Новый день тоже начался с посланий. Егор написал три бурных сообщения. Суть сводилась к тому, что родители закатили скандал, отняли карманные деньги, отключили Интернет и оставили у школы папиного водителя контролировать любой вдох и выдох. Из радостей жизни, стало быть, сохранился только телефон.
Все утро они с Линой переписывались.
От Егора пришло отчаянное:
«К Палычу на спарринг записали. Под охраной!»
Лина отбила бодрое:
«Зато потренируешься перед турниром».
На его угрозу: «С турнира снимусь!», она ответила пословицей: «Назло маме уши отморожу?». И смайликом смягчила удар.
Но Егор сорвался на капслук. Вопил:
«АЦЦКАЯ ЖИСТЬ!»
Потом у ее телефона села батарейка. Со вздохом обреченного, Лина убрала сотовый, вспомнила, что находится в школе и попыталась усвоить хоть капельку знаний. Но мысли разбегались. По физике, как всегда, вкатали трояк. Выше Лина бы и не прыгнула! Английский вообще прошел мимо сознания.
Литературу она читала, точно это помнила! Вчера, когда возвращалась с кортов, достала в автобусе учебник и… Ну читала же! А в голове пустота. То есть, куча барахла, но никаких сведений о Маяковском. Только где-то услышанный факт про то, что он застрелился от несчастной любви.
Лина его отлично понимала!
Но не рассказывать же об этом у доски, если вызовут.
Повезло, учительница лишь вскользь попеняла, что Лина пропустила сочинение. Придется писать дополнительно. Это еще хорошо, что за прогулы не влетело! Дед с самого начала был в курсе, не одобрял, но записку в школу написал. Взамен взял обещание обходиться без подобной самодеятельности.
– Я думал, важнее всего для тебя турниры, – обронил он, потирая лысину.
Непонятно было, жалеет он Лину или хвалит.
Она не стала прояснять. Запутанных моментов становилось все больше, в воздухе пахло грозой, и казалось, что почва уходит из-под ног. Только непонятно, чем обернется бездна: падением или взлетом.
На тренировке в этот день не было ни Егора, ни Мика.
Лина, преодолев себя, обратилась к Карине.
– Ты не знаешь, как у него дела?
– Позвони и узнай сама, – прошипела та.
– Да я не могу, у меня сотовый умер, – пробормотала Лина прежде, чем смогла осмыслить ответ.
Палыч сердито велел прекратить разговорчики и погнал их разминаться. На бегу у Лины в голове просветлело. Карина ревнует! Однозначно! «Позвони сама!», мысленно передразнила ее Лина.
Настроение дивным образом наладилось.
Отсутствие Егора чувствовалось остро, как обычно, когда он болел или уезжал. Даже Федя не пытался командовать, тихо и скучно было в группе. Зато Лина не отвлекалась.
Тренировались на износ. Работали с пушкой, потом элементы, и напоследок пару сыграли. Палыч в конце подошел к Лине, потрепал по волосам:
– Я уж думал-гадал, что с тобой случилось, – негромко пробасил он, и в голосе проступило облегчение, – проснулась, а то всю неделю еле ногами шевелила.
Лина подумала, не сказать ли ему про игры с Миком. Но слухи, наверное, и так дошли. Выжидательный взгляд тренера подтверждал это. Интересно, а родители Егора предупредили Палыча, что введен комендантский час и режим террора? Уж намекнули-то точно!
Ей расхотелось откровенничать.
– Ну что, ничего не скажешь в свое оправдание? – Полушутливо спросил он.
– Я же стараюсь.
Тренер улыбнулся понимающе и дернул ее за козырек кепки.
– Ну, старайся, ты барышня взрослая, сама все понимаешь, да?
Ответную улыбку сдуло под взглядом Карины. Та наблюдала за Линой с явной злобой. Палыч заметил их переглядывания, покачал седой головой, будто старый кот, наблюдающий за шкодливыми, наивными котятами. Лина мечтала спрятаться за его спиной.
Карина шушукалась с девочками, и можно было предвидеть, чем это кончиться. Если она узнала об их тренировках, звонках, переписке, то Лине грозит очевидный бойкот. Неважно, что Егор вовсе не вкладывал в общение какой-то особенный смысл. Решил же Мик, что они теперь пара.
Получается, все вокруг видят все не так.
Дома, стоило ей чуть подзарядить сотовый, посыпались сообщения о пропущенных звонках. Егор звонил дважды, а Мик – десять раз! Лина насмешливо подумала, что становиться популярной. Потом ее нагнала беспокойная мысль: «что-то случилось»!
Дед, увидев ее застывшую с телефоном в руке, удивленно крякнул:
– Что ж ты там увидела такое?
– Да просто думаю, – произнесла Лина, медленно осознавая, что терзается сомнениями, кому же позвонить первому.
Надо же! Почему, спрашивается, она сомневается?
А потому что с Егором все ясно, а с Миком могло случиться все, что угодно! Так решила она и набрала его номер.
– Привет, что звонил?
– Привет. Да я просто уточнить хотел, ты завтра придешь?
– Спрашиваешь! Суббота же, уроков нет. Конечно, приду.
– Давай в восемь, да? Как всегда.
– Хорошо. Пока.
– Пока.
Обычный разговор. Сверхъобычный. Суперзаурядный.
А Лина жутко переволновалась, аж ладошки вспотели. Нажав отбой, не сдержала вздоха облегчения. Мик жив-здоров, все в порядке. Оказывается, она за него переживает, все это время с ужасом ожидая, что его депортируют, или какие-нибудь нацмены изобьют, или слишком сильным порывом ветра сдует в море. Он ведь худой, как щепка!
– Вздыхаешь, как старушка, – заметил дед с чуть вопросительной интонацией. Мол, в чем причина-то.
– Про Мика думаю, – призналась Лина.
Дед был немного в курсе. Почесав затылок, изрек:
– Что тут думать, Экзюпери был прав на сто процентов.
– А? – Не поняла Лина.
– Мы в ответе за тех, кого приручили.
Тяжесть этой ответственности будто упала на плечи, придавила. Разделить ее можно было только с Егором. Но тот сам сейчас в сложной ситуации. Лина не знала, чем ему помочь. Она столько раз воображала, как идет с ним рука об руку, поддерживает во всем, понимает и принимает его таким, какой он есть, а теперь пребывала в полной растерянности.
Не то чтобы его ребячество разочаровало ее. «Снимусь с турнира!». Не то чтобы его желание бунтовать ее раздражало. Но казалось мелочью. Как дед выражался: по сравнению с Мировой революцией!
Но с другой стороны, Егору реально перекрыли кислород. Он психует и может наделать глупостей, значит, она просто обязана помочь!
– Хотя о помощи меня никто и не просил, – пробормотала Лина себе под нос.
– И не жди, – оживленно сказал дед, решив, что она обращается к нему, – не каждый способен признать, что нуждается в помощниках!
– Дедушка, я вот просто думаю… Если я поддержу Егора, а он явно накосячит, получается моя помощь не на пользу, а во вред. Его надо успокоить, а я не знаю, как.
Она вертела в руках телефон так и эдак. Дед забрал сотовый и положил на стол.
– Э, милая ты моя, покой нам только снится! Ты главное не иди поперек совести.
Это только слова, подумалось Лине. Она досадливо поморщилась. То ли дед не понимает, то ли она плохо объясняет. В Егоре проснулся мятежник, воевать рядом с ним, на его стороне – счастье для Лины, – но поражение разведет их по разную сторону баррикад. Вот от чего она трепещет! Доверие лишь штрихами обозначилось в их общении, стереть его ничего не стоит.
– Да что ты мучаешься заранее, – улыбнулся дед, – ты позвони, поговори, у него другой настрой уже может быть, он, может, и с родителями помирился.
Она с горячностью схватила телефон. Тот забился в руке, сообщая о входящем вызове. Мама.
Раньше ее номер не был обозначен. Теперь Лина, прежде чем ответить на ее звонки, с болью и радостью одновременно смотрела на это короткое, мяукающее, самое главное слово – мама.
Горько-сладкое на вкус, оно давалось ей с трудом. Но Лина все чаще и чаще повторяла его, словно заново впуская маму в свою жизнь.
Они всегда говорили о ерунде: о погоде, уроках, одежде на будущий сезон. Лина не отказывалась теперь от подарков и денежных переводов. Ей в какой-то момент стало ясно, что маме хотя бы так хочется участвовать в ее судьбе. Ну пусть. Раз иначе невозможно. Мама больше не заикалась о том, чтобы Лина вернулась в Воронеж. Прежде шли такие разговоры, ведь ссылка на юг была только временной мерой, пока «молодые» привыкнут друг к другу, обставят новую квартиру и проч., и проч.
Самый сложный вопрос был решен с молчаливого согласия обеих сторон. Лине хорошо с дедом. Маме хорошо с ее новым мужем. Любить можно и на расстоянии, верно?
– Как делишки насчет любвишки? – Ласково, чуть заискивающе задала привычный вопрос мама.
Это была просто присказка, и все. Лина обычно вежливо смеялась в ответ.
А сейчас вдруг у нее вырвалось:
– Да не очень, мам. Трудности всякие.
– Ну в любви всегда трудно.
Мамин ответ прозвучал осторожно, словно она ступала по тонкому льду. Лина молчала.
– Линуся, ау, – внезапно перепугалась мама, – ты серьезно влюбилась, да? Ты наделала глупостей?! Или только собираешься?
У Лины вырвался истерический смешок. Мама все-таки остается мамой, несмотря на километры и новую жизнь. Волнение на том конце провода было неподдельным. Или она просто боялась преждевременно стать бабушкой?!
– Собираюсь, – снова хихикнула Лина, – собираюсь одному мальчику помочь.
– Ах, помочь…
– Ну да. Его родители прессуют, он из дома хочет уйти, так мы с дедом укрытие предоставим, как политическому беженцу! У нас тут как раз еще одна койка влезет, под умывальником куча места!
– Что это, Линуся? Откуда столько яда? Я, между прочим, предлагала твоему дедушке, чтобы вы переехали в нормальную квартиру. Мы с Митей…
– Мой дедушка – это твой отец, между прочим! А про Митю я слышать не хочу!
– Все, все, Линусик, я поняла. У вас там как, тепло уже совсем, наверное, да? Я тебе посылочку отправила, ну, дедушка знает, встретит. Там юбочки, маечки, все к лету. И нижнее белье. Ты ведь уже носишь бюстгальтеры?
Лине хотелось швырнуть трубку, как в старые добрые времена. А чего, собственно, она ждала?
Что материнское сердце поймет невысказанное, невыплаканное, непонятое?
Что сквозь расстояние пробьется нежность, вернется чувство защищенности, наивная вера в чудеса и во все хорошее, и земля под ногами вновь обретет твердость.
Лина не бросила телефон, но отключилась.
Договорить о белье можно и после. А сейчас ей хотелось высказать Егору, какой он дурак!
О нем заботятся, его холят и лелеют, и папа, и мама всегда рядом, и, как любые родители тревожатся, если он нарушает границы. Наказывают, да! Имеют же на это полное право!
Кажется, она здорово орала в трубку все это и еще что-то дополнительно.
– Да угомонись же, – услышала Лина его спокойный голос, – я уже решил, понимаешь? Я знаю, что делать.
– Уйдешь из дома? Уйдешь все-таки?
– Лина, ты можешь выслушать? Нет, давай так, завтра утром я все расскажу тебе и Мику.
Она подумала, что до утра поседеет.
– Егор, а тебя отпустят завтра-то?
– А я спрашивать не буду!
Вот этого она и боялась. Завинтили гайки, и трубу сорвало. То есть, крышу унесло. Он все-таки намерен сбежать!
– Я к тебе сейчас приеду, – категорично заявила Лина.
– Э…
– Не э…, а приеду! Сможешь выйти?
– Ну…
Ей стало смешно, и на душе полегчало немного. Будто она навязывалась на свидание, а кавалер не знает, как повежливей отказать.
Впрочем, примерно так и было.
Она его поцелует, вот что. Как мечтала давно. И пусть думает, что хочет!
Она приедет сама, и поцелует сама, потому что невозможно больше терпеть эти дружеские беседы, доверительные разговоры, потом внезапную злость, непонимание, скованность, а затем снова теплоту в голосе и улыбку, от которой появляются ямочки на щеках. Хаос! Полная неразбериха.
И тут еще его борьба за свободу?!
И кем тогда окажется Лина? Надеждой Крупской, распевающий рядом с мужем Интернационал? Соратницей и сподвижницей?
Ну уж нет!
Она его поцелует, и дело с концом!