Автор: Василий Щепетнев

Опубликовано 13 июня 2012 года

Александр Третий подбирал министров дельных. Но и сам не плошал, старался контролировать если не всю империю, то ключевые, жизненно важные узлы непременно.

Следил он и за учёбой своих детей. В кабинете самодержца, что в Гатчине, хранятся классные журналы, вернее, журналы уроков, поскольку царевичи и царевны гимназии не посещали, а обучались наособицу, индивидуально.

Георгий Александрович учился так (пишу по памяти, но за суть ручаюсь): понедельник – история, немецкий язык, математика. Вторник – английский язык, география, латинский язык. И так далее.

У наследника же, Николая Александровича, записи иные.

Понедельник: география, повторение, повторение. Вторник – повторение, повторение, повторение. И так далее.

Не блистал Николай Александрович, не потрясал учителей знаниями.

Положим, государю знания математики, химии или же географии необходимы постольку-поскольку. В распоряжении государя эксперты, академики, светила. При необходимости расскажут, объяснят, объяснят снова. Государю необходимо знать, как удержать власть, как править страной. Интересно, кто и как преподавал Николаю Второму уроки самодержавия? Об этом журналы умалчивают. Нет предмета "как быть царём" в перечне академических дисциплин. Спросить с профессоров? Но знают ли они? Царь - помазанник божий, значит ли это, что Бог ему и учитель? Или из уст в уста от отца к сыну передаётся наука власти? В любом случае эту науку Николай Александрович выучил скверно. Пока держалась империя прежними силами, он царствовал, а стала рассыпаться – не поправил страну.

Но монархия – куда ни шло. Устоявшаяся форма правления, общественные традиции, семейный пример, испанский этикет. А вот как готовят вождей ненаследственных? Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини, Ким Ир Сен, Бокасса и прочие личности, как нестерпимо светлые, так и беспросветно мрачные? Ленин – выходец из среднего класса, дворянин во втором поколении, а последующие советские и российские лидеры из самой народной гущи поднялись. Они-то как на вождей выучились? Можно все книжные магазины обойти, каких только пособий не найдёшь: как стать вампиром, гитаристом, пловцом, футболистом, менеджером. Есть и книжечки, обещающие сделать вождём. Полистал я их. Пустое. То есть советы встречаются верные, проверенные веками: "Говорите коротенькими фразами, не используйте иностранные слова, не злоупотребляйте числами, будьте понятными для идиотов, повторяйте и обещайте, обещайте и повторяйте", – это всякий может, да толку-то? Ну, постоят рядом несколько минут, послушают, да и разойдутся. Читай Макиавелли, не читай, одно.

Хотя, конечно, любопытно знать, что читали вожди, чем питались, как жили вообще. Одна беда: они – то есть мы – не только любить умеем только мёртвых, но и судить тоже. Покуда вождь жив, он у нас самый-самый-самый. И корифей, и провидец, и образец для подражания, и, наконец, просто гений. Но стоит ему умереть, физически или политически, как тут же начинаются обличения: картавый рябой лысый шамкающий бесноватый пустобрёх, растлитель детей и похититель сутей. И потому в биографиях вождь либо ангел во плоти, либо сатана. Потом, лет через сто, через двести придёт время объективности, да и то вряд ли.

Интересно читать самих вождей. Как они излагали мысли – залюбуешься. Богатыри, не вы... О порядке действий: сначала идея, потом партия (не перепутать!), работа с массами по ключевым направлениям, прорыв по ключевым направлениям, захват власти, удержание власти любой ценой – и цена любой не для красного словца зовётся. О пушечном мясе. О полезных идиотах. О лозунге "Соединённые штаты Европы". И дальше, дальше, дальше. Много толкового можно почерпнуть. Но как стать вождём, ни Ленин, ни Сталин не писали. Наверное, на потом откладывали. Вот выйдут на заслуженный отдых, тогда...

Мемуары из всех советских вождей оставил один только Никита Сергеевич Хрущёв, повести Брежнева о Малой Земле, Возрождении и Целине идут всё-таки по другому ведомству.

Мемуары Хрущёва позволяют понять, как становятся вождями. Не целиком понять, только краешек завесы отодвинуть, но и это немало.

Мемуары свои Никита Сергеевич не писал, а надиктовывал на магнитофон. Диктовать – дело для литераторов не новое. В России наиболее известен Достоевский, диктовавший "Игрока" стенографистке Анне Сниткиной, и Лев Толстой, который использовал личный подарок Эдисона - фонограф, а уж затем секретарь переводил слова с восковых валиков на бумагу. Делалось это для ускорения работы: так, Достоевский сумел завершить роман в условленный срок, написав его практически за месяц. В двадцатом веке Гарднер выдавал роман за неделю, диктуя трём стенографисткам попеременно.

Вот и Хрущёв решил диктовать. Время его не поджимало, тут, скорее, иное. Злые языки утверждают, что Хрущёв просто не умел писать, что вряд ли соответствует действительности. Сохранились автографы Никиты Сергеевича, письма и записки. Но он был человеком совершенно не литературным, навыков систематической работы над текстом не имел. Сам объём предстоящей работы способен озадачить даже литератора, а уж того, кто перо брал изредка...

Рассказывать в магнитофон – другое дело. В этом есть и элемент игры, и зримое, вернее, слышимое воплощение научно-технического прогресса, а прогресс Хрущёв уважал и любил. Вот и стал диктовать, веря в народную мудрость, гласящую "брехать не пахать": брехать – в смысле говорить – легче, чем пахать. А пахать Хрущёв не боялся.

В доме магнитофонов было много – и отечественные, беспрестанно ломающиеся, и заграничные. Хрущёв заправлял бобину с плёнкой и начинал говорить.

Выходило скверно. Одно дело – диктовать служебную записку: секретарь поправит, переведёт образную речь Хрущёва на приемлемый канцелярит, исправит то, что нужно исправить. Другое дело магнитофон. Машинка пишет всё как есть. Ей не скажешь "подбери имена и цифры". Всё самому. Время идёт, бобина крутится, а что в итоге?

Со временем пришёл навык, но сложности остались. Как вписать строку-другую в уже рассказанный эпизод, рассказанный не то десять бобин назад, не то пятнадцать?

Да и сами мемуары... Без обращения к дневникам, которых Хрущёв не вёл, они являлись исключительно из памяти, а память – штука крайне ненадёжная. Даже вчерашний день изменяет, а уж с тем, что было десять, двадцать, тридцать лет назад, и говорить не приходится: голубое-голубое небо, зелёная-зелёная трава, длинный-длинный день...

История, версия Хрущёва – так можно озаглавить полученное, и это в лучшем случае. Потому что перевести слова Никиты Сергеевича на бумагу оказалось совсем не просто. Казалось бы, чего уж тут: что слышим, то и пишем. Однако выходило совсем не как у Достоевского. То есть совершенно не как. Приходилось редактировать: укладывать слова в предложения, а предложения в абзацы. Но Никита Сергеевич был мемуаристом взыскательным. Не нравилось ему, как выходит. Не по-хрущёвски получалось. А что делать?

Следует помнить, что Хрущёв пребывал в отставке, контакты с ним не то чтобы совсем запрещались, нет. Но не поощрялись. Мало ли как повернёт политика? И потому магнитофонные плёнки прятали и перепрятывали, то же делали с переведённым на бумагу текстом. Конечно, и в этих прятках была отчасти игра: пожелай власть любой ценой остановить процесс мемуарописания, остановила бы моментально. Но любую цену платить не хотелось. То ли не видели в том нужды, то ли не верили, что из затеи Хрущёва получится толк.

История с публикацией воспоминаний Хрущёва представляет собой странный кафкианский детектив. Масса уловок и хитросплетений там, где они, казалось бы, совершенно излишни.

Воспоминания Хрущёва интересны тем, кому интересна история СССР. Рецептов, как стать вождём, в них нет. Тайна приоткрывается не в собственно мемуарах, а в том, как эти мемуары были созданы. Хрущёв, уже не обладая политической властью, пребывая в отставке, фактически в опале сумел подчинить своей воле людей, которые, рискуя если не жизнью, то карьерой, покоем и благополучием, прокладывали путь мемуарам от замысла к плёнке и от плёнки до книги. Задаться целью и найти людей, готовых ради воплощения этой цели поступиться личными интересами, – вот главный атрибут вождя. Можно ли развить этот атрибут, или с ним нужно родиться – другой вопрос.

Никита Сергеевич успел при жизни увидеть книгу своих воспоминаний, правда, лишь на английском языке. В России воспоминания вышли в 1999 году, двадцать восемь лет спустя после смерти Хрущёва. Любой желающий без труда может прочитать их. Мир от мемуаров не перевернулся, хотя он уже столько раз переворачивался, что разом больше, разом меньше – кто заметит?