— А что же барьеры? — спросил Стив во вторник за завтраком, который проходил у меня на кухне.

Большинство людей выглядит чудесно после восьмичасового сна, а вот Стиву к лицу переутомление. Как только он решит взять себе в помощники еще одного ветеринара, его глаза наверняка утратят зеленый оттенок и станут заурядного голубого цвета. А взгляд его из грустного и кристально чистого превратится в мутный и невыразительный. У него появится время для бритья.

— А что стало с барьерами для прыжков, которые были у Роз Инглман? Там ведь тоже должны быть гвозди.

На тот случай, если в занятиях дрессировкой вы не пошли дальше подготовительной группы, хочу вам сообщить, что для Открытого класса вам нужны свои барьеры для прыжков в высоту и в длину, а для подготовки к соревнованиям Собак-Помощников вам необходимы свои барьеры как для прыжков в высоту, так и для прыжков через планку. До недавнего времени все барьеры были деревянными, а на соревнованиях это так и по сей день.

— У нее были пластмассовые тренировочные барьеры, — сказала я. — Хочешь еще булочку?

— Нет, спасибо. Только кофе.

Я налила ему кофе. Обычно я не прыгаю вокруг него, изображая из себя официантку, но бедный Стив был на ногах с трех часов ночи, удаляя из кишечника колли разжеванную ею резиновую игрушку-пищалку.

— Они были сделаны из пластика, — сказала я. — Я это точно знаю. Кто-то интересовался, хороши ли они, и ему сказали, что Роз ими пользовалась и была довольна.

— Это пластмассовые трубки?

— Да, их используют для прыжков в высоту, через перекладину и в длину тоже. Я их видела. Кстати, мне они тоже нужны. Они целиком состоят из пластика, кроме брезента, который заменяет доски для прыжков в высоту. И они почти невесомые. Их просто закидываешь в машину или засовываешь под мышку и идешь тренировать своих собак. В них нет ни одного гвоздя, ни одной металлической детали. Они абсолютно безопасны, понимаешь? Даже если ударит молния.

— Итак, мы вернулись к нашим…

— Баранам, это верно, — согласилась я. — Я думаю, что лучше всего мы сможем рассмотреть его, если купим.

Особого счастья на лице Стива написано не было, но я отправилась к себе в кабинет и, порывшись в бумагах, нашла нужные каталоги. На обложке одного из них была изображена компания собак моих самых любимых пород: маламут, колли, два пойнтера и золотистый ретривер.

— Вот эту модель я ненавижу больше всего, — сказала я, открыв каталог на странице с бланком для заказа продукции. — Гарантийный срок у них тридцать дней, — сообщила я. — Кто-то из нас должен либо срочно заказать его, либо направиться в магазин и купить, после чего мы хорошенько изучим этот предмет и вернем его обратно.

— О ком из нас ты говоришь? — безмятежно поинтересовался Стив.

— Какая разница? Пусть это сделает тот, у кого есть деньги.

На те деньги, которые мы собирались выложить за один электрический ошейник, сделанный по последнему слову техники, можно было купить двух породистых псов.

— У тебя дома не живет гостья, которую ты должен кормить все лето, так что, вероятно, ты не такой банкрот, как я.

— Знаешь, Холли, — сказал Стив, — мне почему-то страшно не хочется это делать. — Его чудесные усталые глаза смотрели прямо на меня. — Так что, если ты не возражаешь, я не буду его покупать, — закончил он.

— Если ты закажешь его, тебе вовсе не обязательно писать на бланке «ветеринар», после того как ты укажешь свое имя, — попыталась я убедить Стива. — И вообще тебе необязательно указывать свое настоящее имя или расплачиваться наличными. И мы действительно вернем его обратно. И они вернут тебе все твои деньги. И никакой выгоды от нас им не будет. Мы не будем поддерживать эту промышленность.

— Но это, м-м-м, говорит о нашей заинтересованности в их продукции. Неважно, как она выражена. Разве ты так не считаешь?

— Так, значит, ты хочешь, чтобы я?…

Стив пожал плечами.

— Если честно, мне тоже совсем не хочется связываться с этим, — сказала я. — Но нам он действительно нужен, если мы хотим понять, что произошло. Нам надо выяснить, поддается ли он посторонним воздействиям. Все остальное при необходимости мы можем проверить на обыкновенном ошейнике. Мы можем выяснить, как его прикрепить к воротам, и проверить, можно ли пристроить его таким образом, чтобы забрать, не возвращаясь, — скажем, дернуть за веревочку.

— А одолжить его нельзя у кого-нибудь?

— Может быть. Надо подумать только, у кого он есть. У Хедер он точно имеется, хотя о его использовании мне рассказала Эбби. То есть она не выложила мне все прямым текстом, но сомнений ее слова не оставляли. Я спрошу у них. Я и в Нонантуме могу поспрашивать. Кстати, что тебе удалось выведать о Доне Загере? Он перезвонил тебе?

Серьезные люди улыбаются лучше, чем кто бы то ни было. Вокруг сонных глаз Стива образовались морщинки, и зрачки заблестели.

— Вам удалось поговорить? Как он был настроен? — спросила я.

— Скорее, где он был настроен, — поправил меня Стив. — Ответ: в Калифорнии.

— Ага, акупунктура, альтернативная медицина. Понятно. Это в духе Кембриджа.

— Не совсем. Кембридж для этого еще… гм… не созрел.

В Кембридже все происходит быстро и решительно. Жизнь тут бурлит не так, как в Нью-Йорке, но мягким, нежным или зрелым его никак не назовешь.

— А Ньютон? — спросила я.

— Тоже нет. Но там аренда дешевле.

— Значит, вы коснулись этого вопроса! Здорово! Что он сказал?

— Не много. Он не особенно болтлив. И говорит крайне медленно.

И это я слышу от человека, который перед каждым словом делает паузу в несколько секунд.

— Значит, с головой у него не в порядке, — заключила я.

Я выросла в штате Мэн, но успела приспособиться к местным нравам, где всякая попытка сбавить обороты расценивается либо как патология, либо как лень. Если, уезжая в отпуск, ты не берешь с собой работу, люди начинают относиться к тебе как к потенциальному клиенту невропатолога.

— Нет, он просто очень спокойный человек, — сказал Стив. — Он прошел хорошую школу общения. Может, он, конечно, и притворялся, но мне он показался вполне искренним. И дружелюбным. По его голосу не скажешь, что он мерзавец. Одним словом, Калифорния.

— А что с арендной платой? Ты об этом что-нибудь узнал?

— Я сказал, что Кембридж — очень интересное место, а он — что аренда тут дорогая.

— И все? Это ни для кого не секрет. Тебе не показалось по его голосу, что он жаждет, чтобы ты направил к нему своих пациентов?

— А кто этого не жаждет? Но он также сказал, что он тут временно.

— На Вашингтон-стрит или вообще в Ньютоне?

— Нет, в Ньютоне он остается. Он там многих знает. Он там вырос. Он переезжает на Ньютон-Корнер. Там еще не все готово.

— Так что вопрос денег все же стоит. Если там еще не все готово, то здание либо строится, либо там делают ремонт. Похоже на то, что он идет в гору. Он радовался, говоря об этом?

— Конечно. Он сказал, что с удовольствием покажет мне, чем занимается, но хочет, чтобы наше знакомство произошло уже на новом месте. Он, безусловно, идет в гору.

Через час или два после того, как Стив ушел, мне позвонила Марсия Броли, о которой я опрометчиво обещала написать статью. Ее муж Ларри успел сфотографировать гобелен из акиты, пока этот шедевр не забрали заказчики. Марсия хотела показать мне фотографии этого гобелена и еще двух-трех работ, которые мне надо было ну просто обязательно увидеть. Может быть, отправить их по почте? Поблагодарив ее за это предложение, я сообщила, что сегодня вечером занятия по дрессировке у меня будут проходить в парке напротив ее дома и что я заскочу за снимками.

Днем Лия, Эмма, Мириам и Моника отправились на Гарвард-сквер. Лия вернулась домой с тисненым кожаным ковбойским поясом, который она нашла на прилавке уцененных товаров в магазине Энн Тэйлор. Остальные три девочки держали в руках пакеты с хлопчатобумажными свитерами, футболками и брюками, которые приобрели на летней распродаже, а также одежду потемнее и посерьезнее для грядущих походов в школу. А что же Лия? Я смотрела на нее, слушала ее болтовню, но не заметила на ее лице ни намека на зависть, а голос ее звучал так радостно, словно все обновки предназначались ей одной. Затем девицы заперлись в ванной и принялись там делать друг другу прически под аккомпанемент какой-то радиостанции, которая каждые пять минут объявляла, что в эфире — «Бостонский Взрыв». Мы с Кими и Рауди сбежали в Стэнтоновскую библиотеку, где я смогла пару часов в тишине поработать над статьей.

Когда мы вернулись, мне с трудом удалось удержаться и не прочитать Лии лекцию о том, что она могла бы пожертвовать какими-нибудь десятью минутами своего туалета и избавить бедняжку Кими от ужасающих свалявшихся клочьев шерсти, которые свисали с ее живота, торчали у нее на спине и лапах. Я решила придерживаться другой стратегии. Я сказала себе: молчи, пусть Лия сама увидит, как на ее глазах красотка Кими превращается в пугало. Кими не страдала от своей неухоженности. Ее не беспокоило, как она выглядит. А если бы я, вычесывая Рауди, заодно прошлась несколько раз сачком по Киминой шерсти, это ничуть не побеспокоило бы Лию. (Кстати, сачок — это специальная петелька из зубчатого металла, прикрепленная к ручке. Если вы раньше не слышали о ней и у вас линяет собака, то, к вашему сведению, не будь у меня этого сачка, мне бы пришлось потратить годы на то, чтобы причесывать-вычесывать своих питомцев, а потом еще и пылесосить всю квартиру.) В воскресенье утром, перед тем как отправиться на соревнования, Лия весьма поверхностно пробежалась щеткой по Кими, не затронув подшерстка. С тех пор Кими никто не вычесывал, и она выглядела черт знает как. Сегодня вечером у нас была дрессировка. Я очень рассчитывала на бестактность Хедер Росс, с которой станется бросить пару недвусмысленных замечаний по поводу внешнего вида нашей собачки.

К тому времени как мы отправились на дрессировку, Кимина шкура выглядела еще хуже, чем днем. Свалявшаяся белая и серая покровная шерсть и подшерсток прилипли к ее телу, а те участки шкуры, что уже успели полинять, очертили мускулистые волчьи контуры Кими, обычно незаметные под густой пышной шерстью. Когда она шла, окруженная облаком разлетающейся во все стороны шерсти, то напоминала скорее собачье привидение, шествующее сквозь реальный мир в призрачном ореоле. Побледнел по-волчьему серый цвет ее головы, спины и хвоста, и, что хуже всего, потускнел сияющий черный окрас морды, стерлись контуры ее безупречной полной маски «Одинокого скитальца». Даже мне она казалась чужой собакой, чьим-то бледно-серым маламутом.

Но Лии я по-прежнему ни слова не сказала об уходе за Кими. По дороге в Ньютон мы немного поболтали.

— На тебе красивая футболка. Я не видела ее раньше.

— Спасибо. Эмма мне дала ее поносить, — сказала она.

Я не стала распространяться о том, что Эмме не особо придется по душе футболка с опушкой из ангоры.

— Ты не против, если после дрессировки я пойду к Эмме?

— Не против, — ответила я. — Но как ты вернешься домой?

— Меня проводит Джефф.

— Тогда вопросов нет. Жду тебя дома в одиннадцать.

Не так-то просто устанавливать комендантский час для родной мамы, прошедшей реинкарнацию.

— Самое позднее — в полдвенадцатого.