Глава 1
Лидер Нового Народа Пашка пришел к Академику сам. Еще полгода назад Пашка не поверил бы, что сила вещей заставит его посетить одинокий деревянный дом на берегу теплого подземного моря. Здесь в уединении жил Академик. После начала Эпохи всеобщих выборов он отказался занимать должности и удалился «обдумывать жизнь». Впрочем, Почетным Лидером народа Академика все-таки назначили. Это было правильно, нельзя было подорвать авторитет власти. Академик маркировал своими почетными обязанностями, даже отказался получить Орден Победы номер один. Но это было уже не важно. Легендарная история подземелья продолжалась, и это было главное.
Пашка затормозил электромобиль за триста метров до дома Академика. Песчаная дорожка деловито вела, через редкий сосновый лес, к небольшому домику. Почему-то Пашка, пожалел, что не может остаться и скромно жить в такой глуши.
Академик был занят обычным делом отставников — ловил рыбу. И не безуспешно: несколько крупных рыбин сушились на тросиках у дома.
Академик не подал виду, что удивился, увидев Пашку. Он вальяжно кивнул Лидеру Народа, смотал удочки и пошел к веранде. Академик аккуратно поставил удочки и жестом пригласил Пашку к плетеному столу:
— Жена, гостит у сестры. Так, что у меня только заказное. Домашнего нет. Не обессудь.
Академик степенно разлил чай по термочашкам, открыл упаковку печенья. Деловито предложил:
— Спиртное?
— Нет, нет, — отмахнулся Пашка, — сейчас нельзя. Не время.
— Если нельзя, то и я не буду, — отхлебнул чай Академик, — Я слежу за вашими успехами, по визору, конечно.
— Мы не имеем цензуры.
— Для меня достаточно, что у вас четырнадцать независимых визорных компаний. Думаю для конкурентного поля достаточно. А ваш визит мне нужен, — глубоко вздохнул Академик, — я здесь в глуши. Собеседники простые: книги, визор и жена. А вот нерв политики можно почувствовать только вживую. В живой беседе со знающими людьми с Олимпа. Кстати, как вам мои друзья?
— Хорошо, — серьезно ответил Пашка, — один управляет южной губернией, а второй неплохо чувствует себя во главе министерства ресурсов. Достойные люди. Деловые.
— Понятно, — мило улыбнулся Академик, — это хорошо, что они с вами сработались. Ваш радикализм меня иногда пугал. Но сейчас я вижу, не мальчика, но мужа. У вас значительные успехи на фронтах.
— После того, как мы договорились с генералами, — охотно пояснил Пашка, — на условиях взаимного невмешательства, ситуация стала лучше. Военные одерживают новые победы. Они практически перебили всех бандитов в Евразии.
— Взаимное невмешательство, — задумчиво повторил Академик, — это признание патовой ситуации. Но это не самый плохой выход. Вам удалось подтянуть уровень населения. И образовательный и жизненный. Это хорошо. Хорошо и то, что ваши лозунги о наказании попов и педагогов так и остались лозунгами. В основной массе, конечно.
Пашка встрепенулся, но жест Академика остановил его:
— Это хорошо, хорошо. Это лучше, лучше, чем выполнить тайные желания недовольных неудачников. И попы и педагоги нечем не виноваты. Они тоже игральные кости судьбы. Ваша милость к ним правильна. А вот реконструкция России дает сбои.
Пашка взял печенье. Повертел в руке. Положил обратно.
— Дело в том, — медленно произнес Пашка, — что-то неладное твориться с теплоносителем. Так говорят инженеры. И у нас нет оснований им не верить. Падает производство энергии. Падает и наше материальное производство. На оружие еще хватает. А вот реконструкцию России мы откладываем и откладываем. Чжу Дэ и Тамила меня ненавидят, но переориентировать наше производство на гражданскую продукцию я не могу. Это вопрос внутренней политики.
Пашка уловил насмешливый взгляд Академика и пояснил:
— Мы держим гражданский мир.
— Войной?
— Войной.
— А резиденцию правительства, когда думаете переносить на поверхность? — поинтересовался Академик, — это удобнее для управления.
— Боюсь, что народ еще не готов к этому. Конечно, температура на поверхности сейчас вольготная. Но для подземелья правительство наверху это тирания, а у наземных жителей воспоминания о нем еще хуже. Поэтому посидим пока в норах.
— Перенос правительства это следующий важный этап, — понимающе кивнул Академик, — для этого нужна недюжая политическая воля. Подлинная решимость, основанная на уверенности, а не самоуверенности. Знание о ситуации, а не мнение о ней. И это вопрос будущего.
— Да, — согласился Пашка, — но сейчас дело в другом. Я приехал обсудить с вами вопрос энергетики.
— Ах, это, — вздохнул Академик, — но в этом, я в этом не очень силен. Вы знаете.
— Конечно, знаю, — сжал губы Пашка, — но вы можете многое подсказать. Мы не понимаем поведение нашей энергосистемы. Падение вязкости и температуры теплоносителя мы сначала связали с озеленением. Но потом расчеты показали, что это не так. Оказалось, что при данных характеристиках температуры поверхности теплоноситель вообще не должен нести ничего. И должен застыть. То есть у нас есть энергия оттуда, откуда ее не должно быть.
— Значительное снижение мощности? — невзначай спросил Академик.
— Девять процентов, за последние три месяца. Если учесть мультипликационный эффект. И рост расходов энергии на надземную часть, где остановились ветряки, то мы лишены половины удельной энергоемкости.
— Катастрофа, — тихо выдавил Академик, — социальный, политический и экономический кризис дополнен энергетическим. Это ловушка.
— А недавно, — побелел Пашка, — ко мне на прием записался какой-то странный человек.
Академик недоуменно поднял брови.
— Нет, вы не подумайте, — смутился Пашка, — у меня мало времени. Все расписано по часам. По минутам. Я даже женщин вне очереди не принимаю. А этот человек очень настаивал.
Пашка облизал сухие губы:
— Представился он как Уи На. Вроде кореец, вроде европеец, а вроде русский. Его визит был коротким. Они пришел, поздоровался, попросил лист и ручку. Написал на листе множество формул. Поднялся, попрощался и ушел.
— Это все? — непонимающе спросил Академик.
— Все, — потерянно кивнул Пашка.
— Странно?
— Странно. Но его записи мы, то есть я, отдал инженерам. Там были интересные расчеты. А в конце стояла зашифрованная подпись.
— Какая же?
Пашка посмотрел на спокойное море:
— «Академик».
— И что же вы решили, — улыбнулся бывший руководитель подземелья.
— Расчеты очень грамотные, в них правильно описано наше современное состояние с теплоносителем и все проблемы с энергией. К несчастью, — вздохнул Пашка, — задержать Уи На мы не смогли. Он скрылся на личном планере. К тому времени, когда наши умники поняли, что к чему, Уи На исчез. Его путь тоже не проследили. Уи На испарился.
— А что вы хотите от меня? — поинтересовался Академик.
— расчеты были не полные. В них, — нахмурился Пашка, — отсутствовали некоторые вводные. Но выводы расчетов очень странные. Наши логисты пришли к мнению, что вы можете разъяснить что это.
— Я? — покачал головой Академик, — Я всегда был гуманитарием. Немного историком, немного психологом. Даже в культуре модернизма я понимаю лучше, чем в абракодабре ваших физических формул.
— Дело не в формулах, — Пашка навис над столом, — дело в тех вводных которых не было. И инженеры божатся, что у них таких данных не было. Но расчеты Уи На идеально описывают наши проблемы. И судьбу нашей энергетики.
— Страшно? — хмыкнул Академик.
Пашка вздохнул:
— Я подозреваю, что некоторые данные исчезли. Те, что могли бы многое прояснить. И это могли сделать вы с вашими подручными.
— Не надо, — махнул рукой Академик, — не играйте в политику. Я знаю, о чем вы говорите. И заверяю вас, что тех данных, которые нужны вам попросту никогда не было. Их не было ни в компьютерах, ни на бумаге.
— Почему? — недоуменно спросил Пашка.
— А вы стали бы доверять самое ценное каким-то носителям информации. А носители программистам и архивариусам?
Пашка отрицательно покачал головой.
— Вот и другие не были столь глупы, — Академик передвинул термочашку, — я знаю, о чем вы хотите спросить. Можете немного отдохнуть. То, что я вам сообщу, изменит вашу жизнь. Как бы ни пафосно это звучало.
Пашка резко потряс головой:
— Вы скажете, почему глохнет наша геотермальная энергетика? Вы это знаете?
— Пять процентов, — пробормотал, закрыв глаза Академик, — только пять процентов дает вся эта геотермальная энергетика. Суммарно это в три раза меньше, чем ветрогенераторы наземной России.
— А остальные?
— Остальные? Это чудо. Они появляются неоткуда.
— Так не бывает?
— Бывает! Бывает! Мы используем турбины, их вращает теплоноситель. Теплоноситель нагревается чем-то. И безразлично чем. У нас это… термоядерный реактор.
Пашка как ужаленный отпрянул от стола:
— Не может быть!
— Может, — Академик открыл глаза и внимательно посмотрел на Пашку, — это тот самый реактор, пушенный в 2079 году. И если у нас падает мощность, то она падает и у них, в Антарктиде. Это глобальный процесс. Значит, он был прав. Он говорил правду, а я ему не поверил.
— Кто он? — живо поинтересовался Пашка.
— Один очень порядочный человек, — тоскливо произнес Академик, — значит Антарктида начала озеленение, потому, что не могла удерживать холодный климат. Они попытались снизить мощность климатических установок. Но только потому, что заканчивается тритий. И заканчивается лавионнобразно. Почему заканчивается наш общий тритий другой вопрос. Сейчас важно другое, что все это слишком опасно.
— Но они могут его отключить!
— Не могут. В том-то все и дело. Термоядерный реактор имеет диаметр сто сорок километров, диаметр канала восемь километров. Рядом несколько атомных реакторов. Обычных простеньких водо-водяных. Их использовали при запуске основного реактора. Они дают энергию для некоторого второстепенного оборудования. Именно для этих реакторов был потрачен весь оружейный уран и плутоний. Поэтому, при распаде государств мы избежали атомной войны. Термоядерный реактор стоит в замкнутом контуре. Теплоноситель подведен к нему раз и навсегда. Для нас это теплоноситель, для реактора охладитель. Добро и зло как всегда рядом. Так вот — тысячи километров каналов теплоносителя созданных из практически вечных изокевларовых труб. Трубы проложены на трехкилометровой глубине, там, где низкая сейсмическая активность. Наше подземелье достраивалось последним. Поэтому у нас сохранилась вся техника, кадры. Магистральных линий на Земле несколько. Если отключить одну из линий, то реактор перегреться.
— И?
— И взорвется. Небольшое солнце на трехкилометровой глубине. Приблизительная мощность шесть миллиардов мегатонн.
— Мы живем на бомбе?
— Нет, -Паша, — на Солнце. Теперь вам понятны все гарантии и ограничения Богородского договора?
— Понятны. Даже название, теперь, понятно. Значит Уи На сообщил в расчетах, что три месяца назад загрузили последние ампулы с энергией. По выкладкам это последний затухающий импульс энергии. Мы поняли расчеты именно так. И что значит?
— А все элементарно, — ответил Академик, — три месяца назад загрузили последние капсулы с тритием. Термоядерный реактор работает и сам на себя. В первую очередь на себя: поддерживает магнитное поле и систему охлаждения. Если его мощность упадет, начнется цепная реакция распада всей системы. Встанет теплоноситель в трубах, остановиться вспомогательное оборудование. Потом и реактор медленно погаснет. Это в лучшем случае. А может быть проще — ослабнет магнитное поле и вырвется плазма. Тогда взрыв в шесть миллиардов мегатонн. А может и не в шесть миллиардов мегатонн, а в пять? Кто знает? Таких прецедентов на Земле еще не случалось.
Пашка подавленно молчал.
— Наверное, вам надо выпить, — неожиданно предложил Академик, — чего — нибудь крепкого. Например, водки.
Пашка отрицательно потряс головой.
— Пойми меня библиотекарь Пашка, — грозно произнес Академик, — это не дешевая игра в политику. Это интереснее. И страшнее. Термоядерный реактор был спланирован как развивающийся проект. Он должен был увеличивать мощность. Как этого требовали запросы Земли. Поэтому, работа на максимальной мощности для него важнее и проще, чем на половинной.
— Его можно отключить?
— Все можно отключить, — нервно махнул рукой Академик, — и в лучшем случае отлететь в каменный век. По сравнению, с которым история оледенения и жизни в надземной России вам окажется сказкой. А в худшем прервать в пыль и себя и всю Солнечную систему!
— Какой же смысл был, — подавлено поинтересовался Пашка, — делать столь страшную вещь?
— Сам догадаешься или тебе разъяснить, — покривился Академик, — я был о тебе лучшего мнения. Впрочем, ты политик, что близко к понятиям проститутка и поддонок. Наверно, тебе можно простить некоторую историческую безграмотность. К 2030 году были в значительной мере исчерпаны запасы углеводородов. А иные ресурсы энергии на Земле не значительные. Ветряки дали были не многим больше, чем давали России. Ты был наверху и видел альтернативу термоядерному реактору. Не будь этого монстра, мы все давно вымерли.
— Но оледенение? — недоуменно спросил Пашка.
— Оледенение это попытка снизить температуру Земли, излишне нагретую парниковыми газами. Конечно, там приложили руку моральные уроды, вроде тебя, но идея была очевидна. Либо мы снизим температуру сами, либо нас ждал бы новый глобальный ледниковый период. Сначала бури, наводнения, разрушительные грозы, землятресения. Эти катаклизмы смели бы человечество. Я не говорю о человеческой цивилизации. Она умерла бы мгновенно. А потом извольте — минус сто двадцать и двенадцатикилометровый панцирь льда. По всей Земле. И длилось бы это всего ничего — двадцать миллионов лет. Что было делать? Проектировать корабль поколений?
— То есть, правительство России не причем?
— Почему же не причем? — задумался Академик, он медленно подвинул упаковку с печеньем, приподнял и опустил термокружку с чаем, — Хотя, наверно, они не очень — то хотели этих изменений. Я говорю про то древнее правительство России 2079 года. У России еще оставался какой-то газ, немного нефти и угля. Россия ими более — менее удачно спекулировала. Но это не могло, ни спасти Россию, ни изменить глобальную ситуацию. Мираж всеобщей ядерной войны за остатки ресурсов становился реальностью. Вот Богородицкий договор и был заключен под прямым давлением США, Евросоюза и Китая. Под угрозой ядерной войны, Россия согласилась и на термоядерный реактор и на ядерное разоружение. Правда, Россия в Богородицкой системе мира была нужна, как зона с минимальной сейсмической активностью. Все горные массивы на территории России старые, тектонические плиты почти не движутся. Идеальное место для подземных поселений. К тому же, под Россией были какие-то нерастраченные природные ресурсы. При рациональном использовании их могло бы хватить надолго.
— С Антарктидой все понятно…, — самоуверенно сказал Пашка пытаясь вернуть инициативу разговора себе.
0 Нет, не все понятно, — не согласился Академик. — локация термоядерного реактора в Антарктиде вызывала наибольшие споры. Решились на это из — за двух причин. Антарктида тоже старая, в ней нет вулканической активности, но остались природные ресурсы. А другая причина важна не меньше. Антарктида, вроде как, ничейная земля. Хотя, на нее много кто претендовал. Но в правовом плане она свободна.
— Тогда почему такой разнос: Россия. Антарктида?
— Почему? Да все просто — расстояния. Для теплоносителя нужны определенные расстояния. К тому же генераторы климата расставлены по всей планете. Теплоноситель желательно подвести ко всем. Или к большинству генераторов климата. И Россия совсем не исключение. А с нашим подземельем только стечение обстоятельств. Во время строительства в России все разворовали. Как всегда. Возникла угроза срыва всего проекта. И пришлось прокладывать магистральные линии теплоносителя в авральном порядке.
Пашка недоуменно посмотрел на Академика.
— Да, молодой человек было такое слово. В авральном, то есть срочном порядке протянули магистральные линии. Российское воровство и разгильдяйство грозило разрушить весь проект. Вот тогда США, Китай и Евросоюз послали в Россию свих представителей и ввели в подземелье свои войска. Они контролировали постройку магистральной трассы. А попутно спасли нас в самые первые неустойчивые и страшные десятилетия заморозков.
Академик медленно потер глаза и продолжил:
— Кстати, ты потомок одного из американских офицеров, оказавшихся тогда в России. А точнее под Россией. Вот, откуда гонору в тебе так много.
Пашка криво усмехнулся.
Вот так, — сказал Академик, — под Россией и осталась техника необходимая для прокладки огромных тоннелей. Горнопроходческая техника со всего мира. Самая лучшая техника. Многие машины работают до сих пор, и будут работать еще долго. А потом с неисчерпаемыми энергетическими ресурсами нам удалось расширить подземелье. Выкупить у правительства России кое-какие производства, стоящих людей.
— И завертелось? — по-детски, улыбнулся Пашка.
— Точно, — улыбнулся в ответ Академик, — завертелось. Однако в Богородицком проекте не все учли. Государства на поверхности деградировали слишком быстро. Может люди там были послабее, чем в России. А может им меньше повезло. Все-таки мы сделали многое, чтобы Россия не развалилась. И нам это удалось. Удалось, не смотря на ренегатов в правительстве, наследственных президентов и прорву сепаратистов с окраин.
— То есть Седов был прав, когда обвинял вас в лицемерии и сговоре с правительством России? — заключил Пашка.
— Нет, — после некоторого раздумья произнес Академик, — он был не прав. Сейчас я склонен думать, что мы и были реальным правительством России. Хотя афишировать, это в тех условиях, было безрассудно. Безрассудно, странно и даже нелепо. Помочь вымирающим мы все равно бы не смогли.
— Но были шансы спасать. Седов говорил об этом.
— Седов был идеалист, — громко рассмеялся Академик, — и он идеально подходил на роль мессии. Правда, до Христа он не дотянул. Остановился на роли Иоанна Предтечи. Этакий жертвенный пророк, глашатай нового времени. И как все идеалисты Седов идеализировал человека. Седов не понимал то, что люди никогда не переселились бы под землю. Если бы их не заставили. Он и сам предпочел жить в голоде и холоде, но не в неопределенности. Поэтому спаслись те, чья психика была мобильной, и они смогли перестроиться. Ни ты, ни Седов не знали статистики самоубийств в первом поколении подземных жителей. А она неприятная — треть переселенцев покончили жизнь самоубийством. Это у нас. А в Антарктиде положение было лучше. Там было реальное дело, отбор был лучше, да и переселенцев было намного меньше. Поэтому уровень их адаптации был выше. Хотя и там самоубийц хватало…
— Но почему? — спросил Пашка, — за столько лет никто не понял правды? Все верили в геотермальную энергетику? Почему никто не взял и не пересчитал эту систему? Не нашел подвоха?
— Почему? — изумленно воскликнул Академик, — потому, что профессору сложнее всего найти очки, которые находятся у него на носу! Аристотель когда-то подсчитал число лапок у мухи. У Аристотеля получилось восемь. И две тысячи лет ученые верили, что у мухи восемь лапок. А когда пересчитали… Их оказалось шесть! Наш же секрет, куда мене очевидный, протянул значительно меньше. Не забудь и того, что инженеров учили умные люди. В первом поколении, им надо было обезопасить реактор от дураков. А лучшая защита — полное неведение дураков. Тему энергетики у нас учили очень хорошо, вот поэтому никто и ничего не заподозрил. Представь ряд чисел от единицы до миллиона. А теперь то, что вы имеете информацию только о важной второй четной и каждой пятой нечетной цифре. И вам все жизнь долбили о круговой системе геотермальной энергетики. Многое вы сможете понять? А истинное знание передавалось лично. В беседах с подающими надежды людьми. Которые, разуметься, не болтали лишнего. Они только несли свечу истинного знания через столетия и ожидали подходящего момента. Для единиц-счастливчиков он наступил.
— А кроме вас об этом еще кто-то знает?
— От мгновенной смерти никто не застрахован. Поэтому есть парочка знатоков, — загадочно прищурился Академик.
Пашка долго смотрел на иронично улыбающиеся лицо Академика, а потом сокрушенно выговорил:
— Это Второй и Другой в Сером…
Академик так безудержно захохотал, что, наверно, распугал всю рыбу в теплом подземном море.
«Солнце» садилось.
— Вечерний клев особенно хорош, — невзначай отметил Академик.
— Я понимаю, — кивнул Пашка, — я скоро уеду.
— Я не о том. Хочешь, останься. Порыбачим. Ты еще не пришел в сознание?
— Нет, нет, — квело ответил Пашка, — все хорошо.
— Машину вести сможешь?
— Наверно, — Пашка закрыл глаза рукой, — лучше вызвать машину охраны. Они остались в трех километрах. Стоят у поворота, на шоссе.
— Запасливый, — усмехнулся Академик, — согласись, что власть хороша, но это бремя.
Пашка кивнул.
Помолчали.
— И что же нам делать? — устало спросил Пашка.
— Как что делать?! Договориться Антарктидой дурак!
Глава 2
Генеральный контролер Антарктиды Мельцер Фрис был занят важным делом. Он сортировал личные карточки жителей и определял степень их научной и профессиональной подготовки.
На такую общественно полезную работу Мельцер Фрис был переведен после поражения Свободной Армии Антарктиды под Азовым. Тогда было признано, что Мельцер Фрис не может возглавлять Вторую геополитическую Лабораторию, и нуждается в заслуженном отпуске. С тех пор круг его обязанностей резко сузился — никто не хотел тревожить почетного ученого.
Мельцер Фрис сортировал карточки. А мог и не сортировать. Компьютер это делал и быстрее и лучше.
За событиями в мире Генеральный контролер следил по визору. Сначала внимательно, с какой-то обидой, а потом лениво и апатично. Тем страннее выглядел сегодняшний вызов к Конструктору Ти Мао.
Идя в Первую Лабораторию Мельцер Фрис думал о том, что его заслуги оценены по достоинству. И теперь его решили назначить музейным экспонатом или почетным послом у чукчей в далеком Виннипеге.
Ти Мао полулежал в кресле. Его лицо стало еще суше, еше строже.
Ти Мао вяло махнул рукой в направлении больших удобных кресел:
— Оставим церемонии Фрис. Вы разумный человек. Садитесь. Без церемоний.
Мельцер Фрис сел.
— Ждете подвоха? — невзначай спросил Ти Мао.
— Столько времени без исследований, — Мельцер Фрис осторожно положил руки на подлокотники, — после этого экстренные вызовы научным руководителям не бывают счастливыми.
— Да, вы правы, — вздохнул Ти Мао, — правы. Но сейчас вам нечего опасаться. Не смотря на неудачный ход войны. И всю эту крысиную грызню вокруг рычагов управления.
— Мне, наверное, — точно заметил Мельцер Фрис, — не стоит высказывать своего мнения по многим актуальным вопросам нашего современного состояния.
— Вы правы. Сейчас вы не правомочны решать. Поэтому не имеет смысл дразнить гусей. Тем более, что гуси одеты в хорошо подогнанные и ладные военные мундиры.
Конструктор и Генеральный контролер помолчали.
— О чем же мне можно говорить? — наконец, поинтересовался Мельцер Фрис.
— Со мной обо всем, — потянулся в кресле Ти Мао, — но это потеря вашего времени. И моего времени. Вы некоторое время были вне исследований…
— Некоторое время, — съязвил Мельцер Фрис.
Ти Мао вздохнул:
— Некоторое время. А я держу руку на пульсе.
Мельцер Фрис язвительно усмехнулся.
— Хотя бы стараюсь держать, — подчеркнул Ти Мао, — и поверьте, знаю много больше вашего.
— О чем? О стратегическом тупике в Африке и на Урале? — вырвалось у Мельцера Фриса, — о разрыве с союзниками. Или колапсирующей экономике?
— Почему же, так мрачно, — криво улыбнулся Ти Мао, — нам удалось не допустить распада научного сообщества и глубокого экономического кризиса. Линии обороны проходят не у Мирного и не у Амундсена, а на Урале и под Парижем. А главное мы многое узнали. И в первую очередь от Уи На.
— Уи На? Это же обычный поддонок, — покривился Мельцер Фрис, — перебежчик. Продажная шкура без родины и убеждений!
— Этот поддонок предлагал выступить посредником в наших переговорах с подземельем.
— Да, что он может сделать, кроме втюхивания синтетического героина? Я жалею, что нам не удалось уничтожить его во время пленения Российской Армию, — покачал головой Генеральный контролер, — прихлопни мы его тогда, многие проблемы не возникли. И сейчас я думаю, что Уи На помогли бежать. А так же ему помогли скрыться. И кто это сделал, тот имел и имеет значительный вес в нашем академическом сообществе.
— Я с вами не соглашусь, — спокойно ответил, Ти Мао, — Уи На человек интересной судьбы: русский по национальности, европеец по образованию и кореец по паспорту. Такой вот современный космополит. Но для нас важно иное — имел доступ ко многим секретам. О которых руководители многих стран даже не догадывались. Например, он подтвердил то, что — на Луне есть контейнеры с тритием. Их сформировали во время первого полета. С тех пор они там, в безвоздушной среде с ними ничего не сделается.
— Откуда он знает это? — скептически спросил Мельцер Фрис.
— Про тритий? — улыбнулся Конструктор Ти Мао.
— Да про тритий? — недоверчиво переспросил Мельцер Фрис.
— Материалы сохранялись в Евросоюзе. Ознакомился Уи На с ними в течении обучения в Дипломатической академии Сарагосы. Вся эпопея с тритием там описана подробно. Там и полная хронология полетов к Луне. С первых разведывательных, до последних транспортных. Некоторых подробностей даже мы не знали. Подтвердил Уи На и то, что на Луну полетов в период оледенения не было. Поэтому ампулы там.
— Сказки! Метафизика и сказки! — решительно выкрикнул Мельцер Фрис.
— Нет, — ответил Ти Мао, — первоначально мы тоже ему не поверили. Но провели глубокую разведку. В Дипломатической академии Сарагосы группой наших рейнджеров обнаружены материалы, о которых рассказывал Уи На. Эксперты подтвердили их подлинность. Среди материалов были коды радиомаяка установлено у хранилища контейнеров с тритием. Мы вышли на его волну.
— И что? — нетерпеливо спросил Генеральный контролер.
— И …он работает.
— Это ничего не значит!
— Нет. Но мы проанализировали условия хранения трития и заключили, что он, должен быть, целым. Во всяком случае, контейнеры должны сохраниться идеально. Времени прошло сравнительно мало. К тому же нельзя утверждать, что радиомаяк на Луну забросил Уи На.
— Это не ловушка? — переспросил Мельцер Фрис.
— Ловушка? А для кого и зачем? — пожал плечами Ти Мао, — кто и кого решил ловить на лунный тритий?
— Мы можем их спокойно забрать?
— Можем, но небольшая закавыка, — скорбно усмехнулся Ти Мао, — открыть хранилище с контейнерами трития можно тремя ключами. Иначе все хранилище самоликвидируется. Под хранилищем есть небольшой ядерный заряд.
— Это почему? И для чего?
— Древняя мудрость, — задумчиво произнес Ти Мао, — или глупость. В ХХ веке для запуска боевой ракеты было необходимо одновременно повернуть два ключа. Скважины для ключей были в нескольких метрах друг от друга. Называлось это «защитой от дурака». В тритиевом проекте использовали три ключа. Эти ключи должны были гарантировать хранилище от его захвата кем-то из участников. Это своеобразное подтверждение Богородицкого договора. Джентельментская гарантия.
— И где они?
— Ключи?
— Да ключи?
— Один из них у нас. Это наша наследственная привилегия со времен Богородицкого договора. Один был в штаб-квартире ООН в Нью-Йорке. После уничтожения США, он чудесным образом оказался у нас, — хмыкнул Ти Мао, — а еще один в есть в подземелье.
— Точно? — ошеломленно выговорил Мельцер Фрис.
— Да, этот ключ приложен к секретной папке. Где он сказать я не берусь. Но об этом нам сообщили наши оппоненты из подземелья. Когда они пошли на переговоры.
— Мне можно допросить Уи На? — поинтересовался Генеральный контролер.
— Нет.
— Вы снова что-то скрываете, — разочарованно заметил Мельцер Фрис.
— Нет, не скрываю, — как-то буднично сказал Ти Мао, — Уи На уничтожен. Наверно, поспешно. Но так потребовали наши любимые оппортунисты подземелья. Пока мы не предоставили подземелью тело Уи На, они отказывались вести переговоры. Потом охотно пошли на их. И в короткое время мы достигли отличного компромисса.
— Вы шутите?
— Нет. Уже все обговорено. Мы заключили с ними новое джентльменское соглашение. Они были совсем не против небольшого перемирия. Особенно после мятежа генеральской фронды. Им тоже нужна передышка. Поэтому все решено и обговорено.
— Что обговорено? — не понял Мельцер Фрис.
— Условия перемирия. И полета к Луне.
— Вы шутите?
— Нет, — Ти Мао тяжело вздохнул, — вопрос слишком серьезный. Какие могут быть шутки.
Конструктор устало откинулся в кресле и замолчал.
— Только заклинаю вас Фрис, — после паузы четко выговорил Ти Мао, — никогда не интересуйтесь условиями этого соглашения. Что и как отдано за него. Какова цена этих контейнеров с тритием. Вы должны понять, что все эти… бержероны и барлевы вам этого никогда не простят.
Ти Мао закрыл глаза, его губы беззвучно шевелились — он, что-то говорил про себя.
Мельцер Фрис ждал.
Конструктор наконец, очнулся:
— Вас, я позвал для особого поручения. Вам предстоит выполнить официальную миссию. Доставить к стартовому столу лунной ракеты наш ключ от лунного хранилища.
Мельцер Фрис недоуменно пожал плечами:
— Зачем?
— Мы решили поручить эту миссию вам, — негромко сказал Ти Мао, — надеюсь, с ней вы справитесь. Вам не надо ничего делать. Только наблюдать. Все условия обговорены и уточнены. Вы лишь отдаете ключ и проконтролируете взлет ракеты. Вам даже не надо будет ждать приземления корабля.
Мельцер Фрис улыбнулся:
— И это все? Отдать ключ?
— И на этом ваше участие в проекте ограничивается, — заметил Конструктор.
— Почему, такая честь? — спросил Мельцер Фрис.
— Вы заслуженный человек, и у вас установились хорошие отношения с руководством подземелья.
— Я там был один раз, — тихо ответил Мельцер Фрис.
— Этого достаточно, — заявил Конструктор Ти Мао, — тем более, что сокоординатором со стороны подземелья будет ваш старый знакомый.
Глава 3
У Генерального контролера Антарктиды было состояние легкого дежавю. Все было понятно и знакомо: старый, надежный ледолет, опытный и умелый пилот. Даже выутюженный черно-белый мундир привычно облегал тело. И лишь предстоящая миссия казалась каракатурно-игрушечной, насмешливой и издевательской.
Ледолет Генерального контролера приземлился на Байконуре вечером. Закат желтизной подсвечивал молодую траву. Ракетчик, ожидавший Мельцера Фриса, четко козырнул:
— Генеральный контролер Мельцер Фрис, командир нашего ракетодрома Фердинанд Стиг приказал мне встретить вас и доставить в жилой сектор ракетодрома.
— Сопровождать офицер, — машинально оправил ракетчика Мельцер Фрис, — доставляют крупу, кефир и туалетную бумагу. Гостей и начальство сопровождают.
— Так точно Генеральный контролер! Разрешите вас сопровождать?
— А где сам командир? Где Фердинанд Стиг?
— Он занят. Сейчас перед запуском у нас очень много работы. Но он обязательно встретиться с вами.
— Понятно. Тогда конечно, пойдемте, — Мельцер Фрис перевесил тяжелую полевую сумку на левое плечо.
— Генеральный контролер, необходимые помещения готовы. Когда прибудут ваши сопровождающие? — поинтересовался ракетчик.
— Никогда, — отрезал Мельцер Фрис, — у меня нет сопровождения. Кроме вас. Не имею вредной привычки кататься с конвоем.
— Хорошо, я вас понял, — ракетчик отступил, пропуская вперед Генерального контролера, — тогда мы можем прибыть в древний центр управления полетами на моей машине.
— Отлично.
Они подошли к новейшей машине, произведенной в Антарктиде.
Мельцер Фрис недоуменно поднял брови:
— Откуда у вас это?
— Машина? — ракетчик ловко открыл боковые двери.
— Новейшая машина. Такие только сходят с репликанов наших роботозаводов. Это не только новейшая, но и секретнейшая разработка. Как она попала к вам?
— Состав ракетодрома формировали совместно, — охотно пояснил ракетчик, — вкладывались и вы и мы. На вашу долю пришлось снабжение ракетодрома подвижными машинами. Так нам перепали ваша машины. Мы ими вполне довольны.
— Тогда понятно, — Мельцер Фрис молодцевато запрыгнул в машину.
Ракетчик аккуратно сел рядом. Он щелкнул карточкой, и машина поднялась над землей. Медленно тронулась. Противоперегрузочные ремни упруго натянулись за секунду до максимальной скорости.
— Извините, — тихо спросил ракетчик, — а вы тот самый?
— Кто? — вполоборота повернулся к ракетчику Мельцер Фрис.
— Тот самый Мельцер Фрис, в одиночку пленивший миллионную российско-казанскую армию?
— Не совсем, — несколько помедлив, ответил Мельцер Фрис, — пленных было девятьсот двадцать семь тысяч. Это по нашим подсчетам, разуметься.
Ракетчик смутился и сосредочился на управлении роботизированной машины.
Машина быстро летела над степью. Совершила четкий маневр.
— Уже пребываем, — заметил побледневший ракетчик.
Машина элегантно затормозила в воздухе и опустилась на площадку рядом с номером «2». Двери машины медленно поднялись.
Ракетчик выбрался из кресла:
— Генеральный контролер, вам сейчас надо идти прямо. По этой красной дорожке. Пока не подойдете к зеленому домику. Сокоординатор подземелья прибыл. Он ждет там, у зеленого домика.
Мельцер Фрис неспеша, подошел к маленькому деревянному домику. У его крыльца стоил Академик.
— Я же вам говорил, что мы еще встретимся, — улыбнулся Академик.
— Не ожидал, что при таких обстоятельствах, — покачал головой Мельцер Фрис.
— Вас понизили? — поинтересовался Академик.
— Нет, нет, что вы. У нас это называется, сняли с ведущей темы. А вас?
— Я? И я тоже не у дел, — растерянно развел руками Академик, — патриарх глобальной политики. Уважаемый мэтр. Который исполняет некие ритуальные функции. И к которому никто не прислушивается.
— Тем не менее, вас отправили передавать ключи, — саркастически усмехнулся Генеральный контролер.
— О, да. Командировка заслуженного пенсионера на парадное мероприятие — лишняя возможность придать вес этому событию.
Мельцер Фрис присмотрелся к невзрачному зеленому домику:
— Здесь прорва антиквариата. Не могли найти чего-то более подходящего? Какой смысл было забираться в такую глушь?
— Мельцер, это какая-то древняя стартовая площадка. По документам, до оледенения, было три стартовых площадки — Байконур, мыс Канаверал и стартовый стол европейцев во Французской Гвиане. В ремонтопригодном состоянии была только эта.
— Мыс Канаверал и Французскую Гвиану, давно продали на метал? — усмехнулся Мельцер Фрис.
— Конечно, там ничего не осталось, на мысе Канаверал тоже, — махнул рукой Академик, — поэтому, после соглашения о полете решили отправить лунную экспедицию отсюда. И ближе к нашим заводам и безопаснее.
— К тому же это фактическая граница между подземельем и Антарктидой, — заметил Генеральный контролер.
— И это тоже.
— Легенды говорят, — заметил Академик, — что это первый действующий на Земле ракетодром. Его создали русские за полтора века до оледенения. Это было еще тогда, когда у них была передовая техника.
— Не вериться, — скептически покачал головой Мельцер Фрис.
Академик быстро отыскал что-то в своем персональном компьютере:
— Вот послушайте, что писал мифический конструктор русский Королев об этом месте: «…С берега Вселенной, которым стала священная земля нашей Родины, — не раз уйдут в еще не известные дали космические корабли. Каждый их полет, и возвращение будут великим праздником нашего народа, всего передового человечества, победой Разума и Прогресса». А ведь красиво. И романтично.
— Красиво, — согласился Мельцер Фрис, — и очень наивно.
— Наивно, конечно очень наивно. И если верить мифам, то именно этот Королев сделал первую ракету способную долететь от России до Америки с водородным зарядом. И такой человек пишет о разуме и прогрессе.
— Добро и зло давно и безвозвратно перемешались, — саркастически улыбнулся Генеральный контролер.
К Академику и Мельцеру Фрису подошел ракетчик:
— Меня направили к вам прояснить обстановку на ракетодроме. И дать все необходимые вам пояснения.
— Тогда скажите, что завтра полетит, — поинтересовался Академик.
— Это система «Апполон — Селена», — четко ответил ракетчик, — за основу взяли ископаемую ракету «Апполон — 5». Такая ракета выводила аппарат для полета к Луне в ХХ веке. На ней же вывели станцию разработки трития в ХХ! веке. Такие же ракеты выводили на орбиту транспортные корабли для доставки трития с Луны. Работу бортовой автоматики, при старте ракеты, можно условно разделить на два этапа. Первые 4,5 секунды полета — стабилизация, бортовая автоматика обеспечивает вертикальную устойчивость ракеты, и только с набором достаточной скорости и тяги, обеспечивающей устойчивость ракеты, приступает к второй фазе — переход в наклонную траекторию, которая «укладывает» ракету на цель. Телеметрические показатели ракеты, поступают на модуль управления, с гиростабилизированной платформы, на которой установлены три гироскопа, в виде трех отдельных узлов, имеющих название «Горизонт», «Вертикант» и «Интегратор», обеспечивающих бортовую автоматику данными о положений ракеты в трех плоскостях и питающийся от отдельного аккумулятора, напряжением 50 вольт. Работу бортовой автоматики, при старте ракеты, можно условно разделить на два этапа. Первые 4,5 секунды полета — стабилизация, бортовая автоматика обеспечивает вертикальную устойчивость ракеты, и только с набором достаточной скорости и тяги, обеспечивающей устойчивость ракеты, приступает к второй фазе — переход в наклонную траекторию, которая «укладывает» ракету на цель. Ракета проста и надежна. Сейчас ничего лучше не придумали.
— Почему? — спросил Мельцер Фрис, — уже придумывать нечего?
— Придумать-то можно, — отозвался ракетчик, — но как проводить все испытания? Ракеты, лунного модуля? На это уйдет лет шесть — восемь. Ни у вас, ни у нас нет столько времени. Поэтому изменили только лунный модуль. Он крупнее и сможет забрать весь тритий с Луны. Все что там находиться. А экипаж сократили с трех до двух человек. Этого хватит для работы лунной экспедиции. Оставшийся лимит веса использовали для увеличения груза трития.
— Это современная разработка?
— Почти, — несколько сконфузился ракетчик, — приборы связи и компьютеры современные, а вот конструкция модулей и двигателей старые. Материалы ракеты тоже изготовлены в ХХ веке. Некоторые элементы были обнаружены в США в удобоваримом состоянии, а другие изготовлены по плазам ХХ века. Изготовлены очень точно и с соблюдением всех требований ХХ века.
Генеральный контролер усмехнулся.
Ракетчик быстро пояснил:
— У нас не было времени проводить эксперименты, испытания…
— Конечно, конечно, — оборвал ракетчика Академик, — это мы понимаем.
Странно, но за столетия конструкция ракет не изменилась, — заметил Мельцер Фрис.
— Наверно, потому, — высказался Академик, — что в космос никто не летал. Несколько сотен лет.
— Не летал, — быстро согласился офицер — ракетчик, — полетов с человеком на борту не было. А спутники запускали с орбитальных аппаратов и малых ракет. В больших ракетах нужды не было. К тому же на земле были слишком сильные ветра. Они опрокинули бы ракету на старте. Пуск лунной ракеты стал возможен только сейчас, после озеленения Земли и нормализации атмосферных потоков.
— Выходит, что вы в чем-то первооткрыватели, — искренне улыбнулся ракетчику Академик.
— В какой-то степени да, — согласился офицер — ракетчик, — мы осознаем это и для нас это большая честь.
— А полет на Луну это большое событие, — кивнул Мельцер Фрис.
— И очень серьезная проблема, — поддержал мысль Генерального контролера ракетчик, — не только взлет, но и полет. Высадка на Луне и возвращение. Многие технологии полета утрачены. Мы многое восстановили по образцам, но никто не знает, как они поведут себя в полете. И мы не имеем опыта орбитальных полетов. Будем придерживаться старых методов, они проверены на практике и должны помочь выполнить лунный полет.
— В целом система старая, но надежная, — подытожил разговор Академик, — один известный товарищ утверждал, что техника морально не стареет.
— Да, именно это я собирался сказать, — быстро согласился ракетчик, — кстати, ракета в сцепке с лунным кораблем уже установлены на стартовом столе. Сейчас завершается заправка. После заправки доступ к ракете будет строго ограничен. Будет ограничен и доступ в режимную зону. А ракету отсюда видно. Вернее не ее, а облако специальной аэрозоли, которое ее окружает. Оно нужно, чтобы не допустить перепадов температур ночи и дня. Ведь «Сатурны» никогда не взлетали отсюда.
— А кто входит в экипаж? — поинтересовался Мельцер Фрис.
Ракетчик повернул голову в сторону стартового поля:
— Экипаж составлен по пятидесяти процентному принципу. Один астронавт от подземелья, а один от Антарктиды. Мы точно не знаем, кто эти люди. И тем более я не могу… не имею полномочий что-либо вам сообщать. На эти вопросы может отметить только начальник ракетодрома.
— Конечно, конечно, — тепло сказал Академик, — мы вас не неволим. Вы честно выполняете свой долг. Нам не в чем вас упрекнуть.
Глава 4
В России, сегодня, проходило представление новейших боевых машин. Их было две. Одна предназначена для десанта, а вторая для огневой поддержки. Обе машины застыли серыми кубами на смотровой площадке. Вооружение и приборы управления были плотно закрыты специальными черными чехлами.
Согласно, новым представлениям о роли лидера народа в истории был устроен небольшой прием. Для военных, руководящих работников и правильно понимающих жизнь журналистов.
— Мы обещали, мы подготовили, и мы передаем армии новое оружие, оружие лучшее в мире, — громко заявил Чжу Дэ.
Ему вяло похлопали. Чжу Дэ взял бутылку шампанского и разбил ее о ближайшую машину. Брызги окатили присутствующих. Теперь аплодисменты, немногочисленных свидетелей торжества, были громче.
Генерал Абельсин энергично потряс руку Чжу Дэ и, ткнув пальцем в броню боевой машины уверенно сказал:
— Мы Армия Обороны сможем достойно и эффективно использовать это оружие против наших врагов. Как бы сильны и хитры они не были. И как бы далеко они не находились.
В ответ раздались жидкие аплодисменты.
— Машины можно осмотреть вблизи, — милостиво разрешил генерал Абельсин.
Собравшиеся перешли ближе к машинам. Генерал Абельсин высмотрел среди собравшихся Народного Лидера и решительно подошел к нему.
— Не хотите осмотреть машину внутри? — предложил Пашке генерал Абельсин, — это секретная разработка, но для вас мы с радостью сделаем исключение. Вы наш лидер и должны иметь полное представление о боевой технике армии. Тем более, что это машина будущего.
— Хорошо, — быстро согласился Пашка, — я согласен осмотреть ее.
Внутри машины была приятная прохлада.
— Здесь, — указал крючковатым пальцем Абельсин, — кухонный блок и туалет. В этой части машины находиться боевое отделение, в котором места для двух членов экипажа. В случае опасности места экипажи экранируются силовым полем. Это очень надежно, защита практически стопроцентная. Основное вооружение машины — электромагнитная пушка и два дистанционно управляемых безгильзовых пулемета. Электромагнитная пушка стреляет вольфрамовыми снарядами с начальной скорость девять километров в секунду. Снаряд весом тридцать семь килограммов пробивает броню всей техники Свободной Армии Антарктиды на дистанции до восьмидесяти километров. Можно стрелять и дальше, но у нас нет таких систем управления. Пока нет и если не подкачают ученые, то скоро мы сможем стрелять на сотню километров. Все вооружение боевой машины уже проверено в боях. Отлично работает при любых температурах. Такой машине не страшны ни похолодания, ни потепления.
— А как проходимость боевой машины? — настороженно спросил Пашка.
— Это был основной вопрос при проектировании, — охотно ответил генерал Абельсин, — потепление не застало на врасплох… совсем нет. Нами предусмотрено два вида резинометаллических гусениц. Они гарантируют проходимость боевой машины по любым видам грунта, кроме болота и водоемов.
— У вас отличая, боевая машина, — живо заметил Пашка, который мало чего понял из объяснения генерала, — можно вас поздравить. Вы получил отличное оружие.
— Благодарю вас, — ответил генерал Абельсин, — а теперь разрешите задать вопрос по существу?
— Конечно.
— Когда вы собираетесь выполнять свои обещания?
— То есть? — недоуменно посмотрел на генерала Пашка, — у вас есть отличное оружие. Мы вам его обещали и сделали.
— Это, — небрежно постучал по бороне генерал Абельсин, — это? Все это сделано из старых наработок. А нового ничего не создается. А мы не хотим упустить время. Оно на войне бесценно. Если мы упустим время, то отстанем, а если отстанем, то проиграем. Мы не хотим отстать и проиграть.
Пашка смущенно посмотрел на генерала.
— Вы должны понять, что мы поддержали вас не для того, что бы слушать байки новых демагогов, которые заменили старых, — важно отметил генерал Абельсин.
— Это очевидно.
— Очевидно по вашим словам. А вот по делам мы не заметили.
— но я, же согласился на процедуру военного контроля над производством и расширение ваших функций при мобилизации, я пошел на увеличение армии, как по призыву, так и по контрактам, — недоуменно заметил Пашка.
— Это наиболее просто. Мы это могли бы выбить и из Координационного совета. Не велика уступка. Все равно саботаж как был, так и остался. Военное производство и транспорт как были никчемны, так никчемны и остались. Там не военная дисциплина, а какой-то балаган. Законопроект о военном положении на дорогах и заводах вы провалили.
— Но это было бы слишком. Общество не приучено к таким мерам.
— Наземное тоже? Тоже не приучено? — зло спросил генерал Абельсин.
— Мы стараемся слить оба наших общества. Создать единое…
— Мне это неинтересно, — перебил Пашку генерал Абельсин, — никому из нас это не интересно. Нам интересно, когда вы наведете порядок в тылу. И когда дадите обещанное нам вооружение. Как вы это сделаете, нас не волнует. Нам, военным, защитникам Родины, главное — результат. Которого мы пока е видим.
— Я могу хоть сейчас обсудить отставки в экономике. Чжу Дэ можно отправить в отставку хоть сейчас. На его место я поставлю того человека которого вы считаете наилучшим. И с которым вы сможете работать.
— Это хорошо, очень хорошо, — буднично согласился генерал Абельсин, — это никуда не уйдет. Но это не совсем то, что мы хотим.
Пашка пожал недоуменно плечами:
— Чего же вы хотите? Вас не устраивает вооружение?
— Дело не в этих стальных и титановых коробках, — генерал снова постучал по броне, — дело в людях. Нам, кажется и то, что вы не окончательно дистанцировались от Координационного совета, от его старых идей.
— Но мы отстранили от власти его членов. Кто остался, тот занимает совершенно незначительные должности. Академик удит рыбу и не появляется в городах. Его соратники работают, пока что работают. Но их полномочия так незначительны, что и говорить о них не имеет смысла. Они руководят обычными синекурами. Правда, их одновременная отставка может быть неправильно истолкована и снизит рейтинг нашего правительства.
Генерал Абельсин нетерпеливо потер переносицу:
— Нас не беспокоят те двое. Они были марионетками. Так мы думаем. А вот Академик иное дело. Мне, нам кажется, что он связан с Антарктидой.
— Что вы? — громко воскликнул Пашка, — это невозможно. Да и зачем ему это надо?
— О мотивах, он мне не докладывал, — скривился Абельсин, — но можно догадаться, что он хочет вернуть себе влияние и власть. В таких условиях заговор с врагом самое удобное для Академика. Сейчас они помогут ему, а потом он поможет им.
— Генерал, — медленно и осторожно подобрал слова Пашка, — вы уже заговариваетесь. Это настоящая шизофрения. У вас нет ни фактов, ни доказательств. Есть только ваше мнение и все.
— Если вы хотите, — генерал Абельсин в упор посмотрел на Пашку, — это не мое мнение, а мнение армии. Всей армии. Мы не можем быть уверены за тыл, пока там гуляют такие субъекты, как ваш любимый Академик. О саботажниках и тунеядцах, с которыми вы не хоти бороться я молчу.
— Мой? Мой, любимый Академик? — поразился Пашка.
— Если вы защищаете его, то ваш, — безапелляционно заявил Абельсин, — преграду надо убрать с пути. Пока есть возможность и время, а преграда не стала значительной и непреодолимой.
— И что вы предлагаете? — свистящим шепотом спросил Пашка.
Ответ генерала Абельсин был давно готов:
— Хорошо, если он погибнет в аварии. Конечно, случайной. Для блага нашей страны это будет хорошо. Сейчас есть очень, очень хорошая, удачная возможность. Я говорю о почетной миссии Академика, на дальнем ракетодроме, где мало свидетелей. Это выгодно и вам и нам. Мы уберем врага, и он перестанет заслонять вас. Как делал до сих пор.
— Вы прямолинейны. Как подобает настоящему военному, — покачал головой Пашка.
— Спасибо. Сочту за комплемент.
— Мне сложно решиться, даже не представляю, как это можно провернуть, — обескуражено ответил Пашка.
— А вам и не надо, — уверил его Абельсин, — все сделают наши люди. Люди прямые и правильные. Вас проинформировали, вы осведомлены. Этого достаточно. Я не буду вас больше задерживать. Надеюсь, что все пройдет удачно, и мы окончательно освободимся от этого диктатора.
Пашка выбрался из машины. Практически все уже разъехались. Уехал и верный Чжу Дэ. Только несколько бойцов Армии Обороны подгоняли транспортеры для перевозки боевых машин.
Пашка достал из нагрудного кармана тяжелую золотую монету. Он взял ее, из музея, в первые дни Революции. Взял на память. И теперь она стала его талисманом. Он подбросил монету, поймал на лету и внимательно посмотрел на нее. Вот так же жизнь — аверс или реверс, орел или решка. Или я или армия. Или армия или Академик. Или я? И кто тогда подскажет?
Как быть?
Громкий сигнал визора поднял Конструктора с мятой постели. Говорил Контролер Бержерон:
— Извините Конструктор, у меня строчное сообщение.
— Конечно, — сонно запахнул кимоно Ти Мао, — что у вас?
— Мне только, что сообщили, что Генеральный контролер Мельцер Фрис прибыл на ракетодром.
— Это хорошо, очень хорошо, — согласился Ти Мао, — но скажите Бержерон это настолько важно, что меня надо было поднять ночью? Поднять, используя секретный шифрованный канал связи?
— Конструктор, понимаю вас, — понизил голос Бержерон, — но эта проблема не терпит отлагательств.
— Какая проблема? Какая проблема может потребовать поднять меня среди ночи? Вы опять проиграли великое сражение? Или из палеолаборатории убежала уникальная плесень?
— Мы должны определиться с Мельцером Фрисом, — четко сказал Бержерон.
— А что с ним определяться, — зевнул Ти Мао, — мы нашли ему хорошую работу. Генеральный контролер, конечно, не очень этому рад. Но теперь у него появиться возможность написать мемуары. А потом его можно будет попробовать и на ответственной работе. Когда пройдет определенное время.
— В этом и проблема, — заговорчески заметил Бержерон, — Генеральный контролер слишком много знает. Он посвящен во многие наши проблемы. Ему известны темы, над которыми мы работаем. По возвращении он может начать мутить наше сообщество. Командировка на ракетодром может вызвать у него неадекватное представление о собственной роли в нашем научном сообществе. И он попробует вернуть себе влияние.
— Мельцер Фрис? — громко расхохотался Ти Мао, — заговорщик? Это нонсенс. И притом не научный нонсенс. Он принципиально верен научному сообществу.
— Но если он решит использовать свое знание?
— Так и пусть использует, — отмахнулся Ти Мао, — он может пригодиться на дипломатической службе. Скоро наши отношения с подземельем стабилизируются до состояния застоя. Тогда Мельцер Фрис сможет быть хорошим посланником. В любом случае таким кадрами не бросаются. У вас же нет человека с сорокалетним стажем дипломатической деятельности. Деятельности на высшем уровне. И деятельности, притом, успешной.
— Конечно, — съязвил Бержерон, — особенно его переговоры с подземельем были успешными.
— Оставьте, Контролер, — отозвался Ти Мао, — и вы, и я, и Мельцер Фрис знаем, что на него повесили ярлык пораженца. Это было необходимо в тех условиях. В обстановке нашей перманентной неготовности к большой войне. Фрис тогда сделал все, чтобы избежать катастрофы. Ни вы, ни я не смогли бы сделать больше. Даже столько же сделать не смогли!
— Я это помню.
— И хорошо, что помните. Повесьте на свой коммуникатор заставку «Генеральный контролер Мельцер Фрис спас наши задницы в начале войны» и это будет вам напоминать о роли Фриса.
— Я почтительно учту, все ваши замечания, Конструктор, — вкрадчиво заметил Бержерон, — но разве вы не считаете, что Генеральный контролер опасен. Он может обратить свое знание и умения против нас. В обстановке застоя он может быть очень опасен. Он имеет связи и в подземелье и в нашем сообществе. Такой человек очень опасен.
— И что вы предлагаете? — наконец, сон окончательно слетел с Ти Мао.
— Было бы хорошо и полезно, если бы Генеральный контролер не вернулся бы с этого задания. Он выполнил бы великую миссию и ушел в легенду.
Ти Мао стремительно вскочил и пробежался по комнате:
— То, что вы предлагаете Контролер это преступление!
— Нет, — уверенно ответил Бержерон, — это благоразумная предосторожность. Без этой предосторожности наше будущее туманно. Наличие Мельцера Фриса резко увеличивает риски. А риски и так велики. Никто не знает, как скажется подрывная работа Мельцера Фриса на нашем научном сообществе.
— Какая подрывная работа! — заорал Ти Мао.
— Возможная, — невозмутимо ответил Бержерон.
— Вы в своем уме Контролер! — выкрикнул Ти Мао, — как вы, до этого, могли догадаться! Как такие людоедские мысли вообще могли прийти к вам в голову!
— До этого смог догадаться не только я.
— И кто еще такой умный? — сурово поинтересовался Ти Мао.
— Много, много кто, — тихо сказал Бержерон, — те, кто не ослеплены длительной совместной работой с уважаемым Генеральным контролером. И кто хочет снизить опасность внутреннего путча.
— Вы горите ересь Бержерон!
— Но я все, же считаю, что мы должны послать корабль.
— Корабль для чего? — спросил Ти Мао.
— Для особой миссии, — хладнокровно пояснил Бержерон, — которая избавит нас от тлетворного влияния Генерального контролера.
— Если вы все решили, то зачем спрашиваете меня?
— Нам важно знать, с кем вы Конструктор? И за кого вы?
— Кому вам? — невнятно спросил Ти Мао.
— Нам — это наиболее энергичной и здравой части научного сообщества. И нас еще интересует ваше мнение, Конструктор.
Конструктора Ти Мао потряс этот разговор. Он осунулся и казалось, что он постарел еще больше. Хотя казалось бы, куда больше? Ти Мао бессильно опустился в большое кресло.
Бержерон спокойно ждал.
— Я? Как я отвечу я? — тихо произнес Ти Мао, — я, конечно, поддержу наше научное сообщество. Я буду действовать в интересах науки. Только в высших интересах науки.
Контролер Бержерон хищно оскалился:
— Это очень и очень хорошо. Позитивно. И не забываете, Конструктор, что сейчас особое время. И по что, по — прежнему, идет великая война.
Глава 5
В свою последнюю атаку бывший сын, бывший слесарь, бывший военнослужащий российской армии, бывший Василий Акушкин, а ныне киборг Свободной Армии Антарктиды ДП — 369 шел так же как некогда варил шлюзы на заводе или учился в школе — неистово.
Этот плевый аванпост они осаждали уже несколько месяцев. И все бестолку, — слабое пополнение было не в силах заменить погибших на Амуре и под Киевом ветеранов. Под сосредоточенным огнем из бункера молодняк расползался по полю, терял свободу маневра, терял время. Счет потерь здесь шел уже на десятки, если не на сотни бойцов. В такой обстановке командование Свободной Армии Антарктиды перебросило к необоримому бункеру несколько бывалых ветеранов. Считалось, что для них взять этот бункер равноценно полевой тренировочной игре.
Так и получилось.
Василий неутомимо шел вперед, молокососы слева и справа падали, прятались, отстреливались. Но Вася настойчиво и точно по уставу — восемьдесят шагов в минуту шел к бункеру. Он не стрелял — винтовка спокойно лежала на сгибе левой руки.
«По одному бойцу бить не будут», — правильно решил Василий, — а когда очухаются, я обойду их с тыла и всех расстреляю».
Частые разрывные не смущали его. Обветренное, обмороженное и загоревшее лицо не выражало ничего, даже в те мгновения, когда рядом рвались заряды и его обдавало копотью, грязью и крупными льдинками.
Д — 369 практически обошел бункер, когда решил на мгновение обернуться. Так и есть, остальные залегли и пытались отстреливаться, а защитники бункера обрушили на цепь бойцов рой энергозарядов.
Сзади бункер не выглядел так грозно и неприступно. От его двери была протоптана неширокая дорожка, а у самой двери стояла аккуратная лавочка.
Он припал на одно колено за небольшим возвышением. Оставалось только ждать, когда, а нем забудут и атаковать бункер. Перебить его защитников гранатами, винтовкой, тесаком, а если надо, то и передушить их руками.
Дверь бункера растворилась сама собой. В проеме стоял некрупный солдат.
Д — 369 недоуменно осмотрелся по сторонам — ловушки не было.
Солдат широко расставил ноги стал облевать на укатанный снег у задней стенки бункера.
И здесь Д — 369 усмехнувшись своим черным и задубевшим от испытаний лицом, поднял винтовку.
Неожиданно солдат закончил блевать и, распрямившись, убрал с лица волосы. Реакции этого человека мог позавидовать и иной киборг (особенно плохо обученный). Заметив Д — 369
Солдат высоко закричал и упал, вправо срывая предохранитель автоматического бластера.
Д — 369 спокойно выстрелил несколько раз — разряды накрыли этого рыжего солдата с разных сторон, но тот смог ответить несколькими очередями.
Несколько разрывов поднялось вокруг киборга.
Слишком странно для небольшого бластера, Д — 369 перевел голову на бункер — стреляли именно оттуда. Он усмехнулся — причинить ущерб киборгу вблизи нельзя. Это знали все — слишком силен индивидуальный шит и слишком сильна броня. Оптимальным решением для защитников было бы немедленно закрыть дверь и попытаться достать его гранатами, рыжий солдат при этом приносился в жертву. Одним солдатом можно жертвовать для спасения остальных. Так поступали всегда все нормальные люди.
Однако эти к ним не относились — из бункера выскочил еще один солдат и полоснул по Д — 369 из энерговинтовки. Еще один безумец появился следом — он выполз из проема таща за собой энергобатерею. Оба вышедших что-то громко орали и махали руками в сторону маленького рыжего солдата.
Д — 369 поднялся на ноги — так было удобнее вести огневой бой. Тренированно и опытно вскинул винтовку. Солдат с энерговинтовкой бросился на Д — 369 и, подскочив, ударил прикладом по винтовке киборга.
Д — 369 опешил только на мгновение и, отойдя на шаг, дал возможность нападавшему ударить. Ударить и промахнуться. А потом мощно ударил по шлему солдата, тот слетел, а солдат упал лицом вниз.
Несколько разрядов причудливыми завитками скользнули по Д — 369.
Он обернулся — рыжий солдатик, совершил очередную глупость и поднялся во весь рост, а другой продолжал ползти, таща за собой батарею.
Безумцы.
В отличии от них Д — 369 перевел винтовку на одиночный огонь — пора было кончать с этими горе-вояками. Резко повернул винтовку и выстрелил солдату, которого он сбил, с ног в голову.
Раздался истошный крик — рыжий солдат выронил бластер и снопом рухнул на землю.
Под ногой Д — 369 оказалась какая-то жижа и чтобы не скользить, он перешагнул на тело только что пристреленного им солдата — так было удобнее и правильнее. Оказавшись на твердой и надежной поверхности Д — 369 вскинул винтовку и навел ее на рыжего солдата. Тот уже сидел на коленях и кричал, закрывая рот рукой.
Киборг успел поразиться такому странному поведению и поднял винтовку ловя электронным прицелом фигурку кричавшего.
Мощный толчок сбил Д — 369 с ног и с той надежной поверхности, на которой он стоял. Киборг попытался подняться на руках и смог заметить солдата проползшего к нему от двери бункера, тот деловито переключил баланс батареи на «Взрыв» и подмигнул Васе.
Участники Революционных войн помнят, что иногда киборги вели себя как сорвавшиеся с цепи сторожевые собаки. Вдруг ни с того ни с сего один из них начинал действовать напористо и целеустремленно, шел на цель неустрашимо и сносил все на своем пути. Таких киборгов в армии Революции прозвали «бешенными».
Именно такой попался Смирнову и кампании в последний день обороны.
Все началось как обычно — цепь вяло переминающихся киборгов, огонь буера. На крайне правом фланге атаковавших какой-то умник рванул вперед, не взирая на обстрел. Видя это Смирнов ухмыльнулся, но скоро забыл о нем.
Все сорвала Ирина — от жары и напряжения ее скоро прорвало и, открыв бронированную дверь каземата она стала блевать прямо у порога. А затем раздался ее крик. Смирнов рванулся к тыловой амбразуре — Ирина упала и отстреливалась от какого-то киборга обошедшего их с тыла. Если бы не ее глупость то судьба этого «бешенного» была бы решена, но выиграть огневой бой у киборга на такой дистанции находясь вне бункера, было совершенно невозможно.
Смирнов обстрелял киборга из винтовки и бросился наружу.
— Подходи в упор! Бей его вблизи! — кричал ему казанец.
Смирнов так и поступил, он и сам понимал, что иначе эту груду железа и генераторов не одолеть.
Выскочив из каземата Смирнов заорал:
— Ирина, прячься! Уползай! Беги если можешь!
На пороге бункера появился и казанец, но сразу упал:
— Прячься дура! Не стреляй в него!
Ирина Вострикова еще могла отбиваться, когда Смирнов бросился на киборга. Однако тот был опытным бойцом — мгновенно уложил Смирнова.
От давящего внутреннего страха Ирина дико закричала.
Казанский ветеран быстро полз, превозмогая страх перед открытой местностью, где все так светло и ярко, он тащил за собой батарею пушки понимая своим пессимистическим умом, что за уничтожение этого «бешенного» киборга придется заплатить большую цену.
Тем временем киборг расправился со Смирновым — прострелив тому голову. От сильного разряда голова и плечи Смирнова просто растеклись в плотную и однородную массу серо-бурого цвета. Киборгу это не понравилось, и он переступил на тело Смирнова, вытащив свои ноги из растекшейся головы врага.
Казанец быстро полз крича:
— падай! Падай дура! Падай!
Ирина не смогла стоять и рухнула на землю. Она не последовала приказу казанца, но спасла себя на несколько секунд. Упав, она стала рыдать как деревенская баба — истошно и некрасиво закрывая рот перепачканной грязью аккуратной ручкой.
Тем временем «Бешенный» уверенно вскинул винтовку и навел ее на Ирину.
Подвиги бывают разными. Для одних это ухоженный сад и прекрасный дом, для других прожитая без подлянок жизнь, третьи к своим подвигам отнесут женитьбу или замужество, а для меркантильных лентяев подвиг — это дом — полная чаща.
Подвиг безымянного казанца не был ничем из обыденных и заранее утвержденных подвигов. Он даже не походил на подвиги из красочных историй войн. Это просто была победа над пространством и бездной неба. Когда, поняв, что он никогда не успеет спасти Ирину от выстрела киборга казанец прыгнул. Преодолев свой страх и притяжение теплой земли казанец пролетел три метра и сбил киборга с ног. Тот недоуменно поднялся, на локтях, осматривая своего врага. Жить казанцу оставалось недолго — ровно столько сколько надо киборгу чтобы отбросить своего врага и размозжить тому голову. Но казанец не стал терять времени и торопливо нажал блокиратор баланса батареи. Переставил его на «Взрыв».
О чем подумал казанец в краткие секунды своего полета, падения и мгновения до взрыва?
Наверное, корил «эту чертову беременную дуру» из-за которой он погибал.
Наверное, завидовал Смирнову.
Наверное, облегченно подумал о конце своей героической и бессрочной службы.
Наверное, вспомнил что-то затаенное, детско-раннее, теплое для души?
А может просто порадовался тому, что все-таки успел с прыжком. Обрадовался и даже успел подмигнуть черному мертвенно-испитому лицу своего растерявшегося врага.
Глава 6
Командир ракетодрома оказался невысоким подтянутым мужчиной лет за пятьдесят. Ему шел специальный комбинезон ракетчика, но Академик отметил, что гражданская одежда пошла бы еще лучше. Командир ракетодрома вежливо поклонился:
— Я коммодор Фердинанд Стиг. Командую этим ракетодромом. Извините, что прервал вас, не дал спокойно побеседовать. Но завтра запуск и я должен провести инструктаж.
— Это правильно, — ответил Академик, — а мы ждали вас.
— Ваша задача, — начал с главного Фердинанд Стиг, — решить вопрос с ключами. Ключа, как известно три. Один должен быть у вас Академик, один у вас Мельцер Фрис.
— Третий?
— С третьим поступили просто — он уже улетел на лунном модуле. Экипаж получит его, когда пристыкуется к лунному модулю на земной орбите. Ваша задача передать ключи согласно установленной процедуре.
Фердинанд Стиг неторопливо раскрыл панель коммуникатора и сфокусировал изображение на стену домика:
— В лунной экспедиции два человека. После их подготовки и посадки в специальный трейлер произойдет лотерея по принципу случайных чисел. Одному из них достанется красный жетон, а другому синий. У вас есть кейсы, в которых охраняться ключи. Вы так же поедите к стартовому столу. Только на другом трейлере. Потом такая же процедура. И один из вас будет иметь синий жетон, а другой красный.
Начальник ракетодрома настроил картинку стартового стола:
— Здесь, — и Фердинанд Стиг приблизил участок, — будет одна из зон, а здесь другая. Цвета зон будет так же выбраны лотерей по принципу случайных чисел. Это произойдет за несколько минут до вашего прибытия на стартовую площадку ракетодрома. Как вы видели, зоны разделены силовым полем. В каждой зоне будет стоять электрокар. Вас подвезут к коридору, и каждый пойдет в зону своего цвета. Отдаст ключ. После чего ракетчик поедет на электрокаре к ракете, а вы пройдете на командный пост. С поста вы будете наблюдать за полетом. От цветных зон это не далеко: семьсот метров или восемь минут пути.
— Извините, — спросил Академик, — вы это сами придумали?
— Нет, — покачал головой командир ракетодрома, — это утверждено в соглашении между подземельем и Антарктидой. Там все это приписано. Отражены все мелочи. Мы получили готовые инструкции. В них подробно описана вся процедура.
— Тогда понятно, — усмехнулся Академик, — бюрократия вечна.
— И бессмысленна, — отозвался Мельцер Фрис.
— Мое дело исполнять приказы, — сухо отметил командир ракетодрома, — а не обсуждать их. Вы будете отдыхать до утра в домиках. Они негласно охраняются смешанными патрулями. Но вас они не побеспокоят. Режима дня для вас не предусмотрено, так как вы не ракетчики. В домиках есть визоры, мгновенная связи и зоны питания. Все к вашим услугам. С вами свяжутся за двадцать минут до выезда. А теперь разрешите откланяться.
Начальник ракетодрома быстро собрал коммуникатор, планшет и вышел.
Утром, после передачи ключей Академик и Мельцер Фрис собрались у пункта управления полетами. Вдали виднелось облако аэрозоли отмечавшее место стартового стола.
Появился Фердинанд Стиг.
— Уважаемые господа, — командир ракетодрома замялся, — я просил бы вас немедленно перейти в бункер. Скоро старт. Здесь нельзя находиться.
— Что-то может случиться? — наивно поинтересовался Академик.
— Если ракета не сможет стартовать, — ответил командир ракетодрома, — то ее обломки могут достать до этого места. Такие ракеты никогда не летали с Байконура. Поэтому мы не знаем радиуса разлета осколков. Возможна и утечка ракетного топлива. При здешних параметрах влажности и скорости ветра мы не можем этого предсказать. Укрыться в бункере не помещает.
— То есть вы рекомендуете нам? — уточнил Академик.
— Конечно, конечно — быстро произнес Фердинанд Стиг, — это только рекомендация. Приказать я вам не могу.
— Если так, то я предпочту остаться на воздухе, — отмахнулся Мельцер Фрис.
— Вы знаете, — присоединился к нему Академик, — отсюда лучше видно. Но личный состав вам Стиг действительно не мешает укрыть.
Фердинанд Стиг посмотрел в сторону ракеты, мельком взглянул на часы:
— Хорошо, поступайте, как знаете. Как считаете лучше. Но если все, же случиться авария, то у бункера есть небольшой окоп. Окоп расположен рядом с восточной стенкой бункера. В нем можно укрыться от разлетающихся осколков. Химической защиты он не обеспечит.
— Спасибо, вы очень добры, — поблагодарил ракетчика Академик.
Фердинанд Стиг кивнул. Постоял несколько секунд, смахнул капельку пота с седого виска:
— Мне хотелось бы вам сообщить. Наверно, вы должны знать то, что ночью в степи приземлились два корабля. Мы не смогли установить их названия. Однако эти корабли имеют автоматические опознаватели. Один из них принадлежит Антарктиде, а второй подземелью. Но что это за корабли, кто в них находиться мы не знаем. И зачем они здесь, мы не знаем. Корабли приземлились в нескольких десятках километрах. Они и сейчас там. Сидят тихо, соблюдая полное радиомолчание, радары их тоже заглушены.
— Хорошо, — легонько пожал плечами Академик, — что нам с этого?
— Это может быть серьезно, — заметил командир ракетодрома.
— Наверно, — согласился Генеральный контролер, — просто так корабли не летают. Тем более в такую глушь. Для полетов кораблей есть планы передвижения. Все полеты согласованы с руководством. Любой полет преследует определенную задачу.
— Если вы считаете, что есть какие-то сложности, — Фердинанд Стиг пожевал нижнюю губу, которая стала бледной, — то вы можете вылететь отсюда на моем ледолете. Он принадлежит международной космической службе. И он имеет специальную идентификацию. Это будет безопаснее. Ваша миссия на ракетодром фактически закончилась, вы уже передали ключи. И вылететь можете немедленно. Мой ледолет в двух минутной готовности к старту и может вылететь немедленно.
— Спасибо, — поблагодарил Академик, — но в этом нет никакой необходимости. Зачем рисковать вашим кораблем? Мы совершенно уверены, что эти неизвестные корабли прибыли сюда с мирными намерениями. Наверно, это еще одна ступень контроля, о которой не знаем ни вы, ни мы. Обычная подстраховка бюрократов.
— Конечно, — согласившись с Академиком, кивнул Мельцер Фрис, — совершенно нет смысла рисковать вашим кораблем и его экипажем. Мы отправимся на наших ледолетах. Тем более, что у них нет пилотов, а лишь стоят системы автоматического полета.
— Я вас понял, господа, — Фердинанд Стиг отдал честь и ушел в бункер.
Мельцер Фрис аккуратно достал из полевой сумки портативный бинокль:
— Мне почему-то показалось, что оптику надо привезти собой. Здесь нам ее не выдадут.
Академик горько усмехнулся.
— Хотите, посмотреть — вежливо предложил Генеральный контролер Академику.
— Нет, спасибо, — отказался Академик, — Солнце слепит глаза. Оно низко, да и зрение у меня не очень. Вы лучше сообщайте, что происходит с ракетой.
Мельцер Фрис начал комментировать запуск:
— Зажигание. Ракета в клубах белого и серого дыма. Наконец, она тяжело оторвалась от стартового стола. Ракета пошла. Медленно. Скорость нарастает. Ракета все быстрее и быстрее. Отделение первой ступени. При разделении первой и второй ступеней все окутывается выплесками дыма и пламени. Создается впечатление, что произошел взрыв. Но вот яркий чистый факел устремляется дальше. Ракета летит.
— Летит?
— Летит, — глухо отозвался Мельцер Фрис, — а выше я уже не могу различить детали. Виден только дымный шлейф. Теперь он редеет. Вот яркая точка. Теперь будет видно только ее.
— Вот и хорошо, — сказал Академик, — будем надеяться, что запуск прошел успешно. А нам нужно собираться. Мы загостилсь.
— Надеюсь, что этот тритий не пойдет во вред человечеству, — буркнул Мельцер Фрис медленно опуская бинокль.
— Надо надеяться. Человечество страдает только от своей гордыни, — отметил Академик, — Древний поэт сказал: «Открылась бездна звезд полна, звездам числа нет, бездне дна». За последние четыреста лет человечество распахнуло врата в волшебный мир и рухнуло в глубочайшую пропасть в своей истории. И из этой бездны ему карабкаться и карабкаться.
— Долгие годы? Десятилетия? — спросил Мельцер Фрис.
— Боюсь, что дольше. Значительно дольше.
— Так у нас с вами нет столько времени, — с сомнением покачал Генеральный контролер.
— А у нас, вообще, не осталось времени, Мельцер. Нам пора уходить, оставив сцену для нового действия. Для новых страстей и новых актеров. Это непреложный закон бытия. И не нам его отменять.
Мельцер Фрис, наконец, упаковал бинокль и громко хлопнул застежкой полевой сумки.
Академик обернулся к Генеральному контролеру:
— Не переживайте Мельцер, — почетная опала после большой победы удел всех великих полководцев. Неважно чем они победили — дубиной, мечом или остротой мысли. Так было всегда. Так всегда и будет.
— А знаете, — грустно улыбнулся Мельцер Фрис, — я уже как-то привык к отставке.
— Наши дела Мельцер, наши победы принадлежат человечеству. Они уже не наши и никогда не будут их. Тех глупых и завистливых медиакратов, что послали карательные ледолеты, которые ждут нас в степи.
— И все же жаль, — глубоко вздохнул Мельцер Фрис.
Генеральный контролер присмотрелся и только сейчас отметил, как сдал Академик. Как выцвели его глаза, поблекли губы, шершавой и морщинистой стала кожа.
Академик, казалось, уловил мысли Генерального контролера:
— Время. Оно непобедимо Мельцер. Мы прошли свой отрезок и пора уступить место другим. Будем надеяться на успешный исход полета. На то, что капсулы с тритием доставят на Землю. И на о, что человечество сможет им разумно распорядиться. И не наделать ошибок больше, чем наделало до сих пор.
— А как же война Антарктиды и подземелья?
— Война?, — в последний раз, не моргнув, посмотрел на факел уходящего корабля Академик, — война будет продолжаться. Человечество никогда не жило без войны. И не может без нее жить. Для нашего общества война это экзоскелет, удерживающий его от распада. Таким же скелетом служит борьба с внутренними врагами. Две эти войны неизбежны. Это вечно, стереотипно, а значит банально. И все же были и есть интересные вещи, суть которых мы не узнаем никогда.
— Например?
— Например, кто такой Уи На? Откуда он? И вокруг чего он так долго и успешно водил всех нас за нос.
— А вам не кажется, что нам этого и знать не надо?
— Кажется, — согласился Академик, — ведь, лучшая защита от дурака, это его незнание.
— Выходит, все было бессмысленно, — сокрушенно покачал головой Мельцер Фрис.
— Бессмысленно? — переспросил Академик, — отнюдь. Нам удалось расшевелить человечество. Пусть и таким сложным, кружным путем. Мы пробудили его для новой жизни.
— Но зачем тогда перевороты, революции, войны? Зачем все это?
— Зачем? Зачем все это? — широко улыбнулся Академик, — но все это называлось просто: наша жизнь. Мы были.