Лия сидела напротив меня за кухонным столом на стуле, который, по идее, должен пустовать, когда я работаю. Она оторвала взгляд от «Чувства и чувствительности».

— О чем ты пишешь?

— О проблемах растяжения хвоста.

Как тебе такая тема, детка?

— Насколько мне известно, это не было любимым предметом Джейн Остин, — добавила я, — но на ней не висела закладная, и у нее не было двух собак.

— Скорее всего, ей об этом предмете ничего не было известно, — вежливо ответила Лия. — Ты что-то имеешь против Джейн Остин?

— Нет. Она мне нравится.

Конечно, она не Джек Лондон, но не всем довелось услышать зов предков.

Было утро среды, и, хотя до срока сдачи статьи оставалась еще целая неделя, я уже не укладывалась в те крайние сроки, которые привыкла сама себе назначать. Со времени приезда Лии я не притрагивалась ни к одной из своих статей, куда входили многообещающий труд о компьютеризированной службе знакомств для одиноких владельцев собак и обещанный мной анализ приспособления под названием Дуду Вуду Бокс — «Волшебная коробка для какашек», предназначенного для жильцов многоквартирных домов. Частично проблема заключалась в том, что Рита, моя подруга и моя квартиросъемщица, отказалась заполнить опросник по службе знакомств, а ее такса Граучо, старый ворчун, принялся рыться в этой волшебной коробке, вместо того чтобы наполнять ее. Ну а другой частью проблемы была Лия.

«Не говоря уже о тебе самой», — как позднее заметила Рита.

Я уже сообщила вам, что по профессии она — психотерапевт?

«А проблема эта, — продолжала она, — заключается в столь любимых тобой отношениях переноса, а именно в тенденции обращать твою эмпирическую реальность в образ твоей мамы, осложненный в данном случае острым спонтанным соперничеством между детьми близких родственников. Иначе говоря, ты убедила себя, что Лия более подходит на роль дочери твоей мамы, чем ты сама, и, помимо того, что твоим собакам это известно. Возьмем, например, твое мнение о ее якобы особых отношениях с Джеком Инглманом, который вовсе не случайно оказался вдовцом — что так похоже на твоего отца, — и плюс к этому твою готовность обвинить ее в приостановке твоих интимных отношений со Стивом. Вопрос переноса возник бы наименее болезненно, если бы ты запросто подошла к ней и сказала: «Послушай, Лия, я не могу сосредоточиться и работать, пока ты крутишься вокруг меня, так что сходи на прогулку. А когда ты вернешься, здесь будет Стив, и он останется со мной на всю ночь».

Мои собственные толкования слегка отличались от Ритиных. Мне казалось, что в волчьих стаях молодняк всегда занят тем, что беззлобно тузит и гоняет друг дружку и мешает взрослым, которым и без них дела хватает, ведь они выслеживают овцебыков, занимаются любовью и так далее, короче, заняты своими собачьими эквивалентами написания статей и любовных игр с ветеринарами. Акцию, условно названную Ритой «интервенция», я произвела в понедельник утром.

— Может, тебе хочется пригласить ребят, которых ты повстречала на вечеринке? — спросила я Лию. — Джеффа, например?

Как впоследствии заметила Рита, это я первая заскулила и собрала щенков в кучу. Вернувшись вечером того же дня после интервьюирования одного парня из Арлингтона относительно службы знакомств, я застала в гостиной кучку подростков, усевшихся перед Ритиным видеомагнитофоном, специально позаимствованным для этого случая. Во вторник Лия обзвонила всех своих новых дружков, каждый из которых не замедлил перезвонить ей как минимум один раз. Когда во вторник вечером мы вернулись с дрессировки, мой автоответчик был перегружен сообщениями от Йена, Сифа, Мириам, Ноя, Моники и Эммы, но зато на нем не было послания от Джеффа, и только лишь потому, что он был на дрессировке вместе с нами. Я перестала подходить к телефону. Ни один из звонков не предназначался мне.

Вскоре после того как я объяснила, что такое растяжение хвоста, раздался звонок в дверь. Когда я открыла, на пороге оказался солнечно улыбающийся мальчик. Он держал в руках большую стеклянную вазу с шикарными розами на длинных стеблях.

— Ваша фамилия Винтер? — спросил мальчик.

Мне никто не присылает цветы.

— Да, — ответила я, — но, вероятно, произошла ошибка. Это мы посылали розы. Их должны были получить другие люди.

Дело в том, что в субботу я послала розы в похоронный зал и решила, что Джек поблагодарил за них Лию во время их тет-а-тета.

— Должно быть, вы перепутали имена. Черт, это значит, что они их не…

Мальчик достал бланк и прочитал:

— Лия Виткоум, проживающая у мисс Винтер, Конкорд, пятьдесят шесть, квартира два.

От ее родителей, что ли? Возможно, нормальные родители так и поступают, судить не берусь. Мариса скрягой вовсе не была, да и Бака прижимистым не назовешь, но дело в том, что Мариса так любила цветы, что не могла видеть их срезанными, а Бак никогда в жизни не дарил никому ничего, кроме ружей, собак, удочек и тому подобных вещей, которые на дом не доставляют.

Но розы прибыли сюда не по ошибке, и родители Лии были тут ни при чем. Они были посланы Вилли Джонсоном, младшим из компании оболтусов.

— В чем это они таком белом? Похоже на лед. — Лиин голос переполняло благоговение. Она была на седьмом небе от счастья.

— Пластик, наверное. Какая-то смесь, в которой они не могут засохнуть.

— Красивые, да?

— Все это очень романтично, — сказала я. — Не знала, что…

— Он звонил пару раз.

— Но откуда он узнал?…

— Нашел в списке, — ответила Лия. — В списке собаководов, разумеется. Помнишь?

Я сосчитала розы. Дюжина. Мне захотелось спросить Лию, знает ли она, сколько стоит дюжина роз на таких длинных стеблях, но я не стала этого делать.

— Полагаю, мне стоит позвонить ему и поблагодарить.

— Бесспорно, — согласилась я.

Мариса всегда муштровала меня в области этикета, как дрессировочного, так и светского.

— Или можешь написать ему благодарственную записку. Разве не так бы поступила Джейн Остин?

Лия усмехнулась:

— Пожалуй, я лучше позвоню.

Наговорившись, она вышла с Кими на прогулку, а я позвонила Стиву, который был уже слегка раздражен всем этим.

— Да оставь ты ее в покое и приходи ко мне, — сказал он. — Что может случиться в твое отсутствие?

— Ей всего лишь шестнадцать, — ответила я, — и к тому же я не знакома с ее дружками, разве что с Джеффом. А что если тот малый придет сюда? Я не хочу, чтобы она оставалась наедине с ним. Он на два или три года старше нее, и ты бы видел, как он на нее пялится. Возможно, он прекрасный парень, но она выглядит старше своих лет, и я не знаю его, и мне не особо понравилось то, что я уже успела увидеть. К тому же, послушай, происходит нечто странное. Мне надо поговорить с тобой. И я не могу уйти из дома.

— А если он пригласит ее куда-нибудь? — спросил Стив. — Ты что, запретишь ей, что ли?

— Не знаю. Надо было это обсудить с самого начала. Когда появился Джефф, я думала, что волноваться нечего. Так или иначе, мне неизвестны ее планы на сегодняшний вечер. Возможно, к ней зайдет Джефф, но мне бы не хотелось, чтобы здесь был кто-нибудь другой, пока меня нет. Ну, полчасика еще куда ни шло, но только не весь вечер. И я не хочу, чтобы она сидела дома в одиночестве. Понимаешь, эти розы совсем не в тему. Я хочу сказать, что он видел ее всего-то раза четыре. Два раза на занятиях, на соревнованиях, и затем в воскресенье у дома Джека Инглмана. Ну и звонил, конечно, вот и все. А теперь вот посылает эти безумно дорогие цветы. Мне это не нравится. Что-то тут не то.

— А она что думает по этому поводу?

— Ну, она, конечно, на седьмом небе. Ладно, давай приходи. Может, она пойдет куда-нибудь, а может, засядет в своей комнате и будет читать Джейн Остин.

— А мы тогда засядем в твоей комнате, и я почитаю тебе все, что ты только ни попросишь.

— Слушай, Стив, я серьезно. Нам надо поговорить. Это касается Роз Инглман. Люди разное болтают, а Кевин сказал мне, что идет расследование. Он проболтался, а когда я вчера стала его расспрашивать, он сказал, что больше ему ничего не известно. И это, скорее всего, правда, потому как он из Кембриджа, а дело произошло в Ньютоне. Нам с тобой надо поговорить, и это не телефонный разговор.

— Все дело в том, что я не послал тебе розы, так ведь? — спросил Стив. — Если я их принесу, ты выпроводишь ее куда-нибудь?

— Прошу тебя! А если ты и вправду собираешься принести что-нибудь, то зайди в «Макдональдс» и купи мне рыбный сандвич, шоколадный коктейль и овощной салат с приправой «Ранчо». И немного жареной картошки. А для Лии прихвати «Биг Мак» с сыром, салат и что-нибудь диетическое из питья, да и о себе не забудь.

Но Стив появился с настоящей человеческой «Еканубой», первоклассной жратвой в алюминиевой коробочке, где была фаршированная камбала, салат из мидий, дорогой французский хлеб и один из тех тортиков, которые сделаны из темного шоколада со взбитыми сливками и без муки, и с бутылкой белого бургундского. Тем временем позвонил Джефф, чтобы узнать, не хочет ли Лия прогуляться. Она согласилась, и стоило ей расправиться с кусочком торта калорий эдак тысячи на две и запить лакомство стаканом охлажденного диетического чая, как он уже стучался к нам в дверь. Когда я открыла ему, он самодовольно улыбался. Руки Джефф держал за спиной. Он проследовал за мной на кухню, приветственно кивнул Стиву и, слегка стесняясь, искусно исполнил милейшую пародию на волшебника, вручая Лие букетик маргариток и мелких хризантем, которые, скорее всего, были приобретены в супермаркете, но в любом случае были очаровательны и останутся такими намного дольше роз, к счастью стоявших в ее комнате.

— Милый паренек, — прокомментировал Стив, когда они ушли.

— Очень милый, — согласилась я. — Знаешь, когда он звонит, то всегда немного беседует со мной. И говорит он не в той зажатой псевдовзрослой манере, которую приобретают подростки, решившие, что они уже достигли определенного возраста. Не могу поверить, что в его компании Лия может думать еще о каком-то парне, не важно, дарит он ей розы или нет. Тот, он какой-то… ну, даже не знаю, как это сказать. Да и чего говорить-то? Стоит только взглянуть на него, и сразу же хочется не разрешить своей шестнадцатилетней двоюродной сестре встречаться с ним. Возможно, он отличный парень, но что-то мне в нем мешает.

— Хочешь, дам тебе один совет?

— Конечно.

— Не говори ей всего того, что ты сейчас сказала мне.

— Более того, — сказала я, — будет намного лучше, если я скажу Лии, что мы с тобой без ума от Вилли, а Джеффу просто не доверяем, верно?

— Не доверяем?

Стив протянул руку и дотронулся ладонью до моей щеки.

— Да ладно тебе.

— Что ладно? — спросил он. — Или тебе уже кто-то успел прислать розы?

Чуть позже, когда мы вернулись на кухню и доедали торт, запивая его бургундским, я спросила:

— Теперь мы можем поговорить?

— Конечно, — ответил Стив.

— На самом-то деле говорить хочу я, а ты меня выслушаешь, ладно? Из-за того, что тут торчит Лия, работа моя стоит на месте, да еще эта жара и тому подобное, ясности в моей голове — никакой. Понимаешь? А после того как я выговорюсь, я попрошу тебя рассказать мне все, что ты знаешь о кардиостимуляторах.

— Не больно много я о них знаю.

— Понятно, — сказала я. — Тогда просто слушай. Прежде всего очевидно, что при вскрытии ее тела что-то обнаружилось или, наоборот, как раз чего-то не обнаружилось. Например, могло выясниться, что молнией ее не ударило. Не знаю. Результаты вскрытия не разглашаются.

— Но об этом должно быть известно ее мужу.

— Почему?

— Потому что ему они обязаны сообщить. В таких случаях семью ставят в известность.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Можешь сама спросить у него.

— Каким образом? — спросила я. — Что мне ему сказать? «Послушай, Джек, тут народ поговаривает, что Роз убили, и я хотела попросить тебя показать мне копию отчета о вскрытии ее тела, потому как, видишь ли, мне не спится, по ночам я читаю всякие книжки…» Так, что ли?

— А народ действительно поговаривает?

— Что-то вроде этого. Я слышала довольно легкомысленную болтовню. Ты ведь знаешь, как люди отзываются о лучших дрессировщиках. Прежде всего, многие их терпеть не могут, потому что те постоянно выигрывают, но также и потому, что у некоторых из них репутация подмочена. Они высокомерны. И некоторые судьи закрывают глаза на их нарушения. Однако по большому счету те, кто приходит на площадку, просто чтобы хорошо провести время, не выносят, когда дело заходит о серьезном соперничестве.

Овчарка Стива имеет звание ОСТ — Отличная Собака-Товарищ — и к тому же хорошую сумму баллов. Он понял, что я имею в виду.

— Да уж, невесело все это.

— В таком случае тебе известно, что о таких людях говорят, будто они пойдут на все, лишь бы победить. Я и сама так говорю. Но есть и другие, которые поговорят-поговорят да и… А вдруг на сей раз словами кто-то не ограничился? Люди, не выставляющие собак, просто не поверят, что такое возможно, но вот люди бывалые, так они не моргнув глазом скажут тебе, что возможно всякое.

— Была пара случаев, когда собак отравляли прямо на выставке.

— Но это были соревнования по экстерьеру, не так ли? Потому что если на них убивают вожатого, то хозяин собаки может найти кого-нибудь другого. А если убивают хозяина, то собаку может продемонстрировать кто-нибудь другой. Убив человека, ничего в данном случае не достигнешь. А вот на соревнованиях по послушанию истинным противником является не собака и не человек, а команда. Но я просто не могу представить, чтобы дрессировщики могли на это пойти. На соревнованиях по экстерьеру собаки выступают в роли объектов, а по послушанию? Очень мало кто, разве что какой-нибудь жадный до баллов вожатый, пойдет на крайности, например станет наступать твоей собаке на лапы.

— Бог ты мой!

— Но я уверена, что большинство дрессировщиков скорее готовы убить человека, нежели собаку. Да и, кроме того, злятся не на собак, а на их вожатых.

— Ты имеешь в виду какого-то конкретного вожатого?

— Да, — ответила я, — Хедер Росс. Ты с ней знаком.

— Это у нее серебристые волосы и серебристый пудель?

— Да.

— Роз Инглман представляла для нее такую серьезную угрозу?

— С ее точки зрения, да. Роз тоже держала пуделей, и они были вроде как непримиримыми соперницами вот уже сколько лет. Хозяева пуделей всегда относятся очень серьезно к соревнованиям. У них очень высокие стандарты, потому что пудели невероятно хорошо поддаются дрессировке. Хозяева маламутов совсем другие, по крайней мере в этом вопросе.

Стив рассмеялся.

— Не смейся. На соревнованиях по послушанию мы почти не видимся друг с другом, особенно в этих краях. Мои маламуты — единственные, которых можно там встретить. Но дело в том, что ни я, ни какой другой хозяин маламута не пойдут на такие шаги, потому как очевидно, что эта порода для дрессировки отнюдь не лучшая.

— На миру и смерть красна, — сказал Стив.

— Это не так уж далеко от истины. Когда я вижу, что какой-нибудь маламут получил Собаку-Помощника, — а такое и вправду случалось, — я испытываю чувство благодарности к человеку, который доказал, что это возможно, и мне известно, сколько сил ушло на это. Но по послушанию соревнуются миллионы пуделей, и обучать их все-таки не так легко, как говорят. Требуется очень много работы, и, даже если твоя собака действительно хороша, необходимо преодолеть очень серьезную конкуренцию. Для пуделя получить балл ниже ста девяноста или ста девяноста пяти — это уже позор, так, по крайней мере, принято считать, и именно поэтому появляются люди, которые красят задники ботинок под цвет своей собаки.

— Что?

— Это старый трюк. Если ты считаешь, что твоя собака может сесть кривовато, и при этом она черного цвета, ты непременно наденешь ботинки с черными задниками: тогда судье не удастся разглядеть, криво сидит твоя собака или нет. Я этим приемом не пользуюсь, но когда мы с Рауди выступаем, на мне всегда темная юбка, и на мне никогда не будет одежды с какой-нибудь вертикальной линией, с рядом пуговиц, например, или еще Бог знает с чем, так что судье не удастся, посмотрев на эту прямую линию, сравнить ее с посадкой моей собаки. Это вполне законно. Я же не прикрепляю к своему левому бедру кусок сырой печенки.

— Вот это да!

— Тебе весело! А люди и такое делают. Итак, к чему весь этот разговор о собаках? Вот что мне известно о Хедер. Прежде всего, она, зная Роз уже много лет, должна была быть в курсе, что у той имплантирован кардиостимулятор. Я с Роз встречалась совсем не часто, а вот с Хедер они виделись регулярно, потому что обе занимались в Нонантуме. У Роз были проблемы с сердцем, потом она лежала в больнице, потом ей стало лучше, так что Хедер наверняка было что-то известно. Во-вторых, ей это выгодно. Она уже успела придумать мемориальный конкурс, на котором ей предстоит выиграть. Это омерзительно. И наконец, люди, которые живут через дорогу от парка, говорят, что молния там не ударяла. Они были в это время дома. И уверяют, что удара не было. В таком случае что же произошло? Идет дождь. Роз, вероятно, стоит в луже. У нее кардиостимулятор. Она протягивает руку и дотрагивается до ограды, а ограда металлическая. И в этот момент что-то происходит.

— И что же? Похоже, в этом ты еще не разобралась.

— А вот что. Хедер не единственная, кто мог извлечь из этой смерти выгоду, и даже с кардиостимулятором Роз была незащищенной, незащищеннее многих из нас. Пожалуй, это меня беспокоит больше всего. Масса вещей может вывести стимулятор из строя, и у многих людей был на нее зуб. Например, у родственников Джека. Она не была еврейкой, а он женился на ней, и они справили по нему шиву. А после похорон в доме Джека оказалась его сестра, и все ждали приезда его отца, и выглядело все это как семейное воссоединение. Есть у нее и другие недоброжелатели. Один из них этот сукин сын судья Мартори. Знаешь такого? Она написала на него жалобу. И еще люди, которых она обвинила в жестоком обращение с ребенком. Таким образом, выходит, что вокруг было множество людей, которым не доставляло удовольствия видеть ее живой и невредимой.