Глава 1

Интригами спонсоров и подлыми усилиями Евросоюза Российская и Казанская Армии выступила в поход. Три месяца росийско-казанская группировка двигалась от района Москва — Казань-Нижний Новгород до исторического города Дарвин на бывшем побережье Австралии. Сейчас, конечно, не было ни Австралии, ни наземного Дарвина. Только триста жителей особого бункера встретили российско-казанскую рать. Общаться с ними Ермак запретил под угрозой немедленной смертной казни. Впрочем, желающих бродить по остаткам населения Дарвина и не нашлось. Все хорошо помнили трагедию Австралии. Ужасающую даже в замерзающем аду.

В 2015 Австралии ученые разработали новый способ сдерживания численности рыжих лис, являющихся там докучливым видом-оккупантом. А именно, создан вирус, который заражает лис и вызывает у них бесплодие. Через год вирус вырвался из лаборатории. Или был выпущен. Еще через пару лет он мутировал… и успешно стерилизовал большую часть населения Австралии и Океании. Но это было только начало. Случилась новая мутация вируса. И он превратил людей в параноиков с суицидными наклонностями. Все население Австралии взбесилось. И устроило настоящее соревнование по изощренным самоубийствам.

Кто-то топился в ванной, кто-то взрывался или изжаривался в духовке. Ординарным были отравления моющими средства разъедающими желудок и кишечник. Другие бились друг с другом головами насмерть. Особо выдающиеся вешались на собственных кишках или, вызвав постоянную рвоту, захлебывались блевотиной. Были и любители острых ощущений. Такие наполняли большие емкости водой, солили, перчили по вкусу и неистово варились в них. Иные скромно вялились на солнышке.

Члены секты дутистов залили себя бетоном по колено и умерли от жажды. В ответ участники секты паистов вморозились в бетон головами. Многие привязывали себя тросом к столбам и машинам разрывались пополам.

Вечный холод хорошо сохранил следы этого буйного помешательства смерти.

Весь долгий путь, до Дарвина, пролегал по бандитским районам. И это было очень опасно. Но деньги спонсоров сделали свое дело. Потери в пути были исключительно малы.

— Только двадцать семь процентов убито и ранено, — довольно хмыкнул Ермак, изучая оперативную сводку квартирьеров сгрудившейся у Дарвина армии.

К Дарвину были доставлено вооружение и припасы, обещанные Евросоюзом. Прибыли и дополнительные ледовые буера. Из России доставили несколько сотен мобилизованных инвалидов и учеников начальных классов. Армии получили небольшой отдых. А политическое руководство могло в последний раз уточнить свои планы.

В адмиральском (президентском) салоне линейного буера «Петр Великий» проходило выездное заседание Правительства России.

— Утром господин Ермак сообщил мне последние сводки, — Сенкевич неуклюже раскрыл красную папку, — основным центром сопротивления в Антарктиде признан город-крепость Мирный.

— Это что? — поинтересовался Президент России Жаров.

— Это бывший поселок зимовщиков. Так называемая антарктическая станция. Именно с нее подается кодовый сигнал на Европу. В целях пропагандисткой войны Мирный назван неприступным городом-крепостью. Это соответствует циркуляру министерства оборону номер 15/82.

— Он действительно сильно укреплен?! Аллилуйя нах! — с рыком спросил Патриарх.

— Не извольте беспокоиться, — быстро ответил Сенкевич, — конечно нет. Это лишь небольшой населенный пункт. Буквально десяток домиков и большая часть под снегом. Около него есть несколько узлов сопротивления, но они не значительны. В основном это огневые точки укрепленные льдом. Сделано просто: стальная арматура залита слоем льда. Называется железолед.

— Хорошо, понятно. Продолжайте, — кивнул Жаров.

— Ермак считает, что на прорыв первых линий обороны Антарктиды уйдет три — пять дней. После перегруппировки следует атаковать вторую линию и выйти к Мирному. Сейчас разведывательные отряды уже вышли к предполью линии обороны перед Мирным. Проводиться разведка боем и готовиться штурм предполья. Следующая часть операции удар и захват Мирного. Это конец войне. Останется полицейская операция по зачистке территории и уничтожению мятежников. Но это спонсорами не оплачено. Так, что, об этом этапе ничего не известно, — Сенкевич развел руками.

— Так, что относительно этого мы определимся после захвата Мирного, — отрезал Жаров.

— Спонсоры, конечно, дадут денег на эту часть операции, — заверил правительство Михалкин.

— Еще надо отметить то, что на разгром Антарктиды и захват Мирного Ермак отвел семь недель, — пояснил Сенкевич.

— Быстро, — не сдержался Патриарх, — наши бы так воевать научились. А то на президента-богоносца вся надежда. Во имя господа нашего! Аллилуйя нах!

Сенкевич судорожно сглотнул, но промолчал.

— А Ермак прав. Сроки нас сильно поджимают, — с тихой уверенностью сказал Жаров, — сроки. Они сейчас главное.

— Что — нибудь еще есть? — нетерпеливо спросил Михалкин.

— Нет, нет, — ответил Сенкевич.

— А как же наш запрос об использовании третьей буерной бригады? — недоуменно спросил Михалкин.

— Ермак не стал мне ничего объяснять, — пояснил Сенкевич, — в пресс-службе Казанской Народной Армии заявили, что все есть в официальных коммюнике. А остальное закрытая информация, которая будет опубликована через сто двадцать лет после окончания Антарктической войны.

— То есть гибель шести тысяч военнослужащих и потерю двенадцати буеров Ермак решил не объяснять? Очень хорошо!

— Ну, это, — замялся Сенкевич, — уже не в первый раз. Наверное, командующий Казанской Народной Армии сильно занят. Все-таки готовиться решающий штурм.

— Спасибо, садитесь, — сказал Президент России Жаров, — такое поведение Ермака предсказуемо. Он считает, что мы ниже его по качеству армии. Считает нас штафирками и не скрывает этого.

— Можно было бы ему объяснить, — прорычал Михалкин, — что он ведет себя не правильно. Ошибочно, политически.

— Но как? — поразился Сенкевич.

— Вопрос не Вам, — отрезал Жаров, — это дипломатическая проблема. Я буду ее решать через министра иностранных дел. И по дипломатическим каналам. Грызни накануне штурма только нам и не хватало.

— Но, — сказал Патриарх, — как можно решать такие вопросы через этого Петренко. Он враг России, он и не крещенный и не звезденный. И именно Петренко склонил нас на союз с варварской Казанью. Это результат его проделок. Аллилуйя нах!

— Действительно странно доверить решение такого вопроса человеку, не употребляющему инсулин-М, — сказал Михалкин.

— Надежды и веры ему действительно мало, — поддакнул Сенкевич, но осекся, заметив стальной взгляд Президента.

— Все это так, но Петренко решал многие острые вопросы во время нашего похода. Решал и до похода. Решит и сейчас, — Жаров почесал подбородок, — у нас все равно нет иного выхода кроме обращения к третейскому решению спонсоров. А именно в этом Петренко и очень силен. К тому, же Петренко единственный из нас умеет нормально пользоваться вилкой за столом и отпугивает европейцев прыганием и насморком.

— Силен, — прорычал Патриарх, — силен, но не православен. Слаб он в коленях. И не к добру это! Чую! Не к добру! Не быть с такими козлами, как ваш Петренко нам в святости! И добычу упустим! Ох, упустил — то свое. Свое православное! Помяните слова мои! Во имя господа нашего! Аллилуйя нах!

— Вы Владыка всегда правы, — согласился Сенкевич, — если из русских тоже говно лезет. Значит не сезон.

— Истину говорю! Ломать не строить. Срать не думать, — глубокомысленно заявил Патриарх и начал деловито копаться в носу.

Михалкин кивнул.

Президенту России это надоело. Он мельком посмотрел на часы в салоне и шумно выдохнул:

— Все свободны, в том числе и Вы святейший Владыка.

Министры и Патриарх поднялись и шумно вышли.

Через несколько минут в освободившийся салон вбежал веселый Петренко:

— Правительство наше едва не застал. Я их на переходе видел, зло так смотрят. Как будто живьем сожрать хотят.

— А может, и хотят, — тускло отозвался Жаров, — они сегодня что-то очень злые. Наверно, без откатов скучают. Денег им сейчас мало. От того и злы. И готовы сожрать кого угодно. Даже известного атлантиста и западника.

— С них станется, — Петренко положил перед Президентом России бумагу, — это официальное заявление спонсоров о полной нашей поддержке в конфликте с Ермаком. Написано очень и очень сердечно. Спонсоры целиком и полностью находятся на нашей стороне. Они требуют от Ермака постоянного и плодотворного контакта с Правительством России. А так же полного отчета Ермака перед спонсорами. В заявлении, так же содержится высокая оценка деятельности Правительства России и Вашей лично. Указывается на приверженность Правительства России и Президента России общечеловеческим ценностям и идеалам, безоговорочное соблюдение прав и свобод человека в России. Так, что можете успокоить наших строптивцев. Дополнительно мне поручено сообщить, что на ваши специальные счета перечислены все ранее оговоренные суммы. А на банковские счета Вашего уважаемого папы-тестя переведены дивиденды за следующие триста сорок лет.

— Хоть что-то хорошее, — устало кивнул Жаров.

Президент России медленно подвигал лист заявления спонсоров по столу. Потом убрал в папку. Тяжело вздохнул.

— А что из России? — поинтересовался Петренко.

— Ничего. Вроде ничего. Серьезных бунтов нет. Голода тоже. Матвеев, вроде, справляется. А как на самом деле? Кто его знает? На сколько надо делить данные из наших официальных отчетов? — сказал министру иностранных дел, посеревший от забот Жаров.

— Успокойтесь. Так ведь Матвеев мужик вообще хозяйственный. Не зря вы с папой-тестем его на хозяйстве ставили, — Петренко улыбнулся, — Георгий Константинович, не надумали?

— Ты з-з-знаешь, как-то непривычно. Столько лет на инсулине, а теперь…

— Так ничего страшного, я вот перешел на новые средства. И хорошо. И очень себя хорошо чувствую. Галлюцинаций практически нет, глаза не режет и по утрам голова не болит. Что не говори настоящее качество, а не наши топорные пилюли! Здоровье так и прет!

— По тебе видно, — Жаров очень медленно протер лоб, — ты один из нас на человека остался похож. Остальные как выдры сраные. Пыхтят и орут друг на друга.

— Вот и я говорю, господин Президент, бросайте этот устаревший продукт к черту! Есть новое, отличное лекарство. К тому же и не дорогое.

— Не дорогое? — тихо переспросил Жаров.

— — Конечно, — энергично заверил Петренко, — не дороже этого тухлого инсулина-М, плюс свобода от мелких наркодилеров. Вроде этого жлоба Михалкина из секретного комитета зачистки. Михалкину с его комитетом зачистки только частно-государственные предприятия крышевать, а он в бизнес подался. Наркоту из под полы толкает.

— А это у него семейное, наследственное, — пояснил Георгий Константинович, — еще дед Михалкина в милиции наркотики подавал вразнос. На этом и поднялся. Потом денег на взятки заработал и пошел на повышение. Инсулин-М отец Михалкина придумал. Правда, сам не кололся. Он этиловый спирт пил, а все управление зачистки крепко на коксе держал.

Жаров глубоко вздохнул.

— Тем, более, — оскалился Петренко, — чего ждать-то. Если есть отличная альтернатива. В конце концов, не китайскую ханшу вам пихаю. Препарат-то первый сорт.

— Все настолько хорошо? — меланхолично спросил Жаров.

— Отлично просто. Поставки прямые, — пояснил Петренко, — от производителя. Нет накруток и перебоев. Заказ приходит через день. В любую точку цивилизованного мира. Без отговорок про террористов или перебои с сырьем. А качество люкс. Да, что говорить все по мне все видно.

Президент России еще раз тяжело вздохнул:

— Хорошо, господин министр иностранных дел давай мне свои чудо-таблетки.

Петренко широко улыбнулся и выложил на стол, перед Президентом России изящную серую коробочку:

— Там не таблетки. Там готовые шприцы. На первое время хватит, а потом если не захотите продолжать — откажитесь. Всегда можно соскочить…

 

Глава 2

Седов воспользовался любезностью Академика, и длительное время привел в архивах, изучая, сверяя и анализируя документы. Архивные материалы изменили Седова. Он замкнулся, стал неразговорчивым. А вечно веселый повар Дан Ик отметил, что Седов постоянно заказывает одно блюдо. Утром, в обед и вечером. Седов теперь редко ходил на работу. Больше времени он проводил в прогулках по отдаленным подземным штрекам и редких беседах с разными людьми.

Академика он видеть не хотел, но все, же пришлось. Впрочем, эта встреча носила случайный характер. Так казалось.

Седов встретил своего собеседника на бенефисе. Очередной новичок, попавший в рудники, был приведен и представлен перед толпой старожилов. Поймавший его торжественно влез на стол и прокричал:

— Это Андрюша. Попал к нам из исправительного дома!

Старожилы громко и радостно засмеялись.

— Качать его мерзавца, — снова заорал добытчик, — качать! Качать!

— Качать! — грохнула толпа.

Новичка схватили, подняли на руки и несколько раз подбросили в воздухе. Когда ошеломленного изгоя опустили на землю, к нему протянулись десятки рук. Кто-то протягивал прибывшему карточку с адресом, кто апельсины или каперсы, кусок стейка в фольге. Другие дарили часы и плееры, над головами проплыл огромный старинный стул и тут же был подарен новичку. Потом вся толпа повела его к комнатам, предлагая рассказать новости сверху.

— Как на моем бенефисе, — тихо сказал Седов.

— Да, и на бенефис мой похоже, — отозвался оказавшийся рядом Академик.

Седов поразился, он почему-то был уверен, что Академик здесь с самого начала подземелья.

— Давненько не встречались, — Седов потер плечо, на котором носил тяжелую рабочую сумку.

— Мы Вас допустили в архивы, — недовольно ответил Академик, — там вы должны были получить все ответы. На все ваши вопросы. Поэтому и встречаться целенаправленно не имеет смысла. Психологи сообщили, что ваша акклиматизация прошла успешно. Конечно, с некоторым трудностями, отвечающими вашему возрасту. Архивные материалы должны были помочь вам оформить картину нового мира.

— Разумеется, — согласился Седов, — только картина сложилась неприятная.

— Настолько неприятна, — живо поинтересовался Академик, — что вы решили бросить работу и закрыться в своем мирке? Убежать от всех?

Седов кивнул:

— Это лучше, чем открыться в вашем мирке.

— Ну как знаете, — глухо ответил Академик, — а чем мы вам так не угодили?

— Я думаю, вы в сговоре, — неожиданно резко заявил Седов.

— В сговоре? — брови Академик удивленно взлетели, — и кто с кем, извольте узнать?

— Как минимум с правительством России, а может и неким более реальным правительством. Например, общим правительство Евросоюза и России, Евросоюза и Азии. А может и еще каким. Откуда мне знать.

— Это уже шизофрения какая-то, бредовые россказни сумасшедшего, — нервно и отрывисто ответил Академик.

Шум толпы удалялся, и в зале стало заметно тише.

— Шизофрения, — рассмеялся Седов, — вы же знаете, что я не болен. А заговор это реальность. Реальность, если вспомнить регулярную переписку вашей канцелярии и Правительства России. Утверждение каких-то списков заключенных. Бесконечные табели поставки материалов. Описи переданной России техники. Официальные письма, в которых торг по неким секретным технологиям. Что это если не сговор?

— Мне кажется это деловой обмен, — спустя минуту ответил Академик, — нормальный товарообмен.

— И только?

— И только. Что в нем странного, — Академик недоуменно пожал плечами, — руда и уголь в обмен на людей. Гуманно в высшем смысле этого понятия.

— Только об этом обмене никто не знает.

— Почему, — Академик покачал головой, — кому надо все знают. Вы же узнали. Это все открытые материалы. Никто ничего е скрывает. Иди и читай.

— Открытые материалы для всех?

— Для всех, кто этим интересуется, вся информация открыта. Наши взаимоотношения с верхним правительство открыты. Никакой секретной дипломатии. Все понятно и гуманно.

— А Богородицкий договор это тоже гуманно? — невзначай спросил Седов.

— Богородицкий договор? — зло переспросил Академик, после короткой паузы, — а откуда вы о нем знаете?

— Это секретно?

— Нет, впрочем, да. Не совсем, секретно.

— Но вы уверяли, что секретов здесь нет, — Седов саркастически усмехнулся.

— Не совсем так, — Академик запнулся, — секретов быть не может, если они определяют что-то серьезное. Где-то так. А если они незначительны… То это просто лишняя информация. Ее не имеет смысла распространять.

— Знаете, из ваших объяснений, я ничего не понял, — возразил Седов, — впервые не понял. Вы сами-то понимаете, что городите?

— Да, конечно, — Академик был в замешательстве, — я хочу сказать, что секретной может быть информация, которая определяет текущую политику. А неразглашенная, но неактуальная информация это только неразглашенная информация. Если есть нераскрытые материалы, то их нет необходимости раскрывать. Но только потому, что они совершенно незначительны. И поэтому е секретны. В силу своей совершенной незначительности. Где-то так.

— Вы считаете незначительным Богородицкий договор, определивший взаимоотношения подземелья и России на три сотни лет?

— Я просто считаю, что он слишком старый, — Академик втянул воздух сквозь ноздри, — прошло слишком много времени с его подписания, и он совершенно устарел. Когда-то он действительно имел вес. Возможно, Богородицкий договор и определял взаимоотношения России и подземелья. Но это было очень давно. В политическом, социальном и экономическом времени прошла вечность. С тех пор многое изменилось. Все изменилось. Значительно изменилось соотношение сил России и наших, изменилась ситуация с населением, наукой и техникой. Сейчас Богородицкий договор не имеет значения, его положения давно и безнадежно мертвы. Если вы заметили, то стороны практически не придерживаются договора. И уже очень давно. Богородицкий договор просто умер.

— Конечно. Но не потому, что он никому не выгоден. Это вы отказались его выполнять. Но энергию сверху получаете. Это как возможно? Если по вашим словам нет тайного сотрудничества с Правительством России.

— Никак, объяснить это невозможно, — быстро ответил Академик, — потому, что никакую энергию мы не получаем. Наша энергосистема иная. Нам не нужна энергия ветряков. Не нужны и атомные станции на поверхности. Нам лишь достаточно иметь выход теплоносителя на поверхность. И все. Теплоноситель идет вверх по каналам, перепад температур дает источник энергии. Здесь все просто.

— Конечно, но почему они вам его не перекроют? Почему? Чем вы их удерживаете от этого?

— Это вопрос к Правительству России, — развел руками Академик, — вопрос только к ним. Не буду говорить о их безграничном миролюбии. Но они получают достаточно материалов от нас. Поэтому-то и не хотят лишить нас энергии, а себя этих ценных материалов. Тем более, что наши шахты выхода Правительству России ничего не стоят.

— Возможно, — нервно сглотнул Седов, — но вы перестали поставлять наверх медикаменты, редкие металлы и перекрыли все источники информации для верхотуры. То, что вы даете им это просто смех. Все устарело на столетия. Уровень технологичности равен уровню игрушек наверху. И Правительство России все это безропотно получает? И это им не интересно, почему вы так поступаете?

Академик медленно потер голову, вздохнул:

— Понимаете ли,… Это произошло давно. Да выход из Богородицкого договора был односторонним. И даже, недипломатичным, глупым. Наверное, глупым. Но я не могу отвечать за решения принятые до нас. Я, возможно, принял бы иное решение. Сейчас я не несу никакой ответственности за разрыв Богородицкого договора.

— Не несете? И даже за отказ принять беженцев? Или за отказ предоставить вакцину от СПИДа разработанную вашим гением Александром Сапроновым? Или то чудодейственное мультилекарство созданное им же. Все документы и просьбы российского правительства сохранились в архиве. Но вы им не ответили? Не подумали, сколько жизней вы могли бы спасти? Или не захотели думать? Таков ваш гуманизм, в высшем понятии этого слова?

— Нет. Мы думали. Но вы говорите о периоде одностороннего эмбарго. Это было трудно, но совершенно необходимо решение.

— Почему же? — зло спросил Седов.

Дело не только в этих частностях, — Академик покраснел, — а в общей системе. Наши ресурсы значительно ограничены. Нам надо поддерживать высокий уровень жизни. Я бы сказал несказанно высокий уровень жизни. Мы просто не можем допустить значительного притока беженцев. Не можем дать большого количества лекарств. Не можем дать и продукты питания. Представьте, что произойдет, если наверху миллионы голодных и больных узнают о рае, который буквально под ногами. Начнется стихийная эмиграция. Граждане России потоком хлынут сюда. Произойдет свалка у лифтовых станций, которая перерастет в жесточайшую резню. Жертвы будут огромные. А всех счастливчиков мы не сможем обеспечить. Возможности подземелья велики, очень велики, но они далеко не безграничны. Мы могли бы одновременно принять несколько десятков тысяч человек. Для надземной России это ничего не изменит. Но это нарушит баланс у нас. У нас начнется дефицит питания и медикаментов, возникнет социальная напряженность. Прежние жители подземелья возненавидят вновь прибывших. В итоге, произойдет катастрофа. Ее последствия будут одинаково тяжелыми и для нас и для России. Для нас цена такого решения — социальная и экономическая нестабильность, возможность эпидемий, приход к управлению экстремистов и радикалов. Для России это социальный катаклизм, а с учетом ее внешнеполитического положения это национальная катастрофа и уничтожение российской государственности. Окончательное уничтожение российской государственности. Вы этого хотите?

— Но вы даже не пытались решить эту проблему постепенным переселением.

— Как не пытались? Решаем. Вот вы, же здесь, — криво усмехнулся Академик.

— Я попал в число трех тысяч счастливчиков, — сказал Седов, — которым почему-то повезло оказаться у вас.

— Жалеете?

— В чем-то себя ненавижу.

— Это пройдет, — уверенно сказал Академик.

— Скорее всего, нет, — поморщился Седов, — может ваши объяснения и интересны. Может они и правильны. Но они не объясняют тех колоссальных складов с оружием, которые есть в некоторых дальних штреках. Вы не снабжаете им Россию, хотя разместили здесь оружейные заводы. И не говорите, что это было до вас. Я видел цифры — выпуск оружия и амуниции год от года только растет. А вспомним полигоны специальной подготовки. И эти полигоны никогда не пустуют, они постоянно заняты. Сколько у вас этих полигонов? Каковы их размеры? Если есть особые полигоны для военного ориентирования, отдельно для арктических условий, отдельно для городских условий, отдельно для смешанных условий? Это же грандиозная система военной подготовки! Совершенно исключительной, по уровню и качеству, для современного мира! Это тоже проявление гуманизма и миролюбия?

— Я не скажу, что это для самообороны, вы мне все равно не верите. Это продукция, которую мы не используем. И не собираемся использовать. Это некая гарантия от непродуманных шагов Правительства России. Того, что наверху. Тоже касается и небольшой армии обороны. Наши силы сравнительно незначительны.

— Но именно этими, незначительными силами как вы говорите, Правительству России навязан отказ от Богородицкого договора. Именно этими незначительными силами Россия принуждена к эмбарго. Ведь эмбарго всегда водиться с позиции силы, — сурово произнес Седов, — ваши небольшие силы отлично подготовлены и прекрасно вооружены. Для них небольшая война будет не сильно отличаться от маневров на учебных полигонах. Кригшпиль для новобранцев. Вы без особых усилий принудите Правительство России к чему угодно. Вы это делали и делали не раз.

Академик усмехнулся, но промолчал.

— Вы знаете, — после короткой паузы спросил Седов, — о Д-Х поле?

— Разуметься.

— Значит, вы знаете, что перед вами вся Россия безоружна. Но вы имеет возможность спокойно сражаться против солдат в Д-Х поле.

— Конечно, ведь мы производим огнестрельное оружие. Вы сами видели конструкции. За сотни лет мы ушли далеко вперед. Наши конструкторы создали лучшее оружие мира. Универсальные штурмовые винтовки, их механизмы из отличной оружейной стали. Боезапас в готовых обоймах. Приборы наведения и управления стрельбой работают в любых условиях. Кучность и скорострельность обеспечивают поражение девяносто восьми процентов целей на дистанции трех километров. Добавим пулеметы, гранатометы, огнеметы. Все высшего качества, все обеспеченно двумя тысячами боекомплектов на ствол. Есть у нас и легкие боевые машины и боевые роботы. В целом мы неплохо вооружены.

— Это оружие может действовать и в Д-Х поле?

— Да.

— То есть, — начал Седов, — вы можете в любой момент выбраться на поверхность. Вывести из строя передатчики Д-Х поля и захватить Россию? А армия Росси нечего не сможет противопоставить полумиллиону головорезов из подземелья?

— У нас нет таких планов. Настолько амбициозных планов.

— Но почему вы противники тирании и этих призрачно-продажных российских правителей не свергните их. Эту кучку подонков думающих только о виртуальных деньгах, на которые и купить-то нечего?

— Все слишком сложно, — тяжело вздохнул Академик, его напряженность совершенно испарилась, — вы видели документы — вопросы экспансии неоднократно обсуждались. Мысли о наступлении возникали при любом кризисе наверху. Но эти идеи всегда отметались как несостоятельные. Ведь лучше от этого не будет. Никому не будет. Наше хозяйство не переварит такого количества людей нуждающихся в медицинской и психологической помощи. Мы не сможем обеспечить нормального течения процесса ассимиляции. На перестройку жизни России уйдут долгие годы. А честно говоря, мы не можем изменить климат. И это самое главное. Без изменения климата Россию уже не спасти. А в современных условиях наше вмешательство в политику верхней России сделает только хуже.

— Вы помогали Правительству России? Что бы они смогли удержать свою власть?

— То есть? Помогали? — посмотрел искоса Академик.

— Спецоперации. Политические убийства. Изоляция недовольных. Перевод их по землю. Это же фактически гражданская смерть. Ссылка. Вечная ссылка недовольных. Вы делали это для правительства России?

— Это взаимовыгодно. А политических убийств мы давно не совершаем. Мы отказались от этого сотни лет назад. Они наверху давно обходятся своими силами.

— Чистенькими выходите? — поддел Седов.

— Можно сказать и так. Чистенькими, — угрюмо согласился Академик.

— Но вы могли бы содействовать эмиграции! Могли спасать людей!

— Нет. Не могли, — Академик покачал головой, — Правительство России наотрез отказалось выпускать кого-то сверх квоты. Даже угрозы не помогли. И посулы не помогли. Они уперлись. Вы представляете властные амбиции этих карликов. Они решили править умирающей страной. Им не привыкать. А статью Богородицкого договора о неразглашении жизни подземелья мы соблюдаем четко. Это единственная статья, которая выгодна и нам и им. Поэтому у нас нет возможности решить данную проблему.

— А наверху знают о вашей силе?

— Им это все равно, — горько усмехнулся Академик, — когда тонет «Титаник» какая собственно разница от чего вы умрете? Они бессильны против нас, и они это знают. Мы не ведем против них пропагандисткой войны, а они отправляют нам нужных людей. Тех людей, которых мы можем и хотим спасти.

— Но ведь и это полуправда, — с неожиданной злобой выкрикнул Седов, — дело может не в этом, а в элите подземелья которая, не желает терять свою власть. Власть здесь под землей!

Академик помолчал.

— И чем вы отличаетесь от правителей сверху? Тех искусили электронные деньги. А вас искусила власть. Абсолютная власть в тепличных условиях золотого века. Власть равная власти Творца.

— Да нас искусила власть, — как-то печально согласился Академик, — это известная ловушка. Даже наш гуманизм, это гуманизм спасателя на вышке «Хочу спасу. Хочу не спасу». Мы в тупике. И давно в тупике. И знаете выхода из него мы не нашли.

— Мы. Кто мы? — жестко переспросил Седов.

— Мы. Поколения интеллектуальной элиты подземелья.

Академик посмотрел на носки своих кожаных мокасин. Тихо произнес:

— А знаете, наша служба охраны покоя давно вычислила ваши прогулки. Мы знаем о вашем интерес к оружию. О тайных разговорах со многими людьми. Тайной агитации, которую ведете вы. Мы знаем, что вы готовите заговор. Может, думаете захватить оружейные склады. Или еще что-то. Но мы вам не мешаем. Потому, что мы демократичны и надеемся на ответственность людей. В том числе и вашу.

— Вы сами в это не верите.

— Хочу верить, — Академик посмотрел на Седова, — вы правы. Это не вся, правда. У нас есть колоссальные запасы оружия, боеприпасов, амуниции, медикаментов и продовольствия. Это рудимент нашей политики. Такая традиция со времени Богородицкого договора. Когда-то нам хотелось вернуться. Вернуться Освободителями народов от тирании. Вы правы в том, что российскую армию мы перебьем как тупых кур. Но дело не в выигрыше войны, а в выигрыше мира. А вот здесь все сложно. Или наоборот просто. Мы не только не сможем обеспечить хорошую жизнь народу России. Мы так же не сможем поднять жителей подземелья на борьбу. На настоящую длительную и кровавую борьбу. Борьбу за свободу, а не за гедоизм. Посмотрите вокруг. Изобилие развратило людей. Они думают только о дне сегодняшнем. Их интересуют гонки, виртуальные игры. Мало кто работает. Еще меньше рожает детей. Собственно естественная убыль восполняется только переселенцами. Именно для этого переселенческая политика и навязана нами Правительству России. Навязана силой. Но ситуацию это не меняет: очень мало, кто хочет помочь ближнему. Наш народ отвык от нерва страдания и борьбы. Он не хочет войны. И не сможет ее вынести. Это наша трагедия. Мы обречены не в меньшей степени, чем вымерзающая верхняя Россия.

— Вы говорите за всех? — насмешливо спросил Седов.

— Конечно, нет. Есть уникумы вроде вас. Которые очень хотят перестроить мир. Но большинство из нас банально хочет потреблять. То есть больно старой заразой принесенной из двадцатого века. А мы не придумали против нее вакцины. Мы все поголовно поражены этой смертельной болезнью. Даже великий медицинский гений Сапронов умер от многодневного запора сидя на золотом унитазе с литиевым подогревом. А вакцину от СПИДа и мультилекарство он изобрел в ледяной самарской комнатушке при семи градусах Цельсия. У нас он не придумал ничего. Не только он, но и большинство из тех, кого мы спасли, оказались совершенно бесплодными в условиях изобилия.

— Все так печально?

— Склады с оружием практически открыты. Даже не практически, а открыты, — мрачно ответил Академик, — иди и бери. Служба охраны покоя, во многом, номинальная. Но никто не попробовал взять винтовку и пойти освободить свою мать, жену, сестру, ребенка. Всем это безразлично. Всем важно прожить сегодняшний день. Вы, ведь, не видели в архивах и одного документа о наших бунтарях?

— Нет.

— Нет, нет, нет, — Академик шумно выдохнул через нос, — их просто нет. Нет среди нас Че Гевары…

Неожиданно Седов резко отвернулся и, не оборачиваясь, ушел.

Академик стоял и смотрел в след Седову, пока тот не скрылся за плавным поворотом штрека.

— Это уже четвертый, — тихо сказал сам себе Академик, — наш четвертый шанс. Четвертый. И скорее всего последний.

 

Глава 3

Все произошло неожиданно. Так как бывает всегда.

Утром 15 **** 2*** года группа то ли безумцев, то ли храбрецов вырвалась из подземелья. Возглавил ее бывший инженер и неисправимый идеалист Седов.

Более двух месяцев Седов собирал группу. Группу людей, не желавших животного прозябания в искусственном раю подземелья. В день «В» они захватили склад с оружием и боевой амуницией. Захватили громко сказано, ибо этот склад никто не охранял. Потом на лифтовой платформе они перебрались к выходному шлюзу.

Дальше был выход на поверхность.

Короткий бой с российским армейским патрулем.

И штурмовая операция, ставшая самой великой легендой эпохи Революционных войн.

— Нас сорок два человека, — сказал накануне штурма Седов. Когда командиры групп и Седов собрались окончательно уточнить порядок действий во время операции.

— Этого достаточно чтобы пошуметь, — застенчиво улыбнулся Артемов, — но слишком мало для серьезной борьбы. Поэтому шансов уцелеть нет.

— Ну и что? — хмыкнул вертлявый Пашка из библиотеки.

— Ничего, — четко произнес Седов, — но время подумать и отказаться еще есть. Пока все не завертелось. И еще можно соскочить с поезда.

Пашка снова хмыкнул. Остальные промолчали.

— Тогда начнем последний отсчет, — тихо произнес Седов, — что с оружием?

— Мы выбрали склад номер девятнадцать, — сказал Артемов, — он очень хорошо расположен. Рядом шлюз. А выход шлюза как раз к телестанции. Наблюдали за складом две недели. Последнюю неделю наблюдение не прерывалось ни на минуту. Склад действительно никем не охраняется. Сигнализация исключительно простая. Коды уже подобраны. Сигнализацию снимаем за полминуты. На складе полный набор вооружения и амуниции. Мы остановились на штурмовых винтовках А — 15, пулеметах Т — 11, гранатометах Р- 7. И набрали немного по мелочи: прыгающие мины, самонаводящиеся ручные ракеты, шумовые психогранаты. На все носимое вооружение берем по три боекомплекта. Из амуниции остановимся на стандартных боевых комбинезонах. В них есть все и цветовая маскировка и броня и индивидуальные боевые информаторы. Все наши бойцы освоили вооружение на полигонах. Этому никто не препятствовал. Полигоны прошли до третьего уровня. Каждый боец сделал по пятнадцать тысяч выстрелов из штурмовых винтовок.

Седов кивнул.

— Наземная разведка проведена, — повара Чена болезненно передернуло, — ну и померзли мы в их наземных комбинезонах. И все для маскировки. Нами изучен весь район предстоящей операции. Все обошли пешком. Всего проведено три рекогносцировки. Одна из них ночью. Последняя разведгруппа вернулась два часа назад. Рекогносцировка показала, что никаких изменений, по сравнению с нашими картами не произошло.

— А ты думал телестанция переедет? — насмешливо спросил Пашка.

На Пашку не обратили внимания. К нему давно привыкли.

— Если все правильно рассчитано, — Чен сверился с боевой системой управления, — то нам надо захватить телетрансляционную станцию и выйти в эфир. У станции три выхода. Их так мало, чтобы не терять тепло. Если отключим Д-Х поле, то они не смогут двинуть против нас тяжелую технику. А стены в станции толстые. Драться можно долго.

— У системы генераторов на поверхности сетевая структура, — Пашка запомнил план операции наизусть, — кроме генератора Д-Х поля в здании телестанции, эту территорию перекрывает еще два генератора. Один в школе, которая рядом — до нее шестьсот метров. Другой генератор на станции пмевмоавтобуса. Она немного дальше — в полутора километрах. Захват и уничтожение этих генераторов лишит противника возможности эффективно сражаться с нами.

— Поле ослабнет, — отметил Седов, — но не исчезнет совсем. Генератор Д-Х телестанции переведем в минимальный режим. Но уничтожать его сразу не будем. Ведь нам надо будет вести передачу.

— Сразу у шлюзового выхода, — обозначил на мониторе Артемов, — находиться патруль Российской Армии. Он небольшой, численностью до взвода. Но в начале операции нет времени на сантименты. И патруль приодеться уничтожить. И как можно быстрее. Этим займется моя группа. Всем нам на поверхности сразу не развернуться. После уничтожения патруля мы прикрываем подъем на поверхность групп Чена и Пашки, оставшихся боеприпасов и амуниции. Потом расходимся по назначенным объектам.

— Школой займется группа Пашки, а станцией ты Чен, — повторил Седов, — Артемов штурмует саму станцию. Я буду с его группой. Действовать необходимо быстро и решительно. Но и жертв необходимо избежать. По возможности.

— Понятно, — махнул рукой Пашка.

— Смотри, — строго предупредил его Артемов, — педагоги все агенты секретного комитета зачистки. Бестии хуже самих секретчиков. Эти, так называемые, учителя все повязаны круговой порукой. Педагоги все поголовно вооружены, они прошли усиленные курсы боевой и политической подготовки. Многие имеют разряды по боевым единоборствам, стрельбе и боевому ориентированию. Директора школ проходят особую процедуру утверждения правительством и имеют приказ погибнуть, но не сдаться. Оружия в школах тоже не мало. Не хмыкай так радостно. Штурм школы очень серьезная задача.

— К тому они выставят живой щит из учеников. Стандартная процедура, — поддержал Артемова Седов.

— И о медбратьях помни, — подсказал Чен.

— Я все это знаю, — нетерпеливо ответил Пашка, ему надоело, что его постоянно учат, — мы шесть раз прошли с ребятами штурм школы. На полигоне. А вы по два раза свои задания отработали. Сколько можно долбить про живые щиты. Их не будет. Используем фактор внезапности: атака с четырех направлений. Шумовые гранаты должны нейтрализовать педагогов.

— Конечно, — кивнул Седов, — должны. В том-то и дело. А если не успеете слепить теплыми учителей, в школе будет побоище. Чего могут натворить эти бесноватые учителя и представить невозможно.

— Мы хорошо подготовились, — опять огрызнулся Пашка, — я думаю сама большая проблема это обеспечить спокойствие учеников. Уже после захвата школы.

— И их вывод, — снова подсказал Чен.

— Может, я продолжу, — обиделся Пашка, — вывод произведем сразу, как займем школу. Поэтому, возможно большее число педагогов надо взять живыми. Они и переведут детей. Детьми прикрываться не будем. Потом взорвем генератор. С группой Чена встретимся у северного угла телестанции.

— Артемов к этому времени уже захватит первые этажи станции с генератором и передатчиком, — уточнил Седов, — а ваши группы займут периметр обороны. Держаться будет столько, сколько возможно.

— Аминь, — нагловато хмыкнул Пашка.

Штурм начался в 8.12.

Патруль Российской армии был уничтожен в течении двадцати секунд. Шесть минут ушло на сосредоточение групп Пашки и Чена, доставку боеприпасов.

Артемов повел штурмовую группу к телестанции.

Группа Чена трусцой побежала к станции пневмоавтобуса.

Пашка ворвался в ближайшую школу, через взорванную шлюзовую дверь:

— Всем лежать!

Несколько медбратьев попытались отстреливаться. Видимо их винтовки имели старые аккумуляторы или Д-Х поле ослабло, поэтому энергозаряды таяли в воздухе. А попасть в Пашкиных бойцов у медбратьев шансов практически не было.

Боевые комбинезоны подземелья имели переменный цвет, несколько десятков раз в секунду цвет комбинезона менялся. Глаз врага не фокусировался на бойце в таком комбинезоне. Психика человека не могла воспринять быструю смену ярких цветов.

Директор школы, опознанный по парадному кителю с сиреневым позументом, был застрелен у своего кабинета.

Несколько педагогов пытались построить баррикаду, но были сражены шумо-паррализующей гранатой.

— Мы у генератора, — сообщили бойцы Пашке.

«Минута семь секунд на штурм», — машинально отметил, в боевом планшете, Пашка.

Все шло отлично. Но тут к нему привели какую-то трясущиеся тетку.

— Она говорит, что она здесь старшая, — тихо пробубнил боец по личной связи.

— А остальные, — поинтересовался Пашка.

— Директор и три медбрата холодные, остальных приводим в сознание. Вроде они не сильно пострадали. Сейчас у них шок.

Тетка, которую подвели к Пашке неожиданно рухнула.

— Черт, — закричал по личной связи Пашка, — отключите цветовой камуфляж. Они теряют сознание от очень быстрой смены цветов.

— Все уже отключили, кроме тебя командир, — весело ответил один из бойцов.

— Хорошо, хорошо, я дурак. Признаю. Приводите их в чувство.

Тетку вскоре поставили на ноги. Она смотрела достаточно осмыслено. Хотя и моргала очень и очень часто.

— Ты кто? — отрывисто спросил Пашка потягивая немеющую, от тяжести штурмовой винтовки, руку.

— Я? Заслуженный педагог второго ранга Ирина Вострикова, — ответила перепуганная женщина.

— Ну и хорошо. Педагог Ирина Вострикова, — Пашка перевесил винтовку на другое плечо, — сейчас мы взорвем генератор школы и быстро уйдем. Зла мы вам не сделаем. Вы выводите детей из здания, чтобы они не пострадали при взрыве. Подрывные заряды у нас точечные. Но береженного бог бережет. К тому же мы взорвали шлюзовую верь и здание быстро остывает. Скоро здесь будет сильный мороз.

Ирина Вострикова смотрела на Пашка пустыми глазами.

— Как только вы отойдете на двести метров, мы взорвем генератор школы, — громче попытался заговорить Пашка, — Поэтому, вам надо как можно быстрее идти. Ваши коллеги в шоковом состоянии. Приводите всех в чувство. Успокаиваете детей. И быстро уходите. Чем быстрее, тем лучше. Это лучше и вам и нам.

— Это невозможно, — неожиданно тихо ответила Ирина Вострикова и зарыдала.

— Почему? — не понял Пашка.

— Вы обрекаете их на смерть.

— Ты что такое городишь? — просипел, через забрало боевого шлема, Пашка, — мы их отпускаем. Перестрелка закончилась. Федералы подойдут минут черед сорок. Вы сможете спокойно уйти. Мы перекроем перекрестки, куда подойдут войска. Вы сможет спокойно пройти к своим. До ближайшей школы тридцать пять минут ходьбы.

— Нет, — Ирина Вострикова зарыдала сильнее, — не обращайте внимание. Это нехватка таблеток, их стали сильно лимитировать после начала войны с Антарктидой. Не хватает даже заслуженным педагогам. Нехватка таблеток вызывает умственную слабость. А детей нельзя выводить. Есть совершенно секретный циркуляр номер двести двадцать семь, он приказывает уничтожить всех учителей и учеников в случае захвата школы.

— Зачем? — оторопело спросил Пашка. Полиграф, встроенный в управление его боевого комбинезона показывал, что педагог не врет. Ирина Вострикова сильно напугана, но говорит правду.

— Только для того, чтобы показать бесчеловечность бандитов, — еще громче, совсем по-бабьи, зарыдала Ирина Вострикова, — я его сама подписывала. Нас всех с этим протоколом ознакомили.

— Твою мать.., — ругнулся, но вовремя осекся Пашка, — так вот почему после рейдов террористов не остается живых заложников?!

Рыдающая Ирина Вострикова кивнула головой.

— Командир, — вышел на связь боец с западной стены, — есть шевеление в моем секторе. Два взвода пехоты на подходе. Три БТР на воздушной подушке. Но эти еще далеко. Есть движение и по крышам. До взвода пехоты.

— Понял, — резко ответил Пашка.

Библиотекарь немедленно связался с Седовым, который был уже в здании телестанции:

— Седов здесь такое дело. Детей уничтожат, если мы их отпустим. Есть какой-то секретный циркуляр на это счет. Федералы начали стягиваться к моему сектору. Блокируют школу. Если упустим время, то без потерь уже не уйдем.

— Ясно, — после короткой паузы ответил Седов, — что думаешь делать?

— Выход один — отвести детей в подземелье. Это не предусмотрено планом, но другого выхода я не вижу. А уже потом мы вернемся к вам. Если надо будем прорываться с боем.

— Решение одобряю, — сразу же ответил Седов, — действуйте. Удачи.

— Что там? — спросил Артемов методично настраивавший ПНВ.

— Пашка взял школу. Его уже окружают. А он решил уводить детей из школы в подземелье. Я разрешил.

Артемов криво усмехнулся:

— Ты думаешь, он понял, что ты спас его?

— Поймет. Потом.

— Ну и хорошо, — Артемов сверился с личным монитором, — генератор на станции пневмоавтобуса мертв. Чен уже идет к нам.

— Школьный генератор тоже скоро заткнется. Пашка спешит. На пятом этаже нашей телестанции какой-то газ пошел. Отравляющий, наверное.

— Хороша шутка, — Артемов уже опустил забрало шлема с ПНВ, он подключил индивидуальное питание и стал похож на космонавта, — они на четыреста лет отстали.

— Ладно, — Седов обозначил рубеж атаки, — кончай с верхними этажами. А нам с электронщиками надо быстро наладить передачу.

Чен успел к штурму седьмого этажа телестанции.

— Пропасть здесь секретчиков, — расстроено покрутил головой Седов, — каждый этаж с боем берем. Трупов масса. Их оттаскиваем в комнаты, но коридоры завалены жмурами. Никто не сдается. Несколько попытались, но немедленно взорвались. Ты Чен держишь все входы на первом этаже.

— Но это, же рубеж для Пашки, — отметил Чен, — а где Пашка? Опаздывает? А все трещал, что школу влет возьмет. А до дела дошло и он обделался.

— Нет Чен, — ответил Седов, — Пашка уводит детей из школы. Он сказал, что иначе их убьют, согласно какому-то секретному циркуляру.

— Он к нам придет?

— Думаю, Чен нам надо рассчитывать только на свои силы.

Перед сообщением Чена появился смайлик улыбки:

— Ты знал! Вот поэтому я с тобой Седов. Ты еще человек.

— Займись охраной, — не выдержал Седов, — и не ной как беременная школьница.

Седов резко обернулся к оператору телеаппаратуры:

— Ты еще долго?

— Практически все. Трансляция начнется с минуты на минуту. Здесь модуляция каменного века. Мне надо адаптировать наш материал к сигналу. А тут так все убого, все на соплях. Все разваливается. Что ни тронь, все сыпется. То это, то это сыпется…

— Ладно, не ной, работай.

Седов вызвал на связь Артемова.

— Сколько мы сможем продержаться? — деловито спросил Седов.

— По боеприпасам, — Артемов был очень серьезен, — часов десять — двенадцать. Плюс минус час.

— Хорошо.

— Мы перевезли четыре десятка комплектов с боезапасом, — подметил Артемов, — и этого хватит даже если подойдут все части Российской Армии расположенные рядом. Но они не смогут быстро маневрировать силами. В лучшем случае они подведут их по частям. Прямо под расстрел.

— Десять часов достаточно для трансляции на все часовые пояса России. Более чем достаточно, — сказал Седов, — успеем захватить и тех, кто идет на работу и тех, кто идет с работы. Десять часов нам вполне хватит.

— Мы наладим передачу, — в визир было видно, как Артемов счищал с ботинка грязь и окалину, — а если они начнут ее глушить?

— Не успеют, — быстро ответил Седов, — мы зашифровали исходящий сигнал. Он идет импульсами. Все телевизоры его принимают, но глушить его невозможно. Сначала пусть пройдут частотную калибровку. Это федерал будет значительно сложнее, чем мне запустить эту херову станцию. Они могут остановить передачу, только взорвав генератор станции. А после взрыва генератора сигнал начнут передавать сами телевизоры, используя наш алгоритм.

Артемов громко заржал:

— Хороший ребус!

— Вот поэтому они бросят на нас все, — улыбнулся Седов.

— Все, что соберут. И атаковать будут неистово. Долго.

— И безуспешно.

Бой за телестанцию длился уже несколько часов. Федеральные войска подходили по всем улицам, попадали под фланговый огонь, несли потери. Разбегались. Собирались вновь. И шли. Шли пока не оставались на седом асфальте неряшливыми серо-голубыми пятнами.

— На дистанции три — восемь наблюдаю четыре взвода пехоты. Пробираются держась у стен, конфигурация неправильная «елочка», — пропел информатор боевого комбинезона, — тип противника не идентифицирован. Вооружение не определено.

— Артемов, у меня сдох боевой компьютер, — утомленно включился на передачу Седов, — несет какую-то пургу. Если я вырублюсь. Ты продолжишь. Как договорись. До конца.

— У тебя все в порядке, — ответил несколько секунд спустя Артемов, — телеметрия не дает сбоев в твоем комбинезоне. Чего паникуешь, командир?

— Компьютер не определяет тип противника и тип его вооружения.

— Так у меня тоже.

— Кто на нас идет? Что это за вояки?

— Подожди, — тихо сказал Артемов, — это не вояки… Это урки.

— Какие урки?

— Урки это особая гвардия российских отморозков. Есть специальные заведения для совершенно неисправимых. Тех, что убили жену, тещу, тестя и съели их. Что они там, в лагерях, делают неизвестно. Но я как-то слышал, что урки используются как заградотряды. Ну, чтобы заочные герои России не разбежались по домам. Для их ублажения даже придумали миф, что урки выиграли древнюю Великую Отечественную войну. Урки и попы у нас главные победители были.

— А, это про ту древнюю войну с Наполеоном? Ее, говоришь, урки выиграли? — с интересом переспросил Седов.

— Нет, тогда победили без урок, комитетчиков и заградотрядов. А в другую Отечественную войну Сатану и Гитлера одолели урки. Те, что лезут сейчас. Вот смотри, как резво идут.

— Напористо лезут, — включился в передачу Чен.

— Хороший кокаин был, — сморкнулся Артемов.

— Они что с пластиковыми ножами? — не поверил Седов, внимательно присмотревшись к визору.

— Наверное, ведь генераторы Д-Х поля сейчас не покрывают эту территорию. А технику они не бросают уже. После того, как мы сожгли их БТР и БМП на перекрестках, боевая техника не может пройти. Оттащить ее они не могут. Без генераторов Д-Х поля с БМП и БТР энерговинтовки даже хрюкнуть не смогут. Вот российские генералы и бросили проверенную пехоту. Свою отборную гвардию.

— С ножами? — рассмеялся Чен.

— Как-то странно.

— Что? Что ты видишь здесь странного? Что странно? — неожиданно окрысился Артемов, — что эти подонки опять бросают в бой стариков и детей? Или что урки им ближе своего народа? Чего в этом странного?

— Совсем глупо, — тихо проговорил Чен.

— Для тебя глупо, а не для российских генералов. У них приказ — взять телестанцию, — уточнил бывший военный планерист, — и как всегда любой ценой. Подумай за обычного российского генерала. Тупого болвана с огромным нажранным пузом, фиксированной зарплатой и государственной пенсией. Эта атака займет минут сорок-пятьдесят. Потом можно доложить о ее провале. Попросить еще войска. Получить их. Подготовить новую атаку. Провалить ее и начать все сначала. Люди здесь лишние. Они материал у наших непобедимых генералов.

— Внимание, — вновь пропел боевой информатор, — не идентифицированный противник на дистанции 6/2. Сектор четыре. Огонь.

Треск универсальных штурмовых винтовок не был слышен в боевых шлемах. Только на боевых мониторах быстро гасли теплые точки.

— Атака отбита, — Артемов боевой перчаткой вытер перемазанное маслом и сажей лицо, — если они хотят укладывать солдат штабелями, то пусть сначала разгребут завалы трупешников. Мы держим красную линию. Прорыв федералов не возможен. Но они будут атаковать и атаковать. До последнего человека.

— Это хорошо, — улыбнулся Седов, — но там, в подземелье нужна не победа. Они слишком слабы и им нужны герои. Простите друзья.

Заслуженный воспитатель Алексей Потапов узнал о мятеже поздно. Бои на поверхности уже кончились, когда ему, по каналу правительственной связи, сообщили о готовности «А-2». Это означало — «Повышенная готовность в условиях бунта дегенератов и подонков».

Алексей Потапов рутинно перевел энергопистолет в боевой режим. Достал дополнительные энергобатареи. Сверился с данными коммуникатора и усилил режим охраны воспитательного дома.

Неожиданно на его коммуникаторе загорелся неопознанный сигнал. Алексей Потапов открыл и прочитал сообщение:

«Ленин. Партия. Комсомол».

Он широко улыбнулся. Эта бредятина означала только одно — великий час «В».

Алексей Потапов рывком выхватил энергопистолет из кобуры и решительно пошел по длинному коридору воспитательного дома. По сигналу А-2 воспитанники были заперты в своих комнатах, в коридоре могли встретиться только воспитатели. Один из них появился из ближайшей двери. Алексей Потапов автоматически вскинул пистолет и выстрелом срезал воспитателя. Тот грудой мяса сполз по серой стене.

Еще несколько воспитателей встретились Алексей Потапову, на пути к пультовой, все они остались лежать безобразными кучами мяса и мусора. Войдя в пультовую Алексей Потапов закрыл и заблокировал входную дверь. Пунктуально набрал на генеральном компьютере систему сложных кодов. Генератор Д-Х поля, расположенный в глубоком подвале воспитательного дома, перешел в повышенной режим работы.

После этого Алексей Потапов аккуратно достал изящный титановый пульт. Это был совершенно секретный пульт регулирующий энергоснабжение генераторов Д-Х поля. Эти пульты доверяли только лучшим воспитателям. Наиболее проверенным и заслуженным. Тем, воспитателям, в личном деле которых напротив должности было отмечено специальной невидимой краской — «Истинный директор воспитательного дома № ****».

Алексей Потапов решительно перевел все регуляторы режимов электропитания на максимум. Легко повертел пульт в руке, усмехнулся и нажал кнопку.

Сильнейший скачек напряжения выжег ротор генератора Д-Х поля. Температурная атака была такова, что обмотка расплавилась, а ротор вплавился в статор.

Одновременно с Алексеем Потаповым эту манипуляцию проделали семь тысяч воспитателей по всей России. И на территории Российской Федерации поле Д-Х волн погасло.

Навсегда.

 

Глава 4

Среди ночи, его поднял совершенно безумный, сигнал коммутатора. Академик вскочил и бросился на центральный пост. Штрек был забит народом.

Подземелье гудело как улей. По штрекам неслись безбожно гудящие электромобили. Толпами ходили люди. Останавливались, что-то кричали, показывая на огромные уличные экраны.

В сравнительно небольшой комнате известной посвященным как центральный пост уже были двое. Назовем их просто: Второй и Другой в Сером. Они о чем-то быстро переговаривались, рассматривая огромную объемную карту стационарного визора.

— Что случилось? — настороженно спросил, вбежавший Академик, — зачем экстренно собрали Координационный совет?

— Все та же проблема, с группой твоего любимого Седова, — ответил Второй.

— У них было несколько камер, и они транслировали все, в прямом эфире, — сказал Другой в Сером, — и теперь у нас что-то вроде… общественного движения. Патриотической направленности.

— Ситуация очень не устойчивая, — с упреком заметил Второй, — с того времени, как ты ушел спать, ситуация накалилась. И накалилась очень сильно. Проспал ты все царствие небесное.

— Ты знаешь, — недовольно ответил Академик, — я не спал трое суток. Контролируя этот поход.

— Конечно, это мы помним, — погасил вспышку недовольства Другой в Сером, — но сейчас обстановка требует твоего участия. Возможно, нам продеться принимать скорые решения. А они должны быть грамотными.

— Хорошо, я затем и пришел. Хотя и не выспался. Глаза режет и голова болит. Но сейчас и правда не до этого.

— Мы были правы, когда не пусти этого библиофила Пашку обратно, — высказался Второй, — выпустить его было невозможно. Он притащил толпу голодных детей, по пути они сильно поморозились. Пришлось поднимать всю медслужбу. Вакцинировать, кормить, лечить. Отпусти мы Пашку, он привел бы всех граждан России. В такой момент нам не нужна спасательная операция. Медики могут пригодиться и в другом деле. Но теперь Пашка собрал огромную толпу. И рассказывает всем о гуманности Седова.

Другой в Сером согласился:

— Поход Седова это нарушение статуса кво. Но с Правительством России можно было бы договориться. А вот систематическая эмиграция привела бы к полному и немедленному разрыву отношений.

— Думаешь, сейчас будет иначе? — быстро спросил Академик.

— Нет. Но Пашка делает нам одолжение — поднимает людей. Кричит, что нельзя хорошо и беззаботно жить, когда рядом беда. Показывает по кабельным сетям видео захваченной им школы. Школьные карцеры, комнаты пыток. А, посему, инициативных товарищей становиться все больше и больше.

— Возможности мирного урегулирования пока не исчерпаны, — вскользь заметил Второй, — но они падают с каждым часом. В России сейчас главный Матвеев. Это какой-то мелкий бюрократ, занимавшийся национальными проектами в России. Он так ничтожен, что его и оставили сторожить место Президента России. Но сейчас он обезумел и скрылся. Найти его не могут. Ни свои, ни чужие. Российская Федерация, скорее всего, уже не управляется…

— Как всегда, — кисло пронудел Другой в Сером.

— Мы пытаемся связаться с Правительством России воюющем в Антарктиде, — продолжил Второй, — это наш последний шанс на мирное решение данной проблемы.

— И как?

— Пока безуспешно.

— У них очень старая и очень плохая связь, — участливо отметил Академик, — пробуйте, может они выйдут на связь. Не сдох ли же они в антарктических льдах.

Визор автоматически сменил картинку.

— Пашка лепит из Седова и прочих героев и мучеников, — хрипло хмыкнул Другой в Сером.

На объемном мониторе в половину центрального поста внезапно вспыхнула пурпурная надпись:

«К оружию граждане!»

— Связаться с отрядом Седова можно?

— Нет, — растроенно покачал головой Второй, — связь потеряна три часа назад. Восстановить ее не удалось. Наши датчики показывают, что они все погибли. Визуальная разведка это подтвердила.

— Кончились боеприпасы? — тихо спросил Академик.

— Видимо, нет, — пояснил Другой в Сером, — наши эксперты считают, что Седов сам взорвал боезапас у всей группы. Взрывы убили их всех.

— Фанатик, — зло скрипнул зубами Академик.

— Нет. Он сыграл наверняка. Нам были нужны герои. Вот именно такие безответные храбрецы. Жившие ради человечества.

— Ты знаешь, — тихо сказал Второй, — а уже формируются боевые дружины.

— Совсем нет, — ответил Другой в Сером, — они уже сформированы. Многие склады открыты. А на поверхность доставляется оружие. Все пневмодороги забиты составами с оружием и боеприпасами. Лифты еле справляются. Вот смотри в левой части 1/5 визора. Это контейнеры с тяжелым вооружением. За ними состав с продовольствием. И так далее. Бесконечная вереница составов. И все идет на поверхность.

— Какова возможность захвата власти военными в России? — поинтересовался Академик, — вы уже переоценили ее. После нынешних событий?

— Переоценка идет каждые два часа — пояснил Второй, — возможность захвата власти военными очень мала. Практические все боеспособные и небоеспособные части в Антарктиде. Несколько тысяч уложил отряд Седова. Остались милиция и секретный комитет зачистки.

— Оставались, — поправил Другой в Сером, — в сообщении Седова есть фамилии, имена и должности всех сотрудников секретного комитета зачистки. А так же всех стукачей и завербованных. Фамилии идут на телевизионных экранах сбоку. Их можно записать в память телевизора.

— Значит и это не бойцы.

— Нет.

— Увеличь левую 2/5 часть. Да так, — решительно указал Другой в Сером, — смотри бой уже идет за наземные плацдармы.

— Да. Уже все выходы на поверхность захвачены. Теперь боевые дружины захватывают плацдармы. Россия тоже стягивает войска. Но исход наземного боя фактически решен. Даже не понятно, кто отдает приказы российским войскам. Там же полная анархия. Может, действует какой-нибудь секретный военный план? — спросил Академик.

— У них два плана на случай войны с нами, — объяснил Другой в Сером, — «Гроза» и «Метель». Оба составлены дураком Сенкевичем. Их последнюю версию мы купили у министра иностранных дел России Петренко год назад. Вся военная часть плана сплошь призывы умереть за Россию, воспоминания о победе на Куликовом поле и под Полтавой. Указание на руководящую роль партии и правительства. Восхваление гениальности Президента России. А так же государственной демократии Великой России.

— А невоенная часть, — насмешливо поинтересовался Второй.

— Невоенная? Полная титулатура Президента Российской Федерации, Министра бороны Российской Федерации. Это для подписи. А секретная часть — номера счетов, на которые переводить откаты с военных поставок Правительству России. Секретная часть самая информативная. И объемная.

— Ты знаешь, мне доложили, — сверился с коммуникатором Второй, — что федералы взяли телестанцию. И взорвали генератор. Но телепередача не прекращена. Телевизоры, по всей России, в автономном режиме транслируют сообщения Седова. Выключить телевизоры федералы не могут. Там применена какая-то сложная штука с модификацией внутренней архитектуры российских телевизоров. Вроде все работает как всегда, а алгоритм функционирования телевизора иной. Сигнал принимается один, а транслируется совсем иной. Телевизоры работают даже при отключенном питании. При этом функция поддержки Д-Х поля полностью уничтожена. Д-Х поле в России исчезло. Мы его инструментально не фиксируем уже несколько часов.

— Скорее всего, модификация функции поддержки Д-Х поля и позволяет телевизорам работать автономно, — предположил Другой в Сером, — если это так, то телевизоры могут работать автономно очень долго. И показывать то, что хотелось Седову.

— А чего они хоть показывают? — с интересом спросил Академик.

— В том-то дело, что ничего особенного. На первый взгляд. Идут совершенно обычные передачи. Официального телевидения. Но произвольно меняется текст сообщений. Какие-то вставки в видеоряд. Переключаешь передачу, а на экране вспыхивает «Президент России дурак». Пытаешься глушить, а там уже горит «Жаров мудило». И полный набор таких шуток. Картинки при этом появляются соответствующие. Наши электронщики уже надорвались со смеха. Иногда дикторы начинают танцевать голышом. Плеваться друг в друга, играть в снежки. Представляются так: «С вами первый самый лживый и вонючий передальный анал». В одном из эпизодов, принятых нами, милая бабушка подробно объяснила схему получения денежных откатов министром Сергеевым. В другом сообщении детский хор дружно пел: «Правительство кыш, на Запад брысь, а Президент России мышь». И такие передачи по всем федеральным каналам.

— Жестоко для виртуальной российской власти, — покачал головой Академик.

— Грамотно сработанно, очень изящное решение, — согласился Другой в Сером.

— Российская телевизионная диктатура рухнула, — тихо констатировал Второй.

Академик кивнул.

— Самая последняя информация, — Второй оперативно увеличил один из участков, — в России начались мятежи.

— Народные восстания, — поправил Академик.

— А это зависит от их результата, — усмехнулся Второй.

— Мятежники, — Второй поймал взгляд Академика и поправился, — восставшие вступили в переговоры с карантинными зонами. Они стали требовать оружие от нас. И военную помощь. Сигналы с поверхности растут лавинообразно. На контакт с нами идут лидеры различных групп. Они передают сообщения на разных частотах. Нам сложно им отвечать. Даже трудно дешифровать. Но ясно, что в России всеобщее народное восстание.

— Скоро начнутся стихийные расправы с чиновниками, ментами, судьями и работниками заготконтор, — предположил Академик.

— Уже начались, — ответил Другой в Сером, — толпы вооруженных палками, арматурой, обломками мебели стали врываться в государственные учреждения. И убивать всех. На юго-западе Москвы горит заготконтора. Остатки Российской Армии отходят к Садовому кольцу. Видимо, это последний рубеж обороны. Они примут смертельный бой там.

— Восстаний, — отметил Второй, увеличив одну из частей экрана визора, — все больше и больше. Множество электронных судей разбито. Растет число убитых ментов. Тепловизоры показывают массовые поджоги правительственных и муниципальных зданий. Идет стихийная расправа с представителями павшего режима.

— Нам пора вмешаться, — заявил Академик, — нельзя допустить стихийного буйства толпы. Надо уменьшить число жертв и масштаб разрушений. Немедленно вызывайте службу охраны покоя.

Вскоре Другой в Сером сообщил:

— На связи второй плацдарм развертывания.

В увеличенном участке визора появилось изображение подтянутого человека холодные глаза, которого строго смотрели с худощавого лица:

— На связи Советник желтого звена службы охраны покоя Абельсин. Мы получаем все более тревожную информацию. В России развернулось народное выступление. Служба охраны покоя готова вмешаться. Настроение единое: идти на помощь россиянам и спасать их от варварской тирании. Только за последний час в службу охраны покоя вступило сорок тысяч человек. Мы ждем ваших распоряжений.

Пауза.

Она затянулась.

— Приказаний, а не распоряжений, — неожиданно четко выговорил Академик, нарушив молчание, — Приказов генерал. Вы не ослышались. Приказов. Да теперь вы генерал Абельсин. Начинайте исполнять протокол номер девять и одиннадцать директивы «Т». Вы дождались. Теперь вы Армия Обороны. Поздравляю.

Генерал Абельсин легко усмехнулся, склонил голову и пропал с экрана.

— Развертывание проведено, — спокойно сообщил Другой в Сером, — войска находятся на позициях уже трое суток.

— Три дня на позициях была служба охраны покоя, — снова поправил его Академик, — наша армия только выступает.

— Это прямое нарушение первой статьи Богородицкого договора.

— Со стороны России его все равно уже некому соблюдать.

— Это война, — коротко бросил Второй.

— Революция, — ответил Академик.

— Дождались?

— Да.

— Осталось только повернуть ее в нужное русло, — скептически улыбнулся Другой в Сером.

 

Глава 5

Между тем война с Антарктидой заканчивалась. Четыре колонны русско-казанской армии успешно продвигались по территории Антарктиды. Потери союзников были весьма незначительны.

Линия обороны антарктических войск была удачно прорвана. Бомбардировка и длительный обстрел парализовали Мирный.

По уверениям Ермака оставалось лишь несколько очагов сопротивления, на уничтожение которых потребовалось бы буквально несколько дней. Поэтому Президент России совершенно не удивился когда ему сообщили, что Антарктида выслала парламентеров. В сообщении антарктидов переданном на частоте международных переговоров говорилось о желании вести переговоры о капитуляции.

Узнав об этом, Жаров запретил сообщать что-либо Ермаку. Президент России решил принять парламентера на своем флагманском буере. И под российским флагом принять капитуляцию разбитой Антарктиды.

Через несколько часов появился парламентер — высокий и статный человек в черно-белом боевом комбинезоне. Парламентер откинул визор боевого шлема, но не отключил автономное питание боевого комбинезона и над его плечом шел пар от работающего вентилятора.

— Каковы ваши полномочия, и какие ваши предложения? — настороженно осведомился Жаров. Президенту России лицо парламентера показалось очень знакомым.

— Мы предложили бы вам сдаться, — коротко и решительно заявил парламентер.

— Нам? — не понял Сенкевич, — сейчас, когда первая линия ваших укреплений прорвана и вот мы захватим командный пункт. И сейчас нам сдаваться?

— Конечно, а когда же еще, — мило промурлыкал статный парламентер, — потом будет поздно. Потом сдаваться будет некому.

— Стоп, — рявкнул злой, не спавший несколько дней, Жаров, — стоп, переговоры могу вести только я. Только я Президент великой России.

— вот и прекрасно, — собеседник из Антарктиды улыбнулся.

— Кто вы собственно такой? — задал вопрос Жаров.

— Я? Я Генеральный контроллер Антарктиды, — спокойно ответил статный, — зовут меня Мельцер Фрис.

— Хорошо, — кивнул Сенкевич.

Жаров бешено посмотрел на Сенкевича и промычал:

— То-то, мне ваше лицо знакомо. Это вы предательски вели трансляцию на Евросоюз?

Мельцер Фрис поклонился.

— Не будем уточнять Мельцер Фрис это фамилия, кличка или имя, — совершенно не к месту, хихикнул розовощекий Петренко, безмерно довольный после очередной инъекции.

Президент России, под столом, сильно лягнул ногу Петренко. Министр иностранных дел обиженно замолчал и начал растирать ушибленную ногу.

— Вы имеете полномочия вести переговоры? — резко спросил Георгий Константинович.

— Конечно, — Мельцер Фрис слегка склонил голову, — вот верительные грамоты моих полномочий.

Фрис аккуратно положил пухлую бордовую папку перед Президентом России. Жаров быстро раскрыл ее. Стал перебирать бумаги.

— Надеюсь что это предложение о капитуляции, — не выдержав длительной паузы, заявил Сенкевич.

Жаров толкнул Сенкевича локтем.

— Конечно, — Мельцер Фрис оценивающе посмотрел на собеседников, — о капитуляции, о вашей капитуляции.

— Да что несешь! — огромная туша министра обороны Сенкевича стала вылезать из скрипящего кресла. Сенкевич судорожно хватался рукой за ремень комбинезона — где у боевых офицеров висел энергопистолет. У Сенкевича там была пустота.

Президент приподнялся, схватил Сенкевича за ворот комбинезона и рывком усадил в кресло.

— Сидеть, — прошипел Жаров министру обороны, — сидеть.

— Я хотел бы поговорить с Президентом России, — не смутился Мельцер Фрис, — а он еще пока один. Я правильно понимаю?

— Да, еще один, и это я, — Жаров еще раз осмотрел антарктического наглеца, — ваши грамоты датированы несколькими столетиями назад. В них сказано, что податель сего является легитимным представителем Антарктиды. Грамоты визированы ООН, Евросоюзом, США и Российской Федерацией образца 2079 года. Странно, но я ничего о подобном не слышал.

— Но документы подлинные, — сказал Петренко, внимательно разглядывавший их через плечо Жарова, — на них есть специальные знаки. Вот посмотри, Жора, здесь вместо точки запятая, а здесь буква «С» напечатана наоборот. Это особые опознавательные опечатки. Они намеренно делаются в документах. Это подлинник. Хотя и очень старый.

— Грамоты подлинные, — тихо, но уверенно подтвердил Мельцер Фрис, — можете не сомневаться.

— Будем считать, что вы полномочны вести переговоры с нами. Пожалуйста, присаживайтесь, — Президент России указал на зеленое кожаное кресло напротив себя.

Мельцер Фрис элегантно сел. Положил ногу на ногу. Президент России сжал зубы, но промолчал.

— Но вам не кажется, что ваши требования, мягко говоря, не совместимы с реальным положением вещей, — наконец, сказал Жаров Мельцеру Фрису.

— Нет. Не, кажется, — ответил тот и снова улыбнулся.

— Коллега правильно сказал, что еще несколько часов и наши войска ворвутся на ваш командный пункт. После его разгрома начнется агония всей вашей свободной республики и наголову разбитой армии.

— Конечно, — охотно согласился с Жаровым Генеральный контроллер Антарктиды, — это мы не отрицаем. Наше военное положение, практически, безнадежно. Мы проиграли войну. Это факт. И этот факт мы не будем скрывать. Мы совершенно согласны с вашей оценкой нашего военного положения.

— Тогда почему именно мы должны сдаться? — в упор спросил Георгий Константинович Жаров, — почему бы нам не добить нашу знойную республику? Прихлопнуть ее как назойливого саботажника!

— Хорошо, — Мельцер Фрис свободно откинулся в кресле, — а что будет дальше?

— Дальше, — зло выкрикнул министр обороны, который никак не мог успокоиться, — дальше мы перебьем всех ваших умников, разрушим, передатчики и вернемся домой. С победой.

— Правильно, пра-виль-но, — пропел улыбающийся Мельцер Фрис.

— Так чего ты нам голову морочишь!? — выкрикнул Сенкевич.

— Мне просто интересно как вы вернетесь домой? — Мельцер Фрис переставил ноги под столом. Стол немного качнулся.

Российские представители молчали.

Петренко быстро вытер салфеткой лицо — уж он-то стал понимать, куда клонит этот черный, статный дьяволенок.

— Все просто, — старший контроллер Антарктиды внимательно всмотрелся в лица Жарова, Сенкевича и Петренко, — вы победите нас. В этом уже нет сомнений. Это вопрос нескольких часов. Но победа достанется Ермаку с его головорезами. Он давно метит на место владыки Европы и Азии, а Антарктиду он и так захватил. Ему сейчас до победы рукой подать — несколько часов, может быть дней. И все: он великий полководец, стоящий во главе непобедимой армии. Далее — если Ермак и не решит перерезать вас сразу, то отложит это на пару — тройку дней. Но если он так хитер, что и не вздумает вас вырезать, как вы вернетесь домой?

— Как пришли, так и вернемся, — мрачно буркнул Сенкевич.

— Оно конечно так, — Мельцер Фрис снова широко улыбнулся, — но у вас колоссальные потери в транспорте. И в последнем штурме и в преследовании вы потеряли множество транспортных машин. И если Ермак оставит вас в покое, то сможете ли вы пересечь бандитскую Азию? На долгом пути отбиться о китайцев, бандитов и вернуться домой?

— А об этом мы подумаем на твоей могиле, — пискляво выкрикнул агрессивный Сенкевич.

Георгий Константинович тоже понял, мысли Мельцера Фриса. Президент России спокойно спросил:

— К чему вся эта демагогия?

— Просто это попытка достичь обоюдно выгодного компромисса, — Генеральный контроллер Антарктиды стал серьезным, — повторю обоюдно выгодного компромисса. Который спасет и вас и нас.

— А подробнее, — Жаров положил локти на стол.

— Для вас поход на Антарктиду ловушка, — Мельцер Фрис придвинулся к столу, — и многие из вас поняли это с самого начала. Но уклониться вы не могли. Вас слишком затерзали спонсоры и всякие европейцы. Впрочем, такова была российская политика, целиком завязанная на выполнение требований иностранцев.

Сказав это, старший контроллер Антарктиды насмешливо посмотрел на Петренко. Министр иностранных дел России, к своему глубокому уважению, не смутился.

— И вы вынуждены были пойти на эту ненужную вам войну. А Европа просто сдала вас этому кровавому псу — Ермаку. И все, — Мельцер Фрис, величественно-медленно, обвел взглядом российское правительство секвестрированного образца, — но расчет был глубже. И если вас не убьет Ермак. В чем я, почему-то, сомневаюсь. То вам зарежут какие-нибудь бандиты, тысячами гуляющие на просторах Евразии. Им поживиться ослабленной армией, без транспорта, припасов и оружия самое милое дело. Но и это не все. Если вы вернетесь в Россию, а это очень мало вероятно, то вас встретит восставшая Россия. Ваши министры, все эти Сергеевы, Матвеевы, Фомченко или не смогли подавить народное восстание или сами спровоцировали его. Сейчас Россия уже не принадлежит вам.

Жаров испуганно посмотрел на Сенкевича, Петренко обхватил руками голову.

Мельцер Фрис сделал длинную паузу:

— Той страны, что вы оставили уже нет. Россия восстала. Телевидение показывает то, что происходит, а не то, что нужно вам. Многие ваши продажные журналисты казнены. В прямом эфире. О сопротивлении милиции и речи не было. Ее как не бывало. Наиболее храбрые милиционеры попрятались, а трусы и слабаки покончили жизнь самоубийством. Армия разбежалась. Правда, не вся. Некоторые солдаты перешли на сторону революции. И теперь режут ваших чиновников и заготовителей…

— Этого и следовало ожидать, — сипло проскрипел Михалкин, — мы уродам страну оставили. Знал бы об измене…

Мельцер Фрис не обратил никакого внимания на слова Михалкина. Генеральный контроллер Антарктиды спокойно продолжал говорить:

— Ваш главный сатрап Сергеев уже сдался восставшим. И призвал секретные службы прекратить сопротивление. Сдаться. И сдаться как можно быстрее.

— А как же Матвеев? — с надеждой в голосе спросил Жаров.

— Министр Матвеев сделал гильотину из подручных средств. И убил себя. Его тело с отрубленной головой найдено в его личном блоке. Блок был закрыт изнутри. Найдена и записка Матвеева, где он капитулирует перед высадкой марсианских пришельцев. А свое самоубийство объясняет виной за личную слабость в области горла. В записке был, так же, призыв отказаться от выдачи водительских прав диабетикам и пьющим подросткам.

— Каков исход! — ошеломленно произнес побледневший Михалкин.

— А что вы хотели? Нельзя назначать министрами людей больных прогрессирующим маниакально-депрессивным психозом, — злобно огрызнулся Жаров.

— Еще был какой-то министр Фомченко, — продолжил рассказывать старший контроллер Антарктиды, — или Фоменко. Он куда-то исчез. Его до сих пор найти не могут.

— Партизанит? — высказал предположение Сенкевич.

— Заткнись, — зло оборвал его Жаров, — замолчи убогий. Ты уже допартизанился! Ишак в погонах! Тебе козел только откаты за военные поставки получать! Заткнись, а то я тебя сейчас кончу!

— А я чего, — панически закричал министр обороны России, — это Петренко нас в засаду завел! Он нас слил! Петренко виноват во всем! Он вон и сейчас спрятался! Смотрит на край стола отодвинулся! Ох, прав был святой Владыка — нехристь он!

— Молчи урод! С Петренко особый спрос! А сейчас о тебе паскуда! Это ты провалил мою модернизацию, основанную на инновациях, — грозно заорал на Сенкевича Жаров.

— Это потому, то вы мне инноваций не дали, — всхлипывая, зарыдал Сенкевич, — даже самых маленьких. Ну, самых крошечных инноваций мне не досталось. Таких маленьких, милипусеньких инноваций! Инноваций иноваторских!

— Ой, молчи! Молчи мудак, ты еще нанотехнологии вспомни, — выкрикнул Петренко.

— Не при делах я. Не виноват я в ваших нанотехнологиях, — еще сильнее зарыдал Сенкевич, — я себе только дом в Гаграх хотел. Построить. Виноват только в том, что должность себе купил. В этом виноват. Да не хочу я воевать. И не умею. Но должности доходной, кроме этой не было. Пощадите меня, я хороший! Я мебелью могу спекулировать. Мебель знаю. Отпустите меня домой! Отпустите!

— Так заткнись уж, — бешено крикнул Президент России, — иначе зашибу! Насмерть зашибу!

Мельцер Фрис спокойно смотрел на всю эту правительственную канитель.

— Не обращайте на него внимание. Он три дня без кокаина. Нервы совсем сдали, — любезно обратился к Фрису Петренко.

Сенкевич тем временем сполз под стол и заплакал:

— Домой хочу! Домой! К маме! Ыыыы!

— Нужен кокаин, — с надеждой посмотрел на Генерального контроллера Антарктиды Петренко, — хотя бы искусственный. По сходно цене, разуметься. Вы не могли бы мне посодействовать. Гешефт пополам. Я даже скидки не буду просить. По твердой цене возьму.

— А! Аааа! — как резанный заорал из-под стола министр обороны России.

Михалкин тяжело вздохнул и полез под стол. Раздалось несколько глухих ударов.

Михалкин медленно вылез из-под стола:

— Я его вырубил. Оглушил.

— Не убил, надеюсь, — прошипел Жаров.

— Да нет, — вытер руки о комбинезон Михалкин, — министр обороны у нас живучий. У него жир вокруг головы на три сантиметра. Такого сразу не убьешь. Надо сначала жир срезать. А потом уже убивать.

— Продолжим? — мило поинтересовался Мельцер Фрис.

— Конечно, конечно, — быстро согласился Жаров, — вы не подумайте, что это у нас постоянно. Нашелся один слабонервный. Но это скоро пройдет.

Президент России осекся.

— Тогда продолжим. Ситуация для вас безвыходная, — весело заговорил Мельцер Фрис, — может вам и удастся избежать уничтожения Ермаком и бандитами. Но Россию вы захватить не сможете. Для этого вам нужна помощь со стороны. Наша помощь.

Слушая его Жаров, неосознанно кивнул тяжелой головой. Петренко умело прятал глаза. И только Михалкин налился кровью и зло смотрел на гордого наглеца из Антарктиды.

— Рассудим, здраво, — сказал Мельцер Фрис наслаждаясь произведенным эффектом, — для вас эта операция это конец. Но и для нас тоже. Нам ваша война уже стоила тысяч солдат и колоссальных разрушений. Дальше будет тяжелее, и скоро вы нас разобьете. Чем подпишите себе приговор. В Россию вы не попадете, а отчаявшийся российский народ пригласит к себе на княжение мудрого и опытного полководца — Ермака. Ермака поддержит Евросоюз, которому нужна сильная власть в России. А спонсорам и вовсе все равно кто сидит в Кремле и кричит о великой России. Россиянам и Ермак подойдет. Хотя он известный педераст. В конце концов, это вопрос живота, а не разума.

Мельцер Фрис замолчал.

Георгий Константинович смотрел на старшего контроллера Антарктиды тяжелым немигающим взглядом. Президент России слишком давно понял всю сложность положения и безысходность борьбы.

— Что ты предлагаешь, — с трудом, разжал сухие губы Жаров.

— Все просто, — Мельцер Фрис сделал легкий жест, — услуга за услугу. Вы поможете нам, а мы поможем вам. Все просто.

— И в чем будет ваша помощь, — едко спросил Михалкин, все еще мечтавший разгромить и уничтожить крошечное войско наглецов, — в чем заключается помощь наголову разгромленных врагов.

— Враг моего врага мой друг, — Мельцер Фрис прямо смотрел на Жарова, — вы формально нам сдадитесь. Согласен, что это неправильно, но надо именно так. Это единственный выход. А потом мы вместе вернемся в Россию и раздавим ваших врагов. Мы сможем отремонтировать вашу технику, пополним ряды армии наемниками. Боеприпасы и амуниция у нас есть. И есть в достатке. Тогда мы вместе победим. Альтернатива же проста: или мы победим вместе или погибнем.

— Но, — спросил парламентера Петренко, — что вы потребуете от нас за помощь? Ведь вы осознаете, что возврат контроля над Россией стоит дорого.

— Ничего, — старший контроллер Антарктиды Мельцер Фрис весело помотал головой, — мы не ваши азиатские спонсоры. И не Евросоюз. Это они за подавление каждого мятежа требовали от Правительства России все больших и больших уступок. Мы другие. Вам только и надо будет официально признать нас и подписать пакт о ненападении. Вам нечего делать здесь, а нас не интересует Европа и Азия. Мы торжественно откажемся от территориальных претензий друг к другу. Откажемся вести пропаганду друг против друга. И постараемся быстрее забыть все происшедшее.

Мельцер Фрис закончил речь и нервно сглотнул.

Петренко с надеждой посмотрел на Жарова:

— Господин Президент это аналог Богородицкого договора. Он очень выгоден для нас. Как очень был выгоден Богородицкий договор. Вы же помните, я докладывал…

Жаров молчал.

— Единственный выход, — Мельцер Фрис вновь стал очень серьезным, — это неожиданно переменить планы и выиграть. Сорвать банк, в последний момент, пользуясь победным упоением противника. Вашего и нашего противника — Ермака.

— Хорошо, — Георгий Константинович навис над столом на локтях, — но как нам остановить Ермака?

— А вы его не контролируете? — усмехнулся, в ответ, Мельцер Фрис.

Теперь даже боевой Михалкин растерянно развел руками.

— Это тоже просто, — Мельцер Фрис широко улыбнулся, теперь как довольный хищник, — у вас есть частоты его позывных и свои радисты. А у нас есть еще несколько групп штурмовиков. Их хватит для точечных ударов по основным боевым группам Ермака. Даже не по группам, а по флагманским буерам. Мы уничтожим командование казанской армии, а ее остатки сдадутся в плен сами. Если вы нам поможете, то мы разом решим казанскую проблему.

Мельцер Фрис резко махнул ладонью параллельно поверхности стола как-бы снося буйную голову Ермака.

— А как же наблюдатель спонсоров? — растерянно спросил о больном Петренко.

— А этот уголовник Уи На? — Мельцер Фрис успокаивающим взглядом посмотрел на министра иностранных дел, — нам до него нет дела. Мы хорошо знаем, что он вредитель и двойной агент. На всех работал. Поэтому мы его уничтожим. Немедленно. Конечно, у него были некоторые обязательства перед Правительством России. По всем известным поставкам специальных медикаментов. Мы сможем компенсировать отсутствие этих поставок препаратами, которые не хуже. Поверьте мне наши препараты не хуже, а даже лучше. Вы это сразу поймете, как только их попробуете.

Петренко успокоился, заулыбался, а Мельцер Фрис невозмутимо поправил локон своей прически.

— Ладно, — Жаров посмотрел в поверхность стола, с которого должна была слететь голова Ермака, — а зачем нам сдаваться?

— Это формальность с одной стороны, — быстро пояснил Мельцер Фрис, — а с другой Европа и Россия будут считать, что вы вышли из игры и поэтому неопасны. Вас перестанут бояться, и наш совместный неожиданный удар принесет быстрый успех.

Петренко неожиданно выхватил коммуникатор, прослушал сообщение и заявил:

— Звонил Патриарх и сказал, что наступает день Большой Осы. И нам всем крышка.

— О господи, как не к месту это! — нервически потер виски Михалкин.

— Аллилуйя нах, — задорно крикнул Петренко.

— А когда вы планируете начать поход на Москву, — Жаров уже мысленно сдался и думал о своем политическом будущем.

— Как только разгромим Ермака. Починим транспорт. Так сразу и выступим, — Генеральный контроллер Антарктиды прикинул в уме цифры, — авангарды могут выйти уже через пять-семь дней. Основная масса армии двинется через две недели. Но эти сроки зависят сейчас только от вас. И сроки, и количество войск. И сама операция.

— Хорошо, но войска не очень-то надежны, — уже робко сказал Петренко, — много в них недовольных и просто всяких разных. Их ведь с миру по нитке собрали.

— Вот поэтому, — Мельцер Фрис улыбнулся, — мы и планируем их пленение по частям. Чтобы избежать провокаций и шума. Нам важно, чтобы потери были как можно меньше. Надеюсь, что стремление снизить потери у нас обоюдное?

— Конечно, — согласился Михалкин, — в нашем гуманизме вы можете совершенно е сомневаться.

— Это на будущее, это на будущее, — сипло сказал Президент России, — а сейчас нам хотелось бы, что бы на первое время вы оставили нам небольшой гарнизон. Пока мы не создадим новую армию. Надежную и политически корректную армию.

— Наверное, это можно устроить, — мягко кивнул головой Мельцер Фрис.

— Тогда, — Жаров неуклюже поднялся, — от имени Российской Федерации я капитулирую.

— Мы тоже капитулируем, — Михалкин и Петренко медленно поднялись из кресел.

Старший контроллер Антарктиды что-то быстро набрал на панели своего коммутатора.

Сенкевич громко застонал под столом:

— А. Оооо! О!

— Он тоже сдается, — торжественно заявил Президент России, правильно истолковав стоны министра обороны.

— Теперь, когда сдался и министр обороны, наша капитуляция отвечает всем международным нормам, — возвышенно объявил Петренко, — правительство России официально капитулировало!

Мельцер Фрис снова улыбнулся широко и весело:

— Приятно иметь дело с умными людьми. Передайте нашим частям караулы у орудий, у оружейных погребов, в машинных отделениях буеров. А так же частоты вашей связи. Если вы не против, то радиорубки мы немедленно опечатаем. Так же нам необходимо получить списки вашего личного состава.

— Конечно, — сразу согласился Георгий Константинович Жаров, — это нормально.

— Вот и отлично, — Генеральный контроллер Антарктиды Мельцер Фрис наконец поднялся из кресла, — считайте, что вы наши гости. И не просто гости, а желанные гости.

В каюту буера вошли трое солдат в одинаковой черно-белой форме. Они деловито заняли место у раздвижной двери, деликатно стараясь не греметь оружием.

— Здесь господа вас никто не потревожит, — завершил разговор с пленниками Мельцер Фрис, — можете спокойно отдыхать. Наверное, вы этого заслуживаете.

 

Глава 6

Флагманский буер Ермака стоял на левом фланге боевой линии. Ремонтировался. Европейцы умудрились впихнуть Ермаку рассыпающеюся на ходу боевые машины. Сражения с антарктидами надежности древним буерам не добавили. Ходовые генераторы потеряли половину мощности. Электроника большей частью отказала. Орудия главного калибра расстреляли свои стволы. А вспомогательные орудия, на большинстве буеров, были сняты еще до похода, что бы снизить нагрузку на умирающие генераторы.

Рассмотрев бесконечные ремонтные ведомости, Ермак долго бушевал, но на текущий ремонт согласился. Иначе главный инженер казанской армии предсказывал окончательный выход буеров из строя.

И сейчас на казанских буерах шли спешные ремонтные работы. Не имея запчастей, казанские инженеры старались заставить работать хоть какие-нибудь механизмы.

Ермак отдыхал в адмиральской каюте своего линейного буера. Его радовала спартанская обстановка и строгость этой каюты. Его радовало и то, что он не возгордился от громких побед блестящего Антарктического похода. А на то, что подчиненные стали низко кланяться перед ним Ермак предпочитал не обращать внимания. Он воспринимал это как закономерное внимание к себе — великому полководцу. Война подходила к концу, и Ермак чувствовал это. Чувствовал… мозгом.

— Товарищ командир, важное сообщение, — сухопарый сексуальный радист с низким поклоном подал Ермаку Романову розовый бланк телеграммы.

— Что там? — мимоходом поинтересовался генералиссимус Ермак.

— Президент России, этот Жаров, — радист скривился при упоминании имени, — просит принять его для обсуждения сроков операции по штурму последней линии обороны Антарктидов.

— Он что не знает, что мы в ремонте, — спесиво бросил Ермак, — благодаря ему, и его европейским дружкам у нас отказывает вооружение и ходовые механизмы.

— Московит не знает об этом, — радист поклонился еще ниже, — он желает обсуждать окончание нашей славной войны.

— А чего обсуждать, — оскалился Ермак, — завтра начнем операцию. Сейчас инженеры латают наши буера. Завтра они их починят или эти тупые инженеры будут уничтожены. Но я знаю, что завтра буера будут в исправности. Потому, что никто из инженеров не захочет сдохнуть в буерном трюме. И этому российскому идиоту не удастся отложить атаку. Мы начнем ее или с ними или без них. Сами тоже справимся. Не впервой.

— Нет, — снова поморщился радист, — Жаров предлагает обсудить как раз ускорение штурма. И он предлагает начать атаку сейчас. В телеграмме говориться, что Российская Армия может передать нам запасные части, ремонтные материалы, помочь механиками. Жаров еще, хотел бы присутствовать на вашем командном пункте во время последней атаки.

Ермак хмыкнул.

«Ну и дурак этот Жаров Мало того, что передал мне командование, оказался заложником. Так он еще добровольно лезет в плен. А его еще великим политиком считали. А он так — фуфло надутое, дурак. Дурак. Ладно, если ему так хотеться, то пусть сам сдастся. Нам же меньше хлопот».

— Ладно, — ответил Ермак через мгновение, — передай, что мы готовы его принять. Пусть подгоняет транспорты с запасками. Мы примем в дар некоторые запасные части. А так же несколько орудий.

— Есть, — ответил радист и неслышно удалился.

Адъютант бесшумно наклонился к генералиссимусу:

— Товарищ, командир, что-то подозрительно. Раньше у Жарова не наблюдалось такого желания воевать. Как бы ни было чего…

— А, — махнул рукой Ермак, — этот козел и в жизни не решиться ни на что храброе. Конечно, это странно, что он решил поделиться с нами материалами. Странно. Но еще более странно, что он согласился на мое назначение генералиссимусом. Я тоже тогда ждал подвоха. А потом понял, что это из-за трусости Жарова. И сейчас он примазаться просто решил к нашей славе. Ему хочется постоять на мостике атакующего линейного буера. Посмотреть на огонь главного калибра и атаку морской пехоты. Пусть постоит. Пусть посмотрит.

— Но меры предосторожности? — тихо напомнил адъютант, положив руку на кобуру.

— Хорошо, — согласился с разумным советом Ермак, — вызовете усиленную штурмовую группу морской пехоты на мостик. Усильте караулы на переходах. Раздайте ручное оружие машинной команде. Отмените часы отдыха. Объявите всем повышенную степень боевой готовности. А ты главное не ревнуй. Этот жирный московит не может изменить мое отношение к тебе. Понятно?

— Понятно.

— Тогда исполняй!

— Есть, — четко щелкнул каблуками адъютант.

Дверь каюты открылась.

Вошел радист и низко поклонился.

— Товарищ командир, Жаров ответил, что прибудет через пятнадцать минут. Транспорты с запасными частями придут немногого позже. Жаров так же запросил список необходимых материалов для ремонта наших буеров. Он нам предложил несколько новых генераторов.

— Добро, — генералиссимус кивнул головой, — мы согласны принять эту дань московитов.

Радист неслышно скрылся.

— Я же говорил тебе, милый, что он трус. Трус и пидор. Пидоры они все трусы. Но наша игра должна быть тонкой. Поэтому мы должны его встретить хорошо, — обратился к адъютанту Ермак, — я его буду ждать на батарейной палубе. Отзови штурмовую группу, много чести для этого урода. Я его встречу один.

Ермак уловил взгляд адъютанта:

— С тобой, конечно. Вместе с тобой. Встречу его как солдат солдата. И очень надеюсь, что увижу этого вонючего русского педрилу в последний раз.

— Есть, товарищ командир — принял к исполнению приказ адъютант.

Ермак, как он и задумал, ждал Президента Жарова на батарейной палубе. За генералиссимусом в двух шагах слева, точно по уставу, стоял адъютант. Этим Ермак проявил свое презрение к московскому правителю — вместо свиты с телохранителями у казанца был только один верный адъютант. Да и только потому, что этого требовал устав. Ермак искренне верил в свою скромность и хотел, что бы в нее верили и другие.

— Президент России Жаров, — прогудел динамик на батарейной палубе.

— Открыть шлюзовые люки, — громко приказал адъютант.

Входные люки открылись. Оранжевые лампы, предупреждающие об открытии люков зажглись.

Все было, так как должно быть. И скоро на небольшом винтовом трапе перед Ермаком должен был появиться Жаров. А Ермак, уже входивший в роль отца народов, хотел, увидев российского Президента спуститься к нему. И просто, просто по-солдатски обнять. Сжать в объятиях. А потом провести на мостик, показать панораму последнего боя. Пусть проклятый московит потешиться последними часами своего мнимого величия.

Трап тяжело загремел.

Слишком поздно Ермак отвлеченный видением своего триумфа понял, что по трапу не поднимаются неуклюжие московские вельможи, а бегут выдрессированные на полосах препятствий и ледяных полигонах черные солдаты.

Генералиссимус успел отскочить от горловины трапа, когда на нем показались бойцы в черно-белой форме.

— Тревога! Предательство! — истошно закричал в боевой ларингофон адъютант.

Ермак вырвал из бортовой укладки энерговинтовку, сорвал предохранитель и выстрелил.

Антарктиды открыли ответный огонь. Но сразу на боевом трапе могло стоять не более двух человек. Это отсрочило гибель Ермака. Он стал быстро отступать вглубь буера и отстреливаться.

Антарктиды потеряли нескольких солдат, но вскоре они оказались в широком коридоре. Это позволило штурмовой группе развернуться и открыть очень плотный огонь. Несколько зарядов взорвалось около Ермака, но и генералиссимус меткими выстрелами подбил нескольких солдат противника.

— Командир, гранатомет! — закричал адъютант.

Из — за спин штурмовиков Антарктиды показался солдат с громоздкой трубой плазменного гранатомета.

Ермак попытался его снять, но только сбил прикрывавшего гранатометчика солдата.

Адъютант бросился к Ермаку и прикрыл его своим телом. Это было в традициях великой казанской армии. И ярко-красный шар размером с баскетбольный мяч метнулся в Ермака.

Взрыв.

— Добить, если живы, — энергично приказал офицер Антарктидов, которого, большего всего, заботила скорость захвата флагманского буера.

Штурмовики рассыпались по буеру. Они врывались в кубрики, орудийные площадки, в машинное отделение. Везде гремели взрывы, скрипели переборки, валил удушливый дым горящего пластика и плавился металл.

Не смотря на то, что командующие Антарктической армии бросили на захват флагманского буера Ермака лучшие штурмовые части бой длился более пяти часов.

Так же отчаянно сопротивлялись и другие буера казанской армии.

Эти штурмы дорого, очень дорого обошлись Свободной Армии Антарктиды.

Среди преданных Президентом России был и рядовой Василий Акушкин.

Его «Дмитрий Донской» — тяжелый буер, был в бою с первого дня кампании.

«Дмитрий Донской» строился для великих дел, еще в эпоху Попытки возрождения Империи. Но не сложилось. Ни у русских, ни у американцев. И вероятные противники «Донского» — могучие «Аляски» и «Миссури» уже разобраны для домашних нужд ушлыми чукчами, осевшими в центральной Мексике. А российский буер спокойно гнил в редких поездках вдоль западной границы страны — самой безопасной и мирной.

И вот по сугубо военной необходимости этот старый и заслуженный буер был наскоро починен на российских заводах. Кое-как перевооружен европейцами и отправлен покорять Антарктиду.

«Дмитрий Донской» побывал в нескольких горячих делах и сейчас в его бортах тускло светились пробоины, в машинном отделении до сих пор гудел пожар. Буер потерял треть состава убитыми и ранеными. Но не вышел из боевой линии, за что был трижды отмечен в приказах главного командования.

Вася терпеливо ждал в кубрике. Заданий у его отделения было мало. Только раза два или три они ходили в атаки. И всегда успешно. Запомнилась лишь одна атака, когда они захватили продпаек Антарктидов. Вася сражался хорошо. И Акимыч намекнул ему, что его срок сократили на целый год.

Сейчас все было тихо. Несколько дней «Дмитрий Донской» стоял без движения. Генератор запускался только для поддержания жизнеобеспечения корабля. На корабле было душно, вода выдавалась по сокращенным нормам. По буеру ходили слухи, что потеряна связь и, что готовиться решительный штурм Антарктиды.

С вечернего совещания в кубрик вернулся неожиданно злой Акимыч.

— Готовьтесь, — проскрипел он, — скоро пойдем наверх.

— Зачем? — поинтересовался Виктор, штурм?

— да нет. Все веселее. Говорят, сдаваться будем, — сухо отрубил Акимыч.

— Да ты, что? — не поверил Василий.

— Все! — рявкнул Акимыч, — я знаю не большем вашего. Готовьтесь к бою. Хорошо готовьтесь. Что будет, не знаю. Но на приказы можно и наплевать.

Сказав это, Акимыч присел в углу и стал осматривать свою вылизанную энерговинтовку.

Федька разложил на палубе гранаты и проверял запалы, а Василий резво стучал пальцем по бронежилету.

Пожилой Виктор стал точить штык для своей энерговинтовки. Он бубнил под нос:

— Совсем, наверху, помешались, еще удар и победа, воевать разучились. Мы же уже победили. А тут такое удумали…

Ворча и точа штык, Виктор нервно кусал свои отросшие за время похода усы.

В отупении они просидели, наверное, с полчаса.

Грянул ревун вызова и кубрик залил слепящий свет:

— Тревога! На боевую палубу! Марш!

— Отделение! — громко подал команду Акимыч, но все и так были на ногах.

Гуськом они быстро поднялись по трапу и выскочили на боевую палубу.

Строевой офицер быстро указал им место вдоль борта буера.

Посреди палубы стоял командир буера — старый и сгорбленный капитан. Месяц назад его зацепило несколькими осколками и белые пятна пластырей и бинтов отчетливо выделялись на фоне синего капитанского мундира.

В нескольких шагах перед капитаном стоял офицер Антарктической армии, которого стройнил строгий черный мундир. За офицером пять или шесть солдат с неизвестным оружием в руках.

Офицер терпеливо дождался, когда развернется отделение Акимыча.

— Я парламентер непобедимой армии Антарктиды. Мы предлагаем вам сдаться, — коротко предложил он капитану.

— А почему я должен это сделать, — так же лаконично ответил раненый русский капитан.

— Ваш буер окружен со всех сторон, превосходящими силами, — офицер Антарктидов был спокоен, — ваше командование сдалось, и их сообщение о сдаче мы вам передали еще час назад. Ваше сопротивление бесполезно. Оно только приведет к новым жертвам. Сдавшись, вы избежите уничтожения. Мы гарантируем вам жизнь, медицинскую помощь раненым, сохранение чинов и званий. Питание, соответствующее нормам нашей армии. Каково ваше решение?

Российский капитан не думал и секунды:

— Нет! — высоким голосом старика выкрикнул он, — никогда «Дмитрий Донской» не сдастся! Он не спустит флага, пока им командую я!

— Может, опросим офицеров и рядовых? Им умирать за российских плутократов не хочется, — предложил офицер Антарктиды.

Российский капитан не успел задать вопрос, как Виктор громко выкрикнул:

— Даже не интересуйся! Среди нас сук нету!

— Это плохо только для вас, — и парламентер легко поклонился капитану.

И тут солдаты, стоявшие за его спиной открыли беглый огонь.

— Осторожнее! — закричал офицер — парламентер, — больше берите живых! Живых берите!

Капитан, насквозь прострелянный несколькими энерговыстрелами, тяжело рухнул на палубу.

— Огонь, — выкрикнул строевой офицер, приведший отделение Акимыча и размашисто выхватил кортик.

Василий вскинул винтовку, но резкая боль пробила левую руку, а мощный удар в грудь обрушил Акушкина на палубу.

Вася увидел, как Федька припал на одно колено и метко обстреливал штурмовиков.

Акимыч стоявший ближе всех к борту, закричал:

— Не сдаваться! Слышь, вы курвы, не сдаваться!

Виктор еще в начале стычки отпрыгнул в сторону и аккуратно обстреливал цепь штурмовиков, пытаясь пробить их защиту.

Теряя создание, Василий отметил, что штурмовики откатились к дальнему борту, а их офицер ползет по палубе волоча отстреленную ногу.

— Вася! Вася, надо идти!

Акушкин очнулся мгновенно. Как будто резко включили яркий свет.

Виктор бил его по щекам и давал нюхать тампон с едкой жидкостью.

— Он в порядке, — грозно спросил стоящий рядом солдат в черном.

— Да, да, да, — поспешно ответил Виктор.

— Хорошо, скоро пойдем, — солдат еще раз внимательно посмотрел на Акушкина и отошел.

— Как бой? — слабо спросил Вася.

— Все кончилось, — Виктор протер лицо Василия, — нас взяли в плен.

— Как? — убито, спросил Василий.

— К ним подошли подкрепления, — глубоко вздохнул Виктор, — очень сильные подкрепления. Сейчас они зачистят машинное отделение и поведут нас в плен.

Акушкин подавленно молчал, по рукам текла клейкая масса, а в голове крутились яркие разноцветные прожектора.

— Мы честно дрались, — поправил голову Васи Виктор, — Акимыч и Федька погибли. Погибли как солдаты. Стреляя.

— Иначе не могло и быть, — простонал Вася.

— Да, — Виктор осмотрелся по сторонам, — но нас предали.

— Хватит лежать! — к Виктору и Акушкину подошел солдат в черном, — пошли. Поднимайтесь и пошли!

Виктор нехотя поднялся и помог подняться Васе.

— Держись за меня, — Виктор подставил Васе плечо.

Только сейчас Вася отметил, что все лицо Виктора залито кровью, одна рука висит, а на ноге наложена неуклюжая самодельная шина.

Палуба «Дмитрия Донского» была изрыта воронками и опалена. Несколько неузнаваемых тел лежало в разных позах. У самого борта лежал Федька с оторванной рукой и взорванным, выстрелом в упор, животом. Офицер, приведший сюда отделение Акимыча даже мертвый сжимал кортик и ручной кластер. А сам Акимыч неаккуратной кучей примостился у зарядного орудийного ящика. Василий присмотрелся к нему и мгновенно отвернулся — у Акимыча не было ни головы, ни плеч — одна сплошная рыжая воронка.

— Зато их-то сколько, — поддержал Васю на трапе Виктор.

Это была правда и по всей палубе черными тушами мертвых пингвинов валялись штурмовики. Уцелевшие Антарктиды зло и коротко переговаривались и постоянно оглядывались на маленькую группу пленных.

Василия и Виктора вывели из буера. Поставили в общую колонну пленных.

Длинная колонна российских пленных нелепой вереницей неслась вдаль. Конвойные, неуютно чувствовали себя в этой роли. Они гортанно покрикивали на пленных держась на почтенном расстоянии.

С каким-то садистским удовольствием Василий отметил, что среди пленных их буера все ранены, а некоторые так тяжело, что их несли или волокли.

— Честь, честь спасли, — тихо сказал Акушкину Виктор.

Колонна степенной серо-бурой змеей потекла в тисках антарктического конвоя.

Несколько часов они шли молча. За это время сделали пару привалов, а наиболее тяжелых раненых забрал санитарный буер.

— Смотри, — резко толкнул Василия Виктор.

Акушкин повернул голову и сквозь серую дымку различил громаду линейного буера.

«Петр Великий», — громко сказал кто-то из конца колонны.

Действительно это был лучший российский буер — флагман Президента России «Петр Великий». Внешне он почти не пострадал, только отключенная электронная маскировка и свет, нарушавший боевой камуфляж делал его обыденно-гражданским.

За флагманом можно было различить черные махины «Александра Невского», «Георгия Победоносца», «Михаила Кутузова», «Дмитрия Долгорукого». Все они замерли на льду огромными колоссами мощи и силы. Но и на этих линейных буерах не было видно следов пожаров или повреждений.

— Они просто далеко, — с надеждой прокричал кто-то впереди.

— Далеко, далеко, далеко, — тоскливо зашумела колонна.

Василий еще раз взглянул на «Петра Великого». Линейный буер был совершенно цел и только на освещенной боевым ИК — прожектором грот-мачте яростно развевался черный флаг с ярким белым ромбом. Флаг Антарктиды.

— Не мы сдались, а они нас сдали, — зло скрипнул зубами Виктор.

 

Глава 7

Генерал Абельсин сильно волновался. Ему впервые предстояло делать доклад перед Координационным советом. Делать особый доклад о начале большой войны. Генерал сильно волновался. Да и кто бы на его месте смог сохранить спокойствие?

Объемный визор на центральном посту осветился. Напротив генерала было трое: Академик, Второй и Другой в Сером.

— На связи генерал Абельсин.

— Мы слушаем вас генерал, — отозвался Академик.

— Господа руководство, Координационный совет, представляю вам сводку за первые сутки боевых действий. Нами заняты все шлюзовые выходы на поверхность. Захвачены все станции регулирования давления и температуры. Взяты под контроль пункты развертывания в главных городах России. Наши разведывательные дозоры прочесывают территорию вокруг шлюзов. Враг не оказывает сопротивления. Он стремительно отступает. Благодаря поступку героев группы Седова…

Абельсин посмотрел на руководство и осекся.

— Правильно, генерал, — сказал Другой в Сером, — оценка действиям Седова еще не дана. Поэтому нет необходимости приписывать Седову громкие эпитеты.

— Безусловно, она будет высокой, — вкрадчиво уточнил Второй, — но надо немного подождать.

— Конечно, генерал Абельсин, не надо использовать громкие слова, — добавил Академик, — хотя бы первое время. И вам и нам следует сохранять хладнокровие. А это значит надо забыть о ярких эпитетах и прилагательных. Обстановка требует действий, а не оценок. Вы должны правильно нас понять.

— Я вас понял. Я все понял, — кивнул Абельсин, — нами установлено, что группа Седова вывела из строя систему генераторов Д-Х поля. Эта система отключена на всей территории России. Энергетическое вооружение Российской Армии вышло из строя. Система контроля военнослужащих, основанная на использовании персональных браслетов, так же, вышла из строя. Система управления Российской Армии полностью рухнула, так как без Д-Х поля браслеты контроля не работают. Российская Армия бросает вооружение и массово сдается в плен. На этот час имеем восемьдесят тысяч пленных. Сдался даже известный мясник — генерал Востриков. Те, кто не сдался, разбегаются по домам. Несколько пограничных пунктов, с которыми нам удалось наладить связь согласились сдаться. Он очень ждут наших представителей для оформления капитуляции. Наши фильтрационные пункты забиты пленными, а поток пленных пребывает. Армия просит решить вопрос о правовом статусе военнопленных. Сейчас мы не знаем, как к ним относиться. Эти процедуры не были отработаны до начала войны.

— Хорошо, генерал, — отозвался Академик, — мы решим эту проблемы в максимально сжатые сроки. Проинформируйте нас о ходе боевых действий.

Абельсин бегло сверился со своим коммуникатором:

— На поверхности нами развернуты 1, 2,3 штурмовые бригады. 6 и 8 штурмовые бригады заканчивают сосредоточение. Наша транспортная сеть справляется с большим трудом. Отсюда и задержка в сосредоточении. Мобильные штурмовые бригады только получают вооружение. Сборка боевых машин идет по плану. Но мобильные силы еще не готовы.

— Хорошо, согласился Академик, — а как долгосрочные планы?

— 4 штурмовая бригада, усиленная 2, 3 ударными батальонами и 4 дивизионом тяжелой артиллерии развернута на кавказском направлении. 1, 5, 6 и 7 штурмовые бригады с частями усиления развернуты на европейском направлении…

— Генерал, — перебил речь Абельсина Второй, — мы с вами условились не использовать громких слов.

— Конечно, конечно, — спохватился генерал Абельсин, — 1, 5, 6 и 7 штурмовые бригады с частями усиления развернуты на прибалтийском направлении.

— Европейским оно станет позднее, — улыбнулся Академик.

Генерал понимающе кивнул и продолжил доклад:

Наступление на Казань нами успешно готовиться. Для него мы планируем 1, 2,3 и 8 штурмовые бригады. К ним присоединиться 11 мобильная бригада, как только она будет укомплектована и получит боевую технику. По данным нашей разведки в Казани нет значительных сил. Падение династии Романидов очевидно. Но в Казани сейчас главным является младший воспитанник Ермака. Авторитетом он не пользуется. Войск у него практически нет, так как они задействованы в антарктической капании. Мы можем наступать немедленно. Но наступление развернуть невозможно, пока нет политического решения. Это наиболее значительная проблема, в настоящее время…

— Оно будет, — подбодрил генерала Другой в Сером, — решение по Казани нами будет принято в сжатые сроки. Вы должны понять, что нам приходиться учитывать широкий круг проблем. И проблема Казани не самая главная. На сегодня есть и более актуальные вопросы. Но решение по Казани будет скоро. Ждите, генерал.

— Как только будет решение, — отчеканил генерал Абельсин, — мы сможем перейти в наступление на казанском, прибалтийской и кавказском направлениях одновременно. Наступательные операции уже подготовлены. Разведка проведена. Значительных сил противника нами не обнаружено. Наши удары будут быстрыми и эффективными.

— Когда вы сможете начать наступление? — поинтересовался у Абельсина Второй.

— Как только получим приказ.

— Хорошо генерал, — умиротворенно произнес Академик, — у вас все данные?

— Да. О боевых действиях у меня все. О развитии событий в освобожденных районах вас доложит мой помощник по тылу — Тамила.

В визоре возникло изображение молодой и привлекательной женщины.

— Сколько вам лет Тамила? — не удержался от вопроса Второй.

— Двадцать восемь, — несколько смутилась Тамила.

— Мой коллега хочет отметить ваши большие способности, — сказал Академик, — эффективно руководить тылом армии, в таком возрасте, это признак выдающихся способностей.

— Спасибо. Но ситуация зависит не от моих способностей. В освобожденных районах очень сложная обстановка. Практически все россияне больны. Это и наследственные и приобретенные болезни, а так же шок от смены режима. Наблюдаются и массовые последствия отравления искусственным кокаином, который вызывает наследственные мутации. Мы начали заводить медицинские карты, определять масштаб проблем. Мы осторожно проводим вакцинацию. Вычисляем хронически больных и организуем для них госпитали. Но хроников очень и очень много. Их число в три раза превосходит наши довоенные прогнозы. Мы уже потратили семнадцать процентов запасов вакцин и двенадцать процентов запасов медикаментов. Производство не справляется с нашими заказами. Назревает кризис нашей системы медицинского обеспечения.

— Производство уже увеличено, — быстро отметил Другой в Сером, — мы обеспечим столько медикаментов, сколько необходимо для наших граждан. Для всех наших граждан. В том числе и новых граждан. Смело используете все наши медицинские резервы.

— Мы уверены в том, что никто не окажется без квалифицированной медицинской и психологической помощи, — уверено ответила Тамила, — но очень плохое положение с врачами. Тестирование показала полную непригодность наземного медицинского персонала. По результатам тестирования, только четыре проценты бывших врачей рекомендованы к переобучению. Остальные банально тупы. Они не могут производить даже простые медицинские манипуляции. Нам стало известно, что врачами становились «по-знакомству» особо доверенные граждане. Но уровень подготовки этих «врачей по-знакомству» совершенно ничтожен. Фактически на поверхности не было врачей. Не было и системы медицинского обеспечения. Наиболее используемым медицинскими инструментами были электропилы для ампутаций обмороженных конечностей. Отсюда и хронические болезни и массовая смертность.

— А как с системой образования? — поинтересовался Второй.

— Ее нет, — быстро ответила Тамила, — в школах не учили, а растили. Основой всего процесса обучения была накачка детей гормонами роста. И чем больше, тем лучше. И чем быстрее росли дети, тем лучше. Так стремились восполнить пробелы системы образования и решить демографическую проблему. Следующие ступени системы образования несколько лучше. Но и они грамотных людей не выпускали. А научной и педагогической квалификации у, так называемых, учителей нет. Наземные педагоги не учителя, а охранники на фабриках выращивания людей. Своими действиями они совершали преступление против человечества. Педагоги худший человеческий материал, встреченный нами на поверхности. Они людоеды и мучители. Их нельзя привлекать к учебной работе.

— И не будем, — решительно ответил Другой в Сером.

— Мы перевели на поверхность большую часть врачей, — уточнила Тамила, — открыли курсы подготовки врачей у нас. Но испытываем нехватку курсантов. Нелепо начинать учить больных людей. Нам их надо сначала вылечить, а уже потом учить. Поэтому на подготовку врачей и учителей уйдут годы. Первый выпуск мы сможем сделать через год — полтора. А нормально система заработает лет через восемь — десять. Такова текущая обстановка в социальном секторе. Ситуация в целом безрадостная. У меня пока все.

— Ясно, — тихо ответил Академик, — вы нас не обрадовали. Но спасибо вам. Вы свободны.

Визор ярко мигнул.

— Сообщение четверного отдела, — заметил Второй переведя надпись на визоре.

— Хорошо, давайте послушаем четвертый отдел, — кивнул Академик.

Визор ярко засветился.

— Эксперт Долгопрудный, — тихо представился лысоватый мужчина невысокого роста, — я представлю доклад отдела социальной экспертизы. Анализ социально-правовой ситуации показал, что разложение российского общества зашло очень далеко. Как организованная общность оно мертво. Система интересов в российском обществе слишком различна. Более того векторы интересов полярно противоположны. В российском обществе образовались устойчивые группы — паразиты, живущие только за счет продажи природных ресурсов. Есть откровенно преступные — бандитские группировки. Членство в них наследственное. Уклониться от него невозможно.

Долгопрудный быстро сверился с записями:

— Многие российские профессиональные группы работают номинально. Получая номинальную заработную плату. Они, фактически, тоже паразиты. К этим группам можно отнести всех чиновников и всех государственных работников, военных, сотрудников правоохранительных органов. Члены этих групп не могут самостоятельно принимать решения, они не могут даже самостоятельно размышлять. Нами протестированы российские чиновники и военные, оказавшиеся в воспитательных домах. Они, поголовно, уверены в том, что в их, конкретном случае, произошла ошибка, а в целом действия российского правительства правильны. Россиян мы отнесли к общности идеологических рабов. Как в любой рабской системе лояльность российского общества в целом исключительно низкая. Это связано с воспитанием и особенностями социальной истории России.

— Что вы можете рекомендовать? — настороженно спросил эксперта Другой в Сером.

— Очевидно то, что слияние нашего общества и российского общества невозможно. Сейчас невозможно. Во всяком случае, слияние мирное и цивилизационно сообразное. Наше мнение таково, что только путем изолирования наиболее радикальных групп можно создать условия для… цивилизации российского общества. И лишь потом можно говорить о процессе взаимной интеграции. Но это будет болезненный и тяжелый процесс. Он займет многие десятилетия.

Долгопрудный несколько замялся, потер глаза и заявил:

— Можно долго хаять Правительство России, но они действовали единственно возможным путем. В их ситуации разуметься. Их действия были правильными и даже гуманными. Разуметься, если учесть уровень культуры и образования членов Правительства России.

— Интересный вывод, — импульсивно воскликнул Второй.

Академик легонько кивнул.

— И в чем главная проблема, — поинтересовался Другой в Сером.

— Сейчас для нас наиболее опасна поляризация интересов подземного общества, — разъяснил свою точку зрения Долгопрудный, — образование профессиональных групп. Вроде, профессиональных военных, политиков. И так далее. Очень опасно и начало социогенеза. Который неизбежен при росте резком населения и сокращении общедоступных ресурсов. Тот хрупкий баланс, который вы поддерживаете сейчас, быстро рухнет. Разрастутся гедоические группы. Возможно появление вооруженной преступности, которой мы не знаем несколько столетий мы не готовы к борьбе с ней.

— Спасибо эксперт. Все понятно, — поблагодарил Долгопрудного Академик.

Долгопрудный исчез с визора.

— Кто следующий, — поинтересовался Второй.

— Следующим я предложу заслушать Чжу Дэ, — предложил Другой в Сером, — он занят вопросами восстановления и развития инфраструктуры наземной России.

Чжу Дэ оказался цветущим крепышом двухметрового роста. Визор показал его на фоне дымящегося здания, где-то на поверхности. Чжу Дэ не скрыл недовольства срочным вызовом, поэтому он был немногословен:

— Моя служба построек заканчивает мониторинг состояния наземных объектов. Но картина очень печальная. Не смотря на то, что население России постоянно падало, жилой и производственный фонд ветшал еще быстрее. Даже одна из башен исторического Московского Кремля рухнула. Сползла в Москва-реку. А потом ее растащили на кирпичи для дач. Все наземные постройки, которые мы решим использовать, нуждаются в экстренном капитальном ремонте.

— Мы ожидали такого. Это было в расчетах, — отозвался Второй.

— Ожидали, — согласился Чжу Дэ, — но масштабы были оценены неправильно. Проблема в том, что ни одно здание в России не соответствует нашим стандартам. Придется менять все от энергетики до размеров ванных комнат. Полностью менять электросети, водоснабжение. Титаническая работа. Даже не берусь оценить ее продолжительность. Это зависит от стандартов качества жизни на поверхности, которые установите вы.

— Вы сможете привлечь местные ресурсы? — полюбопытствовал Академик.

Чжу Дэ недовольно покривился, это было заметно даже через экранированное забрало боевого комбинезона:

— Строительство более простая задача, чем лечение и тем более воспитание. Мы считаем, что сможем набрать рабочие бригады на поверхности. Инженеры и организаторы работ будут наши. Первое время каждый наземный рабочий будет иметь напарника из наших рабочих. Потом они все освоят. На цикл обучения у нас уйдет три — четыре месяца. Конечно, контроль будет нужен, но в качестве рабочей силы я уверен. Первые отобранные кандидаты в инженеры уже отправлены на лечение, а потом мы переведем их в учебные блоки. Строительной и дорожной техники тоже хватит. Даже если вся она будет поставлено от нас. С материалами несколько сложнее. Мы начали исследования наземных материалов, чтобы определи оптимальные пути реконструкции поверхности. Часть мы будем производить у нас. Это наиболее сложные материалы и комплектующие. А часть сможем получать на поверхности. Соотношение частей пока привести не могу. Нужны дополнительные изыскания. Они займут несколько недель.

— Спасибо, — поблагодарил Чжу Дэ Академик.

Начальник строительства с видимым облегчение отключился.

Чжу Дэ в визоре сменил генерал Абельсин:

— Это первый круг проблем?

— Генерал вы все слышали. Ситуация очень сложная. Нам свалилась, на голову, голодная, холодная и нищая Россия, — тихо заговорил Академик, — мы работаем с исключительным напряжением. Но даже масштабы необходимых ресурсов для реконструкции еще не определены. Наши печальные прогнозы полностью сбылись. И положение даже тяжелее, чем мы думали. В такой ситуации мы не можем себе позволить серьезную войну. Если нам сваляться в руки Казань или Кавказ, мы их займем. Но воевать с Европой или Китаем из-за них мы не будем. Пока не будем. Сначала решим свои внутренние проблемы.

— Так какая — же сейчас основная задача Армии Обороны? — недовольно поинтересовался генерал Абельсин.

Академик помолчал, внимательно посмотрел на Второго и Другого в Сером:

— Координационный совет единогласно считает, что сейчас основная задача Армии Обороны это борьба с бандитизмом. Подавление карантинных зон. Там не только несчастные люди, но и настоящие бандиты. Вам, так же, предстоит провести оценку качества человеческого материала. Более того, надо изолировать потенциально недовольных и мятежников. Это первая важнейшая задача.

— Сложная проблема, — отозвался Второй.

— Наше положение вообще критическое, — заявил генерал Абельсин, — нужно время для консолидации позиций. И консолидации поверхности и подземелья в единый социальный и военный механизм. Превращения нас в единое общество. Начнись масштабная война сейчас я не могу гарантировать успешного исхода.

— Вот поэтому генерал, — внушительно заметил Другой в Сером, — сейчас мы должны стремиться к политическому решению конфликтов. Надо сначала переварить то, что есть, а уже потом идти дальше. Решительные боевые операции, в нашем положении, совершенно противопоказаны.

Генерал Абельсин кивнул.

— Именно поэтому, мы пытаемся наладить отношения с Евросоюзом, Китаем даже Кавказом, — пояснил позицию Координационного Совета Второй.

— Политика должна обеспечить нам мирную передышку, — продолжил мысль Академик, — мы должны стремиться к миру. Во всяком случае в течении ближайших месяцев. Наиболее критических и опасных месяцев. А потом мы испытаем силу наших штурмовых бригад. Повоевать вы всегда успеете. Без дела сидеть не будете. А пока решайте текущие проблемы. Готовьте мобильные бригады. Набирайте пополнение. Все это пригодиться.

— Я вас понял, — согласился Абельсин, — Координационный совет, вы поступаете как всегда мудро.

— А кстати, — заинтересовался Другой в Сером, — какова судьба Правительства России и Президента Жарова?

Генерал Абельсин недоуменно пожал плечами и четко ответил:

— Судьба Правительства России нам не известна. Пока неизвестна.

 

Глава 8

Свет причудливо разливался, он лениво обрисовывал предметы, но Президент России Жаров понимал окружающее с трудом. Вот, неожиданно, он различил какое-то крупное, малоподвижное тело. Пристально всмотрелся. Ничего не понял.

Почему такие странные ощущения, подумалось Жарову. Наверное, его сильно накрыло. Скорее всего, инсулин — М был бракованный. Или передозировка?

Жаров, с усилием, захлопнул нижнюю челюсть. Несколько раз тяжело выдохнул. Полегчало. Наконец, он смог различить и опознать тело перед собой. Это был министр обороны России Сенкевич. Жаров припомнил, что последний раз он видел министра обороны в президентском салоне «Петра Великого».

Но сейчас, стоявший перед Президентом России Сенкевич был голый. Его грузное тело опутано разноцветными проводами, а вместо одного глаза торчал черный куб.

Жаров осторожно потряс своей головой. Неожиданно его ударило электричеством, и мышцы сами сократились Жаров резко сел.

Сенкевич осмотрелся по сторонам и шумно развернулся. На спине министра обороны висел какой-то большой оранжевый ящик, а из задницы торчал черный-черный куб. Сенкевич, тяжело ступая, пошел к каким-то воротам.

Жаров повернулся и вскрикнул — на него смотрел Петренко.

И Петренко и не Петренко.

Как и у Сенкевича у министра иностранных дел вместо глаза был черный куб, а тело, опутанное проводами имело синий цвет.

Заметив Президента России Петренко тоже громко вскрикнул.

Георгия Константиновича ударило током, и он автоматически поднялся. Встал и Петренко. Не понимая, куда они идут и зачем Жаров и Петренко прошли ворота, в которых исчез министр обороны. Они шли по красной дорожке.

За поворотом дорожка упиралась в дверь. Ее охранял солдат в черно-белой форме. Он придирчиво посмотрел на Президента России и министра иностранных дел, сверился с каким-то бланком и открыл дверь. Жаров и Петренко прошли в дверь и оказались в большой комнате. Комната была разделена на две части массивным светло-голубым стеклом. Со стороны двери перед стеклом стояло несколько маленьких кресел. В одном из них колыхалась безобразная туша Сенкевича.

Жаров подошел и сел в кресло, за ним безропотно последовал Петренко.

Вскоре с другой стороны стекла появился Мельцер Фрис.

— Добрый день, господа, — приятно улыбнулся Генеральный Контроллер Антарктиды.

— А что собственно происходит, — еле выдавил из себя Жаров.

— как что? Вы у нас в плену, — Мельцер Фрис недоуменно пожал плечами, — вы сами нам ведь сдались. Вас никто не принуждал. Вы сделали свой выбор.

— Это я помню, — Георгий Константинович неподвижным истуканом сидел в кресле, — но что произошло потом?

— С тех пор прошло сравнительно немного времени. Но многое изменилось. Перемены значительны. Капитуляция Правительства России коренным образом изменила геополитическую обстановку. Мир изменился. А в России теперь новая власть. Изменились и частности, осколки былого мира. Например, ваша, Георгий Константинович, семья сбежала на Запад. Ей предоставил политическое убежище Евросоюз, — заявил Мельцер Фрис.

— Все сбежали? — угрюмо поинтересовался Жаров.

— Почти, — ответил старший контролер Антарктиды, — вашему тестю бежать не удалось. Он попался каким-то лицам из карантинной зоны. Судьба его почти неизвестна. Но нам удалось узнать, что его голову прислали в Администрацию Президента России.

— Как прислали?! — гортанно выкрикнул Жаров.

— Курьером, — невозмутимо проговорил Мельцер Фрис, — почта к тому времени уже не работала. Голова некогда великого Президента России была хорошо обжарена и полита синтетическим соусом.

— Понятно, — нераздельно промычал Жаров.

Сейчас Президент России подумал, что для него самого, все могло сложиться куда хуже.

— С ней, с прожаренной головой, переслали и коробку хлорерных оладий, — сдержанно продолжил Мельцер Фрис, — для закуски. А еще говорили и то, что маринованные почки вашего тестя выставлены на Интернет-аукцион. Е-Бэй, кажется.

— А вот это мне совсем не интересно, — взбесясь отрезал Жаров.

— Ну как знаете, право ваше, — по-прежнему невозмутимо отозвался Мельцер Фрис, — мне казалось у вас с тестем были близкие отношения. По настоящему теплые семейные. Не вы, ли его изжарили свой теплотой?

Президент России отвернулся от стекла. Мельцер Фрис молчал.

— Как остальное Правительство? — тихо спросил, нарушив паузу, Георгий Константинович.

— Правительство? — переспросил Генеральный контролер Антарктиды, — оно рядом с вами. То, что осталось в живых. Иные члены вашего кабинета, почему-то, стали дурить. И некоторые вышли из строя.

— Это как? — мрачно спросил Президент России.

Мельцер Фрис элегантно поправил обшлаг мундира:

— Начнем с Патриарха. Сначала он капитулировал, но, неожиданно, взбесился и убежал от нас. А потом разбился, прыгнув с командно-дальномерного поста линейного буера. Мы сделали все возможное, чтобы его поймать. Долго гонялись за ним по палубам. Но Патриарх каждый раз умело ускользал от нас. Задорно хихикал, плевался. Псалмы пел. Пел о Георгии Победоносце, восставшем из унитазных снегов, и убившем врагов единой резной дубиною. В конце-концов мы за ним не уследили. Он забрался на КДП и бросился вниз. Всмятку — девяносто метров высоты все же.

— Как Михалкин? Михалкин где? Куда этот мудак делся?! Неужто зарублен секретными урками? — встрепенулся Жаров.

— Нет урки не причем. Этих, как вы называете урок, мы схватили и перевоспитали, — охотно пояснил Мельцер Фрис.

— Уже? — хихикнул Петренко.

— У нас все делается быстро. Система перевоспитания у нас очень эффективная. Основанная на новых передовых технологиях. А вы не расстраивайтесь. Михалкин не подкачал. Он достойно закончил свою жизнь. Как настоящий кагэбэшник. Он не погиб в бою и не застрелился, а умер, изнурив себя онанизмом.

— Тогда уже были отключены генераторы Д-Х поля, — прояснил обстановку Петренко, — вот он и не смог застрелиться. А зарезаться пластиковым ножом испугался.

— Так было? — насупился бывший Президент России.

— Конечно. А ножом зарезаться нельзя. Ведь эти ножики закупил для армии ваш министр обороны. Ими тушенку не разрежешь не то, что собственное брюхо, — улыбнулся тонкими губами Мельцер Фрис.

— Это моя ошибка, — уронил голову Жаров. Его опять стало накрывать туманом.

— Не только ваша, — поправил бывшего Президента России Мельцер Фрис, — к слову господина Уи На мы не поймали. Его кто-то предупредил. Можно даже представить кто это был. Но от этого не легче. Уи На улетел на специальном планере, который он держал на случай бегства. Погнались за ним мы поздно. Да и не до него было. Так, что не все обещания мы выполнили. Уи На не убили. Простите нас.

Разум Жарова все больше мутился.

— Но что вы с нами сделали? — хриплым голосом поинтересовался Жаров.

— Ничего особенно. Пока вы спали мы вас прооперировали. Для вашей же пользы. А потом, — Мельцер Фрис почесал висок, — немного усовершенствовали, чтобы вы могли действовать в мороз и холод. Меньше потребляли влаги и меньше ели. Сделали вам закрытый тип энергообмена и водообмена. На войне, ведь, не каждый день можно обедать. А теперь вы лучше перенесете длительный поход в Россию.

— То есть? — не понял Жаров, по телу, которого прошлось несколько энергоимпульсов.

— Мы несколько модифицировали вас, — Мельцер Фрис изящно пошевелили пальцами левой руки, — в общем, сделали то же самое, что и со всеми вашими солдатами.

— Что же? — прохрипел Жаров разум, которого еще боролся с нарастающими всполохами электричества.

— В простонародном выражении вы стали киборгами, — Мельцер Фрис оценивающе посмотрел на бывшего президента России.

— Но почему вы делаете из людей киборгов, — разговор Жарову давался все труднее и труднее.

— Может потому, что время делать людей из людей еще не пришло? — риторически вопросил Мельцер Фрис.

— Но как наша, же договоренность, — уже не своим, тускло-железным голосом процедил Жаров.

— А что за договоренность, — внимательно посмотрел на Жарова Мельцер Фрис.

— Джентельментская, — неожиданно вмешался Петренко.

Мельцер Фрис весело хмыкнул:

— Джентльменское соглашение может быть только с джентльменами.

— Вы обещали, что мы вместе вернемся в Россию и разгромим восстание, — заметил деревянным голосом Жаров.

— А вы об этом, — Мельцер Фрис пожал плечами, — так все это в силе. Мы вместе вернемся в Россию. Если, конечно, вы до этого доживете. Мы обещали вместе с вами вернуться, и, конечно же, вернемся. А вот о том, в каких ролях мы и вы вернетесь домой речи не было. Правда, с вашей стороны было бы слишком опрометчивым рассчитывать на нашу снисходительность после вашего предательства.

— Предательства? — проскрипел Жаров, — но вы сами склоняли нас к нему. Вы это сделали. Вы я помню.

— Это была военная хитрость и тогда мы были врагами, — Мельцер Фрис мельком посмотрел на свои наручные часы, разговор его уже тяготил, — а сейчас, когда мы стали друзьями, мы просто не можем допустить такого же предательства с вашей стороны. И поэтому, приняли меры.

— Приняли меры, — автоматические повторил Жаров, — приняли меры, приняли меры, приняли меры.

Петренко, сидевший рядом с ним уже не мог самостоятельно говорить и присутствовал в комнате только своим, неподвижно-серым, ликом свежего покойника.

— Да, вы правы, — Мельцер Фрис кивнул и улыбнулся, — а наша встреча состоялась только потому, что мне стало интересно посмотреть, что становиться с предателями. Посмотреть пока ваши личности полностью не подавили пси-генераторы.

— Это негуманно, — пролепетал Сенкевич, — и не честно. Ведь мы вас почти разбили.

— Разбили? — криво усмехнулся Мельцер Фрис, — Неужели, разбили?

— Да разбили, — тяжело кивнул Президент России.

— Действительно ваши армии много стреляли. И стреляли по мишеням и макетам. Очумело маневрировали и героически штурмовали ложные цели. А нам было очень сложно играть с вами в поддавки. Нам было трудно, чертовски трудно, минимизировать потери. И полностью выполнить установку на минимум потерь не удалось. Несколько десятков наших молодых людей заплатили своею жизнью за нашу победу. Победу цивилизации над феодальным варварством.

Мельцер Фрис помолчал и тихо продолжил:

— Вы действительно думали, что вы нас разбили? Разбили? О нет. Если бы вы видели наши фантастические подледные города в сиреневом отраженном свете. Если бы носились по нашим скоростным магистралям в электромобилях со скоростью в четыреста километров в час. Если бы вы видели наши роботизированные заводы. Животноводческие комбинаты. Обогатительные фабрики, выдающие семь тонн золота в день. Заводы, комплексы, фабрики, на которых не работает ни один человек. Если бы вы осмотрели термоядерные станции, мощность которых превосходит всю когда-либо созданную человеком энергетику. Если бы вы охотились на морских леопардов в огромных подледных морях. Наблюдали километровые водопады пресной воды подо льдом. Или если бы вам приходилось купаться в горячих термических источниках под Полюсом Холода. И если бы вы знали об это, то тогда вы не были так самоуверенны господа.

Бывшие правители России подавленно молчали.

Мельцер Фрис устало прикрыл глаза:

— В-в-всему виной ваша глупость. Но за вашу глупость мы заплатили слишком дорого. И сейчас об этом говорить поздно. Все свершилось и все решено.

После долгой паузы Мельцер Фрис только решительно махнул рукой.

Сейчас вам выдадут комбинезоны. Конечно, мы не допустим, чтобы вы выглядели как… трясогузки, — широко улыбнулся Генеральный контролер Антарктиды.

Жаров впился в Мельцера Фриса совершенно непонимающими и пустыми глазами.

— Я сделал то для чего пришел. Посмотрел на вас, — Мельцер Фрис резко поднялся и бросил взгляд на бывшего Президента и министров бывшего правительства некогда великой страны, — прощайте господа.

Он вышел.

Приток электроимпульсов стал сильнее. Им уже невозможно было неподчиняться, они захлестывали не только тело, но и разум.

Жаров, Сенкевич и Петренко быстро поднялись, повинуясь импульсным приказам, они вышли в коридор. Солдат, пропустивший их внимательно всмотрелся в лица вышедших.

— Назовите себя, — коротко приказал он.

— АР — 412, — глухо пропел Петренко.

Солдат, не говоря ни слова, пропустил его.

В Жарове боролось две личности, его разум еще держался за какие-то воспоминания, утверждения и дальним эхом в нем звучало «Жаров», «Жаров», «Жаров»… Но рядом нарастал вал иного, мощного и страшного.

Солдат в оценил внутреннюю борьбу и прибавил мощности пси-генератора. Так в своей прошлой жизни Президент России направляя дополнительные войска для подавления восстаний или…

Металлический ливень громом ударил по остаткам сознания Жарова и быстро смыл его как легкая мыльная пена смывается со стиральной доски.

— РШ — 508, — тускло произнес бывший Жаров.

Солдат недоверчиво посмотрел в лицо бывшего Президента, сверился с индикаторами и отошел в сторону пропуская РШ — 508. Попуская на быструю и безвестную гибель.