Танюша захлопнула крышку ноутбука. Не имело смыла сидеть перед белой страницей, на которой уже давно должны были проявиться буквы, предложения, фразы и абзацы.
Все изменило и понятно стало не только непонятным, но и противным. Казавшаяся светлой и простой Бертольц становилась все более сложной, но главное все более и более противной. Вместе с ней противной становилось и время. Но почему становилась противно и ее Танюшина жизнь. Как-то очень быстро она начала понимать и время и цену времени, в котором жила. Попытка соотнести себя с той давно умершей женщиной стоила очень дорого.
Танюша посмотрела в окно, за которым были вульгарные, не привычные московские панельки. Павлик вчера снова звал гулять. Танюша бестолково передвинула по столу ноутбук, томик стихов Бертольц и лист бумаги. Нет, работа не шла. Вспоминая Павлика она подумала — сколько стоила советская женщина. Как это было в самой целомудренной эпохе?
Сейчас наверно хотелось закурить. Но Танюша никогда не курила, а Бертольц курила причем папиросы, крепкие и ядреные. При этом прожила больше шестидесяти, как и дед Танюши, который не курил, но прожил столько же.
Танюша толкнула томик стихов Бертольц по стеклу, хозяйственно закрывавшему крышку стола. Сколько стоила советская женщина, и сколько стоили тогда люди?
Сейчас все понятно. Ты стоишь столько сколько тебе платят. Во всяком случае, так гомонят из популярных СМИ. Цена разная и на разный товар. Скажем в магазинчике хозяин может накинуть десятку в месяц за шальной минетик. Впрочем, для большинства приезжих притягательно иное: московская прописка и комнатка на окраине мегаполиса.
Нет, есть, конечно матерые, с хорошей настоящей грудью, накачанные задницами и набитыми в раже перевернутыми татуировками на спинах. Интересы таких больше — как минимум насосать на БМВ М — 5. Да они и не стесняются этого. Сейчас везде и всюду услышишь, что были люди в наше время: в 30 — е, 40-е, 50 — е и далее, а вот сейчас дураки и шлюхи. Но и это все было бы слишком просто. И слишком наивно. И слишком глупо. Иначе говоря — пусто.
А вот, сколько стоило это все тогда? Сколько стоила Бертольц и ее современницы. Даже вопросы такие задавать себе не позволялось. Как-то само по себе считалось, что те давно умершие были лучше, умнее, смелее. Они сделали все, с чем живем мы. «Что расхлебываем мы», — почему-то подумалось Танюше. И сразу возникло противоречие, что ничегошеньки мы не расхлебываем. Даже пресловутый квартирой вопрос сменился бесконечным кредитным рабством. Вместо миллионов колхозников — лимитчиков в города хлынули миллионы полуграмотных провинциалов. Хлынули, как и тогда за лучшей и сытой жизнью.
А правда, которой и тогда было мало сейчас была замазана толстым слоем вранья и спама. Да и какая принципиальная разница, кто управляет страной, как его зовут Сталин или Путин, если т все равно ничего не решаешь. Впрочем, почему? Можно пойти и убрать лестничную клетку. Это называется, стратегией малых дел, в которой должны навечно кануть все светлые и темные порывы.
Мама вошла тихо, как всегда:
— Все сидишь, Танюша?
— Работаю, мама.
— Сходила бы погуляла. Не погуглила, а погуляла. Сколько тебе сиднем сидеть.
— Наверное.
— Павлик часто звонит. А ты с ним почти и не видишься.
— И что такого, — Танюша, наконец, обернулась к матери.
— Сейчас разное происходит, — тихо сказала мама.
— Хочешь, сказать, если не буду с ним постоянно, то он найдет другую?
— В такое время, Танюша, — мама положила ей руку на плечо.
— Это в любое время было. Зачем удерживать человека, если он постоянно смотрит на сторону.
— Ты это про Павлика? — с тревогой спросила мама.
— Да, что у тебя все про мужиков, — недовольно ответила Танюша, — я совсем не про него.
— Для девушки важно хорошо выйти замуж, — наставительно пояснила мама.
— Знаю, знаю, — отмахнулась от нее дочь, — все вы одно и тоже говорите. И ты, и Маша и Вика. Такое впечатление, что вы ничем больше и не интересуетесь. Мужики, деньги и жратва.
— Не надо так, — сказала мама.
— А как надо? — Танюша, наконец, посмотрела на мать, — вот ты мне скажи, ты была когда-нибудь счастливой?
— Это не самое главное в жизни.
— А что самое главное? «Москвич», на который вы с отцом копили десять лет, и который потом двадцать лет гнил во дворе? Или квартира, за которую мы с Павликом будем платить тридцать лет? А может самое главное это набор немецкой посуды настоящего китайского производства, который вы нам подарите на свадьбу?
— Ты все не так понимаешь, Танюша. Все не так.
— Вот и объясни, как все это надо понимать?
— Разберись сама, — мама посмотрела на нее, — в этом нет ни правильных, ни неправильных ответов.
— Хоть на том спасибо, что хоть не настаиваете как и что надо делать.
— А вот заставить себя что — то делать можешь лишь сама. И никто больше.
— Пошло, мама!
— Пошло. Все пошло, дочь.