Он не смог убежать. Она не смогла отпустить. Или наоборот. Просто в какой-то момент им пришлось смириться с этим. Они перестали обманываться, вымучили решение, придумали, как можно выжить.
Но выжить и жить – разные вещи…
У него была лишь девушка Маша, да и та – на выходные и редкие будние вечера, когда ему приходило в голову, что он слишком одинок. На нем были не цепи, не кандалы, а так – легкая паутина. Одно нетерпеливое движение, и она разорвется.
Тина же была за решеткой. Он не посмел открыть дверь и выпустить ее, он сам юркнул внутрь этой клетки и незаметно устроился в углу.
Однажды, уже в Москве, в душной, загазованной, оглушительно верещащей Москве, они сидели голые на его новой кухне и пили холодный квас. Через час ей нужно было возвращаться в офис, под окном ждала его новая «девятка», – теперь у него было много чего нового! – телефон был отключен, а окна открыты.
Они не виделись перед этим три дня. Так уж сложилось. И теперь она сидела против света, а Олег пытался рассмотреть выражение ее лица. И чувствовал себя беспомощным.
Она поставила кружку с квасом на стол.
– Знаешь, Олег, я тут подумала… Я почти не вижу детей… Ефимыч решил, что им в этом году нужно идти в школу… Все это решается без меня. Ксюшка с Сашкой так редко меня видят. В общем, я не могу, не имею права отнимать у них отца, все пустить кувырком, только потому что мы с тобой…
Он спокойно пропустил это «только» мимо ушей. Ему было плевать. А вот остальное…
– Я плохая мать, – усмехнулась она. – Поэтому для них ничего не изменится. Я буду приходить по вечерам, а потом уходить, когда они уже заснут. Вот и все, Олег. У них все будет по-прежнему, и дом, и семья, а мы… сможем жить вместе. – Она вытянула шею, словно птица. – Разве ты не этого хочешь, Олег?
Он хотел только одного: чтобы ей было хорошо. А у него не получалось.
– Я смотрю, ты все до мелочей продумала, – не глядя на нее, Морозов выругался. – И сама же понимаешь, что это – невозможно.
– Ну почему?! Почему?! Я перееду к тебе, мы будем вместе. Я не могу так больше. Я работаю через силу, я через силу дышу, Морозов!
Олег молча протянул ей кружку с квасом.
– Выпей. Хватит жалеть себя. Все устроится.
– Ничего не устроится, – всхлипнула она. – Само по себе ничего никогда не устраивается!
Он позвонил в ее офис и соврал что-то насчет незапланированной деловой встречи, чтобы сотрудники не запаниковали, потеряв начальницу из виду. Начальница же, прижав колени к груди, заснула на его диване. До вечера Олег сидел в квартире, охраняя ее сон, и внутри у него все дрожало от бешенства. Он любил эту женщину, но именно он сделал ее несчастной.
Теперь она лжет самой себе: «С детьми все будет в порядке, у них все будет по-прежнему!»
И в том, что она стала жалкой, виноват он, он, уютно прикорнувший в углу ее клетки, не решившийся предложить ей свободу.
Пустить бы пулю в висок…
Тыщи людей живут так, но что ему эти тыщи?! Он измучил ее. Он, способный умереть за нее.
Но на что ей его смерть? Ей нужна жизнь. Жизнь рядом с ним.