюмкой Сулима.

— За будущего министра обороны. Как минимум.

 

8

После отъезда Сулима Браток открыл потайной сейф и достал оттуда толстую тетрадь, в правом верхнем углу которой было написано «Ачик». Называть себя Ачиком он разрешал только Сулиму. И то только тогда, когда они были наедине. Никто в Собственной Канцелярии не знал его подлинного имени — Асламбек, данного ему дедом в честь легендарного чечерского героя. Правда, слухи о том, что он родился в Чечерии, время от времени появлялись в кулуарах Палаты. Но пока их удавалось умело гасить. Фактически он написал себе новую автобиографию. Как говорится, с чистого листа. И активно распространял ее через послушных журналистов. До поры до времени никто не должен был знать истинной истории жизни самого приближенного к Большому Брату человека. Это диктовалось условиями соблюдения государственных интересов. И, конечно же, интересов самого Братка.

О своем далеком чечерском детстве он запретил говорить даже матери. Несколько больше проблем было с отцом, так как тот не жил с ними уже много лет. Но Ачик через верных людей регулярно отправлял ему денег и напоминал о необходимости держать язык за зубами во избежание всяких «недоразумений». Что это за «недоразумения» отец однажды мог убедиться на собственной шкуре. Когда во время одной из товарищеских вечеринок в городском ресторанчике он решил прихвастнуть и начал рассказывать о том, что сын работает в Палате у Большого Брата, его потихоньку отозвали в угол какие-то ребята и несколько раз наотмашь ударили металлическими прутами. После этого пришлось три недели пролежать в больнице. Но и на этом все не закончилось. Как только ребра начали подживать, в палату прибыл незнакомый доктор с молоточком, долго что-то простукивал, заставлял закрывать и открывать глаза и, наконец, приказал перевести его в психиатрическое отделение. Там ему трижды в день делали какие-то болезненные уколы, после которых страшно кружилась голова, и начинались провалы в памяти. Когда силы были совсем на исходе, в больничную палату зашел молодой человек в темном костюме и, присев у изголовья, тихо проговорил: «Или ты забудешь, где и с кем работает твой сын, или ты забудешь вообще все и навсегда». От регулярных инъекций руки не слушались, и постоянно возникал нервный тик. Но отец собрал всю оставшуюся силу и пробормотал: «Не знаю я никого сына… Не было у меня сына никогда…»

— Вот и ладно, — проговорил парень в темном и тихо исчез.

Таким образом, проблема отца для Ачика была решена.

Оставались, правда, немногочисленные родственники в Чечерии. Но решение проблемы с ними он возложил на Сулима.

Нельзя сказать, что он стыдился своего имени, полученного при рождении. Но ситуация на Большой Земле складывалась так, что пока это могло бы здорово повредить его далеко идущим планам. Поэтому для всех до поры, до времени он должен был оставаться просто Братком.

Ачик открыл заветную тетрадь, перелистал несколько страниц и остановился на одной из них. Сверху мелким корявым почерком было написано «График передвижений ББ». И чуть ниже — «схема передвижений». Он долго в раздумье сидел над открытой страницей. Затем резко перечеркнул все крест-накрест, выдрал страницу из тетради, сунул в машинку для уничтожения бумаг и нажал кнопку. Раскурил затухшую сигару и тупо уставился в потолок.

Вывел его из этого оцепенения звонок телефона спецсвязи. В трубке раздался легкий щелчок дешифратора, и голос на другом конце провода с придыханием проговорил:

— Проблема Крутоярского главы решена. Его геликоптер случайно упал. За верхушку какой-то мачты зацепился. Чистая случайность. Следователя туда уже выслали. Наверное, надо подготовить соболезнования от имени Большого Брата.

— Молодец! — Браток глубоко, до слез, вдохнул в себя сигарного дыма и также резко выдохнул. — Ну как же вы это допускаете, чтобы у вас геликоптеры с главами областей падали? Придется делать оргвыводы. Но, это потом. А сейчас готовьтесь к повышению по службе. На следующей неделе направлю представление.

— Спасибо, Браток! Готов служить Большой Земле, Большому Брату и вам лично!

— Ну к чему эта высокопарность? Достаточно последнего.

— Понял. — В трубке что-то вновь щелкнуло и раздались короткие гудки отбоя.

Ачик нажал кнопку внутренней связи и уютно устроился в кресле. Через несколько минут на вызов прибежал парень в темном костюме с блокнотом в руке.

— Подготовишь соболезнования по поводу несчастного случая с главой Крутоярекой области. Побольше соплей и эмоций. Надо рассказать, какой он был уникальный спец и патриот. Ну, в общем, сам знаешь, что пишут в таких случаях. Красок не жалеть. Теперь он нам не страшен. И подготовь речь для Большого Брата. Прочувственную. Он поедет на похороны лично. И позаботься о выделении средств из нашего фонда для вдовы. Узнай, какие там есть проблемы. Ничего не жалеть. Понял?

— Так точно, Браток!

— Тогда свободен.

Ачик с удовольствием потер руки и вновь придвинул к себе заветную толстую тетрадь. Открыл чистую страницу и записал: «Несчастный случай. Расчет политических последствий». Отошел от стола и издалека еще раз посмотрел на сделанную запись. Затем вновь вернулся к столу и нажал одну из кнопок внутренней связи.

— Платоша, голубчик, найди-ка мне какого-нибудь спеца по несчастным случаям. Такого, который в этом вопросе настоящий дока. И сделай выборку по всем наиболее интересным несчастным случаям за прошлый год.

Отпустив кнопку, некоторое время поразмышлял и набрал номер по городскому телефону.

— Павлин, для тебя есть работенка. Пора тебе тряхнуть стариной. Хватит пиарить закордонных бездарей. Будем раскручивать своих. Так что, дуй на всех парах ко мне.

 

9

С Павлином они были знакомы еще со времени работы Братка в конторе Моши. Когда ему нужно было провернуть очередную акцию по рекламированию мошиной компании, он вызывал Павлина. Тот долго и глубокомысленно вздыхал. Затем чертил на листочке какие-то схемы. И выдавал на-гора, как он выражался, «потрясный проектик». Стоили эти проекты, правда, обычно больших денег. Но Моша денег не жалел. Кроме того, уже тогда между Павлином и Мошонкой (так в те времена именовался Браток) была договоренность о дележе выдаваемых на «проекты» сумм. Все делили по братски, пятьдесят на пятьдесят. Административный гений Мошонки уравновешивался гением политтехнолога Павлина.

После того, как Мошонка перебрался в Палату и превратился в Братка, Павлин остался не у дел. Некоторое время он перебивался заказами в Окраинной Земле. Но упорно ждал своего часа.

И вот этот час настал.

Павлин вкатился в кабинет Братка колобком. Прямо с порога пробежал к столу, откупорил бутылку газированной воды, налил полный стакан и одним залпом опрокинул в себя. Затем швырнул свой помятый портфель на кресло в углу кабинета, сдвинул на самый кончик носа узенькие лекторские очки и завопил.

— Старик, есть потрясная идея! Представляешь? Включаем по всей стране одновременно десятки камер, сгоняем к ним специально подготовленных лохов и устраиваем общение Большого Брата с народом! Просто класс! — Павлин налил второй стакан воды и также залпом выпил.

— Ты что-то шибко много воды хлещешь. С бодуна, что ли?

— Да нет. Это я от возбуждения. Как тебе мой проектик? Это значит, что Большому Брату не надо будет мотаться по стране. Мы притащим ему всю страну на дом.

— А зачем?

— Ну как зачем? Это же потрясно. И абсолютно безопасно. Чтобы с ним ничего во время путешествия не случилось. А то ведь, сам знаешь, у нас стали без конца геликоптеры и планеры падать. Слыхал? Крутоярский глава накрылся. Был мужик и нету. — Павлин хлопнул рукой по столу, сдернул с носа очки, достал из кармана смятый грязный платок и начал им мусолить стекла.

— Идея, конечно, интересная, — Браток сделал задумчивое лицо и покачал головой. — Только мы-то что с этого иметь будем? Все бабки получат телекомпании. Там много не срубишь. — Он начал ходить по кабинету, разводя в сторону руками и как бы рассуждая сам с собой. — Это можно, конечно, использовать как элемент большого проекта. Ты же знаешь, что в результате деятельности наших недоумков из кабинета министров, рейтинг Большого Брата здорово пошатнулся. — Он склонился набок и повел вниз рукой. — И наша с тобой задача его вернуть в исходное состояние. — Он распрямился и начал поднимать руку вверх. — Большой Брат нам будет очень благодарен.

— Так я же и говорю, — продолжал настаивать Павлин, — мы обеспечим шефу подъем рейтинга. Мы его представим, как истинного отца нации. Он, не вылезая из Палаты, будет общаться с народом. Будет всем поддакивать и обещать. А дальше посмотрим. Народ у нас доверчивый — думаю, что поверят в любые сказки.

— А может быть сделать так? По результатам телемоста организовать Большому Брату поездку в самый проблемный регион? Показать всем, как он остро сам лично реагирует на проблемы простого народа? Представляешь, какой эффект будет?

— Да, это было бы весьма кстати. Только вот… Падают эти чертовы геликоптеры.

— Ну и пусть себе падают. Нас это не касается. Ты же знаешь, как четко работает наша служба охраны. И потом, мы же не можем заставить Большого Брата безвылазно сидеть в Палате. Ничего страшного не случится, если он раз в месяц слетает куда-нибудь в тьму-таракань. Зато все эти полоумные старухи будут визжать от восторга. И у нас с тобой бабки в кармане немного застрянут.

— Идея, конечно, заманчивая, — Павлин в задумчивости потер кончик носа. — Это надо обмозговать.

— Чего тут мозговать-то? Помнишь, как во время прошлых выборов мы усадили с тобой Большого Брата в ястребок?

— Да. Это получилось классно! Все девки от восторга верещали!

— Думаю, что пора этот финт повторить. Только теперь мы его посадим на что-нибудь посолиднее.

Браток сложил из листа бумаги самолетик и запустил его в противоположный конец кабинета. Самолетик величественно воспарил под потолком и плавно приземлился перед дверьми в комнату отдыха.

— Представляешь себе картину? Верховный главнокомандующий лично летит на боевой машине к месту проведения военных учений. При этом еще совершает с борта пуск ракеты. Эти янки просто обкакаются. И вся оппозиция Большой Земли тут же заткнется.

— Н-да. Картинка заманчивая.

— Так он не просто летит. Он еще там с народом живьем пообщается. Этот чертов рейтинг сразу на несколько пунктов подскочит. — Браток в возбуждении полез в шкаф, достал оттуда початую бутылку виски и наполнил стаканы, чуть не до краев. Слегка поморщившись, выпил и раскурил потухшую сигару. Павлин с сомнением повертел свой стакан в руке, немного отхлебнул и, резко скривив губы, тут же запил водой.

— Но, все-таки это опасно. Хрен его знает, что может случиться по дороге.

— Волков бояться — замуж не ходить!

— А ты представляешь, что будет, если с ним что-нибудь случится? Кто тогда встанет у руля?

— По закону — Премьер.

— Да ты что? Этому Премьеру разве можно доверить Большую Землю? Он же ни в чем ни хрена не соображает. У него же на роже написано, что дебил.

— Тут, конечно, есть над чем подумать. И все-таки ты проработай этот проектик.

Браток спрятал бутылку в шкаф и направился к выходу. Павлин суетливо осмотрелся по сторонам, разыскивая свой портфель, попятился задом и нечаянно наступил на самолетик. Тот жалобно хрустнул под ногами и моментально превратился в обыкновенный грязный клочок бумаги.

 

10

После того, как Павлин покинул кабинет, Ачик устало опустился в кресло и в раздумье уставился на раздавленный самолетик. Затем аккуратно двумя пальцами поднял его с пола, повертел перед глазами и брезгливо бросил в мусорную корзину. Подошел к телефону спецсвязи и набрал номер.

— Алло! Это Браток! Есть необходимость встретиться. Через полчаса я буду у тебя на даче.

Положив трубку телефона, нажал кнопку селектора.

— Мою машину к подъезду!

Через десять минут авто с мигалками выскочило из ворот Палаты и с бешенным воем помчалось по улицам города в направлении элитного дачного комплекса Троице-Лыково.

Моша как всегда сидел в своем любимом кабинетике с итальянской мягкой мебелью и потягивал кальян. При появлении Братка он лишь слегка привстал и показал ему на соседнее кресло.

— Валяй сюда! Затянись маленько. — И протянул ему трубку с мундштуком.

Браток брезгливо отодвинул ее в сторону и достал из внутреннего кармана пиджака завернутую в целофановый пакет сигару.

— Я курю только настоящие. Дрянью не балуюсь.

— Зря. Кальянчик успокаивает нервную систему и способствует пищеварению.

— Я, слава богу, ни на то, ни на другое не жалуюсь.

— Как знаешь. Ну, так что ты надумал? — Моша глубоко затянулся и отодвинул кальян в сторону.

Браток тоже пустил вверх огромное кольцо дыма и отложил сигару на столик.

— Кое-что надумал. Только мне надо быть уверенным на все сто, что вы меня не бросите в решающий момент.

— Если все правильно рассчитаешь — не бросим. Ты же знаешь, нам ошибаться нельзя. Любая ошибка будет стоить башки. А я башкой рисковать не намерен.

— Но ты же понимаешь, что мы получим в результате успешного исхода операции?

— Знаю. И все-таки любая случайность должна быть исключена. Сегодня такие фокусы, которые вытворял в свое время Дед, не пройдут. Слишком много поставлено на карту.

Моша выбрался из кресла и нервно заходил из конца в конец комнаты. Остановился у зашторенного окна и слегка отодвинул портьеру.

— Со службой безопасности шутки плохи. Для начала ты должен кое-кого из этого ведомства нейтрализовать. Уж больно они в последнее время стали совать нос не туда, куда надо.

— Но ты же знаешь, что СБ не в моем ведении. Там командуют земляки Большого Брата. Они никого в свою епархию не допускают.

— А ты влезь! — Моша хлопнул рукой по портьере и отошел вглубь кабинета. — Мы тебя для чего туда внедрили? Ты должен держать руку на пульсе всех дел в Палате.

— Я стараюсь, но…

— Никаких но! Мы затеяли большую игру. На кон поставлено все! Ты это должен понимать! — Моша вернулся на прежнее место и буквально упал в кресло. Схватил мундштук кальяна и глубоко затянулся. — Продумай ходы. Надо максимально нейтрализовать этих ребят. Большой Брат свое отработал. Мы уже обо всем договорились с Землей Обетованной. Они ждут наших радикальных решений. Так что ты надумал?

Браток вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенный вчетверо лист бумаги и аккуратно развернул его на журнальном столике.

— Здесь предварительные расчеты. Кое-что еще, конечно, поправим. Но в основном все продумано. Сейчас ваша основная задача — завалить Премьера и предложить меня на его место. Это могут сделать только твои люди в правительстве.

— Считай, что проблема уже решена. Этот придурок с настойчивостью маньяка пытается выполнить указание Большого Брата об удвоении внутренних запасов. Поскольку это невозможно в принципе, уже дана команда спецам экономического блока всю вину за провалы валить на него. Кроме того, есть договоренность с нашими людьми в профсоюзах начать массовые выступления с экономическими требованиями. В такой ситуации тебе остается только подбросить Большому Брату идею о необходимости пересмотра всей социальной политики и поворота экономики лицом к трудящимся. Подробные инструкции по данному поводу для тебя уже приготовлены. — Моша поднялся из кресла, прошел к столу и достал объемный пакет. — Здесь подробный план действий. Надо подключить к нему депутатов Верхнего Совета. Мы знаем, что ты уже провел с ними огромную работу. Они должны поднять хай по поводу неудовлетворительной деятельности правительства и полностью поддержать инициативы Большого Брата. А дальше — дело техники.

Браток развернул конверт, достал бумаги и начал внимательно перелистывать. На одной из них остановился, повертел в руках и аккуратно отложил в сторону. Затем закрыл пакет и вернулся к отложенной бумаге. Еще раз внимательно перечитал ее.

— А это не лишнее? Подобные резкие заявления могут кое-кого насторожить.

— Ничего, — Моша постучал мундштуком по столику, — ты сделаешь его в ограниченном кругу людей. И, если что, тут же откажешься от него. Сделаешь заявление, что это фальшивка. У тебя ведь есть верные журналюги?

— Конечно.

— Ну вот и прекрасно. А заодно мы проверим, кто в нашей среде играет против нас. Я думаю, что Большой Брат больше доверяет тебе, нежели кому-либо другому. Кстати, — он взял со столика пакет, достал один из документов и потряс им в воздухе. — Вот эту дезу надо запустить срочно. Она поможет нам расчистить для тебя путь к премьерству. Ты об этом позаботься в первую очередь. Кто у тебя из наиболее надежных людей на телевидение?

— Есть человек. Ты сам знаешь. Он делает все наши заказные программы.

— Ну вот и подкинь ему эту «драную кошку». Сколько это будет стоить, я оплачу. Но сделать это надо немедленно. Тем самым мы отобьем всякую либеральную оппозицию и все лавры спасителя Отечества достанутся тебе. Понял?

— Да.

Браток свернул документ и засунул в карман пиджака.

— Ну что? Приезжал к тебе этот чечерский козел? Ты объяснил ему задачу?

— В общих чертах да.

— Смотри будь с ним поосторожнее. Никогда не знаешь, что у этих диких людей на уме. Сегодня он тебе клянется в любви, а завтра глотку перережет, — Моша провел ребром ладони по шее.

— Не думаю, — вздохнул Браток. — Он у нас шибко повязан на деньгах. Хотя… Черт его знает…

— Вот, вот, смотри. Он не поглядит на то, что ты его сделал героем. У них другие мерки. Поэтому не забывай с него брать расписки за полученные бабки. Это намного надежнее всяких наград. — Моша глубоко затянулся, вытащил мундштук изо рта и уткнул его в грудь Братка. — Надеюсь, ты его не посвятил в наши планы?

— Не-а… — протянул Браток и начал осматриваться вокруг, ища заветный буфет с напитками. — Что-то в горле пересохло. Давай немного тяпнем.

— Вон там, — Моша указал в угол и отвернулся. — Только не увлекайся. Нам с тобой еще надо обсудить детали…

 

11

Осень пришла на Большую Землю как-то неожиданно. Просто однажды утром через окна своих домов люди увидели внезапно пожелтевшие листья и поняли, что природа сделала очередной круг. Еще через несколько дней эти прекрасные желтые листья скрючились и оказались грязной подстилкой на мостовой. Полусонные дворники смели их в кучи, упаковали в огромные черные мешки и побросали в кузов большого обшарпанного самосвала.

В морозной утренней дымке тревожно закричали суетливые вороны, предсказывая холодную и неуютную пору, когда сердце начинает заходиться от томления и муки. Надвигалась всеобщая тоска и уныние.

Вокзальный бомж Василий, которого все почему-то называли Васюрой, уже третью ночь проводил под трубой коллектора. И хотя труба была чуть тепленькой, она хоть как-то согревала душу. Надвигающаяся зима наводила на тяжелые мысли о самоубийстве. Он хотел покончить с собой еще по весне. Но вид распускающихся цветов остановил его. Казалось, вот еще немного — и жизнь начнет налаживаться.

В той далекой или, как он говорил, первой жизни все было совсем не так. Тогда была семья. Был уютный теплый мир, в который он радостно бежал каждый вечер, предвкушая величайшие минуты блаженства. Потому что там его всегда ждали.

Но всего этого не стало в одно мгновение.

В ту роковую ночь он был на дежурстве в депо. И вдруг где-то совсем рядом раздался страшный грохот. А уже через десять минут по радио прозвучало сообщение о том, что где-то взорвали жилой дом. Сердце неожиданно екнуло от предчувствия большой беды. Номер домашнего телефона не отвечал. Тогда он, бросив дежурство, помчался искать попутную машину. Как назло, никто не хотел останавливаться. Он, задыхаясь, пробежал несколько кварталов, пока не увидел издали дымящиеся руины. Это был его дом…

Он сидел на развалинах трое суток. Несколько раз к нему подходили врачи и милиционеры. Глядя на них ничего не видящими глазами, он только мычал и упорно лез на обломок плиты с до боли знакомым рисунком обоев на уцелевшем клочке. В нем как будто в одночасье что-то сломалось. Он с трудом осознавал, где находится и что с ним происходит. Мысли в голове превратились в одну нескончаемую мучительную череду видений и галлюцинаций. Ему почему-то вдруг вспомнилось, как он провожал этим летом дочку на вокзал. Она уезжала с одноклассниками в летний лагерь. На ней была коротенькая летняя юбочка и невероятно длинная фуфайка с ярким рисунком. Она радостно прыгала вокруг провожающих ее подружек и норовила со всеми поцеловаться. Василий тогда долго в умилении наблюдал за ней, стараясь принять строгий и внушительный вид. Уже перед самой отправкой поезда дочка вдруг подлетела к нему и звонко чмокнула в щеку. Затем повисла у него на шее и весело затеребила ногами. Потом вскочила на подножку вагона и скрылась в глубине тамбура.

Сидя на развалинах дома, он упорно вглядывался куда-то поверх разломанных плит. И ему казалось, что именно сейчас оттуда покажется ее веселый хохолок и раздастся радостный смех.

На четвертый день он ушел.

Он не знал, куда идет и зачем. Ноги сами собой принесли его на тот самый вокзал. Он ходил по перрону и вглядывался в окна вагонов, в каждом из которых ему чудилось что-то знакомое. Он не пошел хлопотать о получении новых документов. Не стал обращаться в милицию. Просто решил уйти из этого мира, который в одно мгновение стал для него чужим.

Но однажды, сидя на сломанной вокзальной скамейке, Василий вдруг услышал разговор двух старух о том, что и его, и другие дома взорвали бородатые чечерцы. Оказывается, они мстят за погибель своего народа. Василий никогда не интересовался политикой. О том что где-то в далекой Чечерии вот уже не первый год идет война, знал только понаслышке. И уж тем более не мог предположить, что это когда-нибудь коснется его тихого, уютного и далекого ото всей политики семейного очага. Но именно эта далекая война разрушила его мир.

Через некоторое время он стал ловить себя на мысли, что внимательно присматривается ко всем бородатым. Особенно, если они говорили не на родном ему языке и были не похожи на уроженцев Большой Земли.

 

12

Этим утром он окончательно решил покончить со своим бренным пребыванием на Земле. Вылезая из своего бункера, он уже совершенно точно знал, что больше сюда никогда не вернется. Последний раз, взглянув на свое недавнее прибежище, Василий твердо направился на соседний перегон. Через полчаса здесь должен был проходить курьерский с соседнего вокзала. В столь раннее время на перегоне обычно никого из работников не было. Поэтому лучшего варианта осуществить задуманное не было.

Перепрыгнув через перила, Василий побежал вдоль перрона. И тут его внимание привлек молодой человек с бородой, на плече которого повисла большая клеенчатая сумка. Он шел, постоянно озираясь по сторонам и явно чего-то опасаясь. Каким-то внутренним чутьем Василий уловил плохо скрываемую опасность. Он огляделся по сторонам, но перрон был пуст. Когда парень спрыгнул на железнодорожные пути и двинулся в сторону вокзала, Василий невольно последовал за ним. Он нагнал его уже на самых подступах к вокзалу. Слабо отдавая себе отчет в том, что делает, Василий вдруг поднял с земли обломок металлической трубы и запустил его вдогонку убегающему. Обломок описал в воздухе дугу и глухо ударился о голову парня. Тот даже не успел охнуть и упал, словно подкошенный. Василий подбежал к нему, сорвал с плеча сумку и еще раз наотмашь ударил металлическим прутом по голове. Из-под бороды парня на белую щебенку потекла струйка крови. Василий огляделся по сторонам, схватил сумку и побежал через перегон в соседний тупик.

Остановился он только перед пакгаузом, в котором двое его приятелей по несчастью в столь раннее время устроили себе завтрак из выброшенных кем-то из вагона поезда объедков. Один из них, оторвавшись от «трапезы», смачно сплюнул и заорал:

— Вааора, ты чего с утра пораньше носишься как очумелый?

Увидев в его руке большую сумку, бомж выпрыгнул из ангара и поковылял навстречу Василию.

— Ты, видать, чем-то разжился. Делиться будешь?

Василий, словно очнувшись, вдруг бросил сумку на землю, влез в ангар и вдруг навзрыд заплакал.

Между тем, бомжи ухватили сумку за ручки и начали изо всех сил раздирать. Через мгновение материя поддалась и из нее вывалился толстый увесистый портфель. Когда портфель выпотрошили, в нем оказалось несколько крепко перемотанных резинками пачек с крупными иностранными купюрами и пакет с бумагами. Бумаги тут же забросили в дальний угол ангара, а деньги рассовали по карманам. Одну пачку бросили Василию.

— Ну, ты, блин, Васюра, даешь! Мы теперь весь этот хренов вокзал купим! Только отсюда линять надо. А то менты нас прихватят. Как пить дать! И бабки отберут. Ты с нами или как?

Бомжи поспешно выскочили из ангара и помчались по направлению к городу. Василий еще долго лежал в полном оцепенении. Затем сел на пустую бочку и огляделся по сторонам. Под ногами валялась пачка денег. А вдали лежали выпотрошенные из портфеля бумаги. Он поднял их с земли и поднес к глазам. В правом верхнем углу на первом листе было жирно выведено черными чернилами «План оперативного выдвижения». Он машинально перелистал бумаги. Из них выскочил маленький, сложенный вдвое листок. На листке колонками были написаны адреса и выведены какие-то цифры, а внизу была сделана маленькая приписка «Это аванс. Остальное по выполнению операции. Ачик»

Василий машинально сунул листок себе в карман, остальные бумаги заткнул за пояс, еще раз огляделся по сторонам и поплелся по направлению только что убежавших бомжей.

 

13

Уже целые сутки Сулим прибывал в состоянии тихого бешенства. Поезд со связником с Большой Земли должен был прибыть еще вчера вечером. Поезд прибыл точно по расписанию. Но связника в нем не оказалось. «Гвардейцы» перетряхнули весь состав, опросили всех проводников. Но никто даже приблизительно не смог вспомнить человека с описанной внешностью. Правда, один из пассажиров припомнил, что похожего на него парня он видел недалеко от Южного вокзала. По всей вероятности это был именно Ваха. Но дальше след терялся.

Сулим несколько раз выскакивал во двор и начинал беспорядочно палить из «калаша» по крыше сарая. Затем возвращался в дом, запирался в комнате и втихаря прикладывался к бутылке коньяка, которую в последнюю встречу подарил ему Ачик. Когда к нему в комнату заглянул его непосредственный формальный начальник — чечерский премьер, Сулим неожиданно сорвался, начал носиться по комнате, разбрасывая по сторонам попадавшиеся под руку вещи, и заорал не своим голосом:

— Я достану этого паршивого шакала, хоть из-под земли! Этот Ваха будет жрать у меня землю под ногами! Он позарился на гроши и подставил нас под удар! Он всех нас погубил!

Премьер в растерянности отступил в сторону и наблюдал за картиной столь внезапного буйства в полном недоумении.

— А, может быть, он вылетел самолетом? Может быть, где-то задержался? Может, по девкам пошел? Ты же знаешь Ваху — он ни одной юбки на Большой Земле не пропускает.

— Тогда я оторву ему поганую башку и насажу ее на кол!

— Я предлагаю позвонить нашему главе. Пусть он отправит официальный запрос на Большую Землю.

Сулим остановился по среди комнаты и уставился на премьера.

— Ты что?! Ты в своем уме?! Какой официальный запрос? Ваха — мой связник! Он выполняет спецзадание! Если он попадет в руки службы безопасности Большого Брата, нам всем конец!

Премьер пытался что-то возразить, но Сулим резко развернулся в сторону, схватил с топчана валик и наотмашь ударил им премьера по спине. Тот от неожиданности споткнулся и повалился на пол. Сулим подскочил к нему сбоку и начал отчаянно пинать ногами.

— Вы все вонючие шакалы! Вы только прячетесь за моей спиной! Если бы я мог, я всех вас выгнал бы в шею! Мне никто не нужен! Мои «гвардейцы» обеспечивают вам сытую жизнь и безопасность! Без меня вы — никто и ничто!

Изо рта Сулима вылетело нечто похожее на пену. Премьер поднялся с пола, неловко отряхнул костюм и тихо ретировался за дверь. Такое бывало уже не однажды. И он знал, что в данную минуту лучше удалится подальше с глаз. Уже из-за двери он услышал звук телефонного звонка.

Когда запищал мобильный телефон, Сулим резко остановился посреди комнаты, глянул на высветившийся номер, перевел дух и нажал на кнопку приема. В трубке раздался легкий треск, после чего далекий голос произнес:

— Это Ачик. Ты получил инструкции? Почему не звонишь?

— Понимаешь, произошло что-то непредвиденное… — Сулим еще раз перевел дыхание и совсем тихо, зажав обеими руками трубку, проговорил. — Ваха до сих пор не приехал. Он должен был ехать вчерашним поездом. Но его нет…

— То есть, как это нет?

— Вот так… Я уже поднял на ноги всю Чечерию. Но он здесь не появлялся. Похоже, что он остался где-то там — у вас…

— Ты понимаешь, что говоришь?! Ты сошел с ума! Если его взяла Служба Безопасности, нам всем крышка! — В трубке раздалось глухое сопение. Затем резкий голос буквально прокричал. — Бери своих «гвардейцев» и немедленно сюда! Найти его живым или мертвым! Как только долетишь — мне звонок на этот телефон!

В трубке раздался сигнал отбоя. Сулим некоторое время постоял, держа телефон в зажатых руках. Затем засунул его глубоко в карман и выскочил во двор. Там уже собралась вся команда. Он окинул их взглядом и, указывая пальцем, скомандовал:

— Ты, ты и ты — со мной! Экипировка — как обычно! Вылетаем на Большую Землю! Прямо сейчас! Остальным продолжать искать Ваху здесь!

Уже через полчаса джип Сулима мчался по направлению к аэропорту.

 

14

Сообщение о пропаже связника с бумагами повергло Братка в шоковое состояние. Некоторое время он сидел, тупо уставившись в потолок. Потом вскочил и начал бешено носиться по кабинету, разбрасывая все попадающееся под руку. Подбежав к стенному сейфу, Браток трясущимися руками открыл его и достал толстую тетрадь с надписью «Ачик». Начал быстро вырывать страницу за страницей и торопливо совать в машинку для уничтожения бумаг. Затем располосовал обложку и отправил ее туда же. Заглянувшая на шум секретарша в ужасе спрятала голову опять в приемную.

Браток достал из шкафа бутылку, налил себе полный стакан виски и опрокинул его одним движением. После этого присел на стул и начал трясущимися руками набирать номер телефона спецсвязи. На том конце провода долго никто не брал трубку. Наконец, раздался щелчок и послышался недовольный голос Моши:

— У аппарата. Кто говорит?

— Это я — Браток. У нас катастрофа!

— Что случилось? Говори спокойнее. Чего ты раньше времени мандражируешь?

— Я же говорю — катастрофа! Пропал один человек! С документами!

— По телефону не надо. Дуй ко мне!

Через полчаса машина Братка влетела за огромный забор дачи в Троице-Лыково. Не дожидаясь пока она остановится, Браток выскочил из нее и опрометью бросился внутрь дома. Моша встретил его в прихожей, приложил палец к губам, схватил за лацкан пиджака и потащил к себе в кабинет. Плотно прикрыв за собой дверь, он усадил Братка в кресло и налил стакан воды.

— На — охолони маленько. Говори спокойно, по порядку…

После того, как Браток доложил ему ситуацию, Моша в задумчивости потер виски, сел напротив него в кресло, взял мундштук кальяна и глубоко затянулся.

— Н-да… Дело, кажется, швах… Но, может быть, еще все обойдется? Может быть, этот Ваха просто загулял? Эти чечерцы — такие проходимцы! Они там у себя в горах совсем одичали. Как увидят тут грудастую девку — сразу шалеют. Может, и этот где-нибудь под боком какой-нибудь крали загорает?

— Не думаю… Он же головой отвечает за выполнение задания.

— Да, что там за голова? У них у всех вместо головы — кочан капусты!

— Нет, Моша, боюсь, что его Служба Безопасности замела…

— Какие у него были документы? Я имею ввиду — удостоверяющие личность.

— У него было удостоверение советника чечерского вице-премьера.

— А вот это — опрометчиво. Надо было ему какую-нибудь ксиву Собственной Канцелярии сделать. Тогда бы любой мент тут же брал бы под козырек. А так — черт его знает! Ты пробовал звонить в транспортную милицию? Может быть, его где-нибудь заприметили?

— Нет. Я сразу рванул к тебе.

— Давай, звони. — Моша придвинул к нему телефонный аппарат. Затем поставил его на место и пошел к столу. — Нет. Лучше позвони по спецсвязи начальнику транспортного подразделения МВД.

— И что я ему скажу?

— Скажи, что есть подозрение на то, что в городе находятся террористы из горного региона. Пусть на этот предмет запросят все свои подразделения. Не задерживал ли кто-нибудь лица горской национальности.

Браток перевел дух, немного отпил воды из стакана и набрал номер телефона.

— Кто это?.. Генерал, с вами говорит Браток. В связи со служебной надобностью, доложите мне не позднее, чем через полчаса обо всех инцидентах с лицами горской национальности. Задание конфиденциальное. Никого в известность не ставить. В том числе — свое непосредственное начальство. Я жду вашего доклада… — Он назвал пятизначный номер телефона спецсвязи Моши.

Браток вернулся в кресло, схватил со столика мундштук кальяна и затянулся. Слегка поморщился и глубоко перевел дух.

— И все-таки, Моша, что будем делать?

Моша достал из шкафчика графинчик с коньяком, тарелочку с нарезанными лимонными дольками, аккуратно разлил коньяк по рюмкам и с придыханием выпил.

— Будем двигаться в намеченном направлении. Указ о снятии Премьера уже на подписи?

— Да. Большому Брату представили его еще позавчера.

— Ты со спикерами Верхнего Совета уже обговорил свой вариант?

— В общих чертах, да.

— И как твое впечатление?

— Думаю, что никаких закавык не будет. Они у нас уже давно как шелковые. Я их к этому приучил.

— Вот и ладно. Теперь главное, чтобы Большой Брат ненароком не взбрыкнул. Ты проследи, чтобы в ближайшее время к нему никто близко не подходил. А сам почаще на глаза попадайся. Подкинь какую-нибудь идейку насчет новых социальных реформ. Он это шибко любит. В общем, не мне тебя учить. Ты в этих делах дока.

Моша налил себе вторую рюмку коньяка, взял с блюдца дольку лимона, поднял рюмку вверх и посмотрел на просвет.

— У нас с тобой все должно быть предельно прозрачно. Как этот божественный напиток.

Он смачно выпил, закусил долькой лимона и пошел к столу. В это время раздался резкий звонок телефона спецсвязи.

— У аппарата. Кто говорит? Сейчас… — Он передал трубку Братку и тихонько присел в кресло.

Браток схватил трубку и плотно прижал ее к уху.

— Слушаю, генерал, докладывайте… — Он взял со стола ручку, придвинул к себе лист бумаги и начал записывать. — Так. Южный вокзал. Ваха Сагаев. Что у него нашли? Удостоверение сотрудника аппарата вице-премьера Чечерии? Что еще?.. Больше ничего?.. Багаж?.. Какая-нибудь сумка или чемодан?.. Странно… Это я не вам. Спасибо, генерал.

Браток положил трубку и устало опустился на стул.

— Связник найден убитым на Южном вокзале. Похоже на ограбление. Никаких вещей нет…

— На спецслужбу это не похоже. Они следов не оставляют. Скорее всего, это бомжи. Пусть перевернут все окрестности. В лучшем случае они возьмут деньги. Остальное выбросят. Звони этому генералу и прикажи тщательно прочесать все прилегающие к вокзалу территории.

— Они это как раз сейчас делают…

— Тогда все в норме. Сколько при нем было денег?

— Пятьдесят тысяч.

— Копейки…

— Это для тебя копейки. А для них этого на всю оставшуюся жизнь хватит.

— Ну и пусть себе живут. Главное, чтобы все остальное нашли.

— То-то и оно… — Браток взял со столика свою рюмку коньяка и задумчиво маленьким глотками выпил.

Телефон спецсвязи зазвонил вновь. Браток схватил трубку.

— Да, это я… А что в портфеле? Ничего?!. Ищите лучше! Раз был портфель, значит, были бумаги. Осмотрите внимательно все окрестности! Переройте все мусорные контейнеры! Осмотрите канавы! Я жду…

— Если бумаги просто выброшены, это полбеды. Если нет — я не завидую нам, Браток. Надеюсь, там не было никаких конкретных фамилий?

— В том-то и дело…

— Ну, тогда моли бога, чтобы пронесло!

Моша взял графин и начал пить коньяк прямо из горлышка. Затем сгреб с тарелочки все оставшиеся дольки лимона и засунул себе в рот. Зажмурил глаза и резко выдохнул…

 

15

Василий перебрался через платформу товарной станции, осмотрелся по сторонам и влез в глубокую щель под забором. По другую сторону забора сиротливо стояли грязные наполовину заросшие гаражи и полностью проржавевшая эстакада. Он уселся на ржавой балке эстакады и перевел дух. Затем достал из кармана пачку денег и начал с интересом рассматривать купюру, на которой был изображен старик с пышными бакенбардами. Достал из-под резинки одну из купюр. Остальные опять засунул в карман. В конце гаражей увидел открытые ворота и направился в ту сторону.

Внутри кто-то возился под машиной. Раздавалось звяканье металлических инструментов, громкое сопение и чертыхание. Василий неловко помялся в дверях и неуверенно постучал. Откуда-то снизу вылез чумазый парень лет тридцати и уставился на него.

— Чего тебе?

Василий достал из кармана купюру и протянул ее на вытянутой руке.

— Посмотри-ка, друг, я тут случайно нашел. Ты не знаешь, сколько это на нашенские?

Парень вытер ладони тряпкой, взял из рук Василия купюру и начал вертеть ее, рассматривая на свет.

— Это сто баксов. На нашенские это почитай три тыщи. А где ты ее нашел?

— Там… — Василий махнул рукой в сторону забора.

— А там больше нет? — Парень потер купюру пальцами. — Кажись, настоящая.

— Так значит, за нее три тыщи взять можно?

— Ну, три тебе, конечно, никто не даст. Больно рожа неподходящая. А за полторы возьмут.

— Может, ты возьмешь?

— Взял бы. Да у меня и полторы нет.

— А сколько есть?

Парень полез в карман куртки, пошарил там и вытащил несколько купюр.

— Вот. Восемьсот сорок рублей. — Потом полез в карман штанов и достал оттуда мелочь. — И еще четыре рубля тридцать три копейки.

— Годится. — Василий сгреб купюры и мелочь, распихал их по карманам и побрел на выход.

На соседней барахолке он купил себе за три сотни почти новую куртку, за полторы — штаны. Еще сотня ушла на вполне приличные ботинки. Теперь он походил на вполне цивильного человека. Тем более что в кармане лежала еще целая пачка драгоценных купюр. Прихватив в ларьке пирожок и бутылку пива, Василий отправился в сквер. В дальнем конце, под огромным раскидистым кустом, с которого почти полностью облетела вся листва, он расстелил клочок газеты и устроился на завтрак. Выпив пива, Василий достал бумаги и начал их с интересом рассматривать. Затем вытащил тот самый листок и прочитал написанные в нем фамилии. Некоторые ему показались очень знакомыми. Он поднапряг память и вдруг вспомнил, что много раз слышал их по телевизору. Однажды, в каком-то детективе он читал, что в подобном случае найденные бумаги следует анонимно отправить по любому указанному в них адресу. Все равно для него они не представляли совершенно никакой ценности. А изо всего этого могла выйти совершенно непредсказуемая история.

Василий подошел к киоску Союзпечати и купил большой конверт с маркой. Сунул туда бумаги и написал на нем взятый наугад адрес из листка. Затем запечатал конверт и опустил в ближайший почтовый ящик.

С чувством выполненного долга допил оставшееся пиво и пошагал в город.

 

16

Указ о снятии с должности Премьера был подписан на третий день. Все газеты словно сошли с ума. Сутра до вечера телеканалы передавали комментарии политиков и депутатов. В Верхний Совет текст Указа привез Браток. Первым делом он прошел в кабинет Спикера и попросил пригласить всех руководителей фракций. Как ни странно, среди депутатских партийных руководителей царило полное единодушие. Одни высказывали неописуемую радость, заявляя, что это результат их оппозиционной деятельности. Другие поддерживали «мудрое решение Большого Брата» в соответствии с достигнутой ранее договоренностью.

Больше всех бесновался либеральный брюзга Вольф. Он без конца вскакивал с места и начинал кричать, размахивая руками и брызжа слюной на соседей:

— Это однозначно верное решение! Большой Брат, наконец-то, прислушался к нашему мнению! Мы уже десять лет требуем изменений! Только наша партия способна управлять Большой Землей!

На вопрос, кого он видит в роли будущего Премьера, Вольф тыкал пальцем себе в грудь и орал:

— Однозначно меня! Только я могу вывести эту страну из мрака! Я моментально наведу порядок! Большой Брат будет спать спокойно! Спи спокойно, Большой Брат!

Браток смотрел на всю эту верноподданническую вакханалию с тихим философским прищуром. На его лице не дрожал ни один мускул. На вопрос, «Кто же все-таки будет представлен на пост Премьера?», он только пожимал плечами и украдкой ухмылялся.

Истинную суть этой ухмылки поняли только через четыре дня, когда в Верхний Совет долгожданная кандидатура была внесена.

Ею оказался… Браток.

Полностью обескураженные депутаты, так и не приходя в сознание от свалившегося на них счастья, тут же нажали кнопки с надписью «за». И страна получила нового Премьера.

В тот же день Премьер Браток перебрался из Палаты в Дом Правительства.

Он торжественно осмотрел свои апартаменты, важно прошелся из конца в конец огромного кабинета, уселся в широком кожаном кресле и важно раскурил сигару. Затем покрутил диск телефона спецсвязи и, пуская вверх огромные кольца дыма, проговорил в трубку:

— Моша, я уже здесь! Приезжай!

На другом конце провода раздалось недовольное сопение, и тихий голос прошипел:

— Не будь идиотом! Мне там появляться нельзя! И не обольщайся. Самое главное — впереди! Вечером приезжай ко мне — все как следует обмозгуем.

Браток положил трубку на аппарат и почувствовал, что его пробивает нервная дрожь. Он бросился к стоящему в углу кабинета шкафу. Но там оказались только начатые коробки конфет, ваза с печеньем и банка какого-то темного варенья. Чертыхаясь и ругая своего предшественника, Браток угрюмо побрел к столу и нажал кнопку вызова секретаря.

В кабинет вошла молодая стройная девушка в длинной, ниже колен, черной юбке и белой чопорной блузке с маленьким бантиком-галстуком. Браток пошевелил в воздухе пальцами, пытаясь объяснить, что ему нужно.

— Мне бы — того… Чего-нибудь согревающего…

— Сейчас я принесу вам чая. Вам черный или зеленый?

— Да нет. Мне — того… У вас что, ничего крепче чая нет?

— Может быть, черный кофе?

— Да на кой хрен мне твой кофе! — наконец, возмутился он. — Принеси чего-нибудь выпить! Коньяк или виски!

Девушка невозмутимо повернулась в сторону стола, подошла к тумбочке с селектором и нажала на одну из кнопок.

— Вот это — вызов специального официанта. Он доставит все, что прикажете.

Действительно, через минуту в дверях показался парень в жилетке и белом передничке. В его руках был маленький блокнот и ручка.

— Я вас слушаю, господин Премьер. Чего изволите?

Браток развел руками и ответил вопросом на вопрос.

— А что у тебя есть?

— Все, что изволите, господин Премьер.

— Тогда неси мне настоящий шотландский виски со льдом, лимон и устриц.

— Сию минуту. — Парень скрылся за дверью.

Девушка продолжала стоять напротив Братка с совершенно невозмутимым видом.

— Так вам принести чая, господин Премьер?

— Валяй… — Браток махнул рукой и опустился в кресло.

В этот момент в кармане начал вибрировать мобильный телефон. Браток вытащил аппарат, нажал кнопку и приложил к уху.

— Да, это я. Спасибо, Сулим. Все остается в силе. Жди моей команды. И больше пока мне не звони. Я сам тебя найду. Все!

Браток несколько раз подбросил мобильник на ладони и засунул его подальше в карман. Но тут же достал обратно. Потому что тот опять начал дрожать, издавая протяжный визг.

— Кто это? Павлин, ты? Хорошо, что позвонил. Вечером встретимся на даче у Моши. Все разговоры — там!

Через пять минут двое парней в жилетках внесли в кабинет на подносах полный набор напитков и деликатесных закусок, все это аккуратно расставили на столике и тихо удалились.

Браток в задумчивости уставился на эту пышную сервировку, но ни к чему притрагиваться не стал. Сделал несколько глотков виски прямо из бутылки, глубоко вздохнул и направился к выходу.

 

17

Большой Брат подошел к окну и отодвинул тяжелую портьеру. По двору Палаты осенний ветер гонял облетевшую желтую листву. Огромный красно-рыжий кленовый лист тяжело ударился об оконную раму и с шипением скатился вниз. Следом за ним к окошку подскочил маленький почти почерневший скрюченный листок березы. Он как-то жалобно пискнул и тоже беспомощно отскочил на потемневшую брусчатку мостовой. Где-то вдалеке раздался перезвон курантов и мерный топот сапог караула.

Каждый раз, глядя на гладко отшлифованную брусчатку, Большой Брат представлял себе, как по ней хаживали те, кто безраздельно хозяйничал на этой земле задолго до его появления на свете.

Где эти люди?

Прах одних покоится под стенами Палаты. Прах других закопан в безымянных могилах.

О судьбе одних до сих пор спорят историки и политики. Имена других преданы анафеме и забвению.

Они прошли по этой земле, словно тени.

Порой, выходя поздно вечером из дверей Палаты, ему начинало казаться, что вон там — за черными изгибами зданий — кто-то бродит, покуривая трубку и хитро посмеиваясь себе в усы. От этих видений становилось жутковато. Хотелось побыстрее заскочить в салон огромного комфортабельного лимузина и умчаться отсюда подальше.

И он уезжал. Но наступало утро, и вновь надо было возвращаться в это кишащее приведениями проклятое место.

В последнее время он все чаще и чаще стал задумываться над тем, какую роль уготовила ему судьба в истории этого никем до конца не понятого государства. Когда ему задавали вопросы о том, как он видит свое будущее после окончания срока пребывания в роли Большого Брата, он растеряно пожимал плечами и говорил: «Думаю, что для меня найдется место в этом мире».

На самом деле, он так до сих пор и не смог определить для себя, что с ним будет потом. Об этом как-то не хотелось думать. Казалось, что все это будет еще очень не скоро.

Но дни шли нескончаемой чередой. И с каждым прошедшим годом он все больше и больше начинал ощущать груз ответственности за то, что делает. И от этого становилось по-настоящему страшно.

Проснувшись однажды утром, он вдруг понял, что неуемная народная любовь, о которой ему постоянно твердили, — это всего лишь очередной миф. Потому что от любви до ненависти только один шаг. И этот шаг неизбежен. Он всеми фибрами души чувствовал его приближение. Но хотелось задержаться в сладостном забвении как можно дольше.

Когда кто-то из советников начинал говорить о зреющих гроздьях недовольства, Большой Брат выслушивал это с видимым спокойствием. Но где-то там — на самом дне души — все сжималось в предчувствии неминуемой беды. Самому реагировать, а, тем более, возражать по данному поводу не хотелось. В такие моменты становилось крайне неуютно и тоскливо. Именно поэтому, когда в подобные мгновения подключался Браток и своими бодрыми доводами разбивал сомнения оппонентов, Большой Брат был ему крайне признателен.

Первый тревожный звонок прозвучал в тот день, когда он увидел перекошенные лица стариков на улицах. Они стояли на февральском морозе, закутавшись в старые поношенные пальто и полушубки, плотно прижавшись друг к другу и опираясь на древки плакатов. Никто из них не кричал и не размахивал руками. Но в глазах был глухой, не скрываемый укор. А на плакатах корявыми старческими руками было выведено «Мы больше не верим Большому Брату!» и «Дайте нам спокойно умереть!»

Эта, случайно увиденная в новостях по телевизору, картинка глубоко запала ему в душу. На следующий день, еще из машины по телефону, он потребовал от Премьера объяснений. Тот долго чего-то мямлил. И, наконец, пообещал прибыть со специальным докладом по данному поводу.

Браток же был, как всегда, весьма прагматичен и излучал полный оптимизм.

— Я думаю, что это — специально организованная акция. Несчастных стариков используют в своих корыстных целях наши враги. Им хочется раскачать политическое равновесие и развалить государство. Мы этого не допустим!

Выглядело вполне обоснованно и убедительно. Поэтому уже к обеду было принято решение и дано указание силовикам выявить всех зачинщиков. А министру Общественного Здоровья и послушным депутатам Верхнего Совета были даны указания «больше работать с населением, разъясняя суть проводимых реформ».

Но осадок на душе остался. Тем более что следом за стариками на улицу вышли студенты и домохозяйки.

Именно тогда в гениальной голове Братка родилась идея «левого поворота». Формулировалась она предельно просто: повернуться лицом к своему народу, направить дополнительные средства на социальные нужды.

Но в первую очередь он «повернул лицом к народу» Большого Брата, настойчиво порекомендовав ему устроить легкий публичный разнос министрам и депутатам, выступить в так хорошо отрепетированной роли «Отца нации».

И на экранах телевизоров опять появились благостные лица сограждан. На какое-то время даже сам Большой Брат вдруг уверовал в возможность некоего «гражданского мира» и «социального спокойствия». Но предчувствия большой беды все чаще и чаще наведывались к нему тревожными короткими ночами.

Когда советники предложили ему поменять Премьера, он размышлял недолго. Стало совершенно очевидно, что кому-то нести ответственность за серьезные просчеты в экономике придется. Больше всего на эту роль подходил Премьер.

Еще в момент назначения Премьера после победных выборов Большого Брата на второй срок всем было очевидно, что он — фигура временная, предназначенная для сугубо практических целей — проведения непопулярных структурных преобразований в государстве. И он свое дело сделал. И теперь должен был, как шекспировский Мавр, тихо удалиться. По мнению членов «семьи» Премьером должен был стать спокойный преданный гуманитарий.

На эту роль выбрали Братка.

Большой Брат вдруг уверовал, что именно его прагматический оптимизм может стать спасительной соломинкой для установления гражданского мира в стране. Кроме того, за него тихо, но настойчиво, хлопотали наиболее преданные Олигархи и Дед.

Правда, уже подписав Указ, Большой Брат вдруг подумал о том, что в случае чего его место займет именно Браток. Но об этом «в случае чего» долго размышлять не хотелось. Потому что даже представить себе Братка на своем месте — казалось полным абсурдом. Спецслужбы давно докладывали ему о чечерском происхождении Братка и его связях с формальными и неформальными чечерскими лидерами. Особенно — с весьма амбициозным и непредсказуемым молодым вице-премьером. Это обстоятельство многих настораживало. Но Большой Брат считал именно данное обстоятельство гарантией от всякого рода случайностей. Потому что именно противовес Братку со стороны «силовиков» мог уравновесить силы внутри Палаты.

И все-таки, узнав о готовящемся Указе, к нему «на огонек» забежал старый товарищ по Службе Безопасности и пытался в последний момент предостеречь. Он разложил перед Большим Братом «прослушки» телефонных разговоров Братка и, указывая на отдельные фразы, пытался доказать ошибочность готовящегося решения.

Тексты «прослушек» не понравились. Но менять решение уже было поздно.

Видимо, таковы закономерности политической жизни. Сомнения всегда приходят в последний момент. Решения рождаются мучительно. И все равно бывают ошибочными.

Глядя из-за тяжелой портьеры своего огромного кабинета на кружащиеся и опадающие листья, Большой Брат еще раз поймал себя на мысли о том, что скоро и он будет подобен неприкаянному осеннему листу. И далеко не факт, что он займет место в элитном гербарии вместо того, чтобы быть сметенным в грязную сточную канаву истории…

 

18

Полковник Алексей Сергеев был одним из старожилов в эскадрилье ракетных истребителей. Жизнь его не баловала ни чинами, ни наградами. Двадцать лет назад он, тогда еще совершенно юный выпускник высшего летного училища, попал в полк стратегических бомбардировщиков. Службу начинал с освоения практически отслуживших свой век тяжелых тупорылых «Акул». Летать на них было настоящим мучением. Они были неповоротливы и капризны. Каждое движение давалось с огромными усилиями.

Когда в стране начались «смутные времена» и боевая техника фактически встала на прикол, он уже подумывал о демобилизации. Останавливало только то, что он боялся не найти своего места в этой бурно меняющейся жизни. Неизвестность пугала. А наличие на плечах погон давало хотя бы какую-то надежду на будущее. Но это будущее выглядело все более и более туманным. И только с появлением во главе государства Большого Брата замаячила какая-то надежда и свет в конце тоннеля.

Но еще год назад он даже не мог предположить, что именно его новейшую «Тушку» выберут в качестве «Борта номер один» и он окажется в одной кабине с Большим Братом.

Когда накануне прошлых выборов Большой Брат лихо «пилотировал» ястребок, летчики между собой посмеивались. Но каждый в душе мечтал оказаться на месте своего более удачливого сослуживца с «ястребка».

— Он поди сразу все свои жилищные проблемы решил. — Зубоскалили ребята. — И звание ему внеочередное прилепят. И орденок сунут. А мы будем пахать до посинения.

Алексей слушал ребят с иронией.

— Пусть хотя бы одному подфартит. Глядишь, и до нас черед докатится.

Вот он и докатился — его черед.

Накануне полковника Сергеева вызвали в штаб и, дав подписать бумагу о неразглашении государственной тайны, поставили боевую задачу на предстоящие учения. В общем-то, ничего необычного в задаче не было. За исключением того, что во время исполнения ее на борту будет… Верховный Главнокомандующий. А если точнее — сам Большой Брат. Присутствовавший при разговоре человек в штатском очень долго и пристально вглядывался в Алексея, затем что-то сверял в документах и, ничего не говоря, вышел из кабинета командира полка. Затем вернулся и заставил его подписать еще одну бумагу, в соответствии с которой со следующего дня и до самого момента вылета он обязан был жить в полной изоляции. У него изымались мобильный телефон, и любые общения с внешним миром должны были проходить только под присмотром сотрудника службы безопасности.

На следующий день, буднично попрощавшись с женой и поцеловав спящую дочку, он прибыл для выполнения боевой задачи. Дату и время вылета должны были сообщить дополнительно.

Алексею отвели самую лучшую комнату в недавно появившейся в гарнизоне офицерской «гостинице». Из всех остальных «номеров» на этаже жильцы были временно выселены. В коридоре круглосуточно дежурили люди в штатском. На службу и со службы его привозили на отдельной машине. Весь день делился на несколько четко спланированных частей: отработку задания на тренажере, физическую подготовку и отдых. Каждый день разрешался только один звонок жене под присмотром все тех же дежурных в штатском. Но полковник Сергеев ощущал необычное воодушевление и подъем сил. Птица счастья, о которой они так часто грезили с женой все последние годы, похоже, все-таки влетела в их скромное окошко.

Алексей не любил осень. Это затухающее буйство природы всегда сопровождалось длительными дождями и быстро меняющими направление ветрами. В такую погоду, прежде чем сесть за штурвал самолета, приходилось подолгу выверять все атмосферные показатели и порой часами выжидать возможности выполнить задание в воздухе. Особую опасность представляли перелетные птицы, которые огромными вереницами тянулись в теплые края и очень часто оказывались на пути огромной стальной машины. Как это ни странно, именно такая маленькая птичка могла стать порой причиной большой трагедии. Прошлой осенью погиб друг Алексея — Гоша. В турбину его двигателя по всей вероятности попал пролетный гусь. Он долго и отчаянно пытался выровнять машину на одном оставшемся двигателе. Но произошло непредвиденное — двигатель от перегрузки загорелся. Гоша спасал машину до последнего. Он почти дотянул до посадочной полосы…

У Гоши остались жена и маленький сынишка Артем.

Может быть, именно поэтому Алексей не любил осень.

Но сегодня даже хмурое осеннее небо не могло испортить ему настроения. Он пристально вглядывался туда — за облака — и думал о том, что другого такого шанса жизнь ему больше не даст…

 

19

Моша был возбужден, как никогда. От его обычной вальяжности и чопорности не осталось и малейшего следа. Он бегал по комнате и беспрестанно жестикулировал руками.

— Вы понимаете, олухи, что другого такого шанса не будет уже никогда?! Если мы сейчас не воспользуемся благоприятной ситуацией, история нам этого не простит! И наши друзья в Земле Обетованной тоже! — Он схватил со стола пачку бумаг и начал ими трясти. — Вот! Они готовы предоставить нам новые займы! Огромные! Для этого нужно только одно — осуществить то, что мы задумали! Неужели это не понятно?!

Павлин сдвинул свои лекторские очки на самый кончик носа и не понимающе развел руками.

— По-моему, у нас теперь нет никаких препятствий. Браток как премьер в состоянии теперь провести любые преобразования, не испрашивая на то разрешения даже у Большого Брата. Ситуация такова, что он получил полный карт-бланш и может делать теперь все, что угодно.

— Ты заблуждаешься, Павлин! А куда мы денем его земляков, которые контролируют все силовые структуры? Они, как ищейки сидят у нас на хвосте и следят за каждым шагом! Они мне в «Бетту» уже дважды пытались подсунуть своих мальчиков. И, я думаю, они прослушивают все наши разговоры. Даже по спецсвязи!

— Но это же невозможно! — Павлин развел руками и капризно оттопырил нижнюю губу.

— Э, дорогой, ты очень плохо знаешь наших «тихушников»! Они суют свои поганые носы куда угодно. У меня на днях даже в спальне жучок нашли. Не знаю, то ли моя баба шпионит, то ли эти хлопцы из СБ.

— Так может, и сейчас наш разговор кто-нибудь записывает? — Павлин прижал указательный палец ко рту.

— Не боись! Я дал задание своим ребятам со спецаппаратурой прошмонать весь дом. Но все равно надо быть предельно осторожными. Особенно во время переговоров с этими чечерскими дикарями. Это касается тебя, Ачик! — Моша остановился напротив Братка и покачал головой. — Уж больно ты своему сопливому дружку доверяешься. Как бы он нам какой-нибудь фортель не выкинул!

Браток неуверенно пожал плечами.

— Не думаю! Он у нас здорово сидит на крючке. Если что, ему крышка. Его свои же пришьют. Он у нас полностью на бабках повязан. Кроме того, ему уж больно хочется сюда перебраться — в Центр. И здесь немного покуролесить.

— Вот и я — про то же! Он сюда со своими головорезами прибудет — и так накуролесит, что нам мало не покажется! Поэтому надо сразу продумать, как его вовремя урезонить.

— Я уже насчет этого думал. У меня там, в Чечерии, есть еще одна бригада. Они друг с другом не шибко ладят. Вот мы их маленько и столкнем нос к носу.

— Смотри, Ачик, как бы нам не переиграть! — Моша выдвинулся к письменному столу и склонился над разложенными на нем бумагами. — Давайте все-таки вернемся к нашему плану… Когда начинаются эти учения?

— Запланировано на двадцать седьмое.

— А сейчас у нас?.. — Моша мельком глянул на висящий настенный календарь. — Пятнадцатое… Значит, в нашем распоряжении меньше двух недель. Как у нас дела с Большим Братом? Он готов выполнить функции Верховного Главнокомандующего?

— Думаю, что да. Мы на днях показали ему пленочку с видеозаписью прошлогоднего полета на ястребке. Он как-то сразу приободрился. Даже достал из шкафа свой летный шлем. Он его там в коробке из-под музыкального центра хранит. Как какую-то реликвию. — Браток криво ухмыльнулся и показал пальцем на Павлина. — А он еще подсунул ему доклад о недовольстве жителей Северного региона. И подсказал, что неплохо было бы там повстречаться с народом.

— Думаешь, сработает?

— Мы, если нужно, будем совать ему эту туфту каждый день. Думаю, что рано или поздно он клюнет. Тем более что я убрал из его графика на этот период все остальные мероприятия.

— Ну что же — добро! Только ты должен, Браток, проработать все вопросы со своими людьми в военном ведомстве. И смотрите не лопухнитесь с летчиком! Это — ключевой момент! Теперь о твоих чечерцах. Ты уверен, что материалы, которые вез связник, не попали в руки ребят из Службы Безопасности?

— Честно говоря, нет. Но, раз за нами до сих пор не пришли, значит, его просто грабанули бомжи, а бумаги выбросили.

— Это не факт. Они могут сделать это в любой момент.

— Думаю, что Большой Брат не поверит никаким бумагам. Он знает, как много я для него сделал. В случае чего, мы докажем, что это все — фальшивка.

— По фальшивкам у нас главный спец Павлин. Он их научился стряпать массовым тиражом. Правда, Павлин? — Моша хитро ухмыльнулся и пошел к креслу раскуривать свой фирменный кальян. — Подумайте над тем, как предупредить этот УДар.

Браток недовольно фыркнул, собрал со стола свои бумаги и двинулся к выходу. Уже в самых дверях остановился, обернулся на Мошу и зло проговорил:

— Не трусь, толстый, тебе-то точно ничего не грозит. За все придется отвечать только мне. Ты сидишь здесь, как сыч, и бабки считаешь. А мне приходится каждый день ходить по лезвию ножа!

— Так я и не мечу на место Большого Брата! — парировал Моша. — Мое дело маленькое. Но вот ты без моих бабок — не стоишь ничего! Если тебя Служба Безопасности возьмет за жопу, ты будешь сидеть, как твой Олигарх. Только думаю, что недолго. Тебя даже судить не будут. Просто дадут команду втихаря кокнуть — и все!

Павлин, слушая их перепалку, сдвинув на кончик носа очки, попеременно бросал взгляд то на одного, то на другого. И, наконец, примирительно проговорил:

— Братаны, вы зря спорите. Если план сорвется, заметут всех. И всем нам тогда — крышка. А, если план сработает, хватит на всех! Давайте лучше дернем по махонькой.

Он полез в буфет, достал графин с коньяком, наполнил рюмки и провозгласил:

— За наш гениальный проектик! — чокнулся со стоящими на подносе рюмками, выпил и пошел к выходу. — Я поехал работать. Надо начинать готовить встречу Большого Брата с жителями Северного региона. У меня по этому поводу есть одна идейка.

Браток не чокаясь выпил свою рюмку, собрал бумаги и вышел из кабинета.

Часы показывали полночь. До «Дня Икс» оставалось ровно тринадцать суток. Браток подумал: «Роковое число». И от этого почему-то стало жутковато.

На улице во все небо сияла огромная желтая луна. Где-то вдалеке раздавался противный кошачий вой.

Браток открыл заднюю дверцу подкатившей к подъезду машины и упал на сиденье. Ни слова не говоря, махнул рукой. Водитель плавно нажал на газ, и машина покатила в сторону притихшего ночного города.

 

20

Подготовка учений шла полным ходом. Начальник Генерального Штаба генерал Болуй прибыл к Министру Обороны с очередным докладом. Он бодро прошагал в кабинет, расстегнул толстенную папку, вынул из нее складную карту и разложил ее на столе. Затем взял с подставки точилку и начал мусолить в ней карандаш. Удостоверившись, что он отточен достаточно остро, Болуй обвел им несколько точек на карте и приступил к докладу.

— Вот здесь, вот здесь и вот здесь, — генерал ткнул карандашом в обведенные точки, — будут располагаться наблюдательные пункты. А вот здесь, — он сделал большой жирный круг, — будет главный КП, на котором будет находиться Верховный Главнокомандующий.

Министр внимательно осмотрел карту, наклонился над большим жирным кругом, выпрямился и в упор посмотрел на генерала.

— Верховного Главнокомандующего там не будет.

— Как же так? — Удивленно поднял брови генерал.

— А вот так! Поступила новая вводная. Большой Брат отправится на учения на боевой машине.

— Но у нас не предусмотрено участие мотострелковой техники, — растерянно произнес генерал. — Эти учения предусматривают только ракетные стрельбы по наземным целям. Мы ставили задачу отработать точность ракетно-бомбовых ударов по позициям противника.

— Как вы умеете стрелять, мы уже убедились в прошлом году. Опозорились перед всем миром. Большой Брат мне тогда холку надраил. Теперь он решил сам принять участие в ракетных пусках.

— Но наши ракетные пуски предусмотрены со стратегических ракетоносцев дальнего действия. — Генерал достал носовой платок и начал активно вытирать внезапно вспотевший лоб.

— Большой Брат уже дал команду подготовить для него один из самолетов. Он полетит сам. И будет участвовать в пуске ракеты с борта по наземной цели.

— Но это невозможно! — Генерал от волнения уронил на пол портфель, нагнулся под стол и начал судорожно собирать рассыпанное содержимое. Затем распрямился и устало присел на стул.

— Но это невозможно! — повторил он. Для полета на такой машине нужна специальная подготовка. Во время перелета летчики испытывают перегрузку в несколько «же». То есть, я хочу сказать, что это невероятный риск.

— К сожалению, — вздохнул Министр, — я ничего не могу поделать. Таково указание самого Большого Брата.

— Но ведь это безумие! — продолжал настаивать генерал. — Неужели никто не может объяснить Большому Брату, что для полета необходима большая подготовка? Это не прогулка на легком истребителе. Это тяжелейшая машина, и во время боевого пуска может произойти все, что угодно. Мы не сможем гарантировать безопасность Верховного Главнокомандующего.

— Считайте, что это уже принятое политическое решение, не подлежащее обсуждению, — министр прихлопнул рукой по столу, давая понять, что любые возражения бесполезны. — А насчет безопасности уже даны все соответствующие указания. Ваша задача — обеспечить координацию действий во время учений. Всем остальным занимается Служба Безопасности и Главком Авиации. Вопросы есть?

— Никак нет.

Генерал вытянулся, машинально приложил руку к непокрытой голове. Затем в смущении одернул ее вниз. Подхватил портфель и неуклюже боком выскочил из кабинета.

Министр некоторое время постоял над развернутой на столе картой. Взял в руки карандаш, повертел его и в сердцах бросил на пол. Затем зачем-то заглянул в письменный стол, достал оттуда наградной пистолет, вытащил из него обойму и несколько раз передернул затвор. Посмотрел внутрь ствола, бережно погладил и положил на место.

 

21

Чем быстрее приближался день начала учений, тем большую тревогу ощущал Алексей. Ему постоянно казалось, что в воздухе витает предчувствие какой-то большой беды. Хотя все, казалось бы, складывалось наоборот весьма удачно. Уже не в первый раз они с руководителем технической службы полетов просмотрели состояние самолета. Была обследована каждая деталь, каждый болтик. С него в буквальном смысле слова сдували малейшую пылинку.

И все-таки что-то не давало покоя. Особенно тревога усилилась за три дня до вылета.

На аэродром прибыла большая внушительная комиссия во главе с Главкомом авиации. Алексей видел его так близко впервые. Этот весьма самодовольный пожилой человек в генеральском мундире почему-то больше походил на ресторанного швейцара. Он постоянно высоко задирал голову. Но стоило раздаться очередному звонку мобильного телефона (как предполагал Алексей, оттуда — «сверху»), как он мгновенно прогибался и принимал жалостливо просительную позу. Выглядело это весьма забавно, но противно.

В первый же день вместе с Главкомом прибыли два «спеца». Они долго лазили по всей машине, придирчиво осматривая каждый закоулок. Один из них почему-то норовил потрогать все узлы руками. И даже предостережения руководителя технической службы не возымели своего действия. «Спец» на его замечания криво ухмыльнулся и отчеканил:

— У каждого из нас своя задача! Не мешайте нам работать, а то мы удалим вас с объекта!

С руководителем технической службы полковником Арсюковым Алексей был знаком уже не первый год. Они вместе пережили самые трудные периоды. Вместе отхаживали свои боевые машины, когда на их обслуживание не было ни средств, ни запчастей. Они вместе голодали, когда офицерам месяцами не выдавали денежного довольствия. Вместе втихаря от жен и начальства бегали в соседний городок на подработки. Поэтому их давно и надежно связывала крепкая мужская дружба.

Арсюков возражать «спецу» не стал. Но, отойдя в сторонку, тихо на ухо проговорил Алексею:

— Что-то мне эти ребятки не нравятся. За ними нужен глаз. Как бы чего не вышло. По-моему, они свои руки суют не туда куда надо. Боюсь, что меня перед самым полетом сюда больше не допустят. Ты уж сам просмотри все системы жизнеобеспечения и страховки. Особенно обрати внимание на блок «К-2».

За сутки до полета самолет отогнали в ангар и опечатали. Возле ангара установили дополнительный пост. Но кроме него, рядом расположился «уазик», в котором посменно дежурили люди в штатском.

27 октября полковник Сергеев проснулся ровно по расписанию — в шесть часов утра. В восемь тридцать он уже был в полном снаряжении и ехал по направлению к ангару. Сюда уже прибыл Главком авиации. Вместо парадного мундира на нем была полевая форма. Сопровождавший его старший офицер штаба вручил Алексею пакет с полетным заданием. Пакет тут же при всех был вскрыт. Алексей внимательно ознакомился с содержимым и аккуратно вложил все в свою планшетку.

— Вопросы есть? — спросил генерал.

— Никак нет! — отчеканил Алексей и сделал шаг в сторону.

В этот момент в конце поля раздался вой сирен, и вдали появились три черные машины в сопровождении целой кавалькады военных джипов. Одна из машин подкатила к самому ангару, и из нее показался Большой Брат. Он вылез, аккуратно придерживая в руке летный шлем и поправляя на себе съехавшую набок амуницию. Огляделся по сторонам и направился к ангару. Ему навстречу бросился Главком и вся кавалькада офицеров штаба. Но Большой Брат движением руки отодвинул их в сторону и направился прямо к Алексею. Тот слегка сконфузился и, сдвинув пятки, отрапортовал:

— Летчик первого класса полковник Сергеев!

— Здравствуйте, товарищ Сергеев, — Большой Брат протянул ему руку в перчатке. Алексей, слегка сконфузившись, неловко пожал ее и отошел в сторону.

В этот момент на передний план опять выдвинулся Главком и громким командным голосом начал докладывать:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Полк ракетных истребителей специального назначения готов к проведению боевых учений!

Краем глаза Алексей увидел, как из подъехавших вслед за Большим Братом машин выскочили люди с телевизионными камерами и стали поспешно снимать все происходящее. Один из операторов властно раздвинул офицеров штаба и наставил глаз телекамеры на Большого Брата. Тот слегка улыбнулся, тряхнул головой и начал одевать шлем.

Из ангара медленно тягачами начали вытаскивать боевую машину. Большой Брат уважительно оглядел ее и, обращаясь в телекамеру, произнес:

— На вооружении нашей армии находится прекрасная техника. Мы сделаем все возможное, чтобы каждый житель Большой Земли мог чувствовать себя полностью защищенным от любых посягательств извне.

К нему подскочила молоденькая девчушка с микрофоном.

— Можно вам задать один вопрос?

— Раз уж вы здесь, конечно задайте, — благосклонно проговорил Большой Брат.

— Вам приходилось когда-нибудь летать на подобных боевых самолетах? Вы не боитесь?

— Если честно, то я лечу на такой прекрасной боевой машине впервые. А, что касается боязни, то вы пословицу насчет этого знаете лучше меня. Вы вот спросите лучше боевого полковника Сергеева. — Он указал рукой на Алексея. — Когда-нибудь эта машина подводила его?

От направленных на него телекамер Алексей слегка сконфузился, но постарался ответить спокойно:

— Эта боевая машина — самая надежная в мире.

— Вот и прекрасно, — проговорил Большой Брат и махнул рукой, показывая, что все интервью окончены. — А теперь, товарищ командир экипажа, я поступаю в ваше полное подчинение.

К выкаченному самолету подогнали штормтрап. Аэродромные техники отключили кабели питания. Один из прикомандированных «спецов» подошел к Главкому и бодро доложил:

— Машина к полету готова! Все системы проверены! Замечаний нет!

Главком, выслушав доклад «спеца», повернулся на месте в сторону Большого Брата и отчеканил:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, машина проверена и к полету готова!

В этот момент Алексея как будто что-то кольнуло. Он сделал шаг вперед и обратился к Большому Брату:

— Разрешите мне лично проверить все узлы машины?

Он увидел тень недовольства на лице Главкома. Докладывавший «спец» гневно поджал губы и выпучил глаза. Но Алексей уже не мог остановиться.

Главком сделал протестующий жест рукой.

— Товарищ Верховный Главнокомандующий, это не по уставу. Специалисты отвечают за свой раздел работы. Летчик не должен вмешиваться в работу технической службы!

Но Большой Брат отвел его руку в сторону и кивнул.

— Полковник Сергеев — командир корабля и имеет право дополнительно проверить готовность машины к полету. Действуйте, полковник!

Алексей влез в кабину и тщательно осмотрелся. Все узлы были опечатаны. Но, не смотря на это, он вскрыл пломбу на блоке «К-2» и внимательно осмотрел его. Один из концов на контактной клемме был слегка сдвинут и свободно болтался. При малейшем движении он мог отойти и полностью парализовать деятельность всего блока. Это означало, что в случае аварийной ситуации катапультирующее устройство второго пилота просто не сработает. Алексей аккуратно кончиком крышки коробки прикрутил почти отвалившийся контакт и закрыл блок. Затем он решил проверить силовой кабель, подающий напряжение на взрывной механизм и увидел, что кабель заведен напрямую, минуя систему защиты. Несколькими осторожными движениями он сделал переключение, перевел дух и вылез из кабины.

Докладывавший о готовности самолета «спец» спрятался за спину старшего офицера. Алексей бросил в его сторону тяжелый взгляд, но ничего не сказал. Повернувшись к Большому Брату, он четко и спокойно доложил:

— Машина к вылету готова! Замечаний нет!

— Ну что ж! По коням! — скомандовал тот и полез в самолет.

 

22

Генрих не выходил из своего кабинета уже вторые сутки. Полчаса назад из Крутоярска доложили о том, что Большой Брат успешно прибыл на аэродром и уже находится в самолете. Они здесь, в Управлении, многократно проверили всех причастных к этой военной операции. Фигура летчика не вызывала никаких сомнений. Этот боевой полковник зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны. Были запрошены данные и на всех специалистов, готовивших самолет к вылету. У Генриха возникли вопросы только по одной кандидатуре со странной фамилией Михня. Настораживало то, что эта редкая фамилия фигурировала в деле о незаконной продаже за рубеж истребителей десять лет назад. В той нашумевшей операции принимало участие одно из подразделений «Бетты».

Генрих доложил о своих сомнениях шефу Службы Безопасности. Тот в свою очередь обещал обо всем доложить Большому Брату. Повторно переспрашивать у начальства в их «конторе» было не принято. Но уже перед самым выездом Большого Брата на учения Генрих еще раз внимательно пересмотрел списки служебного персонала и, к своему удивлению, вновь увидел странную фамилию Михня.

Генрих в задумчивости налил себе стакан чаю из термоса, положил туда кусочек сахара и начал медленно размешивать.

В этот момент дверь его кабинета распахнулась настежь, и внутрь буквально влетел начальник первого отдела полковник Фомин. В его руках был большой толстый надорванный почтовый конверт. Фомин вынул из конверта бумаги и положил на стол перед Генрихом.

— Генрих Аверьянович, это только что доставили из Прокуратуры. Бумаги принес депутат Верхнего Совета Ермолин. Он их получил вчера по почте.

— Кто отправитель? — спросил Генрих, внимательно осматривая конверт.

— Неизвестно. Но содержание весьма любопытно.

Генрих достал бумаги и прочел: «План оперативного выдвижения». Он начал внимательно перелистывать бумаги. С каждой минутой лицо его становилось все более мрачным. Затем он резко отодвинул бумаги в сторону и набрал номер телефона спецсвязи.

— Товарищ генерал! У меня срочное дело! Есть экстренная информация! Я сейчас же буду у вас!

Он схватил со стола бумаги и бросился к выходу. Уже на пороге повернулся лицом к столу, ища на нем пульт управления телевизором. Его взгляд на секунду остановился на экране. Показывали кадры посадки Большого Брата в боевой самолет. Рядом в такой же летной форме стоял слегка смущенный командир корабля. Чуть поодаль расположился Главком авиации. Генрих невольно вгляделся в его лицо. Оно было совершенно серым и каким-то отрешенным. Большой Брат надел на голову шлем и полез по лестнице трапа наверх. Еще раз повернулся к провожающим и помахал им рукой. Кабина медленно закрылась. Трап отъехал в сторону, и самолет начал выруливать на старт.

Быстро просмотрев принесенные Генрихом бумаги, шеф нажал сразу несколько кнопок селектора и громко объявил:

— Всем начальникам оперативных служб — немедленно ко мне! Оперативной группе — готовность номер один! Начальника Службы Безопасности по Южному округу — срочно на связь! И немедленно свяжитесь с личной охраной Большого Брата в Крутоярске! Вылет надо остановить! Я вылет запрещаю!

В ответ из селектора раздался голос дежурного.

— Товарищ генерал, вылет остановить невозможно — самолет Верховного Главнокомандующего уже в воздухе.

— Немедленно дайте команду возврата на аэродром! И ко мне на связь Главкома авиации!

Через минуту дежурный доложил.

— Главком на проводе.

Генерал схватил трубку и начал в нее кричать:

— Я приказываю немедленно прервать полет! Все объяснения потом! Вы лично отвечаете за выполнение приказа!

В трубке раздалось недовольное сопение Главкома и послышался его хриплый голос:

— Я не могу вам подчиниться, генерал! Мне может отдать приказ только Министр обороны или начальник Генерального Штаба. У нас у каждого свой функционал!

— Какой, к черту, функционал?! — буквально заорал в трубку начальник Собственной Безопасности. — Я отвечаю за жизнь Большого Брата! Я вам приказываю немедленно вернуть самолет на землю!

— Это уже невозможно! — прошипел Главком. — Машина вышла на заданную высоту и движется по обозначенному курсу. Если вы беспокоитесь о здоровье и безопасности Большого Брата, вы должны знать, что разворот и возврат назад чреваты тяжелыми последствиями.

— Посадите его в ближайшей точке!

— Ближайшая точка только через три тысячи километров. Маршрут пролегает над территорией, не имеющей никаких военных инфраструктур. Там даже гражданских аэродромов нет. Через час машина выходит в зону проведения стрельб.

— Я запрещаю проводить ракетные пуски с этого борта!

— Но это не в вашей компетенции! Свяжитесь с Министром или начальником Геншатаба.

Генерал в сердцах бросил трубку на аппарат и нажал кнопку селектора.

— Немедленно соедините меня с Министром Обороны!

Он почувствовал, как невольно холодеют руки, и начинается нервный озноб. Увидев стоящего рядом Генриха, генерал схватил его за лацкан пиджака и буквально выдохнул.

— Я тебя прошу: бери оперативную группу и доставь мне этого чечерского прыща живым или мертвым! Действуй в соответствии с обстоятельствами. — Он стукнул кулаком по столу. — Речь идет о государственном перевороте! — И уже отвернувшись в сторону, тихо про себя добавил. — Доигрались, мать вашу!.. Чуяло мое сердце, что все эти братковские фокусы добром не кончатся.

 

23

Машина Братка с воем летела по пустынной улице с перекрытым движением. Редкие прохожие шарахались в сторону и с опаской оглядывались на проносящийся кортеж. Небо затянули серые осенние тучи. С раннего утра моросил противный мелкий дождь.

Браток из глубины салона своего нового шикарного лимузина поглядывал на мелькающие дома и курил сигару. Он никогда не любил осень. Ему казалось, что с наступлением осенней распутицы и в его жизни начинается какая-то неустроенность. Это началось еще с тех времен, когда, вернувшись после службы в армии, он устроился на работу дворником. И с утра до вечера махал корявой грязной метлой, сгребая в кучки пожелтевшие скрюченные листья. Пока он греб в одном конце улицы, в другой уже образовывалась новая кутерьма. И он, чертыхаясь, брел туда. Особенно донимала его местная «домо-управша». Она орала по любому поводу и норовила обозвать его обидными словами. Однажды он попытался ей ответить. Через три дня ему приказали прийти за расчетом. Никакие уговоры не помогли. И он опять ринулся на поиски работы.

Потом была грязная котельная, в которой приходилось во время дежурства спать на промасленном полусгнившем одеяле и задыхаться от вони напарника.

Но однажды случайно на улице он встретил своего бывшего однокурсника по институту, из которого его выгнали со второго курса за прогулы и неуспеваемость. Собственно говоря, поступая туда, он и не собирался толком учиться. Просто мать очень настаивала на том, чтобы он стал студентом. Подвернулся этот металлургический институт, и он отправился туда познавать секреты стального литья. Вся эта академическая мура в голову абсолютно не лезла. И они с Мошей (так звали его однокурсника) большую часть времени отдавали слабому женскому полу. Тем более что Моша чувствовал себя с девочками совершенно неуверенно и без его помощи не мог сделать и шага.

Эта неожиданная встреча на улице в корне изменила его судьбу. Узнав о том, где обитает его бывший сокурсник, Моша долго смеялся и предложил ему место в конторе своего приятеля — Олигарха. Для начала это была скромная должность охранника. Но только они с Мошей знали, что истинная цель его пребывания у Олигарха была совсем иной. Он докладывал Моше о каждом шаге Олигарха, о каждой его готовящейся сделке. Став тенью Олигарха, он фактически работал против него. Но и этого им показалось мало. Тогда при помощи верных людей они сумели добиться того, что Олигарх назначил его руководителем своей рекламной службы.

Так началось восхождение несчастного чечерского мальчика, родившегося в далеких Южных горах, не имевшего ни богатых родителей, ни родового имени.

Потом была работа у Моши в его легендарной «Бетте». И, наконец, взлет на вершину Олимпа — Палата. Это особое место в государстве, одно название которого всегда произносят с придыханием. Уже давно никто не помнит его настоящего имени. Для всех он уже даже не просто Браток. Он второе лицо в государстве.

А возможно, и первое… В ближайшем будущем…

От одной только этой мысли становилось не по себе. Начинала кружиться голова, и подкашивались ноги. Но каким-то мистическим шестым чувством он осознавал, что все может кончиться для него трагически. И низко повисшие над землей тучи, из которых беспрестанно сыплет мелкий противный дождь, как будто подтверждают самые тревожные ожидания.

Но пути назад нет. Механизм запущен. На карту поставлено все. Никогда еще этой страной не управлял выходец из маленькой горной страны. И он видел в этом свою огромную историческую миссию.

Машина слегка притормозила перед въездом в Дом Правительства и легко проскользнула внутрь ограды. Браток выскочил под моросящий дождь и сделал два шага к служебному подъезду.

Минуя огромную приемную, отдал указание помощнику.

— Срочно соединить меня с Министром Обороны и Главкомом авиации.

Он еще не успел дойти до своего рабочего стола, как раздался голос.

— Господин Премьер, на проводе Главком.

Браток взял слегка трясущимися руками трубку.

— Ну, что там у вас? Доложите!

— Все по графику. Верховный Главнокомандующий вылетел в зону учений.

— Вы все обеспечили, как надо?

— Так точно! Наши специалисты выполнили все намеченные работы.

— Смотрите, вы головой отвечаете за успешное проведение операции.

— Мы все понимаем, господин Премьер! — В трубке раздалось легкое сопение, и после небольшой паузы генерал продолжил. — Только что мне звонил Начальник Собственной Безопасности. Он потребовал, чтобы мы прервали полет.

Браток почувствовал, что руки начали дрожать сильнее, и к горлу подкатил комок.

— Что вы ответили?…

— Я сказал, что мы подчиняемся только Министру Обороны и Начальнику Генерального Штаба.

— А он что?…

— Он еще потребовал, чтобы я запретил пуск ракеты с борта самолета.

— Эти «тихушники» совсем обнаглели! Они постоянно лезут не в свое дело! — Браток почувствовал, что язык его не слушается, но продолжил говорить. — Всем выполнять только мои указания. Пока Большой Брат недоступен, все распоряжения отдаю я!

Он положил трубку на рычаг и вытер испарину на лбу. Затем достал из стеклянного шкафа графин с коньяком и налил себе половину стакана. Трясущимися руками поднес стакан ко рту и, захлебываясь, выпил. Попытался раскурить сигару. Но она никак не поддавалась и постоянно гасла. Бросив эту затею, он достал из ящика стола пачку сигарет и прикурил одну из них. Глубоко затянулся и со стоном выдохнул. Слегка расслабился в кресле. Но тут же вздрогнул от завибрировавшего в кармане мобильного телефона. В трубке раздался истерический крик Сулима.

— Ачик, нам хана! Мои люди в СБ доложили, что началась облава! Они уже двинулись сюда! Что делать?!

— Спокойно, — Браток чуть не выронил трубку из рук. — Где сейчас твои люди?

— Они уже начали выдвижение согласно намеченному плану! Два подразделения уже на подступах к вам. Через десять часов будут на месте.

— Кто об этом знает?

— Только ты и Моша. И еще начальник оперативного отдела МВД. Они получили твою директиву о беспрепятственном пропуске колонны. Больше никто.

— Немедленно дай команду приостановить движение и затаиться.

— Боюсь, что это уже невозможно. Если мои ребята остановятся, их тут же всех повяжут. Ты же сам знаешь!

— Я ничего не знаю! — закричал в исступлении Браток. — Всем приказываю остановиться и замереть! До поступления сообщения!

— Какого сообщения?

— Правительственного!.. — бросил Браток и нажал на кнопку отбоя.

Швырнув телефон на стол, он вновь наполнил свой стакан и залпом выпил.

За окном все также моросил противный осенний дождь…

 

24

Машина набирала высоту уверенно. Уже через час полета Алексей почувствовал, что напряжение, в котором он пребывал все это время, куда-то уходит. Тем более что Большой Брат постоянно расспрашивал его об особенностях самолета, и Алексей ему с удовольствием рассказывал все, что знает. Еще говорили о трудностях военной жизни и накопившихся за последние годы проблемах. В тот момент, когда они беседовали о проблемах дальней авиации, голос диспетчера с земли возвестил о том, что через двадцать минут они выходят в район стрельб.

Алексей дал команду приготовиться к пуску и начал корректировать заход на цель. Где-то там — внизу — за сотни километров отсюда находилась расчетная точка, в которую следовало попасть ракетой с борта самолета. Подобные задания Алексей выполнял не впервые. Вот и сейчас, он спокойно произвел расчет движения ракеты и занес эти данные в бортовой компьютер. После чего проверил готовность пусковой установки.

В этот момент на приборном табло вдруг замигала красная лампочка, показывающая резкий моментальный перепад напряжения в ракетном отсеке. Алексей попытался включить аварийную систему блокировки. Но она не сработала. Лампочка продолжала мигать. Следом за этим раздался сигнал тревоги, предупреждающий о вероятности самопроизвольного срабатывания взрывателей ракеты.

Он понял, что это конец. И уже в самый последний момент отработанным за годы службы движением нажал кнопку блока «К-2».

Через десять секунд в небе раздался взрыв…

 

25

Бабка Агафья всегда уходила на дальнее болото засветло и возвращалась только к вечерней молитве. Осень в этом году выдалась благодатная. Морошки на болотах было столько, что хоть косой коси. Старик Авдот, который вот уже года два, как перестал ходить в тайгу на охоту по причине слабости глаз, теперь был главным по варке трав, грибов и ягоды. Бабы натаскивали ему полные плетенки разномастной таежной снеди. Он все это рассыпал на поляне перед заимкой, с важным видом сортировал и, разведя несколько чанов горячей патоки, колдовал над ними, составляя только одному ему известные смеси.

Два его сына — Сенька и Борик — уходили в тайгу на несколько дней кряду. Осенняя охота была сейчас в самом разгаре, и от нее зависело, что окажется в схроне для питания на всю длинную суровую зиму. Их жены — Фекла и Марфа — вели все обширное домашнее хозяйство, возились с ребятишками и готовили еду.

На заимке по соседству жили еще три семьи. Все они вместе составляли одну небольшую, но дружную общину.

Когда эта община появилась в здешних местах, не помнит никто. Еще в далекие годы, когда на Большой Земле преследовали за двуперстное крещение, их предки ушли в тайгу и скрылись подальше от лютого людского глаза. Звали они себя хлыщами. Жили по своим старинным устоям. Молились по раз и навсегда заведенному обычаю. Посты соблюдали ревностно. И никого к себе близко не подпускали.

Годов десять назад сюда забрела какая-то экспедиция. Эти странные люди ходили по домам и, щелкая черными коробочками, заставляли мужиков и баб петь песни и читать молитвы. От этих чудных мужиков и баб в кожаных мужских портках остались только какие-то книжки с картинками. Но эти книжки даже детям было показать срамно.

Старый Авдот от греха подальше спрятал их в ларь и закопал под амбаром. А года два назад сюда случайно забрел пришлый охотник. Он долго удивлялся тому, что здесь оказались живые люди, рассказывал о какой-то новой власти, угощал их желтой вонючей жидкостью из фляжки. Исчез он так же тихо, как и появился. Бори к, правда, сказывал, что где-то за Чертовой горой несколько лун назад видел человеческие останки и одежку наподобие той, что была на том бедолаге.

А, в общем, жизнь на заимке текла размерено. От заката до рассвета. От зимы до лета. И от охоты до охоты.

Авдот и впрямь не помнил, сколько ему лет. Да и помнить это было совершенно ни к чему. Жизнь складывалась из того, что отмерил Бог. Только ему — Создателю — воистину известно, кому и сколько дано прожить в этом мире. Долгими осенними вечерами Авдот просиживал под старым раскидистым деревом над обрывом у реки, вглядываясь в заоблачную высь. Мысли его были о невероятном устройстве Мира, Неба и Земли. Закрывая глаза, он мысленно уносился в небесную высь, и ему казалось, что он видит эту Землю оттуда — с огромной высоты. Он видит, как текут реки и шумят деревья, как прорастает травинка на лугу и рождается птенец в гнезде. В такие минуты он начинал ощущать себя частью этого большого и прекрасного мира.

Порой ему даже начинало казаться, что он угадывает движение ветров и слышит движение земных пород. Еще задолго до прихода грозы он уже знал о ее приближении. Он чувствовал это своей кожей. Она вдруг начинала зудеть и чесаться. И Авдот тут же кричал снохам, чтобы они побыстрее прятали ребятишек. Потому что шутить с грозой в этих таежных местах — дело опасное. Прошлым летом у соседей убило молнией старшую дочку. Она разомлела от жары и заснула под деревом. Тут-то и налетела гроза. Да и ударила молнией акурат по тому дереву. Бедняжка сгорела в одночасье вместе с деревом. От нее остался только небольшой клочок обуглившихся волос и старинная медная заколка.

Глядя на эту потемневшую заколку, старик Авдот глубоко вздыхал и утешал соседей тем, что ее душа уже давно на небе и теперь оттуда радостно смотрит на них. Но сам он совершенно не был уверен в том, что бедолага на небе радуется. Просто так было легче переносить любую утрату. К этому его приучил еще его старый дед. Когда в небе раздавался сильный гром, он крестил лоб и неизменно говорил:

— Господь гневается, что мы не радуемся. Надо возрадоваться, и гнев Господень пройдет.

При этом дед бил низкие поклоны и, глядя на небеса, приговаривал:

— Не гневайся, Господи, все у нас хорошо! Не являй своего грозного лика! Мы трудом, постом и молитовкой свою вину искупим.

Авдот давно уже сам стал дедом, и теперь уже он являлся хранителем древних традиций семьи. Теперь, когда в небе раздавался гром, он становился на колени, крестил лоб и, отвешивая земные поклоны, заклинал:

— Все у нас хорошо, Господи! Не гневайся на нас, грешных!

Яркое осеннее солнце окрасило верхушки деревьев. Утро выдалось, как никогда.

Агафья, приладив огромную корзину-заплечницу, быстрым шагом двинулась в сторону дальнего болота. По дороге ей навстречу выскочила потревоженная косуля. И уже возле самого болота из чащи вылез потревоженный косолапый. Он сердито уставился на Агафью, зарычал и поскреб по земле лапой. Агафья махнула на него рукой и пробормотала:

— Иди, иди, косолапый! Мне с тобой недосуг!

Медведь в раздумье еще раз поскреб лапой и полез назад в чащу. Агафья перевела дух и присела на пригорке. В этот момент прямо где-то у нее над головой в небе сначала что-то завыло, и тут же раздался сильный гром. Она в ужасе вздернула голову вверх. И ей показалось, что это солнце разлетелось на множество мелких кусочков. Она упала на землю и накрыла голову руками…

Авдот долго прилаживал чан на треногу и разводил под ним огонь. Еще с вечера он натаскал из тайги сухих еловых ветвей и ольховых сучьев. Тут же лежала сухая березовая кора и старая использованная дранка. Он спокойно, с молитвой развел огонь, трижды перекрестил чан и приступил к своему ежедневному делу. Побросал в чан ягоду и залил ее патокой. Тщательно перемешал огромной деревянной ложкой и присел на старый тюфяк.

От восходящего над деревьями солнца исходило скупое осеннее тепло. Вокруг стояла звонкая синеватая тишина. Все тело старика окутала невыразимая нега. Он сладостно прикрыл глаза и задремал.

И вдруг где-то в вышине раздался свист и прогремел сильнейший гром. Старик моментально открыл глаза и в изумлении глянул на небо. Ему показалось, что где-то совсем рядом, прямо над лесом, взорвался огромный огненный шар и разлетелся на множество мельчайших частиц. Старик упал на землю и поспешно перекрестил лоб. Из его уст совершенно непроизвольно вырвались слова молитвы:

— Господи помилуй! Господи помилуй! Все у нас хорошо! Не гневайся, Господи, на нас грешных!

 

26

Борик и Сенька еще с вечера вышли на тропу диких кабанов. Секач, по всей вероятности, был очень огромным. Потому что кусты вдоль реки были выломаны с такой силой, как будто здесь прошел целый табун лошадей. Ночью братья преследовать стадо не решились, потому что огромный секач в сумерках опасен вдвойне. Он идет напролом и способен растерзать любого. Поэтому братья заночевали на берегу реки, и с первыми лучами солнца двинулись дальше по следу.

Видимо, кабаны на высоком берегу в небольшой дубровой роще нашли для себя хорошее пастбище. И уже скоро братья услышали их бешеный визг и возню. Присев на опушке, Борик и Сенька аккуратно прочистили свои старые ружья и начали тихонько подбираться к стаду. Сенька двинулся со стороны реки. Борик стал заходить из-под солнца.

Вдруг прямо где-то у него над головой раздался резкий хлопок, от которого вздрогнули верхушки деревьев. А через несколько секунд далеко за лесом раздался сильный взрыв. Падая спиной на землю, Борик увидел над деревьями огромный белый купол.

Купол прошелестел между ветками деревьев, и на землю упало что-то тяжелое. Приглядевшись, Борик увидел, что это странного вида человек с огромным шаром вместо головы в совершенно невероятном серебристом одеянии.

За кустами раздался дикий поросячий визг и оттуда выскочил огромный взъерошенный секач. Он несколько раз ударил задним копытом и помчался прямо на кувыркающегося по земле человека. Борик машинально вскинул ружье и, почти не прицеливаясь, выстрелил. Секач подскочил на месте, задрал вверх морду и рухнул.

Человек перевернулся на спину, стащил с головы серебристый шар и глухо застонал…

Борик подскочил к нему, резким движением острого ножа перерезал тугие веревки, соединяющие его с запутавшимся в ветках куполом, и слегка похлопал по щекам. Затем достал туесок с водой и полил ему на лицо. Человек открыл глаза и попытался подняться на локтях.

— Где он?… — простонал человек и попытался оглядеться по сторонам. — Вам надо срочно его найти… Он где-то здесь, рядом… Разброс не более километра…

— Кого искать-то? — удивленно проговорил Борик. — Тут больше нет никого. Только Сенька сейчас прибежит. Вон он — за кустами!

Человек приподнялся на руках и начал высвобождаться из своего тесного серебристого костюма. Затем медленно поднялся на ноги и в изнеможении сел на огромную кочку.

— Где-то здесь, — он обвел вокруг себя рукой, — не более чем в одном километре должен быть еще один пилот. Его надо немедленно найти. Кто-то сможет помочь?

— Сенька, Сенька здесь рядом! Он сейчас прискочит! — Борик сложил руки лодочкой и начал кричать: «Сеньк! Сеньк! Ты где? Беги сюда скоренько!»

Из кустов выскочил брат и, показывая пальцем куда-то в сторону, закричал:

— Там что-то грохнулось! Я видел! Там нечистая сила с неба свалилась!

Увидев сидящего на земле человека, он вдруг осекся, перекрестился и отступил назад.

— Свят, свят, свят!.. Так он здесь? А я думал — там… — он указал пальцем за пригорок.

Человек поднялся на ноги и тут же в изнеможении опустился вниз.

— Я вас умоляю, найдите его!.. Это вопрос жизни и смерти! Для всей страны!.. Он должен быть там… Я вас умоляю!..

Борик сунул человеку в руки туесок с водой, достал из-за пазухи лепешку, положил ее на кочку, и махнул брату рукой.

— Айда туда! Он поди недалече свалился! Успеем, пока зверье не очухалось!

Они вскинули ружья на плечи и двинулись в тайгу.

 

27

Информация о трагедии на борту ракетоносца пришла мгновенно.

Начальник Собственной Безопасности генерал Фролов, выслушав доклад оперативного дежурного, устало опустился в кресло и закрыл лицо руками. Некоторое время сидел в задумчивости. Затем быстро нажал кнопки селектора и отдал приказание:

— Немедленно весь руководящий состав и начальников оперативных служб — ко мне! По структуре объявляется Чрезвычайная Ситуация!

После того, как за оперативным дежурным закрылась дверь, он подошел к селектору и нажал кнопку вызова помощника.

— Соедините меня с Премьером! Сейчас же! Найдите его, хоть из-под земли!

Через мгновение в селекторе раздался голос помощника:

— Товарищ генерал, Премьер на проводе.

Генерал схватил трубку и скороговоркой проговорил:

— Браток, мы вашу подлую провокацию проморгали! Но ты не думай, что сумеешь стать главой государства! Я уже отдал приказ арестовать всех твоих чечерских нукеров! Они сюда не дойдут! Ты заплатишь за все своей башкой!

Некоторое время в трубке была полная тишина. Потом раздалось легкое сопение и прорезался тихий голос Братка.

— Генерал, теперь, в соответствии с Конституцией, глава государства я. И я только что подписал Указ о вашем увольнении со службы и аресте в случае противодействия наведению конституционного порядка в стране. Большой Брат погиб. Расследованием его гибели займутся назначенные мной следователи. У меня будет теперь собственная Служба Безопасности. — Браток сделал небольшую паузу и продолжил: — Главой Службы Собственной Безопасности я уже назначил бывшего вице-премьера Чечерии Сулима Кандырова. Попрошу сдать ему полномочия в ближайшие часы и освободить занимаемые помещения. Я бы на вашем месте поступил, как настоящий офицер. — Браток глубоко вздохнул в трубку и дал отбой.

Генерал в сердцах ударил по аппарату. Выдвинул ящик стола и достал табельное оружие. Вставил обойму и передернул затвор. Сунул пистолет за пояс и двинулся к выходу.

В этот момент двери распахнулись, и в кабинет начали входить руководители подразделений.

Генерал вернулся к столу и пригласил всех рассаживаться.

— В стране совершен государственный переворот, — тихо, но уверенно проговорил он. — Пока я не получу сто процентное подтверждение того, что Большой Брат мертв, мы будем выполнять свой функционал. Все выполняют только мои распоряжения. Любые другие действия будут расцениваться, как предательство и государственная измена.

Он достал из-за пояса пистолет и положил перед собой на стол.

— Всех, кто попытается отстранять вас от исполнения служебных обязанностей, расстреливать на месте. Службе Охраны приказываю закрыть все доступы в Палату. Кабинеты Большого Брата опечатать до особого распоряжения. И направьте указания всем региональным структурам: никаких контактов с чечерскими боевиками.

Уже на выходе в дверях генерал Фролов остановил Генриха и попросил остаться.

— Тебе, Генрих, предстоит выполнить особо важное задание. Срочно свяжись с нашими людьми в военном ведомстве и уточни место возможного катапультирования членов экипажа самолета. Возьми самых надежных ребят и немедленно выезжай. Ты должен опередить всех. Это наш единственный шанс!

— Вы думаете, что Большой Брат сумел катапультироваться?

— Я в этом уверен! И ты должен его найти! — генерал прихлопнул ладонью по столу.

Генрих, больше не говоря ни слова, резко повернулся и быстрым шагом выскочил из кабинета.

Генерал опустился на стул и закрыл лицо руками. Потом достал пистолет. Долго и внимательно смотрел на него. Затем опять засунул его за пояс и подошел к окну.

За окном сыпал мелкий противный осенний дождь…

 

28

В кабинет Премьера прибыли представители сразу нескольких телеканалов. Руководитель пресс-службы аккуратно расставил их по всей ширине комнаты и предупредительно проговорил:

— Вы понимаете, что сейчас господину Премьеру не до интервью? Поэтому сразу после того, как он выступит с обращением к народу, вопросы зададут только те, с кем оговорено заранее. Все остальное — потом!

Браток вышел из задней комнаты и уселся за столом напротив наставленных на него камер. Слегка оправил костюм, вытер носовым платком лоб и заметно трясущимися руками разложил на столе несколько листков бумаги. После небольшой паузы, попеременно глядя то в бумаги, то куда-то поверх камер, он начал свою речь.

— Уважаемые сограждане! Сегодня примерно в девять часов тридцать минут по местному времени произошла трагедия. Во время выполнения боевого задания при проведении ракетных стрельб погиб Верховный Главнокомандующий. Это невосполнимая потеря для всего нашего народа. Но в этот трудный для страны час все мы должны сохранять спокойствие и уверенность. Органы государственной власти работают в обычном режиме. Прошу всех соблюдать конституционный порядок. В соответствии с Основным Законом Большой Земли обязанности Большого Брата до момента проведения внеочередных выборов я возлагаю на себя.

Браток сдвинул листки, давая понять, что выступление окончено. Пресс-секретарь обратился к журналистам.

— Есть ли у вас вопросы? Пожалуйста… — он указал в сторону поднятой руки.

— Первый канал. Скажите, пожалуйста, будут ли проводиться поиски на месте трагедии?

Браток утвердительно кивнул головой и, подвинув к себе один из листков, проговорил:

— Уже сформирована бригада следователей, которой поручено тщательно изучить все обстоятельства трагедии и провести необходимые действия на месте катастрофы.

Пресс-секретарь указал на вторую поднятую руку.

— Государственное телевидение Большой Земли. Будут ли какие-либо кадровые перестановки в правительстве?

Браток уверенно взглянул прямо в объективы телекамер и проговорил:

— Никаких кадровых изменений не будет! Все остаются на своих местах! Небольшие изменения коснутся только отдельных специфических структур. Но это связано исключительно с необходимостью поддержания конституционного порядка в стране.

— И, наконец, последний вопрос, — Пресс-секретарь указал на еще одну поднятую руку.

— Радио Большой Земли. Как вы думаете увековечить имя Большого Брата?

Браток слегка прихлопнул ладонью по столу и произнес:

— Думаю, что он достоин того, чтобы его именем была названа одна из центральных улиц нашей столицы. И вообще, как говорится в таких случаях, имя и дело его будет жить вечно.

Браток встал из-за стола и направился в комнату отдыха. Пресс-секретарь подскочил к корреспондентам и замахал руками, давая понять, что аудиенция закончена. Но операторы, не дожидаясь команды, уже спешно упаковали свои камеры и помчались на выход, торопясь как можно быстрее дать записанное заявление нового Большого Брата в эфир.

А за окном на улице все так же моросил противный осенний дождь.

Через несколько минут жителям Большой Земли предстояло узнать о том, что их страной теперь управляет совсем другой человек. Тот, кого частенько, сидя за чашкой чая на кухне, они привыкли пренебрежительно называть Тенью Большого Брата. Или попросту — Братком. Но теперь именно он — Браток — будет определять их настоящее и будущее, будет вершить их судьбы и распоряжаться их жизнью и свободой.

Увы! К сожалению, таковы немыслимые гримасы истории…

 

29

Чечерская бригада въехала в столицу ранним утром.

Колонну пытались затормозить еще на дальних подступах. Каждый раз приходилось предъявлять свои документы и Указ Братка, который теперь фактически выполнял функции Большого Брата. На одном из постов местный спецназ перегородил дорогу «колючкой». Сулиму с большим трудом удалось сдержать своих «гвардейцев». Ребята, воодушевленные тем, что практически беспрепятственно промчались по всей южной территории, увидев ощетинившихся бойцов, дружно схватились за свои «калаши» и, размахивая ими, чуть было не бросились на штурм укреплений. Сулим в самый последний момент сумел остановить их. Он набрал по телефону номер Главы Собственной Канцелярии и попросил его дать соответствующие разъяснения начальнику поста. Услышав в трубке знакомый голос, полковник взял под козырек и приказал расчистить дорогу.

И уже на самом въезде в столицу какой-то ретивый майор дорожно-патрульной службы поставил посреди дороги свою старую колымагу. Пришлось ее сходу опрокинуть. Майора ребята скрутили, запихнули в эту машину и тихо пустили под откос.

Больше препятствий не было. Как и было положено в соответствии с заданием, они добрались до столицы всего за 16 часов.

Притормозив на окраине, Сулим отпустил «гвардейцев» слегка подзаправиться в придорожную кафушку и позвонил Братку.

— Ачик, мы прибыли! Что дальше?

— Ты адреса получил?

— Да.

— Значит, теперь действуете в соответствии с «планом выдвижения». И прошу тебя запомнить: свидетелей оставаться не должно. Ты отвечаешь за это головой.

— Будь спокоен. Мои ребята все сделают чисто. Нам это не в первой.

— Но сначала ты должен прибыть в Собственную Канцелярию и получить копию Указа о твоем назначении и соответствующее удостоверение. Поздравляю — ты теперь директор моей Службы Безопасности. Только еще раз прошу тебя, Сулик, — никаких следов!

— Будь спокоен, Ачик, мы не зря столько лет в горах провели — следы заметать научились!

— Действуй! И не забудь: за нами — Великая Чечерия!

Сулим засунул телефон поглубже в карман кителя и махнул рукой «гвардейцам»:

— А ну! Хватит несчастных неверных грабить! Нас впереди ждет хорошая добыча!

Затем достал из планшетки подготовленные списки с адресами и кликнул всех командиров отрядов. По очереди, раздавая им заготовленные листки, Сулим делал отметку в своем блокноте и приветливо хлопал каждого по плечу.

— Они должны исчезнуть раз и навсегда! Все их имущество — ваше! Обставить нужно так, чтобы это походило на обыкновенный грабеж. В квартирах крови не оставлять. Всех кончать в укромных местах. И чтобы никаких следов! Это приказ! Общий сбор, — он глянул на свои часы, — в восемнадцать ноль-ноль вот здесь, — он указал на точку в центре города.

— Понятно!

Командиры по-деловому разложили перед собой карту столицы и начали определять маршруты движения. Через полчаса вся бригада растворилась в огромном каменном мешке.

Над городом сквозь пелену противного нудного дождя едва забрезжила поздняя осенняя заря. Первые озабоченные пешеходы с удивлением поглядывали на бородатых, до зубов вооруженных ребят горской национальности с гиком и свистом проносящихся на обшарпанных машинах по просыпающемуся городу. Все это походило на глубокий кошмарный сон.

Но, к сожалению, это была грубая и вполне осязаемая явь…

 

30

Единственное, что успел запомнить Большой Брат перед сильным ударом о землю, это яркая голубизна неба и огромный белый купол, с треском вырвавшийся у него над головой.

Очнулся уже на земле от холодных капель воды, которые текли ему на лицо откуда-то сверху. Открыв глаза, он увидел, что над ним склонился молодой бородатый мужик и льет ему воду из какого-то деревянного мешочка.

— Слава тебе, Господи! Оклемался! Ты, никак, тоже с неба свалился?

— Где я? — проговорил Большой Брат, слегка приподнимаясь на локтях.

— Знамо где! На земле! — Мужик обрезал тугие веревки, аккуратно смотал их и засунул в свою заплечницу. — Итить-то сам сможешь? Или тебя на закорках тащить?

— Я сейчас. — Большой Брат приподнялся на руках и попытался встать на ноги. Но почувствовал, что левая нога подворачивается внутрь. Он с оханьем опустился на землю.

— Ну-ка, погоди! — Мужик положил на траву ружье и уселся ему на ноги спиной к изголовью. Внимательно осмотрел ногу, пощупал лодыжку и ухватился за нее всей пятерней. — Ты маленько потерпи. Сейчас я пару разов дерну. Но тебе враз полегчает. У нас такое часто бы ват! — Он говорил напевно, проглатывая буквы. Но от этого как-то невольно становилось спокойно. — Бы ват, бегишь, бегишь по болоту — и бац! Осклизнешься. Нога вот так вывертом и встанет! Так ее надо маленько туды-сюды, и все в порядке!

Он слегка помассировал лодыжку. Затем резко пару раз дернул. У Большого Брата от боли потемнело в глазах. Но уже через мгновение он почувствовал, что нога заняла свою исходную позицию, и пальцы начали шевелиться.

— Во! Видал? Ты еще нам чего-нето спляшешь! Щас вон братка с твоим дружком приковыляют. Тот маненько башкой шмякнулся. Но ничего — оклемается!

Мужик еще раз внимательно осмотрел ногу Большого Брата и удовлетворенно хмыкнул.

— Ничо! До заимки дотопашь! Мы пойдем не шибко. А тама девки вас обмоют да обмажут всякими смолками. Оно все и сладится. У нас еще и не та ко бы ват! Авдот вам травки сварит, и всю хворь — долой.

Большой Брат аккуратно встал на ноги и попробовал сделать несколько шагов. В это время из-за деревьев показался полковник Сергеев в сопровождении второго такого же бородатого мужика.

Увидев Большого Брата, полковник замахал рукой и радостно закричал:

— Товарищ Верховный Главнокомандующий! Какое счастье, что с вами все в порядке! Я так боялся, что блок «К-2» не сработает! Эти сволочи хотели вас угробить! Я виноват! Мне надо было отказаться от вылета! Мне сразу не понравились эти спецы! Но я думал, что это ваши люди…

— Оставьте, полковник. Мы всю ситуацию обсудим потом. У нас будет достаточно времени. Сейчас главная задача — дать знать о нашем местонахождении. У вас есть какие-нибудь средства связи?

— Нет… — Алексей в растерянности развел руками. — У меня перед полетом изъяли все.

— Может быть, что-то уцелело от самолета?

— К сожалению, скорее всего, нет. Взорвался ракетный отсек. Это значит, что практически ничего не осталось. Все разлетелось в прах. В таких случаях даже «черный ящик» сохранить не удается. Это одна из недоработок ракетных истребителей. Но, может быть, у наших охотников есть какая-то связь с Большой Землей?

— Ну что ж. Двинемся с ними на заимку. А там будет видно. Кстати, меня в детстве ребята звали просто Вованом. А вас как зовут?

— Алексеем.

— Ну вот и прекрасно. Давайте не будем пугать наших спасителей громкими именами. Для них мы просто Алексей и Вован. Согласны?

— Согласен…

Они пожали друг другу руки и повернулись к мужикам.

Мужики, слушая их разговор, удивленно поглядывали друг на друга. Затем выломали и сунули каждому из них по длинной упругой слеге, аккуратно запихнули свои старенькие ружья в заплечницы и, показывая в сторону солнца, скомандовали: «Айда!»

Вован с Алексеем стащили с себя тесные комбинезоны, отбросили в кусты шлемы, взяли в руки палки и двинулись следом за ними…

Скупое таежное светило слегка озарило вершины вековых деревьев. Через их ветви оно казалось расплывчато огромным и красновато-дымчатым. Лесную тишину время от времени оглашали крики невидимых птиц. И где-то вдали, на самом взгорке, раздавался визг потревоженных кабанов.

Повернувшись на эти звуки, Борик сокрушенно покачал головой и вздохнул.

— Эх-ма! Жаль, не удалась охота! Бабы недовольны будут, что порожняком прийдем. Ну да ладно. Авось наверстаем!

 

31

Доклад нового начальника Службы Собственной Безопасности Браток ждал в большом напряжении. Как только раздался звонок и в трубке прозвучал голос Сулима, Браток напрягся всем телом и почувствовал, как внутри него все сжимается. Видимо, только теперь он окончательно понял, что началась большая игра, цена которой — жизнь.

Сулим буквально кричал в трубку. Было слышно его глухое сопение и прерывающееся дыхание.

— По всем адресам пусто! А в двух точках моих «гвардейцев» встретили спецназовцы! Шестерых наших ребят кокнули! Это какая-то подстава! Ачик, ты с нами не шути!

— А твои ребята не могли заблудиться? Может быть, они не туда прибыли? — Браток начал нервно стучать карандашом по трубке. — Вы точно с картами разобрались? Я же просил тебя заранее проработать со своими бойцами маршруты выдвижения. Они не могли перепутать адреса?

— Не считай нас за идиотов, Ачик! Если мои ребята ориентируются в любых горах, уж как-нибудь разберутся в этих каменных джунглях! Просто все точки полностью перекрыты! Мне ребят не сдержать! Они уже озверели! Еще немного, и они будут бросаться на всех подряд!

— Это Фролов… — пробормотал про себя Браток.

— Чего ты там шепчешь? Ты сказал, что все мне будут подчиняться! Почему никто в Службе Безопасности не выполняет моих приказов? Они не хотят тебе подчиняться тоже!

— Значит, ты должен принять самые суровые меры! Отдай своим «гвардейцам» приказ уничтожать всех, кто не выполняет приказов! — Браток почувствовал, как по всему телу начала пробивать нервная дрожь. Он схватил со стола бутылку виски и захлебываясь выпил прямо из горлышка.

— Мы так не договаривались, Ачик! Мы не самоубийцы! Ты сказал, что все подчинятся твоим указам. Почему моих ребят убивают?!

— Это генерал Фролов! Он не выполнил моего приказа! Я прошу тебя найти его и арестовать! Или пристрелить на месте!

— Ты смеешься!? Где я, по-твоему, должен его ловить? Если он тебе не подчиняется, мне его не достать! Об этом ты должен был думать раньше! Все! Я за своих ребят больше не ручаюсь!

В трубке раздались короткие гудки. Браток устало опустился в кресло. Дрожь постепенно начала перерастать в нервный озноб. И даже выпитое спиртное не помогло унять его. Он подошел к окну, но за пеленой осеннего дождя не было видно ничего. Где-то далеко внизу раздавался вой сирены, и что-то глухо ухало. Время от времени то там, то тут раздавались одиночные хлопки выстрелов. Внезапно он почувствовал, что к горлу подступает огромный комок, и на лбу выступила обильная испарина. Вдоль спины начал гулять пронизывающий смертельных холод. Еще так недавно казавшаяся столь близкой желанная цель, вдруг куда-то ускользнула. И он почувствовал острейший приступ одиночества.

Браток вернулся к столу и достал из верхнего ящика небольшой блокнот. Руки тряслись и строки получались неровными…

Время угрюмое, кончились праздники,

Мир и покой.

Ломятся в дверь, это черные всадники,

Это за мной.

Он перечитал написанное несколько раз. Затем резким движением вырвал листок из блокнота и разорвал на мелкие клочья. Через мгновение они полетели на гладкий паркет кабинета. Браток отошел к окну и тяжело задумался. В этот момент прозвучал резкий звонок телефона спецсвязи, и в трубке раздался спокойный голос генерала Фролова:

— Господин премьер, довожу до вашего сведения, что сегодня утром в столицу прибыли незаконные вооруженные формирования чечерских бандитов. Мною дано указание немедленно задержать и арестовать их. Часть бандитов уже арестована за грабежи и мародерство.

— Да кто вам дал право?! — Браток почувствовал, что буквально задыхается от внезапно нахлынувшей на него ярости. — Подразделения Сулима Кандырова прибыли по моему приказу для установления конституционного порядка в стране! Кто вам дал полномочия отменять указы главы государства!?

Генерал Фролов спокойно выслушал гневную тираду Братка и продолжил все тем же ровным голосом:

— Вы пока еще не глава государства.

— Я! Я глава государства! — еще пуще заорал Браток.

— Увы, это не так. Пока жив Большой Брат, вы не можете быть главой государства.

— Нет его! Теперь я — Большой Брат! Вы обязаны подчиниться! Так гласит Закон!

— Я не хуже вас знаю законы. Только тогда, когда будут представлены неоспоримые доказательства гибели Большого Брата, вы сможете приступить к временному исполнению его обязанностей. До момента проведения внеочередных выборов. У вас есть доказательства его гибели?

— Да вы что, генерал, спятили с ума? Самолет Большого Брата взорвался во время проведения ракетных пусков! Это знает вся страна! Об этом доложило военное командование! Нет его! Понимаете?! Нет!

— А мы не исключаем возможности того, что он сумел катапультироваться.

— Не мог он катапультироваться! Не мог!

— Кто вам это сказал? — в голосе генерала послышались стальные нотки, от которых Братку стало не по себе.

— Не знаю… — неуверенно проговорил он. — Главком авиации сказал, что взрыв на борту самолета произошел, скорее всего, из-за какой-то нештатной ситуации. В таких случаях обычно не успевают предпринять никаких мер спасения.

— Обычно не значит всегда. Служба Безопасности направила специальную бригаду на поиски Большого Брата. И мы его найдем.

— Да какое вы имеете право?! — вновь взъерепенился Браток. — Я отстранил вас от должности! Вы обязаны сдать полномочия Сулиму Кандырову!

— Ни-ко-гда, — спокойно с расстановкой проговорил генерал. — Только после того, как мы на все сто процентов убедимся в том, что Большой Брат действительно погиб. Но, я уверен, что он жив!

В аппарате раздались короткие гудки. Браток еще некоторое время постоял, в раздумье глядя на пикающую трубку, и в сердцах бросил ее на стол. Она с треском ударилась о массивную дубовую крышку и отлетела в сторону, зацепив настольные часы, которые рухнули на пол и жалобно задребезжали.

Браток заметался из угла в угол огромного кабинета, сшибая на пути все попадающиеся предметы. Затем опять подбежал к столу, схватил продолжающую пикать трубку, нажал на рычаг аппарата и дрожащими руками начал набирать номер.

— Моша! Этот идиот Фролов не желает подчиняться моим приказам! Он арестовал кандыровских парней! Он собрался искать в тайге Большого Брата!

На другом конце провода раздалось раздраженное сопение, и послышался сиплый голос:

— Ты мозгляк, Браток! Почему ты до сих пор не отдал приказ арестовать этого тупого генерала? Или это я за тебя должен делать?!

— Кому?! Кому я отдам приказ о его аресте?! Служба Безопасности мне не подчиняется!

— Напряги министра обороны! Пусть он выполняет свой священный долг по защите конституционного строя! Ты же заверял, что у тебя все в этом ведомстве схвачено! Вспомни, как это делал Дед!

— Да, но я боюсь, что министр обороны так же, как и генерал Фролов, потребует доказательств гибели Большого Брата.

— Ну какие им нужны доказательства?! Взорвался самолет! Разлетелся вдребезги! От него даже обломков не осталось! А катапультироваться он не мог! Ты же сказал, что по твоему поручению ему отключили блок катапульты! Или это не так?

— Да, да. Мне доложил мой человек из штаба ВВС о том, что все выполнено в соответствии с заданием.

— Тогда чего ты трусишь? Ты теперь — глава государства! Твои распоряжения должны выполняться беспрекословно! Вызывай министра обороны и давай приказ подавить антиконституционный мятеж!

— А вдруг он действительно жив?..

— Кто?

— Большой Брат…

— Ты спятил, Браток?! Немедленно принимай меры! Иначе нам придется решать все за тебя!

— Хорошо… — Браток устало опустился в кресло и тупо уставился в угол. После некоторых колебаний неуверенно нажал кнопку селектора и сдавленным голосом проговорил. — Соедините меня с министром обороны…

 

32

Первым возвращающихся из тайги охотников увидел дед Авдот. Он пристально вгляделся в истомленные лица вышагивающих за сыновьями людей в странных одеждах и, помешивая в котле огромным деревянным черпаком, напевно произнес:

— Вы, мужики, случаем не с неба свалились? Тут надысь такой гром стоял! Чтой-то вы на наших таежных не шибко похожи.

— Ты, батя, лучше гостям отварчику сваво налей. Чтобы силенки восстановить. — Сенька скинул со спины заплечницу, вытащил из нее ружье и расположился под навесом. Махнул рукой, приглашая остальных. — Вы опущайтесь. Сейчас вас батька целебным отварчиком для начала напоит. А уж потом бабы покормят, чем Бог послал.

Авдот достал из-под кучи веток пару ковшиков, сделанных из березовой коры, сунул в руки пришельцев и зачерпнул своей большой ложкой из котла. Затем аккуратно наполнил ковшики, троекратно перекрестил их двумя перстами и что-то пробормотал себе в бороду.

— Пейте, пейте. Не боитесь. Только силенки прибавится. Эта травка всем болестям помеха.

Алексей осторожно пригубил ковшик. Как ни странно, отвар был совсем не обжигающим. От него веяло спокойным теплом и ароматом луговых трав. После нескольких глотков по всему телу начало разливаться спокойствие и блаженство.

Но это был не дурман. Наоборот, он почувствовал небывалый прилив жизненных сил и энергии.

— Похоже на Иван-чай.

— Не знаю, — спокойно и так же напевно проговорил Авдот. — У нас это кличут сотельником. Без малого сто разных трав в нем. Мы этим все хвори лечим. Вас сейчас девки покормят. А потом, перед сном еще помаленьку надо попить. К утру все как рукой снимет.

Алексей с Вованом допили до конца отвар и двинулись следом за братьями в стоящую невдалеке избушку. Там их уже ждал накрытый стол. Вокруг крутилось несколько малых ребятишек и суетились две молодые женщины.

— Вы откушайте, откушайте, гости дорогие. — Женщины начали расторопно таскать от печки к столу наполненные всякой снедью долбленные деревянные тарелки. В одних колыхалась ароматная похлебка, в других торчали огромные куски мяса.

После еды женщины проводили их в дальний конец избы, где за самодельной перегородкой стояли широкие топчаны, покрытые теплыми звериными шкурами. Вован пробовал возражать, но почувствовал страшную усталость во всем теле и, не в силах больше бороться с переутомлением, опустился на лежанку. Алексей последовал за ним. Женщины поднесли им по небольшому ковшику все с тем же отваром, и уже через несколько минут оба спали богатырским сном.

Скупое осеннее солнце скрылось за вершинами деревьев, и тайга погрузилась в предвечерние сумерки.

После того, как пришельцы отошли ко сну, мужики уселись на бугорке возле зимнего схрона и повели неторопливую беседу.

Первым заговорил дед Авдот.

— Было мне видение три ночи назад. Будто бы какая-то нечисть пытается нашу заимку спалить. Рожу вот никак только разглядеть не мог. Что-то уж больно на басурманина похожа. Такой осклаб нехороший. Ну, в общем, не нашенский это человек был. — Авдот глубоко вздохнул. — А потом показалось, что в руках у него какие-то щупальца с когтями. Ну как у шатуна таежного. Он ими все по дереву скреб. Аж за душу брало! А потом за ним вон тот, что поменьше росточком, показался. И басурманин бежать бросился.

— А зачем басурманам к нам в тайгу приспичило? — Сенька привалился спиной к завалинке, высвободил ноги из меховых чуней и придвинул их поближе к огню. — Ты нам, батя, еще в детстве все про басурман сказывал. Но я так в толк и не взял, кто это такие?

— Мы-то здесь давно живем. Мне еще мой дед сказывал, что были такие времена, когда весь наш род бежал от этих самых басурман сюда — в тайгу. Сначала они нашего царя-батюшку охмурили. Потом к вере нашей подобрались. Через своих холопьев при царском дворе надумали запретить нам по вековому обыкновению Богу молиться. А потом и вовсе вынудили бежать в глухие чащобы. — Авдот опять глубоко вздохнул и пошевелил в костре угли. — Самое страшное, когда при дворе басурманин заводится. Тута жди беды!

— А почему же царь-батюшка допустил к себе в милость этого басурманина? — Борик, под стать брату, скинул тяжелые чуни и придвинул босые ноги поближе к огню. — Это ж надо совсем незрячим быть, чтобы своих на христопродавцев променять.

Авдот глубокомысленно вздохнул и, глядя куда-то поверх деревьев, проговорил:

— С трона-то не шибко видать, кто чужой, а кто свой. Кто сладкие речи говорит, тот и сердцу мил. Правда-то — она, как отвар горький. Пить страшно, а без него помрешь. А ложь, как патока. Пьешь — не замечаешь. А потом пузом маешься. Вот и в жизни так. Не сразу и сообразишь, что к чему. Видать, и эти пришлые робята лиха хлебнули. Грохот-то неспроста стоял.

— Ты их, батя, завтра порасспрошай. Ты у нас на это мастер. Тот, что побольшее ростом, видать, попроще будет. Он к маленькому-то уж больно уважительно обращается. А маленький какой-то вовсе растерянный. Видать, не привыкший с неба падать.

— А ты, может статься, привычный. Ты, братуха, давеча в овраг свалился, так весь обохался. — Сенька схватил слегу и начал ею ворошить в костре. — А грохот действительно сильный стоял. И, что характерно, жаром по деревам порхнуло. И все макушки враз позагнулися. Это пошибчее грозы будет. А шарахнуло-то где-то там, за Кукатуем. Я видал прямо над самой горой чтой-то сверкануло.

— Вот вы туда завтра с утра и гляньте. Может, чего на шукаете. Большой грохот просто так не бывает. Чего-нето остаться должно. — Авдот аккуратно обложил костровище мокрым дерном и направился к заимке. — Одначе, пора нам Богу помолиться. Да на покой. И вас поди бабы заждались.

Братья натянули чуни и побрели за ним следом.

 

33

Вован проснулся от гулкого шума где-то прямо над головой. Слегка приоткрыв глаза, он увидел пробивающийся сквозь мутную слюдяную заставку в неровном оконце яркий свет осеннего солнца. Сбросив с себя огромную медвежью шкуру, он потихоньку пробрался к выходу из избушки и, слегка поднатужившись, приоткрыл перекошенную дверь. В лицо ударил свежий, чуть подмороженный пьянящий воздух. Над головой в самой поднебесной вышине колыхались кроны высоченных сосен. Они то плавно расходились в стороны, то хлестко сходились вместе, издавая гулкие протяжные стоны. Вован невольно засмотрелся на них. От этого голова слегка закружилась, и ему показалось, что он плывет в огромном бездонном океане. Такого ощущения он не испытывал за все свои последние годы. Он вдруг действительно забыл, что буквально сутки назад все называли его Большим Братом, и на его плечах лежал груз огромной ответственности за совершенно непонятное для него государство. Вдохнув полной грудью, он действительно ощутил себя простым Вованом — мальчишкой, который когда-то в детстве мечтал о дальних походах, странствиях и приключениях.

Сзади раздался скрип, и на пороге избушки появился Алексей. От легкого морозца сводило мускулы. Поэтому Алексей, по отработанной годами армейской привычке, размашисто задвигал руками и слегка попрыгал на месте. Затем сделал несколько приседаний, подбежал к колодезному журавлю, вытащил деревянное ведерко с ледяной водой и опрокинул себе на шею. Крякнул от удовольствия и, подобно лесному зверю, начал трясти головой.

Вован с завистью глядел на эту картину. Но от одной только мысли о ледяной воде стало не по себе. Он зябко передернул плечами и полез в избушку за одеждой. Накинув на плечи полетную куртку, он осторожно подошел к колодцу и заглянул внутрь.

— Как же они здесь живут?

Алексей неопределенно пожал плечами и присел на корточки.

— У каждого народа есть своя мудрость и свои способы выживания в этом суровом мире. Человек, в принципе, может приспособиться ко всему. Нас еще в военном училище учили, что есть огромное число способов выживания. Невозможно выжить только в одном случае — когда к твоему виску приставлен заряженный пистолет. Да и то есть возможность выбить его из рук противника. Конечно, если твои собственные не связаны.

— Вы знаете, полковник, у меня все последнее время было ощущение, что к моему виску приставлен пистолет. — Вован вздохнул и присел на бревенчатый край колодца. — И при этом, как вы подметили, будто кто-то связал мне руки. — Он посмотрел на свои ладони, встряхнул кистями и начал дышать на кончики пальцев. — Иной раз вечерами ощущаю, что они немеют и начинают жить отдельной от меня жизнью. Особенно, когда надо подписывать какой-нибудь важный государственный документ. — Вован тяжело вздохнул. — Где-то внутри умом понимаю, что делать этого нельзя, а руки не слушаются и сами выводят подпись. Это просто наваждение какое-то.

— А, может быть, кто-то целенаправленно оказывает на вас психо-физическое воздействие? Нам на курсах говорили о таких методиках. Можно без особых усилий на расстоянии управлять человеком, и он будет послушно выполнять любую вашу волю. Я даже однажды сам видел, как наш командир роты под воздействием какого-то гипноза чистил солдатам сапоги. Потом он, правда, вместо сапог надраил им холку. Когда в себя пришел. А сначала… Весьма забавно было. — Алексей выпрямился и прошелся вокруг колодца. Потрогал плотно уложенные бревна, попытался их раскачать. — Ладно сложено. Я думаю, что вот также и с нашим сознанием: если там все уложено аккуратно, то никто расшатать не сможет. А если кто-то клинышек туда вбил, то все развалится от малейшего толчка.

— Ну, этот клинышек не так просто вбить. — Вован потрогал пальцами воду в ведерке и, поджав губы, покачал головой. — Тем более что есть специальные службы, отвечающие за безопасность главы государства. В их прямую обязанность входит предусмотреть любую подобную возможность.

Алексей поднял с земли сухую ветку и с треском разломил ее напополам.

— Однако именно специалист из службы безопасности отключил в нашем самолете блок катапульты и повредил контакты взрывателей ракет! Мне эти спецы сразу не понравились! Особенно тот — косоглазый.

— А почему же вы сразу не доложили о своих подозрениях?

— Кому?! — Алексей отбросил подальше сломанную ветку, подошел к колодцу и отхлебнул из ведерка глоток воды. — Меня к самолету подпустили только за двадцать минут до вылета. Это же при вас было. Я уже фактически ничего не мог сделать! Единственное, что мне удалось, — исправить блок катапульты. Мне уже такое однажды приходилось делать. Это было еще в учебке. Тогда это было на учебно-тренировочном самолете. Но тот самолет уже был порядком изношенным. Там вообще все разваливалось. У него даже колеса однажды при посадке чуть не отвалились. А здесь — новейшая модель. Его выбирали специально из всего имеющегося парка. — Алексей глубоко вздохнул и отхлебнул еще один глоток. — Может быть я не прав, но кто-то очень хотел вас просто угробить.

— Зачем? — Вован тоже подбежал к ведерку и сделал несколько судорожных глотков. — Мне кажется, что последние годы я полностью устраивал все политические силы в стране. У нас ведь практически даже не осталось оппозиции. И рейтинг у населения зашкаливает все мыслимые пределы.

Алексей в раздумье остановился у крыльца избушки и, показывая куда-то вглубь заимки, проговорил:

— А вы заметили, что эти люди даже не знают, кто вы такой?

— Ну, это вполне объяснимо. У них, по всей вероятности, даже телевизора и радио нет. Да и газет они, скорее всего, не читают. Они похожи на каких-то отшельников.

— Боюсь, что у нас половина страны — отшельники. — Алексей приблизился к Вовану и в упор посмотрел ему в глаза. — А что вы вообще знаете о государстве, которым управляете?

— В принципе, все!

— Вот именно, что в принципе! — Он с размаху ударил ногой по кедровой шишке, которая со звонким треском отлетела в сторону и ударилась о соседнее дерево. — Если вы в принципе знаете устройство самолета, это еще не значит, что можете им управлять. А здесь — целый народ! — Алексей тяжело вздохнул и присел на крылечке. — Вот он — этот народ! Вы спрашиваете, как они тут живут? Так же, как жили их предки! И им глубоко наплевать на то, кто сейчас заседает в Палате! Потому что это где-то там — в неведомом им мире. Так же как вашим советникам и приближенным глубоко наплевать на то, как живет этот самый народ.

— Нет, полковник, я с вами абсолютно не согласен! За два последних года мы приняли целый ряд важнейших социальных программ по улучшению жизни людей! — Вован почувствовал, что в нем заговорило оскорбленное самолюбие Большого Брата. Он прекратил разминать затекшие пальцы, схватил с земли сломанный сучок и начал им активно размахивать. — Я сразу реагирую на любые возникающие ситуации. Когда мне докладывают о проблемах, я тут же даю необходимые указания.

— А кто вам докладывает?

— Как кто?.. — Большой Брат остановился с поднятой вверх рукой и задумался. — То есть, вы хотите сказать, что информация поступает неверная? Или намеренно искажается?

— Нет. Я хочу сказать, что информация может быть верной, но строго дозированной. Так сказать, выборочной. Вам, к примеру, могут докладывать о достижениях, но скромно помалкивать о возникающих проблемах. А если какую-то проблему и обозначат, то сделают это так, что суть ее будет до крайности выхолощена.

— Не понимаю… Как это может быть?

— Очень просто! — Алексей остановился напротив Большого Брата и протянул вытянутую руку с растопыренными пальцами. — Скажите, сколько у меня на руке пальцев?

— Пять.

— Правильно. А теперь? — Алексей зажал два пальца.

— Три.

— Совершенно верно. Вопрос: куда девались два пальца?

Вован непонимающе пожал плечами.

— Эти два пальца — две нерешенные проблемы. Их можно либо решить, — он сжал пальцы в кулак, — либо выбросить. — Он сделал резкий отрывающий жест. — В первом случае это пойдет вам в актив. Во втором случае — в пассив. В обоих случаях лично для вас данной проблемы уже нет. Но для тех людей, которых они касаются напрямую, второй вариант подобен смерти. Улавливаете разницу?

— Честно говоря, пока нет…

— Вы когда-нибудь пытались выяснить, чем конкретным кончаются ваши прекрасные инициативы для простых людей? Не по докладам помощников, а лично?

— Да. Мне доводилось встречаться с представителями населения.

— Вот видите, — вздохнул Алексей, — мы опять говорим с вами на разных языках. Народ — это не представители населения. И потом, кто вам этих «представителей населения» подбирает? Опять те же помощники?

— Ну почему же? Я вот теперь постоянно общаюсь с людьми через телемосты. Каждый может задать мне любой вопрос. В последний раз таких вопросов было больше двух миллионов.

— И вы ответили на все?

— Конечно же, нет! Разве на все можно ответить? Но я выбрал самые ключевые.

— Ну, хорошо. — Алексей опять присел на край колодца. — А вы знаете, как подбирали людей для общения с вами?

— А разве их кто-то подбирал?

— А разве нет? — Алексей испытующе посмотрел в глаза Большого Брата. — У нас в полку была дана разнарядка на три вопроса. Отбирал лично зам по кадрам. А в соседней части, куда приехали телевизионщики, к камере подпустили только после тщательного инструктажа. И всего двенадцать человек. Остальным приказали сосать лапу. Комполка так и сказал: «Сосите лапу, мужики!» Вот вам и вся демократия. И что вы хотите получить от такого «общения с народом»?

— С этим обязательно надо разобраться!

— А чего тут разбираться? Все и так предельно ясно. Такое общение вообще никому не нужно. Это по нашенски называется «пудрить мозги».

— Нет, нет — с этим обязательно надо разобраться! — Вован зачерпнул из ведерка воды и начал мокрыми руками растирать себе лицо.

Где-то рядом раздался треск сучьев. Оба повернулись в сторону избушки, и только теперь заметили, что все обитатели заимки тихо сидят на завалинке и внимательно слушают их разговор.

Дед Авдот аккуратно поднялся с земли, отряхнул подол рубашки, пригладил бороденку и, слегка вздохнув, произнес:

— Хлопцы щас на Кукатуй потопают. Авось, чего-нибудь найдут после вашего грохота. Вы как, с имя? Или тут с бабами погодите?

Алексей повернулся в сторону Большого Брата.

— Разрешите мне отправиться на поиски останков самолета? Может быть, удастся найти «черный ящик»?

— Да, да, конечно. — Вован развел руками и неуверенно затоптался на месте. — А что же делать мне?

— Вам надо как следует отдохнуть. Может быть, удастся обнаружить что-нибудь из средств связи. Тогда мы дадим о себе знать на Большую Землю.

— Хорошо, полковник, действуйте.

— Вот и ладно. — Дед Авдот махнул рукой в сторону избушки. — Пока робята ход ют, мы вас тут с бабами маленько попотчуем да подправим. До Кукатуя день туда и день обратно. Завтра к вечеру все опять будут тута.

Сенька протянул Алексею меховые чуни и кожаную накидку и скомандовал: «Айда подкрепимся на дорожку!»

Из-за деревьев показалось яркое холодное осеннее солнце.

Съев по большому куску мяса, мужики подтянули потуже пояса, выпили на дорожку колодезной воды и двинулись в путь…

 

34

Проводив взглядом уходящих, дед Авдот достал из-под крыши избушки свой черпак на длинной деревянной палке, аккуратно поправил связанные тугим жгутом тонкие прутья на конце и двинулся в сторону погасшего костровища. По дороге крикнул одной из женщин: «Анисья, неси огня!» И начал складывать сухие ветви шалашом. Затем подхватил принесенную невесткой горящую лучину и запалил костер. Долго и внимательно разглядывал, как занимается огонь. Потом аккуратно приладил на длинной толстой перекладине старый медный казан и пошел к огромной куче трав, разложенных по всему пригорку. Внимательно разглядывая каждую охапку, доставал оттуда посторонний сор и откидывал его в сторону. Затем ведомым только ему порядком начал бросать все это в казан и размешивать своим длинным черпаком. Время от времени приседал на пригорке и, глубоко вздыхая, что-то бормотал себе под нос.

Отойдя в сторонку и присев на большую пожелтевшую кочку, Вован с интересом наблюдал за этим священнодейством. Ему вдруг показалось, что он перенесся в далекое детство и старый добрый волшебник прямо у него на глазах варит эликсир молодости и здоровья. В небе над головой кто-то глухо застонал. Потом раздалось настоящее рыдание, похожее на плач ребенка. Вовану показалось, что сейчас прямо ему на голову упадет плачущий младенец. Действительно, ветви дерева наверху зашевелились, и оттуда вылетела огромная серая птица. Она промчалась очень низко, едва не зацепив своими крыльями крышу избушки, и скрылась за соседними кустами.

Дед Авдот оторвался от казана и, показывая бородой в сторону улетевшей птицы, проговорил:

— Ишь, родимый, переживает. Ему теперь опять одному куковать всю зиму тута. Вся лесная кутерьма подалась за Кукотай. А он, сердешный, с нами зазимует. Не долететь ему со всеми.

— Кто это? — поинтересовался Вован.

— Девки его лесным чертом кличут, — вздохнул Авдот. — Да только, какой он черт? Бедолага! Мается, не плошь нас, грешных. Летом-то он всякой мелкотой питается. А в зиму забирается в дупло и стонет, как дитя малое.

— А чего же он со всем и-то не улетает?

— Так не осилить ему! Хошь крылья и большие, а пролетит маленько и падает. Видать, подраненный был. Я робятам не велел его трогать. Пущай себе живет. Вреда от него никакого. А летом он нам помогает — всякую мелкую заразу склевывает. Так-то оно бывает, мил человек, — не всегда большие крылья счастье приносят. Ты-то вот тоже, видать, птица большого полета. А тебе крылья — бац! — и подрубили. Так оно всегда в природе бывает!

— И вы считаете, что это нормально?

— А то как же! Высоко летаешь — низко падаешь! Так оно спокон веков заведено. — Авдот побросал в казан очередную охапку трав и принялся намешивать бурлящую жидкость. — А ты чего как-то чудно разговаривашь? На вы только в стародавние времена господа говорили. Иль они опять возвернулись — эти времена?

— Да нет, — смутился Вован. — Просто так, мне кажется, более уважительно.

— Чего ж тут уважительного? — Авдот подбросил в костер охапку сучьев и посмотрел, как они занимаются огнем. — Ставить человека выше себя негоже. Выше нас только Бог. И то мы с ним на ты. А так получается, что сам себя унижаешь.

— Я как-то об этом не задумывался.

— А об чем ты вообще-то задумывался в своей жизни?

— Не знаю…

— Вот то-то и оно. Мои робята вот тоже ни об чем не задумываются. Все мне, старику, об них думать приходится.

Вован придвинулся поближе к костру, взял в руки длинную сухую палку и начал шурудить угли.

— Скажите… То есть, я хотел сказать, скажи, пожалуйста, дед, — поправился он, — откуда вы все здесь появились? Мне никто никогда не рассказывал, что у нас еще есть такие поселения.

— Так спокон веку мы здеся. — Авдот разгладил бороду, зачерпнул из казана отвара и, широко раздувая ноздри, всосал в себя несколько глотков. Удовлетворенно хмыкнул и начал намешивать с новой силой. — Наши предки еще от царя Ивана сюды схоронились. Когда это было, уж точно никто и не помнит.

— И что, так с тех пор сюда никто больше кроме вас и не приходил?

— Почему? Забредает иногда чудной народ. Года два назад сюда еще по зимнику один чудак наезжал. Частковый какой-то. Молодой такой парнишка в срамной шапке и с сатанинскими знаками на плечах.

— Это, наверное, участковый был. Со звездочками на погонах?

— Во-во — частковый! Тоже интересовался, кто мы такие, да откуда родом. Так я ему говорю: ты сам-то откуда родом? Мы-то здеся всю жисть прожили — таких как ты сроду не видывали.

— А он чего?

— Ничо. Сначала пугать начал. Говорит, на учет нас какой-то поставит. А потом — ничо. Пообмяк. Мы ему с собой орехов снарядили и отварчику набулькали. Ребята его до самого Кукотая проводили, чтобы не заплутал больше. С тех пор больше никто к нам не захаживал.

За дальними кустами опять кто-то застонал и заухал.

— Видал? Опять, сердешный, замаялся. — Авдот отхлебнул отвару, зажмурил глаза и на некоторое время замер, будто что-то прикидывая в уме. Затем опять направился к разложенным на пригорке кучкам травы, выбрал несколько охапок и, пощипав с них засохшие цветки, побросал в казан.

— У вас, наверное, зима здесь долгая?

— Зима, как полагается, хорошая — лютая.

— И как же вы здесь выживаете?

— Как Господь подскажет. Робята по светлому охотятся, а в потемках возля баб греются. Девки у нас, сам видал, горячие. Любого согреют. — Старик весело засмеялся и помахал рукой пробегавшей мимо невестке. — Так что ли, Настена?

— Об чем это ты, Авдот? — игриво заверещала женщина.

— Так все об том же!

— Вот, смотри, Борику пожалюсь!

— Я с твово Борика-то враз портки спущу да розгой по голу заду!

— Ишь, развоевался! — засмеялась невестка. — Ты смотри, кабы твоя похлебка не сбежала!

— Во каки у нас девки! Я же говорю — огонь! — восхищенно воскликнул Авдот и от восторга притопнул ногой.

— И все-таки, — продолжал настаивать Вован, — неужели вы всем себя обеспечиваете? А как же насчет одежды, соли и всего такого прочего? Неужели ничего не прикупаете?

— Как не прикупать? Робяты летом ход ют за Кукотай. Там, когда речка маленько поопадает, с охотниками другими меняются на шкуры, на орехи да вот на мою настоечку. Шибко ее охотнички уважают. Оттеда тащут всяку дрянь. Этим летом вон притащили какой-то сапед и говорящую коробку. То ко проку от этого для хозяйства никакого. Баловство одно!

Услышав про говорящую коробку, Вован невольно напрягся и почувствовал, что его начинает пробивать нервный озноб.

— А где эта говорящая коробка? — Пытаясь сдержать волнение, проговорил он.

— Так, в избе она где-то. Под лавку ее робяты засунули.

— Покажи мне ее! — Вован схватил старика за руку и буквально потащил к дому. — Может, она нам как раз пригодится теперь!

Вован заскочил в избу и начал шарить под лавками и топчаном. В самом углу он наткнулся на завернутый в меховую подстилку твердый предмет. Развернув ее, он увидел маленький портативный двухдиапазонный приемник. Он поднес приемник к оконному проему и прочел в самом углу «Vitek». Как величайшую реликвию, осмотрел его со всех сторон и, нащупав сбоку выпирающее колесико, повернул его. Из динамика раздалось шипение, треск и попискивание. Нащупав вверху еще одно колесико, он начал его осторожно вращать, пытаясь настроиться на какую-нибудь волну. После нескольких тщетных попыток он вдруг услышал отчетливые сигналы позывных известной ему станции. Еще через мгновение в приемнике раздался едва различимый голос знакомого диктора. Он монотонно рассказывал о дебатах в какой-то европейской стране. Затем на мгновение запнулся и произнес: «А теперь возвращаемся к главному событию в нашей стране. Как сообщалось ранее, в связи с гибелью Большого Брата обязанности главы государства возложены на Премьер-министра. Указ о своем вступлении в должность Премьер подписал сегодня утром. Со своих постов смещены ряд должностных лиц. В том числе — начальник Службы Собственной Безопасности генерал Фролов. В связи с возникшей опасностью антиконституционного переворота в столицу введены подразделения из Чечерии. Подразделения возглавляет новый глава Службы Собственной Безопасности Сулим Кандыров».

— Подонки! — вырвалось из уст Большого Брата. Он схватил приемник, плотнее прижал его к уху и выскочил на улицу. Но в приемнике что-то резко затрещало, и звук пропал окончательно.

Большой Брат начал изо всех сил трясти замолкшую коробочку, щелкать выключателями. Но все было тщетно. Видимо, блок питания окончательно вышел из строя, и связь с Большой Землей исчезла. Он обернулся к стоявшему в полном изумлении Авдоту и буквально прокричал:

— Старик, мне надо немедленно туда вернуться! Они же погубят страну! Эта свора разорвет ее на части! Ты понимаешь?! Надо немедленно идти туда — к охотникам! Они укажут дорогу к городу!

Дед Авдот спокойно зачерпнул из казана отвара и протянул ковшик Вовану.

— Ты, однако, не горячись. Завтра вернутся робята. Они скажут, как до пришлых охотников добраться. А сейчас на-ка, выпей отварчику. Полегчает на сердце. Чо ты там услыхал, в энтом говорящем ящике? Тама одно только вранье. И скрипенье непотребное. Плюнь ты на энто дело!

— Да ты понимаешь, старик, что там без меня происходит?! — Большой Брат махом выпил отвара, вытерся рукавом куртки и нервно заходил вокруг костра. — Это же государственный переворот!

— Перворот не перворот — ты отселя ничего не решишь. Робяты вернутся — будем думу думать. Авось, чего надумаем. А сейчас иди-ка ты лучше маленько сосни.

Авдот подошел вплотную и мягко в упор посмотрел в самые глаза Вована. Затем взял его за руку и повел в сторону дома. От пристального стариковского взгляда тот неожиданно для себя как-то странно обмяк. Он вдруг почувствовал, что ноги сами собой подкашиваются и земля тихо уходит в сторону. Потом откуда-то сверху навалилась усталость, и взор заволокло розовым туманом.

Последнее, что он успел услышать, был протяжный жалобный стон огромной подраненной птицы из кустов с дальнего конца пригорка…

 

35

Когда в трубке раздался голос министра обороны, Браток уже полностью справился со своим начальным волнением. Поэтому говорить пытался спокойно и уверенно.

— Генерал, я готовлю Указ о вашем переназначении. Вы знаете, что в соответствии с Конституцией теперь обязанности главы государства возложены на меня. Поэтому я приказываю вам принять меры по поддержанию конституционного порядка в стране!

После короткой паузы в трубке раздалось легкое сопение. Затем послышался сдавленный голос министра.

— Я вас понимаю, господин Премьер, но в соответствии с Конституцией, защищать которую вы меня призываете, армия находится вне политики и предназначена для отражения угрозы извне. Вы считаете, что стране угрожают внешние силы? У нас таких данных нет.

— Внешние силы сидят в наших министерских кабинетах! — Браток почувствовал, что начинает терять самообладание. — Вы должны обеспечить выполнение всех моих приказов и распоряжений! И в первую очередь арестовать всех, кто не желает считаться с объективной реальностью!

— Кого вы имеете в виду?

— Вы знаете, генерал! Не надо играть в прятки!

— И все-таки?

— Я приказываю вам арестовать генерала Фролова!

В трубке что-то зашелестело, и раздался сигнал отбоя.

Вне себя от бешенства, Браток бросился нажимать кнопки селектора.

— Немедленно соедините меня с министром обороны! Что у вас со связью?! Начальника управления спецсвязи уволить к чертовой матери! Где министр обороны?!

Браток опять схватил трубку телефона спецсвязи и, услышав в ней знакомое сопение генерала, закричал:

— Вы поняли мой приказ?! Немедленно арестовать бывшего начальника Собственной Безопасности бывшего генерала Фролова! — При этом он намеренно усиливал ударение на слове «бывшего». — Иначе вы тоже станете бывшим!

— Я вас понимаю, господин Премьер, — генерал как-то буднично вздохнул, тяжело перевел дух и так же спокойно продолжил, — но выполнить ваш приказ не могу.

— По-че-му?! — буквально заорал в трубку Браток.

— Во-первых, Служба Собственной Безопасности находится в непосредственном подчинении Большого Брата. А, во-вторых, для совершения подобных действий нужно согласие Верхнего Совета, так как вы пока еще только «исполняющий обязанности». И не более того. Когда произойдут выборы и вы станете полноправным преемником Большого Брата, вы будете вправе отдавать любые приказы. — В трубке послышался тяжелый вздох, после чего раздался щелчок и пошел сигнал отбоя.

— Урод!

Браток в ярости швырнул пикающую трубку на стол, вскочил с места и начал метаться по кабинету. Затем вновь вернулся на место и быстро трясущимися руками набрал номер на другом аппарате.

— Немедленно соедините меня со спикером Верхнего Совета!

 

36

Заседание Верхнего Совета было назначено на 15 часов. Но уже в два часа дня здание начало заполняться съезжающимися с разных концов депутатами и журналистами. Проходя мимо ограждения у центрального входа, они с опаской озирались на до зубов вооруженных бородатых мужчин в зеленой камуфляжной форме. Среди них то там, то здесь появлялась знакомая всем физиономия Сулима Кандырова. Он важно прохаживался вдоль здания и отдавал короткие указания. Охрана здания сконфужено стояла в стороне, полностью уступив позиции чечерским «гвардейцам».

Машина Премьера подкатила без четверти три. Из нее сначала выскочили двое молодых людей в черных кожаных куртках, затем вылез сам Браток. Он низко наклонил голову и, не обращая внимания на толпящихся за кордоном «гвардейцев» журналистов, быстро пробежал внутрь здания.

Заседание началось ровно в три. Спикер несколько раз успокаивающе постучал карандашом по микрофону, призывая присутствующих занять свои места. Затем привстал в полупоклоне, обращаясь в сторону Премьера. Тот со своего места на правительственном балкончике сделал едва заметный жест рукой, и заседание началось.

После небольшого вступления спикер достал из папки сложенный вдвое лист бумаги и начал монотонно зачитывать заранее заготовленный текст:

— В соответствии со статьей Конституции, в случае невозможности выполнения главой государства своих обязанностей в связи с тяжелой болезнью или смертью эти обязанности возлагаются на действующего председателя правительства. Для полного наделения его властью на период до избрания нового главы государства необходимо одобрение высшего законодательного собрания страны — Верхнего Совета — путем голосования не менее чем двумя третями голосов. Такова конституционная норма. Поэтому прошу членов Верхнего Совета выразить свое мнение по данному вопросу путем поименного голосования. Прошу группу регламента включить режим поименного голосования.

Спикер закрыл листок и начал нажимать на своем столе какие-то кнопки. В это время в зале раздалось едва заметное движение и послышался возмущенный голос руководителя фракции коммунистов:

— А обсуждение?! Как же так без обсуждения?!

Спикер поднял на него недовольный взгляд и устало проговорил:

— Ну какое вам нужно обсуждение? Есть норма конституции. Ее надо выполнять. И все! Ваше мнение — в результате голосования!

— Э, нет! Так не пойдет! — следом за коммунистами поднялся руководитель фракции патриотов. — Нам вполне очевидно, что послушное этому Братку, — он указал пальцем в сторону балкона, — большинство сейчас подтвердит все его полномочия! Он не зря вас всех выпестовал! Вы все теперь — его послушные слуги! Но люди в стране должны знать нашу позицию!

— И нашу тоже! — опять поднялся с места глава коммунистов. — Мы категорически возражаем против голосования без обсуждения!

— Да что вы слушаете этих козлов?! — со своего места вскочил глава либеральных демократов Вольф и начал размахивая руками вопить на весь зал. — Все и так понятно! Однозначно! Эти сволочи никогда не уважали конституцию! Им бы только смуту затевать! Не выйдет! Однозначно! Мы вам второго семнадцатого года не позволим! Будете возражать — всех к стенке поставим!

— Уймите этого идиота! — руководитель фракции патриотов махнул рукой в сторону кричащего Вольфа и решительно пошел к трибуне.

Но из стана либеральных демократов ему наперерез уже бросились несколько молодых человек. Они отчаянно размахивали руками, плевались в пытавшихся их остановить депутатов из фракции коммунистов и орали нецензурные слова. Спикер растерянно смотрел то на них, то на правительственный балкончик и безуспешно продолжал нажимать какие-то кнопки на столе. Зал потонул в общем гуле и суматохе.

Лидер патриотов все-таки добрался до трибуны и завладел микрофоном. Повернувшись лицом к Премьеру, он протянул в его сторону руку и твердо спросил:

— Вы уверены в том, что Большой Брат погиб?!

После этих слов в зале воцарилось молчание. Либерально-демократические боевики замерли в проходах и тоже повернулись лицом к трибуне. Премьер некоторое время поерзал в кресле. Затем придвинул к себе микрофон и сдавленно проговорил:

— Нам доложили из Генерального Штаба, что самолет с Верховным Главнокомандующим на борту взорвался в воздухе при пуске боевой ракеты. По мнению экспертов в такой ситуации остаться в живых невозможно.

— Это ваши предположения. Есть ли по данному поводу заключение правительственной комиссии?!

Премьер опять заерзал в кресле.

— Есть предварительное заключение группы экспертов… Но вы же сами понимаете, в такой ситуации действительно в живых остаться невозможно…

— Это пока только чьи-то умозаключения! Считаю, что пока не будет установлен факт гибели Большого Брата, наделять особыми полномочиями Премьер-министра нельзя! У меня все! — Руководитель фракции патриотов развернулся и пошел на место.

Следом за ним к трибуне уже ринулся глава коммунистов. Он, оттолкнул ухватившего его за рукав пиджака молодого либерал-демократа, подскочил к микрофону и, показывая рукой в сторону Премьера, закричал:

— Эта камарилья хочет узурпировать власть в стране! Мы всегда были не согласны с политикой Большого Брата! Но мы уверены, что его гибель подстроена пособниками олигархов и буржуазными прихлебателями! И этот Браток — главный среди них! Он давно наметился на руководство страной! Он давно кормит послушное большинство в Верхнем Совете! — Коммунист указал пальцем в центр зала. — Вы пособники государственных преступников! Но мы не дадим вам совершить государственный переворот!

В этот момент к трибуне подскочил лидер либеральных демократов, схватил стоящий на ней стакан воды и начал плескать в лицо коммуниста. Тот, отработанным движением ловко увернулся в сторону, и вода окатила спикера. Смущенный спикер достал из кармана носовой платок и начал вытирать капли с лица. Тем временем коммунист и Вольф сцепились мертвой хваткой и едва не повалили трибуну. На помощь к ним и с той, и с другой стороны побежали члены обеих фракций. К ним сбоку примкнули патриоты. Завязалась настоящая потасовка. Тем временем спикер взглянул на правительственный балкон и увидел, что Премьер подает ему знак рукой. Тот, поджав губы, тыкал большим пальцем вниз, показывая, что надо голосовать. Сдавленным нерешительным голосом спикер опять что-то пролепетал в микрофон и включил режим голосования. Пока внизу перед трибуной шла потасовка, подавляющее большинство депутатов, представляющих партию власти, в ускоренном темпе начали нажимать на кнопки. Через некоторое время на экране сбоку от председательствующего появились результаты.

— Решение принято! — провозгласил спикер. — Поздравляю вас, господин Премьер. Вы наделяетесь полномочиями Большого Брата до момента избрания нового главы государства!

Ошарашенные дерущиеся депутаты замерли на месте и в недоумении уставились на табло. Один из них, грозно размахивая руками, попытался продвинуться к правительственному балкону. Но за спиной Премьера открылась дверь и на пороге показались бородаты чечерские мужики с автоматами. Через некоторое мгновение открылись боковые и задние двери зала заседаний, и в них появились такие же «гвардейцы». Показывая в их сторону, спикер развел руками и сдавленно произнес:

— Заседание объявляю закрытым. Прошу всех покинуть зал!

 

37

В Крутоярск Генрих прибыл далеко за полночь. Прямо из аэропорта позвонил своему давнему приятелю — начальнику местного управления Собственной Безопасности полковнику Денисову. Когда-то они вместе заканчивали Академию и даже были влюблены в одну девушку. Девушка потом вышла замуж за иностранного бизнесмена и укатила с ним куда-то в Европу. Денисов уехал в Сибирь, а Генрих так и остался холостячить в столице. Узнав о приезде друга, Денисов тут же бросился в аэропорт. Кинув в багажник генриховский баул с вещами, Денисов радостно затолкал друга в машину и, резко выкручивая руль на выезде со стоянки, скороговоркой заговорил:

— Ну что там столица? Что же теперь будет? Ты толком хоть объясни, чего нам ожидать? У нас тут тоже, брат, такие дела завертелись! Это ж надо такому случиться, чтобы самолет Большого Брата гробанулся именно на нашей территории?!

Генрих молча смотрел на проносящиеся мимо темные деревья и думал о чем-то своем. Затем повернулся в сторону Денисова и попросил:

— Олежка, притормози, пожалуйста. Надо спокойно поговорить, пока никто не мешает.

Машина свернула к обочине. Денисов выключил зажигание, и они погрузились в полную кромешную тьму. Мимо них со свистом промчалась какая-то запоздалая машина, и наступила звенящая тишина. Первым молчание нарушил Денисов.

— Старик, что же все-таки произошло? — он сжал руку Генриха чуть выше локтя.

— Думаю, что произошел государственный переворот. — Генрих достал из кармана плаща сигареты, чиркнул зажигалкой и закурил. — Я не посвящен в подробности, но знаю, что все это не случайность. Именно поэтому я прилетел к тебе. Кстати, — он приоткрыл дверцу машины и выдохнул дым наружу, — кто возглавляет поиски останков самолета Большого Брата?

— Тут прибыли три каких-то спеца. Нам они не представились. Сказали, что им наша помощь не требуется. Взяли военный вертолет и куда-то еще днем улетели. Думаю, что на место гибели самолета.

— А вы определили точно район поисков?

— Видишь ли, Генрих, мы получили две взаимоисключающие команды. Одна пришла из правительства и согласована с Собственной Канцелярией Большого Брата. Вторая пришла из нашей Службы Собственной Безопасности. И я, честно говоря, не знаю, какую из них выполнять. — Денисов тяжело вздохнул и протянул руку в сторону Генриха. — Дай затянуться. Я уже пять лет не курю. Но эти последние два дня уже не выдерживаю. Вроде, курнешь — полегчает. Так что будем делать, полковник?

— Слушай сюда внимательно. — Генрих протянул ему сигарету и вытащил из потайного кармана пиджака конверт. — Включи-ка свет, я тебе кое-что покажу.

При свете маленькой лампочки в салоне он развернул на коленях сложенный вчетверо листок, на котором оказалась копия военной карты.

— Вот, Олежка, это точная карта места, над которым произошла катастрофа. Нам добыли ее ребята из военной контрразведки. Это укрупненная космическая фотосъемка. Если Большому Брату удалось катапультироваться, он должен быть примерно здесь, — он ткнул указательным пальцем в густо закрашенный сектор. — С учетом метеопоказателей на момент катастрофы его могло отнести чуть севернее. Но все равно круг довольно ограничен.

Денисов внимательно вгляделся в карту и сомнительно покачал головой.

— Это совершенно дикий участок тайги. Туда, насколько мне известно, последние лет пятнадцать даже экспедиции не отправлялись. — Он поднес карту к самым глазам. — И, что характерно, даже с вертолета там ничего нельзя рассмотреть — уж больно густая лесистая поверхность. Этот чертов Кукотай все наши местные стараются обходить стороной. Там совершенно гнилые болота. Только в середине лета иногда туда забираются местные охотники. Когда маленько речки и ручьи пересыхают.

— И все-таки ты должен найти мне хотя бы пару человек, которые знают эти места.

Генрих аккуратно свернул листок и упрятал его в карман. Докурил сигарету, выбросил ее в канаву и скомандовал:

— Поехали! Завтра прямо рано утром проработай вопрос о проводниках.

Денисов включил зажигание и в задумчивости уперся кулаком в щеку.

— Так ты думаешь, что Большой Брат жив? Но ведь тогда это… Даже страшно себе представить. Это же действительно государственный переворот!

— Мы с тобой солдаты, Денисов. У меня есть приказ, и я его выполню. Пусть о последствиях думают политики. Моя задача — найти Большого Брата живым или подтвердить, что он действительно погиб. Но мне почему-то кажется, что он жив. И найдем его мы с тобой! Во что бы то ни стало! — Он тяжело перевел дыхание и добавил. — Уж больно мне не нравится харя этого Братка. Но, это так — личное… Поехали! Кстати, где ты меня до утра пристроишь?

— Думаю, что два холостяка друг другу спать не помешают.

— А ты до сих пор так и не женился?

— Так же, как и ты. Признайся, Анюта хотя бы иногда снится?

— Да нет. Уже все как-то подзабылось. Мне вообще последнее время сны сниться перестали. Наверное, старею.

— А мне, если честно, иногда снится. — Денисов вздохнул и нажал на педаль акселератора. — И чего она только в этой немчуре нашла?

Машина медленно тронула с места и покатила в сторону мигающих вдали огней Крутоярска.

 

38

Генрих проснулся от первых лучей заглянувшего в окно солнца. По отработанной солдатской привычке сделал несколько гимнастических упражнений, схватил брошенное с вечера на спинку дивана полотенце и побежал в ванную комнату. По дороге заглянул на кухню, где Олег уже вовсю жарил традиционную холостяцкую яичницу. В это время зазвонил телефон. Олег схватил трубку и, внимательно выслушав звонившего, коротко рубанул: «Отлично! Через час на военном аэродроме! Со всей амуницией!»

Когда Генрих вбежал на кухню и пристроился у столика на низенькой табуретке, Олег торжественно поставил огромную сковороду со скворчащей глазуньей и по-деловому произнес:

— У нас с тобой в запасе полчаса. Ровно в девять нас ждет военный вертолет и двое охотников с необходимым снаряжением. Я тут ночью пока ты спал, кое-кого поднапряг. И нам нашли мужиков, которые в этом году были на Кукотае. Один из них даже встречался с местными хлыщами. Ну, это у нас так староверов зовут. Так вот эти самые хлыщи как раз в том секторе обитают.

— Здорово! — Генрих, обжигаясь, запихивал в рот огромные куски яичницы и запивал их горячим растворимым кофе. — Только ты, надеюсь, предупредил, чтобы об этом никто ни гу-гу?

— Обижаешь, начальник! Чай, не первый день замужем!

— А откуда вертолет?

— Это мой товарищ — командир полка военной транспортной авиации удружил. Там ребята опытные. Они привыкли в самых экстремальных ситуациях работать. В прошлом году они в тайгу зимовщикам харчи таскали. Навострились подлетать в самые неудобья. Им даже зимняя пурга не помеха.

— А для «спецов» из столицы вертолет тоже твой кореш давал?

— He-а. Они вызвали аппарат с базы ВВС округа. Наших авиаторов к этому даже близко не подпустили.

— Вон оно как? Ну-ну!

Генрих достал из баула теплую походную куртку, натянул ватные штаны и большие кожаные ботинки, сунул за пояс пистолет, аккуратно заправил в планшетку карту и двинулся к выходу.

У вертолета на летном поле переминались с ноги на ногу два неказистых на вид мужика лет пятидесяти. Один из них постоянно приглаживал рукой окладистую рыжую бороду и время от времени припрыгивал на месте. Второй вел себя более степенно. Он внимательно вглядывался куда-то в небо и что-то про себя соображал. Увидев приближающуюся машину, оба подняли с земли котомки и отправились навстречу.

Из вертолета выскочил молодой парень в форме старшего лейтенанта и бодро доложил:

— Товарищ полковник, экипаж готов к выполнению полетного задания. Докладывает старший лейтенант Сухоруков.

Денисов поманил его пальцем в сторону. Они подошли к машине. Генрих достал из планшетки карту и разложил на капоте.

— Вам этот район знаком?

Летчик внимательно вгляделся в контуры карты и, показывая куда-то чуть выше обозначенного сектора, доложил:

— Так точно! Вот сюда мы прошлой зимой делали вылазку два раза. Это как раз за Кукотаем! Тут есть одна ложбиночка. Так мы аккурат по ней и пробирались. А вообще, там места гиблые. Года три назад там один наш аппарат гробанулся. Так никого и не нашли. В этих местах вообще чертовщина какая-то творится.

— Ну ладно. Ты про чертовщину-то поменьше. Нам дело делать надо.

— Да это я просто так. Мне на эту чертовщину наплевать. Мы с Артюхой где хошь проскочим!

Из вертолета показался еще один парень в форме лейтенанта, приблизился к машине и, косолапо переминаясь с ноги на ногу, доложил:

— Бортмеханик лейтенант Артюхов!

Денисов показал ему на карту и озадаченно спросил:

— Так что, лейтенант? Сможем мы здесь провести поисковую операцию?

— А кого искать-то будем? Здесь сейчас поди одни шатуны бродят. Впрочем, мое дело — сторона. Скажете — кого хошь найдем!

— Вот это разговор! — Денисов кивнул головой в сторону охотников и скомандовал. — Давай команду на посадку! Пора двигать!

Уже забравшись в кабину вертолета, Генрих уселся между двумя охотниками и разложил на коленях карту. Затем пожал поочередно обоим руку и представился:

— Генрих Петрович. Из главного управления геологоразведки.

Мужики недоверчиво покосились на него. Но тоже представились.

— Митяй.

— Васек.

Рыжебородый, который представился Митяем, внимательно оглядел карту и с сомнением покачал головой.

— Однако, дело непростое. Сейчас тута сплошное болото. Завязнуть можно. Как пить дать.

Васек, напротив, ткнув почти в самый центр сектора, твердо произнес:

— Вот здеся должно быть зимовье! Я года два назад туда захаживал. Там целый выводок хлыщей живет. А летом они у меня транзистор мой старенький выменяли. На две куницы. Вот здесь — за речкой на Кукотае, — он показал на едва заметную точку, обведенную на карте. — А что это за точка такая?

Генрих, не отвечая на вопрос, свернул карту и направился в кабину пилота.

— Сухоруков, видишь эту точку? — он показал на маленький кружочек в углу сектора. — Двигай как можно ближе к ней. Возможно, высаживаться будем именно здесь.

 

39

Борик с Сенькой шли размашистым шагом. Алексей даже со своей военной выучкой едва успевал за ними. Через несколько километров пути по чащобе они вышли к небольшой речке, за которой угадывалось огромное болото. Мужики сбросили заплечницы и достали большие острые тесаки. С их помощью они вырезали три длинные упругие слеги. Одну из них протянули Алексею.

Борик, сунул слегу в правую руку Алексею и начал показывать, как ею правильно пользоваться.

— Ты ентой рукой суешь слегу внутрь, а ентой нащупывашь твердынь. Как нащупал — обопрись. Да только не всем телом. Сначала проверь, чтобы на обманку не попасть. А потом шагай. Следовай за нами след в след. Иначе пропадешь. Мы-то эту болотину давно знаем. Тута всего несколько ходов. Мы так прямиком к Кукотаю проскочим. Аккурат туда, где грохот был.

Идти по болоту было необычайно трудно и непривычно. Ноги то и дело соскальзывали. И только опора на слегу позволяла удержаться в равновесии. Уже к полудню Алексей почувствовал необычайную усталость. Кроме того, постоянно вырывающиеся из болота пузыри обдавали тело невыносимым зловонием, от которого выворачивало наизнанку все внутренности.

Когда солнце потихоньку начало скрываться за деревьями, они добрались, наконец-то, до твердой земли. Мужики сбросили на пригорке заплечницы и повалились на землю.

— Шабаш. Маленько привалимся, однако. — Сенька достал из-за пазухи деревянную фляжку, выдернул сучок, который в ней был заместо пробки, и протянул ее Алексею. — На, хлебни маленько дедовской настоечки. Враз полегчает.

Алексей сделал несколько глотков и почувствовал, как внутри растекается благоухающая теплота.

— Ваш дед — действительно настоящий мастак!

— Еще бы! Ему во всей тайге равных нету! Мы на его отварчик што хошь сменять могем! В тайге эта штука незаменимая! Иначе совсем пропасть можно. А так: глотонул — и силенки вновь вернулися! Ничего не попишешь — матушка-природа. И для мужского организма весьма пользительно. Бабы шибко довольные после энтого. — Сенька весело засмеялся, сделал еще несколько глотков, сунул фляжку за пояс, откинул подальше слегу и засобирался в дорогу. — Однако, двинем помаленьку. Нам к вечеру до Кукутая дотянуть надоть.

Через несколько километров Бори к, шедший впереди, вдруг остановился и начал пристально вглядываться в кроны деревьев. Затем подозвал Сеньку и, показывая куда-то наверх, проговорил:

— Кажись, тута шарахнуло. Эвон, верхушки как позагнуло!

Сенька скинул заплечницу и начал кругами обходить деревья и кустарники на пригорке. Алексей тоже пристально вгляделся в деревья, но ничего, кроме колышущихся веток разглядеть не сумел. В это время откуда-то из самой гущи раздался голос Сеньки:

— Эгей! Да тут дохлой птицы полно! И бандура какая-то дерево сломила! Мужики, бегите сюды!

Алексей бросился на голос в чащу. Шагов через пятьдесят он наткнулся на поваленное дерево и большой обломок фюзеляжа самолета. Повнимательнее приглядевшись, он понял, что это их истребитель. Вернее малая толика того, что от него осталось. Оглядевшись по сторонам, он обнаружил еще одно дерево, в стволе которого торчали обломки обшивки самолета. Подоспевший на помощь Борик по-хозяйски разложил на пригорке вещи и скомандовал:

— Здесь будем на ночь приваливаться! Я, однако, сейчас костерок разведу и чего-нето поснедать справлю. А вы, пока еще совсем не завечерело, своим делом займитеся.

Уже почти в полных потемках Алексей продолжал круг за кругом обходить окрестности в надежде найти еще какие-нибудь остатки машины. И уже в полных потемках он в изнеможении вернулся к костру, на котором Борик успел приготовить таежный ужин. Где-то совсем рядом, в глухой таежной чаще, что-то ухало и скрежетало. От этого становилось не по себе, и невольно пробивал озноб. И только после нескольких глотков дедовской настойки опять на душе стало спокойно. Борик несколько раз приложил руку к уху, внимательно вслушиваясь в таежные шорохи. И, глядя куда-то в сторону, спокойно проговорил:

— Однако Сенька чтой-то тяжелый идет. Никак с поклажей.

Действительно через несколько минут из чащи показалась Сенькина голова, а затем и весь он сам. Он тяжело ступал, волоча за собой какую-то металлическую штуку. Приглядевшись Алексей узнал в ней «черный ящик» — прибор с бортовыми самописцами. От неожиданности он привскочил на месте и бросился навстречу Сеньке. Подхватил коробку и бережно уложил ее рядом с собой на расстеленной куртке. Сенька распахнул свой меховой зипун и извлек оттуда еще какой-то прямоугольный черный предмет. Увидев его, Алексей буквально задрожал.

— Это же портативная бортовая рация!

Он схватил коробку и начал ее внимательно рассматривать. Самолет был последней модификации, и в него уже монтировали бортовые рации нового поколения. Они были оснащены автономной системой питания и блоком аварийной подачи сигнала. Рация была сильно покорежена, бока коробки заметно помяты и оплавлены. Тумблер включения аварийной сигнализации погнулся и никак не хотел поддаваться. Алексей уперся им в ствол соседнего дерева и начал с силой давить. Через мгновение он почувствовал, что внутри произошло какое-то смещение. И вдруг раздался едва различимый писк, и на внутренней стороне панельки замигала маленькая красная лампочка. Алексей радостно облегченно вздохнул и положил рацию рядом с собой.

Сенька с Бориком за всем этим поглядывали с некоторым интересом и настороженностью. Когда Алексей положил коробку на землю, Борик тихонько приблизился и, показывая на нее пальцем, с опаской проговорил:

— Чегой-то с ним? Чо он пищит-то?

Алексей бережно погладил коробочку рукой и заботливо положил на изгиб куртки.

— Теперь нас непременно найдут. Это наше спасение.

— Во дела! — Борик с сомнением покачал головой и отошел к костру.

В тайге все также продолжало стонать и ухать. Но теперь эти звуки казались Алексею прекрасной симфонией. Он хлебнул из Сенькиной фляжки еще несколько глотков настойки и сладко прикрыл глаза.

 

40

Вертолет стремительно набрал высоту и взял курс на Кукотай. Генрих пристально вглядывался в иллюминатор. Но вокруг простирались только бескрайние лесные просторы. Причем эта бесконечная однообразная картина тянулась во все стороны.

Они летели уже два часа. От огромной колышущейся внизу массы начало рябить в глазах. Генрих прикрыл веки и задумался.

Он до сих пор не мог понять, зачем Большой Брат решил лично принять участие в военных учениях. Что это? Показная бравада или глупость? Прослужив много лет в службе безопасности высших руководителей страны, Генрих привык к тому, что все они во главу угла ставили проблему сохранения стабильности существующего строя. А что может более всего нанести удар по этой самой стабильности? Только абсолютно непредвиденная случайность или совершенно четко спланированный злой умысел.

Что же произошло в данном случае?

Молодой и энергичный Большой Брат тоже был выходцем из Службы Безопасности. Это с самого начала очень здорово импонировало всем энергичным и предприимчивым согражданам. Они увидели в нем свое гарантированное и обеспеченное будущее. После ухода из большой политики Деда, с именем которого была связана целая эпоха разрушения государства и становления так называемой «псевдодемократии», новое поколение жаждало увидеть на Олимпе государственной власти именно такого молодого и решительного человека. Когда во время выборов Большой Брат отважно влезал в подводную лодку или в боевой истребитель, это приводило население страны в благоговейный восторг. Показывая на него пальцем, даже боевые офицеры говорили друг другу: «Ну наконец-то и у нас появился настоящий мужик в руководстве страны». Но когда началась рутинная монотонная работа по выведению страны из затянувшегося политического и социального кризиса, когда появились первые плоды реформ, необдуманные лихие поступки Большого Брата стали восприниматься совершенно иначе. По первоначалу они вызывали просто тихое недоумение. Потом это переросло в раздражение. И, наконец, закончилось скрытой и глухой злобой. Каждый популистский шаг, подсказанный ему целой армией специалистов по политической рекламе, начал восприниматься населением страны в штыки. Но больше всего это озадачивало Службу Собственной Безопасности. Ибо, она еще не окончательно растеряла способности к аналитическому осмыслению происходящих явлений. За каждым популистским шагом четко прослеживались совершенно очевидные цели ближайшего окружения Большого Брата. И это весьма тревожило. Потому что в этом окружении появились не просто корыстные люди, коих всегда и при всех руководителях было в достаточном количестве. В Палате появились настоящие политические авантюристы, мечтающие о коренных изменениях в государственной политике страны.

Именно таким авантюристом был Браток.

Его появление в Палате Генрих отметил сразу. В первую очередь его заинтересовали контакты Братка с чечерскими боевиками. Он долго и кропотливо изучал все, что было связано с этой весьма скользкой темой. На размышления его подтолкнуло неожиданно сделанное открытие. Оказалось, что Браток полностью выдумал себе биографию. Он везде и всюду распространял информацию о том, что родился в одном из регионов Большой Земли. Его «добросовестные жизнеописатели» из числа прикормленных журналистов с придыханием рассказывали о деревенском детстве мальчика из семьи простой сельской учительницы. Этот мальчик всего в жизни добивался сам. Он служил в армии, учился в институте. До всего доходил своим пытливым умом.

И все было бы действительно именно так. За исключением небольших деталей.

Родился этот мальчик в далекой горной Чечерии. Институтов закончить так и не сумел. Потому что его ото всюду изгоняли за неуспеваемость и прогулы. И диплом магистра пришлось купить уже значительно позже. Для того чтобы не выглядеть белой вороной на госслужбе. Но самое главное, что удалось узнать Генриху, было то, что этот мальчик на протяжении многих лет являлся фактическим агентом ряда финансовых олигархов, мечтающих завладеть главными богатствами страны. И в первую очередь это относилось к крупнейшей финансовой корпорации под звучным названием «Бета».

Свой доклад Генрих принес генералу Фролову. Тот долго и внимательно читал страницу за страницей. Пристально рассматривал фотографии. Слушал записи телефонных разговоров. Все это сгреб в ящик своего стола и приказал Генриху молчать.

Разговор, видимо, так и остался бы сугубо между ними. Но однажды, проходя мимо Генриха по коридорам Палаты, Браток внезапно остановился и, наклонившись к самому его уху, прошипел: «Ты, гаденыш, дошпионишься! Придет время, я тебе крылышки повыдергиваю!» Просочилась ли эта информация от генерала Фролова или его выдали кто-то из сослуживцев, Генрих не знал. Но с тех пор он стал считать Братка своим личным врагом.

Сейчас, направляясь в самую глубь сибирской тайги, больше всего на свете Генрих мечтал найти Большого Брата. Чтобы посмотреть ему в глаза и спросить, что он думает о человеке, который так нагло и вероломно предал его и фактически отправил на верную смерть ради своих далеко идущих коварных замыслов.

Нет, это не была месть или злорадство в их классическом понимании.

Это было всего лишь совершенно здоровое чувство самосохранения уважающего себя человека. И, к тому же, боевого офицера.

Его нечаянно набежавшие раздумья прервал крик бортмеханика Артюхова:

— Товарищ полковник, в обозначенном квадрате запеленгована работа аварийной радиостанции! Она подает сигналы бедствия на установленной частоте!

— Где эта станция?! — Генрих ринулся к кабине пилота, разбрасывая попадающиеся на пути вещи. — Ты не ошибся?! Проверь еще раз! Ты точно запеленговал место?!

— Да! Вот в этом квадрате в трех милях от обозначенной точки идет совершенно отчетливый сигнал SOS.

— Мы можем туда подойти поближе?

— Сейчас попробуем. Вы только как следует пристегнитесь. Мы будем делать крутой разворот.

— Давайте ребятки, родименькие! Обещаю обоих сразу капитанами сделать!

— Да вы, товарищ полковник, не волнуйтесь — сделаем все, как положено! Только не забудьте потом про обещаньице! — Артюхов засмеялся и полез на свое место.

Вертолет резко накренился влево и начал крутой разворот на север. От перегрузки пол под ногами загудел. Мешки со снаряжением покатились в дальний угол салона. Охотники в страхе вжались в сиденья.

Митяй раскрыв широко рот несколько раз размашисто перекрестился и зажмурился.

Генрих, прижавшись лбом к иллюминатору, наоборот, вытаращил глаза, пытаясь угадать там, внизу, место, к которому сегодня, уже буквально через несколько часов, будут прикованы взгляды всего населения страны.

 

41

Очнулся Вован также неожиданно, как и заснул. Ему вдруг показалось, что где-то в вышине раздается едва различимый знакомый стрекот винтов вертолета. Шум постепенно нарастал. Вован выскочил из избы и начал пристально всматриваться в небо.

Авдот тоже вылез на завалинку и, истово крестясь, начал мотать головой из стороны в сторону, тщась что-нибудь увидеть в затянутом тучами небе.

— Свят, свят, свят, — бормотал он, — спаси нас, Господи, грешных от всякия напасти! Мать пресвятая Богородица, спаси и сохрани нас!

Затем повернулся в сторону Вована и проговорил:

— Года два назад тут тоже летал какой-то жук. Однажды даже мешок муки нам скинул. Может, опять подфартит! Откель они берутся-то, эти жуки? Просто наваждение какое-то!

И опять принялся истово креститься.

Гул постепенно нарастал. Вован бросился к костровищу и начал подкидывать в огонь сухих веток. Затем сообразил, и притащил из-под дерева целую охапку недавно заготовленной травы. Трава еще была сырая, и от нее повалил густой сизый дым, который тут же полез через кроны деревьев в небо.

Через некоторое время уже все обитатели заимки собрались вокруг костра и внимательно всматривались сквозь густые ветви в небо. Ребятишки прижались к материнским подолам и опасливо озирались по сторонам. Подул порывистый ветер, и в образовавшемся между тучами окошке вдруг показалась огромная железная громадина с бешено вертящимися лопастями. Она зависла где-то высоко над деревьями. Потом слегка качнулась и поплыла вправо.

Дед Авдот крякнул и махнул в ту сторону рукой.

— К лужайке подалась! Тама лужайка махонькая есть, на взгорке! Вы, девки, тута погодите. А мы побегим туда. Может, опять чего-нето сбросют!

Авдот с Вованом полезли напролом через чащу в том направлении, куда направился вертолет. И через некоторое время выбрались на относительно свободное пространство. Машина зависла прямо у них над головой. Дверца вертолета открылась, и оттуда вывалилась длинная веревочная лестница. Затем показалась голова Алексея. Увидев его, дед Авдот упал на землю и начал отбивать поклоны.

— Свят, свят, свят! Пресвятая дева Мария, спаси, сохрани и помилуй нас! Откель же ты явился?! А Сенька с Бори ком иде же?!

В это время следом за Алексеем в проеме показалась взлохмаченная голова Сеньки. Увидев его, дед еще пуще начал отбивать поклоны и причитать.

Тем временем сначала Алексей, а за ним Сенька и Борик аккуратно спустились по лестнице на землю. Последней в проеме показалась голова молодого мальчишки в смешной шапочке на макушке. Он задорно помахал рукой и, призвав всех посторониться, сбросил вниз мешок муки.

Дед Авдот воздел руки к небу и запричитал:

— Господи, спасибо тебе! Опять подфартило!

Алексей, подбежав к Большому Брату, указал рукой на свисающую с борта вертолета лестницу и что есть мочи прокричал:

— Быстрее наверх! У ребят горючка на исходе! Надо успеть добраться до Крутоярска!

Вован оглянулся назад на Авдота и на выбежавших к лужайке женщин, в пояс поклонился им и полез вверх по лестнице.

Через мгновение машина сделала крутой разворот и взяла курс на Большую Землю.

Обитатели заимки еще долго пристально вглядывались в серое облачное небо. Дед Авдот отбивал бесконечные поклоны. А женщины, прижав к себе ребятишек, тихо беззвучно крестились. И только Сенька с Бориком устало сидели на земле и тупо глядели себе под ноги…

 

42

Прямо с борта вертолета Большой Брат приказал соединить его с генералом Фроловым. Через некоторое время в наушниках сквозь треск и шум раздался его ровный голос:

— Начальник Службы Собственной Безопасности у аппарата. Кто говорит?

— С вами говорит Большой Брат, генерал.

После небольшой паузы в наушниках раздался вздох облегчения.

— Значит, он все-таки вас нашел! Молодчина! Слушаю вас, товарищ Верховный Главнокомандующий!

— Прошу вас срочно выслать за мной самолет в Крутоярск. До особого распоряжения все действия должны быть сугубо конфиденциальными! Об этом не должен знать никто! Вы поняли, генерал? Никто! Дайте указание блокировать всех «гвардейцев» Сулима Кандырова силами Собственной Безопасности! Наделяю вас для этого особыми полномочиями! Кандырова и Братка арестовать! Все остальные распоряжения — по моему прибытию в Центр! Связь через вашего помощника Генриха и полковника Денисова!

— Есть! Я все понял! — Даже сквозь несмолкающий эфирный шум было слышно, как взволнованно прерывисто дышит генерал.

Большой Брат устало откинулся в кресле и, наклонившись к самому уху Алексея, проговорил:

— Вам случайно Авдот настоечки с собой в дорогу не дал?

Тот моментально полез за пазуху и извлек оттуда заветную деревянную фляжку.

— Вот. Мне Борик свою уступил. На память.

Они по очереди приложились к напитку, и через некоторое время тихонько задремали.

Послушная стальная машина, надсадно ревя винтами, несла их над бескрайними лесными просторами, в которых где-то там, за горизонтом, остались простые люди, никогда не читавшие газет и не смотревшие телевизора, но умеющие тихо, по-человечески, любить и сострадать.

Охотники — Митяй с Васьком — устроились в самом углу салона между котомками и большим черным ящиком, который они с трудом втащили на борт вертолета в тайге, когда обнаружили «геолога» с местными хлыщами. Поглядывая из своего угла на эту странную «экспедицию», они тихо переговаривались между собой и равнодушно жевали кедровую смолу. Отправляясь сегодня утром в тайгу, они настраивались на долгие скитания. А получилось все быстро и денежно. У каждого в кармане уже лежала аккуратно свернутая тысячная бумажка, которой теперь хватит на подарки женам и ребятишкам. А что еще надо таежным мужикам?

Генрих с Денисовым прильнули к иллюминаторам и внимательно рассматривали бескрайнюю разноцветную осеннюю тайгу, думая каждый о своем. Но, видимо, об одном и том же. О том, что они до конца и с честью выполнили свой долг.

А два молодых новоиспеченных капитана думали только о том, чтобы хватило этой проклятой «горючки» без проблем дотянуть до Крутоярска…

 

43

На прикроватной тумбочке резко затрещал телефон спецсвязи.

От неожиданности Браток вздрогнул и невольно вжал голову в плечи. В такое время ему обычно никто не звонил. Он взглянул на часы. Была четверть второго ночи. Сегодня он, как никогда, не мог уснуть. И хотя операция по наделению его полномочиями Большого Брата в Верхнем Совете прошла успешно, его не оставляло ощущение нереальности всего происходящего.

Больше всего пугала неопределенность. Отправленные в район взрыва самолета спецы так и не смогли окончательно убедиться в успешной реализации плана. Все выводы строились только на абстрактных умозаключениях. Никаких фактов, подтверждающих, что Большого Брата действительно уже нет в живых, до сих пор не появилось. Кроме того, пугала неуступчивость и твердость генерала Фролова. Он так и не подчинился его приказу.

Ни одно подразделение Службы Безопасности не перешло в подчинение Сулиму Кандырову. А сам Сулим, словно сорвавшийся с цепи пес, носился по городу и устраивал грабежи и разбойные нападения. Его «гвардейцы» наводили ужас на местных жителей. Люди попрятались в домах и боялись выходить на улицы.

Любые попытки урезонить Сулима кончались бранью и упреками.

Не лучше обстояло дело с депутатами и министрами. Часть депутатов сразу после заседания Верхнего Совета бросилась на улицу, призывая людей к восстанию. Уже к вечеру на всех центральных площадях собрались огромные толпы молодежи с красными, зелеными и оранжевыми флагами. Они пели песни и орали лозунги «Братка — на нары!» Другие депутаты — из послушного большинства — сразу разъехались на казенные дачи и заперлись.

Министр Чрезвычайных Ситуаций наговорил ему по телефону массу гадостей и умчался в какой-то в дальний регион — «спасать мужиков от наводнения». Министр Финансов, наверное, спрятался в кладовой Центрального Банка, потому что его секретарша как автомат на все звонки монотонно отвечала: «Он в банке!» А Министр Экономики экстренно улетел в командировку в Южную Африку. Что касается «силовиков», то все они, словно сговорившись, начали требовать от него доказательств гибели Большого Брата. При этом каждый из них ссылался на какую-то мифическую Присягу.

Так что уже к вечеру он остался один на один со своими страхами и опасениями. До самой ночи сидел перед раскрытой тетрадью и в раздумье перелистывал исписанные листы.

Время угрюмое, кончились праздники,

Мир и покой.

Ломятся в дверь, это черные всадники,

Это за мной.

Телефон на тумбочке затрещал еще настойчивее.

Браток с опаской снял трубку и выдохнул на мембрану:

— Алло… Это кто?.. Это ты, Моша?..

— Он возвращается!..

— Кто?..

— Я же сказал: Он возвращается! Ты понял?! Ты даже этого сделать не смог!

— Не может быть…

— Ты идиот, Браток! Ты мог бы быть первым! Понимаешь?! Первым! А будешь последней падалью на зоне!

— Но я же не по своей воле…

— Не вздумай валить на нас! Мы к этому не причастны!

— Но я же всегда был всего лишь твоей Тенью…

— Ты был не моей, а его Тенью! Запомни это! И за все ответишь только ты! Мы проиграли из-за тебя! Ты забыл, что законы политической борьбы гласят: надо идти до конца, не взирая ни на что. А ты — просто жалкий мозгляк! Когда убиваешь, убивай до конца!

В трубке раздались короткие гудки.

Браток в раздумье положил ее рядом с аппаратом и машинально открыл ящик тумбочки. Сдвинув листы бумаги, достал оттуда пистолет и вставил в него обойму. Несколько раз машинально передернул затвор. Трясущейся рукой попытался приставить дуло к виску. Но в изнеможении опустил руку вниз.

По коридору раздались гулкие тяжелые шаги.

Дверь отворилась, и в спальню вошел генерал Фролов. Следом за ним — несколько человек в штатском. Увидев стоящего с пистолетом Братка, генерал спокойно подошел к нему вплотную и аккуратно вынул пистолет из его руки.

— Ты даже этого не можешь сделать. — Фролов вытащил обойму и отдал оружие помощнику. — На подобный шаг способны только имеющие честь и достоинство. У тебя нет ни того, ни другого. Вы арестованы, Ачик! За попытку совершения государственного переворота. Великой Чечерии не будет!

Генерал кивнул в сторону сопровождающих:

— Уведите его!

 

44

Лампочка в самом углу камеры за грязной, заросшей путиной решеткой больше напоминала едва тлеющий уголек. Пахло тухлой плесенью и потом давно не мытых человеческих тел. Сразу с порога Братка подтолкнули внутрь затхлого полумрака, и за спиной раздался глухой лязг запираемой металлической двери.

Через мгновение где-то рядом послышалось глухое сопение и недовольный голос из темноты отрывисто рявкнул:

— Спать, суки, не дают! Опять какого-то фраера приволокли! Вали вон туда — в угол! Будешь с Воблой на шконке чалиться!

Слегка приглядевшись в полумраке, Браток увидел сбоку от себя огромную красную рожу зека и его протянутую в сторону стены руку. Там на грязной подстилке примостился парнишка лет восемнадцати, тощий и действительно очень похожий на высохшую воблу. Парень придвинулся поплотнее к стене, освободив небольшое пространство на нарах. Браток на ощупь начал пробираться к указанному месту. Откуда-то сверху на него дыхнули еще сразу несколько заключенных. Под одним из них резко затрещала деревянная подстилка, и вдруг раздался громкий звук испускаемых газов, после чего вся камера наполнилась зловонным ароматом. С нижнего яруса тут же вскочил все тот же здоровенный мужик и с размаху врезал кулаком по голове автору газовой атаки.

— Я тебя, сука, предупреждал! Еще раз газанешь — пришью! Никакого культурного отдыха! Жрать надо меньше!

Мужик уселся на нары и внимательно присмотрелся.

— Что-то мне твоя рожа знакома! Ты, случаем, не был стремщиком в банде у Михася?

Браток прижал голову к груди и опустил вниз взгляд.

— Ты смотри сюда, падла! Чего глаза прячешь?! — мужик резко дернул его за правую щеку, поворачивая лицом к свету. — Пацаны, так ведь это же сам Браток к нам пожаловал! То-то я смотрю, больно холеная физиономия! Раза два я тебя по ящику видел. И Олигарх нам про тебя рассказывал, какая ты есть сука. Это же ты его тогда сюда на нары упек?! — Мужик уселся напротив Братка, достал откуда-то из-под рваного одеяла маленькую фляжку и отхлебнул несколько глотков.

Тут же с соседних нар протянулась длинная сухощавая рука, и раздался тонкий жалобный голосок:

— Батон, дай раза…

— Обойдешься! Ты у меня вчера в штрафниках был, — фляжка так же незаметно исчезло в куче тряпья. — Так значит и тебя сия чаша не миновала?! — он опять пристально уставился на Братка. — Вишь, какое дело?! Говорят ведь в народе: от сумы и от тюрьмы не зарекайся. А таким сукам, как ты, сюда прямая дорога! Это вон Воблу в тюрягу не за понюх табака приволокли. Он всего-то какому-то менту не понравился за то, что в посольство этих сраных янки помидорами кидался. Вот его и причалили на нары. А ты — птица большого полета! Знать, здорово напаскудил, — Батон опять сунул руку под тряпье, достал фляжку, сделал большой глоток, смачно утерся рукавом и, указывая в сторону нар, философски проговорил. — Ну ничего. Пока можешь дрыхнуть. Сегодня тебя точно никто не тронет. Не боись. А завтра будет видно. Только ты смотри — Воблу не обижай. Не то башку враз оторву! Мы, хоть и воры, но у нас тоже понятия есть — убогих обижать не принято. Это вы там в своих кремлях всех подряд без разбору мордуете. — Батон крякнул и полез на нары. И уже через мгновение оттуда раздался его надрывный храп.

Браток тихо с опаской присел на край деревянного настила, прислонился лбом к металлической стойке и замер.

Из оцепенения его на короткое мгновение вывел только легкий щелчок в двери. Смотровое окошко в центре приоткрылось, и внутрь проник тонкий луч света из коридора. Затем оно так же со скрипом захлопнулось, и камера погрузилась в глухое ночное беспамятство…

Ранним утром бездыханное тело Братка, так и застывшего в неестественной позе в обнимку с металлической стойкой нар и с гримасой ужаса на лице, с трудом от нее оторвали, выволокли из камеры и положили посреди грязного тюремного коридора. Прибывший для осмотра фельдшер констатировал смерть от «разрыва сердца».

Глядя вслед вынесенному трупу, Батон долго чесал в затылке огромной пятерней. Когда дверь за охраной с глухим лязгом закрылась, он достал из-под тряпья заветную фляжку, сделал несколько глотков и торжественно возгласил:

— Собаке — собачья смерть! Слава Богу, об эту падаль даже мараться не пришлось.

Он удовлетворенно хмыкнул и протянул фляжку соседям по нарам.

— Примите, братва, по капле… Чтобы больше земля наша не рождала таких подонков…

 

Пролог

Давно уже Виктор Петрович Воронцов не встречал 1 сентября вдали от Родины. И хотя свою реальную педагогическую деятельность в школе завершил более 15 лет назад, каждый новый учебный год непременно встречал в одной из школ у своих друзей по профессии.

Просто именно в этот день ему необходимо было ненадолго погрузиться в атмосферу всеобщего праздника. Хотя с каждым годом праздник этот становился все более и более грустным.

Объяснить причину этого явления он как ученый, много лет отдавший педагогической науке, конечно же, мог. Но от этого становилось еще грустнее.

Что-то в отлаженном механизме русской школы в последнее десятилетие сломалось, и она медленно начала скатываться под гору, рискуя за каждым новым поворотом улететь в овраг.

Но 1 сентября об этом думать не хотелось.

На лицах детей, в этот день впервые пересекших порог школьного здания, всегда светился неподдельный восторг и нетерпение. Их родители, наоборот, выглядели слегка встревожено и настороженно. И только старшеклассники, бодро похлопывающие друг друга по плечам и по спинам, всем своим видом показывали полное безразличие к процедуре очередной встречи со слегка надоевшей за годы учения школой. Но и в их глазах время от времени пробегал огонек любопытства.

Совсем иную картину всегда представляли учителя. Хотя и в их коллективе никогда не было одинакового восприятия происходящего.

Те, кто находился рядом с самыми младшими представителями школьного братства, больше походили на слегка встревоженных мамаш, постоянно натужно улыбающихся по сторонам и то и дело одергивающих очередного маленького шалуна.

В отличие от них, учителя старших классов всегда стояли степенно и лишь изредка делали небольшие замечания своим не в меру разыгравшимся воспитанникам.

И все равно вся эта праздничная процедура не могла оставить равнодушным никого из присутствующих. Потому что это был самый необыкновенный день в году — первое сентября. И трогал за душу каждого, не зависимо от того, встречал ли он этот день впервые в своей жизни или перешагнул школьный порог уже в двадцатый раз.

Обо всем этом Виктор Петрович вспомнил сегодня, едва приоткрыв глаза после короткого тревожного сна. И уже сомкнуть их вновь не смог. Невольно взглянул на часы. Шесть. Тут же прикинул разницу во времени. Это значит, что в Москве восемь. Теперь все понятно. Праздник первого школьного звонка начался.

Виктор Петрович тихонько, чтобы не разбудить спящую жену, встал и приоткрыл дверь на балкон.

В парке напротив санатория размеренно прогуливалась парочка пожилых немцев. Они о чем-то тихонько переговаривались между собой, то и дело бросая по сторонам восторженные взгляды.

Медленно поднявшись по ухоженной парковой дорожке на пригорок, мужчина остановился и указал своей спутнице палкой куда-то в сторону.

Там из-за кроны ярких осенних деревьев медленно выкатывался светящийся шар пока еще не очень позднего осеннего солнца.

Они оба остановились и подставили свои лица восходящему светилу.

Виктор Петрович, конечно же, не мог видеть выражения этих лиц. Но ему почему-то совершенно очевидно представилось их полное спокойствие и блаженство.

И уже в который раз он задал себе один и тот же вопрос, который не давал ему покоя вот уже не первый год: ну почему эти люди в Европе, перенесшие бедствий не меньше его соотечественников, все-таки сохранили способность радоваться обыкновенным прелестям жизни? Почему они воспринимают окружающий мир без той доли обреченности, которая непременно присутствует во взгляде любого россиянина? Почему они на склоне своих лет имеют возможность вести достойный человеческий образ жизни, не мучая своим существованием на этой бренной Земле родных и близких?

И вообще: как так могло произойти, что побежденные в той страшной войне сегодня живут намного достойнее своих победителей? Что это? Жизненные метаморфозы или злой рок, нависший раз и навсегда над его несчастной Родиной?

Воронцов вдруг поймал себя на мысли о том, что опять невольно углубился в довольно грустные размышления о сущности своего бытия. Хотя приехал сюда именно в попытке уйти ото всего этого кошмара, мучившего его все последние месяцы.

Немецкая пожилая парочка тем временем уже скрылась за изгибом поворота парка.

Виктор Петрович тоже покинул балкон, тихонько пробрался через спальню, где мирно во сне всхлипывала супруга, быстро натянул рубашку и брюки и выскочил за дверь.

У подъезда санатория огляделся. Нашел взглядом предоставленную ему вчера чешским товарищем «Шкоду», аккуратно открыл дверцу и завел двигатель. Некоторое время посидел в раздумье, включать ли музыку. Решил, что не стоит будоражить себя никаким посторонними звуками в это прекрасное сентябрьское утро, и медленно двинулся вдоль просыпающихся улиц Марианских Лазней. Быстро выехал за пределы городка и направился в сторону Кинжварта.

Вся дорога до этого маленького курортного городка заняла не более двадцати минут. И уже скоро он очутился возле беседки с уникальной минеральной водой. Быстро налил себе в полиэтиленовую бутылку искрящейся жидкости и сделал несколько глотков.

Вода как будто обожгла его изнутри, и в голове наступило полное просветление.

В это время в кармане брюк что-то противно задребезжало. И Виктор Петрович невольно вздрогнул, отходя от блаженства ледяной опьяняющей подземной жидкости.

Некоторое время стоял в недоумении, пытаясь понять, что происходит. И только через некоторое время сообразил, что это у него в кармане зазвонил мобильный телефон.

В трубке что-то очень долго трещало, как будто ломались мелкие сухие веточки. Затем откуда-то издалека раздался слегка взволнованный голос товарища.

— Виктор, я тебя поздравляю с праздником! Не вздумай спросить, с каким… — собеседник на том конце провода засмеялся и несколько раз громко кашлянул. — Ну чего ты молчишь? Совсем одичал там в своих Лазнях? А мы вот туте Ларочкой уже всех детишек в школу проводили…. С балкона… — и он опять несколько раз усмехнулся в трубку.

— Такого за мной не наблюдается, — почти в тон ему, пытаясь придать своему голосу некоторую бодрость, парировал Воронцов. Но понял, что ему это не удается. И уже более спокойно продолжил. — Конечно же, тоска немного заедает. Сам знаешь, каково мне без школы… — Он едва заметно вздохнул и глотнул холодной минеральной воды. — Пытаюсь ее тут запивать…

— Завидую! — грустно вздохнул собеседник. — Небось, «Бехеровкой» балуешься? По запаху чувствуется.

— Да нет, брат. Тут напиток посолиднее — из подземных закромов, с настоящим серебром, — он сделал еще глоток и закрыл от удовольствия глаза. — Но все равно не спасает… Так что там у нас в столице-матушке творится?

— В столице-матушке все так же — по-прежнему сплошные безобразия. Меня беспокоит другое: что у нас с заседанием Верховного Суда? Оно же, по-моему, назначено именно на сегодня?

— Да уж. Судьи постарались. Это же надо до такого додуматься — назначить рассмотрение нашего иска к министерству образования именно на первое сентября! — Виктор Петрович глубоко вздохнул и несколько раз хмыкнул про себя.

— Так ты сегодня прилетаешь? Или как?..

— Нет, Леонидыч. Я решил не летать понапрасну. Думаю, что все равно все бесполезно, и суд примет сторону этих уродов из министерства. Так лучше уж не портить выпускникам и их родителям сегодняшний праздник. Пусть еще немного поживут надеждой. — Воронцов сделал несколько глотков воды и смачно вытер губы. — Я отправил в Верховный Суд телеграмму с ходатайством о переносе сроков рассмотрения нашей жалобы.

Собеседник на другом конце провода на некоторое время приумолк. В трубке раздался щелчок, как будто ее бросили на стол. Затем совершенно явственно зашелестели бумаги. После чего голос собеседника продолжил:

— Я вот тут совершенно забыл сообщить тебе, что пришло два очередных извещения из суда. Одно по делу «Чародеев» из Измайлово, а второе по поводу арбатской студии Троицкой. Оба назначены к рассмотрению в конце сентября. Так что ты уж, пожалуйста, не засиживайся там в своей прекрасной Чехии. Иначе здесь эти паразиты — муниципальные чиновники уничтожат последние остатки детских студий.

— Да уж, Леонидыч! Чувствую, осень нам предстоит боевая. Впрочем, в последнее время у нас с тобой любое время года выдается боевым, — Воронцов тяжело вздохнул и сделал еще несколько глотков кристально чистой воды. — Что там еще нового — в нашей несчастной матушке-России?

— Недели две назад некоторые газеты опубликовали твою статью про майское заседание Верховного Суда по поводу ЕГЭ. Ты знаешь, по-моему, она произвела впечатление на рядового обывателя. Одно название чего стоит: «Верховный суд послал выпускников на три буквы». Ее сейчас по всему Интернету запустили. Только думаю, ты прав. Ничем эту шушеру не проймешь! Они стояли, и будут стоять на своем. Слишком много поставили на карту! И бабок слишком много уже по карманам разложили. В случае чего за них же придется отчитываться…

— Да, брось ты, Леонидыч! Когда и кто у нас в России за последнее время отчитывался? На сем построена вся система! Ладно. Не будем сегодня о грустном. Передавай привет всем нашим знакомым учителям.

Воронцов постоял еще некоторое время, переводя взгляд то на примолкший телефонный аппарат, то на полупустую бутылку с водой, то на голубоватую дымку холма по ту сторону долины. Затем загрузил другие наполненные бутылки в сумку и медленно зашагал к машине.

Добравшись до санатория, он тихонько протащил нагруженную минералкой сумку в комнату, достал свою заветную папку и отыскал только что упоминавшуюся в разговоре с товарищем статью.

Из дневника профессора Воронцова

«Верховный Суд послал выпускников на три буквы»

Складывается впечатление, что все попытки президента России Дмитрия Медведева привить чиновникам вместо административного правовой стиль мышления не возымели никакого действия. Более того, административным стилем мышления оказались теперь заражены не только чиновники, но и представители Фемиды.

15 мая 2009 года Верховный Суд России признал соответствующим нормам права абсолютно абсурдный приказ Министерства образования и науки РФ № 362 от 28 ноября 2008 г. о проведении итоговой аттестации выпускников средних школ в форме ЕГЭ.

Абсурдность данного приказа вытекает из того, что он предписывает всем выпускникам средних школ сдавать итоговый экзамен, от которого фактически зависит их дальнейшая судьба, по тестам, разработанным на основе несуществующего «федерального государственного стандарта образования».

Это чем-то напоминает ситуацию, когда тебя насильно затаскивают в казино, сажают за игральный стол и предлагают поставить на кон всю имеющуюся наличность. При этом правила игры и содержание прикупа знает только крупье. И у тебя есть всего один шанс из тысячи угадать нужную комбинацию.

С точки зрения уголовного права это называется мошенничеством. А с точки зрения чиновников Минобрнауки это называется сегодня ЕГЭ.

Споры о ЕГЭ идут в России не первый год. Для всех экспертов совершенно очевидно, что совмещение итоговой аттестации за курс средней школы и вступительных испытаний в вузы в форме тестового экзамена; с одной стороны, приведет к полной профанации итоговой аттестации, а, с другой стороны; окончательно угробит высшую школу. Это аксиома, не требующая доказательств. Подобным путем пытались идти несколько стран Европы и США. Европа отказалась от единого тестового экзамена почти тридцать лет назад. А США до сих пор расхлебывают последствия поголовного тестирования, которое глава «Майкрософт» Билл Гейтс назвал национальной трагедией Америки.

Видимо, кому-то очень хочется поскорее превратить Россию в страну безмозглых болванчиков.

Но, речь сейчас не о том.

Единое государственное тестирование возможно лишь при одном условии: при наличие единого федерального государственного стандарта образования.

Россия, занимающая самую большую часть земной суши, протянувшаяся с Востока на Запад и с Севера на Юг на тысячи километров, представляющая собой смешение языков, культур, религий, традиций , до сих пор не имеет единого государственного стандарта общего полного среднего образования. А это означает, что проживающие в разных частях страны граждане обучаются по разным программам, наполненным совершенно отличным друг от друга содержанием. И требовать при этом от выпускников школ, находящихся на противоположных концах государства, одинакового уровня знаний — дело совершенно безнадежное.

Чиновники Министерства образования, правда, пытались в суде доказать, что имеют этот самый «государственный стандарт».

Они предъявили суду приказ бывшего министра образования России Владимира Филиппова от 5 марта 2004 года, которым тот ввел в действие на территории всей России, так называемые, «федеральные компоненты общего полного среднего образования». Но при этом они скромно умолчали о том, что данный приказ еще 28 сентября 2004 года был признан Верховным Судом РФ «не правовым и не нормативным актом». А это означает, что более 5 лет образовательное ведомство России обманывало все население страны, предъявляя пустую бумажку не имеющую никакого официального статуса. И даже когда в заседании суда их буквально ткнули носом в соответствующее определение Верховного Суда, они продолжали тупо настаивать на своем.

Это говорит о невероятной способности чиновников отключать свое сознание от реалий жизни и, не считаясь ни с чем, отстаивать честь мундира. Даже если этот мундир давно уже превратился в жилетку мошенника с потайными карманами для припрятывания меченных карт.

Но больше всего в данном случае поражает позиция судьи и прокурора. Ибо, именно эти люди обязаны стоять на страже законных интересов государства и его граждан.

Однако Россия давно уже живет по двойным правовым стандартам. Одни предназначены для рядовых граждан. Другие — для высшей чиновной «элиты».

Сегодня очень много и часто говорят о невероятной коррупции, поразившей все сферы жизни Российского государства. Создаются всевозможные «комиссии», разрабатываются «программы». Но о борьбе с коррупцией отчитываются сами же проворовавшиеся чиновники. Потому что в России сложился дружный тандем правоохранителей и представителей исполнительной власти всех уровней.

Как правило, судьи, прокуроры, следователи и чиновники парятся в одной баньке и кушают заморские яства с одного подноса. Поэтому рядовому гражданину искать защиты от чиновника у судьи или прокурора — дело совершенно безнадежное.

Так произошло и с родителями, пришедшими искать правду в Верховный Суд России 15 мая. Изначально стало очевидно, что суд никогда не примет решения вопреки интересам руководителей Министерства образования и науки. Потому что на «эксперимент » с ЕГЭ уже потрачены миллионы долларов. И, в случае признания судом незаконности действий министерских чиновников, кому-то пришлось бы отчитываться за потраченные (читай — попросту украденные) деньги налогоплательщиков.

При этом судьба сотен тысяч российских выпускников не волнует никого. Хотя действия Министерства образования и науки грубейшим образом нарушают их гражданские права сразу по четырем статьям Конституции России. И, кроме того, полностью противоречат международной Конвенции по правам человека.

Россию ожидает трудное лето 2009-го года.

Более ста тысяч выпускников могут в самый сложный кризисный период оказаться на улице без какого-либо документа о законченном среднем образовании.

Министерство образования вознамерилось резко сократить количество бюджетных мест во всех учебных заведениях профессионального образования. Под нож пойдут десятки вузов и техникумов. А молодежь пополнит собой армию антисоциальных криминальных элементов.

Что это? Глупость? Или осознанная политика по уничтожению интеллектуального потенциала Российского государства?

Скорее всего, и то, и другое.

Ответа на этот вопрос сегодня не может дать никто.

Потому что, похоже, что в России правовую оценку действиям чиновников Министерства образования и науки дать уже некому. Ибо, глаза у отечественной Фемиды 15 мая 2009 года оказались полностью завязанными. Иона не в состоянии была разглядеть совершенно очевидных вещей.

Очень часто, вглядываясь в торжественные и величественные фигуры российских судей, ловлю себя на мысли о том, что красивая судейская мантия на наших вершителях закона все больше и больше становится похожей на накидку палача.

Только на плаху сегодня положена голова целого поколения подрастающих граждан некогда великой России…

Воронцов несколько раз в раздумье перечитал последнее предложение и понял, что надвигающаяся осень действительно сулит ему жаркие баталии… 

 

Глава 1. Третья волна

1

В жизни каждого человека обязательно бывает момент, когда, проснувшись однажды утром, ты вдруг начинаешь ощущать свою полную ненужность в этом мире. К горлу вдруг подступает острый комок, под ложечкой начинает сосать противный червячок и от навалившейся тоски становится нестерпимо больно во всех частях тела.

Подобного Санька еще не испытывал никогда.

Бывали в его жизни, как он считал, достаточно трагические моменты. Но вот такой тоски и отчаяния еще не бывало.

И дело даже не в том, что наступившее первое сентября он встречал в этом году в непривычном одиночестве. Просто впервые он вдруг ощутил полную растерянность в этом мире и полную свою ненужность никому.

Санька нехотя вылез из-под одеяла, опустил босые ноги на холодный пол и некоторое время сидел в задумчивости. Потом встал и пошел бродить по пустой квартире. Заглянул в спальню родителей. Там повсюду валялись разбросанные вещи. Спешно собираясь на море, мама так и не успела сложить ненужную одежду опять в шкаф.

Отец впервые за многие годы получил, наконец-то, отпуск и они с мамой, как он выразился, решили «рвануть на юга». Тем более что старый товарищ отца, с которым они прошли последнюю чеченскую кампанию, получил недавно назначение в краснодарскую краевую администрацию и курировал теперь почти все санатории черноморского побережья Кавказа.

С собой родители Саньку даже не звали. Потому что он ожидал своей участи по итогам зачисления в вуз. Тем более что документы он подал сразу в восемь.

В этом году со всеми ребятами из его класса творилось что-то непонятное.

Все началось еще в марте, когда объявили, наконец-то, о порядке проведения единого государственного экзамена.

Эту «бабу Егу» все ждали с каким-то особым трепетом и нескрываемым ужасом. Директор, завуч и учителя словно взбесились. Каждую неделю выпускникам устраивали очередной зачет или контрольную на знание тестов ЕГЭ. Порой это доходило до полного абсурда. Санькин сосед по парте Васька Никифоров однажды не выдержал и заявил, что больше не собирается участвовать в дурацкой угадайке. На что завуч, которую ребята за глаза называли «Падший ангел» за ее тайную интимную связь с директором школы (тайной она являлась, кстати, разве что для первоклашек, все остальные давно наблюдали за их публичными любовными играми), сразу довольно резко заявила:

— Не хочешь — не участвуй! Теперь по новым правилам ты вообще можешь остаться без аттестата! Наконец-то вас, балбесов, хоть чему-то жизнь научит!

Васька вступать с ней в перепалку не стал. А про себя лишь полушепотом длинно витиевато выругался матом и добавил: «Проститутка! Встретишься ты мне как-нибудь на узенькой дорожке! Я тебе все припомню!»

Саньку перспектива остаться без аттестата, конечно же, не пугала. Уж что-что, а на уровне этих дурацких тестов, как ему казалось, он все прекрасно знал. Настораживало лишь не понимание того, как это все будет происходить на практике. Тем более что для своей дальнейшей жизненной карьеры он давно уже выбрал факультет журналистики МГУ.

Правда, ни мать, ни отец об этом выборе пока еще ничего не знали. Да и не мог он им ничего сказать о своем будущем выборе. Потому что отец еще со времен своей службы на Кавказе почему-то страшно не любил всех журналистов и иначе, как «журналюгами», их не называл.

Это пренебрежительное отношение отца к журналистскому сословию возникло у него, как он неоднократно говорил, за то вранье, которое они писали и показывали о событиях на Северном Кавказе. И особенно — в Чечне. Из всех журналистов он относился уважительно, пожалуй, лишь к убитой Анне Политковской. Но даже о ней говорил с какой-то долей скепсиса.

— Ну, что она такое против системы? — задавал он каждый раз риторический вопрос, когда речь в очередной раз заходила о расследовании ее гибели. — Против системы идти — это все равно что против ветра мочиться! Ты, Санька, эту истину должен усвоить, как «Отче наш». Иначе тебя сломают так же.

Правда, сам отец постоянно продолжал мочиться против ветра. Наверное, именно по этому, пройдя практически все «горячие точки» Северного Кавказа и дослужившись до полковника, вынужден был уйти в отставку, фактически оставшись и без жилья (ибо, маленькую двухкомнатную квартирку в полу-развалившейся «хрущевке» на самой окраине Москвы назвать жильем как-то не поворачивался язык), и без работы. Промаявшись почти четыре месяца в вынужденном безделье, он с трудом устроился старшим смены в какой-то ЧОП.

Рассказывать о своем новом месте работы отец не любил. Но Санька видел, как каждый вечер, возвращаясь со службы, отец тихонько прикрывал дверь на кухню и, пытаясь это сделать втайне от матери, наливал себе «фронтовые» сто грамм.

Маму обмануть подобным образом давно уже было невозможно. Но она упорно делала вид, что ничего не замечает. И только подкладывала на заветное место в холодильнике побольше закуски, чтобы отец сразу не пьянел.

Потом все трое усаживались в «гостиной», которая одновременно служила Саньке спальной, и начинались ежевечерние споры о том, какую программу по телевизору в данный момент надо посмотреть. После долгих препинаний у телевизора оставляли маму с ее бесконечными душещипательными сериалами. А мужики гордо удалялись на кухню, где Санька делал вид, что грызет гранит науки, а отец опять потихоньку доставал из заначки заветную бутылочку и лез в холодильник за маминой закуской.

Именно там, на кухне, долгими зимними вечерами отец рассказывал Саньке о своих последних военных экспедициях на Северный Кавказ. И, хотя отец по большей части в этих рассказах ругал свое бывшее военное начальство и совершенно тупое, на его взгляд, руководство страны, у Саньки начал стойко формироваться образ обитателя кавказских гор: бандита, бездельника, дармоеда, живодера. И отделаться от этого наваждения он уже не мог. Хотя в самой глубине души понимал, что все это далеко не так.

Однажды он даже вступил с отцом в спор.

— Ну, почему ты считаешь, что эти люди никак не могут прожить без России? Может, их лучше действительно отпустить на вольные хлеба? Пусть себе пасут скот на склонах гор и жарят лепешки на углях.

— Э-э-э, нет, Санек! Все не так просто, как кажется, — сразу оживился отец. — Как ты себе это представляешь? Ты думаешь, они действительно будут просто так по горам шастать и песни петь? Они тоже уже привыкли к цивилизации. Им теперь подавай то же, что и нам. Они хотят ездить на дорогих автомобилях, кушать дорогие угощения, пить дорогие вина! Многие из них уже перебрались в большие города и оттуда пытаются управлять жизнью у себя на родине. Ты знаешь, к примеру, сколько чеченцев сегодня живет в Москве? — Отец вскочил с места и начал делать шаг вперед — шаг назад, от стола к плите и обратно. — Если видишь едущую по улице дорогущую иномарку — знай: в ней обязательно едет чеченец! Это же очень хитрый народ! Не даром мне говорил один ученый товарищ, что чеченцы и евреи имеют один исторический корень. Да и другие у них там, на Кавказе, не лучше. Поэтому нашего брата туда посылают их, как будто бы усмирять, а на самом деле это не мы их, а они нас усмиряют!

— Ты хочешь сказать, отец, что это не русские, а чеченцы развязали там, на Кавказе, войну?

— Кто развязал войну — черт его знает! Там просто так не разберешься. А вот то, что простому русскому человеку все это совершенно ни к чему, — факт! Уж больно многие и там и здесь научились ловить рыбку в мутной воде. Знаю только, что многих своих ребят я там зазря положил!

Отец хлопнул рукой по столу так, что столешница жалобно скрипнула и отлетевшая в сторону ложка звонко ударилась в дверь кухни. На звук моментально прибежала мама и, увидев в руках отца заветную бутылочку, только укоризненно покачала головой.

— Боренька, ну так же нельзя! Ты мешаешь Саше готовиться к экзаменам. И потом — ты опять за свое? — она показала пальцем на бутылку. — У тебя же больное сердце. Надо быть поосторожнее…

— Я-то, мать, буду осторожнее! А вот каково моим пацанам, которых я не за понюх табачий оставил там в «зеленке»?! Я же знаю, что их матери теперь меня проклинают! А что я мог поделать? Они ведь все были такого же возраста, как наш Санька! А мы их — прямиком под бандитские пули! Ради чего? Чтобы эти жирные Абрамовичи себе очередной миллиард надыбали?!

— Ну, что ты, Боренька? — мать с Санькой сразу с двух сторон прижались к отцу. При этом мама обняла его правой рукой за пояс, положила ему на грудь свою голову, а свободной левой рукой попыталась тихонько забрать у него бутылку. — Ты всего лишь выполнял приказы командования. И с чего ты решил, что Абрамович толстый? Он, наоборот, на вид такой дохленький, — она как-то неестественно всхлипнула и попыталась натужно засмеяться.

Словно почувствовав тепло своих близких, отец сразу обмяк. Послушно опустил бутылку на стол и уже более примирительно произнес:

— Тоже мне. Пожалела козла в огороде. Да он таких, как мы, в упор не видит. У этой братии только зеленые черти в глазах. Он вот недавно себе опять очередную яхту купил. Не знает уже, куда бабки девать. А дед Евтифей на нашей лестничной площадке, который всю Отечественную пропахал от звонка до звонка, теперь от пенсии до пенсии прожить никак не может. Сама же замучилась ему пайку втихаря таскать. — Видя, что жена пытается возражать, только махнул рукой. — Знаю я.

Чего уж тут скрывать? Он мне уже несколько раз про твою сердобольность рассказывал, — он поцеловал жену в лоб и аккуратно пригладил на ее голове волосы. — Вот так у нас всегда на Руси было. Нам всех жаль, только нас самих никто жалеть никогда не будет! — Отец одним махом высвободил руку и ловким движением налил в стоящий на столе стакан водки из бутылки. И тут же залпом выпил. Неловко перекрестился и вздохнул. — Пусть земля моим мальчишкам будет пухом! Только не хочу я больше служить этой преступной власти! И тебе, Санек, этого не позволю! Лучше иди работать каким-нибудь инженеришкой. Или бухгалтером в коммерческую контору. Только никогда не ходи на государеву службу и не связывайся с этими уродами. Потому что система губит всегда самых лучших. А мы с матерью не для того тебя на свет божий производили…

Затем сразу будто успокоившись, отец опустился на табуретку и отвернулся к окошку, впав в какое-то временное полу забытье.

Воспользовавшись образовавшейся паузой, мама тихонько сгребла со стола недопитую бутылку и удалилась к телевизору.

Санька же еще некоторое время продолжал стоять посреди кухоньки. Затем подошел к отцу и неуклюже прислонился к его спине. И вдруг почувствовал, что все тело этого огромного человека и несгибаемого в недалеком прошлом солдата содрогается от глухих, едва сдерживаемых рыданий…

2

Сегодня, вспоминая этот ставший уже довольно далеким по времени эпизод, Санька вдруг понял причину своего дурного настроения. Он уже дважды проделал путь от дома до университета. И каждый раз его ожидало полное разочарование. Он так и не сумел найти свою фамилию в списке зачисленных на первый курс факультета журналистики.

Зато каждый раз его поражало огромное количество имен и фамилий представителей республик Кавказа.

Одна из мамаш, так же как и он внимательно изучавших в последний раз списки зачисленных, даже не выдержала и, тыча пальцем в развешанные листки, начала скандально причитать:

— Нет, ну вы только посмотрите! Это ж выходит, весь Кавказ сюда съедется! Теперь у нас в России журналистами только исанбаевы, медоевы и калоевы будут! А где же наши — русские? Они что — русский язык и русскую литературу хуже этих басурман знают?

— Да нет. Просто у нас с вами бабок не хватило, чтобы своим детям стобалльные сертификаты этого чертова ЕГЭ купить! — тут же подхватила ее стоящая рядом другая женщина.

— А они-то где же столько бабок нашли? Нам же все говорят, что там даже работы никакой нету!

— То-то и оно, что работы нету, а бабки водятся. Им работа-то зачем? У них мужики все больше разбоем промышляют.

— Они еще нефть на дармовщину качают, — подхватил их разговор подошедший сбоку мужчина.

— Ну, да. И я тоже слышала. Они там каждый сам себе маленький нефтяной заводик открыли.

Толпа вокруг говоривших постепенно разрасталась. И по мере ее роста обсуждение становилось все более и более острым.

Через некоторое время прямо в центр образовавшейся массовки проскользнул молодой человек в яркой красной футболке с красочной надписью на спине «No immigration» и начал бурно махать руками. Следом за ним еще двое таких же ребят быстро подтащили пару старых ящиков из-под пива, и парень в футболке ловко вскочил на один из них.

— Я вам вот что скажу! — парень поднял над головой обе руки, призывая ко вниманию. — Вся эта нечисть не спроста понаехала к нам в Москву! Они хотят выжить нас из нашего города! Эти черномазые суки решили прикончить нас изнутри. А все благодаря тому, что в правительстве и в мэрии засели еврейские выкормыши и хотят превратить Москву в одно сплошное гетто! Наше движение — он хлопнул себя ладонью в грудь, — требует немедленного удаления из страны всех нелегальных мигрантов!

— Так, вроде, ребята с Кавказа мигрантами пока еще не являются… — произнес кто-то глухо в толпе.

Парень в футболке тут же среагировал на реплику и повернулся в сторону говорившего.

— Это вам только кажется! Они такие же дикари, как и те, которых из Африки везут! Вот, когда они ваших детей резать начнут, вы все сразу прозреете! А теперь их еще вместо ваших детей понапринимают во все лучшие московские вузы, а ваши ребята пойдут лямку тянуть в солдатчину или дворы за ними подметать! Так что у меня предложение — присоединяйтесь к нашему движению против нелегальной иммиграции! Завтра мы проводим митинг на Болотной. Кто не с нами, тот против России!

Парень еще раз воздел руки к небу, несколько секунд потряс ими в воздухе, соскочил со своего ящика и быстро растворился в толпе.

Уже через мгновение его яркая футболка была видна у другого конца здания.

В тот день Санька так и не нашел себя в списке зачисленных. Хотя очень надеялся на то, что уж во второй волне будет принят на заветный факультет обязательно.

Зато в этот же день он получил уведомления сразу из двух институтов, куда тоже по настоянию матери посылал копию своего егэшного сертификата. В одном конверте лежала бумага о том, что он теперь является студентом социального университета, а в другом извещалось о его приеме на экономический факультет института транспорта.

Собственно говоря, отец с матерью и засобирались на юг сразу после получения этих самых уведомлений, посчитав, что у Саньки теперь все в полном ажуре.

Он не стал их ни в чем переубеждать, сказав лишь на прощание, что подумает, какое из двух предложений выбрать окончательно.

Сам же он упорно ожидал уведомления именно с факультета журналистики МГУ. Но прошли две волны, а заветного листка все так и не было.

Поэтому сегодня Санька опять поехал к университету, чтобы уже в третий раз или, как теперь было принято говорить, в третьей волне попытаться найти себя в списке зачисленных.

3

Дорога в этот раз показалась ему необычайно долгой.

Выскочив из метро, он, не дожидаясь троллейбуса, бросился бежать по тротуару к зданию факультета.

Здесь перед входом уже опять собралась огромная толпа людей, каждый из которых пытался поближе протиснуться к спискам на щите объявлений.

Он долго пытался приладиться то с одной, то с другой стороны. И, наконец-то, сумел протиснуться между двумя девицами, одна из которых зазевалась, пытаясь набрать номер на своем мобильном телефоне.

Санька долго шарил глазами по вывешенным спискам, пытаясь зацепиться за что-то хотя бы отдаленно напоминающее его фамилию. Но так ничего и не нашел.

Понимание того, что его фамилии в списках нет, приходило довольно медленно. Ну как же так? Ведь он набрал достаточно высокие баллы! Он представил на конкурс свои лучшие творческие работы! Да он просто давно мечтал о том, чтобы стать именно журналистом, а не каким-то менеджером по продаже колготок!

Но его фамилии в списках не было.

Он, словно ошарашенный этой новостью, отошел в сторону и огляделся. Затем с новым упорством бросился в толпу возле щита объявлений. Активно работая локтями, он вдруг поймал себя на мысли, что сейчас перед ним предстанет последний рубеж.

Рубеж чего?.. И почему он, собственно говоря, решил, что его обязательно должны принять на учебу в этот самый престижный российский вуз на одну из самых престижных специальностей?

Но все это сейчас заслонялось лишь одной мыслью: еще раз попытаться найти себя в заветных списках.

С боем пробравшись к щиту с развешанными листками, на которых значились фамилии счастливчиков, Санька еще раз до рези в глазах начал всматриваться в них.

В глаза ему почему-то бросились сразу несколько жирно отпечатанных фамилий, оканчивающихся на «оглы». Особенно одна из них — Абубакаров Мухаммед Нияз-оглы.

Кто он такой: Мухаммед Нияз-оглы? Откуда он здесь взялся? Почему именно он перешел дорогу ему — Саньке? Ведь с приставкой «оглы» обозначаются фамилии азербайджанцев? Откуда здесь, в Москве, оказалось столько счастливых азербайджанских мальчиков? Неужели у всех у них уже давно российские паспорта? Как так могло получиться, что они сдали экзамены по русскому языку и литературе лучше его — Саньки?

Он подобрался поближе к щиту, уткнулся пальцем в ставших вдруг для него ненавистных «оглы» и обернулся лицом к остальным страждущим.

— И чего ты удивляешься? — вдруг услышал он голос где-то сбоку от себя. — Их папаши башляют на всех московских рынках. У нас на любом рынке, куда ни плюнь — всюду в азера попадешь! Они нас скоро вообще всех уму-разуму учить будут. Не они у нас, а мы у них в услужении будем!

Санька обернулся на голос и увидел того самого парня, который десять дней назад здесь же выступал с ящика. Только теперь он был одет менее вызывающе. Но на левом рукаве его куртки была повязка с четырьмя большими буквами «ДПНИ».

Парень как-то неестественно криво усмехнулся и показал головой в сторону стоящей неподалеку от входа на факультет группки ребят с восточным типом лица.

— Вот они — будущий цвет нашей нации! Теперь мы им будем жопу лизать! Видал, как они над нами посмеиваются?!.

Те действительно что-то весело обсуждали, то и дело бросая взгляды в сторону толпящихся у щита. Было видно, что они весьма довольны всем происходящим. И каждую проходящую мимо девушку провожали достаточно выразительными гримасами.

— Эти азеры скоро и девок наших всех перетрахают! — продолжал тем временем парень с повязкой. — И нарожают наши девчата от них полу придурков! Ну чего вы все рты по-раззявили? Может, пока не поздно, свернем их наглые рожи набок?! — парень сделал едва заметный выпад в сторону кавказцев, ожидая ответную реакцию со стороны остальных. Увидев, что молодежь буквально на глазах начала свирепеть, вытащил из бездонных карманов своей куртки несколько увесистых камней и начал раздавать их всем желающим свести счеты с проклятыми басурманами.

Через какое-то мгновение Санька почувствовал, что уже не в силах совладать с охватившим его чувством и схватил один из протянутых камней.

Что случилось после, он помнит с большим трудом. Перед глазами осталась лишь довольно страшная картина: перекошенное от боли лицо одного из недавно так безмятежно смеявшихся парней и огромная лужа крови на земле возле его головы.

Уже через некоторое время никого вокруг не было. Остался лишь Санька и лежащий от него в пяти шагах парень, который время от времени неестественно вздрагивал всем телом и только беспомощно шевелил губами.

Откуда-то издали вдруг раздался резкий окрик:

— Чего стоишь, дурак?! Беги! Щас тебя заметут менты!

Как будто очнувшись, Санька попытался двинуть ногами, но понял, что не сможет сделать и нескольких шагов. И в полном бессилии опустился на землю.

4

В отделении милиции на вопрос дознавателя: кто он? — Санька долгое время только мычал что-то не членораздельное. А затем и вовсе замкнулся и уставился глазами в пол.

Через некоторое время молоденькому лейтенанту это, по всей вероятности, надоело. Он скинул с себя китель, аккуратно повесил его на стул и отодвинул его подальше к стенке. Затем достал из верхнего ящика стола наручники и ловким движением защелкнул их на Санькиных запястьях. После чего резко рванул его сзади за волосы и, выбив ногой табуретку, повалил на пол.

Пару раз не очень сильно ударил его своими до блеска натертыми ботинками по заднему месту. Затем наступил ему одним ботинком на руку и, видя, что Санька открыл рот, чтобы закричать, хрипло предупредил:

— Я тебе, сука, покричу! Только вякни! Всю харю в кровь разукрашу! Ты лучше вспоминай, как тебя с утра звали! Или тебя опознавать уже будут только в морге!

Он отошел в сторону и презрительно плюнул Саньке на штаны. Затем выглянул куда-то за дверь и громко позвал:

— Трофимыч! Иди-ка сюда! Тут клиент по твоей части!

Через минуту дверь в комнату отворилась, и внутрь ввалился огромный детина с погонами старшины и с автоматом Калашникова наперевес. Он одним ловким движением рванул Саньку с пола и прислонил к стенке.

— Он чего, Витек, кочевряжится? Ща я ему быстро мозги-то вправлю!

— Только ты, Трофимыч, так, чтобы без последствий. А то они, суки, все потом жаловаться норовят.

— Не боись, Витек! Бить буду сильно, но точно! Все будет, как в аптеке! Помнишь, как в том фильме?.. — и он заливисто, надсадно заржал. — В чем он должен расколоться-то? Маму, что ли, с похмела трахал? — старшина схватил Саньку за ворот пиджака и потащил к выходу.

— Да нет, Трофимыч. Этот чувак завалил камнем по башке одного дагестанца возле универа. Чувак чуть было богу душу не отдал. А этот не желает представиться по полной форме. Так что, ты уж из него по полной форме выспроси фамилию, имя, отчество. И домашний адресочек — для порядка.

— Так его ж, Витек, к награде представлять надо! Я бы сам этих кавказских обезьян мочил по-черному. А ты решил парня на попа ставить. Это не по-нашенски. Так он что, этого да га насмерть что ли приголубил?

— Да нет. Живучие они, суки. Только башку ему шибко проломил.

— Тогда чего ж ты парня мучаешь? Может, отпустим его втихаря?

— Ты чего, Трофимыч? Он же у нас уже по сводке прошел. Мне шеф за это башку оторвет.

Пока они между собой переговаривались, в кабинет зашел еще один офицер с погонами майора. Сурово оглядев присутствующих, он кивнул головой на закованного в наручники Саньку.

— Это кто? За что задержан? Почему в наручниках? Он что, оказывал сопротивление?

— Т-так т-точно, т-товарищ майор! — отчеканил лейтенант. — Задержали час назад возле университета! Разбил голову камнем гражданину Дагестана Магомедову! Доставлен к нам для предварительного дознания!

— Как фамилия?!

— Пока неизвестно. Он в молчанку играет.

— А дагестанец где?

— Его в больницу доставили… У него башка пробита…

— Так почему задержанный в наручниках? Он что, оказывал сопротивление?

— Да нет, товарищ майор… Он в молчанку играет, а мне надо с него показания снять…

— Так и снимайте! Только сначала наручники снимите! Не хватало мне еще потом по судам ходить! А у вас, лейтенант, я уже вижу, метода такая. На прошлой неделе вы двоих бомжей целые сутки в наручниках продержали. Мне врачи со скорой доложили. У одного из них, оказывается, сердечный приступ был, а вы его мордой об скамейку долбили!

— Так, кто ж его знает, приступ у него или так прикидывается?

— Тебя бы самого, лейтенант, в наручники и мордой об скамейку — посмотрел бы я на твою физиономию. А ну-ка, снимай с парня наручники!

— Щас, щас… — сразу засуетился лейтенант, пытаясь нащупать в кармане кителя ключ от наручников.

— Так как же тебя, все-таки зовут? — обратился майор к задержанному как только наручники опять заняли свое место в верхнем ящике стола лейтенанта, а сам лейтенант вместе со старшиной Трофимычем по знаку старшего начальника покинули кабинет.

— Александром… Александром Борисовичем Акуловым… Честно говоря, я не знаю, как у меня все это получилось… Я не хотел…

— Послушай, — вдруг прервал его майор, — ты случаем не имеешь никакого отношения к подполковнику Акулову… Борису Леонидовичу?

— Да… Полковник Акулов Борис Леонидович — мой отец. Но он здесь совершенно ни при чем. Он даже не знает, что я подавал документы на журфак в МГУ… — угрюмо пробурчал себе под нос Санька.

— Да я не про то! — опять прервал его майор. — Твой батя, случайно, в 99-м не участвовал в чеченской кампании?

— Участвовал… Но я это плохо помню. Я тогда еще только-только в школу ходить начал. Он постоянно уезжал в командировки на Кавказ. Тогда, кажется, действительно в Чечне был…

Неожиданно для Саньки майор вдруг вскочил с места и начал бегать взад-вперед по кабинету. Затем остановился напротив него и начал трясти за плечи.

— Послушай, Александр Борисович! Твой батя ведь — мировой мужик! Он же нас, молокососов, тогда, в девяносто девятом в полном смысле слова с того света вытащил! Я только-только старлея получил! И нас в командировку в Чечню отправили в составе сводной бригады! А духи нас под Старопромысловской подкараулили и шарахнули из всех калибров. Если бы не твой батяня, нам бы всем хана наступила! — майор достал из кармана пачку сигарет, вытащил пару. Одну протянул Саньке. — Кури, если балуешься! Ты мне расскажи лучше, где твой батя сейчас-то? Ведь я за его здоровье столько раз стопку поднимал. Только молился, чтобы его не убили! Так ты говоришь, жив он?!.

Майор выглянул в коридор и громко крикнул:

— Эй! Кто там есть? Ну-ка, валите все сюда!

На его крик в кабинет моментально вбежали лейтенант, старшина Трофимыч, два сержанта с автоматами и совершенно небритый капитан с, как показалось Саньке, ошалевшими навыкате глазами.

Не обращая внимания на остальных, майор сразу обратился к капитану:

— Ты знаешь, Петруха, кто этот пацан?!.

— Ну да, конечно… Я его час назад оформлял по хулиганке…

— Дурак ты, Петро! Это же сын подполковника… извиняюсь, полковника Акулова!.. Ну, того самого, который нас с тобой, почитай, с того света в девяносто девятом в Чечне вывел! Ты понял?!

— Понял, конечно. Не идиот же какой-нибудь, — капитан уставился в упор на Саньку и начал что-то бормотать себе под нос.

— Да не тарахти ты! — прервал его майор. — Отправь лучше ребят за шкаликом! По такому поводу можно оскоромиться! А вы чего, паразиты, рты пораззявили?! — обратился он к остальным. — Марш по местам — службу нести! Этого пацана если кто-нибудь еще пальцем тронет — башку оторву!

После того, как они остались в кабинете втроем, майор услужливо придвинул Саньке стул, а сам вытянулся во фронт.

— Позвольте представиться: майор Никандров! Николай Тимофеевич! Бывший командир взвода разведки! Можешь просто без звания называть меня Тимофеичем. А это — Петруха! То есть, Петр Данилович! Тоже можешь называть его просто Данилычем. Щас ребята нам что-нибудь организуют. По чуть-чуть. Сам понимаешь, на службе много принимать нельзя. А по чуть-чуть можно, — он опять повернулся в сторону капитана. — Ты представляешь, Петруха, Борис Леонидович, оказывается, жив! А нам тогда сказали, что вся его группа накрылась! Их ведь тогда на прорыв бросили. И, по-моему, в живых осталось всего несколько человек.

— Да. Кажется, отец мне что-то такое рассказывал… Но он почему-то до сих пор себя считает виноватым за то, что тогда много солдат погибло…

— Дурак ты, Сашка! Разве вам сейчас понять, что мы тогда все пережили?! Тогда вообще никто ничего не мог понять, что происходит! Нас всех как щенков подставили и бросили… Ты помнишь, Петруха, как мы выкарабкивались по тому дурацкому ущелью? Ну, где тебя еще зацепило шальным снарядом?.. Это у него после нашего прорыва с глазами-то стало неладно, — он кивнул в сторону капитана, который в смущении отвернулся к стене. Но даже сейчас было заметно, как нервно задергались верхние веки его глаз. — Петруха уже давно бы ушел со службы, да вот только тогда жить будет совсем не на что. Поэтому и сидит теперь, как пенек, целыми сутками в дежурке. Ты, Сашка, на него внимания не обращай. Расскажи лучше, где теперь батяня? Чем занимается? Он продолжает служить? Или уже уволился?

— Нет. Отец уволился со службы почти пол года назад. Теперь работает в каком-то ЧОПе. Только у него там что-то, по-моему не ладится.

— Сволочи! — выдохнул майор. — Вот так и мы с тобой, Петруха! Служим-служим, а потом раз — и пинка под зад! Кому мы здесь, на фиг, со своим геройством нужны?

Майор, видимо, хотел сказать еще что-то. Но в это самое время дверь кабинета отворилась, и один из недавно являвшихся сержантов аккуратно занес наполненный пакет и бережно пристроил его на тумбочке, рядом с телефонами.

— Ты, Костик, иди, — махнул ему рукой майор, — мы теперь сами управимся.

Когда дверь за сержантом закрылась, он начал извлекать из пакета свертки с колбасой, сыром и какими-то копченостями. А в самом конце торжественно достал бутылку бурой перцовки. Но ставить ее на стол не стал. Быстро извлек из тумбочки и наполнил коричневатой прозрачной жидкостью стаканы, а саму бутылку пристроил на их место в тумбочку.

Пока он разливал водку, капитан неуклюже поломал хлеб и разложил на бумаге нарезку.

— Ну, что? Давайте по махонькой за нашего спасителя — Бориса Леонидовича Акулова! Сто лет ему жизни! И за тебя, Сашок!

Увидев, что Санька продолжает стоять в нерешительности, майор буквально подтолкнул его к столу:

— Давай! А то сейчас опять прикажу надеть на тебя наручники и мы тебе насильно вольем в глотку за здоровье твоего бати!

Санька послушно взял стакан в руки и сделал небольшой глоток. Офицеры осушили свои емкости разом до дна. Смачно покрякали и начали закусывать. После чего майор обратился к своему товарищу.

— Ты вот что, Петруха. Ты уже оформил это происшествие? — увидев, что капитан утвердительно кивнул головой, неодобрительно развел руками. — Ну, вот так всегда, брат. Вечно ты спешишь! Ты что, уже и сводку в город отправил?

Капитан опять смущенно пожал плечами.

— Ну, и чего будем делать? Соображай, служба! Неужели мы допустим, чтобы сына нашего боевого товарища и спасителя привлекли по статье? Да еще за этого черножопого дагестанца? — он на некоторое время задумался. Затем выглянул в коридор и крикнул. — Саврасов, соедини-ка меня по быстрому с дежурным по городу! Там, по-моему, сегодня наш Федька Иванов сидит. Ты мне его сюда в третий кабинет переключи!

Вернувшись к столу, опять быстро запустил руку в тумбочку, извлек оттуда бутылку, наполнил стаканы и провозгласил:

– Ты, Сашок, не ссы! Мы своих не сдаем! Но только в следующий раз будь поаккуратнее. А то ведь и на нары загреметь можно. У нас это теперь быстро! Сам, небось, понял? Там с тобой особо чикаться никто не будет. Особенно, если припаяют по полной программе. А сегодня можешь считать, что родился в рубашке. Но это – только благодаря своему бате, – он поднял стакан и еще раз торжественно провозгласил. – За здоровье нашего спасителя Бориса Леонидовича Акулова! Дай бог, чтобы на Руси еще оставались такие мужики!

Майор опрокинул в себя стакан с перцовкой, похватал со стола закуску и стал знаками показывать, чтобы Санька и Данилыч побыстрее заканчивали с трапезой.

— Ну, все, мужики. Пора и честь знать. Еще, не ровен час, нагрянет какая-нибудь проверка. Ты, Петруха, щас по-быстренькому переделай протокол задержания. Мол, обознались — задержали не того. А настоящий злоумышленник скрылся. Ну и все такое. Сам знаешь, — он развел руками и выпятил нижнюю губу. — А перед гражданином мы извинились и отпустили восвояси. Кстати, — он похлопал Саньку по плечу и по-отечески потрепал за волосы, — все-таки с какого рожна ты решил приголубить этого Магомедова камнем по башке? Он что, перешел тебе где-то дорогу? Или девчонку не поделили?

— Да нет, — вздохнул Санька. — Просто даже не знаю, что на меня нашло. Но уж очень обидно стало. Я целый год готовился, чтобы поступить на факультет журналистики, а сейчас оказалось, что большую часть мест заняли ребята с Кавказа.

— Это почему же так получилось-то нескладно? — удивился Никандров. — Им что? Удалось бабки занести в приемную комиссию?

— Да нет. Все дело в ЕГЭ. Ну, это — единый государственный экзамен. Мы все в этом году его сдавали в обязательном порядке, и все институты принимали только по сертификатам ЕГЭ.

— Да, брат, мы уже об этом наслышаны. И что же произошло?

— Пока не знаю. Но только все эти ребята с Кавказа приехали со стобалльными сертификатами… И наши московские оказались в полном пролете…

— А теперь разве пятибалльную систему уже отменили? — удивился Никандров.

— Да, в том-то и дело, что в школе нам ставили оценки по старому, а ЕГЭ все сдавали по этой дурацкой шкале из ста баллов. Никто из наших до сих пор не понимает, как и что оценивают. Поэтому и зло берет. Я вот все думаю: неужели там, в горах, учили лучше, чем у нас в Москве?

— Да, брось ты, Сашок! Мы вон с Петрухой видели, какие там «университеты». Там такие школы, что даже не знаешь, куда и как дети по нужде ходят. Ни одного туалета нормального нигде не видел. А чего уж там про учебу говорить! У них мужики-учителя все давно в «зеленку» с автоматами драпанули, а бабы по своим мазанкам сидят и носа не кажут. Поэтому сомневаюсь я, что там могли научить лучше, чем в Москве. Какие ж там могут быть сто баллов?

— Вот и я про то же! А они все в списках на зачисление оказались! Обидно ведь.

— Да, брат. Это действительно какая-то хреновина. Прямо детектив настоящий. Чую я, что нам предстоят жаркие деньки по осени! Слышь, Петруха? Говорю, предстоят большие разборки. Нас точно опять на прорыв бросят. И зачем они опять решили в Москву столько черноты приваживать? Теперь от разборок с ума сойдешь!

Кто такие «они» Никандров уточнять не стал. Но пока капитан пытался аккуратно исправить в дежурном журнале записи, Тимофеевич в последний раз запустил руку в тумбочку, разлил остатки перцовки по стаканам, пустую бутылку аккуратно завернул в старую газету и положил в угол кабинета.

— Скажи потом этому борзому молодому, чтобы вынес вещдоки на помойку. И сделай ему внушение, чтобы он впредь поосторожнее был со своими цацками. А не то я его сам однажды прицеплю к батарее и отхреначу по полной программе!

Затем протянул Саньке чистый лист бумаги и скомандовал:

— Пиши, что никаких претензий по поводу незаконности задержания к сотрудникам милиции не имеешь. Так положено. Заодно вот здесь адресочек укажи. Мы с Петрухой обязательно навестим твоего батя ню. Потому как это — дело святое.

Когда Санька закончил писать, майор внимательно все прочел и утвердительно кивнул.

— А ты ничего — мужик грамотный! Жаль, что таких в институты не принимают, — затем выглянул в коридор и скомандовал кому-то. — Давай сюда дежурную машину! Отвезете парня до метро! И чтобы все рот — на замок! А наряд сейчас отправится злоумышленника искать, который этому дагестанцу башку проломил!

Из дневника профессора Воронцова

«И вот оно свершилось!

Кризис, о неизбежности которого предупреждали все ведущие эксперты на протяжении последних лет, поразил российскую систему образования в самое сердце.

2009 год окончательно развеял мифы о ЕГЭ, сочиненные российскими «реформаторами» от образования по указке заокеанских «советников».

Первый и самый главный миф состоял в том, что ЕГЭ поможет искоренить коррупцию при поступлении выпускников школ в высшие учебные заведения. Сегодня стало совершенно очевидно, что никакой победы над коррупцией с введением ЕГЭ не произошло. Более того, коррупция не просто многократно возросла. Она превратилась в настоящую эпидемию, поразив все споры системы образования. ЕГЭ создал уникальную схему всеобъемлющей продажности чиновников на всех уровнях. Если раньше речь шла лишь о единицах коррумпированных сотрудников приемных комиссий вузов, то теперь на этой ниве отличился почти каждый третий сотрудник, так называемых; «пунктов приема экзамена» — ППЭ.

Так только в Республике Дагестан (по данным Интернет-издания «Газета. Ру») на всех 183 ППЭ кураторы получили по 200 тысяч рублей «премиальных » за проведение ЕГЭ. А учителя, активно «работавшие » на этих самых ППЭ, выполняя за выпускников тестовые задания, «заработали » от 25 до 50 тысяч рублей каждый.

По данным фактам депутатами Государственной Думы уже направлены соответствующие запросы в Генеральную прокуратуру. Но не лучше обстояло дело и в других регионах. Уж слишком невероятные результаты они выдали. Оказывается, самые умные школьники у нас в России живут в национальных республиках. И никого даже не смутило, что Дагестан, Татарстан и Башкортостан уже несколько лет подряд при проведении ЕГЭ давали результат по русскому языку, значительно превосходящий не только средний по стране, но и Москву с Санкт-Петербургом.

Даже руководство Рособрнадзора вынуждено было признать, что в этом есть что-то противоестественное. И в 2009-м году (впервые за всю историю «эксперимента» с ЕГЭ) была проведена перепроверка 100-балльников. И эта проверка с совершенной очевидностью показала, что фальсификация результатов ЕГЭ приняла тотальный характер. Как минимум, 25 % «стобалльников» оказались липовыми.

Вообще-то, уже при 10 % фальсификаций результаты этого «экзамена» должны были быть аннулированы. Но чиновники Минобрнауки продолжают твердить всей стране сочиненную ими же сказку об «антикоррупционной составляющей ЕГЭ», заразив ею даже высшее руководство страны. При этом дело дошло до полного абсурда: проводивший проверку Рособрнадзор, предложил принимать дальнейшие меры по борьбе с фальсификациями тем самым регионам, которые «отличились» столь высокими липовыми результатами. А те попросту сделали вид, что вообще ничего не произошло. И фальшивые «егэшные стобалльники» ринулись покорять лучшие московские и питерские вузы.

Второй миф ЕГЭ состоял в том, что, как уверяли господа Филиппов, Болотов, Фурсенко и Ко., ЕГЭ откроет двери в лучшие российские вузы для наиболее одаренных детей из глубинки.

Ну что же. Сегодня приемные комиссии ведущих московских вузов переполнены заявлениями и стобалльными сертификатами о сдаче ЕГЭ из республик Северного Кавказа и Поволжья. Да вот беда: многие «абитуриенты-вундеркинды» не в состоянии даже заявления в выбранный вуз написать без ошибок. Поэтому большая часть этих будущих студентов вылетит из вуза уже после первой сессии и заполнит собой и без того достаточно криминализированную молодежную среду российских столиц. Что, в свою очередь, обязательно приведет к взрыву межнациональной вражды и возрождению самых оголтелых националистических группировок.

Но даже те, кто сумеют «уцепиться» за вуз, уже с первых дней своего пребывания в Москве окажутся в труднейших условиях. Ибо, большая часть вузов не имеет мест в общежитиях. Да и на студенческую стипендию (даже самую повышенную) в Москве прожить сегодня невозможно. Поэтому новоявленным «студентам» срочно придется заняться «добычей» средств к существованию. А в условиях экономического кризиса, только-только набирающего обороты в России, для иногороднего студента останется лишь один путь — криминальный. Тем более, что при минимальном наборе знаний у сегодняшнего «вундеркинда-стобалльника» неминуемо возникнет потребность в деньгах для того, чтобы постоянно «покупать» у преподавателей зачеты и экзамены.

В то же самое время, наиболее талантливые выпускники остались в этом году за бортом высшего образования. Многие из них, отказавшись от услуг «левых» репетиторов и понадеявшись на собственные силы, попросту не смогли сдать тестовые задания ЕГЭ.

Таким образом, весь этот коррупционный круг замыкается, окончательно похоронив под собой действительно талантливых и одаренных выпускников. Которые, оказавшись за чертой системы высшего образования, пополнят собой армейские казармы или ряды деклассированных неудачников.

Не пройдет бесследно ЕГЭ и для самих вузов. И повинно в этом, как ни странно, само ректорское сообщество. На протяжении ряда лет борьба с ЕГЭ была уделом независимых экспертов и общественников. Ректоры же занимали выжидательную позицию, пытаясь угодить и нашим, и вашим. Лишь изредка из ректорского стана доносились слабые протесты против внедрения абсолютно чуждой нашей стране системы. Но часть ректорского сообщества с умилением воспринимала чиновничью чушь насчет повышения за счет ЕГЭ общего уровня образования и послушно выполняла руководящие предписания по ее внедрению. И лишь 24 вуза «отвоевали» себе право принимать дополнительные испытания при приеме, что сегодня спасти их, конечно, не сможет. Но хотя бы как-то понизит степень риска получить у себя совершенно непригодный для обучения «материал».

Можно с полной уверенностью сказать, что сегодня наступил момент истины. Приемные комиссии всех вузов фактически работают в авральном режиме — по 12 часов в сутки. Они буквально завалены копиями сертификатов ЕГЭ тех, кто пока еще только виртуально желает стать студентом. Но выбрать из всего этого макулатурного хлама настоящего будущего студента практически невозможно. Потому что уровень доверия к документам о сдаче ЕГЭ (особенно после проверки Рособрнадзора) опустился до нуля. К тому же, никто не гарантирует того, что эти «выбранные» реально дойдут до вуза, в который они прислали свои «бумажки». Поэтому вузам предложено проводить процедуру зачисления аж в три этапа. И все это напоминает хорошо известную с детства русскую народную забаву под названием «Чехарда».

Кроме того, вузы сегодня заполонили толпы «инвалидов». Оказывается, чуть ли не каждый четвертый выпускник российской школы сегодня инвалид. И, естественно, претендует на внеконкурсное поступление. Даже при минимальных баллах ЕГЭ. С одной стороны, подобное бережное отношение к людям с ограниченными возможностями может свидетельствовать о гуманизации нашего общества. Но, с другой стороны, это же может свидетельствовать о создании нового коррупционного канала по получению соответствующих медицинских документов для решения задачи поступления в вузы. Поэтому даже руководитель Рособрнадзора Любовь Глебова вынуждена была предупредить о последствиях разоблачения этих «липовых инвалидов». Но это будет потом. А сейчас — все полагающиеся наиболее способным абитуриентам бюджетные места будут ими заняты.

Но и это не самое страшное. Помимо той чехарды, которая устроена сегодня российским вузам при процедуре приема будущих студентов, им придется испить полную чашу горечи уже в первые месяцы обучения вновь принятых «студентов». Отчисления после первых семестров по причине полной непригодности вновь поступивших к одолению «гранита науки » будут носить не единичный, а массовый характер. И в таких условиях говорить о какой-либо качественной работе профессорско-преподавательского состава даже не приходится.

Но большую часть региональных вузов вообще ждет полная трагедия. Ринувшаяся в центральные города молодежь, даже после того, как ее «попросят» из престижных вузов, назад уже не вернется. И многие региональные вузы окажутся на грани банкротства по причине отсутствия студентов. А, следовательно, — и финансирования.

Эти апокалиптические картины могут показаться сегодня кому-то не реальными. Но, история — вещь упрямая. И Россия неоднократно проигрывала от того, что не желала учитывать уже имевший место исторический опыт.

Много раз и на разных уровнях мне приходилось рассказывать о событиях 1967-68 годов во Франции. Именно там впервые родилась идея проведения, так называемого, единого тестового экзамена. Для того, чтобы, как заверяли его создатели, уравнять шансы на получение высшего профессионального образования молодежи из Метрополии и бывших колониальных территорий. Закончилось это массовыми выступлениями молодежи и студентов осени 1968-го года, которые привели, в конечном итоге, к отставке правительства генерала Де Голля. И уже в 1970-м году Общественная Палата Франции предложила руководству страны незамедлительно отменить этот самый «тестовый экзамен». Иначе, как утверждали члены Общественной Палаты, через три-четыре года системе высшего профессионального образования Франции придет конец.

Похоже, что мы наступаем на те же грабли. И делаем это осознанно. Кому-то очень не терпится окончательно похоронить всю систему высшего профессионального образования великой страны под названием Россия.

Заказчики этого преступного плана, как всегда, находятся в тени. А вот исполнители известны. Это бывший министр образования России Владимир Филиппов, давший старт преступному «эксперименту» под названием «ЕГЭ». Это бывший руководитель Рособрнадзора Виктор Болотов, ловко спрятавшийся сегодня в Российской академии образования. И, конечно же, нынешний министр образования и науки Андрей Фурсенко. Именно он несет сегодня всю полноту ответственности за шабаш, разразившийся в системе российского образования.

Но Россия, в отличие от ведущих развитых стран мира, имеет одну уникальную особенность: ни один из высокопоставленных российских чиновников пока еще не понес реальной ответственности за свои «реформы», доведшие страну до полного социального и экономического коллапса. Ни один из них не пустил себе пулю в лоб и не накинул себе на шею петлю, как это сделала год назад несчастная учительница, похоронившая под развалинами своей школы пятерых школьниц-красавиц. Нет, они этого не сделают. Потому что для этого нужно иметь честь и совесть. А с этим у наших чиновников явный дефицит.

Но, зато совесть сохранилась у нас. И мы должны сделать все возможное для того, чтобы твердо указать им на дверь. И сохранить, пока еще не поздно, остатки нашего некогда самого лучшего в мире образования.

Сегодня еще такая возможность имеется. Завтра будет поздно».

 

 Глава 2. Арбатская панель

1

Сегодня Вера Александровна проснулась очень рано. Всю ночь ее мучили неясные предчувствия. А под утро вдруг явился образ Божьей Матери с младенцем Иисусом на руках.

Божья Матерь почему-то очень грустно взирала на окружающий ее мир, и в глазах ее стояли слезы.

Доковыляв своей старческой походкой до умывальника, Вера Александровна долго спускала застоявшуюся за ночь воду. Затем несколькими большими пригоршнями ополоснула себе лицо, аккуратно растерлась мягким вафельным полотенцем и направилась в свою маленькую импровизированную кухоньку.

Там долго пыталась заваривать себе кофе.

Но образ Богородицы никак не покидал ее. И она, едва допив горячий обжигающий внутренности напиток, засобиралась в дорогу.

Дорога от дома до мастерской всегда занимала у Троицкой много времени. Но сегодня она показалась вообще нестерпимо долгой.

Едва выбравшись из павильона станции метро «Смоленская», она быстро, насколько ей позволяли больные ноги и предательски непослушная палка, зашагала по Арбату.

Местные арбатские художники и уличные продавцы уже развешивали на своих импровизированных витринах-стеллажах картины, шапки-ушанки, всевозможные побрякушки и дешевые разрисованные ситцевые платочки с традиционными русскими мотивами. А рядом нестройными рядами расставляли матрешек, имеющих обличие ряженных российских красавиц или российских политиков.

Веру Александровну всегда удивляло, что иностранцам больше всего по душе приходятся именно эти матрешки с бывшими советскими или российскими политиками: Лениным, Сталиным, Брежневым, Горбачевым, Ельциным. А в последнее время здесь даже появились матрешки с изображением Путина и Медведева.

Это было весьма забавно и наводило на странные мысли. Потому что сам смысл этой куклы с пустым нутром, в котором могло прятаться все что угодно, был весьма символичен. Любая из матрешек в облике политического деятеля чем-то напоминала знаменитого Троянского коня. И не понимать этого мог только полный идиот. Поэтому Троицкая каждый раз ненадолго останавливалась напротив лотков, торгующих этими политическими персонажами, чтобы понаблюдать за реакцией подходящих к ним иностранцев.

Впрочем, сегодня матрешки волновали ее меньше всего.

Быстро проковыляв мимо всего этого политического парада, она привычно кивнула бронзовому Булату Окуджаве, стоящему почти напротив ее заветной арки, и зашла во двор.

Возле здания арбатской управы несколько человек о чем-то оживленно переговаривались. Среди них Вера Александровна сразу же узнала заместителя главы управы — даму средних лет с ярко накрашенными губами и потухшим нагловатым взглядом. Та, завидев ковыляющую по двору художницу, кому-то кивнула в ее сторону, отдала несколько отрывистых указаний и скрылась внутри здания. На улице остались лишь несколько рабочих китайского типа и тележка с газовыми баллонами.

Почему-то именно эта самая тележка сразу насторожила Веру Александровну, и она ускорила шаг.

Как обычно говорят в подобных случаях, предчувствия ее не обманули. Внутренний замок на металлической двери, ведущей в ее мастерскую, был аккуратно вырезан. На ней красовались свежие, недавно приваренные петли с огромным амбарным замком.

Кроме того, вся она была облеплена бумажными полосками.

Подойдя поближе, Вера Александровна попыталась прочесть то, что было на них написано: «Опечатано. Не вскрывать! МУП «Наш Арбат».

Художница еще некоторое время в растерянности постояла напротив своей наглухо запечатанной студии. Затем полезла в старенькую дамскую сумочку, с трудом извлекла из нее мобильный телефон и начала трясущимися от волнения руками набирать номер.

Долго прижимала трубку к уху, пока в ней не раздался ответный сигнал.

— Виктор Петрович! Голубчик! Как хорошо, что вы уже приехали из своей Европы! Мы ведь все тут без вас пропадаем! В буквальном смысле слова! У нас тут опять все не как у людей. Нашу детскую студию опять захватили эти гаденыши из управы! Даже не знаю, что и делать-то… Как же нам теперь быть?.. Они поменяли замок и все опечатали… Вечером ребятишки придут на занятия… А где они теперь заниматься-то будут?.. Может быть, вы подъедете?.. Мне одной с ними никак не совладать… Боюсь я что помру здесь… Мне уже с утра с сердцем плохо…

Вера Александровна в полном бессилии опустилась на решетку палисадника возле соседнего подъезда и тихонько заплакала.

Только теперь она совершенно явственно поняла смысл своего сегодняшнего ночного видения, и плачущая Богородица предстала перед ней теперь как символ предстоящих ей мучений.

2

Дорога от дома до Арбата заняла у Воронцова менее получаса. Поэтому, когда он буквально вбежал во двор заветного арбатского переулка, Вера Александровна все так же продолжала сидеть на плоской кромке решетки дворового палисадника.

Виктор Петрович моментально увидел, что по лицу ее бегут скупые старческие слезы, а палка в правой руке предательски дрожит.

Окинув взором весь двор, он сразу обратил внимание на довольно живописную группу людей в самом его углу. Там о чем-то тихонько переговаривались ярко накрашенная брюнетка средних лет и молодой мужчина в щегольском костюме с бабочкой вместо привычного галстука. Рядом с ними переминались с ноги на ногу двое мужчин с восточной внешностью, больше похожие на китайцев. Один из них придерживал, плотно прислонив к стене дома, тележку с газовыми баллонами. А чуть поодаль, картинно припадая то на одну, то на другую ногу, чинно прогуливался милиционер. Который делал вид, что ничего происходящее в этом дворе его абсолютно не интересует.

Быстро оценив ситуацию, Воронцов подхватил Веру Александровну под руку, помог ей подняться с решетки и потихоньку повел вон из двора.

Она сначала не сопротивлялась. Но затем как-то сразу встрепенулась и сделала попытку вернуться на место.

— Виктор Петрович!.. Голубчик!.. Ну как же так?.. Они же творят неправедное дело… Надо же кому-нибудь позвонить… Это же просто издевательство какое-то…

Но Воронцов настойчиво продолжал вести ее к выходу из двора. И только когда они выбрались, наконец-то, на Арбат, он аккуратно посадил Веру Александровну на стоящую возле памятника Окуджаве скамейку и бережно погладил по рукам.

— Вы, Вера Александровна, посидите тихонько здесь, а я попытаюсь с этой компанией переговорить…

— Да уж, голубчик, вы с ними обязательно переговорите… Они же не ведают, что творят… У меня же вечером дети на занятия придут… Где же я с ними заниматься-то буду?.. — Но от слов Воронцова она начала успокаиваться. Достала из сумочки носовой платок, неуклюже вытерла стоящие в глазах слезы и подтянула к себе поближе палку.

Виктор Петрович присел рядом с ней на скамейку и достал из внутреннего кармана своего пиджака блокнот и ручку.

— Вы мне только поточнее объясните, что это там за люди?

Увидев в руках Воронцова блокнот, Вера Александровна сразу оживилась. Она схватила палку и начала пристукивать ею по уличной плитке.

— Это — гадкие люди! Они уже не раз покушались на нашу студию! Им все мало! Они уже весь Арбат продали коммерсантам! Скоро здесь даже арбатского духа не останется! Тех, что вы видели во дворе, я называю «сладкая парочка». Это глава управы Кол ото в и его заместительница — Курватова. Вы только вслушайтесь в само звучание их фамилий! Этим же все сказано! Наш русский язык, по истине, велик и могуч, — Вера Александровна слегка перевела дух и поправила на себе кофточку. — Они уже несколько раз пытались отобрать у детей студию. Однажды даже чуть на заварили меня с детьми внутри. У них эти самые китайцы так и таскают по дворам тележку с газовой сваркой.

— А откуда здесь китайцы? — перебил ее Воронцов. — Может быть, это вовсе и не китайцы, а какие-нибудь таджики?

— Да нет же! — Даже пристукнула по земле палкой Троицкая. — Именно китайцы! Они здесь у них обосновались уже давно. Думаю, что живут на нелегальном положении. Но у Колотова хорошие связи со всей здешней милицией. Вы обратили внимание, как там прогуливался постовой? Милиция у них в роли чуть ли не личной охраны! Во, до чего докатились! Я как-то пыталась жаловаться местному участковому. Так он меня даже и слушать не стал. Говорит, мол, все по закону. А какой же это закон, когда живого человека в подвале замуровывают?!.

— Вы мне вот что скажите… — остановил ее Виктор Петрович. — Сегодня-то на каком основании они все это проделали?

— А бог его знает… Они мне никаких документов не предъявляли. Просто так взяли — и замуровали! Кажись, в прошлом месяце какой-то суд был, но я на него не ходила, и мне никаких решений никто не присылал…

— Все понятно. — Виктор Петрович поднялся со скамейки и спрятал блокнот с ручкой в карман. — Я вас попрошу сидеть здесь спокойно и никуда не отлучаться.

Нормального разговора с представителями управы, как и предполагал Воронцов, не получилось. Когда он вплотную приблизился к «сладкой парочке», крашеная брюнетка сразу ощетинилась, готовая броситься в бой в любой последующий момент. А мужчина с бабочкой начал как-то странно покачивать бедрами, словно исполняя на помосте латиноамериканскую румбу.

Это выглядело довольно забавно. Но Виктор Петрович решил не поддаваться на провокацию и, собрав в кулак все свое самообладание, спокойно спросил:

— Не могли бы вы объяснить мне, уважаемые господа, на каком основании вами захвачено помещение детской студии «Семицветик»?

Дама, как-то сразу ощетинившись, моментально приняла бойцовскую стойку и двинулась грудью вперед.

— А вы, собственно говоря, кто такой будете, чтобы мы перед вами отчитывались!? Если вы просто прохожий, так и гуляйте себе по Арбату, пока мы сюда милицию не позвали!

— Ну, зачем же так грубо? — попытался примирительно произнести Воронцов.

Но даму уже понесло.

— У нас тут служебные обязанности! А вы тут шляетесь и мешаете администрации управы работать! Я вас тут вижу в первый раз! — она резко повернулась в сторону фланирующего невдалеке милиционера и начала делать ему знаки руками. Но милиционер настолько был занят своими ножными пассами, что ничего не заметил. И продолжил плавно в такт вышагивать взад и вперед по выбранному маршруту. Тогда дама не выдержала и сорвалась на крик. — Товарищ милиционер! Я же вам сигналю! Уберите от нас этого ненормального! Он нам мешает исполнять свои служебные обязанности!

Увидев приближение постового, Воронцов достал из кармана брюк свое служебное удостоверение помощника депутата Государственной Думы и обратился теперь к мужчине с бабочкой.

— Господин Кол ото в, я же всего-навсего прошу объяснить мне, на каком основании было вскрыто помещение детской студии? Неужели на этот вопрос так трудно ответить? Зачем ваша заместительница здесь пытается устраивать концерты?

— Я не понимаю, о чем вы говорите… — Мужчина сделал удивленные глаза и несколько раз качнул бедрами. — Здесь идет плановая работа по обеспечению порядка на подведомственной нам территории… — И он опять несколько раз сделал круговые движения своими довольно обширными бедрами.

— Послушайте! Вы же не в гей-клубе! — не выдержал Воронцов. — Прекратите вилять передо мной своей жопой! Не то я сейчас возьму дрын и пройдусь по ней по всей строгости закона!

— А вот это уже — оскорбление! — как будто даже обрадовавшись, срывающимся фальцетом закричал мужчина. — Мы сейчас на вас протокольчик составим! Чтобы все было чин чином. — Он, вновь сделав едва уловимое движение нижней частью своего тела, повернулся в сторону милиционера и поманил того пальцем. — Голубчик! Идите-ка сюда! Тут вот товарищ оскорбительно отзывается о представителях муниципальной власти. Вы бы проводили его в наше отделение. Так сказать, для профилактической беседы. — Но, видя, что милиционер в нерешительности замешкался, тут же жеманно махнул ему рукой. — Впрочем, ладно. Мы и сами разберемся. Так что вас интересует?

— Меня интересует, на каком основании вы дали указание вскрыть помещение детской студии и опечатали его своими печатями?

— Ну, во-первых, голубчик, помещение вскрывали не мы, а служба судебных приставов. На основании решения суда. А, во-вторых, печати на дверях студии не наши, как вы успели заметить, а муниципального учреждения «Наш Арбат». Так что мы ко всему этому никакого отношения не имеем. — Он опять несколько жеманно вздохнул, повернулся к Воронцову спиной и двинулся в сторону управы, продолжая на ходу все так же мерно покачивать своими толстыми бедрами. Затем на короткое время остановился, повернулся к собеседнику вполоборота и протяжно произнес. — Все вопросы, голубчик, — к службе судебных приставов. Адью!

Виктор Петрович, явно не ожидая такого поворота разговора, пришел в некоторую растерянность.

Когда Колотов уже подходил к ограждению управы, он обогнал его и, буквально преградив дорогу, спросил:

— Позвольте! Но мы не решили главного вопроса: а дети-то теперь куда денутся?..

Словно ожидая этого вопроса, Колотов несколько раз жеманно хихикнул и, показывая пальцем куда-то в сторону, визгливо произнес:

— Экий ты дурачок! Не знаешь, куда своих детишек девать? На панель их! Хоть какая-то польза будет! — И он длинно нагловато захохотал, продолжая свое движение в сторону дверей управы.

Пока Виктор Петрович общался с главой управы (если только это можно было назвать общением), его крашеная заместительница незаметно отскочила в сторону и вполголоса давала какие-то указания китайцам. Которые после каждого сказанного ею слова послушно кивали головами и натужно улыбались. Затем они схватили свою тележку с баллонами и скрылись в подворотне. А брюнетка торжественно прошествовала мимо Воронцова следом за своим начальником в здание управы.

Виктор Петрович еще некоторое время постоял в раздумье посреди опустевшего двора. Окинул взором опечатанную дверь детской студии. И твердо зашагал в сторону Арбата. Туда, где он оставил на скамейке совершенно убитую горем Веру Александровну Троицкую.

А по дороге набрал номер телефона своего близкого товарища, попросив его часам к четырем подъехать по адресу студии, прихватив с собой кое-что из слесарного инструмента.

3

Когда Тимофеич, неловко ковыляя на своей больной ноге, наконец-то, прибыл по указанному адресу, уже начало смеркаться. Но Воронцов подумал, что это даже к лучшему. Так они меньше будут привлекать внимания.

Показав Тимофеичу на опечатанную дверь с большим висячим замком, он только спросил:

— Ты как? Сумеешь вскрыть этот сейф? Или надо вызывать машину с автогеном?

— Обижаешь, начальник. — Надул губы Тимофеич и отошел на пару шагов, что-то примеряя в уме.

Затем достал из своей огромной сумки складную ножовку по металлу и начал прилаживать полотно. Оттуда же — из сумки — извлек баночку с какой-то мазью и начал ею активно смазывать дужку замка.

Закончив предварительные процедуры, ловко примостился сбоку от двери, каким-то невероятным образом выгнулся и принялся пилить замок.

Вся работа заняла у него не более пяти минут. После чего он торжественно выдернул замок из ушек, слегка приоткрыл дверь и провозгласил:

— Извольте! Путь к счастью открыт!

Прежде чем войти внутрь помещения, Воронцов еще раз внимательно изучил полоски бумаги, которыми была опечатана дверь студии. И, удостоверившись, что там нет ни одной печати службы судебных приставов, смело распахнул дверь, предлагая Вере Александровне войти внутрь.

Та на некоторое время будто замерла на пороге. Затем тихонько сделала шаг вперед по лестнице, ведущей в полу подвальное помещение и начала осторожно спускаться.

Привычно нашарив рукой выключатель справа от входной двери, она щелкнула им и замерла в нерешительности, словно боясь, что увидит там что-то совершенно невероятное.

Предчувствия ее не обманули и на этот раз.

То, что предстало глазам Троицкой, Воронцова и Тимофеича, не поддавалось никакому описанию.

Все помещение студии походило на поле недавней битвы. Посреди комнаты валялись порванные детские рисунки и раздавленная керамика. Со стен свисали остатки креплений, на которых когда-то висели детские картины. А в самом центре возвышалась развороченная до неузнаваемости муфельная печь, возле которой прямо на пол была вывалена сухая глина.

Было видно, что кто-то много раз наступал огромными сапожищами в эту самую глину. Потому что грязные следы от нее пересекали всю комнату вдоль и поперек.

Но больше всего Воронцова поразил вид треснувшей иконы Божьей Матери, сиротливо валяющейся под ремесленным верстаком. Божья Матерь с разбитым грязными сапогами лицом смотрела на них с жалостью и укором, как будто взывая о возмездии. При этом лик младенца на ее руках вообще превратился в одно сплошное черное месиво.

Увидев раздавленную икону на полу, Вера Александровна в ужасе попятилась назад и начала истово креститься.

— Господи помилуй! Господи помилуй! Прости нас, Пресвятая Дева Мария! Это нам за грехи наши!

Она опустилась на колени и поползла в сторону лежащей иконы. При этом совершенно не обращая внимание на то, что подол ее платья моментально превратился в одну сплошную грязную тряпку. Она бережно подняла икону с пола и начала вытирать рукавом кофточки, продолжая про себя повторять: «Господи помилуй! Господи помилуй!» Долго и любовно протирала лик младенца. После чего бережно прижала икону к груди и заплакала.

— Господи! Ну за что нам такие муки?.. Что мы плохого сделали этим иродам проклятым?..

Виктор Петрович и Тимофеич аккуратно подняли Веру Александровну с пола и усадили на единственный оставшийся целым стул.

Тимофеич долго моргал глазами, озираясь по сторонам. Затем длинно витиевато в сердцах выругался и достал из кармана пачку сигарет.

— Это ж надо, до такого додуматься?! — выдохнул он вместе с клубами табачного дыма. — Чтоб этим иродам — ни дна, ни покрышки! У нас в армии за такие дела за яйца подвешивали! — Он виновато взглянул на Троицкую и только пожал плечами. — Вы уж меня извините — дурацкая привычка старого армейского старшины. Но уж ноги-то им я бы точно повыдергивал! — Он еще раз обвел взглядом обстановку в комнате. — И что мы теперь, Петрович, будем делать? Это ж — форменное хулиганство! Сюда надо милицию вызывать!

Но Воронцов уже набирал номер дежурного по городу.

— Алло! Девушка? Запишите, пожалуйста, вызов для оперативной группы. Меня зовут Виктор Петрович Воронцов. Я — эксперт Государственной Думы. Пусть приедет бригада и зафиксирует разгром детской художественной студии. Мы будем ожидать на месте. Здесь находится руководитель студии, которая даст необходимые показания.

4

Милиция прибыла часа через полтора. И то лишь после нескольких дополнительных звонков в дежурную часть местного ОВД.

До их приезда Вера Александровна несколько раз порывалась наводить в студии порядок. Но ей постоянно объясняли, что именно это го-то сейчас делать и нельзя. Потому что будет нарушена вся картина происшествия. И тогда она просто бродила по разгромленной комнате, пытаясь найти хоть какую-то мало-мальски сохранившуюся детскую поделку.

Уже перед самым приездом оперативной группы в подвальчик заглянули две пожилые женщины и парень лет двадцати пяти.

Увидев полный разгром, женщины в растерянности остановились на пороге, пытаясь сообразить, что здесь произошло. А парень только присвистнул и, едва кивнув присутствующим, бросился к Троицкой.

— Они все-таки это сделали?! Вот сволочи! Я же говорил! Надо было давно нам с ребятами подпалить их чертову управу!

— Ну что ты, Вадик? Зачем же мы должны уподобляться этим нелюдям? — Вера Александровна сокрушенно развела руками и показала взглядом на икону Богородицы, лежащую поверх разбитых ящиков с глиняными поделками. — Видишь? Они даже Матерь Божью не пощадили. У них ничего святого нет за душой…

Парень тихонько приблизился к иконе, несколько раз перекрестился и надолго приложился к ней своим лбом.

В это время на лестнице раздался шум, и в комнату буквально ввалилась целая группа людей. Из них в милицейскую форму был одет лишь один. А трое парней, на шее одного из которых висела профессиональная фотокамера, и девушка с небольшим чемоданчиком в руке больше напоминали компанию загулявшихся по Арбату туристов.

Один из них — самый поджарый и самый, как показалось Воронцову, деловой, сразу с порога начал задавать вопросы.

— Ну, что? Где тут у нас разбойное нападение? Почему в помещение столько людей? Вы кто? — начал он поочередно тыкать пальцем во всех присутствующих. Потом махнул рукой. — Ладно! Сейчас все по порядку запишем! — Затем повернулся к парню с фотокамерой. — Ты давай, Серега, быстренько запечатли мне всю картинку! Чтобы все было, так сказать, наглядненько! А ты, Надюха, давай быстренько откатай со всех отпечатки пальчиков и состряпай протокольчик на задержание! — Увидев недоуменные и слегка испуганные взгляды присутствующих, он весело рассмеялся. — Шучу! По поводу задержания отложим на следующий раз. Но всех присутствующих попрошу ко мне на дачу свидетельских показаний! Кто тут старший? Кто из вас вызывал оперативную группу?

Парень долго осматривался по сторонам, пытаясь найти место для того, чтобы можно было писать протокол. Подошел к полуразбитому верстаку и, прежде чем смахнуть с него все на пол, позвал фотографа.

— Ну-ка, Серж, быстренько запечатли на память эту незабываемую картинку, и мы тут порядочек наведем. А то совсем работать негде. Что же вы так запустили помещеньице-то? Тут даже присесть представителю правоохранительных органов не на что.

— Вы знаете, молодой человек, тут как бы в некотором роде произошел погром! — неожиданно с некоторым вызовом произнесла Вера Александровна. — У меня тут всегда был идеальный порядок. Дети сюда приходили заниматься художественным творчеством. А теперь здесь — вот это…

— Я так понимаю, мадам, что вы и будете здесь за старшего?

— Я вам, молодой человек, не мадам! — вдруг окрысилась на оперативника Троицкая. — Я — член Союза художников! И вы сюда прибыли не на посиделки, как я понимаю, а для того, чтобы раскрыть это гнусное преступление?!

Оперативник, видимо, не ожидал столь резкого отпора со стороны этой пожилой дамы. Он сразу сменил тон и уже более примирительно произнес.

— Так. Давайте-ка все по порядку. Заявление о происшедшем, я так понимаю, будете писать вы? — он кивнул в сторону Троицкой. — Вот вам листок бумаги и ручка. Подробненько опишите все, что произошло. А я пока опрошу остальных свидетелей. Если не возражаете? — он еще раз кивнул в сторону Веры Александровны.

Та сделала ответный примирительный жест и начала пристраиваться на своем стульчике сбоку к верстаку.

Оперативник тем временем еще раз оглядел присутствующих.

— Ну, с кого начнем?

— Наверное, с меня. — Виктор Петрович подошел к верстаку и достал из кармана свое служебное думское удостоверение. — Это я вас вызывал… извините, не знаю, как вас называть: по званию или по имени-отчеству?… Вот мое служебное удостоверение. А вы нам, кстати, пока никаких своих документов не показывали…

— Разве? — удивился парень. Но тут же полез в карман за документом. — Старший оперуполномоченный УВД Центрального административного округа города Москвы, капитан Белов! А это, — он кивнул в сторону остальных членов группы, — сотрудники нашего оперативного управления. Все их имена, звания и должности будут отражены в протоколе осмотра места происшествия. Это вас устраивает?

— Вполне. — Воронцов спрятал удостоверение в карман и начал давать объяснения. — Как вы знаете, товарищ капитан, уже не первый год у нас в стране ведется борьба с детской беспризорностью. На это бросили огромные силы. Об этом постоянно трубят по всем теле и радиоканалам. А воз, как говорится, и ныне там…

— Я попрошу вас поближе к теме! — нетерпеливо перебил его капитан.

— А это — как раз по теме! — настойчиво продолжил Виктор Петрович. — Одни у нас занимаются борьбой с этим страшным социальным злом, а другие эту самую беспризорность плодят! Я уже замучился говорить о том, что детская беспризорность — это явление сугубо социальное! И возникает она не в следствие каких-то непреодолимых обстоятельств, а в следствие преступных действий конкретных российских чиновников. Теперь о конкретном. Мне вот давеча один здешний чиновник, как я думаю, напрямую причастный к этому погрому, — он обвел руками помещение студии, — предложил отправить всех детей… куда бы вы думали?.. — он в упор посмотрел на оперативника.

— И куда же?.. — слегка усмехнулся тот. — По домам, что ли?..

— Нет, дорогой мой! Он предложил отправить всех детей, которые занимались в этой прекрасной художественной студии… на панель! Вот так вот! А потом мы удивляемся, почему у нас растет детская проституция и педофилия!

— Это все понятно. — Вздохнул капитан. — Но все это не по нашей части. Наше дело разбираться с конкретными преступлениями.

— А это что, по-вашему, не конкретное преступление?! — оторвавшись от написания заявления, вмешалась в разговор Троицкая. — Они же нам губят все подрастающее поколение! Мы этого терпеть не будем!

От ее крика капитан даже подскочил на месте.

— С вами, ма…, извиняюсь, гражданка… — он заглянул в шапку ее заявления, чтобы прочесть фамилию, — с вами, гражданка Троицкая, мы побеседуем чуть позже. А сейчас разрешите мне завершить опрос свидетелей. — Он опять повернулся к Воронцову. — Продолжайте, пожалуйста. Только я очень прошу — ближе к теме!

— Хорошо. — Согласился Виктор Петрович. — Если быть совсем близким к теме, то мы хотели бы знать, кто, когда и зачем учинил погром в этой детской студии. Как я понял из объяснений местного главы управы господина Колотова, это, якобы, делала служба судебных приставов. Но ни о каких возможных действиях этой уважаемой службы никто поставлен в известность не был. Как вы знаете, обычно судебные приставы приглашают на исполнение судебного решения все заинтересованные стороны. При этом составляется соответствующий протокол. Если речь идет всего лишь о выселении, то имущество должника передается ему по описи или аккуратно упаковывается и передается третьему лицу на ответственное хранение. Здесь же мы наблюдаем просто погром. Кроме того, дверь студии опечатана не печатью службы судебных приставов, а неким муниципальным учреждением под названием «Наш Арбат». Что такое — этот «Наш Арбат» и какое отношение он имеет к спору между управой «Арбат» и детской студией «Семицветик», никто не знает. Поэтому я прошу вас установить лиц, взломавших двери студии и похитивших принадлежащее ей имущество.

— Скажите, пожалуйста, вы лично общались сегодня с руководством управы «Арбат»?

— Да.

— И они вам лично заявили, что никакого отношения к событиям в этой студии не имеют?

— Совершенно верно.

— То есть, у вас претензий к руководству управы нет?

— Претензии у меня к ним есть! Но они будут высказаны в другом месте и в другое время!

— Это ваше дело. Я говорю о данном конкретном случае.

— По данному конкретному случаю — нет.

— Ну, что же, мы это так и запишем…

Бригада проработала в помещении студии чуть более часа. Опросив всех свидетелей и саму потерпевшую, наделав массу фотоснимков, прихватив с собой образцы раздавленных детских поделок и сорванных с дверей полосок с печатями, они, наконец-то, двинулись к выходу.

Девушка, бережно прижимающая к груди свой чемоданчик с вещественными доказательствами, на прощание подошла к Троицкой и что-то тихонько шепнула ей на ухо. Затем чмокнула ее в щеку и поспешила вверх по лестнице. А капитан Белов подошел вплотную к Виктору Петровичу и широким жестом протянул для прощания руку.

— Спасибо вам, профессор. Я это искренне, от души! Мы ведь не чурбаны какие-то бесчувственные. У нас тоже есть дети. И я постараюсь, конечно, что-нибудь сделать. Но только, боюсь, что наше руководство все равно все это погасит. Уж слишком здесь торчат уши высоко поставленных московских чиновников. Сами понимаете: Арбат — место весьма привлекательное! Здесь каждый квадратный метр стоит огромных денег. — Капитан тяжело перевел дух и добавил. — А на детей им, действительно, глубоко наплевать! Куда, вы говорите, этот здешний глава решил отправить детей из студии? На панель? Ну-ну!.. — он как-то невесело усмехнулся и еще раз протянул Воронцову руку. — Так что мы все желаем вам успехов. Если что, можете на нас с ребятами рассчитывать. Только, так сказать, в личном качестве. Я вот тут вам свой телефончик на всякий случай написал. — Он достал из кармана пиджака свернутую бумажку и вложил Воронцову в руку.

После этого подошел к Троицкой, взял в свои ладони ее руку и поцеловал.

— Не отчаивайтесь, Вера Александровна… Потому что у вас есть ваши талантливые дети… И такие друзья!..

Не дожидаясь ответной реакции, он резко повернулся на месте и быстро выбежал на улицу… 

 

Глава 3. Прозрение

1

Новый учебный год на факультете журналистики всегда начинался торжественно.

Студенты старших курсов уже заранее готовили свой традиционный «капустник», который одновременно являлся и приветствием, и напутствием вновь поступившим товарищам. А новички уже в первые три дня должны были не только познакомиться с распорядком студенческой жизни, но и выпустить первый номер своего «Студенческого вестника» с описанием своих первых впечатлений от пребывания на факультете.

Что касается традиционного «капустника», то проблем, как всегда, никаких не возникло. Уже третьего сентября руководитель агитбригады доложил заместителю декана, что действо готово, и они в любой момент его продемонстрируют.

А вот со «Студенческим вестником» намечался явный провал.

Уже на следующий день после начала учебных занятий и после первого знакомства с «новобранцами» куратор курса в панике прибежала к заместителю декана и сообщила, что снимает с себя всю ответственность за подготовку новичков к посвящению в студенты.

Ворвавшись в кабинет начальника, она только размахивала руками и страшно таращила глаза.

— Да, вы только послушайте, Аркадий Иванович! Они же практически никто даже толком на русском языке разговаривать не могут! И с фамилиями их у меня в голове полный кавардак! Такое впечатление, что я в Турцию переехала! — Она в бессилии развела руками и бухнулась в стоящее у стены кресло. — Я дала одному из них малюсенькую заметку написать…. Про свой район, из которого он приехал… Так он умудрился в одном предложении сразу восемь ошибок сделать!.. Он в слове «генерал» вместо «е» буквы «и» поставил, а «учитель» написал без мягкого знака на конце… Ну что это такое? Это же просто издевательство над нашим великим и могучим! А у него, между прочим, по русскому языку — самые высокие баллы!..

— Погоди, Анюта… — начал ее успокаивать начальник. — Ты не драматизируй ситуацию! Мы же прекрасно знали, кого принимаем. Сама же работала в приемной комиссии…

— Да-а-а… — только протянула в ответ Анюта и безнадежно махнула рукой. — Уж то, что творилось у нас в приемной комиссии, вообще можно с трудом назвать работой! Я последние две недели вообще домой являлась почти в два часа ночи! Устроили нам эти уроды из министерства сумасшедшие деньки! Их бы самих надо было посадить в приемные комиссии и заставить разбираться во всем этом бардаке!.. — Она бросила на стол замдекана папку с материалами по курсу и твердо произнесла. — В общем — так, Аркадий Иванович! Снимайте с меня кураторство над этим курсом! Не буду я с ними работать! Или я вообще уволюсь с факультета! Лучше пойду в какую-нибудь газету… Или, на худой конец, в любое Интернет-издание… Так честнее будет!

Анюта медленно поднялась из кресла, еще раз кинула взгляд на брошенную папку и заторопилась из кабинета.

2

Аркадий Иванович не стал ей вслед ничего говорить. Да и, что он мог сказать в данной ситуации? Он сам уже целую неделю находился на грани нервного срыва. Ни один сентябрь из последних десяти, проработанных им в стенах журфака, еще не начинался для него так нескладно. И он уже тоже начал задумываться над тем, что, может быть, и ему пора опять возвращаться в реальную журналистику.

Тем более, что не все еще, наверное, забыли некогда широко известное имя Аркадия Полосина.

В свое время многие почему-то считали его настоящую фамилию — Полосин — творческим псевдонимом. А друзья по газете даже постоянно подтрунивали: «Ты, брат, какой-то ненасытный! Тебе стандарт небольшой заметки никак не подходит! Обязательно целую полосу подавай!»

Но полосы ему давали довольно редко. Потому что середина 90-х ознаменовалась для журналистики тем, что большую часть изданий стали занимать сводки экономического характера. И социальные проблемы, о которых писал Полосин, как-то отошли на второй план. Зато буйным цветом начали процветать всевозможные совершенно пустые, как считал Аркадий, глянцевые издания и желтая бульварная пресса. Поэтому уже к концу 90-х он полностью созрел к тому, чтобы покинуть реальную журналистику и перейти на преподавательскую работу. Тем более, что тогдашний многолетний и бессменный декан журфака Ясен Засурский неоднократно делал Аркадию предложение перейти к нему на факультет не только преподавателем, но и его заместителем.

Но, все-таки, Аркадий продолжал сомневаться. И лишь, когда его очередную аналитическую статью по проблемам наркомании в России пустили «под нож», дал, наконец-то, Засурскому свое согласие.

События этого лета и наступившей тревожной осени он предвидел давно.

Проблема ЕГЭ привлекла его внимание еще несколько лет назад. Уже тогда особый склад ума журналиста-аналитика подсказал ему, что эта штучка не так безобидна, как это кажется на первый взгляд. Он перелопатил массу литературы и периодики по проблемам тестовых экзаменов и пришел к совершенно твердому убеждению, что тестовая форма оценки знаний абсолютно не приемлема на экзаменах по предметам гуманитарного цикла. Потому что гуманитарные предметы, к которым он относил, в первую очередь, литературу, историю и обществознание, не поддаются формализации и укладыванию в стандартные тесты.

Ну, как, к примеру, можно определить уровень знаний учащегося по истории, если ты не в состоянии собственными ушами услышать его размышлений и почувствовать ход его мыслей?

А литература? Как можно по каким-то чисто формальным признакам определить, понимает ли экзаменуемый всю полноту художественного замысла автора произведения? Или понять, какое эмоциональное воздействие оказало это произведение на молодого, еще неокрепшего человека?

Он, почему-то, представил себе, что так же кто-то будет и его, Полосина, статьи и очерки оценивать не смыслу, заложенному в них, а по форме и количеству знаков препинания.

Года два назад он впервые познакомился со статьями на тему ЕГЭ профессора Воронцова. И понял, что, не смотря на ряд различий во взглядах по другим проблемам педагогики, здесь они являются полными единомышленниками.

И Аркадий Иванович начал действовать. Тем более, что неожиданно получил поддержку в этом деле не только в лице декана журфака Ясена Засурского, который не стеснялся на всех уровнях абсолютно твердо заявлять о полной порочности ЕГЭ, но и в лице ректора университета Виктора Садовничего.

Правда, позицию последнего Полосин так до конца уяснить для себя и не сумел. Ему почему-то порой казалось, что ректор играет в какие-то известные ему одному игры. И нутром старого газетчика он осознавал, что игры эти, рано или поздно, до добра не доведут.

Год назад ситуация усугубилась тем, что старик Засурский неожиданно подал в отставку с поста декана.

Аркадий, да и не только он один, как-то сразу заподозрил, что здесь не все так просто. Потому что журфак для Засурского был и домом, и службой, и семьей. Но для него специально была введена ничего не значащая почетная должность президента факультета, и старик Засурский полностью смирился со своей участью.

Поговаривали, что все это произошло не без влияния извне. Особенно в связи с его острой критикой ЕГЭ.

А кое-кто с уходом Засурского связал и резкое изменение отношения к этой странной аббревиатуре из трех букв и самого ректора Садовничего. Он сразу стал более покладистым и сговорчивым. Похоже, ему был дан некий сигнал. И даже был запущен слух о его перемещении с поста ректора на подобную почетную, но ничего не значащую, должность президента университета. А на его место стали прочить чуть ли не нынешнего министра образования Фурсенко.

Подобный разворот событий не устраивал никого. И уже тогда Полосин начал подумывать о том, чтобы покинуть раз и навсегда стены ставшего для него родным журфака.

И, хотя все интриги вокруг руководства университета на некоторое время слегка притихли, сам Полосин и его товарищи по факультету больше склонялись к тому, что произошло это исключительно из-за временного компромисса между руководством университета и чиновниками минобра.

Главным компромиссом стало введение ЕГЭ повсеместно по всей стране в штатном режиме. Хотя даже трудно было себе представить, что будет, к примеру, при подобной ситуации с его родным факультетом.

Когда дверь за Анютой закрылась, Аркадий Иванович еще раз невольно мысленно пробежал все возможные варианты для себя лично и набрал номер телефона декана факультета.

3

Совещание руководящего состава факультета в этом году выглядело отнюдь не празднично, как это бывало в прошлом.

И дело было даже не в том, что всем явно не хватало постоянно ворчащего, но довольно отходчивого, старика Засурского, а на его месте теперь восседала молодая энергичная женщина. Эту женщину они знали уже давно, и никакой особой аллергии на ее назначение на эту весьма ответственную, но весьма непростую, университетскую должность ни у кого не было. Просто в воздухе после столь непростого лета и приемной кампании повисла какая-то особая тревога, очень быстро распространившаяся буквально на всех членов педагогического коллектива.

Тем более, что многие из присутствующих знали, что их новый декан, в отличие от старика Засурского, новшества, внедряемые в университете (и в первую очередь, конечно же, ЕГЭ) приняла не просто спокойно. Но даже с некоторым энтузиазмом. Что сразу не понравилось многим из профессорско-преподавательского состава, более ее умудренным жизненным опытом.

Но в целом, Алена Леонидовна производила впечатление человека уверенного в своих силах. И это наставникам будущих журналистов серьезно импонировало.

И все-таки, напряженность чувствовалась во всем.

Когда декан, подойдя к небольшой импровизированной трибунке, начала свою речь со слов «Поздравляю вас всех с началом нового учебного года! По-моему, в этом году мы сделали весьма успешный набор студентов!..», в зале раздался тихий, но совершенно отчетливый, гул неодобрения.

Алена Леонидовна прекрасно знала этот излюбленный прием студентов всех времен. Такой гул сидящих напротив тебя с непроницаемыми лицами людей, как правило, срабатывал безотказно. Ибо, он показывал, что неодобрение действий или слов преподавателя носит всеобщий характер, но определить зачинщика или наказать за это кого-либо конкретно просто невозможно.

Много лет работая со студентами, преподаватели и сами невольно перенимали все студенческие приемы общения, и неизменно использовали их в своей собственной среде.

Поэтому, моментально сориентировавшись в сложившейся ситуации, Алена Леонидовна, словно не заметив возмущения коллег, продолжила:

— Я, конечно же, имею в виду мнение на сей счет руководства министерства образования и науки. Но, так же как и все руководители университета придерживаюсь достаточно осторожной позиции. Думаю, что нам предстоят непростые деньки. И, в первую очередь, нам с вами предстоит выяснить, насколько те высокие баллы ЕГЭ, с которыми прибыли к нам наши сегодняшние первокурсники, соответствуют реальной действительности.

Она как-то беспомощно развела руками и лишь тихонько вздохнула, что сразу же примирило ее со всей аудиторией. Потому что гул моментально исчез, а в глазах некоторых коллег она даже сумела заметить некоторые искры сочувствия.

— Еще раз повторяю, — продолжила она, — мы с вами очень внимательно изучим всю сложившуюся ситуацию и сделаем соответствующие корректировки в организацию процесса обучения. Только еще раз попрошу не драматизировать… Все равно нам не дано что-либо изменить… Я знаю, что многие из вас еще весной участвовали в издании, так называемой, «Белой книги ЕГЭ». И вы, безусловно, вправе иметь свою собственную точку зрения на происходящие процессы. Но сейчас мы имеем дело с уже свершившимся фактом… И нам надо как-то из всего этого выходить с достоинством…

— Ну, что вы, Алена Леонидовна?! О каком достоинстве мы сейчас с вами говорим?! — неожиданно прервал ее Полосин. — Сейчас о достоинстве уже говорить поздно. Это все равно, что пить «Боржоми» когда почки уже отвалились! — Он вскочил с места и размеренным шагом прошел к трибунке. — Чему мы сможем научить студента, который не знает даже элементарных правил русского языка? И это — на факультете журналистики! — Он поднял над головой листы исписанной бумаги. — Мне вот куратор первого курса принесла их так называемые заметки для традиционной стенгазеты. Это же — позор для России! Они слово «генерал» пишут через «и», а в слове «учитель» мягкий знак на конце поставить забывают! Так они скоро вместо «доктор» будут писать «дохтур», а нас с вами будут называть «перподователями»… Дожили! — Он бросил листки на стол декана и пошел на место.

Алена Леонидовна попыталась сделать протестующий жест, но поняла, что джин из бутылки вырвался на свободу.

Преподаватели начали вскакивать с мест один за другим и наперебой высказывать свое возмущение.

— Этого Фурсенко самого бы заставить работать с полуграмотными студентами!..

— Да, чего он понимает-то в нашем преподавательском деле?! Он ведь в вузе никогда толком не работал!..

— А я хотела бы посмотреть на тех придурков из ФИПИ, которые тесты по литературе создавали!.. Это ж надо до такого додуматься: какой породы была лошадь у Вронского?!.

— Их всех надо собрать — этих умников — камень на шею, и утопить, как Герасим свою несчастную Муму!..

— Ну, это вы уж слишком!.. — В растерянности произнесла декан. — Этак мы черт знает до чего договоримся!.. Так ведь нельзя…

— А что можно?! — вдруг вскочила с места вечно молчащая заведующая кафедрой стилистики Николаева. — Вы только подумайте, коллеги! Обычно «неуд», то есть более восьми орфографических и синтаксических ошибок у нас получали всего три-четыре студента. А результаты нынешнего года оказались для нас просто чудовищными. Из двухсот двадцати девяти первокурсников в простеньком тексте на одну страничку восемь и меньше ошибок сделали всего восемнадцать процентов ребят. У остальных, включая пятнадцать, так называемых, «стобалльников» оказалось по двадцать четыре — двадцать пять ошибок. Практически в каждом слове по три-четыре ошибки, искажающие его смысл до неузнаваемости, — она в беспомощности развела руками. — Понять многие слова было просто невозможно. Не сразу ведь сообразишь, что означают «рыца», «двух яростный», «поциэнт», «оррестованы», «че-рез-чюр», «гинирал»… По сути это и не слова, а их условное обозначение. Я двадцать лет даю диктанты, но такого никогда не встречала, — доцент Николаева как-то горестно вздохнула. — По сути, ЕГЭ возвращает нас к наскальным знакам. Он уничтожил наше образование на корню. Это бессовестный обман в национальном масштабе. Суровый, бесчеловечный эксперимент, который провели над нашими детьми. Мы столкнулись с чем-то страшным…

— Мы кого с вами собираемся готовить? — тут же поддержала ее сидящая рядом подруга — тоже вечно отмалчивавшаяся доцент Моргулина. — Будущих представителей четвертой власти или послушных малограмотных холуев? — Она даже резко хлопнула рукой по столу и повернулась всем телом в сторону декана. — Мне вот даже мой младший сын постоянно теперь дурацкие вопросы задает. Он в этом году только в девятый класс пошел, а их уже тоже начали натаскивать на всякие тесты! Так даже я в ужас прихожу от этих вопросов!..

— Ну, дело же, в конце концов, не в этих самых тестах… — Попыталась возразить Алена Леонидовна. — Их же можно и усовершенствовать…

— Да, в том-то и дело, что дело не в тестах! — Опять вскочил со своего места Полосин. — Дело в том, что сама система ЕГЭ убивает классическое фундаментальное образование в нашей стране! Разве это трудно понять? Мы же об этом не раз говорили. Перевод на тестовые экзаменационные задания означает собой переход от логики мышления и логики рассуждения к чисто прикладному восприятию изучаемого материала.

Буквально обескураженная столь бурными выступлениями своих коллег по факультету, декан присела на краешек стула и только беспомощно пожала плечами:

— Я даже не знаю, чего нам теперь делать… Отменить результаты набора уже невозможно… И отчислить их нам до результатов первой сессии будет тоже практически невозможно…

— Думаю, что и после первой сессии вам тоже никто не позволит произвести массовые отчисления, — в раздумье произнес Полосин. — Так что, видимо, придется нам всем засучить рукава и заново обучать этих егешных стобалльников элементарной грамотности…

— Но ведь это же — полный абсурд! — опять вскочила со своего места профессор Пустовалова. — Это же значит, что мы теперь начнем выпускать недоучек!

— А вот этого я вам не позволю! — вдруг прихлопнула ладонью по столу Алена Леонидовна. — Значит, всем нам придется значительно поднапрячься. Теперь мы понимаем, с каким материалом имеем дело, и должны скорректировать свои учебные планы. Попрошу вас, Аркадий Иванович, взять этот вопрос на контроль! — Она повернулась в сторону Полосина и прочертила рукой в воздухе, как будто ставя свою резолюцию.

Тот, в свою очередь, в ответ на ее жест только с сомнением пожал плечами и тихо, но достаточно внятно, произнес:

— Боюсь, что сия миссия неисполнима… — Он сделал ударение в слове «миссия» на последней букве, встал со своего места и вышел из зала.

Глядя ему вслед, профессор Пустовалова только грустно произнесла:

— Похоже, Господь всех нас лишил разума. Это нам наказание за грехи наши. Но, слава Богу, хотя бы у кого-то начинает наступать прозрение…

После ее слов все присутствующие, как по команде, поднялись с мест и двинулись к выходу, оставив декана в полной растерянности.

И только когда уже последний человек покинул зал, Алена Леонидовна вдруг вскочила с места и выбежала в коридор.

— Куда же вы?.. Мы же с вами не определили основные цели и задачи…

— А чего тут определять-то?.. — грустно проговорил уходивший последним профессор Воробьев, — Все понятно без каких-либо резолюций: будем тянуть эту серость в верхние эшелоны четвертой власти!.. — Он как-то невесело усмехнулся и зашагал дальше, оставив декана в одиночестве посреди широкого коридора.

К себе в кабинет Алена Леонидовна зашла в совершенно подавленном состоянии. Бросила листки с заготовленным докладом на стол и устало опустилась на диван. Попросила секретаря Дашу принести чашку чая. Потом долго рассматривала корешки стоящих в шкафу папок, как будто что-то высматривая. Нашла папку с надписью «ЕГЭ. Периодика». Долго листала ее, пока не наткнулась на то, что искала. Это была публикация двухгодичной давности статьи профессора Воронцова «ЕГЭ. Мифы и реальность».

Попросила Дашу ни с кем ее не соединять и углубилась в чтение.

«ЕГЭ. Мифы и реальность»

«ЕГЭ — это странное сочетание из трех букв, больше похожее на очередное ругательство, вот уже не первый год вводит в состояние озноба все российское общество. Возникает законный вопрос: кто и зачем придумал эту головную боль? Кто является заказчиком, исполнителем и потребителем данного образовательного суррогата?

Единый государственный экзамен проводится под лозунгами: «Доступность. Повышение качества. Эффективность управления». В 2005 году в сферу ЕГЭ было втянуто 78 субъектов Российской Федерации, 853 тысячи выпускников школ, 1543 вуза и 1765 ССУЗов. А в 2007 году в «эксперименте» участвовали практически все субъекты Федерации.

Так что же такое ЕГЭ на самом деле? Откуда он появился и какую задачу преследует? Сегодня, в погоне за уходящим от нас поездом мирового образовательного сообщества, мы порой бездумно копируем полностью отжившие системы. Одной из таких систем является ЕГЭ. Первые аналоги ЕГЭ появились во Франции в конце 60-х годов. Французское правительство, озабоченное массовыми студенческими выступлениями, пошло на популистские меры. Было объявлено о начале политики социальных преобразований, которые будут способствовать доступности высшего профессионального образования для всех. (Этот же тезис стоит на первом месте и в концепции ЕГЭ в России) Данный лозунг был весьма привлекателен. Но механизм его реализации не сработал. И уже через несколько лет стало совершенно очевидно, что введение единого государственного экзамена и замена им традиционных вступительных экзаменов в вузы привело к полному размыванию всей системы высшего образования. Резко упало качество знаний поступивших, и начался неминуемый процесс отсева вновь принятых студентов за неуспеваемость. Большая часть бюджетных мест оказалась занятой полуграмотными недоучками. А огромная масса по-настоящему талантливых абитуриентов осталась за бортом. Результатом этого стала еще большая социальная напряженность. И уже через 7 лет правительство Франции вняло пожеланиям своего образовательного сообщества и ушло от ЕГЭ, как от главной и основной формы приема в вузы. Этот экзамен остался только в качестве вспомогательного при наличии традиционных вступительных испытаний.

Однако опыт Франции очень быстро был перенесен на другую почву — в США. Сделала это команда Александра Кинга, при активном участии которого происходило реформирование всей системы образования в США в конце 60-х — начале 70-х годов 20-го века. Американцы весьма увлеклись тестовой системой оценки знаний и возвели ее в полный абсолют. Сегодня — через тридцать лет после начала этого «эксперимента» — они пожинают плоды данного действия. В феврале 2005 года на конгрессе американских губернаторов самый богатый человек планеты американец Билл Гейтс сделал сенсационное заявление. Он сказал, что «американская система образования фактически умерла, потому что она полностью утратила свой фундаментальный характер». Выпускник американской школы, по словам главы «Майкрософт», не в состоянии более производить интеллектуальный продукт. Он превратился в потребителя. А вся система образования полностью скатилась на прикладные рельсы. Уровень образования в США достиг, по его словам, самого низкого значения за весь двадцатый век. Одной из причин данного явления стала совершенно неадекватная система оценки знаний учащихся и значительные упущения в содержании образования.

Начиная работу по внедрению в России единого государственного экзамена, наши «реформаторы» из Высшей Школы Экономики фактически за образец взяли американскую модель. И это весьма настораживающий фактор. Тестовая система оценки знаний, безусловно, имеет право на существование. Более того, она может стать важнейшим дополнительным средством при определении уровня эрудированности учащегося. Но эта система не может и не должна быть главной, определяющей системой оценки истинного уровня подготовленности ученика к дальнейшему продолжению профессионального образования. Поскольку при тестовой оценке знаний особо велик риск ошибки. Ибо, любой тест по своей сути — викторина. А в любой викторине присутствует и элемент удачи, и элемент неудачи. Поэтому наиболее оптимальной системой, как утверждает бывший директор Центра тестирования Министерства образования и науки Владимир Хлебников, является не ЕГЭ, а «единое государственное оценивание». Оно состоит из совокупности тестовых оценок, полученных учеником на протяжении всего процесса обучения в школе и по результатам обучения (собственно ЕГЭ), результатов его участия в различных олимпиадах и творческих конкурсах и, наконец, из вступительных испытаний, проводимых конкретным вузом, в который он поступает. Только это может дать наиболее объективную оценку знаний ученика и полностью исключить элемент досадной случайности.

Как неоднократно заявлял ректор МГУ Виктор Садовничий, «мы должны полностью исключить возможности поступать в вузы бездарям и открыть широкую дорогу талантам». И в этом есть глубокий социальный смысл.

Это приобретает особое значение в свете современных тенденций развития мировой экономики. Ни для кого не секрет, что уже через 25–30 лет главным мировым экономическим рынком станет рынок новых информационных технологий и научных разработок. Именно с этого рынка мы рискуем быть вытеснены уже сегодня. Тогда мы превратимся в примитивных потребителей данной продукции, не способных к самостоятельному производству ее. И это значит, что Россия окончательно и навсегда утратит статус великой мировой державы.

Но есть и еще один немаловажный аспект данной проблемы. Ни для кого не секрет, что наша страна сегодня занимает одно из ведущих мест в мире по уровню коррупции. Начиная эксперимент по внедрению ЕГЭ, его разработчики настойчиво убеждали нас в том, что это позволит снизить уровень коррумпированности при поступлении в вузы. По их мнению «теневой образовательный рынок» должен был сократиться многократно.

Что же мы видим на самом деле? На коллегии был представлен вариант перевода ЕГЭ на региональный уровень по автоматизированной информационной системе «Экзамен», разработанной коммерческой структурой «КРОК Инкорпорейтед». По данной методике в 2005 году ЕГЭ проводился в 5 регионах страны (в этом учебном году планируется в 10 регионах). Суть данной методики примитивно проста. Больше не будет единых государственных обезличенных бланков, имеющих несколько степеней защиты. Все бланки ЕГЭ будут печататься непосредственно в пунктах проведения ЕГЭ в регионах и будут именными: вплоть до указания точного места, на котором будет сидеть сдающий экзамен выпускник, и номера его варианта. Если учесть, что проверку и обработку данных ЕГЭ будет осуществлять все та же коммерческая структура — «КРОК Инкорпорейтед», возникает не просто лазейка, а целые ворота для коррупции. То есть мы видим, что уровень коррупции не сокращается, а переносится на другие этажи. И это чревато для России тяжелыми последствиями. Потому что может наступить момент, когда манипуляции с оценкой знаний учащихся станут достоянием широкой общественности. И это непременно приведет к подрыву мирового авторитета российского образования в целом и выталкиванию егоза пределы мирового образовательного сообщества. Ибо, никто не пожелает признавать российские документы об образовании, полученные мошенническим путем.

Следующий девиз ЕГЭ гласит: «Повышение качества». И это весьма проблематично. Ибо повышение качества осуществляется в процессе обучения школьника. Если тестирование использовать, как рабочий инструмент учителя, то его нужно проводить планомерно и неоднократно на протяжении всего курса обучения. Иначе все теряет свой изначальный смысл. Ибо говорить о какой-либо корректировке после окончания учеником школы совершенно бесполезное занятие. Никогда разовая итоговая оценка знаний не работала на повышение качества этих знаний. Если же речь идет о повышении качества работы учителя, то на данные процессы влияют совершенно иные факторы. И уж тем более никак не может эта тестовая викторина показать просчеты и недостатки в работе педагога. Таким образом, лозунг «Повышение качества» никак не соотносится с фактом проведения единого государственного экзамена.

Ну и, наконец, третий лозунг ЕГЭ «Эффективность управления» вообще не имеет никакого отношения к оценке знаний учащихся. По самому своему определению не может ЕГЭ влиять на эффективность управления. Потому что, во-первых, сдается он не по всем предметам. А, во-вторых, тестовая система оценки знаний никогда не давала качественных показателей, без которых невозможно определить наиболее слабое управленческое звено.

Еще один миф, связанный с разработкой и внедрением ЕГЭ, — повышение уровня доступности высшего профессионального образования для молодежи из отдаленных регионов страны и из малообеспеченных семей. На самом деле к решению данной социальной проблемы ЕГЭ так же не имеет никакого отношения. Ибо, главная задача заключается не в том, чтобы сдать экзамен в вуз и поступить туда на обучение. Будущий студент должен иметь социальные гарантии успешно закончить обучение в вузе, получить желаемую работу по специальности и стать полноценным производителем материального и интеллектуального продукта.

Долгое время к ЕГЭ привязывали другое новшество — ГИФО. Это государственные именные финансовые обязательства, которые; по мнению разработчиков проекта, должны были частично покрыть расходы на обучение студента в вузе. Однако идея ГИФО, похоже, уже окончательно похоронена. Во всяком случае, об этом механизме больше никто всерьез не вспоминает. Сегодня речь идет об образовательных кредитах и субсидиях. Законопроект об этом давно и безнадежно завяз в стенах Государственной Думы, гуляет по думским кабинетам и, скорее всего, в ближайшее время в свет не выйдет.

До сих пор настораживает экспертов и качество разработки контрольно-измерительных материалов (КИМов). В них постоянно обнаруживаются ошибки и неточности. А это означает, что никто не может при такой ситуации гарантировать объективность оценки по ним. К сожалению, ошибок при разработке КИМов не удастся избежать до тех пор, пока в России не появятся, наконец, полноценные, отработанные на всех уровнях образовательные стандарты. Именно на эту задачу сегодня Министерству образования и науки и Федеральному агентству по образованию надо направить все свои силы вместо того, чтобы постоянно латать дыры при проведении ЕГЭ.

Есть еще целый ряд факторов, заставляющих весьма осторожно подходить к внедрению ЕГЭ. Это и весьма слабая технологическая проработка самого процесса, и неподготовленность кадров, и слабая материально-техническая база пунктов приема ЕГЭ, и высокая затратность всего процесса. Так в 2005 году непосредственно на проведение ЕГЭ только из Федерального бюджета было затрачено 543,4 млн. рублей, а всего за все годы «эксперимента» из государственного бюджета на ЕГЭ было потрачено около 370 миллионов долларов.

При такой ситуации торопливость, с которой Министерство образования и науки России во главе с господином Фурсенко пытается узаконить ЕГЭ в качестве основного и единственного инструмента для поступления выпускников школ в высшие учебные заведения страны, вызывает недоумение.

И это настраивает на весьма пессимистический лад. Так как в данном случае тайфун по имени «ЕГЭ» грозит захлестнуть своей стихийной волной всю систему российского образования и выбросить нашу страну на задворки мировой экономики».

Дочитав последние строки, Алена Леонидовна надолго задумалась. Потому что все это наводило на довольно грустные размышления. А ведь эксперты, много лет выступавшие против введения ЕГЭ в штатном режиме, кажется, во многом были правы. И теперь это проявилось с полной отчетливостью. А Пустовалова, которую не только студенты, но и многие преподаватели за глаза называли на факультете «старой каргой», говоря о не ком прозрении, была очень близка к истине.

Жаль только, что прозрение это всегда наступает слишком поздно.

Она еще раз перелистала статью Воронцова и решительно двинулась к своему рабочему столу, на котором уже лежала подборка статей по поводу ЕГЭ из официальной «Российской газеты».

Заваленный ЕГЭ Новые правила приема загнали вузы в тупик

Ирина Ивойлова. «Российская газета» — Федеральный выпуск № 4961 (137) от 28 июля 2009 г.

Вчера вузы вывесили первые списки абитуриентов — кандидатов на зачисление. Приемные комиссии стонут: им приходится отыскивать будущих студентов из десятков тысяч абитуриентов.

Некоторые вузы захлестнул настоящий абитуриентский вал. Причем самый большой наплыв — туда, где зачисляют только по результатам ЕГЭ и не проводят собственных вступительных экзаменов. Всего таких вузов 24.

В МГИМО, где есть обязательный дополнительный экзамен по английскому языку, подано лишь 3678 заявлений. А РГГУ, где для поступления на большинство специальностей достаточно свидетельства ЕГЭ, — 62 тысячи!

В МГУ, который проводит собственные испытания, картина привычная: на мехмате, к примеру, конкурс около четырех человек на место. Зато в МЭСИ на специальность «психология» на одно место претендует 14 человек, на «статистику» — 100, а на «государственное и муниципальное управление» — 214! Для сравнения возьмем и АНХ при правительстве РФ, где тоже надо сдавать лишний экзамен: здесь даже на самую престижную специальность «национальная экономика» конкурс как минимум в десять раз меньше, чем в МЭСИ.

То, против чего во многом был задуман ЕГЭ, а именно — экзамен при поступлении, сейчас в каком-то смысле стал палочкой-выручалочкой для этих 24 вузов: спас приемные комиссии от десятков тысяч поступающих и помог распознать тех, кто действительно хочет и способен учиться.

Ректор МГЮА Виктор Блажеев высказывается откровенно: «Я даже не знаю, что мы делали бы без вступительного испытания».

Всего абитуриентов в МГЮА — 10 тысяч. Это смешная цифра для ответственного секретаря приемной комиссии МЭСИ Елены Завражной: через ее руки прошло 32 000 заявлений.

— Приемная комиссия работает по 12 часов в день, включая выходные, — рассказывает она. — Мы превысили все сметы на покупку канцтоваров, трижды уже докупали скоросшиватели, ручки, бумагу… Чтобы абитуриенты не толпились, завели электронную очередь. И все равно задыхаемся от работы. Сейчас одни ребята понесут подлинники, другие будут забирать документы — придется как-то разводить эти толпы.

Остро обозначилась и еще одна проблема. Провозглашенная с ЕГЭ доступность высшего образования для школьников из глубинки оказалась не такой уж и доступной. Да, копии свидетельств можно отправить по почте, но времени утех, кто, допустим, поступал на творческие и физкультурные специальности, было очень мало. Уже 5 июля закончился прием документов во ВГИК, ГИТИС, Щукинское, Щепкинское училища, спортивные вузы. Успели не все.

— Экспресс-почта доставляет бумаги за день, но за услуги надо платить. Обычная — как получится. К началу творческих испытаний были звонки в приемную комиссию от тех, чьи документы застряли в пути, — делился ректор ВГИКа Владимир Малышев.

Впрочем, со многими из тех, кто уложился с документами в срок, ситуацию благополучной тоже не назовешь. Скажем, тот же МЭСИ завален заявлениями от абитуриентов без указания специальности, на которую они хотят поступать, и не с теми результатами ЕГЭ, которые нужны. Кто-то не смог даже правильно написать название вуза.

— Ребятам все равно, где учиться, — комментирует Елена Завражная. — А что касается доступности высшего образования, то как можно об этом говорить, если мы не можем обеспечить иногородним ребятам место в общежитии? Хотя некоторым льготникам оно обязательно должно предоставляться: детям-сиротам, чернобыльцам из зоны отселения.

В этом году в МЭСИ выделена всего 21 (!) койка для первокурсников, в РГГУ мест в общаге нет вообще. Но никого это не останавливает. Абитуриенты вошли в раж — бюджетное место любой ценой. И тут явные преимущества — у городских выпускников. Как ни крути, ЕГЭ в целом они сдали лучше, чем сельские.

Московская государственная академия ветеринарной медицины и биотехнологии им. К.И. Скрябина — вуз, рассчитанный в основном на сельскую молодежь. Но если бы не усилия ректора Федора Василевича по целевому набору ребят из глубинки, почти все места могли бы достаться москвичам.

— Вы думаете, городские поедут работать в село? Я весь год ездил по колледжам и техникумам, приглашал выпускников из десяти российских регионов учиться в академию, — объясняет ректор академии.

Остальные места в академии — для конкурсного приема. Кого возьмут — будет ясно уже 4 августа, когда вузы опубликуют первый приказ о зачислении.

Как вузы выбирают студентов из десятков тысяч абитуриентов?

В Рособрнадзоре уверены: процедура продумана до мелочей и покажет, какие учебные заведения достойны высоких строк в рейтингах. Лучшие наберут абитуриентов в первой же волне.

В самих вузах о зачислении говорят с тревогой. Как быть с теми, кто набрал равное количество баллов, более или менее ясно. Так, можно принять во внимание «портфолио» абитуриента: участие в конкурсах, олимпиадах, учесть оценку по профилирующему экзамену, в конце концов время сдачи подлинника (чем раньше, тем лучше). А вот что делать с льготниками, которые имеют право внеконкурсного зачисления?

Из-за возможности подавать документы в разные вузы и отправлять по почте на некоторые специальности заявлений от льготников больше, чем бюджетных мест. Такая ситуация во многих гуманитарных вузах — социальных, педагогических, юридических. Один из ректоров признался: очень надеется на то, что не все принесут подлинники. А если документы сдадут все? Придется зачислять?

— Вуз должен провести среди льготников конкурс и решить, сколько мест может выделить для такой категории, — говорит Сергей Игнатьев, начальник отдела высшего профобразования и федеральных университетов Рособразования.

Однако, по мнению ректора МГЮА Виктора Блажеева, закон такой возможности не дает: «Вот если бы в законодательном порядке было закреплено — вуз должен такой-то процент мест отдавать льготникам, например 10 процентов, — другое дело».

Большинство льготников-внеконкурсников имеет низкие баллы по ЕГЭ. Где гарантии, что они смогут учиться в вузе? Хорошо, когда после первой же сессии отчисляется два-три человека, а если полгруппы?

А вот еще одна неприятность для гуманитарных вузов: этот набор может оказаться девичьим. Девушки, как правило, лучше сдают ЕГЭ и имеют больше шансов сесть на студенческую скамью. Раньше парней изо всех сил тянули на вступительных экзаменах, а теперь как их заполучить?

Несмотря на фантастический конкурс, ни один вуз пока не может с уверенностью сказать, что выполнит план набора и найдет сильных студентов.

Прямая речь

Сергей Шатунов, помощник главы Рособрнадзора:

— Допустим, на 20 мест претендуют 100 человек. Вчера этот список из 100 человек появился в приемной комиссии и на сайте вуза. Абитуриенты распределены в нем по количеству набранных баллов. Первые 20 — главные кандидаты на зачисление, у них самые высокие баллы. Если бы все они принесли подлинники, вуз зачислил бы их и закончил набор.

Так и будет у ведущих вузов. У остальных возможен другой сценарий. Допустим, из первых 20 человек подлинники принесут десять. 4 августа в приказе на зачисление будут их фамилии. Еще десять, которые не представили подлинники, из кандидатов выбывают. Остается 80 человек — на десять свободных мест.

5 августа вывешивается второй список десяти кандидатов с самыми высокими баллами и резервный — в нем 70 человек. К 13 августа вторая десятка должна принести подлинники. Не принесли — место свободно для резерва. 21 августа — последний приказ о зачислении.

Что показали новые правила приема:

— высокий конкурс 200–300 человек на место не отражает реальной ситуации: многие вузы могут остаться без студентов;

— вузы не готовы к многотысячному наплыву абитуриентов: приемные комиссии вынуждены работать в авральном режиме;

— абитуриенты подают документы по принципу «хоть куда, лишь бы на бюджет»;

— не ясно, как быть с льготниками, которые имеют право на внеконкурсный прием;

— вузы не могут обеспечить всех иногородних студентов общежитием.

Вне конкурса в вузы принимаются:

— дети-сироты и дети-инвалиды;

— граждане до 20 лет, имеющие только одного родителя-инвалида I группы;

— военнослужащие-контрактники.

Преимущественное право при зачислении имеют:

— лица, вернувшиеся со службы в армии;

— дети военнослужащих, погибших при исполнении служебных обязанностей и из-за военной травмы.

Когда можно стать студентом:

4 августа — первый приказ о зачислении абитуриентов из первого списка;

5 августа — второй список на зачисление и список резерва;

13 августа — второй приказ о зачислении из второго списка;

21 августа – зачисление из списка резерва.

Берут числом

Татьяна Ткачева, Воронеж

– В этом году на долю абитуриентов и их родителей выпало больше сложностей. Возросла психологическая нагрузка, так как стало больше возможностей для поступления , — сочувствует вчерашним школьникам ректор Воронежского госуниверситета Владимир Титов.

В медакадемии на каждое место — от шести до сорока желающих. И это при том, что большинство поступает сюда по целевому направлению. В остальных вузах самый высокий конкурс, как правило, на экономические специальности: не меньше 20–30 человек на место.

В забытьи физика, химия, математика и филология, некоторые технологические и педагогические специальности. Однако и в педуниверситете сейчас удивляются рекордам. На информатику — 56 заявлений на место. Все вузы боятся, что не наберут договорников.

– Ажиотаж абсурдный – дети просто не знают, куда идти… – считает проректор строительного университета Владимир Григораш. – Ведь когда человек подает заявления на гуманитарный и на ветеринарный факультет, это значит, что ему все равно, чему учиться. В прошлом году один мальчик с 96 баллами по математике все не мог решить, куда подлинники сдать. Пришел к нам в последний день за полчаса до окончания приема документов. Сдал – и тут же попросил обратно. Обежал два вуза, везде опоздал, вернулся к нам в слезах. А время вышло. Такая процедура поступления – издевательство. ЕГЭ хорош только для оценки промежуточных знаний. А в вузе лучше традиционный экзамен – он и глубже, и человечнее.

Мода на чиновника

Ольга Журман, Владивосток

Вчерашние школьники мечтают поступить учиться на специальности, так или иначе связанные с государственным и муниципальным управлением. Чиновниками быть модно. Конкурс на эти специальности самый большой — до 70 заявлений на место. Не снижается популярность профессий экономистов и юристов.

— Сейчас мы проводим собеседования с абитуриентами. Это совсем не обязательная процедура, но она позволяет нам помочь абитуриентам разобраться со своими шансами и ситуацией. Ведь многие подали заявления сразу на несколько специальностей. Мы помогаем определить будущим студентам реальные шансы, — говорит проректор по довузовскому образованию ДВГУ Андрей Шушин. — Такую же работу ведем с абитуриентами-льготниками, поступающими на бюджетные места. Ведь они тоже подавали несколько заявлений и сейчас должны сделать выбор.

Во Владивостокском государственном университете экономики и сервиса (ВГУЭС) больше всего заявлений на специальность «государственное и муниципальное управление». Меньше всего желающих быть специалистом в области информационных систем, эксплуатации транспортных средств, экологии и природопользовании..

Всего ВГУЭС получил 10 тысяч заявлений на тысячу бюджетных мест. По поводу льготников здесь ответили кратко: обязаны — примем.

Владимир Кузнецов, проректор Владивостокского государственного медицинского университета уверен: «Определить, насколько объективно оценили знания наших школьников на ЕГЭ, можно будет только тогда, когда они уже начнут учиться».

Страдания профессуры

Евгения Цинклер, Санкт-Петербург

Самый высокий конкурс в Санкт-Петербургском государственном инженерно-экономическом университете (ИНЖЭКОНе) — 28 человек на место. Самая востребованная специальность — «Связи с общественностью» в Санкт-Петербургском государственном университете экономики и финансов: 188 человек на место. Половина абитуриентов — из провинции.

— У нас очень сильно увеличилась нагрузка. Выпускники относят документы сразу в несколько вузов и просто ждут результатов, — сетует Игорь Левин, член приемной комиссии ИНЖЭКОНа. — В прошлом году средний конкурс у нас был восемь человек на место, а в этом — сорок!

В творческих вузах новыми правилами поступления откровенно недовольны. В Санкт-Петербургской консерватории говорят, что из-за ЕГЭ потеряли в этом году как минимум пятерых очень талантливых ребят.

Творческие люди имеют не совсем обычный склад ума, который совершенно не учитывается ЕГЭ, – говорит исполняющий обязанности ректора консерватории Сергей Стадлер. – Выходит так, что по-настоящему талантливые люди не могут поступить в консерваторию. У нас кафедра хочет взять талантливого юношу, профессора буквально рыдают – а парень, как выясняется, вообще не имеет права поступать, потому что у него низкий балл ЕГЭ.

Лидируют экономисты

Наталья Решетникова, Новосибирск

Максимальный конкурс в вузах по-прежнему на специальности «юрист» и «экономист». В Новосибирском госуниверситете в лидерах экономфак — 1150 заявлений, на факультет бизнеса Новосибирского государственного технического университета подали документы 905 абитуриентов. «Финансы и кредит» в Университете экономики и менеджмента — 985 заявлений. Конкурс составляет от 30 до 40 человек на одно бюджетное место. В то же время на специальности «инженер» и «физик» конкурса порой нет вообще — возьмут всех, кто подал заявления.

Сегодня многие вузы опасаются, что бюджетные места займут абитуриенты со справками об инвалидности, а потенциально лучше подготовленные, талантливые и способные ребята останутся не у дел или будут вынуждены идти на платное обучение.

Ситуацию с льготниками необходимо тщательно проанализировать, возможно, необходима некоторая корректировка документов по поступлению. Однако льготы для поддержки инвалидов, способных продолжать обучение, должны сохраниться, считает начальник областного управления лицензирования, государственной аккредитации и контроля в сфере образования Надежда Ваганова.

 

Глава 4. Неподсудный

1

Здание Верховного Суда на Поварской улице никогда не вызывало у Воронцова никакого особого трепета. Обыкновенный серо-желтый, слегка мрачноватый дом, зажатый такими же мрачными домами в узких приарбатских переулках. По сравнению с ним даже здание знаменитого Дома Литераторов, находящееся буквально на соседней улице, выглядело намного более помпезно и элегантно.

Впрочем, видимо, для такого учреждения как Верховный Суд и не требовалось особой внешней презентабельности и привлекательности. Ибо, как понимал Воронцов, решались в нем вопросы далеко не праздничного характера.

Правда, неказистость внешнего вида этого учреждения полностью компенсировалась внутренней помпезностью. Мраморные полы, обилие стекла и зеркал, а также высокие потолки сразу приводили прошедших сюда через узкий подъезд с милицейскими кордонами в некий трепет и заставляли задуматься о бренности жизни.

Огромное электронное табло сбоку от входа высвечивало информацию по всем делам, которые рассматривались в данный день. И это чем-то напоминало железнодорожный вокзал. Только пассажиров под этим табло было всегда немного. И, едва взглянув на его содержание, они бежали вслед за сопровождающими их лицами.

Сопровождающие, как экскурсоводы в музее, были здесь тоже элементом обязательного обихода. Без них попросту никого через кордон не пропускали. И они не давали прибывшим вдоволь налюбоваться на всю пышность и красоту уникальной отделки внутри здания, словно боясь, что те ее невольно сглазят. Они поторапливали посетителей у барьеров гардероба и побыстрее заталкивали в кабины лифта. Которые тоже по своей внутренней отделке в большей степени подходили для какого-нибудь международного отеля.

В этот раз Виктор Петрович даже не стал останавливаться для того, чтобы рассмотреть всю прелесть внутреннего убранства храма Фемиды. Он быстро, по-деловому пробежал в холл гардероба, сбросил свой плащ и направился вслед за сопровождающей его девушкой к лифтам.

Кабинка бесшумно проскользнула до третьего этажа. И, когда двери ее открылись, Воронцов увидел в холле перед залом заседаний большую толпу журналистов и несколько телекамер.

Моментально среагировав на его появление, те сразу же, перегоняя друг друга, двинулись ему навстречу.

Честно говоря, Виктор Петрович не ожидал такого интереса СМИ к сегодняшнему судебному разбирательству. Ему казалось, что процесс введения в России, так называемого, единого государственного экзамена уже принял необратимый характер. И только он, да небольшая группка родителей, интересы которых он сегодня будет представлять в суде, пока еще продолжают на что-то надеяться.

Хотя, надеяться, по сути, давно уже не на что. Потому что многое в этой стране давно уже решается не благодаря, а вопреки здравому смыслу. И букве закона. И то, что все последние годы происходило в России в связи с введением ЕГЭ, представляло собой один огромный театр абсурда.

Вот и сегодня он прибыл в Верховный Суд без каких-либо иллюзий, заведомо зная, какое решение здесь будет принято. И лишь чувство ответственности перед доверившимися ему простыми гражданами страны заставило его сегодня перешагнуть порог этого помпезного учреждения. Но всего этого он не мог сказать журналистам. Не только по соображениям этики, но и в соответствии с правилами игры в судебных инстанциях.

Первыми возле профессора, как и полагалось по неписанному «Табели о рангах», оказались представители главного российского телеканала. Они быстро установили телекамеру и подсунули ему к самому лицу, так называемую, «пушку» — пушистый микрофон на длинной металлической трубке. Следом за ними, чуть сзади, соблюдая определенную дистанцию, пристроились представители других телекомпаний. И тут же, видимо, на правах старшего, корреспондент российского телевидения задал вопрос:

— Чего вы ожидаете от сегодняшнего процесса?

Вокруг моментально наступила тишина. На Воронцова устремились сразу более десятка пар глаз. Но он только пожал плечами.

— Я-то, собственно говоря, ничего… Думаю, что вопрос уже решен… Не здесь… — он кивнул головой на закрытую дверь зала судебных заседаний. — Вопрос уже решен на самом высоком уровне. Причем без мнения граждан этой страны. У меня абсолютно нет никаких иллюзий в отношении сегодняшнего заседания суда. Могу с уверенностью сказать лишь одно: если суд примет чисто правовую позицию, приказ министерства образования и науки о введении ЕГЭ должен быть отменен. То есть, соответственно, должно быть отменено решение суда первой инстанции, признавшего правоту российских чиновников. Но, если у суда уже имеется политическая установка на сохранение в России ЕГЭ, результат полностью предсказуем…

— И все-таки, — не унимался корреспондент, — как вы намерены доказывать свою правоту? У вас есть какие-либо серьезные аргументы в поддержку вашей позиции?

— Аргументы остаются прежними, — пожал плечами Виктор Петрович. — В России до сих пор нет ни одного утвержденного в соответствии с нормами закона стандарта общего полного среднего образования. А, следовательно, проводить экзамены с использованием тестов, якобы, разработанных на основе этих самых стандартов, — полный абсурд. Для всего мира в подобном случае мы будем походить на чеховскую «Палату номер шесть».

— То есть, вы хотите сказать, что у чиновников минобра не все в порядке с головой? — вмешался в разговор корреспондент из другой телекомпании, буквально подсунув ему под нос зеленый микрофон с тремя буквами «РБК». — Может быть, уточните, у кого именно? У господина Фурсенко? Или у кого-то из его подчиненных?

— Я понимаю, о чем вы говорите, — моментально среагировал Виктор Петрович. — Но пусть это останется на уровне ваших догадок. О моем личном отношении ко всему, что делает гражданин, называющийся сегодня министром образования и науки России, вы прекрасно знаете. Думаю, что и у него, и у его сотрудников с головой все в порядке. Ибо, они четко осознают, что делают. Скорее всего, «Палата номер шесть» — это все мы с вами. И особенно те педагоги, вузовские преподаватели, да и сами руководители вузов, которые радостно хлопают в ладоши, ожидая, что ЕГЭ избавит их ото всех проблем.

— То есть, вы хотите сказать, что во всем виновато само образовательное сообщество?

— Да! Именно это я и хотел сказать! — Виктор Петрович резко отвернулся в сторону, давая понять, что интервью окончено.

В этот момент дверь зала судебных заседаний тихонько приоткрылась, и оттуда бочком вышла девушка-секретарь. Она оглядела присутствующих в холле и громко спросила:

— Кто здесь будет профессор Воронцов?

Увидев поднятую руку, она подошла к Виктору Петровичу и уже нормальным голосом сообщила.

— Вам придется обождать. Заседание судебной коллегии немного задерживается. Мы вас пригласим, когда нужно. А сейчас прошу вас присесть в холле и не устраивать здесь импровизированных пресс-конференций.

После чего она, не обращая ни малейшего внимания на наставленные в ее сторону телекамеры, так же тихо проскользнула внутрь зала.

2

Заседание кассационной коллегии Верховного Суда началось с опозданием более чем на час.

Все это время журналисты в холле что-то бурно между собой обсуждали.

Виктор Петрович даже не пытался вслушиваться в их разговоры. И лишь однажды до него совершенно явственно донеслась фраза: «Они, наверное, проводят спешные консультации с представителями администрации президента! Боятся впросак попасть!» Скорее всего, эта фраза принадлежала бородатому мужику с фотокамерой на груди, который то и дело бегал в курительную комнату. И каждый раз, возвращаясь оттуда, нетерпеливо прохаживался вдоль запертых дверей зала заседаний.

Но вот, наконец-то, двери широко распахнулись, и все та же девушка-секретарь торжественно возгласила: «Участников процесса прошу зайти в зал и занять свои места!»

Еще находясь в холле, Воронцов пытался угадать из множества людей, пришедших на заседание, представителей министерства образования и министерства юстиции. И лишь теперь он заметил, как из глубины коридора выдвинулись три невзрачные на вид женщины и, пройдя мимо суетящейся прессы, заняли места в первом ряду.

Сам же Воронцов уверенно прошел к отдельному столику слева от возвышения, на котором находились кресла членов кассационной коллегии. Напротив него, по правую сторону, за таким же столиком заняла место женщина в мундире прокурорского работника.

Представители СМИ начали активно занимать места в зале, а телеоператоры — суетливо расставлять свою аппаратуру. Один из них разместился вместе со своей камерой прямо перед представительницами министерств в первом ряду. На что девушка-секретарь тут же сделала им громкое замечание: «Пожалуйста, не закрывайте обзор ответчикам! Иначе они не смогут принимать участия в процессе!»

Оператор с недоумением взглянул на женщин из первого ряда, только пренебрежительно пожал плечами и начал сдвигать свою аппаратуру в сторону.

В это же самое время прокурор, на которую направили свои телеобъективы сразу несколько камер, сделала резкое протестующее движение рукой и демонстративно отвернулась.

Все это Воронцов заметил краем глаза, продолжая раскладывать на столе нужные для заседания документы. Он вдруг поймал себя на мысли, что не испытывает никакого волнения. Видимо, потому что был, как и в первый раз, абсолютно уверен в своей правоте. И, в то же время, не питал никаких иллюзий и понимал, что решение все равно будет не в их пользу. Так что, терять, по сути, было нечего.

Воронцов уже не в первый раз убеждался, что именно в такие моменты приходит полное спокойствие. Борьба есть борьба. И даже если есть хоть один шанс из тысячи, его нужно использовать до конца. Во всяком случае, тогда не будешь клясть себя за бездействие. Потому что самой большой мукой для настоящего ученого и общественного деятеля является угрызение совести. Чего нельзя сказать о чиновнике, который давно уже забыл об этих страшных муках и постоянно живет только страхе перед своим вышестоящим начальством.

Виктор Петрович, размышляя об этом, невольно бросил взгляд в сторону сидящих в первом ряду женщин. Но они были внешне невозмутимы. Одна из них тоже раскладывала у себя на коленях какие-то бумаги, а две другие просто безучастно оглядывались по сторонам. И Воронцов сразу подумал о том, что, видимо, тот бородатый мужик был прав. И, скорее всего, сегодняшнее решение давно уже предопределено. Именно поэтому его оппоненты так спокойны и непроницаемы.

Но он подумал также и о том, что эти дамы плохо знают натуру и бойцовские качества профессора Воронцова и что просто так этот бой он не сдаст.

Но эти размышления он продолжить уже не смог, так как секретарь поднялась с места и торжественно провозгласила:

— Прошу всех встать! Суд идет!

3

Сначала председательствующий выяснил присутствие в заседании сторон. Затем начал долго и, как показалось всем присутствующим в зале, нудно зачитывать кассационную жалобу родителей.

Покончив с этой обязательной процедурой, он слегка приободрился и, привстав в своем кресле, протянул левую руку в сторону Воронцова:

— Пожалуйста. Мы предоставляем вам возможность дать развернутые пояснения и обоснования по сути своей жалобы, — он опять сделал непроницаемый вид и уткнулся взглядом в бумаги, лежащие перед ним на столе.

Виктор Петрович увидел, как моментально встрепенулась вся пресса, зажглись переносные светильники телекамер и сразу несколько объективов обратились в его сторону. При этом оператор, расположившийся рядом с представительницами двух министерств-ответчиков в первом ряду, бесцеремонно подвинул крайнюю из женщин. Состроив при этом такую страшную гримасу, что та послушно, не возражая, прижалась к своей соседке.

Наблюдавшая за этой картиной девушка-секретарь только укоризненно покачала головой, а председательствующий просто недовольно, беззвучно пожевал губами.

Воронцов взял одну из бумаг, разложенных им на столе, и в упор взглянул в наставленные на него телеобъективы. Затем медленным движением начал поворачиваться в сторону прокурора и членов кассационной коллегии, при этом демонстративно проигнорировав женщин в первом ряду. Положил бумагу на прежнее место и как будто в задумчивости произнес:

— Мне и моим коллегам очень часто сегодня приходится размышлять над непростым вопросом: почему наша страна живет вопреки логике здравого смысла? И чем это все может закончиться? Почему российские чиновники считают себя вправе действовать вопреки духу и букве закона? Почему закон обязателен для одних и не обязателен для других? Но главное — кто и зачем пытается нас вновь погрузить в пучину средневековья — во власть мракобесия? — Виктор Петрович слегка перевел дух и, обращаясь теперь непосредственно к женщинам из первого ряда, продолжил. — На майском заседании суда представители министерства образования нам так и не смогли ответить на вопрос, откуда, собственно говоря, они взяли те самые стандарты, на основе которых были разработаны все тестовые задания ЕГЭ этого года? Не ответят они на этот вопрос и сегодня. Потому что в России до сих пор нет ни одного утвержденного в соответствии с действующим законодательством стандарта общего полного среднего образования. Вы спросите, что это может означать и какое отношение к делу это имеет? — теперь он обратился непосредственно к судьям. — Отношение самое прямое! Представьте себе, что вас насильно затащили в казино и заставили поставить на кон всю имеющуюся наличность. При этом правил игры толком не объяснили. Потому что их — этих правил — попросту не существует. Правила игры знает только крупье и хозяин казино. Вариант вашего выигрыша предельно мал. Может быть, один шанс из тысячи. Но не играть вы уже не можете. Потому что повсюду стоит охрана, и любое движение в сторону будет пресечено немедленно. Вот примерно в такие условия вы — он показал пальцем в сторону женщин из первого ряда, — поставили всех выпускников российских школ. В приказе министерства образования, который мы оспариваем здесь, в суде, четко написано, что тестовые задания разрабатываются на основе «федерального государственного стандарта общего полного среднего образования». А стандарты эти вот уже много лет никто даже ну удосужился разработать.

Виктор Петрович на некоторое время остановился и порылся в бумагах на столе. Достав одну из них, повернул ее лицевой стороной к телекамерам.

— Вот тот самый приказ бывшего министра образования России господина Филиппова, на который постоянно ссылаются наши оппоненты. Это приказ о введении, так называемого, «федерального компонента государственного образовательного стандарта». Прошу обратить всех присутствующих на одну фразу, стоящую в преамбуле данного документа. Эта фраза гласит, зачитываю: «В соответствии с Определением Верховного Суда Российской Федерации от 25 сентября 2004 года данный приказ не может считаться нормативным документом». То есть, вы требуете, чтобы вся страна подчинялась требованиям приказа, который высшим судом России признан не нормативным документом?! Здорово! На какой путь вы толкаете граждан нашего государства? И здесь уже вопрос не только к представителям министерства образования, но и к суду: почему при вынесении решения по данному вопросу в мае месяце суд не учел того факта, что чиновники министерства образования, фактически сговорившись с чиновниками министерства юстиции, выдавшими им некое письмецо, якобы, подтверждающее, что данный приказ и не надо было регистрировать в установленном законом порядке, грубо нарушили норму Закона и нагло обманули всю страну?

Воронцов перевел дух после столь длинной фразы и взглянул на председательствующего.

Тот, в свою очередь, слегка удивленно поднял брови.

— Уточните, пожалуйста, вашу претензию к министерству юстиции. О каком письме идет речь?

— Речь идет о не ком письме, представленном в майском заседании суда, в котором министерство юстиции указывает, что Минобр мог не публиковать в установленном порядке свой приказ о введении, так называемого, «федерального компонента общего среднего образования» в официальных российских СМИ. А это означает, что приказ фактически не прошел процедуры официальной государственной регистрации.

Председательствующий перевел взгляд на женщин в первом ряду.

— Здесь есть представитель министерства юстиции?

Одна из сидящих сразу встрепенулась и начала подниматься, одергивая на себе помявшееся платье. Привстав, она виновато взглянула на судей и только пожала плечами.

— Я не знаю, о каком письме идет речь… Меня в прошлом заседании суда не было… Наверное, было выдано письмо о том, что, поскольку данный приказ является внутренним документом, он не нуждается в официальной публикации…

— Ну, вы даете! — даже привстал на своем месте председательствующий и быстро переглянулся с сидящими по бокам коллегами. — Мы давно уже привыкли ко всяким выкрутасам вашего ведомства, но чтобы дойти до такого! Кто вам дал право так вольно трактовать Закон?! Или для вас законы, действительно, уже не писаны?! — он еще раз в упор укоризненно взглянул на стоящую женщину, отчего та, как подкошенная буквально рухнула на скамейку.

Председательствующий некоторое время сидел в раздумье. После чего вновь обратился к женщинам с первого ряда.

— А что по данному поводу думает министерство образования? Как вы все это можете объяснить?

Представительницы Минобра о чем-то быстро друг с другом посовещались. После чего одна из них — та, что постарше, — поднялась и с абсолютно невозмутимым видом заявила:

— Во-первых, ваша честь, мы не считаем, что министерство образования в 2004-м году допустило какое-либо нарушение при регистрации названного приказа. Поскольку мы имели на руках четкое разъяснение Минюста. А за действия Минюста мы отвечать не вправе. Во-вторых, упомянутый истцами приказ не является предметом рассмотрения данного суда. А приказ о проведении в 2009-м году единого государственного экзамена составлен и зарегистрирован по всем нормам Закона.

Моментально среагировав на эти слова, Воронцов поднял вверх руку, прося у председательствующего слова.

Но тот словно не заметил этого жеста и продолжил сам.

— Позвольте! Но вы же ссылаетесь на нормы данного приказа в своем ответе на исковое заявление! А это означает, что суд вправе выяснить, насколько данный отсылочный документ соответствует букве Закона. Так что потрудитесь, все-таки, объяснить, почему не был должным образом опубликован и, соответственно, зарегистрирован данный приказ?

В ответ на этот вопрос женщина лишь еще раз пожала плечами и, тупо глядя перед собой, повторила:

— Мы полностью доверились по данному поводу мнению министерства юстиции…

— Понятно… — сердито проговорил председательствую-щий и перевел свой взгляд в сторону Воронцова. — Можете продолжать.

Виктор Петрович взял со стола один из документов и показал суду.

— У меня в руках Определение Верховного Суда от 25 сентября 2004 года, которое однозначно трактует приказ бывшего министра образования России господина Филиппова о введении, так называемого, «федерального компонента» как не нормативный правовой акт. И весьма жаль, что суд первой инстанции не пожелал учесть данного факта, прописав в своем решении, что в Российской Федерации все-таки существует некий стандарт образования, ссылаясь именно на данный приказ. Это является одним из поводов к отмене ранее принятого судом решения. Но я сейчас хочу привести другой пример, — Воронцов поднял со стола другой документ и повернул лицом к телекамерам. — Это — решение Дивеевского районного суда Нижегородской области. Решение, прямо скажем, уникальное. Родители села Дивеево пожелали знать, по каким же именно стандартам образования будут составляться тесты к ЕГЭ. И потребовали от местного управления образования, чтобы им предоставили хотя бы на обозрение эти самые стандарты. Но там только развели руками, заявив, что у них ничего подобного нет. И предложили обратиться за разъяснениями в Москву. Но родители, как и положено законопослушным гражданам и как нас учит президент страны, обратились в свой районный суд. Суд рассмотрел их жалобу и вынес решение об отказе в удовлетворении иска. Казалось бы, ничего особенного. Но, вот тут-то и начинается самое интересное! — Виктор Петрович еще раз высоко над головой поднял тот самый листок с решением суда и обратился к присутствующим в зале. — Суд отказал родителям в их требовании обязать представителей районного управления образования предъявить им те самые стандарты образования, поскольку… — Он сделал некоторую паузу и, повернув листок к себе, громко зачитал: — «…подобного документа в Российской Федерации не существует»! Во как! А вы говорите о каких-то доказательствах!

Воронцов развернулся в сторону судей.

— Я понимаю, что в России отсутствует прецедентное право. Но, пока еще присутствует здравый смысл! Так вот! Исходя из понятия здравого смысла, выходит, что уже в судебном порядке установлен факт отсутствия в нашей стране этих самых государственных образовательных стандартов общего полного среднего образования! А значит, отсутствует сам фундамент для создания тестовых заданий ЕГЭ! И, следовательно, ни о каком едином государственном экзамене сегодня говорить даже не приходится!

— Поясните, пожалуйста, каким образом это может повлиять на судьбы конкретных выпускников школы, чьи интересы вы здесь защищаете? — прервал его председательствующий.

— Да, все же предельно просто! — нисколько не смутившись, продолжил Воронцов. — Это означает, что в разных регионах страны школьники обучались и продолжают обучаться по разным программам, опираясь на разные образовательные стандарты. А сдавать единый государственный экзамен их заставили на основе учебного материала, который они, может быть, никогда не видели в глаза. И это означает, что ни о каком единстве требований не может быть и речи! Именно это мы и пытались доказать в майском заседании суда. И пытаемся доказать сегодня. Сначала министерству образования надо разработать в соответствие с требованиями Закона «Об образовании». И такова не только наша позиция. Так же думает и Правительство России, которое только в феврале этого года издало специальное постановление о порядке разработки и принятия государственных образовательных стандартов. То есть, оно фактически подтвердило, что никаких стандартов на сегодняшний день в стране нет. Зачем же мы бежим впереди паровоза?! Под ним же, в конечном счете, может оказаться все подрастающее поколение нашего государства! А это уже — национальная трагедия! И, если господа из министерства образования и примкнувшие к ним господа из министерства юстиции этого не понимают, это должен понять хотя бы высший судебный орган страны. Поэтому от имени всех выпускников средних школ России и их родителей я прошу отменить решение суда первой инстанции и признать приказ министерства образования о проведении ЕГЭ в 2009-м году недействительным! У меня все!

Виктор Петрович устало опустился на стул и начал собирать документы в папку.

Тем временем, председательствующий посовещался о чем-то на месте с двумя другими судьями и, кивнув в сторону первого ряда, проговорил:

— Предлагаю высказать свою позицию по заявленным требованиям представителям министерства образования и науки.

Женщины, как и в первый раз, о чем-то между собой переговорили и та, что постарше, встала со своего места.

— Ваша честь! Наша позиция высказана в отзыве на кассационную жалобу и остается прежней. Мы считаем, что министерство образования действовало исключительно в рамках своих полномочий и в соответствии с федеральным Законом о введении ЕГЭ. Тестовые задания разрабатывались на основе действующих сегодня на территории Российской Федерации стандартов среднего полного общего образования и полностью соответствуют всем нормативам. Поэтому просим жалобу истцов об отмене приказа о проведении ЕГЭ отклонить, а решение суда первой инстанции оставить в силе…

Она пожала плечами, давая понять, что речь закончена, и села на место.

Тогда председательствующий повернулся в сторону до сих пор сидевшей безучастно представительнице Генеральной прокуратуры.

— Какова на сей счет будет позиция прокуратуры? Вы изменили свое мнение или продолжаете настаивать на своем? — На последние слова он сделал какое-то особое ударение, что сразу же отметили все присутствующие в зале.

Видимо, это же почувствовала и женщина в синем прокурорском мундире. Потому что она поднялась уверенно и, буквально вдавливая каждое слово, произнесла:

— Прокуратура не обнаружила в действиях министерства образования и науки, а также в действиях министерства юстиции Российской Федерации никаких нарушений норм закона и считает невозможной удовлетворение требований истцов о признании недействительным приказа о введении на территории страны единого государственного экзамена в 2009 году. Отмена данного приказа могла бы привести к тяжелым последствиям для граждан страны. А потому мы предлагаем оставить решение суда первой инстанции в силе, а заявление истцов — без удовлетворения, — она слегка кивнула в сторону суда и села на место.

Выслушав ее краткое выступление, председательствую-щий, как показалось Воронцову, удовлетворенно хмыкнул про себя и, привстав с места, провозгласил:

– Суд удаляется для вынесения решения!

Виктор Петрович, как и все присутствующие в зале, настроились на долгое ожидание. Но, вопреки их прогнозам, не прошло и десяти минут, как дверь совещательной комнаты отворилась и девушка-секретарь торжественно произнесла: — Прошу всех встать! Суд идет!

Воронцов успел заметить, что в руках у председательствующего был листок с плотно отпечатанным текстом. Но все произнесенное им резюме было довольно коротким. Почему-то слегка запинаясь, тот прочитал лишь одну фразу:

— В удовлетворении кассационной жалобы отказать, решение суда первой инстанции оставить в силе.

Он поспешно захлопнул свою папку и провозгласил:

— Заседание суда считаю оконченным!

После чего вся коллегия, низко опустив глаза и, стараясь не задерживаться под огнями направленных на них телекамер, быстро удалилась в совещательную комнату. А все та же настойчивая девушка-секретарь громко объявила:

— Прошу всех срочно покинуть зал и не устраивать здесь никаких пресс-конференций!

Она резко замахала руками, предлагая судебным приставам побыстрее очистить зал от слушателей и представителей прессы.

В холе Виктор Петрович вновь подвергся «нападению» журналистов. Всех интересовал только один вопрос: «Что будете делать дальше?»

— Будем бороться, — спокойно отвечал им Воронцов, засовывая папку с документами в портфель. — История покажет, кто из нас прав. Жаль только ребят, над которыми в буквальном смысле слова издеваются российские чиновники. Если родители готовы будут идти дальше, направим иск к России в Европейский суд по правам человека в Страсбург, — Виктор Петрович вздохнул. — Не хочется, конечно, судиться со своей собственной Родиной… Но, что поделаешь, если наши бессовестные чиновники нас к этому принуждают?.. Потому что, кажется, пока еще и сами российские чиновники, и их тупые выдумки в нашей собственной стране неподсудны, — закрыв портфель, он прихлопнул по нему рукой и уже более твердо произнес. — Думаю, что такая глупость, как ЕГЭ, в конечном итоге, долго в России не просуществует! — он отвернулся в сторону, давая понять, что интервью закончено. Но затем вновь повернулся и в раздумье добавил. — Помяните мое слово, через несколько лет никакого итогового тестирования в нашей стране не будет… Или не будет самой страны…

Виктор Петрович как-то невесело усмехнулся и зашагал к лифту…

4

Вернувшись после суда домой, Виктор Петрович долго не мог найти себе места.

Не то, чтобы его уж так сильно огорчило вынесенное судом решение. Подобный результат был вполне предсказуем. Уж слишком смелым выглядело даже предположение, что суд отменит приказ министерских чиновников. И уж, тем более что пересмотрит решение своих же коллег по цеху. Такое в судебной практике «новой России» происходило весьма нечасто. Для этого должны были вмешаться некие «высшие» силы. А силы эти, похоже, тоже выступали сегодня на стороне господина Фурсенко и компании.

Уже в ходе судебного процесса Виктор Петрович невольно поймал себя на мысли, что ЕГЭ, возможно, не самое худшее из зол в системе российского образования. Этот тестовый экзамен всего лишь усугубил и без того плачевное состояние, в которое пришла система образования в его стране за последние годы. Он стал своеобразным катализатором всех пагубных, разрушительных процессов. И впереди нас еще ждут серьезные битвы за сохранение своих лучших традиций в этой весьма важной жизненной сфере.

Но что же делать?

Этот извечный вопрос российской интеллигенции встал вдруг перед Воронцовым с новой силой. И уже не давал покоя.

Он долго ходил по комнате, словно измеряя ее шагами вдоль и поперек. Затем забрел на кухню. Налил себе большую кружку крепкого чая. Отхлебнул несколько глотков, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. Затем быстро пробежал в кабинет и достал из ящика стола ту самую заветную тетрадь…

Из дневника профессора Воронцова:

Российское образование — зона стихийного бедствия.

Несмотря на бравые заявления руководства страны, новый 2009 учебный год российская система образования встречает в условиях полного разгрома. И виной тому не только пресловутый ЕГЭ. Просто эта система стала неуправляемой и грозит похоронить под собой все Российское государство.

Бредем неведомо куда

Не для кого уже давно не секрет, что в России нет доктрины развития образования. Ибо, нет доктрины развития самого государства. А без этого невозможно определить кого, чему и как обучать.

Вступив в полосу 90-х годов, Российское государство утратило способность каким-либо образом планировать и прогнозировать свое будущее. И это моментально отразилось на системе обучения и воспитания подрастающего поколения.

Менее чем за десять лет российское образование фактически утратило все свои специфические черты, постепенно превратившись в некий суррогат западной (в первую очередь, американской) модели.

Начиная с 1992 года, развернулся активный процесс пересмотра всех традиционных ценностей российской системы образования. В первую очередь ревизии были подвергнуты стандарты в области гуманитарных наук. Начался пересмотр курсов отечественной истории и литературы. А процесс воспитания вообще был выведен за рамки школьного образовательного процесса.

Все это происходило в рамках концепции, выработанной американскими спецслужбами в соответствии с программой под названием «Русский проект», утвержденной Конгрессом США еще в 1987-м году. Никто не скрывал тогда (да не скрывает и сейчас), что главной задачей «Русского проекта» является полное уничтожение России как самостоятельного и самодостаточного государства.

Эта позиция весьма ярко отражена в краткой речи бывшего президента США Б.Клинтона на закрытом совещании Объединенного комитета начальников штабов 25 октября 1995 года:

«Последние десять лет политика в отношении СССР и его союзников убедительно доказала правильность взятого нами курса на устранение одной из сильнейших держав мира, а также сильнейшего военного блока. Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием — мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать.

Да, мы затратили на это многие миллиарды долларов, но они уже сейчас близки к тому, что у русских называется самоокупаемостью. За четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 миллиардов долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней и т. д. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тысяч тонн меди, почти 50 тысяч тонн алюминия, 2 тысячи тонн цезия, бериллия, стронция и т. д.

В годы так называемой перестройки в СССР многие наши военные и бизнесмены не верили в успех предстоящей операции. И напрасно. Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составляющее основную конкуренцию Америке. Наша цель и задача — и в дальнейшем оказывать помощь всем, кто хочет видеть в нас образец западной свободы и демократии.

Когда в начале 1991 года работники ЦРУ передали на Восток для осуществления наших планов 50 миллионов долларов, а затем еще такие же суммы, многие из политиков, военные не верили в успех дела. Теперь же, по прошествии четырех лет, видно — планы наши начали реализовываться.

Однако это не значит, что нам не над чем думать. В России, стране , где еще не достаточно сильно влияние США, необходимо решать одновременно несколько задач: всячески стараться не допускать к власти коммунистов. При помощи наших друзей создать такие предпосылки, чтобы в парламентской гонке были поставлены все мыслимые и немыслимые препоны для левых партий. Для решения важных политических моментов необходимо сделать так, чтобы из президентского окружения Ельцина ушли те, кто скомпрометировал себя. И даже незначительное «полевение» нынешнего президента не означает нашего поражения. Это будет лишь ловким политическим трюком. Цель оправдывает средства.

Если нами будут решены эти задачи, то в ближайшее десятилетие предстоит решение следующих проблем: расчленение России на мелкие государства путем межрегиональных войн, подобных тем, что были организованы в Югославии; окончательный развал военно-промышленного комплекса России и армии; установление режимов в оторвавшихся от России республиках, нужных нам. Да, мы позволили России быть державой, но империей будет только одна страна — США».

Именно в этот период в России начинается активная деятельность американских советников всех уровней. И, в первую очередь, в системе образования. Под их руководством началась разработка программы «Модернизации российского образования», главной итоговой задачей которой является окончательное разрушение всей системы российского образования.

Уже к концу 90-х стало совершенно очевидно, что все существовавшие ранее стандарты образования изжили себя полностью. А разработкой стандартов «нового поколения» так никто толком и не занялся. Законодателям, в чьем ведении в соответствии с Законом «Об образовании » 1992-го года находился столь важный вопрос, было не до того. Они в основном занимались выяснением своих взаимоотношений внутри Государственной Думы. А Министерство образования продолжало слепо следовать курсом, обозначенным советниками из американских спецслужб.

Фактически это означало, что корабль российского образования продолжал плыть по воле волн, без руля и ветрил. Надеясь, что его куда-нибудь в конечном итоге прибьет. И этот «шальной ветер странствий» занес российскую образовательную систему к 2009 году весьма далеко от берегов цивилизованного общества. В России так и не появилось ни одного образовательного стандарта «нового поколения», а все основные цели и задачи списаны с кальки насквозь прогнившей американской системы, основанной на доктрине подготовки тупого потребителя, не способного к самостоятельному производству интеллектуального продукта.

Данную проамериканскую позицию подтвердил еще два года назад министр образования и науки России Андрей Фурсенко, выступая летом 2007 года перед молодежью на озере Селигер. И это вполне объяснимо. Ибо, исходя из задач «Русского проекта», США абсолютно не заинтересованы в том, чтобы в России оставались хотя бы какие-то зачатки интеллекта. Территория нашей страны рассматривается ими лишь как источник сырьевых ресурсов и дешевой рабочей силы.

Реструктуризация и ее последствия

Именно с этой целью уже в середине 90-х годов при активном содействии американских «советников» в России начался процесс «реструктуризации» малокомплектных (в первую очередь, сельских) школ. На деле это вылилось в повсеместное закрытие учебных заведений на селе и в малых городах России. Прикрываясь лозунгами «совершенствования системы образования» и «повышения качества», наши доморощенные «реформаторы» фактически приступили к плану полной ликвидации очагов образования и культуры на селе. При этом за основу программы «реструктуризации сельской школы» была взята все та же американская модель, раскрученная в США еще в 40-е годы. С одной лишь разницей: условия осуществления этого плана в России и в Америке значительно различались. В США еще в годы «Великой депрессии» была создана прекрасная транспортная инфраструктура, а к середине 50-х годов фактически завершилась всеобщая автомобилизация населения. Поэтому возить детей по прекрасным дорогам в укрупненные образовательные центры для американцев не представляло никакого труда. Что же касается России, то при существующей в ней дорожной инфраструктуре и совершенно непригодном для перевозке детей транспорте каждая поездка сельского ребенка в школу превращается в смертельный аттракцион с непредсказуемыми последствиями.

Причем в угоду своим западным «советникам» российские чиновники с каждым годом пытаются ускорить темпы «реструктуризации ». Дело доходит до полного абсурда, когда районам спускаются планы по закрытию малокомплектных школ. А если местные власти пытаются этому противодействовать, то преднамеренно создаются такие условия, при которых главы муниципальных поселений вынуждены мириться с закрытием школ.

Делается все предельно просто. Поскольку по Закону о распределении полномочий между различными ветвями и различными уровнями власти вся полнота ответственности за содержание муниципальных образовательных учреждений лежит теперь исключительно на местных бюджетах, а в бюджетах этих, как правило, на социальные нужды остается только «дырка от бублика», специально создаются условия, при которых выжить школа уже не в состоянии.

А если, не дай Бог, глава местного поселения воспротивится вышестоящим указаниям и попытается спасти школу от закрытия, это чревато для него тяжелейшими последствиями.

Так глава Мариинско-Посадского района Чувашской республики Алексей Шумов не пожелал мириться с бедственным положением системы образования в своем районе. И, когда получил от Роспотребнадзора предписание о закрытии сельской школы в Большом Шигаеве (в зимний период в школе показания термометра не превышали 6–7 градусов по Цельсию, и дети попросту замерзали) сумел найти возможность (при полном отсутствии средств в бюджете) и построить при школе газовую котельную. Не прошло и полгода, как по указанию республиканских властей он был обвинен в превышении должностных полномочий, арестован и отдан под суд. И это стало сигналом для всех прочих муниципальных руководителей: пусть лучше все будет уничтожено и закрыто, но зато будет выполнено указание по «реструктуризации».

«Реструктуризация сельских школ» обернулась сегодня для России настоящей национальной трагедией. Всего за 15 лет в стране было уничтожено более 12 тысяч сельских школ. Российское сельское образование умирает со скоростью до тысячи школ ежегодно. А в 2008/2009 учебном году было закрыто рекордное количество школ — почти 1200.

Но самое интересное заключается в том, что даже те школы, которые определены властями как укрупненные «кустовые», находятся сегодня в ужасно плачевном состоянии. Примером тому может служить рухнувшая в прошлом году школа в селе Беляевка, в которую свозили учеников со всей округи.

Без порток; но в шляпе

При этом на протяжении уже более чем 10 лет руководство Министерства образования делает вид активной заботы о сельской школе.

Так бывший министр образования Владимир Филиппов активно осуществлял программу «компьютеризации сельской школы». По данным Минобра на село было направлено более 30 тысяч компьютеров. Только вот до сих пор никто не может найти концов этих самых компьютеров. Потому что они либо вообще не дошли до школ, либо были тут же припрятаны директорами подальше с глаз долой — до лучших времен. Потому что в школе; не имеющей даже обычных учебных пособий и лишнего куска мела, не до компьютера. Да и, сохранить этот самый компьютер при насквозь продуваемых всеми ветрами классах практически невозможно. Но отчет о «всеобщей компьютеризации сельской школы» прозвучал весьма солидно.

То же самое произошло и с поголовным подключением всех школ России к Интернету. Уже к концу 2008 года Министерство образования и науки отчиталось о том, что каждая школа подключена к Мировой Сети. Только вот от этого «исторического подключения » не выиграл никто. Кроме чиновников, которые очень ловко «пристроили » деньги налогоплательщиков без какой-либо пользы для системы образования. Помимо того, что Интернет оказался совершенно бесполезной на современном этапе игрушкой для нищей российской школы, уже в 2008-м году платить этим школам за трафик в Интернете оказалось не чем. Поэтому игрушку пришлось срочно закрывать.

Все это напоминает ситуацию из жизни обитателей сумасшедшего дома, которые не стесняются щеголять перед больничным руководством и перед всем «прогрессивным миром » без порток, но в шляпе.

По остаточному принципу

Данное «беспорточное» состояние является следствием проводимой в отношении российского образования политики на протяжении всего постсоветского периода.

Руководство страны постоянно делает громкие заявления о своей поддержке системы образования. Но, факты — вещь упрямая. И они говорят о том, что сегодня финансирование образования происходит исключительно по остаточному принципу. То есть, ему перепадают с «барского стола» лишь небольшие крохи, не способные закрыть даже самые насущные потребности.

Если сравнить уровень расходов на эту важнейшую социальную сферу с другими странами мира, то Россия с 3,5 % ВВП, выделяемыми из бюджета на развитие образования, сегодня находится где-то между Зимбабве и Мозамбиком. И чуть выше Кении и Мавритании. Ведущие страны мира давно и безнадежно обогнали нас по столь важному экономическому показателю. Ведущие европейские страны уже более 30 лет вкладывают в свое образование не менее 7–8 % своего (не сопоставимого с российским) ВВП. США расходует на развитие образования около 11 % ВВП, превышающего российский в несколько раз. Бывшая российская колония — Финляндия — ежегодно выделяет на нужды образования 16,4 % своего ВВП. А рекорд по данному показателю принадлежит Южной Корее, которая на протяжении более 20 лет расходует на развитие системы образования более 20 % ВВП.

Зато при столь нищенском положении своего отечественного образования российское руководство активно занимается инвестированием в социальную сферу США. По недавно опубликованным данным Россия вошла в десятку самых активных инвесторов американской экономики. Всего же из средств российского бюджета в американские «ценные» бумаги вложено на сегодня около 120 миллиардов долларов. Цифра, прямо скажем, астроном и чес ка я. При этом российское руководство мотивирует данные вложения попыткой «сберечь» накопления, возникшие при благоприятной конъюнктуре на нефть и газ, сложившейся на мировом рынке в предыдущие годы.

При этом вкладывать данные накопления в развитие собственной социальной сферы правительство России считает невозможным из-за опасности развития инфляционных процессов. Логика довольно сомнительная. Потому что инвестирование в основные средства, работающие на развитие социальной сферы (и, в первую очередь, образование) никогда и ни при каких условиях к инфляции не приводили.

Вот и продолжает российская школа влачить жалкое нищенское существование, пытаясь прикрыть свои драные штаны красивой фетровой шляпой из обещаний чиновников.

Почти по Геббельсу

Всем специалистам давно известна истина, что есть ложь, есть наглая ложь, а есть статистика.

Этот принцип одурачивания населения в России является прямым продолжением идей пресловутого доктора Геббельса, считавшего, что власть для достижения своих целей вправе использовать все приемы массовой пропаганды. Поэтому накануне нового учебного года с экранов всех телеприемников льются благостные речи о достижениях российской системы образования и о предстоящих финансовых вливаниях в нее.

Но, как говорится, шило в мешке не утаишь.

Совершенным диссонансом на этом фоне прозвучали слова министра по чрезвычайным ситуациям Сергея Шойгу о положении дел с подготовкой школ к новому учебному году. Оказывается, 15 % школ вообще официально еще не приняты на готовность. Простой арифметический расчет дает красноречивую цифру: более 8 тысяч российских учебных заведений попросту опасны для жизни детей. Если к этому приплюсовать 740 школ, находящихся на стадии ремонта и также не способных принять 1 сентября детей за парты, а также если учесть, что каждая вторая школа «принималась » соответствующими службами с закрытыми глазами за подношения и взятки, то становится по-настоящему страшно за наше подрастающее поколение.

При этом российское руководство продолжает кормить население страны сказками о процветании российского образования.

Более того. В массы вбрасывается очередная инициатива президента под названием «Наша новая школа». И, слушая все эти бредовые рассуждения российских чиновников и политиков о том, какой должна быть в идеале российская школа, невольно ловишь себя на мысли, что у них не все в порядке с головой. Или нас они принимают за форменных идиотов. Ибо, ни о какой «новой школе» не может быть и речи, пока мы не создадим для наших учеников элементарно нормальные условия в тех тысячах школ, которые сегодня откроют свои двери.

Мыльные пузыри

Впрочем, слушать подобные сказки российскому обывателю не впервой.

Исходя из чисто конъюнктурных политических соображений, руководство страны еще накануне очередных президентских выборов запустило кампанию, так называемых, «нацпроектов». Среди которых особенно раскручивался нацпроект «Образование».

Изначально все выглядело довольно привлекательно. Хотя и сомнительно. Но многие эксперты сразу уловили в этих «нацпроектах» элемент фальши. Уж больно они смахивали на обычный пиаровский прием по раскручиванию конкретной политической фигуры.

«Фигура» разъезжала по регионам и важно раздавала от барских щедрот некие суммы, образовавшиеся от внезапно выросших нефтяных цен. И как только политические цели были достигнуты, эта акция тихо и незаметно для окружающих пошла по нисходящей. И уже в 2008-м году в правительстве был ликвидирован департамент «нацпроектов», который курировала «фигура» до своего избрания на высший государственный пост.

Что касается нацпроекта «Образование», то уже изначально было очевидно, что никаких реальных изменений в структуру финансирования системы образования он не внесет. Более того. Бездумная раздача стотысячных рублевых грантов «лучшим учителям» сыграла с этими учителями злую шутку. Они стали в собственных коллективах изгоями. И кое-кто из них счел за лучшее благо отдать эти неожиданно свалившиеся с потолка деньги на нужды свое нищей школы.

Единственной реальной акцией стала дополнительная выплата учителям надбавки по одной тысяче рублей за классное руководство. Да и это явилось всего лишь восстановлением некогда существовавшего во всех советских школах положения. Все же остальное, как говорят у нас в народе, пошло прахом. Школьные автобусы, закупленные в рамках нацпроекта, тихонько гниют на хозяйственных дворах. Без запчастей, без обслуживания, без водителей, без горючего. А закупленные на средства «нацпроекта» компьютеры пылятся в школьных кладовых. Потому что для их подключения к Сети и закупки соответствующих программ нет элементарных средств. Эту грустную истину вынужден был констатировать даже полпред президента России в Центральном федеральном округе Георгий Полтавченко осенью 2008 года на встрече с представителями региональной прессы в Рязани.

Таким образом, широко разрекламированная акция российского руководства под названием «Нацпроект «Образование» оказалась на деле всего лишь очередным «мыльным пузырем», лопнувшим при первом же к нему приближении.

А простой российский учитель остался все у того же разбитого корыта под названием «Российская школа». И для того, чтобы подготовить эту самую школу к началу нового учебного года, он потащил из дома последнюю банку краски, приготовленную для собственного хозяйства «на черный день».

«Черный день»

И этот «черный день» российского образования, похоже, настал.

Об этом свидетельствует тот факт, что министр образования и науки Андрей Фурсенко был не в состоянии доложить премьеру Путину о готовности школ к началу учебного года даже 28 августа. И последний наивно предположил, что все министерство будет работать в авральном порядке даже в выходные дни.

Но, увы! Телефоны министерства в субботу и воскресенье глухо молчали. Чиновники активно использовали свое конституционное право на отдых. И, похоже, их совершенно не волновала судьба миллионов российских школьников, которые пересекут 1 сентября пороги своих опасных для жизни и здоровья школ.

Такого не было в российской истории никогда. Даже в условиях сурового военного времени подготовка школ к началу учебного года являлась делом святым, за которое несли персональную ответственность. И эта ответственность неминуемо наступала. В чем нельзя быть уверенным сегодня.

Но история — штука упрямая. Иона со временем обязательно выставит на всеобщее обозрение имена тех, кто своими действиями создавал сегодняшний «черный день».

И тогда с большим удивлением россияне вдруг увидят, что многие из руководителей нынешней системы образования были не просто людьми мало компетентными и корыстными, но и напрямую работали против будущего их детей и внуков.

Но это, к сожалению, уже будет похоже на махание кулаками после драки. Потому что этот самый «черный день» сделает свое гнусное дело и стихийное бедствие под названием «российский чиновник» окончательно уничтожит надежду нашей великой страны на возрождение…»

Поставив многоточие в конце последней фразы, Виктор Петрович еще раз быстро пробежал глазами написанное и невольно задержался на эпизоде с главой Мариинско-Посадского района в Чувашии Алексеем Шумовым.

Эта эпопея, начавшаяся для него лично еще в апреле потихоньку уходящего года, стала для него очень важным жизненным уроком.

Он захлопнул наполовину исписанную тетрадь, откинулся в кресле и начал вспоминать, как это все было…

 

Глава 5. Чувашский синдром

1

Скорый поезд «Москва — Чебоксары» тихо подкатил к полусонной станции с довольно странным названием «Канаш».

По перрону, перед самым входом в маленький вокзальчик, важно прогуливался милиционер. Он цепко осматривал всех выбегающих из здания вокзал ьчи ка и время от времени поглядывал на часы, висящие в самом центре платформы на одном из покосившихся электрических столбов.

Когда поезд, наконец-то, остановился, милиционер еще больше приосанился и занял наблюдательную позицию перед самыми вокзальными дверьми. Мимо него, едва не зацепив его своими огромными баулами, из здания вокзала вдруг проскочили две дородные женщины. Скорее всего, они опаздывали на этот самый поезд, стоянка которого, как узнал еще полчаса назад Виктор Петрович от проводницы вагона, поторапливавшей при подъезде к «Канашу» сходящих здесь пассажиров, ограничивалась всего двумя минутами.

Две минуты — промежуток очень небольшой. Если учесть, что за это самое время одни должны вагон покинуть, а другие — взгромоздиться в него со всеми своими пожитками.

Но у Воронцова никакого багажа с собой не было. Только небольшая дорожная сумка, в которую он наспех перед отъездом набросал кое-что из вещей и запихнул объемистую папку с документами.

Не смотря на то, что на дворе уже стоял июнь месяц, уличная утренняя прохлада хорошо бодрила, и Виктор Петрович слегка поежился. Тем более что бегущие мимо него женщины с баулами обдали его легким ветерком.

Перешагнув, по примеру других сошедших с поезда пассажиров, через параллельные пути, он двинулся по направлению к вокзальчику. Ему почему-то показалось, что милиционер при его приближении к дверям как-то сразу занервничал и начал одергивать на себе амуницию. Но, уже подойдя к нему почти вплотную, он понял причину его такого странного поведения.

Этот мужчина средних лет в милицейской форме вдруг бросился куда-то в сторону от Воронцова и других входящих в вокзал пассажиров с диким воплем:

— Ах ты, сука! Наконец-то я тебя застукал! Ты куда, стерва кудлатая, ездила в ночь-полночь?! Муж, значица, на дежурство — а она по мужикам! Я тя щас здесь же на месте пристрелю как собаку! — он выхватил из кобуры пистолет и начал им размахивать.

Виктор Петрович оглянулся назад и увидел, как по перрону, вдоль двинувшегося с места поезда, убегает в сторону от вокзала молодая, слегка растрепанная, женщина. Она попыталась было вскочить на подножку вагона, но проводница уже прикрыла дверь и только махала из-за нее своим желтым флажком.

Невольно засмотревшись на эту живописную картинку, Виктор Петрович не заметил, как рядом с ним остановился молодой парень и вышедшая на крик из вокзала буфетчица — высокая дородная баба с круглым лицом и довольно хитрым прищуром глаз. Баба весело подмигнула Воронцову и, показывая рукой в сторону бегущей парочки, пророкотала:

— И так, почитай, раза два в неделю! Как то ко Витек на дежурку, Анюта — на гулянку! Когда-нето он ее точно пришебеть! Вот смеху-то будет!

Баба весело расхохоталась и двинулась опять в вокзал — на свое рабочее место. А парень быстро приблизился к приехавшему гостю и по-деловому спросил:

— Это вы будете Виктор Петрович Воронцов? — услышав утвердительный ответ, он только махнул рукой и скомандовал. — Айда за мной! Машина тут недалеко — за углом. Мне велено вас встретить и доставить в Марпосад. Там вас Галина Миновна ожидает.

Уже почти дойдя до машины, он вдруг спохватился.

— Забыл спросить: вам, случаем, никуда не надо в дорожку? — видимо, намекая на туалет. Но, увидев отрицательный жест гостя, только буркнул себе под нос. — Ну ладно. Мы до Марпосада быстро домчим — соскучиться не успеете!

Он ловко вскочил в машину и нажал на газ.

2

До Мариинского Посада они действительно доехали очень быстро. Уже на въезде в городок Виктор Петрович обратил внимание на то и дело попадающиеся у дороги небольшие теремки с причудливым оформлением. А возле них сидел, о чем-то неспешно переговариваясь, народ.

Заметив интерес гостя, водитель, которого звали Игорьком, улыбнулся и замотал головой.

— Это все Алексей Александрович понаделал! Это он так автобусные остановки разрисовал! Раньше они были страшенные — подойти побоишься! А он их все вон как устроил. Теперича народ с утра, как на работу засобирается, так друг с дружкой договариваются: мы с тобой у хлебной будки встречаемся! Или, к примеру, говорят: подходи к театру. У нас театров-то в Маринке отродясь не было. Это они так, значит, свою остановку теперь называют, — Игорек засмеялся. Затем как-то невесело мотнул головой. — Так ему и это в грехи записали! А какой же в том грех, если он людям радость хоть какую-то сделал? Я сам, когда в Чебоксары на заработки ездил, бывало с утра вылезал из дому на эту чертову остановку. Сидишь там в грязюке и думаешь, как бы быстрее этот хренов автобус пришел. К этим самым остановкам даже подходить было противно. А теперь — вона! Сидят себе и потихоньку судачат. Где еще с соседом-то поговоришь?

— А что, эти остановки теперь не загаживают? — заинтересовался Воронцов.

— Бывает, конечно, иногда. Но народ ведь не дурной. Они видят, что почти каждый день специально проезжает машина с «Маяка» и подчищает, если что не так. Да уж и сами стали за порядком наблюдать. Кому ж охота этакую красоту нарушать?

За разговорами они подъехали к большим металлическим воротам, рядом с которыми на будке Воронцов увидел скромную вывеску «ООО «Маяк».

Внутрь Игорек заезжать не стал. Лихо развернулся возле самой будки и заглушил машину.

— Все! Прибыли. Галина Миновна ждет вас. У нее только что планерка окончилась. Так что, можно двигать в контору.

Они прошли через турникеты проходной. И, словно в подтверждение слов Игорька, из конторы повалил народ. Люди в рабочих комбинезонах, что-то обсуждая на ходу, расходились по двору, в глубине которого Воронцов заметил сразу несколько дорожных машин, асфальтоукладочный каток и пару колесных экскаваторов. Про себя подумал: «Эта женщина, видимо, достаточно сильна, если взялась руководить после мужа таким непростым хозяйством».

Уже через несколько минут они были перед кабинетом самой хозяйки «Маяка». Дверь из кабинета в приемную распахнулась, и на пороге появилась довольно миловидная женщина средних лет с грустной улыбкой на губах.

— А я уже вас заждалась! — она сделала широкий жест, приглашая гостя внутрь своих владений, и тут же отдала короткую команду помощнице. — Катюша! Приготовь-ка нам чаю! И что-нибудь перекусить! У нас гости с дороги. Или, может быть, мы позавтракаем у нас дома? — обратилась она к Виктору Петровичу.

— Ну, что вы! — махнул рукой гость. — Думаю, что сейчас не время рассиживаться за угощениями. Достаточно чашки чаю — и за работу!

— Вот и ладно! — тут же обрадовалась хозяйка. — У меня тут, как раз, уже подошли адвокаты. Вы с ними сможете обсудить все детали сегодняшнего заседания суда. Если честно — я очень боюсь, что Лешу все-таки засудят… — Она опять как-то очень грустно улыбнулась. Но тут же справилась со своими чувствами и пригласила Воронцова за стол.

Навстречу им из-за этого длинного стола для служебных совещаний поднялись двое мужчин и женщина.

Мужчины внятно представились, а женщина только приветливо кивнула Воронцову головой. С ней они уже были знакомы. Именно эта миловидная женщина однажды в апреле позвонила Воронцову по его рабочему телефону в Государственной Думе и попросила о встрече. Входе которой рассказала совершенно поразившую видавшего виды, умудренного жизненным опытом профессора историю злоключений главы небольшого района в Чувашской республике.

3

Уже тогда Виктор Петрович решил для себя, что непременно вмешается в судьбу этого человека.

Особенно его поразил тот факт, что человека пытаются судить за то, что, не имея никаких средств в своем небольшой районном бюджете, глава сумел отремонтировать несколько объектов социального назначения. И, в первую очередь, одну из сельских школ и сразу два детских садика.

Кроме того, он не позволил окончательно развалить и разграбить местную систему ЖКХ, без которой население осталось бы и без воды, и без света, и без газа.

Правда, из документов явствовало, что сделано это было не без некоторых формальных нарушений. Но, если поставить на чашу весов, с одной стороны, эти самые нарушения, а, с другой стороны, то, что это дало для населения района, то, конечно же, второе для любого мало-мальски смыслящего в социальной политике значительно перевешивало.

Но республиканское начальство расценило иначе.

Скорее всего, как понял Воронцов из представленных ему публикаций средств массовой информации, свою роль сыграло недовольство лиц, приближенных к президенту республики, высказываниями строптивого и своевольного главы района по целому ряду вопросов экономической и политической жизни региона.

А подобного местные российские царьки, громко именующиеся сегодня губернаторами или президентами, очень не любят.

Ситуация усугубилась после сентября 2004 года, когда был отменен институт выборности региональных руководителей.

Теперь каждый местный бай назначался главным баем страны. И был подотчетен лишь ему. Поэтому всякий ропот смердов воспринимался им как личное оскорбление в свой адрес. И теперь каждый глава района, хоть и избирался по старому принципу населением, но вынужден был жить с постоянной оглядкой на реакцию своего непосредственного регионального владыки. И даже скорее — не его самого, а окружающей его достаточно наглой и прожорливой своры.

После сентября 2004-го Россия сразу как будто опустилась по политической лестнице на несколько ступенек вниз.

Но это полностью устраивало и региональную, и центральную политическую элиту. Или, точнее сказать, так называемую, политическую элиту. Потому что отнести к понятию «элиты» довольно нахальную, циничную и корыстолюбивую публику на всех этажах российской власти профессор Воронцов, при всей своей гибкости ума, никак не мог.

Но, тем не менее, именно эта самая «элита» начала диктовать свои правила игры. И нарушители сих правил наказывались самым жестоким образом.

Одним из важнейших пунктов этих правил было: не критиковать свое непосредственное начальство и не пытаться сделать что-то вопреки его желанию.

Исходя из этого правила, уже к концу 2004-го в России был введен тотальный контроль за публикациями всех региональных и центральных СМИ. А главы всех районов или муниципальных образований обязаны были теперь выполнять не волю избравшего их на эти должности народа, а исключительно волю своего вышестоящего босса.

И беда Алексея Шумова состояла в том, что он грубо нарушил это святое для чиновной номенклатуры правило.

Такое в современной Росси не прощается.

Моментально включается весь репрессивный аппарат: от местной слегка глуповатой и нагловатой милиции до абсолютно не прошибаемых в своем цинизме следственных и прокурорских работников.

Именно эти структуры могут сегодня буквально на пустом месте состряпать любой «материальчик». Порой, до бесстыдства циничный и до умопомрачения глупый.

Алексею Шумову прилепили сразу несколько статей Уголовного кодекса.

Больше всего Виктора Петровича поразила попытка обвинить главу района в превышении должностных полномочий, в незаконном участии в предпринимательской деятельности, в нарушении процедуры банкротства ЖКХ и в незаконном изготовлении диплома о высшем образовании.

Превышение должностных полномочий, оказывается, выразилось в том, что была спасена от вымерзания школа в селе Большое Шигаево и от вымокания — два детских садика, у которых уже не первый год протекали крыши. Глава района не смирился с предписание санитарных властей о закрытии школы и, не имея на то денег в текущем бюджетном году, дал разрешение «Маяку» построить в школе газовую котельную. Без денег. Так сказать, в кредит. При условии, что расчет наступит позже — при появлении средств. То же самое произошло и с детскими садиками.

И это моментально было расценено органами следствия как «превышение должностных полномочий».

«Незаконная предпринимательская деятельность» Шумова, как выяснилось из материалов следствия, выразилась лишь в том, что именно его жена возглавила после его перехода на должность главы района созданное ими совместно предприятие «Маяк». Которое дает работу огромному числу жителей городка и фактически является градообразующим.

Тут на ум профессору Воронцову почему-то начали приходить уже набившие оскомину всей стране примеры: супруга мэра Москвы Елена Батурина, которая исключительно на заказах правительства города заработала огромные капиталы. И, конечно же, настоящая семейная идиллия в правительстве России.

И никому даже не приходит в голову обвинить этих людей в «незаконной предпринимательской деятельности». Хотя очень трудно себе представить, что госпожа Батурина, придя после насыщенного финансовыми операциями трудового дня, не поделится своими «проблемами» с мужем — абсолютно бескорыстным и всеми уважаемым мэром Москвы Юрием Михайловичем Лужковым.

А вот жена Шумова, оказывается, не имела права обсуждать со своим мужем проблемы их несчастного «Маяка».

Все это довольно трудно поддается логическому объяснению.

Но больше всего Воронцова поразила попытка следствия обвинить Алексея Шумова в изготовлении поддельного диплома о высшем образовании.

Виктор Петрович уже не первый раз сталкивался с проблемой фальшивых дипломов и был, пожалуй, одним из главных специалистов в этой области.

В последние годы, с ростом числа чиновников, значительно вырос и спрос на дипломы о высшем образовании. И это вполне объяснимо. Ибо, чиновнику учиться не хочется, а диплом в личное дело надо положить обязательно. Поскольку без этого не будет дальнейшего карьерного роста. Вот и процветает в России бизнес по изготовлению и продаже дипломов различного уровня.

Если ты уверен, что никто твое личное дело досконально изучать не будет, можешь купить себе фальшивку, ловко изготовленную на простом цветном принтере.

Если тебе нужен тыл попрочнее, можно купить диплом на натуральном гознаковском бланке, но с поддельными печатями и подписями. Установить эту подделку сложнее, но при желании можно.

А вот если ты нуждаешься в идеальной подделке, тогда тебе предложат диплом «с проводкой». Это означает, что учиться ты все равно нигде не будешь. Но тебя задним числом зачислят в какой-то конкретный вуз, который ты успешно «закончишь», так и не перешагнув ни разу порог этого учебного заведения.

То есть купить сегодня можно любую фальшивку. Разница лишь в цене. Которая может начинаться с десяти тысяч рублей и кончаться несколькими десятками тысяч долларов.

Когда Воронцов натолкнулся в материалах шумовского дела на обвинение в изготовлении фальшивого диплома, у него возникло сразу несколько вопросов.

Во-первых, зачем человеку, уже имеющему одно законное высшее образование, приобретать себе диплом о втором высшем образовании?

Во-вторых, зачем ему самому изготавливать это самый злополучный диплом, если его можно купить через Интернет или через агентов на любой станции московского метро?

И, наконец, в-третьих, зачем человек, знающий, что он находится под особым прицелом, будет совершать подобного рода глупость?

Отвечая сам себе на поставленные вопросы, Виктор Петрович пришел к твердому выводу, что вся эта история с фальшивым дипломом – чистейшей воды фальсификация со стороны, как видно, не очень грамотных, но довольно самоуверенных следователей.

Именно эти свои экспертные выводы высказал Воронцов, собравшись за одним столом в кабинете директора «ООО «Маяк» с большой группой адвокатов Алексея Шумова. И именно об этом он собирался сегодня говорить в суде.

Вопрос заключался только в одном: в качестве кого он будет участвовать в судебном заседании? На роль эксперта он претендовать не мог, так как экспертов назначает только суд. А рассчитывать на подобное решение было бы достаточно опрометчиво.

Оставался только один вариант: предложить суду известного московского профессора Воронцова в качестве специалиста по правовым вопросам в области социальной политики.

На сем и порешили.

Чай, тем временем, совсем остыл. Виктор Петрович допил его холодные остатки, наскоро закусил настоящими домашними пирожками с лесной ягодой и засобирался.

— Я бы хотел до суда побывать в этой самой школе в Большом Шигаево… Если это, конечно, возможно… А потом — повстречаться с вашим местным районным прокурором… Кажется, его фамилия Сидоров?..

— Иванов… — как-то невесело усмехнулась Галина Миновна. — Степан Михайлович… Только я уж не знаю — нужно ли вам к нему? Он — человек довольно скользкий. Вряд ли скажет вам всю правду о том, что они с Лешей сотворили…

— Ничего, — успокоил ее Воронцов, — я умею находить общий язык с подобного рода людьми. Мне это даже, как психологу, было бы весьма интересно. Именно по поведению подобного рода чиновников можно сделать самые интересные выводы. Так, как насчет школы?

— Игорек вас сейчас мигом туда свозит! — хозяйка кабинета схватила со стола мобильный телефон и набрала номер водителя. — Игорек! Поступаешь в полное распоряжение нашего московского гостя! Отвези его, пожалуйста, в Большое Шигаево — в школу! А потом — завези ненадолго на берег Волги. Пусть Виктор Петрович глянет на наши волжские просторы… Если он, конечно не возражает… — она глянула в сторону Воронцова и, увидев, что он одобрительно закивал головой, закончила. — Потом свозишь в районную прокуратуру к Степанову и привезешь прямо домой на обед. А после обеда мы все — в суд!

4

Входные двери в школу были распахнуты настежь. И уже метров за двадцать пять чувствовался резкий запах свежей эмалевой краски.

Подобная картина была знакома Виктору Петровичу уже много лет. Как только заканчивались учебные занятия, начиналась другая страда — ремонтная. Так уж сложилось исторически, что ремонтные работы косметического характера всегда делались силами учащихся, их родителей и, конечно же, учителей.

Учитель снимал свою привычную строгую одежду и наряжался маляром, плотником, слесарем, дворником. А у ребят из старших классов это называлось традиционной летней трудовой практикой.

Ученики 5–6 классов, как правило, работали уборщиками. Семиклассникам и восьмиклассникам уже доверяли работу посложнее. Мальчишки перетаскивали мелкую школьную утварь и мебель, а девчонки занимались ботаникой (то есть, пересадкой цветов из одного горшка в другой и благоустройством классных подоконников) или общим благоустройством школьной территории.

А вот десятиклассникам, как всегда, доставалась самая трудная и самая ответственная работа: перетаскивание тяжелой мебели и покраска.

Девятый и выпускной одиннадцатый класс в этой общей ремонтной суете уже участия не принимали. Все понимали, что у них — ответственная пора — экзамены.

Правда, тех, кто после девятого класса сразу же подавал документы в десятый, тут же тоже впрягали в общую лямку.

Так выглядел общий, заведенный еще с незапамятных времен, распорядок летней школьной жизни.

Но совсем иначе он строился в маленьких сельских школах.

Здесь, зачастую, попросту не было ни одного старшеклассника. Поэтому вся тяжесть подготовительной работы ложилась исключительно на плечи учителей, костяк которых неизменно составляли женщины.

Вот и сегодня, пройдя по пустым школьным коридорам, Виктор Петрович заглянул в одну из приоткрытых дверей и застал там характерную картину: по полу буквально ползали две молодые женщины, пытаясь размазать малярным валиком загустевшую краску.

Обе настолько увлеклись этим довольно непростым делом, что не заметили, что из коридора к ним заглянули посторонние люди.

Наконец, заметив стоявшего в дверях незнакомца, одна из них сначала присела на корточки, а затем медленно поднялась во весь рост. Она уже, видимо, хотела сказать незнакомцу что-то не весьма приятное, но увидела за его спиной Игорька и тут же осеклась.

Виктор Петрович, стоя перед этими перепачканными краской женщинами, почувствовал некоторую неловкость. Но на помощь ему пришел все тот же Игорек. Он протиснулся внутрь классной комнаты и представил гостя:

— Это из Москвы, из самой Государственной Думы — профессор Воронцов! Они приехал к нам на суд. По делу Алексея Александровича. Защищать его будет!

Услышав последние слова, женщины сразу оживились. Побросали валики на лежащую сбоку фанерку и начали вытирать влажным полотенцем руки.

То что полотенце было влажным, Виктор Петрович понял, когда одна из них подошла к нему вплотную и протянула свою руку. Рука была холодной и влажной.

Женщина посмотрела ему прямо в глаза и представилась:

— Антонина Степановна! Я завуч этой школы. Мы вот тут, значит, занимаемся ремонтными работами. Так что, извините за такой неопрятный вид.

— Ну, что вы, Антонина Степановна! — тут же успокоил ее Воронцов. — Я ведь тоже в прошлом школьный работник. Много лет проработал и учителем и директором. Так что, я всю эту кухню, так сказать, знаю не понаслышке.

От таких слов обе женщины моментально расплылись в улыбке и, не сговариваясь, начали поправлять свои прически. После чего Антонина Степановна представила свою напарницу:

— А это наша учительница математики, физики, химии…

— И черчения… — быстро добавила та.

— Да вот, так уж получается… — развела руками завуч. — У нас все хотя бы понемногу совместители… Сами понимаете — нагрузки маленькие, а учить ребят всему по программе как-то надо…

— Мне это тоже знакомо, — заверил ее Воронцов.

— Так нас и то, все равно под корень режут! — не успокаивалась Антонина Степановна. — С этим принципом, когда деньги идут за учеником, нам совсем ничего перепадать не стало. Уж трое учителей от нас за год ушло! И понять их можно. Потому что зарплату под корень срезали! А жить-то как-то надо! — Она еще раз протерла руки влажным полотенцем и в сердцах бросила его на парту. — Молодежь вся из села бежит и детей с собой в город увозит! Им самим тут никакой работы нет, да и условия для жизни не подходящие… И школа… Ну что вот мы сами можем здесь сделать?.. Нет, ну мы, конечно, стараемся… — она пожала плечами. — Только, что поделаешь, когда в школе самого необходимого для занятий нет?! И холодина зимой была еще год назад такая, что ребятишки все в пальто на уроках сидели. Спасибо, Алексей Александрович — добрая душа — сумел нам маленько помочь! Так его теперь самого за это самое в тюрьму укатали!.. Ну где здесь справедливость? Вот вы — большой человек из Москвы, — обратилась она к Воронцову, — почему так получается, что, если человек всю душу делу отдает и людям добро пытается делать, его тут же за решетку тащат?! А, если он к народу постоянно, извиняюсь, задницей и норовит все, что плохо лежит, хапануть, — ему почет и уважение?!

Она сделала жест рукой, приглашая профессора выйти из класса.

— Я вот вам сейчас наш спортивный зал покажу.

Они прошли по полутемному коридору и свернули за угол, где в сумерках угадывалась большая массивная дверь. Антонина Степановна с усилием толкнула дверь обеими руками и пропустила вперед себя гостя.

Помещение, куда они вошли, действительно напоминало нечто вроде спортивного зала. Правда, выглядело оно довольно сумрачно. Через несколько боковых окон с трудом пробивались лучи света. Сбоку свисала большая толстая плетеная веревка. А на стенах с двух противоположных сторон помещения были прибиты самодельные баскетбольные кольца.

— Это вот мы сами сделали! — с гордостью произнесла она. — Тут раньше что-то вроде склада было. Так мы сообща соорудили здесь некое подобие спортивного зала. Потому что детям даже заниматься физкультурой негде было. Ну хорошо еще, когда тепло — они во дворе гоняли. А вот как холода наступали — так и все! Только в коридоре — кое-как! Нам Алексей Александрович и Галина Миновна — дай Бог им здоровья! — кое-что из своего «Маяка» прислали, чтобы мы этот самый спортивный зальчик соорудили. А так вообще, никому до детей никакого дела не было. Я вам так скажу! — вдруг строго проговорила Антонина Степановна. — Шумов — святой человек! Если бы таких у нас на Руси было побольше, мы бы и горя не знали!

Она повернулась и решительно повела всех к выходу из школы. Сразу за крыльцом она резко повернула направо и по едва заметно дорожке двинулась в самый угол школьного двора. Там уютно примостился небольшой беленький домик, больше похожий на сторожевую будку.

Подойдя к нему поближе, Антонина Степановна с гордостью указала на домик обеими руками.

— Вот это и есть та самая газовая котельная, из-за которой теперь судят нашего Алексея Александровича! Мы теперь горя не знаем. Котельная автоматическая. Лишнего жечь не будет — ровно столько, сколько надо. Дети зимой по школе, как у себя дома ходят. Ниже двадцати градусов никогда не бывает. А в былые времена у нас и до шести доходило. Сейчас-то в школе — красота! И уезжать из села сразу меньше стало.

Антонина Степановна еще раз с гордостью оглянулась на заветный домик. Затем грустно всплеснула руками и с мольбой в глазах повернулась в сторону приезжего профессора из Москвы.

— Неужели не удастся нам всем сообща спасти нашего Алексея Александровича? Это ведь будет не по справедливости… Мы за него — все горой! И на суд, если надо, пойдем! Когда у него суд-то будет?

— Суд сегодня. В три часа.

— Да, что вы?! — всплеснула руками Антонина Степановна и тут же бросилась к школе. Вбежала в коридор и громко закричала. — Эй, народ! Вы слышали? Сегодня в Марпосаде суд над Шумовым будут учинять! Бросайте все свою покраску! Василий пусть школу запрет. А мы все — переодеваться и — айда на автобус! Как раз к трем успеем. Вы будьте спокойны! — повернулась она к Виктору Петровичу. — Мы щас всех, кого можно в Марпосад отправим! Алексея-то Александровича весь наш народ уважает. Мы не дадим просто так над человеком измываться! И это очень хорошо, что вы — такой важный человек из самой Москвы — на подмогу к нашему Шумову приехали! Вы ведь не дадите его засудить?..

Виктор Петрович не успел ответить на ее вопрос, потому что она уже бежала по улице, то и дело заглядывая во дворы и призывая немедленно собираться для поездки в Мариинский Посад…

5

Районная прокуратура располагалась в небольшом отдельном двухэтажном домике почти в самом центре поселения.

Перед входом вдоль ухоженной песчаной дорожки вовсю благоухали цветущие кусты колючего боярышника, а из окна нижнего этажа раздавалась слегка приглушенная музыка. Скорее всего, работала какая-то местная радиостанция. Потому что мелодии были Воронцову совсем не знакомы и больше напоминали поволжский народный фольклор.

Сбоку от палисадника сиротливо пристроился подержанный, не первой молодости, но довольно ухоженный американский джип.

Завидев машину, Игорек с уверенностью произнес:

— Прокурор на месте. А то я думал, что он еще с рыбалки не вернулся. Мне ребята вчера говорили, что он, вроде бы, с ними на рыбалку намыливался.

— Он что? Такой рыбак заядлый?

— Да нет. Так. Балуется. Просто, чего ему особо здесь делать-то? Преступности у нас в районе никакой особенной нет. Посетители к нему не ходят. Да и, что толку-то ходить? Он все равно ни одного вопроса решить сам не может. Трусоват. Только за жопу свою трясется. По каждому плевому вопросу тут же бежит к своему начальству в Чебоксары. Поэтому мужики его никто всерьез-то не принимают.

— А как же он тогда с Шумовым-то так?

– Черт его знает! То ли приказали, то ли собственная подлянка заела, – Игорек только развел руками. – Да вы сами сейчас все увидите… У него кабинет на втором этаже… прямо напротив лестницы… я вас тут обожду…

Кабинет прокурора Виктор Петрович нашел без труда. Перед ним красовалась слегка облезшая табличка с надписью «Прокурор района Стука лов Юрий Иванович».

Воронцов осторожно постучал в дверь. Но ответа никакого не дождался. Постучал повторно, уже посильнее. Эффект — тот же. Тогда он дверь осторожно приоткрыл и заглянул внутрь. В комнате было пусто.

Виктор Петрович вышел на лестничную площадку и огляделся по сторонам.

Сбоку увидел еще одну дверь с табличкой «заместитель прокурора района». Фамилия была написана как-то смазано, на отдельном листке бумаги, подсунутом под табличкой снизу. Но он ее даже не стал читать. Просто заглянул в кабинет и, обнаружив там молодого человека в синем прокурорском кителе с четырьмя маленькими звездочками на погонах, спросил:

— Вы не подскажете мне, как найти прокурора?..

— Юрий Иванович-то? Так он на месте. Постучитесь…

— Да я, вроде бы, стучался… но там никого нет…

— А вы погромче постучитесь. Он на месте, — молодой человек отвернулся от посетителя, сделав вид, что разбирает бумаги на столе.

Воронцов вновь вышел на лестничную площадку и с сомнением посмотрел на дверь прокурорского кабинета. Затем постучал более решительно. Даже, как ему показалось, чересчур настойчиво. И тут, к его удивлению, за дверью вдруг почувствовалось какое-то движение, и раздался глухой голос: «Войдите!»

Профессор открыл дверь кабинета и шагнул внутрь.

За столом сидел мужчина лет сорока пяти с полным, слегка одуловатым лицом, без кителя, в светло голубой форменной рубашке. Он время от времени доставал из кармана платок и начинал вытирать им со лба набежавший пот. Воронцову показалось даже, что мужчина что-то жует. Во всяком случае, складывалось впечатление, что его только что вытащили из-за стола.

Мужчина настороженно уставился своими округленными глазами на вошедшего и выжидательно замер.

Виктор Петрович огляделся по сторонам, пытаясь угадать, где же этот мужик только что прятался. Но в кабинете была обыкновенная служебная обстановка. Справа от входной двери вдоль всей стенки протянулся большой черный шкаф. А у противоположной стенки слева — стол, за которым сейчас восседал хозяин кабинета. Над столом, как и полагалось, в рамочке висел портрет президента страны. А рядом с ним, в рамке чуть меньшего размера, портрет президента Чувашии Федорова.

«Молодец! Выдерживает пропорции и субординацию» — Подумал про себя Воронцов. И, так и не обнаружив, куда же, все-таки, прятался этот странный прокурор, Виктор Петрович прошел к столу.

Достал свое служебное думское удостоверение и протянул его хозяину кабинета.

— Рад буду с вами познакомиться. Профессор Воронцов, Виктор Петрович — эксперт Государственной Думы по социальным вопросам.

Стукалов долго внимательно и, как показалось Воронцову, даже с некоторым уважением, рассматривал удостоверение. Привстав с места, протянул его назад гостю. Опять достал из кармана платок и вытер обильно набежавший на лоб пот.

— Чем обязаны визиту столь высокого гостя?.. — он попытался улыбнуться, но Воронцов почувствовал, что хозяин кабинета весь внутренне напрягся.

— Я, собственно говоря, к вам решил заглянуть просто так — для знакомства. Я приехал всего на сутки. Для более глубокого ознакомления с делом Шумова. А также для участия в сегодняшнем заседании суда.

Виктор Петрович заметил, что при упоминании фамилии Шумова прокурор весь как-то сжался и насторожился. Затем, словно спохватившись, опять попытался изобразить на своем лице некое подобие улыбки. Но было видно, что ему это плохо удается. Его глаза как-то странно забегали из стороны в сторону, задерживаясь на госте буквально на считанные секунды.

Подобный тип поведения Воронцову был хорошо знаком. Так обычно вели себя студенты, пришедшие на экзамен с минимумом подготовки, или чиновники, не знающие, как им реагировать на нежданный визит проверяющего. И это показалось профессору странным. Хотя полностью совпадало с той характеристикой, которую он услышал в адрес районного прокурора от адвокатов Шумова утром за столом в конторе «Маяка».

Тем не менее, Воронцов решил сделать вид, что не замечает столь странного поведения хозяина кабинета, и продолжил беседу.

— Я к вам, Юрий Иванович, решил обратиться за советом и за некоторыми разъяснениями. — Поняв, что хозяин кабинета так и не предложит ему присесть, Воронцов сам придвинул к себе один из стоящий рядом стульев и сел прямо напротив прокурора. — Мне почему-то кажется, что с Шумовым произошло какое-то недоразумение. Потому что ни одна из статей, которые ему инкриминируют, не выдерживает никакой критики. Вам так не кажется?

Он посмотрел на Иванова в упор, отчего тот как-то съежился и начал еще более активно вытирать со лба пот.

— Больно уж все притянуто за уши! — продолжил профессор. — Очень странно выглядит обвинение в незаконной предпринимательской деятельности. При этом нет ни одного документа, подтверждающего, что Шумов сам непосредственно решал какие-то вопросы по «Маяку». В то же время все свои акции, хотя он мог этого и не делать, он передал в доверительное управление брату. Так что, к нему по этой части не может быть никаких претензий. Или это не так? — он выжидательно посмотрел на прокурора.

— Да-да, конечно… — как-то засуетился тот. — Я тоже много раз говорил, что у нас муж за жену не отвечает… Мало ли, как в жизни бывает?.. К тому же, Галина Миновна — сама хороший экономист, и разбирается во всех тонкостях хозяйства получше любого мужика…

— Это хорошо, что вы все понимаете именно так, — продолжил Воронцов. — Но первоначальное обвинительное заключение по этой статье утверждали вы…

— Не я, не я… — прокурор активно замотал головой. Так, что пот со лба полетел в разные стороны. — Заключение подписывал мой зам. Меня тогда в городе не было…

— Но, я думаю, все же, что это происходило не без вашего ведома.

На эти слова прокурор только как-то странно пожал плечами и начал активно жевать губами.

— Не менее странно выглядит и обвинение в превышении должностных полномочий. — Виктор Петрович придвинул свой стул почти вплотную к прокурорскому столу. — Скажу вам по секрету, хотя это давно уже ни для кого секретом не является даже при полном отсутствии по данному вопросу официальной информации. В Российской Федерации ежегодно закрывается более семисот школ. По большей части — в сельской местности. А всего за последние пятнадцать лет мы лишились двенадцати тысяч школ. Подобного не было даже в лихие годы войны! А у наших реформаторов это называется «реструктуризация». Во как! Вы слышали такое слово?

— Ну, да… где-то… по-моему, по телевидению… — неуверенно промямлил хозяин кабинета.

— Эта самая «реструктуризация» коснулась, конечно же, и вашей республики. Здесь только за прошлый год было закрыто почти пол сотни школ. Как это вам?..

Прокурор как-то неуверенно пожал плечами.

— Это не наша сфера… Вы же знаете, наше дело — следить за исполнением законов… Мы в большую политику не лезем…

— Понятное дело! — вдруг неожиданно резко произнес московский гость. — Вы в политику не лезете! Вы помогаете эту преступную политику осуществлять! И я вам это сейчас популярно объясню!

Воронцов полез в свой портфель и достал оттуда уже слегка затертую книжицу, на обложке которой было написано «Конституция Российской Федерации. Основной Закон». Он быстро перелистал страницы и, найдя нужно место, зачитал:

— Статья сорок третья Основного закона гласит: «Каждый имеет право на образование. Гарантируется общедоступность и бесплатность дошкольного, основного общего и среднего профессионального образования в государственных или муниципальных образовательных учреждениях и на предприятиях». Обращаю ваше особое внимание, Юрий Иванович, на слова об общедоступности. Это означает, что школу имеет право посещать каждый ребенок. И при этом государство должно гарантировать ему сохранность жизни и здоровья. А, если у вас в школе зимой температура не превышает шести градусов, какое тут может быть право на образование?! Если у вас крыша в детском садике течет и заливает водой маленьких детей, о каком сохранении здоровья можно говорить?!

— Позвольте… Но при чем здесь Шумов?.. — попытался возразить прокурор.

— Вы действительно не понимаете? Или только прикидываетесь? — не выдержал Воронцов. — Шумов, возможно, и нарушая какие-то подведомственные акты, выполнял главный закон страны — Конституцию! И судить его за это никто не имеет права! Так как по российским законам приоритет отдается именно этому основному законодательному акту государства! И именно поэтому сегодня в суде я намерен доказать, что действиями главы района Алексея Шумова были предотвращены возможные тяжелые последствия, связанные с нарушением Основного закона Российской Федерации.

Виктор Петрович обратил внимание, что пока он произносил свою пламенную речь, прокурор как-то с опаской посматривал на лежащую перед профессором Конституцию.

Затем хозяин кабинета натужно поджал губы и вдруг неожиданно предложил.

— Господин профессор! А, может быть, по чашечке чайку? Или чего-нибудь посущественнее?.. — он заговорщически подмигнул и показал глазами куда-то в сторону.

— Насчет покрепче, сомневаюсь. А вот от чая не откажусь, — тут же среагировал гость.

— Вот и ладно!

Прокурор проворно вскочил со своего места и решительно двинулся к шкафу у противоположной стороны стены. Ловко открыл одну из створок и, пригласил жестом гостя куда-то внутрь открытого шкафа.

И только теперь Виктор Петрович понял, где так таинственно прятался хозяин кабинета.

Тот привычным движением согнулся пополам и буквально юркнул внутрь. Воронцов же слегка замешкался и, не рассчитав высоту прохода, больно приложился лбом о перегородку.

Придерживая ушибленное место, он, наконец-то, пролез внутрь и попал в небольшую уютную комнатку. Сбоку стоял мягкий диван, а рядом с ним — небольшой журнальный столик, на котором была разложена всевозможная закуска.

Прокурор привычным движением включил чайник и начал расставлять чашки.

— У нас тут не как в Москве — прислуги никакой нет. Сами за собой ухаживаем. А что делать? — он вопросительно взглянул на гостя и слегка обиженно поджал губы. — Порой приходится сутками здесь делами заниматься… Так сказать, один за всех… Вот и устраиваем свой нехитрый быт, как можем. Так, все-таки, может, по чуть-чуть?.. — он достал из-под столика бутылку армянского коньяка и показал на нее глазами.

— Нет, Юрий Иванович. Вот этого не надо. Суд может расценить это как неуважение. И потом, мы с вами не закончили разговор.

Прокурор некоторое время постоял в нерешительности. Затем махнул рукой и начал наливать в свою рюмку коньяк.

— Думаю, вы меня не осудите. Это я так — для бодрости духа! Мне ведь тоже вся эта история с Шумовым — во уже где сидит! — он провел свободной рукой по своей шее.

— Так вот. Я и говорю… — продолжил Воронцов, — не выдерживает никакой критики и обвинение в попытке вмешаться в процедуру банкротства ЖКХ. Вы же, как прокурор района, прекрасно понимаете, чем могло бы кончиться это самое банкротство для населения. Оно бы попросту осталось без воды, тепла и электроэнергии. Вот тогда бы Шумова действительно надо было бы судить. А теперь-то за что же?

— Я с вами, Виктор Петрович, абсолютно согласен! — Прокурор выпил коньяк, смачно крякнул и вытер рот платком. Тут же запустил руку в банку с соленьями и извлек оттуда зеленую помидорину. Долго обчмокивал ее губами, затем засунул в рот целиком и блаженно закрыл глаза. Закончив эту приятную процедуру, опять обратился к гостю. — Я вам даже больше скажу! Шумов вообще ни в чем не виноват! Просто он кому-то перешел дорогу. Там — в Чебоксарах! А наше дело маленькое! Мы обязаны все брать под козырек!

— А как же совесть? — не удержался Воронцов. — Или этот элемент у нас уже полностью атрофировался?

— Да, какая там совесть?.. — чуть не подавился прокурор. — Кто сейчас ее вообще в расчет принимает? Ему просто надо было не высовываться не по делу! У нас таких не любят! А он, вишь, пошел наперекор этой вашей реструктуризации… — с трудом выговорил он. — Сидел бы себе в своей конторе и делал, что ему приказывают — вот и не было бы сейчас никакого суда! Это же уже давно известно! — он назидательно поднял руку вверх. — Чем меньше действий, тем меньше вероятность совершить какое-то правонарушение!..

Хозяин привалился к спинке дивана и вторично наполнил свою рюмку коньяком.

— Я вам вот что скажу, дорогой вы наш московский гость! Здесь, в провинции, свои неписанные законы жизни! И преступать их не рекомендуется никому! Сотрем в порошок! А вам мы завсегда рады!.. Приятно пообщаться с умными людьми из столицы!.. Только все равно мы будем здесь жить по-своему!..

Виктор Петрович понял, что слегка разомлевшего от выпитого коньяка прокурора, как говорят в подобных случаях, понесло. Терпеливо дослушал его длинную словесную тираду и, вежливо откланявшись, полез из шкафа наружу…

6

Здание районного суда чем-то напоминало прокуратуру. Такой же небольшой двухэтажный домик с цветущими кустами боярышника в палисаднике. Только на окнах первого этажа — глухие ажурные решетки.

Зал заседаний располагался на первом этаже и занимал почти половину пространства этажа. Вторую половину занимали несколько комнаток, на каждой из которых висела табличка. На одной из них Виктор Петрович прочел «Адвокатская» и толкнул дверь внутрь.

В маленькой комнатке уже расположились все пять адвокатов Шумова. Они перебирали бумаги и о чем-то друг с другом спорили. При виде Воронцова, спор моментально прервали и обратились в его сторону.

— Ну, и как там наш драгоценный прокурор? — заинтересованно спросил один из них, тот, что выглядел старше других. Он как-то невесело хмыкнул себе под нос и помотал головой. — Удалось вам лицезреть этого уникального проходимца? Или он опять прятался в своем шкафу?

– Удалось! – Воронцов поставил свой портфель на маленькую скамейку у стола и огляделся в поисках чего-нибудь попить. – Он меня даже коньяком пытался напоить в этом своем шкафу. Кстати, я, влезая к нему в шкаф, чуть себе башку не расшиб, – он предъявил присутствующим на обозрение огромную шишку, образовавшуюся на макушке. – Надо же такое придумать?!

— Этот хмырь на выдумки горазд! — продолжил адвокат. — Его изобретательности сам черт позавидует! Одна фамилия чего стоит! И врать он научился так, что порой сам уже не осознает, где правда, а где вымысел.

— Это точно! — поддержал его другой адвокат, помоложе. — Когда ему нужно, он наизнанку вывернется. Особенно насобачился перед начальством выслуживаться. Он перед Шумовым, когда тот главой района избрался, чуть ли не на четвереньках ползал! В друзья набивался. На рыбалку с ним все норовил съездить. Только Алексей Александрович эту гниду сразу раскусил…

— Да, в том-то и беда, что не сразу, — вступила в разговор женщина, которая впервые поведала Воронцову историю с Шумовым в Москве. Именно она приезжала к нему в Государственную Думу с просьбой помочь в этом непростом деле. И именно после встречи с ней Виктор Петрович, отбросив все остальные дела, решил вмешаться в судьбу главы маленького сельского района в Чувашии.

— Не сразу он его раскусил, — повторила Людмила Викторовна. — Даже когда его уже арестовали, Шумов почему-то продолжал считать, что Стукалов здесь ни при чем. Наивный человек! За это теперь и страдает!..

— Да, ладно! Чего уж теперь? — прервал ее тот, что постарше. — Давайте лучше покумекаем, как нам правильно построить сегодняшний процесс? И, самое главное — как нам попытаться включить в процесс нашего уважаемого московского гостя?..

— Я уже над этим вопросом размышлял. — Виктор Петрович полез в портфель и достал оттуда Уголовно-процессуальный Кодекс. — Есть одна возможность. Поскольку к нам, в Государственную Думу, было официальное обращение и мы делали официальный депутатский запрос в Генеральную прокуратуру, представитель Государственной Думы может принять участие в процессе в качестве приглашенного специалиста. Ну, скажем, по социально-правовым вопросам. Подобное законом предусмотрено. Надо только в самом начале судебного заседания заявить об этом специальное ходатайство.

— Сомневаюсь я… — поджал губы один из адвокатов. — Ну с какого перепугу суд будет допускать в процесс совершенно постороннего человека? Да еще из Москвы?.. Этот судья сразу в штаны наложит… Они ведь здесь все напуганы до крайности. У них есть совершенно четкое указание — Шумова отправить за решетку. Любым способом.

— А я думаю, что попытка — не пытка! — поддержала Воронцова Людмила Викторовна. — Собственно говоря, что мы теряем? А вдруг у этого молодого судьи сработает самолюбие? Да может статься, что и побоится он отказать представителю Государственной Думы… Так что, может, рискнем?..

— Риск, конечно, дело благородное… — в задумчивости произнес самый старший из адвокатов. И, в упор взглянув на Воронцова, тихо, но твердо, спросил. — Вы-то как, профессор? Готовы к тому, чтобы поучаствовать в этом судилище именно в роли специалиста? В моей практике такое, честно говоря, впервые…

Виктор Петрович спрятал книжечку с Кодексом в портфель, нашел, наконец-то, в углу на тумбочке бутылку воды. Налил себе до краев в маленький пластмассовый стаканчик. Залпом выпил и на выдохе произнес только одно слово «Готов!».

Уже за полчаса до заседания в небольшом холле перед залом собралось достаточно много народа. Среди них Воронцов узнал учителей из села Большое Шигаево и рабочих из «Маяка», которые сегодня утром настраивали для работы свои машины.

Входная дверь на этаж постоянно издавала жалобный скрип. Потому что народ все продолжал прибывать. И уже через несколько минут Воронцов заметил, что сквозь толпу заходящих протискиваются двое ребят с большими сумками и молоденька девушка.

Он их моментально узнал. Не далее, как пять дней назад эти ребята из телекомпании «Мир» приезжали в Государственную Думу брать у него интервью по поводу ситуации с ЕГЭ. И довольно настойчивая девушка-корреспондент, уже закончив съемку сюжета, начала выспрашивать у профессора о его ближайших планах. Именно тогда он и поведал ребятам о том, что собирается в Чувашию на уникальный, с его точки зрения, судебный процесс.

Катюша — так звали девушку — что-то долго записывала в свой блокнот. А затем сказала только одну фразу: «Я расскажу своему продюсеру. Думаю, что для нас это будет представлять интерес». И попросила какие-нибудь контактные телефоны в Мариинском Посаде.

И вот эти ребята совершенно уникальным образом оказались в здании районного суда буквально за несколько минут до начала заседания.

Завидев Воронцова, Катюша радостно замахала руками и дала команду ребятам устанавливать камеру.

Вокруг съемочной группы моментально образовался тесный круг любопытных жителей. Кто-то из них заинтересованно, с некоторой ноткой сомнения в голосе, произнес:

— Откуда же вы будете?.. Неужели из самой Москвы?..

— А то, откуда же?! — с некоторой гордостью произнес парень, устанавливающий на небольшом расчищенном пространстве раскладной штатив. — У вас что здесь? Часто бывают с такой аппаратурой? — Он бережно похлопал ладонью по телекамере и начал собирать микрофонную «пушку».

Присутствие в суде съемочной бригады из самой столицы, да еще — из главного телеканала Содружества Независимых Государств, сразу придало предстоящему процессу значительный вес. Поэтому, как только двери в зал заседаний распахнулись, народ хлынул внутрь, пытаясь занять места поближе к свидетельской трибуне.

Отсняв небольшой комментарий с одним из адвокатов, Катюша дала ребятам команду перемещаться в зал. На что Воронцов с сомнением покачал головой.

— Боюсь, что у вас будут проблемы… Насколько мне известно, для съемки в зале суда требуется особое разрешение…

Но Катюша только весело рассмеялась.

— Виктор Петрович! Неужели вы думаете, что мы проехали столько верст, чтобы делать съемки в коридоре? Наше начальство обо всем договорилось. И мы получили официальное разрешение, аж, из самих Чебоксар! Так что, судья — в курсе. Хотя, мне кажется, кое-кто пытался в руководстве администрации президента республики возражать. Но мы — слишком солидная телекомпания, чтобы нам отказывать. Тем более что процесс открытый. И поводов его закрывать от прессы, как я понимаю, нет. — И Катюша зашагала следом за ребятами в зал.

А Воронцов и еще несколько человек, видимо, приглашенных в качестве свидетелей, остались в холле.

Время шло, а двери в зал все так же оставались наглухо закрытыми. Лишь изредка оттуда доносились приглушенные голоса и раздавались неясные звуки.

Прошло не менее получаса, когда дверь в зал приоткрылась и выглянувший наружу судебный пристав произнес:

— Воронцов! Виктор Петрович! Есть тут такой?.. Проходите. Вы приглашаетесь в зал судебных заседаний!..

Из большого окна, располагающегося прямо напротив входной двери, в лицо ударил яркий солнечный свет. После сумрачного освещения в холле профессору показалось, что его осветили яркими прожекторами софитов. Поэтому некоторое время он стоял, пытаясь адаптироваться к новой обстановке.

Между тем, судья, которого он сразу не рассмотрел в ярком солнечном свете, еще раз громко повторил его фамилию, имя и отчество. После чего кивнул в сторону одного из адвокатов.

— Попрошу вас еще раз ознакомить суд с вашим ходатайством…

Виктор Петрович, уже начав понемногу привыкать к яркому свету, повернулся к адвокатскому столику. И лишь теперь заметил сразу за столом, где расположились все пять адвокатов, высокую, до самого потолка, решетку, внутри которой сидел человек.

Это, конечно же, был Шумов.

Виктор Петрович видел его впервые. И первое, на что он обратил внимание, были глаза подсудимого.

В них не было ни злобы, ни страха, ни раскаяния. В них была невероятная усталость и спокойствие. Он сосредоточил свой взгляд в одной точке, где-то прямо перед собой. И лишь изредка переводил его то на битком заполненный зал, то на молоденькую девушку-прокурора с противоположной стороны, то на судью.

Несмотря на его внешнее спокойствие, Воронцов увидел в его взгляде и некоторую обреченность. Этот человек всем своим видом показывал, что он прекрасно понимает, что здесь происходит, и не строит никаких лишних иллюзий.

Все это пронеслось в мозгу профессора, пока адвокат зачитывал текст ходатайства о приглашении в процесс эксперта Государственной Думы Воронцова в качестве специалиста.

После того, как тот закончил чтение, судья сделал небольшую паузу и кивнул в сторону прокурора:

— Есть ли возражения у обвинения?

— Да, ваша честь! — тут же вскочила с места девушка в строгом прокурорском мундире с несколькими маленькими звездочками на погонах. — Мы не видим основания для участия в данном процессе каких-либо специалистов. Тем более что прокуратура республики уже давала письменный ответ по запросу из Государственной Думы по данному уголовному делу. У нас в республике достаточно своих квалифицированных специалистов. Поэтому, в крайнем случае, если суд сочтет нужным, мы можем пригласить специалиста по социально-правовым вопросам из Законодательного Собрания республики. — Она села на место и обиженно поджала губы.

Слегка кивнув в ее сторону, судья обратился теперь к подсудимому:

— Есть ли у вас возражения против участия в судебном разбирательстве эксперта Государственной Думы профессора Воронцова Виктора Петровича в качестве специалиста?

Шумов, словно очнувшись от каких-то своих мыслей, привстал со скамьи и только несколько раз отрицательно покачал головой.

— Понятно. А у вас, господин эксперт? — он обратился к Воронцову. — Готовы ли вы принять участие в судебном процессе в качестве приглашенного судом специалиста по социально-правовым вопросам?

Увидев его положительную реакцию на свой вопрос, судья опустил глаза вниз и некоторое время посидел в задумчивости. Затем громко и внятно произнес:

— Суд, посовещавшись на месте, постановил: пригласить для участия в судебном процессе по делу Шумова Алексея Александровича эксперта Государственной Думы Российской Федерации Воронцова Виктора Петровича в качестве специалиста по социально-правовым вопросам.

Эта фраза о том, что суд «посовещался на месте», всегда приводила Виктора Петровича в некоторое умиление. Потому что суды первой инстанции у нас давно уже состояли из единоличных представителей судейской корпорации. И совещаться им кроме, как со своей собственной совестью, было, собственно говоря, не с кем. Но о наличие этой самой совести очень часто были очень большие сомнения. Поэтому сегодняшнее столь успешное «совещание» судьи Воронцов воспринял как добрый знак.

Вызывало не меньшее отторжение у профессора и обращение «Ваша честь!» Поскольку с ней, так же, как и с совестью, у наших служителей Фемиды тоже были явные проблемы. Поэтому Виктор Петрович всегда предпочитал более умеренное обращение. Что-то типа «Уважаемый суд!» Хотя особо большого уважения к суду он тоже порой не испытывал. Но, таковы были правила игры. И не учитывать их было невозможно.

Все время, пока он излагал суду суть своей позиции по делу, девушка-прокурор возмущенно ковыряла ручкой у себя в блокноте. И Воронцову показалось, что она разобрала весь блокнот на отдельные листочки и теперь беспорядочно перемешивает их по столу.

В то же время, как невольно отметил для себя профессор, довольно молодой судья слушал его с большой заинтересованностью и время от времени делал какие-то пометки в своей рабочей тетради.

Адвокаты вели себя спокойно. То и дело друг с другом что-то вполголоса обсуждая.

Иногда, по ходу доклада Воронцова, Шумов протягивал руку из-за решетки и касался плеча Людмилы Викторовны, видимо, задавая ей короткие вопросы. На что та быстро и довольно эмоционально отвечала, пытаясь говорить как можно тише, но так, чтобы подзащитный ее полностью расслышал.

По залу время от времени прокатывался легкий рокот. Особенно в том месте, когда Воронцов начал рассказывать о процессе ликвидации в России сельских школ и о действиях бывшего главы района Шумова, который не дал довести до закрытия школу в селе Большое Шигаево.

Завершил свою речь Воронцов словами, ставшими неожиданными как для суда, так, по всей вероятности, и для самого подсудимого.

Закрыв свою объемистую справку, Виктор Петрович некоторое время постоял в раздумье и вдруг совершенно отчетливо произнес:

— У нас, в России, всегда было так: или грудь в крестах или голова в кустах! Сначала мы людей судим, а потом признаем, что они-то и есть истинные радетели за народное благо! Только прозрение это приходит слишком поздно! При жизни у нас, к большому сожалению, зачастую награды получают подонки и подлецы. А настоящие герои идут на Голгофу. Не пора ли нам поменять эту страшную традицию? Не могу сказать с полной уверенностью, что бывший глава вашего района Алексей Шумов — герой. Я его слишком мало знаю. Но людей судят не по словам, а по делам. И то, что порадеть за его судьбу пришли сегодня многие его односельчане, говорит о том, что он сделал для них что-то весьма важное. А это много стоит. Но только за одно то, что он сделал для ребятишек из спасенной им школы и из спасенных им детских садиков, Шумова сегодня надо не судить, а представлять к государственной награде. И, я думаю, что эту награду он когда-нибудь получит. — Виктор Петрович обернулся вполоборота к залу и слегка прихлопнул рукой по своим бумагам. — Это я вам говорю, как приглашенный в суд специалист! Как эксперт высшего законодательного собрания страны! И, наконец, как гражданин этого государства! А посему считаю, что осуждение Шумова по перечисленным в деле статьям будет серьезной социальной и политической ошибкой!

Виктор Петрович собрал с трибуны листы бумаги и вопросительно посмотрел в сторону судьи.

Тот, в свою очередь, только сделал жест рукой.

— Я благодарю уважаемого эксперта за столь просторный и полный анализ социально-правовых аспектов рассматриваемого дела. Прошу присесть на первый ряд и напоминаю, что вы можете принять в дальнейшем участие в процессе, как это предусмотрено в соответствии с нормой закона. — Судья начал что-то быстро писать в свою тетрадь. Затем, словно спохватившись, встал с места и громко возвестил. — Объявляется перерыв в судебном заседании на пять дней! — Он заглянул в свою тетрадь и добавил. — Следующее заседание состоится десятого июня!

Он быстро смахнул со стола все документы. Сгреб их в одну кучу, прихватил под мышку и удалился из зала в боковую дверь.

Девушка-прокурор от неожиданности так растерялась, что даже забыла привстать, когда судья покидал зал заседаний. Затем долго тупо рассматривала свой разорванный блокнот и в сердцах сбросила все листки на пол…

Совсем иной была реакции за столиком защиты. Адвокаты повскакивали со своих мест и начали жать друг другу руки. Затем все разом, как по команде обернулись в сторону Воронцова. Тот покинул свое место в первом ряду и переместился поближе к решетке.

— Ну, что я вам скажу, друзья мои? По-моему, нам удалось пробить в обвинении брешь! — старший из адвокатов повернулся лицом к решетке и протянул обе руки подзащитному. — Не думаю, что это — полная победа. Но уже просто так им вас осудить не удастся. И все это — благодаря нашему московскому гостю.

Виктор Петрович увидел, как задрожали губы стоящего за решеткой человека и как на его глазах навернулись скупые слезы. Он подошел поближе к разделявшему их барьеру и тоже протянул Шумову обе руки. Тот с готовностью начал их пожимать, тихонько приговаривая про себя: «Спасибо вам, родной… вы теперь наш друг… на веки вечные… такое не забывается… что бы дальше не случилось… теперь уже и не страшно… теперь я все выдержу…»

Когда конвой уводил его из зала, он все так же продолжал, глядя по сторонам на односельчан, кланяться и приговаривать: «И вам всем спасибо… не ожидал… отработаю… видит Бог, отработаю…»

Из публикаций российских СМИ: Газета «Правда», 6 июня 2009 г.

«Чувашский синдром «Пикалево»

Похоже, что синдром «Пикалево» может перерасти во всероссийскую социальную эпидемию.

Доказательством тому служат события, разворачивающиеся в течение последнего года в небольшом районном центре Чувашской Республики под звучным названием Мариинский Посад. Иэти события с очевидной четкостью показывают, что экономический кризис, постепенно перерастающий в социальный, в России имеет ярко выраженный рукотворный характер.

Вступив после выборов в 2005-м году в должность главы района, Алексей Шумов некоторое время пытался следовать «мудрым указаниям» правящей партии. Но уже через несколько месяцев понял: либо, в угоду республиканскому руководству, он обязан будет делать вид, что все благополучно (и это при полном развале всей социальной сферы). Либо будет вынужден принимать неприемлемые для вышестоящего руководства решения.

В первую очередь это коснулось системы образования и ЖКХ. И то, и другое в районе находились в крайне тяжелом положении. Район не обошла участь многих подобного рода сельских муниципальных образований. В соответствии с программой «реструктуризации сельской школы», разработанной и принятой в Российской Федерации при непосредственном участии американских советников, вот уже не первый год в нашей стране идет фактическое уничтожение системы образования на селе. Только за 2008-й год в рамках данной «программы» в России было закрыто 667 малокомплектных сельских школ.

Все это делалось под громкие заверения руководства Министерства образования и науки РФ о «совершенствовании» всей системы образования. Но, как говорится, благими намерениями у нас всегда оказывается вымощена дорога исключительно в ад.

Кстати, о дорогах. В России, как известно, всегда были две основные беды: дураки и дороги. Теперь появилась третья беда: дураки, которые предлагают по этим дорогам возить детей в отдаленные школы. А те, кто не желают уподобляться последним, сразу попадают в разряд неугодных власти.

Так произошло и с Алексеем Шумовым.

Узнав о бедах своих сельских школ, он категорически выступил против процесса «реструктуризации», и решил сделать все возможное для их сохранения.

Способов проведения «реструктуризации » известно сегодня специалистам довольно много. Но один из самых эффективных — довести сельскую школу до такого состояния, когда она будет попросту закрыта, либо по техническим, либо по санитарным показателям. Самое милое дело для «реструктуризаторов » — это когда дети в школе начнут замерзать или вымокать.

Полная средняя школа в сельском поселении Большое Шигаево вымерзала на протяжении нескольких лет. В зимний период температура в школе не превышала 7–8 градусов. И к 2006-му году численность учащихся там сократилась почти вдвое. Кто-то был переведен в соседние школы, а кто-то попросту покинул это село в поисках более благоприятных для своих детей условий.

В России сегодня находятся деньги на многие несуразицы. На всякого рода эксперименты, типа ЕГЭ, потрачены миллиарды рублей. При этом результат для страны не просто нулевой — он резко отрицательный. Но никто за подобного рода «эксперименты » пока так и не ответил. Зато, по данным контрольного управления Администрации президента страны, из 59 тысяч российских школ почти 26 тысяч практически не пригодны для обучения в них подрастающего поколения страны. Именно поэтому процесс закрытия школ (особенно в сельской местности) приобрел характер стихийного бедствия. В целом за последние 15 лет по стране было закрыто почти 12 тысяч школ. Подобного не было даже в лихие годы Великой Отечественной войны.

Данному процессу сегодня противостоят лишь истинные патриоты государства Российского, к каковым мы можем с полной уверенностью отнести и Алексея Шумова.

Не имея в муниципальном бюджете никаких средств на проведение работ по ремонту образовательных учреждений, он создал условия, при которых главное градообразующее предприятие района — ООО «Маяк» (учредителем и директором которого он был до избрания на должность главы района) — авансом, без каких-либо дальнейших финансовых гарантий, провело в школу села Большое Шигаево газ и поставило там газовую котельную. В школу пришло долгожданное тепло, и предписание Роспотребнадзора о ее закрытии пришлось положить под сукно.

Аналогичная история произошла и с детским садом «Аленушка», дети в котором уже не один год страдали простудными заболеваниями из-за катастрофически худой крыши.

ООО «Маяк» потратило на газификацию Большешигаевской школы более 700 тысяч рублей. И на ремонт крыши детского садика «Аленушка » — более 400 тысяч рублей.

Далее глава района Шумов занялся практически развалившейся системой ЖКХ. Районное муниципальное предприятие «ЖКХ» его предшественниками фактически было доведено до состояния банкротства. И, как водится в таких случаях по всей России, на месте муниципального предприятия были организованы, так называемые, ОАО — некие акционерные общества — плод административных фантазий «чубайсовских реформаторов » конца 90-х годов. Но и эти ОАО, разворовав остатки муниципальных средств, быстро пришли в состояние банкротства. Главными жертвами подобной административной чехарды, конечно же, стали простые жители района, оставшиеся, в конечном итоге, и без воды, и без света, и без тепла.

Глава района Шумов решительно вмешался и в этот губительный процесс. Он передал принадлежащее району имущество в распоряжение структурам, которые реально выполнили задачу обеспечения населения услугами ЖКХ. Но это все не пришлось по нраву республиканскому руководству.

Видимо, кому-то очень выгодно сегодня «ловить рыбку в мутной воде » экономического и социального кризиса. Поэтому глава Мариинско-Посадского района Алексей Шумов был обвинен сразу по нескольким статьям Уголовного Кодекса и как самый злостный преступник сразу же заключен под стражу. В первую очередь, ему инкриминировали «превышение должностных полномочий » (ремонт школы и детского садика). Далее последовало стандартное обвинение в «незаконном участии в предпринимательской деятельности»(поскольку главой его бывшего предприятия ООО «Маяк» осталась его жена Галина Шумова). При этом чувашские правоохранители почему-то забыли изучить «опыт» своих московских коллег, так и не посягнувших на своего «всенародно любимого мэра » Юрия Лужкова, жена которого Елена Батурина стала, по версии журнала «Форбс», самой богатой дамой России именно на заказах, полученных от правительства Москвы. Ну и, конечно же, Шумову было вменено в вину «вмешательство в процедуру банкротства » системы ЖКХ района. Хотя, выступавший в судебном процессе глава местной МЧС, совершенно ясно дал понять, что в случае не принятия главой района мер по спасению системы ЖКХ жители оказались бы на грани социальной катастрофы.

Не так давно все СМИ с умилением рассказывали о том, как председатель правительства Владимир Путин пытался предотвратить социальную трагедию в поселке Пикалево Ленинградской области. Но при этом никто даже не задался вопросом: а почему же подобное стало возможно? Безусловно, в такого рода социальных провалах виноваты магнаты типа Олега Дерипаски, созданные и взлелеянные самой властью. Но и политическая верхушка страны, заинтересованная в сохранении социальной нестабильности, которую можно легко использовать для любых политических манипуляций, несет за это прямую ответственность. И именно она дает команду на расправу над теми, кто пытается эту социальную напряженность снять.

Так произошло и с «Чувашским делом» в отношении Алексея Шумова. Но на его защиту встали не только жители района, но и депутаты Государственной Думы (запросы в адрес Генеральной прокуратуры и Следственного комитета при прокуратуре направил депутат от фракции КПРФ Олег Смолин) и ведущие правозащитники (Людмила Алексеева — руководитель Московской Хельсинкской группы и Владимир Лукин — Уполномоченный по правам человека в РФ). Поэтому «Дело Шумова» сегодня является своеобразной лакмусовой бумажкой, которая может выявить реальное отношение ныне действующей власти к проблемам созданного ею же социального кризиса в стране. Осуждение главы Мариинско-Посадского района Чувашской Республики Алексея Шумова будет означать, что нынешняя российская власть взяла курс на расправу над теми, кто реально пытается сохранить от уничтожения социальную сферу.

И тогда всему цивилизованному миру станет совершенно очевидно, кто реально в России является организатором и вдохновителем экономической и социальной катастрофы. И никакие громкие увещевания о благе народа, произносимые с экранов телевизоров представителями «партии власти », уже не помогут».  

 

Глава 6. Вас здесь не стояло

1

Заседание Московского городского суда было предельно коротким.

Рассмотрев представленные документы, судья бесстрастно зачитала решение: «Ануфриеву Елену Сергеевну в должности директора детского центра «Олимп» восстановить».

Несколько обескураженный подобного рода поворотом событий представитель муниципалитета «Южное Медведково» еще некоторое время постоял в замешательстве. Потом попытался что-то возразить. Но судья лишь отвернулась в сторону, давая понять, что все разговоры окончены, кивнула головой секретарю и зашагала из зала заседания.

Ольга Александровна, не смотря на свой грузный вес и покалывание в области сердца, схватила дочь за талию и начала кружить по залу. Завидев неодобрительные жесты секретаря, тут же замахала руками и гордо прошагала в коридор мимо все также продолжавшего стоять юриста, представлявшего в процессе противную сторону. И, уже дойдя до дверей, вдруг повернулась в его сторону и состроила ему детскую рожицу.

Выскочив на улицу, она быстро достала из сумочки мобильный телефон и начала набирать номер Воронцова.

— Виктор Петрович! Это невероятно, но мы выиграли суд по поводу восстановления Леночки на работе!.. — Она на некоторое время застыла на месте и, вдруг серьезно задумавшись, произнесла. — Что же нам теперь делать?..

В трубке на некоторое время повисла тишина. Затем спокойный голос профессора произнес: «Ждать».

Ольга Александровна взглянула на дочь, затем на примолкшую телефонную трубку и, вновь приблизив ее к уху, переспросила:

— То есть как это — ждать? Ведь мы же процесс выиграли… Леночку же теперь должны восстановить…

— Это правильно, — бесстрастно продолжил голос в трубке. — Но есть определенные нормы вступления в силу решения суда. Вам надо дождаться вступления данного решения суда в законную силу и получить от судьи на руки исполнительный лист. Только тогда можно приступать к процедуре восстановления. А вообще-то, я вас от души поздравляю. Наши суды не слишком щедры на подобного рода решения.

Ольга Александровна облегченно перевела дух и подмигнула дочери.

— Спасибо вам, Виктор Петрович! Это все только благодаря вам! Без вашего совета нам было совсем плохо! — она глубоко вздохнула и слегка наклонила голову. — Ну что же! Если вы говорите, надо ждать — будем ждать. Это уже не так важно. Главное, что эта зараза Володина утрет свой поганый нос!

— А вот этого я вам пока не рекомендую, — предостерегающе произнес голос в трубке. — Будьте предельно осторожны. С той стороны возможны любые провокации. Эти люди ничего просто так не оставляют. Так что не думайте, что все будет так, как написано в решении суда.

— Я все поняла! — быстро закивала головой Ольга Александровна. — Даю вам слово, что ни одного шага без вашего совета мы не сделаем.

Ольга Александровна уже хотела было дать отбой, но вдруг с сомнением произнесла:

— Виктор Петрович, а они не могут Леночку уволить снова?..

В трубке на некоторое время установилась тишина. Затем спокойный голос профессора произнес:

— Они могут все. Для этих людей нет ничего святого и ничего обязательного… Даже решения суда… — Виктор Петрович тяжело вздохнул и уже более спокойно произнес. — Повторяю: будьте предельно осторожны и держите меня в курсе всех событий. А сейчас я больше не могу говорить — у меня начинается заседание экспертного совета… — И в трубке раздались короткие гудки.

Ольга Александровна еще некоторое время в задумчивости постояла на месте. Затем бросила телефон в сумочку и схватила дочь за руку.

— И все-таки, Ленка, мы с тобой — молодцы! Дали таки под дых этой сучке Володиной! Пусть она теперь умоется!

И мать с дочерью весело зашагали вдоль аллеи к трамвайной остановке.

2

История детского клуба «Импульс», также как истории еще более двух десятков подобных организаций, заставила Виктора Петровича резко поменять свое отношение ко всему московскому руководству.

Хотя, оно и раньше не было столь радужным. Но, во всяком случае, оно было достаточно уважительным по отношению к московскому главе — Юрию Михайловичу Лужкову. Особенно после событий 2003-го года в театре зверей «Уголок дедушки Дурова», которым много лет руководила большой друг профессора Воронцова Наталья Юрьевна Дурова.

Тогда в один из ноябрьских вечеров в квартире Воронцова вдруг раздался тревожный телефонный звонок. Звонила Наталья Юрьевна. Слегка срывающимся голосом эта всегда спокойная женщина скороговоркой произнесла:

— Дружочек!.. Приезжайте скорее ко мне в театр!.. Мы провалились под землю…. Я не знаю, что делать… Там, в провале течет вода…

Не дослушав ее взволнованного рассказа, Виктор Петрович выскочил на улицу и поймал первую попавшуюся машину. На вопрос водителя только кратко бросил:

— На улицу Дурова! К «Уголку дедушки Дурова»!

Водитель, взглянув на часы, стрелки которых подходили к двенадцати ночи, лишь пожал плечами и рванул в сторону центра.

Когда машина подкатила по указанному адресу, возле театра уже стояли две машины технической помощи, а по вестибюлю административного здания быстро передвигалась сама хозяйка театра, давая на ходу весьма бессвязные команды. Она то бросалась в коридор, ведущий к вольеру с животными и начинала кричать кому-то внутрь «Держите Машку! Не подпускайте никого к слонихе! Она же сейчас всю клетку разворотит!» То выскакивала на улицу и начинала упрекать рабочих за медлительность: «Ну, что же вы стоите?! У нас же сейчас весь реквизит уплывет!»

Завидев издалека Воронцова, Наталья Юрьевна бросилась ему навстречу.

— Ну, вот! Хотя бы один нормальный человек появился! А эти все сейчас мне театр угробят!

При этих словах откуда-то из-за угла вдруг появилась фигура огромного человека в полном снаряжении с перепачканным лицом, над которым прямо на козырьке каски светился яркий фонарик. В руках он держал какой-то замысловатый инструмент, а на плече его висел большой рулон тонкого металлического троса.

Виктор Петрович не сразу признал в нем главного руководителя московских диггеров Вадима Михайлова.

Зато Наталья Юрьевна тут же бросилась к нему с распростертыми объятиями.

— Ну, где же ты, дружочек, запропастился?! Мы же тут без тебя совсем пропадаем! Ты не представляешь — мы же чуть все под землю не провалились!

Вадим слегка смущенно отвел ее объятия, показывая на свою довольно грязную одежду, и только потоптался на месте. Затем скинул с плеча моток троса, стянул грязные рукавицы и оглянулся, ища место, куда бы их пристроить.

— Я уже сто раз говорил этим уродам из мэрии, что дело добром не кончится. У нас, почитай, вся Москва на трухлявых пустотах стоит. Тут же почти сотня речушек под землей протекает. Их когда-то в трубы заделали, а трубы-то все давно прогнили… Вот и под вами целая речка сейчас течет. Надо здание срочно укреплять, иначе все вы вместе со своим зверьем уплывете. Завтра же звоните с утра Лужкову. Может, он вас хотя бы послушает… Иначе — труба дело!..

Не успел Вадим договорить фразу, как с верхнего этажа раздался голос помощницы Дуровой:

— Наталья Юрьевна! Вас тут срочно к телефону! Говорят, что Юрий Михайлович с вами желает переговорить…

Дурова на некоторое время замерла, как будто соображая, что это за Юрий Михайлович решил с ней пообщаться в столь позднее время. И только после слов Михайлова «Ну, вот он, сердечный! Легок на помине!» быстро заковыляла по лестнице наверх в свой кабинет.

Она отсутствовала минут десять. После чего появилась на самой верхней ступени и, подняв руки к потолку, громко произнесла:

— Слушайте, я люблю нашего мэра! Он сказал, что дал все необходимые команды техническим службам, а завтра утром прибудет в театр лично! — И, уже спустившись вниз, обращаясь то к одному, то к другому, продолжала радостно повторять. — Он же большой умница — наш Юрий Михайлович! Он же — наше единственное спасение! Он же — настоящий мужчина!

Не обращая внимания на ее восторженные возгласы, Вадим медленно собрал с пола моток троса, натянул свои промокшие рукавицы, надвинул поглубже на глаза каску и, не прощаясь, двинулся по коридору в сторону провала.

Виктор Петрович тоже еще некоторое время постоял в задумчивости, глядя на то, как работники технической службы вытаскивают на улицу уцелевший театральный инвентарь, и потихоньку двинулся в сторону выхода.

Дурова как будто не заметила ухода ни того, ни другого. Потому что она продолжала перемещаться между сотрудниками техпомощи и работниками театра, восхищенно рассказывая о том, что ей только что позвонил «сам Юрий Михайлович» и что теперь-то уж наверняка все у них в театре будет в порядке.

Юрий Михайлович Лужков действительно, как и обещал, на следующее утро лично прибыл в «Уголок дедушки Дурова».

С этого визита в театре началась крупномасштабная реконструкция, дожить до окончания которой Наталье Юрьевне Дуровой уже было не суждено…

Тем не менее, Виктор Петрович с того памятного вечера осенью 2003-го года начал относиться к Юрию Лужкову с некоторым уважением.

3

Однако то, что происходило в последнее время с детскими клубами и центрами досуга, очень резко поколебало в общественном сознании образ доброго градоначальника, спасавшего самый любимый детский театр.

Стоило профессору Воронцову только однажды выступить в прессе в защиту одного из разгромленных местными чиновниками клубов, как к нему моментально потянулись десятки обиженных. И первыми к нему прибежали руководители детского центра «Импульс» из Северо-Восточного округа столицы — мать и дочь Ануфриевы.

Ольга Александровна вела себя по-боевому. И даже, как показалось Воронцову, чрезвычайно агрессивно. Но, познакомившись с ними поближе, Виктор Петрович начал понимать причину ее агрессивного поведения.

Детский центр «Импульс» существовал в районе Южного Медведково более 16 лет. И за это время через его подразделения прошла огромная масса юных москвичей. Они научились здесь самостоятельно мыслить и действовать. Центр был неизменным участником всех конкурсов и массовых мероприятий. Причем от чиновников не просили ничего. Единственным «подарком» власти стало довольно большое помещение, в котором разместились бесчисленные творческие кружки и студии. Для нескольких поколений ребят «Импульс» в буквальном смысле слова стал вторым домом, в который бежали в любое время года, при любой погоде и при любом настроении. Здесь их неизменно встречали теплом, лаской и заботой. А приветливая «мама Оля» всегда и при любых обстоятельствах могла найти слова утешения.

Но очень скоро утешать пришлось ее саму.

Произошло это, когда главой местного муниципалитета избрали некую госпожу Володину.

Эта изящная и милая на вид женщина на самом деле оказалась довольно крутой и своенравной чиновницей. При довольно скромном муниципальном бюджете она окружила себя роскошью и удобствами. Разъезжала по району исключительно на автомобиле марки «БМВ», а указания давала сквозь зубы с видом ядовитой змеи, готовой в любой момент наброситься на выбранную жертву. С начальством, правда, она выглядела совершенно иначе. Моментально превращалась в душечку и лапочку. Голосочек снижала до писка и закатывала куда-то вбок свои томные глазки с огромными накладными ресницами.

Прибыв однажды «для ознакомления» в «Импульс», «лапочка» долго умиленно рассматривала детские работы, восхищенно вздыхала, видя, как ребята мастерят уникальные поделки и уже за чашкой чая, предложенной от души обрадованной такой реакцией чиновницы «мамы Оли», с напускным восторгом произнесла:

— Это же — прелесть, что такое! У меня просто нет слов! И все это вы делаете исключительно на общественных началах?! — Не дожидаясь ответа руководителя центра, Володина твердо пристукнула ладошкой по столу и отчеканила. — Отныне руководство муниципалитета берет вас под свою опеку и покровительство! Мы сделаем все, что нужно для полного обеспечения существования вашего прекрасного начинания.

Еще не ожидавшая никакого подвоха, Ольга Александровна с неописуемой радостью начала подливать чиновнице крепкого чая и подкладывать на блюдце медовых пряников.

— Мы так рады!.. Мы так рады!.. — она как будто не находила себе места. То и дело привставала на стареньком, видавшем виды, диванчике, то усаживалась в него поглубже и от счастья даже зажмуривала глаза. — У нас ведь очень талантливые дети! Они готовы проводить здесь день и ночь. Только бы было к чему приложить свои руки. Нам, конечно, очень многого не хватает. Даже куска ватмана лишний раз не купишь. Хорошо, есть некоторые сознательные родители — спасают…

— И это — неправильно! — прервала ее Володина.

Отодвинув подальше кружку с чаем и блюдце с пряниками, она решительно достала из своей сумочки какие-то бумаги и начала раскладывать их на столе.

— Мы вот тут уже по этому поводу кое-какие соображения набросали, — она перевернула один из лежащих на столе листков и ткнула туда пальцем. — Было бы правильно взять вашу организацию на полное муниципальное обеспечение. — Она особо выделила слово «муниципальное», давая тем самым понять, что данное решение является исключительно ее собственной инициативой. — Я так понимаю, что вам за свой счет приходится не только ватман покупать, но и делать все коммунальные платежи?

Она пристально взглянула на «маму Олю» и, заметив, что та начала быстро отрицательно мотать головой, сделала слегка удивленный вид.

— Как же так? Неужели вы не платите коммуналку? Кто же тогда это за вас делает? — Володина отвела глаза в сторону и еще раз обвела оценивающим взглядом помещение.

— Я не знаю… — даже как-то смутилась Ольга Александровна. — Изначально, когда нам давали это помещение под работу с детьми, всю коммуналку оплачивал за нас местный жэк.

— Ну, милочка моя! Вы все еще живете старыми понятиями! Уже давно никаких жэков не существует. Теперь всем руководят, так называемые, «управляющие компании». Вот они мне и доложили, что вы давно уже не оплачивали никаких коммунальных платежей, — она перевернула еще один листок бумаги на столе и ткнула туда своим изящным пальчиком. — Так что вы теперь — несостоятельные должники!

Володина игриво погрозила «маме Оле» пальчиком и засмеялась. Но та невольно съежилась под ее колючим взглядом.

— Тут накопилась очень порядочная суммочка! А это — не порядок! Если «управляющая компания» подаст на вас в суд, это будет большой скандал.

Ольга Александровна глянула на цифры, обозначенные в бумаге, и на некоторое время как будто оцепенела. Затем медленно привстала с диванчика и начала растерянно оглядываться по сторонам.

— Что же нам теперь делать?.. У нас же просто нет таких денег…

Она заходила взад-вперед по комнате, на ходу перебирая попадающиеся под руку детские поделки. Затем остановилась и умоляюще взглянула на Володину.

— Подскажите, какой из этой ситуации может быть выход?..

Словно ожидая подобного рода вопроса, чиновница тут же перевернула еще один лист бумаги на столе и накрыла его ладонью.

— Я очень рада, что вы поняли всю остроту своего положения. Мы предлагаем вам самый простой выход, — Володина отхлебнула из чашки небольшой глоток чая и обвела оценивающим взглядом комнату. — Вам надо поделиться вашим помещением с другой детской организацией. Ее учредителем будет наш муниципалитет. И мы будем оплачивать все расходы, как за них, так и за вас.

— А как же быть с этим?.. — Ольга Александровна кивнула головой на предыдущий листок, — ну, я имею в виду, с этим долгом?..

Володина понимающе закивала головой и сделала в сторону хозяйки Центра величавый реверанс.

— Если мы с вами договоримся, данный вопрос вас может не волновать. — И в подтверждение своих слов Володина взяла со стола листок бумаги с расчетами задолженности по коммуналке и разорвала его на несколько мелких частей. — Мы уже обговорили подобный вариант с управляющей компанией. Тем более, что учредителями ее являемся именно мы.

Чиновница аккуратно сложила обрывки документа к себе в сумочку и сделала жест рукой, приглашая Ольгу Александровну вернуться на диван.

— Ну, так как? Устраивает вас подобный вариант? — Она отхлебнула из кружки чая и слегка пригубила медовый пряник. — Будем судиться или будем дружить?..

Ольга Александровна еще некоторое время постояла в задумчивости, осторожно поглядывая на сумочку чиновницы, куда та спрятала порванные листки, затем махнула рукой и присела на краешек дивана.

– Меня всегда с детства учили, что даже самый плохой мир лучше любой войны! Давайте договариваться!..

В тот момент умудренная богатым жизненным опытом женщина еще не знала, что попалась в мастерски расставленные сети лукавой чиновницы. Да и не могла знать. Потому что всю жизнь работала с детьми, не способными ни на подлость, ни на предательство, ни на злодейский обман.

Не прошло и месяца, как в помещении «Импульса» появился детский спортивный клуб «Олимп». На первых порах руководителем «Олимпа» по согласованию с руководителем муниципалитета стала дочь Ольги Александровны — Лена. Но, как оказалось, это был всего лишь отвлекающий маневр. Ануфриевы недооценили административный талант новой главы района.

Как только «Олимп» был официально зарегистрирован, оборудован и приступил к работе, в один прекрасный день Елена вдруг с удивлением узнала, что она уволена «за нарушение трудовой дисциплины». И уже на следующий день в помещении, совместно занимаемом «Олимпом» и «Импульсом», появилась новая «хозяйка», которая предложила Ануфриевым «убираться подобру-поздорову, куда глаза глядят».

Это сообщение ударило Ольгу Александровну, как гром среди ясного неба.

Она бросилась в муниципалитет. Но некогда приветливая чиновница даже не захотела ее слушать. Скорчив презрительную гримасу, она только криво усмехнулась и, распахнув настежь дверь в приемную, громко скомандовала вскочившей из-за стола секретарше:

— Пригласи-ка сюда охрану! Да побыстрее! У меня сегодня не приемный день! Эта полоумная баба мешает мне заниматься важными делами!

От неожиданности Ольга Александровна на некоторое время опешила. Она вдруг почувствовала, что ее начинает бить нервная дрожь и ноги отказываются передвигаться. Она попыталась сделать пару неуклюжих шагов и… упала.

В это время в приемную уже вбегали двое здоровенных парней в черной камуфляжной форме. Они схватили обессилевшую женщину под локти и поволокли за дверь. Протащив по всему длинному коридору муниципалитета, охранники распахнули входную дверь и буквально выбросили несчастную женщину на песчаную дорожку перед зданием.

При этом один из парней длинно витиевато выругался и смачно плюнул. Так, что густая слизь чуть не попала женщине в лицо. И презрительно проговорил:

— Знай, мамаша, куда суешься! Тебе же четко сказали: вас здесь не стояло! Вот и полежи пока — одумайся!

После чего дверь за ними с легким скрипом закрылась, и «мама Оля» осталась лежать посреди тротуара.

От обиды и полного бессилия она только бросила безнадежный взгляд в сторону удалившихся парней, попыталась приподняться, но, поняв, что сделать ей это без посторонней помощи не удастся, приникла щекой к мокрой от недавно прошедшего дождя дорожке и тихо безутешно зарыдала…

Все это было несколько месяцев назад.

И вот сегодня Московский городской суд отменил решение об увольнении Ануфриевой Елены из «Олимпа».

Ольга Александровна радовалась этому событию, как ребенок, еще не понимая, что ее борьба с зарвавшейся чиновницей из муниципалитета вся еще впереди…

Из дневника профессора Воронцова

«Много раз за последние годы мне приходилось размышлять над тем, что есть сегодня российская власть.

Еще в конце 90-х по настоянию Ельцина и его окружения был принят Закон о разграничении полномочий между различными ветвями исполнительной власти в России.

И эта, на первый взгляд, прогрессивная мера на самом деле обернулась для страны настоящим бедствием.

Центр отделил от себя органы региональной власти, наделив их при этом целым рядом не существовавших доселе полномочий. В каждом регионе появились теперь свои министерства, комитеты и департаменты. Количество чиновников выросло в разы. И каждый теперь носил «высокое звание». Было смешно слышать о «министрах » той или иной области. Тем более что зачастую в портфелях этих «министров» лежала всего лишь «дырка от бублика». Потому что почти треть российских регионов продолжала оставаться дотационными и шла с протянутой рукой на поклон к Центру.

Но еще более странной ситуация являлась на уровне муниципальной власти. Особенно в районах сельской местности.

Получив в свои руки огромную часть полномочий, главы местного самоуправления остались на полном голодном пайке. Так как поступлений в их местный муниципальный бюджет практически не было.

И страна начала медленно, но уверенно, загибаться.

Началось массовое и повсеместное закрытие школ, фельдшерских пунктов, клубов, библиотек. На это попросту не было денег.

Огромные доходы страны от торговли нефтью и газом распределялись теперь между ведущими финансовыми кланами. А также растекались по засекреченным счетам многочисленного российского федерального чиновничества. И даже рядовой российский гражданин, видя на телеэкране рекламу «Газпром — всенародное достояние», только горько усмехался и с грустью открывал свой полупустой холодильник, в котором большую часть пространства занимали лишь глыбы намерзшего в холодильной камере льда.

Особенно остро разделение полномочий между органами исполнительной власти ударило по социальной сфере.

Если в начале 90-х годов Россия по индексу социальной обеспеченности уровня жизни граждан занимала 54-е место в мире, то к началу 2000-х годов она скатилась уже на 67-е. А к 2010 году твердо заняла 74-ю позицию, уверенно сравнявшись с Угандой и Гондурасом.

И все это происходило под звуки непрекращающихся рапортов руководства страны о «неуклонном росте благосостояния населения России».

Был даже выдвинут лозунг «Удвоения ВВП за 10 лет». Каким образом это сделать, правда, не знал никто. Включая того, кто выдвинул этот прекрасный лозунг. Потому что уже первые годы работы под этим лозунгом показали, что самое большое, на что способно руководство страны, — это некоторое снижение уровня инфляции.

Для всех специалистов давно уже стало совершенно очевидно, что сама модель экономического развития России выстроена неверно.

Об этом много раз говорил мой друг и, как считаю не я один, самый талантливый российский экономист Сергей Глазьев.

Еще, будучи депутатом Государственной Думы, на одном из заседаний при отчете правительства он сделал довольно резкий выпад в сторону министра финансов Алексея Кудрина. Заслушав его большой и нудный доклад, Сергей вышел к трибуне и, глядя в сторону балкончика, на котором восседали члены правительства, совершенно твердо и слегка язвительно произнес:

– Сдается мне, Алексей Леонидович, что вы зеленого понятия не имеете о тех параметрах экономического развития страны, которые только что приводили в своем докладе. И вообще, по моему мнению, было бы меньше вреда для России, если бы вместо вас в кресло посадить обыкновенный арифмометр. Он просто выдавал бы цифры и не пытался бы на их основе руководить экономикой великой державы. Не пора ли вам сдать свой портфельчик на хранение?..

Выступление Глазьева было воспринято тогда представителями власти резко отрицательно. Поэтому уже спустя некоторое время статус министра финансов был повышен до уровня вице-премьера. И это отчетливо показало всем, что обречена не только экономика, но вся внутренняя социальная политика нашего несчастного государства.

Очень часто вглядываюсь в цифры наших «достижений» за прошедшие 10–15 лет.

Чего же мы добились?

В первую очередь, резко усилилась власть всего административного аппарата в целом и отдельно взятого чиновника в частности.

Больше никто из подрастающего поколения не мечтает стать летчиком, космонавтом, врачом, ученым, инженером. И даже привлекательность артистических профессий в последнее время резко померкла. Сегодня все выпускники школы мечтают лишь о карьере чиновника. Конечно же, федерального уровня. Потому что, практически не отвечая ни за что и не прикладывая никаких особых усилий, именно эти «слуги народа» живут сегодня самой обеспеченной жизнью.

Именно они успешно торгуют разнообразными многочисленными лицензиями.

Именно они успешно «регулируют » денежные потоки, поступающие в страну от продажи наших природных ресурсов. И, в первую очередь, нефти и газа.

Именно они успешно осуществляют торговлю российским оружием и боевой техникой, перекладывая большую часть доходов от этого в свои собственные карманы.

Именно они успешно отнимают чужой бизнес, привлекая для этого своих верных «цепных псов» из правоохранительных органов, которые давно уже стоят в нашей стране на страже интересов не рядового гражданина, а чиновника любого уровня, от которого зависит личная судьба и личное благосостояние любого «правоохранителя ». Исключением здесь не является даже судебный корпус, который полностью зависим от чиновника и постоянно смотрит ему в рот, пытаясь угодить по каждому случаю.

Именно они пытаются совместить руководство экономической и хозяйственной жизнью страны с руководством ее политической системой, заполнив собой ряды главной правительственной партии и став ее фактическими руководителями.

Именно они пытаются проводить «модернизацию» страны, уничтожая все важнейшие социальные достижения предыдущих десятилетий.

Вот истинный идеал нашего подрастающего поколения.

И это — не просто беда.

Это – наша национальная трагедия…»

 

Глава 7. Кучму — геть!

1

Утро началось с тревожного звонка телефона.

Виктор Петрович еще не успел допить чашку кофе, когда лежащий на столе аппарат начал шумно вибрировать, издавая мелодию латиноамериканского танго. Воронцов невольно взглянул на часы. Было восемь ноль пять.

Профессор встал сегодня пораньше, хотя никаких встреч в первой половине дня намечено не было. Просто всю ночь снились какие-то кошмары. Поэтому, едва открыв глаза, Виктор Петрович решил, что лучше не продолжать эти странные видения и заняться приведением в порядок нарушенных за ночь мыслей.

Обычно раньше девяти утра никто ему звонить не решался. Так что столь ранний звонок в какой-то степени стал для него неожиданностью.

На экране монитора высветился незнакомый номер. Тем не менее, Виктор Петрович нажал кнопку приема вызова.

В трубке некоторое время кто-то взволновано дышал. Затем раздался грудной женский голос. Воронцов сразу узнал звонившую. Это была директор знаменитого образовательного центра в Кожухово Людмила Анатольевна Курбатова.

Она еще полминуты переводила дух. Затем достаточно отчетливо произнесла:

— Виктор Петрович! Начался захват нашей школы! Я давно этого ожидала, но не думала, что все произойдет так нагло! — Людмила Анатольевна еще раз перевела дух и, словно извиняясь, продолжила. — До сих пор не могу прийти в себя. Мне только что позвонили из школы. Туда прибыла наша окружная начальница — Митрюк — и привезла с собой нового директора…

— То есть, как это — нового директора? — удивился Воронцов. — Вас что, уже с должности сняли?

— Да, в том-то и дело, что она привезла приказ о моем увольнении, собрала всех моих замов в моем кабинете и зачитала… хотя я официально нахожусь на больничном листе… а замам она предъявила некоего Кучму… он пол года назад был уволен из соседней школы… за полный развал…

— Подождите-ка, Людмила Анатольевна. Здесь явно что-то не то. Не может руководитель окружного управления не знать законов. Она же наверняка знает, что вы в настоящее время больны. А следовательно, уволить вас просто невозможно.

— Да, все она знает! Только эта мадам плевала на все законы! У нее схвачено на всех уровнях! Но самое главное — они теперь полностью развалят школу! Я даже не знаю, что делать…

Виктор Петрович отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе и начал быстро собираться, продолжая одной рукой прижимать к уху мобильный телефон.

— Не беспокойтесь! Я сейчас же выезжаю к вам в школу!

Он схватил с дивана портфель и бросился к выходу. Уже добежав до дверей, вернулся назад и достал из верхнего ящика стола удостоверение эксперта Государственной Думы.

Этим удостоверением Виктор Петрович пользовался крайне редко. И лишь в тех случаях, когда нужно было общаться с представителями официальной власти.

Он давно уже понял, что нынешних чиновников можно пронять лишь сугубо официальными документами. Потому что никакие увещевания и призывы к совести на них не действуют. И достичь какого-либо эффекта можно было, только предъявив им серьезный документ. Правда, делал это Воронцов всегда с большой неохотой. Ему казалось, что и сам он чем-то начинает уподобляться этим самым чиновникам. Но, другого варианта вразумить их и заставить с собой разговаривать на равных не было.

Хотя, в некоторых случаях не помогало даже это удостоверение. Особенно, когда дело касалось правоохранительных органов. И это в равной степени огорчало и радовало профессора. Потому что он видел, как огромная масса помощников депутатов точно с такими же удостоверениями беспардонно решала с их помощью свои личные делишки.

А вообще-то, в стране давно уже сложилась ситуация, при которой никто и никого больше не боялся на официальном уровне. Потому что сложился порочный принцип взаимоотношений: не по закону, а по понятиям. И каждый чиновник в первую очередь пытался оценить ситуацию: может или нет данный конкретный человек причинить ему реальный вред. И, если он видел хоть малейшую опасность для своего личного существования, то сразу становился мягким и покладистым. Но, не дай Бог, если чиновник начинал осознавать свою полную безнаказанность. В силу своего служебного положения или в силу своих личных связей. Он моментально становился предельно наглым и абсолютно неуправляемым. И тогда — жди беды!

Направляясь в Кожухово, Виктор Петрович даже представить себе не мог, с какой ситуацией ему придется столкнуться. Но оставаться дома и спокойно продолжать пить свой утренний кофе он уже не мог.

2

Путь из центра города до района Кожухово занял не более получаса. Потому что в это время суток основной поток машин направлялся в обратном направлении. Все ехали на работу.

Воронцов невольно вглядывался на ходу в лица встречных водителей. И вдруг его поразила одна мысль: а ведь они даже не подозревают, что сейчас в одной из самых лучших московских школ происходит настоящий рейдерский захват с использованием административного ресурса. Может быть, сегодня или завтра они увидят это в новостных программах и удивятся…

А, может быть, и не увидят…

Виктор Петрович остановился на этой мысли и сделал поворот к ближайшей стоянке. Быстро достал из кармана телефон и начал набирать номера знакомых тележурналистов из новостных каналов.

Московский телеканал ТВЦ сразу и наотрез отказался ехать на место событий. Да это было и объяснимо. Потому что речь шла о действиях московских чиновников довольно высокого ранга. И без специального разрешения или, как обычно говорили в таких случаях продюсеры телеканала, без «согласования» подобного рода события не освещались.

Зато сразу откликнулись ребята из ВГТРК — программа «Вести Москва». И моментально среагировали в бригаде Глеба Пьяных на НТВ.

Теперь Виктор Петрович начал чувствовать себя более уверенно. Потому что, как правило, любой чиновник, творящий то или иное безобразие, очень боится огласки. Особенно, если оно освещается ведущими российскими телеканалами.

Уже подъехав к воротам школы, Воронцов обратил внимание на то, что у самого крыльца школы припаркован большой шикарный черный джип японского производства. Без номеров. И это сразу почему-то навеяло на него сюжеты из большого количества современных российских боевиков, в которых главные мафиозные лидеры разъезжают по подведомственной территории на черных лимузинах без номеров и наводят ужас на местное население.

Виктор Петрович несколько раз обошел вокруг странной машины и поднялся по ступенькам школы. Открыл входную дверь и столкнулся нос к носу с огромным дородным охранником, который уверенно преградил ему путь.

Воронцов автоматически запустил руку к себе в карман и достал оттуда думское удостоверение.

Но охранник даже не обратил внимания на предъявленный документ. Он начал напирать на профессора всем телом, пытаясь выдавить его за порог школы. При этом он не произносил ни слова. Только угрюмо сопел и изредка угрожающе рычал.

Воронцов еще раз попытался сунуть ему в лицо документ.

— У вас что? Не все в порядке со зрением?! Я же вам предъявляю удостоверение высшего законодательного органа страны — Государственной Думы!

— Засунь себе его в жопу! — вдруг резко выдавил из себя охранник и весело загоготал.

Но напор его стал слабее. Воспользовавшись этим, Воронцов все-таки просочился через входную дверь в школьный предбанник. И натолкнулся на второй кордон.

Правда, этот охранник был пониже ростом и пожиже в теле. Так что Виктор Петрович, словно вспомнив навыки своей молодости, когда он занимался каратэ, ловко, одним движением, вывернул ему руку и проскочил внутрь здания.

Но тут его ждала полная неожиданность.

Оказывается, здесь уже находился наряд милиции.

Два дюжих милиционера стояли в сторонке и наблюдали за всей сценой проникновения профессора в школу. А за их спиной Воронцов с трудом различил милицейского офицера в звании майора.

Тот о чем-то тихонько разговаривал с молодой и довольно симпатичной женщиной, которая лишь время от времени бросала острый взгляд в сторону дверей, где шла борьба профессора за проникновение внутрь.

Виктор Петрович почему-то сразу понял, что это и есть та самая начальница окружного управления образования, которая с утра уже решила установить здесь свои порядки.

Долго пытался вспомнить, как ее зовут по имени и отчеству, но так и не вспомнил. Поэтому обратился к ней по фамилии. Благо, что она-то запоминалась очень быстро.

— Госпожа Митрюк! Может быть, вы мне объясните, почему в подведомственное вам учреждение не пускают эксперта Государственной Думы? Или на территории вашего округа уже не действуют государственные законы?

Услышав его вопросы, чиновница лишь пожала плечами и заморгала своими огромными глазами с ярко подкрашенными ресницами.

— А я здесь не хозяйка. Если у вас есть вопросы, обращайтесь к директору школы. Именно он отвечает за безопасность детей и персонала.

Она кивнула куда-то в сторону. И лишь теперь Воронцов заметил стоящего за перегородкой мужчину небольшого росточка. Тот моментально оскалил зубы, и Воронцов вдруг поймал себя на мысли, что его улыбка очень похожа на лошадиную.

Мужчина сделал шаг вперед и, слегка разведя руками, произнес.

— Мы не знаем, кто вы такой. Здесь — детское учебное учреждение. И посторонним сюда вход категорически запрещен. — Он еще раз состроил лошадиную ухмылку и хотел отвернуться в сторону.

Но Воронцов вновь полез в карман за удостоверением и, развернув его, буквально сунул под нос человеку с лошадиной ухмылкой.

— Я же вам русским языком говорю: перед вами эксперт комитета Государственной Думы по образованию профессор Воронцов! Виктор Петрович! Или на этой территории уже документы Государственной Думы не действительны?! — Видя, что тот продолжает нагло ухмыляться, профессор повернулся в сторону наряда милиции и обратился к офицеру. — Может быть, вы объясните данным господам, что нарушать российские законы нельзя?

Но, к его удивлению, майор только глубже вжал голову в плечи и спрятался за постовыми.

Тогда Воронцов еще раз обратился к чиновнице.

— Гражданка Митрюк, может быть, вы все-таки объясните, что здесь происходит?

Дама опять сделала большие глаза, засверкав своими огромными крашеными ресницами, и жеманно повела плечами.

— Я не знаю, о чем вы говорите… Здесь идет нормальный процесс… Не понимаю, зачем вы в него пытаетесь вмешиваться. И не суйте, пожалуйста, постоянно всем в нос свое удостоверение. Вас никто не собирается пропускать в подведомственное нам детское образовательное учреждение. Здесь идет учебный процесс, и делать вам здесь сейчас нечего… А если вы этого не понимаете, я попрошу милицию навести порядок и удалить вас отсюда! — она отвернулась в сторону, давая понять, что разговор на этом окончен.

Но Виктор Петрович уже понял, что остановиться не сможет. Внутри него как будто сработала какая-то пружинка, и он, оттолкнув подальше охранника, ринулся прямо к милицейскому майору.

— Я же вас, по-моему, спрашиваю! — Он сделал резкое ударение на слове «вас» и буквально ткнул в майора пальцем. — Вы офицер или тряпка?! Почему вы допускаете грубейшее нарушение законности?! Или вы здесь заодно с этой шайкой?!

— Па-а-прошу!.. — начал было, заикаясь, майор. И как-то сразу осекся. Потому что не знал, что произнести дальше. Затем, видимо, немного собравшись, с трудом выдавил из себя. — Мы здесь для того, чтобы не допустить нарушения общественного порядка… Мы не вправе вмешиваться в действия администрации… Вот, если кто-то будет нарушать порядок…

— Значит, по-вашему, нарушение закона не есть нарушение общественного порядка?

Но этот вопрос Воронцова повис в воздухе. Майор отвернулся в сторону и сделал вид, что рассматривает надписи на одном из висящих в коридоре стендов.

Тогда Виктор Петрович схватил одного из охранников за лацкан куртки и начал с силой трясти, приговаривая «Тогда я вам устрою сейчас нарушение общественного порядка!»

Охранник попытался вырваться из цепких рук профессора. Но, поняв, что так просто ему это сделать не удастся, буквально завопил:

— Помогите! Ну что же вы смотрите?! Этого психа надо немедленно отправить в «обезьянник»! Предупреждаю: еще одно движение — и я применю грубую физическую силу!

— Вот-вот, примени! — словно обрадовавшись, произнес Воронцов и повернулся в сторону все также каменно застывших милиционеров, которые, вместо того чтобы прийти на помощь охраннику, начали прятаться за спины набежавших на шум учителей.

И лишь повернувшись в сторону входных дверей, Виктор Петрович понял причину их столь странного поведения.

В тамбуре, протискиваясь между скопившимися родителями, пришедшими забирать детей из младшей школы, показалась съемочная бригада телевидения. По значку на телекамере Воронцов моментально определил, что это представители программы «Вести Москва».

Словно очнувшись от временного оцепенения, им навстречу моментально бросилась Митрюк. Она протестующе замахала руками и, призывая к действиям сотрудников милиции, буквально завопила:

— Я категорически запрещаю осуществлять здесь какую-либо съемку! Прошу вас немедленно покинуть здание детского образовательного учреждения!

Но было видно, что прибывший с бригадой корреспондент — парень бывалый. Потому что он сделал незаметный жест ассистенту с микрофоном на длинной металлической палке. И тот занес ее буквально над головами борющихся в вестибюле.

— Расскажите, пожалуйста, что здесь происходит?

Он адресовал вопрос куда-то в пространство, но было очевидно, что он предназначен именно этой возмущающейся их появлением здесь чиновнице. Но та лишь сверкнула в их сторону негодующим взглядом и, обращаясь к милицейскому майору, скомандовала:

— Прошу вас немедленно удалить из детского учреждения всех посторонних! Мы сюда никакую прессу не приглашали! Незачем делать из обычного рабочего момента шоу!

— Так все-таки! Что же здесь происходит? — продолжал настаивать на своем корреспондент.

Он попытался протиснуться поближе к чиновнице, но на его пути встал майор, которого буквально за локти поддерживали оба постовых милиционера.

Майор попытался сделать свирепое лицо и потянулся рукой к наставленному на него объективу телекамеры.

— Па-а-прошу! Немедленно очистите проход! И не мешайте работе детского учреждения! Иначе мы вынуждены будем применить меры принуждения!

— А какие именно меры принуждения вы планируете применить в отношении представителей официального российского телевидения? — тут же поинтересовался корреспондент. — Может быть, вам напомнить закон о СМИ? Или вас этому в школе милиции не учили? — Он весело рассмеялся. Но, видя, что майор начинает багроветь, сделал шаг назад и обратился к протиснувшемуся в их сторону профессору Воронцову. — Мы рады видеть вас здесь, уважаемый Виктор Петрович! Может быть, тогда вы нам расскажете о том, что здесь происходит в настоящий момент?

— Здравствуйте, Вадим! — Виктор Петрович протянул корреспонденту руку для приветствия и, кивнув в сторону милиции, охраны и спрятавшейся за ее спинами начальницы окружного управления образования, попросил. — Может быть, вы им скажете, кто я такой?

— Конечно! — тут же отреагировал Вадим. — Кто же у нас в стране не знает профессора Воронцова? Вы — один из самых известных российских экспертов в области образования и главный борец за сохранение лучших наших традиций. Я это могу совершенно компетентно засвидетельствовать! — Он махнул рукой оператору. — Славик! Снимаем! Так что же здесь в настоящее время происходит?

Виктор Петрович, не обращая внимания на пытавшихся его толкать охранников, глядя прямо в объектив телекамеры, заговорил.

— Как я понимаю, здесь в настоящее время происходит банальный рейдерский захват школы с использованием административного ресурса и сотрудников милиции. Поясняю. Директор данной школы — Людмила Анатольевна Курбатова — не пожелала участвовать в преступных схемах руководства окружного управления образования и отказалась подписывать контракты на поставку детского питания в свою школу с фирмами, у которых состоялись предварительные договоренности с чиновниками управления. И сделала это совершенно осознанно, на основании 94-го федерального закона. За что немедленно попала в немилость. — Воронцов сделал небольшую паузу и кивком головы указал туда, где пряталась Митрюк. — Сегодня эта госпожа прибыла в школу с целой бригадой поддержки и решила, пока директора школы находится на больничном, поменять руководство школы. Мне думается, что именно вот этот человечек, — Воронцов указал пальцем в сторону гражданина с лошадиной ухмылкой, — и есть тот самый «варяг», которого госпожа Митрюк решила поставить во главе школы вместо «непослушницы». Уж он-то точно подпишет все липовые контракты и даст чиновникам «заработать» свою долю.

Услышав слова профессора, Митрюк из-за спин милиционеров, так чтобы не было видно ее лица, прокричала:

— Вы думайте, что говорите! Вы за эти слова понесете ответственность! Если этот материал выйдет в эфир, мы и на вас, и на телекомпанию подадим в суд!

– С большим удовольствием с вами там встречусь. – Виктор Петрович даже не стал разворачиваться в ее сторону и продолжил на камеру. – Все это происходит вопреки воле педагогического коллектива школы. Их даже забыли поставить в известность. И все это называется довольно кратко, но достаточно емко: чиновничий беспредел. Свое слово в этой истории еще не сказал Совет школы и родительский комитет. Как мне сообщила директор школы Курбатова, они намерены собраться сегодня вечером и обсудить сложившуюся ситуацию. Приглашаю вас на это мероприятие.

Закончив интервью с Воронцовым, Вадим попытался еще раз пробраться поближе к Митрюк.

— И все-таки! Что вы можете сказать нашим телезрителям по поводу происходящего?

Но та закрыла лицо руками и отвернулась в сторону.

— Никаких комментариев я вам давать не намерена! Здесь идет нормальный рабочий процесс, и прессе здесь делать нечего!

— Ну, что же! — Вадим повернулся лицом к камере и, слегка кивнув головой, произнес. — Мы будем следить за сложившейся в школе ситуацией и обязательно побываем сегодня на встрече с родительским комитетом и советом школы. Следите за нашими выпусками!

3

Но вечерние события развивались еще более драматично.

Сразу несколько телевизионных бригад, подъехавших на встречу с родителями, натолкнулись на плотное кольцо милиции, окружившее здание школы. Все это уже начинало походить на настоящую спецоперацию.

Командовавший милиционерами полковник — начальник местного отдела внутренних дел с довольно странной для стража закона фамилией Сарафанов встретил журналистов, как говорят в таких случаях, на дальних подступах. И, спрятавшись за спинами милиционеров, предостерегающе прокричал через мегафон:

— Граждане журналисты! Па-а-прошу всех немедленно покинуть территорию школы! По решению окружного управления образования и по согласованию с департаментом образования Москвы всякого рода собрания в здании школы сегодня запрещены! Так что, прошу не устраивать несанкционированные митинги в непосредственной близости к детскому учебному заведению! В ином случае, будет дана команда применить силу!

От такого поворота событий, казалось, опешили не только видавшие виды телевизионные корреспонденты, но и жители окрестных домов, медленно подтягивающиеся к зданию своей родной школы.

Одна из старушек, направляющаяся в школу за внучком, в нерешительности остановилась перед цепочкой милиционеров и только в недоумении развела руками:

— Это что же такое, робята? Никак в стране переворот? Кто ж это наших детишек-то захватил? Там что, в школе-то, бандиты что ли образовались? Вот те и образование!

Старушка хотела было протиснуться между двумя дюжими милиционерами, но те довольно грубо оттолкнули ее в сторону. Так что старушка нелепо взмахнула руками и, поскользнувшись на затвердевшей к вечеру лужице, как подкошенная упала на землю.

Она некоторое время лежала на тротуаре бездвижно. Затем начала громко протяжно выть и причитать.

— У-у-у! Ах вы, ироды окаянные! Нету, нету на вас креста! Что ж вы тут понатворили-то?! Это ж надо та ко придумать?! Детишек в плен брать! Вы ж не милиция, а супостаты какие-то! Форменные бандюганы!

— Ну, ты, бабка, потише! — прикрикнул на нее подбежавший откуда-то сбоку молоденький лейтенант. Вместо того, чтобы подать старухе руку, он слегка пнул ее большим казенным ботинком под зад и, показывая рукой куда-то в сторону, прокричал. — Вали отсюда подобру-поздорову! Пока тебе бока не намяли! Видишь? Здесь щас порядок наводят!

— Вижу я, какой у вас порядок! — опять запричитала старуха. — Этакий порядок немецкие полицаи в сорок втором у меня на родине наводили! И вы ни чем не лучше их будете!

— Ну, ты поаккуратнее с выражениями-то! — взбеленился вдруг лейтенантик. — А то за полицаев и в кутузку можешь угодить! В раз под статью об экстремизме загремишь!

— Ты меня своим стремизмом не пугай! Пуганые мы! Не вам чета! — Старушка с трудом поднялась с земли, аккуратно отряхнулась и сделал несколько шагов в сторону. Оглядела милиционеров с ног до головы и презрительно бросила. — Ишь, вояки! Нашли с кем воевать! Со стариками и детишками малыми! Вас бы на настоящий фронт отправить! Посмотрела бы я, как вы в штаны наделаете! Вот погодите, подойдут наши мужики с работы — они вам кузькину мать-то покажут!

Но к школе продолжали подходить по одиночке и небольшими группками женщины и старшеклассники.

Женщины, опасливо поглядывая на выстроившихся плотной стеной милиционеров, собирались в кружок возле ограды. А старшеклассники, отойдя от заградительного кордона на приличное расстояние, начали отпускать в адрес порядком озябших милиционеров довольно скабрезные шутки.

Один из парней перед группкой нахохлившихся от холода девчонок некоторое время прохаживался гоголем, копируя поведение командовавшего милиционерами лейтенанта. А затем вдруг упал на землю и начал в конвульсиях дергать ногами.

Девчонки весело смеялись. А лейтенант, поняв, что это копируют именно его, сначала сконфузился. А затем вдруг схватил из стоящей невдалеке машины мегафон и начал истошно вопить:

— В последний раз предупреждаю! Вокруг школы не собираться! Иначе это будет расцениваться как несанкционированный митинг!

— Смотри не обоссысь! — раздалось вдруг из группы подростков.

Лейтенант на какое-то время словно опешил, пытаясь определить, кто именно произнес эти слова. Но, поняв, что сделать это практически невозможно, скомандовал:

— Никифоров! Васильев! Очистить прилегающее пространство от посторонних!

Но очищать уже было нечего. Потому что подростки, весело свистя и улюлюкая, вмиг бросились врассыпную.

Виктор Петрович подошел в том момент, когда двое дюжих милиционеров, спотыкаясь о кучки мусора на газоне, пытались догнать убегающих в разные стороны школьников.

Глядя на эту суматоху, он невольно улыбнулся. За что тут же получил замечание от подошедшего к нему вплотную полковника Сарафанова.

— Это все — ваших рук дело! — укоризненно покачал тот головой в сторону убегающих подростков. — Вам не кажется, что своими действиями вы подстрекаете граждан и, особенно, эту молодежь к неповиновению власти?

— О какой власти вы говорите, полковник? О тех самых воровских чиновниках, на защиту которых вы встали сегодня грудью? Или о том «варяге», которого притащили сюда вместо уважаемого всеми директора школы? О ком?

— Вы все прекрасно понимаете, господин Воронцов, — вздохнул полковник. — Мы же — люди подчиненные. Нам дана команда — мы действуем! Тем более что здесь налицо действительно нарушение общественного порядка.

— О каком общественном порядке, полковник, вы говорите? — Виктор Петрович обвел жестом руки круг в сторону школы. — Для вас то, что здесь происходит — общественный порядок? А, по-моему, это — натуральный беспредел!

— Ну, уж, нет, — как-то вяло возразил ему Сарафанов. — Порядок — это когда все подчиняются определенным правилам…

— Установленным чиновниками… — продолжил его мысль Воронцов. — Именно это, полковник, привело в 1917-м году к развалу Российской Империи, а в 1991-м — к развалу СССР. Вы этого хотите?..

— Ну, зачем же так мрачно, — махнул рукой Сарафанов. — Вот такие как вы постоянно запугивают людей всякими катаклизмами. А все предельно просто: сказали тебе не собираться на собрание — иди спокойно домой. Пить чай с бубликами. — Полковник с чувством превосходства оглядел профессора и, завидев приближение очередной группы родителей, схватился за мегафон. — Граждане! Сегодня никакого родительского собрания не будет! Просьба спокойно расходиться по домам!

— Кстати! — дернул его за рукав Воронцов. — Вы хотя бы представляете себе, кто и на каком основании разрешает или запрещает проведение в школе родительского собрания?

— Понятно, кто — директор. — Сарафанов посмотрел на Воронцова, как на несмышленого мальчика. — Это я еще со своей школьной жизни усек.

— В вашей школьной жизни что-то, по-моему, было не так, — сокрушенно покачал головой Виктор Петрович. — Я вот тут специально прихватил с собой один очень важный в данный конкретный момент документик. — Он полез в портфель и извлек оттуда достаточно толстую книженцию с заголовком «Сборник документов в системе российского образования». Перебрал несколько закладок и, найдя нужную страницу, открыл и начал читать. — «Родительское собрание является высшим органом самоуправления родителей общеобразовательной школы. Проводится не реже одного раза в течение учебной четверти. По решению школьного родительского комитета может проводиться внеочередное родительское собрание по насущным вопросам жизни и деятельности школы». Это, кстати, «Положение о деятельности общеобразовательной школы в Российской Федерации». Утверждено специальным постановлением правительства России. Что-то я здесь не вижу ни малейшего упоминания о том, что родители вправе собираться лишь по милости директора. И о том, что милиция вправе решать вопрос, собираться ли родителям в своей родной школе для решения насущных ее проблем или нет.

Виктор Петрович помахал перед носом полковника сборником и предложил ему лично ознакомиться с тем, что только что прочитал. Но тот как-то смущенно ретировался, продолжая перекладывать из руки в руку скрипящий на холоде мегафон.

При приближении очередной группы людей он хотел было вновь поднести его к губам, но передумал и, сделав несколько шагов в сторону машины, бросил его на заднее сиденье.

Затем резко развернулся и, не глядя больше на Воронцова, отдал короткую резкую команду лейтенанту:

— Никого в школу не пускать! У нас — указание начальства. Пусть сами там — наверху — разбираются, кто прав, кто виноват! — Он шагнул в сторону машины и потер правой рукой за ухом. Продолжая избегать взглядом Воронцова, только негромко пробормотал. — Хотя, виноватыми опять, как всегда, окажемся мы.

Он что-то пожевал губами. Воронцову показалось, что он сказал лишь одно слово «суки!». Затем влез в машину. И уже через минуту она рванула с места.

4

Между тем, к Виктору Петровичу уже подбегал Олег — школьный учитель физкультуры, который еще с утра отважно снимал все происходившее своей любительской камерой. Сейчас в его руках была все та же камера, которую он крутил в разные стороны, пытаясь охватить всю картину милицейской осады.

Подойдя совсем близко, Олег почти на ухо Воронцову произнес:

— Мы уже выставили на всех подступах к школе кордоны. Они заворачивают родителей и детей в соседний дом. Там у нас находится нечто подобное студии для внеклассной и внешкольной работы. Там зальчик есть. Так что все равно, считай, будем проводить собрание на школьной территории. Мы уже направили туда всех телевизионщиков. Пусть эти охламоны мерзнут тут! — он махнул рукой с телекамерой в сторону стоящих в оцеплении милиционеров и состроил им неприличную рожицу.

Лейтенант сделал ответный жест рукой. Но, видя, что Воронцов с учителем удаляются, успокоился и отвернулся.

В маленьком уютном зальчике уже набралось достаточно много народа. Поскольку сидеть было не на чем, все стояли, плотно прижавшись друг к другу. Но казалось, что это никого из присутствующих не смущает. Все стояли вперемешку, и лишь возле дальней от входа стены четко выделялась группа возбужденных старшеклассников. Они что-то бурно обсуждали между собой. И, лишь придвинувшись поближе, Виктор Петрович заметил, что двое парней, разложив огромный лист ватмана на спинах товарищей, жирно выводили на нем какие-то буквы.

Чуть позже, когда Воронцов с трудом пробрался к небольшому импровизированному помосту, на котором уже стояли оба заместителя директора школы с председателем родительского комитета и вокруг которого сосредоточились все телевизионные камеры, лист ватмана взмыл над головами. И все увидели на нем написанный жирными слегка кривыми буквами лозунг «Кучму — геть!»

Буквально на несколько секунд Виктор Петрович задумался, пытаясь сообразить, при чем здесь этот сугубо украинский призыв. Но тут же вспомнил, что фамилия новоявленного директора действительно Кучма. И подумал, что этот лозунг теперь тележурналисты будут обыгрывать на разные лады, придавая ему сугубо российское звучание.

А между тем, собрание уже началось.

К помосту активно протискивались отдельные родители и старшеклассники и пытались, перекрикивая друг друга что-то говорить. Расслышать говорящего в этом всеобщем гомоне было просто невозможно.

Оглянувшись назад, Виктор Петрович вдруг заметил, что следом за ним в зальчик проник тот самый милицейский лейтенант с угрожающе поблескивающим мегафоном в руках.

Недолго думая, Воронцов рванул назад к выходу и буквально выхватил из рук лейтенанта этот весьма нужный в данной ситуации аппарат. При этом он дружески похлопал лейтенанта по плечу и лишь произнес:

— Не переживайте! Вернем в целости и сохранности!

И только тут он заметил, что за спиной у лейтенанта протискивается тот самый Кучма, которого школьники только что довольно смело предложили «геть!».

Он активно махал руками и буквально кричал в ухо слегка растерянному лейтенанту:

— Ну, что же вы смотрите? Вам же дали команду — не допускать проведения никаких несанкционированных собраний! Я требую немедленно принять меры!

Но лейтенант только пожал плечами.

— Мне указаний насчет собраний не было… У нас был приказ не допускать несанкционированный митинг и никого не пускать в детское учреждение… Ну, то есть, в школу… А насчет этого помещения никаких указаний не было…

Махнув рукой, Кучма попытался было продвинуться в сторону помоста. Но на пути у него твердо встали несколько мужчин, один из которых сделал свирепое угрожающее лицо и тихо, но совершенно отчетливо, предупредил: «Не рыпайтесь, гражданин! А то башку оторвем!»

Услышав эти слова, Кучма вновь обратился к лейтенанту.

— Вы слышали, как они мне угрожают?!.

Но тот только пожал плечами и отвернулся в сторону.

А между тем, Воронцов уже протиснулся к помосту и, приставив ко рту включенный мегафон, прокричал:

— Прошу всех успокоиться! Иначе вы не сможете принять ни одного нормального решения! А вам именно здесь сегодня предстоит решить самый главный вопрос — что делать дальше! Поэтому еще раз призываю всех к тишине и порядку, и передаю слово, а вместе с ним — сей весьма полезный аппарат, руководителям собрания! Прошу вас!

Он протянул мегафон председательствующему и слегка отодвинулся в сторону.

В это время откуда-то из глубины зальчика к помосту протиснулась пожилая женщина в стареньком вязанном платке. Она аккуратно поправила его на голове и решительно протянула руку.

— А ну-ка, милок, дай-ка мне эту штуковину!

Получив из рук председательствующего мегафон, она с недоверием повертела им перед глазами.

— Это из энтой штуковины нас, что ли, давеча стращали? Чего только эти ироды не придумают, чтобы народ пугать! Ну ничо! Нас особо не запугаешь! — Она приблизила мегафон ко рту и твердо проговорила. — Здеся у нас в школе всяким Кучмам делать нечего! Ишь, какую моду взяли: чуть что не по ним — сразу силу применять! А у нас спросили? Мы энту школу на воскресниках строили! И Людмилу Анатольевну знаем получше всякого начальства! Эта плешивая начальница, которая давись в школе хозяйничала, наших ребятишек решила всякими помоями кормить! И директор правильно сделала, что пошла супротив этого безобразия! Сейчас-то мои внучки — а у меня их трое, — гордо возвестила она и свободной рукой поправила на голове платок, — даже завтракать дома не хотят — в школу бегут. Там, говорят, вкуснее. И на обед остаются. И это все — спасибо Людмиле Анатольевне! А теперь что же? Не надобно нам никаких Кучмов! Пущай он к себе на Украину хозяйничать едет!..

— Да, он не с Украины! — крикнул кто-то из зала. — Он здешний — доморощенный! Я знаю — его еще в прошлом году из другой школы выгнали!

— Ну, не знаю, не знаю, — продолжила женщина. — Могет быть, что и здешний. Только — не нашенский он! Пущай его начальство к себе обратно забирает! Не надобно нам никого, акромя Людмилы Анатольевны! Ежели ее нам не вернут — Путину писать будем!

— Да, чо твой Путин может?! Такой же козел! — выкрикнул кто-то из зала.

На что женщина лишь повела бровью.

— Оно, может, и так. Да только его пока еще все эти ироды слушаются! И ты, сынок, мне страшные рожи-то не строй! — кивнула она в сторону милицейского лейтенанта. — Мы — народ пуганный-перепуганный. А ты еще слишком молод, чтобы власть свою выказывать! Мы вас никого не трогаем — и вы нас не троньте! А то такое зачнется — чертям жарко станет! — Женщина перевела дух и вновь обратилась к залу. — В общем, так! Детишек наших никакому Кучме мы не доверим! Пущай катится туда, откеда пришел! Не те нынче времена, чтобы совсем уж с мнением народа не считаться. Как-никак, у нас теперь демократия! Во всяком случае, я, пока в школе опять порядка не будет, не пущу туда своих внучат!

Женщина решительно рубанула рукой воздух, отдала мегафон и двинулась на место.

Будто дожидаясь именно таких слов, председательствую-щий схватил мегафон и громко предложил:

— Чтобы долго не рассуждать, прошу немедленно проголосовать! Кто за то, чтобы выразить полное недоверие руководству окружного управления образования и его ставленнику — гражданину Кучме? И, соответственно, поддержать нашего директора — Людмилу Анатольевну Курбатову? Прошу проголосовать!

Не успел он досказать фразу, как руки присутствующих взметнулись над головами. А набившиеся в зал старшеклассники выбросили вверх обе руки и начали подпрыгивать на месте, дружно скандируя лозунг «Кучму — геть! Кучму — геть!»

Оглядывая взбудораженный зал, Виктор Петрович невольно натолкнулся взглядом на прижавшегося в самом углу под защитой милиции нового самозваного директора. И его уже в который раз поразила его нагловатая лошадиная ухмылка.

При выходе на улицу Кучма вдруг догнал Воронцова и, взяв под локоток, довольно ядовито полушепотом произнес:

— Неужели вы думаете, что этот спектакль имеет какое-то значение? Вы же — человек опытный и знаете, что будет так, как решило руководство. Теперь я — директор школы! И мне плевать на все эти собрания! И ваша Курбатова сюда уже больше никогда не вернется!..

Виктор Петрович не стал с ним спорить, понимая, что это абсолютно бесполезно. Он просто вырвал свой локоть из рук человека с неприятной лошадиной усмешкой и пошагал в сторону собравшихся неподалеку и с нетерпением поджидавших его женщин.

Да и, что он мог ему сказать?

Воронцов и сам понимал, что ситуация все больше приобретает необратимый характер.

Жизненная практика показывала, что любой чиновник, начав свою нечистую игру, никогда не сворачивает с полдороги. И его никогда не смущают никакие возмущения и выступления простых граждан. Потому что он четко осознает свою власть над ними. И знает, что все равно будет так, как он решил. Ибо, все институты государственного управления в сегодняшней России построены таким образом, что они непременно будут на стороне чиновника. Даже если он многократно не прав и совершает гнусное дело.

Попытка борьбы, конечно же, не исключена. Но многолетняя практика показала, что дело это — почти безнадежное.

И от этой мысли Виктору Петровичу вдруг стало не по себе.

Он еще раз оглянулся назад, где только что маячила фигура Кучмы. Но того уже и след простыл. А вместе с ним куда-то сразу исчезли и все милиционеры во главе с молоденьким растерянным лейтенантом.

5

Утро у Вадима Сурова как-то сразу не задалось. Сначала мать что-то очень долго бухтела насчет подготовки к экзаменам. Затем Санька — младшая сестренка Вадима — вылила какую-то гадость из цветочного горшка с подоконника на клавиатуру компьютера, и лишила его возможности перед походом в школу влезть в Интернет. Кнопки клавиатуры залипли и отказывались выдавать нужные команды.

Вадим долго безуспешно ковырял их. И, наконец, поняв, что это дело совершенно бессмысленное, шваркнул по клавиатуре кулаком. Отчего та, жалобно взвизгнув, отлетела в сторону и повисла возле стола на проводе.

Заслышав шум в комнате, туда заглянул отец. Увидев разгром на письменном столе сына, он ничего не стал говорить. Лишь укоризненно покачал головой и удалился в прихожую.

Вадим нехотя собрал книги и тетради в портфель и двинулся к выходу из квартиры.

На встревоженные окрики матери даже не стал реагировать. Просто быстро вскочил в открывшуюся кабину лифта и нажал кнопку нижнего этажа.

По дороге от дома до школы несколько раз останавливался, чтобы покурить. Каждый раз он разжигал погасшую сигарету и, сделав несколько затяжек, нервно гасил. А перед самыми воротами школы выбросил окурок в кусты.

В дверях вестибюля замешкался, потому что школьный охранник вдруг остановил его странным вопросом: «Ты кто?»

— Ну, вы, блин, даете! Совсем что ли охренели за эти дни? Уже учеников в школу не пропускают! — Вадим расстегнул портфель и сунул его содержимое в нос охраннику. — Кто-кто! Хрен в пальто!

— Ну, ты, пацан, не выеживайся! — тут же огрызнулся охранник. — Распустили вас тут! Никакого порядка! А еще говорили, что тут передовая школа! — Он толкнул Вадима в спину и громко шмыгнул носом. — Правильно вас тут наши хохлы поприжали! И директоршу вашу давно было пора прищучить!

То ли от толчка, то ли от обиды за услышанное Вадим вдруг почувствовал, что где-то внутри у него закипает ярость. Все неприятности начавшегося утра словно сложились у него в один нарастающий ком. И он, отбросив в сторону портфель, ринулся на охранника.

Вадим даже сам не понял, откуда у него вдруг взялась эта смелость. Но уже через мгновение он буквально уперся всем телом в грудь охранника, а правая рука наотмашь влепила ему по уху. А еще через мгновение он уже сам лежал на полу с разбитым в кровь носом.

Вадим попытался подняться, но тут же получил еще одну порцию ударов. Теперь они пришлись по правому боку и по животу.

Охранник словно вошел в раж и бил Вадима из всей силы своими кованными ботинками. Успевая при этом громко произносить матерные ругательства.

На шум из глубины вестибюля прибежали две учительницы начальных классов, которые только что встречали внизу своих питомцев. Одна из них попыталась ухватить охранника за рукав. Но тот грубо оттолкнул ее в сторону и продолжал методично избивать Вадима ногами.

Остановился лишь тогда, когда из-за гардероба появилась фигура нового директора — Кучмы.

Тот ухватил охранника за плечи и отодвинул в сторону.

— Ну, ты, Петро, ни того! Ты же пацану ребра поломаешь, а мне потом отвечать! Они и так все на меня, как волки ополчились. — Он наклонился над неподвижно лежащим парнем и неодобрительно покачал головой. — Я же тебя просил, быть поаккуратнее! Здесь же тебе не СИЗО! Это вы там, понимаешь, привыкли ребра ломать по делу и без дела. А тут ведь как-никак детское учреждение.

Петро, продолжая хлюпать простуженным носом, с недовольством отодвинулся от лежащего на полу подростка и начал поправлять на себе амуницию.

Между тем, Кучма замахал на собравшихся вокруг лежащего на полу Вадима малышей и учителей.

— Идите! Идите по своим классам! Чего вы здесь уставились? Мы как-нибудь и без вас разберемся. А ты, Петруха, дуй в медкабинет — приведи сюда медсестру! Впрочем, нет… Лучше тащи-ка его ко мне в кабинет. Мы его сами в чувства приведем. Пусть Пашка постоит на дверях, а ты — за мной! — скомандовал Кучма и двинулся из вестибюля прочь.

Видя, что малышня не расходится, Петро сделал в их сторону угрожающий жест рукой, схватил Вадима под мышки и потащил по направлению к директорскому кабинету.

Очнулся Вадим на широком директорском диване. Именно на него рассаживались девчонки во время проведения, так называемых, «самоуправленческих посиделок», которые проходили здесь ежемесячно. Он огляделся по сторонам и поймал себя на мысли о том, что кроме этого самого дивана больше ничего в кабинете не узнает.

Нет, конечно же, и стол, и стулья, и шкафы были теми же. Но они излучали какой-то чужой, холодный, не знакомый ему свет. А за директорским столом восседал тот самый мужчина, которого на днях привезли им из окружного управления образования. Он что-то тихонько говорил на ухо охраннику, который избивал Вадима в вестибюле. До Вадима доносились лишь отрывки фраз. Но кое-что можно было расслышать…

— Ты, Петруха, в случае чего ни в чем не признавайся… Скажи, мол, сам поскользнулся на пороге и упал на пол, ударился о стойку… А этим бабам из началки я все разобъясню. Еще не хватало, чтобы на моего племяша уголовное дело заводили. С ментами местными я договорюсь… Они — ребята послушные. Им Людмила в случае чего тоже внушение сделает. Ей тоже ни к чему это кадило раздувать — и так на всю Россию прославились.

Кучма бросил взгляд в сторону Вадима и, увидев, что он приходит в себя, махнул Петрухе рукой.

— Все! Давай топай на пост! Да смотри, чтобы никто больше в дверях не поскользнулся! А я тут пока с этим молодым человеком побеседую.

Петр тоже глянул на Вадима и нехотя побрел к выходу.

Но не успел он дойти до дверей, как в кабинет ворвался сменивший его охранник.

— Ну, чего там? — недовольно спросил Кучма. — Я же сказал тебе никого не пускать и пост свой не покидать.

— Так это… того… — в нерешительности замялся Пашка, — там «Скорая помощь» подкатила… И по-моему, даже не одна…

— Кто вызывал?! — вскочил с места Кучма. — Это что еще за шуточки?!

— И, кажись, там опять эти — с телевидения…

— Что значит — кажись?! — взбеленился Кучма. — Я же тебе русским языком приказал никого в школу не пропускать! — Кучма замахал руками и начал выталкивать обоих охранников в коридор. — Сейчас же закройте все двери и никого сюда не пропускать! А я сейчас буду разбираться с этими уродами, кто вызывал «скорую»!

Он начал метаться от стола к дверям. Несколько раз хватал со стола телефонную трубку и кидал ее на место. Затем, словно опомнившись, подскочил к дивану.

— Я надеюсь, что ты все понял?! — он начал трясти Вадима за плечо. — Ты понял, что сам поскользнулся и расшиб себе лобешник?! Не забывай, что тебе в этом году экзамены сдавать! Иначе, ты у меня покатишься на экзаменах, как на салазках! У тебя только девятый класс. Можешь задержаться в нем еще на годик! Или в ПТУ тебя выпихнем — даже охнуть не успеешь! Это что — твои дружки «скорую» вызвали? Так я им тоже мозги вправлю!

Кучма отошел от дивана и остановился у дверей, прислушиваясь к тому, что творится за ними.

В это время раздался резкий стук, и в кабинет буквально влетела женщина в перепачканной рабочей робе, резко пахнущей какой-то вонючей краской.

— Слушай, мил человек! Мы же так не договаривались! Ты чо на нас целый полк проверяющих натравил? Они нам совсем работать не дают! И эва еще что удумали — врачей повызывали! Говорят, что это мы ребятишек потравили. — Она смахнула с себя грязь прямо на пол директорского кабинета и слегка приосанилась. — Оно, конечно! Краска завсегда не вкусно пахнет. Да только пока еще от нее никто не помирал! Я вот уже, почитай, годков тридцать с этой дурью работаю — и ничего! А твои бабы говорят, что детишки от нее сознание терять начали! Врут, стервы. Так ты их вразуми.

— Так это из-за краски? — обрадовался Кучма. — Тогда все понятно. Я сейчас разберусь. Идите и спокойно работайте.

— То есть, как это — спокойно работайте? — не унималась женщина. — Там же, почитай, цельная куча машин «скорой помощи» понаехала. И бабы твои… то есть, я хочу сказать, учительницы эти нам совсем житья не дают… Грозятся в прокуратуру пожаловаться… а мы-то тут при чем? Ты уж, мил человек, им разъяснения сделай…

— Ну, я же сказал — сейчас все уладим! — Кучма начал выталкивать маляршу за дверь. Затем оглянулся на диван и, указывая рукой туда же на дверь, резко скомандовал. — А ты чего расселся?! Давай вали отсюда! И чтобы помалкивал! Иначе будешь сидеть в девятом классе до скончания века!

Он махнул рукой в сторону коридора.

Но Вадим вдруг, вместо того чтобы покинуть директорский кабинет, подбежал к столу и схватил с него первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась большая стеклянная пепельница.

Недолго думая, он размахнулся и швырнул эту пепельницу в книжный шкаф. От удара стеклянная дверца шкафа разлетелась вдребезги.

Видимо, не ожидая подобного, Кучма остановился посреди комнаты и лишь бросал растерянный взгляд то на маляра, то на разбитый шкаф, то на парня, не понимая, что же дальше с ним делать. И когда тот опять потянулся к столу за новым предметом для метания, он судорожно схватил его за руки. Но удержать Вадима уже было невозможно. Он хватал со стола один предмет за другим и швырял в разные углы кабинета, вопя истошным голосом:

— Ты, гаденыш, думаешь, что навсегда здесь устроился?! Влез, как кукушка, в чужое гнездо и радуешься!? Думаешь, ребята тебе простят нашу Людмилу Анатольевну?! Считай, что ты теперь на вражеской территории! И мы тебе объявляем партизанскую войну! Пусть я для этого даже вообще из девятого класса не выйду никогда!..

Увидев разыгравшуюся сцену, малярша тихонько, бочком выскользнула из кабинета и бросилась наутек, оставив самозванному директору на память свою кисть и малярный валик, издававшие довольно неприятный зловонный аромат…

6

Совещание в московском департаменте образования было назначено на 12 часов дня, но Воронцов подъехал почти на полчаса раньше назначенного времени. Видимо, не предупрежденная заранее охрана долго не хотела его пропускать внутрь здания. Не помогло даже удостоверение Государственной Думы. Охранник посмотрел на него как-то равнодушно и тупо уставился в противоположную стенку. И лишь появление помощницы руководителя департамента за пять минут до начала совещания его немого оживило. Он тяжело вздохнул и протянул руку, требуя от Воронцова документы. Пару минут что-то записывал в свою потрепанную тетрадь. Потом нехотя нажал на кнопку для открывания турникета.

Помощница несколько раз, как показалось Виктору Петровичу, подобострастно натянуто улыбнулась и пригласила его жестом в приоткрытую в конце коридора первого этажа дверь.

Там, вокруг длинного продолговатого стола уже восседали другие приглашенные на заседание.

Среди них профессор сразу же узнал первого заместителя главы департамента Ларису Корняшову и начальницу окружного управления образования Митрюк. Сбоку от них пристроились еще несколько неизвестных Воронцову людей. Один из них — мужчина средних лет — что-то быстро писал в своем блокноте. И даже при входе Воронцова лишь ненадолго оторвал свой взгляд от стола.

Корняшову Ларису Воронцов знал уже не первый год. Ничего выдающегося она собой не представляла. По служебной лестнице продвигалась медленно, но уверенно. Никогда не брала на себя никакой ответственности. По всем вопросам предпочитала давать уклончивые, половинчатые ответы. Поэтому ее председательство на данном совещании сразу говорило о многом. Виктор Петрович сразу понял, что никаких конкретных решений здесь принято не будет.

С одной стороны, это несколько огорчило. Но, с другой стороны, это позволило Воронцову сразу расслабиться, так как груз ответственности за все происходящее здесь сразу значительно снизился.

Он постарался как можно приветливее раскланяться со всеми присутствующими и скромно присел на самом углу стола.

Но Корняшова сразу же вскочила со своего места и бросилась навстречу профессору, делая руками в воздухе максимально приветливые жесты.

— Ну, что же вы?! Голубчик! Виктор Петрович! Мы вас ждали с большим нетерпением! Вы в нашем ведомстве — всегда желанный гость! Прошу вас вот сюда — рядышком со мной! — она жестом подняла из-за стола пишущего мужчину и пригласила Воронцова на освободившееся место.

Мужчина поспешно собрал со стола листки бумаги и быстро ретировался в конец стола.

Однако Виктор Петрович упрямо замотал головой и остался на своем месте, давая тем самым понять, что разговор предстоит трудный и довольно принципиальный.

— Ну, что же… — Корняшова вздохнула и начала представлять присутствующих. Представление она производила по кругу. Так, что до сидящей от нее по правую руку Митрюк дошла в последнюю очередь. На ней она на некоторое время запнулась. Но после небольшой паузы проговорила. — А это — уже известная вам начальница юго-восточного окружного управления образования Людмила Викторовна Митрюк.

Корняшова выжидательно взглянула на Виктора Петровича. Но, не заметив на его лице ни малейшей тени, продолжила.

— Как вы понимаете, мы пригласили вас, уважаемый Виктор Петрович, для того, чтобы разобраться в ситуации вокруг образовательного центра «Кожухово». Хотелось бы услышать ваше мнение о событиях в данной школе. Это нам нужно, как вы понимаете, для того чтобы принять правильные административные решения… — Лариса Евгеньевна на этой фразе сделала паузу и устремила свой взгляд в сторону профессора.

Но Виктор Петрович продолжал сидеть, все так же молча оглядывая присутствующих.

— Ну, что же вы молчите? — не выдержала паузы Корняшова. — Вы же сами просили, чтобы департамент внимательно изучил ситуацию вокруг школы «Кожухово» и принял грамотное решение.

— А я думаю, что никакого решения вы не примете, — вдруг довольно резко и отчетливо проговорил Воронцов. — Потому что главное решение, которое вы должны принять немедленно — это увольнение с руководящей должности гражданки, сидящей от вас по правую руку! Потому что она не просто попирает все нормы действующих законов. Она грубо вмешивается в очень тонкий процесс — в процесс деятельности вверенных ей педагогических коллективов. В данном случае речь идет о прекрасном педагогическом коллективе школы «Кожухово». О чем ей прекрасно сказали и родители, и ученики. Кроме того, эта гражданка попирает все нормы морали и человеческих взаимоотношений. Она попросту устроила рейдерский захват действующего детского учебного учреждения. И потом… То ли я полный идиот и чего-то не понимаю в этой жизни, то ли вы тоже, уважаемая Лариса Евгеньевна, заражены бациллой лицемерия и цинизма. Но, если мне не изменяет память, совсем не так как сегодня меня встречали по указанию гражданки Митрюк во время событий в школе. Именно она дала команду сотрудникам милиции не допускать меня в здание школы и, в случае не подчинения, задержать и отправить в отделение. А, когда прибыла съемочная бригада Российского телевидения… осмелюсь заметить — главного телевизионного канала страны… она дала команду их тоже в школу не пускать. Что это? Незнание российских законов или нежелание их исполнять? Может ли такой человек находиться на руководящей должности?.. И вы хотите, чтобы я сейчас здесь обсуждал с ней какие-то проблемы? — Воронцов слегка пристукнул по столу ладонью и демонстративно отвернулся в сторону.

— Ну, так же нельзя!.. — буквально взмолилась Корняшова. — Мы же с вами собрались для того, чтобы попытаться решить проблему конструктивно.

— Вот и я о том же! Только мы с вами по-разному видим этот самый конструктив. Вы его видите в том, чтобы любым способом нейтрализовать действия профессора Воронцова, поскольку понимаете, что это очень может повредить общественному имиджу вашего ведомства. А я конструктив вижу в том, чтобы гражданка Митрюк раз и навсегда покинула руководящую должность в системе образования Москвы. Так как она не просто ничего не понимает в проблемах образования. Она пытается сделать на них свой собственный бизнес, уничтожая на пути всех, кто ей в этом мешает. А посему выход лишь один: восстановить на работе директора школы «Кожухово» Курбатову, прекратив всякого рода издевательства над этим славным педагогическим коллективом. А гражданка Митрюк должна навсегда покинуть систему образования и заниматься бизнесом там, где это не будет приносить столь разрушительные плоды.

— Но, это же экстремизм какой-то!.. — даже задохнулась от возмущения Корняшова.

— Ну, вот. Наконец-то я услышал от вас истинную оценку всего происходящего…

— Да, я не это имела в виду…

— Не надо бессмысленных пояснений, уважаемая Лариса Евгеньевна. Я прекрасно понял, что вы имели в виду. Но оставляю это на вашей совести. — Виктор Петрович встал со своего места и направился к выходу. На полдороге повернулся и договорил. — Поскольку никаких реальных решений по данной ситуации вы принимать не желаете, я оставляю за собой право действовать всеми дозволенными законом способами!

Он резким движением открыл дверь и вышел в коридор.

На улице, шагая вниз по ступеням, ведущим к зданию департамента, Воронцов остановился и невольно оглянулся назад. В узких окнах-бойницах уже кое-где зажегся свет. И ему вдруг показалось, что в одной из бойниц мелькнула грузная фигура Корняшовой.

Виктор Петрович тяжело вздохнул, вытер со лба неожиданно набежавший пот и двинулся к ближайшей станции метро. Но уже на входе в старый покосившийся домик с огромной буквой «М» на фасаде опять остановился и задумался, вернувшись мыслями к только что состоявшемуся разговору.

В принципе, ничего неожиданного не произошло. Просто он еще раз убедился в том, что суть российского чиновничества неизменна: оно при любых обстоятельствах будет защищать честь мундира. Даже если этот самый мундир испачкан вонючей грязью с головы до пят.

Виктор Петрович тяжело вздохнул. Так, что проходящая мимо старушка невольно перекрестилась. И решительно двинулся к дверям подземки.

 

Вместо эпилога

Заседание «Экспертного Совета» началось с большим опозданием. Ждали главного Советника — Генри Джеймса.

Председатель Совета несколько раз выходил в приемную и пытался дозвониться до него по мобильному телефону.

Члены Совета (особенно американские коллеги Генри) уже начали роптать, когда дверь в зал заседаний Высшей Школы Экономики резко отворилась, и туда буквально влетел их коллега Джеймс.

Он не стал извиняться. Только бросил на стол пачку еще пахнущих типографской краской номеров газеты. На первой полосе жирным шрифтом было выведено броское название — «Работа над ошибками».

Джеймс опустился в кресло и уставился на председательствующего:

— Ну, что, господин Ясин? Вы же обещали, что этот полоумный профессор заткнется раз и навсегда! И не будет мешать реализации задуманного нами плана! Как это все понимать?! — он указал пальцем на газетную публикацию. — Или вы не в состоянии контролировать процессы, происходящие на территории вашей… пока еще вашей, — тут же поправился Джеймс, — страны?!

Джеймс достал из портфеля папку, раскрыл ее и ткнул пальцем в таблицу с цифрами.

— Вы должны понимать, что наше ведомство не может постоянно финансировать проекты, против которых в России постоянно выступают ваши придурочные эксперты! А вы при этом только хлопаете ушами и не можете заткнуть им рот! — Джеймс прихлопнул ладонью по столу, схватил одну из газет и бросил в сторону председательствующего. — Или эта публикация будет последней, или вы дальше все будете делать исключительно за свой счет! Именно так и доложите своему руководству! А вам, господин Кузьменков, — обратился он к сидящему рядом с председателем Совета ректору «Вышки», — пора уже подключить к этому процессу свою жену. Мы же не зря в свое время ходатайствовали о том, чтобы она стала министром. Пусть теперь отрабатывает. В этой стране нам должны быть созданы все условия для выполнения нашей гуманитарной миссии! Вы это прекрасно понимаете. Нам очень не хотелось бы, чтобы вопросы здесь решались при помощи военной силы. Но вы нам можете не оставить другого выбора! — Джеймс еще раз хлопнул рукой по газетной статье, сунул папку обратно в портфель, резко его захлопнул и направился к выходу из зала. На полдороге обернулся. — Я считаю неуместным в подобной ситуации проводить какие-либо заседания!

После того, как за Генри Джеймсом захлопнулась дверь, члены «Экспертного Совета» схватили со стола брошенные им газеты и углубились в чтение:

«Работа над ошибками»

«Российская система образования сегодня глубоко и почти безнадежно больна. И никакие заявления руководителей правительства, министерства образования и науки и представителей большинства в Государственной Думе не могут убедить экспертов в обратном.

Резкие хирургические операции, произведенные в российском образовании за последние 20 лет, фактически вогнали ее в кому. И сегодня в полный рост встает вопрос: сможем ли мы вывести ее из этого коматозного состояния или будем продолжать горестно лить слезы над угасающим светочем знаний.

Но для того, чтобы понять, как действовать и каким путем идти дальше, необходимо поставить четкий и осознанный диагноз.

И это никого не должно пугать. В нынешней ситуации самое страшное — создавать видимость благополучия, латать заплатки на поверхности, не пытаясь понять происходящих внутри системы процессов.

Отсутствие структурного системного анализа сегодня является главной причиной всех бед в российском образовании.

И именно это ставится в первую очередь в вину нынешнему руководству министерства образования и науки, которое должно заниматься разработкой и осуществлением государственной политики в данной сфере.

Система образования — самая консервативная из всех социальных систем общества. Реформирование в данной области должно проводиться очень осторожно. И только после многократной проверки всех параметров очередной «реформы» со стороны экспертов и общественных институтов. Не соблюдение данного правила может привести к тяжелейшим социальным последствиям вплоть до гибели государства.

В последнее время мы все чаще привыкли говорить о финансовой стороне образования. К этой сложнейшей социальной системе стали относиться с позиций неких менеджеров, подсчитывающих дивиденды в своем кармане. Но образование, безусловно, являясь основой и фундаментом экономики, никогда не было экономической сферой.

Все чаще и чаще в обиходе стало появляться выражение «образовательная услуга». И этот термин настойчиво внедряется сегодня разработчиками российских образовательных реформ. Тем самым искажается глубинный смысл самого понятия «образование».

Надо четко себе представлять, что образование — это важнейшая социальная функция государства. И любая попытка перевести ее в ранг некой «образовательной услуги» приведет в конечном итоге к тяжелейшим последствиям.

Российское образование всегда славилось тем, что представляло собой целостную систему фундаментальных знаний, умений и навыков в сочетании с исторически отработанными педагогическими приемами воспитания подрастающего поколения граждан своей страны. Российское образование всегда носило фундаментальный классический характер. И именно это позволяло нам готовить не просто потребителей чьих-то достижений и услуг, а формировать личности людей, способных самостоятельно производить интеллектуальный продукт.

Поэтому наши отечественные специалисты были всегда востребованы во всем мире. И именно это давало возможность нашей стране в самые трудные моменты ее истории в кратчайшие сроки не просто восстанавливаться, но и создавать новые производственные мощности, делать величайшие открытия в науке, первенствовать в космических исследованиях.

Что же с нами случилось?

Куда же вдруг подевался весь наш интеллектуальный потенциал, создаваемый многими поколениями?

Почему российская система образования в одночасье откатилась на последние позиции в мировых рейтингах?

Для ответа на эти вопросы надо внимательно вглядеться во все, что мы сделали с этой системой за прошедшие годы.

Начало конца

Первый удар был нанесен по школе.

Уже в 1992 году при разработке и принятии Закона «Об образовании» фактически было изъято само понятие воспитательной функции школы.

Казалось бы, всего-навсего изменили акценты. Во всю ширь развернулась борьба за деидеологизацию школы. Но, как это обычно бывает, вместе с водой из ванны выплеснули и ребенка. Школа превратилась в серое унылое заведение, занимающееся занудным делом. Учителям начали вдалбливать в голову мысль о том, что главная их задача — всего лишь пичкать неокрепшие головы подрастающего поколения знаниями.

Но и здесь произошла осечка.

90-е годы ознаменовались полным разгулом и неразберихой в содержании образования. Старые образовательные стандарты были фактически выброшены на свалку. А новых никто разработать не удосужился. Более того — была выдвинута идея многовариантности. То есть, учителю было предоставлено право самостоятельно выбирать курсы, учебные пособия и учебники.

Особенно пагубно это сказалось на предметах гуманитарного цикла. С подачи новоявленных «доброжелателей» в лице господина Соресавход пошли учебники истории, не имеющие ничего общего с настоящей российской историей. Серьезному пересмотру подвергся курс отечественной литературы. Из него волевым порядком были исключены выдающиеся писатели советского периода.

В это же время возникает идея создания специальной научно-методической площадки, посредством которой можно было бы осуществлять на практике реализацию теории «сете-центрических войн» в России.

Приговоренные к «Вышке»

В 1992 году на средства Всемирного Банка в Москве при активном участии Евгения Ясина и его команды, прошедшей подготовку в ведущих американских центрах, открывается Высшая Школа Экономики, сразу получившая статус государственного университета.

Казалось бы, хорошее дело. Если не принимать в расчет одной важнейшей детали. С этого самого момента и до сих пор уши любых «новаций» в системе образования и науки торчат именно оттуда.

Высшая Школа Экономики изначально задумывалась как учебное заведение высшего профессионального образования западного образца. И, в первую очередь — американского.

С середины 90-х годов вообще все преобразования в российской системе образования проводились именно в американском духе и стиле.

Среди молодежи началась активная пропаганда теории «личного успеха». Эта чисто американская модель была перенесена на российскую почву и уже начала давать сегодня свои пагубные плоды.

Внедрение данной модели означает кардинальное изменение для молодежи ценностных ориентиров. Теперь во главу угла ставится личная успешность в противовес полноценной гражданской социальной позиции. И это стало отправной точкой для внедрения в стране платного профессионального образования.

В 1995 году доля коммерческих мест в государственных вузах составляла лишь 25 %. В 2000-м году она увеличилась до 50 %. Скоро в стране вообще не будет бесплатного высшего профессионального образования, так как в 2020 году всего лишь 10 % студентов будут обучаться на бюджетной основе.

Все это стало следствием фактически полного ухода государства из сферы образования.

Уже в середине 90-х годов расходы на образование сократились по сравнению с серединой 80-х годов на 40 %.

Блеск нищеты

Мы сегодня — одна из немногих стран в мире, позволяющих себе роскошь преступно мало расходовать денег на образование.

Сегодня доля расходов на образование в России составляет менее 3,5 % от ВВП.

В это же самое время большая часть стран Европы имеет не менее 8 % ВВП.

США расходует на систему образования до 11 % своего огромного ВВП.

Япония — почти 14 %.

Финляндия, которая до 1917 года входила в состав Российской империи и считалась отсталой провинцией, сегодня тратит 16,4 % не сравнимого с нашим ВВП.

Сегодня очень много и часто говорят о так называемом «Юго-Восточном экономическом чуде», забывая при этом сказать о том, что, к примеру, в Южной Корее на протяжении почти 30 лет в систему образования вкладывалось ежегодно более 25 % ВВП.

Таким образом, мы хотим добиться чуда; не вкладывая в это дополнительных средств. Подобное бывает только в сказках.

Итак, все 90-е годы российская школа существовала на грани выживания.

Именно в этот момент с подачи «специалистов» Высшей Школы Экономики и стоящих за их спинами западных (в первую очередь, американских) советников началась программа «Модернизации системы образования».

В рамках программы «модернизации», в частности, началась реорганизация сельских школ, сопровождающаяся их массовым закрытием. Последнее называлось не иначе, как «реструктуризация» сельской школы. В переводе на русский язык это означает укрупнение. То есть, создание крупных базовых школ, при которых дети жили бы в интернате. Это фактически означало начало конца российской деревни. Сегодня программа «реструктуризации» несколько видоизменилась. В рамках нацпроекта «Образование» начато осуществление программы «Школьный автобус». Но при этом «реформаторы» забыли о двух главных проблемах России: дураках и дорогах. К тому же, у нас появилась третья беда: дураки, заставляющие по этим дорогам возить в школу детей. В отличие от Америки, в которой программа «Школьный автобус» осуществляется давно и успешно, Россия до сих пор не имеет нормальных транспортных коммуникаций. По многим из них до сих пор можно передвигаться только с использованием гужевого транспорта. Кроме того, для закупленных автобусов не оказалось запчастей, горючего и оплачиваемых водителей. Так что, перенесенный на российскую почву американский опыт изначально был обречен на провал.

В отличие от других стран Европы и мира, Россия — страна огромных территорий, требующих постоянного ухода. Или, хотя бы, присмотра. При сложившейся ситуации российские деревни стали очень быстро пустеть. Как только в деревне закрывалась школа, ее покидала молодежь, и деревня обрекалась на вымирание.

Сегодня этот процесс продолжается с удвоенной силой.

Всего за 20 лет в России было закрыто более 18 тысяч средних общеобразовательных учебных заведений. Это значит, что ежегодно мы теряем около 800 школ. И в большей степени, это — малокомплектные сельские школы.

Подобного наша страна не знала даже в лихие годы Великой Отечественной войны.

Россия беспризорная

Именно в этот момент возникает и с невероятной силой прогрессирует явление детской беспризорности.

К 2000-му году это явление приобретает катастрофические размеры. Вновь избранный тогда президент России Владимир Путин сразу после выборов объявляет кампанию по борьбе с этим негативным явлением. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, никто даже не удосужился вникнуть в корень проблемы.

Не искоренив причин, кроющихся в полном развале системы образования и системы социального обеспечения, мы всего лишь подлатали дыры и создали видимость благополучия.

Однако можно обмануть себя. Но нельзя всю жизнь ходить с завязанными глазами и обманывать других.

В докладе ЮНЕСКО за 2002 год прозвучала ужасающая цифра. 2 миллиона 300 тысяч российских детей школьного возраста в России не посещают школу.

А в 2003 году тогдашний Генеральный прокурор России Владимир Устинов озвучил цифру в 3 миллиона детей, не посещающих регулярно школу.

Это был фактический приговор российской нации.

Но даже это не остановило наших российских реформаторов, продолжавших планомерное разрушение системы образования.

На рубеже 2000-х годов российская школа продолжала жить без стандартов образования, без должного внимания к себе со стороны государства, влача полунищенское существование.

Но этого показалось мало.

Следующим шагом к крушению российского образования стало перераспределение функций между регионами и центром, в соответствии с которым заботу о школе полностью переложили на плечи региональных и муниципальных бюджетов.

Учитывая неравномерность экономического развития регионов, уже тогда можно было предположить, что у большей части из них, живущих на госдотации, денег на школу никогда не хватит.

Уже в 2002 году Контрольное управление администрации президента констатировало факт, что из существовавших тогда 64 тыс. школ более 27 тысяч (или 42 %) не пригодны для обучения детей. Во многих из них кроме куска мела и обшарпанной доски нет ничего. А во многих и «санитарные удобства» находятся во дворе.

Всероссийская «егэизация»

И в это время, вместо того, чтобы создать элементарные условия для нормального обучения детей, была начата очередная «реформа». С 2000 года начался активный «эксперимент» по внедрению в стране единого государственного экзамена — ЕГЭ. На его разработку и внедрение были брошены огромные силы и средства.

В этой связи, весьма примечателен один случай.

В 2002 году на парламентских слушаниях в Государственной Думе министр просвещения республика Саха Якутия радостно докладывала о том, что ими из бюджета было потрачено на проведение ЕГЭ 5 миллионов рублей. Через 3 месяца после этого в Якутии сгорел детский дом для детей-инвалидов. Потому что не оказалось денег на ремонт электропроводки.

Не слишком ли дорого нам обходятся подобные «эксперименты»?

Всего же за годы внедрения ЕГЭ на его организацию и проведение было израсходовано из кармана российского налогоплательщика 370 миллионов долларов.

В 2006 году Всероссийский Фонд Образования сделал попытку привлечь внимание общественности и экспертного сообщества к проблеме ЕГЭ. В январе 2006 года была проведена специальная Всероссийская конференция по данной проблеме. Эксперты высказали однозначную позицию о том, что этот эксперимент полностью провалился и рекомендовали его прекратить.

Однако мнение экспертов, видимо, никого не интересовало.

Более того, руководство Рособрнадзора направило в регионы письма, запрещающие руководителям региональных управлений образования принимать участие в обсуждении данной проблемы и прислушиваться к мнению экспертов. Идея ЕГЭ была доведена руководством министерства образования до полного абсурда. А послушное большинство депутатов Государственной Думы проголосовало, как говорится, не приходя в сознание. Поставив тем самым всю систему образования за грань допустимых рисков.

Почем нынче детская душа?

Идея нормативно-подушевого финансирования возникла еще в конце 80-х годов. Но до поры; до времени она не имела своего развития. Сегодня подошла пора ее активной реализации.

И это означает полный крах всей системы образования на селе и в малых городах России.

До сих пор никто не знает, как формируется этот самый норматив. Деньги, которые должны следовать за учеником, рассчитываются из экономических возможностей каждого конкретного региона. А это означает грубейшее нарушение конституционного принципа равного доступа граждан к общему среднему образованию.

Кроме того, это ведет к резкому ухудшению качества знаний.

В погоне за численностью, директора школ вынуждены допускать переполнение классов. Поскольку есть нижний предел наполняемости — 25 человек. Но верхний предел фактически отсутствует. И, если в классе 49 человек, открывать два класса нельзя. А каково обучать 49 человек? Об этом никто не задумывается.

Наоборот, через средства массовой информации упорно распространяется ложный тезис о том, что нормативно-подушевое финансирование позволит резко улучшить качество образования.

Кроме того, принцип нормативно-подушевого финансирования резко ударил по ключевой фигуре в системе образования — учителю. Поскольку заработная плата учителя теперь напрямую поставлена в зависимость от наполняемости школы и класса. И это ставит учителя перед тяжелым моральным выбором: качество образования или личный материальный интерес.

Складывается впечатление, что кто-то специально доводит ситуацию до полного абсурда, чтобы окончательно уничтожить некогда самую передовую систему образования и воспитания.

Последствия введения нормативно-подушевого финансирования уже ощутили на себе даже московские школы. Многие директора школ еще в начале прошлого учебного года получили, так называемые «письма счастья», в которых им предписывалось сократить ставки психологов, организаторов физкультурной работы, преподавателей информационно-вычислительной техники, организаторов внеклассной работы.

Кто руководит системой?

Грубейшей ошибкой (если не сказать сильнее — диверсией) явилось также создание единого министерства образования и науки.

Все специалисты прекрасно знают, что у образования и у науки — две принципиально разные функции. Их объединение в одном административном ведомстве создает предпосылки к созданию полного паралича всей системы.

Все это очень хорошо укладывается в теорию «сете-центрических войн». И сегодня мы уже на практике видим, что подобное административное преобразование пагубно сказалось на всей системе образования России.

Тем более что во главе столь значимого для страны ведомства оказались весьма далекие от проблем образования люди.

Руководить тем, в чем ты не разбираешься, нельзя в принципе. Руководить такой отраслью, как образование, ничего не смысля в его азах — значит работать на разрушение интеллектуального потенциала нации.

Россия всегда славилась тем, что здесь были люди, обладающие высокими моральными качествами. Способными честно признаваться в своих ошибках. И в случае своей вины перед Родиной способными даже пустить себе пулю в лоб. Это было непреложным Кодексом чести настоящего интеллигента и гражданина.

Видимо, что-то сломалось внутри нашего государства. Потому что теперь чиновник сидит на своем месте до самого конца, не обладая ни честью, ни совестью.

Кстати, о совести чиновников в системе российского образования.

Не для кого сегодня не секрет, что российская система образования стала одной из самых коррумпированных в мире.

Когда мы говорим о коррупции в сфере образования, наши СМИ сразу начинают лепить образ нечистоплотного вузовского преподавателя, берущего за поступление в вуз деньги, или школьного учителя, занимающегося репетиторством.

Все это, конечно, не красит нас в глазах наших детей.

Но это всего лишь видимая часть айсберга. Большая его часть скрывается в кабинетах высокопоставленных чиновников от образования.

Ни для кого сегодня не секрет, кто и сколько берет денег за лицензирование и аккредитацию вузов. Эти суммы имеют цифры с пятью и шестью нулями. Об этом прекрасно знает каждый ректор вуза, хотя бы раз проходивший процедуру аттестации и аккредитации. Так по милости бывшего руководителя Рособрнадзора Виктора Болотова и бывшего заместителя руководителя этой структуры — Елены Геворкян был уничтожен не один вуз. Среди них — Международная Высшая Школа, чей ректор не пожелал давать зарвавшимся чиновникам взятку и лишился в результате вуза. Этим вопросом до сих пор занимается Генеральная прокуратура.

Но эти чиновники продолжают занимать высокие должности. И продолжают руководить системой образования, не имея на то никаких моральных прав. Господин Болотов стал вице-президентом Российской академии образования (РАО), а госпожа Геворкян переквалифицировалась в проректора педагогического института. И это не смотря на то, что Генеральной прокуратурой после проверки было внесено представление о снятии с должности госпожи Геворкян и об объявлении взыскания господину Болотову.

Видимо, министру Андрею Фурсенко очень нужны эти весьма незаменимые руководители.

Так называемый, «нацпроект»

За истекшие 15 лет российская система образования пережила мощнейшие потрясения. Этого не отрицает никто. Именно поэтому в администрации президента России родился национальный проект «Образование».

Но, как всегда это бывает в нашей стране, данный проект ждет та же участь, что и кампанию по борьбе с беспризорностью. Потому что у данного нацпроекта нет ни целей, ни задач. Никто не просчитал его возможных результатов.

Бесцельная раздача денег никогда не давала должных результатов. Более того, она может значительно навредить делу. Потому что она создает иллюзию благополучия, не давая возможности сосредоточиться на главных направлениях деятельности.

Мы натворили очень много ошибок.

Но каждый хороший профессиональный учитель знает непреложную истину: только грамотная работа над ошибками может дать желаемый результат — полноценное усвоение пройденного материала.

Таким результатом для нас должно стать построение общества, основанного на «экономике знаний».

Но сделать это можно, только максимально сосредоточив свои усилия на главных направлениях удара, удалив из системы все чуждые ей элементы и покончив с порочной практикой следования указаниям западных советников, четко преследующих цель уничтожения государства Российского.

Виктор Воронцов, профессор, эксперт Государственной Думы России»