Дверь открыл растрепанный Коля.

— У тебя был приступ? — сразу же спросила Татьяна.

— Нет, нет, он показал в глубь комнаты, — у нас Аня она ждет тебя.

Соседка Аня была молодой женщиной. Семь лет назад она вышла замуж, получила эту комнату, освободившуюся после знаменитого выселения эксплуататоров 1930 года и жила здесь сначала с мужем и дочерью.

— Здравствую Таня, — быстро заговорила Аня, — извините, извинтите, что так без приглашения. Но я просто не знаю, что мне делать. Ты больше моего, нашего —то знаешь. Ты хоть мне скажи, успокой.

— Подожди, — Татьяна, положила сумку на стул и медленно сняла плащ, — давай я умоюсь, мы попьем чаю и поговорим. Вот нам сегодня сушки выдали в Радиокомитете. Полтора кило. Наверное, за хорошую работу.

Татьяна натянуто улыбнулась. Коля загремел чайником и вышел из комнаты.

Татьяну поразили опушенные плечи Ани, ее черные круги под глазами и мятая кофточка. Татьяна посмотрела на останки окурков в пепельнице, вздохнула и открыла новую пачку «Казбека». Пришел Коля, посмотрел на Татьяну и Аню и осторожно втиснулся в дальний и темный угол. Поняв, что Аня не осталась одна, Татьяна пошла мыться.

Пока Татьяна ходила и умывалась, Аня сидела понуро и даже не смотрела на стол. Коля уже принес вскипевший чайник, выложил сушки в фарфоровое блюдо с отколотым краем и покорно ждал жену.

Татьяна быстро переоделась за ширмой и, потирая уставшие запястья села за стол. Аня сразу, как наэлектризованная, всполошилась:

— Танечка, пожалуйста, скажи мне, что и как? Дашу забрали двадцать восьмого июня и отправили в Новгородскую область. Они говорили, что детей ввозят, чтобы они не попали под удар авиации немцев. Все мы знаем, что фашисты бомбят мирные города. Фашисты никого не щадят. Но связи с ее лагерем нет. Я звонила туда, а связи нет. Телефон молчит, на телефонной станции говорят, что телефон молчит. Говорят, что связи нет. А по сводкам именно туда и наступают немцы. Они получается уже близко. Немцы близко. А Даша там. Она там.

Коля придвинул к Ане чашку с чаем. Она жадно отглотнула горячий чай, была готова зарыдать, но сдержалась. Татьяна поняла, что Аня уже за гранью отчаянья.

— Я не только со станции звонила, — громко зашептала Аня, отодвинув чашку с кипятком, — я попросила. Просила я. Добилась. С работы звонила. Там особый телефон. Он специально проложен. Но до лагеря не дозвонилась. Таня, Таня, что делать?

— Аня, — Татьяна постаралась говорить медленно и внешне уверенно:

— Я знаю не больше твоего. Нам приносят те же сводки, что и всем. Я знаю только то, что немцы наступают и Новгород под их ударом. Фашистские танки могут в любой момент войти в Новгород.

Она посмотрела на бледного Колю и уткнувшуюся в чашку Аню и громко сказала:

— Новгород скоро будет взят немцами или уже взят ими.

Коля отвернулся от них и Татьяна подумала, что хорошо бы, если бы сейчас у него не было бы припадка. Какой ужас, три беспомощных человека в самой мясорубке событий. Наверное, сейчас было бы легче там — под Новгородом. Там еще есть определенность. И она будет до самой смерти, до которой советским бойцам там не далеко.

Коля мял руками майку и вдруг сказал:

— Я вчера видел, как памятник Ильичу закрывали мешками с песком. Наверное, думают, что и по нам ударят.

Татьяна тяжело посмотрела на мужа.

Аня резко подняла голову:

— Танечка скажи мне, пожалуйста, скажи мне. Может мне надо немедленно сорваться и ехать вывозить Дашу? Может, я еще успею? Успею я?

Татьяна положила свою руку на дрожащую Анину ладонь:

— Анечка, шансы есть. Немцы не боги, он не могут быть везде. Если ты успеешь на поезд, то тебе надо ехать. Если ты веришь, что сможешь купить билет.

— Билеты еще продают, — подал голос Коля, — даже за пределы области. А местные электрички еще ходят. У нас два преподавателя каждый день приезжают из области. Каждый день приезжают. Вовремя электрички ходят.

Аня вскочила, глаза ее заблестели, она бросилась на шею Татьяны и быстро заговорила:

— Спасибо тебе Танечка! Спасибо, спасибочки! Никогда тебе не забуду этого! Никогда.

— Мы посмотрим за твоей комнатой, — обняла Аню Татьяна и почувствовала Аннины слезы у себя на шоке.

Через четверть часа Аня уехала. Вернулась она через четыре дня. Вернулась с Дашкой. Даша была тиха, а Аню трясло, их одежда была грязной и порванной.

— Как нас не замели, — сказала Аня, снимая одежду в общем душе, куда принесла горячую воду Татьяна, — представляешь, Таня я несколько километром ползла под вагонами, а там сама знаешь что.

Оказалось, что дело с эвакуацией детей было швах. Детей вывезли в летний лагерь, но перебои с питанием начались сразу. То кончилось масло, то не было компота, а потом перестали привозить хлеб. А многие родители стали приезжать и забирать своих детей. Поэтому детей решили централизовано вернуть. Аня успела буквально за день этого возвращения. Она приехала и даже без скандала забрала Дашу. Директор лагеря спокойно и деловито передал Ане Дашины документы, хотя и не рекомендовал ехать самостоятельно.

— Завтра, — тихо сказал директор и попет красные глаза, — может послезавтра, приедут грузовики и вывезут детей. Все уже согласованно с обкомом. Приехать должны были вчера, но машин не хватает. Время сами знаете какое.

Пока Аня с Дашей сидели на станции и ждали пассажирского поезда, мимо них прошел поезд с детьми, которых везли в Ленинград. Это вывозили дальние лагеря.

Поезд, составленный из дачных пригородных вагонов, медленно проехал станцию, тут на нее налетели немецкие самолеты. Аня сказала, что самолетов было четыре. Черные, верткие с большими обтекателям шасси. Один самолет бомбил станцию, вернее сбросил на ее бомбу, которая взорвалась в складе с углем. Три других бомбили поезд с детьми.

— Таня, — тихо сказала Аня, — сначала они не знали, что там дети. Они думали, что там красноармейцы.

Сначала один самолет расстрелял паровоз. А потом второй самолет сбросил бомбу на вагоны в середине поезда. Но когда из поезда побежали дети, немцы покружились, сбросили оставшиеся бомбы на станцию и улетели. Все это время Аня с Дашей сидели под какой-то старой вагонеткой. Под вагонеткой была горка пыли смешанной с нефтью или мазутом. Когда они вылезли, то увидели горящие вагоны. Дети разбежались, но после окончания налета воспитатели стали собирать их.

Что было дальше, Аня с Дашей не видели, они присоседились в армейский грузовик к какому-то мрачному старшине. Старшина сам остановился на обочине и крикнул:

— Лезь в машину, мать твою! Давай, пока не вернулись!

Старшина вез в кузове зеленые тюки, посадив Аню с Дашей в кабину, перестал громко ругаться. Только иногда говорил: «твою» и ехал дальше.

Этот старшина на старом грузовике с горой тюков довез их до следующей станции. Аня с дочерью успели на какой-то залетный паровозик с несколькими разномастными вагонами. На нем они и доползли до Ленинграда.

— Ты знаешь, — сказала Аня, — впервые с начала войны я почувствовала себя спокойно. Когда их, немцев видишь уже не так страшно. Не страшно когда смерть так близко. Я почему-то тогда подумала, что фашисты они как люди. Они как увидели, что маленькие фигурки бегут то не стали стрелять.

— Может они патроны экономили, — сказала Татьяна.

— Нет, нет, — громко ответила Аня, — станцию бомбили, а в детей не стреляли.

Даша сидела на полу и все время молчала. Аня гладила ее по голове, но дочь ничего не говорила.

— Мне завтра на работу, — тихо сказала Аня, — они у меня вычтут за прогулы.

— Наверное, — согласилась Татьяна.

— А мне-то теперь все равно, — весело сказала Аня, — если припрягут на какие-то работы, вы за Дашкой-то посмотрите. Может, я не сразу вернусь. Не скоро.

— Может и не скоро, — кивнула Татьяна.

Аня отжала волосы на пол душевой, осмотрела свои стертые до крови колени и локти, хихикнула и прикрылась полотенцем.