Жюль Верн в Париже? Но почему? Да просто потому, что здесь он продолжил свое образование. Нам известно, что в 1846 году будущий писатель успешно закончил Ренскую академию, став бакалавром. Теперь ему надо было сдавать экзамены по юриспруденции в Париже.
Любопытные, а таковыми мы себя считаем, могут последовать за ним, чтобы увидеть, как устраивался молодой студент в столице.
Париж в те времена был совсем другим, начались масштабные работы по изменению его облика.
Тетя Шарюэль приютила Жюля у себя. Холм Святого Рока тогда как раз сравнивали, а улица Пирамид, которую начали застраивать в 1846 году, была далека от завершения, но улица Терезы, где в доме под № 2 проживала добрая женщина, была вполне доступна для гостя.
Довольно близко, на улице Ришелье, находилось построенное в 1633 году восхитительное здание, в котором когда-то жил Мазарини. С 1720 года тут хранилось исключительное по важности собрание ценных документов, размещалась Королевская (а позднее Национальная) библиотека.
Жюль, сдавая экзамены за первый, а потом и за последующие курсы на факультете права, забирался на холм Святой Женевьевы, где возвышался Пантеон, бывшая церковь патронессы Парижа. Почти соседствующий с ней факультет права был построен в 1772 году по проекту Суфло.
В этом живописном квартале, в лицее Генриха IV, находившегося с другой стороны площади Пантеона, преподавал кузен юного студента Гарсе. Любопытная вещь: в те времена лицей увенчивала башня, которую называли Башней Клови; когда-то она была колокольней старинного аббатства.
Между экзаменами Жюль возвращался в Нант, но довольно скоро стало ясно: вместо того чтобы приезжать в столицу только для сдачи экзаменов, гораздо лучше постоянно учиться в Париже.
Отец Верна снял для него меблированную квартиру, которую Жюль делил с Эдуаром Бонами, еще одним студентом из Нанта. Эта квартира с окнами на площадь Одеона располагалась на четвертом этаже дома № 24 по улице Старинной Комедии, названной по имени театра, который частенько посещал Жюль.
С обеих сторон улицы высились многоэтажные здания, вид из окон был ограничен «презренным шестиэтажным домом».
Конечно, речь идет не о доме № 13, в котором с 1686 года находилось кафе «Прокоп», основанное сицилийцем, носившим именно такое имя. С течением времени это здание стало известно как место более или менее потайных дискуссий, в которых принимали участие и политические деятели, и писатели. Было бы удивительно, если бы оба студента ни разу не заглянули туда — хотя бы из простого любопытства.
Когда Эдуар решил вернуться в Нант, Жюль снял в том же доме квартиру только для себя и был ею очень доволен. Ему по душе пришлось огромное вольтеровское кресло, а также то, что брат Поль, приезжая в Париж, мог расположиться на ночь в довольно просторном кабинете.
Позднее Жюль переселился в гостиницу рядом с церковью Богоматери Лоретской и «очень-очень близко к улице Бурдалу».
Тем временем наш студент получил необходимые дипломы и заявил отцу, что хотел бы принести присягу и записаться в парижскую коллегию адвокатов. Он предусмотрительно добавляет, что в таком случае надо бы устроиться так, как это принято у «парижских стажеров».
Род Вернов ведет свое начало из Провена (департамент Сена и Марна). Когда Жюль туда отправлялся, а это происходило часто в его юности, он живал у тетушек, владевших длинным зданием в начале рю де Маре, на углу этой улочки и улицы Веньер.
Он не остался безразличным к очарованию «этого маленького шедевра природы», как напишет впоследствии Этцелю. Селение, расположенное одновременно и у подножия берегового обрыва, и на его макушке, делилось на Верхнее и Нижнее. Сообразно настроению, можно было пойти либо туда, либо сюда, полюбоваться пятидесятиметровой Башней Цезаря, построенной в средние века и доминирующей над местностью, крепостными стенами двенадцатого столетия, воротами Сен-Жан с подъемным мостом, пятиугольной сторожевой вышкой, башнями, порой имевшими занимательные названия, крытым Десятинным гумном и очень старыми церквями, построенными еще в те времена, когда Провен был столицей шампанских Тибо и тамплиеров.
Возможно, Жюль пытался отыскать, где растут прославленные своей дивной красотой местные розы или где находятся минеральные источники, облегчающие пищеварение.
Три тетушки Верна отличались такой красотой, что их, по городской традиции, прозвали Розами Провена.
Отправимся теперь подышать свежим воздухом в Шартрет, где молодой студент побывал по меньшей мере один раз у своей двоюродной бабушки Шарюэль, которая частенько навещала это местечко в 1847-1848 годах, а может быть, и раньше.
Омываемая Сеной, эта маленькая живописная община находилась в департаменте Сена и Марна на высоте 182 метра над уровнем моря. Она соседствовала с Мелёном и лесом Фонтенбло. Фасады ее старых домов нередко были украшены тут беседками из виноградных лоз — местные виноградники и по сю пору дают доброе красное вино.
Столь спокойное, дарящее отдохновение место очень ценилось парижанами. Они строили там для себя дачные домики или покупали старинные замки в Шартрет.
Именно так поступил Жюль Виктор Беше, банкир, бывший мэром городка с 1860 по 1876 год, женившийся на дочери Розали Шарюэль, Шарлотте Габриеле. Имение его было не чем иным, как замком Дю-Пре, где Генрих IV встречался с Габриелей д'Эстре. Новые хозяева радушно принимали у себя своего молодого родственника Жюля Верна.
Как описать этот почтенный, окруженный рвами памятник? Чтобы попасть в него, следовало пройти по подъемному мостику в центре здания. Южный фасад насчитывал по дюжине окон на каждом из трех этажей; с одной стороны высилась башенка, с другой — строение, похожее на голубятню. Северный фасад смотрелся куда приятнее с тремя выступающими вперед корпусами укреплений. Увы! Мы не сможем туда войти, потому что это прекрасное жилище было продано в 1876 году.
Но вернемся на бульвар Бон-Нувель, к Жюлю, поселившемуся здесь, возможно, по совету своего нантского друга Аристида Иньяра, жившего неподалеку. Жюль снимал квартиру сначала в доме № 11, потом в доме № 18, на шестом этаже, сразу над антресолью, похожей своими «120 ступенями на египетскую пирамиду…». Отсюда он мог обозревать Бульвары.
Устроиться ему помогло семейство Гарсе. Анри одолжил немного денег, Эжени нашла дешевенькие занавески, которые сама подрубила, а также мебель и различные принадлежности: белье, кровать, матрас, стулья, комод, туалетный столик, ночной столик, диван, который мог служить и кушеткой — у него не было спинки, но к стене прислоняли в качестве опоры три подушки! Был и письменный стол, ведь Верн с Иньяром писали!
Но что же делал наш герой в столице? Невозможно ведь, чтобы этот пылкий молодой человек все время замыкался в четырех стенах.
Согласно традиции, он вместе с уроженцами Нанта и других бретонских городов организовал маленький клан, а также клуб «Одиннадцати без женщин», члены которого каждое утро завтракали под веселые шутки. Вместе с многочисленными друзьями в зале дома № 18 по бульвару Монпарнас над табачной лавкой возле магазина «Хозяюшка» он играл в карты и музицировал.
Он был свидетелем исторических событий того времени, бунтов, восстаний, ужасных уличных спектаклей, баррикад и даже говорил: «В нижнем конце моей улочки дома выломаны орудийными выстрелами».
Он присутствовал при пожаре складов в 1855 году. Из трех корпусов один сгорел вместе со всем содержимым. Верн сожалел, что не сгорело все здание целиком.
В тот год он через день брал уроки фехтования, и его здоровье, не отличавшееся особой крепостью, заметно улучшилось. К сожалению, сегодня мы не знаем адреса того фехтовального зала.
Жюль видел, как в Тюильри прошла роскошная процессия по случаю крещения наследного принца, завершившаяся иллюминацией и фейерверком на площади Согласия. Он наблюдал и возвращение в Париж Наполеона III.
Верн отправился в Палату депутатов и вернулся оттуда «ошалевший от радости». Среди прочих ораторов он мог видеть и слышать Виктора Гюго, «который говорил в течение получаса».
Дядя молодого человека де Шатобур любил Париж и был счастлив ввести племянника в салоны, куда был вхож сам. В салонах много говорили о том о сем, иногда слишком подробно о политике, но Жюль многому там научился и встретил интересных людей.
Как-то вечером, в 1856 году, Жюль весьма любезно принял Эмиля Дезоне «и даже ужинал с ним».
Но вскоре наш адвокат пытается сменить квартиру. Почему? Потому что оказался на важном повороте жизни. Ему исполнилось 28 лет, и холостяцкая жизнь начала его тяготить. Но чтобы жениться на Онорине с ее значительным приданым, молодому человеку надо было обязательно найти место, доходную работу, но такую, которая бы не препятствовала литературным занятиям. Последние он явно предпочитал адвокатской кафедре.
Его будущий шурин Фердинан, очень поднаторевший в финансовой сфере, посоветовал ему стать посредником. Достаточно найти людей, которые доверили бы ему покупку и продажу своих ценных бумаг. Сами бумаги не должны проходить через руки посредника, которому надо только несколько часов в день проводить на Бирже, чтобы быть в курсе дел. Жюль выбирает общество «Эггли» (ул. Прованс, 72), куда приходит довольно часто. Несколько раз в год он заглядывает на Биржу, в это красивое здание с многоколонными портиками, построенное в 1808 — 1826 годах. На площади многочисленные фиакры ожидали выхода банкиров.
Он узнал, что такое «корзина», как следить за максимумами и минимумами ставок, что означают специфические жесты биржевиков. Жюль, его старые и новые друзья имели привычку собираться с правой стороны биржевой колоннады.
Деньги для взноса в «Эггли» ему подарил отец. И — как мы знаем — уже был подписан брачный контракт.
Попытаемся теперь посмотреть, как же совершалось бракосочетание. Семейство Девьян, включая Онорину, согласно на брак. Свадьба происходила в Париже 10 января 1857 года. Пышной церемонии не было, пригласили очень немногих, только близких друзей да свидетелей.
Само собой разумеется, в данном случае нам надо быть скромными, не следует спешить к мэрии Третьего округа (нынешнего Второго), на площади Птит-Пер, идущей от улицы Птит-Шан к площади Биржи. Церемония прошла быстро; назвали гражданское состояние жениха, его родителей, его адрес и, получив его согласие, дали расписаться в присутствии свидетелей.
Отправимся теперь к церкви, расположенной на новой улице Сент-Сесиль на месте старой консерватории. Под покровительством императрицы Евгении она была сначала церковью Св. Евгении и только потом сменила патрона, став церковью Св. Евгения. Открыта для богослужения церковь была 27 сентября 1855 года, и можно считать, что этот брак скреплялся здесь одним из первых, если вообще не самым первым.
Большого интереса церковь не представляет, но надо сказать, что построена она была очень быстро, меньше чем за два года.
Мы останемся здесь, чтобы узнать, кроме сведений, уже полученных в мэрии, что оглашения о браке сделаны соответствующим образом, и здесь и в Амьене, что жених и невеста дали свои устные согласия и получили брачное благословение. Акт подписан первым викарием и новобрачными, потом — свидетелями и родственниками. Наконец, эти тринадцать участников собрались в маленьком дешевом ресторанчике — «У Бонфуа», как предлагал Жюль. После десерта папа Пьер прочел стихи в честь Жюля и новой своей дочки, а потом расстались; одни направились к отелю на улице Ришельё, № 46, и Верны и, без сомнения, Девьяны. А молодые, не захотели ли они увидеть ночной Париж? Кто знает!
Возможно, впрочем, они просто поднялись на шестой этаж дома под № 18 на бульваре Пуасоньер, потому что ни у Жюля, ни у помогавшей ему Эжени не было никакой другой квартиры. По условиям найма Жюль должен был оставаться в этом помещении до середины апреля или заплатить неустойку, последнее он и подумывал сделать, хотя оставаться еще на три месяца было экономнее.
В конце апреля 1857 года произошел большой переезд: Онорина добавила свою мебель к вещам Жюля, и семья поселилась на улице Сен-Мартен, в квартале Тампль, недалеко от Консерватории искусств и ремесел.
Потом мы найдем их на бульваре Монмартр, в доме № 54 по проезду Панорамы.
Их сын Мишель увидел свет в доме родителей на бульваре Мажанта, дом № 153, в ночь с 3 на 4 августа 1861 года.
В 1862 году все трое жили на улице Сонье, в доме № 18. В то же самое время они снимали дом № 39 по улице Лафонтена в Огёе, в предместье, впоследствии присоединенном к Парижу. В этом еще деревенском поселке дышалось лучше, а на прогулках можно было любоваться виноградниками.
Вместе с Онориной Жюль навещал Леларжей, живших на бульваре Рошшуар, в доме № 50.
Можно предположить, что он посещал также дом своего брата, когда тот квартировал на улице Сен-Флорентен, № 211.
Среди выдающихся людей, которых встречал Жюль, был Жак Араго, которого Верн посещал на улице Мазагран, в доме № 14. Жюль сам помогал великому путешественнику-слепцу прогуливаться по Парижу. Беседуя, они обсуждали новые идеи и даже, возможно, какой-нибудь совместный проект.
Жюль водил по городу еще и своего кузена Илера, совершенно не знавшего Парижа. Гуляя с ним, он делал все возможное, чтобы доставить родственнику удовольствие: показывал ему Вандомскую колонну, Триумфальную арку, Пантеон, Нотр-Дам и остров Сите, а также различные музеи. Он угостил кузена королевским обедом в «Пале-Руаяль», чем привел последнего в восхищение. Илера он оставил только перед Большим садом дворца.
Проявив любезность, Жюль бегал по магазинам с дядей Огюстом Верном, когда тому, например, хотелось купить каминные комплекты!
Приехав в Париж с многочисленными написанными в Нанте вещами, рассказами, комедиями и прочим, Жюль очень хотел их опубликовать. Он нашел спасителя — Питр-Шевалье (Питр — бретонский вариант имени Пьер), тогдашний директор «Мюзе де фамий», принял к публикации его первый текст, а за ним — много других. Молодой Жюль часто приезжал к издателю в Марли-Ле-Руа и порой оставался на несколько дней в доме на Абрёвуарской дороге, охраняемом огромным старым дубом.
Позднее бретонец поселится в Париже, на улице Экюри-д'Артуа, в обширных апартаментах — его друзья будут собираться здесь для постановок небольших салонных комедий; весьма вероятно, что в этих собраниях участвовал и Жюль Верн. Очень быстро, с помощью подруги своей матери и дяди Шатобура, Жюль познакомился с А. Дюма-отцом, который жил в Париже с 1848 по 1850 год на улице Рише, № 43, а с 1854 по 1861 год — в маленьком особняке на рю-д'Амстердам под № 77. Столь же быстро он сошелся с Дюма-сыном, бывшим всего на четыре года старше Жюля и жившим в Париже на ул. Ваграм, № 120. Дюма-сын останется человеком, которому Жюль, по его позднему признанию, «будет больше всего обязан».
Очень скоро Жюль смог присутствовать на театральных представлениях в ложе самого Дюма-отца в Историческом театре, основанном великим писателем и построенном на его деньги.
Театральное здание имело богато украшенный фасад и как бы рассказывало об умеющем хорошенько потратить деньги писателе; колонны, балконы, кариатиды и другие скульптуры в изобилии украшали его. А возле самого театра находилось артистическое кафе.
Александр-младший и Жюль совместно работали тогда над пьесой, прибегая к помощи своего более удачливого друга Шарля Мезоннёва, жившего тогда в Париже в доме № 58 на Шоссе-д'Антен.
В Пор-Марли, возле Сен-Жермен-ан-Ле, собирались они для подготовки пьесы к постановке в Историческом театре. Важная премьера для Жюля! Ожидая ее, спорили в садах Монте-Кристо, отдыхали в Мавританском салоне, восхищались окруженным водой замком Иф, а Дюма-отец в это время готовил великолепные обеды.
Не все, однако, было таким розовым. При подобном изобилии безумств Исторический театр прогорел. Два года спустя братья Севест возродили его, но назвали Лирическим театром.
Жюль принял предложение стать там секретарем — работа достаточно ответственная, тем более что жалованья ему не платили, но зато интересная, потому что он — в обмен на деньги — мог ставить в театре свои вещи, написанные в соавторстве то с Мишелем Карре, то с другом-музыкантом Иньяром.
В июне 1854 года Жюль Севест, директор Лирического театра, скоропостижно — за сутки — умирает от холеры, и Жюль Верн, очень тронутый горем семьи, соглашается отвести к покойному в мёдонский морг сестру Севеста.
Сам он не чувствует себя больше связанным какими-либо обязательствами и оставляет Лирический театр. С выбором Жюль не ошибся, потому что театр этот был разрушен в 1863 году при работах по реконструкции, проходивших под руководством барона Османа.
Велика беда! Пьесы Жюля и его друзей ставят в других театрах. Однако в нашем путешествии туда трудно войти; мы увидим только пышные фасады, богато украшенные неизбежными колоннами и пилонами, скульптурами, кариатидами, масками. Но ничто нам не помешает упомянуть об этих храмах Мельпомены, зная, что почти всегда Жюль присутствовал на репетициях спектаклей и что во многих театрах не играли больше одного представления.
В 1861 году он захаживал в импозантный четырехэтажный «Водевиль»; в 1858-м — в «Буф-Паризьен» с тысячей или более мест, авансценой, креслами оркестра, ложами бенуара и прочими ярусами; в 1873-м — в «Клюни»; на следующий год — в простой и красивый театр «Порт Сен-Мартен», в 1877-м — в «Варьете», в 1880-м — в «Шатле», в 1883-м — в «Гэте» и в 1887-м — в «Амбигю».
В 1880 году пьеса по «Мишелю Строгову», одноименному роману Жюля, была написана им, как и несколько предыдущих пьес, в соавторстве с Д’Эннери. Это было пятиактное произведение; премьера состоялась 17 ноября. Жюль приехал в Париж на переговоры с Д’Эннери, а скорее — для того, чтобы присутствовать на репетициях, в том числе на последней, в сценических костюмах. Он послал коротенькую записку своему соавтору, в которой называет себя несчастнейшим из людей, почти слепым! Верн забыл свой лорнет в футляре на столе в кабинете Д’Эннери! Он добавляет трогательную челобитную. «Вы, кто так способствовали возвращению зрения Строгову в обстоятельствах поистине чудесных, верните, ради Бога, мое, отослав вышеназванный лорнет в театр "Шатле", где у нас назначена на завтра в три часа встреча».
Пополудни, конечно! Что и было сделано, несомненно. Письмо Верна написано 14 ноября, премьеру должны были играть семнадцатого! Она состоялась. Директором «Шатле» в то время был один из старых друзей Жюля по биржевой колоннаде Феликс Дюкенель, принимавший когда-то автора в Мёдоне, в своем маленьком коттедже на авеню Жакмино.
Особняк господина Д’Эннери был расположен на авеню Булонского леса под № 30 и был украшен балконами со стороны боковой улицы Св. Марка. На первом этаже по фасаду, кроме входа, располагались четыре оконные ниши, на втором — шесть, на третьем — три большие и одна маленькая. К этому последнему этажу, видимо, примыкало другое трехэтажное здание. Как и следовало ожидать, интерьер особняка был напичкан дорогой обстановкой и произведениями искусства.
Вернемся к Жюлю и его верному другу Феликсу Турнашону по прозвищу Надар. В 1863 году этот фотограф открыл студию в доме № 35 по бульвару Капуцинов, и Жюль частенько заглядывал туда, потому что в этом же здании помещалась канцелярия общества, привлекавшего его как человека, интересующегося проблемами аэронавтики и воздушных шаров. Эта ассоциация, основанная в том же 1863 году Надаром и Габриелем де Лаланделом, носила длинное название: «Общество содействия воздушному сообщению с помощью аппаратов тяжелее воздуха». Молодой Жюль стал финансовым инспектором в этом обществе.
Через некоторое время Надар, желавший «подняться в воздушное пространство», построил огромный воздушный шар, названный им «Гигантом».
В 1863 году перед огромной толпой зрителей он взлетел на Марсовом поле, отправившись в направлении Ганновера. Жюль, разумеется, присутствовавший при начале этого полета, написал о нем репортаж под названием «По поводу "Гиганта"», появившийся в декабрьской книжке «Мюзе де фамий».
В конце 1862 года Жюль, не питая особых надежд на благоприятный ответ, предложил свою рукопись одному из самых известных издателей, весьма требовательному, конечно, но печатавшему произведения самых крупных писателей, да еще в таких красивых переплетах! Им был господин де Сталь, хотя его звали Этцель, великий Пьер Жюль Этцель.
Рукопись, которую ему предложил Жюль Верн, называлась «Воздушное путешествие».
Прочтя ее, издатель потребовал внести кое-какие изменения, и в октябре 1862 года подписал с Верном первый контракт; так в январе 1863 года появился роман «Пять недель на воздушном шаре», имевший очень большой успех.
После государственного переворота Наполеона III Этцель бежал в Брюссель, а своим парижским домом на улице Мира и книжной лавкой на улице Ришельё в доме под № 76 оставил заправлять жену и бухгалтера; вернувшись, он снова стал там хозяином. Лавка находилась совсем недалеко от кафе «Кардинал», где собирались литераторы и художники.
Потом он переехал в очаровательную квартиру в доме № 18 на углу улиц Жакоба и Бонапарта, которая сообщалась переходом с книжной лавкой. Специально устроенные слуховые трубки позволяли хозяину слышать наверху разговоры, происходящие в лавке.
Весь дом был буквально пропитан запахом типографской краски, который достигал лестничной клетки, а потом поднимался вдоль красивой лестницы XVIII века из кованого железа, которую Этцель очень любил.
В саду, между двух деревьев, помещался бак с водой, предназначенной птицам. А на стене красовались солнечные часы, когда-то принадлежавшие аббатству Сен-Жермен-де-Пре.
В хорошую погоду сад был постоянно заполнен друзьями, сотрудниками и клиентами.
Издатель питал также добрые чувства к кафе «Карон», расположенному на углу улиц Святых Отцов и Университетской, и имел привычку часто бывать там. Обычно он там обедал, появляясь около половины двенадцатого и направляясь к своему постоянному столику! Сюда он часто приглашал друзей, таких как отец и сын Дюма, Надар, Жюль Верн, а также всех, кто хотел бы потолковать с ним.
Утверждают, что подобного рода собрания устраивались и в кафе «Флора» в Сен-Жермен-де-Пре.
В 1865 году мы встретились бы с Жюлем в доме №3 по улице Кристин, в штаб-квартире Географического общества, членом которого он захотел стать. Президентом общества был в то время маркиз Шасалу-Лоба, а центральную комиссию возглавлял господин Арман де Катрфаж де Брео. К заявлению молодого человека отнеслись благосклонно, и он под № 710 был внесен в список этого престижного общества.
В 1873 году центральная комиссия Географического общества предложила Верну прочесть лекцию, и 4 апреля Жюль приехал в Париж, но — так как шли работы по завершению прокладки бульвара Сен-Жермен — появился он не на улице Кристин, а в здании напротив, на площади Сен-Жермен-де-Пре, в помещении Общества содействия национальной промышленности, в зале которого ему и аплодировали члены Географического общества. Текст лекции, озаглавленной «Меридианы и календарь», появился в бюллетене общества за второй квартал 1873 года.
Когда ставшему амьенцем Верну надо было встретиться с Этцелем, он находил пристанище на улице Севр в доме № 2, а потом на перекрестке Красного Креста недалеко от улицы Жакоб.
Иногда он предпочитал гостиницу, возможно «Отель-де-Нант» на площади Карусель, где останавливались и его родители, когда бывали в Париже.
Но больше всего Жюль Верн любил «Отель-дю-Лувр». В устной традиции сохранился рассказ о том, как он вприпрыжку выбегал оттуда, захватив на ходу у консьержа письма, взбирался на империал омнибуса и отправлялся на улицу Жакоб, где до вечера проводил время в старинной «Новой книжной лавке» на углу улицы Граммон.
Гораздо позже, став уже дедушкой, Жюль достаточно понервничал на перроне вокзала Монсури. Он страшно боялся опоздать на поезд и подталкивал сопровождавшую его семью в вагон состава, отправлявшегося в Аркёй. Но, разумеется, у него не было времени восхищаться великолепным виадуком. Он ездил туда, чтобы не пропустить церемонии первого причастия в местном коллеже, в которой принимали участие два из трех его внуков.
В 1897 году, став жертвой судебного процесса, писатель был вынужден приехать из Амьена в Париж, чтобы защищать свои права во Дворце Правосудия. Он остановился на несколько дней у сына, жившего тогда в доме №181 на бульваре Перейр.
У Этцеля был еще и деревенский дом, прелестная небольшая вилла, которую ему хотелось расширить. Постарев, он жил там все дольше, а в Париже появлялся только по субботам. Чтобы встретиться со стариком, необходимо было отправиться в это уютное, увитое плющом гнездышко. Оно располагалось в Бельвю под Дуэ и насчитывало в 1842 году всего 7 обитателей.
Туда легко было попасть по Севрской дороге. Возможно, поторопившись, мы бы смогли посетить знаменитую фарфоровую мануфактуру.
Жюль был знаком и с Версалем. Однажды он с друзьями отправился в этот милый городок, и тогда его кузен, Морис Аллот, должно быть, предоставил ему свои версальские апартаменты.
Добрые отношения, которые связывали Жюля с Дюма-сыном, побуждали, без сомнения, последнего приглашать друга в Нёйи, где на Гранд-авеню, на окраине Саблевиля, у младшего Дюма был небольшой особняк, окруженный деревьями и садом. В те времена все отправлялись по праздникам в живописное, цветущее Нёйи.
Совершив это небольшое верновское путешествие, мы можем сказать, что за двадцать лет, проведенных в городе, который «порой сжигает провинциалов» (Ж. Верн), писатель не питал привязанности к одному месту и особенно обожал Бульвары.