Прорыв блокады? По косвенным признакам она поняла, что будет большое наступление. Из сводок исчезли упоминания командиров. Машин на улице стало совсем мало — их еще раз мобилизовали для фронта. А на улицах чаще стали попадаться недопеченные раненые — на костылях, в бурых повязках и серо-белых бинтах. Это освобождали госпитали для нового поступления. Так было и накануне прорыва. Но так было и много раз до этого, когда сначала хотели разгромить германцев под городом. Потом стремились разжать тиски блокады. А затем лишь надеялись пробить коридор до своих.

В день прорыва начался бесконечный гул. Все что могло стрелять стало бить по позициям немцев, некоторые из которых можно было рассмотреть в театральный бинокль. И под этот гул началось наступление. В итоге пробили простреливавшийся с обоих сторон коридор, по которому проскакивали поезда.

Победа? Их было много этих побед. За всю войну можно насчитать несколько десятков. Конечно не тех, что гремели в сводках и были обмыты потоками человеческой крови. Нет, были и иные победы, маленькие, незаметные на общем фоне, но куда боле значимые. Победами было, когда до города доходило много машин и пайка хлеба увеличивалась грамм на сорок, а в самой этой мещанине под названием «хлеб» становилось меньше столярного клея.

Победой было прекращение обстрелов. И первая вода, зашумевшая в трубах в июне сорок третьего.

И канализация была победой. И первый смыв унитаза.

И даже глупость какого-то снабженца направившего в Ленинград весной сорок второго большую партию духов «Красная Москва» была победой. Это были дорогие духи, но на деньги все равно было ничего не купить. Покупали духи, поливали ими друг друга и смеялись. «Красная Москва» — «Красный Ленинград» — «Наш Ленинград».

И выход на первый субботник весной сорок второго был победой. Никого не пришлось убеждать, что надо разбирать намерзшие и засохшие горы фекалий и отходов. Разбирать за себя и за мертвых. И вышли и разбирали и не кривились. Даже те, кто воротился от запаха вареной мойвы на общей кухне. И было это лучом света. И было победой.

А потом победой стало помнить все это. И жить с этим. И те, кто смог это сделать, действительно пережили блокаду.