Они задержались в избушке Уварды на несколько дней.
Сходив на следующий день к лагерю следопытов, дабы прикинуть, что и как, они обнаружили пустую поляну с вытоптанной травой. То есть князь повернул назад. Это радовало, но, если подумать, что ему еще оставалось делать? После того, как следопыты попытались поймать в болоте Венка, обученных людей у него почти не осталось, а посылать в болото дружинников было глупо. Какие шаги он предпримет теперь, приходилось только гадать. Впрочем, самый первый его шаг был очевиден: граница.
Таш и Франя вместе с увязавшимся за ними Венком сходили и туда. Внимательно посмотрели на увеличенный состав заставы, старательно обыскивающий, а иногда даже раздевающий всех проходящих и проезжающих, и поняли, что через него им идти не стоит.
А куда стоит, они еще и сами не знали, но решение этого вопроса можно было отложить на несколько дней. По крайней мере до тех пор, пока они не будут уверены, что Рил сможет проделать оставшийся путь на своих двоих.
Поправлялась Рил быстро. Уже на следующий день Таш выгнал ее на улицу и вручил в руки большой вандейский кинжал, до того снятый им с убитого следопыта специально для этой цели. Она немного поныла для порядка, что у нее опять не получится, но кинжал понравился, и энтузиазма заметно прибавилось. Потом она старательно швыряла ножи в нарисованную углем на стене Увардиной избушки мишень, затем битых полтора часа пыталась свалить Таша с бревна, и к вечеру была, как взмыленная лошадь. Изъявив настойчивое желание немедленно вымыться, она, в отместку за все издевательства, заставила Таша отнести ее к ручью, на что тот совершенно не обиделся. Напротив, с удовольствием помог ей как с раздеванием, так и с купанием, так что дело закончилось на берегу, в высокой траве, закрывающей их от посторонних глаз.
Полуодетая Рил плела венок, то и дело, примеряя его на бритую голову Таша, которая лежала у нее на коленях. И серьга, блестевшая у него в левом ухе, то и дело попадалась ей под руку. Однажды Таш дал ей понять, что не хочет о ней разговаривать, но с тех пор многое изменилось, и она решилась.
— Таш, а эта серьга?…
Он поднял голову, посмотрел на нее и усмехнулся.
— Решилась все-таки? Это от матери осталось.
Рил вспомнила своей сон, и на сердце волной накатила грусть.
— Она, наверное, добрая была. Ведь ты же добрый.
— Я?!! — Удивление Таша было искренним. — Слышали бы тебя наши! Отправили бы в дурдом.
— Они ничего не понимают! — Возразила Рил. — Я лучше знаю!
Таш совсем не хотел рассказывать ей историю своей жизни. Он даже не думал это делать, но после ее слов ему захотелось не то, чтобы оправдаться… Объяснить! И он с трудом, слово за словом начал выталкивать из себя то, что произошло с ним много лет назад, хотя даже его лучший друг Самконг не знал всех нюансов этой истории. А если честно, то он не знал вообще никаких нюансов. И самой истории тоже не знал.
Мать Таша была из хорошей купеческой семьи, не слишком богатой, но и не бедной. По горской традиции, мужа ей сговорили, когда ей было еще лет десять, тоже из хорошей семьи, с которой у ее родителей были общие дела. Все были довольны, и молодые в том числе. Они жили неподалеку друг от друга и часто встречались. Дело уже шло к свадьбе, до нее оставались считанные недели, и молодые не утерпели. Девственность невесты осталась в одной из многочисленных пещер в живописных осенних горах Грандара.
К сожалению, той свадьбе не суждено было состояться. Таш толком не знал, что произошло, но жениху и его родителям пришлось срочно отказаться от данного семье невесты слова. Отец Таша буквально в тот же день, в который должен был жениться на его матери, пошел в храм богини с совершенно другой женщиной. Возможно, он был не виноват, и так сложились обстоятельства, но сам Таш никогда, ни разу в жизни даже про себя не назвал его отцом.
Его мать осталась одна. Наедине с постыдной тайной и обнаружившейся вскоре беременностью.
— Ты знаешь, Рил, — тяжело говорил Таш, — я никогда не мог понять… Ей было тогда что-то около шестнадцати, у нас рано женятся, и родители ей наверняка предлагали скрыть все это дело и отдать ребенка на воспитание в бездетную семью. Такое не редкость. Конечно, иногда это выходит наружу, и ребенку все равно ставят клеймо, но матери ничего не грозило, семья бы постаралась. Как она могла отказаться?
Действительно, как? Молодая глупая девчонка выставила на позор и всеобщее осуждение себя и свою семью, добровольно поставила себя вне закона. Ради чего? Ради того, чтобы самой растить своего ребенка. Таш, чем дольше жил, тем больше ценил принесенную ради него жертву.
Хотя, когда он был маленький, он, конечно, этого не понимал.
Когда он был маленький, он не помнил дня, чтобы его не били.
Нет, не взрослые, хотя и они норовили обозвать Свигровым отродьем или дать пинка. Били такие же дети, как и он. Били, пинали, дразнили, толкали, лупили, задавали трепку и устраивали взбучку. Так было заведено и так их учили. Взрослые убивали взрослых изгоев, дети — детей. Сначала он обижался, плакал и жаловался маме. Потом перестал. Переступил в себе какую-то черту и перестал быть ребенком. Просто для того, чтобы выжить. У изгоя в этой жизни одна главная задача — выжить, все остальное — потом.
Он обозлился на всех и вся и стал похожим на волчонка. Тощий, лохматый и вечно синий от побоев, он готов был драться всегда и со всеми, и для него было неважно, сколько противников и какого они роста и возраста. Несколько раз его избивали так, что он с трудом доползал до дома, а пару раз и вовсе чуть ли не до смерти. Мама плакала над ним, выхаживала, а потом все начиналось сначала.
Так было лет до тринадцати, а затем все неожиданно поняли, что он вырос, и лезть к нему перестали, потому что это стало делом опасным. А за невежливое слово по отношению к его матери вообще можно было нарваться на такие неприятности, что проще было эту самую мать вовсе не замечать.
Надо сказать, что родственники матери, которых Таш никогда не считал своими родственниками, не бросили свое грешное и опозорившее их чадо на произвол судьбы, как это сделали бы многие на их месте. Они, настолько, насколько смогли, чтобы окончательно не уронить себя в глазах соседей, позаботились о ней. Купили дом в небольшой деревне поблизости от своего поместья и постоянно выплачивали небольшое содержание, чтобы ей не приходилось зарабатывать себе на жизнь известным способом. Наверное, Ташу следовало быть им благодарным, но в то время он не был способен на благодарность. Только сейчас он начал испытывать нечто похожее на это чувство, но и то…
В общем, весь последний год они прожили спокойно. Их никто не трогал, в деньгах они не нуждались и, если бы не эта проклятая война…
— Ты знаешь, Рил, она ведь совсем молодая была. — С каменным лицом рассказывал Таш. — Она меня в шестнадцать родила, значит, ей на тот момент около тридцати было. А у нас в деревне солдат расквартировали, мы жили почти на границе. И вот эти здоровые лбы сидят и ждут, когда начнется война. Всех местных шлюх перетрахали, кое-каких девок перепортили, трактир разнесли. Каждый день драки — скучно им! И тут пришло кому-то в голову: а что это изгойка здесь так спокойно живет? Я дурак, Рил! Полный кретин! Привык, что все знают, что она этим не занимается, и не лезут к ней! — Он на секунду замолчал. — Я в тот день на рыбалку ушел. Ненадолго, рано утром. Она рыбу очень любила. А к ней пришли. Я вернулся… Я никогда не забуду, как я ее увидел. Она лежала в луже крови, и сережка вот эта рядом с ней валялась. Одна на ней, а эта, наверное, выпала. Я ее взял и в ухо себе воткнул, чтобы никогда не потерять. Я ее так и похоронил, в одной сережке. Я тогда лишь потому с ума не сошел, что у меня голова работала только в одном направлении: что я сделаю с теми, кто с ней все это… — Он опять замолчал.
— Ну, и? — Не выдержала Рил. — Сделал?
— Да. — Неохотно ответил Таш. Но ни за какие коврижки он не собирался рассказывать ей, что именно он с ними сделал.
— Ну, и правильно. — Негромко, но очень твердо одобрила Рил. — Если не наказывать зло, то, что останется в мире, кроме неправды?
Таш удивленно глянул на свою подружку, так неожиданно обнаружившую в своей светлой головке нетипичные для девушки ее возраста мысли.
— Таш, а как бы тебя звали? — Вдруг спросила она. — Я имею в виду полное имя, если бы твоя мама все-таки вышла замуж за твоего отца?
— Ташер Таэро Вагор.
Рил нацепила на его бритую голову венок, который машинально доплетала во время его рассказа, и, слегка дурачась, торжественно произнесла:
— Я, Арилика-Ирина Сергеевна Смолянская, беру тебя, Ташер Таэро Вагор в законные мужья, чтобы быть рядом в горе и радости, богатстве и бедности до тех пор, пока смерть не разлучит нас! Аминь!
Она засмеялась, но глаза смотрели серьезно, и Таша не обманул ее веселый вид.
— Ты с ума сошла, Рил? — Сам он был так серьезен, как никогда в жизни. — И тебе не страшно, что я убийца? Ты вообще хоть раз задумывалась над этим? Я ведь не благородный герой из ольрийских сказаний, и я не только подонков убивал! Я за всю жизнь столько народа положил, что тебе и не снилось.
— Ты защищался! — С деланной беспечностью покачала головой Рил. — Но больше тебе не придется убивать! Теперь я буду тебя защищать!
От такой наглости Таш опешил, а потом поднялся, мягким движением перебросил Рил через плечо и, не обращая внимания на возмущенный визг, понес к дому.
— Значит, защищать меня собралась? Тогда будешь учиться до посинения!
И следующие дни Рил действительно пришлось учиться до этого самого посинения. Таш гонял ее, как сидорову козу, но зато ночью она спала, как убитая, и не видела никаких кошмаров, чего, он, собственно, и добивался.
Венк, который почему-то перестал уходить в свои родные болота, наблюдал над этими издевательствами и исподлобья бросал на Таша неодобрительные взгляды, которые тот благополучно игнорировал.
На третий день Венк не выдержал. Он остановил Рил, которая, еще слегка прихрамывая, шла по двору попить после очередной схватки с Ташем, и презрительно цедя слова, сказал ей:
— Ты выбрала себе трусливого мужчину, красавица! Он ничего не умеет, кроме как сражаться с женщиной!
От возмущения Рил слегка растерялась, и потому сама не поняла, как получилось так, что ее кинжал мгновенно оказался у горла Венка. Он замер, понимая, что дергаться не время, а Рил прошипела сквозь зубы:
— Не смей так говорить о нем!!!
— Не нужно защищать мое доброе имя, Рил! Я сам в состоянии это сделать. — Ни один из них не заметил, как Таш оказался рядом. Только что он сидел на другом конце двора, а сейчас стоял за спиной Венка, абсолютно расслабленный и насмешливо улыбающийся.
Рил убрала кинжал от горла Венка.
— Извини, это было очень глупо с моей стороны. — Было не очень понятно, перед кем именно она извиняется, но уточнять никто не стал.
— Я так понял, что ты хочешь, чтобы я и тебя чему-нибудь поучил? — Поинтересовался Таш у хозяйкиного внучка.
Тот мрачно глянул на него.
— Как бы самому не пришлось поучиться!
— А отчего же и не поучиться, если есть чему? — У Таша, похоже, было хорошее настроение.
Они отошли в центр двора. Франя, предвкушая развлечение, принес Венку меч и позвал Уварду. Зрители расселись на бревне, и зрелище началось. Таш катал Венка по земле, как пятилетнего карапуза, попутно объясняя Рил, какие приемы он применяет, и какие ошибки делает Венк. Разъяренный болотник поднимался, набрасывался на него, как бешеный бык на красную тряпку, и в глазах его было желание убить Таша не менее тысячи раз подряд. Наконец, полностью раздавленный и уничтоженный Венк растянулся на земле. Таш взял его за шкирку и заботливо оттащил к бревну. Рил, всегда сочувствующая всем несчастным и обездоленным, побежала за водой, а Таш сел рядом с Франей. Он почти не запыхался.
— А со мной не хочешь размяться? — предложил Франя, покосившись на Уварду. Таш пожал плечами.
— Давай, если не шутишь.
Франя встал и начал раздеваться. Таш посмотрел на него, и тоже скинул рубаху. Франя был несколькими годами моложе Таша и выглядел намного более жилистым и поджарым. Они вышли на середину круга, отсалютовали друг другу сложенными крест накрест мечами и встали в боевые стойки. И тут началось! Рил, которая как раз принесла Венку воды, замерла, не донеся кружку до его рта. Уварда застыла, и даже Венк приподнялся на локте, чтобы ничего не пропустить. Две фигуры сошлись и закружились в быстром танце. За выпадами и ударами невозможно было уследить. Движения мечей выглядели смазанными и расплывчатыми, только искры, сыпавшиеся на траву, казались настоящими. Вдруг все закончилось, и танцоры замерли на одном месте. Франя, грудь которого ходила ходуном, стоял за спиной у Таша и держал меч у его горла. Впрочем, меч он тут же опустил, потому что Таш начал смеяться.
— Опять обхитрил, старая лиса! Рил, ты видела, как он меня, а?
— Я видела, только я не поняла!
— Это ничего, я потом объясню. Нет, Франя, ты гений! Придумать такое! Ты лучше меня, я это признаю!
— Да уж, лучше! — Проворчал Франя, все еще тяжело дыша. — Еще минута, и я бы сдох от усталости! Мне бы твою выносливость. — И, пошатываясь, побрел к бревну.
— Давай, я тебя погоняю, а? Вместе с Рил. За пару недель такую выносливость наработаешь, это я тебе гарантирую.
— Да уж, знаю я, как ты погонять можешь! Потом костей не соберешь. Я уж как-нибудь так.
— Ну, как знаешь. Жаль, из тебя такой боец получился бы! Ты умный.
— Вот поэтому я и буду решать проблемы головой, а не мечом.
— Ладно, ладно, все, проехали.
Венк, который все еще полулежал на земле, подал голос.
— А меня поучишь? Я согласен и вместе с Рил.
На него посмотрели, переглянулись и расхохотались.
Теперь Таш издевался еще и над Венком, который, надо сказать, оказался учеником старательным и способным, и когда Рил выздоровела настолько, что решено было уходить, он попросился вместе с ними.
— А как же Уварда? — Спросил Таш, когда Венк сказал ему об этом. — Тебе, конечно, надо мир посмотреть, нечего всю жизнь в болоте сидеть около ее юбки, но ведь она совсем одна остается! Места тут лихие, не обидел бы кто.
— Не, — помотал спутанной шевелюрой Венк. — Ее тут все знают. До того, как я вырос, не обижали, и теперь не тронут. Ее обижать, все равно, что в колодец плевать! Она же всех лечит!
— Ну, раз так, пошли! Работа для тебя найдется.
Сама же Уварда была рада, что ее непутевого внука взял под крыло Таш. Может, толк из парня будет. Она так и не смогла его убедить, что бывает и другая жизнь, не такая, как на болотах. Оставалось надеяться, что он сам это увидит.
Они вышли рано утром, навсегда оставив гостеприимный дом Уварды, в котором прожили без малого две недели. Но через официальную тропу идти так и не решились, Франя и Венк еще раз сходили туда и выяснили, что усиленные наряды с границы никто снимать не собирается.
Поэтому решено было опять довериться Венку. Когда ему сказали о том, что ему предстоит провести их троих через болота, он мрачно глянул на них и сказал, что они спятили.
— Она — он кивнул головой в сторону Рил, — там не пройдет.
Но другого выхода не было. Либо идти в Биной через болота, либо возвращаться. Это понимали все, в том числе и сам Венк. Надо было решаться, и через два дня он решился.
— Идти за мной шаг в шаг, ясно? — Инструктировал он их перед походом. — Надо быть осторожными все время, не верить ничему и никому, понятно? Ни людям, ни зверям, ни птицам. Даже лягушкам не верить! Кочкам тоже не верить! Если заметите что-то странное, все равно что — запахи, звуки — говорить мне сразу же. Если на нас нападут болотники — сразу сдавайтесь! Ваши пляски с мечами тут не помогут. А так есть шанс, что вас не убьют сразу. Весь ваш гонор засуньте в задницу! Рил, будут лапать — не сопротивляйся, ради богини, может, живой останешься. Они ведь таких, как ты, никогда не видели, так что могут сначала придушить, а потом попользоваться, с них станется! Лучше молчи и не сопротивляйся — дешевле отделаешься. — Рил хотела что-то сказать, но он протестующее поднял руку, и она закрыла рот. — Так, это что касается людей. Теперь о нечисти. Если вас будет кто-нибудь куда-нибудь звать — даже не думайте идти, это мавки манят. В воду старайтесь не смотреть — там русалки. Могут глаза отвести и утопить, они это любят. Болотницы сильно тиной воняют — этих не перепутаете. А лешие вообще не ваша забота. С ними я сам разберусь. Ну, вот и все. Все понятно?
Все кивнули, только Рил прижалась к Ташу и затравленно глянула на Венка.
— Венк, мне только одно непонятно.
— И что же? — Со всем ехидством, которое у него было, спросил Венк.
— Как там вообще люди могут жить?
Он посмотрел на нее долгим взглядом и усмехнулся:
— А кто тебе сказал, что это люди?
У Таша и Франи вопросов не возникло. Они уже получили обо всем представление, когда ходили с ним первый раз. А для Франи это было вообще возвращение к прошлому. Они тепло попрощались с Увардой, причем, особенно тепло прощался Франя, всю предыдущую ночь ублажавший и ее и себя на сеновале. Уварда плакала, провожая своих неожиданных друзей, неизвестно откуда пришедших и уходящих опять же в неизвестность. Больше всего ее беспокоила Рил, к которой она привязалась, несмотря на всю ее вопиющую безбожность.
— Ты думай обо мне, хоть иногда, девочка! — Шептала ей перед уходом Уварда. — И приходи ко мне, ты ведь знаешь как!
Рил обещала непременно это сделать.
Наконец, они вышли. Венк вручил каждому по длинному шесту и повел их в самую глубь мрачных болот. Идти было в принципе недолго, всего два дня, в отличие от официальной тропы, на прохождение через которую требовалось не меньше недели. И первый день они отшагали относительно благополучно, их только пару раз попытались сманить мавки, прикинувшиеся красивыми девками. С людьми они, к счастью, пока не встретились. На ночь Венк остановил свой отряд на островке посреди трясины. Он был небольшой, но на нем росли кусты, в которых жили берегини. Венк собственноручно положил под куст несколько лепешек и кусок сыра и прислушался. Ветерок нежно шевельнул узкие листочки, и Венк вздохнул с облегчением, значит, ночь пройдет спокойно. Однако спать все равно решили по очереди. Первая смена досталась Ташу, как самому неопытному, вторая — Фране, а третья, самая тяжелая — Венку.
Когда все заснули, на дежурившего Таша обрушились звуки ночного болота. Кваканье, комариный писк, далекий вой, крики ночных птиц и вздохи самого болота. А потом началось самое интересное — пошла в атаку нечисть. На островок она не могла взобраться, а значит стала предпринимать героические усилия, чтобы выманить его к себе. Но Таш сидел, как истукан, на провокации не поддавался, и боялся только одного — что за этим шумом не услышит шороха реальной опасности. А таковой он считал только нападение людей. Постепенно, время его смены подошло к концу, и он разбудил Франю. Тот встал и спросил, позевывая:
— Ну, как тут у тебя, ничего?
— Ничего, только дети орут, как резаные, да голые бабы достали, так и норовят за штаны схватить.
— А, ну это мелочи. Иди спать.
Таш ушел, а Франя стал вместо него слушать орущих тонущих младенцев, стенающих нагих девиц с огромными грудями, которые жалобно протягивали к нему зеленоватые руки. Немного погодя, видя, что их уловки не действуют, они решили сменить тактику. И из болота прямо на Франю полезли всякие чудища, одно другого краше. Франя даже спать перехотел, разглядывая их жуткие рожи и пасти, до отказа наполненные длинными кривыми клыками. Их вопли стали совсем уж непотребными, и Франя поминутно оглядывался на спящих друзей, боясь, что Рил проснется и испугается. Но Рил, намаявшись за день, спала без задних ног, и Франя постепенно успокоился и снова погрузился в созерцание жутких тварей.
Венку пришлось тяжелее всех. Нечисть, разозленная предыдущими неудачами, решила взяться за него всерьез. Это было плохо, потому что силы берегинь были небезграничными, а веток для костра, как водится, осталось мало, и ему пришлось достать меч и начать пугать вконец обнаглевших тварей. С глубоким вздохом облегчения он встретил приближающийся рассвет и почти упал на землю рядом с догорающим костром. Что ж, пока все шло просто прекрасно. Он встал и, пошатываясь, пошел будить своих попутчиков. Все трое спали так безмятежно, что он встал над ними, и невольно принялся разглядывать.
Рил спала, даже во сне прижавшись к Ташу, который обнимал ее, защищая от ночного холода. А с другой стороны к ней прижался Франя, уткнувшись носом в ее волосы. У Венка возникло сильное желание тихо прирезать этих двоих, которые вызывали в нем бессильную ненависть. Чего бы он только не отдал, чтобы вот так просто спать рядом в ней, чего бы он не сделал ради этого. Но так и не решился придвинуться к ней, когда лежал неподалеку этой ночью. Дурак!
Вообще-то, Венк зря на себя наговаривал, он был далеко не дурак. Хотя бы потому, что понимал — убей он Таша и Франю, Рил возненавидела бы его на всю оставшуюся жизнь. Хоть ему и больно было это признавать, но Венк видел, как она любит своего изгоя. Это было несправедливо, но это было так. И теперь ему надо было набраться сил и гордости и скрывать свою никчемную любовь, которая так подло пришла к нему в тот самый момент, когда Рил чуть не убила его. Ему самому было непонятно, как это он так расклеился из-за бабы. На болотах, где он вырос, все бабы были шлюхами, как его мать. Он с детства видел, как с ними обращаются его приятели, и, когда вырос, сам стал обращаться также. Это было правильно и естественно, так, как должно было быть. И тут эта пигалица, которая ростом была всего лишь ему до подбородка, чуть не прирезала его, как курчонка! Венк сам удивился, когда, вместо того, чтобы возненавидеть ее за пережитое унижение, вдруг почувствовал сначала уважение за то, что она так решительно защищала своего любовника, а потом и любовь, что вовсе не лезло ни в какие ворота. И сейчас, глядя, как она спит между двумя мужиками, он ревновал ее даже не к Ташу, которого она сама выбрала, а именно к Фране, который обнимал ее, не имея на то никакого права. Окончательно разозлившись, он пнул Франю грязным сапогом и пробурчал:
— Хватит дрыхнуть, вставайте!
Франя вскочил и возмущенно выругался:
— Ты, сосунок, еще раз так сделаешь, шею сверну!
На что Венк только хмыкнул.
Тем не менее, все встали и начали собираться. Предстояла самая опасная часть пути, потому что ольрийские болота вскоре заканчивались и начинались бинойские. А значит, и люди здесь были чужие, которых Венк не знал, да и знать не хотел. По неписанным болотным законам тот, кто шел на чужую сторону, становился законной добычей первого, кто его встретит. Поэтому, надо было во что бы то ни стало дойти до конца болот еще до начала сумерек, времени, когда начинали выходить на работу болотные люди. Несмотря ни на что, Венк хорошо знал тропу, потому что в свое время немало походил и по бинойским болотам. Но одно дело делать это одному, и совсем другое — с двумя лохами и красивой бабой за спиной. Он сильно надеялся, что болтливые русалки еще не успели разнести эту новость по округе, в противном случае их ждали большие проблемы.
Не дав своим попутчикам толком позавтракать, Венк погнал их дальше. Оказалось, что он умел быть безжалостным не хуже Таша, потому что до самого обеда не разрешил им не только перекусить, но даже просто присесть. Рил совсем выдохлась, она еле передвигала ноги, постоянно увязавшие в густой грязи, и тяжело дышала. Впрочем, она не жаловалась, понимая, что это бесполезно. Венк слышал ее дыхание за спиной, но сбавлять шаг не торопился. Пусть лучше будет усталая, но живая.
Результатом этой гонки было то, что солнце едва перевалило за полдень, а они уже прошли большую часть пути. Венк начал осторожно надеяться, что, может быть, все обойдется, когда их везению пришел конец. Несколько кочек внезапно приподнялись и оказались здоровыми бородатыми дядьками, которые в момент связали и Таша, и Франю, и самого Венка так, что они почувствовали себя спеленутыми младенцами. Таша и Франю, наскоро обыскав, побросали в зловонную жижу, а Венка с руганью начали пинать ногами. И поставленная на них Рил защита никак не помешала разбойникам, потому что защищала только от магии и от любого вида оружия. От голых рук она защиту поставить не догадалась.
К Рил тоже подошли несколько человек и попытались ее пощупать, отпуская шутки и обсуждая ее прелести. Она помнила наставления Венка о несопротивлении, но ситуация выходила из-под контроля. Таша с хохотом топили в грязи, и Рил, остановившимися глазами наблюдая за этим, отчетливо понимала, что она не успевает. Нападавших было слишком много, десятка три, наверное, и половина из них столпилась у той грязной лужи, где топили Франю и ее любимого и насмерть забивали Венка. Одним ударом она их не собьет, а второй ей могут и не дать сделать. Да если и дадут, то Ташу это не поможет, потому что его просто отпустят, и он захлебнется в вонючей грязи, пока она будет разбираться с остальными. Надо как-то по-другому…
И на Рил накатило…
Неожиданно для всех, да и для самой себя тоже, она кокетливо повела глазами и улыбнулась. Потом двумя пальчиками убрала руку одного из разбойников со своей груди и засмеялась. Ее смех разлетелся по болоту волшебным перестуком серебряных бубенчиков. Разбойники оцепенели, в том числе и те, которые топили пленников. Такое поведение жертвы никак не вписывалось в привычную схему. А Рил томным голоском поинтересовалась:
— Мальчики, а кто у вас тут главный?
Один из бородачей, совершенно квадратный, с огромными мускулистыми руками, повернувшись к ней, ответил:
— Ну, я, а что?
Рил улыбнулась ему.
— Хочешь сделку?
Тот хохотнул в ответ:
— У тебя есть, чем заплатить?
— О, у меня есть такое, чего вы не сможете забрать, если я сама не захочу отдать!
— И что же это за херня?
— Это сюрприз! Не убивайте моих проводников, и я вам это покажу!
Разбойники зашумели. Кто требовал заткнуть ей пасть, кто — перетрясти все ее тряпки, кто — сделать так, как она просит. Наконец, главарь решил, что ничего не теряет, если послушает ее, и сделал знак тем, кто держал пленников. Их вытащили из грязи и побросали на твердую землю. Скорчившегося в болотной траве Венка тоже пока оставили в покое.
— Ну, давай свой сюрприз! — Сказал главарь. — Но учти, если он нам не понравится, тебе придется его отработать!
Рил улыбнулась все той же томной улыбочкой и, покачивая бедрами, пошла к пеньку, который был от нее в трех шагах. Ее проводили жадными взглядами. Да, русалки не сбрехали! А она поднялась на пенек и достала из кармана тарелочки, которые подарил ей незабвенный Будиан. Рил сама не знала, зачем она взяла их с собой из дворца и таскала за собой все это время. Ну не в память же о Будиане, в самом-то деле! Однако, сейчас они пришлись к месту и ко времени.
— Отвернитесь, — сказала Рил, — а то сюрприза не получится!
Ответом ей был гомерический хохот, и все взгляды, естественно, устремились на нее. Тогда она медленно расстегнула пуговицы на мальчишеской рубашке, в которую была одета, повела плечами, и она медленно скатилось с нее, явив миру и ошалевшим от такого бесстыдства болотникам тонкую талию и небольшую округлую грудь. По болоту пронесся вздох. Она как будто не заметила его, и подняла руки с тарелочками. Выждав небольшую паузу, она стала отбивать ими ритм, одновременно начав танец.
Руки вверх, плавно вниз, поворот, бедро, поворот. Голосок Рил начал старательно выводить неуклюжие стихи незатейливой песенки с неприятным, рваным ритмом.
Наклон, поворот, изгиб назад до тех пор, пока вишенки сосков не уставились прямо в небо. Разбойники уже собрались вокруг ее пенька, забыв про брошенных где-то там пленников. Не обращая внимания на жутковатые слова песенки, которые полностью сглаживал легкомысленный вид Рил, они притопывали и прихлопывали ей в такт, отпуская восхищенные возгласы.
Снова наклон, изгиб, поворот. Удар ножкой, взмах руками, томное движение бедром.
Это было зрелище скорее для искушенных и пресыщенных любовью королей, чем для слабонервных, оголодавших по женскому телу разбойников. Они приближались к ней очарованные, ничего не соображающие, как мотыльки на огонь горящей лампы.
Повисшее в воздухе напряжение лопнуло одновременно с окончанием танца, и вокруг Рил стала разгораться драка, потом еще одна, потом вообще возникла свалка, в которой творилось непонятно что. Ослепленные, охваченные безумием разбойники бросались друг на друга с ножами и топорами, стараясь забрать как можно больше жизней своих недавних товарищей. На Рил уже никто не обращал внимания. Заметив это, она набросила на себя рубашку и вышла из круга. Все представление заняло не более нескольких минут, но вымотало ее до состояния полного изнеможения. Слегка пошатываясь, она добрела до своих несчастных связанных мужчин. Поднятым по дороге ножом она перерезала веревки сначала на Таше, потом на Фране и Венке.
— Вставайте, хватит валяться, — сказала она им, потом без сил опустилась на траву и отключилась.
Злой и грязный Таш, сорвав с себя остатки веревок, наклонился над ней и, поняв, что она просто спит, ринулся в свалку — ему не терпелось хоть кого-нибудь прибить. Франя и Венк поспешили за ним, но их ждало разочарование — разбойники уже благополучно перебили друг друга. Таш стоял между ними в бессильной злобе — даже добить было некого. Подбежавший Франя остановился рядом с ним, тоже оглядывая побоище.
— Таш, ты хоть понимаешь, что нас с тобой эти козлы чуть не утопили, как слепых кутят! Если бы Рил не начала вертеть перед ними своей попкой, нам пришел бы полный…!
— Да, такого со мной не случалось с тех пор, как нас с Самконгом поймали конкуренты. — Хмуро согласился Таш. — Тогда нас тоже так спеленали, что мы выбрались чисто случайно.
Франя подозрительно глянул на Таша.
— Не бреши, что-то я такого не помню!
— А тебя с нами еще не было. Мне было пятнадцать, а Самконгу — семнадцать.
— Ну, тогда ладно. А кстати, что это за танец, который Рил отплясывала? Она тебе его раньше не танцевала?
Таш отрицательно покачал головой. Франя принялся было рассуждать о бесчисленных достоинствах этого танца, но Венк, который, прихрамывая, уже бродил между убитыми и вытаскивал у них деньги, прервал его:
— Таш, твоя девчонка хорошо поработала. Их было много, наверное, трудно было их всех положить. Вон, как она устала.
Таш и Франя уставились на него. Не выдержал Франя.
— Ты хочешь сказать, что это она их? То есть, я хочу сказать, нарочно?
Венк посмотрел на него, как на идиота.
— Само собой. Ее, наверное, моя бабка научила. Она все время вокруг нее крутилась.
— Постой, а Уварда тут причем?
Вопрос Венка озадачил.
— Так ведь она же ведьма, вы что, не поняли? Она такие штуки раньше часто проделывала. Живем на отшибе, сами понимаете. Подвалят какие-нибудь уроды, так бабка перед ними и начинает раздеваться. По-моему, тут главное — внимание отвлечь. А на ее грудь стоит посмотреть, правда, Франя? Так вот, и они смотрят-смотрят, а потом как начнут друг друга долбить. Только бабка после этого сразу спать ложилась, так что мне приходилось одному трупы в болото таскать. Когда малой был, тяжеловато приходилось.
Таш с Франей молча переглянулись, и Таш спросил:
— Франя, а она перед тобой не раздевалась?
Франя сглотнул.
— Нет, я ее сам раздевал.
Таш отвернулся, пряча улыбку.
— Ну, твое счастье!
Как бы там ни было, а нужно было быстрее двигать дальше. Спящую Рил Таш посадил себе на спину, а Франя привязал для надежности веревками, которыми их раньше связывали разбойники. Как рассказал Венк, эти веревки плели из какой-то болотной травы, и они отличались большой крепостью и шершавостью, что и не дало Ташу и Фране самостоятельно из них выбраться.
— А знаешь, Франя, — сказал после этого рассказа Таш, — если я захочу когда-нибудь нанять телохранителя для Рил, я, пожалуй, возьму какого-нибудь болотника. Среди них попадаются неглупые люди.
На что Франя ответил:
— А чего далеко ходить, возьми Венка, если пообещает, что не будет пялится на нее, как дурак.
Глаза Венка загорелись надеждой, и он быстро сказал:
— Я не буду.
Таш и Франя заржали, как кони, а Венк, поняв, что выдал себя с головой, смутился, как красная девица, чем вызвал еще больший смех.
Из болот они выбрались под вечер, к счастью, безо всяких приключений. На ночлег устроились рядом с речкой, чтобы смыть с себя вонючую болотную грязь. Рил все еще не просыпалась, и Таш обеспокоено наклонялся над ней каждые пять минут. Проснулась она только тогда, когда развели костер и стали готовить еду. Франя хотел сразу же обо всем ее расспросить, но Таш не дал, пускай сначала поест, а потом расскажет, если захочет. Но она мало, что смогла рассказать, чтобы удовлетворить Франино любопытство. Да, она знала, что Уварда — ведьма, она так сама сказала. Но ничему такому она ее не учила.
— Понимаешь, Франя, это само собой получилось. Я сначала смирно стояла, как Венк велел, а потом вижу — вас уже топят. И я поняла, что просто не успею всех перебить. По-моему, у меня крыша съехала, раз я такое начала творить, что теперь самой стыдно. Но тогда я точно знала, что делаю. Я их всех насквозь видела, их мысли, их желания, все, в общем. Я их связала, и… У них против меня не было ни единого шанса. А они, правда, все умерли?
— Все до единого, нам даже добивать никого не пришлось. Но ты мне все-таки скажи, что это ты там отплясывала?
Рил покраснела так, что это было видно даже в темноте.
— Это такой танец, я его вспомнила, когда увидела у Будиана вот эти тарелочки. Наверное, меня учили ему еще в той, прошлой жизни, которую я забыла.
— А ты можешь его для нас станцевать? — Слегка заискивающе попросил Франя.
— Его танцуют в специальном костюме. Я сошью, когда мы где-нибудь остановимся, и тогда станцую.
— Но сегодня ты его танцевала безо всякого костюма!
— Франя, если бы у меня был костюм, я бы переоделась и танцевала в костюме! Или мне нужно было прямо там начать его шить, пока вас топили?
Конец спору положил Таш.
— Рил, спляшешь этот змеев танец, когда захочешь. Ты мне лучше вот что скажи, Уварда тебя действительно ничему не учила?
— Да нет, так, кое-что объясняла, рассказывала. Совсем немного, правда. Но тому, что я на болоте делала — не учила, это я без нее вспомнила, как и все остальное.
— Остальное?
— Да. Я теперь могу невидимой ходить куда хочу и узнавать все, что мне нужно.
— Как это?
— Это нетрудно. Как спишь, только наяву. Представляешь себе того, кого хочешь увидеть, и видишь. Я вас видела, когда вы спали на островке. — Все переглянулись, а Рил продолжила: — А еще я князя навестила. Я хотела тебе раньше рассказать, но боялась, что ты не поверишь. Я зашла в его палатку и видела, как он обсуждает, как нас поймать с каким-то странным человеком.
— И чем он странный?
— Он больной. Он хромал, и я чувствовала, как у него все болит. Его зовут Ведагор, он, по-моему, главный у следопытов.
— И что он сказал?
— Он сказал князю, что здесь нас искать уже нет смысла, мы, наверное, ушли через болота. Надо начинать искать в Биное. А еще он сказал, что наш проводник просто гений, он никогда такого не встречал. Это он про тебя говорил, Франя!
Франя сидел, медленно надуваясь от гордости. Если тебя хвалят друзья — это приятно, но похвала врага — приятна вдвойне.
Таш, уже предвидя возможные разглагольствования друга на эту тему, поспешил перевести разговор в более практичное русло.
— Надо дать знать Самконгу про этого Ведагора. Пусть как-нибудь решит этот вопрос.
С этим Франя не мог не согласиться.
Рил, глянув на гордого собой Франю, неожиданно расхохоталась. В ответ на вопросительные взгляды она объяснила, захлебываясь смехом.
— А вот Уварда в тебе ошиблась! Она сказала мне, что ты с первого взгляда понял, что она — ведьма, а ты, Таш — с десятого. А меня назвала наивной деточкой за то, что я не догадалась. А вы, оказывается, сами ничего не поняли, умники!
Для Франиного самолюбия это был холодный душ. Он до сих пор не мог вспоминать без дрожи, что спал с женщиной, которая оказалась ведьмой, и чувствовал себя полным кретином, что не догадался об этом, хотя все было ясно, как белый день. Она даже не маскировалась. Он молча отвернулся и натянул плащ на голову. Рил поняла, что переборщила и жалобно посмотрела на Таша.
— Ничего, утро вечера мудренее! — Успокаивающе шепнул он ей.
Рил вздохнула, и пошла заговаривать синяки у побитого и очаровательно смущающегося Венка.