Жил-был сканировщик материалов. Целыми днями он оцифровывал и оцифровывал фотографии, которых становилось всё больше и больше. И вот однажды… Герка, по школьной кличке Му-му, сбежал в другой город.

Нет, не от материалов конечно сбежал, а от перемены самой жизни. Школьная кличка его была давнишняя, такая пыльная, что он сам забыл о ней. Однако в свои 36 он оставался просто Геркой, для всех, а не Герасимом Потаповичем. Не трудно догадаться почему? Но и по характеру тоже… он был очень покладистым человеком для всех без исключения.

Матери у него не было, вот беда; они жили вдвоём с отцом.

Год назад не стало папы; он умер совершенно внезапно. Схоронив его по христиански, Герка уехал в большой город; очень большой… многие называли его даже другой страной.

Жил он на фирме. Та, в свою очередь, свила себе гнездо в стенах вечерней школы. Хорошо… Под этим прикрытием существовало некое издательство (кстати, на дворе был 1993 год).

Ну а под прикрытием издательства существовало ещё что-то, отмывание денег, например, или секта, а может быть и то и другое. Охранником работал здесь Герка; да и не охранником, а так, вроде присмотрщика.

Днём, в самый разгар рабочего дня «духовно-продвинутых» и «озарённых», он мог отлучаться в город, где делать таким как он, из провинции, совершенно было нечего. Посему вскоре он подвизался помогать верстальщице материалов, которая считала свою деятельность почётно-необходимой и нисколечко не догадывалась, что также является частью прикрытия. Об этом, пожалуй, догадывались одни только бухгалтера, но те менялись так быстро, так часто, что даже себе не успевали ничего сказать.

Итак, Герка сканировал материалы, а его напарница их верстала. За свою работу он получал надбавку к зарплате сторожа, а она ничего не получала, потому что любила своё дело; кроме него одного больше ничем и не интересовалась. Герка же кое-что подмечал, но прикидывался наивным простачком. Ему все верили, поэтому он просуществовал до второго срока президента.

В интервале этом перед глазами его скромного издательства прошли именеи и александры, николаиты и гностики, маркиониты и ариане, несториане и монофизиты, монофелиты и латиняне, лютеране и англикане, штундо-баптисты, пашковцы, адвентисты, толстовцы, хлыстовцы, скопцы, беседники, духоборцы, молокане, ну и некоторые другие, всего около двухсот или трёхсот, кто его разберет? Считая их всех по головам для собственного интереса, Герка одних баптистов насчитал не малое число. Тут бывали и правильные Баптисты, и правильные Баптисты северные, и правильные Баптисты южные, и правильные Баптисты цветные, и Баптисты Шести Положений, и Баптисты Седьмого Дня, и Баптисты Свободы Воли, и Первоначальные Баптисты Свободы Воли, и Общие Баптисты, и Отдельные Баптисты, и Соединённые Баптисты, и Древние Баптисты Двух Начал в Душе, и Первоначальные Баптисты, а также представители Баптистской Церкви Христовой. Все, как на подбор, из Америки.

Адвентисты старались не уступать в солидарности и расширяли, расширяли себя. Герка видел Евангельских Адвентистов, представителей Церкви Адвентистских христиан, Адвентистов Седьмого Дня, членов Церкви Божией, членов Общества жизни и Второго Пришествия, представителей Церкви Бога и Христа Иисуса.

«Наших», из славян, было не мало. Некоторые приходили поодиночке, другие, хотя и раздельно, но в достаточном количестве. Например, молокане. Побывали тут Тамбовские первоначальные (наравили всех расцеловать в засос, но Герка вовремя скрылся в туалет); Владимирские, Донские, из Секты общих (после них, кстати, у директора фирмы пропал сотовый телефон); из Секты сопунов, из Секты субботников, из Секты субботников-талмудистов, из Секты субботников-караимов.

Герка подметил одну закономерность в беседах всех этих «озарённых» гостей с «просветлённым» руководством издательства (или просто фирмы). Очень горячо каждый из них готов был, да и уже молился за Россию, за её благополучие и процветание. Задним числом Герке понравилась фраза какого-то «Сахаджы». «Вы знаете, если бы не наша всеобщая пуджа, жертв у стен Белого дома было бы значительно больше. Мы так молились, так молились тогда!» «Если бы не ваша пуджа, — подумал про себя Герка, — может быть тех событий вообще бы не было».

Но кто разберёт теперь? К третьему сроку президента Герка обдумывал и своё положение. Перспектив остаться на прежнем месте у него было столько же, сколько и у самого президента остаться в Кремле.

Кстати, уже давно он называл его «безымянный президент России». Почему так? Да потому, что непонятно было какого он рода-племени и кому служит. Непонятно? Герке было понятно, только он никогда об этом не говорил вслух.

Год назад, в день, когда он поминал своего отца, к ним на фирму пришёл человек пенсионного возраста; как оказалось, новый сторож школы. Директор фирмы арендовал помещение у директора школы в одном её крыле (за ним как раз присматривал Герка), сам директор школы нанимал сторожа, чтобы по ночам было кому присматривать за противоположным крылом. Два директора представили двух сторожей друг другу и оговорили обязанности. Но если Герка должен был только охранять, но Александр Васильевич (так звали нового сторожа) должен был ещё и убирать территорию перед школой: зимой чистить снег, осенью мести листву, например, и так далее.

Бородатый и несколько картавый директор «издательства» сразу заметил взаимное расположение двух сторожей друг к другу, поэтому он внимательно присматривал за тем, чтобы Герка всегда находился внутри офиса, когда шестидесятилетний сторож школы шёл убирать территорию. Ему было не легко, что сразу бросалось в глаза, и никто не мог ему помочь. Был человек, который хотел, но ему было нельзя, запрещено, невелено… Слушая скребки тяжёлой деревянной лопаты за окном, редкие и часто прерывистые, Герка делал вид, что приспокойно занят своими обычными обязанностями — сидит на входе с журнальчиком в руках. В действительности он знал, что «хозяин» наблюдает за ним; не пристально, как раньше (теперь это и не нужно), но с издевательской улыбкой. Тот прекрасно понимал состояние молодого и крепкого парня, за каждым прерыванием звука лопаты представлявшим надрывные усилия больного (не по годам, а по времени нашему) человека и не имеющего возможности ему помочь. Тот понимал, а Герка в свою очередь не понимал, почему от его душевных переживаний по этому поводу кому-то может быть хорошо, очень даже весело или просто приятно. Тогда, в тихий декабрьский вечер, он и понял со всей ясностью, что президент не сядет на третий срок. Это понимало и руководство фирмы, посему к чему-то и готовилось.

Однажды Александр Васильевич, когда давно уже все разошлись по домам, зашёл к Герке.

— Всё сканируешь?

— Сканирую.

— Материалов становится всё больше и больше.

Друзья рассмеялись.

— У меня ведь был сынок, — неожиданно произнёс Александр Васильевич, — которому сейчас было бы столько же, сколько тебе.

Герка оторвался от компьютера и теперь уже бессмысленно смотрел в монитор; его внимание переключилось на то, о чём говорил стоящий за спиной человек.

— И когда не стало супруги, я уже не мог жить в этой квартире, Герушка, понимаешь, не мог.

— Понимаю, Александр Васильевич. — Тихо ответил Гера. Он знал историю про жену, но о сыне услышал впервые.

— Думал отсидеться в сторожах, переболеть…

— Мне ли Вас утешать, Александр Васильевич?

— Да ты не знаешь, — заплакал сторож, — не знаешь.

Герка напрягся, но со стула не встал и не обернулся, а продолжал тупо смотреть в монитор. Через минуту Александр Васильевич чуть успокоился, собрался… За это время Герка почти додумал, о чём тот хочет сказать и не ошибся.

— Перебирайся ко мне жить. Насовсем, навсегда. Бросай эту свою работу и ко мне…

— Александр Васильевич?

— Ты хороший человек, верующий, православный; вместе вернёмся…

— Что-то случилось?

— А-а… — Махнул рукой сторож, за спиной Геры быстро смахивая платком остатки влаги с лица.

— Что же?

— Увольняют. Вернее, уже уволили… сегодня последний день.

— А я ведь знал. — Герка выскочил из-за стола и пристально посмотрел на друга. — Чувствовал, догадывался…

Александр Васильевич попытался спрятать своё красное лицо, но было некуда и их взгляды сошлись.

— Тут пару дней от куда-то из Сибири чудо-юдо явилось.

Оказалось, тоже «духовная» личность; я разговор слышал. Этот «продвинутый» чуть-ли не «учитель» какой, но вот в бегах оказался; от милиции, а может и от мафии. Его здесь припрятать хотят, на Ваше место, чтобы отсиделся.

— Ну полно с ним, — равнодушно произнёс Александр Васильевич, — полно с ним.

— Но как же Вы?

— А что сделаешь? Всё равно ничего. А ты тут, я смотрю, страдаешь.

— Я не страдаю, — хитро заметил Гера, — я прикидываюсь.

— Прикидываешься?

— Прикидываюсь, притворяюсь. Я здесь наблюдаю.

— За чем?

— Так, смотрю себе…

— Они вон съезжать собрались, только никому ничего не говорят.

— Я тоже это заметил. — Согласился с наблюдением Гера, но хочу остаться до конца уж, до самого конца.

— Поехали, сынок! — Неожиданно произнёс Александр Васильевич.

Герка на это ответил откровенностью за откровенность.

— У меня ведь нет отца, поэтому я и уехал в своё время. Но я хочу сказать, что, наверное, никогда бы не сказал. Александр Васильевич! Мы с Вами знаете, когда познакомились? Не знаете. А я Вам скажу: в тот день, когда я папу вспоминал. Я прихожу из храма, меня директор к себе вызывает; тут и школьный тоже. Я как Вас тогда впервые увидел, так сразу и подумал, что Господь мне послал. Да-да, Вы не обижайтесь только, но на папу моего очень похожи; не внешне, конечно, а внутренне — такие же привычки почти, поведение, характер. В общем, образ очень для меня знакомый.

— У тебя нет отца?

— Уже восемь лет.

Александр Васильевич о чём-то крепко думал.

— Я Вам лучше вот что скажу. — Торжественно объявил Гера.

— Не я к Вам, а Вы ко мне поедемте. Если хотите, конечно; если Вам всё равно куда ехать. Ко мне — в провинцию, в маленький и тихий городок.

— Маленький городок? — Переспросил Александр Васильевич и вдруг вспомнил, что это была его далёкая некогда мечта, может быть мечта детства.

— Сами же рассказывали, что этот город Вам, как петля на шее.

— Я и сейчас так скажу. — Кивнул головой Александр Васильевич.

— Ну так что же? В чем дело? — По глазам друга Герка понял, о чём тот думает. — Мы будем приезжать, к гробам, раз в год, а Бог даст, и чаще. А поминать души можно и у нас.

— Да я не крещёный… — С горечью в сердце произнёс Александр Васильевич.

Герка от этого откровения на минуту даже растерялся, не зная, что сказать. Боль пронзила и его сердце тоже — он вспомнил своего отца. «Господь послал родственную душу, подумал он про себя, — но они две, они разные, одна не заменит другую… И всё же, в чём спасение?»

— Поедемте, Александр Васильевич? — С жалостью и вопросительно повторил он после долгого молчания обоих. — Сначала поедемте, а там Господь всё устроит.

Они стояли в пустом храме втроём — Гера, Александр Васильевич и батюшка. Александр Васильевич ничего не знал, да от него многого и не требовалось. «Символ веры» за него прочёл Герка, отрицание сатаны тоже; всё делал он, как батюшка говорил. Но Александр Васильевич сделал главное, может быть самое главное в своей жизни — он пришёл в этот день в этот храм. Герка понимал важность такого шага ещё даже лучше, чем тот сам. Благодать не раз касалась его. Так произошло и теперь: когда батюшка стал поливать Александра Васильевича над купелью водою, Гера уже не мог сдержать слёз. Ещё одним чадо, верным Христу, стало больше.