Что такое Гонконг? Значимость гонконгского кино в современном кинопроцессе. Общая историческая справка. Три волны эмиграции из Китая. Изолированность от «исторической родины». Кино 50–60-х годов: уже не китайское, еще не гонконгское.

Любители азиатской экзотики будут разочарованы, приехав в Гонконг, – он совершенно не экзотичен. Это космополитичный мегаполис, подобный Нью-Йорку, Лондону или Токио. Но, как и эти города, Гонконг, не будучи экзотичным, обладает собственным лицом. И это лицо не только выразительно, но и – так уж получилось – очень кинематографично.

Если сегодня появится новый Фриц Ланг, который захочет поставить «Метрополис-2», ему не нужно будет строить декорации в павильоне. Достаточно просто поехать в Гонконг и снять город будущего на натуре. Однако в действительности Гонконг похож не только на Метрополис, но и на все футуристические киногорода одновременно. Занимая первое место в мире по количеству небоскребов и плотности их застройки на километр площади, этот город представляет собой настоящий шедевр современной архитектуры и дизайна. Его многоярусные автострады, эскалаторные переходы из одного небоскреба в другой (можно пройти несколько кварталов, ни разу не выходя на тротуар), колоссы из стекла и металла, переливающиеся всеми цветами радуги, вызывают у приезжего ощущение нереальности – как будто находишься внутри декорации на гигантской съемочной площадке.

Тони Люн и Мэгги Чун на съемках фильма «Любовное настроение»

Так выглядит современный Метрополис

Гонконг буквально создан для кино. Почти любой уголок его, каждый ресторан, офис или супермаркет, кажется, спроектированы специально, чтобы стимулировать творческую фантазию. Не случайно кульминационные сцены классических гонконгских фильмов, от «Полицейской истории» Джеки Чана до «Слепого детектива» Джонни То, часто разворачиваются в офисных зданиях и торговых центрах, где в прямом смысле слова даже стены (а также лифты и эскалаторы) помогают кинематографистам придумывать эффектные визуальные решения. Видимо, поэтому американский киновед Дэвид Бордуэлл, впервые побывав в Гонконге, написал: «Я провел три недели в киноманском раю».

Но главное отличие Гонконга от ланговского Метрополиса заключается в том, что в нем совершенно нет холодности и отчужденности, которую принято приписывать мегаполисам. Это теплый, уютный город, населенный приветливыми и добродушными людьми, где все продумано и организовано так, чтобы его жителям и гостям было комфортно. Даже упомянутые выше многочисленные переходы из одного небоскреба в другой сделаны не ради шика: они защищают людей от жары и дождя. Я сам убедился в этом, когда в разгар тропического ливня сумел пройти несколько кварталов от станции метро Ваньчай до своего отеля, ни разу не оказавшись под дождем.

На всех крупных станциях гонконгского метро установлены компьютеры с бесплатным доступом в Интернет. Прямо в стену вмонтированы мониторы, рядом клавиатура с мышкой. Нужно срочно воспользоваться компьютером или войти в сеть – подходи и работай. И никто не пытается выломать из стены монитор, оторвать клавиатуру и унести к себе домой или хотя бы написать на них свое мнение о гениталиях.

А ведь еще каких-то сорок лет назад в том же Гонконге на станциях метро приходилось вешать объявления: «Свиньям вход воспрещен». В те времена на Новых территориях оставалось немало крестьянских хозяйств, и пейзане регулярно приезжали в город вместе со своей живностью. Я нахожу это символичным. В сущности, рецепт прогресса прост, как мычание. Хотите жить как люди – запретите вход свиньям.

Общеизвестно, что гонконгцы очень много работают. В китайском языке вообще нет выражения «идти на работу», вместо этого там говорят «возвращаться на работу». То есть предполагается, что работа – это место, где человек проводит большую часть жизни, изредка отлучаясь домой, чтобы потом вернуться обратно. Сами гонконгцы шутят, что работа заменяет им секс. Однако отдыхать и развлекаться они тоже умеют на славу. После восьми часов вечера едва ли не все население города, стар и млад, вываливается на улицы. Шумные, оживленные толпы наводняют Натан Роуд, Таймс-сквер, Лань Квай Фон и другие популярные районы. В бесчисленных кафе, барах и ресторанчиках, занимающих первые этажи большинства гонконгских зданий, в эти часы невозможно найти свободный столик. Сначала я думал, что в городе какой-то карнавал, но потом убедился, что так бывает каждый вечер. И до утра. Гонконг не спит никогда, на его улицах даже поздней ночью светло как днем (и безопасно, вопреки тому, что показывают в местных гангстерских фильмах). Этот феномен, характерный для многих мегаполисов, называют «световым загрязнением», благодаря ему в Гонконге можно снимать кино даже по ночам, не применяя специальное освещение, – просто потому, что это не требуется.

Здесь понимаешь, почему книги про этот город так часто имеют названия типа «Гонконг – Вавилон» или «Планета Гонконг». На улицах можно встретить людей всех мыслимых рас, национальностей и цветов кожи и услышать едва ли не все языки мира, но чаще всего – чинглиш, невероятную смесь кантонского и английского. Большинство из этих «вавилонян» – не туристы, а граждане Гонконга, постоянно живущие и работающие здесь. Гонконг – это живое воплощение мультикультурализма.

Наверное поэтому гонконгцы никогда ничему не удивляются. По улице средь бела дня может пройти группа полуголых людей, с головы до ног выкрашенных в синий цвет – и никто вокруг даже головы не повернет, чтобы получше их разглядеть. На девушку, одетую в костюм египетской фараонши, и на парня, нарядившегося капитаном Америка, будут смотреть с точки зрения сексуальной привлекательности или прикидывая «а мне такое пойдет?», – но без малейшего удивления, не говоря уже об осуждении, столь популярном сегодня у наших соотечественников.

Туристы и любители «сладкой жизни» по вечерам чаще всего заполняют Лань Квай Фон – район в центральной части Гонконга, целиком занятый ночными клубами, барами и ресторанами. Вот там действительно можно увидеть экзотические сцены: например, буддийских монахов, ищущих нирвану под вывеской «В нашем баре официантки обслужат вас топлесс». Слава этого небольшого района оказалась так велика, что он даже стал самостоятельным «героем» кинематографической франшизы. Эпос про ночные развлечения гонконгской молодежи под названием «Лань Квай Фон» был начат режиссером Уилсоном Чином в 2011 году и имел такой успех у публики, что на сегодняшний день выпущено уже три серии. И вряд ли на этом дело кончится.

Вообще, трудно найти другой город, который так полно сумел бы запечатлеть себя в кинематографе – разве что Нью-Йорк в 40-е годы и Рим в 60-е. Конечно, на Западе более всего известны и пользуются заслуженной культовой славой гонконгские экшен-фильмы. Но на самом деле, главное достоинство гонконгских картин – как и самих жителей Гонконга – это ирония, отсутствие штампов и интерес к новизне. Гонконгское кино – самое свободное и раскованное в мире, отрицающее власть любых правил и догм.

И лишь один серьезный недостаток есть у Гонконга. Это город, в котором категорически нельзя быть одиноким. Лучше всего в Гонконге вдвоем, хотя впятером тоже здорово. Но не дай вам Бог оказаться одному среди пестрой и шумной гонконгской толпы. Мельвиллевское «одиночество тигра в джунглях» – сущий пустяк по сравнению с чувством, которое придется испытать изгою на этом празднике жизни. По сути, все лучшие фильмы Вонг Карвая – именно об этом. Не об абстрактном экзистенциализме, а попросту о том, как это невыносимо грустно – быть одному в Гонконге.

* * *

Когда в конце 70-х годов вышел роман Василия Аксенова «Остров Крым», он фактически воплотил мечту многих отечественных интеллектуалов о создании иной русской культурной идентичности. Не искалеченной сталинизмом, не сломленной ГУЛАГом и не отравленной лицемерием эпохи развитого застоя. Об идентичности русского европейца, чья культура не изолирована и не противопоставлена остальному миру, но является его составной частью, обогащая его и развиваясь сама в непрерывном процессе взаимной «метизации». Среди достоинств свободного острова у Аксенова, помнится, значилась и мощная киноиндустрия, созданная, видимо, наследниками Ермольева, Мозжухина, Волкова и Туржанского.

Увы, нам не повезло. Альтернативная русская идентичность осталась всего лишь литературной фантазией. Зато повезло китайцам. У них оказалось сразу несколько островов, куда не дотянулись руки товарища Мао и его хунвейбинов и которые выработали иную, не изуродованную коммунизмом китайскую культурную идентичность: Тайвань, Макао, Сингапур, Гонконг. И все эти по разным причинам оставшиеся вне Китая, но населенные китайцами территории, продемонстрировали сходный алгоритм развития, быстро добившись экономического процветания и создав неагрессивные, созидательные культуры с акцентом на индустрии развлечений.

Дальше всех на этом пути продвинулся Гонконг, бывшая британская колония в Южно-Китайском море, ставшая в 70-е годы одним из главных «азиатских тигров», а сегодня выполняющая функцию одного из локомотивов глобализации. В отличие от провалившейся попытки искусственно сконструировать идентичность китайского строителя коммунизма, уникальную гонконгскую социокультурную идентичность никто не планировал создавать специально: ни англичане, ни китайцы. Никто даже не предполагал, что подобное может возникнуть в принципе.

Иногда кажется, что на этих людях Бог немного поэкспериментировал. Не советуясь с земным начальством, Он кинул кости – чтобы посмотреть, каким может стать человечество будущего, если не истребит себя по глупости и из предрассудков. Выпал Гонконг. Мировая финансовая столица, не имеющая ни полезных ископаемых, ни промышленности и зарабатывающая деньги исключительно своими мозгами. Витрина капитализма, выпускающая лучшие в мире фильмы о чести, достоинстве и великодушии. Парадоксальное пространство, на котором Запад и Восток вот уже много лет плодотворно уживаются друг с другом.

Как утверждает выпущенный Российской академией наук справочник «Гонконг (Сянган)», Гонконг – это «один из немногих глобальных мировых финансовых, деловых и коммуникационных центров; одна из наиболее свободных, конкурентоспособных и сервисно-ориентированных экономик мира». Гонконг – узловой центр современной цивилизации, уже двадцать лет удерживающий за собой первое место в рейтинге мировой экономической свободы (для сравнения: Россия в 2014 году заняла в этом рейтинге 140-е место). Говорят, что на экономических факультетах американских университетов после кризиса 2008 года профессора стали заявлять студентам: «Если хотите увидеть, как должен работать капитализм, – поезжайте в Гонконг!»

И кинематограф Гонконга является одной из ведущих жанровых школ в современном кино. Почти стопроцентно коммерческая, никогда не получавшая дотаций и субсидий от правительства (любого) и счастливо не знакомая с понятием «артхаус», эта кинематография на протяжении последних десятилетий определяет основные тенденции развития кино во всем мире, от Нью-Йорка до Токио. Сегодня американские киноведы пишут о «гонконгизации» Голливуда и не случайно: такие влиятельные американские хиты, как «Бешеные псы», «Миссия: невыполнима», «Матрица», «Убить Билла», «Люди Х», «Человек-паук» и многие другие, сделаны как подражания гонконгским картинам и/или при активном участии кинематографистов из Гонконга (это не считая прямых ремейков, от фильма ужасов «Глаз» и триллера «Опасный Бангкок» до полицейской драмы Мартина Скорсезе «Отступники»). Не проходит года, чтобы не вышла новая книга, посвященная культуре Гонконга в целом или кинематографу в частности. «Гонконгская кинематография – это многонациональное предприятие, она производит фильмы в Сингапуре, Шанхае, Тайпее, Токио, Сан-Франциско и самом Гонконге», – пишет американский киновед Чарльз Лири, отстаивая тезис, согласно которому гонконгскому кино больше всего подходит определение «всемирное» или «глобальное».

Кадр из фильма Вонг Карвая «2046» (2004)

Феномен успеха гонконгского кино не имеет аналогов в истории. Уже к началу 90-х годов прошлого века маленькая британская колония производила более 200 фильмов в год, во всех мыслимых жанрах, выйдя на третье место в мире (после Индии и США) по количеству выпускаемых фильмов и на второе место в мире (уступая только США) – по экспорту своих фильмов в другие страны. Актеры и режиссеры Гонконга – такие как Джеки Чан, Чоу Юньфат, Мэгги Чун, Мишель Йео, Джон Ву, Вонг Карвай, Джет Ли, Джонни То, Стивен Чоу – стали интернациональными звездами. При этом население Гонконга составляло на тот момент всего 6,5 миллионов человек. Очень похоже на чудо.

После присоединения Гонконга к Китаю в 1997 году и экономического кризиса 1998 года темпы кинопроизводства в Гонконге существенно снизились. Однако Гонконг сохранил автономность, собственное законодательство, основанное на английском праве, многопартийную политическую систему, собственное правительство, собственное гражданство и собственную валюту (гонконгский доллар). КНР рассматривает гонконгские фильмы как иностранные, благодаря чему они не должны проходить жесткую китайскую цензуру и сохраняют возможность свободного, оригинального высказывания. В силу этих причин Гонконг сегодня часто называют городом-государством, гонконгское кино рассматривают в качестве самостоятельной киношколы, а самих жителей Гонконга даже именуют «квазинацией». Этот статус определяется оригинальной культурой Гонконга, синтезирующей китайские, европейские, американские и японские влияния, а также самоидентификацией его обитателей, связанной прежде всего с их городом, а не с этнической или религиозной принадлежностью. Социолог Чу Юнчи прямо называет гонконгцев «нацией с двойственной геополитической идентичностью» и утверждает, что именно кино (наряду с телевидением) сыграло центральную роль в «конструировании квазинационального статуса Гонконга». В свою очередь именно эта уникальная идентичность, положение перекрестка, где встречается множество культур, и предопределила международный успех гонконгского кинематографа.

* * *

Гонконг в Азии именуют городом беженцев. Понятия native hongkonger практически не существует: когда англичане в ходе опиумной войны с Китаем в 1841 году захватили группу островов в Южно-Китайском море, все население их составляло менее десяти тысяч человек. Когда в 1860 году Британская империя присоединила к этому архипелагу (уже носившему общее название второго по величине острова – Гонконг) еще и материковую часть – полуостров Коулун – численность жителей колонии выросла до тридцати тысяч. Население нынешнего Гонконга (включающего около 250 островов, Коулун и так называемые Новые территории) составляет 7,2 миллиона человек. Подавляющее большинство из них – не потомки коренных жителей, а дети, внуки и правнуки китайцев, эмигрировавших с материка в период с 1930 по 1980 годы. Это нетрудно заметить даже по биографиям тех, кто составил славу гонконгского кино в 80–90-е годы. Одни, как Джеки Чан и Питер Чан (они не родственники), родились уже в Гонконге, но их родители являлись беженцами из Китая. Другие, как Джон Ву и Вонг Карвай, родились в Китае, но в раннем детстве были вывезены родителями в Гонконг.

Гонконг фактически создан тремя большими волнами эмиграции. Первая из них нахлынула в 30-е годы и была связана с нестабильностью в Китае, гражданской войной, а после 1937 года – с японской оккупацией. В числе беженцев этого периода оказались многие шанхайские кинематографисты, которые позднее заложили основы кино Гонконга. Вторая волна эмиграции с материка началась в 1946 году, после возобновления гражданской войны, и продолжилась в 50-е. Наконец, третья, самая многочисленная волна пришлась на период культурной революции и продолжилась в 70-е годы. Также в Гонконг приезжало немало людей из китайских общин, разбросанных по миру, – из Малайзии, Вьетнама, Кореи, Австралии и т. д. Население Гонконга в этот период растет в геометрической прогрессии: если в 1946 году оно составляет 1,6 миллиона человек, то в 1956-м – уже 2,5 миллиона, а в 1970-м – 5 миллионов.

Разными были социальный статус и уровень образования этих эмигрантов, равно как и цели, которые они преследовали. Для кого-то из них Гонконг был примерно тем же, чем Америка являлась для европейцев в начале ХХ века – землей второго шанса, возможностью начать жизнь заново в более свободном и бурно развивающемся обществе. Другие рассматривали Гонконг в качестве перевалочного пункта на пути к дальнейшей эмиграции – в Европу, США или Канаду. Наконец, третьи просто боролись за выживание, спасая себя и свою семью от репрессий, лагерей и возможной гибели в Китае.

Гонконгская улица в 50-е годы прошлого века

Но было у всех у них и нечто общее, что очень важно для понимания того, как возникла гонконгская идентичность. Эти люди не воспринимали себя в Гонконге как «местное население»; наоборот, у них была психология эмигрантов, приехавших на чужую землю, где официальным языком был (и остается по сей день) английский, где нужно жить по другим законам и адаптироваться к новым порядкам. Также гонконгцев 50–60-х годов объединяла тоска по навсегда утраченной родине – докоммунистическому Китаю. «Китайская политика закрытых дверей давала жителям колонии чувство потерянной родины, которое объединяло беженцев с материка, выходцев из Юго-Восточной Азии и местных жителей, заставляя их сотрудничать в конструировании новой китайской культурной идентичности, отличной от коммунистического Китая».

Осознание необходимости определить свое место в радикально изменившемся мире стало одной из главных причин стремительного развития гонконгского кино на раннем этапе его существования. (Хотя первый фильм в Гонконге был снят еще в 1909 году, его сделали не гонконгские, а шанхайские кинематографисты.) Настоящая гонконгская киноиндустрия возникла после Второй мировой войны, когда в колонии были созданы первые кинокомпании, самыми значительными из которых являлись Shaw Brothers (основана как филиал сингапурской киностудии в 1934 году, окончательно переведена в Гонконг в 1957 году), Yonghua (основана в 1947-м, в 1955 году поглощена компанией Cathay) и Great Wall Company (основана в 1949 году).

В 50-е годы население колонии по самоощущению – еще не гонконгцы, а скорее «китайцы в изгнании». Неудивительно, что и кино, создающееся в Гонконге в эти годы, стало, по терминологии Чу Юнчи, «кинематографом китайских диаспор». Это подтверждается и тем, что большинство гонконгских фильмов в этот период снимается на самом распространенном китайском диалекте – мандарине, хотя повседневный язык общения в Гонконге – кантонский.

Кинематограф Гонконга начинает фактически замещать собой китайское кино – малочисленное и снимающееся для внутреннего потребления. Это косвенно подтверждается беспрецедентным решением правительства Тайваня рассматривать гонконгские фильмы как «национальное китайское кино» (за неимением в те годы собственной киноиндустрии) – что открыло для Гонконга большой мандариноязычный тайваньский рынок.

Однако, несмотря на «общекитайский» характер кинематографа Гонконга 50–60-х годов, в нем уже возникают фильмы, отражающие формирующуюся гонконгскую идентичность. Возможно, первым истинно гонконгским по духу и идеологии фильмом следует считать «Дикую, дикую розу» – причудливый сплав нуара и мюзикла, созданный в 1960 году и намного опередивший свое время. Эта картина была поставлена ведущим режиссером студии Cathay Ван Тяньлинем специально для тогдашней гонконгской суперзвезды Грейс Чан (эмигрировавшей в Гонконг из Шанхая в 1948 году). В равной степени популярная как актриса и как певица, свободно говорящая на пяти языках и делящая свое время между Гонконгом и Лондоном, 27-летняя Грейс была живым воплощением нового типа китайской женщины – не робкой, застенчивой, во всем зависящей от мужчины домохозяйки, но самостоятельной и уверенной в себе городской жительницы. Именно этот ее имидж, очень нравившийся молодежи, была призвана закрепить «Дикая, дикая роза».

В фильме, переносящем сюжет «Кармен» в современный гонконгский ночной клуб, femme fatale Грейс поет «Хабанеру», а также арии из «Риголетто» и «Мадам Баттерфляй», вперемешку с джазовыми хитами японского композитора Рюити Хаттори, и на пари соблазняет скромного учителя музыки, ради заработка переквалифицировавшегося в ее аккомпаниатора. Учитель теряет голову, совершает преступление, садится в тюрьму. Заканчивается все так же плохо, как и в литературном оригинале, но не по той же причине. Герой фильма убивает певицу из кабаре Дэн Сицзя не потому, что она ему изменила (она этого не делала), но потому что он, оставшийся после выхода из тюрьмы безработным, не в силах перенести ее независимость и способность самой зарабатывать на жизнь. Таким образом конфликт из сферы борьбы полов перемещается в область социальных ролей. Спившийся и опустившийся на самое дно бывший учитель воспринимает как личное оскорбление возвращение героини на работу в ночной клуб. Противопоставление внутренней свободы Дэн Сицзя и вековой патриархальности китайского общества еще более заметно на образах матери и невесты героя: вечно плачущих, жалующихся, что-то вышивающих, сидя дома, а в кульминационный момент попросту доносящих на него в полицию – из лучших побуждений, разумеется, дабы помочь ему вернуться на путь добродетели.

Грейс Чан в роли китайской Кармен

Тексты, которые произносит героиня Грейс Чан, до этого невозможно было даже представить в устах китаянки. «Я жила на улице с четырнадцати лет. Я воровала и мошенничала. Я видела все типы мужчин. Я была замужем. И я непостоянная девушка. Моя любовь не будет длиться вечно: рано или поздно я тебя брошу. Ты не боишься всего этого?» – с таким монологом обращается Дэн Сицзя к своему возлюбленному в начале их романа. Не то что китайцы – даже американские феминистки того времени не могли и мечтать, чтобы услышать нечто подобное в голливудском фильме.

Еще одной важной чертой «Дикой, дикой розы», которая позднее станет отличительным признаком всего гонконгского кинематографа, является универсальность киноязыка. Чтобы понять конфликт и проблематику этого фильма, вовсе не нужен экскурс в область китайской культуры. Подобно тому как саундтрек картины смешивает европейские оперные арии с японским джазом, ее визуальное решение явно вдохновлено фильмами Джозефа фон Штернберга «Голубой ангел» и «Марокко», образчиками японского квазинуара 50-х годов, такими как «Я жду» и «Пирс женской плоти», и даже движением итальянского неореализма. Способность не замыкаться в рамках национальной культуры, мыслить себя в контексте мирового кинопроцесса, продемонстрированная здесь режиссером Ван Тяньлинем (кстати, тоже выходцем из Шанхая), станет в 80-е годы настоящим счастливым билетом, выгодно отличающим гонконгское кино от других азиатских кинематографий.

Нуар, гонконгский стиль. «Дикая, дикая роза» (1960)

В том же 1960 году был снят и первый голливудский фильм, действие которого целиком разворачивалось в Гонконге – «Мир Сюзи Вонг». Созданный на студии MGM и заимствующий сюжет «Американца в Париже», он рассказывал историю американского художника, приехавшего в Гонконг и влюбившегося в китайскую проститутку Сюзи. Финал оказывался неожиданным: вопреки всем стереотипам эпохи, герой отвергал любовь богатой англичанки, чтобы жениться на женщине не своей расы и не своего социального круга. «Мир Сюзи Вонг» обрел культовый статус в Америке и сделал исполнительницу роли Сюзи, девятнадцатилетнюю балерину Нэнси Кван, первой жительницей Гонконга, ставшей международной кинозвездой: после этого фильма Нэнси переехала в США и еще не раз снималась в голливудских фильмах.

Однако, несмотря на то, что «Мир Сюзи Вонг» выглядит весьма дерзким по голливудским меркам в сравнении с «Дикой, дикой розой», он обнаруживает свой консерватизм: китаянки представлены в нем исключительно как Золушки, ждущие прекрасного белого принца, который избавит их от нищеты. И хотя в Гонконге вряд ли найдется человек, который не видел этот фильм, многих местных зрителей он раздражал тенденциозным показом своих соотечественниц; это раздражение в 1985 году вылилось в картину с говорящим названием «Меня зовут не Сюзи!» (реж. Энджела Чан).

Тем не менее, через эти и другие образцы кросс-культурного сотрудничества, которых было немало в 60-е годы, гонконгское кино обретало собственный стиль и темы, а также умение выражать свое видение мира языком, понятным и Востоку, и Западу. Но появление в общественной жизни первого поколения, в полной мере обладающего гонконгской идентичностью, состоится лишь в начале 70-х годов и ознаменует стремительный расцвет экономики и культуры колонии.