Миша посмотрел на полено, покрутил в руках, аккуратно положил в печку. И вернулся к Татьяне.

Она лежала на кровати под двумя одеялами. Недавно ее осенило то, что при их образе жизни лучше стирать постельное белье, чем нательное. И они стали спать голые.

— Что бы ты не говорила, — Михаил прижался к ней, — но работе в Смольном есть большие плюсы. Скажем удалось урвать четверть машины дров.

— Которыми ты завалил весь коридор.

— Да. Но они скоро все сгорят.

— И надо выбрасывать золу. Выгребать твою печку и выбрасывать золу.

— Ну и что? — спросил он, — ты же это все равно не делаешь.

— И я содрогаюсь от мысли, что мне это придется делать, — Татьяна посмотрела на трубу печки, которая гудела от нагретого воздуха, — к тому же я не думаю, что от этой печки нам сильно теплее.

— Конечно, не, — быстро согласился Миша, — но она на крайний случай. Если отключат отопление. Или вот мы сегодня оба дома. Можем спокойно провести время в тепле.

— И ласке, — добавила Татьяна.

— Да. А что до золы, то во время Диккенса камины счистили горничные. Они для этого раздевались догола и ползали по трубе вверх — вниз. Вверх — вниз.

— Интересные у тебя прелюдии милый.

— Я не об этом, — Миша погладили ее бедро, — заканчивалось все это не очень хорошо.

— Их стаскивали вниз грязных и голых и насиловали такие похотливые самцы как ты?

— Нет. Все проще, — с удовольствием пояснил Миша, — зола это сильный канцероген. Вещество, провоцирующее рак.

— Я знаю, — сказала Татьяна.

— Поэтому многие горничные быстро заболевали раком и умирали. Но тогда об этом не знали. Грешили на свинцовую пасту которой горничные чистили столовое серебро.

— У меня осталась одна фантазия. Научить женщину сверху спиной ко мне. Это открывает огромные возможности. Широчайшие я бы сказал.

— Ну, широчайшие возможности открываются скорое всего если встать раком, — хмыкнула Татьяна.

— здесь дело такое сначала сверху спиной, — развил свою мысль Миша, — а потом уже приучит пятки чесать.

— Мудрено.

— А то. Но граждане женщины все еще отказываются. Говорят, что упирается член не туда и не в то.

— Или чесать пятки отказываются, — засмеялась Татьяна, — подай, пожалуйста, папиросы и пепельницу мой фантазер.

Миша вылез на холод, схватил папиросы, спички и пепельницу, после чего быстро нырнул к Татьяне.

— Не, про пятки мы еще не говорили, — сказал он, — то второй этап. Когда до него дойдем тогда и погрешаем все проблемы, как чесать и сколько.

— То есть надежда еще осталась? — Татьяна достала папиросу и постучала ее о коробку.

— Надежда да, а вот вероятности уже нет.

— Ты говоришь это, как будто я соглашусь на такое дикое извращение, как чесать твои грязные пятки.

— Но ты соглашаешься и не такое, — Михаил игриво шлепнул ее по животу.

— Э, нет, — она затянулась дымом, — одно дело это забавляться с ним. Это интересно и мне приятно слышать, как ты скулишь и стонешь. А совсем другое, твои пятки, которые тебе придется оттирать года три после победы. Сейчас с мылом такая напряженка, что пятки ты отмыть не сможешь. А я грязные пятки чесать не буду.

— Мыла нет, это верно, — вздохнул Миша.

— Ну вот, — Татьяна затянулась глубже, — а ты уже и по-напридумывал всего разного.

— Зато они кормят этого огромного бегемота, — зло сказал Миша.

— Ты думаешь, он еще жив? — поинтересовалась Татьяна.

— Да, живет. Его регулярно поливают теплой водичкой, смазывают каким-то глицерином, чтобы не сохла кожа, а кормят его по особой ведомости, как бюрократов обкома. Я это несколько раз слышал. Из Москвы говорят корм специально ему везут. И этот самый глицерин.

— Надо же, — вздохнула Татьяна, — бегемот как символ сопротивления ленинградцев. Если это не театр абсурда, то я вообще не понимаю, что это. Умираю дети и жиреющий гиппопотам.

Миша улыбнулся:

— Вчера мне особист с работы сказал вот, что. Говорит все плохо стало. Раньше в октябре, ноябре приходишь к бабе, банку тушенки на стол, а она как ее видит так раком и встает. А теперь сосем не то.

— Что не то? Бабы раком не встают? — ухмыльнулась Татьяна.

— А то. Бабы-то остались, да в таком виде, что сам ее не захочешь, — охотно пояснил Миша, — он какую-то свалил. Та и не сопротивлялась. А потом ему сказала, что он ей понравился — волосы у него мясным борщом пахли. Говорит теперь до победы, пока они опять жир не нагуляют. А тогда и тушенка так не подействует.

— Пусть успокоиться твой особист, — сказала Татьяна, — тушенка на баб еще долго будет действовать. После этой войны на баб много, что будет действовать. Мужиков настолько мало останется, что бабы еще сам тушенку ставить будут.