Пролог

Давно уже Виктор Петрович Воронцов не встречал 1 сентября вдали от Родины. И хотя свою реальную педагогическую деятельность в школе завершил более 15 лет назад, каждый новый учебный год непременно встречал в одной из школ у своих друзей по профессии.

Просто именно в этот день ему необходимо было ненадолго погрузиться в атмосферу всеобщего праздника. Хотя с каждым годом праздник этот становился все более и более грустным.

Объяснить причину этого явления он как ученый, много лет отдавший педагогической науке, конечно же, мог. Но от этого становилось еще грустнее.

Что-то в отлаженном механизме русской школы в последнее десятилетие сломалось, и она медленно начала скатываться под гору, рискуя за каждым новым поворотом улететь в овраг.

Но 1 сентября об этом думать не хотелось.

На лицах детей, в этот день впервые пересекших порог школьного здания, всегда светился неподдельный восторг и нетерпение. Их родители, наоборот, выглядели слегка встревожено и настороженно. И только старшеклассники, бодро похлопывающие друг друга по плечам и по спинам, всем своим видом показывали полное безразличие к процедуре очередной встречи со слегка надоевшей за годы учения школой. Но и в их глазах время от времени пробегал огонек любопытства.

Совсем иную картину всегда представляли учителя. Хотя и в их коллективе никогда не было одинакового восприятия происходящего.

Те, кто находился рядом с самыми младшими представителями школьного братства, больше походили на слегка встревоженных мамаш, постоянно натужно улыбающихся по сторонам и то и дело одергивающих очередного маленького шалуна.

В отличие от них, учителя старших классов всегда стояли степенно и лишь изредка делали небольшие замечания своим не в меру разыгравшимся воспитанникам.

И все равно вся эта праздничная процедура не могла оставить равнодушным никого из присутствующих. Потому что это был самый необыкновенный день в году — первое сентября. И трогал за душу каждого, не зависимо от того, встречал ли он этот день впервые в своей жизни или перешагнул школьный порог уже в двадцатый раз.

Обо всем этом Виктор Петрович вспомнил сегодня, едва приоткрыв глаза после короткого тревожного сна. И уже сомкнуть их вновь не смог. Невольно взглянул на часы. Шесть. Тут же прикинул разницу во времени. Это значит, что в Москве восемь. Теперь все понятно. Праздник первого школьного звонка начался.

Виктор Петрович тихонько, чтобы не разбудить спящую жену, встал и приоткрыл дверь на балкон.

В парке напротив санатория размеренно прогуливалась парочка пожилых немцев. Они о чем-то тихонько переговаривались между собой, то и дело бросая по сторонам восторженные взгляды.

Медленно поднявшись по ухоженной парковой дорожке на пригорок, мужчина остановился и указал своей спутнице палкой куда-то в сторону.

Там из-за кроны ярких осенних деревьев медленно выкатывался светящийся шар пока еще не очень позднего осеннего солнца.

Они оба остановились и подставили свои лица восходящему светилу.

Виктор Петрович, конечно же, не мог видеть выражения этих лиц. Но ему почему-то совершенно очевидно представилось их полное спокойствие и блаженство.

И уже в который раз он задал себе один и тот же вопрос, который не давал ему покоя вот уже не первый год: ну почему эти люди в Европе, перенесшие бедствий не меньше его соотечественников, все-таки сохранили способность радоваться обыкновенным прелестям жизни? Почему они воспринимают окружающий мир без той доли обреченности, которая непременно присутствует во взгляде любого россиянина? Почему они на склоне своих лет имеют возможность вести достойный человеческий образ жизни, не мучая своим существованием на этой бренной Земле родных и близких?

И вообще: как так могло произойти, что побежденные в той страшной войне сегодня живут намного достойнее своих победителей? Что это? Жизненные метаморфозы или злой рок, нависший раз и навсегда над его несчастной Родиной?

Воронцов вдруг поймал себя на мысли о том, что опять невольно углубился в довольно грустные размышления о сущности своего бытия. Хотя приехал сюда именно в попытке уйти ото всего этого кошмара, мучившего его все последние месяцы.

Немецкая пожилая парочка тем временем уже скрылась за изгибом поворота парка.

Виктор Петрович тоже покинул балкон, тихонько пробрался через спальню, где мирно во сне всхлипывала супруга, быстро натянул рубашку и брюки и выскочил за дверь.

У подъезда санатория огляделся. Нашел взглядом предоставленную ему вчера чешским товарищем «Шкоду», аккуратно открыл дверцу и завел двигатель. Некоторое время посидел в раздумье, включать ли музыку. Решил, что не стоит будоражить себя никаким посторонними звуками в это прекрасное сентябрьское утро, и медленно двинулся вдоль просыпающихся улиц Марианских Лазней. Быстро выехал за пределы городка и направился в сторону Кинжварта.

Вся дорога до этого маленького курортного городка заняла не более двадцати минут. И уже скоро он очутился возле беседки с уникальной минеральной водой. Быстро налил себе в полиэтиленовую бутылку искрящейся жидкости и сделал несколько глотков.

Вода как будто обожгла его изнутри, и в голове наступило полное просветление.

В это время в кармане брюк что-то противно задребезжало. И Виктор Петрович невольно вздрогнул, отходя от блаженства ледяной опьяняющей подземной жидкости.

Некоторое время стоял в недоумении, пытаясь понять, что происходит. И только через некоторое время сообразил, что это у него в кармане зазвонил мобильный телефон.

В трубке что-то очень долго трещало, как будто ломались мелкие сухие веточки. Затем откуда-то издалека раздался слегка взволнованный голос товарища.

— Виктор, я тебя поздравляю с праздником! Не вздумай спросить, с каким… — собеседник на том конце провода засмеялся и несколько раз громко кашлянул. — Ну чего ты молчишь? Совсем одичал там в своих Лазнях? А мы вот туте Ларочкой уже всех детишек в школу проводили…. С балкона… — и он опять несколько раз усмехнулся в трубку.

— Такого за мной не наблюдается, — почти в тон ему, пытаясь придать своему голосу некоторую бодрость, парировал Воронцов. Но понял, что ему это не удается. И уже более спокойно продолжил. — Конечно же, тоска немного заедает. Сам знаешь, каково мне без школы… — Он едва заметно вздохнул и глотнул холодной минеральной воды. — Пытаюсь ее тут запивать…

— Завидую! — грустно вздохнул собеседник. — Небось, «Бехеровкой» балуешься? По запаху чувствуется.

— Да нет, брат. Тут напиток посолиднее — из подземных закромов, с настоящим серебром, — он сделал еще глоток и закрыл от удовольствия глаза. — Но все равно не спасает… Так что там у нас в столице-матушке творится?

— В столице-матушке все так же — по-прежнему сплошные безобразия. Меня беспокоит другое: что у нас с заседанием Верховного Суда? Оно же, по-моему, назначено именно на сегодня?

— Да уж. Судьи постарались. Это же надо до такого додуматься — назначить рассмотрение нашего иска к министерству образования именно на первое сентября! — Виктор Петрович глубоко вздохнул и несколько раз хмыкнул про себя.

— Так ты сегодня прилетаешь? Или как?..

— Нет, Леонидыч. Я решил не летать понапрасну. Думаю, что все равно все бесполезно, и суд примет сторону этих уродов из министерства. Так лучше уж не портить выпускникам и их родителям сегодняшний праздник. Пусть еще немного поживут надеждой. — Воронцов сделал несколько глотков воды и смачно вытер губы. — Я отправил в Верховный Суд телеграмму с ходатайством о переносе сроков рассмотрения нашей жалобы.

Собеседник на другом конце провода на некоторое время приумолк. В трубке раздался щелчок, как будто ее бросили на стол. Затем совершенно явственно зашелестели бумаги. После чего голос собеседника продолжил:

— Я вот тут совершенно забыл сообщить тебе, что пришло два очередных извещения из суда. Одно по делу «Чародеев» из Измайлово, а второе по поводу арбатской студии Троицкой. Оба назначены к рассмотрению в конце сентября. Так что ты уж, пожалуйста, не засиживайся там в своей прекрасной Чехии. Иначе здесь эти паразиты — муниципальные чиновники уничтожат последние остатки детских студий.

— Да уж, Леонидыч! Чувствую, осень нам предстоит боевая. Впрочем, в последнее время у нас с тобой любое время года выдается боевым, — Воронцов тяжело вздохнул и сделал еще несколько глотков кристально чистой воды. — Что там еще нового — в нашей несчастной матушке-России?

— Недели две назад некоторые газеты опубликовали твою статью про майское заседание Верховного Суда по поводу ЕГЭ. Ты знаешь, по-моему, она произвела впечатление на рядового обывателя. Одно название чего стоит: «Верховный суд послал выпускников на три буквы». Ее сейчас по всему Интернету запустили. Только думаю, ты прав. Ничем эту шушеру не проймешь! Они стояли, и будут стоять на своем. Слишком много поставили на карту! И бабок слишком много уже по карманам разложили. В случае чего за них же придется отчитываться…

— Да, брось ты, Леонидыч! Когда и кто у нас в России за последнее время отчитывался? На сем построена вся система! Ладно. Не будем сегодня о грустном. Передавай привет всем нашим знакомым учителям.

Воронцов постоял еще некоторое время, переводя взгляд то на примолкший телефонный аппарат, то на полупустую бутылку с водой, то на голубоватую дымку холма по ту сторону долины. Затем загрузил другие наполненные бутылки в сумку и медленно зашагал к машине.

Добравшись до санатория, он тихонько протащил нагруженную минералкой сумку в комнату, достал свою заветную папку и отыскал только что упоминавшуюся в разговоре с товарищем статью.

Из дневника профессора Воронцова

«Верховный Суд послал выпускников на три буквы»

Складывается впечатление, что все попытки президента России Дмитрия Медведева привить чиновникам вместо административного правовой стиль мышления не возымели никакого действия. Более того, административным стилем мышления оказались теперь заражены не только чиновники, но и представители Фемиды.

15 мая 2009 года Верховный Суд России признал соответствующим нормам права абсолютно абсурдный приказ Министерства образования и науки РФ № 362 от 28 ноября 2008 г. о проведении итоговой аттестации выпускников средних школ в форме ЕГЭ.

Абсурдность данного приказа вытекает из того, что он предписывает всем выпускникам средних школ сдавать итоговый экзамен, от которого фактически зависит их дальнейшая судьба, по тестам, разработанным на основе несуществующего «федерального государственного стандарта образования».

Это чем-то напоминает ситуацию, когда тебя насильно затаскивают в казино, сажают за игральный стол и предлагают поставить на кон всю имеющуюся наличность. При этом правила игры и содержание прикупа знает только крупье. И у тебя есть всего один шанс из тысячи угадать нужную комбинацию.

С точки зрения уголовного права это называется мошенничеством. А с точки зрения чиновников Минобрнауки это называется сегодня ЕГЭ.

Споры о ЕГЭ идут в России не первый год. Для всех экспертов совершенно очевидно, что совмещение итоговой аттестации за курс средней школы и вступительных испытаний в вузы в форме тестового экзамена; с одной стороны, приведет к полной профанации итоговой аттестации, а, с другой стороны; окончательно угробит высшую школу. Это аксиома, не требующая доказательств. Подобным путем пытались идти несколько стран Европы и США. Европа отказалась от единого тестового экзамена почти тридцать лет назад. А США до сих пор расхлебывают последствия поголовного тестирования, которое глава «Майкрософт» Билл Гейтс назвал национальной трагедией Америки.

Видимо, кому-то очень хочется поскорее превратить Россию в страну безмозглых болванчиков.

Но, речь сейчас не о том.

Единое государственное тестирование возможно лишь при одном условии: при наличие единого федерального государственного стандарта образования.

Россия, занимающая самую большую часть земной суши, протянувшаяся с Востока на Запад и с Севера на Юг на тысячи километров, представляющая собой смешение языков, культур, религий, традиций , до сих пор не имеет единого государственного стандарта общего полного среднего образования. А это означает, что проживающие в разных частях страны граждане обучаются по разным программам, наполненным совершенно отличным друг от друга содержанием. И требовать при этом от выпускников школ, находящихся на противоположных концах государства, одинакового уровня знаний — дело совершенно безнадежное.

Чиновники Министерства образования, правда, пытались в суде доказать, что имеют этот самый «государственный стандарт».

Они предъявили суду приказ бывшего министра образования России Владимира Филиппова от 5 марта 2004 года, которым тот ввел в действие на территории всей России, так называемые, «федеральные компоненты общего полного среднего образования». Но при этом они скромно умолчали о том, что данный приказ еще 28 сентября 2004 года был признан Верховным Судом РФ «не правовым и не нормативным актом». А это означает, что более 5 лет образовательное ведомство России обманывало все население страны, предъявляя пустую бумажку не имеющую никакого официального статуса. И даже когда в заседании суда их буквально ткнули носом в соответствующее определение Верховного Суда, они продолжали тупо настаивать на своем.

Это говорит о невероятной способности чиновников отключать свое сознание от реалий жизни и, не считаясь ни с чем, отстаивать честь мундира. Даже если этот мундир давно уже превратился в жилетку мошенника с потайными карманами для припрятывания меченных карт.

Но больше всего в данном случае поражает позиция судьи и прокурора. Ибо, именно эти люди обязаны стоять на страже законных интересов государства и его граждан.

Однако Россия давно уже живет по двойным правовым стандартам. Одни предназначены для рядовых граждан. Другие — для высшей чиновной «элиты».

Сегодня очень много и часто говорят о невероятной коррупции, поразившей все сферы жизни Российского государства. Создаются всевозможные «комиссии», разрабатываются «программы». Но о борьбе с коррупцией отчитываются сами же проворовавшиеся чиновники. Потому что в России сложился дружный тандем правоохранителей и представителей исполнительной власти всех уровней.

Как правило, судьи, прокуроры, следователи и чиновники парятся в одной баньке и кушают заморские яства с одного подноса. Поэтому рядовому гражданину искать защиты от чиновника у судьи или прокурора — дело совершенно безнадежное.

Так произошло и с родителями, пришедшими искать правду в Верховный Суд России 15 мая. Изначально стало очевидно, что суд никогда не примет решения вопреки интересам руководителей Министерства образования и науки. Потому что на «эксперимент » с ЕГЭ уже потрачены миллионы долларов. И, в случае признания судом незаконности действий министерских чиновников, кому-то пришлось бы отчитываться за потраченные (читай — попросту украденные) деньги налогоплательщиков.

При этом судьба сотен тысяч российских выпускников не волнует никого. Хотя действия Министерства образования и науки грубейшим образом нарушают их гражданские права сразу по четырем статьям Конституции России. И, кроме того, полностью противоречат международной Конвенции по правам человека.

Россию ожидает трудное лето 2009-го года.

Более ста тысяч выпускников могут в самый сложный кризисный период оказаться на улице без какого-либо документа о законченном среднем образовании.

Министерство образования вознамерилось резко сократить количество бюджетных мест во всех учебных заведениях профессионального образования. Под нож пойдут десятки вузов и техникумов. А молодежь пополнит собой армию антисоциальных криминальных элементов.

Что это? Глупость? Или осознанная политика по уничтожению интеллектуального потенциала Российского государства?

Скорее всего, и то, и другое.

Ответа на этот вопрос сегодня не может дать никто.

Потому что, похоже, что в России правовую оценку действиям чиновников Министерства образования и науки дать уже некому. Ибо, глаза у отечественной Фемиды 15 мая 2009 года оказались полностью завязанными. Иона не в состоянии была разглядеть совершенно очевидных вещей.

Очень часто, вглядываясь в торжественные и величественные фигуры российских судей, ловлю себя на мысли о том, что красивая судейская мантия на наших вершителях закона все больше и больше становится похожей на накидку палача.

Только на плаху сегодня положена голова целого поколения подрастающих граждан некогда великой России…

Воронцов несколько раз в раздумье перечитал последнее предложение и понял, что надвигающаяся осень действительно сулит ему жаркие баталии… 

 

Глава 1. Третья волна

1

В жизни каждого человека обязательно бывает момент, когда, проснувшись однажды утром, ты вдруг начинаешь ощущать свою полную ненужность в этом мире. К горлу вдруг подступает острый комок, под ложечкой начинает сосать противный червячок и от навалившейся тоски становится нестерпимо больно во всех частях тела.

Подобного Санька еще не испытывал никогда.

Бывали в его жизни, как он считал, достаточно трагические моменты. Но вот такой тоски и отчаяния еще не бывало.

И дело даже не в том, что наступившее первое сентября он встречал в этом году в непривычном одиночестве. Просто впервые он вдруг ощутил полную растерянность в этом мире и полную свою ненужность никому.

Санька нехотя вылез из-под одеяла, опустил босые ноги на холодный пол и некоторое время сидел в задумчивости. Потом встал и пошел бродить по пустой квартире. Заглянул в спальню родителей. Там повсюду валялись разбросанные вещи. Спешно собираясь на море, мама так и не успела сложить ненужную одежду опять в шкаф.

Отец впервые за многие годы получил, наконец-то, отпуск и они с мамой, как он выразился, решили «рвануть на юга». Тем более что старый товарищ отца, с которым они прошли последнюю чеченскую кампанию, получил недавно назначение в краснодарскую краевую администрацию и курировал теперь почти все санатории черноморского побережья Кавказа.

С собой родители Саньку даже не звали. Потому что он ожидал своей участи по итогам зачисления в вуз. Тем более что документы он подал сразу в восемь.

В этом году со всеми ребятами из его класса творилось что-то непонятное.

Все началось еще в марте, когда объявили, наконец-то, о порядке проведения единого государственного экзамена.

Эту «бабу Егу» все ждали с каким-то особым трепетом и нескрываемым ужасом. Директор, завуч и учителя словно взбесились. Каждую неделю выпускникам устраивали очередной зачет или контрольную на знание тестов ЕГЭ. Порой это доходило до полного абсурда. Санькин сосед по парте Васька Никифоров однажды не выдержал и заявил, что больше не собирается участвовать в дурацкой угадайке. На что завуч, которую ребята за глаза называли «Падший ангел» за ее тайную интимную связь с директором школы (тайной она являлась, кстати, разве что для первоклашек, все остальные давно наблюдали за их публичными любовными играми), сразу довольно резко заявила:

— Не хочешь — не участвуй! Теперь по новым правилам ты вообще можешь остаться без аттестата! Наконец-то вас, балбесов, хоть чему-то жизнь научит!

Васька вступать с ней в перепалку не стал. А про себя лишь полушепотом длинно витиевато выругался матом и добавил: «Проститутка! Встретишься ты мне как-нибудь на узенькой дорожке! Я тебе все припомню!»

Саньку перспектива остаться без аттестата, конечно же, не пугала. Уж что-что, а на уровне этих дурацких тестов, как ему казалось, он все прекрасно знал. Настораживало лишь не понимание того, как это все будет происходить на практике. Тем более что для своей дальнейшей жизненной карьеры он давно уже выбрал факультет журналистики МГУ.

Правда, ни мать, ни отец об этом выборе пока еще ничего не знали. Да и не мог он им ничего сказать о своем будущем выборе. Потому что отец еще со времен своей службы на Кавказе почему-то страшно не любил всех журналистов и иначе, как «журналюгами», их не называл.

Это пренебрежительное отношение отца к журналистскому сословию возникло у него, как он неоднократно говорил, за то вранье, которое они писали и показывали о событиях на Северном Кавказе. И особенно — в Чечне. Из всех журналистов он относился уважительно, пожалуй, лишь к убитой Анне Политковской. Но даже о ней говорил с какой-то долей скепсиса.

— Ну, что она такое против системы? — задавал он каждый раз риторический вопрос, когда речь в очередной раз заходила о расследовании ее гибели. — Против системы идти — это все равно что против ветра мочиться! Ты, Санька, эту истину должен усвоить, как «Отче наш». Иначе тебя сломают так же.

Правда, сам отец постоянно продолжал мочиться против ветра. Наверное, именно по этому, пройдя практически все «горячие точки» Северного Кавказа и дослужившись до полковника, вынужден был уйти в отставку, фактически оставшись и без жилья (ибо, маленькую двухкомнатную квартирку в полу-развалившейся «хрущевке» на самой окраине Москвы назвать жильем как-то не поворачивался язык), и без работы. Промаявшись почти четыре месяца в вынужденном безделье, он с трудом устроился старшим смены в какой-то ЧОП.

Рассказывать о своем новом месте работы отец не любил. Но Санька видел, как каждый вечер, возвращаясь со службы, отец тихонько прикрывал дверь на кухню и, пытаясь это сделать втайне от матери, наливал себе «фронтовые» сто грамм.

Маму обмануть подобным образом давно уже было невозможно. Но она упорно делала вид, что ничего не замечает. И только подкладывала на заветное место в холодильнике побольше закуски, чтобы отец сразу не пьянел.

Потом все трое усаживались в «гостиной», которая одновременно служила Саньке спальной, и начинались ежевечерние споры о том, какую программу по телевизору в данный момент надо посмотреть. После долгих препинаний у телевизора оставляли маму с ее бесконечными душещипательными сериалами. А мужики гордо удалялись на кухню, где Санька делал вид, что грызет гранит науки, а отец опять потихоньку доставал из заначки заветную бутылочку и лез в холодильник за маминой закуской.

Именно там, на кухне, долгими зимними вечерами отец рассказывал Саньке о своих последних военных экспедициях на Северный Кавказ. И, хотя отец по большей части в этих рассказах ругал свое бывшее военное начальство и совершенно тупое, на его взгляд, руководство страны, у Саньки начал стойко формироваться образ обитателя кавказских гор: бандита, бездельника, дармоеда, живодера. И отделаться от этого наваждения он уже не мог. Хотя в самой глубине души понимал, что все это далеко не так.

Однажды он даже вступил с отцом в спор.

— Ну, почему ты считаешь, что эти люди никак не могут прожить без России? Может, их лучше действительно отпустить на вольные хлеба? Пусть себе пасут скот на склонах гор и жарят лепешки на углях.

— Э-э-э, нет, Санек! Все не так просто, как кажется, — сразу оживился отец. — Как ты себе это представляешь? Ты думаешь, они действительно будут просто так по горам шастать и песни петь? Они тоже уже привыкли к цивилизации. Им теперь подавай то же, что и нам. Они хотят ездить на дорогих автомобилях, кушать дорогие угощения, пить дорогие вина! Многие из них уже перебрались в большие города и оттуда пытаются управлять жизнью у себя на родине. Ты знаешь, к примеру, сколько чеченцев сегодня живет в Москве? — Отец вскочил с места и начал делать шаг вперед — шаг назад, от стола к плите и обратно. — Если видишь едущую по улице дорогущую иномарку — знай: в ней обязательно едет чеченец! Это же очень хитрый народ! Не даром мне говорил один ученый товарищ, что чеченцы и евреи имеют один исторический корень. Да и другие у них там, на Кавказе, не лучше. Поэтому нашего брата туда посылают их, как будто бы усмирять, а на самом деле это не мы их, а они нас усмиряют!

— Ты хочешь сказать, отец, что это не русские, а чеченцы развязали там, на Кавказе, войну?

— Кто развязал войну — черт его знает! Там просто так не разберешься. А вот то, что простому русскому человеку все это совершенно ни к чему, — факт! Уж больно многие и там и здесь научились ловить рыбку в мутной воде. Знаю только, что многих своих ребят я там зазря положил!

Отец хлопнул рукой по столу так, что столешница жалобно скрипнула и отлетевшая в сторону ложка звонко ударилась в дверь кухни. На звук моментально прибежала мама и, увидев в руках отца заветную бутылочку, только укоризненно покачала головой.

— Боренька, ну так же нельзя! Ты мешаешь Саше готовиться к экзаменам. И потом — ты опять за свое? — она показала пальцем на бутылку. — У тебя же больное сердце. Надо быть поосторожнее…

— Я-то, мать, буду осторожнее! А вот каково моим пацанам, которых я не за понюх табачий оставил там в «зеленке»?! Я же знаю, что их матери теперь меня проклинают! А что я мог поделать? Они ведь все были такого же возраста, как наш Санька! А мы их — прямиком под бандитские пули! Ради чего? Чтобы эти жирные Абрамовичи себе очередной миллиард надыбали?!

— Ну, что ты, Боренька? — мать с Санькой сразу с двух сторон прижались к отцу. При этом мама обняла его правой рукой за пояс, положила ему на грудь свою голову, а свободной левой рукой попыталась тихонько забрать у него бутылку. — Ты всего лишь выполнял приказы командования. И с чего ты решил, что Абрамович толстый? Он, наоборот, на вид такой дохленький, — она как-то неестественно всхлипнула и попыталась натужно засмеяться.

Словно почувствовав тепло своих близких, отец сразу обмяк. Послушно опустил бутылку на стол и уже более примирительно произнес:

— Тоже мне. Пожалела козла в огороде. Да он таких, как мы, в упор не видит. У этой братии только зеленые черти в глазах. Он вот недавно себе опять очередную яхту купил. Не знает уже, куда бабки девать. А дед Евтифей на нашей лестничной площадке, который всю Отечественную пропахал от звонка до звонка, теперь от пенсии до пенсии прожить никак не может. Сама же замучилась ему пайку втихаря таскать. — Видя, что жена пытается возражать, только махнул рукой. — Знаю я.

Чего уж тут скрывать? Он мне уже несколько раз про твою сердобольность рассказывал, — он поцеловал жену в лоб и аккуратно пригладил на ее голове волосы. — Вот так у нас всегда на Руси было. Нам всех жаль, только нас самих никто жалеть никогда не будет! — Отец одним махом высвободил руку и ловким движением налил в стоящий на столе стакан водки из бутылки. И тут же залпом выпил. Неловко перекрестился и вздохнул. — Пусть земля моим мальчишкам будет пухом! Только не хочу я больше служить этой преступной власти! И тебе, Санек, этого не позволю! Лучше иди работать каким-нибудь инженеришкой. Или бухгалтером в коммерческую контору. Только никогда не ходи на государеву службу и не связывайся с этими уродами. Потому что система губит всегда самых лучших. А мы с матерью не для того тебя на свет божий производили…

Затем сразу будто успокоившись, отец опустился на табуретку и отвернулся к окошку, впав в какое-то временное полу забытье.

Воспользовавшись образовавшейся паузой, мама тихонько сгребла со стола недопитую бутылку и удалилась к телевизору.

Санька же еще некоторое время продолжал стоять посреди кухоньки. Затем подошел к отцу и неуклюже прислонился к его спине. И вдруг почувствовал, что все тело этого огромного человека и несгибаемого в недалеком прошлом солдата содрогается от глухих, едва сдерживаемых рыданий…

2

Сегодня, вспоминая этот ставший уже довольно далеким по времени эпизод, Санька вдруг понял причину своего дурного настроения. Он уже дважды проделал путь от дома до университета. И каждый раз его ожидало полное разочарование. Он так и не сумел найти свою фамилию в списке зачисленных на первый курс факультета журналистики.

Зато каждый раз его поражало огромное количество имен и фамилий представителей республик Кавказа.

Одна из мамаш, так же как и он внимательно изучавших в последний раз списки зачисленных, даже не выдержала и, тыча пальцем в развешанные листки, начала скандально причитать:

— Нет, ну вы только посмотрите! Это ж выходит, весь Кавказ сюда съедется! Теперь у нас в России журналистами только исанбаевы, медоевы и калоевы будут! А где же наши — русские? Они что — русский язык и русскую литературу хуже этих басурман знают?

— Да нет. Просто у нас с вами бабок не хватило, чтобы своим детям стобалльные сертификаты этого чертова ЕГЭ купить! — тут же подхватила ее стоящая рядом другая женщина.

— А они-то где же столько бабок нашли? Нам же все говорят, что там даже работы никакой нету!

— То-то и оно, что работы нету, а бабки водятся. Им работа-то зачем? У них мужики все больше разбоем промышляют.

— Они еще нефть на дармовщину качают, — подхватил их разговор подошедший сбоку мужчина.

— Ну, да. И я тоже слышала. Они там каждый сам себе маленький нефтяной заводик открыли.

Толпа вокруг говоривших постепенно разрасталась. И по мере ее роста обсуждение становилось все более и более острым.

Через некоторое время прямо в центр образовавшейся массовки проскользнул молодой человек в яркой красной футболке с красочной надписью на спине «No immigration» и начал бурно махать руками. Следом за ним еще двое таких же ребят быстро подтащили пару старых ящиков из-под пива, и парень в футболке ловко вскочил на один из них.

— Я вам вот что скажу! — парень поднял над головой обе руки, призывая ко вниманию. — Вся эта нечисть не спроста понаехала к нам в Москву! Они хотят выжить нас из нашего города! Эти черномазые суки решили прикончить нас изнутри. А все благодаря тому, что в правительстве и в мэрии засели еврейские выкормыши и хотят превратить Москву в одно сплошное гетто! Наше движение — он хлопнул себя ладонью в грудь, — требует немедленного удаления из страны всех нелегальных мигрантов!

— Так, вроде, ребята с Кавказа мигрантами пока еще не являются… — произнес кто-то глухо в толпе.

Парень в футболке тут же среагировал на реплику и повернулся в сторону говорившего.

— Это вам только кажется! Они такие же дикари, как и те, которых из Африки везут! Вот, когда они ваших детей резать начнут, вы все сразу прозреете! А теперь их еще вместо ваших детей понапринимают во все лучшие московские вузы, а ваши ребята пойдут лямку тянуть в солдатчину или дворы за ними подметать! Так что у меня предложение — присоединяйтесь к нашему движению против нелегальной иммиграции! Завтра мы проводим митинг на Болотной. Кто не с нами, тот против России!

Парень еще раз воздел руки к небу, несколько секунд потряс ими в воздухе, соскочил со своего ящика и быстро растворился в толпе.

Уже через мгновение его яркая футболка была видна у другого конца здания.

В тот день Санька так и не нашел себя в списке зачисленных. Хотя очень надеялся на то, что уж во второй волне будет принят на заветный факультет обязательно.

Зато в этот же день он получил уведомления сразу из двух институтов, куда тоже по настоянию матери посылал копию своего егэшного сертификата. В одном конверте лежала бумага о том, что он теперь является студентом социального университета, а в другом извещалось о его приеме на экономический факультет института транспорта.

Собственно говоря, отец с матерью и засобирались на юг сразу после получения этих самых уведомлений, посчитав, что у Саньки теперь все в полном ажуре.

Он не стал их ни в чем переубеждать, сказав лишь на прощание, что подумает, какое из двух предложений выбрать окончательно.

Сам же он упорно ожидал уведомления именно с факультета журналистики МГУ. Но прошли две волны, а заветного листка все так и не было.

Поэтому сегодня Санька опять поехал к университету, чтобы уже в третий раз или, как теперь было принято говорить, в третьей волне попытаться найти себя в списке зачисленных.

3

Дорога в этот раз показалась ему необычайно долгой.

Выскочив из метро, он, не дожидаясь троллейбуса, бросился бежать по тротуару к зданию факультета.

Здесь перед входом уже опять собралась огромная толпа людей, каждый из которых пытался поближе протиснуться к спискам на щите объявлений.

Он долго пытался приладиться то с одной, то с другой стороны. И, наконец-то, сумел протиснуться между двумя девицами, одна из которых зазевалась, пытаясь набрать номер на своем мобильном телефоне.

Санька долго шарил глазами по вывешенным спискам, пытаясь зацепиться за что-то хотя бы отдаленно напоминающее его фамилию. Но так ничего и не нашел.

Понимание того, что его фамилии в списках нет, приходило довольно медленно. Ну как же так? Ведь он набрал достаточно высокие баллы! Он представил на конкурс свои лучшие творческие работы! Да он просто давно мечтал о том, чтобы стать именно журналистом, а не каким-то менеджером по продаже колготок!

Но его фамилии в списках не было.

Он, словно ошарашенный этой новостью, отошел в сторону и огляделся. Затем с новым упорством бросился в толпу возле щита объявлений. Активно работая локтями, он вдруг поймал себя на мысли, что сейчас перед ним предстанет последний рубеж.

Рубеж чего?.. И почему он, собственно говоря, решил, что его обязательно должны принять на учебу в этот самый престижный российский вуз на одну из самых престижных специальностей?

Но все это сейчас заслонялось лишь одной мыслью: еще раз попытаться найти себя в заветных списках.

С боем пробравшись к щиту с развешанными листками, на которых значились фамилии счастливчиков, Санька еще раз до рези в глазах начал всматриваться в них.

В глаза ему почему-то бросились сразу несколько жирно отпечатанных фамилий, оканчивающихся на «оглы». Особенно одна из них — Абубакаров Мухаммед Нияз-оглы.

Кто он такой: Мухаммед Нияз-оглы? Откуда он здесь взялся? Почему именно он перешел дорогу ему — Саньке? Ведь с приставкой «оглы» обозначаются фамилии азербайджанцев? Откуда здесь, в Москве, оказалось столько счастливых азербайджанских мальчиков? Неужели у всех у них уже давно российские паспорта? Как так могло получиться, что они сдали экзамены по русскому языку и литературе лучше его — Саньки?

Он подобрался поближе к щиту, уткнулся пальцем в ставших вдруг для него ненавистных «оглы» и обернулся лицом к остальным страждущим.

— И чего ты удивляешься? — вдруг услышал он голос где-то сбоку от себя. — Их папаши башляют на всех московских рынках. У нас на любом рынке, куда ни плюнь — всюду в азера попадешь! Они нас скоро вообще всех уму-разуму учить будут. Не они у нас, а мы у них в услужении будем!

Санька обернулся на голос и увидел того самого парня, который десять дней назад здесь же выступал с ящика. Только теперь он был одет менее вызывающе. Но на левом рукаве его куртки была повязка с четырьмя большими буквами «ДПНИ».

Парень как-то неестественно криво усмехнулся и показал головой в сторону стоящей неподалеку от входа на факультет группки ребят с восточным типом лица.

— Вот они — будущий цвет нашей нации! Теперь мы им будем жопу лизать! Видал, как они над нами посмеиваются?!.

Те действительно что-то весело обсуждали, то и дело бросая взгляды в сторону толпящихся у щита. Было видно, что они весьма довольны всем происходящим. И каждую проходящую мимо девушку провожали достаточно выразительными гримасами.

— Эти азеры скоро и девок наших всех перетрахают! — продолжал тем временем парень с повязкой. — И нарожают наши девчата от них полу придурков! Ну чего вы все рты по-раззявили? Может, пока не поздно, свернем их наглые рожи набок?! — парень сделал едва заметный выпад в сторону кавказцев, ожидая ответную реакцию со стороны остальных. Увидев, что молодежь буквально на глазах начала свирепеть, вытащил из бездонных карманов своей куртки несколько увесистых камней и начал раздавать их всем желающим свести счеты с проклятыми басурманами.

Через какое-то мгновение Санька почувствовал, что уже не в силах совладать с охватившим его чувством и схватил один из протянутых камней.

Что случилось после, он помнит с большим трудом. Перед глазами осталась лишь довольно страшная картина: перекошенное от боли лицо одного из недавно так безмятежно смеявшихся парней и огромная лужа крови на земле возле его головы.

Уже через некоторое время никого вокруг не было. Остался лишь Санька и лежащий от него в пяти шагах парень, который время от времени неестественно вздрагивал всем телом и только беспомощно шевелил губами.

Откуда-то издали вдруг раздался резкий окрик:

— Чего стоишь, дурак?! Беги! Щас тебя заметут менты!

Как будто очнувшись, Санька попытался двинуть ногами, но понял, что не сможет сделать и нескольких шагов. И в полном бессилии опустился на землю.

4

В отделении милиции на вопрос дознавателя: кто он? — Санька долгое время только мычал что-то не членораздельное. А затем и вовсе замкнулся и уставился глазами в пол.

Через некоторое время молоденькому лейтенанту это, по всей вероятности, надоело. Он скинул с себя китель, аккуратно повесил его на стул и отодвинул его подальше к стенке. Затем достал из верхнего ящика стола наручники и ловким движением защелкнул их на Санькиных запястьях. После чего резко рванул его сзади за волосы и, выбив ногой табуретку, повалил на пол.

Пару раз не очень сильно ударил его своими до блеска натертыми ботинками по заднему месту. Затем наступил ему одним ботинком на руку и, видя, что Санька открыл рот, чтобы закричать, хрипло предупредил:

— Я тебе, сука, покричу! Только вякни! Всю харю в кровь разукрашу! Ты лучше вспоминай, как тебя с утра звали! Или тебя опознавать уже будут только в морге!

Он отошел в сторону и презрительно плюнул Саньке на штаны. Затем выглянул куда-то за дверь и громко позвал:

— Трофимыч! Иди-ка сюда! Тут клиент по твоей части!

Через минуту дверь в комнату отворилась, и внутрь ввалился огромный детина с погонами старшины и с автоматом Калашникова наперевес. Он одним ловким движением рванул Саньку с пола и прислонил к стенке.

— Он чего, Витек, кочевряжится? Ща я ему быстро мозги-то вправлю!

— Только ты, Трофимыч, так, чтобы без последствий. А то они, суки, все потом жаловаться норовят.

— Не боись, Витек! Бить буду сильно, но точно! Все будет, как в аптеке! Помнишь, как в том фильме?.. — и он заливисто, надсадно заржал. — В чем он должен расколоться-то? Маму, что ли, с похмела трахал? — старшина схватил Саньку за ворот пиджака и потащил к выходу.

— Да нет, Трофимыч. Этот чувак завалил камнем по башке одного дагестанца возле универа. Чувак чуть было богу душу не отдал. А этот не желает представиться по полной форме. Так что, ты уж из него по полной форме выспроси фамилию, имя, отчество. И домашний адресочек — для порядка.

— Так его ж, Витек, к награде представлять надо! Я бы сам этих кавказских обезьян мочил по-черному. А ты решил парня на попа ставить. Это не по-нашенски. Так он что, этого да га насмерть что ли приголубил?

— Да нет. Живучие они, суки. Только башку ему шибко проломил.

— Тогда чего ж ты парня мучаешь? Может, отпустим его втихаря?

— Ты чего, Трофимыч? Он же у нас уже по сводке прошел. Мне шеф за это башку оторвет.

Пока они между собой переговаривались, в кабинет зашел еще один офицер с погонами майора. Сурово оглядев присутствующих, он кивнул головой на закованного в наручники Саньку.

— Это кто? За что задержан? Почему в наручниках? Он что, оказывал сопротивление?

— Т-так т-точно, т-товарищ майор! — отчеканил лейтенант. — Задержали час назад возле университета! Разбил голову камнем гражданину Дагестана Магомедову! Доставлен к нам для предварительного дознания!

— Как фамилия?!

— Пока неизвестно. Он в молчанку играет.

— А дагестанец где?

— Его в больницу доставили… У него башка пробита…

— Так почему задержанный в наручниках? Он что, оказывал сопротивление?

— Да нет, товарищ майор… Он в молчанку играет, а мне надо с него показания снять…

— Так и снимайте! Только сначала наручники снимите! Не хватало мне еще потом по судам ходить! А у вас, лейтенант, я уже вижу, метода такая. На прошлой неделе вы двоих бомжей целые сутки в наручниках продержали. Мне врачи со скорой доложили. У одного из них, оказывается, сердечный приступ был, а вы его мордой об скамейку долбили!

— Так, кто ж его знает, приступ у него или так прикидывается?

— Тебя бы самого, лейтенант, в наручники и мордой об скамейку — посмотрел бы я на твою физиономию. А ну-ка, снимай с парня наручники!

— Щас, щас… — сразу засуетился лейтенант, пытаясь нащупать в кармане кителя ключ от наручников.

— Так как же тебя, все-таки зовут? — обратился майор к задержанному как только наручники опять заняли свое место в верхнем ящике стола лейтенанта, а сам лейтенант вместе со старшиной Трофимычем по знаку старшего начальника покинули кабинет.

— Александром… Александром Борисовичем Акуловым… Честно говоря, я не знаю, как у меня все это получилось… Я не хотел…

— Послушай, — вдруг прервал его майор, — ты случаем не имеешь никакого отношения к подполковнику Акулову… Борису Леонидовичу?

— Да… Полковник Акулов Борис Леонидович — мой отец. Но он здесь совершенно ни при чем. Он даже не знает, что я подавал документы на журфак в МГУ… — угрюмо пробурчал себе под нос Санька.

— Да я не про то! — опять прервал его майор. — Твой батя, случайно, в 99-м не участвовал в чеченской кампании?

— Участвовал… Но я это плохо помню. Я тогда еще только-только в школу ходить начал. Он постоянно уезжал в командировки на Кавказ. Тогда, кажется, действительно в Чечне был…

Неожиданно для Саньки майор вдруг вскочил с места и начал бегать взад-вперед по кабинету. Затем остановился напротив него и начал трясти за плечи.

— Послушай, Александр Борисович! Твой батя ведь — мировой мужик! Он же нас, молокососов, тогда, в девяносто девятом в полном смысле слова с того света вытащил! Я только-только старлея получил! И нас в командировку в Чечню отправили в составе сводной бригады! А духи нас под Старопромысловской подкараулили и шарахнули из всех калибров. Если бы не твой батяня, нам бы всем хана наступила! — майор достал из кармана пачку сигарет, вытащил пару. Одну протянул Саньке. — Кури, если балуешься! Ты мне расскажи лучше, где твой батя сейчас-то? Ведь я за его здоровье столько раз стопку поднимал. Только молился, чтобы его не убили! Так ты говоришь, жив он?!.

Майор выглянул в коридор и громко крикнул:

— Эй! Кто там есть? Ну-ка, валите все сюда!

На его крик в кабинет моментально вбежали лейтенант, старшина Трофимыч, два сержанта с автоматами и совершенно небритый капитан с, как показалось Саньке, ошалевшими навыкате глазами.

Не обращая внимания на остальных, майор сразу обратился к капитану:

— Ты знаешь, Петруха, кто этот пацан?!.

— Ну да, конечно… Я его час назад оформлял по хулиганке…

— Дурак ты, Петро! Это же сын подполковника… извиняюсь, полковника Акулова!.. Ну, того самого, который нас с тобой, почитай, с того света в девяносто девятом в Чечне вывел! Ты понял?!

— Понял, конечно. Не идиот же какой-нибудь, — капитан уставился в упор на Саньку и начал что-то бормотать себе под нос.

— Да не тарахти ты! — прервал его майор. — Отправь лучше ребят за шкаликом! По такому поводу можно оскоромиться! А вы чего, паразиты, рты пораззявили?! — обратился он к остальным. — Марш по местам — службу нести! Этого пацана если кто-нибудь еще пальцем тронет — башку оторву!

После того, как они остались в кабинете втроем, майор услужливо придвинул Саньке стул, а сам вытянулся во фронт.

— Позвольте представиться: майор Никандров! Николай Тимофеевич! Бывший командир взвода разведки! Можешь просто без звания называть меня Тимофеичем. А это — Петруха! То есть, Петр Данилович! Тоже можешь называть его просто Данилычем. Щас ребята нам что-нибудь организуют. По чуть-чуть. Сам понимаешь, на службе много принимать нельзя. А по чуть-чуть можно, — он опять повернулся в сторону капитана. — Ты представляешь, Петруха, Борис Леонидович, оказывается, жив! А нам тогда сказали, что вся его группа накрылась! Их ведь тогда на прорыв бросили. И, по-моему, в живых осталось всего несколько человек.

— Да. Кажется, отец мне что-то такое рассказывал… Но он почему-то до сих пор себя считает виноватым за то, что тогда много солдат погибло…

— Дурак ты, Сашка! Разве вам сейчас понять, что мы тогда все пережили?! Тогда вообще никто ничего не мог понять, что происходит! Нас всех как щенков подставили и бросили… Ты помнишь, Петруха, как мы выкарабкивались по тому дурацкому ущелью? Ну, где тебя еще зацепило шальным снарядом?.. Это у него после нашего прорыва с глазами-то стало неладно, — он кивнул в сторону капитана, который в смущении отвернулся к стене. Но даже сейчас было заметно, как нервно задергались верхние веки его глаз. — Петруха уже давно бы ушел со службы, да вот только тогда жить будет совсем не на что. Поэтому и сидит теперь, как пенек, целыми сутками в дежурке. Ты, Сашка, на него внимания не обращай. Расскажи лучше, где теперь батяня? Чем занимается? Он продолжает служить? Или уже уволился?

— Нет. Отец уволился со службы почти пол года назад. Теперь работает в каком-то ЧОПе. Только у него там что-то, по-моему не ладится.

— Сволочи! — выдохнул майор. — Вот так и мы с тобой, Петруха! Служим-служим, а потом раз — и пинка под зад! Кому мы здесь, на фиг, со своим геройством нужны?

Майор, видимо, хотел сказать еще что-то. Но в это самое время дверь кабинета отворилась, и один из недавно являвшихся сержантов аккуратно занес наполненный пакет и бережно пристроил его на тумбочке, рядом с телефонами.

— Ты, Костик, иди, — махнул ему рукой майор, — мы теперь сами управимся.

Когда дверь за сержантом закрылась, он начал извлекать из пакета свертки с колбасой, сыром и какими-то копченостями. А в самом конце торжественно достал бутылку бурой перцовки. Но ставить ее на стол не стал. Быстро извлек из тумбочки и наполнил коричневатой прозрачной жидкостью стаканы, а саму бутылку пристроил на их место в тумбочку.

Пока он разливал водку, капитан неуклюже поломал хлеб и разложил на бумаге нарезку.

— Ну, что? Давайте по махонькой за нашего спасителя — Бориса Леонидовича Акулова! Сто лет ему жизни! И за тебя, Сашок!

Увидев, что Санька продолжает стоять в нерешительности, майор буквально подтолкнул его к столу:

— Давай! А то сейчас опять прикажу надеть на тебя наручники и мы тебе насильно вольем в глотку за здоровье твоего бати!

Санька послушно взял стакан в руки и сделал небольшой глоток. Офицеры осушили свои емкости разом до дна. Смачно покрякали и начали закусывать. После чего майор обратился к своему товарищу.

— Ты вот что, Петруха. Ты уже оформил это происшествие? — увидев, что капитан утвердительно кивнул головой, неодобрительно развел руками. — Ну, вот так всегда, брат. Вечно ты спешишь! Ты что, уже и сводку в город отправил?

Капитан опять смущенно пожал плечами.

— Ну, и чего будем делать? Соображай, служба! Неужели мы допустим, чтобы сына нашего боевого товарища и спасителя привлекли по статье? Да еще за этого черножопого дагестанца? — он на некоторое время задумался. Затем выглянул в коридор и крикнул. — Саврасов, соедини-ка меня по быстрому с дежурным по городу! Там, по-моему, сегодня наш Федька Иванов сидит. Ты мне его сюда в третий кабинет переключи!

Вернувшись к столу, опять быстро запустил руку в тумбочку, извлек оттуда бутылку, наполнил стаканы и провозгласил:

– Ты, Сашок, не ссы! Мы своих не сдаем! Но только в следующий раз будь поаккуратнее. А то ведь и на нары загреметь можно. У нас это теперь быстро! Сам, небось, понял? Там с тобой особо чикаться никто не будет. Особенно, если припаяют по полной программе. А сегодня можешь считать, что родился в рубашке. Но это – только благодаря своему бате, – он поднял стакан и еще раз торжественно провозгласил. – За здоровье нашего спасителя Бориса Леонидовича Акулова! Дай бог, чтобы на Руси еще оставались такие мужики!

Майор опрокинул в себя стакан с перцовкой, похватал со стола закуску и стал знаками показывать, чтобы Санька и Данилыч побыстрее заканчивали с трапезой.

— Ну, все, мужики. Пора и честь знать. Еще, не ровен час, нагрянет какая-нибудь проверка. Ты, Петруха, щас по-быстренькому переделай протокол задержания. Мол, обознались — задержали не того. А настоящий злоумышленник скрылся. Ну и все такое. Сам знаешь, — он развел руками и выпятил нижнюю губу. — А перед гражданином мы извинились и отпустили восвояси. Кстати, — он похлопал Саньку по плечу и по-отечески потрепал за волосы, — все-таки с какого рожна ты решил приголубить этого Магомедова камнем по башке? Он что, перешел тебе где-то дорогу? Или девчонку не поделили?

— Да нет, — вздохнул Санька. — Просто даже не знаю, что на меня нашло. Но уж очень обидно стало. Я целый год готовился, чтобы поступить на факультет журналистики, а сейчас оказалось, что большую часть мест заняли ребята с Кавказа.

— Это почему же так получилось-то нескладно? — удивился Никандров. — Им что? Удалось бабки занести в приемную комиссию?

— Да нет. Все дело в ЕГЭ. Ну, это — единый государственный экзамен. Мы все в этом году его сдавали в обязательном порядке, и все институты принимали только по сертификатам ЕГЭ.

— Да, брат, мы уже об этом наслышаны. И что же произошло?

— Пока не знаю. Но только все эти ребята с Кавказа приехали со стобалльными сертификатами… И наши московские оказались в полном пролете…

— А теперь разве пятибалльную систему уже отменили? — удивился Никандров.

— Да, в том-то и дело, что в школе нам ставили оценки по старому, а ЕГЭ все сдавали по этой дурацкой шкале из ста баллов. Никто из наших до сих пор не понимает, как и что оценивают. Поэтому и зло берет. Я вот все думаю: неужели там, в горах, учили лучше, чем у нас в Москве?

— Да, брось ты, Сашок! Мы вон с Петрухой видели, какие там «университеты». Там такие школы, что даже не знаешь, куда и как дети по нужде ходят. Ни одного туалета нормального нигде не видел. А чего уж там про учебу говорить! У них мужики-учителя все давно в «зеленку» с автоматами драпанули, а бабы по своим мазанкам сидят и носа не кажут. Поэтому сомневаюсь я, что там могли научить лучше, чем в Москве. Какие ж там могут быть сто баллов?

— Вот и я про то же! А они все в списках на зачисление оказались! Обидно ведь.

— Да, брат. Это действительно какая-то хреновина. Прямо детектив настоящий. Чую я, что нам предстоят жаркие деньки по осени! Слышь, Петруха? Говорю, предстоят большие разборки. Нас точно опять на прорыв бросят. И зачем они опять решили в Москву столько черноты приваживать? Теперь от разборок с ума сойдешь!

Кто такие «они» Никандров уточнять не стал. Но пока капитан пытался аккуратно исправить в дежурном журнале записи, Тимофеевич в последний раз запустил руку в тумбочку, разлил остатки перцовки по стаканам, пустую бутылку аккуратно завернул в старую газету и положил в угол кабинета.

— Скажи потом этому борзому молодому, чтобы вынес вещдоки на помойку. И сделай ему внушение, чтобы он впредь поосторожнее был со своими цацками. А не то я его сам однажды прицеплю к батарее и отхреначу по полной программе!

Затем протянул Саньке чистый лист бумаги и скомандовал:

— Пиши, что никаких претензий по поводу незаконности задержания к сотрудникам милиции не имеешь. Так положено. Заодно вот здесь адресочек укажи. Мы с Петрухой обязательно навестим твоего батя ню. Потому как это — дело святое.

Когда Санька закончил писать, майор внимательно все прочел и утвердительно кивнул.

— А ты ничего — мужик грамотный! Жаль, что таких в институты не принимают, — затем выглянул в коридор и скомандовал кому-то. — Давай сюда дежурную машину! Отвезете парня до метро! И чтобы все рот — на замок! А наряд сейчас отправится злоумышленника искать, который этому дагестанцу башку проломил!

Из дневника профессора Воронцова

«И вот оно свершилось!

Кризис, о неизбежности которого предупреждали все ведущие эксперты на протяжении последних лет, поразил российскую систему образования в самое сердце.

2009 год окончательно развеял мифы о ЕГЭ, сочиненные российскими «реформаторами» от образования по указке заокеанских «советников».

Первый и самый главный миф состоял в том, что ЕГЭ поможет искоренить коррупцию при поступлении выпускников школ в высшие учебные заведения. Сегодня стало совершенно очевидно, что никакой победы над коррупцией с введением ЕГЭ не произошло. Более того, коррупция не просто многократно возросла. Она превратилась в настоящую эпидемию, поразив все споры системы образования. ЕГЭ создал уникальную схему всеобъемлющей продажности чиновников на всех уровнях. Если раньше речь шла лишь о единицах коррумпированных сотрудников приемных комиссий вузов, то теперь на этой ниве отличился почти каждый третий сотрудник, так называемых; «пунктов приема экзамена» — ППЭ.

Так только в Республике Дагестан (по данным Интернет-издания «Газета. Ру») на всех 183 ППЭ кураторы получили по 200 тысяч рублей «премиальных » за проведение ЕГЭ. А учителя, активно «работавшие » на этих самых ППЭ, выполняя за выпускников тестовые задания, «заработали » от 25 до 50 тысяч рублей каждый.

По данным фактам депутатами Государственной Думы уже направлены соответствующие запросы в Генеральную прокуратуру. Но не лучше обстояло дело и в других регионах. Уж слишком невероятные результаты они выдали. Оказывается, самые умные школьники у нас в России живут в национальных республиках. И никого даже не смутило, что Дагестан, Татарстан и Башкортостан уже несколько лет подряд при проведении ЕГЭ давали результат по русскому языку, значительно превосходящий не только средний по стране, но и Москву с Санкт-Петербургом.

Даже руководство Рособрнадзора вынуждено было признать, что в этом есть что-то противоестественное. И в 2009-м году (впервые за всю историю «эксперимента» с ЕГЭ) была проведена перепроверка 100-балльников. И эта проверка с совершенной очевидностью показала, что фальсификация результатов ЕГЭ приняла тотальный характер. Как минимум, 25 % «стобалльников» оказались липовыми.

Вообще-то, уже при 10 % фальсификаций результаты этого «экзамена» должны были быть аннулированы. Но чиновники Минобрнауки продолжают твердить всей стране сочиненную ими же сказку об «антикоррупционной составляющей ЕГЭ», заразив ею даже высшее руководство страны. При этом дело дошло до полного абсурда: проводивший проверку Рособрнадзор, предложил принимать дальнейшие меры по борьбе с фальсификациями тем самым регионам, которые «отличились» столь высокими липовыми результатами. А те попросту сделали вид, что вообще ничего не произошло. И фальшивые «егэшные стобалльники» ринулись покорять лучшие московские и питерские вузы.

Второй миф ЕГЭ состоял в том, что, как уверяли господа Филиппов, Болотов, Фурсенко и Ко., ЕГЭ откроет двери в лучшие российские вузы для наиболее одаренных детей из глубинки.

Ну что же. Сегодня приемные комиссии ведущих московских вузов переполнены заявлениями и стобалльными сертификатами о сдаче ЕГЭ из республик Северного Кавказа и Поволжья. Да вот беда: многие «абитуриенты-вундеркинды» не в состоянии даже заявления в выбранный вуз написать без ошибок. Поэтому большая часть этих будущих студентов вылетит из вуза уже после первой сессии и заполнит собой и без того достаточно криминализированную молодежную среду российских столиц. Что, в свою очередь, обязательно приведет к взрыву межнациональной вражды и возрождению самых оголтелых националистических группировок.

Но даже те, кто сумеют «уцепиться» за вуз, уже с первых дней своего пребывания в Москве окажутся в труднейших условиях. Ибо, большая часть вузов не имеет мест в общежитиях. Да и на студенческую стипендию (даже самую повышенную) в Москве прожить сегодня невозможно. Поэтому новоявленным «студентам» срочно придется заняться «добычей» средств к существованию. А в условиях экономического кризиса, только-только набирающего обороты в России, для иногороднего студента останется лишь один путь — криминальный. Тем более, что при минимальном наборе знаний у сегодняшнего «вундеркинда-стобалльника» неминуемо возникнет потребность в деньгах для того, чтобы постоянно «покупать» у преподавателей зачеты и экзамены.

В то же самое время, наиболее талантливые выпускники остались в этом году за бортом высшего образования. Многие из них, отказавшись от услуг «левых» репетиторов и понадеявшись на собственные силы, попросту не смогли сдать тестовые задания ЕГЭ.

Таким образом, весь этот коррупционный круг замыкается, окончательно похоронив под собой действительно талантливых и одаренных выпускников. Которые, оказавшись за чертой системы высшего образования, пополнят собой армейские казармы или ряды деклассированных неудачников.

Не пройдет бесследно ЕГЭ и для самих вузов. И повинно в этом, как ни странно, само ректорское сообщество. На протяжении ряда лет борьба с ЕГЭ была уделом независимых экспертов и общественников. Ректоры же занимали выжидательную позицию, пытаясь угодить и нашим, и вашим. Лишь изредка из ректорского стана доносились слабые протесты против внедрения абсолютно чуждой нашей стране системы. Но часть ректорского сообщества с умилением воспринимала чиновничью чушь насчет повышения за счет ЕГЭ общего уровня образования и послушно выполняла руководящие предписания по ее внедрению. И лишь 24 вуза «отвоевали» себе право принимать дополнительные испытания при приеме, что сегодня спасти их, конечно, не сможет. Но хотя бы как-то понизит степень риска получить у себя совершенно непригодный для обучения «материал».

Можно с полной уверенностью сказать, что сегодня наступил момент истины. Приемные комиссии всех вузов фактически работают в авральном режиме — по 12 часов в сутки. Они буквально завалены копиями сертификатов ЕГЭ тех, кто пока еще только виртуально желает стать студентом. Но выбрать из всего этого макулатурного хлама настоящего будущего студента практически невозможно. Потому что уровень доверия к документам о сдаче ЕГЭ (особенно после проверки Рособрнадзора) опустился до нуля. К тому же, никто не гарантирует того, что эти «выбранные» реально дойдут до вуза, в который они прислали свои «бумажки». Поэтому вузам предложено проводить процедуру зачисления аж в три этапа. И все это напоминает хорошо известную с детства русскую народную забаву под названием «Чехарда».

Кроме того, вузы сегодня заполонили толпы «инвалидов». Оказывается, чуть ли не каждый четвертый выпускник российской школы сегодня инвалид. И, естественно, претендует на внеконкурсное поступление. Даже при минимальных баллах ЕГЭ. С одной стороны, подобное бережное отношение к людям с ограниченными возможностями может свидетельствовать о гуманизации нашего общества. Но, с другой стороны, это же может свидетельствовать о создании нового коррупционного канала по получению соответствующих медицинских документов для решения задачи поступления в вузы. Поэтому даже руководитель Рособрнадзора Любовь Глебова вынуждена была предупредить о последствиях разоблачения этих «липовых инвалидов». Но это будет потом. А сейчас — все полагающиеся наиболее способным абитуриентам бюджетные места будут ими заняты.

Но и это не самое страшное. Помимо той чехарды, которая устроена сегодня российским вузам при процедуре приема будущих студентов, им придется испить полную чашу горечи уже в первые месяцы обучения вновь принятых «студентов». Отчисления после первых семестров по причине полной непригодности вновь поступивших к одолению «гранита науки » будут носить не единичный, а массовый характер. И в таких условиях говорить о какой-либо качественной работе профессорско-преподавательского состава даже не приходится.

Но большую часть региональных вузов вообще ждет полная трагедия. Ринувшаяся в центральные города молодежь, даже после того, как ее «попросят» из престижных вузов, назад уже не вернется. И многие региональные вузы окажутся на грани банкротства по причине отсутствия студентов. А, следовательно, — и финансирования.

Эти апокалиптические картины могут показаться сегодня кому-то не реальными. Но, история — вещь упрямая. И Россия неоднократно проигрывала от того, что не желала учитывать уже имевший место исторический опыт.

Много раз и на разных уровнях мне приходилось рассказывать о событиях 1967-68 годов во Франции. Именно там впервые родилась идея проведения, так называемого, единого тестового экзамена. Для того, чтобы, как заверяли его создатели, уравнять шансы на получение высшего профессионального образования молодежи из Метрополии и бывших колониальных территорий. Закончилось это массовыми выступлениями молодежи и студентов осени 1968-го года, которые привели, в конечном итоге, к отставке правительства генерала Де Голля. И уже в 1970-м году Общественная Палата Франции предложила руководству страны незамедлительно отменить этот самый «тестовый экзамен». Иначе, как утверждали члены Общественной Палаты, через три-четыре года системе высшего профессионального образования Франции придет конец.

Похоже, что мы наступаем на те же грабли. И делаем это осознанно. Кому-то очень не терпится окончательно похоронить всю систему высшего профессионального образования великой страны под названием Россия.

Заказчики этого преступного плана, как всегда, находятся в тени. А вот исполнители известны. Это бывший министр образования России Владимир Филиппов, давший старт преступному «эксперименту» под названием «ЕГЭ». Это бывший руководитель Рособрнадзора Виктор Болотов, ловко спрятавшийся сегодня в Российской академии образования. И, конечно же, нынешний министр образования и науки Андрей Фурсенко. Именно он несет сегодня всю полноту ответственности за шабаш, разразившийся в системе российского образования.

Но Россия, в отличие от ведущих развитых стран мира, имеет одну уникальную особенность: ни один из высокопоставленных российских чиновников пока еще не понес реальной ответственности за свои «реформы», доведшие страну до полного социального и экономического коллапса. Ни один из них не пустил себе пулю в лоб и не накинул себе на шею петлю, как это сделала год назад несчастная учительница, похоронившая под развалинами своей школы пятерых школьниц-красавиц. Нет, они этого не сделают. Потому что для этого нужно иметь честь и совесть. А с этим у наших чиновников явный дефицит.

Но, зато совесть сохранилась у нас. И мы должны сделать все возможное для того, чтобы твердо указать им на дверь. И сохранить, пока еще не поздно, остатки нашего некогда самого лучшего в мире образования.

Сегодня еще такая возможность имеется. Завтра будет поздно».

 

 Глава 2. Арбатская панель

1

Сегодня Вера Александровна проснулась очень рано. Всю ночь ее мучили неясные предчувствия. А под утро вдруг явился образ Божьей Матери с младенцем Иисусом на руках.

Божья Матерь почему-то очень грустно взирала на окружающий ее мир, и в глазах ее стояли слезы.

Доковыляв своей старческой походкой до умывальника, Вера Александровна долго спускала застоявшуюся за ночь воду. Затем несколькими большими пригоршнями ополоснула себе лицо, аккуратно растерлась мягким вафельным полотенцем и направилась в свою маленькую импровизированную кухоньку.

Там долго пыталась заваривать себе кофе.

Но образ Богородицы никак не покидал ее. И она, едва допив горячий обжигающий внутренности напиток, засобиралась в дорогу.

Дорога от дома до мастерской всегда занимала у Троицкой много времени. Но сегодня она показалась вообще нестерпимо долгой.

Едва выбравшись из павильона станции метро «Смоленская», она быстро, насколько ей позволяли больные ноги и предательски непослушная палка, зашагала по Арбату.

Местные арбатские художники и уличные продавцы уже развешивали на своих импровизированных витринах-стеллажах картины, шапки-ушанки, всевозможные побрякушки и дешевые разрисованные ситцевые платочки с традиционными русскими мотивами. А рядом нестройными рядами расставляли матрешек, имеющих обличие ряженных российских красавиц или российских политиков.

Веру Александровну всегда удивляло, что иностранцам больше всего по душе приходятся именно эти матрешки с бывшими советскими или российскими политиками: Лениным, Сталиным, Брежневым, Горбачевым, Ельциным. А в последнее время здесь даже появились матрешки с изображением Путина и Медведева.

Это было весьма забавно и наводило на странные мысли. Потому что сам смысл этой куклы с пустым нутром, в котором могло прятаться все что угодно, был весьма символичен. Любая из матрешек в облике политического деятеля чем-то напоминала знаменитого Троянского коня. И не понимать этого мог только полный идиот. Поэтому Троицкая каждый раз ненадолго останавливалась напротив лотков, торгующих этими политическими персонажами, чтобы понаблюдать за реакцией подходящих к ним иностранцев.

Впрочем, сегодня матрешки волновали ее меньше всего.

Быстро проковыляв мимо всего этого политического парада, она привычно кивнула бронзовому Булату Окуджаве, стоящему почти напротив ее заветной арки, и зашла во двор.

Возле здания арбатской управы несколько человек о чем-то оживленно переговаривались. Среди них Вера Александровна сразу же узнала заместителя главы управы — даму средних лет с ярко накрашенными губами и потухшим нагловатым взглядом. Та, завидев ковыляющую по двору художницу, кому-то кивнула в ее сторону, отдала несколько отрывистых указаний и скрылась внутри здания. На улице остались лишь несколько рабочих китайского типа и тележка с газовыми баллонами.

Почему-то именно эта самая тележка сразу насторожила Веру Александровну, и она ускорила шаг.

Как обычно говорят в подобных случаях, предчувствия ее не обманули. Внутренний замок на металлической двери, ведущей в ее мастерскую, был аккуратно вырезан. На ней красовались свежие, недавно приваренные петли с огромным амбарным замком.

Кроме того, вся она была облеплена бумажными полосками.

Подойдя поближе, Вера Александровна попыталась прочесть то, что было на них написано: «Опечатано. Не вскрывать! МУП «Наш Арбат».

Художница еще некоторое время в растерянности постояла напротив своей наглухо запечатанной студии. Затем полезла в старенькую дамскую сумочку, с трудом извлекла из нее мобильный телефон и начала трясущимися от волнения руками набирать номер.

Долго прижимала трубку к уху, пока в ней не раздался ответный сигнал.

— Виктор Петрович! Голубчик! Как хорошо, что вы уже приехали из своей Европы! Мы ведь все тут без вас пропадаем! В буквальном смысле слова! У нас тут опять все не как у людей. Нашу детскую студию опять захватили эти гаденыши из управы! Даже не знаю, что и делать-то… Как же нам теперь быть?.. Они поменяли замок и все опечатали… Вечером ребятишки придут на занятия… А где они теперь заниматься-то будут?.. Может быть, вы подъедете?.. Мне одной с ними никак не совладать… Боюсь я что помру здесь… Мне уже с утра с сердцем плохо…

Вера Александровна в полном бессилии опустилась на решетку палисадника возле соседнего подъезда и тихонько заплакала.

Только теперь она совершенно явственно поняла смысл своего сегодняшнего ночного видения, и плачущая Богородица предстала перед ней теперь как символ предстоящих ей мучений.

2

Дорога от дома до Арбата заняла у Воронцова менее получаса. Поэтому, когда он буквально вбежал во двор заветного арбатского переулка, Вера Александровна все так же продолжала сидеть на плоской кромке решетки дворового палисадника.

Виктор Петрович моментально увидел, что по лицу ее бегут скупые старческие слезы, а палка в правой руке предательски дрожит.

Окинув взором весь двор, он сразу обратил внимание на довольно живописную группу людей в самом его углу. Там о чем-то тихонько переговаривались ярко накрашенная брюнетка средних лет и молодой мужчина в щегольском костюме с бабочкой вместо привычного галстука. Рядом с ними переминались с ноги на ногу двое мужчин с восточной внешностью, больше похожие на китайцев. Один из них придерживал, плотно прислонив к стене дома, тележку с газовыми баллонами. А чуть поодаль, картинно припадая то на одну, то на другую ногу, чинно прогуливался милиционер. Который делал вид, что ничего происходящее в этом дворе его абсолютно не интересует.

Быстро оценив ситуацию, Воронцов подхватил Веру Александровну под руку, помог ей подняться с решетки и потихоньку повел вон из двора.

Она сначала не сопротивлялась. Но затем как-то сразу встрепенулась и сделала попытку вернуться на место.

— Виктор Петрович!.. Голубчик!.. Ну как же так?.. Они же творят неправедное дело… Надо же кому-нибудь позвонить… Это же просто издевательство какое-то…

Но Воронцов настойчиво продолжал вести ее к выходу из двора. И только когда они выбрались, наконец-то, на Арбат, он аккуратно посадил Веру Александровну на стоящую возле памятника Окуджаве скамейку и бережно погладил по рукам.

— Вы, Вера Александровна, посидите тихонько здесь, а я попытаюсь с этой компанией переговорить…

— Да уж, голубчик, вы с ними обязательно переговорите… Они же не ведают, что творят… У меня же вечером дети на занятия придут… Где же я с ними заниматься-то буду?.. — Но от слов Воронцова она начала успокаиваться. Достала из сумочки носовой платок, неуклюже вытерла стоящие в глазах слезы и подтянула к себе поближе палку.

Виктор Петрович присел рядом с ней на скамейку и достал из внутреннего кармана своего пиджака блокнот и ручку.

— Вы мне только поточнее объясните, что это там за люди?

Увидев в руках Воронцова блокнот, Вера Александровна сразу оживилась. Она схватила палку и начала пристукивать ею по уличной плитке.

— Это — гадкие люди! Они уже не раз покушались на нашу студию! Им все мало! Они уже весь Арбат продали коммерсантам! Скоро здесь даже арбатского духа не останется! Тех, что вы видели во дворе, я называю «сладкая парочка». Это глава управы Кол ото в и его заместительница — Курватова. Вы только вслушайтесь в само звучание их фамилий! Этим же все сказано! Наш русский язык, по истине, велик и могуч, — Вера Александровна слегка перевела дух и поправила на себе кофточку. — Они уже несколько раз пытались отобрать у детей студию. Однажды даже чуть на заварили меня с детьми внутри. У них эти самые китайцы так и таскают по дворам тележку с газовой сваркой.

— А откуда здесь китайцы? — перебил ее Воронцов. — Может быть, это вовсе и не китайцы, а какие-нибудь таджики?

— Да нет же! — Даже пристукнула по земле палкой Троицкая. — Именно китайцы! Они здесь у них обосновались уже давно. Думаю, что живут на нелегальном положении. Но у Колотова хорошие связи со всей здешней милицией. Вы обратили внимание, как там прогуливался постовой? Милиция у них в роли чуть ли не личной охраны! Во, до чего докатились! Я как-то пыталась жаловаться местному участковому. Так он меня даже и слушать не стал. Говорит, мол, все по закону. А какой же это закон, когда живого человека в подвале замуровывают?!.

— Вы мне вот что скажите… — остановил ее Виктор Петрович. — Сегодня-то на каком основании они все это проделали?

— А бог его знает… Они мне никаких документов не предъявляли. Просто так взяли — и замуровали! Кажись, в прошлом месяце какой-то суд был, но я на него не ходила, и мне никаких решений никто не присылал…

— Все понятно. — Виктор Петрович поднялся со скамейки и спрятал блокнот с ручкой в карман. — Я вас попрошу сидеть здесь спокойно и никуда не отлучаться.

Нормального разговора с представителями управы, как и предполагал Воронцов, не получилось. Когда он вплотную приблизился к «сладкой парочке», крашеная брюнетка сразу ощетинилась, готовая броситься в бой в любой последующий момент. А мужчина с бабочкой начал как-то странно покачивать бедрами, словно исполняя на помосте латиноамериканскую румбу.

Это выглядело довольно забавно. Но Виктор Петрович решил не поддаваться на провокацию и, собрав в кулак все свое самообладание, спокойно спросил:

— Не могли бы вы объяснить мне, уважаемые господа, на каком основании вами захвачено помещение детской студии «Семицветик»?

Дама, как-то сразу ощетинившись, моментально приняла бойцовскую стойку и двинулась грудью вперед.

— А вы, собственно говоря, кто такой будете, чтобы мы перед вами отчитывались!? Если вы просто прохожий, так и гуляйте себе по Арбату, пока мы сюда милицию не позвали!

— Ну, зачем же так грубо? — попытался примирительно произнести Воронцов.

Но даму уже понесло.

— У нас тут служебные обязанности! А вы тут шляетесь и мешаете администрации управы работать! Я вас тут вижу в первый раз! — она резко повернулась в сторону фланирующего невдалеке милиционера и начала делать ему знаки руками. Но милиционер настолько был занят своими ножными пассами, что ничего не заметил. И продолжил плавно в такт вышагивать взад и вперед по выбранному маршруту. Тогда дама не выдержала и сорвалась на крик. — Товарищ милиционер! Я же вам сигналю! Уберите от нас этого ненормального! Он нам мешает исполнять свои служебные обязанности!

Увидев приближение постового, Воронцов достал из кармана брюк свое служебное удостоверение помощника депутата Государственной Думы и обратился теперь к мужчине с бабочкой.

— Господин Кол ото в, я же всего-навсего прошу объяснить мне, на каком основании было вскрыто помещение детской студии? Неужели на этот вопрос так трудно ответить? Зачем ваша заместительница здесь пытается устраивать концерты?

— Я не понимаю, о чем вы говорите… — Мужчина сделал удивленные глаза и несколько раз качнул бедрами. — Здесь идет плановая работа по обеспечению порядка на подведомственной нам территории… — И он опять несколько раз сделал круговые движения своими довольно обширными бедрами.

— Послушайте! Вы же не в гей-клубе! — не выдержал Воронцов. — Прекратите вилять передо мной своей жопой! Не то я сейчас возьму дрын и пройдусь по ней по всей строгости закона!

— А вот это уже — оскорбление! — как будто даже обрадовавшись, срывающимся фальцетом закричал мужчина. — Мы сейчас на вас протокольчик составим! Чтобы все было чин чином. — Он, вновь сделав едва уловимое движение нижней частью своего тела, повернулся в сторону милиционера и поманил того пальцем. — Голубчик! Идите-ка сюда! Тут вот товарищ оскорбительно отзывается о представителях муниципальной власти. Вы бы проводили его в наше отделение. Так сказать, для профилактической беседы. — Но, видя, что милиционер в нерешительности замешкался, тут же жеманно махнул ему рукой. — Впрочем, ладно. Мы и сами разберемся. Так что вас интересует?

— Меня интересует, на каком основании вы дали указание вскрыть помещение детской студии и опечатали его своими печатями?

— Ну, во-первых, голубчик, помещение вскрывали не мы, а служба судебных приставов. На основании решения суда. А, во-вторых, печати на дверях студии не наши, как вы успели заметить, а муниципального учреждения «Наш Арбат». Так что мы ко всему этому никакого отношения не имеем. — Он опять несколько жеманно вздохнул, повернулся к Воронцову спиной и двинулся в сторону управы, продолжая на ходу все так же мерно покачивать своими толстыми бедрами. Затем на короткое время остановился, повернулся к собеседнику вполоборота и протяжно произнес. — Все вопросы, голубчик, — к службе судебных приставов. Адью!

Виктор Петрович, явно не ожидая такого поворота разговора, пришел в некоторую растерянность.

Когда Колотов уже подходил к ограждению управы, он обогнал его и, буквально преградив дорогу, спросил:

— Позвольте! Но мы не решили главного вопроса: а дети-то теперь куда денутся?..

Словно ожидая этого вопроса, Колотов несколько раз жеманно хихикнул и, показывая пальцем куда-то в сторону, визгливо произнес:

— Экий ты дурачок! Не знаешь, куда своих детишек девать? На панель их! Хоть какая-то польза будет! — И он длинно нагловато захохотал, продолжая свое движение в сторону дверей управы.

Пока Виктор Петрович общался с главой управы (если только это можно было назвать общением), его крашеная заместительница незаметно отскочила в сторону и вполголоса давала какие-то указания китайцам. Которые после каждого сказанного ею слова послушно кивали головами и натужно улыбались. Затем они схватили свою тележку с баллонами и скрылись в подворотне. А брюнетка торжественно прошествовала мимо Воронцова следом за своим начальником в здание управы.

Виктор Петрович еще некоторое время постоял в раздумье посреди опустевшего двора. Окинул взором опечатанную дверь детской студии. И твердо зашагал в сторону Арбата. Туда, где он оставил на скамейке совершенно убитую горем Веру Александровну Троицкую.

А по дороге набрал номер телефона своего близкого товарища, попросив его часам к четырем подъехать по адресу студии, прихватив с собой кое-что из слесарного инструмента.

3

Когда Тимофеич, неловко ковыляя на своей больной ноге, наконец-то, прибыл по указанному адресу, уже начало смеркаться. Но Воронцов подумал, что это даже к лучшему. Так они меньше будут привлекать внимания.

Показав Тимофеичу на опечатанную дверь с большим висячим замком, он только спросил:

— Ты как? Сумеешь вскрыть этот сейф? Или надо вызывать машину с автогеном?

— Обижаешь, начальник. — Надул губы Тимофеич и отошел на пару шагов, что-то примеряя в уме.

Затем достал из своей огромной сумки складную ножовку по металлу и начал прилаживать полотно. Оттуда же — из сумки — извлек баночку с какой-то мазью и начал ею активно смазывать дужку замка.

Закончив предварительные процедуры, ловко примостился сбоку от двери, каким-то невероятным образом выгнулся и принялся пилить замок.

Вся работа заняла у него не более пяти минут. После чего он торжественно выдернул замок из ушек, слегка приоткрыл дверь и провозгласил:

— Извольте! Путь к счастью открыт!

Прежде чем войти внутрь помещения, Воронцов еще раз внимательно изучил полоски бумаги, которыми была опечатана дверь студии. И, удостоверившись, что там нет ни одной печати службы судебных приставов, смело распахнул дверь, предлагая Вере Александровне войти внутрь.

Та на некоторое время будто замерла на пороге. Затем тихонько сделала шаг вперед по лестнице, ведущей в полу подвальное помещение и начала осторожно спускаться.

Привычно нашарив рукой выключатель справа от входной двери, она щелкнула им и замерла в нерешительности, словно боясь, что увидит там что-то совершенно невероятное.

Предчувствия ее не обманули и на этот раз.

То, что предстало глазам Троицкой, Воронцова и Тимофеича, не поддавалось никакому описанию.

Все помещение студии походило на поле недавней битвы. Посреди комнаты валялись порванные детские рисунки и раздавленная керамика. Со стен свисали остатки креплений, на которых когда-то висели детские картины. А в самом центре возвышалась развороченная до неузнаваемости муфельная печь, возле которой прямо на пол была вывалена сухая глина.

Было видно, что кто-то много раз наступал огромными сапожищами в эту самую глину. Потому что грязные следы от нее пересекали всю комнату вдоль и поперек.

Но больше всего Воронцова поразил вид треснувшей иконы Божьей Матери, сиротливо валяющейся под ремесленным верстаком. Божья Матерь с разбитым грязными сапогами лицом смотрела на них с жалостью и укором, как будто взывая о возмездии. При этом лик младенца на ее руках вообще превратился в одно сплошное черное месиво.

Увидев раздавленную икону на полу, Вера Александровна в ужасе попятилась назад и начала истово креститься.

— Господи помилуй! Господи помилуй! Прости нас, Пресвятая Дева Мария! Это нам за грехи наши!

Она опустилась на колени и поползла в сторону лежащей иконы. При этом совершенно не обращая внимание на то, что подол ее платья моментально превратился в одну сплошную грязную тряпку. Она бережно подняла икону с пола и начала вытирать рукавом кофточки, продолжая про себя повторять: «Господи помилуй! Господи помилуй!» Долго и любовно протирала лик младенца. После чего бережно прижала икону к груди и заплакала.

— Господи! Ну за что нам такие муки?.. Что мы плохого сделали этим иродам проклятым?..

Виктор Петрович и Тимофеич аккуратно подняли Веру Александровну с пола и усадили на единственный оставшийся целым стул.

Тимофеич долго моргал глазами, озираясь по сторонам. Затем длинно витиевато в сердцах выругался и достал из кармана пачку сигарет.

— Это ж надо, до такого додуматься?! — выдохнул он вместе с клубами табачного дыма. — Чтоб этим иродам — ни дна, ни покрышки! У нас в армии за такие дела за яйца подвешивали! — Он виновато взглянул на Троицкую и только пожал плечами. — Вы уж меня извините — дурацкая привычка старого армейского старшины. Но уж ноги-то им я бы точно повыдергивал! — Он еще раз обвел взглядом обстановку в комнате. — И что мы теперь, Петрович, будем делать? Это ж — форменное хулиганство! Сюда надо милицию вызывать!

Но Воронцов уже набирал номер дежурного по городу.

— Алло! Девушка? Запишите, пожалуйста, вызов для оперативной группы. Меня зовут Виктор Петрович Воронцов. Я — эксперт Государственной Думы. Пусть приедет бригада и зафиксирует разгром детской художественной студии. Мы будем ожидать на месте. Здесь находится руководитель студии, которая даст необходимые показания.

4

Милиция прибыла часа через полтора. И то лишь после нескольких дополнительных звонков в дежурную часть местного ОВД.

До их приезда Вера Александровна несколько раз порывалась наводить в студии порядок. Но ей постоянно объясняли, что именно это го-то сейчас делать и нельзя. Потому что будет нарушена вся картина происшествия. И тогда она просто бродила по разгромленной комнате, пытаясь найти хоть какую-то мало-мальски сохранившуюся детскую поделку.

Уже перед самым приездом оперативной группы в подвальчик заглянули две пожилые женщины и парень лет двадцати пяти.

Увидев полный разгром, женщины в растерянности остановились на пороге, пытаясь сообразить, что здесь произошло. А парень только присвистнул и, едва кивнув присутствующим, бросился к Троицкой.

— Они все-таки это сделали?! Вот сволочи! Я же говорил! Надо было давно нам с ребятами подпалить их чертову управу!

— Ну что ты, Вадик? Зачем же мы должны уподобляться этим нелюдям? — Вера Александровна сокрушенно развела руками и показала взглядом на икону Богородицы, лежащую поверх разбитых ящиков с глиняными поделками. — Видишь? Они даже Матерь Божью не пощадили. У них ничего святого нет за душой…

Парень тихонько приблизился к иконе, несколько раз перекрестился и надолго приложился к ней своим лбом.

В это время на лестнице раздался шум, и в комнату буквально ввалилась целая группа людей. Из них в милицейскую форму был одет лишь один. А трое парней, на шее одного из которых висела профессиональная фотокамера, и девушка с небольшим чемоданчиком в руке больше напоминали компанию загулявшихся по Арбату туристов.

Один из них — самый поджарый и самый, как показалось Воронцову, деловой, сразу с порога начал задавать вопросы.

— Ну, что? Где тут у нас разбойное нападение? Почему в помещение столько людей? Вы кто? — начал он поочередно тыкать пальцем во всех присутствующих. Потом махнул рукой. — Ладно! Сейчас все по порядку запишем! — Затем повернулся к парню с фотокамерой. — Ты давай, Серега, быстренько запечатли мне всю картинку! Чтобы все было, так сказать, наглядненько! А ты, Надюха, давай быстренько откатай со всех отпечатки пальчиков и состряпай протокольчик на задержание! — Увидев недоуменные и слегка испуганные взгляды присутствующих, он весело рассмеялся. — Шучу! По поводу задержания отложим на следующий раз. Но всех присутствующих попрошу ко мне на дачу свидетельских показаний! Кто тут старший? Кто из вас вызывал оперативную группу?

Парень долго осматривался по сторонам, пытаясь найти место для того, чтобы можно было писать протокол. Подошел к полуразбитому верстаку и, прежде чем смахнуть с него все на пол, позвал фотографа.

— Ну-ка, Серж, быстренько запечатли на память эту незабываемую картинку, и мы тут порядочек наведем. А то совсем работать негде. Что же вы так запустили помещеньице-то? Тут даже присесть представителю правоохранительных органов не на что.

— Вы знаете, молодой человек, тут как бы в некотором роде произошел погром! — неожиданно с некоторым вызовом произнесла Вера Александровна. — У меня тут всегда был идеальный порядок. Дети сюда приходили заниматься художественным творчеством. А теперь здесь — вот это…

— Я так понимаю, мадам, что вы и будете здесь за старшего?

— Я вам, молодой человек, не мадам! — вдруг окрысилась на оперативника Троицкая. — Я — член Союза художников! И вы сюда прибыли не на посиделки, как я понимаю, а для того, чтобы раскрыть это гнусное преступление?!

Оперативник, видимо, не ожидал столь резкого отпора со стороны этой пожилой дамы. Он сразу сменил тон и уже более примирительно произнес.

— Так. Давайте-ка все по порядку. Заявление о происшедшем, я так понимаю, будете писать вы? — он кивнул в сторону Троицкой. — Вот вам листок бумаги и ручка. Подробненько опишите все, что произошло. А я пока опрошу остальных свидетелей. Если не возражаете? — он еще раз кивнул в сторону Веры Александровны.

Та сделала ответный примирительный жест и начала пристраиваться на своем стульчике сбоку к верстаку.

Оперативник тем временем еще раз оглядел присутствующих.

— Ну, с кого начнем?

— Наверное, с меня. — Виктор Петрович подошел к верстаку и достал из кармана свое служебное думское удостоверение. — Это я вас вызывал… извините, не знаю, как вас называть: по званию или по имени-отчеству?… Вот мое служебное удостоверение. А вы нам, кстати, пока никаких своих документов не показывали…

— Разве? — удивился парень. Но тут же полез в карман за документом. — Старший оперуполномоченный УВД Центрального административного округа города Москвы, капитан Белов! А это, — он кивнул в сторону остальных членов группы, — сотрудники нашего оперативного управления. Все их имена, звания и должности будут отражены в протоколе осмотра места происшествия. Это вас устраивает?

— Вполне. — Воронцов спрятал удостоверение в карман и начал давать объяснения. — Как вы знаете, товарищ капитан, уже не первый год у нас в стране ведется борьба с детской беспризорностью. На это бросили огромные силы. Об этом постоянно трубят по всем теле и радиоканалам. А воз, как говорится, и ныне там…

— Я попрошу вас поближе к теме! — нетерпеливо перебил его капитан.

— А это — как раз по теме! — настойчиво продолжил Виктор Петрович. — Одни у нас занимаются борьбой с этим страшным социальным злом, а другие эту самую беспризорность плодят! Я уже замучился говорить о том, что детская беспризорность — это явление сугубо социальное! И возникает она не в следствие каких-то непреодолимых обстоятельств, а в следствие преступных действий конкретных российских чиновников. Теперь о конкретном. Мне вот давеча один здешний чиновник, как я думаю, напрямую причастный к этому погрому, — он обвел руками помещение студии, — предложил отправить всех детей… куда бы вы думали?.. — он в упор посмотрел на оперативника.

— И куда же?.. — слегка усмехнулся тот. — По домам, что ли?..

— Нет, дорогой мой! Он предложил отправить всех детей, которые занимались в этой прекрасной художественной студии… на панель! Вот так вот! А потом мы удивляемся, почему у нас растет детская проституция и педофилия!

— Это все понятно. — Вздохнул капитан. — Но все это не по нашей части. Наше дело разбираться с конкретными преступлениями.

— А это что, по-вашему, не конкретное преступление?! — оторвавшись от написания заявления, вмешалась в разговор Троицкая. — Они же нам губят все подрастающее поколение! Мы этого терпеть не будем!

От ее крика капитан даже подскочил на месте.

— С вами, ма…, извиняюсь, гражданка… — он заглянул в шапку ее заявления, чтобы прочесть фамилию, — с вами, гражданка Троицкая, мы побеседуем чуть позже. А сейчас разрешите мне завершить опрос свидетелей. — Он опять повернулся к Воронцову. — Продолжайте, пожалуйста. Только я очень прошу — ближе к теме!

— Хорошо. — Согласился Виктор Петрович. — Если быть совсем близким к теме, то мы хотели бы знать, кто, когда и зачем учинил погром в этой детской студии. Как я понял из объяснений местного главы управы господина Колотова, это, якобы, делала служба судебных приставов. Но ни о каких возможных действиях этой уважаемой службы никто поставлен в известность не был. Как вы знаете, обычно судебные приставы приглашают на исполнение судебного решения все заинтересованные стороны. При этом составляется соответствующий протокол. Если речь идет всего лишь о выселении, то имущество должника передается ему по описи или аккуратно упаковывается и передается третьему лицу на ответственное хранение. Здесь же мы наблюдаем просто погром. Кроме того, дверь студии опечатана не печатью службы судебных приставов, а неким муниципальным учреждением под названием «Наш Арбат». Что такое — этот «Наш Арбат» и какое отношение он имеет к спору между управой «Арбат» и детской студией «Семицветик», никто не знает. Поэтому я прошу вас установить лиц, взломавших двери студии и похитивших принадлежащее ей имущество.

— Скажите, пожалуйста, вы лично общались сегодня с руководством управы «Арбат»?

— Да.

— И они вам лично заявили, что никакого отношения к событиям в этой студии не имеют?

— Совершенно верно.

— То есть, у вас претензий к руководству управы нет?

— Претензии у меня к ним есть! Но они будут высказаны в другом месте и в другое время!

— Это ваше дело. Я говорю о данном конкретном случае.

— По данному конкретному случаю — нет.

— Ну, что же, мы это так и запишем…

Бригада проработала в помещении студии чуть более часа. Опросив всех свидетелей и саму потерпевшую, наделав массу фотоснимков, прихватив с собой образцы раздавленных детских поделок и сорванных с дверей полосок с печатями, они, наконец-то, двинулись к выходу.

Девушка, бережно прижимающая к груди свой чемоданчик с вещественными доказательствами, на прощание подошла к Троицкой и что-то тихонько шепнула ей на ухо. Затем чмокнула ее в щеку и поспешила вверх по лестнице. А капитан Белов подошел вплотную к Виктору Петровичу и широким жестом протянул для прощания руку.

— Спасибо вам, профессор. Я это искренне, от души! Мы ведь не чурбаны какие-то бесчувственные. У нас тоже есть дети. И я постараюсь, конечно, что-нибудь сделать. Но только, боюсь, что наше руководство все равно все это погасит. Уж слишком здесь торчат уши высоко поставленных московских чиновников. Сами понимаете: Арбат — место весьма привлекательное! Здесь каждый квадратный метр стоит огромных денег. — Капитан тяжело перевел дух и добавил. — А на детей им, действительно, глубоко наплевать! Куда, вы говорите, этот здешний глава решил отправить детей из студии? На панель? Ну-ну!.. — он как-то невесело усмехнулся и еще раз протянул Воронцову руку. — Так что мы все желаем вам успехов. Если что, можете на нас с ребятами рассчитывать. Только, так сказать, в личном качестве. Я вот тут вам свой телефончик на всякий случай написал. — Он достал из кармана пиджака свернутую бумажку и вложил Воронцову в руку.

После этого подошел к Троицкой, взял в свои ладони ее руку и поцеловал.

— Не отчаивайтесь, Вера Александровна… Потому что у вас есть ваши талантливые дети… И такие друзья!..

Не дожидаясь ответной реакции, он резко повернулся на месте и быстро выбежал на улицу… 

 

Глава 3. Прозрение

1

Новый учебный год на факультете журналистики всегда начинался торжественно.

Студенты старших курсов уже заранее готовили свой традиционный «капустник», который одновременно являлся и приветствием, и напутствием вновь поступившим товарищам. А новички уже в первые три дня должны были не только познакомиться с распорядком студенческой жизни, но и выпустить первый номер своего «Студенческого вестника» с описанием своих первых впечатлений от пребывания на факультете.

Что касается традиционного «капустника», то проблем, как всегда, никаких не возникло. Уже третьего сентября руководитель агитбригады доложил заместителю декана, что действо готово, и они в любой момент его продемонстрируют.

А вот со «Студенческим вестником» намечался явный провал.

Уже на следующий день после начала учебных занятий и после первого знакомства с «новобранцами» куратор курса в панике прибежала к заместителю декана и сообщила, что снимает с себя всю ответственность за подготовку новичков к посвящению в студенты.

Ворвавшись в кабинет начальника, она только размахивала руками и страшно таращила глаза.

— Да, вы только послушайте, Аркадий Иванович! Они же практически никто даже толком на русском языке разговаривать не могут! И с фамилиями их у меня в голове полный кавардак! Такое впечатление, что я в Турцию переехала! — Она в бессилии развела руками и бухнулась в стоящее у стены кресло. — Я дала одному из них малюсенькую заметку написать…. Про свой район, из которого он приехал… Так он умудрился в одном предложении сразу восемь ошибок сделать!.. Он в слове «генерал» вместо «е» буквы «и» поставил, а «учитель» написал без мягкого знака на конце… Ну что это такое? Это же просто издевательство над нашим великим и могучим! А у него, между прочим, по русскому языку — самые высокие баллы!..

— Погоди, Анюта… — начал ее успокаивать начальник. — Ты не драматизируй ситуацию! Мы же прекрасно знали, кого принимаем. Сама же работала в приемной комиссии…

— Да-а-а… — только протянула в ответ Анюта и безнадежно махнула рукой. — Уж то, что творилось у нас в приемной комиссии, вообще можно с трудом назвать работой! Я последние две недели вообще домой являлась почти в два часа ночи! Устроили нам эти уроды из министерства сумасшедшие деньки! Их бы самих надо было посадить в приемные комиссии и заставить разбираться во всем этом бардаке!.. — Она бросила на стол замдекана папку с материалами по курсу и твердо произнесла. — В общем — так, Аркадий Иванович! Снимайте с меня кураторство над этим курсом! Не буду я с ними работать! Или я вообще уволюсь с факультета! Лучше пойду в какую-нибудь газету… Или, на худой конец, в любое Интернет-издание… Так честнее будет!

Анюта медленно поднялась из кресла, еще раз кинула взгляд на брошенную папку и заторопилась из кабинета.

2

Аркадий Иванович не стал ей вслед ничего говорить. Да и, что он мог сказать в данной ситуации? Он сам уже целую неделю находился на грани нервного срыва. Ни один сентябрь из последних десяти, проработанных им в стенах журфака, еще не начинался для него так нескладно. И он уже тоже начал задумываться над тем, что, может быть, и ему пора опять возвращаться в реальную журналистику.

Тем более, что не все еще, наверное, забыли некогда широко известное имя Аркадия Полосина.

В свое время многие почему-то считали его настоящую фамилию — Полосин — творческим псевдонимом. А друзья по газете даже постоянно подтрунивали: «Ты, брат, какой-то ненасытный! Тебе стандарт небольшой заметки никак не подходит! Обязательно целую полосу подавай!»

Но полосы ему давали довольно редко. Потому что середина 90-х ознаменовалась для журналистики тем, что большую часть изданий стали занимать сводки экономического характера. И социальные проблемы, о которых писал Полосин, как-то отошли на второй план. Зато буйным цветом начали процветать всевозможные совершенно пустые, как считал Аркадий, глянцевые издания и желтая бульварная пресса. Поэтому уже к концу 90-х он полностью созрел к тому, чтобы покинуть реальную журналистику и перейти на преподавательскую работу. Тем более, что тогдашний многолетний и бессменный декан журфака Ясен Засурский неоднократно делал Аркадию предложение перейти к нему на факультет не только преподавателем, но и его заместителем.

Но, все-таки, Аркадий продолжал сомневаться. И лишь, когда его очередную аналитическую статью по проблемам наркомании в России пустили «под нож», дал, наконец-то, Засурскому свое согласие.

События этого лета и наступившей тревожной осени он предвидел давно.

Проблема ЕГЭ привлекла его внимание еще несколько лет назад. Уже тогда особый склад ума журналиста-аналитика подсказал ему, что эта штучка не так безобидна, как это кажется на первый взгляд. Он перелопатил массу литературы и периодики по проблемам тестовых экзаменов и пришел к совершенно твердому убеждению, что тестовая форма оценки знаний абсолютно не приемлема на экзаменах по предметам гуманитарного цикла. Потому что гуманитарные предметы, к которым он относил, в первую очередь, литературу, историю и обществознание, не поддаются формализации и укладыванию в стандартные тесты.

Ну, как, к примеру, можно определить уровень знаний учащегося по истории, если ты не в состоянии собственными ушами услышать его размышлений и почувствовать ход его мыслей?

А литература? Как можно по каким-то чисто формальным признакам определить, понимает ли экзаменуемый всю полноту художественного замысла автора произведения? Или понять, какое эмоциональное воздействие оказало это произведение на молодого, еще неокрепшего человека?

Он, почему-то, представил себе, что так же кто-то будет и его, Полосина, статьи и очерки оценивать не смыслу, заложенному в них, а по форме и количеству знаков препинания.

Года два назад он впервые познакомился со статьями на тему ЕГЭ профессора Воронцова. И понял, что, не смотря на ряд различий во взглядах по другим проблемам педагогики, здесь они являются полными единомышленниками.

И Аркадий Иванович начал действовать. Тем более, что неожиданно получил поддержку в этом деле не только в лице декана журфака Ясена Засурского, который не стеснялся на всех уровнях абсолютно твердо заявлять о полной порочности ЕГЭ, но и в лице ректора университета Виктора Садовничего.

Правда, позицию последнего Полосин так до конца уяснить для себя и не сумел. Ему почему-то порой казалось, что ректор играет в какие-то известные ему одному игры. И нутром старого газетчика он осознавал, что игры эти, рано или поздно, до добра не доведут.

Год назад ситуация усугубилась тем, что старик Засурский неожиданно подал в отставку с поста декана.

Аркадий, да и не только он один, как-то сразу заподозрил, что здесь не все так просто. Потому что журфак для Засурского был и домом, и службой, и семьей. Но для него специально была введена ничего не значащая почетная должность президента факультета, и старик Засурский полностью смирился со своей участью.

Поговаривали, что все это произошло не без влияния извне. Особенно в связи с его острой критикой ЕГЭ.

А кое-кто с уходом Засурского связал и резкое изменение отношения к этой странной аббревиатуре из трех букв и самого ректора Садовничего. Он сразу стал более покладистым и сговорчивым. Похоже, ему был дан некий сигнал. И даже был запущен слух о его перемещении с поста ректора на подобную почетную, но ничего не значащую, должность президента университета. А на его место стали прочить чуть ли не нынешнего министра образования Фурсенко.

Подобный разворот событий не устраивал никого. И уже тогда Полосин начал подумывать о том, чтобы покинуть раз и навсегда стены ставшего для него родным журфака.

И, хотя все интриги вокруг руководства университета на некоторое время слегка притихли, сам Полосин и его товарищи по факультету больше склонялись к тому, что произошло это исключительно из-за временного компромисса между руководством университета и чиновниками минобра.

Главным компромиссом стало введение ЕГЭ повсеместно по всей стране в штатном режиме. Хотя даже трудно было себе представить, что будет, к примеру, при подобной ситуации с его родным факультетом.

Когда дверь за Анютой закрылась, Аркадий Иванович еще раз невольно мысленно пробежал все возможные варианты для себя лично и набрал номер телефона декана факультета.

3

Совещание руководящего состава факультета в этом году выглядело отнюдь не празднично, как это бывало в прошлом.

И дело было даже не в том, что всем явно не хватало постоянно ворчащего, но довольно отходчивого, старика Засурского, а на его месте теперь восседала молодая энергичная женщина. Эту женщину они знали уже давно, и никакой особой аллергии на ее назначение на эту весьма ответственную, но весьма непростую, университетскую должность ни у кого не было. Просто в воздухе после столь непростого лета и приемной кампании повисла какая-то особая тревога, очень быстро распространившаяся буквально на всех членов педагогического коллектива.

Тем более, что многие из присутствующих знали, что их новый декан, в отличие от старика Засурского, новшества, внедряемые в университете (и в первую очередь, конечно же, ЕГЭ) приняла не просто спокойно. Но даже с некоторым энтузиазмом. Что сразу не понравилось многим из профессорско-преподавательского состава, более ее умудренным жизненным опытом.

Но в целом, Алена Леонидовна производила впечатление человека уверенного в своих силах. И это наставникам будущих журналистов серьезно импонировало.

И все-таки, напряженность чувствовалась во всем.

Когда декан, подойдя к небольшой импровизированной трибунке, начала свою речь со слов «Поздравляю вас всех с началом нового учебного года! По-моему, в этом году мы сделали весьма успешный набор студентов!..», в зале раздался тихий, но совершенно отчетливый, гул неодобрения.

Алена Леонидовна прекрасно знала этот излюбленный прием студентов всех времен. Такой гул сидящих напротив тебя с непроницаемыми лицами людей, как правило, срабатывал безотказно. Ибо, он показывал, что неодобрение действий или слов преподавателя носит всеобщий характер, но определить зачинщика или наказать за это кого-либо конкретно просто невозможно.

Много лет работая со студентами, преподаватели и сами невольно перенимали все студенческие приемы общения, и неизменно использовали их в своей собственной среде.

Поэтому, моментально сориентировавшись в сложившейся ситуации, Алена Леонидовна, словно не заметив возмущения коллег, продолжила:

— Я, конечно же, имею в виду мнение на сей счет руководства министерства образования и науки. Но, так же как и все руководители университета придерживаюсь достаточно осторожной позиции. Думаю, что нам предстоят непростые деньки. И, в первую очередь, нам с вами предстоит выяснить, насколько те высокие баллы ЕГЭ, с которыми прибыли к нам наши сегодняшние первокурсники, соответствуют реальной действительности.

Она как-то беспомощно развела руками и лишь тихонько вздохнула, что сразу же примирило ее со всей аудиторией. Потому что гул моментально исчез, а в глазах некоторых коллег она даже сумела заметить некоторые искры сочувствия.

— Еще раз повторяю, — продолжила она, — мы с вами очень внимательно изучим всю сложившуюся ситуацию и сделаем соответствующие корректировки в организацию процесса обучения. Только еще раз попрошу не драматизировать… Все равно нам не дано что-либо изменить… Я знаю, что многие из вас еще весной участвовали в издании, так называемой, «Белой книги ЕГЭ». И вы, безусловно, вправе иметь свою собственную точку зрения на происходящие процессы. Но сейчас мы имеем дело с уже свершившимся фактом… И нам надо как-то из всего этого выходить с достоинством…

— Ну, что вы, Алена Леонидовна?! О каком достоинстве мы сейчас с вами говорим?! — неожиданно прервал ее Полосин. — Сейчас о достоинстве уже говорить поздно. Это все равно, что пить «Боржоми» когда почки уже отвалились! — Он вскочил с места и размеренным шагом прошел к трибунке. — Чему мы сможем научить студента, который не знает даже элементарных правил русского языка? И это — на факультете журналистики! — Он поднял над головой листы исписанной бумаги. — Мне вот куратор первого курса принесла их так называемые заметки для традиционной стенгазеты. Это же — позор для России! Они слово «генерал» пишут через «и», а в слове «учитель» мягкий знак на конце поставить забывают! Так они скоро вместо «доктор» будут писать «дохтур», а нас с вами будут называть «перподователями»… Дожили! — Он бросил листки на стол декана и пошел на место.

Алена Леонидовна попыталась сделать протестующий жест, но поняла, что джин из бутылки вырвался на свободу.

Преподаватели начали вскакивать с мест один за другим и наперебой высказывать свое возмущение.

— Этого Фурсенко самого бы заставить работать с полуграмотными студентами!..

— Да, чего он понимает-то в нашем преподавательском деле?! Он ведь в вузе никогда толком не работал!..

— А я хотела бы посмотреть на тех придурков из ФИПИ, которые тесты по литературе создавали!.. Это ж надо до такого додуматься: какой породы была лошадь у Вронского?!.

— Их всех надо собрать — этих умников — камень на шею, и утопить, как Герасим свою несчастную Муму!..

— Ну, это вы уж слишком!.. — В растерянности произнесла декан. — Этак мы черт знает до чего договоримся!.. Так ведь нельзя…

— А что можно?! — вдруг вскочила с места вечно молчащая заведующая кафедрой стилистики Николаева. — Вы только подумайте, коллеги! Обычно «неуд», то есть более восьми орфографических и синтаксических ошибок у нас получали всего три-четыре студента. А результаты нынешнего года оказались для нас просто чудовищными. Из двухсот двадцати девяти первокурсников в простеньком тексте на одну страничку восемь и меньше ошибок сделали всего восемнадцать процентов ребят. У остальных, включая пятнадцать, так называемых, «стобалльников» оказалось по двадцать четыре — двадцать пять ошибок. Практически в каждом слове по три-четыре ошибки, искажающие его смысл до неузнаваемости, — она в беспомощности развела руками. — Понять многие слова было просто невозможно. Не сразу ведь сообразишь, что означают «рыца», «двух яростный», «поциэнт», «оррестованы», «че-рез-чюр», «гинирал»… По сути это и не слова, а их условное обозначение. Я двадцать лет даю диктанты, но такого никогда не встречала, — доцент Николаева как-то горестно вздохнула. — По сути, ЕГЭ возвращает нас к наскальным знакам. Он уничтожил наше образование на корню. Это бессовестный обман в национальном масштабе. Суровый, бесчеловечный эксперимент, который провели над нашими детьми. Мы столкнулись с чем-то страшным…

— Мы кого с вами собираемся готовить? — тут же поддержала ее сидящая рядом подруга — тоже вечно отмалчивавшаяся доцент Моргулина. — Будущих представителей четвертой власти или послушных малограмотных холуев? — Она даже резко хлопнула рукой по столу и повернулась всем телом в сторону декана. — Мне вот даже мой младший сын постоянно теперь дурацкие вопросы задает. Он в этом году только в девятый класс пошел, а их уже тоже начали натаскивать на всякие тесты! Так даже я в ужас прихожу от этих вопросов!..

— Ну, дело же, в конце концов, не в этих самых тестах… — Попыталась возразить Алена Леонидовна. — Их же можно и усовершенствовать…

— Да, в том-то и дело, что дело не в тестах! — Опять вскочил со своего места Полосин. — Дело в том, что сама система ЕГЭ убивает классическое фундаментальное образование в нашей стране! Разве это трудно понять? Мы же об этом не раз говорили. Перевод на тестовые экзаменационные задания означает собой переход от логики мышления и логики рассуждения к чисто прикладному восприятию изучаемого материала.

Буквально обескураженная столь бурными выступлениями своих коллег по факультету, декан присела на краешек стула и только беспомощно пожала плечами:

— Я даже не знаю, чего нам теперь делать… Отменить результаты набора уже невозможно… И отчислить их нам до результатов первой сессии будет тоже практически невозможно…

— Думаю, что и после первой сессии вам тоже никто не позволит произвести массовые отчисления, — в раздумье произнес Полосин. — Так что, видимо, придется нам всем засучить рукава и заново обучать этих егешных стобалльников элементарной грамотности…

— Но ведь это же — полный абсурд! — опять вскочила со своего места профессор Пустовалова. — Это же значит, что мы теперь начнем выпускать недоучек!

— А вот этого я вам не позволю! — вдруг прихлопнула ладонью по столу Алена Леонидовна. — Значит, всем нам придется значительно поднапрячься. Теперь мы понимаем, с каким материалом имеем дело, и должны скорректировать свои учебные планы. Попрошу вас, Аркадий Иванович, взять этот вопрос на контроль! — Она повернулась в сторону Полосина и прочертила рукой в воздухе, как будто ставя свою резолюцию.

Тот, в свою очередь, в ответ на ее жест только с сомнением пожал плечами и тихо, но достаточно внятно, произнес:

— Боюсь, что сия миссия неисполнима… — Он сделал ударение в слове «миссия» на последней букве, встал со своего места и вышел из зала.

Глядя ему вслед, профессор Пустовалова только грустно произнесла:

— Похоже, Господь всех нас лишил разума. Это нам наказание за грехи наши. Но, слава Богу, хотя бы у кого-то начинает наступать прозрение…

После ее слов все присутствующие, как по команде, поднялись с мест и двинулись к выходу, оставив декана в полной растерянности.

И только когда уже последний человек покинул зал, Алена Леонидовна вдруг вскочила с места и выбежала в коридор.

— Куда же вы?.. Мы же с вами не определили основные цели и задачи…

— А чего тут определять-то?.. — грустно проговорил уходивший последним профессор Воробьев, — Все понятно без каких-либо резолюций: будем тянуть эту серость в верхние эшелоны четвертой власти!.. — Он как-то невесело усмехнулся и зашагал дальше, оставив декана в одиночестве посреди широкого коридора.

К себе в кабинет Алена Леонидовна зашла в совершенно подавленном состоянии. Бросила листки с заготовленным докладом на стол и устало опустилась на диван. Попросила секретаря Дашу принести чашку чая. Потом долго рассматривала корешки стоящих в шкафу папок, как будто что-то высматривая. Нашла папку с надписью «ЕГЭ. Периодика». Долго листала ее, пока не наткнулась на то, что искала. Это была публикация двухгодичной давности статьи профессора Воронцова «ЕГЭ. Мифы и реальность».

Попросила Дашу ни с кем ее не соединять и углубилась в чтение.

«ЕГЭ. Мифы и реальность»

«ЕГЭ — это странное сочетание из трех букв, больше похожее на очередное ругательство, вот уже не первый год вводит в состояние озноба все российское общество. Возникает законный вопрос: кто и зачем придумал эту головную боль? Кто является заказчиком, исполнителем и потребителем данного образовательного суррогата?

Единый государственный экзамен проводится под лозунгами: «Доступность. Повышение качества. Эффективность управления». В 2005 году в сферу ЕГЭ было втянуто 78 субъектов Российской Федерации, 853 тысячи выпускников школ, 1543 вуза и 1765 ССУЗов. А в 2007 году в «эксперименте» участвовали практически все субъекты Федерации.

Так что же такое ЕГЭ на самом деле? Откуда он появился и какую задачу преследует? Сегодня, в погоне за уходящим от нас поездом мирового образовательного сообщества, мы порой бездумно копируем полностью отжившие системы. Одной из таких систем является ЕГЭ. Первые аналоги ЕГЭ появились во Франции в конце 60-х годов. Французское правительство, озабоченное массовыми студенческими выступлениями, пошло на популистские меры. Было объявлено о начале политики социальных преобразований, которые будут способствовать доступности высшего профессионального образования для всех. (Этот же тезис стоит на первом месте и в концепции ЕГЭ в России) Данный лозунг был весьма привлекателен. Но механизм его реализации не сработал. И уже через несколько лет стало совершенно очевидно, что введение единого государственного экзамена и замена им традиционных вступительных экзаменов в вузы привело к полному размыванию всей системы высшего образования. Резко упало качество знаний поступивших, и начался неминуемый процесс отсева вновь принятых студентов за неуспеваемость. Большая часть бюджетных мест оказалась занятой полуграмотными недоучками. А огромная масса по-настоящему талантливых абитуриентов осталась за бортом. Результатом этого стала еще большая социальная напряженность. И уже через 7 лет правительство Франции вняло пожеланиям своего образовательного сообщества и ушло от ЕГЭ, как от главной и основной формы приема в вузы. Этот экзамен остался только в качестве вспомогательного при наличии традиционных вступительных испытаний.

Однако опыт Франции очень быстро был перенесен на другую почву — в США. Сделала это команда Александра Кинга, при активном участии которого происходило реформирование всей системы образования в США в конце 60-х — начале 70-х годов 20-го века. Американцы весьма увлеклись тестовой системой оценки знаний и возвели ее в полный абсолют. Сегодня — через тридцать лет после начала этого «эксперимента» — они пожинают плоды данного действия. В феврале 2005 года на конгрессе американских губернаторов самый богатый человек планеты американец Билл Гейтс сделал сенсационное заявление. Он сказал, что «американская система образования фактически умерла, потому что она полностью утратила свой фундаментальный характер». Выпускник американской школы, по словам главы «Майкрософт», не в состоянии более производить интеллектуальный продукт. Он превратился в потребителя. А вся система образования полностью скатилась на прикладные рельсы. Уровень образования в США достиг, по его словам, самого низкого значения за весь двадцатый век. Одной из причин данного явления стала совершенно неадекватная система оценки знаний учащихся и значительные упущения в содержании образования.

Начиная работу по внедрению в России единого государственного экзамена, наши «реформаторы» из Высшей Школы Экономики фактически за образец взяли американскую модель. И это весьма настораживающий фактор. Тестовая система оценки знаний, безусловно, имеет право на существование. Более того, она может стать важнейшим дополнительным средством при определении уровня эрудированности учащегося. Но эта система не может и не должна быть главной, определяющей системой оценки истинного уровня подготовленности ученика к дальнейшему продолжению профессионального образования. Поскольку при тестовой оценке знаний особо велик риск ошибки. Ибо, любой тест по своей сути — викторина. А в любой викторине присутствует и элемент удачи, и элемент неудачи. Поэтому наиболее оптимальной системой, как утверждает бывший директор Центра тестирования Министерства образования и науки Владимир Хлебников, является не ЕГЭ, а «единое государственное оценивание». Оно состоит из совокупности тестовых оценок, полученных учеником на протяжении всего процесса обучения в школе и по результатам обучения (собственно ЕГЭ), результатов его участия в различных олимпиадах и творческих конкурсах и, наконец, из вступительных испытаний, проводимых конкретным вузом, в который он поступает. Только это может дать наиболее объективную оценку знаний ученика и полностью исключить элемент досадной случайности.

Как неоднократно заявлял ректор МГУ Виктор Садовничий, «мы должны полностью исключить возможности поступать в вузы бездарям и открыть широкую дорогу талантам». И в этом есть глубокий социальный смысл.

Это приобретает особое значение в свете современных тенденций развития мировой экономики. Ни для кого не секрет, что уже через 25–30 лет главным мировым экономическим рынком станет рынок новых информационных технологий и научных разработок. Именно с этого рынка мы рискуем быть вытеснены уже сегодня. Тогда мы превратимся в примитивных потребителей данной продукции, не способных к самостоятельному производству ее. И это значит, что Россия окончательно и навсегда утратит статус великой мировой державы.

Но есть и еще один немаловажный аспект данной проблемы. Ни для кого не секрет, что наша страна сегодня занимает одно из ведущих мест в мире по уровню коррупции. Начиная эксперимент по внедрению ЕГЭ, его разработчики настойчиво убеждали нас в том, что это позволит снизить уровень коррумпированности при поступлении в вузы. По их мнению «теневой образовательный рынок» должен был сократиться многократно.

Что же мы видим на самом деле? На коллегии был представлен вариант перевода ЕГЭ на региональный уровень по автоматизированной информационной системе «Экзамен», разработанной коммерческой структурой «КРОК Инкорпорейтед». По данной методике в 2005 году ЕГЭ проводился в 5 регионах страны (в этом учебном году планируется в 10 регионах). Суть данной методики примитивно проста. Больше не будет единых государственных обезличенных бланков, имеющих несколько степеней защиты. Все бланки ЕГЭ будут печататься непосредственно в пунктах проведения ЕГЭ в регионах и будут именными: вплоть до указания точного места, на котором будет сидеть сдающий экзамен выпускник, и номера его варианта. Если учесть, что проверку и обработку данных ЕГЭ будет осуществлять все та же коммерческая структура — «КРОК Инкорпорейтед», возникает не просто лазейка, а целые ворота для коррупции. То есть мы видим, что уровень коррупции не сокращается, а переносится на другие этажи. И это чревато для России тяжелыми последствиями. Потому что может наступить момент, когда манипуляции с оценкой знаний учащихся станут достоянием широкой общественности. И это непременно приведет к подрыву мирового авторитета российского образования в целом и выталкиванию егоза пределы мирового образовательного сообщества. Ибо, никто не пожелает признавать российские документы об образовании, полученные мошенническим путем.

Следующий девиз ЕГЭ гласит: «Повышение качества». И это весьма проблематично. Ибо повышение качества осуществляется в процессе обучения школьника. Если тестирование использовать, как рабочий инструмент учителя, то его нужно проводить планомерно и неоднократно на протяжении всего курса обучения. Иначе все теряет свой изначальный смысл. Ибо говорить о какой-либо корректировке после окончания учеником школы совершенно бесполезное занятие. Никогда разовая итоговая оценка знаний не работала на повышение качества этих знаний. Если же речь идет о повышении качества работы учителя, то на данные процессы влияют совершенно иные факторы. И уж тем более никак не может эта тестовая викторина показать просчеты и недостатки в работе педагога. Таким образом, лозунг «Повышение качества» никак не соотносится с фактом проведения единого государственного экзамена.

Ну и, наконец, третий лозунг ЕГЭ «Эффективность управления» вообще не имеет никакого отношения к оценке знаний учащихся. По самому своему определению не может ЕГЭ влиять на эффективность управления. Потому что, во-первых, сдается он не по всем предметам. А, во-вторых, тестовая система оценки знаний никогда не давала качественных показателей, без которых невозможно определить наиболее слабое управленческое звено.

Еще один миф, связанный с разработкой и внедрением ЕГЭ, — повышение уровня доступности высшего профессионального образования для молодежи из отдаленных регионов страны и из малообеспеченных семей. На самом деле к решению данной социальной проблемы ЕГЭ так же не имеет никакого отношения. Ибо, главная задача заключается не в том, чтобы сдать экзамен в вуз и поступить туда на обучение. Будущий студент должен иметь социальные гарантии успешно закончить обучение в вузе, получить желаемую работу по специальности и стать полноценным производителем материального и интеллектуального продукта.

Долгое время к ЕГЭ привязывали другое новшество — ГИФО. Это государственные именные финансовые обязательства, которые; по мнению разработчиков проекта, должны были частично покрыть расходы на обучение студента в вузе. Однако идея ГИФО, похоже, уже окончательно похоронена. Во всяком случае, об этом механизме больше никто всерьез не вспоминает. Сегодня речь идет об образовательных кредитах и субсидиях. Законопроект об этом давно и безнадежно завяз в стенах Государственной Думы, гуляет по думским кабинетам и, скорее всего, в ближайшее время в свет не выйдет.

До сих пор настораживает экспертов и качество разработки контрольно-измерительных материалов (КИМов). В них постоянно обнаруживаются ошибки и неточности. А это означает, что никто не может при такой ситуации гарантировать объективность оценки по ним. К сожалению, ошибок при разработке КИМов не удастся избежать до тех пор, пока в России не появятся, наконец, полноценные, отработанные на всех уровнях образовательные стандарты. Именно на эту задачу сегодня Министерству образования и науки и Федеральному агентству по образованию надо направить все свои силы вместо того, чтобы постоянно латать дыры при проведении ЕГЭ.

Есть еще целый ряд факторов, заставляющих весьма осторожно подходить к внедрению ЕГЭ. Это и весьма слабая технологическая проработка самого процесса, и неподготовленность кадров, и слабая материально-техническая база пунктов приема ЕГЭ, и высокая затратность всего процесса. Так в 2005 году непосредственно на проведение ЕГЭ только из Федерального бюджета было затрачено 543,4 млн. рублей, а всего за все годы «эксперимента» из государственного бюджета на ЕГЭ было потрачено около 370 миллионов долларов.

При такой ситуации торопливость, с которой Министерство образования и науки России во главе с господином Фурсенко пытается узаконить ЕГЭ в качестве основного и единственного инструмента для поступления выпускников школ в высшие учебные заведения страны, вызывает недоумение.

И это настраивает на весьма пессимистический лад. Так как в данном случае тайфун по имени «ЕГЭ» грозит захлестнуть своей стихийной волной всю систему российского образования и выбросить нашу страну на задворки мировой экономики».

Дочитав последние строки, Алена Леонидовна надолго задумалась. Потому что все это наводило на довольно грустные размышления. А ведь эксперты, много лет выступавшие против введения ЕГЭ в штатном режиме, кажется, во многом были правы. И теперь это проявилось с полной отчетливостью. А Пустовалова, которую не только студенты, но и многие преподаватели за глаза называли на факультете «старой каргой», говоря о не ком прозрении, была очень близка к истине.

Жаль только, что прозрение это всегда наступает слишком поздно.

Она еще раз перелистала статью Воронцова и решительно двинулась к своему рабочему столу, на котором уже лежала подборка статей по поводу ЕГЭ из официальной «Российской газеты».

Заваленный ЕГЭ Новые правила приема загнали вузы в тупик

Ирина Ивойлова. «Российская газета» — Федеральный выпуск № 4961 (137) от 28 июля 2009 г.

Вчера вузы вывесили первые списки абитуриентов — кандидатов на зачисление. Приемные комиссии стонут: им приходится отыскивать будущих студентов из десятков тысяч абитуриентов.

Некоторые вузы захлестнул настоящий абитуриентский вал. Причем самый большой наплыв — туда, где зачисляют только по результатам ЕГЭ и не проводят собственных вступительных экзаменов. Всего таких вузов 24.

В МГИМО, где есть обязательный дополнительный экзамен по английскому языку, подано лишь 3678 заявлений. А РГГУ, где для поступления на большинство специальностей достаточно свидетельства ЕГЭ, — 62 тысячи!

В МГУ, который проводит собственные испытания, картина привычная: на мехмате, к примеру, конкурс около четырех человек на место. Зато в МЭСИ на специальность «психология» на одно место претендует 14 человек, на «статистику» — 100, а на «государственное и муниципальное управление» — 214! Для сравнения возьмем и АНХ при правительстве РФ, где тоже надо сдавать лишний экзамен: здесь даже на самую престижную специальность «национальная экономика» конкурс как минимум в десять раз меньше, чем в МЭСИ.

То, против чего во многом был задуман ЕГЭ, а именно — экзамен при поступлении, сейчас в каком-то смысле стал палочкой-выручалочкой для этих 24 вузов: спас приемные комиссии от десятков тысяч поступающих и помог распознать тех, кто действительно хочет и способен учиться.

Ректор МГЮА Виктор Блажеев высказывается откровенно: «Я даже не знаю, что мы делали бы без вступительного испытания».

Всего абитуриентов в МГЮА — 10 тысяч. Это смешная цифра для ответственного секретаря приемной комиссии МЭСИ Елены Завражной: через ее руки прошло 32 000 заявлений.

— Приемная комиссия работает по 12 часов в день, включая выходные, — рассказывает она. — Мы превысили все сметы на покупку канцтоваров, трижды уже докупали скоросшиватели, ручки, бумагу… Чтобы абитуриенты не толпились, завели электронную очередь. И все равно задыхаемся от работы. Сейчас одни ребята понесут подлинники, другие будут забирать документы — придется как-то разводить эти толпы.

Остро обозначилась и еще одна проблема. Провозглашенная с ЕГЭ доступность высшего образования для школьников из глубинки оказалась не такой уж и доступной. Да, копии свидетельств можно отправить по почте, но времени утех, кто, допустим, поступал на творческие и физкультурные специальности, было очень мало. Уже 5 июля закончился прием документов во ВГИК, ГИТИС, Щукинское, Щепкинское училища, спортивные вузы. Успели не все.

— Экспресс-почта доставляет бумаги за день, но за услуги надо платить. Обычная — как получится. К началу творческих испытаний были звонки в приемную комиссию от тех, чьи документы застряли в пути, — делился ректор ВГИКа Владимир Малышев.

Впрочем, со многими из тех, кто уложился с документами в срок, ситуацию благополучной тоже не назовешь. Скажем, тот же МЭСИ завален заявлениями от абитуриентов без указания специальности, на которую они хотят поступать, и не с теми результатами ЕГЭ, которые нужны. Кто-то не смог даже правильно написать название вуза.

— Ребятам все равно, где учиться, — комментирует Елена Завражная. — А что касается доступности высшего образования, то как можно об этом говорить, если мы не можем обеспечить иногородним ребятам место в общежитии? Хотя некоторым льготникам оно обязательно должно предоставляться: детям-сиротам, чернобыльцам из зоны отселения.

В этом году в МЭСИ выделена всего 21 (!) койка для первокурсников, в РГГУ мест в общаге нет вообще. Но никого это не останавливает. Абитуриенты вошли в раж — бюджетное место любой ценой. И тут явные преимущества — у городских выпускников. Как ни крути, ЕГЭ в целом они сдали лучше, чем сельские.

Московская государственная академия ветеринарной медицины и биотехнологии им. К.И. Скрябина — вуз, рассчитанный в основном на сельскую молодежь. Но если бы не усилия ректора Федора Василевича по целевому набору ребят из глубинки, почти все места могли бы достаться москвичам.

— Вы думаете, городские поедут работать в село? Я весь год ездил по колледжам и техникумам, приглашал выпускников из десяти российских регионов учиться в академию, — объясняет ректор академии.

Остальные места в академии — для конкурсного приема. Кого возьмут — будет ясно уже 4 августа, когда вузы опубликуют первый приказ о зачислении.

Как вузы выбирают студентов из десятков тысяч абитуриентов?

В Рособрнадзоре уверены: процедура продумана до мелочей и покажет, какие учебные заведения достойны высоких строк в рейтингах. Лучшие наберут абитуриентов в первой же волне.

В самих вузах о зачислении говорят с тревогой. Как быть с теми, кто набрал равное количество баллов, более или менее ясно. Так, можно принять во внимание «портфолио» абитуриента: участие в конкурсах, олимпиадах, учесть оценку по профилирующему экзамену, в конце концов время сдачи подлинника (чем раньше, тем лучше). А вот что делать с льготниками, которые имеют право внеконкурсного зачисления?

Из-за возможности подавать документы в разные вузы и отправлять по почте на некоторые специальности заявлений от льготников больше, чем бюджетных мест. Такая ситуация во многих гуманитарных вузах — социальных, педагогических, юридических. Один из ректоров признался: очень надеется на то, что не все принесут подлинники. А если документы сдадут все? Придется зачислять?

— Вуз должен провести среди льготников конкурс и решить, сколько мест может выделить для такой категории, — говорит Сергей Игнатьев, начальник отдела высшего профобразования и федеральных университетов Рособразования.

Однако, по мнению ректора МГЮА Виктора Блажеева, закон такой возможности не дает: «Вот если бы в законодательном порядке было закреплено — вуз должен такой-то процент мест отдавать льготникам, например 10 процентов, — другое дело».

Большинство льготников-внеконкурсников имеет низкие баллы по ЕГЭ. Где гарантии, что они смогут учиться в вузе? Хорошо, когда после первой же сессии отчисляется два-три человека, а если полгруппы?

А вот еще одна неприятность для гуманитарных вузов: этот набор может оказаться девичьим. Девушки, как правило, лучше сдают ЕГЭ и имеют больше шансов сесть на студенческую скамью. Раньше парней изо всех сил тянули на вступительных экзаменах, а теперь как их заполучить?

Несмотря на фантастический конкурс, ни один вуз пока не может с уверенностью сказать, что выполнит план набора и найдет сильных студентов.

Прямая речь

Сергей Шатунов, помощник главы Рособрнадзора:

— Допустим, на 20 мест претендуют 100 человек. Вчера этот список из 100 человек появился в приемной комиссии и на сайте вуза. Абитуриенты распределены в нем по количеству набранных баллов. Первые 20 — главные кандидаты на зачисление, у них самые высокие баллы. Если бы все они принесли подлинники, вуз зачислил бы их и закончил набор.

Так и будет у ведущих вузов. У остальных возможен другой сценарий. Допустим, из первых 20 человек подлинники принесут десять. 4 августа в приказе на зачисление будут их фамилии. Еще десять, которые не представили подлинники, из кандидатов выбывают. Остается 80 человек — на десять свободных мест.

5 августа вывешивается второй список десяти кандидатов с самыми высокими баллами и резервный — в нем 70 человек. К 13 августа вторая десятка должна принести подлинники. Не принесли — место свободно для резерва. 21 августа — последний приказ о зачислении.

Что показали новые правила приема:

— высокий конкурс 200–300 человек на место не отражает реальной ситуации: многие вузы могут остаться без студентов;

— вузы не готовы к многотысячному наплыву абитуриентов: приемные комиссии вынуждены работать в авральном режиме;

— абитуриенты подают документы по принципу «хоть куда, лишь бы на бюджет»;

— не ясно, как быть с льготниками, которые имеют право на внеконкурсный прием;

— вузы не могут обеспечить всех иногородних студентов общежитием.

Вне конкурса в вузы принимаются:

— дети-сироты и дети-инвалиды;

— граждане до 20 лет, имеющие только одного родителя-инвалида I группы;

— военнослужащие-контрактники.

Преимущественное право при зачислении имеют:

— лица, вернувшиеся со службы в армии;

— дети военнослужащих, погибших при исполнении служебных обязанностей и из-за военной травмы.

Когда можно стать студентом:

4 августа — первый приказ о зачислении абитуриентов из первого списка;

5 августа — второй список на зачисление и список резерва;

13 августа — второй приказ о зачислении из второго списка;

21 августа – зачисление из списка резерва.

Берут числом

Татьяна Ткачева, Воронеж

– В этом году на долю абитуриентов и их родителей выпало больше сложностей. Возросла психологическая нагрузка, так как стало больше возможностей для поступления , — сочувствует вчерашним школьникам ректор Воронежского госуниверситета Владимир Титов.

В медакадемии на каждое место — от шести до сорока желающих. И это при том, что большинство поступает сюда по целевому направлению. В остальных вузах самый высокий конкурс, как правило, на экономические специальности: не меньше 20–30 человек на место.

В забытьи физика, химия, математика и филология, некоторые технологические и педагогические специальности. Однако и в педуниверситете сейчас удивляются рекордам. На информатику — 56 заявлений на место. Все вузы боятся, что не наберут договорников.

– Ажиотаж абсурдный – дети просто не знают, куда идти… – считает проректор строительного университета Владимир Григораш. – Ведь когда человек подает заявления на гуманитарный и на ветеринарный факультет, это значит, что ему все равно, чему учиться. В прошлом году один мальчик с 96 баллами по математике все не мог решить, куда подлинники сдать. Пришел к нам в последний день за полчаса до окончания приема документов. Сдал – и тут же попросил обратно. Обежал два вуза, везде опоздал, вернулся к нам в слезах. А время вышло. Такая процедура поступления – издевательство. ЕГЭ хорош только для оценки промежуточных знаний. А в вузе лучше традиционный экзамен – он и глубже, и человечнее.

Мода на чиновника

Ольга Журман, Владивосток

Вчерашние школьники мечтают поступить учиться на специальности, так или иначе связанные с государственным и муниципальным управлением. Чиновниками быть модно. Конкурс на эти специальности самый большой — до 70 заявлений на место. Не снижается популярность профессий экономистов и юристов.

— Сейчас мы проводим собеседования с абитуриентами. Это совсем не обязательная процедура, но она позволяет нам помочь абитуриентам разобраться со своими шансами и ситуацией. Ведь многие подали заявления сразу на несколько специальностей. Мы помогаем определить будущим студентам реальные шансы, — говорит проректор по довузовскому образованию ДВГУ Андрей Шушин. — Такую же работу ведем с абитуриентами-льготниками, поступающими на бюджетные места. Ведь они тоже подавали несколько заявлений и сейчас должны сделать выбор.

Во Владивостокском государственном университете экономики и сервиса (ВГУЭС) больше всего заявлений на специальность «государственное и муниципальное управление». Меньше всего желающих быть специалистом в области информационных систем, эксплуатации транспортных средств, экологии и природопользовании..

Всего ВГУЭС получил 10 тысяч заявлений на тысячу бюджетных мест. По поводу льготников здесь ответили кратко: обязаны — примем.

Владимир Кузнецов, проректор Владивостокского государственного медицинского университета уверен: «Определить, насколько объективно оценили знания наших школьников на ЕГЭ, можно будет только тогда, когда они уже начнут учиться».

Страдания профессуры

Евгения Цинклер, Санкт-Петербург

Самый высокий конкурс в Санкт-Петербургском государственном инженерно-экономическом университете (ИНЖЭКОНе) — 28 человек на место. Самая востребованная специальность — «Связи с общественностью» в Санкт-Петербургском государственном университете экономики и финансов: 188 человек на место. Половина абитуриентов — из провинции.

— У нас очень сильно увеличилась нагрузка. Выпускники относят документы сразу в несколько вузов и просто ждут результатов, — сетует Игорь Левин, член приемной комиссии ИНЖЭКОНа. — В прошлом году средний конкурс у нас был восемь человек на место, а в этом — сорок!

В творческих вузах новыми правилами поступления откровенно недовольны. В Санкт-Петербургской консерватории говорят, что из-за ЕГЭ потеряли в этом году как минимум пятерых очень талантливых ребят.

Творческие люди имеют не совсем обычный склад ума, который совершенно не учитывается ЕГЭ, – говорит исполняющий обязанности ректора консерватории Сергей Стадлер. – Выходит так, что по-настоящему талантливые люди не могут поступить в консерваторию. У нас кафедра хочет взять талантливого юношу, профессора буквально рыдают – а парень, как выясняется, вообще не имеет права поступать, потому что у него низкий балл ЕГЭ.

Лидируют экономисты

Наталья Решетникова, Новосибирск

Максимальный конкурс в вузах по-прежнему на специальности «юрист» и «экономист». В Новосибирском госуниверситете в лидерах экономфак — 1150 заявлений, на факультет бизнеса Новосибирского государственного технического университета подали документы 905 абитуриентов. «Финансы и кредит» в Университете экономики и менеджмента — 985 заявлений. Конкурс составляет от 30 до 40 человек на одно бюджетное место. В то же время на специальности «инженер» и «физик» конкурса порой нет вообще — возьмут всех, кто подал заявления.

Сегодня многие вузы опасаются, что бюджетные места займут абитуриенты со справками об инвалидности, а потенциально лучше подготовленные, талантливые и способные ребята останутся не у дел или будут вынуждены идти на платное обучение.

Ситуацию с льготниками необходимо тщательно проанализировать, возможно, необходима некоторая корректировка документов по поступлению. Однако льготы для поддержки инвалидов, способных продолжать обучение, должны сохраниться, считает начальник областного управления лицензирования, государственной аккредитации и контроля в сфере образования Надежда Ваганова.

 

Глава 4. Неподсудный

1

Здание Верховного Суда на Поварской улице никогда не вызывало у Воронцова никакого особого трепета. Обыкновенный серо-желтый, слегка мрачноватый дом, зажатый такими же мрачными домами в узких приарбатских переулках. По сравнению с ним даже здание знаменитого Дома Литераторов, находящееся буквально на соседней улице, выглядело намного более помпезно и элегантно.

Впрочем, видимо, для такого учреждения как Верховный Суд и не требовалось особой внешней презентабельности и привлекательности. Ибо, как понимал Воронцов, решались в нем вопросы далеко не праздничного характера.

Правда, неказистость внешнего вида этого учреждения полностью компенсировалась внутренней помпезностью. Мраморные полы, обилие стекла и зеркал, а также высокие потолки сразу приводили прошедших сюда через узкий подъезд с милицейскими кордонами в некий трепет и заставляли задуматься о бренности жизни.

Огромное электронное табло сбоку от входа высвечивало информацию по всем делам, которые рассматривались в данный день. И это чем-то напоминало железнодорожный вокзал. Только пассажиров под этим табло было всегда немного. И, едва взглянув на его содержание, они бежали вслед за сопровождающими их лицами.

Сопровождающие, как экскурсоводы в музее, были здесь тоже элементом обязательного обихода. Без них попросту никого через кордон не пропускали. И они не давали прибывшим вдоволь налюбоваться на всю пышность и красоту уникальной отделки внутри здания, словно боясь, что те ее невольно сглазят. Они поторапливали посетителей у барьеров гардероба и побыстрее заталкивали в кабины лифта. Которые тоже по своей внутренней отделке в большей степени подходили для какого-нибудь международного отеля.

В этот раз Виктор Петрович даже не стал останавливаться для того, чтобы рассмотреть всю прелесть внутреннего убранства храма Фемиды. Он быстро, по-деловому пробежал в холл гардероба, сбросил свой плащ и направился вслед за сопровождающей его девушкой к лифтам.

Кабинка бесшумно проскользнула до третьего этажа. И, когда двери ее открылись, Воронцов увидел в холле перед залом заседаний большую толпу журналистов и несколько телекамер.

Моментально среагировав на его появление, те сразу же, перегоняя друг друга, двинулись ему навстречу.

Честно говоря, Виктор Петрович не ожидал такого интереса СМИ к сегодняшнему судебному разбирательству. Ему казалось, что процесс введения в России, так называемого, единого государственного экзамена уже принял необратимый характер. И только он, да небольшая группка родителей, интересы которых он сегодня будет представлять в суде, пока еще продолжают на что-то надеяться.

Хотя, надеяться, по сути, давно уже не на что. Потому что многое в этой стране давно уже решается не благодаря, а вопреки здравому смыслу. И букве закона. И то, что все последние годы происходило в России в связи с введением ЕГЭ, представляло собой один огромный театр абсурда.

Вот и сегодня он прибыл в Верховный Суд без каких-либо иллюзий, заведомо зная, какое решение здесь будет принято. И лишь чувство ответственности перед доверившимися ему простыми гражданами страны заставило его сегодня перешагнуть порог этого помпезного учреждения. Но всего этого он не мог сказать журналистам. Не только по соображениям этики, но и в соответствии с правилами игры в судебных инстанциях.

Первыми возле профессора, как и полагалось по неписанному «Табели о рангах», оказались представители главного российского телеканала. Они быстро установили телекамеру и подсунули ему к самому лицу, так называемую, «пушку» — пушистый микрофон на длинной металлической трубке. Следом за ними, чуть сзади, соблюдая определенную дистанцию, пристроились представители других телекомпаний. И тут же, видимо, на правах старшего, корреспондент российского телевидения задал вопрос:

— Чего вы ожидаете от сегодняшнего процесса?

Вокруг моментально наступила тишина. На Воронцова устремились сразу более десятка пар глаз. Но он только пожал плечами.

— Я-то, собственно говоря, ничего… Думаю, что вопрос уже решен… Не здесь… — он кивнул головой на закрытую дверь зала судебных заседаний. — Вопрос уже решен на самом высоком уровне. Причем без мнения граждан этой страны. У меня абсолютно нет никаких иллюзий в отношении сегодняшнего заседания суда. Могу с уверенностью сказать лишь одно: если суд примет чисто правовую позицию, приказ министерства образования и науки о введении ЕГЭ должен быть отменен. То есть, соответственно, должно быть отменено решение суда первой инстанции, признавшего правоту российских чиновников. Но, если у суда уже имеется политическая установка на сохранение в России ЕГЭ, результат полностью предсказуем…

— И все-таки, — не унимался корреспондент, — как вы намерены доказывать свою правоту? У вас есть какие-либо серьезные аргументы в поддержку вашей позиции?

— Аргументы остаются прежними, — пожал плечами Виктор Петрович. — В России до сих пор нет ни одного утвержденного в соответствии с нормами закона стандарта общего полного среднего образования. А, следовательно, проводить экзамены с использованием тестов, якобы, разработанных на основе этих самых стандартов, — полный абсурд. Для всего мира в подобном случае мы будем походить на чеховскую «Палату номер шесть».

— То есть, вы хотите сказать, что у чиновников минобра не все в порядке с головой? — вмешался в разговор корреспондент из другой телекомпании, буквально подсунув ему под нос зеленый микрофон с тремя буквами «РБК». — Может быть, уточните, у кого именно? У господина Фурсенко? Или у кого-то из его подчиненных?

— Я понимаю, о чем вы говорите, — моментально среагировал Виктор Петрович. — Но пусть это останется на уровне ваших догадок. О моем личном отношении ко всему, что делает гражданин, называющийся сегодня министром образования и науки России, вы прекрасно знаете. Думаю, что и у него, и у его сотрудников с головой все в порядке. Ибо, они четко осознают, что делают. Скорее всего, «Палата номер шесть» — это все мы с вами. И особенно те педагоги, вузовские преподаватели, да и сами руководители вузов, которые радостно хлопают в ладоши, ожидая, что ЕГЭ избавит их ото всех проблем.

— То есть, вы хотите сказать, что во всем виновато само образовательное сообщество?

— Да! Именно это я и хотел сказать! — Виктор Петрович резко отвернулся в сторону, давая понять, что интервью окончено.

В этот момент дверь зала судебных заседаний тихонько приоткрылась, и оттуда бочком вышла девушка-секретарь. Она оглядела присутствующих в холле и громко спросила:

— Кто здесь будет профессор Воронцов?

Увидев поднятую руку, она подошла к Виктору Петровичу и уже нормальным голосом сообщила.

— Вам придется обождать. Заседание судебной коллегии немного задерживается. Мы вас пригласим, когда нужно. А сейчас прошу вас присесть в холле и не устраивать здесь импровизированных пресс-конференций.

После чего она, не обращая ни малейшего внимания на наставленные в ее сторону телекамеры, так же тихо проскользнула внутрь зала.

2

Заседание кассационной коллегии Верховного Суда началось с опозданием более чем на час.

Все это время журналисты в холле что-то бурно между собой обсуждали.

Виктор Петрович даже не пытался вслушиваться в их разговоры. И лишь однажды до него совершенно явственно донеслась фраза: «Они, наверное, проводят спешные консультации с представителями администрации президента! Боятся впросак попасть!» Скорее всего, эта фраза принадлежала бородатому мужику с фотокамерой на груди, который то и дело бегал в курительную комнату. И каждый раз, возвращаясь оттуда, нетерпеливо прохаживался вдоль запертых дверей зала заседаний.

Но вот, наконец-то, двери широко распахнулись, и все та же девушка-секретарь торжественно возгласила: «Участников процесса прошу зайти в зал и занять свои места!»

Еще находясь в холле, Воронцов пытался угадать из множества людей, пришедших на заседание, представителей министерства образования и министерства юстиции. И лишь теперь он заметил, как из глубины коридора выдвинулись три невзрачные на вид женщины и, пройдя мимо суетящейся прессы, заняли места в первом ряду.

Сам же Воронцов уверенно прошел к отдельному столику слева от возвышения, на котором находились кресла членов кассационной коллегии. Напротив него, по правую сторону, за таким же столиком заняла место женщина в мундире прокурорского работника.

Представители СМИ начали активно занимать места в зале, а телеоператоры — суетливо расставлять свою аппаратуру. Один из них разместился вместе со своей камерой прямо перед представительницами министерств в первом ряду. На что девушка-секретарь тут же сделала им громкое замечание: «Пожалуйста, не закрывайте обзор ответчикам! Иначе они не смогут принимать участия в процессе!»

Оператор с недоумением взглянул на женщин из первого ряда, только пренебрежительно пожал плечами и начал сдвигать свою аппаратуру в сторону.

В это же самое время прокурор, на которую направили свои телеобъективы сразу несколько камер, сделала резкое протестующее движение рукой и демонстративно отвернулась.

Все это Воронцов заметил краем глаза, продолжая раскладывать на столе нужные для заседания документы. Он вдруг поймал себя на мысли, что не испытывает никакого волнения. Видимо, потому что был, как и в первый раз, абсолютно уверен в своей правоте. И, в то же время, не питал никаких иллюзий и понимал, что решение все равно будет не в их пользу. Так что, терять, по сути, было нечего.

Воронцов уже не в первый раз убеждался, что именно в такие моменты приходит полное спокойствие. Борьба есть борьба. И даже если есть хоть один шанс из тысячи, его нужно использовать до конца. Во всяком случае, тогда не будешь клясть себя за бездействие. Потому что самой большой мукой для настоящего ученого и общественного деятеля является угрызение совести. Чего нельзя сказать о чиновнике, который давно уже забыл об этих страшных муках и постоянно живет только страхе перед своим вышестоящим начальством.

Виктор Петрович, размышляя об этом, невольно бросил взгляд в сторону сидящих в первом ряду женщин. Но они были внешне невозмутимы. Одна из них тоже раскладывала у себя на коленях какие-то бумаги, а две другие просто безучастно оглядывались по сторонам. И Воронцов сразу подумал о том, что, видимо, тот бородатый мужик был прав. И, скорее всего, сегодняшнее решение давно уже предопределено. Именно поэтому его оппоненты так спокойны и непроницаемы.

Но он подумал также и о том, что эти дамы плохо знают натуру и бойцовские качества профессора Воронцова и что просто так этот бой он не сдаст.

Но эти размышления он продолжить уже не смог, так как секретарь поднялась с места и торжественно провозгласила:

— Прошу всех встать! Суд идет!

3

Сначала председательствующий выяснил присутствие в заседании сторон. Затем начал долго и, как показалось всем присутствующим в зале, нудно зачитывать кассационную жалобу родителей.

Покончив с этой обязательной процедурой, он слегка приободрился и, привстав в своем кресле, протянул левую руку в сторону Воронцова:

— Пожалуйста. Мы предоставляем вам возможность дать развернутые пояснения и обоснования по сути своей жалобы, — он опять сделал непроницаемый вид и уткнулся взглядом в бумаги, лежащие перед ним на столе.

Виктор Петрович увидел, как моментально встрепенулась вся пресса, зажглись переносные светильники телекамер и сразу несколько объективов обратились в его сторону. При этом оператор, расположившийся рядом с представительницами двух министерств-ответчиков в первом ряду, бесцеремонно подвинул крайнюю из женщин. Состроив при этом такую страшную гримасу, что та послушно, не возражая, прижалась к своей соседке.

Наблюдавшая за этой картиной девушка-секретарь только укоризненно покачала головой, а председательствующий просто недовольно, беззвучно пожевал губами.

Воронцов взял одну из бумаг, разложенных им на столе, и в упор взглянул в наставленные на него телеобъективы. Затем медленным движением начал поворачиваться в сторону прокурора и членов кассационной коллегии, при этом демонстративно проигнорировав женщин в первом ряду. Положил бумагу на прежнее место и как будто в задумчивости произнес:

— Мне и моим коллегам очень часто сегодня приходится размышлять над непростым вопросом: почему наша страна живет вопреки логике здравого смысла? И чем это все может закончиться? Почему российские чиновники считают себя вправе действовать вопреки духу и букве закона? Почему закон обязателен для одних и не обязателен для других? Но главное — кто и зачем пытается нас вновь погрузить в пучину средневековья — во власть мракобесия? — Виктор Петрович слегка перевел дух и, обращаясь теперь непосредственно к женщинам из первого ряда, продолжил. — На майском заседании суда представители министерства образования нам так и не смогли ответить на вопрос, откуда, собственно говоря, они взяли те самые стандарты, на основе которых были разработаны все тестовые задания ЕГЭ этого года? Не ответят они на этот вопрос и сегодня. Потому что в России до сих пор нет ни одного утвержденного в соответствии с действующим законодательством стандарта общего полного среднего образования. Вы спросите, что это может означать и какое отношение к делу это имеет? — теперь он обратился непосредственно к судьям. — Отношение самое прямое! Представьте себе, что вас насильно затащили в казино и заставили поставить на кон всю имеющуюся наличность. При этом правил игры толком не объяснили. Потому что их — этих правил — попросту не существует. Правила игры знает только крупье и хозяин казино. Вариант вашего выигрыша предельно мал. Может быть, один шанс из тысячи. Но не играть вы уже не можете. Потому что повсюду стоит охрана, и любое движение в сторону будет пресечено немедленно. Вот примерно в такие условия вы — он показал пальцем в сторону женщин из первого ряда, — поставили всех выпускников российских школ. В приказе министерства образования, который мы оспариваем здесь, в суде, четко написано, что тестовые задания разрабатываются на основе «федерального государственного стандарта общего полного среднего образования». А стандарты эти вот уже много лет никто даже ну удосужился разработать.

Виктор Петрович на некоторое время остановился и порылся в бумагах на столе. Достав одну из них, повернул ее лицевой стороной к телекамерам.

— Вот тот самый приказ бывшего министра образования России господина Филиппова, на который постоянно ссылаются наши оппоненты. Это приказ о введении, так называемого, «федерального компонента государственного образовательного стандарта». Прошу обратить всех присутствующих на одну фразу, стоящую в преамбуле данного документа. Эта фраза гласит, зачитываю: «В соответствии с Определением Верховного Суда Российской Федерации от 25 сентября 2004 года данный приказ не может считаться нормативным документом». То есть, вы требуете, чтобы вся страна подчинялась требованиям приказа, который высшим судом России признан не нормативным документом?! Здорово! На какой путь вы толкаете граждан нашего государства? И здесь уже вопрос не только к представителям министерства образования, но и к суду: почему при вынесении решения по данному вопросу в мае месяце суд не учел того факта, что чиновники министерства образования, фактически сговорившись с чиновниками министерства юстиции, выдавшими им некое письмецо, якобы, подтверждающее, что данный приказ и не надо было регистрировать в установленном законом порядке, грубо нарушили норму Закона и нагло обманули всю страну?

Воронцов перевел дух после столь длинной фразы и взглянул на председательствующего.

Тот, в свою очередь, слегка удивленно поднял брови.

— Уточните, пожалуйста, вашу претензию к министерству юстиции. О каком письме идет речь?

— Речь идет о не ком письме, представленном в майском заседании суда, в котором министерство юстиции указывает, что Минобр мог не публиковать в установленном порядке свой приказ о введении, так называемого, «федерального компонента общего среднего образования» в официальных российских СМИ. А это означает, что приказ фактически не прошел процедуры официальной государственной регистрации.

Председательствующий перевел взгляд на женщин в первом ряду.

— Здесь есть представитель министерства юстиции?

Одна из сидящих сразу встрепенулась и начала подниматься, одергивая на себе помявшееся платье. Привстав, она виновато взглянула на судей и только пожала плечами.

— Я не знаю, о каком письме идет речь… Меня в прошлом заседании суда не было… Наверное, было выдано письмо о том, что, поскольку данный приказ является внутренним документом, он не нуждается в официальной публикации…

— Ну, вы даете! — даже привстал на своем месте председательствующий и быстро переглянулся с сидящими по бокам коллегами. — Мы давно уже привыкли ко всяким выкрутасам вашего ведомства, но чтобы дойти до такого! Кто вам дал право так вольно трактовать Закон?! Или для вас законы, действительно, уже не писаны?! — он еще раз в упор укоризненно взглянул на стоящую женщину, отчего та, как подкошенная буквально рухнула на скамейку.

Председательствующий некоторое время сидел в раздумье. После чего вновь обратился к женщинам с первого ряда.

— А что по данному поводу думает министерство образования? Как вы все это можете объяснить?

Представительницы Минобра о чем-то быстро друг с другом посовещались. После чего одна из них — та, что постарше, — поднялась и с абсолютно невозмутимым видом заявила:

— Во-первых, ваша честь, мы не считаем, что министерство образования в 2004-м году допустило какое-либо нарушение при регистрации названного приказа. Поскольку мы имели на руках четкое разъяснение Минюста. А за действия Минюста мы отвечать не вправе. Во-вторых, упомянутый истцами приказ не является предметом рассмотрения данного суда. А приказ о проведении в 2009-м году единого государственного экзамена составлен и зарегистрирован по всем нормам Закона.

Моментально среагировав на эти слова, Воронцов поднял вверх руку, прося у председательствующего слова.

Но тот словно не заметил этого жеста и продолжил сам.

— Позвольте! Но вы же ссылаетесь на нормы данного приказа в своем ответе на исковое заявление! А это означает, что суд вправе выяснить, насколько данный отсылочный документ соответствует букве Закона. Так что потрудитесь, все-таки, объяснить, почему не был должным образом опубликован и, соответственно, зарегистрирован данный приказ?

В ответ на этот вопрос женщина лишь еще раз пожала плечами и, тупо глядя перед собой, повторила:

— Мы полностью доверились по данному поводу мнению министерства юстиции…

— Понятно… — сердито проговорил председательствую-щий и перевел свой взгляд в сторону Воронцова. — Можете продолжать.

Виктор Петрович взял со стола один из документов и показал суду.

— У меня в руках Определение Верховного Суда от 25 сентября 2004 года, которое однозначно трактует приказ бывшего министра образования России господина Филиппова о введении, так называемого, «федерального компонента» как не нормативный правовой акт. И весьма жаль, что суд первой инстанции не пожелал учесть данного факта, прописав в своем решении, что в Российской Федерации все-таки существует некий стандарт образования, ссылаясь именно на данный приказ. Это является одним из поводов к отмене ранее принятого судом решения. Но я сейчас хочу привести другой пример, — Воронцов поднял со стола другой документ и повернул лицом к телекамерам. — Это — решение Дивеевского районного суда Нижегородской области. Решение, прямо скажем, уникальное. Родители села Дивеево пожелали знать, по каким же именно стандартам образования будут составляться тесты к ЕГЭ. И потребовали от местного управления образования, чтобы им предоставили хотя бы на обозрение эти самые стандарты. Но там только развели руками, заявив, что у них ничего подобного нет. И предложили обратиться за разъяснениями в Москву. Но родители, как и положено законопослушным гражданам и как нас учит президент страны, обратились в свой районный суд. Суд рассмотрел их жалобу и вынес решение об отказе в удовлетворении иска. Казалось бы, ничего особенного. Но, вот тут-то и начинается самое интересное! — Виктор Петрович еще раз высоко над головой поднял тот самый листок с решением суда и обратился к присутствующим в зале. — Суд отказал родителям в их требовании обязать представителей районного управления образования предъявить им те самые стандарты образования, поскольку… — Он сделал некоторую паузу и, повернув листок к себе, громко зачитал: — «…подобного документа в Российской Федерации не существует»! Во как! А вы говорите о каких-то доказательствах!

Воронцов развернулся в сторону судей.

— Я понимаю, что в России отсутствует прецедентное право. Но, пока еще присутствует здравый смысл! Так вот! Исходя из понятия здравого смысла, выходит, что уже в судебном порядке установлен факт отсутствия в нашей стране этих самых государственных образовательных стандартов общего полного среднего образования! А значит, отсутствует сам фундамент для создания тестовых заданий ЕГЭ! И, следовательно, ни о каком едином государственном экзамене сегодня говорить даже не приходится!

— Поясните, пожалуйста, каким образом это может повлиять на судьбы конкретных выпускников школы, чьи интересы вы здесь защищаете? — прервал его председательствующий.

— Да, все же предельно просто! — нисколько не смутившись, продолжил Воронцов. — Это означает, что в разных регионах страны школьники обучались и продолжают обучаться по разным программам, опираясь на разные образовательные стандарты. А сдавать единый государственный экзамен их заставили на основе учебного материала, который они, может быть, никогда не видели в глаза. И это означает, что ни о каком единстве требований не может быть и речи! Именно это мы и пытались доказать в майском заседании суда. И пытаемся доказать сегодня. Сначала министерству образования надо разработать в соответствие с требованиями Закона «Об образовании». И такова не только наша позиция. Так же думает и Правительство России, которое только в феврале этого года издало специальное постановление о порядке разработки и принятия государственных образовательных стандартов. То есть, оно фактически подтвердило, что никаких стандартов на сегодняшний день в стране нет. Зачем же мы бежим впереди паровоза?! Под ним же, в конечном счете, может оказаться все подрастающее поколение нашего государства! А это уже — национальная трагедия! И, если господа из министерства образования и примкнувшие к ним господа из министерства юстиции этого не понимают, это должен понять хотя бы высший судебный орган страны. Поэтому от имени всех выпускников средних школ России и их родителей я прошу отменить решение суда первой инстанции и признать приказ министерства образования о проведении ЕГЭ в 2009-м году недействительным! У меня все!

Виктор Петрович устало опустился на стул и начал собирать документы в папку.

Тем временем, председательствующий посовещался о чем-то на месте с двумя другими судьями и, кивнув в сторону первого ряда, проговорил:

— Предлагаю высказать свою позицию по заявленным требованиям представителям министерства образования и науки.

Женщины, как и в первый раз, о чем-то между собой переговорили и та, что постарше, встала со своего места.

— Ваша честь! Наша позиция высказана в отзыве на кассационную жалобу и остается прежней. Мы считаем, что министерство образования действовало исключительно в рамках своих полномочий и в соответствии с федеральным Законом о введении ЕГЭ. Тестовые задания разрабатывались на основе действующих сегодня на территории Российской Федерации стандартов среднего полного общего образования и полностью соответствуют всем нормативам. Поэтому просим жалобу истцов об отмене приказа о проведении ЕГЭ отклонить, а решение суда первой инстанции оставить в силе…

Она пожала плечами, давая понять, что речь закончена, и села на место.

Тогда председательствующий повернулся в сторону до сих пор сидевшей безучастно представительнице Генеральной прокуратуры.

— Какова на сей счет будет позиция прокуратуры? Вы изменили свое мнение или продолжаете настаивать на своем? — На последние слова он сделал какое-то особое ударение, что сразу же отметили все присутствующие в зале.

Видимо, это же почувствовала и женщина в синем прокурорском мундире. Потому что она поднялась уверенно и, буквально вдавливая каждое слово, произнесла:

— Прокуратура не обнаружила в действиях министерства образования и науки, а также в действиях министерства юстиции Российской Федерации никаких нарушений норм закона и считает невозможной удовлетворение требований истцов о признании недействительным приказа о введении на территории страны единого государственного экзамена в 2009 году. Отмена данного приказа могла бы привести к тяжелым последствиям для граждан страны. А потому мы предлагаем оставить решение суда первой инстанции в силе, а заявление истцов — без удовлетворения, — она слегка кивнула в сторону суда и села на место.

Выслушав ее краткое выступление, председательствую-щий, как показалось Воронцову, удовлетворенно хмыкнул про себя и, привстав с места, провозгласил:

– Суд удаляется для вынесения решения!

Виктор Петрович, как и все присутствующие в зале, настроились на долгое ожидание. Но, вопреки их прогнозам, не прошло и десяти минут, как дверь совещательной комнаты отворилась и девушка-секретарь торжественно произнесла: — Прошу всех встать! Суд идет!

Воронцов успел заметить, что в руках у председательствующего был листок с плотно отпечатанным текстом. Но все произнесенное им резюме было довольно коротким. Почему-то слегка запинаясь, тот прочитал лишь одну фразу:

— В удовлетворении кассационной жалобы отказать, решение суда первой инстанции оставить в силе.

Он поспешно захлопнул свою папку и провозгласил:

— Заседание суда считаю оконченным!

После чего вся коллегия, низко опустив глаза и, стараясь не задерживаться под огнями направленных на них телекамер, быстро удалилась в совещательную комнату. А все та же настойчивая девушка-секретарь громко объявила:

— Прошу всех срочно покинуть зал и не устраивать здесь никаких пресс-конференций!

Она резко замахала руками, предлагая судебным приставам побыстрее очистить зал от слушателей и представителей прессы.

В холе Виктор Петрович вновь подвергся «нападению» журналистов. Всех интересовал только один вопрос: «Что будете делать дальше?»

— Будем бороться, — спокойно отвечал им Воронцов, засовывая папку с документами в портфель. — История покажет, кто из нас прав. Жаль только ребят, над которыми в буквальном смысле слова издеваются российские чиновники. Если родители готовы будут идти дальше, направим иск к России в Европейский суд по правам человека в Страсбург, — Виктор Петрович вздохнул. — Не хочется, конечно, судиться со своей собственной Родиной… Но, что поделаешь, если наши бессовестные чиновники нас к этому принуждают?.. Потому что, кажется, пока еще и сами российские чиновники, и их тупые выдумки в нашей собственной стране неподсудны, — закрыв портфель, он прихлопнул по нему рукой и уже более твердо произнес. — Думаю, что такая глупость, как ЕГЭ, в конечном итоге, долго в России не просуществует! — он отвернулся в сторону, давая понять, что интервью закончено. Но затем вновь повернулся и в раздумье добавил. — Помяните мое слово, через несколько лет никакого итогового тестирования в нашей стране не будет… Или не будет самой страны…

Виктор Петрович как-то невесело усмехнулся и зашагал к лифту…

4

Вернувшись после суда домой, Виктор Петрович долго не мог найти себе места.

Не то, чтобы его уж так сильно огорчило вынесенное судом решение. Подобный результат был вполне предсказуем. Уж слишком смелым выглядело даже предположение, что суд отменит приказ министерских чиновников. И уж, тем более что пересмотрит решение своих же коллег по цеху. Такое в судебной практике «новой России» происходило весьма нечасто. Для этого должны были вмешаться некие «высшие» силы. А силы эти, похоже, тоже выступали сегодня на стороне господина Фурсенко и компании.

Уже в ходе судебного процесса Виктор Петрович невольно поймал себя на мысли, что ЕГЭ, возможно, не самое худшее из зол в системе российского образования. Этот тестовый экзамен всего лишь усугубил и без того плачевное состояние, в которое пришла система образования в его стране за последние годы. Он стал своеобразным катализатором всех пагубных, разрушительных процессов. И впереди нас еще ждут серьезные битвы за сохранение своих лучших традиций в этой весьма важной жизненной сфере.

Но что же делать?

Этот извечный вопрос российской интеллигенции встал вдруг перед Воронцовым с новой силой. И уже не давал покоя.

Он долго ходил по комнате, словно измеряя ее шагами вдоль и поперек. Затем забрел на кухню. Налил себе большую кружку крепкого чая. Отхлебнул несколько глотков, пытаясь сосредоточиться на своих мыслях. Затем быстро пробежал в кабинет и достал из ящика стола ту самую заветную тетрадь…

Из дневника профессора Воронцова:

Российское образование — зона стихийного бедствия.

Несмотря на бравые заявления руководства страны, новый 2009 учебный год российская система образования встречает в условиях полного разгрома. И виной тому не только пресловутый ЕГЭ. Просто эта система стала неуправляемой и грозит похоронить под собой все Российское государство.

Бредем неведомо куда

Не для кого уже давно не секрет, что в России нет доктрины развития образования. Ибо, нет доктрины развития самого государства. А без этого невозможно определить кого, чему и как обучать.

Вступив в полосу 90-х годов, Российское государство утратило способность каким-либо образом планировать и прогнозировать свое будущее. И это моментально отразилось на системе обучения и воспитания подрастающего поколения.

Менее чем за десять лет российское образование фактически утратило все свои специфические черты, постепенно превратившись в некий суррогат западной (в первую очередь, американской) модели.

Начиная с 1992 года, развернулся активный процесс пересмотра всех традиционных ценностей российской системы образования. В первую очередь ревизии были подвергнуты стандарты в области гуманитарных наук. Начался пересмотр курсов отечественной истории и литературы. А процесс воспитания вообще был выведен за рамки школьного образовательного процесса.

Все это происходило в рамках концепции, выработанной американскими спецслужбами в соответствии с программой под названием «Русский проект», утвержденной Конгрессом США еще в 1987-м году. Никто не скрывал тогда (да не скрывает и сейчас), что главной задачей «Русского проекта» является полное уничтожение России как самостоятельного и самодостаточного государства.

Эта позиция весьма ярко отражена в краткой речи бывшего президента США Б.Клинтона на закрытом совещании Объединенного комитета начальников штабов 25 октября 1995 года:

«Последние десять лет политика в отношении СССР и его союзников убедительно доказала правильность взятого нами курса на устранение одной из сильнейших держав мира, а также сильнейшего военного блока. Используя промахи советской дипломатии, чрезвычайную самонадеянность Горбачева и его окружения, в том числе и тех, кто откровенно занял проамериканскую позицию, мы добились того, что собирался сделать президент Трумэн с Советским Союзом посредством атомной бомбы. Правда, с одним существенным отличием — мы получили сырьевой придаток, не разрушенное атомом государство, которое было бы нелегко создавать.

Да, мы затратили на это многие миллиарды долларов, но они уже сейчас близки к тому, что у русских называется самоокупаемостью. За четыре года мы и наши союзники получили различного стратегического сырья на 15 миллиардов долларов, сотни тонн золота, драгоценных камней и т. д. Под несуществующие проекты нам переданы за ничтожно малые суммы свыше 20 тысяч тонн меди, почти 50 тысяч тонн алюминия, 2 тысячи тонн цезия, бериллия, стронция и т. д.

В годы так называемой перестройки в СССР многие наши военные и бизнесмены не верили в успех предстоящей операции. И напрасно. Расшатав идеологические основы СССР, мы сумели бескровно вывести из войны за мировое господство государство, составляющее основную конкуренцию Америке. Наша цель и задача — и в дальнейшем оказывать помощь всем, кто хочет видеть в нас образец западной свободы и демократии.

Когда в начале 1991 года работники ЦРУ передали на Восток для осуществления наших планов 50 миллионов долларов, а затем еще такие же суммы, многие из политиков, военные не верили в успех дела. Теперь же, по прошествии четырех лет, видно — планы наши начали реализовываться.

Однако это не значит, что нам не над чем думать. В России, стране , где еще не достаточно сильно влияние США, необходимо решать одновременно несколько задач: всячески стараться не допускать к власти коммунистов. При помощи наших друзей создать такие предпосылки, чтобы в парламентской гонке были поставлены все мыслимые и немыслимые препоны для левых партий. Для решения важных политических моментов необходимо сделать так, чтобы из президентского окружения Ельцина ушли те, кто скомпрометировал себя. И даже незначительное «полевение» нынешнего президента не означает нашего поражения. Это будет лишь ловким политическим трюком. Цель оправдывает средства.

Если нами будут решены эти задачи, то в ближайшее десятилетие предстоит решение следующих проблем: расчленение России на мелкие государства путем межрегиональных войн, подобных тем, что были организованы в Югославии; окончательный развал военно-промышленного комплекса России и армии; установление режимов в оторвавшихся от России республиках, нужных нам. Да, мы позволили России быть державой, но империей будет только одна страна — США».

Именно в этот период в России начинается активная деятельность американских советников всех уровней. И, в первую очередь, в системе образования. Под их руководством началась разработка программы «Модернизации российского образования», главной итоговой задачей которой является окончательное разрушение всей системы российского образования.

Уже к концу 90-х стало совершенно очевидно, что все существовавшие ранее стандарты образования изжили себя полностью. А разработкой стандартов «нового поколения» так никто толком и не занялся. Законодателям, в чьем ведении в соответствии с Законом «Об образовании » 1992-го года находился столь важный вопрос, было не до того. Они в основном занимались выяснением своих взаимоотношений внутри Государственной Думы. А Министерство образования продолжало слепо следовать курсом, обозначенным советниками из американских спецслужб.

Фактически это означало, что корабль российского образования продолжал плыть по воле волн, без руля и ветрил. Надеясь, что его куда-нибудь в конечном итоге прибьет. И этот «шальной ветер странствий» занес российскую образовательную систему к 2009 году весьма далеко от берегов цивилизованного общества. В России так и не появилось ни одного образовательного стандарта «нового поколения», а все основные цели и задачи списаны с кальки насквозь прогнившей американской системы, основанной на доктрине подготовки тупого потребителя, не способного к самостоятельному производству интеллектуального продукта.

Данную проамериканскую позицию подтвердил еще два года назад министр образования и науки России Андрей Фурсенко, выступая летом 2007 года перед молодежью на озере Селигер. И это вполне объяснимо. Ибо, исходя из задач «Русского проекта», США абсолютно не заинтересованы в том, чтобы в России оставались хотя бы какие-то зачатки интеллекта. Территория нашей страны рассматривается ими лишь как источник сырьевых ресурсов и дешевой рабочей силы.

Реструктуризация и ее последствия

Именно с этой целью уже в середине 90-х годов при активном содействии американских «советников» в России начался процесс «реструктуризации» малокомплектных (в первую очередь, сельских) школ. На деле это вылилось в повсеместное закрытие учебных заведений на селе и в малых городах России. Прикрываясь лозунгами «совершенствования системы образования» и «повышения качества», наши доморощенные «реформаторы» фактически приступили к плану полной ликвидации очагов образования и культуры на селе. При этом за основу программы «реструктуризации сельской школы» была взята все та же американская модель, раскрученная в США еще в 40-е годы. С одной лишь разницей: условия осуществления этого плана в России и в Америке значительно различались. В США еще в годы «Великой депрессии» была создана прекрасная транспортная инфраструктура, а к середине 50-х годов фактически завершилась всеобщая автомобилизация населения. Поэтому возить детей по прекрасным дорогам в укрупненные образовательные центры для американцев не представляло никакого труда. Что же касается России, то при существующей в ней дорожной инфраструктуре и совершенно непригодном для перевозке детей транспорте каждая поездка сельского ребенка в школу превращается в смертельный аттракцион с непредсказуемыми последствиями.

Причем в угоду своим западным «советникам» российские чиновники с каждым годом пытаются ускорить темпы «реструктуризации ». Дело доходит до полного абсурда, когда районам спускаются планы по закрытию малокомплектных школ. А если местные власти пытаются этому противодействовать, то преднамеренно создаются такие условия, при которых главы муниципальных поселений вынуждены мириться с закрытием школ.

Делается все предельно просто. Поскольку по Закону о распределении полномочий между различными ветвями и различными уровнями власти вся полнота ответственности за содержание муниципальных образовательных учреждений лежит теперь исключительно на местных бюджетах, а в бюджетах этих, как правило, на социальные нужды остается только «дырка от бублика», специально создаются условия, при которых выжить школа уже не в состоянии.

А если, не дай Бог, глава местного поселения воспротивится вышестоящим указаниям и попытается спасти школу от закрытия, это чревато для него тяжелейшими последствиями.

Так глава Мариинско-Посадского района Чувашской республики Алексей Шумов не пожелал мириться с бедственным положением системы образования в своем районе. И, когда получил от Роспотребнадзора предписание о закрытии сельской школы в Большом Шигаеве (в зимний период в школе показания термометра не превышали 6–7 градусов по Цельсию, и дети попросту замерзали) сумел найти возможность (при полном отсутствии средств в бюджете) и построить при школе газовую котельную. Не прошло и полгода, как по указанию республиканских властей он был обвинен в превышении должностных полномочий, арестован и отдан под суд. И это стало сигналом для всех прочих муниципальных руководителей: пусть лучше все будет уничтожено и закрыто, но зато будет выполнено указание по «реструктуризации».

«Реструктуризация сельских школ» обернулась сегодня для России настоящей национальной трагедией. Всего за 15 лет в стране было уничтожено более 12 тысяч сельских школ. Российское сельское образование умирает со скоростью до тысячи школ ежегодно. А в 2008/2009 учебном году было закрыто рекордное количество школ — почти 1200.

Но самое интересное заключается в том, что даже те школы, которые определены властями как укрупненные «кустовые», находятся сегодня в ужасно плачевном состоянии. Примером тому может служить рухнувшая в прошлом году школа в селе Беляевка, в которую свозили учеников со всей округи.

Без порток; но в шляпе

При этом на протяжении уже более чем 10 лет руководство Министерства образования делает вид активной заботы о сельской школе.

Так бывший министр образования Владимир Филиппов активно осуществлял программу «компьютеризации сельской школы». По данным Минобра на село было направлено более 30 тысяч компьютеров. Только вот до сих пор никто не может найти концов этих самых компьютеров. Потому что они либо вообще не дошли до школ, либо были тут же припрятаны директорами подальше с глаз долой — до лучших времен. Потому что в школе; не имеющей даже обычных учебных пособий и лишнего куска мела, не до компьютера. Да и, сохранить этот самый компьютер при насквозь продуваемых всеми ветрами классах практически невозможно. Но отчет о «всеобщей компьютеризации сельской школы» прозвучал весьма солидно.

То же самое произошло и с поголовным подключением всех школ России к Интернету. Уже к концу 2008 года Министерство образования и науки отчиталось о том, что каждая школа подключена к Мировой Сети. Только вот от этого «исторического подключения » не выиграл никто. Кроме чиновников, которые очень ловко «пристроили » деньги налогоплательщиков без какой-либо пользы для системы образования. Помимо того, что Интернет оказался совершенно бесполезной на современном этапе игрушкой для нищей российской школы, уже в 2008-м году платить этим школам за трафик в Интернете оказалось не чем. Поэтому игрушку пришлось срочно закрывать.

Все это напоминает ситуацию из жизни обитателей сумасшедшего дома, которые не стесняются щеголять перед больничным руководством и перед всем «прогрессивным миром » без порток, но в шляпе.

По остаточному принципу

Данное «беспорточное» состояние является следствием проводимой в отношении российского образования политики на протяжении всего постсоветского периода.

Руководство страны постоянно делает громкие заявления о своей поддержке системы образования. Но, факты — вещь упрямая. И они говорят о том, что сегодня финансирование образования происходит исключительно по остаточному принципу. То есть, ему перепадают с «барского стола» лишь небольшие крохи, не способные закрыть даже самые насущные потребности.

Если сравнить уровень расходов на эту важнейшую социальную сферу с другими странами мира, то Россия с 3,5 % ВВП, выделяемыми из бюджета на развитие образования, сегодня находится где-то между Зимбабве и Мозамбиком. И чуть выше Кении и Мавритании. Ведущие страны мира давно и безнадежно обогнали нас по столь важному экономическому показателю. Ведущие европейские страны уже более 30 лет вкладывают в свое образование не менее 7–8 % своего (не сопоставимого с российским) ВВП. США расходует на развитие образования около 11 % ВВП, превышающего российский в несколько раз. Бывшая российская колония — Финляндия — ежегодно выделяет на нужды образования 16,4 % своего ВВП. А рекорд по данному показателю принадлежит Южной Корее, которая на протяжении более 20 лет расходует на развитие системы образования более 20 % ВВП.

Зато при столь нищенском положении своего отечественного образования российское руководство активно занимается инвестированием в социальную сферу США. По недавно опубликованным данным Россия вошла в десятку самых активных инвесторов американской экономики. Всего же из средств российского бюджета в американские «ценные» бумаги вложено на сегодня около 120 миллиардов долларов. Цифра, прямо скажем, астроном и чес ка я. При этом российское руководство мотивирует данные вложения попыткой «сберечь» накопления, возникшие при благоприятной конъюнктуре на нефть и газ, сложившейся на мировом рынке в предыдущие годы.

При этом вкладывать данные накопления в развитие собственной социальной сферы правительство России считает невозможным из-за опасности развития инфляционных процессов. Логика довольно сомнительная. Потому что инвестирование в основные средства, работающие на развитие социальной сферы (и, в первую очередь, образование) никогда и ни при каких условиях к инфляции не приводили.

Вот и продолжает российская школа влачить жалкое нищенское существование, пытаясь прикрыть свои драные штаны красивой фетровой шляпой из обещаний чиновников.

Почти по Геббельсу

Всем специалистам давно известна истина, что есть ложь, есть наглая ложь, а есть статистика.

Этот принцип одурачивания населения в России является прямым продолжением идей пресловутого доктора Геббельса, считавшего, что власть для достижения своих целей вправе использовать все приемы массовой пропаганды. Поэтому накануне нового учебного года с экранов всех телеприемников льются благостные речи о достижениях российской системы образования и о предстоящих финансовых вливаниях в нее.

Но, как говорится, шило в мешке не утаишь.

Совершенным диссонансом на этом фоне прозвучали слова министра по чрезвычайным ситуациям Сергея Шойгу о положении дел с подготовкой школ к новому учебному году. Оказывается, 15 % школ вообще официально еще не приняты на готовность. Простой арифметический расчет дает красноречивую цифру: более 8 тысяч российских учебных заведений попросту опасны для жизни детей. Если к этому приплюсовать 740 школ, находящихся на стадии ремонта и также не способных принять 1 сентября детей за парты, а также если учесть, что каждая вторая школа «принималась » соответствующими службами с закрытыми глазами за подношения и взятки, то становится по-настоящему страшно за наше подрастающее поколение.

При этом российское руководство продолжает кормить население страны сказками о процветании российского образования.

Более того. В массы вбрасывается очередная инициатива президента под названием «Наша новая школа». И, слушая все эти бредовые рассуждения российских чиновников и политиков о том, какой должна быть в идеале российская школа, невольно ловишь себя на мысли, что у них не все в порядке с головой. Или нас они принимают за форменных идиотов. Ибо, ни о какой «новой школе» не может быть и речи, пока мы не создадим для наших учеников элементарно нормальные условия в тех тысячах школ, которые сегодня откроют свои двери.

Мыльные пузыри

Впрочем, слушать подобные сказки российскому обывателю не впервой.

Исходя из чисто конъюнктурных политических соображений, руководство страны еще накануне очередных президентских выборов запустило кампанию, так называемых, «нацпроектов». Среди которых особенно раскручивался нацпроект «Образование».

Изначально все выглядело довольно привлекательно. Хотя и сомнительно. Но многие эксперты сразу уловили в этих «нацпроектах» элемент фальши. Уж больно они смахивали на обычный пиаровский прием по раскручиванию конкретной политической фигуры.

«Фигура» разъезжала по регионам и важно раздавала от барских щедрот некие суммы, образовавшиеся от внезапно выросших нефтяных цен. И как только политические цели были достигнуты, эта акция тихо и незаметно для окружающих пошла по нисходящей. И уже в 2008-м году в правительстве был ликвидирован департамент «нацпроектов», который курировала «фигура» до своего избрания на высший государственный пост.

Что касается нацпроекта «Образование», то уже изначально было очевидно, что никаких реальных изменений в структуру финансирования системы образования он не внесет. Более того. Бездумная раздача стотысячных рублевых грантов «лучшим учителям» сыграла с этими учителями злую шутку. Они стали в собственных коллективах изгоями. И кое-кто из них счел за лучшее благо отдать эти неожиданно свалившиеся с потолка деньги на нужды свое нищей школы.

Единственной реальной акцией стала дополнительная выплата учителям надбавки по одной тысяче рублей за классное руководство. Да и это явилось всего лишь восстановлением некогда существовавшего во всех советских школах положения. Все же остальное, как говорят у нас в народе, пошло прахом. Школьные автобусы, закупленные в рамках нацпроекта, тихонько гниют на хозяйственных дворах. Без запчастей, без обслуживания, без водителей, без горючего. А закупленные на средства «нацпроекта» компьютеры пылятся в школьных кладовых. Потому что для их подключения к Сети и закупки соответствующих программ нет элементарных средств. Эту грустную истину вынужден был констатировать даже полпред президента России в Центральном федеральном округе Георгий Полтавченко осенью 2008 года на встрече с представителями региональной прессы в Рязани.

Таким образом, широко разрекламированная акция российского руководства под названием «Нацпроект «Образование» оказалась на деле всего лишь очередным «мыльным пузырем», лопнувшим при первом же к нему приближении.

А простой российский учитель остался все у того же разбитого корыта под названием «Российская школа». И для того, чтобы подготовить эту самую школу к началу нового учебного года, он потащил из дома последнюю банку краски, приготовленную для собственного хозяйства «на черный день».

«Черный день»

И этот «черный день» российского образования, похоже, настал.

Об этом свидетельствует тот факт, что министр образования и науки Андрей Фурсенко был не в состоянии доложить премьеру Путину о готовности школ к началу учебного года даже 28 августа. И последний наивно предположил, что все министерство будет работать в авральном порядке даже в выходные дни.

Но, увы! Телефоны министерства в субботу и воскресенье глухо молчали. Чиновники активно использовали свое конституционное право на отдых. И, похоже, их совершенно не волновала судьба миллионов российских школьников, которые пересекут 1 сентября пороги своих опасных для жизни и здоровья школ.

Такого не было в российской истории никогда. Даже в условиях сурового военного времени подготовка школ к началу учебного года являлась делом святым, за которое несли персональную ответственность. И эта ответственность неминуемо наступала. В чем нельзя быть уверенным сегодня.

Но история — штука упрямая. Иона со временем обязательно выставит на всеобщее обозрение имена тех, кто своими действиями создавал сегодняшний «черный день».

И тогда с большим удивлением россияне вдруг увидят, что многие из руководителей нынешней системы образования были не просто людьми мало компетентными и корыстными, но и напрямую работали против будущего их детей и внуков.

Но это, к сожалению, уже будет похоже на махание кулаками после драки. Потому что этот самый «черный день» сделает свое гнусное дело и стихийное бедствие под названием «российский чиновник» окончательно уничтожит надежду нашей великой страны на возрождение…»

Поставив многоточие в конце последней фразы, Виктор Петрович еще раз быстро пробежал глазами написанное и невольно задержался на эпизоде с главой Мариинско-Посадского района в Чувашии Алексеем Шумовым.

Эта эпопея, начавшаяся для него лично еще в апреле потихоньку уходящего года, стала для него очень важным жизненным уроком.

Он захлопнул наполовину исписанную тетрадь, откинулся в кресле и начал вспоминать, как это все было…

 

Глава 5. Чувашский синдром

1

Скорый поезд «Москва — Чебоксары» тихо подкатил к полусонной станции с довольно странным названием «Канаш».

По перрону, перед самым входом в маленький вокзальчик, важно прогуливался милиционер. Он цепко осматривал всех выбегающих из здания вокзал ьчи ка и время от времени поглядывал на часы, висящие в самом центре платформы на одном из покосившихся электрических столбов.

Когда поезд, наконец-то, остановился, милиционер еще больше приосанился и занял наблюдательную позицию перед самыми вокзальными дверьми. Мимо него, едва не зацепив его своими огромными баулами, из здания вокзала вдруг проскочили две дородные женщины. Скорее всего, они опаздывали на этот самый поезд, стоянка которого, как узнал еще полчаса назад Виктор Петрович от проводницы вагона, поторапливавшей при подъезде к «Канашу» сходящих здесь пассажиров, ограничивалась всего двумя минутами.

Две минуты — промежуток очень небольшой. Если учесть, что за это самое время одни должны вагон покинуть, а другие — взгромоздиться в него со всеми своими пожитками.

Но у Воронцова никакого багажа с собой не было. Только небольшая дорожная сумка, в которую он наспех перед отъездом набросал кое-что из вещей и запихнул объемистую папку с документами.

Не смотря на то, что на дворе уже стоял июнь месяц, уличная утренняя прохлада хорошо бодрила, и Виктор Петрович слегка поежился. Тем более что бегущие мимо него женщины с баулами обдали его легким ветерком.

Перешагнув, по примеру других сошедших с поезда пассажиров, через параллельные пути, он двинулся по направлению к вокзальчику. Ему почему-то показалось, что милиционер при его приближении к дверям как-то сразу занервничал и начал одергивать на себе амуницию. Но, уже подойдя к нему почти вплотную, он понял причину его такого странного поведения.

Этот мужчина средних лет в милицейской форме вдруг бросился куда-то в сторону от Воронцова и других входящих в вокзал пассажиров с диким воплем:

— Ах ты, сука! Наконец-то я тебя застукал! Ты куда, стерва кудлатая, ездила в ночь-полночь?! Муж, значица, на дежурство — а она по мужикам! Я тя щас здесь же на месте пристрелю как собаку! — он выхватил из кобуры пистолет и начал им размахивать.

Виктор Петрович оглянулся назад и увидел, как по перрону, вдоль двинувшегося с места поезда, убегает в сторону от вокзала молодая, слегка растрепанная, женщина. Она попыталась было вскочить на подножку вагона, но проводница уже прикрыла дверь и только махала из-за нее своим желтым флажком.

Невольно засмотревшись на эту живописную картинку, Виктор Петрович не заметил, как рядом с ним остановился молодой парень и вышедшая на крик из вокзала буфетчица — высокая дородная баба с круглым лицом и довольно хитрым прищуром глаз. Баба весело подмигнула Воронцову и, показывая рукой в сторону бегущей парочки, пророкотала:

— И так, почитай, раза два в неделю! Как то ко Витек на дежурку, Анюта — на гулянку! Когда-нето он ее точно пришебеть! Вот смеху-то будет!

Баба весело расхохоталась и двинулась опять в вокзал — на свое рабочее место. А парень быстро приблизился к приехавшему гостю и по-деловому спросил:

— Это вы будете Виктор Петрович Воронцов? — услышав утвердительный ответ, он только махнул рукой и скомандовал. — Айда за мной! Машина тут недалеко — за углом. Мне велено вас встретить и доставить в Марпосад. Там вас Галина Миновна ожидает.

Уже почти дойдя до машины, он вдруг спохватился.

— Забыл спросить: вам, случаем, никуда не надо в дорожку? — видимо, намекая на туалет. Но, увидев отрицательный жест гостя, только буркнул себе под нос. — Ну ладно. Мы до Марпосада быстро домчим — соскучиться не успеете!

Он ловко вскочил в машину и нажал на газ.

2

До Мариинского Посада они действительно доехали очень быстро. Уже на въезде в городок Виктор Петрович обратил внимание на то и дело попадающиеся у дороги небольшие теремки с причудливым оформлением. А возле них сидел, о чем-то неспешно переговариваясь, народ.

Заметив интерес гостя, водитель, которого звали Игорьком, улыбнулся и замотал головой.

— Это все Алексей Александрович понаделал! Это он так автобусные остановки разрисовал! Раньше они были страшенные — подойти побоишься! А он их все вон как устроил. Теперича народ с утра, как на работу засобирается, так друг с дружкой договариваются: мы с тобой у хлебной будки встречаемся! Или, к примеру, говорят: подходи к театру. У нас театров-то в Маринке отродясь не было. Это они так, значит, свою остановку теперь называют, — Игорек засмеялся. Затем как-то невесело мотнул головой. — Так ему и это в грехи записали! А какой же в том грех, если он людям радость хоть какую-то сделал? Я сам, когда в Чебоксары на заработки ездил, бывало с утра вылезал из дому на эту чертову остановку. Сидишь там в грязюке и думаешь, как бы быстрее этот хренов автобус пришел. К этим самым остановкам даже подходить было противно. А теперь — вона! Сидят себе и потихоньку судачат. Где еще с соседом-то поговоришь?

— А что, эти остановки теперь не загаживают? — заинтересовался Воронцов.

— Бывает, конечно, иногда. Но народ ведь не дурной. Они видят, что почти каждый день специально проезжает машина с «Маяка» и подчищает, если что не так. Да уж и сами стали за порядком наблюдать. Кому ж охота этакую красоту нарушать?

За разговорами они подъехали к большим металлическим воротам, рядом с которыми на будке Воронцов увидел скромную вывеску «ООО «Маяк».

Внутрь Игорек заезжать не стал. Лихо развернулся возле самой будки и заглушил машину.

— Все! Прибыли. Галина Миновна ждет вас. У нее только что планерка окончилась. Так что, можно двигать в контору.

Они прошли через турникеты проходной. И, словно в подтверждение слов Игорька, из конторы повалил народ. Люди в рабочих комбинезонах, что-то обсуждая на ходу, расходились по двору, в глубине которого Воронцов заметил сразу несколько дорожных машин, асфальтоукладочный каток и пару колесных экскаваторов. Про себя подумал: «Эта женщина, видимо, достаточно сильна, если взялась руководить после мужа таким непростым хозяйством».

Уже через несколько минут они были перед кабинетом самой хозяйки «Маяка». Дверь из кабинета в приемную распахнулась, и на пороге появилась довольно миловидная женщина средних лет с грустной улыбкой на губах.

— А я уже вас заждалась! — она сделала широкий жест, приглашая гостя внутрь своих владений, и тут же отдала короткую команду помощнице. — Катюша! Приготовь-ка нам чаю! И что-нибудь перекусить! У нас гости с дороги. Или, может быть, мы позавтракаем у нас дома? — обратилась она к Виктору Петровичу.

— Ну, что вы! — махнул рукой гость. — Думаю, что сейчас не время рассиживаться за угощениями. Достаточно чашки чаю — и за работу!

— Вот и ладно! — тут же обрадовалась хозяйка. — У меня тут, как раз, уже подошли адвокаты. Вы с ними сможете обсудить все детали сегодняшнего заседания суда. Если честно — я очень боюсь, что Лешу все-таки засудят… — Она опять как-то очень грустно улыбнулась. Но тут же справилась со своими чувствами и пригласила Воронцова за стол.

Навстречу им из-за этого длинного стола для служебных совещаний поднялись двое мужчин и женщина.

Мужчины внятно представились, а женщина только приветливо кивнула Воронцову головой. С ней они уже были знакомы. Именно эта миловидная женщина однажды в апреле позвонила Воронцову по его рабочему телефону в Государственной Думе и попросила о встрече. Входе которой рассказала совершенно поразившую видавшего виды, умудренного жизненным опытом профессора историю злоключений главы небольшого района в Чувашской республике.

3

Уже тогда Виктор Петрович решил для себя, что непременно вмешается в судьбу этого человека.

Особенно его поразил тот факт, что человека пытаются судить за то, что, не имея никаких средств в своем небольшой районном бюджете, глава сумел отремонтировать несколько объектов социального назначения. И, в первую очередь, одну из сельских школ и сразу два детских садика.

Кроме того, он не позволил окончательно развалить и разграбить местную систему ЖКХ, без которой население осталось бы и без воды, и без света, и без газа.

Правда, из документов явствовало, что сделано это было не без некоторых формальных нарушений. Но, если поставить на чашу весов, с одной стороны, эти самые нарушения, а, с другой стороны, то, что это дало для населения района, то, конечно же, второе для любого мало-мальски смыслящего в социальной политике значительно перевешивало.

Но республиканское начальство расценило иначе.

Скорее всего, как понял Воронцов из представленных ему публикаций средств массовой информации, свою роль сыграло недовольство лиц, приближенных к президенту республики, высказываниями строптивого и своевольного главы района по целому ряду вопросов экономической и политической жизни региона.

А подобного местные российские царьки, громко именующиеся сегодня губернаторами или президентами, очень не любят.

Ситуация усугубилась после сентября 2004 года, когда был отменен институт выборности региональных руководителей.

Теперь каждый местный бай назначался главным баем страны. И был подотчетен лишь ему. Поэтому всякий ропот смердов воспринимался им как личное оскорбление в свой адрес. И теперь каждый глава района, хоть и избирался по старому принципу населением, но вынужден был жить с постоянной оглядкой на реакцию своего непосредственного регионального владыки. И даже скорее — не его самого, а окружающей его достаточно наглой и прожорливой своры.

После сентября 2004-го Россия сразу как будто опустилась по политической лестнице на несколько ступенек вниз.

Но это полностью устраивало и региональную, и центральную политическую элиту. Или, точнее сказать, так называемую, политическую элиту. Потому что отнести к понятию «элиты» довольно нахальную, циничную и корыстолюбивую публику на всех этажах российской власти профессор Воронцов, при всей своей гибкости ума, никак не мог.

Но, тем не менее, именно эта самая «элита» начала диктовать свои правила игры. И нарушители сих правил наказывались самым жестоким образом.

Одним из важнейших пунктов этих правил было: не критиковать свое непосредственное начальство и не пытаться сделать что-то вопреки его желанию.

Исходя из этого правила, уже к концу 2004-го в России был введен тотальный контроль за публикациями всех региональных и центральных СМИ. А главы всех районов или муниципальных образований обязаны были теперь выполнять не волю избравшего их на эти должности народа, а исключительно волю своего вышестоящего босса.

И беда Алексея Шумова состояла в том, что он грубо нарушил это святое для чиновной номенклатуры правило.

Такое в современной Росси не прощается.

Моментально включается весь репрессивный аппарат: от местной слегка глуповатой и нагловатой милиции до абсолютно не прошибаемых в своем цинизме следственных и прокурорских работников.

Именно эти структуры могут сегодня буквально на пустом месте состряпать любой «материальчик». Порой, до бесстыдства циничный и до умопомрачения глупый.

Алексею Шумову прилепили сразу несколько статей Уголовного кодекса.

Больше всего Виктора Петровича поразила попытка обвинить главу района в превышении должностных полномочий, в незаконном участии в предпринимательской деятельности, в нарушении процедуры банкротства ЖКХ и в незаконном изготовлении диплома о высшем образовании.

Превышение должностных полномочий, оказывается, выразилось в том, что была спасена от вымерзания школа в селе Большое Шигаево и от вымокания — два детских садика, у которых уже не первый год протекали крыши. Глава района не смирился с предписание санитарных властей о закрытии школы и, не имея на то денег в текущем бюджетном году, дал разрешение «Маяку» построить в школе газовую котельную. Без денег. Так сказать, в кредит. При условии, что расчет наступит позже — при появлении средств. То же самое произошло и с детскими садиками.

И это моментально было расценено органами следствия как «превышение должностных полномочий».

«Незаконная предпринимательская деятельность» Шумова, как выяснилось из материалов следствия, выразилась лишь в том, что именно его жена возглавила после его перехода на должность главы района созданное ими совместно предприятие «Маяк». Которое дает работу огромному числу жителей городка и фактически является градообразующим.

Тут на ум профессору Воронцову почему-то начали приходить уже набившие оскомину всей стране примеры: супруга мэра Москвы Елена Батурина, которая исключительно на заказах правительства города заработала огромные капиталы. И, конечно же, настоящая семейная идиллия в правительстве России.

И никому даже не приходит в голову обвинить этих людей в «незаконной предпринимательской деятельности». Хотя очень трудно себе представить, что госпожа Батурина, придя после насыщенного финансовыми операциями трудового дня, не поделится своими «проблемами» с мужем — абсолютно бескорыстным и всеми уважаемым мэром Москвы Юрием Михайловичем Лужковым.

А вот жена Шумова, оказывается, не имела права обсуждать со своим мужем проблемы их несчастного «Маяка».

Все это довольно трудно поддается логическому объяснению.

Но больше всего Воронцова поразила попытка следствия обвинить Алексея Шумова в изготовлении поддельного диплома о высшем образовании.

Виктор Петрович уже не первый раз сталкивался с проблемой фальшивых дипломов и был, пожалуй, одним из главных специалистов в этой области.

В последние годы, с ростом числа чиновников, значительно вырос и спрос на дипломы о высшем образовании. И это вполне объяснимо. Ибо, чиновнику учиться не хочется, а диплом в личное дело надо положить обязательно. Поскольку без этого не будет дальнейшего карьерного роста. Вот и процветает в России бизнес по изготовлению и продаже дипломов различного уровня.

Если ты уверен, что никто твое личное дело досконально изучать не будет, можешь купить себе фальшивку, ловко изготовленную на простом цветном принтере.

Если тебе нужен тыл попрочнее, можно купить диплом на натуральном гознаковском бланке, но с поддельными печатями и подписями. Установить эту подделку сложнее, но при желании можно.

А вот если ты нуждаешься в идеальной подделке, тогда тебе предложат диплом «с проводкой». Это означает, что учиться ты все равно нигде не будешь. Но тебя задним числом зачислят в какой-то конкретный вуз, который ты успешно «закончишь», так и не перешагнув ни разу порог этого учебного заведения.

То есть купить сегодня можно любую фальшивку. Разница лишь в цене. Которая может начинаться с десяти тысяч рублей и кончаться несколькими десятками тысяч долларов.

Когда Воронцов натолкнулся в материалах шумовского дела на обвинение в изготовлении фальшивого диплома, у него возникло сразу несколько вопросов.

Во-первых, зачем человеку, уже имеющему одно законное высшее образование, приобретать себе диплом о втором высшем образовании?

Во-вторых, зачем ему самому изготавливать это самый злополучный диплом, если его можно купить через Интернет или через агентов на любой станции московского метро?

И, наконец, в-третьих, зачем человек, знающий, что он находится под особым прицелом, будет совершать подобного рода глупость?

Отвечая сам себе на поставленные вопросы, Виктор Петрович пришел к твердому выводу, что вся эта история с фальшивым дипломом – чистейшей воды фальсификация со стороны, как видно, не очень грамотных, но довольно самоуверенных следователей.

Именно эти свои экспертные выводы высказал Воронцов, собравшись за одним столом в кабинете директора «ООО «Маяк» с большой группой адвокатов Алексея Шумова. И именно об этом он собирался сегодня говорить в суде.

Вопрос заключался только в одном: в качестве кого он будет участвовать в судебном заседании? На роль эксперта он претендовать не мог, так как экспертов назначает только суд. А рассчитывать на подобное решение было бы достаточно опрометчиво.

Оставался только один вариант: предложить суду известного московского профессора Воронцова в качестве специалиста по правовым вопросам в области социальной политики.

На сем и порешили.

Чай, тем временем, совсем остыл. Виктор Петрович допил его холодные остатки, наскоро закусил настоящими домашними пирожками с лесной ягодой и засобирался.

— Я бы хотел до суда побывать в этой самой школе в Большом Шигаево… Если это, конечно, возможно… А потом — повстречаться с вашим местным районным прокурором… Кажется, его фамилия Сидоров?..

— Иванов… — как-то невесело усмехнулась Галина Миновна. — Степан Михайлович… Только я уж не знаю — нужно ли вам к нему? Он — человек довольно скользкий. Вряд ли скажет вам всю правду о том, что они с Лешей сотворили…

— Ничего, — успокоил ее Воронцов, — я умею находить общий язык с подобного рода людьми. Мне это даже, как психологу, было бы весьма интересно. Именно по поведению подобного рода чиновников можно сделать самые интересные выводы. Так, как насчет школы?

— Игорек вас сейчас мигом туда свозит! — хозяйка кабинета схватила со стола мобильный телефон и набрала номер водителя. — Игорек! Поступаешь в полное распоряжение нашего московского гостя! Отвези его, пожалуйста, в Большое Шигаево — в школу! А потом — завези ненадолго на берег Волги. Пусть Виктор Петрович глянет на наши волжские просторы… Если он, конечно не возражает… — она глянула в сторону Воронцова и, увидев, что он одобрительно закивал головой, закончила. — Потом свозишь в районную прокуратуру к Степанову и привезешь прямо домой на обед. А после обеда мы все — в суд!

4

Входные двери в школу были распахнуты настежь. И уже метров за двадцать пять чувствовался резкий запах свежей эмалевой краски.

Подобная картина была знакома Виктору Петровичу уже много лет. Как только заканчивались учебные занятия, начиналась другая страда — ремонтная. Так уж сложилось исторически, что ремонтные работы косметического характера всегда делались силами учащихся, их родителей и, конечно же, учителей.

Учитель снимал свою привычную строгую одежду и наряжался маляром, плотником, слесарем, дворником. А у ребят из старших классов это называлось традиционной летней трудовой практикой.

Ученики 5–6 классов, как правило, работали уборщиками. Семиклассникам и восьмиклассникам уже доверяли работу посложнее. Мальчишки перетаскивали мелкую школьную утварь и мебель, а девчонки занимались ботаникой (то есть, пересадкой цветов из одного горшка в другой и благоустройством классных подоконников) или общим благоустройством школьной территории.

А вот десятиклассникам, как всегда, доставалась самая трудная и самая ответственная работа: перетаскивание тяжелой мебели и покраска.

Девятый и выпускной одиннадцатый класс в этой общей ремонтной суете уже участия не принимали. Все понимали, что у них — ответственная пора — экзамены.

Правда, тех, кто после девятого класса сразу же подавал документы в десятый, тут же тоже впрягали в общую лямку.

Так выглядел общий, заведенный еще с незапамятных времен, распорядок летней школьной жизни.

Но совсем иначе он строился в маленьких сельских школах.

Здесь, зачастую, попросту не было ни одного старшеклассника. Поэтому вся тяжесть подготовительной работы ложилась исключительно на плечи учителей, костяк которых неизменно составляли женщины.

Вот и сегодня, пройдя по пустым школьным коридорам, Виктор Петрович заглянул в одну из приоткрытых дверей и застал там характерную картину: по полу буквально ползали две молодые женщины, пытаясь размазать малярным валиком загустевшую краску.

Обе настолько увлеклись этим довольно непростым делом, что не заметили, что из коридора к ним заглянули посторонние люди.

Наконец, заметив стоявшего в дверях незнакомца, одна из них сначала присела на корточки, а затем медленно поднялась во весь рост. Она уже, видимо, хотела сказать незнакомцу что-то не весьма приятное, но увидела за его спиной Игорька и тут же осеклась.

Виктор Петрович, стоя перед этими перепачканными краской женщинами, почувствовал некоторую неловкость. Но на помощь ему пришел все тот же Игорек. Он протиснулся внутрь классной комнаты и представил гостя:

— Это из Москвы, из самой Государственной Думы — профессор Воронцов! Они приехал к нам на суд. По делу Алексея Александровича. Защищать его будет!

Услышав последние слова, женщины сразу оживились. Побросали валики на лежащую сбоку фанерку и начали вытирать влажным полотенцем руки.

То что полотенце было влажным, Виктор Петрович понял, когда одна из них подошла к нему вплотную и протянула свою руку. Рука была холодной и влажной.

Женщина посмотрела ему прямо в глаза и представилась:

— Антонина Степановна! Я завуч этой школы. Мы вот тут, значит, занимаемся ремонтными работами. Так что, извините за такой неопрятный вид.

— Ну, что вы, Антонина Степановна! — тут же успокоил ее Воронцов. — Я ведь тоже в прошлом школьный работник. Много лет проработал и учителем и директором. Так что, я всю эту кухню, так сказать, знаю не понаслышке.

От таких слов обе женщины моментально расплылись в улыбке и, не сговариваясь, начали поправлять свои прически. После чего Антонина Степановна представила свою напарницу:

— А это наша учительница математики, физики, химии…

— И черчения… — быстро добавила та.

— Да вот, так уж получается… — развела руками завуч. — У нас все хотя бы понемногу совместители… Сами понимаете — нагрузки маленькие, а учить ребят всему по программе как-то надо…

— Мне это тоже знакомо, — заверил ее Воронцов.

— Так нас и то, все равно под корень режут! — не успокаивалась Антонина Степановна. — С этим принципом, когда деньги идут за учеником, нам совсем ничего перепадать не стало. Уж трое учителей от нас за год ушло! И понять их можно. Потому что зарплату под корень срезали! А жить-то как-то надо! — Она еще раз протерла руки влажным полотенцем и в сердцах бросила его на парту. — Молодежь вся из села бежит и детей с собой в город увозит! Им самим тут никакой работы нет, да и условия для жизни не подходящие… И школа… Ну что вот мы сами можем здесь сделать?.. Нет, ну мы, конечно, стараемся… — она пожала плечами. — Только, что поделаешь, когда в школе самого необходимого для занятий нет?! И холодина зимой была еще год назад такая, что ребятишки все в пальто на уроках сидели. Спасибо, Алексей Александрович — добрая душа — сумел нам маленько помочь! Так его теперь самого за это самое в тюрьму укатали!.. Ну где здесь справедливость? Вот вы — большой человек из Москвы, — обратилась она к Воронцову, — почему так получается, что, если человек всю душу делу отдает и людям добро пытается делать, его тут же за решетку тащат?! А, если он к народу постоянно, извиняюсь, задницей и норовит все, что плохо лежит, хапануть, — ему почет и уважение?!

Она сделала жест рукой, приглашая профессора выйти из класса.

— Я вот вам сейчас наш спортивный зал покажу.

Они прошли по полутемному коридору и свернули за угол, где в сумерках угадывалась большая массивная дверь. Антонина Степановна с усилием толкнула дверь обеими руками и пропустила вперед себя гостя.

Помещение, куда они вошли, действительно напоминало нечто вроде спортивного зала. Правда, выглядело оно довольно сумрачно. Через несколько боковых окон с трудом пробивались лучи света. Сбоку свисала большая толстая плетеная веревка. А на стенах с двух противоположных сторон помещения были прибиты самодельные баскетбольные кольца.

— Это вот мы сами сделали! — с гордостью произнесла она. — Тут раньше что-то вроде склада было. Так мы сообща соорудили здесь некое подобие спортивного зала. Потому что детям даже заниматься физкультурой негде было. Ну хорошо еще, когда тепло — они во дворе гоняли. А вот как холода наступали — так и все! Только в коридоре — кое-как! Нам Алексей Александрович и Галина Миновна — дай Бог им здоровья! — кое-что из своего «Маяка» прислали, чтобы мы этот самый спортивный зальчик соорудили. А так вообще, никому до детей никакого дела не было. Я вам так скажу! — вдруг строго проговорила Антонина Степановна. — Шумов — святой человек! Если бы таких у нас на Руси было побольше, мы бы и горя не знали!

Она повернулась и решительно повела всех к выходу из школы. Сразу за крыльцом она резко повернула направо и по едва заметно дорожке двинулась в самый угол школьного двора. Там уютно примостился небольшой беленький домик, больше похожий на сторожевую будку.

Подойдя к нему поближе, Антонина Степановна с гордостью указала на домик обеими руками.

— Вот это и есть та самая газовая котельная, из-за которой теперь судят нашего Алексея Александровича! Мы теперь горя не знаем. Котельная автоматическая. Лишнего жечь не будет — ровно столько, сколько надо. Дети зимой по школе, как у себя дома ходят. Ниже двадцати градусов никогда не бывает. А в былые времена у нас и до шести доходило. Сейчас-то в школе — красота! И уезжать из села сразу меньше стало.

Антонина Степановна еще раз с гордостью оглянулась на заветный домик. Затем грустно всплеснула руками и с мольбой в глазах повернулась в сторону приезжего профессора из Москвы.

— Неужели не удастся нам всем сообща спасти нашего Алексея Александровича? Это ведь будет не по справедливости… Мы за него — все горой! И на суд, если надо, пойдем! Когда у него суд-то будет?

— Суд сегодня. В три часа.

— Да, что вы?! — всплеснула руками Антонина Степановна и тут же бросилась к школе. Вбежала в коридор и громко закричала. — Эй, народ! Вы слышали? Сегодня в Марпосаде суд над Шумовым будут учинять! Бросайте все свою покраску! Василий пусть школу запрет. А мы все — переодеваться и — айда на автобус! Как раз к трем успеем. Вы будьте спокойны! — повернулась она к Виктору Петровичу. — Мы щас всех, кого можно в Марпосад отправим! Алексея-то Александровича весь наш народ уважает. Мы не дадим просто так над человеком измываться! И это очень хорошо, что вы — такой важный человек из самой Москвы — на подмогу к нашему Шумову приехали! Вы ведь не дадите его засудить?..

Виктор Петрович не успел ответить на ее вопрос, потому что она уже бежала по улице, то и дело заглядывая во дворы и призывая немедленно собираться для поездки в Мариинский Посад…

5

Районная прокуратура располагалась в небольшом отдельном двухэтажном домике почти в самом центре поселения.

Перед входом вдоль ухоженной песчаной дорожки вовсю благоухали цветущие кусты колючего боярышника, а из окна нижнего этажа раздавалась слегка приглушенная музыка. Скорее всего, работала какая-то местная радиостанция. Потому что мелодии были Воронцову совсем не знакомы и больше напоминали поволжский народный фольклор.

Сбоку от палисадника сиротливо пристроился подержанный, не первой молодости, но довольно ухоженный американский джип.

Завидев машину, Игорек с уверенностью произнес:

— Прокурор на месте. А то я думал, что он еще с рыбалки не вернулся. Мне ребята вчера говорили, что он, вроде бы, с ними на рыбалку намыливался.

— Он что? Такой рыбак заядлый?

— Да нет. Так. Балуется. Просто, чего ему особо здесь делать-то? Преступности у нас в районе никакой особенной нет. Посетители к нему не ходят. Да и, что толку-то ходить? Он все равно ни одного вопроса решить сам не может. Трусоват. Только за жопу свою трясется. По каждому плевому вопросу тут же бежит к своему начальству в Чебоксары. Поэтому мужики его никто всерьез-то не принимают.

— А как же он тогда с Шумовым-то так?

– Черт его знает! То ли приказали, то ли собственная подлянка заела, – Игорек только развел руками. – Да вы сами сейчас все увидите… У него кабинет на втором этаже… прямо напротив лестницы… я вас тут обожду…

Кабинет прокурора Виктор Петрович нашел без труда. Перед ним красовалась слегка облезшая табличка с надписью «Прокурор района Стука лов Юрий Иванович».

Воронцов осторожно постучал в дверь. Но ответа никакого не дождался. Постучал повторно, уже посильнее. Эффект — тот же. Тогда он дверь осторожно приоткрыл и заглянул внутрь. В комнате было пусто.

Виктор Петрович вышел на лестничную площадку и огляделся по сторонам.

Сбоку увидел еще одну дверь с табличкой «заместитель прокурора района». Фамилия была написана как-то смазано, на отдельном листке бумаги, подсунутом под табличкой снизу. Но он ее даже не стал читать. Просто заглянул в кабинет и, обнаружив там молодого человека в синем прокурорском кителе с четырьмя маленькими звездочками на погонах, спросил:

— Вы не подскажете мне, как найти прокурора?..

— Юрий Иванович-то? Так он на месте. Постучитесь…

— Да я, вроде бы, стучался… но там никого нет…

— А вы погромче постучитесь. Он на месте, — молодой человек отвернулся от посетителя, сделав вид, что разбирает бумаги на столе.

Воронцов вновь вышел на лестничную площадку и с сомнением посмотрел на дверь прокурорского кабинета. Затем постучал более решительно. Даже, как ему показалось, чересчур настойчиво. И тут, к его удивлению, за дверью вдруг почувствовалось какое-то движение, и раздался глухой голос: «Войдите!»

Профессор открыл дверь кабинета и шагнул внутрь.

За столом сидел мужчина лет сорока пяти с полным, слегка одуловатым лицом, без кителя, в светло голубой форменной рубашке. Он время от времени доставал из кармана платок и начинал вытирать им со лба набежавший пот. Воронцову показалось даже, что мужчина что-то жует. Во всяком случае, складывалось впечатление, что его только что вытащили из-за стола.

Мужчина настороженно уставился своими округленными глазами на вошедшего и выжидательно замер.

Виктор Петрович огляделся по сторонам, пытаясь угадать, где же этот мужик только что прятался. Но в кабинете была обыкновенная служебная обстановка. Справа от входной двери вдоль всей стенки протянулся большой черный шкаф. А у противоположной стенки слева — стол, за которым сейчас восседал хозяин кабинета. Над столом, как и полагалось, в рамочке висел портрет президента страны. А рядом с ним, в рамке чуть меньшего размера, портрет президента Чувашии Федорова.

«Молодец! Выдерживает пропорции и субординацию» — Подумал про себя Воронцов. И, так и не обнаружив, куда же, все-таки, прятался этот странный прокурор, Виктор Петрович прошел к столу.

Достал свое служебное думское удостоверение и протянул его хозяину кабинета.

— Рад буду с вами познакомиться. Профессор Воронцов, Виктор Петрович — эксперт Государственной Думы по социальным вопросам.

Стукалов долго внимательно и, как показалось Воронцову, даже с некоторым уважением, рассматривал удостоверение. Привстав с места, протянул его назад гостю. Опять достал из кармана платок и вытер обильно набежавший на лоб пот.

— Чем обязаны визиту столь высокого гостя?.. — он попытался улыбнуться, но Воронцов почувствовал, что хозяин кабинета весь внутренне напрягся.

— Я, собственно говоря, к вам решил заглянуть просто так — для знакомства. Я приехал всего на сутки. Для более глубокого ознакомления с делом Шумова. А также для участия в сегодняшнем заседании суда.

Виктор Петрович заметил, что при упоминании фамилии Шумова прокурор весь как-то сжался и насторожился. Затем, словно спохватившись, опять попытался изобразить на своем лице некое подобие улыбки. Но было видно, что ему это плохо удается. Его глаза как-то странно забегали из стороны в сторону, задерживаясь на госте буквально на считанные секунды.

Подобный тип поведения Воронцову был хорошо знаком. Так обычно вели себя студенты, пришедшие на экзамен с минимумом подготовки, или чиновники, не знающие, как им реагировать на нежданный визит проверяющего. И это показалось профессору странным. Хотя полностью совпадало с той характеристикой, которую он услышал в адрес районного прокурора от адвокатов Шумова утром за столом в конторе «Маяка».

Тем не менее, Воронцов решил сделать вид, что не замечает столь странного поведения хозяина кабинета, и продолжил беседу.

— Я к вам, Юрий Иванович, решил обратиться за советом и за некоторыми разъяснениями. — Поняв, что хозяин кабинета так и не предложит ему присесть, Воронцов сам придвинул к себе один из стоящий рядом стульев и сел прямо напротив прокурора. — Мне почему-то кажется, что с Шумовым произошло какое-то недоразумение. Потому что ни одна из статей, которые ему инкриминируют, не выдерживает никакой критики. Вам так не кажется?

Он посмотрел на Иванова в упор, отчего тот как-то съежился и начал еще более активно вытирать со лба пот.

— Больно уж все притянуто за уши! — продолжил профессор. — Очень странно выглядит обвинение в незаконной предпринимательской деятельности. При этом нет ни одного документа, подтверждающего, что Шумов сам непосредственно решал какие-то вопросы по «Маяку». В то же время все свои акции, хотя он мог этого и не делать, он передал в доверительное управление брату. Так что, к нему по этой части не может быть никаких претензий. Или это не так? — он выжидательно посмотрел на прокурора.

— Да-да, конечно… — как-то засуетился тот. — Я тоже много раз говорил, что у нас муж за жену не отвечает… Мало ли, как в жизни бывает?.. К тому же, Галина Миновна — сама хороший экономист, и разбирается во всех тонкостях хозяйства получше любого мужика…

— Это хорошо, что вы все понимаете именно так, — продолжил Воронцов. — Но первоначальное обвинительное заключение по этой статье утверждали вы…

— Не я, не я… — прокурор активно замотал головой. Так, что пот со лба полетел в разные стороны. — Заключение подписывал мой зам. Меня тогда в городе не было…

— Но, я думаю, все же, что это происходило не без вашего ведома.

На эти слова прокурор только как-то странно пожал плечами и начал активно жевать губами.

— Не менее странно выглядит и обвинение в превышении должностных полномочий. — Виктор Петрович придвинул свой стул почти вплотную к прокурорскому столу. — Скажу вам по секрету, хотя это давно уже ни для кого секретом не является даже при полном отсутствии по данному вопросу официальной информации. В Российской Федерации ежегодно закрывается более семисот школ. По большей части — в сельской местности. А всего за последние пятнадцать лет мы лишились двенадцати тысяч школ. Подобного не было даже в лихие годы войны! А у наших реформаторов это называется «реструктуризация». Во как! Вы слышали такое слово?

— Ну, да… где-то… по-моему, по телевидению… — неуверенно промямлил хозяин кабинета.

— Эта самая «реструктуризация» коснулась, конечно же, и вашей республики. Здесь только за прошлый год было закрыто почти пол сотни школ. Как это вам?..

Прокурор как-то неуверенно пожал плечами.

— Это не наша сфера… Вы же знаете, наше дело — следить за исполнением законов… Мы в большую политику не лезем…

— Понятное дело! — вдруг неожиданно резко произнес московский гость. — Вы в политику не лезете! Вы помогаете эту преступную политику осуществлять! И я вам это сейчас популярно объясню!

Воронцов полез в свой портфель и достал оттуда уже слегка затертую книжицу, на обложке которой было написано «Конституция Российской Федерации. Основной Закон». Он быстро перелистал страницы и, найдя нужно место, зачитал:

— Статья сорок третья Основного закона гласит: «Каждый имеет право на образование. Гарантируется общедоступность и бесплатность дошкольного, основного общего и среднего профессионального образования в государственных или муниципальных образовательных учреждениях и на предприятиях». Обращаю ваше особое внимание, Юрий Иванович, на слова об общедоступности. Это означает, что школу имеет право посещать каждый ребенок. И при этом государство должно гарантировать ему сохранность жизни и здоровья. А, если у вас в школе зимой температура не превышает шести градусов, какое тут может быть право на образование?! Если у вас крыша в детском садике течет и заливает водой маленьких детей, о каком сохранении здоровья можно говорить?!

— Позвольте… Но при чем здесь Шумов?.. — попытался возразить прокурор.

— Вы действительно не понимаете? Или только прикидываетесь? — не выдержал Воронцов. — Шумов, возможно, и нарушая какие-то подведомственные акты, выполнял главный закон страны — Конституцию! И судить его за это никто не имеет права! Так как по российским законам приоритет отдается именно этому основному законодательному акту государства! И именно поэтому сегодня в суде я намерен доказать, что действиями главы района Алексея Шумова были предотвращены возможные тяжелые последствия, связанные с нарушением Основного закона Российской Федерации.

Виктор Петрович обратил внимание, что пока он произносил свою пламенную речь, прокурор как-то с опаской посматривал на лежащую перед профессором Конституцию.

Затем хозяин кабинета натужно поджал губы и вдруг неожиданно предложил.

— Господин профессор! А, может быть, по чашечке чайку? Или чего-нибудь посущественнее?.. — он заговорщически подмигнул и показал глазами куда-то в сторону.

— Насчет покрепче, сомневаюсь. А вот от чая не откажусь, — тут же среагировал гость.

— Вот и ладно!

Прокурор проворно вскочил со своего места и решительно двинулся к шкафу у противоположной стороны стены. Ловко открыл одну из створок и, пригласил жестом гостя куда-то внутрь открытого шкафа.

И только теперь Виктор Петрович понял, где так таинственно прятался хозяин кабинета.

Тот привычным движением согнулся пополам и буквально юркнул внутрь. Воронцов же слегка замешкался и, не рассчитав высоту прохода, больно приложился лбом о перегородку.

Придерживая ушибленное место, он, наконец-то, пролез внутрь и попал в небольшую уютную комнатку. Сбоку стоял мягкий диван, а рядом с ним — небольшой журнальный столик, на котором была разложена всевозможная закуска.

Прокурор привычным движением включил чайник и начал расставлять чашки.

— У нас тут не как в Москве — прислуги никакой нет. Сами за собой ухаживаем. А что делать? — он вопросительно взглянул на гостя и слегка обиженно поджал губы. — Порой приходится сутками здесь делами заниматься… Так сказать, один за всех… Вот и устраиваем свой нехитрый быт, как можем. Так, все-таки, может, по чуть-чуть?.. — он достал из-под столика бутылку армянского коньяка и показал на нее глазами.

— Нет, Юрий Иванович. Вот этого не надо. Суд может расценить это как неуважение. И потом, мы с вами не закончили разговор.

Прокурор некоторое время постоял в нерешительности. Затем махнул рукой и начал наливать в свою рюмку коньяк.

— Думаю, вы меня не осудите. Это я так — для бодрости духа! Мне ведь тоже вся эта история с Шумовым — во уже где сидит! — он провел свободной рукой по своей шее.

— Так вот. Я и говорю… — продолжил Воронцов, — не выдерживает никакой критики и обвинение в попытке вмешаться в процедуру банкротства ЖКХ. Вы же, как прокурор района, прекрасно понимаете, чем могло бы кончиться это самое банкротство для населения. Оно бы попросту осталось без воды, тепла и электроэнергии. Вот тогда бы Шумова действительно надо было бы судить. А теперь-то за что же?

— Я с вами, Виктор Петрович, абсолютно согласен! — Прокурор выпил коньяк, смачно крякнул и вытер рот платком. Тут же запустил руку в банку с соленьями и извлек оттуда зеленую помидорину. Долго обчмокивал ее губами, затем засунул в рот целиком и блаженно закрыл глаза. Закончив эту приятную процедуру, опять обратился к гостю. — Я вам даже больше скажу! Шумов вообще ни в чем не виноват! Просто он кому-то перешел дорогу. Там — в Чебоксарах! А наше дело маленькое! Мы обязаны все брать под козырек!

— А как же совесть? — не удержался Воронцов. — Или этот элемент у нас уже полностью атрофировался?

— Да, какая там совесть?.. — чуть не подавился прокурор. — Кто сейчас ее вообще в расчет принимает? Ему просто надо было не высовываться не по делу! У нас таких не любят! А он, вишь, пошел наперекор этой вашей реструктуризации… — с трудом выговорил он. — Сидел бы себе в своей конторе и делал, что ему приказывают — вот и не было бы сейчас никакого суда! Это же уже давно известно! — он назидательно поднял руку вверх. — Чем меньше действий, тем меньше вероятность совершить какое-то правонарушение!..

Хозяин привалился к спинке дивана и вторично наполнил свою рюмку коньяком.

— Я вам вот что скажу, дорогой вы наш московский гость! Здесь, в провинции, свои неписанные законы жизни! И преступать их не рекомендуется никому! Сотрем в порошок! А вам мы завсегда рады!.. Приятно пообщаться с умными людьми из столицы!.. Только все равно мы будем здесь жить по-своему!..

Виктор Петрович понял, что слегка разомлевшего от выпитого коньяка прокурора, как говорят в подобных случаях, понесло. Терпеливо дослушал его длинную словесную тираду и, вежливо откланявшись, полез из шкафа наружу…

6

Здание районного суда чем-то напоминало прокуратуру. Такой же небольшой двухэтажный домик с цветущими кустами боярышника в палисаднике. Только на окнах первого этажа — глухие ажурные решетки.

Зал заседаний располагался на первом этаже и занимал почти половину пространства этажа. Вторую половину занимали несколько комнаток, на каждой из которых висела табличка. На одной из них Виктор Петрович прочел «Адвокатская» и толкнул дверь внутрь.

В маленькой комнатке уже расположились все пять адвокатов Шумова. Они перебирали бумаги и о чем-то друг с другом спорили. При виде Воронцова, спор моментально прервали и обратились в его сторону.

— Ну, и как там наш драгоценный прокурор? — заинтересованно спросил один из них, тот, что выглядел старше других. Он как-то невесело хмыкнул себе под нос и помотал головой. — Удалось вам лицезреть этого уникального проходимца? Или он опять прятался в своем шкафу?

– Удалось! – Воронцов поставил свой портфель на маленькую скамейку у стола и огляделся в поисках чего-нибудь попить. – Он меня даже коньяком пытался напоить в этом своем шкафу. Кстати, я, влезая к нему в шкаф, чуть себе башку не расшиб, – он предъявил присутствующим на обозрение огромную шишку, образовавшуюся на макушке. – Надо же такое придумать?!

— Этот хмырь на выдумки горазд! — продолжил адвокат. — Его изобретательности сам черт позавидует! Одна фамилия чего стоит! И врать он научился так, что порой сам уже не осознает, где правда, а где вымысел.

— Это точно! — поддержал его другой адвокат, помоложе. — Когда ему нужно, он наизнанку вывернется. Особенно насобачился перед начальством выслуживаться. Он перед Шумовым, когда тот главой района избрался, чуть ли не на четвереньках ползал! В друзья набивался. На рыбалку с ним все норовил съездить. Только Алексей Александрович эту гниду сразу раскусил…

— Да, в том-то и беда, что не сразу, — вступила в разговор женщина, которая впервые поведала Воронцову историю с Шумовым в Москве. Именно она приезжала к нему в Государственную Думу с просьбой помочь в этом непростом деле. И именно после встречи с ней Виктор Петрович, отбросив все остальные дела, решил вмешаться в судьбу главы маленького сельского района в Чувашии.

— Не сразу он его раскусил, — повторила Людмила Викторовна. — Даже когда его уже арестовали, Шумов почему-то продолжал считать, что Стукалов здесь ни при чем. Наивный человек! За это теперь и страдает!..

— Да, ладно! Чего уж теперь? — прервал ее тот, что постарше. — Давайте лучше покумекаем, как нам правильно построить сегодняшний процесс? И, самое главное — как нам попытаться включить в процесс нашего уважаемого московского гостя?..

— Я уже над этим вопросом размышлял. — Виктор Петрович полез в портфель и достал оттуда Уголовно-процессуальный Кодекс. — Есть одна возможность. Поскольку к нам, в Государственную Думу, было официальное обращение и мы делали официальный депутатский запрос в Генеральную прокуратуру, представитель Государственной Думы может принять участие в процессе в качестве приглашенного специалиста. Ну, скажем, по социально-правовым вопросам. Подобное законом предусмотрено. Надо только в самом начале судебного заседания заявить об этом специальное ходатайство.

— Сомневаюсь я… — поджал губы один из адвокатов. — Ну с какого перепугу суд будет допускать в процесс совершенно постороннего человека? Да еще из Москвы?.. Этот судья сразу в штаны наложит… Они ведь здесь все напуганы до крайности. У них есть совершенно четкое указание — Шумова отправить за решетку. Любым способом.

— А я думаю, что попытка — не пытка! — поддержала Воронцова Людмила Викторовна. — Собственно говоря, что мы теряем? А вдруг у этого молодого судьи сработает самолюбие? Да может статься, что и побоится он отказать представителю Государственной Думы… Так что, может, рискнем?..

— Риск, конечно, дело благородное… — в задумчивости произнес самый старший из адвокатов. И, в упор взглянув на Воронцова, тихо, но твердо, спросил. — Вы-то как, профессор? Готовы к тому, чтобы поучаствовать в этом судилище именно в роли специалиста? В моей практике такое, честно говоря, впервые…

Виктор Петрович спрятал книжечку с Кодексом в портфель, нашел, наконец-то, в углу на тумбочке бутылку воды. Налил себе до краев в маленький пластмассовый стаканчик. Залпом выпил и на выдохе произнес только одно слово «Готов!».

Уже за полчаса до заседания в небольшом холле перед залом собралось достаточно много народа. Среди них Воронцов узнал учителей из села Большое Шигаево и рабочих из «Маяка», которые сегодня утром настраивали для работы свои машины.

Входная дверь на этаж постоянно издавала жалобный скрип. Потому что народ все продолжал прибывать. И уже через несколько минут Воронцов заметил, что сквозь толпу заходящих протискиваются двое ребят с большими сумками и молоденька девушка.

Он их моментально узнал. Не далее, как пять дней назад эти ребята из телекомпании «Мир» приезжали в Государственную Думу брать у него интервью по поводу ситуации с ЕГЭ. И довольно настойчивая девушка-корреспондент, уже закончив съемку сюжета, начала выспрашивать у профессора о его ближайших планах. Именно тогда он и поведал ребятам о том, что собирается в Чувашию на уникальный, с его точки зрения, судебный процесс.

Катюша — так звали девушку — что-то долго записывала в свой блокнот. А затем сказала только одну фразу: «Я расскажу своему продюсеру. Думаю, что для нас это будет представлять интерес». И попросила какие-нибудь контактные телефоны в Мариинском Посаде.

И вот эти ребята совершенно уникальным образом оказались в здании районного суда буквально за несколько минут до начала заседания.

Завидев Воронцова, Катюша радостно замахала руками и дала команду ребятам устанавливать камеру.

Вокруг съемочной группы моментально образовался тесный круг любопытных жителей. Кто-то из них заинтересованно, с некоторой ноткой сомнения в голосе, произнес:

— Откуда же вы будете?.. Неужели из самой Москвы?..

— А то, откуда же?! — с некоторой гордостью произнес парень, устанавливающий на небольшом расчищенном пространстве раскладной штатив. — У вас что здесь? Часто бывают с такой аппаратурой? — Он бережно похлопал ладонью по телекамере и начал собирать микрофонную «пушку».

Присутствие в суде съемочной бригады из самой столицы, да еще — из главного телеканала Содружества Независимых Государств, сразу придало предстоящему процессу значительный вес. Поэтому, как только двери в зал заседаний распахнулись, народ хлынул внутрь, пытаясь занять места поближе к свидетельской трибуне.

Отсняв небольшой комментарий с одним из адвокатов, Катюша дала ребятам команду перемещаться в зал. На что Воронцов с сомнением покачал головой.

— Боюсь, что у вас будут проблемы… Насколько мне известно, для съемки в зале суда требуется особое разрешение…

Но Катюша только весело рассмеялась.

— Виктор Петрович! Неужели вы думаете, что мы проехали столько верст, чтобы делать съемки в коридоре? Наше начальство обо всем договорилось. И мы получили официальное разрешение, аж, из самих Чебоксар! Так что, судья — в курсе. Хотя, мне кажется, кое-кто пытался в руководстве администрации президента республики возражать. Но мы — слишком солидная телекомпания, чтобы нам отказывать. Тем более что процесс открытый. И поводов его закрывать от прессы, как я понимаю, нет. — И Катюша зашагала следом за ребятами в зал.

А Воронцов и еще несколько человек, видимо, приглашенных в качестве свидетелей, остались в холле.

Время шло, а двери в зал все так же оставались наглухо закрытыми. Лишь изредка оттуда доносились приглушенные голоса и раздавались неясные звуки.

Прошло не менее получаса, когда дверь в зал приоткрылась и выглянувший наружу судебный пристав произнес:

— Воронцов! Виктор Петрович! Есть тут такой?.. Проходите. Вы приглашаетесь в зал судебных заседаний!..

Из большого окна, располагающегося прямо напротив входной двери, в лицо ударил яркий солнечный свет. После сумрачного освещения в холле профессору показалось, что его осветили яркими прожекторами софитов. Поэтому некоторое время он стоял, пытаясь адаптироваться к новой обстановке.

Между тем, судья, которого он сразу не рассмотрел в ярком солнечном свете, еще раз громко повторил его фамилию, имя и отчество. После чего кивнул в сторону одного из адвокатов.

— Попрошу вас еще раз ознакомить суд с вашим ходатайством…

Виктор Петрович, уже начав понемногу привыкать к яркому свету, повернулся к адвокатскому столику. И лишь теперь заметил сразу за столом, где расположились все пять адвокатов, высокую, до самого потолка, решетку, внутри которой сидел человек.

Это, конечно же, был Шумов.

Виктор Петрович видел его впервые. И первое, на что он обратил внимание, были глаза подсудимого.

В них не было ни злобы, ни страха, ни раскаяния. В них была невероятная усталость и спокойствие. Он сосредоточил свой взгляд в одной точке, где-то прямо перед собой. И лишь изредка переводил его то на битком заполненный зал, то на молоденькую девушку-прокурора с противоположной стороны, то на судью.

Несмотря на его внешнее спокойствие, Воронцов увидел в его взгляде и некоторую обреченность. Этот человек всем своим видом показывал, что он прекрасно понимает, что здесь происходит, и не строит никаких лишних иллюзий.

Все это пронеслось в мозгу профессора, пока адвокат зачитывал текст ходатайства о приглашении в процесс эксперта Государственной Думы Воронцова в качестве специалиста.

После того, как тот закончил чтение, судья сделал небольшую паузу и кивнул в сторону прокурора:

— Есть ли возражения у обвинения?

— Да, ваша честь! — тут же вскочила с места девушка в строгом прокурорском мундире с несколькими маленькими звездочками на погонах. — Мы не видим основания для участия в данном процессе каких-либо специалистов. Тем более что прокуратура республики уже давала письменный ответ по запросу из Государственной Думы по данному уголовному делу. У нас в республике достаточно своих квалифицированных специалистов. Поэтому, в крайнем случае, если суд сочтет нужным, мы можем пригласить специалиста по социально-правовым вопросам из Законодательного Собрания республики. — Она села на место и обиженно поджала губы.

Слегка кивнув в ее сторону, судья обратился теперь к подсудимому:

— Есть ли у вас возражения против участия в судебном разбирательстве эксперта Государственной Думы профессора Воронцова Виктора Петровича в качестве специалиста?

Шумов, словно очнувшись от каких-то своих мыслей, привстал со скамьи и только несколько раз отрицательно покачал головой.

— Понятно. А у вас, господин эксперт? — он обратился к Воронцову. — Готовы ли вы принять участие в судебном процессе в качестве приглашенного судом специалиста по социально-правовым вопросам?

Увидев его положительную реакцию на свой вопрос, судья опустил глаза вниз и некоторое время посидел в задумчивости. Затем громко и внятно произнес:

— Суд, посовещавшись на месте, постановил: пригласить для участия в судебном процессе по делу Шумова Алексея Александровича эксперта Государственной Думы Российской Федерации Воронцова Виктора Петровича в качестве специалиста по социально-правовым вопросам.

Эта фраза о том, что суд «посовещался на месте», всегда приводила Виктора Петровича в некоторое умиление. Потому что суды первой инстанции у нас давно уже состояли из единоличных представителей судейской корпорации. И совещаться им кроме, как со своей собственной совестью, было, собственно говоря, не с кем. Но о наличие этой самой совести очень часто были очень большие сомнения. Поэтому сегодняшнее столь успешное «совещание» судьи Воронцов воспринял как добрый знак.

Вызывало не меньшее отторжение у профессора и обращение «Ваша честь!» Поскольку с ней, так же, как и с совестью, у наших служителей Фемиды тоже были явные проблемы. Поэтому Виктор Петрович всегда предпочитал более умеренное обращение. Что-то типа «Уважаемый суд!» Хотя особо большого уважения к суду он тоже порой не испытывал. Но, таковы были правила игры. И не учитывать их было невозможно.

Все время, пока он излагал суду суть своей позиции по делу, девушка-прокурор возмущенно ковыряла ручкой у себя в блокноте. И Воронцову показалось, что она разобрала весь блокнот на отдельные листочки и теперь беспорядочно перемешивает их по столу.

В то же время, как невольно отметил для себя профессор, довольно молодой судья слушал его с большой заинтересованностью и время от времени делал какие-то пометки в своей рабочей тетради.

Адвокаты вели себя спокойно. То и дело друг с другом что-то вполголоса обсуждая.

Иногда, по ходу доклада Воронцова, Шумов протягивал руку из-за решетки и касался плеча Людмилы Викторовны, видимо, задавая ей короткие вопросы. На что та быстро и довольно эмоционально отвечала, пытаясь говорить как можно тише, но так, чтобы подзащитный ее полностью расслышал.

По залу время от времени прокатывался легкий рокот. Особенно в том месте, когда Воронцов начал рассказывать о процессе ликвидации в России сельских школ и о действиях бывшего главы района Шумова, который не дал довести до закрытия школу в селе Большое Шигаево.

Завершил свою речь Воронцов словами, ставшими неожиданными как для суда, так, по всей вероятности, и для самого подсудимого.

Закрыв свою объемистую справку, Виктор Петрович некоторое время постоял в раздумье и вдруг совершенно отчетливо произнес:

— У нас, в России, всегда было так: или грудь в крестах или голова в кустах! Сначала мы людей судим, а потом признаем, что они-то и есть истинные радетели за народное благо! Только прозрение это приходит слишком поздно! При жизни у нас, к большому сожалению, зачастую награды получают подонки и подлецы. А настоящие герои идут на Голгофу. Не пора ли нам поменять эту страшную традицию? Не могу сказать с полной уверенностью, что бывший глава вашего района Алексей Шумов — герой. Я его слишком мало знаю. Но людей судят не по словам, а по делам. И то, что порадеть за его судьбу пришли сегодня многие его односельчане, говорит о том, что он сделал для них что-то весьма важное. А это много стоит. Но только за одно то, что он сделал для ребятишек из спасенной им школы и из спасенных им детских садиков, Шумова сегодня надо не судить, а представлять к государственной награде. И, я думаю, что эту награду он когда-нибудь получит. — Виктор Петрович обернулся вполоборота к залу и слегка прихлопнул рукой по своим бумагам. — Это я вам говорю, как приглашенный в суд специалист! Как эксперт высшего законодательного собрания страны! И, наконец, как гражданин этого государства! А посему считаю, что осуждение Шумова по перечисленным в деле статьям будет серьезной социальной и политической ошибкой!

Виктор Петрович собрал с трибуны листы бумаги и вопросительно посмотрел в сторону судьи.

Тот, в свою очередь, только сделал жест рукой.

— Я благодарю уважаемого эксперта за столь просторный и полный анализ социально-правовых аспектов рассматриваемого дела. Прошу присесть на первый ряд и напоминаю, что вы можете принять в дальнейшем участие в процессе, как это предусмотрено в соответствии с нормой закона. — Судья начал что-то быстро писать в свою тетрадь. Затем, словно спохватившись, встал с места и громко возвестил. — Объявляется перерыв в судебном заседании на пять дней! — Он заглянул в свою тетрадь и добавил. — Следующее заседание состоится десятого июня!

Он быстро смахнул со стола все документы. Сгреб их в одну кучу, прихватил под мышку и удалился из зала в боковую дверь.

Девушка-прокурор от неожиданности так растерялась, что даже забыла привстать, когда судья покидал зал заседаний. Затем долго тупо рассматривала свой разорванный блокнот и в сердцах сбросила все листки на пол…

Совсем иной была реакции за столиком защиты. Адвокаты повскакивали со своих мест и начали жать друг другу руки. Затем все разом, как по команде обернулись в сторону Воронцова. Тот покинул свое место в первом ряду и переместился поближе к решетке.

— Ну, что я вам скажу, друзья мои? По-моему, нам удалось пробить в обвинении брешь! — старший из адвокатов повернулся лицом к решетке и протянул обе руки подзащитному. — Не думаю, что это — полная победа. Но уже просто так им вас осудить не удастся. И все это — благодаря нашему московскому гостю.

Виктор Петрович увидел, как задрожали губы стоящего за решеткой человека и как на его глазах навернулись скупые слезы. Он подошел поближе к разделявшему их барьеру и тоже протянул Шумову обе руки. Тот с готовностью начал их пожимать, тихонько приговаривая про себя: «Спасибо вам, родной… вы теперь наш друг… на веки вечные… такое не забывается… что бы дальше не случилось… теперь уже и не страшно… теперь я все выдержу…»

Когда конвой уводил его из зала, он все так же продолжал, глядя по сторонам на односельчан, кланяться и приговаривать: «И вам всем спасибо… не ожидал… отработаю… видит Бог, отработаю…»

Из публикаций российских СМИ: Газета «Правда», 6 июня 2009 г.

«Чувашский синдром «Пикалево»

Похоже, что синдром «Пикалево» может перерасти во всероссийскую социальную эпидемию.

Доказательством тому служат события, разворачивающиеся в течение последнего года в небольшом районном центре Чувашской Республики под звучным названием Мариинский Посад. Иэти события с очевидной четкостью показывают, что экономический кризис, постепенно перерастающий в социальный, в России имеет ярко выраженный рукотворный характер.

Вступив после выборов в 2005-м году в должность главы района, Алексей Шумов некоторое время пытался следовать «мудрым указаниям» правящей партии. Но уже через несколько месяцев понял: либо, в угоду республиканскому руководству, он обязан будет делать вид, что все благополучно (и это при полном развале всей социальной сферы). Либо будет вынужден принимать неприемлемые для вышестоящего руководства решения.

В первую очередь это коснулось системы образования и ЖКХ. И то, и другое в районе находились в крайне тяжелом положении. Район не обошла участь многих подобного рода сельских муниципальных образований. В соответствии с программой «реструктуризации сельской школы», разработанной и принятой в Российской Федерации при непосредственном участии американских советников, вот уже не первый год в нашей стране идет фактическое уничтожение системы образования на селе. Только за 2008-й год в рамках данной «программы» в России было закрыто 667 малокомплектных сельских школ.

Все это делалось под громкие заверения руководства Министерства образования и науки РФ о «совершенствовании» всей системы образования. Но, как говорится, благими намерениями у нас всегда оказывается вымощена дорога исключительно в ад.

Кстати, о дорогах. В России, как известно, всегда были две основные беды: дураки и дороги. Теперь появилась третья беда: дураки, которые предлагают по этим дорогам возить детей в отдаленные школы. А те, кто не желают уподобляться последним, сразу попадают в разряд неугодных власти.

Так произошло и с Алексеем Шумовым.

Узнав о бедах своих сельских школ, он категорически выступил против процесса «реструктуризации», и решил сделать все возможное для их сохранения.

Способов проведения «реструктуризации » известно сегодня специалистам довольно много. Но один из самых эффективных — довести сельскую школу до такого состояния, когда она будет попросту закрыта, либо по техническим, либо по санитарным показателям. Самое милое дело для «реструктуризаторов » — это когда дети в школе начнут замерзать или вымокать.

Полная средняя школа в сельском поселении Большое Шигаево вымерзала на протяжении нескольких лет. В зимний период температура в школе не превышала 7–8 градусов. И к 2006-му году численность учащихся там сократилась почти вдвое. Кто-то был переведен в соседние школы, а кто-то попросту покинул это село в поисках более благоприятных для своих детей условий.

В России сегодня находятся деньги на многие несуразицы. На всякого рода эксперименты, типа ЕГЭ, потрачены миллиарды рублей. При этом результат для страны не просто нулевой — он резко отрицательный. Но никто за подобного рода «эксперименты » пока так и не ответил. Зато, по данным контрольного управления Администрации президента страны, из 59 тысяч российских школ почти 26 тысяч практически не пригодны для обучения в них подрастающего поколения страны. Именно поэтому процесс закрытия школ (особенно в сельской местности) приобрел характер стихийного бедствия. В целом за последние 15 лет по стране было закрыто почти 12 тысяч школ. Подобного не было даже в лихие годы Великой Отечественной войны.

Данному процессу сегодня противостоят лишь истинные патриоты государства Российского, к каковым мы можем с полной уверенностью отнести и Алексея Шумова.

Не имея в муниципальном бюджете никаких средств на проведение работ по ремонту образовательных учреждений, он создал условия, при которых главное градообразующее предприятие района — ООО «Маяк» (учредителем и директором которого он был до избрания на должность главы района) — авансом, без каких-либо дальнейших финансовых гарантий, провело в школу села Большое Шигаево газ и поставило там газовую котельную. В школу пришло долгожданное тепло, и предписание Роспотребнадзора о ее закрытии пришлось положить под сукно.

Аналогичная история произошла и с детским садом «Аленушка», дети в котором уже не один год страдали простудными заболеваниями из-за катастрофически худой крыши.

ООО «Маяк» потратило на газификацию Большешигаевской школы более 700 тысяч рублей. И на ремонт крыши детского садика «Аленушка » — более 400 тысяч рублей.

Далее глава района Шумов занялся практически развалившейся системой ЖКХ. Районное муниципальное предприятие «ЖКХ» его предшественниками фактически было доведено до состояния банкротства. И, как водится в таких случаях по всей России, на месте муниципального предприятия были организованы, так называемые, ОАО — некие акционерные общества — плод административных фантазий «чубайсовских реформаторов » конца 90-х годов. Но и эти ОАО, разворовав остатки муниципальных средств, быстро пришли в состояние банкротства. Главными жертвами подобной административной чехарды, конечно же, стали простые жители района, оставшиеся, в конечном итоге, и без воды, и без света, и без тепла.

Глава района Шумов решительно вмешался и в этот губительный процесс. Он передал принадлежащее району имущество в распоряжение структурам, которые реально выполнили задачу обеспечения населения услугами ЖКХ. Но это все не пришлось по нраву республиканскому руководству.

Видимо, кому-то очень выгодно сегодня «ловить рыбку в мутной воде » экономического и социального кризиса. Поэтому глава Мариинско-Посадского района Алексей Шумов был обвинен сразу по нескольким статьям Уголовного Кодекса и как самый злостный преступник сразу же заключен под стражу. В первую очередь, ему инкриминировали «превышение должностных полномочий » (ремонт школы и детского садика). Далее последовало стандартное обвинение в «незаконном участии в предпринимательской деятельности»(поскольку главой его бывшего предприятия ООО «Маяк» осталась его жена Галина Шумова). При этом чувашские правоохранители почему-то забыли изучить «опыт» своих московских коллег, так и не посягнувших на своего «всенародно любимого мэра » Юрия Лужкова, жена которого Елена Батурина стала, по версии журнала «Форбс», самой богатой дамой России именно на заказах, полученных от правительства Москвы. Ну и, конечно же, Шумову было вменено в вину «вмешательство в процедуру банкротства » системы ЖКХ района. Хотя, выступавший в судебном процессе глава местной МЧС, совершенно ясно дал понять, что в случае не принятия главой района мер по спасению системы ЖКХ жители оказались бы на грани социальной катастрофы.

Не так давно все СМИ с умилением рассказывали о том, как председатель правительства Владимир Путин пытался предотвратить социальную трагедию в поселке Пикалево Ленинградской области. Но при этом никто даже не задался вопросом: а почему же подобное стало возможно? Безусловно, в такого рода социальных провалах виноваты магнаты типа Олега Дерипаски, созданные и взлелеянные самой властью. Но и политическая верхушка страны, заинтересованная в сохранении социальной нестабильности, которую можно легко использовать для любых политических манипуляций, несет за это прямую ответственность. И именно она дает команду на расправу над теми, кто пытается эту социальную напряженность снять.

Так произошло и с «Чувашским делом» в отношении Алексея Шумова. Но на его защиту встали не только жители района, но и депутаты Государственной Думы (запросы в адрес Генеральной прокуратуры и Следственного комитета при прокуратуре направил депутат от фракции КПРФ Олег Смолин) и ведущие правозащитники (Людмила Алексеева — руководитель Московской Хельсинкской группы и Владимир Лукин — Уполномоченный по правам человека в РФ). Поэтому «Дело Шумова» сегодня является своеобразной лакмусовой бумажкой, которая может выявить реальное отношение ныне действующей власти к проблемам созданного ею же социального кризиса в стране. Осуждение главы Мариинско-Посадского района Чувашской Республики Алексея Шумова будет означать, что нынешняя российская власть взяла курс на расправу над теми, кто реально пытается сохранить от уничтожения социальную сферу.

И тогда всему цивилизованному миру станет совершенно очевидно, кто реально в России является организатором и вдохновителем экономической и социальной катастрофы. И никакие громкие увещевания о благе народа, произносимые с экранов телевизоров представителями «партии власти », уже не помогут».  

 

Глава 6. Вас здесь не стояло

1

Заседание Московского городского суда было предельно коротким.

Рассмотрев представленные документы, судья бесстрастно зачитала решение: «Ануфриеву Елену Сергеевну в должности директора детского центра «Олимп» восстановить».

Несколько обескураженный подобного рода поворотом событий представитель муниципалитета «Южное Медведково» еще некоторое время постоял в замешательстве. Потом попытался что-то возразить. Но судья лишь отвернулась в сторону, давая понять, что все разговоры окончены, кивнула головой секретарю и зашагала из зала заседания.

Ольга Александровна, не смотря на свой грузный вес и покалывание в области сердца, схватила дочь за талию и начала кружить по залу. Завидев неодобрительные жесты секретаря, тут же замахала руками и гордо прошагала в коридор мимо все также продолжавшего стоять юриста, представлявшего в процессе противную сторону. И, уже дойдя до дверей, вдруг повернулась в его сторону и состроила ему детскую рожицу.

Выскочив на улицу, она быстро достала из сумочки мобильный телефон и начала набирать номер Воронцова.

— Виктор Петрович! Это невероятно, но мы выиграли суд по поводу восстановления Леночки на работе!.. — Она на некоторое время застыла на месте и, вдруг серьезно задумавшись, произнесла. — Что же нам теперь делать?..

В трубке на некоторое время повисла тишина. Затем спокойный голос профессора произнес: «Ждать».

Ольга Александровна взглянула на дочь, затем на примолкшую телефонную трубку и, вновь приблизив ее к уху, переспросила:

— То есть как это — ждать? Ведь мы же процесс выиграли… Леночку же теперь должны восстановить…

— Это правильно, — бесстрастно продолжил голос в трубке. — Но есть определенные нормы вступления в силу решения суда. Вам надо дождаться вступления данного решения суда в законную силу и получить от судьи на руки исполнительный лист. Только тогда можно приступать к процедуре восстановления. А вообще-то, я вас от души поздравляю. Наши суды не слишком щедры на подобного рода решения.

Ольга Александровна облегченно перевела дух и подмигнула дочери.

— Спасибо вам, Виктор Петрович! Это все только благодаря вам! Без вашего совета нам было совсем плохо! — она глубоко вздохнула и слегка наклонила голову. — Ну что же! Если вы говорите, надо ждать — будем ждать. Это уже не так важно. Главное, что эта зараза Володина утрет свой поганый нос!

— А вот этого я вам пока не рекомендую, — предостерегающе произнес голос в трубке. — Будьте предельно осторожны. С той стороны возможны любые провокации. Эти люди ничего просто так не оставляют. Так что не думайте, что все будет так, как написано в решении суда.

— Я все поняла! — быстро закивала головой Ольга Александровна. — Даю вам слово, что ни одного шага без вашего совета мы не сделаем.

Ольга Александровна уже хотела было дать отбой, но вдруг с сомнением произнесла:

— Виктор Петрович, а они не могут Леночку уволить снова?..

В трубке на некоторое время установилась тишина. Затем спокойный голос профессора произнес:

— Они могут все. Для этих людей нет ничего святого и ничего обязательного… Даже решения суда… — Виктор Петрович тяжело вздохнул и уже более спокойно произнес. — Повторяю: будьте предельно осторожны и держите меня в курсе всех событий. А сейчас я больше не могу говорить — у меня начинается заседание экспертного совета… — И в трубке раздались короткие гудки.

Ольга Александровна еще некоторое время в задумчивости постояла на месте. Затем бросила телефон в сумочку и схватила дочь за руку.

— И все-таки, Ленка, мы с тобой — молодцы! Дали таки под дых этой сучке Володиной! Пусть она теперь умоется!

И мать с дочерью весело зашагали вдоль аллеи к трамвайной остановке.

2

История детского клуба «Импульс», также как истории еще более двух десятков подобных организаций, заставила Виктора Петровича резко поменять свое отношение ко всему московскому руководству.

Хотя, оно и раньше не было столь радужным. Но, во всяком случае, оно было достаточно уважительным по отношению к московскому главе — Юрию Михайловичу Лужкову. Особенно после событий 2003-го года в театре зверей «Уголок дедушки Дурова», которым много лет руководила большой друг профессора Воронцова Наталья Юрьевна Дурова.

Тогда в один из ноябрьских вечеров в квартире Воронцова вдруг раздался тревожный телефонный звонок. Звонила Наталья Юрьевна. Слегка срывающимся голосом эта всегда спокойная женщина скороговоркой произнесла:

— Дружочек!.. Приезжайте скорее ко мне в театр!.. Мы провалились под землю…. Я не знаю, что делать… Там, в провале течет вода…

Не дослушав ее взволнованного рассказа, Виктор Петрович выскочил на улицу и поймал первую попавшуюся машину. На вопрос водителя только кратко бросил:

— На улицу Дурова! К «Уголку дедушки Дурова»!

Водитель, взглянув на часы, стрелки которых подходили к двенадцати ночи, лишь пожал плечами и рванул в сторону центра.

Когда машина подкатила по указанному адресу, возле театра уже стояли две машины технической помощи, а по вестибюлю административного здания быстро передвигалась сама хозяйка театра, давая на ходу весьма бессвязные команды. Она то бросалась в коридор, ведущий к вольеру с животными и начинала кричать кому-то внутрь «Держите Машку! Не подпускайте никого к слонихе! Она же сейчас всю клетку разворотит!» То выскакивала на улицу и начинала упрекать рабочих за медлительность: «Ну, что же вы стоите?! У нас же сейчас весь реквизит уплывет!»

Завидев издалека Воронцова, Наталья Юрьевна бросилась ему навстречу.

— Ну, вот! Хотя бы один нормальный человек появился! А эти все сейчас мне театр угробят!

При этих словах откуда-то из-за угла вдруг появилась фигура огромного человека в полном снаряжении с перепачканным лицом, над которым прямо на козырьке каски светился яркий фонарик. В руках он держал какой-то замысловатый инструмент, а на плече его висел большой рулон тонкого металлического троса.

Виктор Петрович не сразу признал в нем главного руководителя московских диггеров Вадима Михайлова.

Зато Наталья Юрьевна тут же бросилась к нему с распростертыми объятиями.

— Ну, где же ты, дружочек, запропастился?! Мы же тут без тебя совсем пропадаем! Ты не представляешь — мы же чуть все под землю не провалились!

Вадим слегка смущенно отвел ее объятия, показывая на свою довольно грязную одежду, и только потоптался на месте. Затем скинул с плеча моток троса, стянул грязные рукавицы и оглянулся, ища место, куда бы их пристроить.

— Я уже сто раз говорил этим уродам из мэрии, что дело добром не кончится. У нас, почитай, вся Москва на трухлявых пустотах стоит. Тут же почти сотня речушек под землей протекает. Их когда-то в трубы заделали, а трубы-то все давно прогнили… Вот и под вами целая речка сейчас течет. Надо здание срочно укреплять, иначе все вы вместе со своим зверьем уплывете. Завтра же звоните с утра Лужкову. Может, он вас хотя бы послушает… Иначе — труба дело!..

Не успел Вадим договорить фразу, как с верхнего этажа раздался голос помощницы Дуровой:

— Наталья Юрьевна! Вас тут срочно к телефону! Говорят, что Юрий Михайлович с вами желает переговорить…

Дурова на некоторое время замерла, как будто соображая, что это за Юрий Михайлович решил с ней пообщаться в столь позднее время. И только после слов Михайлова «Ну, вот он, сердечный! Легок на помине!» быстро заковыляла по лестнице наверх в свой кабинет.

Она отсутствовала минут десять. После чего появилась на самой верхней ступени и, подняв руки к потолку, громко произнесла:

— Слушайте, я люблю нашего мэра! Он сказал, что дал все необходимые команды техническим службам, а завтра утром прибудет в театр лично! — И, уже спустившись вниз, обращаясь то к одному, то к другому, продолжала радостно повторять. — Он же большой умница — наш Юрий Михайлович! Он же — наше единственное спасение! Он же — настоящий мужчина!

Не обращая внимания на ее восторженные возгласы, Вадим медленно собрал с пола моток троса, натянул свои промокшие рукавицы, надвинул поглубже на глаза каску и, не прощаясь, двинулся по коридору в сторону провала.

Виктор Петрович тоже еще некоторое время постоял в задумчивости, глядя на то, как работники технической службы вытаскивают на улицу уцелевший театральный инвентарь, и потихоньку двинулся в сторону выхода.

Дурова как будто не заметила ухода ни того, ни другого. Потому что она продолжала перемещаться между сотрудниками техпомощи и работниками театра, восхищенно рассказывая о том, что ей только что позвонил «сам Юрий Михайлович» и что теперь-то уж наверняка все у них в театре будет в порядке.

Юрий Михайлович Лужков действительно, как и обещал, на следующее утро лично прибыл в «Уголок дедушки Дурова».

С этого визита в театре началась крупномасштабная реконструкция, дожить до окончания которой Наталье Юрьевне Дуровой уже было не суждено…

Тем не менее, Виктор Петрович с того памятного вечера осенью 2003-го года начал относиться к Юрию Лужкову с некоторым уважением.

3

Однако то, что происходило в последнее время с детскими клубами и центрами досуга, очень резко поколебало в общественном сознании образ доброго градоначальника, спасавшего самый любимый детский театр.

Стоило профессору Воронцову только однажды выступить в прессе в защиту одного из разгромленных местными чиновниками клубов, как к нему моментально потянулись десятки обиженных. И первыми к нему прибежали руководители детского центра «Импульс» из Северо-Восточного округа столицы — мать и дочь Ануфриевы.

Ольга Александровна вела себя по-боевому. И даже, как показалось Воронцову, чрезвычайно агрессивно. Но, познакомившись с ними поближе, Виктор Петрович начал понимать причину ее агрессивного поведения.

Детский центр «Импульс» существовал в районе Южного Медведково более 16 лет. И за это время через его подразделения прошла огромная масса юных москвичей. Они научились здесь самостоятельно мыслить и действовать. Центр был неизменным участником всех конкурсов и массовых мероприятий. Причем от чиновников не просили ничего. Единственным «подарком» власти стало довольно большое помещение, в котором разместились бесчисленные творческие кружки и студии. Для нескольких поколений ребят «Импульс» в буквальном смысле слова стал вторым домом, в который бежали в любое время года, при любой погоде и при любом настроении. Здесь их неизменно встречали теплом, лаской и заботой. А приветливая «мама Оля» всегда и при любых обстоятельствах могла найти слова утешения.

Но очень скоро утешать пришлось ее саму.

Произошло это, когда главой местного муниципалитета избрали некую госпожу Володину.

Эта изящная и милая на вид женщина на самом деле оказалась довольно крутой и своенравной чиновницей. При довольно скромном муниципальном бюджете она окружила себя роскошью и удобствами. Разъезжала по району исключительно на автомобиле марки «БМВ», а указания давала сквозь зубы с видом ядовитой змеи, готовой в любой момент наброситься на выбранную жертву. С начальством, правда, она выглядела совершенно иначе. Моментально превращалась в душечку и лапочку. Голосочек снижала до писка и закатывала куда-то вбок свои томные глазки с огромными накладными ресницами.

Прибыв однажды «для ознакомления» в «Импульс», «лапочка» долго умиленно рассматривала детские работы, восхищенно вздыхала, видя, как ребята мастерят уникальные поделки и уже за чашкой чая, предложенной от души обрадованной такой реакцией чиновницы «мамы Оли», с напускным восторгом произнесла:

— Это же — прелесть, что такое! У меня просто нет слов! И все это вы делаете исключительно на общественных началах?! — Не дожидаясь ответа руководителя центра, Володина твердо пристукнула ладошкой по столу и отчеканила. — Отныне руководство муниципалитета берет вас под свою опеку и покровительство! Мы сделаем все, что нужно для полного обеспечения существования вашего прекрасного начинания.

Еще не ожидавшая никакого подвоха, Ольга Александровна с неописуемой радостью начала подливать чиновнице крепкого чая и подкладывать на блюдце медовых пряников.

— Мы так рады!.. Мы так рады!.. — она как будто не находила себе места. То и дело привставала на стареньком, видавшем виды, диванчике, то усаживалась в него поглубже и от счастья даже зажмуривала глаза. — У нас ведь очень талантливые дети! Они готовы проводить здесь день и ночь. Только бы было к чему приложить свои руки. Нам, конечно, очень многого не хватает. Даже куска ватмана лишний раз не купишь. Хорошо, есть некоторые сознательные родители — спасают…

— И это — неправильно! — прервала ее Володина.

Отодвинув подальше кружку с чаем и блюдце с пряниками, она решительно достала из своей сумочки какие-то бумаги и начала раскладывать их на столе.

— Мы вот тут уже по этому поводу кое-какие соображения набросали, — она перевернула один из лежащих на столе листков и ткнула туда пальцем. — Было бы правильно взять вашу организацию на полное муниципальное обеспечение. — Она особо выделила слово «муниципальное», давая тем самым понять, что данное решение является исключительно ее собственной инициативой. — Я так понимаю, что вам за свой счет приходится не только ватман покупать, но и делать все коммунальные платежи?

Она пристально взглянула на «маму Олю» и, заметив, что та начала быстро отрицательно мотать головой, сделала слегка удивленный вид.

— Как же так? Неужели вы не платите коммуналку? Кто же тогда это за вас делает? — Володина отвела глаза в сторону и еще раз обвела оценивающим взглядом помещение.

— Я не знаю… — даже как-то смутилась Ольга Александровна. — Изначально, когда нам давали это помещение под работу с детьми, всю коммуналку оплачивал за нас местный жэк.

— Ну, милочка моя! Вы все еще живете старыми понятиями! Уже давно никаких жэков не существует. Теперь всем руководят, так называемые, «управляющие компании». Вот они мне и доложили, что вы давно уже не оплачивали никаких коммунальных платежей, — она перевернула еще один листок бумаги на столе и ткнула туда своим изящным пальчиком. — Так что вы теперь — несостоятельные должники!

Володина игриво погрозила «маме Оле» пальчиком и засмеялась. Но та невольно съежилась под ее колючим взглядом.

— Тут накопилась очень порядочная суммочка! А это — не порядок! Если «управляющая компания» подаст на вас в суд, это будет большой скандал.

Ольга Александровна глянула на цифры, обозначенные в бумаге, и на некоторое время как будто оцепенела. Затем медленно привстала с диванчика и начала растерянно оглядываться по сторонам.

— Что же нам теперь делать?.. У нас же просто нет таких денег…

Она заходила взад-вперед по комнате, на ходу перебирая попадающиеся под руку детские поделки. Затем остановилась и умоляюще взглянула на Володину.

— Подскажите, какой из этой ситуации может быть выход?..

Словно ожидая подобного рода вопроса, чиновница тут же перевернула еще один лист бумаги на столе и накрыла его ладонью.

— Я очень рада, что вы поняли всю остроту своего положения. Мы предлагаем вам самый простой выход, — Володина отхлебнула из чашки небольшой глоток чая и обвела оценивающим взглядом комнату. — Вам надо поделиться вашим помещением с другой детской организацией. Ее учредителем будет наш муниципалитет. И мы будем оплачивать все расходы, как за них, так и за вас.

— А как же быть с этим?.. — Ольга Александровна кивнула головой на предыдущий листок, — ну, я имею в виду, с этим долгом?..

Володина понимающе закивала головой и сделала в сторону хозяйки Центра величавый реверанс.

— Если мы с вами договоримся, данный вопрос вас может не волновать. — И в подтверждение своих слов Володина взяла со стола листок бумаги с расчетами задолженности по коммуналке и разорвала его на несколько мелких частей. — Мы уже обговорили подобный вариант с управляющей компанией. Тем более, что учредителями ее являемся именно мы.

Чиновница аккуратно сложила обрывки документа к себе в сумочку и сделала жест рукой, приглашая Ольгу Александровну вернуться на диван.

— Ну, так как? Устраивает вас подобный вариант? — Она отхлебнула из кружки чая и слегка пригубила медовый пряник. — Будем судиться или будем дружить?..

Ольга Александровна еще некоторое время постояла в задумчивости, осторожно поглядывая на сумочку чиновницы, куда та спрятала порванные листки, затем махнула рукой и присела на краешек дивана.

– Меня всегда с детства учили, что даже самый плохой мир лучше любой войны! Давайте договариваться!..

В тот момент умудренная богатым жизненным опытом женщина еще не знала, что попалась в мастерски расставленные сети лукавой чиновницы. Да и не могла знать. Потому что всю жизнь работала с детьми, не способными ни на подлость, ни на предательство, ни на злодейский обман.

Не прошло и месяца, как в помещении «Импульса» появился детский спортивный клуб «Олимп». На первых порах руководителем «Олимпа» по согласованию с руководителем муниципалитета стала дочь Ольги Александровны — Лена. Но, как оказалось, это был всего лишь отвлекающий маневр. Ануфриевы недооценили административный талант новой главы района.

Как только «Олимп» был официально зарегистрирован, оборудован и приступил к работе, в один прекрасный день Елена вдруг с удивлением узнала, что она уволена «за нарушение трудовой дисциплины». И уже на следующий день в помещении, совместно занимаемом «Олимпом» и «Импульсом», появилась новая «хозяйка», которая предложила Ануфриевым «убираться подобру-поздорову, куда глаза глядят».

Это сообщение ударило Ольгу Александровну, как гром среди ясного неба.

Она бросилась в муниципалитет. Но некогда приветливая чиновница даже не захотела ее слушать. Скорчив презрительную гримасу, она только криво усмехнулась и, распахнув настежь дверь в приемную, громко скомандовала вскочившей из-за стола секретарше:

— Пригласи-ка сюда охрану! Да побыстрее! У меня сегодня не приемный день! Эта полоумная баба мешает мне заниматься важными делами!

От неожиданности Ольга Александровна на некоторое время опешила. Она вдруг почувствовала, что ее начинает бить нервная дрожь и ноги отказываются передвигаться. Она попыталась сделать пару неуклюжих шагов и… упала.

В это время в приемную уже вбегали двое здоровенных парней в черной камуфляжной форме. Они схватили обессилевшую женщину под локти и поволокли за дверь. Протащив по всему длинному коридору муниципалитета, охранники распахнули входную дверь и буквально выбросили несчастную женщину на песчаную дорожку перед зданием.

При этом один из парней длинно витиевато выругался и смачно плюнул. Так, что густая слизь чуть не попала женщине в лицо. И презрительно проговорил:

— Знай, мамаша, куда суешься! Тебе же четко сказали: вас здесь не стояло! Вот и полежи пока — одумайся!

После чего дверь за ними с легким скрипом закрылась, и «мама Оля» осталась лежать посреди тротуара.

От обиды и полного бессилия она только бросила безнадежный взгляд в сторону удалившихся парней, попыталась приподняться, но, поняв, что сделать ей это без посторонней помощи не удастся, приникла щекой к мокрой от недавно прошедшего дождя дорожке и тихо безутешно зарыдала…

Все это было несколько месяцев назад.

И вот сегодня Московский городской суд отменил решение об увольнении Ануфриевой Елены из «Олимпа».

Ольга Александровна радовалась этому событию, как ребенок, еще не понимая, что ее борьба с зарвавшейся чиновницей из муниципалитета вся еще впереди…

Из дневника профессора Воронцова

«Много раз за последние годы мне приходилось размышлять над тем, что есть сегодня российская власть.

Еще в конце 90-х по настоянию Ельцина и его окружения был принят Закон о разграничении полномочий между различными ветвями исполнительной власти в России.

И эта, на первый взгляд, прогрессивная мера на самом деле обернулась для страны настоящим бедствием.

Центр отделил от себя органы региональной власти, наделив их при этом целым рядом не существовавших доселе полномочий. В каждом регионе появились теперь свои министерства, комитеты и департаменты. Количество чиновников выросло в разы. И каждый теперь носил «высокое звание». Было смешно слышать о «министрах » той или иной области. Тем более что зачастую в портфелях этих «министров» лежала всего лишь «дырка от бублика». Потому что почти треть российских регионов продолжала оставаться дотационными и шла с протянутой рукой на поклон к Центру.

Но еще более странной ситуация являлась на уровне муниципальной власти. Особенно в районах сельской местности.

Получив в свои руки огромную часть полномочий, главы местного самоуправления остались на полном голодном пайке. Так как поступлений в их местный муниципальный бюджет практически не было.

И страна начала медленно, но уверенно, загибаться.

Началось массовое и повсеместное закрытие школ, фельдшерских пунктов, клубов, библиотек. На это попросту не было денег.

Огромные доходы страны от торговли нефтью и газом распределялись теперь между ведущими финансовыми кланами. А также растекались по засекреченным счетам многочисленного российского федерального чиновничества. И даже рядовой российский гражданин, видя на телеэкране рекламу «Газпром — всенародное достояние», только горько усмехался и с грустью открывал свой полупустой холодильник, в котором большую часть пространства занимали лишь глыбы намерзшего в холодильной камере льда.

Особенно остро разделение полномочий между органами исполнительной власти ударило по социальной сфере.

Если в начале 90-х годов Россия по индексу социальной обеспеченности уровня жизни граждан занимала 54-е место в мире, то к началу 2000-х годов она скатилась уже на 67-е. А к 2010 году твердо заняла 74-ю позицию, уверенно сравнявшись с Угандой и Гондурасом.

И все это происходило под звуки непрекращающихся рапортов руководства страны о «неуклонном росте благосостояния населения России».

Был даже выдвинут лозунг «Удвоения ВВП за 10 лет». Каким образом это сделать, правда, не знал никто. Включая того, кто выдвинул этот прекрасный лозунг. Потому что уже первые годы работы под этим лозунгом показали, что самое большое, на что способно руководство страны, — это некоторое снижение уровня инфляции.

Для всех специалистов давно уже стало совершенно очевидно, что сама модель экономического развития России выстроена неверно.

Об этом много раз говорил мой друг и, как считаю не я один, самый талантливый российский экономист Сергей Глазьев.

Еще, будучи депутатом Государственной Думы, на одном из заседаний при отчете правительства он сделал довольно резкий выпад в сторону министра финансов Алексея Кудрина. Заслушав его большой и нудный доклад, Сергей вышел к трибуне и, глядя в сторону балкончика, на котором восседали члены правительства, совершенно твердо и слегка язвительно произнес:

– Сдается мне, Алексей Леонидович, что вы зеленого понятия не имеете о тех параметрах экономического развития страны, которые только что приводили в своем докладе. И вообще, по моему мнению, было бы меньше вреда для России, если бы вместо вас в кресло посадить обыкновенный арифмометр. Он просто выдавал бы цифры и не пытался бы на их основе руководить экономикой великой державы. Не пора ли вам сдать свой портфельчик на хранение?..

Выступление Глазьева было воспринято тогда представителями власти резко отрицательно. Поэтому уже спустя некоторое время статус министра финансов был повышен до уровня вице-премьера. И это отчетливо показало всем, что обречена не только экономика, но вся внутренняя социальная политика нашего несчастного государства.

Очень часто вглядываюсь в цифры наших «достижений» за прошедшие 10–15 лет.

Чего же мы добились?

В первую очередь, резко усилилась власть всего административного аппарата в целом и отдельно взятого чиновника в частности.

Больше никто из подрастающего поколения не мечтает стать летчиком, космонавтом, врачом, ученым, инженером. И даже привлекательность артистических профессий в последнее время резко померкла. Сегодня все выпускники школы мечтают лишь о карьере чиновника. Конечно же, федерального уровня. Потому что, практически не отвечая ни за что и не прикладывая никаких особых усилий, именно эти «слуги народа» живут сегодня самой обеспеченной жизнью.

Именно они успешно торгуют разнообразными многочисленными лицензиями.

Именно они успешно «регулируют » денежные потоки, поступающие в страну от продажи наших природных ресурсов. И, в первую очередь, нефти и газа.

Именно они успешно осуществляют торговлю российским оружием и боевой техникой, перекладывая большую часть доходов от этого в свои собственные карманы.

Именно они успешно отнимают чужой бизнес, привлекая для этого своих верных «цепных псов» из правоохранительных органов, которые давно уже стоят в нашей стране на страже интересов не рядового гражданина, а чиновника любого уровня, от которого зависит личная судьба и личное благосостояние любого «правоохранителя ». Исключением здесь не является даже судебный корпус, который полностью зависим от чиновника и постоянно смотрит ему в рот, пытаясь угодить по каждому случаю.

Именно они пытаются совместить руководство экономической и хозяйственной жизнью страны с руководством ее политической системой, заполнив собой ряды главной правительственной партии и став ее фактическими руководителями.

Именно они пытаются проводить «модернизацию» страны, уничтожая все важнейшие социальные достижения предыдущих десятилетий.

Вот истинный идеал нашего подрастающего поколения.

И это — не просто беда.

Это – наша национальная трагедия…»

 

Глава 7. Кучму — геть!

1

Утро началось с тревожного звонка телефона.

Виктор Петрович еще не успел допить чашку кофе, когда лежащий на столе аппарат начал шумно вибрировать, издавая мелодию латиноамериканского танго. Воронцов невольно взглянул на часы. Было восемь ноль пять.

Профессор встал сегодня пораньше, хотя никаких встреч в первой половине дня намечено не было. Просто всю ночь снились какие-то кошмары. Поэтому, едва открыв глаза, Виктор Петрович решил, что лучше не продолжать эти странные видения и заняться приведением в порядок нарушенных за ночь мыслей.

Обычно раньше девяти утра никто ему звонить не решался. Так что столь ранний звонок в какой-то степени стал для него неожиданностью.

На экране монитора высветился незнакомый номер. Тем не менее, Виктор Петрович нажал кнопку приема вызова.

В трубке некоторое время кто-то взволновано дышал. Затем раздался грудной женский голос. Воронцов сразу узнал звонившую. Это была директор знаменитого образовательного центра в Кожухово Людмила Анатольевна Курбатова.

Она еще полминуты переводила дух. Затем достаточно отчетливо произнесла:

— Виктор Петрович! Начался захват нашей школы! Я давно этого ожидала, но не думала, что все произойдет так нагло! — Людмила Анатольевна еще раз перевела дух и, словно извиняясь, продолжила. — До сих пор не могу прийти в себя. Мне только что позвонили из школы. Туда прибыла наша окружная начальница — Митрюк — и привезла с собой нового директора…

— То есть, как это — нового директора? — удивился Воронцов. — Вас что, уже с должности сняли?

— Да, в том-то и дело, что она привезла приказ о моем увольнении, собрала всех моих замов в моем кабинете и зачитала… хотя я официально нахожусь на больничном листе… а замам она предъявила некоего Кучму… он пол года назад был уволен из соседней школы… за полный развал…

— Подождите-ка, Людмила Анатольевна. Здесь явно что-то не то. Не может руководитель окружного управления не знать законов. Она же наверняка знает, что вы в настоящее время больны. А следовательно, уволить вас просто невозможно.

— Да, все она знает! Только эта мадам плевала на все законы! У нее схвачено на всех уровнях! Но самое главное — они теперь полностью развалят школу! Я даже не знаю, что делать…

Виктор Петрович отодвинул в сторону чашку с недопитым кофе и начал быстро собираться, продолжая одной рукой прижимать к уху мобильный телефон.

— Не беспокойтесь! Я сейчас же выезжаю к вам в школу!

Он схватил с дивана портфель и бросился к выходу. Уже добежав до дверей, вернулся назад и достал из верхнего ящика стола удостоверение эксперта Государственной Думы.

Этим удостоверением Виктор Петрович пользовался крайне редко. И лишь в тех случаях, когда нужно было общаться с представителями официальной власти.

Он давно уже понял, что нынешних чиновников можно пронять лишь сугубо официальными документами. Потому что никакие увещевания и призывы к совести на них не действуют. И достичь какого-либо эффекта можно было, только предъявив им серьезный документ. Правда, делал это Воронцов всегда с большой неохотой. Ему казалось, что и сам он чем-то начинает уподобляться этим самым чиновникам. Но, другого варианта вразумить их и заставить с собой разговаривать на равных не было.

Хотя, в некоторых случаях не помогало даже это удостоверение. Особенно, когда дело касалось правоохранительных органов. И это в равной степени огорчало и радовало профессора. Потому что он видел, как огромная масса помощников депутатов точно с такими же удостоверениями беспардонно решала с их помощью свои личные делишки.

А вообще-то, в стране давно уже сложилась ситуация, при которой никто и никого больше не боялся на официальном уровне. Потому что сложился порочный принцип взаимоотношений: не по закону, а по понятиям. И каждый чиновник в первую очередь пытался оценить ситуацию: может или нет данный конкретный человек причинить ему реальный вред. И, если он видел хоть малейшую опасность для своего личного существования, то сразу становился мягким и покладистым. Но, не дай Бог, если чиновник начинал осознавать свою полную безнаказанность. В силу своего служебного положения или в силу своих личных связей. Он моментально становился предельно наглым и абсолютно неуправляемым. И тогда — жди беды!

Направляясь в Кожухово, Виктор Петрович даже представить себе не мог, с какой ситуацией ему придется столкнуться. Но оставаться дома и спокойно продолжать пить свой утренний кофе он уже не мог.

2

Путь из центра города до района Кожухово занял не более получаса. Потому что в это время суток основной поток машин направлялся в обратном направлении. Все ехали на работу.

Воронцов невольно вглядывался на ходу в лица встречных водителей. И вдруг его поразила одна мысль: а ведь они даже не подозревают, что сейчас в одной из самых лучших московских школ происходит настоящий рейдерский захват с использованием административного ресурса. Может быть, сегодня или завтра они увидят это в новостных программах и удивятся…

А, может быть, и не увидят…

Виктор Петрович остановился на этой мысли и сделал поворот к ближайшей стоянке. Быстро достал из кармана телефон и начал набирать номера знакомых тележурналистов из новостных каналов.

Московский телеканал ТВЦ сразу и наотрез отказался ехать на место событий. Да это было и объяснимо. Потому что речь шла о действиях московских чиновников довольно высокого ранга. И без специального разрешения или, как обычно говорили в таких случаях продюсеры телеканала, без «согласования» подобного рода события не освещались.

Зато сразу откликнулись ребята из ВГТРК — программа «Вести Москва». И моментально среагировали в бригаде Глеба Пьяных на НТВ.

Теперь Виктор Петрович начал чувствовать себя более уверенно. Потому что, как правило, любой чиновник, творящий то или иное безобразие, очень боится огласки. Особенно, если оно освещается ведущими российскими телеканалами.

Уже подъехав к воротам школы, Воронцов обратил внимание на то, что у самого крыльца школы припаркован большой шикарный черный джип японского производства. Без номеров. И это сразу почему-то навеяло на него сюжеты из большого количества современных российских боевиков, в которых главные мафиозные лидеры разъезжают по подведомственной территории на черных лимузинах без номеров и наводят ужас на местное население.

Виктор Петрович несколько раз обошел вокруг странной машины и поднялся по ступенькам школы. Открыл входную дверь и столкнулся нос к носу с огромным дородным охранником, который уверенно преградил ему путь.

Воронцов автоматически запустил руку к себе в карман и достал оттуда думское удостоверение.

Но охранник даже не обратил внимания на предъявленный документ. Он начал напирать на профессора всем телом, пытаясь выдавить его за порог школы. При этом он не произносил ни слова. Только угрюмо сопел и изредка угрожающе рычал.

Воронцов еще раз попытался сунуть ему в лицо документ.

— У вас что? Не все в порядке со зрением?! Я же вам предъявляю удостоверение высшего законодательного органа страны — Государственной Думы!

— Засунь себе его в жопу! — вдруг резко выдавил из себя охранник и весело загоготал.

Но напор его стал слабее. Воспользовавшись этим, Воронцов все-таки просочился через входную дверь в школьный предбанник. И натолкнулся на второй кордон.

Правда, этот охранник был пониже ростом и пожиже в теле. Так что Виктор Петрович, словно вспомнив навыки своей молодости, когда он занимался каратэ, ловко, одним движением, вывернул ему руку и проскочил внутрь здания.

Но тут его ждала полная неожиданность.

Оказывается, здесь уже находился наряд милиции.

Два дюжих милиционера стояли в сторонке и наблюдали за всей сценой проникновения профессора в школу. А за их спиной Воронцов с трудом различил милицейского офицера в звании майора.

Тот о чем-то тихонько разговаривал с молодой и довольно симпатичной женщиной, которая лишь время от времени бросала острый взгляд в сторону дверей, где шла борьба профессора за проникновение внутрь.

Виктор Петрович почему-то сразу понял, что это и есть та самая начальница окружного управления образования, которая с утра уже решила установить здесь свои порядки.

Долго пытался вспомнить, как ее зовут по имени и отчеству, но так и не вспомнил. Поэтому обратился к ней по фамилии. Благо, что она-то запоминалась очень быстро.

— Госпожа Митрюк! Может быть, вы мне объясните, почему в подведомственное вам учреждение не пускают эксперта Государственной Думы? Или на территории вашего округа уже не действуют государственные законы?

Услышав его вопросы, чиновница лишь пожала плечами и заморгала своими огромными глазами с ярко подкрашенными ресницами.

— А я здесь не хозяйка. Если у вас есть вопросы, обращайтесь к директору школы. Именно он отвечает за безопасность детей и персонала.

Она кивнула куда-то в сторону. И лишь теперь Воронцов заметил стоящего за перегородкой мужчину небольшого росточка. Тот моментально оскалил зубы, и Воронцов вдруг поймал себя на мысли, что его улыбка очень похожа на лошадиную.

Мужчина сделал шаг вперед и, слегка разведя руками, произнес.

— Мы не знаем, кто вы такой. Здесь — детское учебное учреждение. И посторонним сюда вход категорически запрещен. — Он еще раз состроил лошадиную ухмылку и хотел отвернуться в сторону.

Но Воронцов вновь полез в карман за удостоверением и, развернув его, буквально сунул под нос человеку с лошадиной ухмылкой.

— Я же вам русским языком говорю: перед вами эксперт комитета Государственной Думы по образованию профессор Воронцов! Виктор Петрович! Или на этой территории уже документы Государственной Думы не действительны?! — Видя, что тот продолжает нагло ухмыляться, профессор повернулся в сторону наряда милиции и обратился к офицеру. — Может быть, вы объясните данным господам, что нарушать российские законы нельзя?

Но, к его удивлению, майор только глубже вжал голову в плечи и спрятался за постовыми.

Тогда Воронцов еще раз обратился к чиновнице.

— Гражданка Митрюк, может быть, вы все-таки объясните, что здесь происходит?

Дама опять сделала большие глаза, засверкав своими огромными крашеными ресницами, и жеманно повела плечами.

— Я не знаю, о чем вы говорите… Здесь идет нормальный процесс… Не понимаю, зачем вы в него пытаетесь вмешиваться. И не суйте, пожалуйста, постоянно всем в нос свое удостоверение. Вас никто не собирается пропускать в подведомственное нам детское образовательное учреждение. Здесь идет учебный процесс, и делать вам здесь сейчас нечего… А если вы этого не понимаете, я попрошу милицию навести порядок и удалить вас отсюда! — она отвернулась в сторону, давая понять, что разговор на этом окончен.

Но Виктор Петрович уже понял, что остановиться не сможет. Внутри него как будто сработала какая-то пружинка, и он, оттолкнув подальше охранника, ринулся прямо к милицейскому майору.

— Я же вас, по-моему, спрашиваю! — Он сделал резкое ударение на слове «вас» и буквально ткнул в майора пальцем. — Вы офицер или тряпка?! Почему вы допускаете грубейшее нарушение законности?! Или вы здесь заодно с этой шайкой?!

— Па-а-прошу!.. — начал было, заикаясь, майор. И как-то сразу осекся. Потому что не знал, что произнести дальше. Затем, видимо, немного собравшись, с трудом выдавил из себя. — Мы здесь для того, чтобы не допустить нарушения общественного порядка… Мы не вправе вмешиваться в действия администрации… Вот, если кто-то будет нарушать порядок…

— Значит, по-вашему, нарушение закона не есть нарушение общественного порядка?

Но этот вопрос Воронцова повис в воздухе. Майор отвернулся в сторону и сделал вид, что рассматривает надписи на одном из висящих в коридоре стендов.

Тогда Виктор Петрович схватил одного из охранников за лацкан куртки и начал с силой трясти, приговаривая «Тогда я вам устрою сейчас нарушение общественного порядка!»

Охранник попытался вырваться из цепких рук профессора. Но, поняв, что так просто ему это сделать не удастся, буквально завопил:

— Помогите! Ну что же вы смотрите?! Этого психа надо немедленно отправить в «обезьянник»! Предупреждаю: еще одно движение — и я применю грубую физическую силу!

— Вот-вот, примени! — словно обрадовавшись, произнес Воронцов и повернулся в сторону все также каменно застывших милиционеров, которые, вместо того чтобы прийти на помощь охраннику, начали прятаться за спины набежавших на шум учителей.

И лишь повернувшись в сторону входных дверей, Виктор Петрович понял причину их столь странного поведения.

В тамбуре, протискиваясь между скопившимися родителями, пришедшими забирать детей из младшей школы, показалась съемочная бригада телевидения. По значку на телекамере Воронцов моментально определил, что это представители программы «Вести Москва».

Словно очнувшись от временного оцепенения, им навстречу моментально бросилась Митрюк. Она протестующе замахала руками и, призывая к действиям сотрудников милиции, буквально завопила:

— Я категорически запрещаю осуществлять здесь какую-либо съемку! Прошу вас немедленно покинуть здание детского образовательного учреждения!

Но было видно, что прибывший с бригадой корреспондент — парень бывалый. Потому что он сделал незаметный жест ассистенту с микрофоном на длинной металлической палке. И тот занес ее буквально над головами борющихся в вестибюле.

— Расскажите, пожалуйста, что здесь происходит?

Он адресовал вопрос куда-то в пространство, но было очевидно, что он предназначен именно этой возмущающейся их появлением здесь чиновнице. Но та лишь сверкнула в их сторону негодующим взглядом и, обращаясь к милицейскому майору, скомандовала:

— Прошу вас немедленно удалить из детского учреждения всех посторонних! Мы сюда никакую прессу не приглашали! Незачем делать из обычного рабочего момента шоу!

— Так все-таки! Что же здесь происходит? — продолжал настаивать на своем корреспондент.

Он попытался протиснуться поближе к чиновнице, но на его пути встал майор, которого буквально за локти поддерживали оба постовых милиционера.

Майор попытался сделать свирепое лицо и потянулся рукой к наставленному на него объективу телекамеры.

— Па-а-прошу! Немедленно очистите проход! И не мешайте работе детского учреждения! Иначе мы вынуждены будем применить меры принуждения!

— А какие именно меры принуждения вы планируете применить в отношении представителей официального российского телевидения? — тут же поинтересовался корреспондент. — Может быть, вам напомнить закон о СМИ? Или вас этому в школе милиции не учили? — Он весело рассмеялся. Но, видя, что майор начинает багроветь, сделал шаг назад и обратился к протиснувшемуся в их сторону профессору Воронцову. — Мы рады видеть вас здесь, уважаемый Виктор Петрович! Может быть, тогда вы нам расскажете о том, что здесь происходит в настоящий момент?

— Здравствуйте, Вадим! — Виктор Петрович протянул корреспонденту руку для приветствия и, кивнув в сторону милиции, охраны и спрятавшейся за ее спинами начальницы окружного управления образования, попросил. — Может быть, вы им скажете, кто я такой?

— Конечно! — тут же отреагировал Вадим. — Кто же у нас в стране не знает профессора Воронцова? Вы — один из самых известных российских экспертов в области образования и главный борец за сохранение лучших наших традиций. Я это могу совершенно компетентно засвидетельствовать! — Он махнул рукой оператору. — Славик! Снимаем! Так что же здесь в настоящее время происходит?

Виктор Петрович, не обращая внимания на пытавшихся его толкать охранников, глядя прямо в объектив телекамеры, заговорил.

— Как я понимаю, здесь в настоящее время происходит банальный рейдерский захват школы с использованием административного ресурса и сотрудников милиции. Поясняю. Директор данной школы — Людмила Анатольевна Курбатова — не пожелала участвовать в преступных схемах руководства окружного управления образования и отказалась подписывать контракты на поставку детского питания в свою школу с фирмами, у которых состоялись предварительные договоренности с чиновниками управления. И сделала это совершенно осознанно, на основании 94-го федерального закона. За что немедленно попала в немилость. — Воронцов сделал небольшую паузу и кивком головы указал туда, где пряталась Митрюк. — Сегодня эта госпожа прибыла в школу с целой бригадой поддержки и решила, пока директора школы находится на больничном, поменять руководство школы. Мне думается, что именно вот этот человечек, — Воронцов указал пальцем в сторону гражданина с лошадиной ухмылкой, — и есть тот самый «варяг», которого госпожа Митрюк решила поставить во главе школы вместо «непослушницы». Уж он-то точно подпишет все липовые контракты и даст чиновникам «заработать» свою долю.

Услышав слова профессора, Митрюк из-за спин милиционеров, так чтобы не было видно ее лица, прокричала:

— Вы думайте, что говорите! Вы за эти слова понесете ответственность! Если этот материал выйдет в эфир, мы и на вас, и на телекомпанию подадим в суд!

– С большим удовольствием с вами там встречусь. – Виктор Петрович даже не стал разворачиваться в ее сторону и продолжил на камеру. – Все это происходит вопреки воле педагогического коллектива школы. Их даже забыли поставить в известность. И все это называется довольно кратко, но достаточно емко: чиновничий беспредел. Свое слово в этой истории еще не сказал Совет школы и родительский комитет. Как мне сообщила директор школы Курбатова, они намерены собраться сегодня вечером и обсудить сложившуюся ситуацию. Приглашаю вас на это мероприятие.

Закончив интервью с Воронцовым, Вадим попытался еще раз пробраться поближе к Митрюк.

— И все-таки! Что вы можете сказать нашим телезрителям по поводу происходящего?

Но та закрыла лицо руками и отвернулась в сторону.

— Никаких комментариев я вам давать не намерена! Здесь идет нормальный рабочий процесс, и прессе здесь делать нечего!

— Ну, что же! — Вадим повернулся лицом к камере и, слегка кивнув головой, произнес. — Мы будем следить за сложившейся в школе ситуацией и обязательно побываем сегодня на встрече с родительским комитетом и советом школы. Следите за нашими выпусками!

3

Но вечерние события развивались еще более драматично.

Сразу несколько телевизионных бригад, подъехавших на встречу с родителями, натолкнулись на плотное кольцо милиции, окружившее здание школы. Все это уже начинало походить на настоящую спецоперацию.

Командовавший милиционерами полковник — начальник местного отдела внутренних дел с довольно странной для стража закона фамилией Сарафанов встретил журналистов, как говорят в таких случаях, на дальних подступах. И, спрятавшись за спинами милиционеров, предостерегающе прокричал через мегафон:

— Граждане журналисты! Па-а-прошу всех немедленно покинуть территорию школы! По решению окружного управления образования и по согласованию с департаментом образования Москвы всякого рода собрания в здании школы сегодня запрещены! Так что, прошу не устраивать несанкционированные митинги в непосредственной близости к детскому учебному заведению! В ином случае, будет дана команда применить силу!

От такого поворота событий, казалось, опешили не только видавшие виды телевизионные корреспонденты, но и жители окрестных домов, медленно подтягивающиеся к зданию своей родной школы.

Одна из старушек, направляющаяся в школу за внучком, в нерешительности остановилась перед цепочкой милиционеров и только в недоумении развела руками:

— Это что же такое, робята? Никак в стране переворот? Кто ж это наших детишек-то захватил? Там что, в школе-то, бандиты что ли образовались? Вот те и образование!

Старушка хотела было протиснуться между двумя дюжими милиционерами, но те довольно грубо оттолкнули ее в сторону. Так что старушка нелепо взмахнула руками и, поскользнувшись на затвердевшей к вечеру лужице, как подкошенная упала на землю.

Она некоторое время лежала на тротуаре бездвижно. Затем начала громко протяжно выть и причитать.

— У-у-у! Ах вы, ироды окаянные! Нету, нету на вас креста! Что ж вы тут понатворили-то?! Это ж надо та ко придумать?! Детишек в плен брать! Вы ж не милиция, а супостаты какие-то! Форменные бандюганы!

— Ну, ты, бабка, потише! — прикрикнул на нее подбежавший откуда-то сбоку молоденький лейтенант. Вместо того, чтобы подать старухе руку, он слегка пнул ее большим казенным ботинком под зад и, показывая рукой куда-то в сторону, прокричал. — Вали отсюда подобру-поздорову! Пока тебе бока не намяли! Видишь? Здесь щас порядок наводят!

— Вижу я, какой у вас порядок! — опять запричитала старуха. — Этакий порядок немецкие полицаи в сорок втором у меня на родине наводили! И вы ни чем не лучше их будете!

— Ну, ты поаккуратнее с выражениями-то! — взбеленился вдруг лейтенантик. — А то за полицаев и в кутузку можешь угодить! В раз под статью об экстремизме загремишь!

— Ты меня своим стремизмом не пугай! Пуганые мы! Не вам чета! — Старушка с трудом поднялась с земли, аккуратно отряхнулась и сделал несколько шагов в сторону. Оглядела милиционеров с ног до головы и презрительно бросила. — Ишь, вояки! Нашли с кем воевать! Со стариками и детишками малыми! Вас бы на настоящий фронт отправить! Посмотрела бы я, как вы в штаны наделаете! Вот погодите, подойдут наши мужики с работы — они вам кузькину мать-то покажут!

Но к школе продолжали подходить по одиночке и небольшими группками женщины и старшеклассники.

Женщины, опасливо поглядывая на выстроившихся плотной стеной милиционеров, собирались в кружок возле ограды. А старшеклассники, отойдя от заградительного кордона на приличное расстояние, начали отпускать в адрес порядком озябших милиционеров довольно скабрезные шутки.

Один из парней перед группкой нахохлившихся от холода девчонок некоторое время прохаживался гоголем, копируя поведение командовавшего милиционерами лейтенанта. А затем вдруг упал на землю и начал в конвульсиях дергать ногами.

Девчонки весело смеялись. А лейтенант, поняв, что это копируют именно его, сначала сконфузился. А затем вдруг схватил из стоящей невдалеке машины мегафон и начал истошно вопить:

— В последний раз предупреждаю! Вокруг школы не собираться! Иначе это будет расцениваться как несанкционированный митинг!

— Смотри не обоссысь! — раздалось вдруг из группы подростков.

Лейтенант на какое-то время словно опешил, пытаясь определить, кто именно произнес эти слова. Но, поняв, что сделать это практически невозможно, скомандовал:

— Никифоров! Васильев! Очистить прилегающее пространство от посторонних!

Но очищать уже было нечего. Потому что подростки, весело свистя и улюлюкая, вмиг бросились врассыпную.

Виктор Петрович подошел в том момент, когда двое дюжих милиционеров, спотыкаясь о кучки мусора на газоне, пытались догнать убегающих в разные стороны школьников.

Глядя на эту суматоху, он невольно улыбнулся. За что тут же получил замечание от подошедшего к нему вплотную полковника Сарафанова.

— Это все — ваших рук дело! — укоризненно покачал тот головой в сторону убегающих подростков. — Вам не кажется, что своими действиями вы подстрекаете граждан и, особенно, эту молодежь к неповиновению власти?

— О какой власти вы говорите, полковник? О тех самых воровских чиновниках, на защиту которых вы встали сегодня грудью? Или о том «варяге», которого притащили сюда вместо уважаемого всеми директора школы? О ком?

— Вы все прекрасно понимаете, господин Воронцов, — вздохнул полковник. — Мы же — люди подчиненные. Нам дана команда — мы действуем! Тем более что здесь налицо действительно нарушение общественного порядка.

— О каком общественном порядке, полковник, вы говорите? — Виктор Петрович обвел жестом руки круг в сторону школы. — Для вас то, что здесь происходит — общественный порядок? А, по-моему, это — натуральный беспредел!

— Ну, уж, нет, — как-то вяло возразил ему Сарафанов. — Порядок — это когда все подчиняются определенным правилам…

— Установленным чиновниками… — продолжил его мысль Воронцов. — Именно это, полковник, привело в 1917-м году к развалу Российской Империи, а в 1991-м — к развалу СССР. Вы этого хотите?..

— Ну, зачем же так мрачно, — махнул рукой Сарафанов. — Вот такие как вы постоянно запугивают людей всякими катаклизмами. А все предельно просто: сказали тебе не собираться на собрание — иди спокойно домой. Пить чай с бубликами. — Полковник с чувством превосходства оглядел профессора и, завидев приближение очередной группы родителей, схватился за мегафон. — Граждане! Сегодня никакого родительского собрания не будет! Просьба спокойно расходиться по домам!

— Кстати! — дернул его за рукав Воронцов. — Вы хотя бы представляете себе, кто и на каком основании разрешает или запрещает проведение в школе родительского собрания?

— Понятно, кто — директор. — Сарафанов посмотрел на Воронцова, как на несмышленого мальчика. — Это я еще со своей школьной жизни усек.

— В вашей школьной жизни что-то, по-моему, было не так, — сокрушенно покачал головой Виктор Петрович. — Я вот тут специально прихватил с собой один очень важный в данный конкретный момент документик. — Он полез в портфель и извлек оттуда достаточно толстую книженцию с заголовком «Сборник документов в системе российского образования». Перебрал несколько закладок и, найдя нужную страницу, открыл и начал читать. — «Родительское собрание является высшим органом самоуправления родителей общеобразовательной школы. Проводится не реже одного раза в течение учебной четверти. По решению школьного родительского комитета может проводиться внеочередное родительское собрание по насущным вопросам жизни и деятельности школы». Это, кстати, «Положение о деятельности общеобразовательной школы в Российской Федерации». Утверждено специальным постановлением правительства России. Что-то я здесь не вижу ни малейшего упоминания о том, что родители вправе собираться лишь по милости директора. И о том, что милиция вправе решать вопрос, собираться ли родителям в своей родной школе для решения насущных ее проблем или нет.

Виктор Петрович помахал перед носом полковника сборником и предложил ему лично ознакомиться с тем, что только что прочитал. Но тот как-то смущенно ретировался, продолжая перекладывать из руки в руку скрипящий на холоде мегафон.

При приближении очередной группы людей он хотел было вновь поднести его к губам, но передумал и, сделав несколько шагов в сторону машины, бросил его на заднее сиденье.

Затем резко развернулся и, не глядя больше на Воронцова, отдал короткую резкую команду лейтенанту:

— Никого в школу не пускать! У нас — указание начальства. Пусть сами там — наверху — разбираются, кто прав, кто виноват! — Он шагнул в сторону машины и потер правой рукой за ухом. Продолжая избегать взглядом Воронцова, только негромко пробормотал. — Хотя, виноватыми опять, как всегда, окажемся мы.

Он что-то пожевал губами. Воронцову показалось, что он сказал лишь одно слово «суки!». Затем влез в машину. И уже через минуту она рванула с места.

4

Между тем, к Виктору Петровичу уже подбегал Олег — школьный учитель физкультуры, который еще с утра отважно снимал все происходившее своей любительской камерой. Сейчас в его руках была все та же камера, которую он крутил в разные стороны, пытаясь охватить всю картину милицейской осады.

Подойдя совсем близко, Олег почти на ухо Воронцову произнес:

— Мы уже выставили на всех подступах к школе кордоны. Они заворачивают родителей и детей в соседний дом. Там у нас находится нечто подобное студии для внеклассной и внешкольной работы. Там зальчик есть. Так что все равно, считай, будем проводить собрание на школьной территории. Мы уже направили туда всех телевизионщиков. Пусть эти охламоны мерзнут тут! — он махнул рукой с телекамерой в сторону стоящих в оцеплении милиционеров и состроил им неприличную рожицу.

Лейтенант сделал ответный жест рукой. Но, видя, что Воронцов с учителем удаляются, успокоился и отвернулся.

В маленьком уютном зальчике уже набралось достаточно много народа. Поскольку сидеть было не на чем, все стояли, плотно прижавшись друг к другу. Но казалось, что это никого из присутствующих не смущает. Все стояли вперемешку, и лишь возле дальней от входа стены четко выделялась группа возбужденных старшеклассников. Они что-то бурно обсуждали между собой. И, лишь придвинувшись поближе, Виктор Петрович заметил, что двое парней, разложив огромный лист ватмана на спинах товарищей, жирно выводили на нем какие-то буквы.

Чуть позже, когда Воронцов с трудом пробрался к небольшому импровизированному помосту, на котором уже стояли оба заместителя директора школы с председателем родительского комитета и вокруг которого сосредоточились все телевизионные камеры, лист ватмана взмыл над головами. И все увидели на нем написанный жирными слегка кривыми буквами лозунг «Кучму — геть!»

Буквально на несколько секунд Виктор Петрович задумался, пытаясь сообразить, при чем здесь этот сугубо украинский призыв. Но тут же вспомнил, что фамилия новоявленного директора действительно Кучма. И подумал, что этот лозунг теперь тележурналисты будут обыгрывать на разные лады, придавая ему сугубо российское звучание.

А между тем, собрание уже началось.

К помосту активно протискивались отдельные родители и старшеклассники и пытались, перекрикивая друг друга что-то говорить. Расслышать говорящего в этом всеобщем гомоне было просто невозможно.

Оглянувшись назад, Виктор Петрович вдруг заметил, что следом за ним в зальчик проник тот самый милицейский лейтенант с угрожающе поблескивающим мегафоном в руках.

Недолго думая, Воронцов рванул назад к выходу и буквально выхватил из рук лейтенанта этот весьма нужный в данной ситуации аппарат. При этом он дружески похлопал лейтенанта по плечу и лишь произнес:

— Не переживайте! Вернем в целости и сохранности!

И только тут он заметил, что за спиной у лейтенанта протискивается тот самый Кучма, которого школьники только что довольно смело предложили «геть!».

Он активно махал руками и буквально кричал в ухо слегка растерянному лейтенанту:

— Ну, что же вы смотрите? Вам же дали команду — не допускать проведения никаких несанкционированных собраний! Я требую немедленно принять меры!

Но лейтенант только пожал плечами.

— Мне указаний насчет собраний не было… У нас был приказ не допускать несанкционированный митинг и никого не пускать в детское учреждение… Ну, то есть, в школу… А насчет этого помещения никаких указаний не было…

Махнув рукой, Кучма попытался было продвинуться в сторону помоста. Но на пути у него твердо встали несколько мужчин, один из которых сделал свирепое угрожающее лицо и тихо, но совершенно отчетливо, предупредил: «Не рыпайтесь, гражданин! А то башку оторвем!»

Услышав эти слова, Кучма вновь обратился к лейтенанту.

— Вы слышали, как они мне угрожают?!.

Но тот только пожал плечами и отвернулся в сторону.

А между тем, Воронцов уже протиснулся к помосту и, приставив ко рту включенный мегафон, прокричал:

— Прошу всех успокоиться! Иначе вы не сможете принять ни одного нормального решения! А вам именно здесь сегодня предстоит решить самый главный вопрос — что делать дальше! Поэтому еще раз призываю всех к тишине и порядку, и передаю слово, а вместе с ним — сей весьма полезный аппарат, руководителям собрания! Прошу вас!

Он протянул мегафон председательствующему и слегка отодвинулся в сторону.

В это время откуда-то из глубины зальчика к помосту протиснулась пожилая женщина в стареньком вязанном платке. Она аккуратно поправила его на голове и решительно протянула руку.

— А ну-ка, милок, дай-ка мне эту штуковину!

Получив из рук председательствующего мегафон, она с недоверием повертела им перед глазами.

— Это из энтой штуковины нас, что ли, давеча стращали? Чего только эти ироды не придумают, чтобы народ пугать! Ну ничо! Нас особо не запугаешь! — Она приблизила мегафон ко рту и твердо проговорила. — Здеся у нас в школе всяким Кучмам делать нечего! Ишь, какую моду взяли: чуть что не по ним — сразу силу применять! А у нас спросили? Мы энту школу на воскресниках строили! И Людмилу Анатольевну знаем получше всякого начальства! Эта плешивая начальница, которая давись в школе хозяйничала, наших ребятишек решила всякими помоями кормить! И директор правильно сделала, что пошла супротив этого безобразия! Сейчас-то мои внучки — а у меня их трое, — гордо возвестила она и свободной рукой поправила на голове платок, — даже завтракать дома не хотят — в школу бегут. Там, говорят, вкуснее. И на обед остаются. И это все — спасибо Людмиле Анатольевне! А теперь что же? Не надобно нам никаких Кучмов! Пущай он к себе на Украину хозяйничать едет!..

— Да, он не с Украины! — крикнул кто-то из зала. — Он здешний — доморощенный! Я знаю — его еще в прошлом году из другой школы выгнали!

— Ну, не знаю, не знаю, — продолжила женщина. — Могет быть, что и здешний. Только — не нашенский он! Пущай его начальство к себе обратно забирает! Не надобно нам никого, акромя Людмилы Анатольевны! Ежели ее нам не вернут — Путину писать будем!

— Да, чо твой Путин может?! Такой же козел! — выкрикнул кто-то из зала.

На что женщина лишь повела бровью.

— Оно, может, и так. Да только его пока еще все эти ироды слушаются! И ты, сынок, мне страшные рожи-то не строй! — кивнула она в сторону милицейского лейтенанта. — Мы — народ пуганный-перепуганный. А ты еще слишком молод, чтобы власть свою выказывать! Мы вас никого не трогаем — и вы нас не троньте! А то такое зачнется — чертям жарко станет! — Женщина перевела дух и вновь обратилась к залу. — В общем, так! Детишек наших никакому Кучме мы не доверим! Пущай катится туда, откеда пришел! Не те нынче времена, чтобы совсем уж с мнением народа не считаться. Как-никак, у нас теперь демократия! Во всяком случае, я, пока в школе опять порядка не будет, не пущу туда своих внучат!

Женщина решительно рубанула рукой воздух, отдала мегафон и двинулась на место.

Будто дожидаясь именно таких слов, председательствую-щий схватил мегафон и громко предложил:

— Чтобы долго не рассуждать, прошу немедленно проголосовать! Кто за то, чтобы выразить полное недоверие руководству окружного управления образования и его ставленнику — гражданину Кучме? И, соответственно, поддержать нашего директора — Людмилу Анатольевну Курбатову? Прошу проголосовать!

Не успел он досказать фразу, как руки присутствующих взметнулись над головами. А набившиеся в зал старшеклассники выбросили вверх обе руки и начали подпрыгивать на месте, дружно скандируя лозунг «Кучму — геть! Кучму — геть!»

Оглядывая взбудораженный зал, Виктор Петрович невольно натолкнулся взглядом на прижавшегося в самом углу под защитой милиции нового самозваного директора. И его уже в который раз поразила его нагловатая лошадиная ухмылка.

При выходе на улицу Кучма вдруг догнал Воронцова и, взяв под локоток, довольно ядовито полушепотом произнес:

— Неужели вы думаете, что этот спектакль имеет какое-то значение? Вы же — человек опытный и знаете, что будет так, как решило руководство. Теперь я — директор школы! И мне плевать на все эти собрания! И ваша Курбатова сюда уже больше никогда не вернется!..

Виктор Петрович не стал с ним спорить, понимая, что это абсолютно бесполезно. Он просто вырвал свой локоть из рук человека с неприятной лошадиной усмешкой и пошагал в сторону собравшихся неподалеку и с нетерпением поджидавших его женщин.

Да и, что он мог ему сказать?

Воронцов и сам понимал, что ситуация все больше приобретает необратимый характер.

Жизненная практика показывала, что любой чиновник, начав свою нечистую игру, никогда не сворачивает с полдороги. И его никогда не смущают никакие возмущения и выступления простых граждан. Потому что он четко осознает свою власть над ними. И знает, что все равно будет так, как он решил. Ибо, все институты государственного управления в сегодняшней России построены таким образом, что они непременно будут на стороне чиновника. Даже если он многократно не прав и совершает гнусное дело.

Попытка борьбы, конечно же, не исключена. Но многолетняя практика показала, что дело это — почти безнадежное.

И от этой мысли Виктору Петровичу вдруг стало не по себе.

Он еще раз оглянулся назад, где только что маячила фигура Кучмы. Но того уже и след простыл. А вместе с ним куда-то сразу исчезли и все милиционеры во главе с молоденьким растерянным лейтенантом.

5

Утро у Вадима Сурова как-то сразу не задалось. Сначала мать что-то очень долго бухтела насчет подготовки к экзаменам. Затем Санька — младшая сестренка Вадима — вылила какую-то гадость из цветочного горшка с подоконника на клавиатуру компьютера, и лишила его возможности перед походом в школу влезть в Интернет. Кнопки клавиатуры залипли и отказывались выдавать нужные команды.

Вадим долго безуспешно ковырял их. И, наконец, поняв, что это дело совершенно бессмысленное, шваркнул по клавиатуре кулаком. Отчего та, жалобно взвизгнув, отлетела в сторону и повисла возле стола на проводе.

Заслышав шум в комнате, туда заглянул отец. Увидев разгром на письменном столе сына, он ничего не стал говорить. Лишь укоризненно покачал головой и удалился в прихожую.

Вадим нехотя собрал книги и тетради в портфель и двинулся к выходу из квартиры.

На встревоженные окрики матери даже не стал реагировать. Просто быстро вскочил в открывшуюся кабину лифта и нажал кнопку нижнего этажа.

По дороге от дома до школы несколько раз останавливался, чтобы покурить. Каждый раз он разжигал погасшую сигарету и, сделав несколько затяжек, нервно гасил. А перед самыми воротами школы выбросил окурок в кусты.

В дверях вестибюля замешкался, потому что школьный охранник вдруг остановил его странным вопросом: «Ты кто?»

— Ну, вы, блин, даете! Совсем что ли охренели за эти дни? Уже учеников в школу не пропускают! — Вадим расстегнул портфель и сунул его содержимое в нос охраннику. — Кто-кто! Хрен в пальто!

— Ну, ты, пацан, не выеживайся! — тут же огрызнулся охранник. — Распустили вас тут! Никакого порядка! А еще говорили, что тут передовая школа! — Он толкнул Вадима в спину и громко шмыгнул носом. — Правильно вас тут наши хохлы поприжали! И директоршу вашу давно было пора прищучить!

То ли от толчка, то ли от обиды за услышанное Вадим вдруг почувствовал, что где-то внутри у него закипает ярость. Все неприятности начавшегося утра словно сложились у него в один нарастающий ком. И он, отбросив в сторону портфель, ринулся на охранника.

Вадим даже сам не понял, откуда у него вдруг взялась эта смелость. Но уже через мгновение он буквально уперся всем телом в грудь охранника, а правая рука наотмашь влепила ему по уху. А еще через мгновение он уже сам лежал на полу с разбитым в кровь носом.

Вадим попытался подняться, но тут же получил еще одну порцию ударов. Теперь они пришлись по правому боку и по животу.

Охранник словно вошел в раж и бил Вадима из всей силы своими кованными ботинками. Успевая при этом громко произносить матерные ругательства.

На шум из глубины вестибюля прибежали две учительницы начальных классов, которые только что встречали внизу своих питомцев. Одна из них попыталась ухватить охранника за рукав. Но тот грубо оттолкнул ее в сторону и продолжал методично избивать Вадима ногами.

Остановился лишь тогда, когда из-за гардероба появилась фигура нового директора — Кучмы.

Тот ухватил охранника за плечи и отодвинул в сторону.

— Ну, ты, Петро, ни того! Ты же пацану ребра поломаешь, а мне потом отвечать! Они и так все на меня, как волки ополчились. — Он наклонился над неподвижно лежащим парнем и неодобрительно покачал головой. — Я же тебя просил, быть поаккуратнее! Здесь же тебе не СИЗО! Это вы там, понимаешь, привыкли ребра ломать по делу и без дела. А тут ведь как-никак детское учреждение.

Петро, продолжая хлюпать простуженным носом, с недовольством отодвинулся от лежащего на полу подростка и начал поправлять на себе амуницию.

Между тем, Кучма замахал на собравшихся вокруг лежащего на полу Вадима малышей и учителей.

— Идите! Идите по своим классам! Чего вы здесь уставились? Мы как-нибудь и без вас разберемся. А ты, Петруха, дуй в медкабинет — приведи сюда медсестру! Впрочем, нет… Лучше тащи-ка его ко мне в кабинет. Мы его сами в чувства приведем. Пусть Пашка постоит на дверях, а ты — за мной! — скомандовал Кучма и двинулся из вестибюля прочь.

Видя, что малышня не расходится, Петро сделал в их сторону угрожающий жест рукой, схватил Вадима под мышки и потащил по направлению к директорскому кабинету.

Очнулся Вадим на широком директорском диване. Именно на него рассаживались девчонки во время проведения, так называемых, «самоуправленческих посиделок», которые проходили здесь ежемесячно. Он огляделся по сторонам и поймал себя на мысли о том, что кроме этого самого дивана больше ничего в кабинете не узнает.

Нет, конечно же, и стол, и стулья, и шкафы были теми же. Но они излучали какой-то чужой, холодный, не знакомый ему свет. А за директорским столом восседал тот самый мужчина, которого на днях привезли им из окружного управления образования. Он что-то тихонько говорил на ухо охраннику, который избивал Вадима в вестибюле. До Вадима доносились лишь отрывки фраз. Но кое-что можно было расслышать…

— Ты, Петруха, в случае чего ни в чем не признавайся… Скажи, мол, сам поскользнулся на пороге и упал на пол, ударился о стойку… А этим бабам из началки я все разобъясню. Еще не хватало, чтобы на моего племяша уголовное дело заводили. С ментами местными я договорюсь… Они — ребята послушные. Им Людмила в случае чего тоже внушение сделает. Ей тоже ни к чему это кадило раздувать — и так на всю Россию прославились.

Кучма бросил взгляд в сторону Вадима и, увидев, что он приходит в себя, махнул Петрухе рукой.

— Все! Давай топай на пост! Да смотри, чтобы никто больше в дверях не поскользнулся! А я тут пока с этим молодым человеком побеседую.

Петр тоже глянул на Вадима и нехотя побрел к выходу.

Но не успел он дойти до дверей, как в кабинет ворвался сменивший его охранник.

— Ну, чего там? — недовольно спросил Кучма. — Я же сказал тебе никого не пускать и пост свой не покидать.

— Так это… того… — в нерешительности замялся Пашка, — там «Скорая помощь» подкатила… И по-моему, даже не одна…

— Кто вызывал?! — вскочил с места Кучма. — Это что еще за шуточки?!

— И, кажись, там опять эти — с телевидения…

— Что значит — кажись?! — взбеленился Кучма. — Я же тебе русским языком приказал никого в школу не пропускать! — Кучма замахал руками и начал выталкивать обоих охранников в коридор. — Сейчас же закройте все двери и никого сюда не пропускать! А я сейчас буду разбираться с этими уродами, кто вызывал «скорую»!

Он начал метаться от стола к дверям. Несколько раз хватал со стола телефонную трубку и кидал ее на место. Затем, словно опомнившись, подскочил к дивану.

— Я надеюсь, что ты все понял?! — он начал трясти Вадима за плечо. — Ты понял, что сам поскользнулся и расшиб себе лобешник?! Не забывай, что тебе в этом году экзамены сдавать! Иначе, ты у меня покатишься на экзаменах, как на салазках! У тебя только девятый класс. Можешь задержаться в нем еще на годик! Или в ПТУ тебя выпихнем — даже охнуть не успеешь! Это что — твои дружки «скорую» вызвали? Так я им тоже мозги вправлю!

Кучма отошел от дивана и остановился у дверей, прислушиваясь к тому, что творится за ними.

В это время раздался резкий стук, и в кабинет буквально влетела женщина в перепачканной рабочей робе, резко пахнущей какой-то вонючей краской.

— Слушай, мил человек! Мы же так не договаривались! Ты чо на нас целый полк проверяющих натравил? Они нам совсем работать не дают! И эва еще что удумали — врачей повызывали! Говорят, что это мы ребятишек потравили. — Она смахнула с себя грязь прямо на пол директорского кабинета и слегка приосанилась. — Оно, конечно! Краска завсегда не вкусно пахнет. Да только пока еще от нее никто не помирал! Я вот уже, почитай, годков тридцать с этой дурью работаю — и ничего! А твои бабы говорят, что детишки от нее сознание терять начали! Врут, стервы. Так ты их вразуми.

— Так это из-за краски? — обрадовался Кучма. — Тогда все понятно. Я сейчас разберусь. Идите и спокойно работайте.

— То есть, как это — спокойно работайте? — не унималась женщина. — Там же, почитай, цельная куча машин «скорой помощи» понаехала. И бабы твои… то есть, я хочу сказать, учительницы эти нам совсем житья не дают… Грозятся в прокуратуру пожаловаться… а мы-то тут при чем? Ты уж, мил человек, им разъяснения сделай…

— Ну, я же сказал — сейчас все уладим! — Кучма начал выталкивать маляршу за дверь. Затем оглянулся на диван и, указывая рукой туда же на дверь, резко скомандовал. — А ты чего расселся?! Давай вали отсюда! И чтобы помалкивал! Иначе будешь сидеть в девятом классе до скончания века!

Он махнул рукой в сторону коридора.

Но Вадим вдруг, вместо того чтобы покинуть директорский кабинет, подбежал к столу и схватил с него первый попавшийся под руку предмет. Им оказалась большая стеклянная пепельница.

Недолго думая, он размахнулся и швырнул эту пепельницу в книжный шкаф. От удара стеклянная дверца шкафа разлетелась вдребезги.

Видимо, не ожидая подобного, Кучма остановился посреди комнаты и лишь бросал растерянный взгляд то на маляра, то на разбитый шкаф, то на парня, не понимая, что же дальше с ним делать. И когда тот опять потянулся к столу за новым предметом для метания, он судорожно схватил его за руки. Но удержать Вадима уже было невозможно. Он хватал со стола один предмет за другим и швырял в разные углы кабинета, вопя истошным голосом:

— Ты, гаденыш, думаешь, что навсегда здесь устроился?! Влез, как кукушка, в чужое гнездо и радуешься!? Думаешь, ребята тебе простят нашу Людмилу Анатольевну?! Считай, что ты теперь на вражеской территории! И мы тебе объявляем партизанскую войну! Пусть я для этого даже вообще из девятого класса не выйду никогда!..

Увидев разыгравшуюся сцену, малярша тихонько, бочком выскользнула из кабинета и бросилась наутек, оставив самозванному директору на память свою кисть и малярный валик, издававшие довольно неприятный зловонный аромат…

6

Совещание в московском департаменте образования было назначено на 12 часов дня, но Воронцов подъехал почти на полчаса раньше назначенного времени. Видимо, не предупрежденная заранее охрана долго не хотела его пропускать внутрь здания. Не помогло даже удостоверение Государственной Думы. Охранник посмотрел на него как-то равнодушно и тупо уставился в противоположную стенку. И лишь появление помощницы руководителя департамента за пять минут до начала совещания его немого оживило. Он тяжело вздохнул и протянул руку, требуя от Воронцова документы. Пару минут что-то записывал в свою потрепанную тетрадь. Потом нехотя нажал на кнопку для открывания турникета.

Помощница несколько раз, как показалось Виктору Петровичу, подобострастно натянуто улыбнулась и пригласила его жестом в приоткрытую в конце коридора первого этажа дверь.

Там, вокруг длинного продолговатого стола уже восседали другие приглашенные на заседание.

Среди них профессор сразу же узнал первого заместителя главы департамента Ларису Корняшову и начальницу окружного управления образования Митрюк. Сбоку от них пристроились еще несколько неизвестных Воронцову людей. Один из них — мужчина средних лет — что-то быстро писал в своем блокноте. И даже при входе Воронцова лишь ненадолго оторвал свой взгляд от стола.

Корняшову Ларису Воронцов знал уже не первый год. Ничего выдающегося она собой не представляла. По служебной лестнице продвигалась медленно, но уверенно. Никогда не брала на себя никакой ответственности. По всем вопросам предпочитала давать уклончивые, половинчатые ответы. Поэтому ее председательство на данном совещании сразу говорило о многом. Виктор Петрович сразу понял, что никаких конкретных решений здесь принято не будет.

С одной стороны, это несколько огорчило. Но, с другой стороны, это позволило Воронцову сразу расслабиться, так как груз ответственности за все происходящее здесь сразу значительно снизился.

Он постарался как можно приветливее раскланяться со всеми присутствующими и скромно присел на самом углу стола.

Но Корняшова сразу же вскочила со своего места и бросилась навстречу профессору, делая руками в воздухе максимально приветливые жесты.

— Ну, что же вы?! Голубчик! Виктор Петрович! Мы вас ждали с большим нетерпением! Вы в нашем ведомстве — всегда желанный гость! Прошу вас вот сюда — рядышком со мной! — она жестом подняла из-за стола пишущего мужчину и пригласила Воронцова на освободившееся место.

Мужчина поспешно собрал со стола листки бумаги и быстро ретировался в конец стола.

Однако Виктор Петрович упрямо замотал головой и остался на своем месте, давая тем самым понять, что разговор предстоит трудный и довольно принципиальный.

— Ну, что же… — Корняшова вздохнула и начала представлять присутствующих. Представление она производила по кругу. Так, что до сидящей от нее по правую руку Митрюк дошла в последнюю очередь. На ней она на некоторое время запнулась. Но после небольшой паузы проговорила. — А это — уже известная вам начальница юго-восточного окружного управления образования Людмила Викторовна Митрюк.

Корняшова выжидательно взглянула на Виктора Петровича. Но, не заметив на его лице ни малейшей тени, продолжила.

— Как вы понимаете, мы пригласили вас, уважаемый Виктор Петрович, для того, чтобы разобраться в ситуации вокруг образовательного центра «Кожухово». Хотелось бы услышать ваше мнение о событиях в данной школе. Это нам нужно, как вы понимаете, для того чтобы принять правильные административные решения… — Лариса Евгеньевна на этой фразе сделала паузу и устремила свой взгляд в сторону профессора.

Но Виктор Петрович продолжал сидеть, все так же молча оглядывая присутствующих.

— Ну, что же вы молчите? — не выдержала паузы Корняшова. — Вы же сами просили, чтобы департамент внимательно изучил ситуацию вокруг школы «Кожухово» и принял грамотное решение.

— А я думаю, что никакого решения вы не примете, — вдруг довольно резко и отчетливо проговорил Воронцов. — Потому что главное решение, которое вы должны принять немедленно — это увольнение с руководящей должности гражданки, сидящей от вас по правую руку! Потому что она не просто попирает все нормы действующих законов. Она грубо вмешивается в очень тонкий процесс — в процесс деятельности вверенных ей педагогических коллективов. В данном случае речь идет о прекрасном педагогическом коллективе школы «Кожухово». О чем ей прекрасно сказали и родители, и ученики. Кроме того, эта гражданка попирает все нормы морали и человеческих взаимоотношений. Она попросту устроила рейдерский захват действующего детского учебного учреждения. И потом… То ли я полный идиот и чего-то не понимаю в этой жизни, то ли вы тоже, уважаемая Лариса Евгеньевна, заражены бациллой лицемерия и цинизма. Но, если мне не изменяет память, совсем не так как сегодня меня встречали по указанию гражданки Митрюк во время событий в школе. Именно она дала команду сотрудникам милиции не допускать меня в здание школы и, в случае не подчинения, задержать и отправить в отделение. А, когда прибыла съемочная бригада Российского телевидения… осмелюсь заметить — главного телевизионного канала страны… она дала команду их тоже в школу не пускать. Что это? Незнание российских законов или нежелание их исполнять? Может ли такой человек находиться на руководящей должности?.. И вы хотите, чтобы я сейчас здесь обсуждал с ней какие-то проблемы? — Воронцов слегка пристукнул по столу ладонью и демонстративно отвернулся в сторону.

— Ну, так же нельзя!.. — буквально взмолилась Корняшова. — Мы же с вами собрались для того, чтобы попытаться решить проблему конструктивно.

— Вот и я о том же! Только мы с вами по-разному видим этот самый конструктив. Вы его видите в том, чтобы любым способом нейтрализовать действия профессора Воронцова, поскольку понимаете, что это очень может повредить общественному имиджу вашего ведомства. А я конструктив вижу в том, чтобы гражданка Митрюк раз и навсегда покинула руководящую должность в системе образования Москвы. Так как она не просто ничего не понимает в проблемах образования. Она пытается сделать на них свой собственный бизнес, уничтожая на пути всех, кто ей в этом мешает. А посему выход лишь один: восстановить на работе директора школы «Кожухово» Курбатову, прекратив всякого рода издевательства над этим славным педагогическим коллективом. А гражданка Митрюк должна навсегда покинуть систему образования и заниматься бизнесом там, где это не будет приносить столь разрушительные плоды.

— Но, это же экстремизм какой-то!.. — даже задохнулась от возмущения Корняшова.

— Ну, вот. Наконец-то я услышал от вас истинную оценку всего происходящего…

— Да, я не это имела в виду…

— Не надо бессмысленных пояснений, уважаемая Лариса Евгеньевна. Я прекрасно понял, что вы имели в виду. Но оставляю это на вашей совести. — Виктор Петрович встал со своего места и направился к выходу. На полдороге повернулся и договорил. — Поскольку никаких реальных решений по данной ситуации вы принимать не желаете, я оставляю за собой право действовать всеми дозволенными законом способами!

Он резким движением открыл дверь и вышел в коридор.

На улице, шагая вниз по ступеням, ведущим к зданию департамента, Воронцов остановился и невольно оглянулся назад. В узких окнах-бойницах уже кое-где зажегся свет. И ему вдруг показалось, что в одной из бойниц мелькнула грузная фигура Корняшовой.

Виктор Петрович тяжело вздохнул, вытер со лба неожиданно набежавший пот и двинулся к ближайшей станции метро. Но уже на входе в старый покосившийся домик с огромной буквой «М» на фасаде опять остановился и задумался, вернувшись мыслями к только что состоявшемуся разговору.

В принципе, ничего неожиданного не произошло. Просто он еще раз убедился в том, что суть российского чиновничества неизменна: оно при любых обстоятельствах будет защищать честь мундира. Даже если этот самый мундир испачкан вонючей грязью с головы до пят.

Виктор Петрович тяжело вздохнул. Так, что проходящая мимо старушка невольно перекрестилась. И решительно двинулся к дверям подземки.

 

Вместо эпилога

Заседание «Экспертного Совета» началось с большим опозданием. Ждали главного Советника — Генри Джеймса.

Председатель Совета несколько раз выходил в приемную и пытался дозвониться до него по мобильному телефону.

Члены Совета (особенно американские коллеги Генри) уже начали роптать, когда дверь в зал заседаний Высшей Школы Экономики резко отворилась, и туда буквально влетел их коллега Джеймс.

Он не стал извиняться. Только бросил на стол пачку еще пахнущих типографской краской номеров газеты. На первой полосе жирным шрифтом было выведено броское название — «Работа над ошибками».

Джеймс опустился в кресло и уставился на председательствующего:

— Ну, что, господин Ясин? Вы же обещали, что этот полоумный профессор заткнется раз и навсегда! И не будет мешать реализации задуманного нами плана! Как это все понимать?! — он указал пальцем на газетную публикацию. — Или вы не в состоянии контролировать процессы, происходящие на территории вашей… пока еще вашей, — тут же поправился Джеймс, — страны?!

Джеймс достал из портфеля папку, раскрыл ее и ткнул пальцем в таблицу с цифрами.

— Вы должны понимать, что наше ведомство не может постоянно финансировать проекты, против которых в России постоянно выступают ваши придурочные эксперты! А вы при этом только хлопаете ушами и не можете заткнуть им рот! — Джеймс прихлопнул ладонью по столу, схватил одну из газет и бросил в сторону председательствующего. — Или эта публикация будет последней, или вы дальше все будете делать исключительно за свой счет! Именно так и доложите своему руководству! А вам, господин Кузьменков, — обратился он к сидящему рядом с председателем Совета ректору «Вышки», — пора уже подключить к этому процессу свою жену. Мы же не зря в свое время ходатайствовали о том, чтобы она стала министром. Пусть теперь отрабатывает. В этой стране нам должны быть созданы все условия для выполнения нашей гуманитарной миссии! Вы это прекрасно понимаете. Нам очень не хотелось бы, чтобы вопросы здесь решались при помощи военной силы. Но вы нам можете не оставить другого выбора! — Джеймс еще раз хлопнул рукой по газетной статье, сунул папку обратно в портфель, резко его захлопнул и направился к выходу из зала. На полдороге обернулся. — Я считаю неуместным в подобной ситуации проводить какие-либо заседания!

После того, как за Генри Джеймсом захлопнулась дверь, члены «Экспертного Совета» схватили со стола брошенные им газеты и углубились в чтение:

«Работа над ошибками»

«Российская система образования сегодня глубоко и почти безнадежно больна. И никакие заявления руководителей правительства, министерства образования и науки и представителей большинства в Государственной Думе не могут убедить экспертов в обратном.

Резкие хирургические операции, произведенные в российском образовании за последние 20 лет, фактически вогнали ее в кому. И сегодня в полный рост встает вопрос: сможем ли мы вывести ее из этого коматозного состояния или будем продолжать горестно лить слезы над угасающим светочем знаний.

Но для того, чтобы понять, как действовать и каким путем идти дальше, необходимо поставить четкий и осознанный диагноз.

И это никого не должно пугать. В нынешней ситуации самое страшное — создавать видимость благополучия, латать заплатки на поверхности, не пытаясь понять происходящих внутри системы процессов.

Отсутствие структурного системного анализа сегодня является главной причиной всех бед в российском образовании.

И именно это ставится в первую очередь в вину нынешнему руководству министерства образования и науки, которое должно заниматься разработкой и осуществлением государственной политики в данной сфере.

Система образования — самая консервативная из всех социальных систем общества. Реформирование в данной области должно проводиться очень осторожно. И только после многократной проверки всех параметров очередной «реформы» со стороны экспертов и общественных институтов. Не соблюдение данного правила может привести к тяжелейшим социальным последствиям вплоть до гибели государства.

В последнее время мы все чаще привыкли говорить о финансовой стороне образования. К этой сложнейшей социальной системе стали относиться с позиций неких менеджеров, подсчитывающих дивиденды в своем кармане. Но образование, безусловно, являясь основой и фундаментом экономики, никогда не было экономической сферой.

Все чаще и чаще в обиходе стало появляться выражение «образовательная услуга». И этот термин настойчиво внедряется сегодня разработчиками российских образовательных реформ. Тем самым искажается глубинный смысл самого понятия «образование».

Надо четко себе представлять, что образование — это важнейшая социальная функция государства. И любая попытка перевести ее в ранг некой «образовательной услуги» приведет в конечном итоге к тяжелейшим последствиям.

Российское образование всегда славилось тем, что представляло собой целостную систему фундаментальных знаний, умений и навыков в сочетании с исторически отработанными педагогическими приемами воспитания подрастающего поколения граждан своей страны. Российское образование всегда носило фундаментальный классический характер. И именно это позволяло нам готовить не просто потребителей чьих-то достижений и услуг, а формировать личности людей, способных самостоятельно производить интеллектуальный продукт.

Поэтому наши отечественные специалисты были всегда востребованы во всем мире. И именно это давало возможность нашей стране в самые трудные моменты ее истории в кратчайшие сроки не просто восстанавливаться, но и создавать новые производственные мощности, делать величайшие открытия в науке, первенствовать в космических исследованиях.

Что же с нами случилось?

Куда же вдруг подевался весь наш интеллектуальный потенциал, создаваемый многими поколениями?

Почему российская система образования в одночасье откатилась на последние позиции в мировых рейтингах?

Для ответа на эти вопросы надо внимательно вглядеться во все, что мы сделали с этой системой за прошедшие годы.

Начало конца

Первый удар был нанесен по школе.

Уже в 1992 году при разработке и принятии Закона «Об образовании» фактически было изъято само понятие воспитательной функции школы.

Казалось бы, всего-навсего изменили акценты. Во всю ширь развернулась борьба за деидеологизацию школы. Но, как это обычно бывает, вместе с водой из ванны выплеснули и ребенка. Школа превратилась в серое унылое заведение, занимающееся занудным делом. Учителям начали вдалбливать в голову мысль о том, что главная их задача — всего лишь пичкать неокрепшие головы подрастающего поколения знаниями.

Но и здесь произошла осечка.

90-е годы ознаменовались полным разгулом и неразберихой в содержании образования. Старые образовательные стандарты были фактически выброшены на свалку. А новых никто разработать не удосужился. Более того — была выдвинута идея многовариантности. То есть, учителю было предоставлено право самостоятельно выбирать курсы, учебные пособия и учебники.

Особенно пагубно это сказалось на предметах гуманитарного цикла. С подачи новоявленных «доброжелателей» в лице господина Соресавход пошли учебники истории, не имеющие ничего общего с настоящей российской историей. Серьезному пересмотру подвергся курс отечественной литературы. Из него волевым порядком были исключены выдающиеся писатели советского периода.

В это же время возникает идея создания специальной научно-методической площадки, посредством которой можно было бы осуществлять на практике реализацию теории «сете-центрических войн» в России.

Приговоренные к «Вышке»

В 1992 году на средства Всемирного Банка в Москве при активном участии Евгения Ясина и его команды, прошедшей подготовку в ведущих американских центрах, открывается Высшая Школа Экономики, сразу получившая статус государственного университета.

Казалось бы, хорошее дело. Если не принимать в расчет одной важнейшей детали. С этого самого момента и до сих пор уши любых «новаций» в системе образования и науки торчат именно оттуда.

Высшая Школа Экономики изначально задумывалась как учебное заведение высшего профессионального образования западного образца. И, в первую очередь — американского.

С середины 90-х годов вообще все преобразования в российской системе образования проводились именно в американском духе и стиле.

Среди молодежи началась активная пропаганда теории «личного успеха». Эта чисто американская модель была перенесена на российскую почву и уже начала давать сегодня свои пагубные плоды.

Внедрение данной модели означает кардинальное изменение для молодежи ценностных ориентиров. Теперь во главу угла ставится личная успешность в противовес полноценной гражданской социальной позиции. И это стало отправной точкой для внедрения в стране платного профессионального образования.

В 1995 году доля коммерческих мест в государственных вузах составляла лишь 25 %. В 2000-м году она увеличилась до 50 %. Скоро в стране вообще не будет бесплатного высшего профессионального образования, так как в 2020 году всего лишь 10 % студентов будут обучаться на бюджетной основе.

Все это стало следствием фактически полного ухода государства из сферы образования.

Уже в середине 90-х годов расходы на образование сократились по сравнению с серединой 80-х годов на 40 %.

Блеск нищеты

Мы сегодня — одна из немногих стран в мире, позволяющих себе роскошь преступно мало расходовать денег на образование.

Сегодня доля расходов на образование в России составляет менее 3,5 % от ВВП.

В это же самое время большая часть стран Европы имеет не менее 8 % ВВП.

США расходует на систему образования до 11 % своего огромного ВВП.

Япония — почти 14 %.

Финляндия, которая до 1917 года входила в состав Российской империи и считалась отсталой провинцией, сегодня тратит 16,4 % не сравнимого с нашим ВВП.

Сегодня очень много и часто говорят о так называемом «Юго-Восточном экономическом чуде», забывая при этом сказать о том, что, к примеру, в Южной Корее на протяжении почти 30 лет в систему образования вкладывалось ежегодно более 25 % ВВП.

Таким образом, мы хотим добиться чуда; не вкладывая в это дополнительных средств. Подобное бывает только в сказках.

Итак, все 90-е годы российская школа существовала на грани выживания.

Именно в этот момент с подачи «специалистов» Высшей Школы Экономики и стоящих за их спинами западных (в первую очередь, американских) советников началась программа «Модернизации системы образования».

В рамках программы «модернизации», в частности, началась реорганизация сельских школ, сопровождающаяся их массовым закрытием. Последнее называлось не иначе, как «реструктуризация» сельской школы. В переводе на русский язык это означает укрупнение. То есть, создание крупных базовых школ, при которых дети жили бы в интернате. Это фактически означало начало конца российской деревни. Сегодня программа «реструктуризации» несколько видоизменилась. В рамках нацпроекта «Образование» начато осуществление программы «Школьный автобус». Но при этом «реформаторы» забыли о двух главных проблемах России: дураках и дорогах. К тому же, у нас появилась третья беда: дураки, заставляющие по этим дорогам возить в школу детей. В отличие от Америки, в которой программа «Школьный автобус» осуществляется давно и успешно, Россия до сих пор не имеет нормальных транспортных коммуникаций. По многим из них до сих пор можно передвигаться только с использованием гужевого транспорта. Кроме того, для закупленных автобусов не оказалось запчастей, горючего и оплачиваемых водителей. Так что, перенесенный на российскую почву американский опыт изначально был обречен на провал.

В отличие от других стран Европы и мира, Россия — страна огромных территорий, требующих постоянного ухода. Или, хотя бы, присмотра. При сложившейся ситуации российские деревни стали очень быстро пустеть. Как только в деревне закрывалась школа, ее покидала молодежь, и деревня обрекалась на вымирание.

Сегодня этот процесс продолжается с удвоенной силой.

Всего за 20 лет в России было закрыто более 18 тысяч средних общеобразовательных учебных заведений. Это значит, что ежегодно мы теряем около 800 школ. И в большей степени, это — малокомплектные сельские школы.

Подобного наша страна не знала даже в лихие годы Великой Отечественной войны.

Россия беспризорная

Именно в этот момент возникает и с невероятной силой прогрессирует явление детской беспризорности.

К 2000-му году это явление приобретает катастрофические размеры. Вновь избранный тогда президент России Владимир Путин сразу после выборов объявляет кампанию по борьбе с этим негативным явлением. Но, как это всегда бывает в подобных случаях, никто даже не удосужился вникнуть в корень проблемы.

Не искоренив причин, кроющихся в полном развале системы образования и системы социального обеспечения, мы всего лишь подлатали дыры и создали видимость благополучия.

Однако можно обмануть себя. Но нельзя всю жизнь ходить с завязанными глазами и обманывать других.

В докладе ЮНЕСКО за 2002 год прозвучала ужасающая цифра. 2 миллиона 300 тысяч российских детей школьного возраста в России не посещают школу.

А в 2003 году тогдашний Генеральный прокурор России Владимир Устинов озвучил цифру в 3 миллиона детей, не посещающих регулярно школу.

Это был фактический приговор российской нации.

Но даже это не остановило наших российских реформаторов, продолжавших планомерное разрушение системы образования.

На рубеже 2000-х годов российская школа продолжала жить без стандартов образования, без должного внимания к себе со стороны государства, влача полунищенское существование.

Но этого показалось мало.

Следующим шагом к крушению российского образования стало перераспределение функций между регионами и центром, в соответствии с которым заботу о школе полностью переложили на плечи региональных и муниципальных бюджетов.

Учитывая неравномерность экономического развития регионов, уже тогда можно было предположить, что у большей части из них, живущих на госдотации, денег на школу никогда не хватит.

Уже в 2002 году Контрольное управление администрации президента констатировало факт, что из существовавших тогда 64 тыс. школ более 27 тысяч (или 42 %) не пригодны для обучения детей. Во многих из них кроме куска мела и обшарпанной доски нет ничего. А во многих и «санитарные удобства» находятся во дворе.

Всероссийская «егэизация»

И в это время, вместо того, чтобы создать элементарные условия для нормального обучения детей, была начата очередная «реформа». С 2000 года начался активный «эксперимент» по внедрению в стране единого государственного экзамена — ЕГЭ. На его разработку и внедрение были брошены огромные силы и средства.

В этой связи, весьма примечателен один случай.

В 2002 году на парламентских слушаниях в Государственной Думе министр просвещения республика Саха Якутия радостно докладывала о том, что ими из бюджета было потрачено на проведение ЕГЭ 5 миллионов рублей. Через 3 месяца после этого в Якутии сгорел детский дом для детей-инвалидов. Потому что не оказалось денег на ремонт электропроводки.

Не слишком ли дорого нам обходятся подобные «эксперименты»?

Всего же за годы внедрения ЕГЭ на его организацию и проведение было израсходовано из кармана российского налогоплательщика 370 миллионов долларов.

В 2006 году Всероссийский Фонд Образования сделал попытку привлечь внимание общественности и экспертного сообщества к проблеме ЕГЭ. В январе 2006 года была проведена специальная Всероссийская конференция по данной проблеме. Эксперты высказали однозначную позицию о том, что этот эксперимент полностью провалился и рекомендовали его прекратить.

Однако мнение экспертов, видимо, никого не интересовало.

Более того, руководство Рособрнадзора направило в регионы письма, запрещающие руководителям региональных управлений образования принимать участие в обсуждении данной проблемы и прислушиваться к мнению экспертов. Идея ЕГЭ была доведена руководством министерства образования до полного абсурда. А послушное большинство депутатов Государственной Думы проголосовало, как говорится, не приходя в сознание. Поставив тем самым всю систему образования за грань допустимых рисков.

Почем нынче детская душа?

Идея нормативно-подушевого финансирования возникла еще в конце 80-х годов. Но до поры; до времени она не имела своего развития. Сегодня подошла пора ее активной реализации.

И это означает полный крах всей системы образования на селе и в малых городах России.

До сих пор никто не знает, как формируется этот самый норматив. Деньги, которые должны следовать за учеником, рассчитываются из экономических возможностей каждого конкретного региона. А это означает грубейшее нарушение конституционного принципа равного доступа граждан к общему среднему образованию.

Кроме того, это ведет к резкому ухудшению качества знаний.

В погоне за численностью, директора школ вынуждены допускать переполнение классов. Поскольку есть нижний предел наполняемости — 25 человек. Но верхний предел фактически отсутствует. И, если в классе 49 человек, открывать два класса нельзя. А каково обучать 49 человек? Об этом никто не задумывается.

Наоборот, через средства массовой информации упорно распространяется ложный тезис о том, что нормативно-подушевое финансирование позволит резко улучшить качество образования.

Кроме того, принцип нормативно-подушевого финансирования резко ударил по ключевой фигуре в системе образования — учителю. Поскольку заработная плата учителя теперь напрямую поставлена в зависимость от наполняемости школы и класса. И это ставит учителя перед тяжелым моральным выбором: качество образования или личный материальный интерес.

Складывается впечатление, что кто-то специально доводит ситуацию до полного абсурда, чтобы окончательно уничтожить некогда самую передовую систему образования и воспитания.

Последствия введения нормативно-подушевого финансирования уже ощутили на себе даже московские школы. Многие директора школ еще в начале прошлого учебного года получили, так называемые «письма счастья», в которых им предписывалось сократить ставки психологов, организаторов физкультурной работы, преподавателей информационно-вычислительной техники, организаторов внеклассной работы.

Кто руководит системой?

Грубейшей ошибкой (если не сказать сильнее — диверсией) явилось также создание единого министерства образования и науки.

Все специалисты прекрасно знают, что у образования и у науки — две принципиально разные функции. Их объединение в одном административном ведомстве создает предпосылки к созданию полного паралича всей системы.

Все это очень хорошо укладывается в теорию «сете-центрических войн». И сегодня мы уже на практике видим, что подобное административное преобразование пагубно сказалось на всей системе образования России.

Тем более что во главе столь значимого для страны ведомства оказались весьма далекие от проблем образования люди.

Руководить тем, в чем ты не разбираешься, нельзя в принципе. Руководить такой отраслью, как образование, ничего не смысля в его азах — значит работать на разрушение интеллектуального потенциала нации.

Россия всегда славилась тем, что здесь были люди, обладающие высокими моральными качествами. Способными честно признаваться в своих ошибках. И в случае своей вины перед Родиной способными даже пустить себе пулю в лоб. Это было непреложным Кодексом чести настоящего интеллигента и гражданина.

Видимо, что-то сломалось внутри нашего государства. Потому что теперь чиновник сидит на своем месте до самого конца, не обладая ни честью, ни совестью.

Кстати, о совести чиновников в системе российского образования.

Не для кого сегодня не секрет, что российская система образования стала одной из самых коррумпированных в мире.

Когда мы говорим о коррупции в сфере образования, наши СМИ сразу начинают лепить образ нечистоплотного вузовского преподавателя, берущего за поступление в вуз деньги, или школьного учителя, занимающегося репетиторством.

Все это, конечно, не красит нас в глазах наших детей.

Но это всего лишь видимая часть айсберга. Большая его часть скрывается в кабинетах высокопоставленных чиновников от образования.

Ни для кого сегодня не секрет, кто и сколько берет денег за лицензирование и аккредитацию вузов. Эти суммы имеют цифры с пятью и шестью нулями. Об этом прекрасно знает каждый ректор вуза, хотя бы раз проходивший процедуру аттестации и аккредитации. Так по милости бывшего руководителя Рособрнадзора Виктора Болотова и бывшего заместителя руководителя этой структуры — Елены Геворкян был уничтожен не один вуз. Среди них — Международная Высшая Школа, чей ректор не пожелал давать зарвавшимся чиновникам взятку и лишился в результате вуза. Этим вопросом до сих пор занимается Генеральная прокуратура.

Но эти чиновники продолжают занимать высокие должности. И продолжают руководить системой образования, не имея на то никаких моральных прав. Господин Болотов стал вице-президентом Российской академии образования (РАО), а госпожа Геворкян переквалифицировалась в проректора педагогического института. И это не смотря на то, что Генеральной прокуратурой после проверки было внесено представление о снятии с должности госпожи Геворкян и об объявлении взыскания господину Болотову.

Видимо, министру Андрею Фурсенко очень нужны эти весьма незаменимые руководители.

Так называемый, «нацпроект»

За истекшие 15 лет российская система образования пережила мощнейшие потрясения. Этого не отрицает никто. Именно поэтому в администрации президента России родился национальный проект «Образование».

Но, как всегда это бывает в нашей стране, данный проект ждет та же участь, что и кампанию по борьбе с беспризорностью. Потому что у данного нацпроекта нет ни целей, ни задач. Никто не просчитал его возможных результатов.

Бесцельная раздача денег никогда не давала должных результатов. Более того, она может значительно навредить делу. Потому что она создает иллюзию благополучия, не давая возможности сосредоточиться на главных направлениях деятельности.

Мы натворили очень много ошибок.

Но каждый хороший профессиональный учитель знает непреложную истину: только грамотная работа над ошибками может дать желаемый результат — полноценное усвоение пройденного материала.

Таким результатом для нас должно стать построение общества, основанного на «экономике знаний».

Но сделать это можно, только максимально сосредоточив свои усилия на главных направлениях удара, удалив из системы все чуждые ей элементы и покончив с порочной практикой следования указаниям западных советников, четко преследующих цель уничтожения государства Российского.

Виктор Воронцов, профессор, эксперт Государственной Думы России»