Брак лорда Сен-Симона и странное окончание брачной церемонии давно уже перестали интересовать высшие круги общества, в которых вращается несчастный жених. Новые скандалы затмили это происшествие, а их пикантные подробности отвлекли внимание от драмы, происшедшей четыре года тому назад. Я имею основание предполагать, что не все факты, связанные с этим случаем, известны публике, а так как мой друг Шерлок Холмс принимал деятельное участие в выяснении их, то думаю, что мои воспоминания о нем были бы не полны, если бы я не упомянул об этом интересном эпизоде.

Дело было за несколько недель до моей свадьбы, когда я еще жил у Шерлока Холмса в его квартире, в улице Бэкер. Однажды, днем, вернувшись с прогулки, он нашел у себя на столе письмо. Я просидел целый день дома, так как погода стояла сырая; дул осенний холодный ветер. Пуля, оставшаяся у меня в ноге на память об афганской кампании, напоминала мне о своем присутствии глухой болью. Я уселся в кресло, вытянул ноги на стул и окружил себя газетами. Но чтение надоело мне, я швырнул газеты и продолжал лежать, рассматривая герб и монограмму на конверте и размышляя о том, от какого аристократа может быть это письмо.

– Вам письмо от какого-то знатного господина, – заметил я, когда Холмс вошел в комнату. – Если не ошибаюсь, утром вы получили письма от рыбного торговца и таможенного офицера.

– Да, моя корреспонденция носит прелесть разнообразия, – улыбаясь, ответил Холмс, – и чем ниже по положению корреспонденты, тем интереснее их письма. А вот это имеет вид тех приглашений. Не люблю я бывать в обществе: или скучно, или врать надо.

Он распечатал письмо и пробежал его содержание.

– О, да это нечто интересное!

– Не приглашение?

– Нет, профессиональное дело.

– И клиент – аристократ?

– Член одной из лучших фамилий Англии.

– Поздравляю вас, дорогой друг.

– Говорю вам совершенно искренне, Ватсон, общественное положение клиента играет в моих глазах меньшую роль, чем его дела. А в данном случае дело может оказаться интересным. Вы внимательно читали газеты?

– Как видите, – меланхолически проговорил я, указывая на ворох газет. – Больше мне нечего было делать.

– Вот это отлично: вы можете помочь мне. Сам я читаю только уголовные процессы и объявления об умерших. Последнее чтение весьма поучительно. Ну, если вы внимательно следили за-происшествиями, то, вероятно, читали о лорде Сен-Симоне и его свадьбе?

– О, да, читал с величайшим интересом!

– Отлично. Письмо, которое у меня в руке, от лорда Сен-Симона. Я прочту его вам, а вы за то отыщите в газетах все, что написано про этот случай. Вот что он пишет:

«Дорогой мистер Шерлок Холмс, лорд Бакуотер говорит мне, что я могу вполне положиться на вас, Поэтому я решаюсь зайти к вам, чтоб посоветоваться с вами насчет печального обстоятельства, имеющего отношение к моей свадьбе. Мистер Лестрэд уже ведет это дело, но он уверяет меня, что он ничего не имеет против вашего сотрудничества и думает даже, что вы можете принести известную пользу. Я зайду к вам в четыре часа; если у вас назначено какое-нибудь другое деловое свидание, очень прошу вас, отложить его, так как мое дело чрезвычайно серьезно.

С почтением Роберт Сен-Симон».

– Написано в Гросвеноре гусиным пером; благородный лорд имел несчастие выпачкать мизинец на правой руке, – заметил Холмс, складывая письмо.

– Он пишет, что придет в четыре часа. Теперь три. Еще целый час до его прихода.

– Я воспользуюсь этим временем, чтобы, с вашей помощью, ознакомиться с делом. Поищите-ка отчеты в газетах и положите по порядку, а я покуда посмотрю, кто такой наш клиент.

Он снял с полки справочный календарь в красной обложке.

– Вот оно, – сказал он, садясь и раскрывая книгу. – «Роберт Вальсингэм де-Вэр, второй сын герцога Бальмораль». Гм! «Герб – лазоревое поле, и подметные каракули на черном щите. Родился в 1846 г.» Значит, теперь ему сорок один год. Зрелый возраст для брака. «Был младшим секретарем в министерстве колоний. Герцог, его отец, был одно время министром иностранных дел. Они прямые потомки Плантагенетов, с одной стороны, и в родстве с Тюдорами, с другой». Гм! Ничего нельзя заключить из этих сведений. Может быть, ваши будут интереснее, Ватсон.

– Мне не трудно найти желаемые сведения, так как это событие произошло очень недавно и произвело на меня сильное впечатление. Я не рассказывал вам о нем, потому что у вас было другое дело, и вы не любите мешать одно с другим.

– О, вы говорите об истории с мебельным магазином на Гросвенерской площади. Она совершенно выяснена, да впрочем и сначала было видно, в чем дело. Ну-с, расскажите, что вы нашли в газетах.

Вот первая заметка в «Morning Post», написанная, как видите, несколько недель тому назад. «По слухам в скором времени предстоит бракосочетание лорда Роберта Сен-Симона, второго сына герцога Бальмораль, с мисс Гэтти Дорэн, единственною дочерью Алоизия Дорэн, эсквайра из Сан-Франциско, Калифорния, С.-А. С. Ш.»

– Коротко и ясно, – заметил Холмс, протягивая к огню свои длинные, тощие ноги.

– Более подробная заметка появилась на той же неделе в одной из фешенебельных газет: «Национальное производство на брачном рынке сильно страдает от применения принципа свободной торговли. Необходимо принять охранительные меры. Аристократические дома Великобритании один за другим переходят в руки наших прекрасных заатлантических родственниц. На прошлой неделе список завоеваний очаровательных похитительниц увеличился ценным приобретением. Лорд Сен-Симон, в продолжение двадцати лет противостоявший стрелам маленького божка, объявил о предстоящем своем браке с мисс Гэтти Дорэн, прелестной дочерью калифорнийского миллионера. Мисс Дорэн, грациозная фигура и редкая красота которой обращала на себя общее внимание на балах, – единственная дочь. Говорят, что цифра ее приданого превышает шестизначное число, помимо надежд на будущее. Так как всем известно, что герцогу Бальмораль пришлось за последние годы распродать свои картины, а у лорда Сен-Симона нет своего имущества, за исключением маленького Бирзмурского поместья, то ясно, что счастие не только на стороне калифорнийской красавицы, которая так легко переходит из гражданок республики в ряды британской титулованной аристократии».

– Есть еще что-нибудь? – спросил, зевая, Холмс,

– О, да, множество заметок. Вот, напр., в «Morning-Post» говорится, что свадьба будет очень тихая в церкви св. Георгия на Ганноверской площади; приглашено только несколько близких друзей; после бракосочетания все присутствующие отправятся в Ланкастер, где м-р Алоизий Дорэн устроил помещение для молодых. Два дня позже – т.-е. в прошлую среду – появилась короткая заметка о том, что свадьба состоялась и молодые проведут медовый месяц в имении лорда Бакуотера, вблизи Питерсфильда. Вот все, что появилось в газетах до исчезновения новобрачной.

– До чего? – переспросил Холмс, приподымаясь в кресле.

– До исчезновения новобрачной.

– Когда же она исчезла?

– Во время свадебного завтрака.

– Вот как. Дело-то оказывается интереснее, чем я ожидал. Драматическое происшествие.

– Да, и мне оно показалось не совсем обыкновенным.

– Невесты часто исчезают перед свадьбой, новобрачные сбегают иногда во время медового месяца, но подобного случая я не запомню. Пожалуйста, расскажите мне все подробности.

– Предупреждаю, что подробностей мало.

– Может быть, мы можем выяснить многое сами.

– Я прочту вам заметку одной утренней газеты от вчерашнего дня. Вот название ее: «Странное происшествие на великосветской свадьбе».

«Семья лорда Роберта Сен-Симона неприятно поражена странным происшествием, случившимся после его бракосочетания. Венчание, как было сообщено в газетах, состоялось вчера утром, но только сегодня оказывается возможным подтвердить странные слухи, ходившие в городе. Несмотря на все старания друзей замять дело, о нем говорят так много, что и мы не видим больше повода умалчивать о нем.

Венчание происходило в церкви св. Георгия, на Ганноверской площади. Кроме отца невесты, м-ра Алоизия Дорэн, присутствовали только герцогиня Бальмораль, лорд Бакуотер, лорд Юстэс и леди Клара Сен-Симон (младший брат и сестра жениха) и леди Алисия Виттингтон. После венчания все общество отправилось в дом м-ра Алоизия Дорэна, у Ланкастерских ворот, где был приготовлен завтрак. Оказывается, что вслед за новобрачными пыталась проникнуть в дом какая-то неизвестная женщина, предъявлявшая права на лорда Сен-Симона. После продолжительной тяжелой сцены она была выведена дворецким и лакеем. Новобрачная, к счастию вошедшая в домик до этого неприятного случая, села за завтрак, но вдруг почувствовала себя дурно и ушла в свою комнату. Она не возвращалась довольно долго, и отец пошел за ней; горничная сказала ему, что новобрачная зашла в комнату, накинула манто, надела шляпу и побежала по коридору. Один из лакеев показал, что видел, как какая-то дама выходила из дома, но ему и в голову не пришло, что это могла быть его госпожа. Убедившись в исчезновении дочери, м-р Алоизий Дорэн, вместе с новобрачным, заявил о случившемся полиции. Приняты энергичные меры и, по всем вероятиям, это странное происшествие будет вскоре выяснено. Однако, вчера вечером не было еще ничего известно о пропавшей леди. Как говорят, полиция арестовала женщину, произведшую скандал, предполагая, что она замешана в исчезновении новобрачной. Предполагается преступление из ревности или какого-нибудь другого мотива».

– И это все?

– Есть еще одна маленькая, но не лишенная значения заметка в другой утренней газете.

– Какая?

– Арестована мисс Флора Миллар, произведшая скандал. Оказывается, что она была прежде танцовщицей в «Аллегро» и уже несколько лет знает новобрачного. Вот и все, что известно об этом деле по газетам.

– Замечательно интересный случай. Ни за что на свете не отказался бы исследовать его. Звонят, Ватсон. Недавно пробило четыре часа, и потому я не сомневаюсь, что это наш высокородный клиент. Не думайте уходить, Ватсон; я предпочитаю иметь свидетеля, хотя бы на случай, если мне изменит память.

– Лорд Сен-Симон, – доложил мальчик, открывая дверь.

Вошел господин с приятным, утонченным лицом, орлиным носом, бледный и с глазами человека, на долю которого выпала приятная участь повелевать другими. Он вошел бодро, но вообще казался старше своих лет, так как сгибал колени и слегка наклонялся вперед. Волосы у него начинали седеть, а на макушке была лысина. Костюм у него был щегольской: высокий воротник, черный сюртук, белый жилет, желтые перчатки, лайковые сапоги и светлые брюки. Войдя в комнату, он оглянулся, играя шнурком от золотого пенснэ.

– Здравствуйте, лорд Сен-Симон, – сказал Холмс, вставая с места и кланяясь. – Пожалуйста, садитесь. Это мой друг и коллега, м-р Ватсон. Присядьте поближе к огню и потолкуем о деле.

– Дело очень неприятное, – мистер Холмс, как вы сами понимаете. Я слышал, сэр, что вам приходилось заниматься подобного рода щекотливыми делами, хотя вряд ли ваши клиенты принадлежали к тому классу общества, как я.

– Ну, в настоящее время я спускаюсь.

– Что вы хотите сказать?

– Мой последний клиент был король.

– О, в самом деле! Я не знал этого. А у него также пропала жена?

– Вы понимаете, что мои другие клиенты в праве так же рассчитывать на мою скромность, как и вы, – вежливо заметил Холмс.

– Конечно! Вы правы, вполне правы! Что касается моего дела, то я готов дать все сведения, которые потребуются вам.

– Благодарю вас. Я знаю только то, что напечатано в газетах. Например, верно это известие об исчезновении новобрачной?

Лорд Сен-Симон пробежал глазами заметку.

– Да, все это верно.

– Прежде чем я могу составить себе какое либо мнение об этом случае, мне нужно узнать еще многое. Я думаю, лучше всего будет, если я стану предлагать вам вопросы.

– Пожалуйста.

– Когда вы познакомились с мисс Гэтти Дорэн?

– Год тому назад, в Сан-Франциско.

– Вы путешествовали по Соединенным Штатам?

– Да.

– И тогда же обручились с ней?

– Нет.

– Но вы были в дружеских отношениях с ней?

– Мне нравилось ее общество, и она видела это.

– Ее отец очень богат?

– Он считается самым богатым человеком на всем тихоокеанском побережье.

– А как он нажил деньги?

– На рудниках. Несколько лет тому назад у него ничего не было. Потом он нашел золото и разбогател.

– А теперь скажите мне ваше мнение о вашей жене. Что она за человек?

Лорд стал сильнее раскачивать пенснэ и уставился на огонь в камине.

– Видите, м-р Холмс, моей жене было уже двадцать лет, когда разбогател ее отец. До этого времени она свободно бегала среди рудокопов, гуляла по лесам и горам, так что воспитала ее скорее природа, чем школа. Она, что называется, сорванец, с большой силой воли, свободная от всяких предрассудков. Она очень порывиста и вспыльчива, настоящий вулкан, решительна и, не задумываясь, приводит в исполнение свои решения. Но я не дал бы ей имени, которое я имею честь носить (тут он внушительно кашлянул), если бы не считал ее, в сущности, благородной женщиной. Я считаю ее способной на героическое самопожертвование и думаю, что она с отвращением относится ко всему бесчестному.

– У вас есть ее фотографическая карточка?

– Я принес с собой ее портрет.

Он открыл медальон и показал нам портрет очень красивой женщины. Это был миниатюр на слоновой кости, и художник чудесно изобразил блестящие черные волосы, большие темные глаза и очаровательный ротик мисс Дорэн. Холмс долго и внимательно всматривался в изображенное на портрете лицо, потом закрыл медальон и отдал его лорду Сен-Симону.

– Барышня приехала в Лондон, и вы возобновили знакомство с ней?

– Да, отец привез ее сюда. Мы встречались с ней во время сезона, потом я сделал ей предложение и женился на ней.

– Кажется, она принесла вам большое приданое?

– Хорошее, но не больше того, какое приносят обыкновенно жены в нашем роде.

– И оно остается за вами, раз брак состоялся?

– Я, право, не справлялся об этом.

– Вполне естественно. Вы видели мисс Дорэн накануне вашей свадьбы?

– Да.

– Была она в хорошем настроении духа?

– Наилучшем. Она все время говорила о нашей будущей жизни.

– В самом деле? Это очень интересно. А утром в день свадьбы?

– Все время до окончания венчания была весела, как всегда.

– А потом вы заметили в ней какую-нибудь перемену?

– Сказать по правде, я в первый раз заметил, что характер у нее не очень мягкий. Но случай, наведший меня на это размышление, так ничтожен, что я не счел нужным упомянуть о нем, и к тому же он не имеет никакого отношения к нашему делу.

– Все-таки расскажите нам этот случай.

– О, сущий пустяк! Она уронила букет, когда мы шли в ризницу. Он упал на одну из скамей. Какой-то джентльмэн, сидевший на скамье, подал ей букет после минутного замедления. Когда я заговорил с ней об этом случае, она ответила мне резко и все время, пока мы ехали домой, сильно волновалась из-за такого пустяка.

– Вот как. Вы говорите, что какой-то господин сидел на скамье. Значите, в церкви была посторонняя публика?

– О, да. Этого невозможно избегнуть, когда отперта церковь.

– Он не из числа друзей вашей жены?

– Нет, нет, я назвал его джентльмэном только из вежливости, но, на самом деле, он простой человек. Я не обратил особого внимания на него. Но право, мне кажется, мы уклоняемся в сторону.

– Итак, лэди Сен-Симон вернулась из церкви в менее веселом расположении духа, чем была раньше. Что она сделала, когда вошла в дом отца?

– Я видел, что она разговаривала со своей горничной.

– А кто такая ее горничная?

– Ее зовут Алиса. Она американка и приехала из Калифорнии вместе с своей барышней.

– Пользуется ее доверием?

– Даже слишком. Мне казалось, что мисс Дорэн позволяет ей слишком много. Но, конечно, в Америке смотрят на это совершенно иначе.

– Долго она разговаривала с Алисой?

– О, только несколько минут. Я думал о другом.

– Вы не слышали, что они говорили?

– Лэди Сен-Симон сказала что-то на американском жаргоне, который употребляет очень часто. Я не понял ее слов.

– Американский жаргон бывает иногда очень выразителен. А что сделала ваша жена, окончив разговор с горничной?

– Она вошла в столовую.

– Под руку с вами?

– Нет, одна. Она очень независима в подобного рода мелочах. Посидев минут десять, она вдруг встала, пробормотала несколько слов извинения, вышла из комнаты и не возвращалась более.

– Но, насколько я знаю, горничная Алиса показала, что лэди Сен-Симон вошла в свою комнату, накинула манто на подвенечное платье, надела шляпу и ушла.

– Совершенно верно. Потом ее видели в Гайд-парке с Флорой Миллар, арестованной в настоящее время, пытавшейся утром устроить скандал в доме м-ра Дорэна.

– Ах, да. Я бы желал знать некоторые подробности об этой молодой леди и ваших отношениях к ней.

Лорд Сен-Симон пожал плечами и поднял брови.

– Мы были с ней несколько лет в близких, очень близких отношениях. Она служила в «Аллегро». Я не обидел ее, и у нее нет повода жаловаться на меня, но вы знаете женщин, м-р Холмс. Флора очень милое создание, но чрезвычайно вспыльчива и очень любит меня. Она писала мне ужасные письма, когда узнала, что я женюсь. Правду сказать, я потому хотел венчаться скромно, что боялся скандала в церкви.

Она подбежала к подъезду дома мистера Дорэна, когда мы вернулись из церкви, и хотела ворваться в переднюю, осыпая мою жену страшною бранью и угрозами, но я предвидел возможность этого случая и отдал приказания прислуге, которая вывела ее вон. Она успокоилась, когда увидела, что поднятый ею шум ни к чему не повел.

– А ваша жена слышала все это?

– К счастью, нет.

– А потом ее видели в обществе этой самой женщины?

– Да. Мистер Лестрэд отнесся к этому факту очень серьезно. Предполагают, что Флора вызвала мою жену и устроила ей какую-нибудь ужасную западню.

– Что же, это весьма возможно.

– Вы того же мнения?

– Я не утверждаю этого. А вы сами считаете это правдоподобным?

– Флора не обидит и мухи.

– Но ревность может совершенно изменить характер человека. Пожалуйста, скажите, что вы сами думаете об этом?

– Видите ли, я пришел спросить ваше мнение, потому что сам ничего не могу понять. Я рассказал вам все факты. Но если вы все-таки желаете знать мое мнение, то мне представляется возможным, что возбуждение, сознание достигнутого ею высокого положения подействовало на нервную систему моей жены.

– Одним словом – внезапное помешательство.

– Видите, когда я думаю, что она отвернулась не скажу лично от меня, но ото всего, чего безуспешно добиваются другие, – то мне невольно приходит в голову это предположение.

– Что же, это также возможная гипотеза, – улыбаясь, сказал Холмс. – Ну, лорд Сен-Симон, теперь, кажется, все данные у меня в руках. Скажите пожалуйста, когда вы сидели за столом, во время завтрака, вы могли видеть, что делается на улице?

– Из окна видна противоположная сторона улицы и парк.

– Так мне нечего задерживать вас. Я сообщу вам, что узнаю.

– В том случае, если вам удастся разрешить эту задачу… – сказал наш клиент, вставая со стула.

– Я уже разрешил ее.

– Э? Что такое?

– Я говорю, что уже разрешил эту задачу.

– Так где же моя жена?

– Это – подробность, которую я скоро узнаю.

Лорд Сен-Симон покачал головой.

– Боюсь, что это разрешение не под силу нашим головам, – заметил он, сделал величественный, старомодный поклон и вышел из комнаты.

– Очень мило со стороны лорда Сен-Симона удостоить сравнить мою голову со своею, – со смехом сказал Шерлок Холмс. – Я думаю, после этого допроса можно выпить виски с содой и выкурить сигару. Я сделал выводы, прежде чем лорд вошел в комнату.

– О, Холмс!

– У меня записаны подобного рода случаи, хотя, как я уже говорил вам исчезновение не происходило так скоро после венчания. Допрос только подтвердил мои предположения. И пустые по виду показания играют иногда очень важную роль.

– Но ведь я слышал все тоже, что слышали вы.

– Да, но вы не знакомы с предыдущими случаями; а они-то и помогли мне решить эту задачу. То же самое произошло несколько лет тому назад в Абердине и нечто подобное в Мюнхене через год после франко-прусской войны. Ах вот Лестрэд! Здравствуйте, Лестрэд! Вот там лишний стакан, а сигары в ящике.

На сыщике был пиджак горохового цвета и галстук, что придавало ему вид моряка. В руках у него был черный холщевый мешок. Он поздоровался, сел и закурил предложенную ему сигару.

– Что случилось? – спросил Холмс, подмигивая мне. – Вы чем-то недовольны?

– Действительно, недоволен. Это проклятое дело Сен-Симона. Ничего понять не могу.

– В самом деле? Вы удивляете меня.

– Что за запутанная история! Работал целый день, и в результате – ничего.

– А и промокли же вы, – сказал Холмс, ощупывая рукав пиджака Лестрэда.

– Да, я исследовал дно Серпантина.

– Господи, Боже мой? Для чего же?

– Искал тело леди Сен-Симон.

Шерлок Холмс откинулся на спинку кресла и громко расхохотался.

– А вы не пробовали исследовать дно фонтана на Трафальгарской площади? – спросил он.

– Зачем? Что вы хотите этим сказать?

– Столько же шансов найти ее в этом месте, как в другом.

Лестрэд бросил на моего приятеля сердитый взгляд.

– А вам, вероятно, уже все известно, – проговорил он насмешливым тоном.

– Я только что узнал факты, но уже составил себе определенное мнение.

– В самом деле? Так вы думаете, что Серпантин не играет никакой роли в этом происшествии?

– Считаю это вполне вероятным.

– Так не потрудитесь ли вы объяснить, что значит эта находка?

Он развязал мешок и выбросил на нас шелковое подвенечное платье, белые атласные туфли, венок и фату – все подмоченное водой.

– Вот еще, – сказал он, кладя на эту кучу новое обручальное кольцо. – Раскусите-ка этот орешек, мистер Холмс.

– Вот как. И все это вы достали со дна Серпантина? – спросил мой приятель, пуская кольца голубого дыма.

– Нет. Их нашел сторож парка плавающими по воде. Вещи признаны принадлежащими ей, ну, я и подумал, что и тело ее недалеко от них.

– По блестящему выводу, что тело человека должно быть всегда близко к его гардеробу. Скажите, пожалуйста, чего вы хотели добиться?

– Какого-нибудь доказательства виновности Флоры Миллар.

– Боюсь, что трудно будет его найти…

– В самом деле? – с горечью вскрикнул Лестрэд. – Боюсь, Холмс, что все ваши выводы и умозаключения ни к чему не годны на практике. В две минуты вы сделали две ошибки. В этом платье есть улика против мисс Флоры Миллар.

– Какая?

– В платье есть карман. В кармане – футляр для визитных карточек, а в нем записка. Вот она. Слушайте: «Увидите меня, когда все будет готово. Идите сейчас. Ф. Г. М.». Ну-с, я и полагаю, что Флора Миллар заманила леди Сен-Симон и упрятала ее куда-нибудь с помощью сообщников. Эта записка подписана ее инициалами. Вероятно, она сунула ее ей в руки у подъезда.

– Отлично, Лестрэд, – со смехом сказал Холмс. – Вы хитро повели дело. Дайте-ка мне взглянуть.

Он небрежно взял бумажку, но вдруг внимательно взглянул на нее и сказал с довольным видом:

– Да, действительно, это очень важно.

– Ага, вы находите?

– Чрезвычайно важно. Поздравляю вас.

Лестрэд поднялся с места, весь сияя торжеством, и наклонился, чтобы взглянуть на записку.

– Да вы смотрите не с той стороны! – вскрикнул он.

– Напротив, именно с той, с которой следует.

– С которой следует? Вы с ума сошли. Там написано карандашем несколько слов.

– А здесь клочок счета гостиницы, который чрезвычайно интересует меня.

– Тут ничего нет. Я уже смотрел, – сказал Лестрэд.

– «Окт. 4, за комнату.– 8 шилл., завтрак – 2 шилл. 6 пенсов, дичь – 1 шилл., закуска – 2 шилл. 6 пенсов, стакан хереса – 8 пенсов». Ничего тут не вижу.

– Весьма вероятно. А между тем это очень важно. Что же касается записки, она, или, по крайней мере, подпись на ней, также имеет важное значение, и потому еще раз поздравляю вас.

– Я уж потерял достаточно много времени, – сказал, вставая, Лестрэд. – Я считаю, что следует действовать, а не разводить разные теории, сидя у камина. Прощайте, м-р Холмс; увидим, кто первый разрешит загадку.

Он собрал все вещи, сунул их в мешок и вышел.

– Я скажу вам только несколько слов относительно этого дела, Лестрэд, – протяжно проговорил Холмс вслед своему сопернику. – Леди Сен-Симон – миф. Нет ее и никогда не было.

Лестрэд с грустью посмотрел на моего друга. Потом повернулся ко мне, хлопнул себя три раза по лбу, многозначительно покачал головой и поспешно вышел из комнаты.

Он еле успел закрыть дверь, как Холмс встал и надел пальто.

– Он прав относительно того, что следует действовать, – заметил он, – а потому я должен вас покинуть на некоторое время, Ватсон.

Шерлок Холмс ушел в шестом часу, а час спустя явился приказчик из гастрономического магазина с большим ящиком. С помощью пришедшего с ним мальчика он открыл ящик и, к великому моему удивлению, стал выкладывать роскошный холодный ужин на мой простой деревянный стол. Тут были куропатки, фазан, страсбургский пирог и несколько бутылок старого вина. Выложив все это, мои гости исчезли, как духи в сказках, объяснив, что деньги они получили и принесли все вещи по указанному адресу.

Около девяти часов Шерлок Холмс быстро вошел в комнату. Выражение лица его было серьезно, но в глазах светился огонек. Я заключил, что предположения его оправдались.

– Ага! ужин готов, – сказал он, потирая руки.

– Вы ждете гостей? Накрыто на пять персон.

– Да, я думаю, к нам соберется кое-кто, – сказал он. – Удивляюсь, что нет еще лорда Сен-Симона. Ага! Кажется, это его шаги на лестнице.

Вошел наш утренний гость. Смущение выражалось на его аристократическом лице. Усиленнее чем когда либо он теребил шнурок своего пенснэ.

– Мой посыльный застал вас? – спросил Холмс.

– Да… Сознаюсь, что содержание вашего письма поразило меня. Уверены ли вы в том, что говорите?

– Безусловно.

Лорд Сен-Симон упал в кресло и провел рукой по лбу.

– Что скажет герцог, когда узнает, что один из членов его семьи подвергся такому унижению? – прошептал он.

– Это чистая случайность. Нет никакого унижения.

– Ах! Вы смотрите на эти вещи с другой точки зрения.

– Тут некого винить. Она не могла поступить иначе. Жаль, конечно, что это вышло несколько резко, но ведь у нее нет матери, которая могла бы дать совет в таком случае.

– Это оскорбление, сэр, публичное оскорбление, – сказал лорд Сен-Симон, постукивая пальцами по столу.

– Вы должны отнестись снисходительно к бедной девушке, очутившейся в таком неслыханном положении.

– Никакого снисхождения! Я страшно зол, со мной поступили отвратительно!

– Кажется, позвонили, – сказал Холмс. – Да, на лестнице слышны шаги. Если я не в состоянии убедить вас, лорд Сен-Симон, то я пригласил адвоката, который, может быть, окажется счастливее меня.

Он отворил дверь и ввел в комнату какого-то господина с дамой.

– Лорд Сен-Симон, – сказал он, – позвольте мне представить вас г. и г-же Фрэнсис Гай Моультон. С г-жей Моультон вы, кажется, встречались.

При виде вошедших наш клиент вскочил с места и выпрямился, опустив глаза и заложив руку за борт сюртука с видом оскорбленного достоинства. Дама быстро подошла к нему и протянула руку. Он не поднял глаз. И, пожалуй, хорошо сделал, так как трудно было бы устоять перед умоляющим выражением ее прелестного личика.

– Вы сердитесь, Роберт, – сказала она. – И имеете полное право сердиться.

– Пожалуйста, не извиняйтесь, не извиняйтесь, – с горечью ответил лорд Сен-Симон.

– О, я знаю, что отвратительно поступила с вами и должна была сказать вам все раньше. Но я была словно безумная с тех пор, как увидала Франка, и не знала, что делала и говорила. Удивляюсь, как я не упала в обморок у алтаря.

– Сударыня, вы, может быть, желаете, чтобы мой друг и я ушли из комнаты, пока вы будете объясняться?

– Если мне можно выразить мое мнение, – заметил незнакомец, – то, по-моему, в этом деле и так было слишком много тайны. Что касается меня, я ничего не имею против того, чтоб и Европа и Америка узнали всю правду.

Мистер Моультон был живой, маленький, сухой человек с резкими чертами загорелого лица.

– Ну, так я расскажу всю нашу историю, – сказала миссис Моультон. – Мы с Франком познакомились в 1881 году, в лагере Мак-Квира, вблизи Скалистых гор, где папа искал золото. Мы обручились, но папа вдруг напал на золотоносную жилу, а у Франка дело прогорело. Папа становился все богаче и богаче, а Франк все беднее и беднее. Папа и слушать не хотел о том, чтоб мы поженились, и увез меня в Сан-Франциско. Франк не хотел отказаться от меня и поехал за нами. Мы виделись без ведома папы. Он взбесился бы, если бы узнал это. Поэтому мы сами порешили дело. Франк сказал, что он вернется на россыпи и возвратится только тогда, когда будет так же богат, как папа. Тогда я обещалась ему ждать его и не выходить замуж, пока он жив. «Отчего бы нам не пожениться теперь? – сказал Франк. – Я буду спокойнее. Я никому не скажу, что ты моя жена, пока не вернусь». Ну, мы переговорили, и он устроил все так отлично, что мы сейчас же и повенчались, После этого Франк отправился искать счастья, а я вернулась к папе.

Я слышала, что Франк был в Монтане, а затем переехал в Аризону и, наконец, в Новую Мексику. Потом в газетах появилось известие о нападении индейцев на лагерь золотоискателей. В числе убитых стояло имя моего Франка.

Я упала в обморок и была больна несколько месяцев. Папа думал, что у меня чахотка, и возил меня чуть ли не ко всем докторам в Сан-Франциско. Более года ничего не было слышно о Франке, так что я не сомневалась уже в его смерти. Потом лорд Сен-Симон приехал в Сан-Франциско, затем мы отправились в Лондон, где он сделал мне предложение. Папа был очень доволен, но я все время чувствовала, что ни один человек в мире не заменит мне моего бедного Франка.

Но все же, если бы я вышла за лорда Сен-Симона, я исполняла бы свой долг по отношению к нему. Любовью нельзя управлять, но своими поступками можно. Я пошла с ним к алтарю с намерением быть ему хорошей женой. Но можете себе представить, что я почувствовала, когда, оглянувшись, увидала Франка. В первую минуту я подумала, что это его призрак, но, оглянувшись во второй раз, заметила, что он стоит на том же месте и вопросительно смотрит на меня, как будто желая узнать, рада я или не рада его видеть. Удивляюсь, как я не упала в обморок. Голова у меня кружилась, слова священника звучали в ушах, словно жужжание пчелы. Я не знала, что делать, Остановить венчание и сделать сцену в церкви? Я опять взглянула на Франка. Он, должно быть, понял мои мысли, потому что приложил палец к губам в знак молчания. Потом я увидела, что он пишет что-то на клочке бумаги – очевидно мне. Проходя мимо него, я уронила букет. Он поднял его и, вместе с цветами, сунул мне в руку записку. Он просил меня сойти к нему, когда он подаст мне знак. Понятно, я ни минуты не сомневалась в том, что мой долг обязывает меня следовать его указаниям.

Вернувшись из церкви, я рассказала все моей горничной, которая знала Франка в Калифорнии и очень любила его. Я велела ей молчать, упаковать несколько вещей и приготовить манто. Я знаю, что нужно было объясниться с лордом Сен-Симоном, но это было ужасно страшно в присутствии его матери и всех этих важных господ. Я решилась убежать и потом уже объяснить все. Мы сидели за столом не более десяти минут, как вдруг я увидела Франка, стоявшего на противоположной стороне улицы. Он сделал мне знак и пошел по направлению к парку. Я вышла из комнаты, оделась и пошла вслед за ним. Ко мне подошла какая-то женщина, говорила что-то о лорде Сен-Симони – оказывается, что и у него было что-то до брака, – но мне удалось отделаться от нее и я догнала Франка. Мы сели в кэб и поехали в квартиру, нанятую им на Гордонской площади. Таким образом, после многих лет ожидания, я соединилась, наконец, с Франком.

Франк был взят в плен индейцами, бежал от них в Сан-Франциско, узнал, что я считала его умершим, отправился в Англию и отыскал меня здесь как раз в день венчания.

– Я прочел в газетах, – объяснил американец. – Там была упомянута фамилия невесты и церковь, где ее будут венчать, но не сказано, где она живет.

– Мы стали толковать о том, что нам следует делать. Франк стоял за откровенное объяснение, но мне было так стыдно, что хотелось исчезнуть и никогда больше никого не видеть. Я решила только написать папе, что я жива. Мне страшно было подумать, что все эти лорды и леди сидят за столом в ожидании меня. Франк взял мое подвенечное платье и все вещи, связал их в узел и бросил его куда-то, чтобы меня не могли проследить. По всей вероятности, мы завтра же уехали бы в Париж, если бы к нам не пришел вот этот любезный господин – мистер Холмс. (Хотя я не понимаю, как он нас нашел). Он очень добро и ясно доказал мне, что я неправа, а Франк прав и, что если мы будем скрываться, то все обвинят нас. Потом он предложил нам поговорить с лордом Сен-Симоном наедине, и мы сейчас же приехали к нему. Ну, Роберт, теперь вы все знаете. Мне очень жаль, что я причинила вам огорчение. Надеюсь, что вы не очень дурно думаете обо мне.

Во время ее продолжительного рассказа лорд стоял в прежней позе, с нахмуренными бровями и крепко сжатыми губами.

– Извините, – проговорил он, – я не привык обсуждать публично мои интимные дела.

– Так вы не прощаете меня? Не хотите пожать мне руку на прощанье?

– О, отчего же нет, если это может доставить вам удовольствие.

Он холодно пожал протянутую ему руку.

– Я надеялся, что вы запросто поужинаете с нами, – сказал Холмс.

– Это уж слишком, – ответил лорд. – Я вынужден покориться обстоятельствам, но не вижу причины радоваться. Позвольте пожелать вам всем доброй ночи.

Он сделал общий поклон и величественно вышел из комнаты.

– Надеюсь, что, по крайней мере, вы не откажетесь сделать мне честь поужинать с нами, – сказал Шерлок Холмс. – Я всегда рад видеть американца, мистер Моультон, потому что я из тех людей, которые думают, что ошибки правительства в былые годы не помешают нашим детям стать со временем гражданами огромного государства под соединенным флагом Великобритании и Соединенных Штатов.

– А дело-то вышло очень интересное, – заметил Холмс по уходе наших гостей. – Оно показало, как просто объясняется иногда дело, кажущееся необъяснимым. На что уж казался загадочным данный случай. А между тем нет ничего более естественного того хода событий, о котором рассказала нам миссис Моультон. А с другой стороны, какой странный результат, если взглянуть на дело с точки зрения мистера Лестрэда.

– Так, значит, вы не ошиблись?

– С первой же минуты мне стало ясно, что невеста охотно согласилась на брак, а затем раскаялась в своем согласии за несколько минут до возвращения домой. Очевидно, утром произошло что-то, вызвавшее в ней перемену настроения. Что бы это могло быть? Она не могла говорить с кем-нибудь наедине, потому что все время была с женихом. Не видела ли она кого-нибудь? Если видела, то несомненно американца, так как она в Англии недавно и вряд ли кто-нибудь мог приобрести над ней такое влияние, чтобы при виде его она могла изменить все свои планы. Как видите, с помощью метода исключения, мы пришли к выводу, что она видела американца. Кто же этот американец и почему он имеет на нее такое влияние? Это или любовник, или муж. Я знал, что она провела юность в грубой обстановке и в странных условиях. Я дошел до этих выводов еще раньше посещения лорда Сен-Симона. Когда же он рассказал нам про господина, который сидел на скамье, про внезапную перемену в настроении невесты, про то, как она уронила букет (самый обыкновенный способ передачи записки), про разговор с горничной, знавшей все ее дела, на жаргоне, – все стало вполне ясным для меня. Она бежала с мужчиной – любовником или мужем, вероятнее с мужем.

– А как вы их нашли?

– Это было бы трудно, но в руках у нашего друга Лестрэда было драгоценное сведение, значение которого он не понял. Конечно, инициалы играли важную роль, но еще важнее было узнать, что он прожил неделю в одной из лучших английских гостиниц.

– Как вы это узнали?

– По ценам. Восемь шиллингов за постель и восемь пенсов за стакан хереса – такие цены бывают только в самых шикарных гостиницах, каких не много в Лондоне. Во второй из тех, в которые я заходил, находящейся в Нортумберланд-авеню, я узнал в бюро, что Фрэнцис Г. Моультон, американец, выехал накануне. Я попросил взглянуть в приходную книгу и увидел те же цифры, что и на счете. Письма он велел адресовать на площадь Гордона, 226. Я отправился туда и, к счастью, застал влюбленную парочку дома. Я взял на себя дать им отеческий совет, доказал, что им лучше выяснить свое положение перед светом вообще и перед лордом Сен-Симоном в частности, и пригласил их сюда, чтоб поговорить с ним. Как видите, он явился.

– Да, но результат свидания нельзя назвать удачным. Нельзя сказать, чтоб лорд был очень любезен,

– Ах, Ватсон! – с улыбкой сказал Холмс, – может быть, и вы не были бы любезны, если бы после всех ухаживаний и свадьбы вам пришлось бы внезапно отказаться и от жены и от денег. Я думаю, нам следует отнестись к лорду Сен-Симону снисходительно и возблагодарить небо за то, что мы никогда не очутимся в подобном положении. Придвиньте-ка свой стул и дайте мне скрипку. Единственная задача, которую нам предстоит разрешить теперь – это как убить эти мрачные осенние дни.

1892