В гамбургском адмиралтействе барометр показывал «бурю». Волны возбуждения одна за одной накатывались на высокий стол, за которым сидели члены коллегии адмиралтейства, и разбивались о него, как о скалистый берег.
Судовладелец Захариас Спрекельсен, старик с пронзительно-писклявым голосом, вопил громче всех, требуя объяснить, куда подевалась его «Анн-Шарлотт», тогда как все остальные корабли каравана уже давно благополучно прибыли в Гамбург?
Дискуссия, то и дело превращавшаяся в перепалку, не утихала уже довольно долго, но от этого судьба пропавшей «Анн-Шарлотт» не становилась яснее. До сих пор, основываясь на рассказах нескольких капитанов, сошлись только в одном: вины Маттиаса Дреера в этом нет. Никто бы не согласился развернуть караван и отправить его на поиски отставшего судна, а капитан «Солнца» точно так же не мог бросить караван на произвол судьбы и в одиночку отправиться разыскивать «Анн-Шарлотт». Становилось ясно, что споры зашли в тупик. Тут со своего места поднялся секретарь адмиралтейства и высказал мысль о возможности мятежа, случившегося на «Анн-Шарлотт» в ту ночь.
Захариас Спрекельсен даже поперхнулся от неожиданности. Взбредет же секретарю такое в голову! И чего это все вдруг на него уставились? Но прежде чем старик вновь обрел дар речи, заговорил глава адмиралтейства Дидерих Моллер, обратившись к секретарю с тем же вопросом, который вертелся на языке у самого Спрекельсена:
— Скажите, господин Шредер, на каком основании вы делаете столь чудовищное предположение?
— Мой брат служит на «Анн-Шарлотт» штурманом. Мне часто приходилось слышать его сетования по поводу плачевного состояния, в каком пребывает корабль по причине чрезмерной бережливости его владельца. Команда в море питается впроголодь, и даже этот скудный паек судовладелец ухитряется урезать. И неудивительно, если в портовых кабаках самых разных стран матросы судачат о том, что у господина Спрекельсена житье хуже, чем на кораблях голландской Ост-Индской компании.
— Дэто же! .. как вы! .. завизжал Захариас Спрекельсен, но Дидерих Моллер жестом приказал ему замолчать и вновь обратился к Шредеру:
— Не приходилось ли вам слышать от вашего уважаемого брата о том, что на судне возможен мятеж?
Рихард Шредер подтвердил и это.
Захариас Спрекельсен клялся и божился, что все это бессовестная ложь и клевета, что командам его судов живется не хуже и не лучше, чем всем другим, и если с матросами не обращаться сурово, то о какой дисциплине и о каком порядке на корабле может идти речь?
— Адмиралтейство не обязано выяснять, как обходятся шкиперы и судовладельцы со своими людьми, — прервал словесные излияния Спрекельсена Дидерих Моллер, — господин Шредер изложил все это, вероятно, как возможную причину исчезновения «Анн-Шарлотт».
И тогда попросил слова капитан и судовладелец Берент Якобсон Карфангер, до сих пор молча сидевший на своем месте. В числе других членов правления гильдии капитанов он был приглашен на заседание коллегии адмиралтейства как большой авторитет в вопросах мореплавания. Он повел речь о том, что все эти споры вновь наглядно демонстрируют, как остро ощущается необходимость в солидных, хорошо вооруженных военных кораблях, способных гарантировать нейтралитет Гамбурга.
— На море дела с этим обстоят точно так же, как и на суше, — развивал он свою мысль. — На суше город смог утвердиться лишь благодаря своим прочным бастионам. Но с тех пор как могущество империи и кайзера стало уже не тем, что прежде, гамбургские мореплаватели вынуждены терпеть самый тяжкий произвол. Вслед за Нидерландами и Англия заключила мир с берберийцами, не говоря уже о Франции, сделавшей это еще раньше. Следовательно, в ближайшее время североафриканские пираты направят все свои силы против того, кто имеет меньше всех средств для обороны, то есть прежде всего против Любека, Гамбурга и Бремена, которым просто необходимо сплотиться еще теснее и построить наконец несколько внушительных военных кораблей для надежной охраны своих торговых караванов, главным образом, тех, что ходят в Испанию и Португалию.
— Иначе говоря, вы полагаете, — подытожил Дидерих Моллер, — что для охраны наших торговых караванов недостаточно даже таких надежных кораблей, как «Солнце» или «Святой Бернхард», которым командует вас дядюшка Алерт Хильдебрандсен Грот?
— Именно так, — подтвердил Берент Карфангер.
— И почему?
— Видите ли, я вполне согласен с тем, что это хорошие корабли, то же самое могу сказать и о капитанах, которые ими командуют. Но какой прок от корабля, будь он даже тридцатипушечным, если на его борту нет места для сорока, пятидесяти или шестидесяти солдат, на случай абордажного боя? И не тридцать, а пятьдесят, шестьдесят пушек на орудийных палубах — вот тогда я бы поглядел, осмелятся ли тунисские, алжирские или триполийские рейсы насмехаться над гамбургским флагом. Всего несколько таких кораблей, милостивые государи, и отдать их под начало таких капитанов, как Тамм, Шульте, Хольсте или Дреер, которые будут ощущать свою ответственность и перед советом города, и перед адмиралтейством. И тогда, смею вас заверить, до самой Турции докатится молва о том, что гамбургские караваны лучше обходить стороной.
— Но вы же сами занимаетесь морской торговлей, — возразил Дидерих Моллер, — у вас собственные корабли и кому, как не вам, знать, во что обойдется такое начинание. Где взять денег на постройку военных кораблей, на их оснащение и вооружение, на жалованье командам и солдатам?
Все члены коллегии согласно закивали. Карфангер медленно обвел их взглядом.
— Разумеется, я хорошо понимаю, что это обойдется недешево, однако состояние нашей морской торговли беспокоит меня еще больше. Англия, Франция и Голландия имеют мирные договоры с Турцией и все же выпускают в море свои торговые караваны только под охраной тяжелых фрегатов. Почему?
Да потому, что враждуют между собой, и каждый стремится урвать у другого кусок пожирнее. За нашими же кораблями, ко всему прочему, охотятся еще и берберийцы. И вы хотите, чтобы в таких условиях наша морская торговля процветала? Да где вы найдете купца, который станет грузить свой товар в трюмы наших кораблей, а не английских, голландских или французских, где он почти ничем не рискует? А коль уж вы заговорили о расходах, позволю себе задать вам такой вопрос: если один-единственный судовладелец имеет достаточно средств на постройку и содержание целой боевой эскадры, то почему этого не может себе позволить город Гамбург?
На этом месте дебаты были неожиданно прерваны появлением посыльного, доложившего, что пропавшая «Анн-Шарлотт» только что ошвартовалась у альстерского бастиона. В Гамбург судно привел Михель Шредер, который в настоящий момент ждет у дверей здания адмиралтейства.
Поднялся невообразимый шум. Дидерих Моллер, стараясь не терять приличествующего его должности достоинства, изо всех сил затряс колокольчиком и закричал:
— Прекратите гвалт, господа! Мы сейчас же призовем Михеля Шредера и выслушаем его. Посыльный, приведите штурмана Шредера!
В продолжение всего рассказа Михеля Шредера Томас Утенхольт и Маттиас Дреер беспокойно ерзали на своих местах, чувствуя, что взгляды присутствующих направлены на них. Выслушав штурмана, Дидерих Моллер поинтересовался, почему ни Маттиас Дреер, ни капитаны других судов ни словом не обмолвились о трех фрегатах, которые шли в кильватере каравана?
Маттиас Дреер заявил, что никому из них и в голову не пришло, что это могли оказаться североафриканские пираты.
— Мы просто на всякий случай решили держаться от них подальше, используя сгустившиеся сумерки, — защищался Маттиас Дреер. — А потом я своими глазами видел, как на «Анн-Шарлотт» подняли брамсели, и решил, что она последует за нами.
— Я предупреждав капитана Людерса, что в такой ветер опасно идти под брамселями, — вставил Михель Шредер и спросил, обращаясь к Маттиасу Дрееру: — И вы не видели, как сразу после этого переломило грот-стеньгу?
— Нет, не видел, — только и успел сказать капитан «Солнца», потому что в тот же момент подскочивший Захариас Спрекельсен вцепился в лацканы его камзола и заверещал:
— Вы бросили в беде мой корабль, мой славный корабль, бросили его на съедение туркам! Вы — и вы, Томас Утенхольт, вы оба еще ответите мне за это! Вы… вы предали Даниэля Людерса, продали его, как Иуда продал Господа нашего Иисуса Христа!
Спрекельсен выпустил камзол Дреера и намеревался уже наброситься с кулаками на Томаса Утенхольта, хотя тот был чуть ли не вдвое шире его в плечах, но два шкипера оттащили старика и насильно усадили его в кресло.
Томас Утенхольт, стараясь сохранять невозмутимый вид, попытался отразить выпад владельца «Анн-Шарлотт»:
— Чего вы, собственно, хотите? Разве вы не на свой страх и риск отправили эту плавучую гнилушку вместе с караваном?
Тут Дидерих Моллер поспешил объявить, что слушание прекращается, ибо дело теперь выходит за рамки прерогатив адмиралтейства. Если господин Спрекельсен считает, что действиями Томаса Утенхольта и Маттиаса Дреера ему был нанесен ущерб, пусть, подает на них в суд. С этими словами он поднялся и провозгласил:
— Заседание коллегии адмиралтейства окончено!
Собравшиеся быстро разошлись. Михель Шредер догнал Карфангера у самых дверей.
— Прошу прощения, что задерживаю вас, капитан, но мне сказали, что вы говорили о необходимости конвоирования судов фрегатами, принадлежащими городу. Не найдется ли у вас немного времени разъяснить мне это дело поподробнее? Мне сдается, что ваши слова были сказаны здесь как нельзя кстати. Мой брат шепнул мне об этом, пока Спрекельсен выяснял отношения с Утенхольтом.
Карфангер предложил отправиться в пивную. Однако там их ожидал сюрприз: за одним из столов сидели, потягивая из бокалов вино, Томас Утенхольт и Захариас Спрекельсен и почти задушевно беседовали.
— Как это им удалось так скоро помириться? — недоумевал Мухель Шредер.
— Полагаю, что этому причиной мое выступление насчет создания эскадры кораблей охраны, принадлежащей городу, — ответил Карфангер. — Не пойти ли нам лучше в погребок ратуши?