— Что — то вы быстро, — начальник авиационного узла смотрел документы Татьяны.
— На войне как на войне, — ответила она.
— И то верно.
Начальник был таким уродом, что Татьяна не могла отвести взгляд: вся нижняя часть лица была ярко-розовой, как у вареного рака. Губы тонкие и прямые обрамляли рот. Выше линии носа кожа лица была нормальной.
Начальник уловил ее взгляд и крякнул:
— Как есть. Осенью сорокового получил мой полк новые Як первые. Вылетел я и при посадке завалился на нос. Погорел немного. Все, что было не закрыто шлемом и очками сгорело. Но я привык. Мажу ожог вазелином, чтобы не сох.
Татьяна, наконец, отвела взгляд.
— Вот и списали меня в обоз, — продолжил начальник авиационного узла, — но ничего бывает хуже. А знаете, за что я люблю женщин?
Татьяна посмотрела на него недоуменно.
Начальник опять крякнул. Наверное, это была его манера смеяться.
— Я не о том, что вы подумали. Женщины легкие. Вес летчика Рабоче-крестьянской Красной Армии с парашютом девяносто килограммов, а вес женщины — сорок. Сорок килограммов. А вес в авиации очень важен. У вас есть груз?
— Нет, практические нет, — ответила Татьяна, — только это.
Она показала вещмешок, который принесла Зина, а мама и бабушка набили какими-то продуктами.
— Вот и хорошо, — сказал начальник авиационного узла, — скоро полетите. Через два часа в Ленинград пойдет почтовый. Он только с почтой, ну еще несколько пассажиров. Если ничего не измениться, то полетите на нем.
— Спасибо, — ответила Татьяна.
— Хрр, — крякнул начальник, — за что? За пропуск в Ленинград? Это не прямой полет до Казани. Полетите на трофейном.
— Это как? — спросила она.
Начальник авиационного узла посмотрел в окно:
— Немец под Москвой, но и мы на что-то годимся. Есть уже трофейные самолеты. Полетите на немецком транспортнике Юнкерс пятьдесят два. Такой большой, трех моторный. Не Дуглас конечно, но ничего. Надежный.
— Я знаю, — сказала Татьяна.
— Да?
— Помню их с гражданской войны с Испании. Они тогда перевозили войска франкистов из Африки.
— Были там? — поразился начальник авиационного узла.
— Нет, — покачала головой Татьяна, — я по новостям помню. На радио работаю.
— На радио, — свистнул начальник, — на радио это хорошо. Нам бойцы агитации и пропаганды очень нужны. Правда, нужна не меньше хлеба.
Он почему-то скривился, словно от боли.
— Я там работаю, — спокойно сказала она, глядя ему в уродливое лицо, — и знаю, что вам не нравиться.
— Не нравиться? — усмехнулся начальник, — а, пожалуй, что не нравиться. А вы туда зачем?
— Куда?
— В Ленинград этот? Туда сейчас мало кто летит. Вот в Казань, Куйбышев рейсы всегда забитые. Особенно в Куйбышев. Вторая столица.
— Столица трусов, — резко сказала Татьяна.
— Хрр, — начальник посмотрел на нее веселыми голубями глазами — бесятами, — вы потише. Все же время военное.
— И что? — спросила Татьяна и пожалела, что папиросы в туго затянутом вещмешке — мама боялась воров.
— Да так, враг может услышать. У врага везде уши.
Она пожала плечами. Самая гуманная власть могла добраться везде, но ей это было безразлично.
— Так, что вас туда тянет? — повторил вопрос начальник авиационного узла.
— У меня там муж, друзья, работа. Там мой город.
— Принимаю, — качнул головой начальник, — но скажу сразу. Сейчас лучше стало, чем осенью. Тогда мы летали по прямой. Если транспортник сталкивался с немцами то все. Всем венок от месткома. Сейчас все лучше — наши самолеты сразу идут на восток, а потом от Архангельска проскакивают в город. У финнов с авиацией не очень. Да и у немцев под Ленинградом сейчас не как в сентябре. Так, что проскочить можно успешно.
— Вы не беспокойтесь, — сказала Татьяна, — долетим. Я долечу. А если нет, то все будет быстро. И весной найдут.
Офицер посмотрел на нее, теперь его глаза были внимательны и честны:
— Интересно, вы рассуждаете. Даже и не подумаешь, что вы с нашего… С советского радио.