Это уже не наше кафе. Помещение старое, вход тоже, а внутри все изменилось. В гардеробе вместо вечно вязавшей старушки, крутятся два бодрых швейцара, с оценивающе-жадными глазами. И в зале все иначе. Другая мебель, другие стены, другой свет. Нет, не хуже и не лучше – просто все совсем не так. Ну, чего ворчать – красиво. Только, на мой взгляд, такое темно-интимное решение интерьера скорее разделяет людей, чем помогает сближению. Я не настаиваю – может, это индивидуальное восприятие? Но мне такая полутьма – совсем не нужна. Разглядеть, кто есть кто, весьма сложно.
С Сашкой мы разделились сразу, как вошли. Словно два незнакомых человека. Он присаживается за столик недалеко от входа и, раскрыв меню, начинает изучать зал. А я иду к стойке бара. Сажусь на свободный высокий табурет с краю. Боялся, что здесь будет одна молодежь, и мы выпадем из общего состава. Нет. Девицы, правда, в большинстве молоденькие. Зато среди мужской части публики есть такие, которых из уважения к возрасту должно называть на «вы».
Стараюсь сидеть небрежно, в расслабленной позе отдыхающего. Поглядываю на экран видеомагнитофона, бросаю небрежные взгляды в зал. Разглядеть там что-либо практически не надеюсь. Жду, пока освободится бармен.
Его я знаю еще со студенческих времен. Алик ни на йоту не изменился – тонкий, сухопарый, ровная ниточка пробора в темных волосах, старомодные «учительские» очки. Будто и не прошло стольких лет. Как ему удается так сохраниться?
– Вечер добрый, Алик.
– Привет, – отвечает он на ходу, так, по инерции, только мельком взглянув, пока открывает бутылку ликера. Не узнал сразу? Неужели я сильно изменился? Потом, пока обслуживает клиента, еще раз смотрит на меня. Теперь уже действительно приветливо. Узнал-таки! Хорошо, слабая была надежда, а получилось. Освободившись, он снова подходит, облокачивается на стойку.
– Где пропадал?..
– Так… – неопределенно пожимаю я плечами. Сказать, что давно сменил специальность химика на работу в уголовном розыске? Сразу станет неинтересно друг с другом. Зачем же нам это? – Искал, где лучше.
– Нашел? – флегматично интересуется Алик.
– В процессе.
– Ну-ну… Ты выпить или по делу?
– Я не пью.
– Да-да, ты и раньше, помнится, не слишком жаловал спиртное. Вот на гитаре… Кстати, не пробовал этим делом заняться? Сейчас барды снова в почете. Не то, что в былые времена. А пел ты неплохо. Может быть, все же смочишь голосовые связки?
– Петь не пробовал. А пить? Правда, не пью. Надо же кому-то быть ярым трезвенником?
– Возможно… Хотя у нас из-за таких план горит.
– Ну, на банкрота ты совсем не похож.
– Бог миловал, – отвечает Алик и отходит заменить кассету.
Когда он возвращается, решаю переходить к делу.
– Слушай, – наклоняюсь ближе к нему и стараюсь говорить тихо, другим мою просьбу слышать ни к чему, – мне надо найти одного парня.
Лицо Алика остается равнодушно-спокойным. Никаких эмоций. В баре такие вещи – дело привычное. Ждет, что скажу дальше.
– Он бывает у вас, – продолжаю я. – Последний раз заходил дня три назад. Среднего роста, плотный, черноволосый, в темном джинсовом костюме и светлых спортивных ботинках, – наудачу даю те приметы преступника, которые успел «поймать», когда видел его у церквушки. – Не знаешь?
– Должник? – Алик едва раздвигает губы в улыбке.
Я киваю. Мне так удобнее, и бармену спокойнее.
Он морщит лоб, изображая напряжение памяти, а сам искоса разглядывает меня. Что ж, погляди. Вот я – весь на виду.
– Да вроде был такой… – наконец говорит он. – Сейчас, кажется, в зале его нет.
– Спасибо, это я успел заметить…
– Все иронизируешь? Значит, не так плохо живешь. Зачем он тебе?
– Остановимся на прежнем варианте, – гашу я взыгравшееся у него любопытство.
– Дело, понятно, твое. Но… Хочу предупредить, как старого знакомого. Мутный, по-моему, парень. Стоит ли связываться из-за нескольких рублей?!
– Где его найти, что ты о нем знаешь? – нетерпеливо спрашиваю я, и тотчас понимаю, что чуть не порчу все дело.
– Ну вот, – произносит он укоризненно, – ты прямо, как в милиции.
– Извини, просто очень нужен. Между нами, не в рублях дело. Тут третий человек замешан…
– Стоп! Чем меньше знаешь чужих секретов, тем больше шансов стать долгожителем. Слушай внимательно и сразу забывай, кто тебе это сказал. Есть тут у него приятель. Сегодня тоже должен прийти. Практически каждый день бывает. Насколько они близки – не знаю, но вижу их вместе часто. «Твоего» Александром зовут? Значит, точно. Как придет, я тебе подскажу… Пока – на вот, – Алик подвигает ко мне бокал с боржоми, закрашенным каким-то сиропом. – Сидишь, как белая ворона.
– Спасибо. Сколько с меня?
– Не обнищаю. Хлебай свою воду. Мало будет, по старой дружбе еще плесну. За услугу платят не деньгами – услугой. Кто знает, каким боком жизнь повернется? Тогда и ты мне поможешь.
И он поворачивается ко мне узкой спиной. То ли все понял, то ли решил, что и у меня завелись темные делишки. Надо ли конкретизировать? Главное, помог.
В народе говорят – ждать и догонять самые противные вещи. Теперь представьте, каково нам, сыщикам, учитывая, что это половина сущности нашей работы. Второй час сижу и жду. Дождусь ли? Не знаю.
Сашка с аппетитом уплетает куриную ножку. Где он ее в баре раздобыл? Впрочем, такой большой и симпатичный кого хочешь, уговорит. Допиваю третий стакан минералки. Хорошо, что рядом видео. Какое – никакое, а все развлечение.
Оглянулся в зал на танцевальный подиум. Посмотрел, и стало тоскливо. Как медленно и красиво танцует молодая пара. Вдвоем, только он и она, и никого для них больше не существует. Конечно, может и не так все у них чудесно? Но ведь любят же… Ты вот сидишь, ждешь очередную сволочь, вчера искал другую сволочь, позавчера гонялся за третьей, и завтра придется раскручивать козни очередного подлеца, а эти ребята просто любят.
Когда же я последний раз влюблялся? И не вспомнить. Словно где-то в книжке вычитал, так давно было. Будет ли когда-нибудь еще? Не знаю. Боюсь, нет.
Ерунда это, когда утверждают, что работа не отражается на характере. Еще как. В отношениях с женщинами – тоже. Нравится, не нравится – все равно десять раз пытаешься перепровериться. Подошла только что девушка, лет двадцати трех, одета со вкусом. Заказывает коктейль и на меня с интересом поглядывает. О чем в такой момент думает нормальный мужик? Надо знакомиться или не надо. Я же ловлю себя на мысли – куда ее девать, если будет задержание? Только потом доходит нелепость такого предположения.
С расстройства достаю папиросы.
– Так и не научился сигареты курить, все с папироской, – Алик незаметно появился около меня. Дает прикурить с совершенно отстраненным лицом. Ну, просто и знать меня не знает.
– Пришел? – едва слышно, между затяжками спрашиваю я.
– Сзади, справа, у стенки. Четвертый столик. Коричневая с красным куртка, джинсы, белые мокасины… Слава…
Через пару минут, словно невзначай, оборачиваюсь и, «пробегая» глазами по столикам, фиксирую Славу. Модный парень. Тряпки явно куплены с рук. Ничего подобного даже в «Березках» не найдешь. Хотя, это еще не зацепка. Пол-Москвы ходит в том, что нигде и никогда не продавалось. Манеры развязно-наглые. Ясно уже по нескольким движениям, хочет казаться более значимым, чем есть. Или твердо убежден, что наглость – добродетель, а не порок? На этом мы и сыграем.
Нужен повод для «знакомства». Но какой? Кто с ним рядом сидит? Не та ли самая девчушка, поглядывавшая на меня совсем недавно? Пока я грустил, Слава уже подсуетился и подсел к ней. Может, они и раньше были знакомы? Но в данный момент такая мелочь не имеет значения.
Встаю и иду к их столику. Смотрю не на Славу, само собой, на девушку.
Не успеваю остановиться, как Слава поднимает голову и, смерив меня взглядом, угрожающе произносит:
– Вали отсюда! Наши девушки с чужими не танцуют.
Не обращая на него внимания, церемонно наклоняю голову, приглашаю прелестную незнакомку. Со стороны вид, наверное, глупейший. Грохочет ультрасовременная музыка, народ прыгает, а я, одетый в нелепый здесь костюм с галстуком, со своим, по определению одной знакомой, бюргерским лицом, пытаюсь увести девочку от такого «клевого чувака». Для Славы это – нонсенс. Но девушка растеряна и, скорей, не прочь принять приглашение, чем отказать.
– Эй ты, осколок империи, – еще громче и злее бросает он мне. – Ты понял, что тебе сказали? Здоровье потом не купишь.
Двое его приятелей весело гогочут – хорошо отбрили мужика? «Мужик» должен растерянно оглянуться и чуть испугаться. Мальчикам до поры вовсе не обязательно знать, что мне доводилось выступать на первенстве Москвы по боксу, а дома в ящике стола валяется удостоверение инструктора по боевому самбо.
Так, прием сработал. Теперь, чтобы в дальнейшем меня никто не мог обвинить в провоцировании граждан на правонарушения, наклоняюсь к Славе и очень мягко говорю:
– Молодой человек, вы хотите со мной пообщаться? Думаю, нам лучше это сделать в другом месте.
– Пообщаться? О чем, уважаемый? – рисуясь перед девушкой, спрашивает он.
– О вашем поведении.
Отвечаю честно. Зачем темнить? Однако мои слова понимают совсем иначе.
– А маме потом жаловаться не будешь?
– Надеюсь, мальчик, что и ты уже дорос до того возраста, когда за свои поступки отвечаешь сам, не впутывая родителей, – спокойно парирую я.
Слава вскакивает. Дозрел! Я имею в виду – до беседы. Теперь, по неписанным правилам, надо выйти? Хорошо, иду первым, мимо столика, где сидит Сашка. Он не отвлекается от разговора с сотрапезниками. Здесь я спокоен. Ему все ясно. В зеркальной стенке перед входом замечаю насмешливый взгляд Алика. А еще вижу, что за Славой тянутся два его приятеля. Я их не звал, но если хотят…
Выйдя на улицу, делаю пару шагов, потом резко отклоняюсь влево и сразу же оборачиваюсь. Все правильно. Кулак Славы пролетел мимо. Молодой, торопится. Рядом прекрасная подворотня, нет, ему обязательно на улице надо мордобой устроить. Едва успел из дверей выйти – сразу кулаками размахивать, да еще в затылок метит, словно тени от фонарей не существует.
Он снова бьет. Привычно ухожу в сторону, ловлю его руку и резким рывком выворачиваю за спину. Одновременно прихватываю резвого юношу удушающим захватом. Славины приятели не успевают прийти ему на помощь – их останавливает Саша.
– Тихо, ребята, не дергаться! Уголовный розыск!
Парни сразу становятся паиньками. Слава тоже затихает.
– Пусти, – сипит он, – я же не знал… Извините, мы же ничего…
Захват я ослабляю, но за руку держу крепко. Рванет еще, гоняйся за ним потом, на ночь глядя. Нет уж, пусть немножко потерпит.
– Может, разойдемся, а? Ну, ей богу, – плаксиво тянет Слава. Куда девался тот наглый, развязный тип, сидевший в баре полторы минуты назад?
– Разойдемся, – обещаю я. – Только сначала надо вернуться, расплатиться и девушек успокоить, чтобы не волновались.
Подталкиваю его к дверям кафе. Саша остается с приятелями. На ходу я бросаю ему номерок, пусть плащ получит в гардеробе.
Слава идет впереди, поникший и скучный. Собственно, острой нужды возвращаться в зал не было. Но вдруг девушка заволнуется и поднимет шум? Нам этого не надо. И потом, признаюсь, хочется чисто по-мужски наказать этого юнца за хамство.
Подходим к столику. За ним уже сидят еще две девицы. «Моя» откровенно скучает. Если они и знакомы, то весьма плохо. Новенькие узнают моего понурого спутника сразу.
– Привет, Славик, – кричит одна, кокетливо взмахнув рукой. В ответ он слабо кивает и вымученно улыбается. Мне кажется, что перед глазами у него не эта ярко-серебристая блондинка, а продолговатая красная книжечка с гербом РСФСР и золотистой надписью «Московский уголовный розыск», которую предъявил Саша, дабы развеять все сомнения.
– Я ухожу, – мямлит Слава, оглядываясь на меня. Я киваю – все правильно, продолжай. – У нас тут… дела. Вот, обещал отдать, – он протягивает «серебристой» девице десятку.
«Моя» незнакомка сначала удивилась, а сейчас едва сдерживается, чтобы не прыснуть, глядя на пижона, стоящего перед ней с видом котенка, которого отлупили мокрой тряпкой за его проказы.
– Ты скоро вернешься? – удивленно спрашивает другая девица с густо подведенными глазами и большими оранжевыми треугольниками в ушах.
– Может быть… – без энтузиазма отвечает Слава.
Я на прощанье киваю незнакомке, и та, как мне кажется, грустно улыбается в ответ. Что здесь сказать – специфика работы…
В МУР не поехали – пошли в соседнее отделение милиции. Вдвоем трудно вести троих, но ребята и не пытаются удрать. Славины дружки нам нужны постольку поскольку. Но отпускать их не разумно – могут спугнуть того, кого мы собственно, ищем. Эта покорность настроила меня на оптимистический лад. Подумал даже – основное уже сделано, а оказалось – все только начинается.
– …Не знаю я никакого Саши, – выставил перед собой ладони Слава, будто отпихивая мои слова. – И знать не хочу. У меня своих френдов хватает.
– Но видел его? – мы, кажется, уже пошли по четвертому кругу.
– Кого?
– Сашу этого, видел? – басит Шура.
В нормальных условиях, когда задают одни и те же занудливые вопросы, человек может сердиться, скучать, отвечать на них безразлично или с раздражением, но не контролировать каждое свое слово. А Слава, как комочек. Может, он не только знает Сашу, но и сам – соучастник преступления?
– Ну, знаешь или нет?! Вспомни-ка – темненький такой, и костюмчик на нем темненький…
– Да кто вам сказал, что я его знаю? – не говорит – стонет, причем излишне горько.
– Люди… – неопределенно отвечаю я.
– Ну, кто, кто мог такое сказать?
– Кто мог, тот и сказал. Вопросы здесь задаем, и будем задавать мы. А ты должен отвечать. Искренне и правдиво. Понял?
– Никакого вашего Саши черного не знаю и не хочу знать. А люди ваши – сволочи! Они кого хочешь оговорят.
Алик решил поблефовать? Да нет, зачем это ему? Вряд ли.
Слава от разговоров взмок. Слабые нервишки-то. Расстегивает ворот рубашки. Я тут же впиваюсь взглядом в серебряную цепочку из плоских квадратных колец, одетую у него на шее. Точно такую же цепочку отобрали у потерпевшей Рюминой. Сходится? Так, пожалуй, хватит гоняться друг за другом. Я решаю «нажать».
– Слушай, Слава….
– Слушаю, – отзывается тот.
– Внимательно слушай. Очень внимательно. Чтобы понять, о чем тебя спрашивают.
– Ловлю каждое ваше слово. Снова обрел уверенность? Ну-ну…
– Ты учишься в техникуме?
– Иногда…
– Стипендия у тебя какая?
– Не интересовался.
Ерничает, а сам насторожился. Характер вопросов изменился. Теперь интересуются им самим, и это ему явно не нравится, хотя и старается не показать вида.
– …Меня не удостоили. Из-за каких-то там хвостов. Чего же понапрасну забивать голову всякой ерундой?
– Отец с вами давно не живет?
– Точно. Покинул, подлец, одну женщину с двумя детьми на руках и бросился во все смертные грехи с другой…
– Алименты мать на тебя уже не получает…
– Вы хотите мне помочь? Простите, простите, забыл о вопросах. Нет, не получает. Уже год я вынужден жить без финансовой поддержки родителя.
– Девятнадцать лет – прекрасный возраст. Все хочется сделать. И все уже доступно, – я ласково тяну его в мышеловку, – тебе нравится красиво отдыхать? Нравится ведь?
– Ну, нравится. Что из того?
Он так и не понимает, к чему я веду. Читать, Слава, больше надо. Очень развивает кругозор. Особенно правовая литература.
– Ничего. Просто интересно, на какие средства ты гуляешь и угощаешь девочек?
– Вы что, из министерства финансов?
– Из уголовного розыска! Давно пора это понять! Отвечайте на вопрос. Хватит играться!
– Меня угощали…
Испугался? Значит, как в той игре, тепло…
– За что?
– По дружбе…
– Хорошо таких друзей иметь – почти ежедневно поят, кормят, развлекают… В общем, так, пока ты здесь пытаешься изобразить частичную утрату памяти и начальную стадию идиотизма, мой товарищ, – киваю в сторону Бойцова, – поедет к тебе домой, пригласит понятых, следователя и произведет обыск…
– Обыск? У меня? – Слава бледнеет.
– Да, у вас! Уголовно-процессуальный закон предусматривает такую возможность с последующим уведомлением прокурора. Желаете ознакомиться с соответствующей статьей УПК ВЖР? Нет? Верите на слово? Прекрасно. Думаю, нам удастся найти кое-что из тех вещей, которые дал тебе Саша. Или ты деньгами свою долю получил? Сколько там за удар ножом платят? Или краденые цепочки выдают, а?!
Иду на грани фола. Но другого ничего не остается. Не должно быть срыва, не должно!
– Я… Я не был… Я не брал деньги.
– Кто бил? Ну?
– Я не знаю, не видел.
– Сейчас мы тебя задержим на основании статьи 90 уголовно-процессуального кодекса РСФСР. Обвинение, согласно требованиям законодательства, будет предъявлено в десятидневный срок. И, как я уже сказал, произведем обыск.
– Не надо… – Слава низко склонил голову и смотрит в пол.
– Как это «не надо»?
– Я сам все расскажу… Это он во всем виноват. Я ничего такого не делал. Она умерла, да?
– Кто ударил ножом? – не отвечая, задаю вопрос.
– Сашка… Я не знал. Он потом сказал. Молчи, сказал. Я крик услышал, хотел подбежать, а он мне навстречу… Молчи, говорит. Теперь, если узнают, всем вышку… Или свои пришьют, если заложу…
– Кто еще был с вами?
– Я их не знаю. Я вообще с ними случайно. Я просто пришел. Сашка попросил помочь познакомиться, у меня это всегда хорошо получается. Там еще высокий такой студент был. Ну, я познакомился… Он потом снова подошел с парнем каким-то. Сказал, что надо пойти с ним. Дело денежное. Мне уже тогда долг надо было отдавать. А парень сразу полсотни отвалил.
– Откуда он деньги взял, не поинтересовался?
– Мне все равно было. Чего отказываться, если дают? Когда вышли на улицу, там еще один ждал. Я его тоже не знаю. Как выглядит, помню плохо. Дождь накрапывал, все в плащах закутаны… Тот, первый, сказал: «Зайдем в троллейбус на стоянке у парка, сейчас „бабки“ сами придут…» Я понял, что они хотят, но уйти не мог. Страшно стало.
– Дальше, – подгоняю я его.
– Дальше… Потом показались они. Саша, две девушки и тот студент. Ну, мы вышли им навстречу. Первый что-то сказал. Одна девушка вырвалась и побежала. За ней – Сашка. Студент тоже рванул. За ним кинулся второй. Еще один парень со второй, девчонкой остался.
Слава утверждает, что их было трое. Сухоруков говорил о двоих. Что-то не сходится.
– Ты где был?
– У троллейбуса. Я не подходил к ним.
Ясно, его просто не увидели в кутерьме.
– Что случилось со второй девушкой?
– Тот, первый, который, сказал ей что-то. Она ответила. Я не слышал, честное слово, не слышал. Тихо говорили. Потом крик. Та, что побежала, кричала. Ну, эта вздрогнула, а парень повернулся ко мне и приказал пойти выяснить, что там. Я пошел. А навстречу Сашка. Он и сказал все…
– Куда они потом делись? Где девушка?
– Не знаю. Сашка сунул мне еще пятьдесят рублей и цепочку итальянскую… – Слава дрожащими руками снял с шеи цепочку и положил передо мной на стол. – Вот… Потом приказал, чтобы я немедленно сматывался.
– Цепочку мы изымем, – я отодвигаю ее на край стола. – Где сейчас твои приятели? Адреса их знаешь?
– Сашка квартиру снимает, обычно к 12 ночи уже дома. Иногда позже.
– У кого?
– Недалеко тут. Мы там как-то раз бардачок… вечер устроили. На Усачовке это. Могу показать…
Итак, детали преступления все яснее. Но куда исчезла девушка? Увели с собой? Зачем? Рэкет, что ли? Сколько в уголовном розыске работаю, с таким пока не сталкивался. Даже если и предположить, что это так, почему выкупа не требуют? На изнасилование тоже не очень похоже. Если верить Славе, она сама пошла с ними. Что же случилось? Главное – время! Чем больше его проходит, тем меньше шансов найти девчонку живой…
Усачовка – бывшая улица московской окраины. Глухие кирпичные заборы, темные приземистые здания заводских цехов, корявые и толстые стволы тополей с темными дуплами, глухие дворики-колодцы. И ни одного прохожего.
Оставив машину и нескольких человек во дворе, идем в подъезд.
Лестница скудно освещена тусклой грязной лампочкой. Кажется, что она здесь с начала века. Поднимаемся на третий этаж. Нас теперь много. Я взял ребят из отделения. Не помешают.
Звоню. Дверь открывается почти сразу. На пороге – разбитная бабенка в цветастом халате и тюрбане из махрового полотенца.
– Кого надо? – не слишком любезно поинтересовалась она.
– Вас… – выходит из-за моей спины участковый. – Разрешите?
Хозяйка пропускает нас в квартиру, и, судя по ее лицу, мучительно пытается сообразить, зачем это, на ночь, глядя, понадобилось заявляться к ней участковому с такой оравой?
Ребята свое дело знают и быстро рассредоточиваются по всем помещениям. Квартира пуста, жилец или жильцы не появлялись.
Будем ждать. Из комнаты хозяйки квартиры слышно, как участковый не торопясь, выясняет, почему она не сообщила о своих жильцах и не заключила договор о поднайме жилья. Но я больше прислушиваюсь к другим звукам. Тем, что доносятся с лестничной площадки.
Дожидаться долго не пришлось. Минут через пятнадцать в дверном замке заскрежетал ключ. В прихожую вваливаются два парня. Водкой от них несет за версту.
Пока пришедшие не успевают опомниться – быстро обыскиваем их. Ничего примечательного. Проверяю паспорта. Одного зовут Симаков Петр Спиридонович, другого – Симаков Борис Спиридонович. Вот и познакомились. Интересно, это тот самый Петя или нет? Но такие подробности узнаем позже. Меня больше волнует Александр. Где он? Эти двое молчат. Понятно, протрезвеют – разговорятся. Но на это время надо. А Сашу необходимо взять сейчас. Мне кажется, что вещи, известные нам – это не столько преступления, сколько подготовка к чему-то более серьезному. И чтобы найти Горяеву, надо, прежде всего, отыскать того, «первого», который так странно вел себя у троллейбусов.
Решаю, пока есть время, спуститься вниз, проверить, все ли в порядке. В квартире Бойцов – в случае чего, и сам справится.
С площадки второго этажа вижу стоящего у лифта черноволосого парня. Он медленно поднимает голову, и мы встречаемся взглядами. Сразу узнаю эти колючие злые глаза. Но и он понял, кто я, и быстро метнулся в сторону.
– Стой! Стой!
Перемахиваю через перила.
– Стой!
Прыгаю через три ступеньки. Скорей, скорей. Рву входную дверь, выскакиваю во двор. Его нет.
Куда он делся? На улицу не выбегал. Если выскочил, наши бы уже его взяли и дали сигнал отбоя.
И тут я вспоминаю, что за шахтой лифта, кажется, есть закуток.
Возвращаюсь в подъезд, тихо, стараясь не хлопнуть, закрываю дверь и на цыпочках подхожу к почти незаметной лестнице. Осторожно спускаюсь по ней и заглядываю в темноту большой ниши. Но там – никого.
Черт, и фонарика с собой не взял. Хотя, кто знал, что придется лазить в темноте?
Вечно ЖЭКи на лампочках экономят! Двигаюсь на ощупь. Но через два шага останавливаюсь. Хватит суетиться, сначала надо приготовиться. Расстегиваю кобуру. Проверяю оружие. Все никак не могу собраться и сшить себе нормальную кобуру. Те, что нам выдают – очень неудобные. Что стоит сделать ее косой – сунул руку, как во внутренний карман, и выхватывай оружие, словно с лета? Нет, лепят и лепят такие, что пока до пистолета доберешься – раз двадцать ухлопать могут.
Теперь можно двигаться дальше. Через несколько шагов упираюсь в дверь. Ощупав, осторожно тяну ее на себя. Легко поддается. Тусклый серый свет из пыльных плафонов в толстой проволочной сетке бьет по глазам после темноты. Под ногами выщербленные цементные ступени. От нижней площадки влево идет коридор.
Что делать? Спускаться? Или, приперев дверь, позвать еще кого? А вдруг там есть еще один выход?
Около площадки вжимаюсь в стенку и, вытирая ее спиной, делаю шаг в проем коридора. Никого. Только где-то тихо капает вода. Кап… кап… Где-то недалеко протекает кран, мешая вслушиваться.
Полутемный коридор, пахнущий сырой известкой и старой бумагой, разветвляется на два рукава. Левый прикрыт дверью из толстого железного листа с рычагом-запором. Бомбоубежище, что ли здесь было во время войны?
Ну, этот бункер бесшумно открыть просто невозможно. Поэтому нужно быстро осмотреть, что справа.
Коридорчик оказался кривым и совсем маленьким. За ним – небольшая комнатушка – все тот же серо-желтый полумрак, пара стертых ступенек. Только вместо пыли и засохшей грязи на полу – масляно поблескивает застоявшаяся вода. У противоположной стены – большой старый верстак, напоминающий дряхлый броненосец. И, как воспоминания о лучших временах, – облезлые тиски и неряшливо брошенный ржавый инструмент.
Вверху – люк вентиляции, заросший паутиной. И все. Здесь никто спрятаться не сможет – негде.
Возвращаюсь назад. Ну все, если его нет и за этой дверью, значит, он не человек, а какая-то нечисть. Некуда ему исчезнуть.
Железная дверь поддается на удивление легко, только страшно скрипят несмазанные петли. Внутри темно, тихо. Никаких признаков присутствия живого человека. Ни черта не видно. Вроде, ступенек нет и пол ровный.
Ну что, вперед? Стоять на пороге – бесполезно. Жаль, что выключатель там, внутри. Нащупываю спички, беру сразу три, чиркаю и делаю шаг.
И тут меня хватают за плечо и бьют. Жестко и больно. Я даже не успеваю отклониться. Дикая боль взрывается в правом боку. Падаю, пытаясь увернуться от следующего удара. Иначе – вся эта история кончится плохо. Откатываюсь на бок и неожиданно упираюсь в его ногу. Резко дергаю. Охая, он валится на меня. Стараюсь сбросить его с себя, он тянет руки к моему горлу. Если бы не бок, мне и труда-то особого не составило его скрутить. Но сейчас там, под ребрами, моя печень наливается тяжелым свинцом боли.
Неожиданно мой противник вскакивает и кидается к двери. На мгновенье в светлом проеме я вижу его фигуру. Нет, он не просто пытается удрать, ему захотелось еще и закрыть меня здесь. Тяжелый железный лист ползет к косяку. Сейчас последний раз скрипнет эта бронированная дверь, наступит полная темнота и тишина. Вопи потом, плачь, стреляй или бейся головой. Никто не услышит. А позора-то будет, когда найдут…
Вскакиваю, не замечая боли. В последний момент успеваю просунуть в щель ногу. Он давит снаружи, я – изнутри. Кто кого? Потихоньку его сопротивление ослабевает.
Тогда он отскакивает от двери и бросается по другому коридорчику. От страха отказало чувство ориентации? Там же тупик.
Я кидаюсь за ним. Он в два прыжка, разбрызгивая грязную воду, бросается к верстаку и хватает молоток. Я, по инерции скатываюсь по ступенькам и останавливаюсь. На лице его, разбитом, в темных потеках, очень гадкая улыбка.
Я его сейчас ненавижу. Ненавижу за то, что он мразь и подонок, который может ударить ножом любого – женщину, ребенка, старика, за то, что он сейчас этим старым молотком собирается убить меня. Но я не дам ему сделать этого. Не дам уж хотя бы для того, чтобы он почувствовал себя слизняком и дрянью.
Пистолет достать я не успею. Надо защищаться так, полагаясь только на свои руки и опыт.
Он взмахивает молотком. Ныряю под его руку и резко толкаю плечом. И все же рукоять молотка задевает меня по затылку. На какое-то мгновенье все перед глазами поплыло. Мы плюхаемся в воду около стены. В нос бьет затхлый запах. Как нашатырь. В последний момент успеваю перехватить его руку с вновь занесенным молотком. Как у Лермонтова – «обнявшись крепче двух друзей», мы, тяжело дыша, вжимаясь в стену, медленно поднимаемся. Он пытается меня боднуть в переносицу, но я начеку, успеваю спрятать голову на его грязном плече.
Пора переходить к более активным действиям. Отступаю назад, немного, всего на полшага. Он пытается левой, свободной рукой, схватить меня за горло, но я уже не обращаю на это внимания. Резко поднимаю ногу и дергаю, что есть сил, за полу его куртки. Он охает и сгибается. Бью еще раз, вкладывая в удар весь вес, зная, что больше не надо, и этого хватит. Его голова откидывается, и он медленно сползает по стене вниз. Глухо плеснул упавший молоток.
Не дожидаясь, пока он придет в себя, одеваю ему «браслеты» наручников.
– Вставай. Пошли…
Он открывает мутные глаза. Едва поднимается, опираясь мокрыми руками о серую стену. Понуро тащится к выходу.
Сверху слышится шум. Зовут меня. Вовремя, очень болит бок…