1

Вечером небо очистилось и стали видны звезды. Но Вере не хотелось смотреть на небо. Она не могла видеть решетку. Как, она за решеткой?! За что? Разве она виновата в том, что произошло?

Разве не виноват Федор? Мужик он или нет? Стукнул бы кулаком по столу, спустил бы соперника с лестницы, ну побил бы её, в конце-концов. Сразу бы шелковой стала. Что она, себя не знает?

А Зина? Подруга, называется. Поговорила бы, как надо, опекала бы. Ей ведь так совета не хватало.

И мать. Воспитанием совсем не занималась. Доброты не видела она материнской. Тряпки ласки не заменят. Эх, если простят, она бы знала, что для Даши сделать, она смогла бы ей вкус привить.

Вкус… Анатолий кроме искусства и знать ничего не хотел. Ее не хотел. А будь по-другому, к чему ей Сашка и Николаи?

Ни к чему? Она же не развратная женщина. Не она во всем виновата, не она…

2

На шикарной мебели лежал слой пыли. Квартира стала какой-то чужой, не похожей на ту, прежнюю. А разве он не изменился?

Силаев, не снимая плаща и ботинок, медленно пошел в комнату и, еще раз, оглядевшись, сел в кресло. Похудевший, в ставшем великоватом костюме. Бодрость так к нему и не возвратилась. И безудержной уверенности в собственной удачливости тоже не осталось. Считай, что он заглянул по ту сторону бытия, познал нечто недоступное…

Да нет, он просто понял себе цену. Толстый поросенок, которого все ждут, не дождутся, как заколоть. И нечего лицемерить перед самим собой. На другое он не годен. Ни для общения, ни для любви, ни для дружбы. Те сволочи просто и откровенно показали это. За все время в больнице ни один дружок не появился. И жены не пришли. Зато несколько раз приходили женщины с работы. Уставшие, замотанные, а все равно заскакивали проведать.

Вячеслав Ионович закурил и поймал себя на мысли, что он, пожалуй, не удивился бы, приди к нему и Худокормов.

Силаев поднялся, зажег свет. Он начал искать свое удостоверение. Завтра он выйдет на линию. Он начинает новую жизнь…

3

Астахов шел домой, Он сегодня очень устал. Ему хотелось только одного – горячего чая с лимоном. И еще, после чая, когда отпустит усталость – выкурить папиросу.

Мама ни о чем спрашивать не будет. Она поймет, что сыну просто надо отдохнуть. Почему же «та» никогда не хотела понимать его?..

4

То, что раньше было Сашкой положили на оцинкованный стол и ушли. Прозектор со скукой посмотрел на него и зевнул. Так, ничего интересного.

Шаркая ногами, он пошел к себе в каморку кормить рыбок, которыми он приторговывал на Птичьем рынке по воскресеньям.

Не будет он сегодня этим привезенным заниматься. Поздно уже. Все равно, патологоанатом придет только завтра…

5

Попов успокаивавший плачущих жену и дочь Дробова поднялся навстречу врачу.

– Жить будет, – поняв, что хочет от него этот пожилой человек, сказал доктор. Но сказал, как-то очень грустно.

И Попов понял, что это не все.

– …Но? – продолжил он, тихо отводя врача в сторону.

– Да, есть «но»… Сейчас трудно утверждать что-либо определенное, может быть, я ошибаюсь, но судя по характеру травм, повреждены очень важные участки головного мозга.

– Чем это грозит? – насторожено спросил Попов.

– Если все так, как мы предполагаем, ваш товарищ…

– …Дробов, – подсказал Попов.

– Дробов, – повторил доктор, – Может потерять способность к членораздельной речи, а также может быть серьезно нарушена координация движений. Хотя, предупреждаю, что это – предварительный прогноз. Пока неподтвержденный диагноз. Может, все будет лучше…

– А может, и хуже.

– Может… – подтвердил врач и, попрощавшись, ушел…

6

Литвин сидел безразличный ко всему. Позволяя себе расслабиться вот так, минут на пятнадцать. Еще не все оформлено. Оказывается, как здорово быть живым и невредимым. Просто чудо.

Ладно, радоваться будем потом. Сейчас…

Георгий придвинул к себе чистые листы бумаги. Нужно писать рапорт о применении оружия при задержании опасного преступника. Подробно писать. Хотя какую-нибудь неточность в его действиях те, кто потом станет дотошно рассматривать все обстоятельства, все равно найдут…

7

Ворота медленно закрывались. Он специально чуть задержался на ступенях, чтобы посмотреть туда, где ярко отсвечивал асфальт, шумели машины и торопились люди.

Все. Эти ворота закрывали от него жизнь. Да, потом будет и следствие, и суд, и ожидание ТОГО момента. Но это не то. Жизнь заканчивается вот сейчас, когда ворота закроют последнюю щелочку в мир, который отторгнул его, Трефа, как вредный сор…

8

А люди спешили по своим делам, веселым и грустным, приятным и не очень.

В Москве наступил вечер.

Добрый вечер!