Автор: Ваннах Михаил
Несмотря на пертурбации, происходившие с нашей страной за последние два десятилетия, довольно многое изменилось к лучшему. Оснащенность компьютерами российского бизнеса — вполне на европейском уровне. Поток дорогих машин в столицах — покруче европейского. И даже провинции кое-что перепадает.
В том, что национальное благосостояние России изрядно возросло за последние семь лет, сходятся и центристские трубадуры режима, колеблющиеся только вместе с генеральной линией, и самые ожесточенные его критики из объединенной лево-правой оппозиции. Но внятного ответа на вопрос о причинах этого благосостояния не дает никто. Впрочем, дежурные ответы, конечно, есть.
Версия официальная
Это, конечно, привнесение порядка в государственную машину.
Кое-какой порядок, кстати, привнесен. Губернаторы да сенаторы уже не редкость в узилищах. Еще важнее наведение порядка в финансах — ничего хотя бы смутно смахивающего на понизовую вольницу лихих девяностых нет и в помине. И крупные сетевые магазины, пришедшие на смену первопредпринимательским лавочкам, работают по легальным схемам — к этому привели их не репрессии ликвидированной налоговой полиции, а просто тот факт, что «в тени» свой же персонал ворует куда больше, чем забирают мытари.
Но вот полагать, что все это может каким-то образом привести к экономическому росту с темпами, наблюдаемыми в сегодняшней России, способен только очень любящий свое начальство человек.
Версия либеральная
В двухтысячных наконец-то принесли плоды рыночные реформы начала девяностых. Бескорыстный труд мудрых и дальновидных реформаторов, осуществивших рыночные реформы.
Но что-то не видно на родных просторах фермеров с просветленными лицами. И владельцы уцелевших лабазов ничуть не похожи на мелких буржуа эпохи классического европейского капитализма. И в деловую мудрость крупных бизнесменов, в их заботу о процветании общества тоже как-то не верится. Стоит поговорить с налоговиками, обсуждающими у арбитражного суда ход судебного процесса о выводе крупной металлургической компанией доходов в офшоры. И с природоохранными прокурорами, предъявившими той же корпорации иск о загрязнении окружающей среды, а попросту об отравлении населения промышленного города.
Да и испуганные безработицей, включенные в конкуренцию на рынке труда пролетарии отнюдь не повысили свою дисциплинированность и квалификацию, увеличив тем самым интенсивность и производительность труда. Напротив — переложив на могучие дамские плечи заботу о семье и потомстве, они с энтузиазмом кинулись травиться суррогатным спиртом, занявшим в национальном быту место традиционного самогона.
И, главное, не верится в эффективность Невидимой Руки Адама Смита. Той, которая ласково, но непреклонно должна направить личные эгоизмы к общему благу и привести страну со свободным рынком к процветанию. Дело в том, что стран-то с рыночной экономикой на планете масса. А к благосостоянию приходили лишь лидеры глобальной экономики да их окружение — Венеция, Голландия, Британия, США. Других же Невидимая Рука душила с исключительной эффективностью и беспощадностью. И нет ни малейших оснований считать, что в дальнейшем будет иначе.
Версия левая
Это гиперэксплуатация. Капиталистами — трудящихся. В условиях отсутствия социальных гарантий. Как в XIX веке. Основания для такой версии — колоссальное расслоение населения России по уровню доходов.
Но сомнения в реальности данной версии вызывают вышеописанные привычки национального пролетариата… А охотно верящие в эту версию рабочие (даже высокооплачиваемые, столичные) удивленно хлопают глазами при просьбе ответить, как соотносится их производительность труда и зарплата. («Капитал» Маркса они не читали…)
Версия общепринятая
Нефть и газ. Точнее — высокие цены на них.
Оппозиционеры говорят об этом охотно и с нескрываемой обидой людей, отстраненных от управления финансовыми потоками. Представители власти — сдержанно, но со скрытой гордостью. Однако все соглашаются, что так оно и есть. Высокая конъюнктура углеводородов — процветание. Падающие цены — кризисы, сепаратизм, бунты…
Вопрос чистого везения — досталось в глубинах территории черное золото — и звенит желтое золото в мошне нефтепромышленника, растекается благосостояние по городам и весям, накапливается в денежных мешках.
И возникает апокалипсический образ сырьевой экономики, для функционирования которой достаточна десятая часть россиян, а остальные обречены на вымирание «мировой закулисой» и их местными пособниками. (Правда, тут непонятны становятся какие-никакие меры по повышению рождаемости, предпринимаемые в России.)
И вот в истинности этой, самой что ни на есть общепринятой версии автор и хотел бы усомниться.
Разгадка — структурная милитаризация
На мой взгляд, разгадка российского экономического чуда двухтысячных годов кроется в структурной милитаризации бывшего СССР. «Структурная милитаризация» — термин на русском малоупотребительный. Почти всегда его использование связано с именем Виталия Шлыкова.
Понятие структурной милитаризации советской и постсоветской экономики парадоксально и интересно. Начнем его излагать с мнения, ставшего общеизвестным благодаря работам В. Суворова. О том, что в 1941 году СССР из-за активной подготовки к войне имел танков больше, чем весь остальной мир вместе взятый, но, потеряв их вследствие упреждающего удара Гитлера, отступал до Москвы и Сталинграда.
А вот как излагает эти события Шлыков: "Советский Союз в 1930-е годы производил танков больше, чем все страны мира вместе взятые, — две-три тысячи единиц в год. Но секрет вот в чем. Производство — две-три тысячи единиц, а мобилизационные мощности на вторую пятилетку составляли 70 тысяч танков плюс 20 тысяч танкеток. И ресурсы, направляемые на развитие мобилизационных мощностей, были намного больше, чем те, которые шли на развитие собственно военных отраслей. Вся экономика тогда была построена сугубо на базе межотраслевого баланса.
Почему Россия выиграла войну? Потому что российская мобилизационная система оказалась гораздо эффективнее немецкой. Россия восполнила чудовищные потери в технике за счет мобилизационных мощностей очень быстро и завалила немцев танками, самолетами, артиллерией, боеприпасами.
Регулярная армия в начале войны была потеряна, и спасло страну только то, что удалось быстро создать новую армию и заново вооружить ее. Ресурсы на выпуск 70 тысяч танков были предусмотрены Госпланом. Но в мирное время такие ресурсы не требовались для военного производства, поэтому они перекачивались в гражданский сектор экономики для поддержания его сбалансированности. Практически Сталин вел к тому (если бы он прожил еще лет пять—восемь), что все в стране было бы бесплатно, на нижайшем уровне, конечно, но бесплатно — жилье, транспорт и т. д.".
Попутно отметим возможность построения коммунизма (!!!) и сосредоточимся на том, что Виталий Шлыков раскрывает важнейший парадокс советской экономики: «По данным архивов Государственного планового комитета (Госплана), рассекреченных в начале 1990-х годов, второй советский пятилетний план (1933—37 гг.) предусматривал сокращение производства боевых самолетов с 3,515 тыс. до 2 тыс. единиц, а танков с 4,22 тыс. до 2,8 тыс. В то же время Госплан потребовал от оборонной промышленности резко увеличить ее мобилизационный потенциал: по самолетам — с 13,1 тыс. до 46,3 тыс. единиц, а по танкам — с 40,4 тыс. до 90 тыс.».
Вот так — акцент не на производство вооружений, но на мобилизационные возможности. В этом была Военная Тайна, не обнаруженная нацистской разведкой. И причина убийственно низкого уровня жизни (вспомним хоть Голодомор!) в стране в этот период.
Разница незначительная, но принципиальная.
По мнению Шлыкова, особенность советской милитаризации "заключалась не в развитии военно-промышленного комплекса, а в чудовищном, гипертрофированном развитии сырьевого сектора экономики. Этот сектор по ресурсоемкости был намного больше, чем то, что мы называем военно-промышленным комплексом. Поэтому я утверждаю, что в России было два военно-промышленных комплекса: №1, который мы называем ВПК, и №2 — сектор сырьевых и базовых отраслей. В этом суть советской модели милитаризма, то, что ее радикально отличает от других милитаристских мобилизационных моделей: американской, английской, немецкой и др.
То есть советская экономика была милитаризованной не потому, что она производила много оружия. Она была милитаризованной потому, что вся была ориентирована на производство вооружения, боеприпасов и снаряжения. Это-то и называется структурной милитаризацией.
«Сырьевые излишки девать было просто некуда. И если бы эта модель сохранилась, то скорее всего в следующей войне Россия победила бы США, потому что они в мирное время такого типа экономику поддерживать не могут, иначе это будет уже не капиталистическая экономика. Это экономика тотального, но рационального направления всех ресурсов на войну».
Обратим внимание — о возможной победе СССР в «горячей» Третьей мировой говорит очень серьезный специалист. И его мнение не лишено оснований. Дело в том, что за устойчивость всегда приходится платить эффективностью. И в лобовой схватке СССР, скорее всего, оказался бы устойчивее США с их эффективной экономикой.
"Где была допущена самая большая ошибка реформаторов начала 1990-х годов, последствия которой страна до сих пор преодолеть не может? Я приведу фразу Егора Гайдара, сказанную им в декабре 1996 года: «Когда я слышу, что Россия превращается в сырьевой придаток Запада, мне становится смешно. Достаточно посмотреть на структуру советского экспорта, чтобы понять, что в этот придаток мы превратились уже очень давно». Что он имел в виду, говоря «очень давно»?
До середины 1960-х годов Россия ничего, кроме золота и леса, не экспортировала, на вырученные средства поддерживалась разведка, закупка технологий и т. д. Советская экономика была замкнутая, сугубо автаркичная и сбалансированная. Баланс был нарушен, когда Хрущев решил закупить зерно на Западе. А когда кончилось золото, предназначенное на закупку зерна, стали продавать нефть. Но она тоже была заложена в межотраслевом балансе, и ее нельзя было оттуда вывести, не нарушив этот баланс.
Отсюда инфляция, разбалансировка цен и т. д. До того цены в стране были чрезвычайно стабильные, и внутренняя валюта была тоже вполне стабильной. Американская модель времен Второй мировой войны была заимствована у Советского Союза, Штатам просто хватило ума в послевоенное время от нее отказаться.
Я люблю иллюстрировать методы работы советской экономики и причины ее краха на примере алюминия. В Советском Союзе выплавлялось 4,5 млн. тонн алюминия, но потреблялось гораздо меньше. 10—11% проката шло на военное производство, остальное, кроме алюминиевых ложек и тарелок, неизвестно куда девалось. То же самое происходило со сталью. Это было наследие старой мобилизационной системы: все излишние мощности поддерживались исключительно на случай войны".
Вот и прозвучали ключевые слова. Излишние мощности! Именно они ключ и к богатствам «новых русских», и к текущему благосостоянию российской экономики. Гигантские, хоть и не сбалансированные производства попали в частные руки. Их потенциал направлен на экспорт, на все более увеличивающийся сбыт на внутреннем рынке, цены на котором под влиянием глобальной экономики подтягиваются к мировым.
Это золотой дождь для владельцев активов. И солидные налоговые поступления для государства, губерний и муниципалитетов.
На уровне обыденного сознания понятно, как обогатится владелец мощностей по производству алюминия или стали. Введем аналогию с тепловой машиной. Советская экономика была разбалансирована по сравнению с мировой. Дефицит и дороговизна потребительских товаров — одежды, бытовой техники. Избыток и дешевизна сырья и продукции нижних переделов — тех же алюминия и стали. Холодильник и нагреватель.
Деньги делались на холодильнике — на поставке на внутренний рынок потребительских товаров. Деньги делались на нагревателе — экспорте на мировой рынок сырья и металлов. Деньги огромные, обеспечивающие сверхпотребление тех, кто сумел выгодно обзавестись собственностью, и позволяющие удовлетворять потребности государства.
А вот как видит Шлыков причины гибели СССР: "Я считаю, что советская экономика рухнула не из-за того, что в стране было излишнее военное производство — от 15—17% доли от ВВП экономика, да еще такая, как в нашей стране, не может рухнуть.
Американцы в годы Второй мировой войны тратили 45% ВВП на военные цели и от этого стали только богаче. Они двадцать лет потом жили за счет тех капиталовложений, которые сделали в технологии в годы войны. Их процветание было заложено именно тогда. ЦРУ утверждало, что доля военного производства СССР составляла 15%, военная разведка Пентагона говорила, что 25%. На самом деле, она составляла 100%, потому что из советской экономики невозможно было что-то выделить. Изначально это было уникальное явление, законченное и сбалансированное. Но как только становятся заметны первые признаки разбалансировки, такая экономика не выживает.
Кризис начался не из-за того, что СССР стал чьим-то сырьевым придатком. До 1965 года из страны сырье не вывозили. Советский Союз рухнул от перепроизводства сырьевых товаров. Это был типичный случай 1929 года — кризис перепроизводства. Как капитализм вышел из того кризиса? Половина мощностей была уничтожена. Сжигали мешки с кофе, сокращали посевы зерна, и экономика постепенно начала подниматься, пока не достигла баланса на некотором приемлемом уровне.
Экспорт, начавшийся в 1991 году, временно спас российскую экономику, потому что все излишки хлынули на западные рынки, ибо не стал никто искать возможности использовать их внутри страны. Можно было, как в советские времена, направить их на повышение жизненного уровня, на конверсию ВПК, но взгляды на эти вопросы тогда были другие.
В экономической области мы сегодня пожинаем плоды тотального милитаризма. В стране существовала структурная милитаризация экономики, которая возможна при нулевых военных расходах. Она не заложена в доле военных расходов в бюджете, ее нельзя высчитать по доле ВНП, она структурная. Нужно менять и демилитаризовать всю структуру, иначе существует опасность сохранения старой системы. Сегодня структурная милитаризация в России намного выше, чем была в советские времена. Я вижу ее в гипертрофированном развитии сырьевых отраслей, цель которого — поддержание мобилизационных возможностей".
Ящик Пандоры
Резюмируем. Экономический рост России — эффект включения ранее закрытой, структурно милитаризованной экономики в глобальное хозяйство.
Стихийные процессы включения ранее изолированных потенциалов (прибегнем на сей раз к электрической аналогии; первые экономические модели обсчитывались на аналоговых компьютерах!) порождают жесткие переходные процессы. Их мы и наблюдали в 1990-е. Сегодня, при достижении определенной стабилизации, неравенство потенциалов сохраняется. Монополисту и мелкому лавочнику оно позволяет извлекать прибыли, немыслимые в стабильной экономике, но цены загоняет на уровень недоступности многих товаров, в первую очередь жилья.
«Разность потенциалов» может породить те негативные явления, которых опасается В. Шлыков. Но может послужить источником небывалого экономического роста. Все дело в обуздании слепых сил. Человек укротил огонь, ветер, пар, молнию, деление тяжелых ядер… Разбалансировка хозяйства — из той же серии.
Но использование ее на благо общества в целом — задача уже не инженерная, а информационная. И нетривиальная. Здесь же задействованы рефлексирующие люди с их разнообразными интересами. Общество же — это и жирующие лавочники, и страдающие потребители, да огромное количество людей, которые заняты в системе образования и науки, унаследованной от времен структурной милитаризации, и практически не вписываются в экономические переходные процессы.
В любом случае, избавление России от унаследованных перекосов — это задача экономики знаний и обслуживающих ее информационных технологий. И люди, которым предстоит решать ее, должны в равной степени представлять: ИТ-специалисты — экономическую и политическую суть проблемы, а политики и экономисты — возможности информационных технологий.
Биобиблиографическая справка
Виталий Васильевич Шлыков — выпускник Института международных отношений и Военно-дипломатической академии. Докторскую степень получил в академическом Институте мировой экономики и международных отношений. С 1958 по 1988 гг. служил в военной разведке ГШ ВС СССР. Позднее был заместителем председателя Государственного комитета обороны РФ в ранге заместителя министра. Один из основателей неправительственного Совета по внешней и оборонной политике России.
Цитаты Шлыкова взяты из:
1) книги «Вооруженные силы России: власть и политика» (ред. Стивен Э. Миллер и Дмитрий Тренин, Американская академия гуманитарных и точных наук, Кембридж, Массачусетс, русский перевод и издание «Интердиалект+», 2005);
2) его выступления на дискуссии «Милитаризм и конкурентоспособность России».