Деревенский мотоциклист вёз меня полями в общину, где весь маис был смыт вместе с землёй. Дорога превратилась в жуткий глубокий овраг, и стало ясно, что ураган, прошедший несколько дней назад, наделал бед. Первыми меня увидели дети. Они бежали навстречу, подгоняемые собаками. Шум, гам устроили.

Понятное дело, конфеты у них закончились, мандази все съели, сахар на исходе. Тут взрослые вышли на шум. Я им корни вручила и они сразу чай заваривать пошли, радуясь подарку. Матрас у меня Эста забрала и в мою палатку потащила. Сказала, что идут дожди и мои вещи находятся в доме. Я понимала, что с дождями долго здесь не протяну, но как-то не могла сказать сразу людям, что мне уже пора оставить общину. Начала издалека, что скоро самолёт полетит в Россию, а Эста удивилась: "Зачем ехать в Россию? Ведь в лесу хорошо".  Логика была железной.

Пока меня не было – ураган размыл крыши домов, и люди приступили к их замене. Счищали всю землю, клали свежий дёрн. Особенно горьким стал тот факт, что смыло общинное поле с кукурузой, которое раскорчёвывали и обрабатывали, благо дети в тот день успели пригнать стадо. Но самой плохой новостью стало то, что за моё отсутствие ещё два человека переболели, как и думала, дизентерией. Надо было уезжать.

Трава и деревья в лесу стали сырыми и холодными. Кроссовки быстро намокали, тяжелея от комьев налипшей грязи. Ходить в летней обуви было холодно и сушить её оказалось проблематично. Стало абсолютно понятно, что в сезон дождей жить в лесу не смогу. Я вдруг почувствовала себя слабой.

***

Моя община с наступлением влажного сезона занялась стиркой, развесив свои платья по всем деревьям и заборам. Только одно дерево оставляли не занятым – это моё. Вещи сохли с трудом, но воды было достаточно. На ночь выставляли вёдра под дождь, а к утру они были полные. Масаи купали детей и мылись сами, не экономя воду. На помывку все взрослые уходили в лес со своим ведром. Я так не могла, поэтому продолжала купаться в доме. Очаг там тлел постоянно, застилая хижину дымом. Всякий раз мне казалось, что пока искупаюсь – задохнусь. Дышать можно было, лишь только присев на корточки, а люди ведь в этом доме спали. Мне казалось, что тех зазоров под крышей совершенно не достаточно, что бы нормально дышать.

В день моего возвращения детям ручки раздала, тетрадки, а они не знали что с этим делать. Тогда обратно собрала, но дети уже от меня не отходили. У каждого была зелёная ветка, которой гоняли своих мух, благо я приучила, даже не приучила, а потребовала, что бы ко мне подходили с веткой. А когда рядом не было взрослых, то брызгала детские платья дихлофосом, требуя закрыть лицо руками. Тем же самым обрабатывала для профилактики и своё жилище на ночь, всякий раз надеясь, что козлята с курами доживут до утра. В общем, вела борьбу с насекомыми всеми доступными средствами.

Пока не было дождя, вынесла табуретки, решив начать обучение детей с азов. Снова раздала всем тетрадные листы и ручки, а дети их даже держать не умеют. Сыновья Эсты быстро к ручкам приноровились, но крючки и палочки у них не получались. Я "цветик-семицветик" коряво нарисовала, так все смотреть собрались. Удивилась, значит, они и рисовать не могут, поэтому, когда просила взрослых нарисовать мне животное, которое убили, то никто из них не смог этого сделать. Даже взрослые не умеют держать ручку! То, что для нас кажется простым и само собой разумеющимся – для масаи целая наука. Мне стало понятно многое. Когда я делала записи в своём дневнике, сидя на маленькой табуретке в тени под деревом, вокруг собирались все, и малые и старые, наблюдая за моей работой. Да, они ничего не понимали, но им было интересно, что я пишу ручкой, и как быстро и непонятно я это делаю. Мы удивлялись, наблюдая друг за другом изо дня в день.

Ручки и тетрадки на следующий день отнесла в школу, а для своей семьи купила основной набор продуктов, это для их детей куда важнее науки. Возвращалась в общину вместе с мамой Монти – она несла пакет, а я за птицами-носорогами бегала, что бы сделать снимки, и наколола ногу через кроссовки. Шип застрял в подошве. Такое случалось и раньше, поэтому значения не придала. Рахема, так звали маму, сразу позвала своего сына, и тот отдал мне свой сандалий до дома дойти.

Сандалии у масаи особенные. Они практически не снашиваются. Изготавливают их из шины от мотоцикла. Прикрепляют резиновые ремешки и вставляют резиновую трубочку между пальцев, а на неё надевают бусинки, что б регулировать высоту перемычки и её натяжение – получаются сандалии. Когда снашиваются ремешки, их меняют и обувь снова новая. К тому-же подошва имеет закруглённые бока, как и форма самой шины, поэтому колючки такой обуви не страшны.

Для этих целей мусульмане продают старые покрышки от своих мотоциклов кусками нужного размера, и к ним же длинные резиновые ленточки-тесёмки, точь-в-точь, как резинки для рогаток у наших мальчишек. Масаи покупают эти полуфабрикаты и сами делают сандалии нужного размера. Готовая обувь тоже продаётся из больших куч сваленных на землю, но её размер всегда один – 40.