Песня дружбы

1.

Заповедный пруд тихо спал, укрывшись теплым одеялом из предрассветного тумана. Легкий ветерок не разгонял его, а, наоборот, скорее ласково приглаживал взлохмаченные хлопья и еще надежнее укутывал пруд, оберегая его сон. Окружающие его деревья смотрелись в чистую, не оскверненную ни единым движением, поверхность воды, чтобы увидеть там себя. Настоящих себя, нетронутых, неискаженных. Свою душу.

Длинная лодка неспешно скользила по ровной водяной глади, как будто по небу, медленно приближаясь к маленькой плавучей беседке, замершей на самой середине пруда. Ею правил высокий седовласый старик в широкой треугольной шляпе, сплетенной из сухого тростника, и простом белом халате с длинными рукавами. Он стоял в середине лодки и отталкивался от дна шестом, направляя ее все ближе и ближе к центру пруда. Шест старика каким-то волшебным образом не производил ни единого всплеска, не запускал ни единого круга на поверхности воды, и со стороны могло показаться, что лодка стоит на месте.

Наконец, она причалила к плавучей деревянной беседке, накрытой крышей из широких пальмовых листьев, и старик взошел на бревенчатый помост. Его шаг был ровным и величавым, так короли восходят на трон, так верховные жрецы подходят к алтарю во время молитвы. Старик положил свой шест в лодку и обмотал веревкой ее изогнутый кверху нос для надежности, а затем глубоко поклонился ей, словно благодаря за оказанную услугу, и извиняясь за необходимость ограничить ее свободу. Его длинная белая борода и такие же волосы мягко прикоснулись к поверхности пруда.

Зайдя под крышу, старик остановился и глубоко вздохнул, с удовольствием пробуя на вкус свежий утренний воздух. Его сутулая старческая спина неожиданно выпрямилась, на лбу разгладилась пара морщин, а узкие потрескавшиеся губы тронула легкая улыбка. Помолодевший, он сел в центре беседки, скрестив под собой ноги, достал из-за пазухи простую тростниковую дудочку с идеально ровно вырезанными на ней отверстиями, и поднес ее ко рту, приготовившись играть.

Деревянная беседка с крышей из листьев, привязанная лодка, вода вокруг молча внимали, ожидая предстоящий концерт. Даже ветер затих в предвкушении.

Прошло несколько мгновений, прежде чем старик вылепил первую высокую ноту, нарушившую тишину, взлетевшую под крышу беседки и еще долго блуждавшую там. За первой нотой последовала вторая, более низкая и короткая. Пустившись вдогонку сестре, она случайно выбрала неверное направление и пролетела над самой поверхностью воды. Обретя голос, дудочка заговорила. Тихая трель сменялась звонким пронзительным криком, рассказывающим о том чувстве, которое вкладывал в него длинноволосый старец.

Искусство состоит из простых движений. В нем нет никакой магии. Художник накладывает на пустой холст одну краску за другой. Танцовщица поднимает и опускает руки, принимая различные позы. А старик поочередно зажимает дырочки на своей дудочке, порхая над ней длинными тонкими пальцами.

Сейчас нельзя думать, можно только чувствовать. Мысль собьет настроение, выбьет из верного ритма. Искусство не выносит мыслей — они могут появиться потом, когда придет время для созерцания результата. Но во время творения они не нужны, ведь сейчас с миром разговаривает не твой разум, а твоя душа.

Магия искусства рождается в процессе. Комбинация звуков, заменяющих друг друга, иногда последовательных, иногда накладывающихся, она закручивается в едином водовороте и превращается в цельную картину, вырывающуюся из сердца мастера.

Старик выводил своей дудочкой все новые и новые звуки, и перед слушавшими его водой, ветром, деревьями возникала картина из чувств. Привязанность, бескорыстная забота, дружба. Понимание, что ты можешь на кого-то полностью положиться, и готовность самому бескорыстно помогать. Дудочка пела Песню Дружбы, и мир вокруг молча внимал ей, проникаясь чистотой нарисованных эмоций.

Если за дело берется искусный умелец, то мир с радостью примет его творение, осознает его, прочувствует и оставит пылиться на полке.

Если же искусство было рождено руками Мастера, тогда оно способно изменить сам мир.

* * *

Комната была готова к приему знатных гостей.

Расположенная на вершине замковой башни, она имела круглые стены и коническую, сходившуюся в одной точке крышу. Посреди комнаты стояли такой же круглый стол и два деревянных стула с высокими резными спинками и обитыми мягкой тканью подлокотниками. В центре ровной поверхности стола покоился небольшой, величиной с яблоко, абсолютно круглый шар синего цвета, и оставалось загадкой, почему он не скатывается на пол.

Еще одной странностью комнаты была одержимость ее хозяина зеркалами. Огромные, выше человеческого роста, с резными рамами, они стояли по периметру комнаты, полностью загораживая окна башни, и смотрели друг на друга, отражались друг в друге, образуя со всех сторон от стола теряющиеся во мраке зловещие коридоры.

Под крышей висела гигантских размеров люстра с большим светящимся шаром внутри. Под шаром находилась разноцветная мозаика, так чтобы проходящий сквозь нее свет окрашивался в разные цвета и по-разному освещал различные части комнаты.

Наконец, тяжелая дубовая дверь отворилась, освещая узкую площадку и первый пролет винтовой лестницы, обернутой вокруг внешней стороны башни. Снаружи зажигался новый день. Небо еще только начинало алеть, разгоняя ночную тьму, и город под башней только-только протирал заспанные стеклянные глаза витрин и окон в домах.

— ...я все-таки очень рад, что ты посетил мой город, дружище! И тем более, поднялся со мной на башню. Отсюда прекрасный вид, ты не находишь?

— Действительно, неплохой. Весьма признателен за гостеприимство, Дамиан.

Внутрь комнаты вошли двое мужчин, и было видно, что разговор между ними идет уже довольно длительное время. Первый вошедший был из тех людей, которых неумеренность в еде, и особенно в питье, сведет в могилу раньше времени. Тучный до неповоротливости, с массивными руками, с толстыми обвисшими щеками и приплюснутым носом, он походил на бульдога. Вышитая атласная рубашка ярко-красного цвета покрылась мокрыми от пота пятнами, и почти все ее пуговицы были расстегнуты, раскрывая заросшую густыми черными волосами грудь и совсем не скромный даже по самым корректным меркам живот.

Однако даже тяжелая одышка от проделанного пути вверх по лестнице не могла остановить его словесного потока, и мужчина продолжал словесно изливаться, жадно глотая ртом воздух, и вытирая пот со лба тыльной стороной своей пухлой руки.

— Ох, да брось ты этот свой тон, Раэль! Ну, нельзя же быть постоянно таким хладнокровным. Понятное дело, этот тон хорошо тебе служит, чтобы отшивать безмозглых придворных с их дурацкими разговорами, но сейчас-то ты среди друзей! Единомышленников! Так что давай, расслабься уже!

— Я вполне расслаблен, Дамиан, — неизменно ровным тоном ответил тот, кого тучный мужчина назвал Раэлем.

Вошедший вслед за Дамианом мужчина оказался полной его противоположностью. Высокий и худощавый, в искусственно-смятой бледно-зеленой рубашке с пришитыми сверху декоративными складками, он держался гордо и слегка отстраненно, как будто считал весь мир вокруг себя надоедливой мухой, не достойной даже одного его взгляда. Рукава рубашки были коротко обрезаны, выставляя напоказ отсутствующие руки Раэля, однако такое страшное с виду увечье ничуть не досаждало и не мешало высокомерию мужчины.

— Входи, входи, — на правах хозяина хлопотал вокруг гостя Дамиан. — Присаживайся за стол, я уже все подготовил для нашей Игры. Сейчас только свяжемся с леди Мельвой и лордом Джафаром... Ах да, и еще с твоей новой сестрой.

Дамиан с неожиданной для его комплекции прытью подскочил к столу и отодвинул один из стульев, приглашая гостя присесть.

— Благодарю, лорд Дамиан, — кивнул Раэль, проходя к противоположному стулу.

Калека остановился напротив тучного лорда, опустил взгляд на задвинутый стул с высокой спинкой и слегка повел бровью. И стул зашевелился, плавно отъезжая в сторону, как будто Раэль двигал его своим взглядом.

— Э-э-э, ну да, — промямлил Дамиан, собираясь с мыслями, — послушай, извини меня, я вовсе не хотел тебя обидеть. Я просто отодвинул стул, выказывая свое уважение, и...

— Я знаю, — остановил словесный поток Раэль, боком усаживаясь на стул и закидывая ноги на подлокотник.

Лорд Дамиан еще раз неловко кашлянул, выражая крайнюю степень неловкости, и присел на отодвинутый для гостя стул, с трудом втиснув раздобревшие чресла между подлокотников, и даже тихо крякнул от натуги. Наконец успокоившись, он зашептал что-то себе под нос, неистово двигая пальцами.

— Ты все еще вызываешь магию при помощи рук. Пф-ф-ф. Это же устаревший способ, — слегка ухмыльнувшись, сказал Раэль.

— Ну, уж какой есть, — не теряя концентрации, ответил лорд Дамиан, — а ты вот так не можешь.

Раэль беззлобно усмехнулся выпаду, и Дамиан запоздало понял, что гость специально бросил ему эту фразу с заранее понятным ответом, чтобы снять напряжение. Проклятый Раэль постоянно опережал его на несколько мыслей.

Когда заклинание было закончено, зеркала по периметру призывно засветились. Вот одно из них запустило по своей поверхности слабую рябь и показало сидящую за письменным столом женщину.

— Дамиан! Приятно видеть тебя снова! Почему перестал меня навещать? — воскликнула она, улыбаясь, затем перевела взгляд на второго гостя. — Лорд Раэль.

— Мельва, дорогая, ну ты же знаешь, все в делах и в заботах, — затараторил лорд Дамиан. — Ты не расскажешь нам загадку сегодняшней Игры?

Раэль лишь учтиво склонил голову в приветственном поклоне.

— Расскажу, как только все соберутся. Кого мы еще ждем?

Леди Мельва подслеповато сощурила глаза, пытаясь увидеть отражения в соседних зеркалах. Хозяйке цветущего Диналиона было немногим за пятьдесят, однако она старательно следила за собой и на вид ей нельзя было дать и сорока. Морщины на лбу скрывала длинная челка окрашенных в русый цвет волос и богатая диадема. Морщины на шее прикрыты воздушным шелковым платком желтоватого цвета. А от всех остальных возрастных изъянов отвлекали прекрасные голубые глаза, аккуратно подведенные тушью.

— Нашу новенькую — леди Аэрику. Лорд Раэль настоял, чтобы она присутствовала и ручается за ее способности и надежность. А еще лорда Джафара, он как обычно задерживается. Ох уж мне эти манеры пустынников! Ни разу не может появиться вовремя! — всплеснул руками лорд Дамиан. — Лорд Альваро из Эгизара занят важными делами — ну ты понимаешь, граница, докты, чудь, столько проблем. Бр-р-р, — Дамиан передернул плечами, словно пытаясь скинуть с них груз проблем пограничного лорда. — А наша милостивая королева отказалась наблюдать за Игрой.

— Почему? — удивленно спросила леди Мельва, выгнув правую бровь и смотря на скучающего Раэля.

Повисло неловкое молчание.

— Моя достойнейшая сестрица считает наши игры... недостойными, — сказал, наконец, лорд Раэль, подавляя зевок. — Она сказала, что больше не может смотреть, как мы тратим полугодовой запас прайма на глупые развлечения.

— Так и сказала? — воскликнул лорд Дамиан, снова вытирая со лба испарину. — Жаль, жаль. Очень жаль! Она ведь про эти зеркала, правда? Созданы специально для быстрого общения между лордами во время предстоящей войны с доктами, находятся под строжайшим секретом. Ох, может, не стоило нам собираться...

— Не паникуй, мой дорогой Дамиан, королева еще помнит тех, кто возвел ее на престол, — успокоила волнующегося лорда Мельва, — без нас не было бы и ее. Так что она может дуться сколько захочет. В крайнем случае, мы скажем, что проверяли эти зеркала в действии, и ничего нам не будет.

— Пока мы не переходим грань, — тихо заметил лорд Раэль. — А вот, кстати, и моя вторая сестра. Позвольте представить вам леди Аэрику.

Изображение в одном из зеркал вздрогнуло, стало матовым и пошло похожими на иней узорами, затем отогрелось, явив собравшимся молодую черноволосую девушку. Она была одета в довольно простое по меркам моды, но вместе с тем изящное зеленом платье со складками, а ее высокую шею и открытые плечи украшали бусами с одним большим рубином. Камень выглядел неграненым, довершая складывающийся образ скрытой истинной ценности девушки.

За спиной леди Аэрики виднелись стеллажи с книгами и закрытая дверь, как будто лорды смотрели на девушку в окно ее библиотеки.

— Примите мое почтение, — леди Аэрика дружелюбно кивнула и застенчиво улыбнулась. — И спасибо за то, что пригласили посмотреть на вашу Игру.

— Не стоит, моя дорогая, — улыбнулась в ответ леди Мельва. — Мы просто не могли не пригласить тебя после твоего триумфального восхождения на место леди Чертога покоя. Вся Адорния уже полнится слухами о новой сестре королевы Изабель, в которой сплелись молодость и мудрость. Как же мы могли упустить шанс с тобой познакомиться?

— Приветствую, господа и дамы! — раздался бодрый голос из засверкавшего зеркала, и леди Мельва в неудовольствии поджала губы.

Лорд Джафар из Шиндагры, последний из сегодняшних гостей, наконец, объявился. На нем был надет узкий обруч с бриллиантом, слегка приминающий спадающие на плечи черные кудри, и... больше ничего. Лорд Джафар возлежал у каменного бортика наполненной горячей водой ванны, с наслаждением расставив в стороны руки, ничуть не стесняясь обширной поросли черных волос на своей мускулистой груди и подмышками. Зеркало слегка запотело, как будто стесняясь показываемой им картины. Увидев картинку, передаваемую зеркалом, леди Аэрика заметно покраснела и отвела глаза.

— В прошлый раз ты общался с нами, лежа в кровати. Теперь принимаешь ванну. Что будет в следующий раз? Отхожее место? — язвительно спросила леди Мельва, сверкая глазами. — Когда же ты, наконец, бросишь эти свои плебейские замашки и начнешь вести себя, как подобает лорду?!

— Я тоже тебя люблю, моя дорогая! — сверкнул улыбкой лорд Джафар. — Кстати, вон та новая морщинка между твоих бровей необычайно тебе идет!

— Ну же, господа! Давайте не будем ссориться! — миролюбиво воскликнул лорд Дамиан. — Леди Мельва, огласите же уже вашу загадку на эту Игру!

— Что ж, давайте начнем, — сказала дама за зеркалом, метнув последний грозный взгляд на лорда Джафара, и объявила, — загадка на Игру этого года!

Лорд Дамиан достал из-за пояса чернильницу и перо, и приготовился записывать. Лорд Раэль прикрыл глаза.

— В этом году я предлагаю вам поймать вора. Сегодня он прибудет из Диналиона в Тотоол для того, чтобы украсть три вещи: символ богатства, символ веры и символ власти. Каждый день он будет красть по одной из этих вещей, и каждый вечер мы будем собираться здесь и подводить итоги дня. Ваша задача — предотвратить дальнейшие кражи.

— Звучит довольно просто, — поерзал на стуле лорд Дамиан.

— Поверь мне, это только так кажется на первый взгляд, — улыбнулась леди Мельва. — В остальном, правила остаются обычными. В городе должны находиться лишь три героя каждого из вас. На них надеты зачарованные мной медальоны, чтобы мы могли следить за их успехами. Никто не должен знать, что вы находитесь в городе. Каждый день вы можете отправить своим героям лишь одно сообщение, воспользовавшись почтовыми птицами Тотоола. Побеждает тот, кто разгадает загадку, или ближе всех подберется к ее решению.

— Мне все равно кажется немного нечестным проводить Игру в родном городе одного из игроков, — заметил лорд Раэль.

— Ой, да брось, Раэль, — подал голос лорд Джафар. — Дай противнику фору, ты же и так постоянно выигрываешь!

— Да, и последняя вещь. Наш вор — свободный герой, не имеющий лорда, — объявила леди Мельва.

— Свободный герой? Ты же понимаешь, что должна была остановить его и попытаться заставить принести присягу, а если он откажется — сообщить об этом в Ардею? — с безразличием в голосе поинтересовался лорд Раэль.

— И лишить нас всех удовольствия разгадать такую замечательную загадку? Ну уж нет! Да начнется же Игра! — провозгласила леди Мельва, загадочно улыбаясь.

 

2.

Чем ближе к городу подъезжали герои, тем чаще им на пути встречались попутчики. Поначалу они не доставляли неудобств — одинокие прохожие сходили на обочину, пропуская вперед груженую оружием и припасами повозку, не желая связываться с ее хозяевами, а проезжие купцы учтиво кланялись, предлагая продать, купить или починить хоть что-нибудь.

Однако близость Тотоола постепенно превращала дорогу в разворошенный муравейник. Количество путников возрастало с каждым шагом, и они уже не могли также быстро освобождать героям путь, а въезд в любое, пусть даже совсем небольшое, поселение превращался в часовое приключение.

В конце концов, герои лорда Раэля вклинились в середину какого-то торгового каравана и теперь могли двигаться вперед только с его скоростью. Обогнать такое количество снующих вокруг, торопящихся людей не представлялось возможным. К сожалению, не смотря на всю их торопливость и обеспокоенную озабоченность, караван двигался слишком медленно.

— Мы не сможем попасть в Тотоол до заката, — констатировал очевидное Оберон.

Громовержец лорда Раэля явно тяготился долгим бездельем. Предполагавшаяся изначально коротким трехдневным путешествием, их поездка на деле оказалась скучной и донельзя растянутой. Многие адорнийцы спешили в Тотоол, чтобы успеть на карнавал в честь осеннего равноденствия, но нет ничего хуже, чем встреча двух спешащих человек в узком дверном проеме. В последние несколько дней молодой и нетерпеливый Оберон развлекался лишь тем, что кидался молниями в придорожные столбы, как будто показывая им, кто на этой дороге на самом деле главный.

— Значит, попадем туда завтра на рассвете, — ответила Алесса.

Лорд Раэль назначил героиню главной в этом задании, и Алесса подходила к вопросу его выполнения со всей возможной для себя серьезностью. Ответственность за других героев не была Алессе в новинку — ей уже приходилось управлять отрядами своего лорда. В последний раз — несколько месяцев назад, во время нападения на особняк Раэля королевских героев. Однако все нападение оказалось не более чем пустым показательным выступлением для будущей сестры лорда, и Алесса до сих пор никак не могла избавиться от чувства обиды. Она не раз убеждала себя, что Раэль был прав, и что лорд вообще не обязан объясняться перед героями, но предательское чувство все равно всплывало в душе и старательно подтачивало опору под верой Алессы в правоту лорда Раэля.

— Мы должны попасть в Тотоол в день старта карнавала, а это как раз завтра. Так что, мы успеваем, — продолжила героиня.

— Я не хочу спать на земле, — уныло пожаловался Вергилий, пиная ногой придорожный камень.

Камень с обиженным свистом улетел за деревья, и Вергилий грустно вздохнул. Он был последним, третьим членом отряда Алессы, и из-за его огромных размеров, ему запрещали забираться на повозку. Она и так уже достаточно просела под тяжестью боевых перчаток рокота.

— Ой, ну хватит ныть уже, ты, большой ребенок, — закатил глаза Оберон.

— На земле холодно, — продолжил гнуть свое рокот.

Лорд Раэль настоял на том, чтобы все три героя отправились в путь в полном боевом облачении, а это значило, что, скорее всего, им предстояло непростое сражение. Поэтому Алесса и Оберон не снимали своих кожаных доспехов даже во время сна и держали свое оружие поближе. Лишь Вергилию героиня разрешила сложить его гигантские боевые перчатки в повозку — было бы неразумным растрачивать силы рокота на таскание тяжестей, ведь тогда их может не хватить на предстоящий бой.

Алесса выдохнула и плотно сжала губы. Заботы о боеспособности своего отряда отнимали очень много сил и внимания, и она с удовольствием отказалась бы от них. Но лорд Раэль выбрал ее главной, и она просто физически не могла его подвести.

— Зачем ты слез с меча? — спросила она, следя, как Оберон закидывает в повозку свой парящий меч.

Магия Итералий прайма наделяла громовержцев силой грозы и в качестве дополнения дарила им возможность парить невысоко над землей на различных предметах. Большинство героев выбирали мечи с широкими лезвиями, повязывали на них в качестве украшения разноцветные ленты и рассекали воздух на таком декоративном оружии, которое становилось «лицом» героя. Бытовало мнение, что громовержец без парящего меча уже не может считаться настоящим громовержцем. Тем более странными выглядели действия Оберона.

— Тебе какое дело? — огрызнулся тот.

Меч тихо звякнул, ударившись в повозке о боевую перчатку Вергилия.

— Наш лорд назначил меня главной, поэтому потрудись ответить, — сквозь зубы процедила Алесса. Она не собиралась допускать вольностей в своем отряде, — или ты считаешь, что тебе необязательно выполнять его приказ?

— Ох, ну ладно тебе, не заводись! — Оберон всплеснул руками, как будто призывая богов в свидетели своих добрых намерений. — Просто я слышал, что если постоянно ездить на мече, то твои ноги вскоре не смогут больше нормально ходить.

— И кто же поведал тебе эти невероятные слухи? — спросила Алесса, сдерживая улыбку. — Знаешь, они очень похожи на «не ковыряйся в носу, а то палец там застрянет навсегда».

Услышав героиню, Вергилий быстро достал палец из носа. Оберон замешкался, неловко потирая шею.

— Один магозавр, — признался, наконец, громовержец, — Аззара, кажется. Поступил на службу к лорду Раэлю пару недель назад.

— Он над тобой подшутил, ничего такого не будет. Наши силы поддерживаются праймом, а не ежедневной утренней зарядкой, — объяснила Алесса.

Вергилий облегченно вздохнул, но Оберон лишь недоверчиво хмыкнул и продолжил дальнейший путь пешком. Ходьба явно была герою неприятна, но он старался и даже закусывал губу, переставляя одну ногу за другой.

— Скажи, Алесса, я ведь могу называть тебя просто «Алесса», а не «госпожа Алесса» или «миледи Алесса»? — Оберон явно обиделся и жаждал отмщения.

— Можешь, — устало вздохнула героиня.

— Так вот, Алесса, а что это за синий медальон у тебя на шее? Я не видел его на тебе раньше. Его подарил тебе лорд Раэль? Ты, наконец, стала его фавориткой? Тогда почему он не подарил тебе что-нибудь более яркое?

Алесса несколько раз сжала и разжала кулаки, пытаясь успокоиться. Оберон прекрасно знал ее больное место — так всегда бывает. Когда долгое время общаешься с человеком, он постепенно узнает о твоих чувствах, и может не преминуть воспользоваться этим знанием. Тайные желания и мечты обычно очень болят, когда их так неосторожно вытаскивают на всеобщее обозрение относительно чужие тебе люди.

— Нет, это часть задания, — с трудом удерживая голос ровным, ответила героиня. — Лорд Раэль приказал носить его, не снимая. Так, по его словам, нас будут находить почтовые птицы Тотоола и передавать нам его приказы.

— А если он ничего не пришлет? — осторожно высказал ее собственные сомнения Оберон.

— Тогда мы будем ждать, — отрезала Алесса, прогоняя неприятные мысли. — Идем, уже темнеет, и я вижу впереди таверну. Сегодня мы заслужили горячий ужин.

— Я люблю ужин, — признался Вергилий.

* * *

Придорожная таверна оказалась заполненной до отказа. Тут и там сидели люди, вкушающие законный отдых после утомительного дневного путешествия. Симпатичные молоденькие официантки разносили горячую еду и еще более горячительные напитки — сидр тем, кто победнее, и вино тем, кто побогаче. Готовые отвечать улыбками даже на самые пошлые шутки, они были отлично вышколены хозяином таверны, который знал, что чем слаще девушка, тем больше монет оставит посетитель под вечер.

Он сам стоял в углу за барной стойкой, скрестив руки на груди, и изредка подавал молодому бармену кувшины с вином. Его испещренное шрамами угрюмое лицо явно не позволяло заработать дополнительной выручки от общения с клиентами.

Алесса издалека заметила его и теперь с трудом протискивалась между снующих официанток и нагруженных всевозможными яствами столов. Это оказалось не так-то просто. В центре таверны, прямо на одном из столов сидел молодой юноша в бедной одежде, скрестив под собой ноги. Ничем не примечательный, в сероватом балахоне с короткими рукавами, с коротко стриженными черными волосами. Он был бы идеально-неузнаваем в толпе, если бы не тростниковая дудочка, которую юноша ласково сжимал в своих руках. Парнишка играл незатейливую, местами простоватую мелодию, под которую, однако, так и хотелось пуститься в пляс.

«Может, и дотянет когда-нибудь до уровня мастера», — подумала Алесса. — «Когда-нибудь, под конец жизни».

Юноша между тем показал трюк, от которого толпа вокруг ахнула и восторженно зааплодировала. Один из посетителей подкинул монетку в стоящую перед молодым музыкантом кружку, и мальчишка поймал ее на лету. Дудочка метнулась к зависшей в воздухе монетке, и, не трогая ее, не торопясь, опустила ее вниз, отправляя к своим сестрицам.

«Беру свои слова назад, он вполне забавен уже сейчас», — решила Алесса, протиснувшись, наконец, к барной стойке.

— Мест нет! У нас все занято! — хозяин таверны предупреждающе вскинул руки, ответив на незаданный вопрос Алессы.

— Как нет?! — раздался от двери полный обманутых надежд выкрик Вергилия.

Рокот застрял в слишком узких для него дверях таверны, пытаясь пробраться внутрь и при этом не оторвать массивным торсом дверные косяки. Однако обостренный слух героя донес до него разговор от барной стойки.

Крик Вергилия был настолько громким и душераздирающим, что таверна притихла. Дудочка замолчала, и даже гам разговоров почти сошел на нет.

— Все комнаты выкуплены достойным торговцем Фаисом из Абу-Асифа. С его караваном вы, видимо, и прибыли сюда, — ответил хозяин таверны, не обращая внимания на расстроенного Вергилия. — Но, если хотите, можете попробовать договориться с ним самим, — добавил он, указывая глазами в угол залы.

Алесса отошла от стойки, и гам голосов, как ни в чем не бывало, вновь вернулся обратно. Фаис, хозяин торгового каравана, в который так неудачно вклинились герои лорда Раэля, оказался стареющим мужчиной лет пятидесяти. Статный и поджарый в молодости, теперь он, как видно, обзавелся собственным делом и позволил себе отпустить брюшко. Одетый в богато расшитый оранжевый халат жителей пустыни Сик`Хайя и в красные шнурованные сапоги с высоко задранными носами, он источал ауру благопристойности и богатства. Его редеющие волосы были собраны сзади в пучок и накрыты сиреневой сеточкой с жемчужинами, а шнурки на его сапогах были разного цвета — желтый на правой ноге, и зеленый на левой.

Торговец сидел спиной к зале и играл в кости с мужчиной в легких доспехах и с обветренным лицом. Предположительно — начальником его собственной стражи.

— Господин Фаис, меня зовут Алесса, я героиня лорда Раэля из Даэр-лиена. Вы купили все комнаты в таверне, и нам теперь негде остановиться. Скажите, я могу выкупить у вас одну из них?

Фаис вздохнул, скривив губы от раздражения, и перед ответом бросил на стол игральные кости. На костях выпало «шесть» и «четыре», и торговец сгреб к себе лежащие на столе монеты. Кучка денег перед ним была в несколько раз больше кучки перед его противником.

— Если я продам вам комнату, то нескольким из моих людей, или даже мне самому придется ютиться вместе. Я был здесь первым, я оплатил эти комнаты и они мои на эту ночь, — повернувшись в пол оборота, чванливо высказал торговец. — А теперь, позвольте мне закончить игру, пожалуйста.

«Если бы я не была героиней, он бы вообще приказал меня вышвырнуть», — подумала Алесса.

— Может, научим его хорошим манерам, — спросил героиню стоявший за плечом Оберон достаточно громко, чтобы возомнивший о себе слишком многое торговец его услышал.

Но Фаис и бровью не повел, собирая кости в кожаный стакан.

— Наша задача — добраться до Тотоола, а не затевать драк в тавернах и попадать в неприятные лорду Раэлю истории, — скрипнув зубами, сказала Алесса, хотя в душе полностью соглашалась с Обероном.

— Но я не хочу снова спать на улице-е-е, — начал ныть Вергилий.

Рокот по-детски затопал ногами, сотрясая пол и гремя посудой на столах.

— Ничего не поделаешь... — начала было утешать друга Алесса, но неожиданно замолчала.

Непонятно откуда между ней и торговцем вырос тот самый юноша, который только что играл на дудочке.

— Господин Фаис, вы, насколько я вижу, любите играть, — с лукавой улыбкой произнес он. — Предлагаю пари! Мы сыграем в кости, и если выиграю я, то вы освободите одну комнату для этих героев.

Фаис дернулся было, чтобы ударить юношу или приказать стражнику вытолкать наглеца на улицу, но движение так и не завершилось, побежденное любопытством.

— А если выиграю я? — спросил он.

— А если выиграете вы, то я до конца дней своих стану вашим слугой.

Собравшаяся вокруг публика ахнула, а глаза Фаиса алчно загорелись.

— Что ты делаешь, идиот! — зашептала на ухо юноше склонившаяся к нему Алесса. — Это глупый риск, ты нас даже не знаешь. Мы поспим на улице, ничего страшного, не в первый раз.

— Не волнуйся за меня, госпожа, — улыбнулся в ответ парнишка, — мне ничего не угрожает. Я слишком счастливый, чтобы проиграть в кости.

— Брось, Алесса, — положил ей на плечо руку Оберон, — пусть рискует. Мы ведь в любом случае ничего не потеряем, зато можем выиграть нормальный отдых.

— По рукам! — воскликнул между тем Фаис, хлопнув себя по ляжкам, и нетерпеливо махнул стражнику рукой, чтобы тот убрался из-за стола. — Но если попробуешь меня надуть, применишь какую-то магию или простое шулерство, то я об этом узнаю. Вот эта монета, — Фаис приподнял зажатую в кулаке бронзовую монету с проделанной посредине дырочкой и продетой туда цепочкой, — окрасится в красный цвет. Я честный торговец, но от своих партнеров я тоже требую честности.

Юноша только кивнул, криво ухмыляясь правой стороной губ. Фаис собрал кости в кожаный стаканчик, тщательно потряс им в воздухе и поставил стакан перевернутым на стол. Затем медленно поднял его, и Алесса закусила губу. Кости показывали «шесть» и «пять».

— Мне сегодня везет, — прокомментировал свой бросок Фаис. — Как жаль, что за свою беспечность ты будешь расплачиваться всю жизнь.

Повинуясь чуть взлетевшей вверх брови торговца, стражник вырос за спиной юноши и положил руку ему на плечо. Не стирая ухмылки, парнишка собрал кости в стаканчик, тряхнул их пару раз и выкатил на стол. Одна кость остановилась сразу — шестью точками вверх, а вторая неторопливо покатилась к краю стола. Она уже почти соскочила на пол, но внезапно остановилась на ребре, слегка покачалась, словно выбирая направление, и замерла, смотря вверх шестью маленькими черными глазами.

Фаис бросил быстрый взгляд на монетку на своей шее, но она оставалась ровного бронзового цвета.

— Я слишком счастливый, чтобы проиграть, — повторил юноша.

— Мурат, ты сегодня спишь на конюшне, — озлобленно выкрикнул ни в чем не виноватому начальнику стражи Фаис и поднялся из-за стола.

Зеленые глаза весело улыбнулись, увидев выпавшие на костях «шестерки». Легкий ветерок, перевернувший последнюю кость, установивший ее как нужно, пролетел по таверне и незаметно исчез в открытом окне. Самодельный медальон на цепочке, улавливающий обман, не сработал. Ведь юноша действительно даже и не думал обманывать торговца, он лишь верил в свою удачу.

Не так уж и плохо — быть чьей-то удачей. Тебя любят, почитают. На тебя надеются и именно к тебе взывают в часы крайней нужды. Или выставляют напоказ, как вот сейчас. Бросают вызов и тебе, и самой судьбе, даже не допуская того, что ты бросишь и не поможешь. Верят, и в то же время боятся в самом краешке своего сознания, что когда-нибудь наступит тот момент, когда ты уйдешь.

Но сейчас уходить совершенно не хотелось — слишком уж веселой была эта игра. Молодой музыкант был так самонадеян, что каждый день бросал своей удаче все новые и новые вызовы. И она с радостью отвечала на них, чувствуя, как ее с головой затягивает в пучину безудержного веселья и бесшабашного куража.

Зеленые глаза еще раз осмотрели таверну и исчезли, так никем и не замеченные.

Когда-то, в прошлой, давно забытой жизни, ее звали как-то по-другому. Теперь она звалась Удачей.

 

3.

Эту ночь они провели вчетвером в одной комнате. Две кровати — одна для Алессы, другая для молодого музыканта, столь неосмотрительно многим рисковавшего ради их удобства. Оберон и Вергилий устроились на принесенных хозяином дополнительных одеялах, хотя Вергилий тут же скатился со своего и продолжал спать на голом полу — и это после стольких усилий устроить его в мягкую постель.

Юноша назвался бродячим музыкантом из Диналиона, путешествующим в Тотоол, чтобы посмотреть на предстоящий карнавал, а также немного заработать. Его звали Ллин-аан, или просто Ллин — для друзей, как он им сам сказал. Было у него и прозвище — «Счастливчик», данное ему окружающими, потому что за что бы он ни брался, юноше везде сопутствовала удача. С ней Ллин выходил сухим из самых безвыходных и невозможных переделок, о чем не уставал хвастаться, стоило его об этом лишь спросить.

«Почему бы тебе тогда не пожелать стать королем Адорнии», — в недоумении спросил его тогда Оберон. — «Ну, или пожелать богатства. Или хотя бы одежду поприличнее».

«У меня есть все, что мне нужно. Я не хочу иметь большего», — просто ответил ему Ллин, на Оберон лишь недоуменно развел руками.

Юноша принадлежал к школе бродячих музыкантов из окрестностей Диналиона, одной из многих, которыми была усеяна почти вся Адорния. Музыку в Адорнии любили, и хотя Ллина вряд ли бы пустили играть на приеме у лорда или хотя бы в доме богатого торговца, для вечера в таверне его искусство подходило в самый раз.

«Вы бы слышали, как играет на дудочке мой дед Чиан! Вот он — настоящий Мастер!» — сказал им Ллин. — «Когда-нибудь, я обязательно достигну вершин его уровня».

Ллину только-только исполнилось шестнадцать, и это путешествие было первым в его недавно начавшейся карьере.

— Ну что, расскажешь нам, наконец, приказ Раэля? — грубо окликнул Алессу Оберон, выводя из задумчивости.

Героиня скосила глаза на идущего рядом с ними Ллина, решая, стоит ли ему слышать об их задании, но потом согласно кивнула.

— Расскажу, — ответила она.

В конце концов, музыкант вряд ли мог им хоть как-то помешать, даже если бы и захотел.

— Лорд Раэль хочет, чтобы мы предотвратили кражи, которые будут совершены во время карнавала. Первым будет украден «символ богатства», так что лорд хочет, чтобы этим вечером мы патрулировали богатый квартал Тотоола и замечали любые странности. И еще: наш противник — свободный герой, так что мы должны быть осторожны. Свободные герои не имеют лорда, который бы следил за ними и контролировал их действия, они неуправляемы и зачастую безумны.

— Интересно, откуда он сам знает про эти предстоящие кражи? — задал риторический вопрос Оберон, на который Алесса предпочла не отвечать.

Сообщение от лорда Раэля пришло этим утром. Как только Алесса вышла из опустевшей таверны на улицу, на ее плечо опустился большой белоснежный попугай и заговорил ей на ухо, передавая заученные слова. Закончив свою речь, птица склонила голову на бок, ожидая лакомства в награду за свои труды. Однако Алессе нечем было угостить почтальона, и попугай улетел, расстроено взмахнув крыльями.

— Жизнь героя, должно быть, такая интересная! — воодушевленно воскликнул Ллин. — Ловить бандитов, сражаться с чудью, защищать обычных людей! — говорил он, размахивая в воздухе воображаемой шпагой.

— Герои защищают людей, малыш Ллин! — гордо подтвердил слова музыканта Вергилий.

Освободившаяся было дорога вновь стала слишком людной, когда за поворотом показались ворота Тотоола. Караван Фаиса снялся с таверны затемно, когда герои все еще сладко спали под приветливой крышей, словно не желал больше делить с ними свою дорогу. Теперь же герои снова нагнали его, застрявшего в воротах, где городская стража придирчиво осматривала ввозимый им товар.

Карнавал Тотоола привлекал толпы адорнийцев, и все они жаждали попасть в город. Самое удачное время для торговцев. Самое напряженное — для городской стражи.

— Вот теперь мы застряли надолго. Как минимум, на пару часов, — вздохнул Оберон, швыряя молнию в очередной придорожный столб.

От неожиданной вспышки пантера Алессы смешно подпрыгнула в воздух и ощерилась, отыскивая нападавшего врага. Героиня жестом призвала к себе взволнованную сестру и успокаивающе потрепала ее по холке. Пока они ехали по относительно безлюдной дороге, Алесса могла безбоязненно призывать свою пантеру, чтобы та размяла лапы и порезвилась в окрестных лесах. Теперь же придется чаще держать ее скрытой — дикое животное неуютно чувствовало себя в толпе людей и, неожиданно испугавшись, могло ненароком кого-нибудь покалечить.

Тотоол не зря считался культурной столицей Адорнии. В нем не было пафоса Ардеи, кичащейся своей властью. Не было утонченной красоты Диналиона, окруженного цветущими круглый год полями и дышащего порхающими в воздухе цветочными лепестками. Не было и выставленного напоказ богатства Абу-Асифа. Тотоол был столицей искусств, городом храмов и выставочных залов, где каждый адорниец мог бы найти восхитительное зрелище для своей души. Художественные и скульптурные выставки, открытые сцены и оранжереи с выращенными диковинными растениями соседствовали с аренами для показательных боев лучших мастеров и площадями для выступлений магов-пиромантов и запуска фейерверков.

И хотя все это Алесса знала о Тотооле только понаслышке, она сразу же почувствовала непонятный трепет в душе, лишь только взглянув на стены города. Они были стеклянными — но не прозрачными, а из мутного стекла, внутри которого тут и там зажигались и тухли разноцветные огни.

«Интересно, это они только во время карнавала так зажигаются, или такая красота здесь живет постоянно? Как, должно быть, красиво тут по ночам!» — подумала Алесса.

Смотря на Тотоол снаружи, каждый входящий в город человек сразу понимал, что вот за этими воротами он увидит нечто поразительное. Настоящую красоту, которой он еще никогда не видел в своей жизни.

Ветер радостно играл тысячами вымпелов и флагов, развешенных над стенами и воротами в честь начинающегося карнавала.

— Что ж, здесь я вас покину, друзья, — воскликнул Ллин, спрыгивая на обочину дороги.

— Малыш Ллин уходит? — расстроено спросил Вергилий, хмуря кустистые брови.

— Да, пришла пора нам расстаться, — ответил добродушному гиганту юноша. — Стоять за этим караваном и ждать своей очереди мы будем еще долго, к тому же стража наверняка начнет приставать ко мне со своими обычными недоверчивыми расспросами. Уж лучше я переберусь прямо через стену! С вами было весело! Пока!

Улыбнувшись и махнув на прощанье рукой, Ллин направился вдоль городской стены, подальше от пытливых глаз городской стражи.

* * *

Тотоол встречал гостей распростертыми объятьями широко открытых створок ворот. Вопреки опасениям Оберона, торговый караван прошел сквозь них довольно быстро. Фаис лишь приветливо кивнул стражникам, а на бортах его повозок вспыхнуло клеймо Тотоола — закрученная серебряная спираль. Подобным символом отмечали караваны вызывающих особое доверие торговцев многие города Адорнии, утверждая право торговца на свободный ввоз товара в город.

К героям лорда Раэля же никто не рискнул приближаться, чтобы их осмотреть. Как-то не нашлось желающих — стражники только имена спросили, и пропустили дальше. Даже охраняющие ворота герои с нашивками Тотоола без лишних вопросов пропустили Алессу, проводив скучающими взглядами, и отвернулись.

«Трое», — машинально определила возможную опасность Алесса. — «Белая маска, принц воров и жрица. В сражении надо выбить ее первой».

Такая взвинченность и готовность к бою, постоянное ожидание опасности нравились героине, заставляли быстрее биться сердце и заостряли пробегающие в голове мысли. Даже если самого сражения вовсе и не предвиделось.

«Трое героев. Хм. Не многовато ли для каких-то ворот?»

Внутри Тотоол превосходил всякие ожидания и любые рассказы, во множестве гулявшие по королевству и носившие его славу. Широкая площадь сразу за воротами была увита диким плющом. Им было покрыто все — фонарные столбы, фонтаны, скамейки по краям. Слева и справа над мостовой нависали сады и оранжереи. Причудливо остриженные в виде различных животных кусты соседствовали с деревьями, стволы которых были специально искривлены под разными углами, чтобы устроить на них площадки для фонариков, флагов или будущих фейерверков.

Народу на площади пока еще было мало. В основном, мастера-садовники, дающие последние указания своим подмастерьям, и мелкие уличные торговцы, спешно разворачивающие свои лотки. Лишь изредка показывались прогуливающиеся пары в ярких праздничных цветах, начавшие карнавал немного раньше времени.

Тотоол походил на напомаженную барышню, уже давно готовую к выходу в свет, но все еще сидящую перед зеркалом и наносящую последние штрихи макияжа.

Квартал садовников закончился, и площадь обрамили открытые сцены и сценки для индивидуальных выступлений. Увидев их, Алесса заметно приуныла. Когда давно, когда она еще была обычным человеком и знала о силе прайма лишь понаслышке, Алесса выступала на одной из таких сцен. Тогда не было карнавала, да и сама сцена находилась в маленьком Дар-лоа, а не в грандиозном Тотооле, но в остальном все было очень похоже.

Молодая дрессировщица и ее маленькая черная пантера — тогда еще совсем детеныш — выполняли различные трюки на радость ребятни. Конечно, это вряд ли можно было назвать «искусством», оно подходило разве что для таких небольших городишек, но вместе с тем оно приносило Алессе радость самовыражения, которую она так давно уже не испытывала.

Перерождение в Итералии прайма сделало ее героиней, соединило с подросшей пантерой узами крепче семьи и любви, но отняло саму возможность творить и созидать. Отныне Алесса интересовала людей только как непревзойденный воин и защитница против любых угроз. На ее трюки теперь посмотрели бы с усмешкой и непониманием. Как такая сильная героиня вообще может этим заниматься? Теперь единственным местом, где она могла показать свое искусство, была арена для поединков. И выступать ей разрешалось только против других героев. Конечно, какой нормальный человек в трезвом сознании согласится сражаться против прайма?

Эта сила сделала ее почти что изгоем среди людей, и порой Алесса пыталась представить свою жизнь, какой бы она была без прайма. Жить в лесу, отлавливать и дрессировать диких пантер, охотиться в одиночестве... Конечно, тогда она вряд ли бы когда-нибудь заинтересовала лорда Раэля, или просто смогла бы к нему приблизиться, так что превращение того стоило. Но иногда Алесса с тоской вспоминала о своей прошлой свободной жизни.

Наконец, герои добрались до арены, и Алесса принялась тщательно изучать готовящиеся поединки и предстоящих противников. Лорд Раэль велел не привлекать к себе внимания, и лучшим способом сделать это, было подать заявку на бой. Тогда в глазах толпы они будут выглядеть отпущенными в вольный отпуск героями, упросившими своего лорда посетить карнавал Тотоола.

— Ну, наконец-то, хоть какое-то развлечение! — радостно воскликнул Оберон, видя задумавшуюся Алессу. — Мне уже давно хочется поразмяться!

От нетерпения громовержец запустил молнию в небо.

— Не торопись с выводами, — осадила его Алесса. — Мы не будем сражаться в серьезных боях. Наша задача — это найти героя-вора, а не погибнуть или получить увечья в ничего не значащих боях. Они всего лишь послужат нашим прикрытием.

Оберон презрительно фыркнул, провожая взглядом заходящую под навес арены Алессу.

* * *

— Это они?

— Они, кто же еще! Отвернись, а то заметят!

Тезарио послушно потупил взор, разглядывая свой до блеска отлакированный сапог, и скрестил руки на разукрашенной татуировками груди. Эти татуировки и были главной одеждой героя выше пояса, скрываемые лишь повязанным на шею оранжевым платком. Магия Итералии прайма избрала для Тезарио путь принца воров, и лихой и бесшабашный герой с радостью воспринял свою новую роль.

— Идем за ними, как только они скроются из виду, — приказала Селеста.

Лорд Дамиан назначил Селесту главной в их маленьком отряде. Тезарио не возражал. В подчинении прекрасной женщине тоже было что-то привлекательное и будоражащее. Высокая — выше даже самого Тезарио — и неприступная, с длинной черной косой до колен, с вплетенными в нее яркими лентами, жрица уже давно привлекала внимание героя-повесы, так что неожиданный приказ лорда Дамиана пришелся как нельзя кстати.

Как только прибывшие в Тотоол герои лорда Раэля потерялись вдали, Селеста поднялась со скамейки и направилась вдоль по площади, на ходу заманчиво покачивая крутыми бедрами. Она даже не обернулась, чтобы удостовериться, последуют ли за ней Тезарио и Мадагра, что заставило принца воров в восхищении причмокнуть губами.

— Нет, ну какова бестия! — воскликнул Тезарио.

Он обращался к Мадагре — третьему герою их отряда, таинственному и загадочному убийце в черном балахоне и с белой маской на лице — но сказал свою реплику достаточно громко, чтобы Селеста его услышала. И ему даже показалось, что она на миг задержалась, замешкалась на одно-единственное мгновение, прежде чем продолжить путь. От этого зрелища на душе у Тезарио просветлело.

— Кх-х-ха, — раздался из-под белой маски нечленораздельный шепот, но его ответ был для Тезарио не интересен.

Они неторопливо шли вслед за не замечающими слежки героями лорда Раэля. Селеста следила за будущими противниками, а Тезарио следил за ее бедрами и длинными ногами, иногда мелькавшими в вырезе юбки. За чем именно следил Мадагра, знал лишь он сам.

— Всегда любил эти одеяния, которые выдают жрицам в храмах, — поделился он впечатлениями с Мадагрой. — Открывают ровно столько, чтобы не стать откровенными, но фантазию разбудить. Не знаешь, из какого она храма? Чему поклонялась до того, как стала героиней? Я бы поставил на любовь! Хотелось бы, конечно, чтобы это была страсть, но любовь — тоже вполне подойдет.

Герои из Даэр-лиена задержались около арены, перекинулись парой фраз, и хозяйка черной пантеры вошла внутрь, оставив громовержца и рокота ждать снаружи.

«Она тоже вполне ничего», — успел отметить про себя Тезарио.

Конечно, до Селесты ей было как до небес — слишком не женственные мускулы на руках и ногах, да и держится слишком затравленно, как будто находится в постоянном напряжении. По мнению Тезарио, в этой хозяйке пантеры не было настоящей женственной загадочности, только лишь сила — необузданная, непокоренная.

«Да, привлекательна, но не более того», — вынес для себя решение принц воров.

Героиня меж тем вышла из арены, и вся троица отправилась дальше по площади. Когда они скрылись за поворотом, Селеста подошла к расписанию боев.

— Они записались в бои новичков, — сказала она, быстро пробежав глазами прикрепленный пергамент, на котором уже проступили золотые буквы. — Давайте-ка спутаем их планы.

Жрица вытянула руку и открытой ладонью провела по листу, стирая одни имена и заменяя их другими.

— Что вы делаете?! Прекратите немедленно!!!

— Мы герои лорда Дамиана, находимся на важном секретном задании, — ответил Тезарио выбежавшему из-под навеса арены клерку.

— Готово, можно уходить, — сказала Селеста, опуская руку.

«Командный бой, три на три, лорд Раэль против лорда Дамиана», — прочитал принц воров.

— Э-э-э... Послушай, Селеста, — окликнул героиню Тезарио, — а проще было бы напасть на них в темном переулке, и...

— Нет, — отрезала Селеста, отворачиваясь. — Лорд Дамиан хочет, чтобы они нашли какого-то героя-вора, так что дадим им шанс до завтрашнего боя, и будем пока следить за ними. Если они найдут его, мы нападем. Если же нет — атакуем их завтра на арене, и будем искать вора самостоятельно.

— Обожаю эту женщину, столько огня! — сказал Тезарио Мадагре. — Спорим, я завоюю ее до конца карнавала?

— Кх-х-ха, — снова ответила маска.

 

4.

Тотоол тонул в шуме фейерверков и гаме взбудораженной толпы. Взрывающиеся петарды раскрашивали залитое лунным светом небо своими дымными полосами, и за каждым из взрывов следовали радостные крики зевак. Основная площадь города от дворца лорда Дамиана до Ардейских ворот на западной окраине была забита веселящимися парами в разноцветных костюмах и масках, шествующих мимо выступающих на сценах и помостах глотателях огня, магов-пиромантов, одиноких музыкантов и целых оркестров.

Город праздновал один из своих самых любимых праздников — осеннее равноденствие. Именно сейчас день становился равен ночи, время луны приравнивалось к времени солнца. Именно в эти дни природного равенства, если верить старинным преданиям, заключались самые лучшие союзы между мужчинами и женщинами. Союзы, в которых ни один из пары не будет затмевать другого, и в которых родятся самые разносторонне развитые дети. Так что неудивительно, что этот карнавал в Тотооле из года в год посещали многие молодые адорнийцы и адорнийки, еще не успевшие найти свою пару, и надеющиеся на благосклонность судьбы.

И многие из них отделялись от всеобщего празднества, чтобы найти уединение среди не охваченных безумием улиц и провести несколько часов этой теплой осенней ночи вдвоем. Оставалось загадкой, что именно приводило к таким последствиям — действительно ли эти дни были благословлены богами, или же всему виной человеческая вера и льющиеся по площадям реки сидра и эля, но многие жители Адорнии были обязаны своим счастьем именно этому карнавалу.

Однако вовсе не всеобщее празднество привлекало молодого юношу в коротком жакете без рукавов, застывшего в тени не захваченной карнавалом улицы. Доносившаяся музыка, казалось, совершенно не трогала его сосредоточенное лицо, наполовину прикрытые глаза и скрещенные на груди руки. Он слегка пошатывался — или в ритм своим мыслям, или в такт бьющего в голову сидра.

Стражник дома напротив мерными шагами отмерял путь вдоль стены, и, сонно потянувшись, развернулся назад. Небольшой ветерок, погладивший его по затылку, не насторожил бывалого воина, но если бы он обернулся, то, наверное, увидел бы, что скучающий юноша неожиданно исчез с противоположной стороны улицы, просто растворившись в воздухе.

Как мог испытанный во многих боях стражник не заметить подозрительного юношу прямо у себя под носом? Но ведь там действительно никого не было! Пустое место, слегка темноватое, но не настолько, чтобы не заметить стоящего там человека!

Как мог тот же стражник не услышать топота ног и шума карабкающегося через стену человека? Он что, совсем уснул на своем посту, пропив последние деньги из вовсе не маленького жалования? Просто поднявшийся ветер неожиданно заложил уши.

Зеленоглазая Удача сопутствовала юному вору.

Проклятые богатеи! Только и знают, что пинать ногами тех, кто ниже их. А ведь когда-то они сами были такими — все ведь с чего-то начинают. Так почему же, получив богатство и власть, люди становятся столь высокомерно-невыносимыми? Ллин ничего не имел против богатства и власти, но просто бесился в душе от их побочных эффектов.

Обокрасть самого богатого купца Абу-Асифа в его собственном доме! Что может быть более приятным, чем щелкнуть по носу такого зажравшегося негодяя?

Символ богатства. Поначалу, Ллин даже не представлял, что именно может служить символом богатства. Уж точно не деньги — их слишком много, и чтобы проклятый торговец заметил пропажу, пришлось бы обзавестись телегой. То же самое с драгоценностями и всем прочим, что приходило на ум до вчерашнего дня. Но вчера на Ллина как будто снизошло откровение. Там, в таверне, во время игры в кости он, наконец, понял, что именно является символом богатства.

Перемахнув через стену, Ллин оказался в небольшом садике, разбитом под окнами дома. Два скучающих стражника у главного входа смотрели в другую сторону. Но юноша вовсе не собирался входить в дом через парадную дверь.

Прокравшись до стены дома, он запрыгнул на нее и пополз вверх, на ощупь отыскивая щели в стене длинными цепкими пальцами. Натренированные руки музыканта годились не только для того, чтобы зажимать дырочки в бамбуковой дудочке. Один раз нога Ллина сорвалась, и он повис на одних руках над стражниками, семеня ногами, пытаясь найти опору, но все обошлось.

Раскрытое по случаю жаркой осенней ночи окно третьего этажа манило молодого вора обещаниями богатства.

Обеспокоенные странным шорохом на противоположной стороне сада, стражники у ворот напряженно вглядывались в темноту, борясь с нежеланием лично выяснять его причины.

Сорвавшаяся нога Ллина неожиданно нащупала под собой воткнувшийся в стену метательный нож и оттолкнулась от него, отправляя юношу в раскрытое окно.

Оберегая незадачливого вора, Удача получала колоссальное удовольствие и бесшумно смеялась, потешаясь над обманутыми ей стражниками.

Медальон на шее у Фаиса — вот что было настоящим символом богатства! Без него торговец не смог бы так разбогатеть, ведь именно он предупреждал его о нечестных сделках и нечистых на руку партнерах. Так пусть же теперь он попробует вести дела без него!

Такие медальоны, должно быть, были редкостью. По крайней мере, Ллин о них до вчерашнего дня никогда не слышал, а уж он-то разбирался в чужих ценностях как никто другой. Профессия обязывала. В любом случае, даже если Фаис и сможет сделать себе новый, его задача будет выполнена. Ллин был уверен, что такой символ богатства не вызовет сомнений у мастера их маленькой, но довольно известной в Диналионе школы воров.

Торговец был дома. Его не интересовал карнавал со своим шумом и огнями, и его мало касался всеобщий праздник. Когда-то давно, когда Фаис имел в своем распоряжении только одну телегу с товарами, он всю ночь стоял там, на площади, продавая товар праздным гулякам. Теперь же его доход приносили многочисленные торговцы и лоточники, жалкие продавцы, пытающиеся хоть ненадолго прикоснуться к его богатству.

Комната, в которую Ллин влез через окно, оказалась спальней самого Фаиса. Какая удача! Она пока пустовала, и юноша замер в ее углу, прикрыв глаза. В те времена, когда во главе школы стоял его седовласый дедушка Чиан, старик учил молодого вора, что спрятаться можно даже на самом видном месте. Чтобы тебя не заметили, нужно лишь попытаться слиться с окружающими предметами — замереть и не двигаться, даже не дышать. Человеческое зрение очень легко цепляется за движущиеся предметы и свободно скользит по неподвижным, не задерживаясь на них подолгу. Не нужно прятаться около стены, нужно самому стать этой стеной.

И еще — глаза. Даже если ты полностью неподвижен, тебя все равно могут заметить по глазам. Они как магнит притягивают зрение, поэтому для наилучшей маскировки их обязательно нужно спрятать.

Удача еле сдерживалась, чтобы не расхохотаться в полный голос, зажимая ладошкой рот. Ллин так упорно замирал, уткнувшись спиной в стенку шкафа, с таким старанием зажмуривал глаза. Да он мог бы танцевать посреди комнаты, и даже тогда его бы никто не заметил.

— Все нормально, Мурат. Ты можешь быть свободен.

Голос Фаиса разрезал тишину вместе с открывающейся дверью. Затем дверь захлопнулась, и добровольно лишенный зрения Ллин остался наедине с одними лишь звуками. Тихое шарканье уютных домашних тапочек по мягкому ковру. Скрип дверцы шкафа совсем рядом, как раз за левым плечом юноши, и шорох складываемой внутрь одежды. Облегченный вздох, радующийся очередному успешно завершенному дню, и тихий скрип кровати.

Время пришло.

Ллин достал из-за пазухи нож и вышел на середину комнаты.

— Пора платить по счетам, Фаис, — более не таясь, сказал он, направляя на торговца зажатое в кулаке оружие.

Торговец подпрыгнул на кровати, не понимая, откуда появился ночной гость, и нелепо хватая ртом воздух.

— Только попробуй позвать стражу, в ту же секунды ты умрешь, — предупредил Ллин. — Кивни, если понял.

Фаис судорожно кивнул. Затем подумал и кивнул еще несколько раз, опасаясь, что первый жест остался незамеченным во мраке комнаты. Было видно, что неясная фигура, застывшая около его кровати, до колик пугает жиреющего торговца, и Ллин позволил себе немного расслабиться.

— Медальон на твоей шее, Фаис. Отдай его мне, — приказал юноша.

— М-м-мой медальон? — непонимающе пролепетал богач, хватаясь рукой за цепочку на шее.

От страха у торговца отнялась способность быстро соображать.

— Дай его сюда! — грозно рявкнул Ллин, подскакивая к Фаису.

Он схватил левой рукой висящую на шее богача бронзовую монету и резко дернул, намереваясь одним движением сорвать ее с шеи, оборвав цепочку. Сил не хватило, и голова торговца со стоном пригнулась вниз. Чертыхаясь, Ллин потянул вверх, снимая медальон обычным способом, и приставил нож к горлу Фаиса.

— Ну что, боишься меня, богатый ублюдок? Ты держишь жизни стольких людей в своих руках, ты каждый день отбираешь их деньги, обрекая на нищенское существование. Скажи, как тебе нравится, когда твоя собственная жизнь зависит от кого-то еще?

— Я... я... я... не понимаю, — залепетал богач, — я отдал вам свой самый дорогой артефакт... Вам нужны деньги? Я дам вам их, у меня есть много денег. Не убивайте меня! — взмолился он, поднимая глаза, встречаясь взглядом с глазами Ллина. — Я честный торговец, все мои сделки были заключены по согласию. Оставьте мне жизнь, я не буду преследовать вас, клянусь! Никто не узнает о вас, я буду молчать!

Ллин вовсе не собирался убивать торговца. Хотел только лишь припугнуть, напомнить ему, что его богатство не сделало его сверхчеловеком, не поставило выше окружающих людей. Хотел заставить ценить чужую жизнь также как свою собственную.

Юноша думал, что ему будет приятно наблюдать за крушением высокомерия ненавистного торговца, но теперь он чувствовал себя неловко. Взрослый мужчина плакал перед ним на кровати, возможно даже обмочился — у Ллина не было желания проверять. Совсем не так он представлял себе раскаяние.

— Я прощаю тебя, — невпопад сказал юноша. — Постарайся достойно жить дальше и уважать других людей, даже если они беднее тебя.

Молодой вор сделал два шага к окну спиной вперед, спрятал нож обратно за пазуху и легко перескочил через подоконник.

Фаис облегченно откинулся назад на подушки и невидящим взором уставился в потолок. От его раскаяний не осталось и следа — слезы высохли моментально, как будто их и не было.

Подождав с полминуты, торговец вскочил с кровати.

— Мурат! — крикнул он. — Быстро ко мне! И приведи сюда всю стражу! В доме вор!!!

Дальнейшие слова застряли в его горле, не смея вырваться наружу, встретившись с холодным зеленым взглядом.

— Он простил меня, — зачем-то сказал Фаис, пятясь назад.

— А ты его обманул, — ответили ему глаза.

Последним, что видел торговец, была копна рыжих волос, исчезающая в ночном небе за окном.

Вбежавший в покои хозяина Мурат нашел Фаиса еще теплым. Торговец как будто присел отдохнуть на дорогой ковер с высоким ворсом, прислонившись спиной к кровати. Из глазницы Фаиса торчал впившийся в нее метательный нож.

* * *

— Лови вора!

— Убийство!

— Смерть ублюдку!

Истошные крики за спиной подгоняли Ллина, заставляя еще быстрее двигать ногами.

«Убийство? Как странно, я же никого не убивал. О чем это они?» — думал он, однако останавливаться и выяснять не собирался.

Возможно, он просто не так услышал. Возможно, в этот же самый момент кто-то еще кого-то там убил. А может, Фаис поднял тревогу, окрестив его вдобавок еще и убийцей. Хотя обещал отпустить и не преследовать.

Свернув за угол, юноша резко остановился, врезавшись в странную скалу, теплую и мягкую на ощупь.

— Малыш Ллин? Вор? — спросил сверху голос Вергилия, и юноша почувствовал, как его ноги отрываются от земли.

Рокот одной рукой ухватил Ллина за шиворот и приподнял над мостовой, чтобы лучше рассмотреть свою находку. Герои из той таверны! Неужели, удача таки оставила его?

— Да, я не только музыкант, я еще и вор! — в отчаянии признался Ллин, цепляясь за свой последний шанс на спасение. — Но я никого не убивал, клянусь вам! Да и украл я только лишь этот медальон и ничего больше!

Молодой вор достал из кармана бронзовую монету Фаиса и поднял вверх, показывая героям.

— Очень похоже на того, кого мы ищем, — вставил свою ремарку Оберон. — Предлагаю открутить парню голову и доложить лорду Раэлю о выполненном задании.

— Наш вор — герой, — подумав, ответила Алесса. — А этот парнишка кто угодно, но зова прайма он точно не слышал.

— Может быть, он просто хорошо это скрывает? — продолжал настаивать громовержец.

— Это не он, — вынесла решение Алесса. — Хотя и очень похож на того, кто нам нужен. Вот что, Ллин, или как там тебя. Мы пока не тронем тебя и не сдадим страже. Но ты останешься с нами на несколько дней.

— И не пытайся сбежать, — предупредил Оберон, щелкая пальцами в воздухе.

Щелчок породил сноп мелких искр, рассыпавшихся вокруг со зловещим треском, и Ллин громко сглотнул.

— Иди с нами, малыш, — приказал Вергилий, ставя юношу обратно на землю.

* * *

— Я устрою небольшой взрыв и ошеломлю их. После этого Мадагра и я быстро убьем громовержца, — составлял стратегию боя Тезарио.

С крыши дома, на котором укрылись герои лорда Дамиана, улица была видна как на ладони.

— Селеста, готовься защитить Мадагру, как только осядет дым — скорее всего противники выберут его в качестве первой цели. Наша следующая цель — пантера этой дрессировщицы. Убиваем ее и затягиваем бой.

— Мы не будем нападать, — спокойно сказала Селеста.

— К этому времени подоспеют стражники, и... ЧТО?!

— Мы не будем нападать, — повторила Селеста.

Тезарио поймал себя на том, что застыл с открытым ртом и глупо хлопает глазами.

— И-и-и... почему?

— Разве ты не видишь, герои лорда Раэля пощадили мальчишку. Он — не тот, кто им нужен, а значит — не тот, кто нужен нам. Лорд Дамиан приказал дать им полтора дня на поимку вора, и перехватить его, но этот парень — не наш вор. Не расстраивайся, — улыбнулась Селеста, наблюдая за лицом Тезарио, — мы встретимся с ними завтра на арене.

— Кх-х-ха, — согласился с Селестой Мадагра.

— Знаешь, тебе стоит выучить еще хотя бы несколько новых слов, — с раздражением в голосе сказал Тезарио Мадагре. — Иначе мы не подружимся.

 

Песня Победы

5.

Последняя пронзительная нота с силой ударилась о воду и взлетела в небо. Она уже давно затихла, но почему-то все еще продолжала звучать в голове, наполняя собой очищенное от мыслей сознание. Седовласый старик устало улыбнулся и опустил дудочку, отдыхая.

Он играл целый день и всю ночь, под его музыку закатывалось за край мира солнце, и поднималась луна. И ни они, ни норовистый ветер, ни птицы или рыбы — никто не осмелился прервать его мелодии. Но теперь, когда все закончилось, жизнь постепенно начинала возвращать свои звуки. Зашептал ветер под крышей беседки, упрашивая старика продолжать. Тихим всплеском осторожно спросила о продолжении рыба в пруду. Защебетала где-то вдалеке птица, пытаясь повторить только что услышанную мелодию своим подругам.

Старик поднялся на ноги и сладко потянулся, разминая затекшие мышцы. Затем прошелся несколько раз по периметру плавучей деревянной беседки, напоминая меряющего свою камеру шагами узника. Но уходить с помоста и отвязывать свою длинную узкую лодочку не торопился, и это вселяло в слушателей осторожную надежду.

На востоке занимался новый день. Небо над головой было чистым, но солнце вставало из мягкой перины грозовых облаков, сладко зевая во весь свой пылающий рот.

— Ну что, Мастер! Какую песню ты сыграешь для меня сегодня? — спрашивало оно у старика.

— Ну, давай же, Мастер! Мы ждем... ждем... ждем... — шептал на ухо легкий ветерок.

— Не заставляй меня ждать, старик! — требовательно громыхнул где-то вдалеке грозовой раскат.

И старик подчинился. Не спеша, словно выдерживая необходимую паузу, он вновь взошел в центр беседки и сел на пол, скрестив под собой ноги, как и вчера. И снова достал из-за пазухи уже спрятанную было дудочку, ласково проведя по ней рукой, нежно поглаживая ее, как будто пытаясь на ощупь запомнить ее ровность и шероховатость. И, наконец, снова поднес ее ко рту.

На этот раз ноты были другими. Более хлесткими, как кнут рассекающими воздух. Бьющими, готовыми победить любого противника. Они рисовали картину битвы, безудержной скачки, когда кровь бурлит в жилах, когда чувствуешь, что ты неудержим, и перед тобой падет любой противник. Это была Песня Победы, гимн славе и эйфория триумфа. И даже само солнце придвинулось поближе, приготовившись внимать.

* * *

Отряды героев разошлись в разные стороны, и их изображение погасло, спиралью ввинтившись в маленький синий шарик, покоящийся на идеально ровной столешнице. Легкий ветерок забежал в комнату сквозь приоткрытую дверь башни и по-хозяйски обшарил ее внутренне убранство, но даже он смог пошевелить установленный на столе артефакт.

— Так в чем состоит эта Игра? — осведомился лорд Альваро из Эгизара. — Прошу меня простить, я пропустил начало. Дела... — развел руками он.

Довольно молодого возраста, едва переваливший за середину третьего десятка, лорд Альваро выглядел много старше своих лет. В его висках уже вовсю плясала седина, а лоб был полностью изъеден морщинами. К тому же, его лицо украшали довольно неприятные на вид небольшие ссадинки, оставшиеся на память от бурной молодости, когда ученик академии лордов кичился своими вставленными во все возможные места серьгами. На правой части лба, прикрытый специально отпущенной челкой, торчал кусок татуировки.

Было видно, что проблемы пограничного Эгизара не проходят для лорда Альваро бесследно, каждая из которых добавляет свою толику серьезности в его некогда беззаботный взгляд.

— Игра заключается в том, чтобы остановить вольного героя, который совершает кражи в Тотооле. Первая кража уже была совершена, остались еще две. Символ веры и символ власти, — пояснила вновь прибывшему лорду леди Мельва.

— Можно я задам вопрос, — спросила леди Аэрика, комкая в руках платок, затем расправляя его обратно, и снова сминая.

— Конечно, моя дорогая, — кивнула леди Мельва.

— Ведь этот торговец... Фаис. Он ведь погиб?

Лорд Раэль картинно закатил глаза, поняв, куда клонится этот разговор.

— Ну да, я так полагаю, — ответила леди Мельва. — А что тут такого?

— Но ведь он остался бы жив, если бы не ваша Игра?

— Ах, ты об этом. Да ладно тебе, не волнуйся ты так, — отмахнулась диналионская леди. — Он получил по заслугам. Вряд ли он смог бы нажить такое состояние честным путем. Можешь нам поверить, уж мы-то знаем, о чем говорим.

— А еще подумай обо всех тех мелких торговцах, чьи жизни только что сильно улучшились, — поддержал Мельву Дамиан. — Его богатство разойдется по наследникам, часть передастся гильдии торговцев Абу-Асифа, часть уйдет в казну. А для мелких торговцев, которых он душил, появится шанс пробиться наверх. Это жизнь, моя дорогая, и таков обычный порядок вещей. Мы лишь слегка поторопили его.

Леди Аэрика слушала их, плотно сжимая губы и сильно сжимая в руках платок, так что побелели костяшки на пальцах.

— Это неправильно, — сказала она, когда аргументы лордов закончились. — Так нельзя. Эти люди — они же ваши подданные. Вы должны заботиться о них, а не играть их жизнями! Теперь мне кажется, что я понимаю, почему королева Изабель отказалась смотреть на вашу Игру. Она просто не выдержала. И я тоже не хочу ее видеть!

Изображение в зеркале резко сменилось. Только что там была леди Аэрика, а теперь — снова всего лишь отражение комнаты.

— Раэль, ты не говорил, что твоя новая сестра такая нервная, — хмыкнул Дамиан, разглядывая самого себя в потухшем зеркале.

— Это молодость, — пожал плечами брат королевы. — Это пройдет.

— Так что же что наш Раэль? Все также побеждает? — лукаво осведомился Альваро.

— А как же! Видимо, в следующем году играть будет снова он. На этот раз — уже против меня, — заявил из своей ванной лорд Джафар, слегка обмачивая губы в вине и отставляя почти полный бокал.

— Ах, что же это мы так сидим! — по-женски всплеснул руками лорд Дамиан. — Раэль, чего тебе налить? У меня есть вино из Долины солнечных слез, крепкий тотоольский сидр, есть даже бочонок доктского эля, конфискованный на границе, подарок лорда Альваро.

Услышав свое имя, лорд Эгизара улыбнулся и приподнял несуществующую шляпу. Лорд Раэль безразлично пожал плечами.

— Да ну брось ты уже! Мы же так редко собираемся вместе! — осклабился Дамиан, сводя в напряжении брови, и вытаскивая прямо из воздуха поднос с бутылкой красного вина и двумя бокалами. — Хороший трюк да? Специально для этого дня выучил! — похвастался он, стирая со лба выступившую капельку пота.

Толстяк разлил вино по бокалам и поставил один из них перед Раэлем.

— Дорогие друзья! Предлагаю выпить за нашу Игру! Если бы не она, мы с вами встречались бы еще реже! — сказал он и залпом осушил бокал.

Лорд Джафар потянулся за своим бокалом, взбивая мыльную пену в ванной. Леди Мельва достала из ящика стола графин с темно-сиреневой настойкой.

— Жаль, что королева в этот раз не с нами, — вздохнул Альваро, отхлебывая за компанию со всеми чистой воды из стакана на столе. — У меня через полчаса важная встреча, — развел руками пограничный лорд, заметив неудовольствие Дамиана.

— За Игру, — провозгласил Раэль.

Его бокал самостоятельно взлетел вверх, напоил лорда своим содержимым и опустился обратно на место. Он тихо звякнул о стол, и в разговоре лордов повисла неудобная пауза.

Иногда бывает, что встречаются два старинных друга после долгого времени разлуки. Здороваются, искренне радуются встрече, а говорить им уже как будто и не о чем. Сколько времени прошло с момента их последней встречи? Насколько разными они стали теперь?

Когда-то давно, когда они были молоды, и любое дело им казалось по плечу, семеро лордов решили возвести восьмую на адорнийский престол. Они с головой погрузились в интриги двора, лестью, запугиванием, подкупами и неожиданными союзами прокладывая дорогу для своей новой королевы. Они верили в нее, верили, что она справится и принесет счастье в Адорнию. Верили друг другу также как самим себе. Их дружба превзошла всех противников, вместе они достигли победы, и... разошлись.

Все реже встречались старые друзья на королевских приемах, разъехались по своим городам в разные уголки королевства, лишь изредка посылая друг другу письма.

Худощавому и поджарому Дамиану королева подарила Тотоол. Леди Мельва из Диналиона сохранила и еще больше укрепила свое шаткое в те времена положение при дворе. Совсем еще юный, но подающий большие надежды Альваро был отправлен в самое пекло — пограничный Эгизар, и преуспел в своем нелегком лордстве, установив в нем железный порядок. Лорд Джафар, Песчаный лев, как его тогда звали, занял Шиндагру — богатый праймом оазис в пустыне Сик`Хайя. Брат и любовник взошедшей на престол Изабели Раэль удостоился небольшого Даэр-лиена, располагавшейся совсем рядом с Ардеей — чтобы всегда находиться рядом со своей королевой.

Была с ними тогда еще и леди Аяла, которой королева пожаловала небольшой замок Плачущего цветка в Долине тысячи лепестков. Молодая и прекрасная Аяла недолго оставалась леди и вмиг увяла, сраженная неизвестной тяжелой болезнью. Злые языки подозревали отравление, но доказательств не обнаружилось, и вскоре об Аяле забыли почти все, кроме ее бывших друзей.

Последний участник их союза, вспыльчивый и впечатлительный лорд Ирсаи, получил от королевы богатейший город Адорнии — лежащий на краю пустыни Абу-Асиф. Однако Ирсаи так и остался недовольным. Оказалось, что в молодом лорде течет мятежная кровь, и он всегда находил причины, чтобы не одобрять любые деяния королевского престола. Через несколько лет Ирсаи попался во время разжигания восстания пустынных лордов. Он предложил место в новой коалиции своему старому другу Джафару из Шиндагры, и Дажфар принял его предложение, а в тот же вечер отправил посла в Ардею. Лорд Ирсаи был публично казнен перед дворцом Ардеи, а бывшие союзники не досчитались еще одного старого друга. Ступившего на неправильный путь, принявшего неверное решение, но все-таки друга.

Теперь вот и сама королева Изабель отказалась принимать участие в их встречах...

— Вернемся к Игре? — попросила леди Мельва, отбрасывая грустные мысли. — По результатам первого дня у нас лидирует лорд Раэль. Он ближе подошел к решению моей загадки. В отличие от лорда Дамиана, который загадку вообще решать не собирается, и желает лишь присвоить себе чужие успехи.

— Это тоже вполне хорошая стратегия! — ответил Дамиан, шутливо хмурясь. — Кто из нас в здравом уме решит тягаться с интеллектом Раэля, особенно после всех выигранных им Игр? Каковы же твои предположения, Раэль? — осведомился лорд Дамиан. — Или побоишься поделиться ими с нами всеми?

— Ничуть, — Раэль вздохнул, опустив голову и собираясь с мыслями. — Моя интуиция говорит мне, что этот мальчишка Ллин как-то связан с кражами. Во-первых, слишком много совпадений — его прибытие из Диналиона, его воровство, и этот медальон вполне подойдет на роль «символа богатства».

— Но он не герой, — подсказала леди Мельва, явно наслаждаясь происходящим.

— Но он не герой, — повторил за ней Раэль, — и это слегка смущает. Во-вторых, ваша столь бурная реакция на происходящее, леди Мельва, подсказывает мне, что я на верном пути. Сейчас я предполагаю, что мы должны остановить кого-то другого, кто прикрывается этим глупым воришкой. Ведь он не убивал торговца, он лишь украл символ богатства. Значит, убил его кто-то другой, возможно, наша цель. А еще это значит, что этот герой постарается отнять у Ллина символ.

— Отличная гипотеза, дорогой Раэль! — воскликнул лорд Дамиан, вставая со стула. — Предлагаю разослать послания нашим героям и разойтись до следующего вечера.

Сквозь приоткрытую дверь башни уже начали пробиваться первые лучи утреннего света.

 

6.

— Значит, тебя зовут Ллин.

Молодой музыкант и по совместительству вор кивнул сам себе, понимая истинный смысл вопроса Алессы. Он ждал его появления, знал, что его зададут рано или поздно. Что ж, его новые друзья имели право знать.

В таверне, где остановились герои, а также на улице под окнами было удивительно тихо. Тотоол спал, уставший от первого дня карнавала, и набирался сил для второго. До необходимости идти на арену оставалось еще около часа, и Вергилий сладко похрапывал, лежа на спине на расстеленных специально для него на полу нескольких одеялах, широко раскинув руки в разные стороны. Ни одна обычная кровать не выдержала бы веса рокота, даже в резиденциях лорда Раэля для Вергилия заказывалась укрепленная мебель. Оберона в комнате не было, зато мимо их окна на втором этаже иногда проносился силуэт громовержца, рассекающего по воздуху на своем парящем мече.

Алесса же сидела на подоконнике и, достав бережно хранимую в мягком мешочке щетку, вычесывала шкуру своей пантеры. Гигантская кошка млела от удовольствия, сладко прикрыв глаза, но Ллин видел, что вертикальные зеленые зрачки продолжают внимательно следить за ним, несмотря на внешне расслабленную позу пантеры.

— Меня зовут Ллин. Это сокращенное от Ллин-аан, как меня назвал мой отец при рождении, — начал свой рассказ юноша. — Я едва помню своих родителей, они погибли, когда я был еще маленьким. Мне сказали, что их унесла неведомая болезнь, свирепствовавшая в то время в восточной Адорнии. Но когда я немного подрос, то выяснил, что их обоих поймали в одну из ночей в особняке леди Мельвы, где они пытались что-то украсть, и казнили. Так что, родителей своих я почти не знал.

— Сожалею, — произнесла Алесса.

— Спасибо, — Ллин усмехнулся. — Знаешь, обычно люди перестают сожалеть, когда я говорю им, что они были ворами. Не то, чтобы я рассказывал об этом на каждом шагу, но иногда случалось, — юноша хмыкнул себе под нос. — Они состояли в воровской школе из окрестностей Диналиона, скрывавшейся под музыкальной вывеской. Для многих они были бродячим оркестром, лишь некоторые знали их как Поющих Крыс — воров и музыкантов одновременно. В этой школе воспитали и меня. Мои родители никогда не заставляли меня выбирать воровство в качестве своего призвания, но они погибли, а мне просто некуда было тогда идти. Меня принял под свою опеку и воспитал дедушка Чиан-тин, и именно о нем, а не о моих родителях, у меня остались самые теплые воспоминания. Хотя, тебе, наверное, об этом не интересно слушать...

— Почему же, расскажи, пожалуйста, — отозвалась Алесса, взмахивая щеткой над черной шкурой.

Пантера уже лежала на спине, сложив лапы, и героиня терла щетиной ее живот.

— Дедушка Чиан был очень строгим. Он тогда стоял во главе Поющих Крыс, был мастером нашей школы — виртуозно играл на дудочке и также виртуозно обчищал кошельки на рыночных площадях. Поначалу я ненавидел и его самого, и его манеру обучения. Дедушка Чиан любил сечь своих учеников розгами за любые провинности. Но в то же время он очень заботился о молодых учениках — распоряжался, чтобы мы всегда были сытыми и одетыми, а иногда и выкупал нас у стражников, если мы попадались. После этого он, конечно, ругался, топал ногами и сек нас больше обычного, — Ллин усмехнулся.

— Ты не боишься мне все это рассказывать? — спросила Алесса. — Я ведь героиня. Я могу рассказать об этом моему лорду, и вашей школе, скорее всего, придет конец.

— Нисколько не боюсь, — рассмеялся Ллин. — Леди Мельва уже давно на нас зуб точит, но найти никак не может. Поющие Крысы никогда не задерживаются долго на одном месте. Мы путешествуем по нескольким лордствам вокруг Диналиона, и даже сейчас я не могу быть уверен, что смогу самостоятельно найти школу. Мы — как настоящие крысы, от нас невозможно полностью избавиться. Тем более сейчас, когда во главе школы встал Коору.

— Кто такой Коору? — задала вопрос Алесса, очищая щетку от шерсти. — Я думала, вашим мастером является твой дед Чиан.

— Коору — свободный герой! — заносчиво сказал Ллин, словно гордясь тем, что знаком с «настоящим свободным героем», столь редким явлением в адорнийском обществе. — Повелитель крыс, если быть точным. Очень символично, что он к нам присоединился.

— Свободный герой? — скучающим голосом переспросила, однако полностью собралась внутри.

Почувствовав напряжение хозяйки, пантера подняла голову и осмотрелась по сторонам.

— Да, — ответил юноша, — он нашел нас два года назад и убедил дедушку Чиана взять его к нам. Сказал, что устал служить лордам и соскучился по вольной жизни. А через год он уже стоял во главе школы, сместив моего деда на посту мастера. Теперь он управляет Поющими Крысами, а дедушка Чиан остался только наставником самых юных братьев. Для воровства он уже слишком стар и неповоротлив, но вот на дудочке играет с искусством мастера.

— Как интересно, — потянула Алесса, о чем-то размышляя. — Скажи, а ты точно уверен, что ты не герой?

— Абсолютно, — подтвердил Ллин. — Знаешь, Коору тоже задавал мне этот вопрос и даже проводил один опыт. Он достал из-за пазухи одну из своих крыс и поставил на пол передо мной. Сказал, что его крысы чуют героев и могут найти их по запаху прайма. Но та крыса только сидела, глядела по сторонам и шевелила усами. А потом вообще рванула куда-то в угол комнаты. Коору тогда почему-то так разозлился, что заставил меня немедленно выйти из его комнаты, сказав только, что ему «надо срочно кое с кем поговорить...»

— Все это очень интересно, — задумчиво повторила Алесса. — Коору, говоришь. Вольный герой. Хм... — героиня прикусила губу. — Ладно, нам пора идти на арену. Сестра, разбуди, пожалуйста, Вергилия.

Пантера недовольно посмотрела на свою хозяйку, по-человечески вздохнула и, подойдя к распростертому на полу рокоту, облизала его лицо своим мокрым шершавым языком.

* * *

Несмотря на довольно ранний час, и особенно учитывая ночные гуляния, на арене было много народу. Тут и там еще виднелись пустые места, но большинство было уже занято — видимо, люди заблаговременно занимали себе зрительские места для вечерних поединков, где будут сражаться чемпионы среди всех типов боев. Пока же шли отборочные поединки, порой тоже интересные, но в основном ничего особенного. Здесь сражались герои молодых или провинциальных лордов, не блещущие особым мастерством.

Героям лорда Раэля не нужно было проходить отборочные туры, но Алесса специально записалась именно на них, и в настоящий момент Оберон играючи расправлялся на песке арены с каким-то наездником на жабе из замка Солнечного предела, что находится на берегу Пряного моря. Громовержец кружил вокруг противника, легко уклоняясь от неуклюжих бросков метательного топорика и вообще не уклоняясь от изредка выстреливающей языком жабы. Последняя вообще казалась слишком толстой и сонной, да и сражаться не очень-то и хотела, поэтому плевала языком как получится, большей частью мимо цели.

Иногда мимо рядов проходили девушки с подносами, полными пустых кружек. Когда какой-нибудь посетитель заказывал напиток, он тут же появлялся в ней, а девушка шла дальше. Будучи опустошенной, кружка самостоятельно возвращалась на поднос официантки.

— Я буду сидр! — заявил Ллин, протягивая официантке бронзовую монетку.

— Не маловат ты еще для сидра? — спросила Алесса, наблюдая, как кружка перекочевывает с подноса в руки Ллина.

— Мне три дня назад исполнилось шестнадцать! — с вызовом ответил юноша.

«Шестнадцать. Пф-ф-ф», — мысленно фыркнула Алесса. — «Все они такие пылкие в свои шестнадцать лет. И еще чрезмерно ранимые».

— Слишком просто, — объявил Оберон, взбираясь к ним на скамейку и садясь между Вергилием и пантерой. — Я даже не вспотел. Не могу дождаться нормальных противников.

— Вечером дождешься, — пообещала ему Алесса.

«Только не на арене», — мысленно добавила она.

Сегодня утром снова прилетал попугай с посланием ее лорда. Теперь им предстояло не допустить кражи символа веры, и лорд Раэль приказывал охранять храмовый квартал Тотоола. Обычное задание, но одна маленькая деталь не давала Алессе покоя.

«Не спускай глаз с музыканта», — улетая, сказала на прощанье птица.

Откуда лорд Раэль знал про Ллина? Он же не может следить за ними из своего далекого Даэр-лиена, где он и остался. Или может? Алесса почувствовала себя очень неуютно и крепко зажала в кулаке подаренный лордом кулон с синим камнем. Когда она так делала, то ей почему-то казалось, что невидимая слежка прекращается.

— На арену приглашаются Алесса, Вергилий и Оберон из Даэр-лиена, — объявил глашатай, и на большом пергаменте золотые буквы написали их имена, а по правую сторону от него развернулся вымпел с цветами лорда Раэля — золотой короной на красно-белом фоне, говорящей, что лорд принадлежит к царствующей семье.

— Наш выход, — сказала Алесса, поднимаясь и подхватывая свой метательный диск. — Сиди тут и не вздумай сбежать, — велела она Ллину.

Расположившаяся у дальней стены Удача отхлебнула прохладного сидра из украденной с подноса кружки. Ллин находился в компании охраняющих его героев, и никакая опасность ему сейчас не угрожала, поэтому девушка позволила себе немного расслабиться.

Песок арены оказался очень мягким на ощупь. Ноги слегка утопали в нем, и он приятно шуршал при ходьбе. Зрители заметно оживились, увидев на арене героев столь известного адорнийского лорда.

— Против них на арену приглашаются герои лорда Дамиана: Селеста, Тезарио и Мадагра! — объявил глашатай.

Толпа оглушительно загудела, приветствуя героев своего лорда подбадривающими выкриками и аплодисментами. Это случилось так неожиданно, что у пантеры Алессы на загривке шерсть встала дыбом.

— Ничего не понимаю. Я же записывалась против героев из Долины солнечных слез! Это должен был быть простой бой, — зашептала Алесса.

— Планы меняются, — произнесла вышедшая на арену первой жрица Селеста, как будто услышав ее шепот.

Но ошибки не было. Золотые буквы уже вывели на свитке имена неожиданных противников, а слева от свитка появился флаг Тотоола — закрученная серебряная спираль на зеленом поле.

Невозмутимая жрица в строгом, однако, обтягивающем фигуру одеянии. Ухмыляющийся и с удалью поигрывающий мышцами принц воров с пышущим синей магией мечом. И белая маска — таинственный убийца в черном балахоне, в таких черных перчатках, сжимающих катану и кривой кинжал.

«Противников подменили! Проклятье!» — мысли метались в голове Алессы. — «Сильные противники, мы можем им проиграть! Если мы проиграем, то погибнем и не сможем выполнить задания моего лорда. Даже если мы выиграем, то из этого боя мой отряд просто не сможет выйти неповрежденным, и тогда шансы на выполнение задания снова уменьшатся. Холера, что же мне делать?!»

— Это будет хороший бой, — с поклоном сказала Селеста, приветствуя противников.

— Не будет. Мы сдаемся, — громко ответила Алесса, опускаясь на одно колено.

Под изумленные возгласы зрителей, метательный диск героини безвольно упал на песок.

— Как ты могла, предательница! Ты струсила! Просто струсила, признай!

Оберон был в ярости. Пережитый позор, унизительные выкрики толпы, высокомерные взгляды этого Тезарио, и особенно его плевок на землю, когда они уходили с арены снова и снова проносились перед его глазами.

Собрав в руках полную злобы шаровую молнию, громовержец запустил ее в дерево поверх головы Алессы.

— Я сделала это для того, чтобы мы могли сосредоточиться на задании лорда Раэля, — уже в третий раз сказала ему героиня. — У меня не было выбора. Мы вернемся в таверну, ты остынешь и поймешь это.

— А что если я не хочу понимать?! Я служу лорду Раэлю потому, что он приведет меня к славе! Я хочу битв, я жажду побед! А не выполнения идиотских команд его скудоумной героини!

Громовержец развернул свой парящий меч, и двинулся в противоположную их таверне сторону.

— Куда ты, Оберон? Вернись! — приказала ему Алесса.

— А не пошла бы ты со своими приказами... — сквозь зубы бросил за спину Оберон.

 

7.

Маленький грязный кабак на окраине города, притулившийся к стеклянной стене Тотоола, пустовал, если не считать уставшего полноватого хозяина за стойкой, да двух бездельничающих молоденьких официанток, о чем-то перешептывающихся в углу и периодически хихикающих.

Оберон сидел в углу кабака, поставив вертикально и прислонив к стене свой парящий меч, и самозабвенно напивался. В обычные дни он выбрал бы центральную лавку, но сегодня угловой стол почему-то показался ему самым привлекательным. Денег в карманах громовержца не водилось — все полученное на выполнение задания серебро Алесса забрала себе, но хозяин с пониманием отнесся к проблемам героя и согласился «записать все на счет лорда Раэля». Или просто побоялся связываться с впавшим в ярость героем. Оберону было плевать на причину, его интересовало только вино.

Иногда с улицы долетал шум разгорающегося карнавала. Еще было слишком рано, и солнце только начало заходить за крыши домов, поэтому настоящий праздник немного откладывался. Сначала должно было стемнеть, затем начнутся торжественные шествия по городу, поедут магические помосты с разряженными в костюмы танцорами, и только потом честные адорнийцы решат вкусить пьянящих напитков. Поэтому Оберону светило еще несколько часов приятного одиночества в компании с вином и собственными мыслями.

Оберон откупорил третью бутылку вина и глотнул прямо из горлышка, размышляя, не стоит ли перейти на что-нибудь покрепче. Например, на саке.

«Нет, ну как она могла! Как мне жить дальше с таким позором?!»

Даже сквозь шум вина в голове громовержец до сих пор слышал пронзительный свист и улюлюканье трибун.

«Да еще и приказами лорда Раэля прикрылась!»

Алесса... Ведет себя как кошка во время течки, только о нем и думает. «Раэль то, Раэль это. Раэль не одобрит, Раэль приказал».

«Обзаведись хоть зачатками гордости!» — все время хотел сказать ей Оберон, но как-то не получалось.

К сожалению, она в чем-то была права. Задание лорда было намного важнее его личных желаний и обид. Даже в том случае, когда он не понимает его смысла. Это правило долгое время было одним из самых главных в жизни Оберона, и он привык на него полагаться. Именно такая слепая вера в правоту своего господина и делала его столь ценным героем и для лорда Раэля, и для предыдущего лорда, которому он служил. Как же его звали? Такой, невысокий, в смешных белых гольфах и берете... Имя успешно уплыло в подсознание, смытое новым глотком вина.

Сколько же он уже был героем? Оберон давно перестал считать проходящие годы в своем возрасте. Время шло, а он оставался прежним, почти таким же, каким был во время принятия прайма. Можно попробовать вспомнить...

Лучше всего смотреть на время на примере окружающих. Родители мечтали отдать Оберона в школу пения, так как их первенец имел потрясающе громкий и раскатистый голос. Но магические свойства прайма смешали все планы на его безоблачное будущее. Они уже давно умерли от старости в своих теплых постелях, окруженные многочисленными родственниками. После принятия прайма Оберон прервал все контакты со своей старой семьей, полагая, что теперь для него началась новая жизнь. И в этом не было ничего предосудительного, ведь настоящая семья — это те, кто близок тебе по духу, а не по крови. Но иногда Оберон все равно осторожно спрашивал проезжающих по Даэр-лиену путешественников о том, как живут его бывшие близкие.

Еще у него когда-то был кровный брат со своими детьми. В угоду родителям он поступил в школу пения вместо Оберона, но так никогда и не смог в ней преуспеть. Сейчас он уже совсем состарился, и только и может делать, что сидеть на увитой цветами террасе и пускать изо рта слюни.

Сколько же это получается? Полвека? Может, даже больше. Иногда Оберон чувствовал себя стариком, заключенным в молодом теле. Говорят, где-то в Рассветных горах находится Чертог покоя, в котором обретают упокоение такие уставшие от жизни путники, как он. Возможно, когда-нибудь и Оберон отправится в этот путь. Не сейчас, конечно, ведь он еще полон сил и желания жить и сражаться. Но когда-нибудь.

Третья бутылка показала свое дно, и Оберон отставил ее подальше. В голове приятно шумело, в глазах двоилось, но напиваться дальше почему-то не хотелось. Как бы ни злился он на Алессу, как бы ни противно было наступать на собственную гордость, но нужно было возвращаться назад. В конце концов, она действительно беспокоилась о выполнении их задания. И она не просила быть главной в их отряде — лорд Раэль сам ее назначил. И громовержец не представлял, как бы поступил он, пади выбор лорда на него. Что бы делал? Где бы искал этого дурацкого героя-вора? Все-таки, хорошо, что Алесса стала главной — так у Оберона и проблем было меньше, и в случае неудачи основной гнев прольется мимо, и мелкие вольности можно было себе позволить. Например, напиться в кабаке.

Оберон хмыкнул, мотнул головой, от чего стены и потолок кабака на секунду поменялись местами, и попытался подняться. Однако в середине пути его остановила чья-то тяжелая ладонь, упавшая на его плечо, и опустившая его обратно за стол.

— Привет, я Тезарио! — объявил рядом незнакомый голос. — Помнишь меня?

Оберон с трудом сфокусировал взгляд на присевшего рядом с ним и по-дружески крепко обнимавшего его принца воров.

— Н-нет, а должен? — заикаясь, спросил громовержец, пытаясь пошевелиться, но Тезарио держал крепко.

— Мы хотим попросить тебя кое о чем, — раздался женский голос.

Повернув голову, громовержец увидел сидящую напротив него жрицу со строгими глазами, необычайно ярко накрашенными губами и красными лентами, вплетенными в длинные черные волосы.

— Я не понимаю. Кто вы? Что вам от меня надо?

— Нам надо, чтобы ты передал лорду Раэлю привет от лорда Дамиана, — четко, почти по слогам произнесла жрица, стараясь, чтобы смысл сказанного дошел до захлебывающегося в вине сознания. — Мадагра?

— Кх-х-ха, — раздался за спиной мерзкий шепот, и неожиданно стало очень темно и тихо.

Тезарио придерживал слегка подергивающееся тело громовержца, пока оно окончательно не распалось на частички прайма, а кинжал Мадагры, пробивший затылок Оберона и вышедший из его левой глазницы, не упал на пол.

— Официальное поручение лорда Дамиана! — объявил он ошалевшему хозяину кабака, мявшему в руках свой фартук, и задорно подмигнул двум напуганным, забившимся в угол за барной стойкой официанткам.

— Пойдем, — велела Селеста, поднимаясь. — Теперь их осталось только двое.

 

8.

Карнавал захватил их в свои цепкие объятия и не желал выпускать. Вокруг возбужденно шумела толпа, перед глазами мелькали разодетые в яркие костюмы люди. Их было столько, что через некоторое время в глазах начало рябить и оттуда потекли невольные слезы. Ленты в волосах, убранства из павлиньих перьев, осыпанные сверкающими блестками лица появлялись и исчезали, сменяя друг друга в этом танцующем безумии. Со всех сторон лилась разная музыка, несколько оркестров пытались перекричать друг друга, затопляя двигающуюся процессию в нелепой какофонии.

Праздничная магия чувствовалась повсюду. Она царила в искрящихся фонтанах, окрашивая радостные брызги в золотой цвет. Она же поднимала в воздух платформы с танцующими людьми в костюмах, то и дело проплывавшими над головами гудящей толпы.

Яркие вспышки, взрывы петард и фейерверков раздавались постоянно, то далеко, то совсем рядом, и невозможно было предугадать, с какой стороны громыхнет в следующий раз. Алесса в очередной раз поблагодарила судьбу за то, что додумалась отпустить пантеру. Дикая кошка не выдержала бы натиска толпы, и легко могла бы превратить этот праздник в невольную трагедию.

Несколько молодых мужчин уже попытались познакомиться с ней и надеть на нее бусы из сладко пахнущих цветов или корону из длинных белых перьев, но Алесса только лишь благодарно улыбалась и отводила в сторону предназначавшиеся ей подарки. Получать знаки внимания было приятно, но, к сожалению, эти мужчины не были тем единственным, который был ей нужен. Тем более, скорее всего, они даже не представляли, что она — героиня. Конечно, она была одета в традиционные кожаные доспехи, подобные которым носили все дрессировщицы пантер, но ведь это был карнавал. Вокруг то и дело мелькали другие такие же «герои»: хохочущий адорниец в черном балахоне держал в руке белую маску на длинной палочке и периодически приставлял ее к лицу, а его друг танцевал рядом в треугольной шляпе, с дудочкой в руке и похожей на настоящую крысой на плече. Один раз Алессе даже встретилась еще одна хозяйка пантеры — только у этой были кожаные штаны вместо юбки, а еще наметанный взгляд быстро обнаружил слишком много жемчужин, вплетенных в волосы, а также целый набор из ожерелий на шее и браслетов на руках. С такими украшениями не очень удобно было бы сражаться.

Алесса неожиданно подумала, что эта толпа является лучшим местом, в котором можно спрятать свою особенную силу и хотя бы недолго снова побыть обычным нормальным человеком. Зато вот героя в Вергилии спрятать было невозможно. Гигантский рокот скалой возвышался над окружающими, и сидящий на его плече шестнадцатилетний Ллин казался со стороны совсем маленьким. Вергилий танцевал одному ему известный танец, состоящий из нелепых подпрыгиваний, разворотов в воздухе и подбадриваний самого себя возгласами «Ох!» и «Ух!». Народ вокруг него звонко смеялся, радостно хлопал в ладоши, и некоторые даже начинали копировать его странный танец, прыгая вокруг и «охая».

Патрулировать улицы храмового квартала в такой обстановке! Лорд Раэль явно погорячился, выдавая такой приказ. Заметив невдалеке открытые ворота одного из храмов, Алесса начала старательно работать локтями, прокладывая к ним дорогу среди подвижной людской массы. Людская масса нехотя сопротивлялась, подставляя подножки и вырастая на пути преградами в виде движущихся сцен, но героиня была непреклонна в своем стремлении выбраться.

— Ллин, идите за мной! — крикнула она назад, понимая, что среди ее двоих спутников именно юноша сейчас был более приспособлен к адекватному поведению.

Молодой вор, сидящий на плече Вергилия, склонился к уху своего спутника и что-то быстро зашептал.

Храм, в пустынном дворе которого они оказались, принадлежал богу Битвы. Об этом свидетельствовали многочисленное оружие, расставленное у стен внутреннего дворика, а также фрески на стенах, изображающие победоносные батальные сцены, где адорнийские воины, лорды и герои побеждали солдат Империи Доктов. Тут и там на специальных стеллажах были разложены изящные катаны с исписанными рунами ножнами, тугие длинные луки в украшенных драгоценными камнями чехлах, боевые магические посохи. Все они когда-то принадлежали великим воинам — настолько искусным в обращении с оружием, что восхищенные адорнийцы стали называть их искусство полу божественным. Теперь эти воины постарели и утратили силы, или погибли в неравной схватке с превосходящим противником, но их оружие, собранное здесь, в храме Битвы, было готово рассказать истории их побед.

Любой адорниец мог прийти в храм, взять в руки любой лук или катану, и прикрыть глаза, погружаясь в тщательно хранимые жрецами храма воспоминания древнего воина, ощутить его искусство как сове собственное, проникнуться им. И возжелать стать таким же, превратиться в новое воплощение бога Битвы.

У бога Битвы было много имен, и в то же время не было ни одного. Древние боги остались в разрушенной катаклизмом старой Империи, которую они не смогли или не захотели защитить, а после ее разрушения людям нужны были перемены. Империя Доктов вообще напрочь отринула богов, слепо полагая, что человеком не движет ничего божественного. Но все адорнийцы понимали, что и жители старой Империи, и современные докты были не правы — ведь мир состоит из стольких ярких красок, которые можно воспринимать, ощущать, любить. В чем ошибались культы старой Империи — так это в том, что они пытались приписать своим богам человеческие черты. Считали, что бог может гневаться, если перестать приносить ему кровавые жертвы. Охотно выдумывали любовные истории между богами, их сражения и даже гибель некоторых. Строили грандиозные статуи в своих старых храмах — такие возвышенные и холодные.

Но после Катаклизма, после того, как развеялись мрак и ужас, будущие адорнийцы поняли, что боги совсем другие. Они вовсе не похожи на гремящий с небес голос или гигантские помпезные статуи. Они находятся внутри любого человека.

Это чистые чувства, прекрасные в своей первозданности. Именно к ним за вдохновением обращаются истинные Мастера. Именно им можно поклоняться, в надежде, что они когда-нибудь посетят твою душу. Их все также следует почитать, но не из благоговейного ужаса перед их гневом, а из любви и надежды. Им можно даже давать имена, чтобы легче было разговаривать с ними напрямую, но каждый адорниец волен назвать своего бога как захочет, и каждый при этом останется прав.

Так что, любой человек, развивая в себе божественное вдохновение и творя при его помощи великолепные произведения искусства, может стать настолько почитаем, что сравнится с богами старой Империи. И вообще, вполне возможно, что эти самые старые боги — не более чем люди, совершившие героические поступки и возведенные потомками в божественный статус.

Новые храмы еженедельно закладывались в молодой Адорнии, пережившей разрушения катаклизма. Сначала использовались только чувства, которым так или иначе покровительствовали старые боги — любовь, любопытство, независимость. Затем стали появляться совершенно новые — такие как ярость, радость, и даже страсть и похоть. Любое чувство могло обрести божественность, если оно толкало людей на созидание произведений искусства.

Бог Битвы, во дворе храма которого оказались герои, покровительствовал искусству сражения и виртуозному владению всеми видами оружия.

— Мы подождем тут несколько часов, пока не схлынет основной поток народа на площади, — сказала Алесса своим спутникам, — а то сейчас от нашего патруля нет никакого проку.

Вергилий кивнул и осторожно опустил Ллина с плеча на землю.

Ловко уклоняясь от взбудораженной толпы, лавируя между снующими людьми, Тезарио приблизился к двери храма, за которой только что скрылись герои лорда Раэля. Прислонившись спиной к приоткрытой створке, он осторожно заглянул внутрь.

Слабоумный рокот продолжал свой глупый танец в середине внутреннего дворика. Отсутствие зрителей, как видно, вовсе не мешало этому большому ребенку получать удовольствие от жизни.

Дрессировщица же присела на невысокую скамеечку рядом со входом в храм и о чем-то задумалась. Пантеры не было видно, но Тезарио не исключал, что гигантская кошка притаилась где-нибудь в тени дворика.

— Подождем десять минут, попытаемся найти, где скрывается пантера, — сказал он пробравшимся сквозь толпу, присоединившимся к нему Селесте и Мадагре. — Если не найдем, то будем считать, что ее пока нет. Я беру на себя хозяйку пантеры, попытаюсь оглушить ее и быстро расправиться, пока она не вызвала свою кошку. Мадагра, твоя задача — развлекать рокота, не давать ему прийти на помощь. Селеста, следи за нами на случай, если что-нибудь пойдет не так.

— Я знаю, — ответила жрица, покрепче перехватывая свой магический жезл.

Его серебряная ручка и украшенное большим рубином навершие сияли мягким светом, собирая внутри себя всю силу жрицы, готовясь выплеснуться наружу целительными волнами, затягивающими даже самые страшные раны.

Такой жезл имелся у каждой героини-жрицы, именно он впитывал все ее чувства, многократно умножая их, делая силу ее эмоций полу божественной.

Утомительное ожидание было прервано громким взрывом. Таким оглушительным и мощным, что Алесса упала на землю и боком поползла в сторону стены, обхватив одной рукой голову. В ушах стоял пронзительный звон, а мир вокруг спрятался под странным розовым маревом с красноватыми всполохами.

Небольшой взрыв не смог потревожить рокота, показался ему еще одним карнавальным фейерверком. Но вот возникший перед ним из ниоткуда странный человек в маске заставил Вергилия остановиться и задуматься.

— Кто ты, маленький человек? — спросил он.

Но вместо ответа фигура в черном балахоне только взмахнула своим длинным, слегка загнутым мечом.

— Вергилий, это враги!!! — донесся откуда-то голос Алессы.

— Враги-и-и-и?! — грозно проревел рокот, поднимая свою боевую перчатку и грозно сводя к переносице кустистые брови.

Он с силой стукнул по земле, как раз в то место, где стоял убийца, но белая маска исчезла за мгновение до удара, и Вергилий испуганно охнул, почувствовав, как в спину впивается кривое лезвие кинжала.

Краем глаза взглянув на мелькающего вокруг неповоротливого рокота Мадагру, Тезарио сосредоточился на своей цели. Скрытая в облаке пыли, образовавшемся после взрыва, хозяйка пантеры отползала к стене, пытаясь привести себя в чувства. Стиснув зубы, принц воров запрыгнул внутрь облака, и наугад взмахнул мечом.

«Только бы не успела! Только бы не успела!» — взмолился он богам, но боги в этот раз решили помочь не ему.

Огромная когтистая лапа мягко ударила его по предплечью. Практически погладила, оставляя три длинные кровоточащие полосы и разрывая мышцы.

Все-таки успела! Надо было лучше целиться! Если бы взрывной заряд разорвался прямо под ногами героини, она не смогла бы так быстро очнуться.

— Селеста! — заорал он, отпрыгивая назад.

Пантера преследовала его, мягко ступая, выходила из облака пыли. Ее глаза горели ненавистью и желанием отомстить за то, что противник посмел поднять на хозяйку руку. Ее острые клыки застыли в яростном оскале.

«Чем она ее кормит?» — неожиданно подумал Тезарио, и тут же ответил сам себе, — «Побежденными врагами, наверное. Да, побежденными врагами и мертвой чудью».

Пантера прыгнула, широко расставив передние лапы. Предсказуемо, но от этого не менее страшно. Тезарио ждал этого, и повалился навзничь, упал на спину, выставляя перед собой свой клинок, ловя на него черную пантеру.

— Селеста, где же ты, — прохрипел Тезарио, придавленный тяжелой, рвущей его тушей из крови, мокрой шерсти и отточенных в многочисленных боях когтей.

Какой предмет можно считать символом веры?

Этот вопрос целый день витал в голове Ллина, не давая ему покоя. Что именно ему нужно украсть, чтобы выполнить задание Поющих Крыс? Ведь со времен катаклизма в Адорнии стало так много богов, что сама суть веры несколько удешевилась. Где найти истинную веру, если вокруг так много разнообразных храмов?

И только под вечер, увидев входящую во двор храма героиню-жрицу, юноша понял, в чем состоит его задание. Не важно, в кого или во что верит человек, важны те чувства, которые он испытывает во время молитвы. Серебряный жезл жрицы, украшенный драгоценным рубином, символ ее веры, сосредоточие ее силы — вот что нужно было Поющим Крысам.

Вергилий сражался с убийцей в белой маске. Пантера Алессы терзала погребенного под ней принца воров. А жрица стояла в тени около стены храма, чувствуя себя в полной безопасности, и Ллин решился на то, чего никогда не сделал бы обычный человек.

Отчаянно крикнув, чтобы придать себе храбрости, он подпрыгнул к героине и вцепился обеими руками в поднятый вверх жезл. Готовое сорваться с него исцеляющее заклинание рассеялось, и жрица резко дернула назад свое оружие, пытаясь освободиться, но к своему огромному удивлению потерпела неудачу.

Как обычный мальчишка мог быть настолько сильным, чтобы сопротивляться ей, наделенной силой прайма героине? Жрица дернула еще раз, повела жезл в сторону, намереваясь стукнуть нахала о стену храма, но вор держал крепко.

Ллин чувствовал необычный прилив сил. Накатило ощущение собственной непобедимости, казалось, что ему на плечи легли чьи-то незримые руки, вдохновляющие его, помогающие в этом неравном бою.

— На помощь! — позвала жрица, и Ллин расхохотался.

Даже героиня со всей своей не могла противостоять ему и его Удаче, и просила помощи, признаваясь в собственной слабости. Это была чистая победа.

— Помоги мне, Тезарио! Стража!!!

Все еще смеясь, Ллин дернул на себя жезл и выкрутил противнице руки. Жрица ойкнула и выпустила из рук свое оружие.

Кинжал белой маски глубоко застрял в спине рокота, потонув в горе мышц и жировых складок. Сочившийся из раны ручеек крови, казалось, ничуть не останавливал героя, а скорее наоборот — еще больше раззадоривал.

Вергилий крутился так быстро, как получалось, топая ногами и молотя по земле боевыми перчатками, но никак не мог догнать исчезающего убийцу, который неизменно появлялся у него за спиной и жалил его своим длинным мечом, оставляя неглубокие, но многочисленные порезы.

— На помощь! — раздался совсем рядом женский голос.

Убийца остановился на мгновение, повернув голову в сторону храмовой стены, и тут же поплатился за свою глупую ошибку. Боевая перчатка впечатала незадачливого героя в землю, а затем опустилась снова, обрывая на середине его жалобное «Кх-х-ха».

— Раздавлю-у-у-у! — громыхал Вергилий, топая ногами по уже опустевшему балахону, на сотни мелких осколков круша потерявшую хозяина белую маску.

Он все топтал и топтал поверженного противника, а его уже окружали длинные алебарды стражников Тотоола.

— Раз! Дав! Лю? — вопросительно окончил слово Вергилий, заметив, наконец, направленные на него острия.

Рокот осмотрелся вокруг, но не заметил ни Ллина, ни Алессы — никого кроме окружавшей его стражи. Стражники тряслись от страха, но были полны решимости остановить разбушевавшегося героя. Даже Алесса куда-то пропала.

— Вергилий не хочет убивать маленьких людей, — решил рокот, складывая у ног свои перчатки. — Вергилий сдается!

Когда зрение, наконец, полностью вернулось, Алесса оглядела внутренний двор храма.

Этот бой был выигран и проигран одновременно. Ее пантера, ее любимая сестра, была еще жива и сражалась до последнего, царапая слабеющими лапами защищавшего свое горло принца воров. Но ее конец был уже близок — из спины кошки, прямо между лопаток виднелся сияющий синим пламенем клинок противника.

Вергилий победил своего врага, но впал в безудержную ярость и не замечал, как его окружает стража Тотоола. Возможно, он сможет убить десяток обычных людей, возможно, даже несколько десятков, но, в конце концов, стражники победят, взяв его не силой, но количеством.

Она должна была встать рядом с ним. Так должен был бы поступить командир любого отряда, отвечающий за своих подчиненных. Сразиться с противниками, отомстить за гибель сестры, может быть даже убить этого нахального Тезарио, затолкав обратно в глотку его наглую ухмылку. Но вместо этого Алесса высоко подпрыгнула и перелезла через храмовую стену, ухватившись за ее край.

Задание лорда Раэля было намного важнее любых ее «хочу», «желаю» и «должна была».

Где была помощь? Куда смотрит Селеста?!

Тезарио с трудом откинул в сторону затихшее тело пантеры и скривился, рассматривая многочисленные порезы на руках, плечах, открытой груди. Весь залитый кровью — как чужой, так и своей собственной, он с трудом поднялся на ноги.

Дрессировщица куда-то исчезла, а быстро заполнившая пустынный храмовый дворик стража с опаской окружала топчущего жалкие останки Мадагры рокота.

Не чувствуя исцеления и поддержки, Тезарио полагал, что Селеста занята, помогая Мадагре, но теперь видел, что ошибался. Так какого же черта делала эта женщина?!

Селеста сидела в углу храмового дворика и плакала, обхватив руками колени. Она не была ранена, на ее плече не красовалось отметин от когтей, и ее никто не втаптывал в землю, как павшего Мадагру, но она продолжала реветь как маленькая девчонка, расцарапавшая себе коленку.

— Что случилось? — резко бросил ей подошедший Тезарио. — Почему не помогла?

— Они забрали его. Они забрали мой жезл, — сквозь слезы пожаловалась Селеста, мотнув головой в сторону выхода.

Чертыхнувшись, Тезарио рванул к внешним дверям храма и выбежал на площадь.

У него получилось! Это было невероятно! Несомненно, самое грандиозное событие в его жизни! Победить героиню, вырвать из ее рук символ веры, и сбежать безнаказанным!

Торжество собственной победы душило Ллина радостным смехом.

— Стой, мелкий ублюдок! — раздался сзади злобный голос, враз прогоняя любую веселость.

Молодой вор поднажал, ловко огибая уже начинавшую редеть толпу гуляк. Оборачиваться он не стал, не желая тратить времени на выяснение личности догонявшего. Было понятно одно — попадаться ему нельзя, поэтому Ллин бежал что было сил.

Но оторваться от преследователя никак не получалось. Хриплое дыхание позади, казалось горячим ветром, обдававшим его спину. Шум каблуков по мостовой не мог заглушить даже сходящая на нет, но все еще продолжающаяся праздничная музыка. Ллин специально бежал поближе к людям, в надежде, что преследователь не решится стрелять в него посреди толпы. Еще хранящий тепло рук жрицы, заткнутый за пояс жезл больно бился о ногу рубином в навершии и впивался в бок своим острым серебряным концом.

— Попался! — раздалось сзади.

— Сюда! — долетел до него показавшийся знакомым женский голос.

Чья-то тонкая, но удивительно сильная ладонь дернула его вниз, заставляя пригнуться, а над головой пролетел веер, ударивший его преследователя и откинувший его далеко назад.

Ллин затравленно поднял голову и встретился взглядом с такими знакомыми и такими чужими зелеными глазами.

— Это не остановит его надолго! — предупредили глаза. — Нам надо бежать. Скорее, за мной!

Тонкая женская ладошка потащила его куда-то в сторону, подальше от затихающего карнавала и изрыгающего проклятия преследователя.

— Кто ты? — на бегу спросил свою спасительницу Ллин.

— Твоя Удача, — ответила девушка.

 

Песня Любви

9.

Вторая песня уже затихла, и старик опустил зажатую в руке дудочку, но слушавший ее ветер никак не унимался. Он продолжал петь ее, пронзительно свистя и ударяя по воде, она стал ее продолжением. Он танцевал под нее на поверхности пруда, запуская по нему звенящие брызги, и ударялся в небеса, наполняя окрестности громовыми раскатами. Это была его песня, Песня Его Победы, и он не желал с ней расставаться.

Маленькая плавучая беседка испуганно качалась на разбушевавшихся волнах, отчаянно боясь перевернуться, но почему-то никак не могла сбежать с середины пруда. Как птица в невидимой клетке, кидалась она на прутья. Как рвущаяся на свободу бабочка билась в оконное стекло. Она хотела уплыть подальше от этого хаоса, спрятаться от обезумевшего ветра.

Длинная лодка уже давно оторвалась от нее, и теперь плавала перевернутая где-то неподалеку, оставив своей подруге-беседке только оборванную веревку, чтобы можно было на прощание хлестать ей по воде. Иногда ночной мрак разрезали сухие молнии, на мгновение освещая изможденные двухдневным концертом глаза старика, его развивающиеся белые волосы и бороду, заплеванное брызгами морщинистое лицо. Треугольную соломенную шляпу ветер уже давно сорвал с его головы, и она улетела в темную ночь. Но сожаления о потере не было, музыканта интересовала только его мелодия.

Старика, казалось, абсолютно не беспокоил ни ревущий вокруг хаос, ни шатающийся как гуляка в канун праздника бревенчатый помост. Он спокойно сидел в центре беседки с закрытыми глазами, и, казалось, глубоко спал, полностью погрузившись в собственное сознание.

— Зачем ты это сделал, Мастер? Зачем ты пробудил в нем Победу? — тихо плакали гнувшиеся к самой земле ивы на берегу.

Но старик как будто услышал их безмолвный шелест. Он в третий раз поднес к утомленным губам дудочку, и выдул тихую ноту, ударившуюся о воду и упавшую на самое дно пруда, подальше от этой странной грозы без дождя и беснующегося ветра.

Дудочка продолжала петь, не обращая внимания на ветер до тех самых пор, пока он сам не обратил свое внимание на эту новую мелодию. Заметил ее, и как будто даже чуть-чуть успокоился, убаюканный ее печалью и проникновенностью. Это была последняя песня, Песня Любви, рассказывающая о чистоте и самопожертвовании, о тайном желании и об одном, мельком брошенном взгляде любимого человека, способном зажечь искру счастья и подарить крылья.

Песня разгоралась подобно костру, от маленькой вспышки до высокого пламени, не разрушающего и сжигающего, но теплого, способного согреть в холодную ночь. Для нее не существовало преград, как не существует их для настоящей Любви.

* * *

Полупрозрачная синеватая картинка с изображением перепрыгивающей через стену храма Алессой помутнела, слегка дернулась и спиралью ввинтилась в лежащий на столе шарик. Лорд Раэль сладко потянулся, выгнув спину, и перевернулся на стуле, перекинув ноги с одного подлокотника на другой.

— Что-то я не припомню, чтобы подлые удары в спину входили в твой репертуар, Дамиан, — сказал он. — Как давно, должно быть, мы с тобой не общались.

— Я хотел честного поединка на арене! — обижено засопел лорд Тотоола. — И он бы состоялся, если бы не твоя Алесса, демонстрирующая преданность, которая граничит с глупостью.

— Она поступила правильно, именно так, как я ожидал, — бросил в ответ Раэль, вскидывая бровь. — Герой должен полностью подчиняться своему лорду, и я воспитал ее именно такой. А вот тебе следовало бы отдать лидерство этому твоему Тезарио. Парень явно считает себя главным в твоем отряде. Дисциплины, правда, не хватает. Скажи, ты нарочно поощряешь в нем это неповиновение, или просто не можешь с ним справиться?

— Не суй свой нос в чужие двери, Раэль, — сказал лорд Дамиан, заливаясь краской. — А то однажды кто-нибудь ухватится за него и втащит тебя туда, где тебе не хотелось бы оказаться.

— Куда, например? Только учти, что в твой нужник я свой нос совать не буду. Дверь, конечно, красивая, но смердит уж очень сильно.

— Друзья, давайте не будем ссориться! — воскликнула леди Мельва, поднимая руки, привлекая внимания разбушевавшихся лордов. — Это же всего лишь Игра, не забывайте!

— Чш-ш-ш, не останавливай их, Мельва, — с улыбкой попросил лорд Джафар, с головой погружаясь в горячую воду и выныривая обратно. — Такие стычки добавляют нашей Игре особый пикантный вкус, ты же знаешь.

Лорд Дамиан еще мгновение яростно прожигал взглядом своего оппонента, а затем натужно рассмеялся.

— Конечно-конечно. Мы ведь все тут друзья! Как жаль, что нам об этом приходится напоминать. Просто эта Игра кажется такой настоящей, такой естественной... Не удивительно, что даже такие блистательные лорды, как мы, оказались во власти своих эмоций.

Лорд Раэль молча отвернулся, но было видно, как ходят желваки на его щеках. Повисла неудобная пауза. Дамиан громко сопел, рассматривая надушенную манжету на своем рукаве, Раэль же со скучающим взглядом изучал конический потолок комнаты.

— Лорда Альваро снова нет с нами сегодня? — нарушая тишину, спросила леди Мельва.

Она наклонилась вперед, пытаясь заглянуть в соседнее зеркало, как будто хотела выглянуть из своего.

— Нету, — буркнул Дамиан. — Опять дела какие-то. Сказал, что та встреча требует его дальнейшего вмешательства, и что он не сможет досмотреть Игру до конца. Вечно эти его проблемы! У меня, между прочим, тоже проблемы! Ради Игры мне приходится прятаться в собственном дворце, и как какому-то шакалу воровать еду с кухни! А все для того, чтобы дать героям чувство независимости, чтобы они могли самостоятельно принимать решения! Дурацкие правила...

— Раз уж мы заговорили о проблемах, могу добавить в общий котел и свои, — подал голос лорд Раэль. — Мне, в отличие от тебя, дорогой Дамиан, приходится прятаться в ЧУЖОМ дворце, сидеть взаперти целый день, а по ночам подниматься на эту башню. А знаете, сколько проблем мне доставила тайная поездка из Даэр-лиена в Тотоол? Я, видите ли, довольно узнаваем в народе, — Раэль чуть приподнял свои обрубленные культи. — И знаете еще что. Я не буду участвовать в следующей Игре даже несмотря на то, что выиграю эту! Хочу, наконец, расслабленно понаблюдать за Игрой из своего кабинета.

— Ты так уверен, что выиграешь? Ты, верно, хотел сказать «если выиграю»... — снова багровея, начал лорд Дамиан.

— Раз уж мы заговорили о проблемах, — перебил его лорд Джафар словами Раэля, — то позвольте тоже пожаловаться. Мне очень одиноко в этой ванной. В опочивальне меня ждут две прекрасные молоденькие девушки, но я не могу пригласить их сюда и смотреть Игру со всем возможным комфортом. Эти зеркала, военный секрет королевы, ну, вы понимаете... Эх! — сидящий в ванной лорд горестно вздохнул, хотя в самых краешках его глаз затаилась улыбка.

— Друзья, ну возьмите же себя в руки, наконец! — на правах ведущей Игры призвала леди Мельва. — Что вы ссоритесь по пустякам как дети малые! Лордам не пристало так себя вести. Дамиан, поделишься с нами своими мыслями по поводу моей загадки?

Толстяк хмыкнул, поставил руки на подлокотники, как будто собирался подняться со стула, но потом безвольно упал обратно.

— Я думаю, это Коору. Тот вольный герой, о котором рассказывал парнишка. Ну, который теперь стоит во главе их банды воров, — ответил Дамиан. — Последовал за своим вором-новичком, чтобы украсть несколько вещиц и свалить на неудачника всю вину.

— А я думаю, что Дамиан ошибается, — вставил свое слово Раэль. — Вольные герои — это большая редкость в наши времена. Сила героя слишком ценна, чтобы оставлять ее одну, без пристального внимания лорда. Кроме того, один вольный герой может наделать очень много бед, прежде чем его поймают, и ответственность за их деяния лежит на лорде, на чьих землях он был обнаружен.

— И каковы же твои выводы? — поинтересовалась леди Мельва.

— Коору не похож на вольного героя. Обычно они прячутся от людей или среди людей, стараясь как можно меньше показывать свои способности. Я имею основания полагать, что Коору — ваш герой, леди Мельва.

— Браво! — воскликнула леди Диналиона, весело улыбаясь. — Должна сказать, эти Поющие Крысы меня очень сильно беспокоили. Они безнаказанно воровали как в самом Диналионе, так и в его окрестностях, и я никак не могла их обезглавить. Они постоянно переезжали с места на место, оставляя моим солдатам только опустевшие подвалы и древние руины. И тогда я поняла, что мне незачем с ними сражаться, когда я могу их возглавить. Я отправила своего героя Коору к ним с предложением — они перестают совершать особенно крупные кражи, а я закрываю глаза на их существование. И их мастер согласился отступить в тень, отдав главенствующее положение в школе Коору. Должна сказать, моему повелителю крыс даже нравится его нынешнее задание.

— Так кого же мы тогда ищем? — в недоумении спросил лорд Дамиан.

Леди Мельва тонко улыбнулась.

— Я уже знаю, кого, — признался лорд Раэль. — Но эту информацию я, пожалуй, пока придержу у себя.

— Ну и не надо! — в сердцах воскликнул лорд Дамиан. — У нас же осталась последняя ночь и символ власти? Это настолько очевидно, что я даже скрывать не буду. Самая главная власть в Тотооле сосредоточена в моих руках. Вор попытается забраться сюда, в мой дворец и украсть мою диадему, которую я одеваю на все торжественные мероприятия. Во все остальное время диадема украшает голову моей статуи, которая стоит в приемном зале. Я просто велю героям охранять ее, и они поймают вора.

— Принц воров и жрица против одной черной пантеры? Хорошие шансы на успех, — похвалила леди Мельва. — Похоже, сегодня у Дамиана преимущество. Чем ответишь, Раэль?

— Позвольте умолчать и об этом, прекрасная госпожа, — усмехнулся лорд Раэль. — Предлагаю вам просто смотреть за развитием событий. Обещаю, вы не пожалеете. Кстати, Дамиан, как там поживает мой Вергилий? Твоя стража хорошо с ним обходится?

— Насколько мне известно, он сейчас сидит в темнице, — буркнул лорд Дамиан. — Передам его лично тебе в руки, когда Игра закончится.

— Что ж, господа, похоже на сегодня наша встреча закончена, прошу меня извинить, — произнес лорд Джафар, без стеснения поднимаясь из ванной, заставляя леди Мельву залиться краской негодования. — У меня сегодня назначена еще одна встреча в моей опочивальне, и я ну никак не могу ее пропустить.

Зеркало слегка вспыхнуло и погасло, скрывая нахальную улыбку пустынного лорда.

 

10.

На улице уже окончательно рассвело, когда они, наконец, остановились. Сам Ллин прекратил бы это безумное бегство несколько часов назад, но цепкая напуганная ладошка тащила его все дальше и дальше, не давая времени на передышку. Сначала они просто бежали, не разбирая дороги, затем осторожными перебежками пересекли несколько площадей и безлюдных улиц, и, наконец, сумасшедшая девчонка позволила ему обессилено упасть на пол в углу какого-то сарая во дворе одного из пустующих домов.

Несмотря на небольшое грязноватое окошко, расположенное на стене, почти у самой крыши сарайчика, внутри было достаточно темно.

— Здесь мы будем в безопасности, — сказала девушка, вставая на носки и выглядывая в окно.

На ней было надето короткое, заканчивающееся чуть выше колен озорное красное платьице со складками, застегнутое на шее большим зеленым камнем, со стороны похожим на изумруд.

«Скорее всего, поддельный», — решил Ллин. — «Зато очень идет к ее глазам».

Ее длинные рыжие волосы были собраны в два игривых хвоста.

Ногу девушки обнимал тугой кожаный ремешок, на котором крепились потертые ножны с короткими метательными ножами. Такой же ремень, но на этот раз с серебряной пряжкой, опоясывал тонкую талию и хранил в себе несколько сложенных вееров.

— Может, объяснишь, наконец, что тут происходит, — выпалил Ллин, как только к нему вернулось сорванное дыхание.

— М-м-м... А это обязательно? Мне почему-то кажется, что ты не хочешь знать. Давай, я просто уйду, и ты меня больше никогда не увидишь?

Девушка взяла в руки веер и раскрыла его, собираясь взмахнуть над головой.

— А мне кажется, что это ты не хочешь рассказывать. Струсила? — остановил ее Ллин.

И удовлетворенно улыбнулся уголками губ, когда увидел, как опускается зажатый в руке веер. Чем старше человек, тем сложнее использовать на нем этот прием — брать на обвинения в трусости. Ллин точно знал об этом — сам так не раз попадался. Но девчонке было не больше пятнадцати лет на вид, и она поддалась.

— Не струсила, просто... — она вздохнула. — Я даже не знаю, с чего начать.

— Можешь начать со своего имени, — посоветовал молодой вор.

Девушка хмыкнула и в замешательстве поковыряла носком красной туфельки грязный пол.

— Я же тебе уже сказала, что меня зовут Удача. И другого имени мне не нужно, — ответила она. — И я героиня.

— Так я и думал, — вставил Ллин.

— Ты будешь слушать или нет? — раздраженно спросила Удача, и, не дождавшись ответа, спокойно продолжила. — Когда-то давно я была простой девчонкой из бедной школы танца. Мне было четырнадцать, когда я влюбилась в парня из соседней школы музыки. Пф-ф-ф. Об этом нелегко рассказывать, тем более тебе. Может, я все-таки пойду?

— Я должен знать правду, — непреклонно ответил Ллин, и Удача кивнула, подтверждая его право.

— Я не очень хорошая рассказчица, — пожаловалась она. — Зато танцевать умею. Знаешь, когда я танцевала, на меня засматривались даже взрослые мужчины. А спутницы этих мужчин били их по щекам и ругались грязными словами. Это было так забавно!

Девушка улыбнулась сама себе. Больше не смотря на Ллина, она рассматривала свои маленькие туфельки.

— Ах, да. Тот парень. В общем, мы полюбили друг друга и часто сбегали по ночам через окна наших школ, чтобы встретиться и провести несколько часов вдвоем, под луной. Это было лучшее время в моей жизни, мне почему-то казалось, что оно так и будет продолжаться всегда...

Ллин молча слушал, недоумевая, почему незнакомая девушка решила рассказать ему о своих самых личных воспоминаниях. Наверное, этому была какая-то причина, и он уже слегка начинал опасаться ее услышать.

— Но все испортил зов прайма, — счастливая улыбка на губах девушки превратилась в кислую и озлобленную. — Этот зов, он вечно все портит и путает. Я услышала его, и не смогла ему сопротивляться. Он похож на какую-то болезнь, например, на чесотку. Нападает на тебя, заставляет чесаться, но не уходит, а только разгорается еще больше. До тех пор, пока ты только о нем и можешь думать. И от этой болезни есть только одно лекарство.

— Стать героем, — подсказал Ллин.

— Да, — подтвердила девушка. — Я стала героиней, и мой любимый бросил меня. Он не хотел любить героиню, он хотел нормальных отношений, семьи и детей. Поцеловал меня на прощанье и сказал, что вырвет меня из сердца и своей жизни, хотя это будет очень больно. Я не могла дать ему того, чего он хотел, ведь я еще долго останусь запертой в этом слишком медленно стареющем теле. Благодаря силе прайма, герои старятся намного медленнее обычных людей. Он бы превратился в морщинистого старика, а я так бы и осталась... такой, — девушка с презрением посмотрела на свои молодые, почти детские ладошки. — На следующий день его школа переехала на новое место, и я осталась совсем одна.

Девушка грустно и прерывисто вздохнула, и Ллин заметил, что она плачет. Он захотел подняться, подойти к ней, чтобы как-то утешить, но неожиданно вспомнил, что перед ним героиня. Еще неизвестно, как отреагирует на утешения настоящая героиня. Вдруг, это ее чем-то заденет или как-то унизит?

— Я знаю, я должна была предстать перед каким-нибудь лордом и поступить к нему на службу, но я не смогла. Я не хотела ничего от этой жизни, желала лишь, чтобы меня все оставили в покое. Магия Итералии прайма помогла мне в этом, подарив возможность становиться невидимой. Какая забота... — девушка скривила губы. — Несколько недель я сидела на чердаке оставленной школы музыки и рыдала. Потом пустым зданием заинтересовался местный лорд, и я ушла оттуда. Никем не намеченная, я ходила по дорогам Адорнии, воровала еду прямо со столов в домах, спала на чердаках и в подвалах. Пока однажды не попала в небольшую деревню в окрестностях Диналиона. Там я увидела его, моего любимого. Он не заметил меня, ведь я теперь была невидимкой. И он был счастлив вместе с какой-то девушкой.

— Извини, — зачем-то сказал Ллин.

— Да ладно, это уже в прошлом, — отмахнулась Удача, хотя ее слезы рассказывали противоположную историю. — Они были счастливы, мой Джиан и эта девушка, и я не решилась им мешать. Просто следила за ними издалека и немного завидовала. А вскоре у них родился ребенок, такой замечательный малыш.

— Подожди! — воскликнул Ллин, вскакивая на ноги. — Джиан? Моего отца звали Джиан!

— Ну, вот мы и добрались до сути рассказа, — хмыкнув, ответила Удача. — Да, когда-то давно мы с твоим отцом любили друг друга. Потом родился ты, я окончательно поняла, что между нами все кончено, но так и не смогла уйти. С тех пор я защищала тебя и помогала тебе во всем. Может, потому что ты был сыном того, кого я когда-то любила. Может, мне просто нечего было делать. Не важно. Я поклялась, что сделаю твою жизнь такой счастливой, какой она никогда не станет для меня.

— Так вот откуда я тебя помню! — еще раз воскликнул юноша, широко раскрывая глаза от снизошедшего на него понимания. — Ты была со мной всегда! Однажды в детстве, я упал с дерева, но какая-то сила подхватила меня и бережно опустила на землю. И мне показалось, что я увидел копну рыжих волос, мелькнувшую где-то сбоку, за спиной.

— Это была я, — подтвердила Удача.

— А когда мои родители умерли, я сидел в комнате и плакал, — продолжил Ллин. — И мне казалось, что кто-то меня обнимает и утешает, хотя в комнате было пусто. Я тогда еще думал, что это дух моей мамы вернулся, чтобы проститься со мной.

— Это тоже была я, — снова сказала Удача.

— И вчера, когда я отнимал жезл у героини-жрицы, чьи-то руки держали меня за плечи, тащили вместе со мной!

— Да, я всегда присматривала за тобой, — призналась девушка.

— Ух, ты. Да уж... — Ллин беспокойно мерил ногами пол сарайчика, пытаясь осознать услышанное. — А ты... э-э-э... ну, ты прямо всегда-всегда следила за мной? Вот прямо постоянно?

— Ну, иногда я ненадолго отворачивалась, — смущенно ответила маленькая героиня.

— И что, тебя ни разу не поймали? — недоверчиво спросил Ллин, продолжая вышагивать мимо героини.

— Ну, было несколько раз, — смутилась Удача. — Но мне всегда удавалось улизнуть в последний момент. Кстати, одним из тех, кто узнал о моем существовании, стал Коору, повелитель крыс и мастер в вашей школе. Его крыса обнаружила меня, когда я слишком зазевалась — ты должен помнить, ведь ты тоже был там в этот момент. Но Коору понял меня и не стал выдавать, ведь он тоже вольный герой.

Неожиданно, юноша остановился как вкопанный, озаренной одной простой, и вместе с тем очень обидной мыслью.

— То есть, все мои заслуги, все мои удачные воровские вылазки, все мои победы на самом деле не мои? — спросил он, уже зная ответ.

— Вовсе нет, — настороженно воскликнула Удача, догадываясь, куда клонит Ллин. — Ты вел меня вперед по своей жизни, а я лишь чуть-чуть помогала, держась в тени...

— Они не мои, я на самом деле не заслужил в своей жизни ничего, — резко бросил юноша.

Он остановился напротив девушки, и взглянул в ее большие зеленые глаза, с мольбой смотрящие на него. Он знал, что должен был сделать. Это было неприятно и даже чуточку больно, но выбора не оставалось.

— Послушай, Удача, — сказал он. — У тебя ведь было другое имя, правда? Как звал тебя мой отец?

— Он звал меня Юна, но это имя осталось там. Только для него. Только для человека, которого я любила.

— Ладно, буду продолжать звать тебя Удачей. Так вот, Удача, я очень благодарен тебе за все, что ты для меня сделала. Правда, на самом деле благодарен! Но я не могу и дальше полагаться только на тебя одну. Я должен прожить собственную жизнь, понимаешь? Со своими собственными ошибками и победами. Я сейчас уйду, и попрошу тебя больше не следовать за мной. Хорошо?

Скрипучая деревянная дверь сарайчика хлопнула, и девушка осталась одна. Снова одна. Совсем одна. Когда больше нет никого, кто смог бы утешить или ободрить. Поделиться своей радостью, когда твоя собственная радость куда-то запропастилась.

Опустившись на колени под грязным окошком, Удача оплакивала свою одинокую жизнь.

* * *

Алесса потерпела сокрушительное поражение и сама знала об этом. Понимала, ругала сама себя, полностью забирая вину за почти проваленное задание. Оберон ушел, бросил отряд, и в этом была виновата она. Не сумела остановить, не захотела найти нужных слов, чтобы вовремя успокоить, а теперь было уже поздно.

Вергилий сдался стражникам, окруженный, но не побежденный. Вышел из боя победителем, но оказался в цепях. И снова виновата только она — должна была предвидеть нападение героев лорда Дамиана, особенно после отказа драться с ними на арене. Надо было согласиться, тогда еще были шансы на успех. А теперь их уже почти нет. Судьба унесла их далеко, подальше от ее глупости.

Даже Ллин пропал. Она должна была следить за ним, как приказывал лорд Раэль, но и здесь ничего не вышло. Куда ни посмотри, кругом были только одни неутешительные факты, свидетельствовавшие о ее несостоятельности.

Все началось тогда, в Даэр-лиене, когда лорд Раэль назначил ее лидером их отряда. Почему она тогда не отказалась? Побоялась показаться неуверенной в его проникающих в самую душу серых глазах? Да, наверное, поэтому. Согласилась, приняла на себя эту ответственность, и не выдержала на середине пути. Показала не просто несостоятельность и неумение управлять отрядом, но еще и самонадеянность и глупость. Как теперь будут на нее смотреть эти глаза? Как ей самой теперь взглянуть в них без стыда?

Спасаясь от стражников, несомненно искавших ее по всему городу, Алесса забралась в самый угол безлюдного сада лорда Дамиана, полагая, что именно тут ее никак не станут искать. Пробраться сюда было легко, охраняющие ворота вояки, разинув рты, наблюдали за танцующим карнавалом и подмигивали проходящим мимо девушкам в откровенных нарядах. Заметить перескочившую через стену Алессу они никак не могли.

Рыдания всхлипами вырывались из груди, но глаза почему-то оставались сухими. Героиня вздохнула и крепко обняла свою сестру, зарывшись лицом в ее черную шерсть, полной грудью вдыхая ее запах, чувствуя, как пантера тычется холодным мокрым носом в ее плечо. Как тогда, давно, когда она жила в лесу со своим старым мастером-охотником, обучавшим ее своему мастерству, заменившему ей отца. Тогда она нашла маленького черного котенка, всеми брошенного, жалобно плачущего. Алесса не знала, что случилось с ее матерью, и почему та оставила свою маленькую дочь в лесу одной. Просто заблудилась или произошло что-то более страшное. Алесса и не хотела это выяснять.

Маленький комочек остался жить с ней, облизывал молоко с ее пальца и мурлыкал, засыпая с ней под одним одеялом. Ее настоящая сестра. Когда жизнь начинала казаться серой, когда душила печаль, нужно было только прижать ее к груди, обнять покрепче, и мир сразу становился чуточку светлее. Потому что он не может быть темным, когда в нем есть она — теплая, уютная, понимающая. Защита от любых печалей и горестей.

Алесса глубоко вздохнула, отстраняясь от сестры. Пора было идти. Еще не все было потеряно, она все еще жива. Прилетавший утром попугай с голосом ее лорда приказал ей посетить местную аптеку, чтобы купить в ней один эликсир, а затем тайно пробраться во дворец лорда Дамиана и ждать.

Шанс на победу еще был! Хоть и призрачный, но он оставался и осторожно манил ее обещаниями победы и... любви. Она должна выполнить это задание. Ради своего лорда и его серых пронзительных глаз.

 

11.

Серебряная спираль, символ Тотоола, украшавшая большинство вымпелов города и нашивок на доспехах стражников и героев лорда Дамиана, вблизи оказалась по-настоящему гигантской. Узкой ногой она стояла на земле, а на верхнем ее конце находился дворец лорда Дамиана, возвышавшийся над Тотоолом подобно горному гнезду орла. Главная достопримечательность города, она была видна из всех его уголков, от каждых ворот, чтобы любой входящий в город мог поразиться ее великолепию и мастерству создавшего ее архитектора.

Но такие возвышенные чувства сейчас мало интересовали Ллина. Длинные цепкие пальцы, затвердевшие под действием магии, отыскивали малейшие щели в почти идеально ровной поверхности спиралевидной колонны. Они вгрызались в них, расширяли до нужного размера, чтобы можно было за них ухватиться. Или пробивали свои собственные опоры, если щелей поблизости не находилось.

Этому искусству научил Ллина его дедушка Чиан в те времена, когда он еще управлял Поющими Крысами. У каждого вора в их семье была своя собственная отличительная черта — один имел такие липкие пальцы, что монеты приставали к ним, даже когда он просто прикасался к их поверхности. Другой, совсем молодой мальчик, умел так трогательно плакать, что прохожие сами останавливались и, не ведая того, что творят, ссыпали в его раскрытые ладони монеты из кошельков. А Ллин умел лазать по стенам и потолкам, как настоящий паук. Он научился укреплять кончики своих пальцев и цеплялся ими за такие поверхности, которые иной не осилит, даже обмотавшись веревкой.

Обычные люди попадали во дворец при помощи летающих платформ, курсирующих между специальным помостом на земле и парадным входом дворца, но воры редко пользуются парадными входами, когда есть из чего выбирать. Тем более, когда этот вор собирается обокрасть самого лорда Дамиана, могущественного властителя Тотоола, так вовремя покинувшего свой город. Символ власти, последний из трех символов, заказанных Коору, легко было вычислить. О сияющей диадеме с бриллиантами Дамиана, знали даже в далеком Диналионе. Говорили, что ее уже несколько раз пытались украсть, но диадему каждый раз находили и возвращали назад, а незадачливых воров публично казнили. Но ведь до сих пор за это дело не брались Поющие Крысы.

Он украдет ее, этот символ власти! И вместе с двумя другими символами вернется в свою школу как герой. Как полноправный член школы, прошедший такое сложное испытание. Больше не ребенок, на которого можно смотреть свысока. Ллин сам попросил Коору придумать для него такое невозможное задание, правда, тогда он еще верил в сопутствующую себе удачу. Теперь он знал ее настоящее лицо, и больше не хотел на нее рассчитывать, но пути назад уже не было. Не мог же он, в самом деле, вернуться назад с пустыми руками? Уж лучше погибнуть, чем выносить такой позор!

И еще одна мысль никак не давала Ллину покоя. Почему Удача столько лет оберегала его? Даже если она и любила его отца, это явно осталось в далеком прошлом. Под действием эмоций, проникнувшись старыми чувствами, она могла бы защищать его год... два... может быть, пять лет. Но ведь рано или поздно эмоции должны были улечься, и героиня должна была бы понять, что старые чувства ушли окончательно. Но она оставалась с ним все эти шестнадцать лет, охраняя от любых невзгод, незримо поддерживая и ничего не прося взамен. Почему?

Наверное, не стоило так с ней поступать, ведь девушка желала ему только добра. Надо было подольше поговорить с ней, выяснить, откуда взялись слезы в ее таких больших прекрасных глазах.

Ллин поймал себя на том, что думает о зеленых глазах Удачи, и с силой вбил костяшки пальцев в очередную щель между плитами спирали. Прошлого уже было не вернуть, а подумать о ней он еще успеет — после того, как украдет проклятую диадему.

Закатное солнце бросило последний оранжевый взгляд на карабкающегося по колонне паучка-Ллина и закатилось за горизонт.

* * *

— Перестань рыдать, ты меня раздражаешь!

— Х-хорошо, Тезарио.

Однако рыдания не прекратились, только стали более глухими и сдавленными. Ну, за какие провинности боги его так немилосердно наказали! Выслушивать эти бесконечные причитания, а также повторяющиеся по многу раз монологи о самобичевании, было выше его сил. Тезарио закатил глаза, призывая небо в свидетели своих мучений.

— Мой жезл... моя душа... она теперь разбита...

Тезарио никогда не думал, что жезл может так много значить для жрицы. Он тоже любил свой магический клинок, ухаживал за ним, протирал влажной тряпкой, но чтобы так убиваться о потере своего оружия... Такого Тезарио представить себе не мог.

— Ты не понимаешь, в нем были заключены все мои эмоции. Моя любовь, мое счастье, моя радость! С помощью них я исцеляла раны, потому что я верила в себя и свои чувства. А теперь все! Их больше нет, остались только боль и смерть! Я больше НЕ ВЕРЮ!

Рыдания снова полились во весь голос.

— Лорд Дамиан даст тебе новый жезл, когда приедет в город! Ну, прекрати же уже!

Куда подевалась та высокомерная и возвышенная жрица, которая ему так нравилась? Тезарио не мог поверить, что Селеста могла превратиться в... такое. Он вовсе не был черствым, и даже сочувствовал ей поначалу, утешал, как мог. Даже прижимал к своей груди, получая от этого несказанное удовольствие.

Но сейчас это была больше не его Селеста. Это был какой-то хнычущий комок из слез и соплей, который хотелось запереть в дальнем чулане и не выпускать, пока не приедет лорд Дамиан.

Она даже почтового попугая от лорда не смогла толком выслушать! Хорошо, Тезарио был тогда рядом и услышал послание — охранять диадему в тронном зале.

— Заткнись, а? — снова попросил он.

Принц воров осторожно выглянул из-за портьеры, скрывающей слишком глубокий альков одной из ниш залы. Особое место, где обычно прятались телохранители лорда, когда он принимал не особенно надежных гостей.

Диадема все еще была на месте, и Тезарио со вздохом вернулся обратно к своей льющей соленые ручьи головной боли.

* * *

Шлемы на головах стражников со звоном ударились друг о друга.

— Вези меня наверх, — распорядилась Алесса, смотря, как два стражника безвольно валятся в разные стороны.

Третьего, самого молодого из них, долго уговаривать не пришлось. Испуганно кивнув, стражник опустился на колени и начал слегка постукивать по каменной платформе. Пол неожиданно вздрогнул, со скрипом потянулся, как разбуженный в жаркий полдень кот, и не спеша поехал наверх, увозя с собой взирающую на город Алессу. Пантера села прямо напротив работающего стражника и внимательно следила за ним, так что хозяйка могла немного расслабиться.

Город медленно уплывал вниз, играя огнями последнего дня карнавала, прощаясь с Алессой постепенно затихающей вдали музыкой. Сначала с взлетающей платформы был виден один лишь разбитый под замком сад, затем постепенно стали проявляться улицы города. Они были заполнены подпрыгивающими огоньками всех цветов, как будто каждый муравей из этого муравейника взял в свои маленькие лапки зажженный факел и теперь хаотично бегал по проторенным улочкам, неистово им размахивая.

А вдали, на самом горизонте, из-за домов выныривала стеклянная стена Тотоола, и Алесса не могла не признать, что из окон лорда Дамиана, должно быть, открывается поистине прекрасный вид.

— Мы п-п-прибыли, г-г-госпожа, — с ужасом в глазах пролепетал стражник.

— Спасибо, — поблагодарила Алесса.

Она откупорила небольшой флакончик, который ей «подарил» перепуганный гигантской кошкой аптекарь, и залпом выпила его содержимое. Зелье Наблюдательности светло-зеленого цвета было довольно популярным в Адорнии и позволяло выпившему некоторое время видеть невидимое. Зачем лорд Раэль приказал ей его добыть, Алесса не знала, но в очередной раз велела себе не задавать вопросов относительно приказов своего лорда.

Героиня круто развернулась на каблуках и ударила стражника кулаком под вздох, а когда он согнулся пополам, натужно ловя ртом воздух — раскрытой ладонью по затылку, отправляя молодого парня в мир вовсе не сладких грез и болезненного пробуждения.

— Извини, — сказала она, понимая, что бедный заикающийся паренек, в общем-то, не заслужил такого к себе отношения.

* * *

Добраться до приемного зала оказалось проще, чем предполагал Ллин. В отсутствие самого Дамиана, его дворец, казалось, засыпал, отдыхая от капризов своего лорда. Стражи внутри почти не было, а та, что осталась, вовсю клевала носом, или же смотрела в окно, завидуя своим патрулирующим улицы собратьям. Шум карнавала до дворца не долетал, зато пляшущие огни были хорошо видны из окон. Они манили расстроенных стражников обещаниями из игристых вин и доступных девушек.

Слуг тоже было мало. За весь свой путь от подвала до тронного зала Ллин встретил лишь двоих — моющая полы девушка даже не оглянулась, так и не услышав его легкие шаги в коридоре. Вышагивающие перед ней метла и швабры с закрученными на них тряпками поглощали все ее внимание. А несущий ворох чистого белья старик оказался настолько слепым, что Ллин, не скрываясь, прошел мимо него.

Высокая, окованная чистым золотом дверь отворилась бесшумно и легко, сдвинутая простым прикосновением юноши.

«Ну, хоть двери ты умеешь смазывать», — подумал про себя Ллин, просачиваясь в залу и осматриваясь.

Высокие потолки, поддерживаемые несколькими колоннами, начищенный до блеска пол, выложенный разноцветной мозаикой, многочисленные альковы в стенах. И ни единой живой души. В дальнем конце залы стоял высокий трон с широким сиденьем, уложенным несколькими подушками, к которому вела ковровая дорожка от дверей. А прямо за троном стояла мраморная статуя лорда Дамиана во всей красе.

Каменный Дамиан улыбался неведомому гостю, сложив на груди руки. Его мощная широкая грудь и массивные плечи так сильно контрастировали с его описаниями, которые слышал Ллин во многочисленных тавернах королевства. Голову статуи украшала богатая диадема с несколькими крупными алмазами, установленными на спиралевидные серебряные оправы. Эту диадему можно было бы при желании назвать даже короной, но сам лорд никогда не поощрял такие сравнения, не желая привлекать лишнего внимания адорнийской королевы.

— А ты кажешься вполне дольным собой, — Ллин шутливо поклонился мраморному изваянию. — Позволь поприветствовать тебя, о лорд!

Статуя не ответила, храня высокомерное молчание.

— Ну и ладно, — не обиделся Ллин.

«Пройти у стены, или... А, ладно!»

В зале все равно никого не было. Да и когда еще он, вор и Поющая Крыса, сможет пройтись по настоящему дворцу! Юноша неспешно шагал прямо по середине ковровой дорожки, заложив одну руку за спину, другой опираясь на невидимую трость, и согласно этикету вежливо кланялся воображаемым гостям.

Дойдя до трона, он снова глубоко поклонился мраморному лорду Дамиану.

— Позвольте избавить вас, мой лорд, от такой тяжкой ноши, — предложил Ллин, но снова не дождался ответа. — Эх, это становится скучно. Знаешь, Дамиан, я даже не думал, что украсть твою диадему будет НАСТОЛЬКО просто.

Молодой вор легко вспрыгнул ногами на трон, намеренно раскидав по полу подушки, затем подпрыгнул и уцепился руками за высокую спинку, и взобрался наверх. Еще один прыжок — и вот он уже сидит на сложенных руках лорда.

— К сожалению, мне эта вещица очень сильно нужна, — сказал он, протягивая руку к диадеме. — Я возьму ее, а взамен при встрече угощу вас прохладным сидром в одном из кабаков.

— Ну, все! Поиграли, и хватит! — велел Тезарио, вытирая слезы и выходя из укрытия.

Герой чуть не давился от хохота, наблюдая за ужимками юноши, столь искусно копирующего придворные манеры. В любом другом случае Тезарио бы пощадил находчивого паренька, угостил бы вином в таверне, устроил бы в одну из воровских школ Тотоола, которые так хорошо знал по своей прошлой жизни.

Но не в этот раз. Приказ лорда Дамиана нужно было исполнить, даже если он не очень-то и нравился.

— Ты хороший парень, — сказал Тезарио, направляя гудящий от собранной в нем магии меч на вора, — сегодня я выпью вина в память о твоей гибели.

Ллин зажмурился, ожидая собственную смерть.

«Он погиб как герой, на руках у лорда Дамиана», — пришла в его голову дурацкая мысль.

Но выстрела не последовало, а магический разряд так и не покинул клинка героя. Вместо него раздался удивленный всхлип и звук падающего на пол тела. В недоумении, Ллин открыл глаза.

Тезарио стоял на полу на четвереньках, зажав в руках свой меч, а из его ног, чуть выше пяток, торчали два метательных ножа. Герой попытался встать, но подрубленные ножами сухожилия повалили его обратно.

— Удача! — радостно прокричал Ллин, увидев вошедшую девушку.

— Ах, так вот каково истинное лицо моего врага, — шутливо сказал Тезарио и скривился от боли. — Я ВИДЕЛ тебя там, в толпе. Какая честь.

— Да, я становлюсь видимой, когда приношу кому-нибудь боль, — ответила девушка, надвигаясь на него, зажав в руках развернутые веера.

— Дуэль? — предложил Тезарио.

Он стоял на коленях, истекая кровью, все еще продолжал шутить. Удача приближалась, внимательно следя за своим противником, и ее веера нервно подрагивали в до боли сжатых руках.

— Знаешь, мне всегда нравились девушки с оружием, — признался Тезарио, медленно поднимая с пола свой меч. — Вы такие воинственные, в вас столько силы! Ты даже не представляешь, насколько это возбуждает! — герой осклабился, и следующую фразу произнес с молниеносной быстротой. — Настолько, что я не буду в тебя стрелять!

С этими словами он перехватил меч, резко поднял его вверх и выстрелил. Но не в приближающуюся Удачу, а в замершего на статуе Ллина.

— Ллин!!! — закричала героиня, кружась в неистовом танце вееров.

Тезарио почувствовал, как его в грудь ударил веер девушки, отбросив его к дальней стене и отскочив в сторону. За первым веером последовал второй, разрывающий его плоть, впечатывающий в стену. И потом сразу третий, застревающий глубоко в его рассеченной груди.

Он жив? Яркая вспышка и громкий шум на мгновение оглушили юношу, но теперь сознание медленно возвращалось. Ллин поочередно пошевелил руками и ногами, и это ему удалось.

«Я жив! Вот это удача!!!»

Принц воров лорда Дамиана стрелял в него и промахнулся! Это было настолько неожиданным, что Ллин рассмеялся своему счастью. Так, значит, он и правда счастливчик? И помощь героини тут вовсе не при чем?

Юноша с трудом сел и огляделся. Голова статуи была отломана взрывом. Она лежала рядом, разбитая на несколько кусочков, а прямо на ней сверху покоилась диадема. Оправа чуть помялась, а один из бриллиантов выскочил, но Ллин не собирался его отыскивать среди пыльных обломков. Не надо было лишний раз искушать судьбу.

Схватив диадему, Ллин вскочил на ноги.

— Удача?

Девушка стояла над поверженным противником, тяжело дыша. Принц воров был еще жив, но было видно, что жизнь его быстро вытекает из раскрытой веерами груди.

Героиня отвернулась от умирающего.

— Ллин, прости меня, я не должна была приходить, я знаю...

— Ерунда!

Юноша подбежал к Удаче и от души обнял ее за плечи.

— Я на самом деле счастливый! — сказал он ей на ухо. — И я очень рад, что ты пришла.

Когда воры удалились из залы, Селетса, наконец, рискнула выйти из своего укрытия. Тезарио лежал у стены, залитый кровью. Он еще дышал, но с каждым его вздохом кровь все больше выливалась из страшной раны на груди.

— Тезарио! — воскликнула Селеста, подбегая к герою и заламывая руки. — Прости меня, я ничем не могла помочь! О боги, простите меня! Сначала Мадагра, теперь еще и ты.

— Ох, да заткнись ты уже, наконец, дура! — прохрипел принц воров и умер.

* * *

— Поедем в Диналион вдвоем! — предложил Ллин, когда они вместе шли по коридору дворца, укрытые надежным покровом невидимости. — Поющие Крысы тебя с удовольствием примут, у нас уже даже есть один вольный герой!

Удача только смущенно улыбалась, покачивая головой. Не соглашалась, но и не отказывалась, и Ллин чувствовал, что сможет ее уговорить.

— Я больше не хочу с тобой расставаться, — просто сказал он, смотря в ее глубокие зеленые глаза.

— Я... а-а-ах!

Неожиданно девушка остановилась, потом сделала один неловкий шаг вперед и упала на колени. Ллин вскрикнул и подхватил ее на руки, с ужасом нащупывая застрявший в спине метательный диск.

— Извини меня, Ллин. У меня не было выбора, — раздался над ухом голос Алессы.

Хозяйка пантеры ухватилась рукой за свое оружие и вырвала его из раны, заставляя Удачу корчиться от боли и заливать кровью колени вора.

— Ты и меня теперь убьешь? — спросил Ллин, не поднимая головы.

«По крайней мере, мы умрем вместе с ней», — подумал он, гладя длинные рыжие волосы Удачи.

— Не убью, я не убиваю своих друзей, — ответила Алесса. — Моей задачей было остановить кражи и прикончить вольного героя, и я ее выполнила. А моему лорду придется обойтись без твоей смерти.

С этими словами Алесса ушла вглубь коридора, и юноша остался наедине со своей Удачей. Героиня морщилась от боли, закусывала губу и мелко сучила ногами, собирая складки на коридорном ковре.

— Мы... вылечим тебя? Это ведь возможно, так? — спросил Ллин, чувствуя наступающие слезы.

Девушка лишь отрицательно покачала головой.

— Удача, я должен сказать тебе. Я был не прав, когда сказал... Ах, проклятье! Послушай, я хотел тебе сказать, что...

— Ллин, — разжала побелевшие губы героиня. — не надо ничего говорить... Возьми этот кулон и помни обо мне. Пожалуйста, — девушка вложила в руки вора скреплявший на шее платье зеленый камень, и устало закрыла глаза. — И еще... пожалуйста... Зови меня Юна.

«Имя для человека, которого она любила», — вспомнил Ллин, не в силах больше бороться с рыданиями.

 

12.

— Ну, что же, Раэль, ты снова нас удивил!

Леди Мельва поднялась из-за стола и аплодировала стоя.

— Когда Коору обнаружил эту вольную героиню, я сразу поняла, что за ней скрывается какая-то интересная история, достойная нашей Игры! — сказала она.

— Да, молодчина, Раэль! — поздравил победителя лорд Дамиан. — Хорошая была Игра!

Он протянул было вперед ладонь, намереваясь пожать руку соперника, но вовремя опомнился, и продолжил движение, заключив безрукого друга в свои медвежьи объятия.

— Я бы тоже поаплодировал тебе стоя, дружище, но боюсь смутить нашу строгую леди Мельву, — улыбнулся лорд Джафар из своей ванной. — А тебе не жалко потерять свою диадему, Дамиан?

— Нисколько, ведь это подделка, — ответил лорд Тотоола, — неужели ты думал, что я стану рисковать ей после того, как узнаю о ее готовящейся краже?

– Я правильно понял вчера, что ты отказываешься от участия в следующей Игре, Раэль? — спросил Лорд Джафар, потягиваясь.

— Да, — ответил лорд Раэль, показывая сдержанную улыбку. — Пора уже и вам дать поиграть, а то я что-то соскучился по роли зрителя. Кстати, не забудьте пригласить смотреть следующую Игру моих сестер. Возможно, одна из них к тому времени одумается, а вторая повзрослеет.

— В таком случае, решено! — высказалась леди Мельва. — В следующей Игре лорд Джафар наконец-то вылезет из своей ванны, оденется, как подобает лорду и сразится с лордом Альваро. А эта Игра окончена!

* * *

Она встретила его в коридорах дворца Тотоола, когда бесцельно бродила по ним, борясь с собственными чувствами. Того человека, которого никак не ожидала тут увидеть. Того единственного человека, которого она так жаждала увидеть.

— Лорд Раэль.

Алесса опустилась на одно колено, и склонила голову.

— Алесса, — поприветствовал ее лорд. — Ты все-таки должна была убить того мальчишку. Конечно, твое задание и так выполнено, и благодаря тебе я победил в этой Игре, но, знаешь, без этой последней смерти конец кажется каким-то пресным.

— Игре? — не понимая, переспросила героиня.

— Мы сражались с лордом Дамианом. Мой интеллект против его... хм... ума, — объяснил лорд. — Побеждал тот, чьи герои первыми найдут и убьют вольного героя. А ты не догадалась? Жаль, жаль, а ведь я считал тебя своей самой умной героиней. И этот камень у тебя на шее — сквозь него мы наблюдали за вашими действиями.

— Так это все была какая-то игра?! — воскликнула Алесса. — И смысл всего этого был не в победе над доктами, не в сражении с чудью и даже не в поимке этой вольной героини, а просто в вашем развлечении?

— Чш-ш-ш, а то стража сбежится, придется объяснять наше тут появление. Дамиан приказал нас выпустить, но ты же понимаешь, без объяснений никуда, — успокоил ее Раэль. — Ну да, Игра. Символ богатства, символ веры, символ власти. Разве эти названия не казались тебе слишком надуманными? Что ж, не важно. Сейчас мы заберем из темницы Вергилия и вместе отправимся обратно в Даэр-лиен.

— Лорд Раэль?

— Да, Алесса?

— Я... — героиня выдохнула, а затем набрала полную грудь воздуха. — Я не поеду в Даэр-лиен.

Раэль удивленно вскинул бровь, ожидая объяснений.

— Я больше не могу служить вам! — выпалила Алесса, чувствуя, как пылают ее щеки. — Эти ваши игры, это ваше отношение к человеческой жизни. Оно такое... О боги, да оно вообще никакое! Я пыталась служить вам, я выполняла ваши приказы, но я больше так не могу!

— И что ты собираешься делать? — спокойно спросил лорд. — Ты же понимаешь, я могу отпустить тебя только к другому лорду. Нельзя допустить, чтобы ты превратилась в вольную героиню.

— Я уйду к вашей сестре.

— К королеве?

— Нет, к другой. К леди Аэрике. Я разговаривала с ней, и она действительно заботится о людях. Я хочу служить леди Аэрике.

«Но перед этим я найду Ллина, ведь он стал моим другом», — мысленно добавила Алесса. — «Тот кулон, который ему передала эта невидимка. Это, скорее всего, ее каталист. А уже потом мы вместе отправимся к леди Аэрике и воскресим ее!»

Лорд Раэль не ответил, а лишь безразлично пожал плечами, и, круто развернувшись, отправился в глубь коридора. Если бы он хоть раз оглянулся, хотя бы на одно единственное мгновение, хотя одним глазом взглянул на нее, то Алесса вернулась бы к нему. Она так ждала этого мгновения. Она до последнего надеялась, но он так и не обернулся.

Сорванный с шеи синий камень, который она по глупости считала подарком своего лорда, и в котором читала больше обещаний, чем в нем было на самом деле, со стуком упал на пол.

«Я люблю тебя!» — кричала вслед Раэлю ее душа, но ее губы лишь безмолвно шевелились, повторяя этот крик.

* * *

Последняя песня закончилась, и старик поднялся на ноги, ссутулившись под тяжестью трех бессонных ночей.

— Уже уходишь, Мастер? — спросило его солнце. — А я так надеялось, что ты останешься с нами еще на денек.

— Благодарю, но мой концерт закончен, — поклонившись, ответил старик.

Песня Дружбы, Песня Победы и Песня Любви. Все они были сыграны, но вовсе не для солнца или ветра, и не для застывших в безмолвном поклоне ив на берегу. Все эти мелодии он играл для своего любимого внука, покинувшего их школу, ушедшего на такое важное для его возраста задание — «доказать самому себе свою силу». Несколько дней назад пареньку исполнилось шестнадцать, и старик приготовил для него особый подарок.

За эти три дня юноша должен был обрести три вещи — настоящую дружбу, блистательную победу и истинную любовь. Старик не знал, как именно проявят себя эти подарки, но точно знал, что они придут.

Ведь если искусство было рождено руками Мастера, то оно способно изменить мир.

А теперь старому мастеру требовался длительный покой. Старик вздохнул, оглядывая оборванную ураганом веревку, к которой три дня назад он привязал свою лодку, а затем ступил на воду и пошел по ней прочь от плавучей беседки.