Первый настоящий налет на город случился только четырнадцатого августа. Немецкие самолеты шли с нескольких направлений. В этот раз немцы прорвались без особенных потерь. Она это видела сама. По сигналу воздушной тревоги Татьяна взяла выданную ей затейливую каску бойца противоздушной обороны, противогаз и поднялась на крышу Дома Радио. На крыше уже было два расчета противовоздушной обороны. Татьяне показалось, что люди были расслабленнее и даже веселее, чем в бомбоубежище. Ей тоже казалось, что быть убитой на крыше лучше, чем быть засыпанной в бомбомбоубежище и задохнуться там во время пожара.

Сначала появился низкий гул. Он был ровный, только всхлипы зениток разрывали его. Наши зенитки били исступленно и обреченно. Особенно неистовали пушки кораблей, которым была заставлена вся Маркизова лужа. Татьяна слышала, что командование Ленинградского фронта пригрозили отправить «всех лишних» матросиков на сухопутный фронт. Вот они и старались.

Потом появились немцы. Они шли как на воздушном параде. Четкие четверки немецких бомбардировщиков образовали длинную колонну. С краев колонны летели маленькие истребители. Время от времени ряды самолетов портили кляксы разрывов, но немцы шли. Это был показной парад силы.

Наши истребители сновали вдали этой колонны, но не приближались, чтобы не срывать пристрелку зенитчикам.

— Что же они делают, — тихо произнес Александр Николаевич, дежурный корреспондент. Татьяна посмотрела его напряженное лицо, придавленное сверху жестяной каской бойца ПВО и с иронией подумала, что Александр Николаевич из такого боя не сочинит очередной духоподъемный репортаж.

Наконец появился конец колонны. Немцы на это раз шли не на центр, а решили бомбить окраину со складами и заводами. Как раз на знаменитых Бадаевских складах Татьяна была неделю назад. На них хранилось продовольствие на три недели жизни города. В этот приезд их интересовали е амии склады, а ленинградские ополченцы и милиционеры, охранявшие склады. Им удалось поймать трех диверсантов парашютистов. Как поняла Татьяна, это произошло во многом случайно. Поздно вечером немцы сбросили своих диверсантов, но один из них приземлился прямо на позиции ополченцев и сдался под прицелом пулемета, второй повис на дереве и от удара потерял сознание, а третий сломал ногу при неудачном приземлении.

Ополченцы, показывая места приземления диверсантов и рассказывая об их пленении, была радостно возбуждены, а вот милиционеры хмурились. Татьяна поняла, что пожилые ополченцы еще не поняли, куда они попали, а милиционеры понимали, что такая удача больше вряд ли привалит. Ее поразил остановившийся взгляд милиционера заныкавшего нож одного из пленных диверсантов. Татьяна осторожно взяла этот кусок металла с тяжелой деревянной рукояткой. На широком клинке была выбита дата «1936», а коричневое дерево рукояти было заполировано умелой рукой.

— Вот так, — вздохнул миллионер, забирал клинок у Татьяны, и вставляя в ножны на поясе. Она поняла, как не хочется ему встретиться в бою с настоящим хозяином такого ножа, и насколько эта встреча неизбежна.

Между тем веселые ополченцы, одетые в какую-то причудливую полувоенную форму показывали ей позиции их ополченческого батальона. Позиции были устроены по всем правилам военной науки, освоенной ополченцами на занятиях по гражданской обороне.

— Каждый день меняем, — похвалился командир ополченцев, показывая свежие зеленные ветки деревьев, закрывавшие траншеи сверху и по мысли командира маскировавшие их с воздуха.

Но кроме маскировки у ополченцев не было ничего для отражения налета. Все тяжелое оружие ушло на переформирование фронтовых частей, после прорыва немцами Лужской линии. А на территории Бадаевских складов было только три пулемета в больших и глубоких капонирах. Пулеметы стояли на самодельных зенитных станках. Примерно такие были изображены в книжках о Гражданской войне. Пулеметы крепились на обводах стальных колес, укрепленных на стальных спицах. Это позволяло наводить пулемет по горизонтали, пояснил командир ополченцев. А для наводки по вертикали использовался какой-то странного вида стопор. Пока ополченец расписывал Татьяне надежность этого старого пулемета и где храниться запас воды необходимый для длительной стрельбы, она смотрела на задумчивое лицо милиционера в синей гимнастерке. Милиционер не смотрел ни на пулемет, ни на ополченца, ни на Татьяну. Его глаза остановились на недалеком леске, за которым уже был фронт.