Джиллиан Слово родилась в Южной Африке, но с двенадцати лет живет в Англии. Журналист и телепродюсер, она написала несколько отличных детективных романов о лондонской сыщице Кейт Байер, в том числе «Болезненные симптомы» и «Смерть психоаналитика».

~ ~ ~

Я почти покончила с заполнением налоговой декларации, когда раздался звонок в дверь. Точнее сказать, декларация уже почти прикончила меня. Центральная колонка вела себя вполне дружелюбно, но вот колонки слева и справа от нее никак не хотели приходить в согласие.

Снова раздался звонок. Я не ответила — не хотелось мне сейчас никого видеть, к тому же я только что приняла важное решение. Я решила схитрить: если взять несколько пенсов из правой колонки и добавить их в левую, баланс сойдется. Конечно, это было не совсем законно, но, если это заметят в таможенном и акцизном управлении, они узнают только то, что им и так известно: дела у меня идут из рук вон плохо.

— Дверь была открыта, — произнес несмелый голос.

Недовольная тем, что меня отвлекают, я нахмурилась и повернулась к двери. Взгляд мой остановился не на лице, а на широком ремне из лакированной кожи. Я подняла глаза выше.

Стоящий в двери человек был настоящим великаном, ростом ближе к семи футам, чем к шести, и с соответствующим телом. Такой человек не мог не бросаться в глаза, и было видно, что он гордится этим. Бритая голова гиганта отливала густым черным цветом на фоне его одежды. А одежда у него была примечательная: пестрый костюм-тройка, в котором можно было отыскать все цвета радуги, и сидел он на богатырской фигуре как влитой; широкий серебряный галстук прятался за ослепительно ярким жилетом; на паре добротных сверкающих туфель красовались серебряные пряжки размером с мою руку. Я сглотнула.

— Дверь была открыта, — повторил он.

Голос его был тихим и мелодичным. Никогда не стоит настраивать против себя великанов (даже наделенных обворожительным голосом), поэтому я улыбнулась. Чтобы посмотреть на него, мне пришлось так задрать голову, что у меня заболела шея, и я встала, чтобы хоть как-то сократить нашу с ним разницу в росте. Он шагнул ко мне.

Мужчина был действительно огромен. Когда он подошел ко мне, мне показалось, что я стою рядом с башней. С таким меряться смысла нет, поэтому я опять села.

— Чем могу помочь? — сказала я и подумала: «Слава богу, хоть голос не задрожал».

Он улыбнулся, и вместе с ним улыбнулся длинный серо-коричневый шрам через всю левую щеку. Усевшись передо мной в кресло, он опустил на мой стол два огромных кулака. Я невольно подалась назад. Немного, но головой о стенку стукнулась. Я незаметно почесала затылок.

— Я очень надеюсь, что вы можете мне помочь, — сказал он.

Я с внимательным видом кивнула и приготовилась слушать. Я была готова к чему угодно.

— Я хочу, чтобы вы нашли одного человека, — сказал он. — Человека зовут Тельма.

Тут у меня в голове как будто что-то щелкнуло, да так явственно, что, могу поспорить, в ту секунду, напрягая память, я потеряла сотню тысяч мозговых клеток. «Помню-помню, читали», — подумала я. Цинично улыбаясь, я прислонила спинку своего кресла к стене и положила ноги на стол, прямо на бухгалтерскую книгу. Жаль только, что у меня из угла рта не торчала сигарета, это дополнило бы образ.

— А как вас зовут? — спросила я. — Случайно не Лось?

Он озадаченно поднял брови.

— Лось? — переспросил он и на секунду задумался. — Нет. Мартин. Мартин Маллой.

Я снова улыбнулась, и на этот раз цинизм не был напускным.

— Сходится, — сказала я.

Он нагнулся вперед и сдвинул мои ноги вправо, открыв колонки цифр. Его толстый указательный палец ткнул в строчку посередине.

— А здесь нет, — сказал он. — Вы перепутали местами цифры. Посмотрите.

Я опустила ноги на пол и придвинула к себе книгу, чтобы закрыть, но не смогла удержаться и посмотрела на то место, куда указал его палец. Он оказался прав. Я нахмурилась.

Он улыбнулся с извиняющимся видом.

— Я просто хорошо разбираюсь в цифрах. А читать вверх ногами научился, когда сидел.

— Так, значит, вы сидели в тюрьме, — констатировала я.

Он кивнул.

— А упрятала вас туда Тельма.

На его лбу пролегла глубокая складка, и я вспомнила о его росте и кривом шраме на щеке. Он уже не производил впечатления доброго великана: я рассердила его. Я потянула за телефонный провод, пододвигая к себе аппарат.

— Тельма не упрятывала меня туда, — произнес он холодным голосом. — Более того, если кому-то я и должен сказать спасибо за то, что выбрался оттуда, так это ей, Тельме. — Он посмотрел мне прямо в глаза и прибавил: — Я не люблю, когда о Тельме говорят плохо.

Огромным усилием воли я заставила себя не отвести взгляд. Глядя на него, я легонько подтолкнула телефонную трубку, и та упала мне на колени. После этого я положила руку на телефон и поблагодарила Бога за то, что у меня в кабинете теперь стоит кнопочный аппарат. Брови Мартина Маллоя сдвинулись еще ближе.

— Рассказывайте, — сказала я, но голос мой прозвучал неуверенно, можно даже сказать, испуганно. Думая о том, удастся ли мне добежать до двери, если неожиданно вскочить, я незаметно нажала на телефоне первую девятку.

Одним быстрым и легким движением он перегнулся через стол, взял у меня с колен трубку и положил ее на стол.

Потом он опустил палец на одну из телефонных кнопок и нажал.

— Это вторая девятка, — сказал он. — Осталось нажать еще раз. Давайте. Я не буду вам мешать.

Теперь клетки моего мозга исчезали с невероятной скоростью. «Это вызов, — подумала я. — Он заткнет мне рот, не успею я и слова в трубку сказать». Он играл со мной и, возможно, наслаждался этим. Но что мне было делать? Я сидела одна в своем жалком кабинете посреди Лондона. Если крик о помощи и услышат на улице, никто не подумает узнать, что происходит, все только поспешат убраться подальше. У меня не было выбора. Без телефона я была лишена связи с миром.

Я медленно подняла руку и подумала, что, если очень быстро нажать на кнопку, может, мой вызов и успеет соединиться. Рука начала дрожать.

— Я человек тихий, — проговорил он, наблюдая за моей рукой. — Видя мой рост, люди обычно думают обратное, но, честно, я и мухи не обижу. По крайней мере, женщину так точно не трону.

— А это откуда? — Я указала на его шрам. — Порезались, когда брились?

Он пожал плечами, и я заметила, как под пиджаком у него вспучились мышцы.

— Тюрьма — не курорт, — сказал он. — В ней ты или ломаешься, или становишься другим человеком.

— И вас она сделала другим человеком?

— Тельма сделала меня другим человеком, — сказал он. — Поэтому я и хочу ее найти.

Тут я несколько успокоилась, положила трубку на телефон и выдохнула. Страх прошел, и я почувствовала себя глупо. А еще меня охватила злость. «Он профессионал, — подумала я. — Настоящий хороший актер. И он меня сделал». Он и те, кто его послал, а я догадывалась, кто это мог быть. Что ж, теперь мне оставалось отделаться от него, закончить свои подсчеты и закрыть кабинет — возможно, в последний раз. После этого я смогу заняться местью.

«Но я буду делать это осторожно», — подумала я. Выдвинув верхний ящик стола, я достала блокнот. Открыв его на чистой странице, я написала вверху: «М. Маллой» и подчеркнула имя — так выглядело внушительнее. На следующей строчке я вывела прописными буквами: «ТЕЛЬМА».

— Парсонс, — сказал он. — Тельма Парсонс.

— Танцовщица? — спросила я, не поднимая головы.

— Социальный работник, — ответил он и прищурился. — Но она любила танцевать. Она показывала мне свои детские фотографии, на которых была в белой пачке.

«Социальный работник, — написала я. — Неудавшаяся балерина».

— Тельме все удавалось, — сказал он громко. Впервые он повысил голос.

Я ласково улыбнулась. «Танго в одиночку не станцуешь, — подумала я. — Наконец-то настал мой выход». Как бы он ни старался изобразить праведный гнев, меня бы это все равно не проняло, тем более этот великан был настолько глуп, что связался с Сэмом.

— Почему бы вам не рассказать мне все по порядку? — предложила я.

Он откинулся на спинку кресла, и оно жалобно скрипнуло. Насупив брови, он стал теребить золотую цепочку для часов, висевшую у него на жилете.

— Тельма часто навещала меня в тюрьме, — начал он. — Она приучила меня к книгам.

Мой взгляд невольно обратился к моей бухгалтерской книге.

Он рассмеялся, или, по крайней мере, я приняла за смех те скрипучие звуки, которые исторг его огромный рот.

— Не к таким книгам, — сказал он. — К цифрам у меня талант от рождения. Из-за них у меня и начались неприятности. Нет, Тельма открыла мне мир литературы.

«Социальный работник перевоспитывает зэка, открывая ему глаза на прелести произведений девятнадцатого века», — написала я в блокноте.

— Современной литературы, — громко сказал он.

От неожиданности я вздрогнула, но вспомнила, что он умеет читать вверх ногами.

— Это полностью перевернуло мое отношение к жизни, — продолжил он. — Открыло новые горизонты. Я хочу поблагодарить ее и сделать это не в душной и мрачной тюрьме, а в настоящем мире. В свободном мире.

«В свободном мире, — подумала я. — Похоже, она его пичкала антикоммунистическими книжонками».

— Ну, так езжайте к ней и поблагодарите у нее в кабинете, — сказала я.

Великан со страдальческим видом покачал лысой головой.

— Она уволилась с работы, — сказал он. — Это занятие ей никогда не нравилось. Она говорила, что такая работа не давала ей выразиться, и теперь у нее хватило смелости бросить это дело. Мне не сказали, где ее искать. Они о своих работниках никому ничего не сообщают — боятся, что кто-нибудь из бывших зэков по какой-то причине затаит на них злобу.

— И вы хотите, чтобы я ее нашла, — подытожила я.

— Правильно, — сказал он с видом учителя, которому удалось что-то втолковать недалекому школьнику.

— И ищете вы ее, чтобы поблагодарить.

Он кивнул и опустил руку в карман своего пестрого клетчатого пиджака.

«А сейчас мы узнаем, откуда ноги растут», — подумала я, но он только положил передо мной листок бумаги, на котором было написано имя «Тельма Парсонс» и адрес в Ислингтоне.

— Здесь работала Тельма? — спросила я.

Вместо ответа он снова полез в карман. «Ага, — подумала я, — сейчас точно узнаем».

Но я опять ошиблась. Прямо передо мной он положил пачку новеньких банкнот. Я посмотрела на него, и на моем лице, наверное, было написано такое удивление, что он улыбнулся. Я взяла деньги и провела пальцем по шершавой поверхности.

— Двести пятьдесят фунтов, — сказал он. — Плата вперед.

— Вам сказали, что это будет столько стоить? — поинтересовалась я.

— Сказали? — Он нахмурился, и я решила в будущем стараться не раздражать его. — Это предположительная сумма, — продолжил он. — Гонорар плюс кое-что на расходы. Когда закончите, выпишете мне счет, и мы рассчитаемся. Вы знаете, считать я умею.

На это я ничего не сказала, и он тоже замолчал. Когда он встал и направился к двери, я не сводила с него глаз.

— Надеюсь, вы не только оставите мне свой адрес, но и будете поддерживать какую-то связь? — сказала я ему в спину.

Он повернулся.

— Да. Обстоятельства сложились так, что мне сейчас приходится переезжать с места на место. — Прежде чем снова отвернуться, он махнул мне рукой и произнес: — Я буду на связи.

— Еще одно, — сказала я, когда он наклонился, чтобы пройти в дверь. — Вы читали Чандлера?

— Не читал, — ответил он, не поворачивая головы. — И не прочитаю. Я бросил читать. Я хочу только поблагодарить Тельму и начать жить своей жизнью.

Когда я вошла, они очень удачно сидели за кухонным столом, все трое, те, кого я считала виноватыми. Сэм был занят своим любимым делом — пытался простыми словами объяснить какое-то особенно заумное решение проблемы пространственно-временного континуума — в то время как Анна и Дэниел изо всех сил делали вид, что понимают его.

Мое вторжение прервало эту идиллию. Я глотнула из бутылки шотландского виски, который купила по дороге.

— Не самый удачный день? — спросил Сэм.

Я сунула бутылку в карман пиджака, отчего тот некрасиво оттопырился. «Но ничего, — подумала я, — настроение это мне не испортит, потому что дальше его портить некуда». Я покачала головой и сказала:

— Прекрасный день. Были проблемы с декларацией, но спасибо Лосю — помог.

Они переглянулись, и у меня возникли первые подозрения. Они очень правдоподобно изображали удивление, отметила про себя я, но потом подумала, что Анна и Дэниел наверняка чему-то научились у своих актеров, а Сэм… За много лет преподавания будущим светилам науки Сэм научился быть холодным, как рыба.

Я решила сменить тактику, вытащила из сумочки пачку денег и швырнула им. Пачка приземлилась именно там, где я хотела, — на колени Сэма. Анна и Дэниел наклонились, чтобы получше их рассмотреть.

— Прекрасные новенькие банкноты, — заметил Дэниел. — Этот Лось ограбил банк?

— Может быть, Сэм ограбил? — сказала я. — Давайте его спросим.

Сэм посмотрел на деньги своим характерным отстраненным взглядом.

— Лось, — задумчиво произнес он. — Это из «Глубокого сна»?

— «Прощай, любимая», — быстро поправил его Дэниел. — Я думал, современные математики — люди образованные.

Сэм открыл рот, чтобы что-то сказать в свое оправдание, но я поняла, что пора прекращать эту игру.

— Я знаю, вы считаете, что мне нужно бросить свое дело, — сказала я. — Вообще-то я и сама пришла к такому заключению. Но подсылать ко мне девятифутового Лося — я бы не сказала, что это тонкий намек. К тому же это не смешно.

На этот раз удивление в их глазах выглядело неподдельным. Я хорошо знала эту троицу, и они прекрасно знали меня. «Они бы не стали, — подумала я, — прикидываться так долго».

— Он заявил, что его зовут Мартин, — произнесла я уже не таким уверенным голосом. — Мартин Маллой. Он искал Тельму.

Они снова быстро обменялись взглядами, но ничего не сказали. Я заметила, что Анна смотрит на мой оттопыренный карман. Беспокойство, появившееся у нее на лице, доказывало ее невиновность, доказывало, что они все не имели отношения к тому, в чем я их подозревала. Я сглотнула, вынув из кармана бутылку, подошла к ним и поставила ее на стол. Придвинула стул и тяжело опустилась на него.

— Лучше начну все сначала.

И я рассказала им все, что произошло у меня в кабинете, каждое слово скупого диалога, и, закончив, я уже не сомневалась, что это была не их затея. Но это означало, что у меня стало одной заботой больше. Причем немалой.

— Так кто его послал? — спросила я.

На этот вопрос не было ответа ни у них, ни у меня. Как и все обычные люди, я знала людей, которым я не нравилась, и я знала людей, которые не нравились мне. Но никого из них нельзя было назвать врагом, таким, который стал бы столь изощренным способом разыгрывать меня, да еще не пожалел бы на это две с половиной сотни.

— Может, какие-то недовольные клиенты?

У меня не было недовольных клиентов. Если уж на то пошло, у меня вообще не было клиентов в последнее время.

— И что ты собираешься делать? — Голос Анны вывел меня из задумчивости.

Я подобралась и расправила плечи, как будто уже знала решение, которое только-только начало формироваться у меня в голове.

— Найти ее, — твердо заявила я. — Найти Тельму. Что еще мне остается?

— А если выяснится, что эти деньги украдены?

Я пожала плечами.

— Когда это выяснится, вот тогда я об этом и подумаю, — сказала я, взяла бутылку и аккуратно уронила ее в ведро. — А теперь, раз уж я решила пока не разводиться с вами, давайте отметим это настоящим виски.

Когда я добралась до офиса Тони в Голдерс-Грин, меня уже порядком развезло.

В «Стрит таймс» работали такие же, как Тони, люди, которых в один прекрасный день постигло озарение, что их язвы уже не излечатся. Они собрались вместе и решили, что раз уж у них пошли болячки, которыми страдают начальники, они вполне могут стать начальниками самим себе. Они организовали в Лондоне редакцию и стали выпускать газету, которая с тех пор (а сейчас она достигла, можно сказать, среднего возраста) уже перестала пытаться завоевать прибыльный молодежный рынок. Я думаю, что они были одними из немногих сохранившихся до наших дней порождений шестидесятых годов, хотя давно уже переросли ностальгию или страх и, как могли, обосновались в современном враждебном мире.

Однако здание, в которое недавно переехала «Стрит таймс», выглядело не особенно приветливо. Оно находилось между магазином женской одежды «Дороти Перкинз» и неухоженным домом, в котором располагалась адвокатская контора. Правда, тут постоянно стоял приятный запах свежего хлеба, исходивший из пекарни некоего Градзински на первом этаже. Разыскивая стеклянный кабинет Тони, я про себя отметила, что надо будет не забыть купить ржаного хлеба и голландского сыра. Увидев наконец Тони, я заметила, что манжеты рукавов его рубашки стянуты резинками.

— Все не выйдешь из образа? — спросила я.

Тони оторвал глаза от компьютера и изобразил то, что, по его мнению, было похоже на улыбку.

— Этот чертов ребенок отгрыз пуговицы, — сказал он.

— А как она?

Улыбка сделалась живее.

— Прекрасно, — довольно произнес он, но спохватился, провел рукой по мышиного цвета волосам и добавил: — А что ей станется… Хочешь кофе?

— Если с пирожным — давай.

Тони нахмурился.

— Сейчас их делают машины, — сказал он, — на каком-то складе в Бромли. Они пахнут так, что мы тут начинаем подозревать: старые добрые времена еще не закончились.

— Тогда не буду. — Я присела на край его стола и заглянула в монитор. — Ничего себе цифры. «Стрит таймс» ударилась в постмодернизм?

Тони отвернул монитор.

— Бухгалтерия, — резко произнес он. Больше ничего объяснять ему было не нужно. Я прекрасно понимала, что такое бухгалтерия, почему и выбрала себе соответствующую профессию.

— Имя Мартин Маллой тебе о чем-нибудь говорит? — спросила я.

Тони зевнул.

— А где прелюдия? Предварительные ласки? — произнес он усталым голосом. — Раньше ты, по крайней мере, делала вид, что собираешься дать мне что-то за мою бесценную информацию. — Он снова зевнул. — Ты, надо полагать, решила, что со мной можно не церемониться, раз нас сослали в Годдерс-Грин?

Я пожала плечами.

— Мне нечего предложить. Дела еле идут.

— В каком направлении? В гору или вниз?

— Последнее.

— В таком случае… — Тони нажал на клавиатуре кнопку, и компьютер загудел. — До чего шумные эти новые технологии, — пожаловался он. — Проверим, не потерялась ли наша база данных во время переезда. — Он двумя пальцами быстро пробежался по клавиатуре. — Маллой, — громко произнес он. — Мистер Мартин Маллой.

Я смотрела, как Тони, прищурившись, смотрит на экран, пока нажатием какой-то кнопки он не остановил поток информации.

— Кажется, я вспомнил его, — сказал он. — Это был интересный случай.

«Выходит, это его настоящее имя, — подумала я. — Действительно, интересный случай».

— Мартин, он же Мышка Маллой, — сообщил Тони.

— Мышка?

— Это намек на его рост. Никогда с ним не встречался, и, судя по всему, рост у него немалый.

— Это точно.

— Еще это намек на то, что он никогда не разговаривал с полицейскими. — Глаза Тони снова забегали по экрану. — Этот Маллой — гений в цифрах, — сказал он. — Когда он первый раз попал на передовицы, бульварная пресса попыталась сделать из него безумного ученого. Но он в эту игру играть не стал, и они в конце концов оставили его в покое.

— А с чего это вдруг о нем вообще заговорили? — спросила я.

— Маллой был связан с ист-эндскими бандитами, — пояснил Тони. — Их банда грабила банки. Ну, ты знаешь, как это — у нас в последнее время не Лондон, а настоящий Нью-Йорк. Ходили разговоры, будто полиция вышла на Маллоя, чтобы он навел их на больших людей. Он этого не сделал, и кто-то решил во что бы то ни стало затащить его в суд. Полиция в конце концов отстранилась от этого дела, убедив налоговое управление прижать его за уклонение от налогов.

— Уклонение от налогов.

Тони усмехнулся.

— В ногу со временем идут, да? Дело гроша ломаного не стоило, но присяжные видели только то, что перед ними здоровенный парень, к тому же черный, который отказывается отвечать на вопросы. Короче, впаяли ему по полной. Грустно, но, судя по тому, что здесь написано о его физических данных, в тюрьме у него проблем не должно было возникнуть.

Я вспомнила его шрам и задумалась.

— Женщины в деле участвовали? — спросила я.

Тони щелкнул по другой кнопке.

— Тут не упоминается. — Он еще раз прокрутил текст на мониторе и, ничего не обнаружив, удалил его. — Если хочешь, я могу это проверить.

— Если будет время.

Тони снова зевнул.

— Хорошо. Я свяжусь с тобой…

Не закончив предложение, он уткнулся в компьютер. На этом разговор со мной был закончен. Тони не хотел меня обидеть, просто он всегда был таким: правила вежливости для него не существовали. Но я знала, что, если ему что-нибудь удастся раскопать, он про меня не забудет. Да и, кроме того, кто я такая, чтобы отрывать человека от дел? И я ушла, оставив его заниматься бухгалтерией.

Или попыталась это сделать. Я забыла, как Тони любил делать длинные паузы в разговоре.

— Кейт, — произнес он, когда я подошла к двери.

Я обернулась.

— Нашла бы ты себе другую работу, — сказал он.

Пожав плечами, я ушла.

Вечер я провела в одиночестве, если не считать моего саксофона. Хотя я в его компании не чувствовала себя одиноко. Я только недавно поменяла в нем пружины и провела несколько часов, заново узнавая его диапазон и проверяя свои силы.

Обычно музыка помогала забыть о работе, но не в этот раз. Пока я играла блюз, меня не покидал образ человека по прозвищу Мышка. Я видела его таким, каким он предстал передо мной в кабинете: яркая одежда, грустные глаза — человек, которого лишили дома и упрятали в тюрьму за уклонение от уплаты налогов. Я почувствовала сострадание к нему, мне стало жалко, что я не поверила ему, что не расспросила подробнее. «Вот за это я и любила эту работу, — подумала я. — Поэтому я буду больше всего скучать, когда мне придется закрыть дело». Не так часто приходится встречаться с великанами, которые разыскивают своих социальных работников, чтобы поблагодарить за приобщение к литературе. «Наверное, эта Тельма — необычная женщина, — подумалось мне. — И наверняка подоверчивее меня. Нужно было мне вести себя приветливее. Нужно было постараться».

Я тряхнула головой, переключилась на быстрый южноафриканский тауншип-джаз и выбросила из головы жалость. В конце концов, это Тельма, если она существует, социальный работник, а не я. Я попытаюсь ее разыскать, и это все, что я могу сделать. У меня и своих проблем хватало, мне нужно было думать о том, как не потерять свое дело.

Я не заметила, как заиграла блюз.

Едва проснувшись, я почувствовала жару. Это была та жара, которая приходит в Лондон каждые тринадцать лет. Я раскрыла стоящий в прихожей шкаф, в котором хранилась одежда, купленная на всякий случай, и осмотрела небогатые запасы. В конце концов, решив наплевать на все, я надела обтягивающую черную хлопковую юбку, тоненькую розовую футболку и сандалии на ремешках. Зная капризы английской погоды, я прихватила жакет.

Розовая футболка уже начала терять свой первозданный непорочный вид, когда я прибыла по адресу, который мне дал Мартин Маллой.

Здание выделялось на фоне соседних домов, как одуванчик среди травы: небольшое приземистое полушарие с красно-желтыми стенами — отрада для глаз между серыми кирпичными громадинами. Чем-то оно напоминало палатки-шатры шестидесятых годов, только в современном исполнении, и являло собой продукт программы городского совета по децентрализации своих служб для удобства населения.

Население (в основном это были женщины и дети), которое толпилось в большом зале с узкими наклоненными окнами, смелость архитектурных решений, похоже, совершенно не впечатляла. Оно и понятно: здесь было ужасно душно, и, несмотря на то что само здание выглядело весело, внутри оно было крайне неудобным. Когда я спросила, где мне найти дежурного социального работника, мне было предложено присесть и подождать. Я осторожно опустилась на красный пластиковый предмет, который был привинчен к полу и сильно смахивал на мусорное ведро с большими отверстиями.

— Это не кресло, а наказание господне, — сказала женщина, сидевшая слева от меня. — Посидишь час и задницы не чувствуешь.

— Наш Джонни однажды застрял в таком, — подхватила женщина справа. — Пришлось вызывать пожарных, чтобы вырезали его оттуда. Естественно, потом меня сделали виноватой. — Она протянула руку и шлепнула Джонни, который, похоже, был не против повторить приключение с пожарными.

— Мисс Байер, — позвал голос.

Меня провели в маленькую комнату, где было ужасно душно, горела лампа дневного света, стояли стол и два стула. За столом сидела женщина немного за тридцать. Она улыбнулась и показала мне на стул. Когда я села, женщина почти скрылась из виду за горами лежащих на столе бумаг.

Она сдвинулась вправо, вытащила из одной кипы картонную папку и раскрыла ее перед собой. Я увидела, что внутри лежат чистые листы бумаги. Женщина нахмурилась, повернулась и из большой, размером с рюкзак, сумки достала толстую ручку. Ручка ей понадобилась для того, чтобы перенести мое имя, которое я вписала в бланк, на первый листок в папке.

— Я слушаю вас, — деловым тоном произнесла она.

— Я ищу человека, — сказала я.

Женщина пристально посмотрела на меня, увидела, что я не шучу, и захлопнула папку.

— Послушайте, мисс Байер, — четко произнесла она. — У нас есть определенный набор функций, которые мы и выполняем. Я вам скажу сразу, мы не занимаемся поиском пропавших людей. Почему бы вам не обратиться в полицию? Нам с ними не очень везет, но вы можете попытаться.

Складки, появившиеся на ее лице, выдали ее агрессивное настроение. Она выглядела уставшей, несмотря на то что рабочий день только начался.

Я улыбнулась:

— Тяжелое утро выдалось?

Она поморщилась.

— Если б только утро…

— Тогда я не стану отнимать у вас время, — сказала я. — Я ищу Тельму Парсонс.

На лице женщины промелькнула тревога, вспышка чувства, которое она поспешила скрыть, спрятав голову за одной из кип. Когда лицо ее опять появилось, оно снова было вежливо-холодным. Я даже подумала, не причудился ли мне панический страх, который какую-то секунду назад появился в этих усталых глазах. Она вопросительно приподняла бровь.

— Тельма была социальным работником, — продолжила я, — и числилась в вашей организации. Работу свою она не любила, как и все вы, и нашла способ оставить ее. Она моя подруга, и я надеялась, что вы поможете мне ее найти.

Звучало это не очень убедительно, и я сама понимала это. Филипп Марлоу справился бы лучше. Но я же не Филипп Марлоу, верно? Я всего лишь частный детектив, живу в стране, где детективов не любят, и я женщина, а не мужчина.

«Но и эта женщина не испуганный свидетель, которому есть что скрывать, — успокоила я себя, видя, как просветлело ее лицо при упоминании о моей дружбе с Тельмой. — Она просто перегружена работой и пытается не поддаться разочарованию в жизни, которое несет с собой ее профессия. А вдруг это поможет?»

Не помогло.

— Мы никогда не разглашаем адресов наших бывших сотрудников, — сказала она. — И нынешних, кстати, тоже. — Она была хорошим работником, но недостаточно хорошим. Ее глаза сузились и, несмотря на показное равнодушие, неприязненно заблестели.

Я открыла рот, чтобы попробовать еще раз, но она кивнула головой в сторону двери, красноречиво давая понять, что мое время истекло. Папку она убрала в сторону и открыла следующую.

Когда я вышла за дверь, дорогу мне преградила женщина с двумя детьми: маленьким мальчиком и младенцем на руках. Старшего ребенка она ткнула мне.

— Вы не могли бы присмотреть за ним минутку? — сказала она. — Мне нужно малыша перепеленать, а на этих стульях сидеть невозможно.

И она с орущим младенцем торопливо ушла по коридору. Я посмотрела на оставленного ребенка.

Мальчишка был симпатичный, если не обращать внимания на текущие из носа сопли. Но я на это не могла не обращать внимания, поэтому достала из сумочки салфетку и потянулась к нему.

Мальчик отскочил прежде, чем я успела к нему прикоснуться. Я узнала его.

— Джонни?

Он вытер нос рукой и угрюмо кивнул. Я улыбнулась. Для меня это был подарок судьбы.

— Хочешь заработать пятьдесят пенсов? — спросила я.

Он окинул меня взглядом, явно решая, можно ли с меня взять побольше, и сказал:

— Фунт.

— Семьдесят пенсов?

— Фунт, — твердо повторил он, сложил на груди маленькие руки и, упрямо расставив ноги, стал ждать.

Пришлось мне принять поражение. Я присела рядом с ним и объяснила, что мне от него нужно. Джонни кивнул и, когда я закончила, протянул руку ладонью вверх. Я положила на нее железный фунт, который тут же перекочевал в его карман. Он снова кивнул.

Как и было договорено, я оставила его, зашла за угол и стала ждать.

Ничего не происходило. Я подождала еще — по-прежнему ничего. «Он меня обманул, — подумала я. — Наверное, Тони прав. Никудышный из меня детектив». Но вдруг из-за угла раздался крик, душераздирающий вопль. Ничего подобного я никогда не слышала. Крик прекратился, но через секунду возобновился с новой силой.

План сработал идеально. Я услышала, как с грохотом распахнулась дверь и женский голос произнес:

— Что случилось? — Это был голос женщины, из кабинета которой я только что вышла.

В ответ ей раздался еще один крик, но на этот раз со словами:

— Мой братик, — верещал Джонни, — братик! Он застрял!

— О боже! — пробормотала женщина.

Джонни снова заорал.

— Хорошо, хорошо, — сказала она, — я вытащу его, только ты можешь не кричать?

Они быстрым шагом вышли из-за угла, сначала Джонни, потом женщина. Проходя мимо меня, он издал еще один крик, и женщина, подтолкнув его, ускорила шаг.

Я двинулась в противоположном направлении и, зайдя за угол, побежала. Влетев в ее кабинет, я плюхнулась на ее место, схватила ее сумку и принялась рыться в ней, не забывая прислушиваться к тому, что происходило снаружи.

Это была не сумка, а какая-то бездонная пропасть, к тому же забитая самыми разными вещами. Я стала подряд доставать все, что попадалось под руку. Услышав, что крик прекратился и раздался громкий шлепок, я поняла, что времени у меня совсем не много.

Из сумки появлялись старые бумажные платочки, ключи, целая россыпь кредиток («социальным работникам могли бы и лучше платить», — мелькнуло у меня в голове) и недоеденная булочка. Все не то. Я снова запустила руку в сумку.

Я уже готова была сдаться, когда нашла то, что искала, — записную книжку, маленькую, в черной обложке. Но времени у меня уже почти не осталось — снаружи уже доносились шаги.

Открыла книжечку на букве «П». Фамилия «Парсонс» там не значилась. Шаги были уже совсем рядом.

Я открыла букву «Т» и увидела имя «Тельма». Одно имя, без фамилии. Только мне это не помогло, потому что под именем к странице был приклеен черный бумажный прямоугольник. Я попыталась его оторвать, но он был приклеен намертво. Не повезло. Шаги уже были у самой двери, поэтому я сделала то, что должна была сделать: вырвала страничку, записную книжку вместе с остальным мусором сгребла в сумку, повесила сумку на стул и бросилась к двери.

Там я столкнулась с ней.

— Ручку у вас забыла, — сказала я. — Когда-нибудь голову забуду.

Гнев сошел с ее лица, и, устало вздохнув, она закрыла за мной дверь.

В рабочем кафе через дорогу, с чашкой мутной воды, выдававшейся там за чай, я заняла один из столиков и стала изучать украденную страницу. Отодрать черную бумажку не получилось. Я попыталась, но только оторвала от нее уголок.

Я перевернула страницу. На обратной стороне едва заметно проступали слова, но расшифровать написанное было невозможно. Я поднесла листок к свету, и это не помогло. «Черт возьми, нужно что-то придумать», — подумала я.

Оставив чай на столе, я пошла в туалет. Там поднесла бумажку к висевшему над раковиной зеркалу. Надпись снова показалась, но по-прежнему оставалась неразборчивой. Тогда я достала из сумки ручку и, держа листок у голой лампочки, стала наводить видимые линии.

Времени это отняло немало, но, когда я закончила, на листке бумаги был четко написан адрес.

Чай все еще дожидался меня на столе. Положив рядом с чашкой несколько монет, я вышла на улицу.

Тельма жила в небольшом доме почти напротив футбольного стадиона. Все дома на этой улице были на одно лицо: невзрачные строения из тускло-серого кирпича с кружевными занавесочками на маленьких квадратных окнах, с садиками, невысокие ограждения которых не могли сдержать поток мусора от футбольных фанатов, и с грязными темно-красными крыльцами, которые когда-то, в другую эпоху, мылись каждый день.

Поднявшись по ступенькам к двери, я нажала кнопку звонка. Ответа не последовало. Из дома не доносилось ни звука. Я позвонила еще раз и опять безрезультатно. Я развернулась, чтобы уйти, и в эту секунду краем глаза заметила, как пошевелился уголок тусклой занавески. Я подождала, но ничего не происходило. Тогда я поняла, что делать. Я вернулась в машину, газанула погромче, чтобы было слышно в доме, и уехала оттуда. Обогнув квартал, я вернулась на ту же улицу и припарковала машину в стороне от ее дома, заглушила двигатель и приготовилась ждать.

Прошло два часа. Все это время я думала о своей работе. Вернее, о ее отсутствии. Я пыталась понять смысл того, чем я занимаюсь. Зачем варюсь в своей машине жарким летним днем, наблюдая, как утекают минуты и деньги, в ожидании появления недружелюбной Тельмы. Тони был прав. И Сэм тоже. Настало время идти вперед, время снова окунуться в настоящий мир.

Моя рука уже лежала на ключе зажигания, чтобы завести машину и уехать, когда я услышала шаги. Я тут же пригнулась и тяжело опустилась на пол. Приподняв голову, я посмотрела в боковое зеркало. Это была она, женщина с бывшей работы Тельмы. Она быстро прошла мимо моей машины, так близко, что я почти ощутила исходящее от нее волнение, и пересекла улицу, направляясь к двери Тельмы.

Дверь сразу открылась. Я смогла рассмотреть только край какой-то одежды голубого цвета, потому что женщина из социальной службы почти полностью заслонила от меня свою противницу. О том, что они были противниками, я догадалась сразу. Не надо было слышать их разговора, чтобы понять: он был бурным. Это было видно по жестам этой женщины, по ее напряженной спине, по тому, как она достала что-то из сумки и швырнула к двери, по тому, с каким видом она ушла, и по тому грохоту, с которым захлопнулась дверь.

Когда она проходила мимо меня, я снова пригнулась, но в этом не было необходимости, потому что, охваченная гневом, она шагала, не замечая ничего вокруг, и что-то бормотала себе под нос. В какой-то миг она остановилась и ударила себя по голове, ударила в прямом смысле — хлопнула себя изо всей силы ладонью по лбу. Я и за двадцать ярдов от нее услышала хлопок.

Потом она двинулась дальше. Когда она завернула за угол, я вышла из машины, но направилась не прямо к двери Тельмы, а, обойдя дома сзади, нашла ее калитку. Толкнула ее, та подалась. Замок на ней был совсем слабый и открылся от одного нажима.

Я прошла по узкой дорожке мимо полного мусорного ведра и небольшого домика, который, очевидно, раньше был туалетом. Подойдя к кухне, я, недолго думая, открыла дверь и вошла.

В нос ударил отвратительный запах. По бокам от раковины высились горы немытых тарелок. На полу стояли две миски, одна с остатками молока, другая — с кошачьим кормом, а на подоконнике были горшки с засохшей геранью. Солнце, вместо того чтобы питать цветы, выпило из них все соки.

Однако я бы не назвала эту кухню бедной. Она была нашпигована всевозможными микроволновками, кофеварками, автоматическими соковыжималками, наборами блестящих ножей из нержавеющей стали и прочей кухонной утварью последних моделей. «Взбесившийся идеальный дом», — подумала я, проходя через комнату в прихожую.

Оказавшись в узком коридоре, я обнаружила две закрытые двери. Я выбрала ту, что вела в комнату, в которой я видела шевеление занавески. Комната оказалась небольшой и грязной, хотя было видно, что мебель здесь подобрана со вкусом. Здесь находилась женщина лет тридцати пяти, облаченная в джинсы и голубую блузку с низкой талией. Тонкие светлые волосы безжизненно свисали по сторонам вытянутого лица. Она стояла рядом с маленьким старинным кленовым столиком и что-то на нем рассматривала.

Она повернулась и увидела меня, как только я вошла, но после этого замерла. Вернее, замерло ее тело, но не лицо. На этом бледном лице в считанные секунды сменилось несколько эмоций: сначала шок, потом страх и, наконец, покорность судьбе.

— Что вы здесь делаете? — вяло спросила она.

— Дверь была открыта, — сказала я. — Дверь в кухню.

— У вас ордер есть?

Я покачала головой:

— Я не из полиции.

Покорность начала медленно сменяться гневом.

— В таком случае я сама их вызову. — Она сняла трубку со стоявшего на столике телефона. Однако это движение как будто лишило ее сил. Так и не поднеся трубку к уху, она посмотрела на меня. — Что вам нужно? — На этот раз в ее голосе послышалось отчаяние.

Я подошла и заглянула ей за спину. На столике я увидела исписанные листы бумаги. На одном из них наискосок лежала копирка. Увидев, на что я смотрю, она одним движением руки смахнула бумаги на пол и впилась в меня взглядом.

— Меня зовут Кейт Байер, — сказала я. — Я частный детектив. Человек по имени Мартин Маллой нанял меня, чтобы найти вас.

— Мартин? — непонимающе повторила она.

— Вы навещали его в тюрьме.

Она явно вспомнила, о ком идет речь, лицо ее прояснилось, но тут же снова исказилось, однако на этот раз не от страха, а от веселья. Сначала она хихикнула, потом негромко засмеялась, а затем смех перерос почти в истерический хохот. Я стояла и слушала, как она смеялась мне в лицо, пока у нее слезы не потекли по щекам.

Мало-помалу смех утих. Она шмыгнула носом и вытерла глаза. Посмотрев на меня, она снова прыснула и отвернулась.

— Частный детектив, — пробормотала она. — Поверить не могу.

Я пожала плечами.

— Вас ищет Мартин.

— Пусть ищет. Я не хочу его видеть, — произнесла она так, словно поставила точку.

— Он просто хочет поблагодарить вас, — объяснила я.

Взгляд, который она бросила на меня, был полон презрения, но, как мне показалось, не в мой адрес, а в адрес Мартина.

— За то, что вы открыли ему мир литературы.

Она посмотрела на меня так, будто снова готова была засмеяться, но я не винила ее. Все это действительно звучало смешно. Если бы я не встречалась с Мартином Маллоем, я бы, услышав такое, тоже рассмеялась.

А Тельма встречалась с Мартином. Она не засмеялась. Она улыбнулась, но отнюдь не весело.

— Он тоже меня кое-чему научил, — зло произнесла она. — Тупая сволочь.

До сих пор я не осознавала своего отношения к этому делу или того, насколько важно мне было выполнить заказ Мартина Маллоя. Я просто действовала, не задумываясь. Сначала я увидела лежащую на полу копирку. Потом посмотрела на оставшиеся на столе бумаги, и для меня все встало на свои места. Быстрым движением я подошла к столу и выдернула ящик. Тельма была слишком удивлена, чтобы остановить меня, и мы обе посмотрели на пол, на рассыпавшееся содержимое ящика. В следующую секунду она бросилась на пол, закрывая его, но поздно. Я успела увидеть то, что ожидала.

— Это называется подделка.

Лежа на полу в окружении маленьких прямоугольных кусочков пластика, она посмотрела на меня горящими от злости глазами. Я вспомнила сотрудницу социальной службы и ее недавний визит в этот дом, вспомнила дорогую кухонную утварь. Все сходилось.

— Подделка кредитных карт, — сказала я, размышляя вслух. — А копирка вам нужна для того, чтобы снимать подписи.

Женщина лежала на полу, но не выглядела беспомощной. Она продолжала жечь меня взглядом.

— И что дальше? — выпалила она.

Я не ответила, но ей мой ответ был не нужен.

— А ничего, — продолжила она. — Вы же из добрых, верно? Помогаете людям. Я вижу это, потому что и сама когда-то играла в эту игру. Только все это ничего не дает.

— Кроме благодарности, — заметила я.

— Да кому она нужна, эта благодарность? — воскликнула она. — Спасибо в карман не положишь. Я за свою жизнь достаточно повидала таких Мартинов Маллоев, и больше с ними встречаться у меня нет никакого желания. Жертва системы — вот он кто такой. Идиот с добрым сердцем. Он даже сам рассказывал мне, как можно подписи подделывать, пока не понял, для чего я этим интересуюсь. А потом он еще имел наглость читать мне лекции, как будто это я в тюрьме сидела, а не он. Но я свой срок отбыла, отработала. Теперь я свободна. Я больше ничего никому не должна, и Мартину Маллою тоже…

Я понимала, что она права. Она выглядела так, будто могла и собиралась говорить часами, но мне не нужно было ее слушать. Я вышла из комнаты, прошла через коридор к парадной двери и ступила на залитый ярким солнцем двор. Дверь я оставила открытой, чтобы в дом попал свежий воздух. На душе у меня было тоскливо.

Мартин Маллой появился через два дня. Я ждала его в своем кабинете. Ничего другого мне не оставалось. За это время я так и не смогла избавиться от ощущения собственной бесполезности, которое охватило меня после встречи с Тельмой.

Дверь я не запирала, и на этот раз он не стал звонить. Он просто вошел и остановился передо мной.

— Вы нашли ее? — спросил этот великан с бесшумной походкой.

Я кивнула.

Когда он улыбнулся, лицо его расцвело, как яркий тропический цветок, который даже шрам не смог испортить.

— Когда мы сможем встретиться? — спросил он.

Я встала.

— Она не хочет вас видеть.

Не знаю, чего я ждала, — злости, сожаления или даже агрессии, но увидела лишь слегка разочарованный взгляд. Он кивнул и повернулся, чтобы уйти, но потом передумал.

— Как у нее дела? — поинтересовался он.

Я не знала, что ответить. Посмотрев в его теплые коричневые глаза, я вздрогнула. Вспомнив его улыбку, я поняла, что не хочу его расстраивать.

— У нее все хорошо, — солгала я. — Просто занята очень.

Зря я это сказала, Маллой не был доверчивым простачком.

— Не делайте из меня дурака, — произнес он голосом таким же твердым, как его могучее тело. — Я вам не ребенок.

Я снова опустилась на кресло.

— Простите, — сказала я, — мне не нужно было притворяться. У Тельмы далеко не все хорошо. Она занимается какими-то махинациями с кредитными карточками… И дела у нее совсем плохи, — добавила я быстро, почему-то чувствуя себя так, словно предала кого-то. Я отвернулась и посмотрела в окно на чистое голубое небо.

— Я чем-то мог бы ей помочь? — спросил он. — Она ведь мне помогала. — Голос его звучал грустно.

Я покачала головой и снова повернулась к нему.

— Я не думаю, что… — начала я.

Но его уже охватили мысли, и он не стал держать их в себе.

— Я понимал, что это глупо, — сказал он. — Я пытался объяснить ей, что такие люди, как мы, не имеют шансов в этой жизни. Я думал, если я бы с ней поговорил как свободный человек, она послушала бы меня.

Я вспомнила, какими словами Тельма отзывалась о нем, и не сдержалась:

— Эта дрянь не стоит того, чтобы ее спасали.

— Не говорите так, — ответил он. — Она просто запуталась. Не бывает таких людей, которые недостойны спасения.

Я кивнула, больше в знак того, что понимаю его чувства, чем соглашаясь. Выдвинув ящик стола, я достала его деньги, к которым еще не притрагивалась.

— Времени я почти не потратила, — сказала я, — так что хочу вам вернуть…

Он посмотрел на меня с улыбкой, но улыбка уже не была открытой.

— Оставьте, — беззаботно произнес он. — Там, откуда эти деньги пришли, их еще много. Это плата за молчание. За срок, который я отсидел. — Лицо его смягчилось. — Я видел, что Тельма была в отчаянии, — сказал он. — Поэтому и хотел поблагодарить ее. Я подумал, если хоть кто-нибудь скажет ей, как много она сделала для людей, это поможет ей, даст надежду. Наверное, я опоздал.

Я ничего не сказала. Что тут можно было сказать?

Но он еще не закончил.

— Вы посылали кого-то найти меня?

Я кивнула.

— Хозяин моей квартиры выставил меня на улицу, — сказал он. — Вам бы следовало знать, что никто не хочет иметь дело с заключенными. Особенно с такими, которые выглядят, как я. Зачем вы это сделали?

Я почувствовала, что должна сказать ему правду.

— Потому что я не была уверена, что вы на самом деле существуете.

Он кивнул, скорее себе, чем мне.

— Мне жалко таких людей, как вы, — сказал он снова, и снова так, будто разговаривал сам с собой. — Я пришел к литературе поздно. Но я могу то, чего не можете вы. Я различаю, где настоящая жизнь, а где вымысел.

Пожав плечами, я посмотрела на него, на огромного человека, одетого на этот раз в костюм, прошитый золотыми нитками, которые поблескивали, когда он двигался.

— Это не всегда просто, — улыбнулась я.

Заметив мой взгляд, он тоже улыбнулся, подошел ко мне, взял мою руку в свою огромную ладонь и легонько пожал.

— Я рад, что познакомился с вами, Кейт Байер, — сказал он. — Впустите солнце. Дышите полной грудью.

— Спасибо, — сказала я.

— Знаете, у вас положительный баланс на счету, — пожав плечами, произнес он. — Можете мне поверить — я ведь разбираюсь в цифрах. С работой у вас все наладится. Вы хороший специалист, вы ведь нашли Тельму, верно?

Из кабинета он вышел так же неслышно, как вошел в него. Я взобралась ногами на кресло, чтобы посмотреть, как он будет идти по улице, но так и не увидела его.

Я была в нужном положении, поэтому выполнила его совет.

Я открыла окна.

Это было трудно, но я смогла.