К сожалению, выйти получилось не сразу. Команда никак не могла собраться. Ни с вещами, ни с духом. Все время находились какие-то обстоятельства, мешавшие пиратам войти в следующий коридор, проход в который зловеще чернел на каменной стене.

Рене терпеливо ждал, несмотря на паршивое настроение. Он понимал, что подгонять или орать на подчиненных в данный момент бесполезно. Наоборот, с ними сейчас лучше поаккуратнее.

Опасаясь, что все-таки не выдержит и сорвется, Рене отошел от пиратов к дверному проему. Некоторое время послонялся там, а потом присел на корточки возле стены. Ожидание, по всей видимости, затягивалось. Немного погодя к нему присоединилась мадам Чактча, молча усевшаяся рядом и застывшая в неподвижности. Хвост, к удивлению Рене, не подошел. Его светлая макушка мелькала то здесь, то там. Наверное, командовал. Пусть его. Лишь бы не сболтнул чего-нибудь лишнего, а то схлопочет по морде.

— Вы знаете, что там? — спросил Рене индианку, кивая на проем. Он уже сто раз отругал себя за то, что не задал такой же вопрос перед входом в храм. Может, тогда их потери были бы меньше. Хотя, если бы она знала, наверняка сказала бы сама. Рене почему-то был уверен, что она не знала. Очень уж она испугалась, когда на них полезли насекомые.

— Нет, — отозвалась она, подтверждая его правоту. — Мой прадед говорил, что за местом очищения следует место покоя, где каждый должен хорошо подумать, о чем будет говорить с богами.

Рене чуть не расхохотался самым неприличным образом. Надо же, место очищения. Похоже, то, что миллион насекомых потоптался по нему своими лапками, следует считать индейским вариантом ванны.

— То есть это все со слов вашего прадеда? — уточнил Рене. — И это он вас предупредил, что нужно стоять смирно, когда нас, так сказать, моют?

— Да, — коротко ответила она.

— Хорошо, а в месте покоя как нам следует себя вести?

— Спокойно, — последовал такой же короткий ответ.

— Ясно. Опять прадед сказал?

— Да.

— Послушайте, мадам, а каких-нибудь других источников информации у вас нет? — Рене очень старался не выходить из себя. — Более точных?

— Нет. Моему прадеду рассказывал об этом его дед. Он был жрецом, заходил сюда, когда был молодой. Это самая точная информация.

— Ничего себе точная, — хмыкнул Рене. — Это ж сколько лет назад было?

— Много.

— Да-а. А более молодые жрецы не ходили в храм?

Индианка повернулась к нему.

— Нет. А зачем мне было сюда ходить?

— Мадам! — Рене едва не потерял дар речи. — Вы жрица этого храма?

Она удивленно посмотрела на него, словно недоумевая, как она могла столько времени общаться с таким идиотом.

— Конечно.

— Тогда я вообще ничего не понимаю! — сдался Рене. — У вас такая странная религия. Зачем вообще нужен храм, если в него никто не ходит, даже жрецы?

— Храм нужен не для того, чтобы в него ходить! — туманно объяснила индианка. — Он держит небо и землю. Мы не молимся, как вы. Наши боги и так знают, что нам нужно. Они ведь нас сотворили.

— Значит, получается, вы молитесь только в исключительных случаях? — сделал напрашивающийся вывод Рене. — Когда вам нужно что-нибудь, не предусмотренное божественным планом? Например… — Он задумался, пытаясь представить, что это может быть.

— Например, когда нужно прогнать жестоких белых людей с нашего острова, — подсказала ему индианка, заставив подавиться очередным вопросом.

Так вот чье проклятие заставило уйти в песок Крокодилью пристань. У Рене взмокли ладони. Те, кого он собрался ограбить, оказались далеко не такими безобидными существами, как он предполагал.

— Но для того, чтобы упросить богов защитить свой народ, совсем не обязательно заходить в храм, — как будто не замечая его состояния, продолжила мадам Чактча. — Достаточно привести к нему много людей, расставить их возле стен и пропеть нужную песню. Боги услышат. Наш храм — это… — Она замялась, подбирая нужное слово. — Как вы называете тяжелый кусок железа, который сбрасываете со своих кораблей?

— Якорь? — поднял голову Рене.

— Якорь, — кивнула она. — Храм — это якорь для богов. Они ведь живут не только здесь, но и в других мирах.

— Зачем же вы тогда помогали нам дойти сюда, мадам? — медленно проговорил он. — Я действительно не понимаю.

— У тебя была карта, — напомнила индианка. — Испокон веков повелось так: у кого карта, тот имеет право зайти в храм в любое время и спросить все, что ему нужно.

— Черт вас побери, мадам! — разозлился Рене. — Вы же с самого начала знали, что мне нужно от вашего храма только золото!

— Вот и спросишь только золото! — отрезала она. — Боги привели тебя сюда, боги и дадут то, что тебе нужно!

— Капитан, мы готовы! — Интересную беседу прервал подо шедший Синий Нос. — Можем идти.

— Хорошо, — сказал Рене, поднимаясь.

Синий Нос был одним из тех, кто наиболее активно задерживал выход, не будучи в состоянии удобно устроить кости своего матлота. Но если уж он собрался, значит, остальные и подавно готовы.

— Постой-ка, а что это у тебя? — Из-за темноты Рене только сейчас заметил, что из-за плеч у Джека выступают какие-то подозрительные штуки. — Ну-ка повернись! Что это у тебя там?

— Это Пит, — ответил тот, поворачиваясь.

— О боже. — Рене только вздохнул и покачал головой, увидев то, что было за спиной у Синего Носа.

Надо же было додуматься.

Самые крупные кости скелета погибшего Пита — берцовые, бедренные, плечевые, предплечья и ребра — были связаны между собой, как вязанка хвороста. Пират и нес их, как вязанку хвороста. А если учесть, что Длинный Пит при жизни был действительно длинным, а его матлот скорее щуплым, чем широкоплечим, то неудивительно, что длина Питовых костей намного превосходила ширину Синего Носа. Кроме этой вязанки, на его спине болталась еще большая тазовая кость, подвешенная на веревке, и череп, покачивающийся на красной косынке, с которой Пит при жизни не расставался и которая теперь была пропущена сквозь пустые глазницы. Оставшаяся мелочь вроде позвонков, пальцев и прочей дребедени, как догадывался Рене, была ссыпана в мешочек, висящий у Синего Носа на поясе. Молодой капитан даже не стал задавать уточняющий вопрос, чтобы узнать, верна ли его догадка. Уж слишком характерный звук раздавался оттуда.

Ходячее кладбище, да и только.

Впрочем, от насмешек Рене решил воздержаться. Он еще слишком хорошо помнил, как это тяжело — терять друзей. Возможно, доведись Сиплому умереть здесь, он сам сейчас тоже ходил бы с головы до ног обвешанный его костями.

— Что ж, раз готовы, значит, идем.

Перед входом в черную темень коридора, Рене еще раз оглядел свое поредевшее войско. Настроение у большей части было далеко от боевого.

— Вот что, ребята, — как можно душевнее сказал он. — Я думаю, всем понятно, что оказались мы с вами в заднице. Хотели легкого золота, а получили по морде. Страшной смертью умерли наши товарищи, да пошлет им всевышний царствие небесное. — Рене истово перекрестился, большинство пиратов присоединились к его молитве. — И мы с вами тоже столько страху натерпелись, что не приведи господь. Однако мы остались живы. Можно было бы попробовать вернуться назад, как нам тут предлагали, — Рене бросил неприязненный взгляд на связанного отца Бенедикта, — но наша проводница мадам Чактча говорит, что не стоит этого делать. И я ей верю. До сих пор она не сказала нам ни слова неправды, наоборот, спасла наши жизни, когда предупредила, чтобы мы не дергались и стояли смирно. Да если бы не она, мы бы все тут полегли, и некому было бы собирать наши кости. А так умерли только те, кто не смог с собой совладать. Это плохо, но это был их выбор. Теперь же, перед входом в следующий зал, мадам Чактча просит нас вести себя как можно спокойнее. Как можно тише. Двигаться как можно медленнее. Не кричать, не разговаривать. И тогда все останутся живы. Все слышали?

— Да, — нестройным хором отозвалась команда.

— Держитесь, друзья! — подбодрил их Рене. — Это последнее испытание. За ним — золото! Кем бы мы с вами были, если бы отступили перед опасностью?

— Недоделанными ублюдками! — громко отозвался Серж Топор.

— Трусливыми кусками дерьма! — с энтузиазмом подхватил Хвост.

— Бабами! Тупыми баранами! Трясущимися олухами! — со смехом продолжили пираты.

Обстановка разрядилась. Рене дал им посмеяться, радостно хохоча вместе с ними, а потом поднял руку и сказал:

— А теперь идем! Все всё поняли? Тишина и спокойствие! Что бы ни случилось, запомните: тишина и спокойствие!

Смешки смолкли, и пираты молча потянулись за Рене в темный проем.

Этот коридор дался Рене тяжелее, чем прежний. Потому что здесь жили голоса. Вкрадчивые, льстивые, грубые, нежные, они нашептывали ему в уши всякую ерунду, то угрожая, то соблазняя, то обещая исполнение желаний, то критикуя эти самые желания так, что от них не оставалось камня на камне. От них невозможно было отделаться, они звучали даже когда Рене зажимал уши, а в конце слились в один неприятный высокий звук, который то появлялся, то исчезал, вызывая зуд в мозгу. Под конец Рене уже не понимал, то ли он на самом деле слышит этот проклятый звук, то ли ему это только кажется.

Когда коридор закончился и Рене выскочил в следующий зал, то он с огромным облегчением ощутил тишину. Правда, облегчение было временным, потому что тишина этого места была какой-то слишком уж всеобъемлющей. Такой, как будто зал находился глубоко под землей, а не на ее поверхности. Основной же достопримечательностью этого места были длинные тонкие нити, свисающие с потолка до самого пола. Они слегка светились, и только поэтому Рене не налетел на них в первую же секунду. Что это такое и чего от них ждать, Рене не знал и потому решил подождать, когда выйдут все остальные, чтобы решить, как быть дальше.

Наконец все вышли. Помня наставления своего капитана, пираты вели себя спокойно, молча разглядывая новое препятствие. Вдруг Серж Топор не мудрствуя лукаво вытащил из-за пояса нож и, прежде чем бросившаяся к нему мадам Чактча успела его остановить, попытался разрезать одну из нитей. Нож прошел, сквозь нее и развалился на две половинки, которые со звоном упали на пол. Остальные нити угрожающе заколыхались.

— Назад! — шепотом заорал Рене, и пираты сгрудились возле коридора, не желая, однако, туда возвращаться. Даже по сравнению с этими нитями он не казался безопасным местом.

— Все поняли? — еле слышным шепотом спросил Рене, когда колыхание нитей немного утихло. — Значит, так. Растягиваемся в шеренгу и идем шеренгой, ясно? Так будет безопаснее. Если кто-то напорется, то заднему не придется обходить труп. Идем тихо, осторожно и молчим. Расстояние между нитями, как я вижу, разное, но человек везде пройдет, это даже отсюда видно. Если кто-то порежется, значит, сам дурак. Единственная просьба — сдыхать молча! Если кто-то заорет, лично на том свете найду и прибью еще раз! Понятно?

— Да понятно, не шебурши, капитан, — таким же еле слышным шепотом отозвался Задира. — Вот чего я не понял, так это как мне своего святого отца за собой тащить? Чтоб не поранился или чтоб совсем наоборот? А может, вообще тут бросим? Рот у него завязан, вопить не будет.

— Отец Бенедикт, — обратился Рене к священнику. Глаза у того были совершенно круглые. — Вы пойдете самостоятельно. И если вам дорога жизнь, то вы будете делать это осторожно. Вам понятно?

Тот быстро закивал, давая понять, что внял наставлениям капитана.

Вдруг один из пиратов, Рон Дохляк, протолкался вперед, что-то возбужденно шепча. Нити снова заколыхались, и Рене сгреб его за грудки.

— Какого… тебе надо, Рон?

— Там ребята сбежали! Назад, в коридор, я сам видел!

— Кто? — только и спросил Рене.

— Тихоня, Бормоглот, Умник, Торопыга и Селедка.

— Понятно. — Рене с ненавистью посмотрел на отца Бенедикта. Самые внимательные его слушатели. Верующие и доверчивые. В целом неплохие ребята, даже получше многих. Но это не повод так подставлять остальных. — Пусть идут. Они сделали свой выбор. А мы сделаем свой.

Он выдохнул, посмотрел на мадам Чактча, которая, моментально поняв, чего он хочет, встала от него на расстоянии вытянутой руки, и первым шагнул между нитями. Прошел немного, остановился. Постоял. Потом пошел дальше.

Остальные, убедившись, что с капитаном вроде все нормально, растянулись по всей ширине зала и медленно двинулись за ним.

Рене преодолел свой путь благополучно. Это стоило ему клока седых волос и по меньшей мере десяти литров холодного пота. Но цена не показалась ему слишком высокой. Правда, последний участок пути, где нити висели особенно густо, дался очень тяжело, и он вынырнул оттуда мокрый, как мышь, и дышащий тяжело, как рыцарь в доспехах после длинного забега.

Следом за ним из нитей выскользнула мадам Чактча, острожная и аккуратная, как кошка, а потом потихоньку начали появляться и остальные пираты. Рене пересчитывал их, зажимая пальцы, и с тихим ужасом ждал, что кого-то придется недосчитаться. Но они все выходили и выходили, и он потихоньку расслабился. Вроде почти все. Еще пять. Нет, три…

И вдруг Синий Нос, проходя между очень близко расположенными нитями, неловко покачнулся, и нить прошла по торчащим из-за его спины костям. Отрезанные части посыпались вниз, оглашая зал дробным стуком. Нити медленно и угрожающе заколыхались. Отец Бенедикт, как раз преодолевавший последний метр пути, вместо того чтобы замереть, резко прыгнул, вызвав этим новую волну движения нитей. Синий Нос, оглянувшись, в панике дернулся бежать, но не успел. Одна из нитей легко коснулась его плеча, и рука пирата упала вниз. Хлынула кровь. Синий Нос споткнулся, упал на колени и заорал. В зале будто поднялся ветер. Нити начали летать и кружиться, перемалывая всех, кому не повезло среди них оказаться.

— Быстро на выход! — крикнул Рене, полагая, что хуже своим криком он уже никому не сделает, и что есть мочи побежал к темнеющему четырехугольнику выхода.

Около выхода остановился, пропуская остальных вперед и наблюдая, не осталось ли раненых, которым еще можно помочь. Нет, вроде бы все, кто убежал, были целы.

— Кто остался? — спросил Рене пробегающего мимо Хвоста.

— Кривой Базиль, — отозвался тот.

Рене выругался на себя за то, что не подумал о нем. У Кривого Базиля одна нога была короче другой (последствия ранения), из-за чего он прихрамывал и вообще был весь как-то перекошен. Понятное дело, что двигался он не всегда ловко. Надо, надо было поручить кому-нибудь присматривать за ним. Впрочем, неудивительно, что он забыл. Сам Базиль всегда вел себя так, как будто никакого увечья не было и в помине, и все остальные тоже не обращали на это внимания. Рене даже ни разу не слышал, чтобы другие пираты поддразнивали Базиля или предлагали помощь. Он всегда справлялся сам.

Но что без толку корить себя. Что сделано, то сделано. Рене с горечью махнул рукой и побежал следом за остальными. Он и так за свою жизнь наделал много ошибок, приведших к смерти других людей. Начать можно с того, что он все-таки поступил в эту проклятую семинарию, из-за чего умерла мать. Надо было упереться и не идти на поводу у отца либо сбежать в первый же год. Продолжить можно ногой Сиплого, о которой он не позаботился вовремя, и бедняжкой Лулу. Не надо было вообще возвращаться на Айль де Оранж, не надо было тащить ее за собой. А сегодняшний день вообще побил все рекорды. Вот и сейчас, какого черта он велел им бежать в этот коридор, не расспросив предварительно индианку, какую подлянку им еще ожидать?

Впрочем, в коридоре Рене ничего не услышал и не увидел, да и проскочил его очень быстро. А в зале, куда он выскочил, вся команда обнаружилась в полном составе и в полном же здравии.

Разбредясь по залу, они были поглощены рассматриванием золотых идолов, золотых статуэток, золотых тарелок, золотых украшений и прочих золотых предметов, которыми этот зал был заполнен снизу доверху. Золото было везде. Насколько Рене смог заметить, золотыми были даже полки. Хотя это вряд ли. Сын барона не мог даже представить себе такого расточительства. Скорее всего они все-таки были деревянные, просто обшитые тонкими золотыми листами.

— Рена, — к нему подошла мадам Чактча. — Идем, тебе надо поговорить с богами!

Рене как завороженный пошел следом за ней. Все мысли выбило напрочь. О чем он будет спрашивать индейских богов, он не знал. Разве что заорет, как сумасшедший: «Золота мне, золота!»

Индианка подвела его, как понял Рене, к алтарю, который располагался у дальней стены зала. Во всяком случае, это место было очень похоже на алтарь. Здесь стояли несколько идолов в человеческий рост, а посередине — жертвенник в виде тарелки на длинной ножке.

— Клади сюда карту! — велела мадам Чактча.

Рене вытащил из кармана смятый кусочек пергамента и положил на середину тарелки.

Некоторое время ничего не происходило, а потом глаза идолов, сделанные из драгоценных камней, вдруг вспыхнули ярким светом.

— Кто ты? — раздался гулкий бас, мгновенно охвативший все пространство зала.

— Рене де Гранси, — дрогнувшим голосом назвался Рене. Наверное, в другом месте и в другое время он бы устыдился этой дрожи, но сейчас он не чувствовал ни малейшего стыда. Пусть тот, кто пожелает назвать его трусом, сам попробует сохранить самообладание в такой ситуации.

— Чего ты хочешь? — продолжил голос.

— Вернуться домой и отомстить своим братьям, — чужим голосом произнес Рене. Да, черт побери, он действительно этого хотел!

— Достойное желание! — одобрил голос. — Что тебе для этого нужно?

— Золото, — сказал Рене, невольно втягивая голову в плечи, как будто ожидая, что ему сейчас дадут по башке за такое желание.

— Бери, сколько сможешь унести, и уходи! — с ноткой разочарования прогудел голос, и глаза у идолов погасли.

«Похоже, ушел», — с некоторым облегчением подумал Рене. Что-то его зацепило, но что, он толком не понял.

— Ну что ж, бери свое золото, — сказала ему мадам Чактча. — Тебе разрешили.

— Столько, сколько смогу унести? — уточнил Рене.

— Столько, сколько каждый из вас сможет унести, — объяснила она. — Но взять можно только один раз. Вернуться сюда вы не сможете.

— А возвращаться мы будем так же, как вошли? В смысле, через нити, насекомых и прочее?

— Нет, — тут она наконец-то улыбнулась, — теперь нет нужды проверять силу вашего намерения! Мы пройдем через те же залы, но они будут пустыми.

— А, ну это меняет дело! — обрадовался Рене, собираясь позвать команду. Надо же, у них получилось!

— Подожди, — остановила его индианка. — Я не советую вам набирать слишком много. Вам предстоит долгий путь через джунгли, а если вы хоть что-нибудь бросите, боги могут обидеться. Ходить несколько раз туда-сюда я вам тоже не советую. Подумай, сколько ты действительно сможешь унести, и прикажи остальным взять столько же.

Рене кивнул, признавая, что это разумно. Вот только сколько конкретно он сможет унести? Два идола, три? Или два идола плюс три тарелки? Или одного идола, пять тарелок и восемь масок? А если взять все это украшениями?

Он долго ходил по залу, прикидывая, сколько и чего можно взять. Его не отвлекали. Пираты вообще про него как будто забыли. С пустыми глазами они передвигались по залу и набивали карманы тем, что подворачивалось под руку. Многие побросали припасы и набивали золотом свои заплечные мешки. Иногда вспыхивали ссоры, когда два пирата начинали делить приглянувшуюся вещь. Но они длились недолго. Золота было столько, что глупо было ссориться из-за него.

Несколько раз Рене порывался посоветоваться с ребятами, чего и сколько лучше взять, но каждый раз представлял, какая разгорится склока, и не решался. Здесь боги, а при них лучше не скандалить. Еще испепелят за неуважение.

В конце концов Рене решил выбрать для каждого из пиратов примерно одинаковые вещи, чтобы никому не было обидно. А с весом они потом разберутся. Если кто-то устанет, то ему помогут более сильные. А то, если ориентироваться на Топора, некоторые, и в первую очередь сам Рене, вообще не дойдут до корабля.

Немного побродив по залу, Рене отобрал сорок две статуэтки примерно одинакового размера и веса, столько же тарелок, столько же масок, а остальное досыпал украшениями. Их и нести удобнее, и продавать проще, да и дороже они, потому что в них драгоценные камни. Будь на то воля Рене, он бы вообще не стал брать ни идолов, ни тарелки. Большие, тяжелые, неудобные, и попробуй продай, а взял бы все украшениями. Но видя, как жадно ребята лапают именно массивные штуки, Рене решил, что его не поймут. Да ладно. Хотят золота — они его получат.

Рене разложил все это по кучкам возле стены, неподалеку от того места, где был алтарь. Ему показалось, что убеждать свою команду лучше будет здесь, а не где-нибудь еще. Затем выложил из своего заплечного мешка все припасы и запасную одежду и сложил туда золото одной из приготовленных куч. Забросил за спину. Вроде ничего. Оттягивает, конечно, сильно, но жить можно. Надо бы еще лямки как-то укрепить или завернуть мешок еще во что-нибудь, чтобы не порвался. Но об этом можно будет подумать, когда они окажутся снаружи. Не удержавшись, Рене походил еще немного, добавляя в кучки драгоценности, потом огромным усилием воли взял себя в руки и остановился. Так можно вообще все перетаскать. Сколько может стоить каждая такая кучка, он даже предположить не мог. Двести тысяч, триста, полмиллиона, если камни окажутся стоящие, а они ведь окажутся… Бог его знает. Рене вздохнул и решительно направился к боцману. Следовало, конечно, обратиться к Марселю, он все-таки первый помощник, но эмоциональный марселец как раз в этот момент из-за чего-то сцепился с Задирой, и они мутузили друг друга в центре зала, катаясь по полу.

— Ван Хольт, — обратился Рене к боцману, стоявшему возле одной из больших статуй. Она изображала какого-то уродливого мужика, но он гладил ее ласково, как женщину, повторяя ладонью все выпуклости и впадины.

Боцман обернулся. Глаза у него были абсолютно пустые.

— Ван Хольт, собирайте команду! — приказал Рене.

Тот кивнул.

— Слушаюсь, господин капитан! — И взгляд у него приобрел некоторую осмысленность. — Одну секунду, господин капитан!

Отнеся необычную вежливость боцмана на счет пережитого потрясения, Рене пошел к приготовленным кучкам. Ему пришло в голову, что то, что он положил в свой мешок, надо выложить обратно, чтобы ребята не думали, будто он выбрал себе самое лучшее. Не успел он закончить, как ван Хольт вернулся.

— Команда готова, господин капитан! — доложил он.

— Тащи их сюда, — отозвался Рене, поднимаясь с колен. — И хватит церемониться, ван Хольт, тебе это не идет!

— Как прикажете, господин капитан! — низко поклонился тот.

Ждать пришлось недолго. Через минуту вся команда собралась вокруг Рене. Кое-кто из ребят поглядывал на него по-собачьи преданными глазами, что вызвало у молодого капитана искреннее отвращение. Ну ничего, он сейчас проверит их преданность на прочность.

— Вот, — сказал он, показывая на кучки приготовленного золота. — Разбирайте, и пошли отсюда!

Они продолжали молча смотреть на него, явно не понимая, чего он от них хочет.

— Резвый, ты чего? — подал наконец голос Топор. — Ты хочешь сказать, что я должен забрать отсюда вот эту горстку? А как же все это? — Он широким жестом обвел зал.

— Ты правильно понял, Топор, — подтвердил Рене. — Каждый из нас заберет только по горстке. А все остальное останется там, где лежало.

— Слушай, ты… — начал багроветь Топор, выражая общее возмущение. — Ты нас сюда, конечно, привел…

— Нет, это ты послушай! — рявкнул Рене, делая к нему шаг. — Боги ясно сказали: брать столько, сколько сможем унести!

— Да слышали уже! — не пожелал сдаваться Топор. — Но мы же можем унести гораздо больше! Да и вернуться за добавкой тоже можно!

— Про добавку забудь! Возвращаться придется через муравьев и нитки, и, заметь, без карты! Она осталась на алтаре, и будь я проклят, если возьму ее оттуда!

— Ладно, про добавку я погорячился, — пошел на попятную Топор. — Но можно же сразу взять побольше!

— Можно. Но нам еще до корабля топать, ты не забыл? А мадам Чактча была очень любезна проинформировать меня о том, что богам сильно не понравится, если мы по пути бросим хоть одну вещичку.

Пираты несогласно зашумели.

— Да эта твоя индианка — ведьма! — снова выразил общее недовольство Топор. — Она просто за золото трясется! Может, тут вовсе никаких богов и нету, так, колдовство одно!

— Кстати, а где отец Бенедикт? — вдруг спросил Рене, вспомнив, что не видел священника с тех самых пор, как вошел в зал. Странно. Может, он тихо спятил от присутствия чужих богов и огромного количества презренного металла и сейчас плачет где-нибудь в уголке? Хотя это вряд ли. Богов он скорее всего благополучно посчитал демонами, а насчет презренного металла священники всегда были крепким народом.

— Отец Бенедикт? — переспросил Задира, оглядываясь. — Да здесь же только что был!

Пираты начали оборачиваться в поисках святого отца.

— Вон он! — крикнул Марсель, заметив его у алтаря. — Эй, отец Бенедикт, иди сюда, капитан зовет!

Услышав свое имя, священник испуганно оглянулся и попытался как можно быстрее доделать то, зачем он пришел к алтарю. А именно, стянуть карту с жертвенника. Но так как руки у него были связаны за спиной, сделать это было для него весьма непросто. К тому же окрик напугал его, и он заторопился. От его неуклюжего движения жертвенник с грохотом свалился и покатился по полу. Вожделенная карта тоже упала, и отец Бенедикт налетел на нее, как коршун на куропатку. Сначала он уселся рядом с ней, а потом, оглядываясь, зажал между ладонями. На его лице отразилось торжество, он вскочил и бросился бежать к выходу. Пираты с криками:

— Эй, поп, ты куда? — кинулись за ним.

Рене, матерясь и крича:

— Стойте! Если выйдете, обратно не зайдете! — побежал следом.

Но в этом зале о порядке было кому позаботиться, кроме него.

Отец Бенедикт успел добежать только до середины зала. А потом его руки, в которых была зажата карта, вдруг вспыхнули ярким синеватым пламенем, похожим на вспышку молнии. Священник закричал, но крик быстро оборвался, потому что пламя почти мгновенно распространилось по всему телу, и вскоре от священника осталась только горка пепла.

Потрясенный до глубины души Рене перекрестился. Каким бы неприятным человеком ни был отец Бенедикт, вряд ли он хотел использовать карту, чтобы разбогатеть. Скорее хотел, чтобы разбогатела его церковь. Наверное, всевышний это оценит.

Остальные пираты пребывали в не меньшем шоке от увиденного. Они стояли над тем, что раньше было святым отцом, кто-то крестился, как Рене, кто-то читал молитву, кто-то переговаривался, обсуждая произошедшее.

— Ну что, — спросил их Рене, подходя. — Кто-то все еще думает, что это было колдовство?

На этот раз таких не нашлось, и план Рене был принят к исполнению. Пираты быстро загрузили в мешки то, что он велел, и заторопились к выходу. Правда, их карманы Рене не проверял, не до того было, так что вряд ли они ограничились только тем золотом, которое он выбрал, но крупной контрабанды Рене не заметил, а мелочь… Да пускай тащат, если спины не жалко. Все равно по пиратскому закону все придется отдать в общий котел. А выбросить теперь точно никто ничего не решится.

Обратное путешествие по храму вышло гораздо более приятным. Никто по ним не ползал и не пытался разрезать на части. Только средний коридор слегка подпортил настроение. Там обнаружились останки тех пятерых ребят, которые сбежали. Они были вмурованы в стены, и при этом их тела были так искорежены, что от них отворачивались, не в силах смотреть. И разумеется, о том, чтобы взять их с собой, чтобы похоронить, не могло быть и речи. Так же как и кости тех бедняг, которых объели муравьи.

А вот дорога на корабль вышла тяжелой. Голодные и страдающие от жажды пираты (потому что большая часть воды и провизии осталась в храме), надрываясь, тащили тяжелое золото через джунгли. К счастью, с ними была мадам Чактча, которая то ли сжалилась над ними и решила проводить, то ли просто хотела убедиться, что они убрались с острова. Но только благодаря ей они окончательно не обессилели. Мадам находила воду, собирала фрукты и даже несколько раз поймала в силки птиц, которых пираты сожрали вместе с костями. Сама она шагала налегке, не взяв из храма даже крупинки золота.

Когда же наконец бесконечный лес закончился и они вышли на берег реки, где стояла целая и невредимая «Касатка», мадам Чактча сказала, что ее миссия закончена и она должна идти. Пираты, теперь относившиеся к ней гораздо теплее, начали уговаривать ее остаться, хотя бы ненадолго, чтобы отпраздновать удачный поход. Она отказалась, но немного постояла с ними, будто не решаясь уйти, и в конце концов, после некоторых колебаний, заявила:

— Хорошо, хоть вы и белые, но я дам вам еще один совет. Хотите, делайте, как я скажу, хотите, не делайте, дело ваше. Но только знайте, что золото это недоброе. Без желания вам его дали, и не принесет оно вам счастья. Вот что я вам скажу. Закопайте его на одну луну, до следующего полнолуния, в том месте, где боги радуются. В каком-нибудь чистом, безлюдном месте. Где красиво, где дышится легко, ну да сами сообразите. И не ждите удачи в эту луну, потому что вся грязь останется на вас. Но если переживете это время, можете смело возвращаться и забирать золото, оно будет вам служить. — Она повернулась к Рене. — Я понятно объяснила?

— Да, мадам, — поклонился он. — Вы прекрасно объяснили. Но меня беспокоит, что вы ничего не взяли себе, никакого подарка.

Она покачала головой.

— Я уже говорила, Рена, мне этого не нужно.

— Я понимаю, — кивнул Рене, — вы не хотели ничего брать из храма. Но от меня вы можете принять подарок? — Он отцепил от пояса нож Сиплого и протянул ей. — Возьмите, прошу вас. Это нож моего друга, — Рене невольно сглотнул, — он умер. Мне было бы приятно, если бы он был у вас!

— Хорошо, — сказала индианка и взяла нож. — Да сохранят вас ваши боги!

Сказав это, она развернулась и скрылась в чаще.

Как их встретили остававшиеся на «Касатке» ребята и как грузили золото, Рене запомнил не очень хорошо. Он заснул, как только добрался до своей каюты, а может, даже и раньше, и проспал целые сутки. Так же, впрочем, повели себя и остальные, и потому «Касатка» ушла с острова только на следующее утро. Но отправилась она не на Омори, где ее ждала «Афина», а на небольшой необитаемый островок, который находился в пятидесяти милях севернее Чактча. О нем рассказал Марсель, который заходил туда набрать воды еще в те времена, когда служил на флоте его величества.

— Резвый, если есть на свете место, где боги радуются, так это точно там, — убеждал он, и Рене поверил. Команда тоже, хотя некоторые предлагали свои места, с пеной у рта доказывая их соответствие требованиям мадам Чактча. Однако здесь главную роль сыграло расстояние. Остров, предложенный Марселем, был недалеко, а всем очень хотелось побыстрее вернуться на Омори и поделиться своей радостью с оставшейся командой. Они уже представляли, какими будут ходить героями. А одна луна, то есть двадцать восемь суток, плюс еще восемь дней до следующего полнолуния пролетят так быстро, что и не заметишь.

* * *

Островок действительно был таким, каким его описал Марсель и какой требовался для их дела. Чистый, безлюдный, от него исходило ощущение ясности и непорочности первого дня творения. На нем-то пираты и закопали свои сокровища, принеся при этом страшную клятву не рассказывать об этом месте ни одной живой душе, даже оставшимся на Омори членам команды. Вот когда все останется позади, тогда они все и расскажут, а пока следует изо всех сил держать язык за зубами.