Татьяна смотрела на стол. За десятилетия он превратился из творческой плахи в карцер отупения и безнадежности. На нем давно уже ничего не происходило. Да и произойти уже не могло.

Как сказал на очередном съезде Союза писателей Шолохов: Вот вы называете меня ведущим писателем, а я не ведущий, а стоящий. Причем уже давно.

Так же и она. Давно стоит. Стоит и смотрит, как выросли Вознесенские, Евтушенко и Рождественские. Как опередили они ее. Как меряются они славою друг с другом. А из ее ровесников есть святой Мандельштам, святой Пастернак, святая Цветаева и небожительница Ахматова. А она, Татьяна Бертольц оказалась как бы в сносках. Мелким таким шрифтом, в биографиях великих людей.

Получается, что жизнь была бурной, но на фоне остальных она прошла между струйками. Хорошо если дождя, а не чего по хуже.

Так и пресловутой личной жизни. Надо же так испохабить все, что придумать фразу «личная жизнь» есть общественная, есть работа, час на работу, час работы, час в магазинных очередях. И есть два часа, каждый вечер, а личную жизнь.

Да, еще же выходные все наши. Гуляй не хочу. Кинотеатры и оперные театры, драматические театры, музеи разные с утвержденной и проверенной программой. В которой ничего лишнего. И ни чего личного.

Хочешь, не хочешь, а все силы положить на общественно полезный труд. Правда, в этом ей удалось советскую власть обмануть. Хоть в этом. И отойти от облика совженщины.

Хотя, если то, что рассказывают о Коллонтай и Армадт, правда, то как раз наоборот. Но тогда ей удалось сохранить революционный задор. Ей и Ахматовой. У других не хватило ни задора, ни темперамента. Не хватило темперамента, чтобы не свариться в мелкой кастрюльке советского быта на коммунальной кухне. И не мудрено весь советский строй был создан мещанами для таких же мешан, происходивших из крестьян. Он и должен был переварить всех и вся в своих кастрюльках на маленьких и тесных кухнях. На кухнях, где нет покоя. В квартирах, где нет уединения. Для жизни, в которой нет радости.

Впрочем, у нее радость была. Папиросу и черный кофе. Если удавалось их достать. Как правило, ей это удавалось.