Морозов ждали и боялись.
Миша, который настойчиво добрался к ней на работу тихо сказал:
— Как морозы ударят, то швах.
— Ты думаешь?
— Все так думают. Самолетов нет. Все что приходит в город, все идет по Ладоге. Если она станет замерзать, то по календарю на это ухолит три — четыре недели. Сначала будут лед ломать. Но на Ладоге нет ледоколов. И никогда не было. Поэтому, недели две, а то и три город будет без снабжения.
— Ледокол можно перевести на Ладогу по каналам, — сказала Татьяна.
— Нельзя, — покачал головой Миша, — нет близко ледоколов. Да и смысла особенного нет. Ладога не предназначена для транспортировке зимой. Причалы не готовы.
— Значит, — Татьяна посмотрела ему в глаза, — значит за те две или три недели умрет много людей.
Миша пожал плечами под своим пальто. Оно было хорошим с большим меховым воротником.
— А откуда ты все это знаешь, — резко спросила Татьяна, чтобы уйти от реальности.
— Ты еще спроси е шпион ли я? — хмыкнул Миша, — просто сейчас в области филологии небольшое затишье. Большое затишье. Вообще нет ничего. Молодые люди в окопах. Девушки на работах. А меня припрягли писать документацию в Смольном.
— О, поздравляю, — сказала Татьяна.
— с чем? — Миша тоскливо покрутил головой, — я там вместо машинистки. Позвонили на кафедру и сказали те, кто печатает даже одним пальцем на печатной машинке марш в большой дом. Разместили нас на первом этаже, это где Ильич человека с ружьем встретил. Сидим рядами и печатаем кучу инструкций. Сейчас их много надо. Наверное, всей этой бумаги хватило бы, чтобы квартал отопить.
— И где они ее берут?
— Так, склады ее полны. Еще довоенной. Запасли.
— И паек, наверное, хороший?
— Прикрепили к столовой по третьей категории. Это что-то выше дворника. Но дают кашу какой-то суп. Похож он на баланду.
— Так ты откуда знаешь? — резко спросила Татьяна.
— Читал в книгах, как революционеров в тюрьмах кормили.
— А тебе не кажется, — спросила Татьяна, — что большевики после победы всю страну перевели на так полюбившуюся им баланду.
— Может хватит? — Миша посмотрел по сторонам.
— Хватит, — согласилась она, — очень вы щепетильные. Лееб под городом стоит. Вернее в городе. Немцы на трамвае в город могут въехать, а ты все слов боишься.
— Таня, — прошипел Миша.
— Да и ты не Бонапарт, — зло ответила она ему, — нашел чего бояться. Подумаешь, кончат чуть раньше, чем всех.
Миша потер руками лицо.
— Я на твоем месте подумала бы стоит ли моя жопа, чтобы так рисковать. Чувства точно этого не стоят.
— Не считай меня поддонком, — ответил Миша.
— А я и не считаю. Если бы считала, то не пошла бы с тобой и метра. Ты просто слаб.
— А кто сильный был? Костя или Коля.
— Коля и есть, — ответила Татьяна, — а Костя был смелый и сильный.
— Вот от него ничего и не осталось, — проскрипел зубами Миша.
— От нас всех ничего е останется. Хотя это интересная дилемма, как жить. Стоя на коленях или умереть стоя. Я вот тоже не знаю. Знаю, что живу на коленях. Но меня в большом доме ломали. И, наверное, сломали. Я себя после выписки оттуда и человеком не считала. А вот кто тебя искалечил?
Миша махнул рукой:
— Давай сменим тему.
— Давай, — согласилась Татьяна.
— Вчера в дом рядом с моим попала бомба.
— Ты о том, что мне пора бы ходить в бомбоубежище.
— Лучше вообще туда переехать с концами. Тебе там будет лучше.
— C концами?
— С вещами, — поправил Миша.
— А Коля?
— А я, а ты? А миллионы тех, кто будет голодать все эти недели пока Ладога не покроется льдом?
— А что тогда будет?
— В Смольном надеяться, что тогда можно будет организовать дорогу по льду Ладоги. По ней машины будут ездить. Туда — сюда. Ввозить продовольствие и топливо.