Возможно, это было связано с фазами луны.

«Нет, я не оборотень», — подумал он и тихо рассмеялся про себя. Никаких клыков, никаких когтей, неожиданно вырастающих на руках. Лишь только сигнал, возникающий в сознании, приходящий без предупреждения.

Как всегда, в те моменты, когда ему приходилось терпеливо ждать, он не мог не думать об этой движущей силе. Что было ее причиной? Все те годы, что он жил с приливами этой необходимости, он так и не смог связать их с каким-либо конкретным явлением. Это начиналось при самых разных обстоятельствах. После хорошего обеда в придорожном кафе или в солнечный воскресный день, когда он чинил водопроводный кран на кухне, а однажды после того, как он проснулся в два часа ночи, чтобы поймать воробья, который залетел в дом через окно, каждый раз одно и то же. Сначала его голова могла быть забита рядовыми делами буднего дня, и вдруг он неожиданно мог снова оказаться во власти этих… приливов.

Борясь с холодом октябрьской ночи, он поднял воротник спортивной куртки; затем взглянул на часы. Он всегда наслаждался, предвкушая этот вызов. То же самое произошло и теперь. Несмотря на то, что сейчас ему было холодно. «Нужно было надеть шарф или свитер», — проворчал он про себя. Он всегда старался одеваться легко, насколько это было возможно. Чем меньше носишь, тем меньше теряешь. Шарф мог бы создать дополнительные проблемы, оказаться мелочью, которая его погубит. Он засвистел мотивчик песни, название которой попытался вспомнить, но так и не смог, затем ему на ум пришло стихотворение: «Я прыгаю, как кукла на веревочке…» — и он мысленно закончил: «Я бы назвал это весенней лихорадкой, но я знаю, что весна здесь ни при чем». Он иронично улыбнулся, зов был достаточно сильным, однако он так и не почувствовал ни сильной лихорадки, ни уж тем более желания попрыгать. Он был охвачен одной мыслью… Его миссия, даже долг, ниспосланный свыше.

Улыбка быстро сбежала с его губ, и в голове прояснилось при виде одинокой фигуры молодой женщины, появившейся в дверях здания на противоположной от автостоянки стороне улицы. Девушка шла по широкой асфальтированной дороге, мимо припаркованных машин, направляясь к домам.

Почувствовав свежий прилив энергии, он собрался выйти из своего укрытия. Перед выходом он глубоко вздохнул, наполняя легкие воздухом, как пловец-чемпион, балансирующий на поверхности последние секунды перед тем как нырнуть.

Идти было труднее, чем он предполагал вначале, и последние десять ярдов ему пришлось пробежать. От такого усилия дыхание участилось, а это было нежелательно. Он должен выглядеть спокойным, расслабленным, иначе ничего не выйдет.

Когда наступил критический момент, он проделал все великолепно, в точности выполнив каждое запланированное ранее движение.

Хорошенькая девушка улыбнулась, почувствовав чье-то присутствие, и остановилась, вглядываясь в темноту, отделявшую их друг от друга.

Это замешательство, остановка, чтобы трезво оценить ситуацию… всегда так похожи… Успокоившись, она подошла на шаг ближе. Он сосредоточился на своих сумках, которые уронил и «пытался» собрать, делая вид, что никого не замечает.

Наконец сомнения рассеялись, и она задала прекрасный, нужный вопрос: «Вам помочь?»

Только тогда он взглянул на нее и ослепительно улыбнулся.

 

Глава 1

— Рэнди, — сказала маленькая девочка, когда подошла ее очередь, и протянула книгу. — Это для меня, поэтому вы можете написать «На память Рэнди».

Не успела Кэрол Уоррен взять ручку, чтобы надписать книгу, как суровая женщина за спиной девочки выступила вперед и уточнила просьбу:

— Ее зовут Миранда. Напишите «На память Миранде», мне так больше нравится.

Кэрол заколебалась. Почему бы не надписать книгу так, как попросила девочка? Это ведь для нее, не так ли?

Но ситуация не располагала к долгим раздумьям. У вращающегося стула, сидя на котором в книжном магазине обычно и надписывали свои книги писатели, уже стояло еще пятеро детей с мамами, терпеливо ожидая своей очереди, чтобы получить автограф Кэрол, автора «Пещеры дракона».

«На память Миранде, с любовью, Кэрол Уоррен», — написала Кэрол красивым почерком, предназначенным специально для таких случаев.

Девочка взяла книгу с благодарной улыбкой на лице.

— Почему тебе нравится называться Рэнди? — проворчала мать, когда они отошли. — Это мальчишеское имя…

После того как следующие пятеро получили автографы, поток покупателей иссяк. Лысеющий молодой человек, хозяин книжного магазина «Добрый великан», стоял рядом с Кэрол у ниши, которую называли «Уголок автора».

— Прекрасный оборот, — проговорил он, наклоняясь к Кэрол. — Такого не было с тех пор, как здесь побывал Сендак.

— Я рада, что вы довольны, — ответила Кэрол.

— Я более чем доволен. Если так пойдет, мы продадим сотню экземпляров.

Он взглянул на часы.

— Пока у нас небольшое затишье, я был бы рад угостить вас ленчем. Вы трудились два часа.

Кэрол давно заметила, что он проявляет к ней интерес, и подозревала, что приглашение на ленч подразумевает нечто большее. Она почувствовала себя виноватой в том, что поощряла его ухаживания.

— Спасибо, но я, пожалуй, останусь, — сказала она с самой теплой улыбкой, на которую только была способна. — Если появится еще кто-нибудь, мне бы не хотелось заставлять ждать.

Это была правда. Кэрол была искренне признательна детям, которые проявляли интерес к ее работе. Не так уж и давно в одном из книжных магазинов она тоже должна была подписывать свои книги, но никто не пришел. Но затем, четыре года назад, на Рождество, вышла книжка «Темный океан Даны», фантазия Кэрол о морском чудовище, которое подружилось с дочерью рыбака. Удивительно, но книга стала бестселлером, и с тех пор книги Кэрол расходились постоянно увеличивающимися тиражами.

И действительно, очередь за автографом опять начала выстраиваться. Короткая передышка сбила Кэрол с ритма машинального надписывания, и теперь, как и утром, она снова старалась поболтать с каждым малышом. Приятная внешность и искренний тон, хрупкая фигурка и длинные светлые волосы, заколотые гребнями, позволяли Кэрол заводить дружбу с каждым любящим читать ребенком — она отвечала их представлениям о том, как должна выглядеть героиня книжки «Алиса в стране чудес» — слабой и в то же время мужественной. Кэрол не могла этого не сознавать, и поэтому иногда немного играла: вместо изысканных платьев носила блузки с закрытым воротом, особенно, когда надо было подписывать книги. Дети не только ценили ее работу, но и, увидев воочию, мгновенно влюблялись в нее благодаря ее удивительной внутренней чистоте. Этим же объяснялось то, что она была крайне привлекательна для мужчин, но и в то же время их отпугивала. Она производила впечатление человека сдержанного, скрытного, девушки, верящей, что в один чудесный день появится ее Прекрасный Принц и разбудит Спящую Красавицу.

Кэрол подписала еще дюжину книг, когда, подняв глаза, неожиданно увидела не маленького ребенка, а высокого мужчину с суровым лицом, который смотрел на нее напряженным взглядом.

В нем было что-то неуловимо пугающее. Хотя взрослые часто приходили, чтобы получить автограф для детей и внуков, но уже в том, как он как-то по-особенному решительно стоял напротив, Кэрол почувствовала, что его просьба не будет простой и доброй. Посетитель был одет в плащ из серой саржи, выглядевший слишком теплым для ранней осени, и жемчужно-серую шляпу, чуть сдвинутую на лоб, отчего глаз почти не было видно. Он не сразу протянул ей книгу, которую крепко прижимал к себе, почти спрятав в больших ладонях, продолжая смотреть на нее.

«Такое впечатление, что он пытается сравнить меня с портретом в книжке», — подумала Кэрол.

Знал ли он ее? У нее самой шевельнулось смутное чувство, что она его где-то недавно видела: то ли в ресторане, то ли в переполненном автобусе.

Секунды две она пристально смотрела ему в глаза, принимая вызов. Нет, теперь она была абсолютно уверена в том, что никогда его не видела. Но, только задержав взгляд, она представила, как можно было бы нарисовать это лицо под мягкими полями шляпы.

Тонкие черты, высокие скулы, придававшие ему аскетический вид, хотя большой нос, широкий рот и глубокая ямка на подбородке делали бы его угрюмым и неприятным, если бы не были так четко очерчены. Как бы внушительно он ни выглядел, общее впечатление сглаживалось за счет теплых карих глаз незнакомца, в уголках которых залегли глубокие морщины, свидетельствующие о долговременном пребывании на солнце. Было трудно определить его возраст — Кэрол дала ему чуть больше пятидесяти. Манера одеваться говорила о том, что мужчина не молод, однако то, как плащ сидел на нем, а также прямая осанка свидетельствовали о силе и энергии. Он выглядел как стареющий хозяин ранчо или лесоруб, надевший городской костюм.

Не желая больше продолжать эту дуэль взглядов, Кэрол протянула руку за книгой.

— Могу ли я надписать ее для вас?

Он подал книгу.

— Спасибо, мисс Уоррен, будьте так добры.

Она обратила внимание на его речь — речь джентльмена. И голос — твердый и низкий, но хорошо поставленный — голос человека, привыкшего контролировать свою силу.

— И как мне ее подписать? — спросила Кэрол, открывая книгу.

Он скептически посмотрел на нее, словно бы думал, что она должна знать, чего он хочет.

Затем произнес:

— Напишите, пожалуйста, «На память Сьюзан», через «з».

В другое время Кэрол могла бы поинтересоваться, не приходится ли ему Сьюзан внучкой, или вытянула бы из него некоторые факты, чтобы посвятить надпись лично Сьюзан. Но взгляд мужчины говорил о каком-то глубоком волнении, которое скрывалось за невинной просьбой, и неожиданно Кэрол захотелось, чтобы эта встреча побыстрее закончилась.

«На память Сьюзан, — написала она своим обычным почерком. — С наилучшими пожеланиями, Кэрол Уоррен».

Она быстро сунула книгу незнакомцу и лишь слегка улыбнулась, прежде чем повернуться к малышу, который был следующим в очереди и теребил ее за руку.

— Привет, как тебя зовут?

Надписывая следующую книгу, Кэрол заметила, что темный плащ пропал из ее поля зрения, и не могла противиться желанию осмотреться, чтобы удостовериться, что посетитель ушел. В проходе между местом, где она сидела, и дверью никого не было.

Через некоторое время после его ухода, когда очередь рассеялась, Кэрол поймала себя на том, что мысленно возвращается к незнакомцу. Но все шло своим чередом, и перед ее глазами прошло столько лиц, что даже самые необычные из них не остались в ее памяти. Человек в шляпе был теперь одним из тех, кто решил купить книгу, достаточно странный, чтобы на короткое время произвести впечатление, но не из тех, кого бы она хотела встретить снова.

Кэрол пришла домой чуть позже шести. Как только она вошла в квартиру, то сразу же сбросила туфли и направилась на кухню; достала из холодильника недопитую бутылку белого вина и налила себе стаканчик. Потом она отнесла бутылку в гостиную, настроила радио и откинулась на кушетку.

Довольная результатами дня — количество проданных книг составило сто двадцать восемь экземпляров, — она ощущала праздник в душе. На секунду Кэрол подумала, не была ли она слишком своенравна, уже во второй раз отклонив приглашение владельца книжного магазина пообедать с ним.

«Это могло бы стать приятным завершением дня», — подумала Кэрол, но, растянувшись на кушетке, сразу изменила свое мнение. Она провела достаточно времени с этим славным, но сдержанным молодым человеком, чтобы знать, что свидание ни к чему не приведет. Еще один бесполезный вечер, приятный разговор ни о чем, робкая попытка сближения, которая закончится тем, что он попросит ее о следующем свидании, и она откажется под удобным предлогом. Боже, сколько раз она это проходила…

Потягивая вино, Кэрол вспоминала период после их разрыва с Ричардом, когда она сделала решающее усилие, чтобы не стать затворницей: пойти на свидание, принять приглашение на обед от друзей, даже если она будет сидеть рядом с «наиболее перспективным холостяком». Ничто из этого не сработало. Трудно ли было с ней общаться? Нет, не было ничего удивительного в том, что после двух с половиной лет совместной жизни с Ричардом Колдвеллом Кэрол сравнивала его с другими, и сравнение было не в пользу последних. Ричард был не только хорош собой, но и остроумен, заботлив и нежен. Он разделял ее простые вкусы: лирика Коул Портер, плавание на корабле, живопись Эдварда Хоппера. Она так его любила, что до сих пор задавалась вопросом: по чьей вине они расстались — его (как она думала раньше) или ее? Два с половиной года они жили вместе, в их интимных отношениях царила гармония, но потом Ричард решил, что им не хватает изюминки. Он захотел попробовать «игрушки», как он их называл: вибратор, щипчики, наручники. Некоторое время она терпела все это, но затем произошел бурный разговор, когда в один из уик-эндов в Вермонте он достал из чемодана свое новое приобретение — шары «бен-ва». Едва начав слушать лекцию о приятном использовании двух маленьких блестящих металлических шариков, она взорвалась от возмущения. И долго еще после этого она злилась на то, что он пытался оказать на нее давление.

— Не будь такой ханжой, — сказал он. — Это совсем не больно. Все это для того, чтобы тебе было хорошо.

Но ей не было хорошо. И то, что он назвал ее ханжой, — было «просто грязно», как сказала она ему. Она всего лишь не была готова к тому, чтобы участвовать в его порнографических фантазиях, — быть второстепенным сексуальным предметом, как какая-нибудь послушная водителю спортивная машина.

После этого их отношения начали ухудшаться, пока не наступил полный разрыв. Даже попытка примирения несколькими месяцами позже закончилась тем, что Кэрол возвратилась в свою спальню одна, несмотря на первоначальную теплоту за обедом в ресторане. С того времени как Ричард переехал в Хартфорд, чтобы вступить в высшие эшелоны управления страховой компанией, он изредка звонил, и разговоры всегда были приятными. Но она могла только оплакивать распад их связи — еще одна издержка современного века вседозволенности, заставляющего искать неограниченное самоутверждение.

Поэтому ей было достаточно трудно строить взаимоотношения с другими мужчинами, даже если человек казался хорошим, да и был на самом деле замечательным. Теперь Кэрол больше не упрекала себя за поспешные суждения о мужчинах; если с самого начала не было намека на нечто серьезное, лучше было не делать первый шаг. Если это означало одиночество — пусть так. Ей больше была нужна карьера, нежели мужчина, и теперь она ни о чем не жалела, даже если иногда переживала, что может зайти слишком далеко, становясь закостенелой, — так новое поколение называло старых дев.

Она была убеждена, что однажды — случайно — она найдет кого-то, такого же особенного и заботливого, как Ричард, но достойного долгих отношений.

Когда начали сгущаться сумерки, Кэрол поднялась с кушетки и вышла на маленькую террасу. Там стояли цветочные горшки и кадки, в которых росли цветы и плющ, а еще — металлический кофейный столик и два стула. В одном углу Кэрол выращивала помидоры в ящике. Она выросла в доме с большим садом, и хотя не жалела о том, что уехала с окраины города, не могла представить себе, как можно жить без кусочка природы. Маленькая терраса высоко над 2-ой авеню была последним аргументом в пользу этой квартиры.

Она собирала последние помидоры, последние в этом сезоне, когда услышала телефонный звонок. Взглянула на свои руки, чуть запачканные землей, решила не торопиться внутрь дома — автоответчик примет сообщение. Еще полтора часа она продолжала возиться со своими растениями, изредка останавливаясь, чтобы полюбоваться закатом, а затем зашла в дом, автоматически закрыв металлическую дверь на засов. Незваные гости не могли бы прыгнуть через три этажа, отделяющие крышу от террасы, но береженого Бог бережет.

Кэрол умылась и подошла к телефону, стоявшему на ночном столике в ее спальне, и перемотала пленку. Цифровой индикатор показал, что с тех пор, как утром она ушла, было четыре звонка. Она нажала кнопку. За первым гудком последовал голос ее подруги Марго Дженнер с приглашением поехать к ней на дачу в воскресенье пообедать, «посмотреть на осеннюю листву и все такое».

Кэрол взвесила все «за» и «против». До Райнбека было почти два часа езды, но компания Марго с мужем и детьми означала кусочек семейной жизни, которую Кэрол всегда любила. Она начала сортировать почту, когда раздался второй звонок. Некто из «Канейдиан Филм» сообщил, что находится в городе и хотел бы встретиться с ней на предмет обсуждения анимационной версии ее первой книги «Тигр, Тигр».

Началось следующее сообщение. Женский голос, срывающийся от рыданий, — это стало ясно с первых же прозвучавших слов:

— О, Кэрол, дорогая, не знаю, как сказать… но даже если тебя нет дома… тебе все же следует знать. Я уверена, ты могла постараться и… о, Господи, что я говорю?

Голос умолк, и некоторое время были слышны только всхлипывания. Кэрол перебирала в уме знакомых, размышляя, кто бы это мог быть? Что за несчастье случилось?

Послышался мужской голос, очень мрачный, кто-то сменил всхлипывающую женщину у телефона.

— Кэрол, это Эд Дональдсон… отец Энни. Мы звоним всем друзьям Энни, чтобы сообщить, что ее тело нашли.

Неожиданно живот у Кэрол свело в нервной судороге. Она пошла к кровати и села, когда голос заговорил опять.

— Завтра в двенадцать часов утра состоится служба в Нортпорте. В церкви Вознесения. Прости, что так сообщаем тебе, но нам многим еще нужно позвонить. Да, вот так.

Пленка перекрутилась на четвертое сообщение, на которое Кэрол не ответила, — звонил биржевой маклер, с ним она встречалась несколько месяцев назад, чтобы сказать, что он думает о ней, и не занята ли она вечером в следующую среду?

В среду? Идея провести ближайшие дни в беззаботных занятиях вдруг показалась абсурдной. Только смерть сейчас имела значение.

Нашли ее тело…

Энни Дональдсон пропала в апреле. Такое долгое время — никаких улик, ни тела — позволяло надеяться, что она жива, жертва амнезии или какой-нибудь безрассудной страсти, которая заставила ее убежать от безопасной и привычной жизни и открывать себя заново. Кэрол никогда по-настоящему в это не верила, но сейчас рухнули самые робкие надежды.

Она подошла к гардеробу и достала их с Энни фотографию, бок о бок, улыбающихся из-под шапочек с кисточками в последнем классе школы. Сотни воспоминаний юности пронеслись за один миг у Кэрол в голове: как они советовались, когда у обеих впервые началась менструация, позже обсуждали достоинства мальчиков, разговоры о карьере и еще позже — любовные приключения.

Но теперь не будет никакого «потом». Наконец пришли слезы, реальность обожгла с новой силой. Энни больше нет. Нет, она не просто мертва — она убита. Кэрол вытерла слезы и положила фотографию обратно на гардероб. Завтра она пойдет на похороны, а там слез будет гораздо больше.

В данный момент она хотела уйти от горя, и лучший выход для нее — работа.

Она действительно в этом нуждалась — быть в своей сказке, своем мире фантазии.

Сегодня вечером несмотря на горе, а, возможно, благодаря ему, она знала, что создаст несколько замечательных чудовищ.

 

Глава 2

Стоял чудесный день бабьего лета; слишком теплый для октября — погода скорее подходила для свадьбы, чем для похорон. Разглаживая юбку своего черного льняного костюма, который помялся от долгого сидения в церкви, Кэрол направилась к дому по мощеной дороге. В двери белого дома Дональдсонов, построенного в колониальном стиле, постепенно просачивались люди. Кэрол предположила, что родители Энни наверняка стоят там, принимая визитеров. Во время церковного и погребального обрядов у Дональдсонов не было возможности принимать соболезнования. Мать Энни, постаревшая от горя, вошла в церковь, тяжело опираясь на руку младшего брата Энни, Скипа. Мистер Дональдсон последовал за ними, уставившись в одну точку прямо перед собой, со слишком прямой осанкой, как будто он поклялся не поддаваться самым жестоким ударам судьбы.

С того самого момента, как Кэрол их увидела, она почувствовала, что такие похороны — похороны жертвы убийства — сильно отличаются от остальных. Когда смерть наступает в результате болезни или несчастного случая, естественность такого исхода может смягчить боль. Когда Кэрол было семь лет, ее мать умерла от рака желудка. Она долго мучилась, и на похоронах многие уверяли Кэрол, что «так даже лучше». Она была и на похоронах родственников, умерших в преклонном возрасте, и на похоронах молодого парня, с которым встречалась еще когда училась в колледже: он разбился на маленьком самолете отца. В таких случаях можно примириться с неизбежной потерей — можно объяснить случившееся волей Божьей, одним мгновением по сравнению с вечностью. Но ни одно из объяснений не подходило к последнему случаю. Другое мыслящее существо намеренно лишило жизни Энни. Это нельзя было объяснить волей Божьей: Бог, должно быть, бесчувствен, если может позволить сумасшедшим людям бессмысленно проливать кровь им подобных.

Кэрол замедлила шаг. Что могла она сказать Дональдсонам, чтобы слова ее не прозвучали неискренне и банально? Чем ближе она подходила к двери, тем больше ей хотелось уйти и выразить соболезнование в письме. Но Кэрол знала, что этого будет недостаточно, и эти мысли были единственной минутной слабостью, которую она себе позволила. В конце концов, это было частью ее работы. Если она старалась хоть как-то оградить мир от ужаса, может, это придаст особую остроту фантазиям, которые она воплощала в своих книгах.

Группа людей около двери уменьшалась. После недолгого колебания Кэрол продолжила свой путь вперед. В церкви и у могилы она узнала многих бывших одноклассников, которых не видела со дня окончания школы. Печальный повод для встречи, как будто бы это был единственный способ поговорить со старыми школьными друзьями. И она подумала, что если делиться своими чувствами с другими, то становится гораздо легче, — так на них подействовала смерть Энни.

Как только Кэрол переступила порог, мистер Дональдсон приветствовал ее. Стройный красивый мужчина с густыми серебристыми волосами, он попытался улыбнуться.

— Кэрол, дорогая Кэрол, — прошептал он, заключая ее в объятия. — Когда ты здесь, становится легче.

Она крепко обняла его и снова почувствовала, что плачет. Ее родной отец не был столь физически привлекательным мужчиной, и Кэрол поэтому всегда завидовала подруге.

— Это ужасно, — сказала Кэрол, когда Эд Дональдсон отпустил ее. — Такое чувство, что это кошмарный сон, и нужно просто проснуться.

— Это было бы замечательно, — сказал он, и Кэрол поняла, что ее замечание было как раз из тех пустых сантиментов, которых она опасалась. Она вышла из неловкого положения, повернувшись к его жене, только что дослушавшей сочувственные излияния пожилой женщины.

— Сильвия, посмотри, кто здесь…

Мать Энни взяла руку Кэрол, затем подошла ближе и озадаченно посмотрела на нее.

Кэрол поняла, что Сильвия Дональдсон все еще была в шоке.

— Кэрол Уоррен, — представилась она.

— О Господи, Кэрол, ну конечно. Разве не ужасно то, что случилось с моей девочкой. Она ведь была самой лучшей. Как мог кто-то причинить зло такой прекрасной… такой… какой отвратительный мир. Я не знаю, захочу ли я еще жить в этом мире. Может быть, Энни там лучше. Как ты думаешь, может, ей там лучше?

— Не знаю, миссис Дональдсон, — отозвалась Кэрол. — Я знаю только, что буду ужасно по ней скучать.

Кэрол увидела в стороне медсестру в униформе, на которую сначала не обратила внимания. Но сейчас женщина в белом халате вышла вперед и спросила, не желает ли миссис Дональдсон отдохнуть.

— Нет, со мной все в порядке, — ответила мать Энни и снова посмотрела на Кэрол. — Приятно тебя видеть, дорогая, — добавила она рассеянно. — Пожалуйста, чувствуй себя как дома. Там есть кофе и пирог. — Она растерянно прошла через двери в гостиную, затем обернулась к мужу, который прохаживался с новым посетителем.

Кэрол прошла вперед. Она поняла, что это убийство не ограничилось одной жертвой. Сильвия Дональдсон когда-нибудь сможет прийти в себя, но уже никогда не станет прежней. И кто знает, когда сила, поддерживающая ее, иссякнет.

Пересекая гостиную, Кэрол неожиданно вспомнила, как здесь проходила школьная вечеринка, в ее памяти возник образ Энни, разносящей блюдо с сэндвичами, разливающей кока-колу; воспоминания неожиданно оборвались — Кэрол окликнула женщина, идущая навстречу. В школе Дебби Гэхэген была одной из самых хорошеньких и популярных девушек. Бойкая и жизнерадостная блондинка с грудным голосом. Теперь она немного подурнела.

— Кэрол, — воскликнула Дебби, — как замечательно, что ты пришла.

— А как ты думаешь, Дебби, могла ли я поступить иначе? Энни была моей лучшей подругой.

— Конечно. И моей тоже.

Насколько помнила Кэрол, в школе Энни и Дебби никогда не были особенно близки.

— Боже мой, — продолжала Дебби, схватив Кэрол за руку. — После всего, что случилось, никто не может сомневаться в неизбежности смертной казни, правда? Кто может думать, что достаточно поймать этого парня и посадить его в тюрьму? Такие звери не должны жить. Только не после того, что он сделал со всеми этими женщинами…

Взгляд Кэрол блуждал по лицам остальных присутствующих, но последние слова Дебби привлекли ее внимание.

— Женщины? — повторила Кэрол. — Разве Энни была не одна, когда…

— О, когда ее убили, она была одна. Все они были одни. — Дебби Гэхэген остановилась, заметив на лице Кэрол недоумение. — Неужели ты не читала об этом? Вчера в газете написали, что кто бы ни убил Энни, это, должно быть, тот человек, который уже убил двадцать или тридцать других женщин.

— Тридцать? — почти неслышно сказала Кэрол. Не ослышалась ли она?

— Может, и больше. Ты и вправду ничего об этом не знаешь? В газетах вот уже год постоянно об этом пишут.

Кэрол покачала головой, не в ответ, но как бы отказываясь поверить в этот ужас. Она не удивилась тому, что ничего не знала об этой истории. Она выписывала «Таймс», которую лишь пролистывала, и слушала иногда радио. Тем не менее она часто пропускала криминальные сообщения, шедшие нескончаемым потоком. Неверно было бы сказать, что она жила с шорами на глазах, но насилие было одним из слагаемых, составляющих жизнь большого города, и она считала глупым зацикливаться на этом. Теперь, когда ее лучшую подругу убили, она думала иначе.

Дебби Гэхэген продолжала говорить, явно гордясь своей осведомленностью, и дополняла свой рассказ подробностями, вычитанными из газет. Только по прошествии восемнадцати месяцев полиция начала подозревать, что исчезновения и смерти молодых женщин, происшедшие в нескольких штатах, а именно: Нью-Джерси, Коннектикут, Нью-Йорк и Пенсильвания — можно связать между собой как совершенные так называемым серийным убийцей. И если первые полосы газет не подогревали интерес читателей к этой истории, то, очевидно, потому что у полиции не хватало улик для подтверждения этой версии.

— Когда пропала Энни, полицейские не были уверены в своих подозрениях, — объяснила Дебби. — Но теперь, когда нашли тело, они говорят, что она пополнила список жертв этого парня. — Дебби придвинулась к Кэрол, явно довольная тем, что делится тайной. — Она была зарезана и задушена — вот что он сделал. Тело нашли в лесу, она была совершенно раздета и…

— Пожалуйста, прекрати, — оборвала ее Кэрол. — Я больше не хочу этого слышать.

Образ Энни неожиданно возник в ее голове: не обнаженное мертвое тело, все в крови, как описала Дебби, но живая Энни, она отчаянно кричала и отбивалась от убийцы.

Дебби Гэхэген удивилась, когда Кэрол пробормотала: «Извини» — и отошла.

Ей хотелось поддаться порыву и бежать из этого дома, как будто бегство спасло бы ее от горя. Но она не хотела устраивать сцен. Она огляделась вокруг, ища что-нибудь, что могло отвлечь от ужасных картин, которые ее преследовали, и задержала свой взгляд на человеке, который стоял у обеденного стола. Это был хорошо подстриженный мужчина лет тридцати пяти, шатен, с хорошей фигурой и голубыми глазами, на которые можно было издалека обратить внимание. Он прислонился к стене, ничего не ел и не пил, неустанно изучая вновь прибывших, а также группки разговаривающих друзей и родственников. Видя, что он чувствует себя неловко, Кэрол собралась подойти, чтобы составить ему компанию. Как раз в этот момент он перехватил ее пристальный взгляд.

Его печальная улыбка говорила о том, что он разделяет всеобщее горе, но в то же время обещала совершенно неуместное приключение. Кэрол была здесь для того, чтобы отдать дань уважения покойной, а не повысить тонус.

Отказавшись от знакомства, почти принеся его в жертву памяти об Энни, Кэрол отвела взгляд. Как только она отвернулась, в комнату вошел Эд Дональдсон. Он объяснил, что его жена пошла прилечь, снова приняв успокоительное.

— Иногда я виню себя, — сказал он.

— Как вы можете?

— Когда полиция сообщила нам, мы должны были… — на мгновение он замялся, — опознать тело, и я позволил Сильвии пойти. Я пытался ее остановить, но она сказала, что это последний шанс увидеть «ее девочку», и я сдался. — Он замолчал, глядя в пол. — Боже мой, они ведь предупредили, как это ужасно. Но я просто… просто не смог объяснить Сильвии… чтобы она поняла, как плохо… — Эд Дональдсон оборвал себя на полуслове и огляделся, ища свободный угол.

«Вы не должны винить себя, это так ужасно, я тоже любила ее». Эти банальные слова пронеслись в голове Кэрол. Но понимая, что это не поможет, она ничего не сказала. Эд Дональдсон посмотрел на нее.

— Как-нибудь мы справимся с этим, — сказал он твердым, нарочито бодрым голосом. — Справимся, потому что должны. — Он слегка похлопал Кэрол по плечу и вышел из комнаты. Кэрол поймала себя на мысли, что хочет знать, что не смог объяснить жене Эд Дональдсон о том, «как плохо» будет опознавать их мертвую дочь.

«Лучше и мне не знать», — сказала она себе и решила, что уже слишком долго задержалась здесь. Она направилась к бывшим одноклассникам, чтобы попрощаться, когда за ее спиной послышался голос:

— Могу ли я предложить вам чашечку кофе?

Кэрол обернулась. Это был тот самый голубоглазый мужчина, что одиноко стоял у стены.

Она колебалась, готовая сказать, что собиралась уйти.

— Спасибо, но сегодня я не настроена пить кофе, — проговорила она с улыбкой, чтобы не обидеть его.

— Понимаю, — ответил он. — Вы хорошо знали ее?

— Она была моей лучшей подругой, — кивнула Кэрол. — А вы? — Только задав вопрос, она подумала, что он вполне мог быть кавалером Энни.

— Я не был знаком с ней. — Он на секунду умолк, нахмурившись. — Я работаю над этим делом. Существует порядок — присутствовать на похоронах в случае такого убийства.

Он протянул руку.

— Эрик Гейнс. Я — детектив Департамента полиции города Нью-Йорка.

Кэрол представилась, подала ему руку, и мгновение они держали друг друга за руки в молчаливом приветствии.

— Неужели это так обычно для полицейского из Нью-Йорка — приехать в Лонг-Айленд?

Эрик Гейнс слегка улыбнулся.

— Скорее, это не совсем обычно. Но ваша подруга пропала и я ее ищу.

— Понимаю. Но вы сказали — такое убийство…

Он некоторое время изучал ее, словно старался понять, что заставило ее задать этот вопрос, — искренний интерес или нездоровое любопытство.

— В этом случае убийца может быть одним из присутствующих на похоронах. И если это случится, мы сможем вычислить его.

— Боже мой, — воскликнула Кэрол, всматриваясь в толпу. — Вы думаете, это был кто-то, кого она знала?

— Нет, — сказал детектив, — вряд ли. Но убийца пока может позволить себе показаться на глаза. Они получают удовольствие от вида плачущих родственников в церкви или на кладбище. В этом их ошибка.

Кэрол вздрогнула.

— Но ведь несомненно этот кто-то не может прийти сюда. Совершенно незнакомый человек… Он выдаст себя.

Гейнс пожал плечами.

— Если это даст ему какой-то заряд, он все же может попытаться — замаскироваться, прикинуться доставщиком цветов… или полицейским.

Кэрол сразу испугалась. Гейнс немедленно сунул руку за пазуху, вытащил потрепанное удостоверение в кожаной обложке и показал свой значок.

— Я настоящий, не волнуйтесь. — Он снова убрал удостоверение во внутренний карман. — Но людям не мешает знать, что может случиться.

Кэрол подумала о том, что ей сказала Дебби Гэхэген.

— Это дело… неужели правда, что один человек мог убить тридцать женщин.

— Тридцать, может, сорок. Мы точно не знаем.

— Но это, должно быть, одно из ужаснейших преступлений в истории. Почему я ничего не слышала об этом до сегодняшнего дня?

— Слышали ли вы когда-нибудь о «речном убийце»?

Кэрол покачала головой.

— Его разыскивали в Сиэтле за убийство тридцати семи женщин в 1982–1984 годах. И тридцать семь — только часть жертв, чьи останки были точно идентифицированы. Тамошние полицейские потратили десять миллионов долларов на расследование и до сих пор ничего не нашли. Может, он остановился, или просто переехал… сюда. — Полицейский глубоко вздохнул. — Эй, вы не хотите этого слышать. Это ужасные вещи. Не то, что мы…

— Но этот человек убил мою лучшую подругу, — перебила Кэрол. — Этого нельзя допустить. Сама мысль о том, что существуют такие чудовища и многие из нас даже ничего не подозревают…

— Это не так уж необычно, — мягко сказал Гейнс. — Вокруг достаточно таких типов, которые не всегда попадают в заголовки газет. Обнаруживается еще одно тело, списанное на серийного убийцу, и рассказ похоронен где-нибудь на внутренней странице. Это может быть тело человека, мертвого шесть месяцев, год… как ваша подруга.

— Но все же… сорок человек, — сказала Кэрол. — Половина от этого числа погибает в железнодорожной аварии, и об этом уже пишут на первых страницах.

— Когда много людей погибает в одно время в одном и том же месте — это бедствие, катастрофа. Газетчики знают, как подать такие факты. Но вот мы ведем расследование этих убийств почти два года, и слишком поздно поняли, что они связаны между собой. Газетчикам нет резона раздувать эту историю. — Через секунду Гейнс добавил: — Ну и, конечно, мы не можем быть уверены в том, что там действительно есть, что раздувать. У нас так мало настоящих улик, может быть, мы делаем поспешные выводы — просто чтобы комфортнее себя чувствовать.

— Я не совсем понимаю, как вы можете чувствовать себя лучше, зная, что среди нас ходит человек, который уже убил двадцать или тридцать женщин… а вы до сих пор его не поймали.

Гейнс печально улыбнулся.

— Возможно, это немногим лучше, чем если бы мы думали, что существует семь или восемь парней, каждый из которых совершил по пять убийств.

Он помолчал, потом, немного задыхаясь, заговорил снова:

— Ну хорошо, хватит. Когда я подошел, у меня не было намерения испугать вас. Я не хотел, чтобы вам снились кошмары.

«Тогда чего вы хотели?» — могла бы она спросить. Однако сейчас она была не в настроении флиртовать.

— Все в порядке, — сказала она. — Приятно было познакомиться, детектив Гейнс.

— Эрик.

— Эрик. Мне нужно идти.

Она отошла. На секунду ей показалось, что он хочет спросить разрешения позвонить ей, но вместо этого он достал свою визитную карточку, протянул ей и сказал:

— Приятно было с вами познакомиться, Кэрол. И прошу вас, дайте мне знать, если у вас появятся соображения на этот счет.

Она решила, что он всего лишь исполнял свои обязанности и исподволь, незаметно, старался ее «прощупать». Все возможно — может быть, неизвестным убийцей могла оказаться женщина.

Разговор с Гейнсом испугал Кэрол. Выйдя на улицу, она внимательно осмотрелась, ища взглядом подозрительно пустой фургон для доставки цветов, или силуэт, спрятавшийся за деревом.

Она почувствовала себя в большей безопасности, когда села в машину, закрыла дверь и поехала. Она уже проезжала мимо темно-зеленого фургона, стоящего в конце улицы Церквей, когда уголком глаза заметила за его рулем человека. И только после того, как повернула и поехала к другому кварталу, поняла, что она видела его раньше и узнала бы его сразу, если бы он был в шляпе.

У нее заколотилось сердце, она вцепилась в руль и нажала на тормоз. Но в следующую секунду опомнилась. Должно быть, это последствия страха, вызванного разговором с полицейским. Она даже не рассмотрела как следует лицо водителя, он мог быть кем угодно, например, одним из местных жителей, который всего лишь собрался ехать куда-то по своим делам.

Но когда она проехала уже полквартала, то поняла, что никогда не простит себе, если не проверит догадку. Она объехала квартал кругом, чтобы подъехать к фургону сзади.

Но его уже не было.

«Вероятно, один из местных жителей, — уверяла себя Кэрол. — Или мастер, приехавший по заказу. Конечно, не какой-то маньяк, наблюдающий за домом одной из своих будущих жертв».

Однако, возвращаясь в Нью-Йорк, она постоянно поглядывала в зеркало заднего вида: не появится ли темно-зеленый фургон со знакомым водителем? Но никто не появился.

Добравшись домой, Кэрол попыталась написать Дональдсонам письмо с соболезнованиями, как будто слово могло облегчить боль потери, такой ненужной и жестокой.

Как ужасно…

Слова, сказанные отцом Энни, преследовали ее весь вечер. Она пошла спать, ожидая, что ей будут сниться кошмары.

Однако предсказание детектива не сбылось. В ту ночь ей вообще ничего не снилось.

 

Глава 3

Ранним субботним утром она была уже в пути. У моста Джорджа Вашингтона яблоку было негде упасть, машины ползли, как улитки, почти прижимаясь друг к другу, но Кэрол это не смутило — она была рада вырваться из города. Конечно, на вечеринке, где много незнакомых людей, ей могло стать хуже, но попробовать стоило.

Во время похорон ее брат Томми был в Далласе по делам, но вечером позвонил и сразу же почувствовал, как этот день повлиял на Кэрол. Он убедил ее воспользоваться его гостеприимством. Неосознанно Кэрол чувствовала, что ей следует поехать. Дом был закончен всего лишь два месяца назад, и Томми хотел, чтобы они вместе хорошо провели время. Ей потребовался всего лишь час, чтобы доехать до Нью-Джерси, затем она свернула с дороги на Сэдл Ривер, богатый район с зажиточными домами в сосновом бору. У въезда к каждому дому красовалась аккуратная деревянная или металлическая табличка, кое-где имелись стальные ворота с телекамерами на колоннах. Надпись перед домом Томми гласила: «Уоррен». И никакого номера. Кэрол повернула и проехала по деревянному настилу, где парковщик в фуражке откатил машину на стоянку. Кэрол достала с заднего сиденья приготовленный для Томми подарок и подошла к дому. У нее захватило дыхание. Дом был огромен. Хотя он был построен в современном стиле, в нем угадывались викторианские мотивы: серый фасад с белой отделкой, высокие окна.

У входа она оставила свое пальто слуге в униформе.

— Мистер и миссис Уоррен в библиотеке принимают гостей, — тихо сказал он. — Направо и вниз.

Впереди послышался шум голосов. Кэрол вошла в комнату с высокими потолками, где гудел огонь в огромном камине. Публика состояла в основном из пар, и она почувствовала себя неловко. Неужели она будет здесь единственной девушкой без пары? Входя, она увидела Томми и его жену Джилл, которые стояли у бара в дальнем конце комнаты. Как всегда, Кэрол была поражена тем, насколько изменился и похорошел ее брат. У него были густые золотисто-каштановые волосы и четкие черты лица. Когда-то его лицо было мягче, возможно, более приятным, но к тридцати годам несколько изменилось.

— Кэрри! Как я рад, что ты приехала! — воскликнул он, быстро подойдя к ней, и заключил ее в объятия.

— Здесь так красиво! У тебя просто потрясающий дом.

— Жаль, что отец не может приехать, — сказал Томми.

— Ему бы очень понравилось.

— Так больше не должно продолжаться, — мягко сказал Томми.

Кэрол кивнула, и между ними повисло тяжелое молчание — как всегда, когда кто-нибудь из них затрагивал тему о несчастье, постигшем их отца.

— С тобой все в порядке? — наконец спросил Томми. Его рука лежала на плечах Кэрол. — Когда мы разговаривали по телефону, у тебя дрожал голос.

— Это все Энни, — сказала Кэрол. — Я никак не могу успокоиться.

— Я понимаю. Помню, когда умерла мама, у меня было чувство, что я больше никогда не смогу ни с кем разговаривать. И Энни… она была особенной.

Кэрол услышала позади себя быстрые шаги, мужские руки закрыли ей глаза, прежде чем она успела повернуться.

— Угадай, кто, — послышался скрипучий голос.

— Должно быть… Филдс, — сказала она, смеясь.

— Вот так-так, опять не угадала.

Калли Нельсон убрал руки. Лучший друг ее отца был крупным и краснолицым мужчиной с мощным торсом. В его жилах текла шотландская кровь, и он постоянно шутил, причем шутки его были связаны в основном с выпивкой.

— Прекрасно выглядишь, дорогуша, — сказал он.

— Как дела, Калли? Рада тебя видеть.

— Шикарно. Полюбуйся на Томми. Ничего себе домишко отгрохал, а?

Томми улыбнулся.

— Упорная работа, дядя Калли, — все, что для этого нужно. Ты и отец всегда подавали хороший пример.

Калли Нельсон натянуто улыбнулся.

— Вчера я видел Пита. Дела плохи, ребята. Пройдет немного времени и… — Он замолчал, покачал головой, затем повернулся к официанту, который нес поднос с закусками. — С вашего позволения я немного покормлю тельце.

Как только он ушел, Томми тихо сказал:

— Он все такой же, правда? Просто застенчивый беззаботный мальчишка.

Кэрол уже собиралась согласиться, когда к ним подошла жена Томми. Джилл была худой, но достаточно крупной женщиной с круглым и приятным лицом Мадонны. Когда они с Томми поженились сразу после колледжа, Джилл произвела на Кэрол впечатление женщины, замечательно подходящей для роли покорной жены, но прошлой весной она вернулась в школу, чтобы продолжить свою карьеру. Это, в сочетании с успехом Томми, придало ей уверенности в себе. Теперь Джилл не выглядела такой простушкой, стала более уравновешенной. Ее темные волосы были слегка подкрашены и уложены в короткую пышную прическу, которая заметно выигрывала по сравнению с девчоночьим «конским хвостом», который она носила раньше.

Она взяла и развернула подарок Кэрол.

— Потрясающе! — воскликнула она, увидев набор антикварных чашек. — «Лимож». Кэрол, ты остаешься художницей, даже когда выбираешь подарки. Я бы не додумалась найти такую редкость.

— Да что ты… — скромно сказала Кэрол.

— Надеюсь, ты чувствуешь себя лучше, — вздохнула Джилл. — Должно быть, ты ужасно переживала… я имею в виду Энни.

— Да, — решительно ответила Кэрол, желая избежать разговора о неприятных подробностях.

Томми вывел ее из толпы и представил товарищам по работе. Некоторые из них принесли книжки Кэрол, чтобы она надписала их. Она с удовольствием сделала это и ответила на вопросы о том, как она написала свои истории. Затем Томми провел ее к большому столу, накрытому в гостиной, где официант расставлял блюда с филе из лососины и ratatouille.

— Неплохо, не правда ли? — сказал Томми.

— Совсем неплохо, — отозвалась Кэрол, когда он усадил ее. — И такой дом… Не хочу совать нос не в свое дело, но ты уверен, что можешь себе это позволить?

— А кто может многое себе позволить? — со смехом ответил Томми, усаживаясь рядом.

— Нет, я серьезно, — настаивала Кэрол.

— Не хотел тебе говорить, — понизив голос, ответил Томми, — но, похоже, мы заполучили-таки клиентуру «Медитрона». Года три назад я даже и подумать не мог, что это случится так быстро. Но если случится… прощай беспокойство о деньгах.

Он придвинулся ближе.

— Я хочу познакомить тебя с одним из исполнительных директоров, его зовут Фрэнк Мэтсон. Думаю, я рассказывал о нем, он — моя правая рука и вдобавок отличный парень. Прошлым вечером он сказал мне, что уезжает в город, так как здесь слишком тихо для одинокого мужчины. Вот я и подумал, что ты…

— Томми! — испуганно прервала его Кэрол.

— Ну ладно, не хочу настаивать, но, думаю, для тебя будет намного лучше иметь рядом человека, с которым можно разделить все. Когда ты была с Ричардом, то проводила время намного веселее. С тех пор, как мне кажется, твоя жизнь замерла.

— Нет, — протестующе возразила Кэрол. — Я много достигла. Работаю, встречаюсь с друзьями…

Томми поднял руки в знак поражения.

— Ну хорошо, может, тебе никто и не нужен. Но Фрэнку нужен друг в городе. Может быть, ты поможешь ему устроиться, расскажешь ему о дорогах и тому подобное.

Кэрол бросила на брата недовольный взгляд.

— Вон он, за пианино, — добавил Томми, воспринимая ее молчание как знак согласия.

Кэрол посмотрела туда. «Вон тот, в твидовом пиджаке?»

Мужчина перехватил ее взгляд, и Томми поманил его.

С волосами цвета соломы и гибким, мускулистым телом, Фрэнк Мэтсон вдобавок носил традиционный костюм с небрежной легкостью, как любимую старую рубашку.

Кэрол подумала, что он необычайно привлекателен, и когда Томми представил их друг другу, Фрэнк улыбнулся, словно говоря, что все в этом мире обстоит так, что лучше не бывает.

— Вы пишете сказки, — сказал он. — Я думаю, у вас замечательная работа.

— Бокал вина? — предложил Томми. — Я сейчас вернусь.

Фрэнк Мэтсон сел рядом с Кэрол.

— Неужели вы читали мои книги? — спросила она. — Они же для детей.

— Томми дал мне «С ночными созданиями», — ответил он. — Книжка произвела на меня большое впечатление, ваши рисунки так динамичны. Просто рассматривая их, я снова почувствовал себя ребенком.

— Как это так? — спросила Кэрол.

— Я забыл, каким пугающим казался мир в детстве, когда все было гораздо больше, чем я. Но увидев ваши рисунки — мальчик, заблудившийся в лесу, и «великан» — похожее на белку существо, — я подумал — она действительно замечательная. Вы схватили это и знаете, как это — быть ребенком.

«Томми не солгал относительно обаяния Фрэнка Мэтсона», — подумала Кэрол. Большей частью люди обращали внимание на техническую, а не эмоциональную сторону ее иллюстраций. И, посмотрев в его карие глаза, в которых появились искорки, Кэрол осознала, что впервые за многие месяцы она почувствовала сильный прилив желания. Она подумала, что в этом есть что-то животное — когда лицо мужчины, его запах, звук голоса сливаются, чтобы возбудить чувства, над которыми ты не властна.

— Итак, вы переезжаете в город, — сказала она.

— Да, теперь, когда дела Томми идут хорошо, я думаю, что могу себе это позволить.

— А что вы делаете в «Медитроне»? — спросила Кэрол.

— Официально я — исполнительный директор. Но, знаете, когда компания только начинает деятельность, каждый — и швец, и жнец, и на дуде игрец.

— Странно, что вы оставляете деревенские красоты.

Фрэнк заговорщицки приподнял брови:

— Пока ты не женат, нужно делать отсюда ноги. То, что эти деревенские называют «ночной жизнью»… — Он закатил глаза. — Во всяком случае, знакомиться с людьми нелегко; некоторое время я работал в Бостоне и теперь скучаю по тротуарам и возможности пойти выпить кварту молока в два часа ночи.

Она придвинулась ближе и, почувствовав, что у нее запылало лицо, сказала:

— Вот ведь забавно, большинство людей не назвали бы возможность выпить молока в два часа ночи веской причиной…

К ним подошли Томми и Джилл в сопровождении главного бухгалтера и его жены, Алекса и Эстель Гордонов. Кэрол встречала их раньше, и ей нравилась эта пара, но сейчас она сожалела, что ее разговор с Фрэнком прервали. Эстель Гордон, живая и крепкая женщина, села на стул рядом с Кэрол и немедленно завладела ее рукой:

— Томми рассказал мне о твоей подруге, все это ужасно, никогда и представить себе не можешь, что подобное может случиться со знакомым человеком.

Кэрол охватило отчаяние. Неужели никак нельзя избежать разговоров о смерти Энни? Эстель Гордон заинтересовалась подробностями, вопросы ее сначала казались неуместными, но потом стало ясно, что она беспокоилась о себе и своих дочерях-школьницах. Они обе учились в Барнерде.

— И откуда только берутся такие чудовища? — сказала она. — Молодая женщина не может выйти на улицу без того, чтобы… о, это ужасно.

— И этого не избежать, — сказал Фрэнк. — Это будет продолжаться.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Томми.

— На прошлой неделе в «Рекорде» я видел интервью с социологом из Рутджерса; он сказал, что, на самом деле, мы живем уже не в том мире, в котором росли. Сейчас так много людей, которые находятся «в бегах», детей, которые убегают из дома и живут на улицах. Таким образом, мы имеем «серийных убийц», которые убивают людей вокруг нас, а мы ничего не замечаем. Как те двое сумасшедших из Калифорнии, которых называли «Незнакомцы с холмов». Многие девушки, которых они подбирали, были из тех, что всегда в бегах, и никто даже не замечал их пропажи. Подумать только, их зарезали, и они лежали где-то в канаве.

Кэрол слушала, как окружающие сетовали на утрату духовных ценностей, но связь подобных идей со смертью Энни показалась ей недостаточной для того, чтобы объяснить, что случилось.

— Неужели мы должны винить общество в существовании этих монстров? — спросила она. — Разве люди не должны отвечать за свои поступки?

— Кэрол права, — с силой сказала Джилл. — Я когда-то занималась проблемой психических отклонений. Эти убийцы — настоящие психопаты, люди с сексуальными проблемами, которые должны быть жестоки по отношению к женщинам, чтобы получить удовольствие.

Томми наклонился вперед.

— Это нельзя обосновать просто сексуальными проблемами. Здесь должно быть что-то большее. Не знаю… Что-то, какая-то сила зла.

— Ты хочешь сказать, дьявольская сила, — уточнила Эстель Гордон.

— Я не верю в дьявола, но так убивать… снова и снова…

Разговор привлек внимание еще нескольких пар, которые собрались вокруг, и Кэрол заметила, что им как-то не по себе.

— Это неприятный разговор, — извиняющимся тоном сказала она. — Давайте сменим тему.

— Я — за, — согласился Алекс Гордон.

Разговор переключился на освоение берега Сэдл Ривер, и Кэрол постаралась ускользнуть как можно незаметнее. Она подошла к роялю «Стейнвей», на котором играл Шопена специально нанятый пианист. Когда Кэрол остановилась, потягивая вино, в ее воображении возник образ убитой горем матери Энни Дональдсон. Кэрол поняла, что случившееся с Энни было более нелепо, чем она думала, что в глубине души, как это всегда бывает, когда сталкиваешься со смертью, она искала причины, объяснения этому. Но не могла найти ничего, что могло бы оправдать эту смерть.

К концу дня Кэрол смогла принять участие в приятной пустой болтовне, слегка навеселе, развлекаясь тем, что высмеивала друзей Томми и его коллег по работе. Она даже смогла спеть с Томми дуэтом шутливую песенку, которую они любили петь в детстве: «Ослики, Обезьянки, Цыплята спят».

Они вместе допели последний куплет, Кэрол обернулась и увидела Фрэнка Мэтсона — в черном котелке, с наклеенными усиками, смешной, вразвалку, быстрой походкой он шел через гостиную, крутя в руках трость. Он превратился в Чарли Чаплина, и перевоплощение было полным. В свободных льняных брюках, спущенных на бедра, что создавало впечатление мешковатости, с выражением лица маленького-человека-против-всего-мира, которое так гениально использовал Чаплин в «Новых временах», Фрэнк пытался открыть запертую дверь, и его лицо принимало унылое выражение, когда дверь «набрасывалась» на него. Невидимая собака кусала его, и он старался отогнать ее тростью, когда та хватала его за ноги. Он запутывался в своей трости и падал, вставал, затем спотыкался о свою шляпу и падал снова.

Кэрол неожиданно поняла, что смеется так, как давно уже не смеялась, это подействовало, как тонизирующее, чуть-чуть приоткрыло завесу печали, которая окружала ее все эти дни.

— Ну разве не здорово? — сказал Томми.

— Он прирожденный мим, — согласилась Кэрол.

Фрэнк взял трость в руку и с выражением кротости на лице подцепил ею шляпу, все еще оставаясь в роли и ожидая, пока все зааплодируют. Потом он поклонился и подошел к Кэрол.

— Мадам лучше? — Он сорвал усы «а ля Чарли».

Кэрол рассмеялась.

— О, гораздо лучше, — ответила она.

— Я делаю это, только когда хочу заполучить свою Полетт Годар. Так что вы, возможно, еще покажете мне город, когда я перееду, и, может быть, даже позволите мне сопровождать вас на роскошный ужин.

Кэрол улыбнулась, когда он снова поклонился, приложив руку к груди. Никто и никогда не назначал ей свиданий с таким щегольством.

— О, конечно, — сказала она. — С удовольствием.

 

Глава 4

Она была глубоко в «Пещере камнеедов», полностью загипнотизированная взглядом серо-сиреневых с полоской глаз одного из них, когда где-то вдали зазвенел звонок. «Где-то у входа в пещеру, там, где дневной свет», — подумала она.

Слишком далеко, чтобы беспокоиться.

Кэрол продолжала раскрашивать портрет, когда услышала второй звонок и посмотрела на телефон рядом со своим рабочим столом.

Она подождала, пока телефон зазвонит еще раз, так как не могла вспомнить, включила ли она автоответчик.

Проснувшись в пять тридцать, она сделала себе кофе и села рисовать. Посмотрев на часы, увидела, что время 9:56. Это был первый звонок сегодня.

Кэрол сняла трубку. Когда она поднесла ее к уху, то у нее случайно вырвался тихий стон: «Алло…»

— Мисс Уоррен? — произнес мужской голос.

— Да.

Собеседник заколебался:

— Я не вовремя? — Должно быть, он боялся, что разбудил ее.

— Вовсе нет. С кем я говорю?

— Меня зовут Пол Миллер. Я… — Он замолчал. — Вы уверены, что я не отрываю вас от дел? Мне нужно с вами поговорить.

— О чем же?

— Это неприятный предмет для разговора. Мне бы очень не хотелось беспокоить вас… Это касается Энни Дональдсон. Я работаю над этим делом.

— О, понимаю. — До этого момента она все еще была в пещере, нарисованной ее фантазией. Теперь же полностью пришла в себя. — Чем я могу вам помочь, мистер Миллер?

— Вы ведь были одной из близких подруг Энни Дональдсон? Если бы нам удалось поговорить, может быть, вы бы вспомнили что-нибудь, что помогло бы нам продвинуться: что-нибудь, что она рассказывала о своей повседневной жизни, с кем встречалась, может быть, у нее был какой-то мужчина…

— Я полностью готова помочь, но не думаю, что могу рассказать вам что-либо интересное. Энни убил не знакомый ей человек, разве не это версия полиции?

— Да, одна из версий. Но необходимо предусмотреть все. Все же было бы полезно, если бы мы могли поговорить не по телефону. Мы можем встретиться?

Кэрол показалось, что она услышала в сочувственном голосе полицейского нечто большее, чем сознание того, что он задевает больное место.

— Хорошо, — ответила она. И хотела было сказать, что они могли бы встретиться прямо сейчас, — эти слова так и крутились у нее на языке, — но в последний момент передумала.

После похорон Энни Кэрол ловила себя на том, что вглядывается в лица прохожих на улице, помня замечание о том, что убийца ее подруги разгуливает на свободе и может быть где угодно, даже рядом с ней. Это чувство притупилось, но Кэрол была далека от того, чтобы отбросить все сомнения. Разве не сказал другой детектив, Гейнс, что сумасшедший, который убил Энни, мог даже, загримировавшись, прийти на похороны.

— Ничего, если я приду к вам в офис? — спросила Кэрол.

— Я не собирался быть там сегодня, но нам вовсе не обязательно встречаться у вас в доме, если это вас беспокоит.

«Как любезно с его стороны», — подумала она, но потом поняла, что наверняка это одно из его профессиональных качеств — понять женщину, которая беспокоится о своей безопасности.

Он продолжал:

— Надеюсь пригласить вас на обед. В Мэдисон, недалеко от вашего дома, есть очень хорошее местечко — «Кухня Сарабет».

— Я знаю это место.

Это было одно из любимых заведений Кэрол, и на нее произвело впечатление, что детектив пригласил ее именно туда.

Она снова подумала, что абсолютно ничего из того, что она может ему рассказать, не поможет расследованию. Но могла ли она отказаться? Если была хотя бы ничтожная возможность…

— В час, — отозвалась она. — Как я…

Миллер предупредил ее вопрос.

— Я буду за столиком у окна в комнате напротив… разгадывать кроссворд. Я люблю развлечься, чтобы убить время. Увидимся, мисс Уоррен!

После разговора Кэрол взяла чашку с кофе и пошла на кухню. Она была очень недовольна собой, но до такой степени смутно, что не была даже уверена, не связано ли это отчасти с работой или просто с легким расстройством желудка, так как выпила с утра только кофе.

Когда она мыла чашку в раковине, то вдруг поняла, с чем это связано. Разве полицейские не сообщают обычно свое звание или полицейский участок, где работают? Но этот полицейский не назвал ничего, кроме своего имени. Было самонадеянно с ее стороны поверить ему на слово.

«…они получают удовольствие, видя страдания, которые причинили… может переодеться… даже в полицейского…»

Кэрол вернулась к рабочему столу. Уставившись на телефон, как будто, это могло помочь ей лучше вспомнить слова Миллера, она прокручивала в голове их разговор. Он работал над делом… хотел с Ней встретиться.

Почему это ее так насторожило? Нервы? Или интуиция?

Но что может с ней случиться в многолюдном месте?

Зная, что часто теряет чувство времени, когда работает, Кэрол подошла к часам и завела их на 12:30. Безусловно, она должна встретиться с этим Полом Миллером. Он сказал, что расследует это дело и заверил ее, что она может помочь раскрыть убийство своей подруги.

Она снова села за стол и взяла в руки карандаш, как только ее мысли вернулись к «Пещере».

Ее задержал телефонный звонок от болтливого редактора, когда она уже собиралась выходить, и она пришла в «Кухню Сарабет» почти на пятнадцать минут позже назначенного времени.

Обстановка первого светлого зала создавала атмосферу уютной английской чайной комнаты: с одной стороны была стойка, где продавались джемы, желе и выпечка, а с другой — было несколько деревянных столиков, которые располагались напротив окна, выходящего на улицу. Все столики были заняты обедающими женщинами.

Снова у нее шевельнулось подозрение, что что-то не так с телефонным звонком. Может быть, все это было проделано, чтобы выманить ее из дома?

Глупости. Несомненно, все столики были заняты, когда пришел Миллер. Она прошла в коридор, который вел в глубь к обеденному залу без окон. Как только она переступила порог, то увидела мужчину, сидевшего за столиком в центре, напротив него лежала «Таймс», и в руке он держал карандаш. В приглушенном свете ей пришлось пройти еще на два шага вперед, прежде чем она смогла разглядеть лицо, скрытое под очками.

Неожиданно ее ноги приросли к полу. Еще секунду она смотрела на него, и тогда ее пронзила мысль: «Бежать… спасаться… звать на помощь…»

Но прежде чем она смогла пошевелиться, он увидел ее и снял очки. Убрав с коленей салфетку, поднялся и поднял руку.

— Мисс Уоррен, — поприветствовал он ее из-за стола, — я Пол Миллер.

Человек из книжного магазина. Теперь она знала, что ей не показалось, будто она видела его в машине у дома Дональдсонов. Очевидно, его больше интересовало не то происшествие, а она сама.

Убийца?

Она-не могла в это поверить. Если он хотел ее убить, то мог это сделать, не выдавая себя. Но тогда зачем? Страх не проходил — она вспомнила тот случай, когда он покупал книгу и взял у нее автограф.

Немая сцена длилась несколько секунд: она со страхом смотрела на него, а он ждал ее реакции. Наконец он протянул руку и поманил ее. В мозгу Кэрол яркой вспышкой промелькнуло воспоминание из далекого детства: мама повела ее в универмаг Санта, и ужас охватил ее при виде огромного человека в красном… когда он протянул руку и медленно поманил ее, точно так же, как и этот мужчина. Знакомый жест подействовал на нее успокаивающе.

Она осмотрелась, желая убедиться, что в зале были свидетели, и двинулась вперед. Миллер был достаточно высок, чтобы достать для нее стул, перегнувшись через стол. Она молча села, пока он занимал свое место. Но внутри она кипела от негодования. Как только он сел за стол напротив нее, она дала ему это понять.

— Мистер Миллер, честно говоря, ваше поведение невероятно. Имей я хоть каплю здравого смысла, я бы, наверное, обходила вас стороной.

Женщина за соседним столиком посмотрела в их сторону, и Кэрол поняла, что говорит слишком громко. Наклонившись над столом, она понизила голос, продолжая, однако, говорить очень резким тоном.

— Если вы действительно расследуете убийство Энни Дональдсон, почему вы не рассказали мне об этом раньше? И если это не так, тогда вам нужно объясниться. Если вы не дадите убедительного объяснения, я пойду к ближайшему автомату и вызову полицию.

Миллер поджал губы, его брови поднялись, и он кивнул головой, словно получая наказание. Тут Кэрол увидела смущение, промелькнувшее в его глазах, и почувствовала, что он отрешенно наблюдает эту вспышку гнева — преподаватель актерского мастерства, с одобрением взирающий на студентку, разыгрывающую сцену сумасшествия леди Макбет. Это должно было бы разъярить Кэрол еще больше… Но она вдруг почувствовала себя обезоруженной. То, что он отнесся к этой вспышке как к представлению, означало, что она едва ли должна была его бояться. И в самом деле, Кэрол задавалась вопросом, действительно ли она была так рассержена, как старалась показать, или преувеличивала.

— Ну так что, вы не намерены оправдаться? — спросила она.

Он развел руками:

— Что я могу ответить? Не уверен, что ваши обвинения оправданы с точки зрения правил хорошего тона. Мне кажется, вы не в настроении принять извинения.

— Нет, — заявила Кэрол. — Я хочу, чтобы вы все объяснили. Кто вы? Вы не полицейский.

— Нет, — просто ответил он.

— Но тогда, — продолжала она, — какого черта…

— Мисс Уоррен, — перебил он ее. — Я полностью с вами согласен. Вы имеете полное право потребовать объяснений. Но, как говорят, когда воюющие страны начинают переговоры, вам не кажется, что сначала нужно объявить перемирие… и заказать обед? — Он потянулся за меню.

Раздираемая противоречивыми чувствами, она не смогла ответить и просто схватила меню, спрятав за ним лицо.

Многие из блюд — омлеты, вафли, салаты — имели названия, связанные с рассказами детей или с их волшебным миром. «Медвежонок» — овсянка с молоком и медом; «Голди» — яичница-болтунья с копченой лососиной и плавленным сыром. Кэрол подумала о проницательности Миллера — почему он предложил встретиться именно здесь? — и решила, что это не было вызвано случайным стечением обстоятельств. Этот человек знал, что она из себя представляет; она почувствовала себя спокойно и непринужденно.

Как долго он следил за ней?

Она опустила меню, чтобы украдкой посмотреть на него. С очками на носу он углубился в меню. Она подумала, что первое впечатление о нем было не совсем верным; хотя, на первый взгляд, он казался странно суровым, но был по-своему привлекателен. Его густые волосы с рыжеватым Отливом были тронуты сединой на висках, но без шляпы он выглядел моложе.

Миллер заметил, что она за ним наблюдает.

— Выбрали что-нибудь? — спросил он.

— Не совсем, — медленно сказала она и снова вернулась к изучению меню, хотя ей этого и не требовалось.

Когда подошел официант, Кэрол заказала «Толстяка» и французский тост, в то время как Миллер попросил зеленый садовый салат. Она взяла чашку чая, а он взял кофе.

Как только официант принял заказ, Кэрол сложила руки на груди и посмотрела на Миллера. Он проводил взглядом официанта и повернулся к ней.

— Ну, так как это будет выглядеть? — дружелюбно сказал он. — Вопрос-ответ? Или я должен просто «взять мяч и бежать с ним»?

— Пожалуйста, не будьте таким легкомысленным, — сказала Кэрол, — ведь мы говорим об убийстве моей подруги.

— Простите, это была неудачная шутка. Но поверьте, я всего лишь хотел, чтобы вам было легче, и совершенно не собирался «растравлять» вас еще больше. Я знаю, что выгляжу при этом не лучшим образом, и мне очень жаль. Но все же хотелось, чтобы вы доверяли мне.

Кэрол промолчала.

Миллер невольно улыбнулся, и было очевидно, что его монолог оказался не напрасным: он завоюет ее доверие. Сняв очки, он убрал их обратно во внутренний карман.

— Не знаю, были ли вы шокированы тем, что убийство вашей подруги может быть связано с цепочкой других убийств, совершенных одним и тем же человеком. Возможно, столько…

— Я знаю, — отозвалась Кэрол, число жертв было настолько огромным, что она не могла даже слышать об этом.

— Одной из этих жертв, — быстро продолжал Миллер, — была 33-летняя женщина из Оушн-сайд Лонг-Айленда, которая работала стенографисткой рекламной фирмы в этом городе. Ее звали Хелен Бонфарро. Она исчезла на год раньше, чем ваша подруга Энни, — просто однажды не вышла на работу. Ее родители объявили, что она пропала, и некоторое время действовали через полицию, но вскоре почувствовали, что это происшествие не воспринимают всерьез. Эта женщина имела связи с мужчинами, которых не одобряли ее родители, и полиция считала, что она просто сбежала с одним из них. Вот почему я взялся за это дело. Я частный детектив. Я пытался выяснить местонахождение Хелен. Прошлой весной она появилась в Коннектикуте, но я не нашел ее. Какая-то семья, приехав на пикник в Национальный парк, наткнулась на ее обнаженное тело, или, скорее, на то, что от него осталось.

Уоррен сочувственно покачала головой. По тону и слегка охрипшему голосу Миллера Кэрол поняла, что это дело стало для него чем-то большим, чем просто работой.

— Я все еще занимаюсь этим, — продолжал он, — потому что все еще не известно, кто же убил Хелен Бонфарро. Было ли это убийство совершено кем-нибудь, кого она знала… или это просто очередная жертва того, кто убил вашу подругу? Пытаясь ответить на эти вопросы, я прихожу к выводу, что все эти случаи должны быть связаны между собой.

Он замолчал, словно хотел убедиться, что его объяснение дошло до Кэрол.

— Вы мне хотите сказать, — произнесла она, — что не занимаетесь непосредственно делом Дональдсон?

— Специально, нет, — сказал Миллер, — но я интересуюсь им в определенной степени, как и каждым убийством, которое может быть связано с убийством Хелен Бонфарро. Расследование одного из этих убийств может пролить свет на другие. Изучая сходные особенности этих дел, можно определить связь между делом Бонфарро и делом Дональдсон.

Пока официант подавал чай и кофе, Кэрол взвесила в уме все сказанное Миллером. Она подумала, что допустила оплошность, забыв спросить его кое о чем.

— Мистер Миллер, — сказала она, — думаю, я права, предполагая что у всякого частного детектива должна иметься лицензия. Могу я взглянуть на вашу?

Он прищурился, застигнутый врасплох. Кэрол была уверена, что сейчас он подыскивает оправдание тому, что не может удовлетворить ее просьбу. Однако с некоторым оттенком снисходительности он вынул из пиджака бумажник, открыл его, посмотрел в отделениях и достал маленькую карточку. Она удостоверяла, что Пол Д. Миллер имеет лицензию на частный сыск, выданную в штате Нью-Йорк.

Когда она вернула карточку, Миллер сказал:

— Так вы ничего не выиграете. Необходимо иметь документ на частный сыск, но тот факт, что я его ношу, может поставить меня в один ряд с различными мафиози, головорезами и другими представителями преступного мира.

Она не обратила внимания на его выпад против ее осторожности и холодно сказала:

— А как вы объясните то, что вы не поговорили со мной с самого начала? Преследовали меня, притворились, что покупаете мою книгу…

— Я не притворялся, — поправил ее Миллер. — Я заплатил за книгу и взял ее домой.

— Не уклоняйтесь от ответа, мистер Миллер, — резко сказала Кэрол.

Миллер опустил голову. Кэрол не знала, был ли он действительно смущен или просто прикидывался смиренным школьником, чтобы смягчить ее гнев.

— Я купил и дал вам подписать книгу, — подняв голову, сказал он, — потому что это был наиболее простой способ получить образец вашего почерка.

Кэрол ошарашенно уставилась на него. «Образец?.. Он хотел сказать, что собирает улики?»

— Господи, да зачем же вам это понадобилось? — ошеломленная, сказала она.

— Это было скорее желательно, а не необходимо. Полицейские разрешили мне посмотреть содержимое кошелька, который был найден рядом с телом Энни Дональдсон. Там было два листка бумаги, должно быть, часть длинного письма, так как листок с подписью отсутствовал. На письме не было даты, и когда кошелек был представлен на исследование, проходившее несколько месяцев, все оказалось гораздо хуже. Энни могла хранить письмо долгое время или получить в день исчезновения. Полиция не знает. Но содержание письма указывало на разрыв отношений. Я избавлю вас от неприятных подробностей, но ясно, что письмо было от женщины, которая, в отличие от Энни, не хотела продолжать с ней… нежную дружбу. Трудно сказать, к чему могло привести разногласие подобного рода.

— Ерунда, — взорвалась Кэрол. — Это просто смешно — подумать, что могли убить Энни, чтобы избежать нежелательной интимной связи с подругой.

Миллер пожал плечами.

— Мисс Уоррен, я же сказал, что моим первым порывом было проделать это наиболее щадящим нас обоих способом.

— И что же вы теперь выяснили, мистер Миллер? — ядовито сказала она. — Вы обнаружили, что это я убила Энни?

— Конечно нет.

Она гневно повысила голос.

— Потому что письмо было написано не моим почерком?

Он терпеливо отозвался:

— Вам кажется, что не следует проверять каждую возможность? Вам бы хотелось, чтобы расследование убийства вашей подруги велось именно так? Может быть, полиция хочет упустить возможную улику, делая удобные для себя выводы, но, будь я проклят, если так сделаю.

Кэрол отвернулась. Она была готова заплакать от горя и гнева, переполнявших ее. Она подняла руки и потерла глаза.

— Трудно правильно вести себя в такой ситуации, не правда ли? — спросила она. — Независимо от того, детектив вы или преступник.

Миллер мягко улыбнулся.

— Вот почему я иногда предпочитаю идти более легким путем.

Официант принес им заказ, и оба приступили к еде. «Перемирие», — подумала Кэрол.

— Похоже, вы заинтересовались делом Энни так же, как и делом Бонфарро. Но Дональдсоны тоже вам платят?

Он покачал головой.

— Я думал, что прояснил этот вопрос. Дела Бонфарро и Дональдсон могут быть связаны. Раскрыв одно, я смогу раскрыть и другое.

— Значит, правда, что все эти убийства мог совершить один и тот же человек?

— Да.

— Полиция говорит, что около сорока подобных случаев были связаны между собой, — сказала она. — Вы вникаете во все эти дела?

Он проглотил кусочек помидора и потянулся за кружочком огурца.

— За последние несколько лет были найдены трупы двадцати девяти женщин, и, исходя из определенного количества судебных улик, никто не может точно сказать, что они стали жертвами одного и того же убийцы. Более того, мы можем только предполагать, принимая во внимание любую женщину, пропавшую в том же месте, где произошли другие убийства. — Пол посмотрел на нее. — Но я стараюсь охватить, сколько могу.

Острый взгляд его горящих глаз задержался на ней, и Кэрол поняла, что его поиски ответа превратились в нечто большее, нежели оплачиваемое задание. Она почувствовала, что отпала необходимость задавать вопросы, которые ее волновали. «Почему он наблюдал за домом Энни? По той же причине, что и детектив Гейнс, — решила она, — понаблюдать за присутствующими на похоронах, посмотреть, не появится ли кто-нибудь подозрительный».

Но на один вопрос она не получила удовлетворительного ответа.

— Почему вы хотели меня видеть? — спросила Кэрол нарочито подозрительно.

Казалось, Миллер удивился вопросу.

— Я ведь вам объяснил, разве нет? Я хочу послушать, что вы думаете об этом деле. Все что угодно может помочь.

— Но я не думаю, что это поможет.

Он отодвинул свою тарелку с салатом и склонился к столу.

— Послушайте, вы вместе росли. Для меня эта женщина всего лишь… конечно, когда вы стараетесь много узнать о жертвах, вы достаточно осведомлены о них, но никогда в той степени, как люди, которые знали их при жизни: родственники, близкие друзья, любовники.

Кэрол не знала, что ответить. Она все еще считала, что бесполезно с его стороны надеяться, что у нее есть к этому ключ.

— У меня нет ни одного предположения относительно случившегося. Я приняла точку зрения полиции — Энни была случайной жертвой.

— Знаете ли вы, была она в кого-нибудь серьезно влюблена? Незадолго до смерти?

— Насколько мне известно, ни в кого. Но я сомневаюсь, что она делилась со мной всем. Наши жизненные пути разошлись. Мы иногда встречались, обедали в городе. Но последний раз мы виделись за несколько месяцев до ее исчезновения.

— Она упоминала о каких-нибудь своих… привязанностях?

Кэрол мысленно вернулась в прошлое. Когда они последний раз виделись, куда они ходили? Теперь уже трудно вспомнить. Было ли это тогда, когда они с трудом достали билеты на «Кошек», а пьеса показалась им неимоверно скучной, они ушли на середине просмотра и поехали ужинать в мексиканский ресторан. Даже тогда Энни не упоминала никакого мужчины. Или женщины.

Кэрол вновь обратила внимание на Миллера.

— Нет, она никого не упоминала. Но почему вас это так интересует, мистер Миллер? Разве вы ищете не «серийного убийцу» — человека, который находит свои жертвы случайно?

— Да. И еще я стараюсь выяснить, что жертвы представляют из себя. Может быть, Энни Дональдсон не входит в их число и стала жертвой убийства на почве ревности, жертвой знакомого ей человека.

Кэрол еще раз попыталась вспомнить.

— Извините, я не могу вспомнить ничего примечательного.

Миллер продолжал смотреть на нее. Затем на его лице появилась солнечная улыбка, которая удивительно не сочеталась с мрачной силой, которую излучал этот человек несколько минут назад.

— Ну что ж… ладно. Это холостой выстрел, но я был должен попробовать. Слишком мало улик.

Он поднял руку и помахал официанту, чтобы тот подал счет, — жест настолько заметный, что не мог не привлечь внимания официанта.

— Вам не кажется, что человек, совершивший тридцать или сорок убийств, должен был оставить след длиной по меньшей мере в милю.

— Это все так, но в количестве есть определенная безопасность. Вы говорите о людях, которые совершают убийства так же легко, как плотник делает книжную полку. Они берут инструменты, делают необходимые измерения и работают. И чем больше они работают, тем лучше у них получается… пока даже малейшая неровность не будет отшлифована.

От этих слов Кэрол передернуло.

— Вы говорите так, будто его уже никогда не поймать.

— Разве? — Миллер взял счет и внимательно углубился в него. Кэрол подумала, что он уже не ответит, когда он заговорил снова:

— Нет, его обязательно поймают.

Миллер достал из пиджака бумажник, отсчитал несколько купюр аккуратной стопкой и положил их на середину стола.

«Очень педантичный человек», — подумала Кэрол, осторожно наблюдая за его движениями.

И затем он снова повторил это, очень тихо, его глаза все еще смотрели в стол, как если бы он старался увидеть через него что-то, что находилось глубоко под землей:

— Его поймают.

Миллер быстро встал, прошел в коридор, где висели его плащ и шляпа. Он завернулся в плащ, надел котелок, сдвинув его немного набок. Он проделал все это, не обращая внимания на Кэрол, как будто ее уже снарядили для самостоятельного отдельного задания. Наконец он повернулся к ней и слегка вытянул руку, приглашая ее пройти вперед.

На улице он сказал:

— Вас отвезти? Я на машине. — И указал через улицу. В метре от них стоял зеленый фургон, тот самый, который Кэрол видела у дома Дональдсонов.

Она поверила тому, что сказал ей Миллер, не усомнилась даже в том, что он очень увлекся охотой за «серийным убийцей». И все же что-то в мистере Миллере ее беспокоило.

— Спасибо, не надо, — сказала она. — У меня есть кое-какое поручение, которое я должна выполнить. Это недалеко, за углом.

Он улыбнулся, доказывая, что принял ее слова как просто вежливое извинение.

— Было очень любезно с вашей стороны встретиться со мной, — сказал он. Затем слегка приподнял шляпу и пошел прочь.

«Осторожный человек, — снова подумала Кэрол, видя, как он подошел к углу, чтобы перейти улицу, — хотя движение было слабым, и он мог прямо перейти ее. — Человек, который никогда не полагается на волю случая. Не так уж далеко от человека, которого он описал как способного скрываться, совершая убийство за убийством».

Но, конечно, охотник должен обладать теми же качествами.

 

Глава 5

Вечером, идя по 2-й авеню по направлению к химчистке, Кэрол увидела впереди широкоплечего мужчину в плаще, идущего медленной, уверенной походкой. На мгновение ей показалось, что это Пол Миллер. Но когда он остановился у витрины аптеки, она в сумерках рассмотрела его лицо. Он был абсолютно не похож на человека, с которым она встретилась за обедом.

И все же слабая мысль о Миллере вызвала у нее легкую тошноту. Почему она покорно сидела там, изливая личные чувства к Энни человеку, которого видела первый раз в жизни? Миллер так умело успокаивал ее. Возможно, даже слишком умело.

Кэрол почувствовала себя дурой… больше чем дурой. Она мысленно вернулась к тому разговору. Он упомянул о другой убитой, из Оушн-сайд, Лонг-Айленд, с итальянским именем… Бонфарро.

Придя домой после прогулки, Кэрол направилась к телефону в гостиной и связалась с Лонг-Айлендом. В Оушн-сайде жил некий Джон Бонфарро, на Найт-стрит. Кэрол заколебалась, размышляя, разумно ли то, что она собиралась сделать. Затем она позвонила, быстро набирая номер, чтобы не передумать.

Гудок прозвучал одиннадцать или двенадцать раз, и Кэрол уже собиралась повесить трубку, когда ответил задыхающийся женский голос:

— Алло.

— Миссис Бонфарро?

— Да?

— Извините, ради Бога, за беспокойство, но я звоню, чтобы… мне трудно объяснить.

Голос на другом конце провода стал резким и быстрым.

— Послушайте, если вы что-то продаете, то не могли бы вы позвонить попозже? Я занята стиркой.

— Пожалуйста, миссис Бонфарро, это займет не больше минуты.

— Ну хорошо, если так.

— Меня зовут Кэрол Уоррен, и у меня была подруга, которая жила недалеко от вас, Энни Дональдсон.

Кэрол услышала, как женщина вздохнула.

— Что вам нужно? — спросила женщина резко.

— Моя подруга Энни…

— Я читала об этом в газете. Какое это имеет отношение ко мне?

Кэрол перешла в наступление.

— Мне очень жаль напоминать вам, но, вероятно, смерть вашей дочери…

— Послушайте, мисс, вы кто — вампир, вы звоните, чтобы свести меня с ума моими воспоминаниями? Мне нечего вам сказать, дело сделано. Я не желаю больше разговаривать…

— Подождите, — взмолилась Кэрол. — Неужели вы не можете дать мне минуту? Частный детектив, которого вы наняли, Пол Миллер, сказал, что смерть Энни и смерть вашей дочери могут быть связаны между собой.

В трубке наступило молчание.

— Послушайте, — дрожащим голосом сказала женщина, — мы никогда не нанимали частного детектива. Мы не знаем человека по имени Миллер, а также не знаем и вас. Я ухожу, и не смейте больше звонить, иначе вынудите меня звать полицию.

Связь неожиданно оборвалась.

Кэрол повесила трубку и стояла возле телефона, думая о своей глупости. Так легко поддаться уверениям Пола Миллера…

Если семья Бонфарро его не нанимала, кто же он? Зачем он к ней подбирается?

Она подошла к своему рабочему столу, пролистала бумаги, сваленные в углу, и нашла карточку, которую взяла у полицейского на похоронах Энни, — Эрик Гейнс. Это был номер 112-го участка в Куинсе. Кэрол взяла трубку.

— 112-й, Панетта, — послышался голос, когда она набрала номер.

Кэрол попросила позвать Эрика Гейнса.

— Детектива Гейнса нет на месте. Если вы оставите свое имя и телефон, я передам ему, когда он вернется.

— Можно с ним как-нибудь связаться? Это очень срочно.

— Очень срочно? — повторил голос немного устало.

— Мне просто нужно с ним поговорить. Не могли бы вы передать, что звонила Кэрол Уоррен, — скажите, что мы встречались на похоронах Энни Дональдсон.

Кэрол услышала шелест бумаг.

— Дональдсон… та девушка из Нортпорта?

— Да, — ответила Кэрол.

— Секунду, мисс Уоррен.

Через минуту полицейский снова взял трубку.

— Мисс Уоррен, вы на машине?

Кэрол ответила утвердительно, и ей сообщили, что детектив Гейнс сможет встретиться с ней в Бруклине, если она доберется туда в течение нескольких часов.

— Бруклин? Я не понимаю…

— Он на задании, мисс Уоррен. И собирается пробыть там большую часть вечера. Но он сказал, что с удовольствием поговорит с вами, если вы приедете туда.

Кэрол быстро записала адрес. На Корт-стрит в Бруклине она чуть не пропустила низкое здание, которое ей надо было найти, офисы «Бруклин Федерейтед Газ». В соседстве с шикарными салонами главное управление компании было совсем неприметным, к тому же вход закрыт густыми вязами. Если бы не желтый с красным язычок пламени, нарисованный на стеклянных дверях, Кэрол проехала бы мимо.

В вестибюле охранник спросил ее имя, затем провел ее на третий этаж. Когда двери лифта открылись, Кэрол вошла в огромную комнату, залитую светом, — отдел кредитования компании, судя по надписи. Было душно, и на изогнутых стульях сидели десятки людей, читая газеты и разговаривая, — служащие компании, решила Кэрол. Вокруг стола в углу сидели несколько полицейских. Она подошла и спросила, где можно найти Эрика Гейнса.

— Он принимает по порядку, мисс, — отозвался один из них. Если вы подождете, пока вас вызовут…

Когда Кэрол объяснила, что пришла по приглашению Гейнса, самый старший из полицейских вежливо попросил ее подождать, пока он сходит за детективом.

Кэрол села на один из изогнутых стульев и тут же увидела Эрика Гейнса, идущего по направлению к ней с противоположной стороны комнаты. Он снял пиджак и ослабил галстук, и Кэрол не могла не заметить пистолета у него в кобуре, блестевшей на фоне его белой рубашки. С мрачным выражением лица и встрепанными волосами он выглядел очень уставшим.

— Привет, мисс Уоррен. — Он пожал ей руку. — Извините, что заставил вас ждать.

— Я знаю, мне не следовало вас беспокоить…

— Дежурный сказал, что это срочно.

— Может быть, я преувеличиваю, но… — Кэрол осмотрелась и увидела, что на нее смотрят. Гейнс тоже это заметил.

— Пойдемте туда, — сказал он и провел ее в одну из небольших комнат без окон.

В комнате стоял деревянный стол и два стула. В ней стоял затхлый запах, как в туалете, который не чистился годами.

— Мы заняли на ночь эту комнату, — сказал Эрик. — Вам кофе? Кока-колу?

— Нет, спасибо.

— Вы быстро приехали. Что случилось?

Кэрол рассказала о звонке Пола Миллера и об их встрече в «Кухне Сарабет», и своей уверенности, что он прятался на улице возле дома Дональдсонов.

— Вы уверены, что видели его на похоронах? — спросил Эрик.

— Там был человек за рулем зеленого фургона, такого же, как и у Миллера. Но тогда я не была уверена. Может быть, мне следовало вернуться в дом и рассказать вам.

— Все в порядке, — успокоил ее Эрик. — Я вас не виню, вы были заняты другими мыслями. Но продолжайте, что произошло после того, как он позвонил?

Она рассказала, что Миллер уверял, будто его наняла семья Хелен Бонфарро.

— Но когда я позвонила матери этой девушки, выяснилось, что она никогда не слышала о Миллере. И теперь я ужасно боюсь. Я рассказала ему все о себе, а он, очевидно, меня преследовал.

Эрик дотронулся до ее руки.

— Все будет хорошо, Кэрол… то есть мисс Уоррен.

— Вы можете называть меня по имени.

Эрик улыбнулся, вытащил из заднего кармана блокнот и попросил ее повторить сказанное. Что-нибудь необычное в его внешности, манерах, одежде. Единственное, что запомнила Кэрол, это котелок.

— Он никак не вписывался во внешний вид, — сказала Кэрол. — Когда он снял шляпу, то выглядел совсем другим человеком… если только это не было его обычной одеждой.

Затем она подумала кое о чем еще: анонимное письмо, найденное в кошельке Энни, и объяснение Миллера, что он хотел взять образец ее почерка.

— Письмо? — заинтересованно сказал Эрик. — Я знаю это дело вдоль и поперек, в кошельке Энни не было никакого письма.

— О Господи, и это он выдумал.

Эрик вложил карандаш в блокнот.

— Кэрол, я не знаю, что я могу сейчас сделать. Может быть, Миллер не настоящее его имя. Я проверю это и посмотрю, что могу раскопать. — Он закрыл блокнот. — Тем временем, если этот человек появится, не теряйте время и сразу звоните мне в участок. Если он попытается добраться до вас, задержите его на время, чтобы я успел приехать. Хорошо?

— Хорошо, — ответила Кэрол. Доводы детектива успокоили ее, и она благодарно улыбнулась ему.

В дверь постучали, и светловолосый мужчина, тоже в рубашке и галстуке, просунул голову в дверь.

— Да, — повернулся к нему Гейнс.

— Извините, что вмешиваюсь, лейтенант, но мы закончили с работниками ночной смены.

Эрик провел по щеке рукавом рубашки.

— У нас есть полный список их времени?

— Да, на всех.

— Ты подчеркнул нужное время, чтобы мы знали, кто пришел непосредственно до ее исчезновения и сразу после него? — Детектив был в замешательстве.

— Нет пока.

— Боже мой, — раздраженно сказал Эрик. — Прежде чем отпустить всех домой, я хочу увидеть людей, которые приходили или уходили в течение десяти минут, когда она вышла за ту дверь, — до и после того, как она ушла. — Эрик скривился. — Вы получили список курящих людей из дневной смены?

— Нет, сэр, зачем?

— Затем, что в этом здании нельзя курить, Джерри, это запрещено. Так что кто-то мог выйти на стоянку покурить, когда этот парень остановил машину. И если мы узнаем, кто из них курит, то можем сегодня собрать их всех, вместо того, чтобы утром начать все сначала.

— Я немедленно займусь этим, — сказал детектив.

— Отлично, — разочарованно сказал Эрик. — Приступай.

Он повернулся к Кэрол.

— Сегодня вечером мы дадим не менее ста интервью. Вы слышали, почему.

— Пропала женщина, — сказал Кэрол. — Это то же самое, что и…

Эрик пожал плечами.

— Возможно, — отозвался он. — Мы должны быть готовы ко всему. Когда занимаешься этим достаточно долгое время, в конце концов наступает передышка. Сегодня вечером, как я думаю, мы ее получили.

Пропавшая женщина, объяснил Эрик, молода и работала младшим администратором. Она поздно ушла из офиса и направилась, как было известно, в сторону Манхэттена на какую-то встречу. Другая женщина, которая работала в ночную смену, отвечая на срочные звонки, пришла на работу, когда та уходила.

— За зданием есть автостоянка. Наша свидетельница думает, что видела жертву — я имею в виду пропавшую женщину, — которой помогал сесть в машину мужчина на костылях.

— Так он инвалид? — спросила Кэрол.

— Не совсем. — Эрик остановился. — Кэрол, мне бы хотелось доверять вам, но вы должны понять, насколько щепетилен этот вопрос. Если что-нибудь из сказанного мной появится в газетах или шестичасовых новостях, мы не сможем воспользоваться этим как уликой, или отобрать сумасшедших, которые признаются в любом преступлении, или…

— Я понимаю, — перебила Кэрол.

Несколько секунд он смотрел на нее, затем продолжил:

— Во всех этих исчезновениях есть одна черта, которая ставит нас в тупик. Почему эти женщины охотно пошли с человеком, которого не знали? Многие из них были профессионалками — сообразительными, умными, многого добившимися в свои тридцать. Как ваша подруга Энни Дональдсон. Они умны и не из тех, кого легко заманить в ловушку. У нас не было ни одного свидетеля, который бы говорил о борьбе или хотя бы крике. Так как же убийца подбирается к ним? Конечно, мы представляем его ловким, умеющим хорошо говорить, возможно, с неотразимой улыбкой…

— Но костыли решили дело, — выпалила Кэрол.

— В десятку! Что может заставить довериться человеку! Каков ваш первый порыв при виде человека на костылях? Вы захотите помочь. До сегодняшнего вечера мы ничего не знали о нем, у нас не было ни одного прямого свидетеля, но теперь мы знаем, как наш убийца застает свои жертвы врасплох.

Кэрол захватила мысль о том, что она подходит для того, чтобы стать его жертвой. Эрик описал — привлекательная тридцатилетняя женщина, сделавшая карьеру. И конечно, она тоже могла поверить, «купиться на манеры», как это было с Полом Миллером. Она нахмурилась, взглянув на детектива.

— Мне неловко, что я вас расстроил, — сказал Эрик, — вы выйдете отсюда и расстроитесь окончательно. — Он встал. — Все, чего я хочу, — пригласить вас на сэндвич и поговорить о чем-нибудь другом. Но сейчас это невозможно. Если вы не возражаете, я бы хотел позвонить вам.

Очевидно, что его огорчение было чем-то большим, чем огорчение профессионала. Кэрол была польщена и совсем не возражала. Он проводил ее до лифта и нажал кнопку.

— Запомните: если этот парень появится, сообщите мне сразу, не ждите ни минуты. — Он полез в карман. — Вот моя карточка.

Кэрол улыбнулась:

— Вы уже дали мне одну, она у меня дома.

— Возьмите и эту, чтобы носить в кошельке.

Двери лифта открылись, и Кэрол вошла. Когда двери закрылись, она услышала, как Эрик устало пожелал ей спокойной ночи. Она поняла, что он был абсолютно прав, говоря о впечатлении от его слов. Сегодня вечером она пришла сюда, потому что была расстроена и напугана. Она хотела почувствовать себя спокойно. Но вместо этого уходила еще более испуганной.

 

Глава 6

— Посмотри на небо, — сказал Фрэнк Мэтсон. — Есть ли на свете место лучше этого города?

Они возвращались пароходом назад в Манхэттен после поездки к статуе Свободы. Это была идея Фрэнка — провести так воскресный день, их первое свидание.

— Давай побудем на день туристами, — сказал он, позвонив в пятницу, и это предложение ей сразу понравилось. Частично это было связано с обаянием Фрэнка, в нем был какой-то наивный интерес к вещам, на которые многие могли не обращать внимание, как на что-то привычное.

Кэрол повернулась, чтобы посмотреть на захватывающий вид небоскребов южной части города.

— Это великолепно, — сказала она и безуспешно попыталась отыскать что-нибудь еще. Сегодня он выбрал не самую удачную компанию: охваченная своими мыслями, она не могла разделить воодушевление Фрэнка.

Весь день Фрэнк разглагольствовал о преимуществах городской жизни и старался развлечь ее рассказами о своем детстве в Фолл Ривер, Массачусетс.

— Знаешь, — сказал он, — там Лиззи Борден взяла в руки топор.

Но Кэрол постоянно отвлекалась, чтобы посмотреть на ряды машин, стоящих возле статуи, и всматривалась в лица людей на пароходе.

— Где бы ты хотела поужинать? — спросил Фрэнк. — Я думал, мы могли бы зайти в Уиндоуз.

— Поужинать? — рассеянно спросила она. Она сосредоточила свое внимание на крытом помещении парохода, где сидели на скамьях желающие укрыться от ветра. Трудно было что-либо разглядеть сквозь запорошенное сухой солью от морских брызг окно. Кэрол показалось, что с краю одного из ряда скамей сидит человек в шляпе.

— О, понимаю, — сказал Фрэнк, по-своему поняв ее вялый ответ. — Лучше не тянуть.

— Да нет, я с удовольствием поужинаю с тобой.

Он колебался.

— Ты уверена? Не стоит соглашаться из вежливости — только из-за того, что я — друг Тома. Я ценю твою помощь, но иногда просто ничего не получается.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы полностью сосредоточить на нем внимание и понять свою ошибку.

— Прости, Фрэнк, — сказала она, — знаю, что со мной не очень весело. Но ты тут ни при чем. Мне понравилась прогулка, и ты очень мил.

Он пожал плечами и слегка улыбнулся.

— Значит, я ошибся. Мне казалось, что тебе ужасно скучно.

— Нет, дело совсем не в этом. — Кэрол остановилась. — Весь день я пыталась убедиться в том, что за мной никто не следит, — сказала она, нервно смеясь.

— Следить за тобой? Но почему?..

В своем порыве довериться Фрэнку, она выложила все: о человеке, который к ней подбирался, похоронах, встрече у «Сарабет».

— Это была пытка, — сказала она, — и когда я поговорила с полицией и выяснила, что в кошельке Энни не было никакого письма, что этот человек — Миллер — все придумал, меня это выбило из колеи.

Фрэнк с участием смотрел на нее.

— Зря ты не рассказала об этом раньше, Кэрол.

— Я стараюсь не признаваться себе в том, насколько сильно я беспокоюсь.

— Это естественно, — сказал Фрэнк. — Что сказали насчет этого парня в полиции?

— Сказали, позвонить им, если он снова объявится.

— И все? — удивился Фрэнк.

— Полицейский, с которым я говорила, — он расследует такие же случаи… как с Энни — не может ничего сделать, пока Миллер не свяжется со мной.

Фрэнк кивнул.

— Расскажи-ка мне еще раз о том, что случилось в книжном магазине. Это выглядит очень загадочно. Ты сказала, что он странно себя вел. Когда ты встретилась с ним за обедом, он показал какое-нибудь удостоверение?

Кэрол почувствовала, что дело зашло слишком далеко. Она нуждалась только в моральной поддержке Фрэнка, и ей не понравилось рвение, с которым он взялся за дело.

— Знаешь, если он снова объявится, я просто вызову полицию, и они обо всем позаботятся. — Пароход подошел к причалу. — Пойдем куда-нибудь поужинаем.

Фрэнк придвинулся ближе и тронул ее за руку:

— Конечно, как скажешь.

Так как они предварительно не заказывали столик в «Уиндоуз», то прогулялись по улице и набрели на хороший итальянский ресторан. Кэрол старалась не думать о Поле Миллере, и, наконец, их разговор с Фрэнком принял отвлеченный характер. Он говорил о недавно купленной квартире и о том, как собирается ее переделать; она, в свою очередь, рассказала о своей идее проиллюстрировать сказки братьев Гримм в новой серии книг. К тому времени, когда они возвращались домой в такси, она думала, как хорошо, что она познакомилась с Фрэнком, и как ей хочется снова его увидеть.

— Я прекрасно провела время, — тепло сказала она, когда он проводил ее до холла.

— Я тоже, — ответил Фрэнк, нажимая на кнопку вызова лифта. Кэрол колебалась. Она думала пригласить его подняться, но боялась, что он неправильно поймет приглашение.

— Если ты не возражаешь, я бы хотела отдохнуть.

Фрэнк сильно удивился.

— Как, ты не пригласишь меня выпить перед сном? — спросил он, сложив руки в преувеличенной мольбе. — Ты отправишь человека на холод, не дав ему взбодриться?

— Сегодня был долгий день, Фрэнк, я немного понервничала и…

Фрэнк оставил свою шутливую манеру.

— Я просто предлагал выпить. Я не собирался… попытаться заслужить благосклонность леди. — Он положил руки ей на талию. — Когда я тебя увижу?

— Надеюсь, скоро. — Она слегка поцеловала его. Его руки по-прежнему обвивали ее талию, и она отпрянула, деликатно давая ему понять, что между ними сохраняется прежняя дистанция. В лифте она, совершенно измученная, прислонилась к латунному поручню. Может быть, ей следовало пригласить Фрэнка. Она находила его привлекательным и дала ему это понять.

Войдя в темную квартиру, Кэрол задумалась о себе. Она вспомнила, как жила эти месяцы после разрыва с Ричардом. «Друзья и любовники приходят и уходят, — говорила она, — и это естественно». Она всем давала понять, что тщательно оберегает свою «личную жизнь», хотя знала, что настоящее название этому — «одиночество».

Она думала, что, возможно, обошлась с Фрэнком слишком холодно. В конце концов, не все же мужчины, как Ричард, скрывают за приятной внешностью рога сатира.

«В следующий раз, при встрече с Фрэнком я постараюсь обойтись с ним поласковее», — думала она.

 

Глава 7

Наступившее молчание нервировало Кэрол — она поднялась со стула рядом с рабочим столом Бинни Мэдисон, подошла к окну и несколько секунд смотрела на вид, открывшийся с высоты двадцатишестиэтажного здания. Затем обернулась и посмотрела на редактора, которая стояла, медленно крутя в руках альбом с новыми рисунками Кэрол. Бинни Мэдисон было шестьдесят, но выглядела она очень бодро, с подведенными глазами и в коротком парике, настолько черном, что он отражал солнечный свет, как темное зеркало. Она носила рубашки, которые были ей велики, и длинные бусы из керамики. Но если ее вкус в одежде оставлял желать лучшего, то ее профессиональные способности редактора были вне сомнений.

Наконец она услышала, как Бинни тихо и задумчиво вздохнула, что всегда означало крайнее недовольство.

— Ну, — взорвалась Кэрол, — они вам не нравятся?

Бинни опустилась в свое большое кресло, ее бусы клацнули о стол.

— Я этого не сказала. Они замечательно выполнены, дорогая, как и всегда, приключения Даны в подземном городе очень впечатляют, подбор красок просто замечательный…

— Тогда в чем же дело? — спросила Кэрол.

Держа один из рисунков так, чтобы его освещал солнечный свет, Бинни Мэдисон изучала его, как врач изучает рентгеновский снимок, прежде чем поставить неприятный диагноз.

— Ты понимаешь, что это мое личное мнение, — наконец сказала она извиняющимся тоном, — но в некоторых рисунках есть что-то отталкивающее. Например, здесь, когда Дану уносит одна из этих огромных птиц, — как ты их назвала?

— Флайбайз, — ответила Кэрол, не в силах скрыть раздражение в голосе.

Она знала, что это слабость, но она всегда очень болезненно воспринимала критику.

— М-м-м, хорошее имя, — сказала Бинни, — но там, где ты показываешь, как они хватают Дану, то, как их когти впиваются в кожу ребенка… Это выглядит слишком жестоко.

— Бинни, ради Бога. Только не ты — ты ведь не собираешься высказать мне весь этот бред, который говорят детские психологи, которые считают мои книги слишком агрессивными. Мои работы намного мягче и гуманнее, чем сказки братьев Гримм, и, кроме того, когда дети видят в рисунках воплощение своих ночных кошмаров, это помогает им от них избавиться, так как их кошмары преподаются как выдумка.

Бинни продолжала рыться в рисунках.

— Вот этот, — вздохнула она, — когда Дана находится в пещере с теми «Камнеедами». Посмотри на стены. Скелеты животных… на некоторых костях даже видно гниющее мясо.

— А как должен выглядеть дом пещерного человека, Бинни? Он должен быть устлан коврами?

Бинни положила рисунок.

— Это не самая лучшая из твоих работ, дорогая моя. Зачем ее защищать?

— Может быть, слишком трудно все время создавать самое лучшее.

Бинни секунду изучала Кэрол, затем указала костлявым пальцем на стул напротив:

— Ну, что же тебя беспокоит, дорогуша?

Кэрол собралась отвергнуть этот вопрос как нелепый, когда вдруг поняла, что Бинни права. Она села.

— Кто-то убил мою подругу, ее тело нашли на прошлой неделе. Те рисунки, которые ты выделила… Я нарисовала их, когда узнала об этом.

— Прости, — мягко сказала Бинни. — Теперь мне понятно, что это означает, — ты потеряла веру в этот мир.

— Я не понимала этого до сегодняшнего дня, — сказала Кэрол. Она не понимала еще и того, что ее состояние объяснялось не просто одним убийством, но тридцатью или сорока убийствами молодых, преуспевших женщин, таких же, как и она сама.

Бинни мягко улыбнулась.

— Хочешь, поговорим?

Кэрол покачала головой.

— Со мной все в порядке.

— Ну, ты согласна, что это нужно немного переделать? — Бинни закрыла альбом и отодвинула на край стола.

— Конечно, — улыбнулась Кэрол.

— Тогда вперед.

Кэрол встала. Встреча оказалась короче, чем обычно.

— Дайте мне несколько дней, — сказала она, завязывая тесемки альбома, — и я начну работу над последними сериями.

Редактор вышла из-за стола и поцеловала Кэрол в щеку. У двери она неожиданно спросила:

— А кстати, кто это сделал?

Если бы этот вопрос задала не импульсивная Бинни, а кто-нибудь другой, он прозвучал бы грубо или просто нелепо. Но Кэрол поняла.

— Они не знают. Полиция считает, что ее, возможно, убил человек, на счету которого уже множество убийств.

Бинни тихо вздохнула.

— Что за мир? — сказала она. — Но не зацикливайся на этом. Продолжай работать. Запомни мои слова, ты родилась под счастливой звездой, и поэтому все у тебя будет в порядке.

Никто не мог дать такой гарантии. Но, возможно, из-за того, что в облике Бинни было что-то колдовское, Кэрол поверила.

Пока Кэрол ждала лифт, она посмотрела на стеклянную витрину в приемной, где были выставлены книги, недавно изданные «И. Б. Фокс и Кº». Ей было приятно, что две из ее недавних работ были включены в коллекцию. «Да, — размышляла она, спускаясь в лифте, — пожалуй, я действительно удачлива».

Она сделала несколько шагов к вестибюлю, когда приятная мысль улетучилась у нее из головы. Напротив газетного киоска, между дверью на выход и Кэрол стоял высокий человек в темном плаще и котелке. Пока он покупал газету, он повернулся к ней спиной, но так, что легко мог видеть людей, выходящих из здания. Она узнала Пола Миллера.

Если он следил за ней сегодня, значит, он мог сделать это и вчера… когда угодно. Но если он так тщательно скрывался, почему теперь так легко попал в поле ее зрения?

Как бы то ни было, Кэрол совсем не хотелось с ним встречаться. Она повернулась к лифту, чтобы вернуться, но в этот самый момент двери лифта закрылись. Остальные не работали. Бросив взгляд через плечо, Кэрол увидела, как Миллер просматривал газету. Если он еще несколько секунд ее не заметит, она может проскользнуть за его спиной, затерявшись в толпе входящих и выходящих людей. Она спокойно направилась к выходу, сдерживая себя, чтобы не побежать, — быстрое движение могло привлечь его внимание. Она поравнялась с ним, затем пошла, не оглядываясь назад, пока не достигла вращающейся двери. Только тогда Кэрол оглянулась.

Хотя Миллер был еще достаточно далеко, он уже быстро шел по направлению к улице. Кэрол прижалась к двери, пулей вылетела на улицу и побежала, продираясь сквозь плотный поток пешеходов на Мэдисон-авеню. Большой портфель, бьющий ее по ногам, очень мешал. Последнее, что ей оставалось, — скрыться.

Добежав до конца 52-й улицы, она снова оглянулась. Он отставал ярдов на пятнадцать из-за толпы пешеходов. Завернув за угол, она побежала на 5-ю авеню. Справа Кэрол увидела витрину одного из спортивных магазинов.

Растолкав толпу, она юркнула в бутик. Не замечая направленных на нее удивленных взглядов, Кэрол нырнула за ближайшую вешалку и раздвинула висящие на ней платья, а потом увидела через стекло, как мимо промчался Миллер.

Она получила короткую передышку, но в любой момент он мог объявиться снова.

— Что-нибудь случилось, мисс?

Кэрол подняла глаза. Над ней склонилась молоденькая продавщица.

— Да, да, случилось, — задыхаясь, отозвалась Кэрол, все еще хватаясь за вешалку, хотя она прекрасно понимала, что выглядит крайне глупо. — Я могу воспользоваться вашим телефоном?

— Телефон за ширмой.

Чтобы подойти к телефону, Кэрол нужно было выпрямиться во весь рост напротив витрин. Но даже если Миллер вернется и увидит ее, что он сможет сделать в присутствии нескольких свидетелей?

Оставив свой портфель у вешалки, Кэрол подошла к прилавку, достала из кошелька визитку, которую Эрик Гейнс велел ей носить при себе. Одна из продавщиц подала ей телефон, и Кэрол набрала номер.

— Сто двенадцатый, отдел расследований, — ответил голос.

— Эрик?

— Нет, это Коннэли. Вам нужен лейтенант Гейнс?

— Да.

«Только бы он был на месте», — мысленно взмолилась она и с облегчением вздохнула, услышав, как трубку положили на стол и мужчина громко позвал:

— Лейтенант, какая-то баба на проводе. Голосок сексуальный. Похоже, она по тебе тоскует.

«Ну да, тоскую», — раздраженно подумала Кэрол. Она снова посмотрела через окно витрины. Миллера не было видно. Затем повернулась обратно и склонилась над телефоном, услышав голос Эрика.

— Гейнс.

— Слава Богу, Эрик, это Кэрол. — У нее перехватило дыхание. — Мне нужна помощь.

— Успокойся, Кэрол, и расскажи, что случилось.

— Миллер — этот сумасшедший, он преследовал меня. Мне пришлось забежать в магазин, чтобы скрыться от него. Я говорю оттуда…

— Где это? — прервал ее он.

— На углу 52-й улицы и Мэдисон. Он называется… — Кэрол быстро огляделась, ища вывеску с названием магазина, но прежде, чем ей это удалось, одна из продавщиц сообщила ей название. Она повторила для Эрика:

— «Пинкашн».

— Отлично, «Пинкашн», 52-я и Мэдисон, — сказал он. — Послушай-ка, мой участок находится в Куинсе, поэтому я не могу приехать быстро, но я передам в Южный Мидтаун, и они моментально приедут. Держись, девочка, и если этот тип появится снова, задержи его там. Справишься?

— Постараюсь.

— Молодец.

Кэрол услышала, как Эрик положил трубку. Передавая трубку девушке за прилавком, она неожиданно поняла, что на нее уставились все женщины в магазине.

— Все в порядке, — смущенно объявила она покупателям и персоналу. — Я разговаривала с полицией, они велели мне подождать здесь. А вы… продолжайте делать, что хотели.

При упоминании о полиции окружившая ее толпа женщин начала быстро рассасываться: все поспешили к выходу.

— О Господи! — воскликнула одна из продавщиц. — Какого черта?..

— Мне очень жаль, — нервно сказала Кэрол, — я не хотела причинить вам неприятности, но этот человек…

Не успела она отойти от прилавка, как снаружи появился Миллер, шагнув в проем одной из витрин, как демон, на крыльях опускающийся на сцену. Замерев у вешалки, Кэрол наблюдала, как он осматривал улицу… пока не повернулся и не увидел ее.

— О Господи! — Крик, инстинктивное желание позвать на помощь замер на ее губах.

Миллер толкнул дверь и направился к ней, подняв руки, как бы благословляя. Успокаивающий жест, направленный на то, чтобы предотвратить панику.

— Кэрол, послушай, пожалуйста, — обратился он к ней. — Мне нужно поговорить с тобой еще раз.

— Не подходите, — крикнула она, чуть не добавив, что в любую секунду может появиться полиция. Тут она вспомнила слова Эрика: задержать.

— Кэрол, не волнуйся, — сказал он. — Я не сделаю тебе ничего плохого. — Он медленно, но неуклонно приближался к ней.

— Мистер Миллер, мы уже достаточно поговорили. Оставьте меня в покое.

— Я не могу, Кэрол. Только ты можешь помочь мне в расследовании.

Теперь их разделяли десять футов, он продвигался вперед осторожно, как спасатель к человеку, собравшемуся прыгнуть с моста.

— Что вам нужно? — спросила она.

Она медленно отодвигалась, их разделяли вешалки.

— Мы поговорим об этом. Но не здесь. Доверьтесь мне, вот все, чего я прошу, уделите мне несколько минут.

Он обратился к посетителям, которые уходили, не желая вмешиваться:

— Пожалуйста, не беспокойтесь, леди, — убеждал он их, сопровождая слова располагающей улыбкой. Он подошел ближе, подняв руку.

— Ну, Кэрол, пошли выпьем где-нибудь кофе.

Как, черт возьми, могла она его задержать? Примерить платье? Спросить, нравится ли ему? Неосознанный порыв заставил ее броситься к двери. Она опередила его у выхода на несколько шагов и, пятясь, вышла на улицу. Но пока она открывала дверь, прошло время, и Миллер был уже около нее. Она сделала всего два шага, когда он схватил ее за руку. Обернувшись, она подняла свободную руку в кулаке.

Но не успела она ударить, как услышала звук сирены, и через секунду бело-голубая машина въехала на тротуар и ударилась о бордюр так, что крыло автомобиля остановилось буквально в нескольких дюймах от Миллера.

Двое полицейских выскочили из передних дверей. Миллер попытался уйти, но даже когда один из полицейских грубо его схватил, не отвел взгляда от Кэрол.

— Вот он! — громко крикнула она, указывая на Миллера. — Он преследовал меня!

Другой полицейский подошел к Кэрол.

— Это вы позвонили детективу Гейнсу в сто двенадцатый участок?

— Да, — выдохнула она с облегчением.

— Отлично, мисс, подождите здесь. Сейчас подъедет другая машина и отвезет вас в деловую часть города. — Полицейский кивнул напарнику, который держал Миллера:

— Расскажи ему о его правах и убери его отсюда.

Миллер продолжал смотреть на Кэрол, пока офицер быстро сообщил ему о законе «Миранда»: праве хранить молчание и позвать своего адвоката.

— Жаль, что вы это сделали, — мягко сказал Миллер Кэрол, когда полицейский закончил. — Но я вас понимаю. — Он улыбнулся ей и затем, показав недюжинную силу, легко высвободил руку, чтобы коснуться ею шляпы в знак прощания с Кэрол.

 

Глава 8

— Вы дали ему уйти? — Кэрол вскочила со стула, смотря на Эрика с отчаянием.

— Это от меня не зависело, Кэрол, — отозвался Эрик. — Это не мой участок.

Он сидел на краю деревянного стола, несмотря на четыре стула, стоящих вокруг него, — они составляли мебель в голой грязной комнате на первом этаже полицейского участка.

— Позволили ему уйти, — повторила Кэрол, она никак не могла в это поверить. «Как они могли?!» Она просидела целый час в приемной, и все это время думала о том, что Миллера допрашивают и ведут протокол.

Эрик наклонился вперед.

— Кэрол, там не было оснований для ареста. Когда мужчина преследует женщину, чтобы поговорить с ней, это не считается преступлением. Он не нападал на тебя…

— Он схватил меня, когда я выходила из магазина.

— Это труднодоказуемо, — с силой сказал Эрик. — Возможно, мы могли бы взять его за нападение, если бы ты сделала официальное заявление. Но мы и так перегнули палку, задержав Миллера. Строго говоря, полицейским следовало попросить его поехать с ними, это должно было быть «добровольное» решение.

Крайне разочарованная, Кэрол смотрела в единственное в комнате окно, большое мутное стекло, забранное стальной решеткой. Это было просто нелепо. Здесь она чувствовала себя как узница — заложница чьего-то сумасшествия, а Миллер на свободе.

Она повернулась к Эрику.

— Я не понимаю, — сказала она, — пытаясь говорить спокойно, — ты знаешь, что где-то здесь разгуливает человек, который убивает снова, снова и снова — убивает женщин, таких, как я, — человек, который выдает себя за мирного гражданина. И затем этот Миллер начинает меня преследовать, лжет, чтобы объяснить свой интерес ко мне и всем этим убийствам… и все, что ты можешь сказать, — с ним нужно обходиться очень деликатно, потому что он не сделал ничего плохого, как если бы он был невинен как младенец.

Она усмехнулась, затем ее голос прервался, началась истерика.

— Что же, черт возьми, происходит? — воскликнула она.

Эрик соскочил со стола и присел рядом с ней, на кушетку.

— Кэрол, дорогая, поверь, если бы я думал, что тебе угрожает серьезная опасность…

Она подняла глаза.

— Как ты можешь быть уверен в том, что Миллер не опасен?

— Его документы проверили. У него действительно есть лицензия частного детектива.

Кэрол нетерпеливо дернулась.

— Господи Боже мой, да видела я его лицензию — он сам сказал мне, что ее легко получить. И даже настоящий полицейский знает, как совершить убийство. Лицензия или нет, Эрик, Миллер солгал мне: семья Бонфарро не нанимала его для расследования смерти дочери.

Темные брови Эрика сошлись на переносице.

— Кэрол, что я могу сделать? Может быть, нехорошо лгать, но это не преступление. Миллер тоже знает законы. Все, что он показал нам, — это его лицензия. Адрес зарегистрирован за агентством охраны в Коннектикуте, и они нам ничего не сообщили.

— Ты хочешь сказать, что не знаешь даже, где он живет?

Эрик встал.

— Он рассказал не больше, чем требовалось. И потом он припугнул, что привлечет нас за незаконный арест, если мы задержим его.

Эрик отошел и посмотрел в окно.

— Я и так зашел слишком далеко — послал две служебные машины. Для этого не было достаточных оснований. И Миллер это знал.

Наступило молчание.

— У тебя проблемы из-за того, что ты помог мне? — спросила Кэрол.

Он повернулся к ней.

— Нет, о полицейских я могу позаботиться. Дело в другом: приказ освободить Миллера пришел «сверху». Он позвонил, когда его сюда доставили… и через полчаса мы получили соответствующее распоряжение.

— Что это значит? — спросила Кэрол.

Эрик пожал плечами и шагнул вперед.

— Все что угодно. Может, у него влиятельный адвокат. Или высокопоставленные друзья… или кто-то хотел дать ему уйти, чтобы приставить «хвост» и держать его под наблюдением.

Кэрол окаменела.

— Иными словами, он может оказаться убийцей!

— Вполне вероятно. Но если дело обстоит именно так, ты находишься в большей безопасности, чем какая-нибудь Джейн Доу с улицы. Потому что человек, отдавший этот приказ, наверняка работает на ФБР, и, известно тебе это или нет, Кэрол, за этим парнем наверняка установлено такое наблюдение, что он будет не опаснее блохи. — Эрик тут же осекся. — Прости за грубое сравнение.

Она встала.

— Ну что ж, как бы мне ни было тяжело, видимо, у меня нет другого выбора, кроме как жить с этим. Или, — тихо добавила она, — умереть с этим.

Эрик приблизился к ней.

— Кэрол, повторяю тебе: я не допущу, чтобы с тобой случилось что-нибудь плохое.

В его позе и голосе чувствовалось нечто большее, чем просто обещание безопасности. Она неожиданно почувствовала его желание.

— Можно отвезти тебя домой? — спросил он.

— Конечно.

Они разговорились, пока ехали в полицейском черном «седане» без опознавательных знаков. Кэрол узнала, что отец Эрика — бывший директор начальной школы, вышедший на пенсию, а мама — преподаватель музыки. Родители не поощряли желание сына пойти в армию, хотели, чтобы он учился в колледже. Окончив среднюю школу, Эрик пошел в Университет штата Висконсин на факультет физической подготовки.

— …Прыжки с шестом и бег на короткие дистанции, — говорил он, пока они подъезжали к гидранту рядом со входом в дом Кэрол.

Он выключил мотор. Ни он, ни она не пошевельнулись.

— Государственная машина, — сказал он. — Я могу стоять у гидранта сколько захочу.

Она улыбнулась и тронула его за рукав.

— Эрик, ты мне нравишься. Но давай не будем торопиться.

Она поцеловала его в губы и не сопротивлялась, когда он притянул ее к себе.

— Это было бы замечательно, — сказал он. — Я бы хотел как можно скорее с тобой встретиться.

Кэрол кивнула.

— Дай мне несколько дней. Сейчас у меня очень много работы.

— Я позвоню в выходные.

Она вышла из машины, помахала ему рукой и направилась к дому. Прежде чем двери лифта закрылись, она увидела, что Эрик еще не уехал.

Войдя в квартиру, Кэрол вышла на террасу и облокотилась на перила, чтобы посмотреть на улицу. Машина все еще была там. Она стояла и пять минут спустя, когда Кэрол снова выглянула.

Она переоделась в халат и просмотрела кое-какие наброски, которые сделала днем. Затем снова вышла, чтобы посмотреть. Место возле гидранта опустело.

Уж не задержался ли он, чтобы понаблюдать? Возможно, он волновался больше, чем казалось.

На следующий день, утром, она обнаружила, что черная тушь высохла. Погода в этот день стояла ужасная, ливень хлестал по окнам. Кэрол перерыла весь дом, тщетно стараясь найти черную тушь, но под конец сдалась. Она достала галоши из дальнего угла шкафа, надела желтую непромокаемую зюйдвестку и отправилась в магазин, находившийся в нескольких кварталах от дома.

Идя под дождем, она была довольна своим решением. Такого сильного ливня еще не было, так что путешествие по улицам, на которых не было ни единой души, казалось ей приключением. В специальном магазине «У Дженсена» она купила две бутылочки туши на случай, если как-нибудь разыграется снежная буря.

Когда она заплатила за покупку, дождь усилился, будто в небе перевернулось огромное ведро. Прежде чем выйти на улицу, Кэрол согнулась, чтобы защитить лицо от дождя, и прошла всего несколько футов, прежде чем наткнулась на человека, идущего навстречу.

— О, извините, — сказала она, подняв голову. Когда она увидела, что перед ней стоит Пол Миллер, то окаменела.

Он пристально смотрел на нее, не вынимая рук из карманов. Стекая по полям шляпы, вода капала ему на плечо. Он заговорил с таким страстным убеждением, какого она не слышала ни от одного мужчины.

— Мисс Уоррен, клянусь всеми святыми, я не причиню вам вреда.

Если бы день был солнечным, она бы скорее всего убежала. Но проливной дождь был как бы занавесом из серебряных нитей, который отделял их от внешнего мира.

— Что вы хотите, мистер Миллер? — тихо спросила она. — Ради Бога, скажите, что вам нужно?

На его суровом лице промелькнуло выражение печали.

— Больше откладывать нельзя, — сказал он. — Но, может быть, мы скроемся где-нибудь от дождя. Вон то кафе…

Он кивнул на противоположную сторону улицы, держа руки в карманах, как будто боялся напугать ее неосторожным движением.

Она подумала об обещании Эрика, что за Миллером, несмотря на то, что он на свободе, установят наблюдение. Посмотрев на кафе, Кэрол осмотрелась по сторонам, надеясь найти хоть слабый признак того, что за ними наблюдают. Но, конечно, никого не оказалось, только пустынная улица под проливным дождем. Человек, стоявший на противоположном тротуаре, мог быть переодетым полицейским, а мог и просто ждать автобуса.

Миллер ждал ее ответа, неподвижный.

А пока они переходили улицу, входили в закусочную, пока Миллер помог Кэрол снять зюйдвестку, она подумала, какой она была дурой. Тем не менее она почувствовала легкий проблеск интуиции, несмотря на мрачные мысли. Вполне вероятно, что впечатление порядочного человека, которое производил Миллер, не было обманчивым. Что-то подсказывало ей, что могли быть серьезные причины для его лжи, — и, в конце концов, ей хотелось, чтобы он прояснил этот вопрос.

Они расположились в отдельном кабинете друг напротив друга. Кэрол молчала, пока Миллер делал заказ:

— Только два кофе.

Когда официантка ушла, он взглянул на бумажный пакет, который Кэрол положила на стол.

— Только настоящий профессионал мог отправиться в такой день за столь маленькой покупкой. Что вы купили?

— Тушь, — коротко ответила она. — Послушайте, мистер Миллер, прошло время, когда мы могли… наладить отношения. Нет ничего нормального в том, что вы преследуете меня, лжете мне…

— Лгу? — перебил он. — Я понимаю, что некоторые вещи делал за вашей спиной, но все, что я вам рассказал, — правда.

— Даже ваша сказка о семье Бонфарро? — спросила она. — Я позвонила матери бедной девушки, и она сказала, что не нанимала никакого частного детектива.

— А я никогда не говорил, что это она сделала. Очень жаль, что вы меня неправильно поняли. Насколько я помню, я сказал, что знаю о том, что она и ее муж были очень недовольны полицейским расследованием… и что я взялся за эту работу примерно в то же самое время, когда пропала их дочь.

Миллер пристально смотрел на нее, как бы предлагая ей попробовать опровергнуть ее слова. Она мысленно вернулась к тому разговору: нет, он не сказал ничего, прямо указывавшего на то, что его наняла семья погибшей. Она сама сделала такой вывод.

В его вызывающем взгляде Кэрол снова увидела недюжинный ум. Это навело ее на мысль, что он мог представить дело так, будто они друг друга не поняли, о чем он теперь горько сожалеет.

Она вспомнила кое-что еще.

— Вы сказали, что в кошельке Энни нашли письмо. Я знаю, что это неправда.

— Мне очень жаль, — сказал Миллер. — Я ошибся. Письмо нашли, но не в кошельке, а в рабочем столе.

Правда ли это? Даже если да, она чувствовала, что каждое движение Миллера было направлено на то, чтобы вывести ее из состояния равновесия. К чему эти уловки?

Официантка принесла два кофе. Он остался нетронутым.

Миллер заговорил холодным тоном лектора.

— Мисс Уоррен, за последние два года я проехал более восьмидесяти тысяч миль, снова и снова пересекая Нью-Йорк и граничащие с ним штаты: Нью-Джерси, Коннектикут, Пенсильванию. Я также предпринял несколько поездок в дальние концы страны. Я работал только над этим делом, пытаясь найти хотя бы тонюсенькую ниточку, которая могла бы помочь в установлении личности человека, которого полиция называет «лесной убийца».

Видя удивленный взгляд Кэрол, он объяснил:

— Дело в том, что все жертвы были найдены в лесах, далеко от протоптанных дорог.

Он остановился, ожидая вопросов, но ей было интересно услышать продолжение.

— Человек, которого мы ищем, несомненно, один из умнейших и изворотливейших преступников в мировой судебной практике. Полицейские управления нескольких штатов и дюжины муниципалитетов брошены на эту работу, тратят миллионы и человеческие силы, и все эти ищейки ловят собственный хвост вместо того, чтобы напасть на след преступника.

Он положил руки на стол и наклонился к ней.

— И вот я, один, со своими догадками, разбираясь в грязных следах, оставленных неуклюжей толпой, и пытаясь найти что-нибудь, что они забыли… или были слишком глупы, чтобы увидеть.

Впервые Кэрол услышала гневные нотки в голосе Миллера, который всегда держал себя в руках. Как только он закончил, послышался сильный раскат грома.

— У них есть свои версии, у меня свои. Иногда они совпадают, иногда — нет. Но я продолжаю идти своей дорогой, потому что мне наплевать, что они там делают или не делают… но это чудовище должно быть поймано. Ведь так?

Он подождал, как будто хотел услышать ответ на свой риторический вопрос.

— Конечно, — отозвалась Кэрол. — В этом нет никакого сомнения. Вот каким образом вы…

— До настоящего момента я не хотел больше ничего говорить вам, мисс Уоррен, так как надеялся, что такая необходимость не возникнет. Но теперь я должен это сделать. Мне нужна любая помощь. Я не могу отказаться даже от самой маленькой возможности.

В его голосе звучала мольба, которая тронула Кэрол.

— Ну, если все это правда, мистер Миллер, расскажите мне, и я постараюсь помочь.

Улыбка, появившаяся на его губах, напоминала улыбку нищего, которому бросили в шляпу монету.

— Это заняло много времени, бесконечные поездки, разговоры с людьми, но сейчас у меня есть список семидесяти трех подозреваемых. Либо потому, что соответствуют описанию, которое у нас есть, либо потому, что они работают на территории, где совершались убийства, либо у них есть машина, которую видели свидетели рядом с местом, где было найдено тело. Улики, разумеется, слабые, все нужно перепроверять. Но эти семьдесят три человека — те, у кого нет алиби. Я убежден, что один из них и есть «лесной убийца».

Кэрол уставилась на него. Даже при том, что у нее не было опыта детективной работы, она понимала, что Миллер заблуждается, полагая, что находится у решения загадки. Семьдесят три подозреваемых? По собственному признанию Миллера, даже они были включены в этот список на основании неточных данных: косвенные улики, различные описания. Насколько верен этот список?

Она снова задалась вопросом, не опасен ли Миллер. Не как убийца (она вполне допускала, что он расследует это дело), но ей казалось, что работа над этим делом переросла в нечто большее — манию, навязчивую идею.

Он молчал.

— А что вам нужно от меня? — спросила Кэрол.

— Мне нужно, чтобы вы рассказали мне об одном из подозреваемых.

— Почему именно я?

— Потому что вы знаете этого человека.

Кэрол недоверчиво посмотрела на него.

— Маловероятно, — продолжал Миллер, — но малейшая деталь может пролить свет на эту загадку.

— Так о ком же вы говорите? Кто этот человек, мистер Миллер?

Он колебался.

— Мне трудно вам говорить, но, понимаете, это необходимо.

— Я понимаю, — нетерпеливо сказала Кэрол. — Говорите же, черт вас возьми! Скажите, что вам нужно, и дайте мне жить спокойно.

Она схватила пакет с тушью, будто собираясь уходить.

Миллер быстро кивнул, опуская глаза, как провинившийся школьник.

— Человек, о котором я хочу вас спросить, — наконец сказал он, — ваш брат.

Она не знала, сколько эти слова эхом отзывались в ее мозгу — две секунды или две минуты, — но она пережила целую гамму чувств: от шока к гневу, сожалению, страху, горю и, наконец, к простому изумлению. В конце концов осталось лишь спокойствие. Она спокойно подумала, правильно ли она расслышала, и сама себе ответила. Конечно, если в его списке действительно был Томми, легко объяснить, почему он преследовал ее и почему так неохотно рассказывал правду.

Но хотя Кэрол могла теперь объяснить поведение Миллера, она не сумела смягчить свой ответ.

— Мистер Миллер, — сдержанно сказала она, — вы так и не сообщили, на кого вы работаете и почему следите за мной, а не за ним, раз он на подозрении. Не может быть, чтобы вы хотели сохранить свои подозрения в секрете от него, — вы должны понимать, что я обязательно позвоню ему и…

— Я сказал, на кого я работаю, — перебил Миллер. — Я работаю сам по себе. И я проверил передвижения вашего брата. Что касается вашего звонка ему, естественно, ваше желание понятно.

— Вы работаете сам по себе, но на кого? — парировала Кэрол.

— На себя.

Она уставилась на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Неужели он потратил столько времени на поиски по своей инициативе?

— Так вы сами по себе, — начала она еще спокойно, но в ее голосе уже появились ядовитые нотки, — и, прорабатывая малейшие улики, решили, что мой брат может быть виноват в подобном преступлении.

— Он один из подозреваемых, мисс Уоррен. Вот и все, что я сказал. Но кто бы ни был в этом списку, я не собираюсь оставить его в покое, не получив ответа на интересующие меня вопросы.

Неожиданно рассудок ей изменил, ее охватила ярость. Рука потянулась к чашке, она собралась выплеснуть горячую черную жидкость ему в лицо. Но вовремя опомнилась. Если она потеряет контроль над собой, то может повредить Томми в случае, если Миллер решит, что агрессивность — их семейная черта. Схватив пакет с тушью, она быстро встала. Миллер удивленно поднял глаза.

— Я хочу вам сказать только одно, мистер Миллер. Вы заблуждаетесь, включая моего брата в этот список. Эта ошибка причинила мне боль, но не потому, что я сомневаюсь в брате, а потому, что мне не нравятся ваши действия. Но я не собираюсь это обсуждать. Я не могу запретить вам иметь этот список или беспокоить других людей. Все, чего я хочу, — чтобы вы оставили меня в покое. Я понятно изъясняюсь, мистер Миллер? Оставьте меня или, Богом клянусь, вы пожалеете.

Она уже повернулась, чтобы уйти, как он тихо сказал:

— Я уже жалею, дорогая девочка.

Эти слова тоже эхом отзывались в ее мозгу, пока она шла домой под проливным дождем.

 

Глава 9

Томми? Убийца? Нет, этого не может быть: Томми — жестокий убийца, извращенец!

Кэрол вновь подошла к подрамнику, на который был натянут лист с наброском Даны. Вот он опять смотрит прямо на нее, хотя форма и цвет глаз еще очень неопределенные; все равно — смотрит прямо в глаза Кэрол. Волосы — пока тоже лишь наметки, наброски непонятного цвета. Делать эскиз, определять черты, позу, силуэт так, чтобы поразить, удивить ребенка, — другими словами, придумывать фантастических животных — все это казалось очень забавным. Кэрол словно бы не могла создавать менее пугающих чудовищ, как просила ее Бинни, потому что ей нужно было справиться с реально существующим монстром психом по имени Пол Миллер, бесцеремонно вторгшимся в ее жизнь и бессовестно клевещущим на Томми.

Кэрол попыталась связаться с Томми, но в офисе его не было, а звонить ему домой было страшно — вдруг ответит не он, а Джилл. Кэрол боялась, что тон ее голоса выдаст ее, и Джилл заподозрит неладное. И все же ей просто необходимо поговорить с кем-нибудь о Миллере.

Случайно она выронила кисть и тут же выругалась про себя: косая алая полоса испортила рисунок. Теперь казалось, что Дана раскрыл пасть в немом крике и изрыгает потоки крови. В ту же секунду линии на рисунке задвигались, поплыли у Кэрол перед глазами, и Дана превратилась в Энни Дональдсон.

Да что же это такое? Какое отношение может иметь Томми к «расследованию» Пола Миллера? То, что Томми был знаком с Энни? Но ведь он не знал ни одну из других погибших девушек. Мысли путались в голове, одно за другим возникали нелепые, идиотские предположения. Боже милостивый, ну не абсурд ли это — взвешивать «за» и «против», подозревать?

Кэрол немного постояла, потом пошла на кухню и налила себе стакан минеральной воды. Потом посмотрела на три гравюры, висевшие в рамках на стене холла. На праздновании в честь выхода в свет первой книги Кэрол ее подруга Марго Дженнер преподнесла эти гравюры ей в подарок. Это были прекрасно выполненные образы святого Миколаса, святого Франциска — покровителя торговли, и святого Луки — покровителя всех детей, писателей и художников. И хотя Кэрол не была католичкой, она обнаружила, что с тех самых пор стала втайне надеяться, что святые охраняют ее.

Кэрол снова подошла к холодильнику. На его двери висела на маленьком кусочке магнита карточка Эрика Гейнса. Кэрол сняла трубку настенного телефона. К счастью, Эрик был на месте. Услышав его голос, она почувствовала, как охватившее ее нервное напряжение слегка ослабело.

— Привет, Кэрол. Что-то случилось?

Она заставила себя говорить легкомысленным, даже слегка бесцеремонным тоном.

— Нет, но можно попросить тебя об одном одолжении?

— Пожалуйста.

— Пожалуй, оно может показаться довольно странным, но я ни за что не стала бы просить, если бы не…

— Я помогу тебе, потому что хочу этого. Сделаю все, что в моих силах. Давай, говори.

«Ладно, поехали», — мысленно подбодрила себя Кэрол.

— Послушай есть ли какой-нибудь список подозреваемых по делу Дональдсон?.. То есть, я хочу сказать, все эти дела, они что, связаны между собой? Так ты думаешь?

— Да… — не сразу ответил Эрик.

Кэрол немного помолчала. У нее опять пересохло в горле.

— Я знаю, это необычная просьба, но можно ли мне посмотреть эти списки?

— Кэрол, — сразу же возразил Эрик, — вот уж не думал, что…

— Слушай, я не прошу тебя выдавать мне на руки копию, — заторопилась Кэрол, — меня вполне устроит, если ты просто зачитаешь мне имена.

Она как бы со стороны услышала, что в этом месте голос ее непривычно зазвенел, и тут же возненавидела себя за это. Если Эрик почувствует эту перемену голоса…

— Подожди, не вешай трубку, — ответил он.

Кэрол потянула за собой телефонный провод и подошла к окну. Ей вдруг захотелось вдохнуть свежего воздуха. Через секунду Эрик вновь взял трубку.

— У меня могли бы быть большие неприятности, — ясно сказал он, — за служебные нарушения такого рода. Ну ладно, у нас тут компьютер сломался, поэтому они не в алфавитном порядке. Я буду тебе читать фамилии прямо с карточек. Тебе нужны имена?

— Нет, фамилий вполне достаточно.

— Когда закончим, надеюсь, ты объяснишь мне, к чему все это.

Эрик начал читать.

— Макрори, Браун, Льюис, Донован, Эйвери…

Кэрол слушала, сжав изо всех сил телефонную трубку.

Имена шли одно за другим, незнакомые, имена неизвестных людей — большинство из них, разумеется, ни в чем не виновны. Почти все. А потом Кэрол вдруг поразило, поразило даже сильнее, чем час назад, — сумасшествие Миллера, степень его безумия.

— Бордмен, Эстебан, Смит, Пеллетьер, Рамирес, Дэвис, Огден, еще Смит, Канетти…

Кэрол хотела прервать Эрика, попросить его читать быстрее, но побоялась, что из-за этого неправильно расслышит какую-нибудь из фамилий.

— Возницкий, Пек, Кохэн, Спрингмейер… — Эрик остановился. — Все, Кэрол.

— Слава Богу, — облегченно вздохнула она.

— А теперь объясни мне, что происходит. Что конкретно ты ожидала услышать? — сказал Эрик.

— Я просто подумала, что, может быть… что в списке может быть кто-нибудь, кого я знаю.

— Кто? — спросил Эрик. — Кэрол, умоляю тебя, ради всего святого, если тебе что-то известно об этом деле и ты мне не говоришь…

Кэрол не хотелось раскрывать Эрику все карты, но она чувствовала, что другого выхода у нее нет. Эрик помог ей. Неужели она откажет ему в простом объяснении?

— Я хотела убедиться… что там нет имени… моего брата.

— С чего это вдруг у тебя такие мысли?

Кэрол призналась, что еще раз разговаривала с Миллером.

— У него теперь новая «версия», — объяснила она, — он заявил, что у него имеется список подозреваемых по этому делу, и один из них, якобы, — мой брат.

— Боже мой! — воскликнул Эрик. — Кэрол, Чего бы там тебе ни наговорил этот тип, официальное расследование ведем мы, и твой брат — вне подозрений.

— Ты не можешь себе представить, как это все ужасно…

— Эй, эй, Кэрри, я все прекрасно понимаю. Ну как, теперь с тобой все в порядке? Я заканчиваю в семь и мог бы…

— Нет, спасибо. Мне просто нужно было еще раз убедиться. Ты помог мне в этом, я тебе очень благодарна.

Эрик заставил ее дать обещание, что она скажет ему, если ее вновь что-нибудь или кто-нибудь огорчит. Кэрол было приятно, что Эрик беспокоится о ней, и когда она повесила трубку, черные тучи, которые Миллер собрал над ее головой, рассеялись.

Вместо того чтобы возобновить работу, Кэрол села отвечать на изумительно вдохновляющие письма детей. Сколько радости они приносили ей, и какое это было удовольствие отвечать на них. Но сегодня у Кэрол сердце было не на месте, поэтому она написала лишь пять коротких записок и потом вновь начала поглядывать на телефон. Ей снова захотелось поговорить с Томми.

Бесчисленное количество раз нацарапала она номер домашнего телефона Томми в Сэдл Ривер, но так и не смогла заставить себя позвонить туда.

— Кэрол, подожди меня там, хорошо? Я сейчас спущусь.

Она разговаривала с Марго Дженнер по переговорному устройству в холле большого многоквартирного дома в Гринвич Вилледж, там жила ее подруга. Голос Марго показался Кэрол встревоженным. Спустя две-три минуты Марго и ее муж Ларри появились в дверях. Ларри держался прекрасно несмотря на легкую синеву вокруг глаз. Марго звала его «мой английский крепыш». У Ларри было широкоскулое лицо и жесткие волосы пепельного цвета.

— Как приятно снова тебя видеть, Кэрол, — любезно сказал он, целуя ее в щеку, — где ты пропадала? Нельзя быть писателем-отшельником. Знаешь, что сказал доктор Джонсон? «Дружба нуждается в постоянном подкреплении и обновлении».

«Да, Ларри Дженнер — из породы „монолитов“, — подумала Кэрол, — вот уже полгода без работы, но бодр и свеж, как никогда раньше».

Кэрол пришлось выдавить из себя улыбку.

— Я, знаешь ли, была занята.

— Тебе нужно как-нибудь в выходные выбраться на природу, — предложил Ларри, — сейчас листья в лесу дают последний «концерт красок». Красиво… Ну, я пойду куплю газеты, а вы тут поболтайте немного. — Он слегка коснулся руки Марго и зашагал по направлению к Бродвею.

Кэрол и Марго пошли через Университетскую площадь к 5-й авеню. Десять лет назад они впервые встретились в Лиге студентов творческих специальностей, в аудитории рисунка и композиции. Марго тогда была «мятежной красавицей», приехавшей из Мемфиса специально для того, чтобы стать настоящим и серьезным художником. Но по мере того как Кэрол делала все большие успехи на поприще детской литературы, Марго периодически отказывали в признании ее серьезным и глубоким художником. В основном — наиболее влиятельные в среде художников маклеры. А потом была первая крупная выставка ее работ и «разгромное» обозрение в «Таймс». Там выставку заклеймили — «пустая», «скучная».

Марго впала в глубокую депрессию, которая продолжалась год, пока благодаря Господу, она не познакомилась с Ларри Дженнером. С ним Марго обрела свой собственный мир, в котором ее взгляд на саму себя и свою деятельность не зависел от критиков-искусствоведов. И не важно, успех это или провал.

— Ларри держится просто молодцом, — заметила Кэрол.

— Да, он как осенний лист, — ответила Марго, — «дает хороший концерт». Сегодня утром я проснулась, а он плачет в углу спальни. На самом-то деле, он просто на грани срыва.

— Боже, но как он смог меня провести!.. — Кэрол на секунду замолчала. — Если вам сейчас неудобно…

— Пойдем перекусим чего-нибудь, мне просто необходимо было выйти из дома.

Они продолжали идти к 5-й авеню. Марго, как всегда, выглядела очень модно в своем ярком свитере и элегантных черных брюках. На углу улицы какой-то развязный тип крикнул ей: «Эй, ну ты хороша, девчонка!»

Кэрол уже научилась пропускать мимо ушей, как бы стряхивать с себя, грязную уличную брань, но Марго вдруг резко развернулась в сторону рабочего.

— Если бы у вас было хоть какое-то представление о манерах, — сладчайшим тоном ответила она, — единственное, что вам оставалось бы делать, так это заняться онанизмом.

Они двинулись дальше. Марго вздохнула:

— Сколько лет уже кричат на всех перекрестках о «феминизме», а нам все еще приходится терпеть всяких наглецов, которые обращаются с порядочными женщинами как с «кисками» из «Плейбоя». — Она еще раз вздохнула. — Вообще-то, я, наверное, просто раздражена, только и всего. Ларри думал, что нашел новую работу, но сегодня утром все пошло прахом.

Ларри Дженнер работал консультантом и специалистом по акционерному капиталу и работал успешно, пока, весной прошлого года руководство его фирмы не уволило три тысячи работников. В довершение ко всем бедам, как рассказала Марго, первая жена Ларри, мать его двоих детей, на прошлой неделе была отвезена в клинику Бельвю с тяжелым нервным расстройством.

— Одному Богу известно, как все это скажется на детях, — продолжала Марго, — разумеется, они расстроены, им плохо, и одним из способов показать это является обращение со мной как с собачонкой. Знаешь ли, быть мачехой — это в точности так, как об этом пишут в книжках.

Они повернули за угол, направляясь в центр.

— Ларри тоже несладко. Сейчас мы живем исключительно на старых запасах, а что дальше — неизвестно.

— Вполне естественно, что Ларри расстроен, — отреагировала Кэрол.

— Расстроен? Да он невероятно подавлен, Кэрри. Это одна из непреложных обязанностей мужчины — кормить семью. Если не можешь кормить свою семью, ты совершенно бесполезен. Иногда я просто боюсь за него.

Что она хотела этим сказать? Что Ларри может наложить на себя руки? Или всего лишь как-то «уйти в сторону», найти «легкие пути» для заработка?

На 80-й улице Кэрол и Марго зашли в «Один-Пять», небольшой ресторан, где стены были отделаны в «морском» стиле, а светильники похожи на иллюминаторы, подсвеченные янтарно-золотистым светом. Метрдотель провел их к столику на террасе, выходившей на улицу.

— Веду себя просто безобразно, — заявила Марго, когда они уселись за стол, — ты ведь хотела поговорить со мной, а я-то вывалила на тебя все свои проблемы, вот и все.

Кэрол не хотелось «плакаться в жилетку» Марго, у которой и так было достаточно проблем. Автоматически Кэрол перевела разговор на новоселье у Томми, на то, как она там повеселилась, на ее свидание с Фрэнком Мэтсоном.

— Так, значит, он заплатил за твой обед? — выразительно спросила Марго. — Это хороший знак. Сейчас большинство мужчин желают быть современными, поэтому просят отдельные счета.

Марго махнула официанту, и когда он подошел, обе они заказали croissants и кофе. Потом Марго уселась поудобнее, сложила руки на груди и сказала:

— Так, ну а теперь рассказывай. Ты говорила, что тебе нужно опереться на мои хрупкие плечи.

Кэрол нервно теребила уголок скатерти большим и указательным пальцами, а потом рассказала Марго о Поле Миллере, его расследовании дел «серийного убийцы» и его лжи.

— Странно, — ответила Марго, — так чего этот тип вообще-то хочет?

— Ты не поверишь, но он говорит, что Томми в числе подозреваемых.

— Кэрол… ты шутишь.

— Мне бы очень хотелось, чтобы это было шуткой, — удрученно сказала Кэрол и хотела было что-то добавить, но остановилась и замолчала.

— Дорогая, что еще не дает тебе покоя? Что, скажи.

На самом деле, что? И только сейчас, столкнувшись с этим вопросом «в лоб», Кэрол смогла, наконец, сформулировать ответ.

— Это ужасно, ужасно так говорить, но сегодня мне не раз приходило в голову, что на самом-то деле я совсем не знаю Томми.

Сказав это и услышав свои собственные слова со стороны, Кэрол почувствовала невероятную эмоциональную усталость, даже истощение. Она уронила голову на руки, потрясенная абсурдностью и масштабами того, в чем она только что призналась.

Марго потрясла Кэрол за плечо.

— Брось. Тот парень, Миллер, что он сказал? Что у него список из семидесяти подозреваемых или около того, так?

Кэрол кивнула.

— Хорошо, итак семьдесят человек, вероятно, имеют к этому какое-либо отношение. Но все они невиновны, все, кроме одного. А поэтому невиновным может быть каждый. Миллер не полицейский, и ты не знаешь, кто он такой. И если ты этим займешься, то весь его список не будет стоить и ломаного гроша. Ведь тот полицейский из Куинс, он сказал тебе, что Томми нет в списке — в настоящем, списке.

Боже, благослови Марго. Она прекрасно во всем разобралась и все объяснила, и Кэрол вдруг стало стыдно за свое «отступничество» от брата.

— Ты права, — ответила она.

— Еще бы! И все же ты должна «препарировать» этого Миллера. Кто он такой? Что ему надо на самом деле? Что-то здесь не так, подруга. Он получает образец твоего почерка, но объяснения его — просто вздор. Он говорит тебе, что его наняла какая-то семья, но выясняется, что это не так. Выясни, кто он такой, разберись в этом, ради Томми да и себя самой.

Слова Марго были словно противоядием для отравленной души Кэрол, и впервые за эти дни она почувствовала, как что-то проясняется у нее в голове. Ослабленная смертью Энни, Кэрол просто позволила фантазиям незнакомца завладеть ею.

Как только Кэрол добралась домой, она немедленно прошла на кухню и набрала номер офиса в «Медитроне». Никто не отвечал. Ну конечно, ведь уже седьмой час.

Кэрол решила рискнуть и попытаться позвонить Томми домой. Трубку сняла Джилл, она была искренне рада ее слышать. Новоселье прошло чудесно, не так ли? Кэрол согласилась, что новоселье было чудесным, и их дом великолепен.

— Ну а как тебе Фрэнк Мэтсон? — спросила Джилл. — Вы с ним виделись? Знаешь ли, Томми он очень нравится.

Кэрол призналась, что вечер с Фрэнком был восхитителен, а про себя подумала, как прекрасно она играет. И даже если в ее голосе чувствовалась некоторая напряженность, Джилл не уловила ее.

— Томми дома? — спросила Кэрол. — Я хотела с ним побеседовать кое о чем.

— А он разве не говорил, что уезжает в Вашингтон? Он там наблюдает за некоторыми из дельцов. Если это очень важно, то я могу дать тебе номер его телефона в гостинице.

— Нет, — ответила Кэрол, — это может подождать.

Она была предельно осторожной, чтобы не расстроить Джилл и, что гораздо более важно, чтобы не беспокоить Томми, находящегося в настоящее время в «густом тумане» деловых переговоров. И все же Кэррол не смогла удержаться от вопроса:

— Как Томми себя чувствует? Я имею в виду дела компании. Он ищет инвесторов в Вашингтоне, потому что возникла какая-то проблема?..

— О нет, все в порядке, — ответила Джилл, — я думаю, на новоселье мы сумели произвести впечатление на тех, кто поддерживает Томми, на его сторонников. А ты, Кэрол, была прямо-таки «гвоздем программы». Широко известная, популярная писательница — и сестра Томми, это очень важно для его престижа. Знаешь, уже после того, как ты ушла, Томми подумал, что ты могла бы подписать несколько книг в качестве рождественских подарков его клиентам.

— Я была бы очень рада, — ответила Кэрол, — приятно слышать, что у Томми хорошее настроение.

Джилл ответила не сразу, как бы «взвешивая» свою следующую реплику:

— Кажется, иногда он слишком сильно устает — столько работы! Понимаешь, он рассеян, беспокоится о продажах и так далее. С другой стороны, уже многие годы я не видела его таким счастливым, как сейчас.

Кэрол ответила, что очень рада это слышать, и заметила, что успех Томми возымел просто потрясающий эффект на Джилл.

— Правда, правда, — ответила та, — было нелегко, когда нам не хватало денег. Но теперь… Никогда бы не подумала, что буду с таким удовольствием учиться. Кэрол, все так чудесно, слишком хорошо, что я уже постоянно ожидаю чего-нибудь ужасного, что вот-вот случится. Нервишки шалят, да? Всегда ждешь, что придется заплатить за свое счастье.

— Знакомое чувство, — сказала Кэрол и добавила, что на следующей неделе постарается связаться с Томми.

Повесив трубку, она прошла в гостиную и плюхнулась в огромное, мягкое, даже чересчур, кресло. «В Бруклине неделю назад исчезла женщина, — думала она, — растворилась в ночной тьме, исчезла прямо со стоянки. У Томми все прекрасно. Он счастлив, как никогда. Но, черт возьми, почему бы ему не быть счастливым?» У Кэрол в ушах зазвучали слова Марго: «Семьдесят подозреваемых?.. Кроме одного, они все невиновны… возможно, каждый из них невиновен».

«Да, — подумала Кэрол, — все, все невиновны, все и каждый».

«Эта, — подумал он, — была очень смелой».

Некоторые из них сдавались сразу же, другие боролись даже после того, как он связывал их и вставлял в рот кляп, и все же силы их быстро иссякали, и они становились тихими и покорными. Эта же сначала расплакалась, но несмотря на бежавшие ручьем слезы, глаза ее были широко открыты и блестели, и слезы ее походили больше на слезы гнева и отчаяния, чем на слезы страха и горя, горя от очевидной близившейся гибели. Прогулка в лес была далеко не легкой и приятной. Она ни на секунду не переставала сопротивляться, даже будучи крепко связанной. Коленями и локтями она била его в грудь и бока, пока он нес ее, перекинув через плечо.

Теперь она лежала на земле; но в отличие от многих других она не просто ожидала своего конца — рыдая, издавая стоны или молясь; или же лежа на спине, уже покорившись и закрыв глаза — воображая, что все это сон, или же избегая видеть его приготовления. Он видел множество различных ответных реакций. Но ни одной подобного рода.

Она села на кучу сухих листьев, которые он предварительно собрал и соорудил из них некое подобие алтаря. Она подогнула под себя ноги, села прямо и гневно посмотрела ему прямо в глаза. Легкая краснота, вызванная недавними слезами, усиливала впечатление обжигающей жестокости, которую источал ее взгляд. И несмотря на то, что он уже разрезал на кусочки ее блузку и сорвал бюстгальтер и разложил на траве клеенку, так, чтобы она могла это видеть, девушка все еще не поменяла осанку на другую, может быть, более покорную. Она не сгибалась перед ним, не раболепствовала. Он улыбнулся — ему пришло на ум, что, возможно, она вовсе и не такая смелая… Может быть, она ненормальная.

Он достал из нагрудного кармана пачку сигарет, подцепил одну и прикурил от спички, но не задул сразу же ее пламя, а держал горящую спичку некоторое время в руке, как маленький фонарь. Еще несколько минут он стоял, прислонившись к стволу дерева, обмениваясь взглядами с девушкой, а затем сделал несколько шагов вперед, по направлению к ней.

Глаза ее слегка расширились, но он все же пока не увидел в них выражения животного страха, ужаса.

— Сгореть заживо, — произнес он, — это ужасная смерть.

Пламя — и куча сухих листьев.

Он вновь взглянул ей в глаза. Девушка, казалось, выпрямилась и напряглась, но то, что он увидел в ее глазах, было все же чем-то меньшим, чем ужас. Она приподняла брови, словно пытаясь осознать, что он сказал и зачем.

Он улыбнулся.

— Ты меня слишком хорошо знаешь, не так ли?

Он задул пламя спички, отломил обгоревшую головку и оставшийся деревянный стержень убрал в коробок.

— Ты знаешь, я никогда бы не сделал этого.

Не затягиваясь, он выпустил большую струю сигаретного дыма, краем глаза наблюдая за красным огоньком под пеплом. Он подошел к девушке, вынул сигарету изо рта и молниеносным движением коснулся горящим концом сигареты ее соска. Из-под кляпа вырвался приглушенный визг, и ее тело дернулось назад, но он был готов к такому движению, поэтому смог прижать горящий конец сигареты к ее груди. Янтарного цвета кожа почернела.

Он убрал сигарету, но ее хныкающее взвизгивание не прекратилось. «Так-то лучше, — подумал он, — сейчас она похожа на свинью, которую режут на бойне».

Он отошел к тому месту, где лежала клеенка, обошел его кругом, чтобы она могла видеть все, что он делает, и опустился на колени. Развязав шнурок, он раскрыл пакет. Потом стал вынимать каждый предмет — нарочито медленно, расправляя и подправляя каждый из них или кладя что-нибудь чуть дальше. Так, как суетится хозяин, выставляя на стол приборы и посуду для вечеринки. Ножи, пила, дрель, отвертка, длинный резиновый цилиндр и, конечно, перчатки. И пока он не закончил перебирать свои «игрушки», он не смотрел в ее сторону.

Наконец тон ее крика изменился от визга боли до приглушенной мольбы о пощаде. Она смотрела на него. И он с облегчением наконец-то увидел в ее взгляде ужас. В конце концов она оказалась нормальной.

Он натянул перчатки и в нерешительности помахал руками над инструментами, как бы размышляя, какой выбрать. Наконец он взял резиновый цилиндр и снова вынул из кармана ножницы.

— Ну, — сказал он так, словно они выбрались вдвоем на пикник, — по-моему, пора начинать.

Ее горло зашевелилось, как бы прогнулось от неимоверного усилия закричать, но крик заглох в кляпе. И хотя она не могла произнести ни слова, он точно знал, что она, должно быть, сейчас пытается сказать.

— Да, — с издевкой усмехался он, поворачивая ее на живот, — пожалуйста, будьте так добры.

 

Глава 10

Серебряное лезвие бритвы сверкнуло на солнце и рассекло мягкую плоть. «У него были быстрые руки с сильными пальцами, — запел мужской голос. — Смотри, как блестит бритва».

Фонтан крови брызнул на сцену, когда Суини Тодд перерезал горло торговцу. Кэрол отвела глаза. Ей было не по себе, хотя она понимала, что это всего лишь спектакль.

Ее пригласил Фрэнк Мэтсон, пригласил в последний момент. У него были билеты в «Сити Опера» на новую постановку «Суини Тодд», купленный для клиентов, которые застряли в Чикаго. Кэрол не успела посмотреть этот бродвейский «гвоздь Сезона» раньше, и потому немедленно приняла приглашение. Однако дело было не только в модном спектакле, она думала, что присутствие Фрэнка может помочь ей отвлечься от мрачных мыслей.

Но, уже сидя в театре, Кэрол увидела свою ошибку. Музыка Сондейма была прекрасна, но спектакль о сумасшедшем парикмахере, который перерезал клиентам горло, и его подруге, которая делала из них начинку для пирожков, был совсем не для нее. Временами ей казалось, что она стоит по колено в крови, и тогда она видела перед собой мрачную фигуру, еще более пугающую, чем фигура на сцене… Пол Миллер с его обвинениями в адрес Томми.

После спектакля они пошли выпить в «Джинджер Мэн». Фрэнк не скрывал своего восторга:

— Просто удивительно, как им удалось использовать убийство как метафору. Миссис Ловетт печет пирожки для Суини, потому что она одинока, ей хочется любви. Возможно, это преувеличение, но я считаю, что тут подразумевается готовность людей совершать самые страшные поступки во имя любви.

Кэрол подумала, что Фрэнк, несмотря на легкомысленную внешность, смог увидеть в спектакле и другую сторону.

— Может быть, Суини мстил людям за то, что они когда-то заставляли его страдать, — сказала она. — Или просто эта история рассчитана на то, чтобы люди боялись темноты.

— И парикмахеров, — со смехом сказал Фрэнк. — Да, после «Хелло, Долли!» мы прошли длинный путь. — Он посмотрел на людей, сидевших в ресторане. — Я люблю эту суету театральной публики. А Том думал, что мне не понравится в городе.

— Он не создан для компаний, — сказала Кэрол, обрадовавшись перемене разговора. — Когда мы, будучи подростками, жили в Лонг-Айленде, я любила ездить в город в кино и музеи, но он всегда предпочитал оставаться дома.

— Насколько я знаю Тома, готов поспорить, он всегда поощрял тебя к тому, чтобы быть самой собой, даже если и не понимал твоего поведения.

Кэрол кивнула, удивленная тем, что Фрэнк сумел так точно определить сущность их взаимоотношений с Томми.

— Он, что, и на работе такой?

— Если быть циничным, это можно назвать «стиль управления».

— А ты циник? — спросила Кэрол.

— Только не в отношении Тома. Он очень много для меня сделал. Я был всего лишь менеджером по продаже, а он поверил в меня, и благодаря этому я смог подняться по служебной лестнице.

— Ты уже давно знаешь его?

— Мы друзья с тех самых пор, как он основал «Медитрон». На старой работе мы не часто встречались. Хотя еще тогда я знал, что он далеко пойдет.

— Откуда?

— В нем было что-то такое, — ответил Фрэнк.

— А что именно?

Фрэнк с любопытством посмотрел на Кэрол.

— А почему ты спрашиваешь меня о Томе?

— Он мой брат, мне интересно больше узнать о нем.

— Но, по идее, ты должна знать его лучше, чем я.

— Конечно, некоторые вещи я знаю лучше, чем кто-либо. — Кэрол колебалась. — Но не профессиональную сторону его жизни… я не знаю, как он руководит людьми, которые с ним работают, как он… — Она замолчала, осознав, что она многого не знает о Томе.

Фрэнк пристально смотрел на нее.

— Кэрол, что случилось?

Она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась вымученная.

— С чего ты взял?

— Интуиция. Она, знаешь ли, свойственна не только женщинам.

Она взглянула на Фрэнка и снова подумала, что он ей нравится. И, не тревожась о последствиях, рассказала о подозрениях Пола Миллера.

Губы Фрэнка сложились в недоверчивую улыбку.

— Том — маньяк-убийца? Кэрол, да как ты можешь даже волноваться об этом?

— Это было очень неприятно. Он напугал меня.

— А что Том думает по этому поводу?

Кэрол поджала губы:

— Понимаешь, Фрэнк, я не смогла поймать его и…

— Да, он в Вашингтоне, занят подготовкой «пони-шоу» для нескольких будущих партнеров.

— И пожалуйста, — быстро продолжала она, — не говори Томми, что я с тобой это обсуждала.

— Конечно, я понимаю. — Фрэнк убрал салфетку с коленей и положил ее на стол. — Послушай моего совета, Кэрол. Если этот Миллер еще раз появится и снова будет расспрашивать тебя о Томми, скажи, что вызовешь полицию… или нет, скажешь, что позовешь меня, и я отделаю этого ублюдка как следует.

Она распрощалась с Фрэнком у своего подъезда. Он снова намекал на то, что не прочь подняться, но, казалось, понял, что лучше не настаивать: мысли Кэрол целиком занимал Пол Миллер.

— Вам пришел пакет, мисс Уоррен, — сказал привратник, как только она вошла.

Из холла Кэрол прошла в маленькую комнатку и увидела на столе пакет. Она поискала знак «Е. Б. Фокс», предположив; что это Бинни прислала ей книги, но обратного адреса на пакете не было. Судя по штампу, письмо было из Вашингтона, датировано вчерашним днем. От Томми? Кэрол обратила внимание на то, как тщательно упакована посылка: пакет был аккуратно заклеен скотчем. Второе, что привлекло ее внимание, — адрес был написан печатными буквами.

Она начала разворачивать его в лифте. Когда двери открылись, она вынула содержимое: книгу, великолепное старое издание сказок «Матушки Гусыни» в захватанной руками обложке и прекрасном переплете.

Достав ключи, Кэрол открыла титульный лист. Книга была воспроизведена в 1967 году «Географическим обществом Нью-Йорка» ограниченным тиражом, иллюстрации выполнены современными художниками, а фронтиспис оформил Марк Шагал. Кэрол иногда покупала редкие книги для своей коллекции и предположила, что эта должна стоить по меньшей мере несколько сотен долларов. Она поискала в упаковке визитку, но ничего не нашла.

Она открыла дверь, сняла пальто и прошла в гостиную. Когда она пролистала книгу, из нее выпал листок белой бумаги и упал на пол. Кэрол подняла его. «Думаю, вам это понравится. Извините». — Текст записки был написан так же аккуратно, как и адрес. И подпись: «Пол».

— Какого черта?!.. — Кэрол бросила записку на стол, как будто она была заразная. «Пол» — это, конечно, Миллер. И именно потому, что книга была очень дорогая, подарок ее встревожил.

Интересно, что Миллер думал об их отношениях?

На следующее утро, едва открыв глаза, Кэрол быстро прошла в гостиную, ища «Матушку Гусыню», так как забыла, где ее оставила. Проснувшись, она неожиданно поняла, что книга может быть «ключом» к Миллеру. Это означало, что она станет охотником, а он — добычей.

Она перерыла всю гостиную, посмотрела на рабочем столе и в последний момент открыла самый маленький ящик. Книги нигде не было видно.

Наконец она нашла ее на кухне, на холодильнике. Кэрол решила, что положила ее туда, когда пришла включить посудомоечную машину, прежде чем пойти спать. Она посмотрела на обложку: классическое изображение Матушки Гусыни в акварели: пожилая женщина с белыми волосами и в красном шарфе, сидящая в окружении детей. Затем Кэрол открыла книгу и сразу увидела кое-что примечательное: на первой странице карандашом было написано имя. Почерк был неровный, скорее всего, писал ребенок: «Сьюзан Миллер».

Сьюзан через «з»…

Она тут же вспомнила его просьбу в книжном магазине.

Дочь Миллера, внучка… жена? Кэрол прикинула, кто бы это мог быть. Ребенок написал свое имя на книге, потому что она полностью ему принадлежала. Несомненно, это был подарок, и книга была новой, когда ее подарили.

Переворачивая страницы, Кэрол заметила, что тут и там виднелись отпечатки запачканных детских ручек. Перевернув последнюю страницу, Кэрол снова посмотрела на дату: 1967 год.

Значит, девочке, написавшей свое имя на книге-подарке, который получила, только научившись читать, было сейчас уже около тридцати. Сьюзан-через-з, скорее всего, была дочерью Миллера.

Кэрол вернулась в гостиную. Сначала она была довольна, что смогла «использовать» вмешательство Миллера в ее жизнь. Но затем почувствовала разочарование. У Миллера была дочь Сьюзан. Ну, и что ей это давало? Она не знала, кто он, почему взялся за это дело, на кого он в действительности работает…

Она села и снова тщательно просмотрела книгу. Кроме отпечатков, единственное, что она обнаружила, — еле заметный след от донышка стакана или чашки. Немного же ей удалось выяснить, поиграв в детектива.

Затем внизу, на последней странице, она увидела небольшой штамп размером с почтовую марку с названием и адресом магазина, где продавалась книга: «Букворм, 117. Стейт Ст. Стамфорд, ст.»

Она подошла к телефону. Прошло больше двадцати лет. Может ли быть, что магазин сохранился.

В справочной Кэрол узнала телефон, и немедленно позвонила. Тут же отозвался дружелюбный мужской голос. Но когда она попыталась выяснить, сколько книг было продано двадцать лет назад, он ничем не мог ей помочь. Пару лет назад у магазина появился новый владелец, и все старые записи были аннулированы.

— Но вы можете спросить бывшего хозяина, — предложил мужчина. — Его зовут Джордж Ламли. Он иногда у нас появляется. Сейчас он в Вашингтон-Депот открыл новый книжный магазин под названием «Уордсонг».

— «Уордсонг», — повторила Кэрол и спросила точный адрес.

Мужчина ответил, что это совершенно не обязательно. Вашингтон-Депот настолько маленький город, что Ламли там знают все.

— Вот почему Ламли переехал туда, — добавил он, — старик любит тишину и покой, здесь стало слишком шумно для него.

Положив трубку, Кэрол заколебалась, прежде чем снова позвонить. Сможет ли она таким образом узнать что-либо о Миллере? Разве может кто-нибудь вспомнить книгу, проданную двадцать лет назад?

Но что ей оставалось делать?

Кэрол позвонила в магазин. Какая-то женщина сказала, что на этой неделе Джорджа Ламли не будет.

— Вы можете дать мне его домашний телефон? — спросила Кэрол.

— Боюсь, вы не сможете застать его в ближайшие дни.

— Для меня очень важно поговорить с ним. Даже если он уехал из города.

— Поверьте, — сочувственно сказала женщина, — сейчас немного не ко времени. Могу ли я вам помочь?

— Может быть, если вы миссис Ламли.

— Миссис Ламли умерла в прошлом году.

— О, простите, — сказала Кэрол. Она чуть не бросила трубку, досадуя на свою оплошность.

Но она не могла упустить эту ниточку, пусть даже очень ненадежную. Она повесила трубку, предварительно оставив свое имя и телефон и попросив написать записку мистеру Ламли, чтобы он позвонил как можно скорее.

 

Глава 11

Солнце, пробивающееся сквозь кроны деревьев у залива Хантингтон, разбивалось на сотню ярких бликов, отчего у Кэрол заболели глаза, пока она поворачивала свой маленький «понтиак» на Ллойд Нек Роуд. Она опустила солнцезащитный козырек и поехала вдоль больших домов в викторианском стиле к серому дому с белым орнаментом и большим крыльцом — дому, где она выросла.

Теперь ее глаза были защищены от солнца, в голове пролетали отрывочные мысли, которые она никак не могла собрать в единое целое. Подъезжая к дому, она почувствовала, как ее охватывает паника. Как могла она встретиться с Томми, если ей никак не удавалось разобраться в своих чувствах? Когда Кэрол увидела его серебристый спортивный «ниссан», силы покинули ее.

Наплыв детских воспоминаний успокоил Кэрол. Она посмотрелась в зеркало, откинула волосы назад и вышла из машины.

Поднявшись по ступенькам крыльца, она увидела, как в одном из окон отодвинули занавеску, и появилось лицо отца. Подойдя к двери, она нажала на кнопку старомодного медного звонка. Наверняка он узнал ее, но и речи не могло быть о том, чтобы он открыл дверь или попросил кого-нибудь это сделать.

Дверь открыла сиделка.

— Здравствуйте, мисс. Уоррен.

— Привет, миссис Бригс. Как дела?

По сдержанной улыбке сиделки было видно, что дела не слишком хороши. «Справляемся», — сказала она.

Грузная женщина средних лет, которая работала у них с прошлой весны и всегда носила накрахмаленный белый халат, последнее время позволяла себе носить яркие брюки с гавайскими рубашками или свитера, одолженные, должно быть, у внучки. Сегодня она была одета в голубой пуловер с белой надписью на груди «Работа — мой долг».

— Он в гостиной с вашим братом, — сказала она, закрывая дверь.

— Они разговаривают? Я хочу сказать, папа… как он сегодня?

— Сразу узнал вашего брата, если вас интересует именно это. Он вспомнил, что и вы тоже приедете. И раз десять повторил мне, как он этого ждал.

«Ждал», — с иронией подумала Кэрол, идя по лакированному полу в гостиную. По крайней мере, он еще мог чего-то ожидать, без ограничений представлять свое будущее. Это было что-то вроде попытки взглянуть далеко назад, туда, где начиналась трагедия. Миссис Бригс проводила ее до гостиной.

— Я вам еще нужна? — спросила она.

— Нет, спасибо.

Прежде чем сиделка поднялась наверх, она сказала:

— Я думаю, все в порядке. Больше откладывать нельзя.

Кэрол кивнула ей, затем постаралась изобразить улыбку, входя в комнату. Отец поспешил ей навстречу. Ему шли серые фланелевые брюки, белая рубашка и темно-синий кашемировый кардиган, который она подарила ему на Рождество. Его седые волосы были хорошо подстрижены и уложены, он казался физически здоровым человеком. Он выглядел как всегда, когда приходил домой с работы, брал газету со столика у двери и шел в гостиную отдохнуть.

— Привет, папа. — Кэрол обняла его, отмечая слабость его ответного объятия как знак того, что болезнь прогрессирует.

— Нормально добралась, девочка моя? — спросил он, когда они расположились в комнате.

— Конечно.

— Я всегда волнуюсь из-за этой твоей машины. Она ведь такая старая.

Кэрол почувствовала прилив жалости. Ее спортивная машина была прошлого года выпуска, подарок, который она сама себе сделала, получив деньги за оформление банковской рекламы. Машина, о которой говорил отец, была старая развалюха «форд», его она водила, когда училась в колледже. Этой машины не было уже одиннадцать лет. Но Кэрол сказала:

— Не волнуйся, папочка, она еще вытянет несколько миль.

Она посмотрела на брата, который сидел на диване и держал на коленях старый альбом с семейными фотографиями.

Он улыбнулся, стараясь ее приободрить.

— Эй, Кэрри, — весело спросил он, — видела ты это раньше? Они великолепны. Садись, мы с папой как раз их смотрим.

Она мысленно поблагодарила его за бодрый тон и оптимизм. Эти просмотры фотографий вызывали в памяти отца воспоминания, которые могли рассеять туман и, возможно, это поможет ему легче воспринять то, что они собирались ему сказать.

Кэрол с облегчением поняла, что она совершенно нормально общается с Томми, и ей снова стало стыдно: ее секундное колебание, решила она, было предательством. Как бы ни тяжело было ему узнать о Миллере, Кэрол не терпелось исправить свою ошибку.

Некоторое время они сидели на диване и листали альбом, вместе смеясь над фотографиями Кэрол в купальнике школьной команды пловцов и Томми, лепящего с отцом снеговика на заднем дворе. Случайно или, наоборот, из-за того, что Томми не хотел волновать отца неприятными воспоминаниями, — они листали альбом с конца, фотографии были все более старые и старые. Сначала Пит Уоррен с трудом вспоминал людей и места; некоторые люди, которых он не узнал, были его давно забытыми друзьями, которых сняли скрытой камерой.

Но Кэрол была поражена тем, насколько болен отец, когда они смотрели фотографию Томми в детстве, — ему было не больше года, — который сидел на коленях жены Калли Нельсона; они всегда называли ее «тетя Сара».

— Боже мой, — сказал Пит, наклоняясь над фотографией, чтобы лучше ее разглядеть. — До сих пор больно смотреть на нее… ваша мать была такой красивой. — Он посмотрел на Томми и покачал головой. Кэрол увидела слезы в его глазах.

Она не знала, стоило ли поправлять отца, но, наконец, решилась:

— Папа, разве это не тетя Сара?

Отец повернулся к ней. «Сара», — тихо повторил он. Кэрол посмотрела на Томми, ожидая поддержки. Но он все еще смотрел на фотографию, казалось, весь во власти очарования умершего детства. Кэрол снова повернулась к отцу.

— Ты же знаешь, — продолжала она, — жена дяди Калли.

В его глазах появилась искорка понимания.

— О, конечно, — просто сказал он.

— Как насчет кофе? — спросила Кэрол, делая знак Томми перейти к кухонному столу — традиционному месту, где решались самые серьезные вопросы.

Они пошли на кухню, и пока варился кофе, Кэрол постаралась завести непринужденный разговор. Это далось ей нелегко. Когда Томми описал свой новый дом, Пит сказал:

— Зачем вам новый дом, вы и так уже переезжали слишком часто.

Хотя это был только второй дом Томми и Джилл. Когда Кэрол выразила надежду, что отец как-нибудь проведет с ней в городе день, он сказал:

— Сейчас слишком поздно, дорогая моя, — и было непонятно, то ли он понимал, насколько безрадостной будет эта поездка в его состоянии, или он просто не понял приглашения и имел в виду, что ехать поздно сегодня. Как бы то ни было, Кэрол страдала.

Когда кофе был готов, Кэрол разлила его в чашки, затем она и Томми рассказали отцу, что они задумали. Дом нужно продать и отложить деньги, чтобы отправить его в дом престарелых, где за ним будут присматривать.

Он молча выслушал и, казалось, все понял.

— Но почему я не могу остаться здесь? — спросил он. — Мы с Бригси прекрасно ладим.

Кэрол и Томми обменялись взглядами. Именно сиделка жаловалась, что больше не может ухаживать за Питом, поэтому они и приехали.

— Папочка, — начала Кэрол. — Я очень тебя люблю. Я не хочу причинить тебе боль, и очень жаль, что… — Она не могла закончить свою мысль. Конечно, всем им было жаль, что он заболел.

Томми воспользовался заминкой.

— Пап, ты знаешь, что когда-нибудь это нужно сделать. И не лучше ли решить это вместе, — пока ты все еще можешь принять в этом участие. Есть много мест, где тебе будет хорошо, ты найдешь компанию.

— А что, если я не поеду? — закричал Пит. — Что если вам не удастся вышвырнуть меня отсюда?

Томми протянул руку и накрыл ею руку отца.

— Это не так, папа. Ты знаешь, что все это не так. Просто мы хотим сделать как лучше.

Пит взял чашку, чтобы глотнуть кофе. Но когда он посмотрел на чашку, его плечи задрожали и из груди вырвалось рыдание.

Кэрол никогда не видела отца в таком состоянии. Это обессилило ее, но Томми быстро обошел стол и осторожно взял чашку из трясущейся руки Пита. Затем он опустился на колени и обнял отца, его большие, сильные руки обхватили отца с нежностью и заботой, как будто это он был родителем.

Через минуту появилась миссис Бригс, привлеченная рыданиями Пита. Ей хватило взгляда, чтобы понять, что дело сделано.

— Давай, Пит, — твердо сказала она. — Пора отдохнуть.

Он осторожно освободился из объятий Томми.

— Бригс, — говорил он, поднимаясь с ней по ступенькам, — ты единственная стоящая женщина.

— Думаю, все улажено, — тихо сказал Томми, когда они остались одни.

Кэрол кивнула. По крайней мере, одна проблема была решена. Она собрала чашки и отнесла их в мойку, потом мыла посуду, а Томми вытирал. Избегав думать о том, зачем она приехала, Кэрол рассказывала о своем свидании с Фрэнком и как он ей понравился.

— Эй, посмотри-ка, — неожиданно перебил Томми, — эта штука все еще там.

Он смотрел в окно на большой вяз на заднем дворе. Почти все листья на дереве облетели, и выделялся большой сук, на котором были качели, представляющие из себя веревочную петлю, ветер швырял ее в разные стороны.

Кэрол улыбнулась своим воспоминаниям, когда Томми открыл дверь в сад и вышел. Она заканчивала мыть кофейник и наблюдала, как он идет по направлению к вязу.

Кэрол вышла и присоединилась к брату. Воздух был чист, к нему примешивался слабый запах горящих листьев.

— Нам было весело, правда? — спросил он ее. Они обнялись и пошли.

— Нам было весело! — подтвердила она.

— Но прошло время. У нас нет другого выхода, кроме как продать дом.

— Может быть, его купит какая-нибудь семья. Они смогут привести его в порядок, и у детей будет сад, такой, какой был у нас… Королевство. Помнишь, мы называли это место нашим волшебным королевством? — Они подошли к дереву, и Томми указал на болтающуюся веревку:

— И ты была там, в плену, в замке…

— А ты взбирался на дерево и спасал меня. — Кэрол умоляюще сложила руки, как актриса немого кино.

Они рассмеялись. Кэрол вспомнила Томми ребенком, как он взбирался на дерево, привязывал к суку веревку — всегда очень крепко, так как боялся, что она может соскользнуть.

Если бы только связь между ними была по-прежнему так же сильна…

Она отодвинулась, чтобы лучше видеть его лицо.

— Томми, мне нужно кое-что тебе сказать, но…

Видя ее беспокойство, он с участием склонился к ней.

— Не бойся. Если тебе что-нибудь нужно… ты же знаешь, сейчас у меня достаточно денег…

— Нет, дело не в этом. — Кэрол вздрогнула. Становилось холодно.

— Хочешь, пошли в дом? — предложил Томми.

— Нет, нет, не сейчас. — Пытаясь согреться, она подняла плечи и опустила руки в карманы юбки, тщательно выбирая слова. — Несколько недель назад меня начал преследовать один человек. Не то чтобы преследовать, он хотел поговорить со мной. Как оказалось, он хотел поговорить о тебе. — Томми окаменел, но она решила, что это знак его заботы о ней. — Его зовут Пол Миллер, и он…

Не успела она договорить, как Томми взорвался:

— Этот проклятый маньяк! Он приходил к тебе?

Томми не мог сказать больше ни слова, он в ярости сделал шаг к дереву и ударил по стволу кулаком.

— Мне следовало убить этого сукина сына! Впутывать тебя в его вонючее расследование.

Кэрол почувствовала облегчение.

— Значит, ты знаешь этого Миллера и знаешь, что он говорит?

— Еще бы! Он дважды ко мне приходил.

Кэрол удивленно встряхнула головой.

— Но ты никогда об этом не говорил.

— Тебя это удивляет? — саркастически заговорил Томми. — Какой-то человек звонит, договаривается о встрече, приходит и сообщает, что ищет парня, убившего, не знаю сколько, женщин, — сорок, пятьдесят? И затем говорит, что я есть в его списке подозреваемых. — Томми повысил голос. — И что, ты думаешь, я должен был делать, когда он ушел? Позвонить друзьям, сестренке и преподнести это в качестве забавного анекдота? Ты не понимаешь, что это такое. Какой-то негодяй врывается в мою жизнь и представляет меня кровавейшим чудовищем со времен Адольфа Эрихманна.

Он отвернулся и в отчаянии посмотрел на темнеющее небо.

— Но если ты тут не при чем…

Ей опять не удалось договорить.

— Если? Я правильно расслышал? Ты действительно сказала «если»?

— Томми, — взмолилась она, — ты знаешь, я ничего такого не имею в виду. Я знаю, что ты не при чем. Я просто хочу сказать… тебе просто нужно выдержать все это, относиться к этому как к ошибке, и все будет в порядке.

Он посмотрел на нее, как когда-то давно он смотрел на свою несмышленую сестру, которая ничего не знала об устройстве автомобиля, футболе и пиве.

— Кэрри, все не так просто. Сначала, когда Миллер только объявился, я вежливо ответил на его вопросы, рассказал все, что знал. Но через пару недель он появился снова, подошел ко мне, когда я вечером возвращался с работы. Он сказал, что список подозреваемых сократился до шестидесяти пяти, но я все еще в нем оставался. Да, в тот момент мне было нелегко сохранить чувство юмора. — Волнение Томми усилилось. — Тут я понял, что не могу ни сказать, ни сделать ничего, что убедило бы Миллера, потому что он на этом зациклился. Он сказал тебе, что ведет расследование по собственной инициативе?

— Да, сказал. Но не объяснил, почему он взялся за это дело.

— Мне он тоже этого не объяснил. В этом есть что-то странное. — Томми глубоко вздохнул. — К сожалению, это мне не поможет. Ему почти удалось внести недоверие в наши с тобой отношения, так ведь?

— Не думаю, — ответила Кэрол. — Мы говорим об этом, значит — доверяем друг другу.

Томми улыбнулся.

— Но тебе потребовалось некоторое время, чтобы начать разговор.

— Это не из-за того, что я в тебе сомневалась. Я просто запуталась.

— Мне тоже было нелегко справиться с этим. Казалось, чем сильнее я стараюсь себя защитить, тем более виноватым выгляжу.

Кэрол сочувственно покачала головой и, помолчав, сказала:

— И еще одно. Я надеюсь, это не вызовет особых проблем, но… я сказала об этом Фрэнку. Мы вместе прогуливались. — Она посмотрела на Томми. — Конечно, он тебе рассказал.

Томми смотрел на нее секунду, потом пожал плечами, по его лицу прошла легкая тень печали.

— Забудь об этом. Тебе был нужен кто-то, кому ты могла бы излить душу.

— Ты простил меня?

— Конечно.

Они повернули к дому.

— Почему нет? Но что меня беспокоит больше всего в этом Миллере с его проклятым списком — даже мои друзья, которые меня знают и доверяют, — даже они могут усомниться. Что же тогда говорить о других? Кэрол, у меня бизнес, это значит, что мне приходится иметь дело с банками, людьми, которые не вложат в дело ни цента, пока десять раз не проверят, что их вклады защищены. Стоит им допустить мысль, что я сделаю им плохую рекламу, — даже если я чист, как младенец, — меня отвергнут. Этого достаточно, чтобы я не смог вести дело.

— Томми, я никогда об этом не думала.

— Но как я могу это прекратить? Если я подниму бучу, Миллер подумает, что я занервничал.

Они подошли к дому.

— И что же ты собираешься делать? — спросила Кэрол.

Томми вздохнул.

— А что я могу сделать? Думаю, надо переждать. Надеюсь, Миллер в конце концов уберется туда, откуда пришел.

Томми взял Кэрол за руку и повел ее по ступенькам.

— Как бы там ни было, я не хочу, чтобы тебя беспокоили. Если этот ублюдок снова появится у тебя, дай мне знать, я разберусь с ним, вызову полицию.

Она погладила его по щеке.

— Не беспокойся. Не важно, что сделал Миллер, люди, которые тебя любят, всегда будут рядом с тобой.

— Хотел бы я в это верить.

Кэрол послышалась грусть в его голосе.

— Что, какие-то проблемы с Джилл?

— Я тоже не знаю, как рассказать ей об этом. — Томми остановился.

На секунду Кэрол удивилась, что Томми не обсудил эту проблему с женой, — но только на секунду. Одно дело сказать, что вас подозревают в убийстве, когда находят тело вашего лучшего друга, и нет ничего удивительного в том, что человек ищет себе алиби. Но то, что вы находитесь в списке, подобном списку Миллера, этого достаточно, чтобы упасть в глазах всех, кто вас знал.

Тем не менее Кэрол была уверена, что трещина между братом и его женой превратится в пропасть, если Джилл узнает об этом от кого-то другого.

— Томми, ты должен с ней поговорить. Если ты будешь откладывать, станет хуже. Я хочу сказать, если этого Миллера не остановить…

Он так и остался стоять спиной к ней.

— Ты права. Если она узнает об этом от него, всему конец. Я скажу ей сегодня. — Он поднялся еще на ступеньку.

Кэрол положила ему руку на плечо.

— Томми, ты знаешь, все, что от меня зависит… ты знаешь…

Он накрыл ее руку своей.

— Конечно, знаю. Ты самая лучшая.

Пропуская ее в дом, он раздраженно помотал головой и сказал:

— Господи, чем же я заслужил такое наказание?

 

Глава 12

«Не подходи, или я срублю тебя, — крикнула Дана, — ты всего лишь дерево, ты не можешь меня напугать!» — Волшебный меч появился в ее руке, и движущиеся деревья вокруг нее отступили. Кэрол рассматривала свои рисунки. У нее был плодотворный день.

Зазвонил телефон, и она услышала собственный голос на автоответчике. Прозвучал гудок, и послышался голос: «Мисс Уоррен, это Джордж Ламли, из магазина Уордсонг в Вашингтон-Депот. Вы звонили мне на прошлой неделе. Вы можете застать меня сегодня в…»

Кэрол подбежала к телефону и сняла трубку.

— Мистер Ламли, спасибо, что перезвонили.

— О, вы дома, — ответил он. — Я уезжал по делам, а то бы я позвонил раньше. Я полагаю, вы та самая Кэрол Уоррен, которая пишет книги для детей.

— Да, — польщенная, ответила Кэрол.

— Боже, как приятно, что я с вами разговариваю. Я так хорошо помню вашу первую книгу — «Тигр, Тигр», не так ли?

Кэрол всегда любила, когда ее хвалили. Но сейчас ее удивило то, что Джордж Ламли упомянул о книге, которую выпустили девять лет назад и продали всего несколько тысяч экземпляров.

— Я рада, что она вам понравилась, — сказала она.

— Должно быть, вы много продали, — отозвался Ламли. — Вы же знаете нас, книготорговцев, если мы находим хорошую книгу, то рекламируем ее всем покупателям.

— Что вы, мистер Ламли, честное слово, не стоит…

— Не скромничайте, мисс Уоррен, — строго сказал Ламли. — Так чем же я могу вам помочь? Определить местонахождение одного из проданных экземпляров?

— Мне нужно найти человека, а не книгу.

Она объяснила, что получила редкое издание «Матушки Гусыни» со знаком-наклейкой «Букворм» и спросила, может ли он отыскать человека, который купил ее.

— Это трудно, — сказал Ламли. — Мы использовали такие наклейки в шестидесятых годах и не сохранили записей тех покупок. Не думаю, что смогу вам помочь.

Кэрол разочарованно вздохнула, но тут ей пришла в голову другая мысль.

— Вам говорит о чем-нибудь имя Пол Миллер?

— Пол Миллер? Нет…

— А Сьюзан Миллер?

Ламли повторил имя, но не вспомнил.

— Я мог бы посмотреть некоторые из наших старых записей. Или вид книги освежил бы мою память. Если вы располагаете временем, то можете привезти ее сюда. Я буду рад встретиться с вами.

Кэрол приняла предложение. Она записала, как проехать, и договорилась встретиться с Ламли на следующий день.

Деревня Вашингтон-Депот располагалась в долине реки Коннектикут. В два часа Кэрол подъехала к дому Джорджа Ламли, построенному в классическом колониальном стиле, скрытому за деревьями рядом с Мэйн-стрит, на окраине города. Не успела она дойти до порога, как дверь открылась, и показался высокий пожилой мужчина в очках, с густыми седыми полосами. Судя по его грубо очерченному лицу и задубевшей от солнца коже, ему было около семидесяти, но широкие плечи и прямая осанка его молодили.

— Так вы нашли меня, — сказал он, поднимая руку. — Надеюсь, по дороге вы рассыпали крошки, чтобы потом отыскать обратный путь, — добавил он, смеясь.

— Я не знала, что меня встретит колдун, — отозвалась Кэрол, улыбаясь, и переступила порог.

— Добро пожаловать в деревню колдунов, — сказал Ламли. — Здесь их когда-то сжигали на кострах.

Он провел ее в комнату с низкими потолками, но просторную, заполненную деревенскими сувенирами, антиквариатом и книжными полками у стен.

На маленьком столике стоял чайник, и, как только они сели, Джордж Ламли налил ей чашечку. Он рассказал, что они с женой занимаются торговлей книгами уже тридцать лет — сначала в Стэмфорде, а теперь в Вашингтон-Депот.

— Я откопал у внука экземпляр «С ночными чудовищами», — сказал Ламли, подавая Кэрол потрепанную книгу. — Он просто влюблен в Дану. Вы знаете, Чарльз Диккенс сказал, что Красная Шапочка была его первой любовью, и он был уверен, что если бы он на ней женился, то узнал бы истинное блаженство. Вот эффект, который может произвести сказка на гения. Так что ваша работа очень важна.

Кэрол странно улыбнулась.

— Если бы я начала задумываться над важностью своей персоны, я бы разучилась писать.

Ламли порылся на одной из полок и достал книгу Бруно Беттелейма «Психиатрическое исследование влияния на детей сказок».

— Вы читали это? — спросил Ламли.

Кэрол отрицательно покачала головой.

— Это замечательная книга. Я думаю, что там есть рассказ Диккенса о Красной Шапочке. Беттелейм утверждает, что выдуманные чудовища, такие, каких вы рисуете, оказывают решающее воздействие на развитие ребенка. Они помогают детям справиться со своими страхами, подготавливают их к тому, что человеческой природе свойственны и темные черты — такие, как злоба, ненависть и насилие.

Кэрол подумала, что Ламли — настоящий книжный червь. Она и в самом деле ощущала моральную ответственность за детей. Но она проделала такой путь не для того, чтобы поговорить о работе. Она немного развлекла Ламли, рассказав о том, как придумывает персонажи и сказки. Наконец достала из сумки экземпляр «Матушки Гусыни», присланный ей Миллером.

— Та самая книга, не так ли? — спросил Ламли. — Давайте посмотрим.

Он взял ее и открыл форзац, осторожно разделяя старые страницы.

— Да, это наша старая наклейка, — сказал он, задержался на форзаце, всматриваясь в написанное на нем имя.

Кэрол ждала, надеясь, что что-нибудь выяснится.

— Когда вы позвонили, — заговорил Ламли, — я думал, вы имеете в виду мою жену. — Он провел пальцем по краю страниц. — Сьюзан, — прочитал он вслух. — Знаете, теперь, когда я держу в руках книгу, я начинаю кое-что вспоминать. Большая семья: три мальчика и младшая — девочка, Сьюзан. Нечасто встретишь такую большую семью, поэтому их было легко заметить, особенно когда они приходили в магазин с отцом. — Ламли глубже уселся в кресло. — Да, Миллер. Он всегда покупал книги для малышей. Верил в то, что это развивает их ум.

— А вы помните что-нибудь еще?

Глаза Ламли сузились.

— Дайте подумать. Крупный, высокий мужчина, очень серьезный.

Он подпер щеку рукой и уставился в потолок.

— Он всегда носил шляпу, немногие в наше время их носят. Старомодная такая шляпа с мягкими полями и вмятиной посередине — как она называется?

— Котелок? — ответила Кэрол.

— Вот-вот. Едва ли их сейчас носят. — Ламли отложил книгу и встал. — Я налью в чайник свежей воды. — Открывая дверь на кухню, он обернулся и спросил:

— Совсем забыл. А зачем вам нужен мистер Миллер?

Кэрол надеялась, что Ламли не спросит об этом, и когда дверь закрылась, она осталась стоять у книжных шкафов. Может быть, как только он вернется, отметить его коллекцию, и он забудет про свой вопрос? Судя по книгам, у Ламли были неожиданно широкие интересы. Тома по военной истории и разведке занимали почти полстены, плюс целое отделение, посвященное Корейской войне. Странно, что человек, так много знающий о детских книжках, уделяет столько времени военной истории и тактике.

Ламли вернулся с чайником.

— Я вижу, вы интересуетесь Корейской войной, — сказала Кэрол.

— Я служил там. И именно благодаря этому я смог заплатить за свой первый магазин.

Кэрол вопросительно посмотрела на него.

— Я демобилизовался из армии в сорок втором, выплачивали пенсию. Тем не менее, как мог я позволить себе столь неопределенный бизнес, как книги? С точки зрения молодежи, оборонный бюджет — очень Неплохо для разнообразия. — Он осекся. — Но так на чем же мы остановились?

Кэрол снова уселась напротив него.

— Вы старались вспомнить что-нибудь о Поле Миллере.

Ламли помедлил.

— Больше ничего не могу вспомнить. Думаю, мы потеряли их как покупателей еще до того, как продали магазин в Стэмфорде. Они, наверное, переехали.

Кэрол завернула «Матушку Гусыню» в коричневую бумагу.

— Ну что ж, — сказала она, поднимаясь, — очень ценю вашу помощь.

Ламли встал.

— Что вы, в любое время. Но прежде чем уйти, я надеюсь, вы оставите несколько автографов. — Он принес стопку ее книг. — Подпишите их для Уильяма, ладно? Мой внук будет хранить их как сокровище.

Кэрол взяла книги и начала подписывать, затем заметила, что за исключением «Тигр, Тигр» все издания были новые, не прочитанные.

— Они совсем новые, — сказала она.

— Когда вы пообещали прийти, я тут же спустился в магазин и купил их.

Кэрол улыбнулась, сдерживая вздох. Возможно, книготорговец мог рассказать ей о Поле Миллере и по телефону, но пригласил ее приехать, так как любил собирать автографы.

 

Глава 13

Следующая неделя прошла спокойно. Ничего не случилось, и Кэрол почувствовала себя значительно лучше. Во вторник утром позвонила Бинни Мэдисон и сообщила, что книга «В пещере дракона» выставлена кандидатом на получение премии «Букмарк». Через месяц состоится вечер, на котором будут объявлены победители. Чтобы отметить это событие, Кэрол встретилась с Марго в музее Гуггенхайма. Марго тоже поделилась хорошей новостью: Ларри предложили два места работы, и он был в хорошем расположении духа, так же как и дети. Эти перемены казались знамением — знаком, что прошли плохие времена.

Вернувшись с почты днем в среду, Кэрол села за рабочий стол просмотреть дневную работу и облокотилась на спинку стула. Ее голубая подставка для кистей с белой надписью CAROL была сдвинута. Обычно она стояла на правом углу стола… а сейчас была в середине.

Действительно ли подставку сдвинули? Может, она сама случайно смахнула ее? Она осмотрела квартиру и убедилась, что ничего не пропало. Может, это игра воображения? Несколько успокоившись, она вернулась к мольберту, просмотрела эскизы… и опять ей показалось, что они перепутаны. Она посмотрела последние рисунки «Дана», серию, где на нее напали деревья. На каждом эскизе в руках у Даны был меч, чтобы обороняться от лесных чудовищ. Но на последнем рисунке меча не оказалось — он был стерт.

Кэрол почувствовала, что сходит с ума. Неужели она изменила рисунок и забыла об этом?

Нет, не может быть! Кто-то побывал в квартире. Но кому бы пришло в голову делать такие вещи?

Потом ее захлестнуло странное чувство — словно бы над ней надругались, изнасиловали, вторгшись в совершенно личное.

Первой мыслью было позвонить Эрику, но что могла она сказать, — что к ней забрался грабитель… и ничего не украл?

Этой ночью она плохо спала. Она кое-как заснула в половине третьего ночи, но сон был неспокойный, и в четыре утра она проснулась в холодном поту, прикосновение влажной подушки к щеке было неприятно. Снова заснуть ей удалось только спустя два часа.

Следующие несколько дней она боялась. Где бы она ни находилась, лица незнакомых людей казались угрожающими, несущими опасность. Если она слышала шаги за спиной, то сразу переходила на другую сторону улицы. Если кто-нибудь останавливался и смотрел на нее, она забегала в ближайший магазин. В «Фуд Импориум», катя тележку с продуктами в отделе «дели», она увидела мужчину в серой шляпе около прилавка и уже подбежала к нему, готовая крикнуть, чтобы он оставил ее в покое. А мужчина был совсем не Пол Миллер.

Кэрол потеряла покой. «Может быть, — думала она, — это просто навязчивая идея, что вон там человек, который убил десятки женщин, выискивая их на улице, автостоянках, везде, где он мог воспользоваться доверием и невинностью своих жертв». Это ощущение не покидало ее, и она была уверена, что Пол Миллер притаился за ближайшим углом.

Но он, конечно, не появился.

Интересно, почему Миллер пропал из виду так же быстро и незаметно, как и в первый раз?

В субботу днем Кэрол работала, когда ее вывел из состояния сосредоточенности громкий звонок домофона.

— Вас хочет видеть какой-то мистер Гейнс, — сказал привратник.

— Пропустите его, пожалуйста.

Эрик… Он говорил, что позвонит. Почему он пришел без предупреждения? Она сбросила свой заляпанный краской халат, схватила из гардероба блузку и быстро расчесалась. Прозвенел звонок.

— Привет, Кэрол, — сказал Эрик, когда она открыла дверь. — Извини за вторжение. Я был тут поблизости, и подумал, может… — Он остановился и засмеялся. — Нет, все это неправда. Я не был поблизости. Я приехал, чтобы увидеть тебя.

Внешний вид Эрика озадачил ее. Он был без формы: не в белой сорочке с галстуком и темном костюме, а в вельветовых брюках, поношенной рубашке и шейном платке канареечного цвета.

Она впустила его и смотрела, пока он проходил в коридор.

— Ты уверена, что все в порядке? — спросил он. — У меня выходной день, и я сначала собирался домой, так что…

— Это просто замечательно, — сказала Кэрол. — У меня есть немного кофе, если хочешь.

— Великолепно. — Он пошел за ней на кухню, и она чувствовала его за спиной, пока разливала кофе. Затем провела его в гостиную, где он уставился на груды книг и рисунков, разбросанных на диване возле окна.

— У тебя очень приятно. Мне было интересно узнать, как живут художники.

— Не так уж необычно по сравнению с другими, думаю. «Что он здесь делает? Это что — прикрытие?»

Кэрол опустилась в кресло, а он сел на диван напротив. Они сидели и молча смотрели друг на друга.

— Сегодня был ужасный день, — наконец сказал Эрик. — Я неожиданно подумал, что мне станет лучше, если я увижу тебя.

— А почему ужасный?

Эрик осматривался в комнате, будто ища, что можно поставить рядом с ее креслом.

— Может, прокатимся? — спросил он. — До парка? Или до Клойстерс?

Она несколько лет не была в Музее средневековья. Был солнечный день, и Эрик нуждался в сопровождающей.

Машина сегодня тоже была другая, не темный полицейский «седан», который, конечно, принадлежал полицейскому управлению, а старая марка «МБ» бутылочного цвета с безупречным салоном. Пока они ехали по шоссе Вест-Сайд, Эрик объяснил, что в свободное от школы время продавал и ремонтировал старые машины.

— Ради удовольствия, — сказал он, — и, иногда, денег.

Чувствуя, как гордится Эрик своим хобби, Кэрол сделала комплимент:

— Да она просто красотка.

Эрик улыбнулся:

— Да, с ней я не хотел бы расстаться.

Чем больше Эрик рассказывал о себе, тем больше она убеждалась, что во многом имела неверное представление о полицейских. Вечером он посещал юридические и социологические занятия в Колледже юриспруденции Джона Джея не только потому, что это было полезно для карьеры, но и потому, что ему это было очень интересно.

— Я многое упустил в школе, — сказал он. — Был трудным ребенком. Теперь приходится за это расплачиваться.

— Насколько трудным? — смеясь, спросила Кэрол. — Ты ведь не нарушал закон?

Он взглянул на нее и улыбнулся.

— Не будь так уверена. Но, конечно, ничего серьезного. Я был в оппозиции. Может, и за это я тоже расплачиваюсь.

— Ты имеешь в виду работу полицейского?

— Наверное. Я рад, что могу помочь системе работать. — Он помолчал. — Не хочу называть это великой миссией, так как, само собой, другая причина сугубо эгоистическая: для меня нет ничего более волнующего. Возможно, мне не следовало в этом признаваться, но несмотря даже на грязь, которой в работе хватает, иногда это просто потрясающе.

— Даже то, над чем ты сейчас работаешь? — спросила Кэрол. — Странно, что ты так об этом говоришь, Эрик.

Он снова посмотрел на нее, на этот раз хмуро.

— Я знаю, это бесчувственно. Но… я… — он наклонился над рулем, внимательно глядя на дорогу.

— Что? — настаивала она.

— Послушай, я привык класть все карты на стол. Так и здесь. Кэрол, ты мне нравишься. Но если может возникнуть какое-то продолжение, ты должна хорошо меня знать. Ты должна знать, что мне нравится моя работа. Честно говоря, от работы я получаю истинное удовольствие. Я расследую убийства, потому что для меня нет ничего более приятного, чем раскрыть самое серьезное преступление — убийство. Вот почему, когда мне представилась возможность присоединиться к спецгруппе, занимающейся этим случаем, я сам попросился туда. Потому что такого не было сто лет. Понимаешь? — Он изучающе посмотрел на нее.

— Это непросто, — отозвалась она, — я знаю, то, кем ты являешься на самом деле, во многом зависит от того, что ты делаешь. Но мне трудно понять, что какая-то часть тебя… получает удовольствие, как ты говоришь, от того, что ты втянут в этот ужас.

Эрик замолчал, и она испугалась, что обидела его. Но немного спустя он заговорил, на этот раз на отвлеченную тему. Спросил, как она любит проводить свободное время, за кого она болеет, — за «Мете» или за «Янкиз»? Какие хорошие фильмы видела за последнее время?

Они приехали в Клойстерс, средневековый монастырь; семья Рокфеллеров заплатила за то, чтобы перевезти его из Европы и реконструировать камень за камнем на утесе с видом на Гудзон. Гобелен «Единорог», одно из наиболее знаменитых шедевров изобразительного искусства, произвел на Кэрол огромное впечатление, когда она впервые увидела его ребенком. Она сказала Эрику, что часто замечала за собой, что заимствует из этого богатого вычурного стиля что-то для собственных работ.

Походив по музею, они купили две «пепси» и вышли наружу, где открывался вид через Гудзон. Кроны деревьев по берегу реки были красными и золотыми, и Эрик безмолвно застыл в восхищении.

Кэрол нарушила молчание.

— Ты сказал, что у тебя был ужасный день. Ты хочешь о чем-то поговорить?

Он обернулся к ней:

— Мне кое-что сказал мой сын.

Кэрол опять удивилась тому, как мало она знает об Эрике. В ее представлении, жизнь Эрика состояла не из жены и ребенка, а только из шумных баров с молодыми красотками, вешающимися на привлекательного полицейского.

— Я не знала, что ты женат.

— Я был женат, развелся три года назад.

— Извини.

— Не за что извиняться, — уверенно улыбнулся Эрик.

— Я всегда думала, что развод тяжело дается.

Эрик пожал плечами.

— Мы не ссорились с Джоан… Просто однажды утром посмотрели друг на друга и поняли, что прошло то время, когда нам было хорошо вместе. Она не любила моих друзей, не волновалась, когда я не приходил к ужину. Я не могу винить ее за то, что она решила поискать другую жизнь. Я тогда занимался наркоманами, постоянно проводил облавы, и ночные рейды. Трудно быть женой полицейского. Сейчас у нас более дружеские отношения, чем когда-либо.

Кэрол поняла, почему Эрик так быстро, даже неуклюже рассказал — что такое быть полицейским.

— Сколько лет твоему сыну? — спросила она.

Эрик улыбнулся. Вокруг его красивых глаз появились морщинки — казалось, он стал старше на несколько лет.

— Дэну восемь лет. — Улыбка на его лице погасла. — Сегодня утром он кое-что сказал мне. Я был потрясен. Я взял его с собой в магазин, чтобы купить шерстяной пиджак, который я никак не мог купить ему с прошлой весны, а затем мы выпили по молочному коктейлю. И когда мы сидели, он спросил, не расстались ли мы с его матерью из-за того, что она… она меня боялась. — Он помолчал, лицо его посуровело. — Думаю, что не следовало так удивляться. Я знал, это моя вина. На прошлой неделе я ужинал у Джоан, на следующий день после того, как мы нашли еще одну жертву: молодую красивую девушку, ей было не больше двадцати; знаешь, когда я увидел эти фотографии… — Он тяжело вздохнул. — Мне следовало выкинуть все это из головы, но что-то на меня нашло. Так вот, тем вечером Джоан спросила меня над чем я работаю, и я потерял контроль над собой. Сказал, что есть человек, который убивает и насилует женщин и что… я сделаю все возможное, чтобы его поймать.

Эрик встряхнул головой.

— Непростительная глупость. Ребенок не должен слышать всей этой гадости. Надо отдать должное Джоан, она не стала отчитывать меня при Дэне, но когда я уходил, она вышла за мной и высказала все, что думала по этому поводу. Я знал, что она права. Вот почему я так расстроился из-за слов Дэна. Он сделал из этого вывод, что все женщины должны бояться мужчин.

Он покачал головой, злясь на самого себя.

— Что я наделал с моим ребенком?!

— Показал ему, что ты тоже человек, вот и все, Эрик. Не думаю, что ты сильно травмировал ребенка этим рассказом.

Эрик посмотрел на нее, его губы тронула слабая улыбка.

— Ну что ж, ты же специалист по детским рассказам, может, ты и права.

— Я уверена, с твоим сыном все будет в порядке. То, что он задал тебе вопрос, не означает, что он сам не может найти на него верный ответ.

Эрик нежно взял ее руки в свои.

— Спасибо, Кэрол, — сказал он. — Мне нужно было услышать, что не все потеряно, и я готов поверить, потому что это сказала именно ты.

— Почему?

— Ты хороший человек, — просто ответил он.

Его бесхитростное выражение благодарности, несмотря на некоторую банальность, глубоко тронуло Кэрол. «Что за противоречивая натура, — думала она. — То признается, какое удовольствие доставляет ему работа с убийствами, то неожиданно проявляет такую сентиментальность».

Пока они прогуливались по парку Форт Грийон, Эрик продолжал держать ее за руку. Кэрол увидела вокруг много других парочек: они сидели под деревьями, читали и разговаривали, потягивали вино; неожиданно Кэрол подумала: что будет, если она действительно влюбится в полицейского? Сможет ли она привыкнуть к тому, что он постоянно встречается с теневой стороной городской жизни? Или, в конце концов, именно благодаря этому их потянуло друг к другу? Разве не путешествовала она по темным мирам своих фантазий, когда создавала книги?

Когда Эрик спросил, как она стала художником и писателем, ей захотелось ему открыться. Она призналась, что скорее всего, основы ее профессии были заложены в детстве; ее детские фантазии, изложенные на бумаге, давали выход грусти и одиночеству, вызванным ранней смертью матери.

— Должно быть, это очень тяжело — потерять мать в таком юном возрасте, — сочувственно сказал Эрик. — Но, наверное, и твоему брату это далось нелегко.

— Наверное, — сказала Кэрол. — Но он никогда этого не показывал.

Тут она замолчала и искоса посмотрела на Эрика. Случайно ли он задал этот вопрос?

Эрик шел, любуясь лесом, и даже не заметил ее взгляда. Когда она сменила тему, он, не возвращался к разговору о Томми, а продолжал говорить о ней, о том, как хорошо, что Кэрол преуспела в таком трудном деле. Она решила, что упоминание о Томми было вызвано интересом к ней, ее личной жизни.

Когда они дошли до уединенного местечка на вершине холма, Кэрол предложила отдохнуть.

— Я не очень гожусь для походов, — сказала она, прислонившись к дереву. — Мне следовало бы больше бывать на воздухе, но я обычно очень устаю за своим рабочим столом.

— Может, я могу помочь тебе, — сказал Эрик. Он стоял напротив нее, оперевшись рукой о дерево. — Взять тебя как-нибудь в выходные на природу, где мы вместе могли бы потренироваться.

Она улыбнулась его простодушию, оценив подтекст предложения:

— С удовольствием.

Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы. Кэрол обняла его, но была благодарна за то, что больше он себе ничего не позволил. Она подумала, что он ценит нежность; Эрик все больше и больше ей нравился.

Выпрямившись, Эрик огляделся: солнце, пробиваясь сквозь кроны деревьев, освещало лужайку.

— Несправедливо, — пробормотал он наконец.

— Что? — спросила Кэрол.

— Здесь так хорошо, а скоро мы вернемся в эту грязь и шум… Как хорошо было бы выезжать с тобой куда-нибудь за город. — Он снова повернулся к ней. — Но для меня это будет омрачено тем, что… Сейчас я не могу смотреть на эту красоту без того, чтобы рано или поздно, не думать о… нем и о том, что он творит в таких же красивых местах.

Он отвел взгляд и посмотрел в сторону, в леса. Кэрол изучала его профиль, ища подвох в его словах. На этот раз упоминание о расследовании, которое могло относиться и к ее брату, не показалось ей случайным.

— Я думала, ты пригласил меня-сюда, потому что тебе было приятно провести со мной время, — разочарованно сказала она. — Но тебе нужно было кое-что еще, не так ли?

Он быстро обернулся:

— Кое-что еще?

— Тебе нужно было получить кое-какие сведения. Это тоже часть расследования — побольше узнать о моей жизни, потому что это и жизнь Томми тоже.

— Нет, Кэрол, — с силой сказал Эрик. — Это мне даже и в голову не приходило.

— Тогда зачем ты заговорил об этом проклятом деле, спросил меня о Томми?

Он пожал плечами.

— Извини, я сказал это просто потому, что думал об этом. Как ты вообще могла подумать, что твой брат имеет какое-то отношение к этому делу? Ты что-то скрываешь?

— Нет, нет! — взорвалась Кэрол. — Неужели ты не видишь, что происходит? Это все Миллер. Боже мой, из-за него ты и меня подозреваешь!

Даже в таком состоянии она заметила, как он устал: плечи Эрика поникли.

— Кэрол, я нисколько не сомневаюсь в тебе, я просто потрясен, как ты можешь даже спрашивать о своем брате. Я не верю, что чудовище, которое мы ищем, может иметь что-либо общее с твоим миром, твоей семьей.

К Кэрол вернулось самообладание, и она тихо спросила:

— Так ты не думаешь, что я что-то скрываю?

— Нет, — твердо ответил он. — Думаю, ты не могла бы этого сделать.

Наступило молчание. Кэрол услышала жужжание насекомых, щебетание птиц, звуки леса. У нее перехватило горло, на глаза навернулись слезы, и она почувствовала, как Эрик обнял ее, нежно обхватив плечи.

— Все в порядке, — услышала она его голос сквозь душившие ее слезы, — все будет хорошо.

Ее злость прошла, и теперь больше всего на свете ей хотелось верить ему.

Они молча ехали по шоссе Вест-Сайд, ветер врывался в машину через открытые окна. В изнеможении Кэрол откинулась на сиденье и смотрела в окно, на реку: над берегом штата Джерси поднимался смог.

— Прости, — наконец Эрик нарушил молчание. — Я хотел провести с тобой хороший день и сам же его испортил. Наверное, это нечестно с моей стороны встречаться с тобой сейчас. Я хочу сказать, впутывать мою работу в твою жизнь. Если ты больше не хочешь, чтобы я звонил. Кэрол, я…

— Нет, Эрик, я очень хочу с тобой встречаться.

— Спасибо. Я постараюсь не…

Раздался звук сирены. Эрик вздохнул и потянулся через нее к отделению для перчаток, открыл его, достал радиотелефон и быстро поднял антенну.

— Гейнс, — сказал он в трубку и некоторое время слушал. — Где? Давно? — Через несколько секунд он сказал: — Хорошо, буду через двадцать минут.

Он передал трубку Кэрол, и она положила ее обратно.

— Это по работе, — сказал он. — Мне нужно ехать, но сначала я отвезу тебя домой.

— Что случилось? — взволнованно спросила она.

Он прибавил скорость.

— Нашли еще одно тело. Я должен просмотреть отчеты.

Она почувствовала, что хочет остаться с ним, особенно сейчас.

— Пожалуйста, возьми меня с собой.

— Кэрол, тебе кажется, что ты хочешь все это видеть, но поверь…

— Эрик, ты рассказал, как важна для тебя эта работа. Может быть, тебе не следует ограждать меня от этого.

«Но действительно ли она сделала это, чтобы лучше понять Эрика, — спросила она себя, пока они мчались на место, или было еще что-то, что она уже отчаялась понять?»

 

Глава 14

Надпись на полупрозрачной стеклянной двери на двадцать третьем этаже здания Федерального бюро расследований гласила: Корпус международных связей. Эрик открыл дверь и пропустил Кэрол.

В центре просторной комнаты стояло в два ряда около двадцати металлических столов. Эрик объяснил, что полиция Нью-Йорка объединилась с несколькими государственными полицейскими управлениями и Департаментом правосудия и создала отдел по расследованию серийных убийств. Полицейские, среди которых было пять или шесть женщин, разговаривали по телефону или сидели за компьютерами. Кэрол подумала, что помещение наверняка временное: с кофеваркой на деревянной подставке, плакатом Клинта Иствуда из «Тайтроуп» на стене и старыми розетками для компьютеров, установленных на дешевых столах.

Когда Кэрол шла с Эриком к задней двери большого офиса, несколько мужчин и женщин подняли головы и кивнули в знак приветствия.

— Это лучшие детективы Америки, — заметил он. — Добровольцы, как и я. Они взялись за поиски, так как на сегодня это самое серьезное дело.

— И это все, что у вас есть, — эти люди и несколько компьютеров?

— К сожалению, «серийные убийцы» не входят в компетенцию правоохранительных органов. Семь-восемь лет назад мы даже не слышали о серийных убийствах, а сейчас это похоже на эпидемию. Несколько профессоров в Южной Каролине собрали сведения об убийствах и пропавших людях, занесли в компьютер и сообщили, что не находят около пяти тысяч жертв в год. Они просто пропадают… и их убивают.

Кэрол недоверчиво покачала головой. Количество убийц, их жертв — и это все так сухо, по-деловому.

Открыв заднюю дверь, они оказались в узком коридоре. Навстречу им шел высокий, худой мужчина в рубашке. У него были светлые кудрявые волосы, столь коротко стриженные, что через них проглядывал череп, и сетка морщин вокруг отекших глаз — все это придавало ему вид загруженного работой директора средней школы.

— Привет, Эл, — поздоровался Эрик. — Как дела?

— Так себе, — ответил мужчина.

Эрик представил Кэрол — Элвард Дейли, вышедший в отставку агент ФБР в Атланте, который возглавил эту группу.

— Рад с вами познакомиться, мэм, — серьезно сказал он. — Мне очень жаль, что я помешал вам. Но если вы не возражаете, я бы увел детектива Гейнса на полчаса, а потом он будет свободен.

— А можно мне послушать? — спросила Кэрол, слишком поздно заметив предостерегающий взгляд Эрика.

— Мне бы не хотелось показаться негостеприимным, мэм, но будет лучше, если мы останемся вдвоем с Гейнсом, — сказал Дейли. — А вы пока можете выпить чашку старого кофе и съесть засохшего датского рулета, — засмеялся он.

Эрик провел Кэрол в конец коридора и показал на диван, возле которого стояла кофеварка, торговый автомат, который продавал супы, и поднос со сладким рулетом. Кэрол попробовала один из датских рулетов, но они были ужасны, как и сказал Дейли. Она прошла через коридор в большую пустую комнату, ее стены были обшиты пробковым деревом. Здесь висели карты Коннектикута, Нью-Йорка, Нью-Джерси и Пенсильвании, и наверху каждой в ряд были прикреплены фотографии женщин, от которых тянулись красные линии до крестиков, нарисованных на картах. Судя по форме и стилю, фотографии были вырезаны из школьных альбомов. Присмотревшись повнимательнее, Кэрол была поражена, как похожи девушки: симпатичные, с большими глазами, длинными волосами и ослепительными улыбками.

Жертвы, поняла она. Все они мертвы…

Она сохраняла самообладание, но через несколько секунд ужас охватил ее. Со следующей фотографии на нее смотрела… Энни: фотография была сделана в колледже, на первом курсе. Взгляд Кэрол переместился на надписи, сделанные от руки и сопровождавшие каждую линию: дата, место, время, номер папки.

Тут она услышала голоса и поняла, что Эрик и Элвард Дейли находятся в соседней комнате.

— …похоже на мо, судя по письму, — отозвался старший детектив.

— И ни зацепки, ни малейшего следа, — послышался голос Эрика.

— Вообще ничего, — медленно ответил Дейли. — «Лесник» остается верен себе.

«Лесник»? Миллер называл убийцу «лесной убийца», вспомнила Кэрол. «Лесник» — это черный юмор.

Сбоку была еще дверь, узкий коридор вел в маленькую комнату без окон. Кэрол вошла туда и увидела, что и там стены увешены фотографиями. Эти были цветные, 8 на 10; лес, участки покрытой листьями земли, валяющиеся сучья деревьев и… трупы.

Она думала, что готова к этому. Может, если бы она не увидела лица Энни, все было бы не так ужасно. Но… На нее накатил леденящий ужас. «О Господи…»

В комнату вошли Эрик и Дейли. Эрик уставился на нее, удивленный ее перемещением.

— Кэрол, ты не должна…

— Вам не следует находиться здесь, мэм, — сказал Элвард Дейли.

Но Кэрол продолжала медленно приближаться к стене.

— Кэрол, нет…

— Мэм, мне придется воспрепятствовать…

Голоса казались ей далеким эхом. На фотографии, в зеленых зарослях холма, лежала девушка; ее руки были раскинуты, ноги согнуты, будто она бежала… бежала от него. Запавшие глаза были открыты и будто кричали о помощи.

Кэрол развернулась, наткнувшись на Эрика, и выбежала в другую комнату, на свет, на воздух.

Услышав звук работающего торгового автомата, она почувствовала себя лучше.

Мебель в кабинете Элварда Дейли, должно быть, раньше стояла у кого-то в квартире: крутящийся стул и диван, обтянутый розовым ситцем. Эрик сел рядом с ней.

— Как можно сделать такое? — спросила она больше себя, чем Эрика.

Он мягко сказал:

— Я постоянно задаю себе этот вопрос. Неприятно это говорить, но, думаю, на него нет ответа… Я расскажу тебе об Алексе Джоне Белле. Если бы ты его встретила, он наверняка тебе понравился. Симпатичный парень, отличный баскетболист… сын, которым гордятся родители. Очаровательный Алекс убил семнадцать женщин, Джордж Стано — во Флориде, он был осужден за девять убийств, но полиция считает, что он совершил по меньшей мере тридцать. Затем Тед Банди, типичный американец, который убил стольких женщин, что невозможно подсчитать. В пяти или шести штатах. Но заметь: у него была медаль полицейского управления Сиэттла за поимку карманного вора. А однажды он спас трехлетнего малыша, который тонул. Свободными вечерами он работал на телефоне доверия, уговаривая самоубийц не лишать себя жизни. И после этого мог выйти на улицу и убить одну из двух женщин.

Кэрол подняла руку, чтобы остановить его.

— Я не понимаю. Я знаю, что они осторожны, но, в конце концов, — они сумасшедшие, поэтому они должны совершать ошибки…

— Нет, — перебил Эрик, — все это не так. Понимаешь, способность убивать больше и больше означает, что у человека нет чувства вины. Потому что если бы оно было, он бы остановился или заставил кого-нибудь остановить себя. Но если у вас нет чувства вины, то вы не хотите, чтобы вас поймали и наказали.

— Ты поймаешь его?! — в волнении воскликнула Кэрол.

— Шансы есть, — сказал Эрик. — Если мы поработаем подольше. Но чем дольше мы работаем…

Он не высказал всей горькой правды.

— Был такой знаменитый французский криминалист Локард, который жил в Париже в конце восемнадцатого века, и он был первым, кто выдвинул теорию, что каждый убийца обязательно что-то оставляет на месте преступления. На этом основывается работа полиции, расследование каждого убийства, и это всегда себя оправдывает.

— Значит, вы что-то найдете, — сказала Кэрол. — Он оставит какую-нибудь улику.

— Нет, этот может не оставить, — сказал Эрик в отчаянии, — может никогда не оставить. Вот что самое страшное в «серийных убийствах». Теория Локарда к ним неприменима. Возможно, потому, что у этих убийц нет подсознательного желания быть пойманным, они не оставляют на месте преступления ничего, ни малейшей зацепки.

Кэрол нервировала монотонность, с которой говорил Эрик.

— Ты говоришь так, как будто мало надеешься на лучший исход.

— Надежда есть. Но связана она не с уликами. Когда-нибудь появится свидетель, или у нас будет номер машины, или документ на машину. Или одной из жертв удастся спастись, и она даст нам описание.

— У вас же есть женщина, которая видела костыли, — заметила Кэрол.

Эрик кивнул.

— Да, это, конечно, не ахти какие сведения, но хоть что-нибудь. — Он заскрежетал зубами. — Самое ужасное, — продолжал он, — парень, которого мы ищем, наверняка выглядит нормальным. Возможно, он и есть нормальный — во всем, кроме решающего момента, — и именно поэтому ему удается завлекать женщин в ловушку, — Эрик встал. — Не знаю, почему такие убийцы существуют, зато я знаю, почему они убивают. Это идет от желания повелевать людьми. Он убивает, потому что это дает максимальную власть.

Кэрол увидела в Эрике то же волнение, что и в Миллере. Она мысленно вернулась к тому моменту, когда Миллер описывал, как действовал убийца. Эрик тоже сделал это, он говорил так, как будто стоял на стороне убийцы.

В дверном проеме появился Эдвард Дейли, он держал в руке светло-голубую папку.

— Эрик, можно тебя на минутку?

Эрик извинился и оставил Кэрол.

Он вернулся меньше чем через минуту, положил голубую папку в кейс и захлопнул его. Она заметила происшедшую с ним перемену: он был заметно возбужден.

— Кэрол, мне нужно идти. Ты не возражаешь против того, чтобы добраться домой на такси?

Она встала.

— Что-то новое, да?

— Прошу тебя, не спрашивай меня об этом. Я провожу тебя вниз и помогу поймать машину.

Она шла рядом с ним к выходу, слышала жужжание голосов, исходившее от группы полицейских, собравшихся вокруг стола. Но как только она вошла в комнату, все замолчали.

Под их взглядами Эрик и Кэрол вышли в коридор. Было очевидно, что работа пошла в новом направлении, появилось что-то, что им надо было сохранить в тайне. И в лифте, и на улице Эрик задумчиво молчал. Но когда они завернули за угол на автостоянку, он сказал:

— Мне не следовало бы говорить тебе, но я знаю, что тебе станет легче.

— Так что же случилось?

— Мы поймали его, — сказал Эрик, его лицо засветилось в улыбке, — «лесного убийцу». В Сиракузах. Бухгалтер, который постоянно менял место работы. После всего этого я просто не знаю, что я должен чувствовать. Этому пришел конец.

До этого момента Кэрол не представляла, какой хаос посеял в ее душе Пол Миллер. Она выпрямилась и обхватила себя руками, словно бы возвращая свое прежнее физически крепкое состояние, залечивая раны, которые она получила за последние три недели.

— Я через час вылетаю туда, — сказал Эрик.

Кэрол подняла на него глаза.

— Я всегда была тебе благодарна, — сказала она. — Но еще раз спасибо.

— Может быть, когда я вернусь, мы могли бы… — Он беспомощно тряхнул головой. — Мне нужно идти. Мы обязательно встретимся, хорошо?

— Это было бы замечательно, — сказала Кэрол, хотя в действительности не знала, так ли это; сколько времени потребуется, прежде чем она сможет относиться к Эрику без смущения из-за того, что он полицейский.

Он поцеловал ее и пошел к своей машине.

Она стояла, наблюдая за машиной Эрика, пока она не свернула на Дюэн-стрит. Затем пошла ловить такси. Но как только она подняла руку, ее охватил гнев, быстрый, как удар хлыста.

Нет, еще не все в порядке. Потому что оставалась месть, которая долго зрела в ней и теперь прорвалась наружу. Пол Миллер должен заплатить за то, что он сделал с ней. Пока Кэрол ехала в машине, она обдумывала план, как ей отплатить за себя и Томми.

 

Глава 15

Подняв глаза от книги, когда она прочитала вслух последние несколько строчек «Темного океана Даны» — строчки, которые она запомнила наизусть после большого числа таких чтений, — Кэрол была очарована видом двух десятков семилетних детей, которые смотрели на нее. Глаза их были широко открыты, они закусили губы, маленькие кулачки подпирали щечки. Для нее не было ничего приятнее, чем видеть лица детей, когда они завороженно слушали рассказ.

— Затем, взмахнув длинным, серебристо-зеленым хвостом, морское чудовище нырнуло глубоко в море. И последнее, что увидела Дана, — пузыри, которые появились на поверхности, один за другим, пока она не поняла, что они сложились в слово.

Кэрол повернула последнюю картинку так, чтобы дети могли ее видеть.

Вот эти пузырьки, — сказала она. — Может кто-нибудь прочитать, что здесь написано?

Несколько ребят крикнули хором: «Любовь».

— Правильно. — Кэрол закрыла книгу. — Так что, хотя чудовище выглядело безобразным и злым, у него было доброе сердце.

Учительница, красивая молодая женщина в бледно-голубом платье, встала напротив класса и первой начала аплодировать. Младший сын Марго, Адам, продолжал хлопать уже после того, как все перестали. Хотя обычно чтения для Кэрол устраивал издатель, на этот раз она читала по просьбе Марго, потому что Адам Дженнер учился в этом классе. Марго тоже пришла, и, выйдя из глубины комнаты, она подняла большой палец в знак одобрения.

Учительница велела детям строиться, чтобы идти в кафетерий.

— Хотите пойти с нами? — спросила она Кэрол и Марго. — У нас сегодня «Слоппи Джоз».

Кэрол улыбнулась.

— Нет, спасибо, мы с миссис Дженнер собираемся пойти перекусить на улицу.

Учительница поблагодарила ее еще раз и вывела детей из класса.

— Ну, как тебе? — спросила Кэрол у Марго, когда они снимали свои пальто с крючков у двери.

— Как говорится в «Варьете», блеск! Несколько ребят колебались, пригласить ли Адама на свой день рождения, но, держу пари, теперь они не будут раздумывать.

Они вышли в коридор.

Кэрол резко остановилась, у нее перехватило дыхание. У стены стоял Пол Миллер, его плащ был застегнут на все пуговицы, котелок он держал в руках. Его поза казалась странно подобострастной, он выглядел как лакей в ожидании хозяина.

Переведя взгляд с Кэрол на Миллера, Марго сразу оценила ситуацию.

— Это он? — воинственно спросила она.

Внимание Кэрол было приковано к Миллеру.

— Они поймали его, — заявила она. — Они поймали убийцу. Поэтому оставьте меня в покое. Пожалуйста, мистер Миллер, оставьте меня.

Она думала, он пришел, чтобы извиниться за то, что преследовал ее своими подозрениями, которые не подтвердились. Но она была слишком зла, чтобы беспокоиться о его извинениях. Кэрол особенно не понравилось, что он появился здесь, — значит, опять следил за ней. Она попыталась пройти мимо.

— Мне очень жаль, мисс Уоррен — сказал Миллер, неожиданно схватив ее за руку.

— Вы хотите, чтобы я позвала полицейского? — сказала Марго, повысив голос.

Кэрол повернулась и посмотрела на Миллера. Нотки сожаления, которые она услышала в его голосе, смягчили ее. Она ответила на вопрос Марго, отрицательно покачав головой.

— Нет, — сказала она, — не надо вызывать полицию, мы имеем дело с больным человеком.

— Мисс Уоррен, когда я сказал «сожалею», я и не думал, что вы поймете. Я сожалею, что все это не кончилось.

Он все еще держал ее за руку, но хватка ослабла. Она не пыталась высвободиться.

— Что касается того бухгалтера из Сиракуз, — продолжал Миллер, — его отпустили через двадцать четыре часа; он был не убийцей, а всего лишь одним из тех, кто стремятся быть в центре внимания и готовы ради этого признаться в том, чего не делали.

Кэрол смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Дело было не только в том, что он принес новость, которая (если это правда) означала, что кошмар будет продолжаться. Она удивилась его осведомленности — насколько она знала, эта информация еще не стала достоянием общественности: Эрик сказал ей по секрету.

— Откуда вам известно о бухгалтере? — спросила она.

— Кэрол, дорогая, — заговорила Марго, — давай уйдем отсюда. Думаю, ты права, этот человек болен.

Кэрол передумала. Она хотела знать, правду ли говорит Миллер, и если да, то как он узнал об аресте.

Он отпустил ее руку.

— Я объясню, — сказал он. — Но я хотел бы поговорить с вами наедине.

Он взглянул на Марго, сердечно ей улыбнулся несмотря на ее злое выражение лица и снова повернулся к Кэрол:

— Если сейчас не лучшее время, давайте встретимся позже.

Кэрол посмотрела на Марго:

— Можем мы отменить завтрак?

— Мне все равно. Я волнуюсь только за тебя. Думаю, ты не должна доверять ему.

— Я и не доверяю, — сказала Кэрол. — Но я хочу, чтобы он объяснил.

Марго колебалась.

— Увидимся позже, дорогая. — Она обернулась к Миллеру, как будто хотела ему что-то сказать, но промолчала и пошла к лестнице в конце коридора.

— Вы хотите поговорить здесь? — сказал Миллер, когда Марго ушла. — Или мы можем сесть? — Он указал на класс с детскими стульями.

— Тут есть игровая площадка, — сказала Кэрол. Она не боялась оставаться с Миллером наедине. Таких случаев уже было предостаточно, и какую бы боль он не причинял ей, она никогда не была физической. Но мир, который он с собой приносил, темный и полный ненависти, оказывал на Кэрол почти физическое воздействие.

Они спустились по лестнице и вышли на большую площадку с гимнастическими снарядами в одном углу и несколькими деревянными скамейками. Дети не гуляли, и огромный пустой двор казался мрачным под ноябрьским небом.

Как только они сели на ближайшую скамью, Кэрол спросила:

— Если правда, что человек, который признался в преступлении, невиновен, значит, вы пришли, потому что мой брат все еще на подозрении?

— Да.

— И вы пришли, — ядовито сказала Кэрол, — только чтобы сказать, что продолжаете свои штучки? Или, может быть, вы думаете, я скажу вам что-нибудь, что докажет вину моего брата?

— Я здесь потому, что дело не закончено, — мягко сказал Миллер, — и пока этого не случится, я буду разговаривать с людьми, которые могут помочь остановить кровопролитие.

Кэрол попыталась удержать злость.

— Послушайте, мистер Миллер, я говорила с братом. Я знаю, что вы приходили к нему, и он старался вести себя по отношению к вам открыто и честно. Теперь вы должны знать, что он не тот, кого вы ищете.

— Если бы убийца выглядел виноватым, Кэрол, его бы уже схватили.

Кэрол сдержала чувства. Она была неприятно удивлена тем, как он попытался сблизиться с ней, между делом назвав ее по имени, но промолчала.

— Я всего лишь хочу задать вам несколько вопросов, — сказал Миллер.

Сначала Кэрол не поняла, но потом неожиданно осознала, что он собрался задавать ей прямые вопросы относительно Томми, допрашивать ее, стараясь установить его вину, возможно, опровергнуть алиби. Новая тактика привела ее в бешенство.

— Черт возьми, вы хотите ответов, но сами не дали ни одного. Вы ответите на мои вопросы, прежде чем я услышу еще хоть одно обвинение в адрес моего брата.

— Я никого не обвиняю, — поправил Миллер. — Я всего лишь сказал, что он один из подозреваемых.

— Но какое вы имеете право? — закричала Кэрол, больше не в силах сдерживаться. — Кто вы, Миллер? Как вы узнали о бухгалтере из Сиракуз? Откуда вы… и куда уходите, когда пропадаете из моего поля зрения.

— Вы заслужили ответы на эти вопросы, — ровно сказал Миллер. — Это одна из причин, по которой я хотел вас видеть.

Он сел и нервно повел плечами. Пока он говорил, он не смотрел на нее, а уставился в дальний угол площадки.

— Вы знаете, Кэрол, что я работаю сам для себя. Я иногда сотрудничаю с властями: полиция знает меня, так как я занимаюсь этим делом, но у меня нет официальных связей.

Как слепой, ожидающий звука человеческого голоса, он слегка придвинулся к Кэрол, но она ничего не сказала, и тогда он продолжил:

— Но почему я это делаю — должно быть, вам интересно, — и как я могу себе это позволить? Потому что мне никто не платит… Я делаю это по призванию. — Миллер продолжал, опустив глаза к земле. — Три года назад у меня было свое дело — консультации по охране. Я работал с банками, ипподромами, оборонными предприятиями, где было что терять — деньги, оружие или секреты. Это было прибыльное дело. А затем…

Послышался шум, и ватага детей неожиданно выбежала в сад на большую перемену. Миллер улыбнулся, глядя на них. Когда дети умчались в дальний угол двора, и шум затих, он спросил:

— На чем я остановился?

— У вас было дело, а потом…

— Ах, да, потом… — Казалось, он переменил тему. — Мне следовало сказать, что у меня тоже была семья, трое сыновей и дочь. Жена умерла, когда дети были маленькими, поэтому растил их я один.

У Кэрол чуть не вырвалось, что она знает о детях, но она вовремя остановилась. Он не должен знать, что она наводила о нем справки.

— Я был им и матерью, и отцом, думаю, это важно, чтобы вы поняли, почему я теперь занимаюсь этим. Почему я никогда не задумывался над этим до того дня, когда нашли Сьюзан.

Не успел он упомянуть это имя, как Кэрол подумала, что знает продолжение рассказа, но Миллер продолжал говорить.

— Моей дочери было двадцать четыре, когда она исчезла, чуть больше трех лет назад. Она была молода и привлекательна, училась на втором курсе медицинской школы университета Коннектикута и однажды задержалась допоздна, чтобы сделать какую-то лабораторную работу. Были свидетели, которые видели ее в лаборатории около десяти часов, а затем она пошла к себе. И не дошла… В его голосе появилась хрипотца, и он остановился, чтобы прочистить горло. — Ее нашли на холмах в долине реки Коннектикут через десять месяцев. Ее тело.!. — Его голос прервался. — Извините. — Он снова прочистил горло, и теперь его голос окреп. — В тех лесах много животных: еноты, лисы, даже собаки, которых бросили хозяева, и они одичали — естественно, они питаются падалью…

— Мистер Миллер, — перебила Кэрол, — я понимаю.

Он медленно повернул голову и посмотрел на нее:

— Нет, — сказал он с тихой свирепостью. — Вам кажется, что вы понимаете. Но вы не можете, пока не увидите.

— Я видела фотографии.

— Фотографии, — зарычал он, его голос эхом отозвался во дворе. Дети прекратили играть и посмотрели на них, и Миллер понизил голос.

— Я был там, Кэрол, мне разрешили… И я не увидел ничего, кроме скелета расчлененного тела, кости которого были обглоданы животными. По остаткам одежды и по тому, как возле ее останков лежали предметы, такие, как отвертка и огромная резиновая штука — искусственный фаллос, если вам известно, что это такое, — по этим признакам было ясно, что мою дочь пытали и изувечили на сексуальной почве.

Он ближе придвинулся к Кэрол, его глаза горели.

— И то же самое, — сказал он шепотом, — он сделал с другими жертвами.

Кэрол онемела. То что она услышала, показалось ей особенно ужасным, потому что рядом играли дети.

Миллер глубоко вздохнул и продолжил:

— Когда в полиции мне сказали, что Сьюзан была одной из многих жертв одного и того же убийцы — к тому времени их было около двадцати, — я знал, что мне делать. Вернувшись домой в тот день, я решил передать свое дело компаньонам. У меня было достаточно денег, чтобы прожить пять — шесть лет. Я был уверен, что мне хватит этого времени. Прошло уже более половины.

Миллер смотрел туда, где играли дети, и Кэрол изучала его лицо — суровое лицо человека, решившегося на борьбу с неизвестным злом, в странной шляпе, такие в прошлом веке носили дипломаты.

— Скажите, мистер Миллер… — начала она.

— Пол, — сказал он, когда их глаза встретились. Это предложение дружбы — или иллюзии дружбы — покоробило Кэрол, и она сделала вид, что не обратила на него внимания. — Почему, — продолжала она, — в вашем списке есть Томми?

Он, не колеблясь, ответил:

— Большинство причин зависело от обстоятельств. Все жертвы были найдены на территории, объединяющей четыре штата: Нью-Йорк, Коннектикут, Нью-Джерси и Пенсильванию. Чтобы совершить эти убийства, не возбуждая подозрений, убийца должен жить не более чем в нескольких часах езды от места преступления. Так, чтобы он мог каждую ночь спать в собственной постели — или иметь достаточные причины, скажем, командировки, оправдывающие его отсутствие дома. Понимаете?

Кэрол кивнула. То, что сказал Миллер, безусловно, относилось к Томми… так же как и к миллиону других людей.

— Есть еще одна общая черта в некоторых из этих преступлений, когда жертвами становились медсестры или врачи, или женщины, которые приходили в больницы: они всегда исчезали на больничных автостоянках. А профессия вашего брата включает продажу специального оборудования для больниц… и у него была причина там присутствовать.

— Но все это происходило в определенное время в определенных местах, — заметила Кэрол. — Томми мог бы убедить вас, что был где-то еще. У него наверняка есть записи деловых поездок.

— Да, у него есть записи, — согласился Миллер, — и я принимаю это во внимание. Но вы должны понять, Кэрол, что преступник захочет их сфальсифицировать. То, что показал мне ваш брат…

— Так он показал вам свои записи?

— Некоторые, — признался Миллер. — Но там не было доказательств того, что они аккуратно ведутся.

— Хорошо, Пол, что еще?

Имя вырвалось у нее случайно, что ее очень рассердило. Не было никакой надежды иметь с ним дело, если он отметал разумные возражения ради своих предубеждений.

— Описание внешности, — быстро сказал он. — Были свидетели, которые до исчезновения видели жертв, разговаривающих с мужчиной. Описание таково: светлый шатен, стройный, высокий, привлекательный, — все это подходит к описанию внешности Тома.

— Господи, и вы называете это уликой?! — выпалила Кэрол.

— Ни в коем случае. Это только подтверждение более значимой информации. И есть еще один факт, самый весомый, именно то, что включает его в список из пятидесяти одного человека, все еще подозреваемых в убийстве.

Пятьдесят один. Кэрол отметила, что список сокращается.

— Вы имеете в виду, что Томми знал Энни Дональдсон?

— Нет. Это как раз то, что говорит в его пользу. Потому что такие убийцы избегают каких-либо связей со своей жертвой. Так проще остаться незапятнанным.

— И он остается невинным, — резко сказала Кэрол. — Тогда что же может заставить его почувствовать себя виновным?

— Случай, который произошел в Роуатаун, Коннектикут, где нашелся свидетель — женщина, которая видела, как жертва садилась в машину с мужчиной. Когда женщину опросили, она вспомнила несколько деталей: машина была бледно-голубого или серого цвета, компактный «седан» японского производства, и, более того, она вспомнила свое впечатление от номера машины.

— Впечатление, — с сомнением повторила Кэрол. — Странное слово, что-что, а уж это описание должно быть точным.

— Она сказала, что на номере была комбинация из трех цифр и трех букв, и, что наиболее важно, две из трех цифр были восьмерки. Это значительно сужает круг поиска. Полицейское управление, занимающееся этим делом, провело компьютерное исследование зарегистрированных номеров. Это-то и привело меня к вашему брату.

— Но у него нет никакой машины, — возразила Кэрол. — И он не числится в списке подозреваемых полицией.

— Служебная машина, которую водит ваш брат, — парировал Миллер, — серый седан «Тойота», номер 858 BF6.

Некоторое время Кэрол переваривала полученную информацию. Затем она вскинула руки.

— Подумать только, две восьмерки. Ваш один-единственный свидетель составил себе впечатление, что в номере были две эти цифры… и из-за этого мой брат попал в разряд ваших кровожадных сумасшедших. Как могло все свестись к двум вшивым восьмеркам?

— Дело в том, — тихо ответил Миллер, — что больше у нас практически ничего нет.

— Это просто несправедливо, — резко сказала Кэрол.

— Убийца — это убийца, кем бы он ни был. Женщины, которых он убивает, красивы, некоторые из них многого в жизни достигли. Тем не менее, он легко добрался до них. Это значит, он гений обмана, Кэрол. Это значит, — добавил Миллер, — что он может одурачить кого угодно.

Она поняла намек — ее мог одурачить родной брат — и плоть и кровь.

— Вы так уверены в том, что делаете, не так ли, Пол. Вы страдали, я в этом не сомневаюсь и очень сожалею. Но разве это дает вам право заставлять страдать других людей, которые невиновны. У вас есть список — скольких теперь? — пятидесяти подозреваемых, и вы ходите, задаете вопросы, и люди, которые их любят, страдают… а вдруг все из этих пятидесяти невиновны? — Ее голос оставался твердым, хотя на глаза навернулись слезы. — Что дает вам право делать это, когда этим занимается полиция и?..

— Полиция не приспособлена к расследованию таких дел, — сказал Миллер. Его высокомерие заставило Кэрол замолчать. — Неужели вы не видите? Такие дела расползаются на большую территорию, становятся причиной ревности и соперничества между полицейскими управлениями, теряются в их внутренней грызне. Кроме того, слишком много информации нужно проверить. Тысячи улик, а одна существенная теряется в ворохе остальных, ее мог просто пропустить рядовой полицейский, который думает только о ссоре с женой прошлой ночью. — Миллер сжал руку Кэрол. — Но со мной этого не может случиться, Кэрол. Это моя жизнь. Для меня нет ничего более важного. Ничего! И ничего не будет.

Его хватка усилилась, и Кэрол вздрогнула. Когда она посмотрела ему в лицо, он отпустил ее руку. Она почувствовала одновременно и сострадание, и гнев, и жалость. Это был человек, одержимый идеей, которая могла только причинить ей усиливающуюся боль, — по крайней мере, пока она не докажет ему невиновность Томми. Но она простила его, потому что знала, чтобы он ни сделал, его боль все равно будет сильнее.

— Вопросы, — сказала она. — Вы сказали, что хотели кое-что выяснить.

Он колебался. Сейчас он выглядел старым, уставшим; она устроила ему нелегкое испытание.

— Основные вещи, — сказал он. — Замечали ли вы когда-нибудь, что он был возбужден или расстроен… что-нибудь, что дало бы вам повод сомневаться…

— Никогда, — ответила Кэрол, ей не хотелось выслушивать все остальное. Миллер пристально посмотрел на нее.

— В таком случае, думаю, это все.

Он встал и коснулся рукой своей старомодной шляпы.

— Большое спасибо, Кэрол.

Такая внезапность выбила Кэрол из колеи. Она встала.

— Вы еще… Я еще буду вам нужна?

— Поживем — увидим, — медленно ответил он. — До свидания.

Она машинально повторила: «До свидания».

Миллер еще раз пристально посмотрел на нее. Он встал, поднявшись со скамьи так, будто это потребовало огромных усилий воли. Кэрол почти встала, когда он быстро повернулся и пошел прочь.

«Любопытно, — думала она, провожая его взглядом. — За что он меня благодарил?» Она ничего ему не сказала. Кэрол чувствовала, что Пол Миллер пришел больше из-за того, чтобы дать ей ответы, а не задавать вопросы.

 

Глава 16

— Здесь не найдешь необычных вещей, — сказала Джилл. — Поэтому я люблю ездить в город за покупками.

Невестка позвонила Кэрол рано утром и предложила отправиться по магазинам.

— Ты знаешь, я всегда восхищалась твоим вкусом, — сказала она. — У тебя удивительное чувство цвета.

Голос Джилл показался Кэрол преувеличенно бодрым, — такое предложение было совсем не в ее духе.

Кэрол подумала, что Томми наверняка сказал ей о Миллере. Пока они обедали в «Зеленой таверне» и прогуливались по Колумбус-авеню, Джилл ничего не говорила. Кэрол так и хотелось спросить ее, но она удержалась. Может, она ошиблась, и Джилл действительно просто предложила ей пройтись по магазинам.

В «Чэривэри», магазине модной одежды были джемперы с аппликациями из кожи и экстравагантные блузки с квадратными плечами. Джилл выбрала несколько платьев на примерку. Кэрол взяла несколько венгерских свитеров с необычной отделкой, и они пошли в примерочную. Кэрол посмотрела на ценник: четыреста двадцать долларов. Слишком дорого, но очень интересно посмотреть, как одна необычная вещь может преобразить весь облик.

Она померила несколько свитеров, прежде чем осознала, что Джилл нет уже слишком долго. Кэрол прошла в глубину зала и отодвинула занавеску одной из примерочных кабин. Там никого не было.

— Джилл, — позвала она. Она крикнула громче — никакого ответа. Неужели они разминулись?

Тут она услышала тихое рыдание из последней кабинки, подошла к двери и заглянула в щелочку:

— Джилл?.. — Кэрол повернула ручку и толкнула дверь. Она подалась не сразу, и Кэрол толкнула сильнее.

Сначала она увидела обнаженные плечи, руку, упершуюся в стену. Затем увидела остальное: лифчик Джилл был полурастегнут, косметика потекла.

— Выпей вина, тебе станет лучше.

Лежавшая на диване в доме Кэрол, Джилл отрицательно махнула рукой.

— Хочешь зеленого чая?

В магазине Кэрол утешила Джилл и помогла ей одеться. Но Джилл была не в состоянии вести машину, поэтому за руль села Кэрол. Джилл всю дорогу молчала, если не считать постоянных извинений за испорченный день.

Кэрол принесла ромашковый чай и печенье и поставила все это на столик.

— Джилл, дорогая, давай поговорим.

Джилл села и выпрямилась.

— Мне очень жаль, что так получилось. Это на меня не похоже. Ты знаешь, Кэрол, я сильная… так хочется верить, что все будет в порядке.

— Конечно, будет, — сказала Кэрол, избегая вопросов о том, что сказал ей Томми.

— Не делай вид, что ничего не знаешь, — резко сказала Джилл. — Томми сказал, что ты знаешь об этом Миллере и о том, в чем он обвиняет…

— Джилл, он никого не обвиняет. Он просто ведет расследование.

— И он подозревает Тома, — перебила Джилл со слезами в голосе. Она взяла чашку, но не отпила, ей просто нужно было что-то держать в руках. — Я не знаю, что делать, к кому обратиться. Я чуть не позвонила родителям, но этим я их только испугаю. Я не могу сказать об этом друзьям. У меня скоро выпускные экзамены… а я не могу сосредоточиться из-за всего этого ужаса.

Она начала всхлипывать и снова разрыдалась.

— Господи, ну за что? Скажи, за что?

Кэрол обнимала ее, пока Джилл не успокоилась. В ее памяти еще были свежи воспоминания, в какую растерянность ввергли ее саму обвинения Миллера.

— Джилл, послушай меня. Я держусь, потому что я знаю, что все будет нормально. Рано или поздно все выяснится, и все будет позади.

— Рано или поздно… — безнадежно повторила Джилл. — Но если это случится поздно, тогда у меня совсем нет времени.

— Что ты имеешь в виду?

Джилл печально посмотрела в окно, на небо.

— Я жду ребенка, вчера мне сообщили результаты анализов.

Кэрол быстро наклонилась вперед и схватила Джилл за руку.

— Но это же прекрасно! Ты так долго этого ждала.

Джилл молча уставилась на нее.

— Разве Томми не рад этому? — быстро спросила Кэрол.

Джилл опустила глаза и освободилась из объятий Кэрол.

— Я ему не сказала, я просто не смогла.

— Джилл, — разочарованно вздохнула Кэрол. — Это такая хорошая новость, ведь сейчас Томми как никогда нуждается в поддержке.

— Но я не могу, — сказала Джилл. — Не сейчас. Что, если все так пойдет… — Она посмотрела на Кэрол. — Я хочу сказать, если случится что-то ужасное.

Кэрол отшатнулась.

— Джилл, и ты можешь хоть на секунду предположить, что…

— Да, могу. Я могу предположить все что угодно. Что, если он следит за Томми? Что, если у них есть улики, и Том не сможет доказать, что невиновен? И что, если Тома публично осудят, в газетах появятся статьи, наш дом заполнят телекамеры и…

— Хватит, Джилл! — приказала Кэрол. — Этого не случится.

— Почему ты так уверена? Он под колпаком. Неужели ты не понимаешь, если сейчас я скажу ему о ребёнке, он может… — Она замолчала.

— Может что? — настаивала Кэрол.

— Он может заставить меня… сделать аборт. И в моем теперешнем состоянии… я не уверена, что смогу отказать. Возможно, это было бы правильное решение.

Кэрол в ужасе уставилась на Джилл.

— Правильное? Как ты можешь так говорить?

Джилл сжала руки, ее дыхание участилось. Казалось, она была на грани истерики, и когда заговорила снова, голос изменил ей.

— Кэрол, он твой брат, не сердись на меня, но я ничего не могу поделать… он мой муж, и я его люблю. Но я не могу не думать о том…

— Нет, — мягко сказала Кэрол, не желая слушать остальное.

Но Джилл продолжала:

— Не знаю, если бы у меня был ребенок, если бы был хоть малейший шанс…

— Нет, — воскликнула Кэрол. — Ты не можешь так думать. Ты отравляешь себе жизнь. Ты готова бросить все, о чем мечтала годы. Только из-за нелепого обвинения. Я разговаривала с полицейскими, Томми вне подозрения.

Джилл подняла глаза и посмотрела на Кэрол:

— С кем ты говорила? Зачем?

— Затем, что у меня есть… — Кэрол остановилась, не зная, как сказать об Эрике. — У меня есть друг, он полицейский. Мы познакомились на похоронах Энни Дональдсон. Он работает над этим делом и проверил для меня список подозреваемых. Томми в нем нет.

Слова Кэрол заметно успокоили Джилл. Поставив чашку на стол, Джилл откинулась на диване и вздохнула с облегчением.

— Мне был нужен кто-нибудь, с кем бы я могла поговорить. Я чуть не позвонила психиатру, у которого консультировалась два года назад, но побоялась даже заговорить с ним. Когда ты носишь свои проблемы в себе, они начинают казаться все хуже и хуже. Тому было не очень-то спокойно со мной последние несколько дней.

— Поезжай домой и сообщи ему хорошую новость. Тебе придется примириться. Сейчас я как раз пытаюсь это сделать.

Джилл согласилась. Сегодня они собирались встретиться с Томом за ужином в миленькой деревенской гостинице на севере Сэдл Ривер. Когда она сказала об этом, ее глаза заблестели. Она пожала Кэрол руку.

— Это хорошая новость, правда? — сказала она. — Может, в следующий раз мы с тобой выберемся за покупками для малыша?

 

Глава 17

Кэрол поймала Томми в офисе на следующий день перед обедом. Он радостно ее поприветствовал. Джилл сказала ему, что он станет отцом.

— Я на седьмом небе, — сказал он.

— Это замечательная новость, — ответила Кэрол.

— Я уже и не надеялся, что это случится.

— Почему? — удивленно спросила Кэрол.

— Мы тебе не говорили, но врачи сомневались, что Джилл сможет забеременеть. Я бы рассказал тебе об этом, Кэрри, но Джилл не хотела, она немного суеверна. Как говорил наш отец, «не буди лиха».

Кэрол улыбнулась. Это было любимое выражение отца. Если избегать думать о беде, она не придет.

— Как Джилл себя чувствовала, когда вы встретились? Странно, что о своей беременности она сказала сначала тебе.

— Она очень расстроена, Томми — сочувственно сказала Кэрол. — Разве можно ее винить за это?

Кэрол сказала, что с Джилл было все в порядке, и она не сразу сообщила ему о ребенке, потому что не хотела беспокоить его в тяжелое время.

— Спасибо, что позаботилась о ней, — сказал Томми. — Я считаю, она держится молодцом, если учесть то, что я ей рассказал. Но вчера я посмотрел на нее за ужином. У нее вокруг глаз были черные круги, она не высыпается. Когда я думаю о Миллере, мне так и хочется взять его за горло и… — Томми остановился. — Мне следует следить за своими словами.

— Я понимаю твое состояние, — ободряюще сказала Кэрол.

— По правде говоря, — сказал Томми, — я тоже не сплю ночами. Ты знаешь, я сплю крепко, но вчера я проснулся в три часа ночи, пошел в библиотеку и просидел там до утра. Кэрри, не нравится мне все это — разгадка где-то рядом, но я не вижу ее.

Кэрол помолчала, ей было жаль, что она ничем не могла ему помочь. Затем она призналась, что опять разговаривала с Полом Миллером.

— Господи, Кэрол, — раздраженно воскликнул Томми. — Это последняя капля! Я вызываю полицию сейчас же. Неизвестно, что еще сделает этот подонок.

— Подожди, — остановила его Кэрол. — Я не зря с ним поговорила.

Она рассказала Тому о причинах того, почему он занялся этим делом, о том, что он потерял дочь и о новой информации относительно номерного знака машины.

— Да, мне он тоже об этом сказал, — зло сказал Томми. — И эта чепуха насчет машины. Кэрри, но это же абсурд. Господи, пятьдесят жертв. У меня не было даже времени, чтобы их убить!

Теперь Кэрол поняла, что имела в виду Джилл. Ее брат был как натянутая струна; она испугалась, что однажды что-то в нем сломается, и он станет еще более неуравновешенным.

Она услышала по селектору голос его секретарши.

— Мне нужно идти, — сказал он. — На проводе мастер нашего завода в Северной Каролине. Я все еще пытаюсь заниматься делом. Знаешь, как мне тяжело? Сегодня я только и думал о том, не пронюхали ли чего конкуренты. Спасибо, что позвонила.

— Пока, — сказала Кэрол, — постарайся успокоиться, все будет в порядке.

— Спасибо, я люблю тебя.

Повесив трубку, Кэрол поймала себя на мысли, что пытается разобрать настроение Тома, как иероглиф. Что означала та или иная фраза? Если бы он был ненормальным, убийцей, разве не постарался бы он направить ее гнев на Миллера?

Кэрол подумала, что Миллер как заразное заболевание. Если вам часто говорят, что вы сумасшедший, в конце концов вы им станете. Она не собиралась сходить с ума.

Около шести зазвонил телефон. Она отложила мел и сняла трубку.

— Кэрол, это Фрэнк Мэтсон. Я только что вернулся из Коннектикута и подумал, не поужинать ли нам вместе? Я приготовлю для тебя кое-что особенное.

Кэрол была рада его звонку — ей хотелось сменить обстановку.

— Я согласна, — сказала она, — но без намеков.

— Удивительно, ты попалась на приманку.

Она записала адрес и сказала, что будет через полчаса. Затем быстро приняла душ, подкрасилась и надела шерстяное коричневое платье. Скоро она уже стояла на 3-й авеню и ловила такси.

Фрэнк жил в доме довоенной постройки на Вест-Энд авеню с каменными балконами и водосточными трубами в виде фантастических фигур. Холл видел и лучшие времена, но все еще сохранял остатки былого великолепия благодаря мраморным стенам и декору.

В лифте, после того как она назвала консьержу номер этажа, он сказал с легким ямайским акцентом:

— О, вы подруга мистера Мэтсона. У него их несколько.

Интересно, что он имел в виду? То, что у него было несколько или много приятельниц? Когда Кэрол вышла из лифта, лифтер подмигнул ей.

— Вуаля, вот и ты, — сказал Фрэнк, открыв дверь квартиры. На нем был фартук с изображенной в центре коричневой коровой.

— Как тебе мой вечерний костюм? Я заказал его после рекламы французского сыра.

— Превосходно, — сказала Кэрол. — Такой должен быть у каждого мужчины.

В квартире все еще стоял запах краски, и она была скудно обставлена. Фрэнк объяснил, что его старая мебель все еще лежит на складе.

— Мне нужен дизайнер, который мог бы преобразить квартиру.

В конце коридора, налево, была просторная гостиная с видом на улицу. Напротив — столовая и только что отделанная кухня, а дальше — спальня.

— Я всегда об этом мечтал, — сказал Фрэнк, проводив ее в гостиную. — Настоящая городская квартира. Мне нравится, что никому нет до тебя дела. Ты можешь ходить куда угодно, делать что угодно, и никого это не интересует. Никто тебя не знает.

Кэрол тоже нравилось быть одной из многих в городе. Потом она вспомнила лифтера и улыбнулась.

— Уж не знаю, насколько ты анонимен. Кажется, твой лифтер много чего знает о тебе.

Фрэнк засмеялся.

— Что, Винсент уже рассказал тебе сказочку о моих женщинах?

— Откуда ты знаешь?

— Всем моим женщинам он рассказывает о всех моих женщинах, — сказал Фрэнк. — На самом деле, когда ко мне заходит соседка занять кофе, он думает, что я устраиваю в квартире бордель.

— Так что же особенного ты приготовил? — спросила Кэрол.

— О, это очень сложное блюдо, — ответил он. — Прошу к моему элегантному столу. Ужин почти готов.

В центре столовой стоял металлический карточный стол с четырьмя стульями, в комнате светила лишь одна голая лампочка. Нечто особенное состояло из куска жареного мяса, печеного картофеля, купленного в магазине чесночного хлеба, бутылки калифорнийского красного и клейкого яблочного пирога. Так как еда была крайне примитивной, Кэрол оценила шалости Фрэнка: пышность, с которой он накрыл стол, и глупые шутки, которые приводили ее в восторг.

— Итак, говоря о кошечках, кто с ними спит?

— Не знаю, — ответила Кэрол.

— Миссис-Кати.

Смеясь над нехитрой шуткой, Кэрол почувствовала, что несколько захмелела.

— Знаешь, Томми смеется над твоей страстью к белым коробкам, — сказала она. — Он…

Она вспомнила Томми и тут же пожалела об этом. Но она постоянно думала о нем и ничего не могла с собой поделать — и так как она сама затронула эту тему, Фрэнк спросил, выяснила ли она, кто такой этот Миллер.

— Мне бы не хотелось с тобой это обсуждать… — сказала она. — Я знаю, ты друг Томми, но…

— Тогда не будем, — тут же сказал Фрэнк. — Просто Томми говорил мне об этом, не думаю, чтобы он возражал, если ты…

Наверное оттого, что ужин был слишком плотным, а может, потому, что Кэрол выпила больше половины бутылки, но она полностью расслабилась. Когда он провел ее в гостиную, она с гордостью сказала, что, несмотря на действия Миллера, полиция никогда не подозревала Томми.

— Неужели? — спросил Фрэнк, изумившись ее детективным способностям. — Откуда ты знаешь, что полиция его не подозревает?

Она начала объяснять, что получила информацию от Эрика Гейнса, как вдруг почувствовала, что зашла слишком далеко.

Фрэнк заинтересовался.

— Похоже, ты провела много времени с этим полицейским. Ты не думала, что он, как и Миллер, использует тебя, чтобы получить информацию.

— Не думаю. Он просто хороший парень, который знал, как я напугана.

— Надеюсь, что ты права. А что это за дело, на которое он тебя взял?

Они сидели на кожаном диване «Честерфилд» — единственном предмете обстановки, и Кэрол рассказала о картах и фотографиях, как это было ужасно.

— Я восхищаюсь тобой, — сказал Фрэнк, — это было очень храбро с твоей стороны.

— Может быть, — задумчиво сказала Кэрол. — Я выбита из колеи. Может быть, я, как Миллер, влезла во все это просто чтобы почувствовать себя сыщиком.

— Перестань, это совсем другое. Спасение брата от сумасшедшего — достаточная причина, чтобы этим заняться.

— Спасибо, — сказала она. — Мне нужно было это услышать.

«Миллер — сумасшедший?»

Кэрол больше ни в чем не была уверена.

Она откинулась на спинку дивана, закрыла глаза и почувствовала, как Фрэнк начал гладить ее по руке.

— М-м-м, — тихо промурлыкал он.

Она изогнулась ему навстречу, когда его рука медленно обняла ее за шею. Это было восхитительное ощущение. Хотя все произошло слишком скоро, она почувствовала, что хочет его. Он медленно расстегивал ее платье. Она снова почувствовала его запах, и ее кожа покрылась мурашками…

Вдруг она вспомнила лифтера, который подмигнул ей, услышала его голос: «…вы приятельница мистера Мэтсона, у него их несколько». Она подумала, что делает что-то не то. Несмотря на то, что Фрэнк ей нравился, ее влекло к нему, и она знала, что Фрэнк хороший парень, но она недостаточно хорошо его знала… Или ей помешало что-то еще?

— Эй, что случилось?

— Мне нужно идти, — сказала Кэрол.

— О, Кэрол. — В его голосе слышалось нечто большее, чем просто разочарование.

Она встала.

— Фрэнк, дело не в тебе, ты мне нравишься… но… этот Миллер, проблемы Томми. Мне лучше уехать.

Он помог ей надеть пальто и проводил к лифту.

— Я перепробовал все, — сказал он. — Остроумие, обаяние, хорошая еда, вино. Может, мне следует попробовать поколдовать. У меня неплохо получалось в детстве.

Кэрол ослепительно улыбнулась.

— Попробуй еще кое-что.

— Для тебя — все что угодно. Что?

— Запасись терпением.

Двери лифта открылись. Она быстро поцеловала Фрэнка в щеку и шагнула внутрь. Когда двери лифта закрывались, он улыбнулся. Даже при таких обстоятельствах Кэрол отметила, какая обаятельная у него улыбка.

 

Глава 18

Соната Бетховена закончилась, диктор объявил, что за роялем был несравненный Рубинштейн, и начался выпуск новостей.

Кэрол продолжала рисовать, она полностью углубилась в разговор Даны с предводителем Камнеедов.

«…исчезновение молодой женщины из Нью-Джерси неделю назад. Ни полиция в графстве Моррис, ни полиция Нью-Джерси…»

Сначала Кэрол не осознала сказанного, но затем услышала голос диктора. Она отложила карандаш и прибавила звук радио.

«…на этот час нет никаких новых сведений. Женщина, 29-летняя Кэтрин Мидллтон, декан факультета в Университете Фэйрлей Дикинсон. Последний раз ее видели на автостоянке, где она садилась в машину с неизвестным мужчиной». Диктор заговорил о забастовке водителей автобусов.

Исчезла на автостоянке, неделю назад. Кэрол автоматически вспомнила, что в этот день Джилл рассказала о своей беременности, и Томми так радостно воспринял новость. Мог ли человек, который только что…

Нет! Кэрол испугалась того, о чем подумала. Она встала из-за стола. Следующие несколько часов, если не весь день, она провела бесцельно, не сознавая, что делает. Она шла на кухню, чтобы приготовить салат, когда в дверь позвонили.

Но привратник не предупредил ее, а охрана здания всегда исправно несла службу: обо всех посетителях докладывали. Может, сосед?

Кэрол подошла к двери и открыла ее, не сняв цепочки.

На площадке стоял Эрик.

— Привет, — сказал он в щелочку.

Кэрол почувствовала прилив тревоги. Если Эрик так свободно прошел, это значит, что он показал на входе свои документы. А она знала только одну причину, по которой он мог раскрыться.

— Можно войти? — сказал Эрик.

Она не пошевелилась, ничего не сказала. Она боялась. Но чего? «Он невиновен, — мысленно твердила она, — невиновен».

— О, да, конечно. — Кэрол сняла цепочку и пропустила его в квартиру. — Ты показал привратнику свой значок?

Эрик кивнул.

— Почему?

— Кэрол, я здесь, потому что… мы можем сесть?

Ей хотелось прогнать его, крикнуть, что это ошибка, и каждый, кто в этом сомневается, — враг. Но вместо этого она тихо ответила:

— Да, конечно.

Он сел на диван и сложил руки. «Как священник на молитве», — подумала она, садясь на стул напротив.

— Кэрол, неделю назад пропала женщина…

— Я слышала об этом по радио, — сказала Кэрол без всякого выражения.

— С тех пор, как ты спросила меня о своем брате, — продолжал Эрик, — я следил за всеми списками, которые мы получаем. Сегодня утром пришел новый список из полицейского отделения Нью-Джерси и…

— Томми включен в него, — отозвалась Кэрол и внутренне взмолилась: пусть он развеет ее опасения.

— Я решил, что тебе стоит знать об этом.

Она закрыла глаза и схватилась за сердце.

— Хочешь услышать подробности? — мягко спросил Эрик.

Она подняла голову и с мольбой в голосе спросила:

— Это обязательно?

«Скажи, что это не нужно, скажи, что это неправда».

— Я уверен, ты хочешь ему помочь, — тихо сказал Эрик. — Если ты будешь все знать, то сможешь что-нибудь сделать.

— Тогда говори.

Эрик рассказал, что час назад разговаривал со следователем из Департамента юстиции в Вашингтоне, и тот подтвердил, что Томас Уоррен, указанный в списке, живет в Сэддл Ривер, Нью-Джерси, и является президентом собственной компании по производству медицинского оборудования.

— Мне сказали, что полиция Нью-Джерси убедила их занести Томми в официальный список.

— Ничего удивительного, — зло сказала Кэрол, — если там крутился Пол Миллер, постоянно упоминая имя Томми.

— Может, и так, — согласился Эрик. — Кэрол, мне очень жаль, все это так отвратительно. — Он замолчал и посмотрел на нее, прикидывая в уме, что еще он может сказать. — Эту информацию еще не выдали газетчикам, поэтому держи ее при себе. Одна из студенток колледжа вспомнила, что видела пропавшую женщину на автостоянке со слепым мужчиной, У него была трость и темные очки. Свидетель говорит, что женщина, похоже, неловко помогала слепому сесть в машину. Но было достаточно темно, они были на расстоянии шестидесяти-семидесяти ярдов, так что она не уверена. Теперь она думает, что эти двое могли и бороться. Это более подходит под МО, которое мы имеем на «Вудси». Прости, я хотел сказать…

— Все в порядке, — сказала Кэрол. Она была даже рада, что он употребил жаргонное слово — это знак доверия. — Так ты думаешь, это мог быть маскарад, как и костыли?

— Да.

Кэрол представила себе человека в темных очках, постукивающего белой палкой. Она попыталась оценить значение этой улики. Эрик вывел ее из состояния задумчивости.

— Это все, что мы имеем на сегодняшний день. Свидетельница не смогла ни описать мужчину, ни вспомнить номера.

— Тогда почему Томми занесли на основании этого в список? — спросила Кэрол.

Эрик покачал головой.

— Они не сообщили нам о причинах, Кэрол, но это серьезно. Если ты еще не думала об этом, полагаю, тебе следует посоветовать брату найти хорошего адвоката.

Кэрол холодно посмотрела на него.

— Ты же не думаешь… что его могут арестовать. У них же ничего нет, кроме…

Эрик перебил ее.

— Кэрол, я стараюсь помочь тебе и твоему брату. Все идет к тому, что ему придется защищаться. — Он встал и подошел к ней. Она тоже поднялась со стула, и Эрик положил руки ей на плечи. — Кэрол, ты знаешь, что всегда можешь на меня рассчитывать. Я знаю, для твоего брата это удар в спину — быть в этом замешанным.

Кэрол увидела нежность в его глазах. Ее руки обхватили его за шею, он обвил ее талию, и их губы слились в поцелуе.

Но неожиданно у Кэрол перед глазами появился образ убийцы в темных очках, она почувствовала себя большей жертвой, чем те, остальные. И отстранилась.

— Ну, что ж, — сказал Эрик, скрывая свое разочарование, — мне лучше уйти.

Она проводила его до двери.

— Эрик, если появится что-то новое… что-то, что может помочь…

— Я не могу тебе этого обещать, — ответил он. — Я и так зашел слишком далеко. — Но у лифта он обернулся: — И все же я постараюсь. Сделаю все, что от меня зависит.

Очевидно, секретарша Томми вышла на обед. Человек, ответивший по телефону, сказал, что Томми тоже нет на месте.

— Я думаю, сегодня его уже не будет. Он придет завтра утром.

Она чуть не позвонила домой, в Сэдл-Ривер, испугавшись, что его забрали в полицию. Она не хотела рисковать и ехать к Джилл; если дела так плохи, та сама позвонит.

Кэрол вернулась к рабочему столу, но просидела за ним полчаса в полном бездействии. Она видела перед собой только человека с тростью. Он шел, нащупывая дорогу.

— Что случилось, дорогая? — спросила Марго. — Ты похожа на Скарлет, у которой сгорела Тара.

Кэрол забросила работу, позвонила семье Дженнеров и сказала, что ей срочно нужен совет. Марго велела ей приехать побыстрее, и теперь провела ее в гостиную, где у камина с серьезным лицом стоял Ларри. Не дожидаясь, пока Марго принесет ей выпить, Кэрол села и сказала, что ее друг-полицейский пришел к ней час назад и сообщил дурные вести. Слушая подробности, Марго сочувственно качала головой, Ларри еще больше посуровел.

— Дела плохи, — продолжала Кэрол. — Единственное, что можно сделать, — прекратить это, пока не поздно. Томми может потребоваться адвокат. Ларри, я думаю, ты мог бы кого-нибудь посоветовать.

Ларри прочистил горло и взглянул на Марго. Она смотрела на свои колени.

«Неужели они отступились от нее? Неужели это участь каждого, кто связан с человеком, подозреваемым в ужасном преступлении?»

— Послушайте, мне нужна только рекомендация. Вас это ни к чему не обязывает…

— Нет-нет, дело совсем не в этом, — возразил Ларри. Он повернулся к жене.

— Мы могли бы ввести ее в курс, Марго?

— Ввести в курс чего? — спросила Кэрол.

— Как это иногда бывает, — прямо ответил Ларри, — сейчас очень много своих проблем. Некоторых моих бывших коллег обвинили в биржевых махинациях, и выход они видят в том, что как бы передают «портфель» мне. Но на самом деле это не так. Адвокат, которого я нанял, — женщина по имени Майра Кантрелл — прекрасно работает. Твоя проблема — я хочу сказать, проблема Томми — будет ей по плечу.

Кэрол посмотрела на друзей.

— Никогда бы не подумала, что вы можете оказаться в такой ситуации. — Она повернулась в сторону Ларри. — Этот адвокат, ты думаешь, она действительно может помочь?

— Майра Кантрелл работает с любыми уголовными делами. Поверь, Кэрол, это лучший вариант.

Кэрол всегда думала, что адвокаты по уголовным делам обязательно должны быть мужчинами. Но для Томми иметь адвоката-женщину было лучше всего. Если его будет защищать женщина, кто поверит, что он виновен в этих кровожадных убийствах?

— Отлично, пусть будет Майра Кантрелл, — сказала Кэрол, и начала рассказывать о своих соображениях, когда в дверях появились Адам Дженнер и его сестра Кейт.

Пока Марго отводила детей на кухню, Ларри заметил, что способность адвоката важнее пола.

— Быть представленным Майрой, это все равно, что заиметь своего бультерьера, — заключил Ларри.

— Ты позвонишь ей? — спросила Кэрол.

Ларри открыл блокнот и подробнее расспросил ее о положении Томми.

— Похоже, мне нужен адвокат, и чем быстрее, тем лучше, — сказал Томми.

Томми рассказал, что днем его вызвала домой Джилл. К ним пришли двое полицейских. С его разрешения они провели в доме обыск и допрашивали его около двух часов. Как раз тогда, когда Кэрол звонила ему на работу. Она хотела сказать, что знала об этом четыре часа назад и старалась поймать его, но это означало, что ей придется рассказать о дружбе с Эриком, и она промолчала.

— Как Джилл? — спросила Кэрол.

— Она в шоке. Я позвонил врачу и спросил, можно ли ей давать транквилизаторы, но он не разрешил из-за ребенка.

— Как ты сам? — Голос Кэрол дрожал.

— Я могу с этим справиться, малыш. Не знаю, почему я оказался втянут в эту историю, и сейчас мне остается только бороться. Я попросил в юридическом управлении нашей фирмы порекомендовать мне хорошего адвоката и попросил их подумать о том, чтобы возбудить уголовное дело против Миллера.

— Я тоже постараюсь кого-нибудь найти. Может, спросить Ларри Дженнера? Он вращается в кругах Уоллстрит, может, он знает кого-нибудь.

Она почувствовала укол вины за то, что не сказала, что уже нашла помощь. Но он был бы еще больше расстроен, если бы узнал, что она посчитала нужным прикрыть его.

Через двадцать минут она перезвонила Томми и сказала, что Ларри не только порекомендовал прекрасного юриста, но и назначил с ней встречу на следующее утро.

 

Глава 19

— Мисс Кантрелл сейчас освободится, — сказал дежурный администратор.

Кэрол стояла рядом с братом в огромной приемной «Кантрелл, Гассареро и Стейн». Название фирмы было выложено желтыми металлическими буквами на стене, обшитой панелями из дорогого дерева.

Дверь слева открылась и на пороге появилась эффектная блондинка с пепельными волосами. В ее осанке, манерах было что-то властное и в то же время кокетливо-женское. Кэрол отметила, что Майра Кантрелл (а это была именно она), — очень высокая женщина, даже, пожалуй, слишком высокая: с такими чувствуешь себя неуютно, но, может быть, именно это и внушало доверие. На Майре был серый, отличного покроя, костюм, но внимание Кэрол привлекла брошь в форме груши, приколотая на уровне груди. Оправой для этого скромного на вид украшения служило прекрасное старинное серебро, а камни были рубиновыми сапфирами.

Держалась Майра Кантрелл с таким достоинством, что казалось, будто эта женщина-адвокат — представитель и защитник всего мира, который вверил себя ее заботам.

— Здравствуйте. Меня зовут Майра Кантрелл, — сказала она и протянула руку Томми. — Вы — мистер Уоррен, а это?.. — Она посмотрела на Кэрол.

— Моя сестра, Кэрол Уоррен, — представил ее Томми.

— A-а… детская писательница! — любезно откликнулась Кантрелл. — Проходите пожалуйста. — И, жестом приглашая идти за собой по длинной, через весь холл ковровой дорожке, провела их в свой кабинет.

Это была огромная квадратная комната с большими, во всю высоту стен, окнами с двух сторон. В углу, у окна, стоял круглый красного дерева стол в стиле Регентства. У противоположной стены над портретом Мао работы американского художника Уорхолла стояла софа и на бежевом коврике несколько кресел, обитых тканью в едва заметную полоску — уголок походил скорее на небольшую гостиную. На столах стояли фотографии в рамочках: Майра Кантрелл с мэром, с несколькими сенаторами, а так же с группой судей. Грубая демонстрация влиятельных связей адвоката неплохо уживалась с ее хорошим вкусом.

— Садитесь, пожалуйста, — сказала Майра и, указав Томми и Кэрол на софу, села напротив.

— Кофе?

Томми и Кэрол отказались.

— С вашего позволения я выпью чашечку. — Майра Кантрелл взяла трубку, попросила секретаршу принести кофе, потом она спросила у Томми:

— Прежде, чем мы поговорим о деле, скажите, почему вы сегодня пришли без жены?

Томми, казалось, смутился.

— Откуда вы знаете, что я женат?

— У вас на руке обручальное кольцо, — сказала она просто, как само собой разумеющееся.

Томми быстро улыбнулся.

— Да, конечно, моя жена… видите ли, мы были в полиции, нам задавали неприятные вопросы. Джилл до сих пор никак не придет в себя. Вызов в полицию был совсем некстати. Мы только недавно узнали, что Джилл ждет ребенка, и поэтому решили, что еще одно за сегодняшний день испытание она просто не вынесет.

— Да, я понимаю, — сказала Майра с сочувствием. — И долго вас продержали в полиции?

— Полтора часа. Я не был уверен, следует ли мне идти в полицию, но если бы отказался… Я думаю, это выглядело бы подозрительно.

— Вы только выиграете от того, что уже побеседовали с ними. И к тому же, я, думаю, что вы поступили правильно, позволив им осмотреть ваш дом и машины.

— Разве им не нужно получать разрешение на подобные действия? — Кэрол даже чуть подалась вперед.

— Нужно… по закону, — ответила Майра. — Но если Тому действительно нечего скрывать, то он поступил верно.

И, обернувшись к нему, спросила:

— Можно я буду звать вас Том?

— Конечно.

— Том, вы были в полиции в течение полутора часов. Скажите, что их интересовало более всего?

— В основном, они спрашивали о том, где я был в ту ночь, когда исчезла эта женщина, еще о том, какие в моей компании есть машины. Также спрашивали, где я находился, что делал в другие дни. Я им предложил просмотреть мой настольный календарь и журнал регистрации поездок.

— Вы отдали им этот журнал?

Томми покачал головой.

— Нет. Я уже тогда подумал, что мне нужен адвокат.

Майра опустила голову, казалось, она обдумывает свой следующий вопрос:

— Итак, вы подробно рассказали полиции, что вы делали в прошлый четверг.

Томми вздохнул.

— Да, это было нетрудно. Мне нужно только заглянуть в записи в моем календаре, вот и все. В тот день у меня было пять деловых встреч. Первая в восемь утра, последняя — в четыре часа вечера с администратором больницы в Черри Хилл. Эта встреча проходила не в Филадельфии. Мы закончили в шесть часов, и я поехал по скоростному шоссе.

— Давайте подробнее остановимся на том, что произошло около восьми часов вечера, когда свидетель, по ее словам, видела Кэти Мидлтон в последний раз.

— Что ж, давайте поговорим о том, что было в восемь часов. Когда я выехал на скоростную трассу, был час «пик», а я — с самого утра за рулем, поэтому через час почувствовал себя совершенно утомленным. Тогда я свернул на одну из стоянок, выпил кофе и хотел снова сесть за руль; однако, когда заправлялся, все еще чувствовал себя таким разбитым, что испугался вести машину, так как мог заснуть за рулем.

— Сколько времени вы просидели в ресторане? — спросила адвокат.

— Не помню точно, наверное, около получаса. Я почитал «Таймс», вышел заплатить за бензин, затем, уже в машине, вздремнул немного, минут сорок или час. Потом снова выехал на шоссе.

Майра взмахнула карандашом.

— Таким образом, выходит, что в восемь часов вы еще спали в машине на стоянке. Это можно проверить. Скажите, кто-нибудь может подтвердить, что вы там были?

— Я пил кофе и заправлялся. Думаю, что официантка и служащий на бензозаправочной станции могли запомнить меня.

— Хорошо. А что касается вашего календаря и журнала регистрации выездов, то их отдавать полиции пока не нужно. А когда придет время согласовывать с ними наши действия, взамен мы попросим оказать нам кое-какие услуги.

Она помолчала.

— Позвольте говорить с вами откровенно. Я еще не решила, возьмусь ли я за это дело. Но я хочу, чтобы вы знали мое мнение о вашей жене. Она сегодня не пришла. Я понимаю — ей тяжело. Однако, если полиция не ограничится одними допросами, если вдруг будет сделана попытка выдвинуть против вас обвинение, то тогда Джилл — так ее, кажется, зовут?..

Томми кивнул.

Наблюдая за Майрой Кантрелл, Кэрол подметила, что адвокат помнит мельчайшие подробности, уверенно оперируя именам, и, датами, названиями мест. Она не упускала ничего.

— …Тогда Джилл, вернее, ее присутствие, — продолжала Майра, — будет иметь решающее значение. Я сожалею, ей будет нелегко, но важно, в каком свете вы предстанете, Том. И если она будет с вами на суде, это произведет благоприятное впечатление на присяжных, конечно, если дело вообще дойдет до суда.

Кэрол спокойно отнеслась к хладнокровным рассуждениям адвоката, но упоминание о суде присяжных совершенно вывело ее из равновесия. Значит, дело уже представлено таким образом, что Томми нужно не просто доказывать несостоятельность подозрения, а готовиться предстать перед судом?

Вошла секретарша с серебряным кофейником и тремя чашечками на подносе. Майра поставила чашки для Томми и Кэрол и принялась молча разливать кофе, ожидая, пока выйдет секретарша. Когда за ней закрылась дверь, Томми заговорил:

— Вы сказали, что еще не решили, брать мое дело или нет. Значит, вы… вы мне не доверяете?

— Нет. Моя нерешительность не имеет никакого отношения к доверию или недоверию к вам. Просто я хочу знать как можно больше, прежде чем приступлю к защите.

На столе, за ее спиной, зазвонил телефон.

— Извините, я ждала этого звонка.

Кэрол посмотрела на Томми. Он улыбнулся в ответ и покачал головой, показывая, что Кантрелл ему понравилась.

— Скажите Родригесу, что вся эта волокита мне уже надоела. Если дело передано властям, то мы с ним увидимся на суде. — Майра замолчала на минуту, слушая своего собеседника, затем, видимо, отвечая на вопрос, сказала:

— Никоим образом. Мы не собираемся прикрывать его на суде. Я даю вам двадцать четыре часа на раздумье. В течение этого времени я жду его ответа.

Майра положила трубку и, обернувшись к Томми и Кэрол, сказала:

— Нам больше никто не помешает.

Кэрол сталкивалась в своей жизни с другими женщинами, которые были наделены властью, но такую, как Майра, она видела впервые. Телефонный разговор обнадежил Кэрол. Она подумала, что именно такой сильный и несколько бесцеремонный защитник и нужен Тому.

— Ларри Дженнер сказал мне, что вы знаете одного из следователей, который по заданию федеральной полиции расследует ряд убийств. Вы не могли бы рассказать, как вы с ним познакомились?

Кэрол была поражена. У нее никогда и в мыслях не было, что в этом деле замешан и Эрик. Она заметила недовольное выражение лица Тома.

«Наверное, считает, что я скрыла от него это знакомство, потому что не верю в его невиновность», — подумала Кэрол, и поэтому, отвечая на вопрос, она хотела дать понять, что в ее знакомстве нет ничего предосудительного, и ей нечего скрывать.

Когда она закончила рассказ о том, как она познакомилась с Эриком, адвокат долго и внимательно смотрела на нее, и Кэрол поняла, что Майра догадывается, что с Эриком у Кэрол нечто большее, чем просто дружба.

Но даже эту свою догадку Майра рассматривала лишь как факт, связанный с делом Томми.

— Это хорошо, что вы знаете следователя Гейнса. Вероятно, в скором времени у него будет меньше доступа к информации, но что бы вы от него ни узнали, может нам помочь. И если он вам скажет что-нибудь, хоть самую малость, — сразу звоните прямо мне. Я вам дам мой личный телефон… правда… если я возьмусь за это дело.

— Что же вам мешает? — спросил Томми. — Что я должен сделать?

— Мы вернемся к этой теме через минуту, — ответила адвокат и подошла к круглому столику. Она подняла трубку и нажала кнопку.

— Что-нибудь еще обнаружили?

Пока Майра говорила по телефону, Томми, взглянув на Кэрол, прошептал:

— По-моему, все идет нормально. Она производит впечатление хорошего адвоката.

Кэрол кивнула.

— Томми, ты знаешь, Эрик Гейнс…

— Ладно, Кэрри, поговорим об этом позже.

Майра Кантрелл повесила трубку, вернулась к своему креслу и села.

— Вы знаете, — сказала она, — по долгу службы мне приходится сталкиваться с преступниками. Их обвиняют в таких тяжких злодеяниях, в которые нормальному человеку просто трудно поверить. Такого рода преступления особенно отвратительны, они оскверняют то, что лежит в основе нашей духовной культуры, очерняют все светлое и чистое в человеке.

Хотя в голосе адвоката ничего не изменилось, чувствовалось, что она говорит еще серьезнее, чем прежде.

— Если бы вас обвиняли в том, что где-то на шоссе вы троим прострелили головы, я бы не стала задавать вам этого вопроса — я, вообще, очень редко задаю его моим потенциальным клиентам, но вам я его задам.

Она посмотрела Томми прямо в глаза.

— Скажите, Том Уоррен, вы совершали это преступление?

— Нет. Клянусь вам, нет. Я не совершал, — наконец обретя дар речи, выдавил из себя Томми.

— Отлично, — невозмутимо ответила адвокат. — Теперь вот еще что… — Она мельком взглянула на лежащий перед ней лист бумаги.

— Мне удалось выяснить, что у полиции почти нет улик. Машина вашей компании похожа на те машины, которые видели в местах преступлений, но это весьма неопределенная улика. Также есть свидетель, который помнит номер вашей машины, но и это еще не основание для подозрений. Ларри Дженнер говорил мне о человеке по имени Пол Миллер, он, видимо, и навел на вас полицию. Мы пока не выяснили, кто он такой, однако точно знаем, что он не из федеральной службы безопасности и не из полиции штата.

— Эрик сказал мне, что этот человек расследует дело самостоятельно: его дочь — одна из жертв, — сказала Кэрол.

Майра что-то записала.

— Вы уверены, что никогда прежде не встречались с Миллером, скажем, несколько лет назад? Может, он по каким-то причинам мстит вам? — спросила она у Томми.

— Я долго ломал голову над этим вопросом. Я уверен, что мы никогда не встречались до того момента, как он появился в моем кабинете.

— Вам никто не угрожал, не собирался свести с вами счеты? Может, вы кого-нибудь оскорбили при людях, с кем-то поссорились? Я полагаю, что вы об этом уже думали, но попробуйте еще раз.

Пока Томми сидел, уставясь в пространство и вспоминая, где он мог встречаться с этим Миллером, Майра Кантрелл пила свой кофе и наблюдала за ним.

— Нет, — ответил он. — Ничего не приходит в голову.

— Что ж, нет так нет… теперь дело за очной ставкой со свидетелем по делу об исчезновении Фэрлей Дикинсон. Вам уже говорили об этом в полиции?

— Да, — ответил Томми. — И я сказал им, что ничего не имею против. Но как же мой бизнес? Ведь если мое имя попадет в газеты…

— Не беспокойтесь. Я уже обо всем договорилась. Они хотели устроить очную ставку сегодня после обеда, но я поговорила с начальником полиции, и мы перенесли ее на девять часов вечера. Посвященных будет очень немного. К тому же обговорено такое условие: я представляю вас лишь в том случае, если не будет никакой огласки. И если вдруг появятся журналисты, мы сделаем вид, что прогуливаемся. — Адвокат скрестила пальцы рук. — Вот так обстоят дела. На эту очную ставку я поеду вместе с вами. И если вашей жене не трудно будет приехать, то возьмите ее с собой. Когда очная ставка закончится, мы решим, что делать дальше.

— Значит, вы все же беретесь за это дело? — обрадованно спросил Том.

— Да, — ответила адвокат и без всякой паузы добавила, что ей нужен задаток в двадцать пять тысяч долларов. Если суд не станет рассматривать иск, то необходимо внести добавочный взнос в размере двадцати тысяч. В том же случае, если суд все же состоится, то оплата составит двести пятьдесят тысяч долларов.

Кэрол чуть не задохнулась, когда адвокат вновь упомянула о суде и назвала сумму, которую необходимо в этом случае выплатить.

— Суд? — Когда Томми произносил это слово, голос его дрогнул.

— Я не думаю, что суд состоится. Просто у нас принято сообщать клиентам полную информацию об оплате.

Она подошла к двери и остановилась, затем, обернувшись, сказала:

— И вот еще что… Я хочу, чтобы вы сходили на прием к судебному психиатру, пройдете тест на детекторе лжи. Если по результатам исследования будет ясно, что вы не способны совершать определенные виды преступлений, то этого будет достаточно, чтобы убедить суд оправдать вас.

Кэрол подозревала, что идея с детектором возникла у Майры гораздо раньше, она только сделала вид, что решение возникло неожиданно. Видимо, импровизация была частью ее тактики.

— Я все сделаю так, как вы скажете, — ответил Томми.

— Договорились, — улыбнулась адвокат.

Томми поблагодарил ее за то, что она согласилась быть его адвокатом и сказал, что с оплатой проблем не будет, даже если случится самое худшее, он продаст свой дом и заплатит ей. Майра Кантрелл ответила, что сомневается в необходимости крайних мер. Она попросила Томми приехать в управление полиции без десяти минут девять, и не раньше. До ее появления Томми должен оставаться в машине. Кэрол же она предложила приехать вместе с ней на ее машине, и Кэрол с благодарностью приняла приглашение.

— Ну вот и прекрасно. Я думаю, что нам не о чем беспокоится. Увидимся вечером. Не падайте духом!

— Все, конечно, чертовски плохо, — сказал Томми, когда они с Кэрол вошли в лифт. — Но после разговора с ней я чувствую себя гораздо уверенней.

— Томми, наверное, мне нужно было рассказать тебе о моих отношениях с Эриком Гейнсом, — поколебавшись, сказала Кэрол.

— Ну что ты, Кэрри, это не так важно, но все же скажи мне, ты его любишь?.. Это не тот парень, который тебе все время помогает, нет?

Сможет ли она словами описать свои чувства? Как это сложно для Кэрол!

— Трудно сказать. Мне очень нравится он, но сейчас… я не знаю, что такое дружба, а что — любовь.

— Я надеюсь, что у тебя все будет хорошо, — сказал Томми.

Лифт остановился на первом этаже.

— Как ты думаешь, кто ей звонил во время нашего разговора? — Они шли по Парковой аллее. — Ну, помнишь, когда я ее попросил взяться за мою защиту, зазвонил телефон?

— Я думаю, что кто-то из ее фирмы проверял, какие улики есть у полиции против тебя. Это все, что я могу предположить, — ответила Кэрол.

— Я тоже подумал как раз об этом. Значит, мы не одни. — Он обнял Кэрол. — Спасибо, что пришла. Я стараюсь делать вид, что ничего не произошло, что все нормально, но это у меня плохо получается. Ты просто не представляешь, как я тебе благодарен за все, что ты для меня сделала.

— Ты дурачок, я ведь люблю тебя, — сказала Кэрол чуть не плача.

— Увидимся вечером.

Он поцеловал ее в щеку и отправился за 33-ю авеню. Там, в гараже, стояла его машина.

Кэрол пошла пешком, мысленно вновь перебирая в памяти все то, что произошло в кабинете адвоката. Она попыталась, но не могла сосредоточиться на чем-то, что ей очень хотелось отыскать, и, лишь пройдя несколько кварталов, поняла: она ищет то, чего не существует.

Майра Кантрелл решила взяться за защиту Томми. Однако, несмотря на весь ее оптимизм при встрече, которая давала Томми надежду на благоприятный исход дела, адвокат — главный бастион в защите Томми — ни разу даже не обмолвилась о том, что она верит в его невиновность.

 

Глава 20

Вспыхнул свет. Мощные прожекторы заставляли восьмерых мужчин, выстроившихся в одну шеренгу, щуриться и закрываться рукой, будто их слепил свет фар встречной машины.

— Поднимите головы, пожалуйста, — прогремело из динамика. — Руки по швам.

В комнате, которая находилась рядом, стояла Кэрол, пристально глядя на Томми сквозь толстое стекло специального окна, через которое можно было видеть всех, оставаясь незамеченным. Томми стоял, прислонившись к стене и откинув назад голову. При свете прожекторов он казался таким хрупким и уязвимым, что волна жалости к нему захлестнула ее сердце. Он был в светлом спортивном костюме и темных очках, которые полицейский выдал всем мужчинам, задействованным в очной ставке.

Кэрол кивнула Фрэнку Мэтсону, он подошел к ней и взял за руку. Узнав, что у Томми неприятности, этот человек примчался из Нью-Джерси, чтобы предложить свою помощь.

Впереди, у самого окна, рядом с инспектором сидела свидетельница по делу об исчезновении Фэрлей Дикинсон. Этой худенькой женщине было далеко за пятьдесят. Она нигде не работала, занималась домашним хозяйством и училась на вечерних курсах при университете. В ту ночь, когда исчезла Ферлей Дикинсон, она была на автостоянке и видела, как Дикинсон, сидя в машине, помогала мужчине в темных очках.

Кэрол внимательно посмотрела на свидетельницу. Ну что могла увидеть эта женщина в темноте на автостоянке… да и сейчас тоже?

— Вы знаете кого-либо из этих людей? — с гулким эхом ворвался в темноту маленькой комнаты голос инспектора.

— Если у меня возникнут хоть какие-то сомнения, я ни на кого указывать не буду, — сказала свидетельница.

Она сидела, наклонившись вперед и положив руки на спинку переднего кресла, взгляд ее был прикован к группе мужчин, выстроившихся в одну линию.

— Пусть они снимут очки.

Из динамика вновь прозвучал голос инспектора:

— Пожалуйста, снимите очки.

Кэрол чуть не расплакалась, когда увидела, как Томми вслед за остальными покорно снял очки.

С конца ряда, чуть позади инспектора, раздался голос Майры Кантрелл:

— Капитан, разве свидетельница видела подозреваемого без очков? — строго спросила она.

Инспектор окинул ее оценивающим взглядом и прошептал что-то сидевшей рядом с ним женщине. Когда последняя отрицательно покачала головой, он включил микрофон и сказал устало:

— Еще раз наденьте очки, пожалуйста.

«Хоть Майра на нашей стороне» — подумала Кэрол.

Свидетельница встала, наклонилась вперед и начала всматриваться в каждого из стоявших мужчин, начиная с левого края: первый, второй, третий — и вот, наконец, дошла до последнего. Тогда она подняла руку.

— Я думаю, — она подняла руку еще выше и вытянула указательный палец, — что одного из них я видела в ту ночь на автостоянке.

— Вы уверены? Вы должны подтвердить на суде, что опознали этого человека. В противном случае ваши показания не будут учитываться, — предупредил инспектор.

— Да, я совершенно уверена, — ответила женщина. — Я помню, какие у него были волосы. Да. Это его подбородок. Я абсолютно уверена, могу поклясться.

Она махнула рукой куда-то в середину восьмерки.

— Это был он. Вот этот.

«Убийца», опознанный свидетельницей, к явному разочарованию старшего инспектора, оказался военнослужащим из Нью-Джерси, которого включили в группу в последний момент, так как не хватало людей. Он был с Томми одного роста, но немного шире в плечах. Черты его лица были грубее и скулы выделялись отчетливее.

Полицейские предположили, что, видимо, произошла ошибка, таким образом у Томми появился шанс выпутаться из этого дела.

Хорошие новости были и у Майры Кантрелл. Она ознакомилась с результатами судебной экспертизы и узнала, что при проверке машины, принадлежащей компании Томми, и его собственной спортивной машины ничего подозрительного обнаружить не удалось. В отчете из судебной лаборатории особенно подчеркивалось, что в последнее время машины никто не мыл. По мнению адвоката, этот факт говорил о многом: преступник обязательно привел бы машину в порядок, чтобы уничтожить улики.

— Это надо отметить! — сказал Фрэнк, когда они втроем: Кэрол, Томми и он, шли к автостоянке управления полиции.

— Меня дома ждет Джилл, — отклонил предложение Томми. — Я хочу ее успокоить.

Он обернулся к Кэрол.

— А вы поужинайте вместе с Фрэнком. Вам нужно хорошенько отдохнуть, сегодня был трудный день.

Фрэнк предложил Кэрол поехать в центр города. Она подошла к машине с противоположной от водителя стороны.

— Нет, нет. Это не моя машина. Моя стоит вон там, — сказал Фрэнк и показал на припаркованную на другом конце стоянки серую «тойоту».

Это была точно такая же, как у Томми, машина, только с четырьмя дверками.

Фрэнк подошел к Томми, дружески взял его за отворот плаща и сказал:

— Не падай духом, дружище. Все будет нормально. Мы с тобой, что бы ни случилось.

— Спасибо, — ответил Томми. — Спасибо, что пришел. Я ценю твое участие. Зная, что ты и Кэрол рядом, я чувствовал себя уверенней.

Томми достал из кармана ключи от машины. Открывая дверь, он заметил, как из управления вышла Майра Кантрелл и направилась к ним.

— Я хотела бы переговорить с вами и Кэрол, — сказала Майра, обращаясь к Томми.

— Я подожду вас около… — Фрэнк уже направился было к своей машине.

— Нет, нет. Ты можешь остаться, — запротестовал Томми.

Адвокат, казалось, хотела возразить, но потом, видимо, передумала.

— Я хотела сказать вам, что праздновать победу еще рановато. Сегодня, кажется, все прошло гладко, но твердой уверенности у нас еще нет.

— Ну почему же? — в сердцах обронила Кэрол. — Они же признали, что произошла ошибка.

— Это вовсе не означает, что его оставят в покое. — Она обернулась к Томми. — За вами, может, и не будут постоянно следить, у них слишком мало для этого людей, но держать вас в поле зрения будут всегда. Это уж точно.

— Я ничего не понимаю. Разве очная ставка не подтверждает мою невиновность? Да я не похищал никаких женщин! — Томми стоял, сжав кулаки.

Майра Кантрелл запахнула пальто.

— Том, я вам сейчас объясню, как думают полицейские. Хорошо известно, что свидетельства очевидца ненадежны. Например, шесть свидетелей одного и того же ограбления вместо одного грабителя опишут вам шестерых совершенно разных людей. Так что, несмотря на результаты осмотра вашей машины, в полиции прекрасно понимают, что преступление можно совершить, не оставив на машине ни одной царапины. Более важными считаются показания официантки и служащего бензозаправочной станции на автостоянке скоростного шоссе. Официантка вас запомнила, Том, но она не знает, сколько времени вы были в ресторане. Служащий автозаправки видел на стоянке машину, по его словам, очень похожую на вашу, но он не припомнит, чтобы кто-то в ней спал. Еще эта женщина из Коннектикута, Бёрнбаум, которая видела номер вашей машины. Добавьте к этому и тот факт, что у вас нет алиби на все то время, когда исчезали несчастные жертвы. Полиция может проверить…

Томми ударил ладонью по стеклу.

— Боже праведный! — воскликнул он. — У кого на этой земле есть алиби на каждую минуту его жизни?

Томми наклонился и откинул спинку водительского кресла назад. Спинка опустилась почти горизонтально.

— Пожалуйста, посмотрите вот сюда. Одна из причин, по которой я купил именно такую машину для компании: вы можете опустить спинку и поспать, если вам нужно отдохнуть в дороге. И если бы этому бензозаправочному болвану захотелось узнать, сплю я в машине или нет, то ему нужно было бы подойти и заглянуть внутрь, иначе бы он меня не увидел. Ну конечно же, он не заглядывал, ему и невдомек было, что я убийца, которому нужно добыть чертово алиби.

Майра положила руку на плечо Томми.

— Успокойтесь, Том. Конечно, у человека может и не быть алиби. Это понятно. Я просто рассказала вам логику полицейских. Им нужно на кого-нибудь завести дело. Такая уж у них работа.

Она слегка коснулась его руки.

— А сейчас поезжайте домой, жена вас, наверное, заждалась, Я позвоню вам через пару дней.

Томми поцеловал Кэрол, пожал руку Фрэнку, сел в машину и выехал на шоссе.

Трое на стоянке молча смотрели ему вслед.

— Пора ехать. Уже поздно, — наконец сказала Майра.

Они уже подходили к голубому «Ауди» адвоката, когда Кэрол вдруг остановилась.

Высокий человек в мешковато сидевшем на нем пальто спустился по едва освещенным ступеням полицейского управления и направился в их сторону. Волна ненависти захлестнула Кэрол, когда перед ее мысленным взором возник этот страшно знакомый образ: рука, держащая шляпу, улыбка. Сейчас все было иначе: он не снял шляпы и не улыбнулся. Остановившись в нескольких шагах от нее, он громко заговорил:

— Кэрол, я хочу вам сказать, я очень сожалею, что причинил вам столько боли. Я просто делаю то, что нужно делать.

— Вы, должно быть, Миллер, — грубо перебил Фрэнк. — Оставьте в покое моих друзей!

Фрэнк обернулся к Кэрол и взял ее под руку.

— Не обращай внимания. Пойдем.

Кэрол не двинулась с места, с ненавистью глядя на Миллера.

Он подошел ближе.

— Простите меня, я вас очень прошу. Если я смогу вам чем-нибудь помочь… — сказал он и взял ее за руку.

Кэрол вырвалась.

— Вы, — крикнула она, — вы знаете, что такое боль! Вы потеряли дочь! Но думали ли вы когда-нибудь, что вы сами преступник? То, что вы делаете с нами, с нашей жизнью, — это тоже преступление!

Майра Кантрелл сделала несколько шагов и встала рядом с Кэрол.

— Мистер Миллер, из того немногого, что мне о вас известно, я могу заключить: вы знаете наши законы. Поэтому, надеюсь, что вы понимаете, что я могу и потребую привлечь вас к ответственности в том случае, если вы будете преследовать моего клиента или его сестру.

Миллер бросил на Майру презрительный оценивающий взгляд, надел шляпу и пошел прочь.

Камень упал с души Кэрол как по мановению волшебной палочки — решительность и смелость Майры развеяли ее страх и тоску.

— Я сейчас подъеду, — сказал Фрэнк.

Кэрол посмотрела Майре прямо в глаза.

— Спасибо, — сказала она. — И еще я хотела поблагодарить вас за то, что вы согласились стать адвокатом Томми и были так внимательны к нему.

— Теперь он мой подопечный, Кэрол. Почему бы мне о нем не позаботиться? — ответила Майра.

— Я думала, что… меня беспокоило, что… — Кэрол замолчала.

Вопрос, который целый день не давал ей покоя, помимо ее воли сорвался с губ.

— Так, значит, вы верите, что Томми невиновен?

— Я взялась за это дело, и точка. Это все, что я могу сказать. Вы знаете, иногда арестовывают и невиновных. Их судят, им выносят приговор. Послушайте, Кэрол, что бы ни случилось, держитесь подальше от Пола Миллера. Он по-своему такой же ненормальный, как и обычный убийца. Многие люди теряют близких, но они не плюют на свою собственную жизнь ради мести.

— Да, понимаю, — сказала Кэрол.

— Хорошо, — ответила Майра. — Есть опасность, что сказанное вами они могут обратить против Томми, а нам еще предстоит выдержать не одну схватку.

Фрэнк свернул за угол 89-й улицы и выехал на Вторую авеню. В городе шел дождь. Мокрый асфальт блестел в свете фар.

Кэрол отрешенно сидела в машине. Она все еще пыталась осмыслить случившееся.

— Не хочешь чего-нибудь выпить? — спросил Фрэнк. — Может, станет легче?

Кэрол помедлила с ответом.

— Извини. У меня сейчас просто нет сил ни сидеть в баре, ни говорить. Спасибо, что подвез.

Когда Кэрол открывала дверь, Фрэнк коснулся рукава ее пальто.

— Кэрол, Майра не сказала, чем все это может закончиться для тебя и Томми. И я хочу, чтобы ты знала, если тебе понадобится друг, если нужна будет поддержка, то ты можешь на меня рассчитывать.

На какую-то секунду его забота тронула ее сердце. Но лишь на секунду. Другой, страшный смысл его слов открылся ей.

— Что ты имеешь в виду, Фрэнк? — резко спросила она. — Чем все это может закончиться? О чем ты говоришь?

Ее вопрос смутил Фрэнка, он нерешительно произнес:

— Я только хотел сказать… что от нас не зависит…

— Что от нас не зависит? — наседала Кэрол.

— Послушай, Томми — мой друг. Он столько сделал для меня, что я никогда не смогу отблагодарить его по-настоящему. Но… чужая душа, как говорится, — потемки, так ведь? Иногда мы видим в человеке только то, что хотим увидеть.

— Фрэнк, — Кэрол говорила уверенно и спокойно, — ты веришь, что Томми невиновен?

— Конечно. Но ты вспомни, что сказали полицейские о машине, номере его автомашины, наконец, об алиби.

— Да, я помню, — раздражаясь ответила Кэрол —…помню, что если тебе дорог человек, ты должен быть верен ему всегда. И если несмотря на то, что Томми сделал для тебя, ты ему не веришь, я сомневаюсь в том, что он — твой друг. В таком случае ты не тот человек, к которому я могла бы обратиться за помощью в трудную для меня минуту. До свидания, Фрэнк.

Она распахнула дверцу, вылезла из машины и, не оглядываясь, пошла домой. Она открыла дверь и по ступеням поднялась к лифту. От всего сказанного Фрэнком раскалывалась голова. Если даже близкий друг Томми так легко поверил, то брату придется совсем туго. Еще этот Миллер может подлить масла в огонь. Даже Майра Кантрелл, несмотря на весь ее опыт, дважды ушла от ответа на вопрос Кэрол: «Верит ли она в невиновность Томми?»

Адвокат… Она борется, скорее, из спортивного интереса, хочет выиграть этот процесс. Ей и дела нет до Томми, он для нее просто клиент.

Даже Джилл колеблется. Вокруг нет никого, кто с чистой совестью, без колебаний мог бы сказать, что верит в непричастность Томми к этому делу.

Никого… Никого, кроме Кэрол.

Птицы вдруг смолкли. Такого прежде никогда не было… а может, и было…

Предаваясь воспоминаниям, он откинул назад голову, отбросил нож. Над его головой кроны деревьев плели замысловатое кружево из ветвей. Он смотрел вверх на тоненькие веточки, усеянные золотыми листочками, которые подрагивали в солнечных лучах, будто легкий ветерок раскачивал их из стороны в сторону. Солнечные лучи то прятались в густой кроне деревьев, то горящим лезвием пронзали воздух. Они напоминали ему фотовспышку. О, какая картина могла бы получиться, если бы можно было сделать фотографии в такие моменты жизни, как этот.

Но что же заставило птиц прекратить свое пение? Может, что-то ужасное напугало их, и они улетели? Нет. Они не осуждали его. Он знал: слабые зверушки джунглей всегда бегут с той поляны, где лев терзает свою добычу. Так уж устроено природой… Сильный охотится на слабого, потом убивает его…

В этом спектакле должна быть сцена убийства, и это случится здесь, в этом диком уголке.

Здесь… Понятным становилось его нетерпение. Ему всегда было не по себе там, среди людей, приходилось постоянно скрывать свое истинное «я». Но здесь, в лесной чаще, можно было убивать, и даже больше чем можно — нужно!

Под его широко расставленными ногами возникло какое-то слабое движение, легкая судорога прошла по ее телу. Он снова заглянул ей в глаза. В них не было жизни, пелена, веки полуприкрыты, но сознание еще не оставило ее. Она, казалось, хочет передать ему какое-то бессловесное послание.

Ему… или Богу, думал он. Полно, не Бог ли он сам в эту минуту?

Он улыбнулся ей и покачал головой. Лезвие ножа вновь тускло блеснуло у самых ее глаз. Он всегда так делал, прежде чем острым ножом оставить след во впадинке между грудными холмиками, затем, медленно ведя черту вниз, дойти до живота, потом еще ниже… Но сейчас она уже, конечно, знала, что лезвие ножа рано или поздно опять пронзит ее обмякшее тело.

Ослабев от потери крови, она, однако, еще всхлипывала и находила в себе силы болезненно морщиться от грубых прикосновений каждый раз, когда безжалостная сталь проникала в ее плоть.

Наконец он отвел лезвие от ее лица и… приступил. Она громко стонала от боли, хотя кляп во рту заглушал звуки.

Он знал, что жить ей осталось всего несколько минут. Пора было переходить к самому главному. Он поднялся, чтобы принести все необходимое.

Склонившись над клеенкой с инструментами, он вдруг замер, охваченный странным чувством, которого никогда раньше не испытывал. Непонятный разброд в мыслях, ощущение легкой растерянности… а может, остановиться? Прямо сейчас…

Он оглянулся и через плечо посмотрел на распластавшуюся на земле фигуру, солнечный свет и тень игривой волной плескались на ее белой нежной коже, испещренной налитыми кровью рубцами. Ему пришла в голову мысль, что если он остановится сейчас, то, быть может, и навсегда оставит это. Может, уже пора!

Сможет ли он так жить и дальше, не перешагнув в один прекрасный день через благоразумие и осторожность? Очевидно, дамоклов меч уже навис над ним.

Если он уйдет сейчас, бросив свою жертву как доказательство полного подчинения желаний разуму, и если эта смерть будет последней в его жизни, то опасность минует.

Что же тогда останется в жизни? Он будет такой же, как все, будет жить так же, как живут миллионы обычных людей: работать, платить налоги, заботиться о доме, семье… И так день за днем… до самой смерти подавлять в себе частицу души, второе «я», которое легко поймет и не осудит, пожалуй, только кровожадный хищник.

Мысли прояснились, колебания исчезли — это была лишь минутная слабость! Он никогда не откажется от риска!

С топором в руке он вернулся к умирающей девушке. И когда занес руку над ее тонкой шеей — как ему хотелось, чтобы хоть несколько птах снова защебетали в кронах деревьев у него над головой.

 

Глава 21

— Простите за беспорядок, мы тут летнюю веранду делаем: окна вставляем. — Молодая женщина повела Кэрол вниз по ступенькам. Они вошли в светлую, солнечную гостиную. Женщина поставила поднос с кофейными чашками на низкий, из желтого стекла столик с короткими медными ножками.

Кэрол на секунду остановилась и посмотрела в дверной проем, завешенный толстой прозрачной клеенкой: дверь еще не вставили. Внизу раскинулся длинный, узкий пролив с многочисленными островками. Кэрол через клеенку видела лишь их неясные очертания. Изо всех щелей дуло, в комнате был такой сквозняк, что гораздо благоразумнее было бы выпить кофе на кухне, но с того самого момента как Кэрол переступила порог этого дома, хозяйка прилагала отчаянные усилия, чтобы соблюсти приличия. У Лизы Бернбаум было трое детей, поэтому, едва услышав имя Кэрол по телефону, она сразу же узнала ее. Лиза согласилась принять Кэрол у себя, в Коннектикуте, хотя и не подозревала, какие причины побудили девушку искать с ней встречи.

— Мой младшенький пока не умеет читать, — говорила она Кэрол по телефону, — но близнецы уже вовсю читают сказки Андерсена. Я буду очень рада, если вы приедете.

Конечно, на протяжении разговора Лиза Бернбаум по крайней мере четыре раза спрашивала, о чем им надо поговорить, но Кэрол уклонялась от прямого ответа и говорила лишь, что это личный вопрос.

— Боже мой, глазам своим не верю, — после неловкого молчания сказала Лиза Бернбаум, — я надеюсь, вы не скажете мне, что вы — злая фея. — Она говорила это легко и весело, по всему было видно, что она не боится злых фей.

Кэрол рассмеялась.

— Нет, что вы, я не собираюсь превращать вас в мышку.

Лиза Бернбаум встала на колени и освободила поднос, поставив на стеклянный столик китайскую кофеварку, ложки, блюдца, чашки. Кэрол присела на голубую велюровую софу.

— Это похоже на сказку, прекрасную сказку, — сказала Лиза Бернбаум. — Ваш неожиданный звонок… Я много говорила об этом со своими друзьями. У многих есть дети, поэтому ваше имя хорошо известно.

Кэрол улыбнулась. Даже при встрече она чувствовала ту же скованность, какую испытывала, разговаривая по телефону. Она думала, что, узнав о цели визита, Лиза Бернбаум не примет ее, и поэтому тогда Кэрол ничего не сказала ей, а сейчас она просто не знала, с чего начать.

— Вам сладкий? С молоком?

Она была в светлых, застиранных джинсах и ярко-красной шелковой блузке. На вид ей было за тридцать, и юношеские угри на лице не гармонировали с довольно грузной фигурой; светло-каштановые волосы зачесаны назад и прихвачены заколкой в виде черепашьего панциря.

— Только молока, пожалуйста, — ответила Кэрол.

Лиза Бернбаум добавила молока и поставила чашку перед Кэрол.

— Вы не стесняйтесь, берите пирожное, — и после паузы, — ну хорошо, Кэрол, что же вас привело ко мне? Я просто сгораю от нетерпения.

Кэрол сделала маленький глоток, оттягивая начало разговора, потом поставила чашку на стол.

— Миссис Бернбаум, Лиза, надеюсь, вы простите меня за навязчивость, но в данный момент вы единственный человек, который может мне помочь в одном очень серьезном деле.

Лиза Бернбаум удивление приподняла брови. Она встала из-за стола и по-домашнему расположилась на полу, поджав под себя ноги.

— Я хотела встретиться с вами, — продолжала Кэрол, — потому что вы сказали в полиции… это самая важная улика… из-за которой моего брата подозревают в том, чего он не совершал.

Взгляд Лизы Бернбаум потускнел, исчезло живое любопытство, уступив место угрюмой задумчивости. Увидев, как изменилось ее лицо, Кэрол вдруг стало стыдно, как будто она обманом, под чужой личиной, проникла в дом этой женщины.

— Он совершенно непричастен к этому кошмару, — горячо продолжала Кэрол. — Он просто один из двадцати или тридцати подозреваемых, которые проходят по этому делу, но сейчас он в трудном положении; и я подумала, что если бы я смогла поговорить с вами, узнать больше о том, что вы видели, то появилась бы возможность что-либо изменить и помочь моему брату доказать свою невиновность.

Лиза Бернбаум несколько секунд, не отрываясь, смотрела на Кэрол, потом отвела взгляд и уставилась в дверной проем гостиной, как бы желая убедиться в том, что все остальные комнаты ее дома на месте и там полный порядок.

— Пожалуйста — виноватые нотки появились в голосе Кэрол. — Я ведь прекрасно понимаю, как, должно быть, неприятно для вас то, что вы замешаны в таком деле, но получить нужную мне информацию я могу только от вас.

Лиза Бернбаум медленно повернулась и снова посмотрела на Кэрол.

— Они уже приходили семь или восемь раз, полицейские и… эти люди из специального подразделения. Однажды вечером они пришли, когда я купала Эмми — мою дочку. Дэйва не было дома, и мне не на кого было ее оставить. Представляете, они стояли в дверях ванной, пока я ее мыла и задавали мне вопросы. Они все время повторяли, что это очень важно, они каждый раз говорили, что ищут человека, который совершил что-то ужасное…

Она крепко сжала губы. Кэрол подалась вперед, чтобы встать и уйти, но Лиза Бернбаум вновь заговорила:

— При моей дочурке, понимаете… Они рассказывали все это, не обращая внимания на то, что ребенок рядом. Поэтому я хочу только… — голос ее дрогнул.

— Это ужасно, — сказала Кэрол. — Вам нужно было попросить их не говорить об этом при… это… как это гадко. Но поверьте, для меня это тоже неприятно, и для Томми, моего брата. Он не заслужил этого. Так вот случилось… и… и отчасти из-за того, что вы запомнили номер автомашины моего брата.

Лиза Бернбаум вскинула руки и оперлась на них, наклонив голову. Внезапно она посмотрела на Кэрол, но теперь в ее взгляде сквозила осторожность.

— Как вы меня нашли? — холодно спросила она.

Кэрол ждала этого вопроса. Еще вечером, после опознания, Кэрол поняла, что остается только один свидетель, который может дать показания против Томми. Майра упомянула некую женщину по фамилии Бернбаум из Коннектикута; Пол Миллер тоже говорил о свидетеле, который помнил номерной знак автомашины. Проанализировав имеющиеся данные, Кэрол без труда узнала адрес в справочном бюро Коннектикута.

— Я узнала о вас от частного детектива и от адвоката, который занимается этим делом. У вас есть полное право ничего не говорить, и я не могу настаивать, но неужели вы не видите, как важна для меня ваша помощь?

Взгляд Лизы Бернбаум стал мягче, она смотрела уже с сочувствием.

— Спрашивайте… Что вы хотите знать?

— Спасибо, — сказала Кэрол.

Они улыбнулись друг другу. Контакт был налажен. Никогда раньше Кэрол не приходилось играть роль следователя на допросе, поэтому она чувствовала себя не в своей тарелке.

— Одно обстоятельство не дает мне покоя. Как получилось, что вы запомнили номер машины? Потому что мне сказали, что есть свидетель и этот свидетель помнит только номер машины и больше ничего.

Лиза покачала головой в знак полного согласия.

— Память иногда срабатывает — просто диву даешься! Я видела машину, но даже не думала, что запомню хоть что-нибудь, я ведь не знала, что это будет так важно. И только позже, когда полицейские попросили меня рассказать, что я видела, и постараться вспомнить номер, только тогда меня вдруг осенило.

Кэрол взяла со стола пирожное, хотя ей и не хотелось есть: нужна была минутная передышка напряженно работающему сознанию. Кэрол безумно боялась, что она чем-то обидит гостеприимную хозяйку, и тогда Лиза Бернбаум не станет с ней разговаривать.

— Вы не могли бы подробнее рассказать, где и при каких обстоятельствах вы видели машину?

— Конечно. — Лиза тоже взяла пирожное. — Вкусно, правда?

— Очень!

Лиза отломила кусочек и отпила кофе из чашки.

— У моей племянницы Конни пару месяцев назад вырезали аппендицит, в Стэмфорде. Однажды вечером я пошла ее проведать и сидела у нее до тех пор, пока не истекло время, установленное в больнице для посетителей. Поэтому я и сказала полиции, в котором часу это случилось. Было начало десятого. Когда я шла по автостоянке к своей машине, то увидела медсестру, которая разговаривала с симпатичным молодым человеком (его машина стояла недалеко от моей). Молодой человек открыл дверцу, и медсестра села в машину. Было такое впечатление, что он предложил ей прокатиться. Вот и все, что я знаю. Потом они уехали. Я обратила на эту медсестру внимание только потому, что она работала и в палате Конни. Когда через месяц, прочитав в газете, что эта девушка исчезла, я все вспомнила, то сразу же позвонила в полицию. Пришли два следователя, и я им все рассказала.

— Вы им описали этого человека и его машину?

Лиза кивнула.

— Как он выглядел?

Лиза задумалась.

— Симпатичный, — я уже говорила, — стройный такой, с хорошей фигурой и, кажется, у него были каштановые волосы.

— Как это — кажется? — спросила Кэрол.

— Ну, знаете, было уже поздно, поэтому я не уверена, какого цвета у него были волосы.

— Лиза, насколько я поняла, вы и номер машины могли не разобрать в темноте? Ведь машина стояла…

— Нет. Номер я видела прекрасно, потому что выезжала со стоянки сразу же вслед за ними.

— Ну хорошо. Хорошо. Но как же вы умудрились вспомнить его через месяц?

— А я и не называла весь номер, только несколько цифр.

Не успела Кэрол задать свой следующий вопрос, как из кухни донесся шум: кто-то хлопал дверками шкафчиков, звякнула посуда, послышалась беготня.

— Это мои близняшки, — радостно сказала Лиза. — Из школы пришли. Извините.

Она встала из-за стола и вышла из комнаты. Шум на кухне затих, и через минуту Лиза вернулась в гостиную.

— У них в школе сейчас перерыв. — Она села на софу рядом с Кэрол. — Мне бы хотелось, чтобы вы поговорили с ними… может, не сейчас, когда такое дело, а как-нибудь после.

Кэрол понимающе кивнула.

— Вы сказали, что не помните всех цифр номера?

— Так.

— Но полиции вы заявили, что помните, какой это был номер?

— Правильно. Сначала шли три буквы, а потом три цифры.

Когда Кэрол ехала в Коннектикут, она вспоминала все виденные когда-то номера автомашин: попадалось много нью-йоркских и коннектикутских, были и из Нью-Джерси, поменьше — из Пенсильвании и других штатов. Чем больше она думала об этом, тем больше крепла в ней уверенность, что в номере с такой последовательностью букв и цифр нет ничего особенного. Такие номера есть во всех штатах. Таким образом, все дело сводилось к одной детали, свидетельствующей против Томми.

— Вы уверены, что точно помните две цифры? — спросила Кэрол.

— Ну конечно же, две восьмерки.

Кэрол, совершенно сбитая с толку, лишь покачала головой:

— Этого не может быть, Лиза! Откуда такая уверенность? Ведь было темно! Даже если вы ехали некоторое время сзади и могли видеть номер, прошел целый месяц, прежде, чем у вас возникла необходимость вспомнить этот номер.

— Близнецы! — воскликнула Лиза Бернбаум. — Я запомнила цифры из-за моих близнецов.

Кэрол тупо уставилась на нее.

— Вот сейчас им уже по девять — на прошлой неделе был их день рождения. Но когда все это случилось, им было по восемь. Поэтому, увидев номер… я сразу же запомнила эти две восьмерки рядом, два близнеца, которым по восемь.

Говоря о своих детях, она тепло улыбнулась.

Кэрол глубоко вздохнула. Отчаяние охватило ее. Она понимала, что эта подробность и стала решающей для полицейских, и если уж на то пошло, то будет решающей на суде: из-за простого совпадения возраста детей с цифрами номера машины их мать запомнила этот номер. Кэрол поставила свой кофе на столик и встала:

— Лиза, я очень вам благодарна за то, что вы отнеслись ко мне с пониманием и сочувствием. Спасибо.

Бернбаум поднялась, чтобы проводить Кэрол. Они пошли к выходу. Кэрол никак не могла выбросить из головы образ двух близнецов-восьмерок, которые в ее мозгу сплетались двумя пересекающимися, с крышечкой сверху и снизу, как у цифры восемь, тропинками к правде, или… были похожи на наручники. Вдруг оборотная сторона этого совпадения открылась для Кэрол, она резко обернулась.

— Лиза, вы сказали, что запомнили номер только потому, что вашим близнецам было по восемь.

— Да…

— А, может, именно из-за близнецов ваше сознание сработало как раз в обратном порядке? Может же получиться так, что две похожие, но вовсе не одинаковые цифры или буквы напомнили вам о ваших двойняшках-восьмилетках.

— Простите, Кэрол, я что-то никак не возьму в толк.

— Хорошо, скажем, в номерном знаке была цифра «8» и буква «В». Они очень похожи, так? Если не концентрировать внимание, то даже «3» или букву «О» можно принять за «8». Теперь понимаете? Может, вы видели только одну восьмерку, а потом подсознательно удвоили… ведь у вас же двое детей-восьмилеток.

Лиза Бернбаум с открытым от удивления ртом, не отрываясь, смотрела на Кэрол. Обдумывая сказанное, она сердито сдвигала брови.

— Вы знаете, я думаю, что и такое могло случиться, — ответила она после паузы. — Вот уже целый год меня постоянно преследуют эти две цифры, поэтому, может быть, все так и было.

— И вы расскажете об этом в полиции, если вас спросят? Скажете, что вы уже не так уверены?

— Конечно, скажу. Ведь это правда.

Повинуясь внезапному порыву, Кэрол сжала Лизу в объятиях.

— Это все, что я хотела, Лиза. Я должна сделать это для Томми.

 

Глава 22

Кэрол поздно вернулась в город. После того как она оставила близнецам свои автографы, Лиза стала умолять ее остаться поужинать и познакомиться с ее мужем, служащим ювелирной фирмы. Кэрол не стала долго думать и согласилась. Ей вдруг захотелось почувствовать, на что это может быть похоже, когда в один прекрасный день придет конец ее одинокой жизни — когда у нее будет муж, дети и дом, в котором нужно менять оконные рамы.

Несмотря на искренние заверения обеих «не пропадать», Кэрол уже знала, что едва ли придет сюда опять. Но она вернулась домой не просто с надеждой, что теперь с Томми снимут подозрения: в ней росло убеждение, что ее собственная жизнь опять придет в норму.

Открыв дверь квартиры, она увидела, что в прихожей горит свет. Может, она случайно его зажгла, уходя утром? Она осторожно вошла и прислушалась. На стене прихожей был виден мягкий отблеск лампы, горящей в спальне.

— Есть здесь кто-нибудь..?

Несколько секунд было тихо. Потом Кэрол услышала шум за закрытой дверью ванной. Она попятилась, и в этот момент дверь ванной распахнулась и развевающееся белое нечто бросилось к ней. Ей нужен был какой-то момент, чтобы понять, что это Джилл, жена Томми, в белом халате.

— Джилл, ты давно тут?

— Всего час. Я… не знала, когда ты вернешься.

Мокрые после душа волосы Джилл торчали во все стороны.

— Может быть, мне не стойло приходить, — сказала она жалобно, — но мне надо было куда-то деться сегодня.

Она словно просила разрешения, хотя Кэрол уже давно дала Томми ключ от квартиры, чтобы он или Джилл могли приходить, если окажутся в городе и не застанут ее.

Кэрол почувствовала что-то неладное, но ее страшные подозрения еще не успели вылиться во встречный вопрос, и Джилл продолжала:

— Я ушла от него. Завтра поеду в Вермонт, поживу у своих.

— Конечно, ты можешь переночевать, — вздохнула Кэрол.

Она шагнула к Джилл, протянула к ней руки, надеясь, что ее сочувствие достаточно их сблизит и она сможет потом с ней потолковать и что-то изменится. Но Джилл отстранилась.

Все-таки надеясь поговорить, Кэрол пошла в гостиную и зажгла свет. Ожидая, что Джилл поймет намек, она слонялась по комнате, обрывая лепестки увядших белых тюльпанов, которые стояли в вазе на столике в углу. Джилл вошла в комнату.

— Ты меня за это ненавидишь, я полагаю.

— Нет. Нам всем нелегко. Даже я не раз… Ну, были минуты слабости, когда я успевала подумать: есть ли вообще в жизни что-то, в чем можно не сомневаться. Но это были только мгновения. По-моему, будет очень грустно, если мы станем превращать минутные слабости в трагедию.

Наступило молчание. Джилл подошла к Кэрол, которая стояла, уставившись в стену.

— Ты знаешь, что я думаю, Кэрол? — Джилл подошла еще ближе. И когда заговорила опять, почти касаясь плеча Кэрол, ее слова прозвучали резко и безжалостно, как режущий глаза блеск ножа, занесенного для удара:

— По-моему, Томми сделал то, что говорят.

Кэрол резко повернулась.

— Боже, как ты можешь?..

— Потому что тогда все проясняется, — спокойно ответила Джилл и стала расхаживать, не взад и вперед, а вычерчивая какие-то замысловатые фигуры по комнате, заходя во все уголки, как бы заполняя собой все пространство пола, свободное от мебели.

— Как ребенок… Детей он не хотел, ты знаешь об этом? Много лет я все ждала и ждала, что у нас будет ребенок, но он все говорил, что надо подождать.

— Он с головой ушел в работу, — быстро нашлась Кэрол. — Вы оба еще достаточно молоды, так что можно было подождать год-другой. Может, он и о тебе думал, не хотел усложнять тебе жизнь. Ведь у тебя какие-то нелады с…

— Да, были. Но мы посоветовались с врачом, он помог… сказал, что надо делать, Ну, ты знаешь. Но прошло много времени, ничего этого Томми не делал. И когда я уже была готова, он просто не подходил ко мне.

— И именно по этой причине ты его подозреваешь? Согласись, что трудно заниматься любовью по расписанию.

— Конечно. Я понимаю. Но однажды Томми вдруг изменился: он пришел ко мне в тот день, который нам порекомендовал доктор. Кэрол, ты знаешь, когда это случилось? Знаешь, когда он захотел ребенка? Два или три месяца назад. Вот так-то. Он, наверное, уже тогда понял, что его подозревают.

Джилл резко повернулась, подошла к окну и уставилась на улицу. Несколько секунд Кэрол с негодованием смотрела на невестку.

— Боже мой, что ты говоришь, Джилл?! Неужели ты думаешь, что Томми захотел ребенка, чтобы легче было оправдаться перед судьями? Он просто созрел, понимаешь? Подготовился к тому, чего вы оба хотели!

Джилл, не отрываясь, смотрела в окно, будто выслеживала кого-то в темноте.

— Кэрол, он сам мне говорил, что адвокат, та женщина, с которой он ездил на опознание, сразу поняла, какую пользу можно извлечь из моего положения; она ему сказала, что это может смягчить судей.

— Джилл, бедняжка…

Жалость к ней наконец тронула сердце Кэрол. Она видела, что радость материнства Джилл тускнеет и меркнет под тяжестью сомнений.

— Да если бы Томми был виновен, он никогда не рассказал бы тебе о том, что говорила Майра. Если честно, то мы оба были просто в шоке, когда это услышали. Томми и думать не хотел о том, чтобы воспользоваться твоим положением. Ему сразу не понравилась идея Майры. Неужели ты не понимаешь, что он был возмущен таким предложением? Так же, как ты сейчас, так же, как и я тогда.

Кэрол сказала «был», и это прошедшее время словно стеной отделило Кэрол и Томми от Джилл.

— Так вы были возмущены? Ну и что же дальше? — Джилл обернулась и посмотрела на Кэрол.

— Сегодня я выяснила, что показания одного из свидетелей, — быть может, это самая серьезная улика против Томми, — не заслуживают доверия.

Джилл покачала головой, было видно, что она хочет узнать больше.

Кэрол коротко рассказала о своей поездке в Коннектикут, о том, что Лиза Бернбаум уже сомневается, видела ли она две цифры или это лишь ее воображение.

— Без этого номера, Джилл, без этих двух восьмерок, улик против Томми нет! Никаких и ни у кого!

Джилл горько улыбнулась.

— Это не спасает положения, Кэрол, все не так просто. Может, под твоим влиянием эта женщина теперь и думает иначе, и сомневается, но, кто знает, вдруг она не ошиблась?

— О Господи, Джилл, ты считаешь, что твой муж заслуживает?..

— И не я одна так считаю, — вспылила Джилл. — Так думают все, у кого есть глаза. Его личная секретарша два дня назад уволилась, и еще одна девушка из его фирмы тоже.

Кэрол вздрогнула и застыла с открытым от изумления ртом.

Заметив удивление Кэрол, Джилл усмехнулась:

— Э-э, так ты и не знала? Томми даже не говорил тебе, что есть женщины, которые его боятся и не хотят с ним работать. — Она подошла к Кэрол почти вплотную. — Но и это еще не все. Вчера его вызвали в банк, ну тот… во Флемингтоне, который дал ссуду в триста тысяч долларов на строительство моста, так вот, они хотят, чтобы Томми немедленно вернул деньги. Они согласились дать отсрочку, но при условии, что Томми отойдет от дел и не будет вмешиваться до тех пор, пока его невиновность не будет доказана. Так что теперь всем заправляет Фрэнк. Видишь, Кэрол, я не одна так думаю.

— Это травля, Джилл! — Кэрол начала расхаживать по комнате взад-вперед. — У них нет доказательств! — Усилием воли она заставила себя сесть на софу и, стараясь держаться спокойно, продолжала говорить:

— Просто людей легко испугать, банки тоже не хотят рисковать! — Голос ее сорвался. Она еще пыталась держать себя в руках, но уже помимо воли выпалила:

— Черт возьми! Это-то и ужасно! Нам все время твердят, что мы чисты, пока наша вина не доказана, но в жизни, дьявол, все получается совсем наоборот! Посади только маленькое пятнышко, и люди уже ничего не разглядят в тебе, кроме этого темного пятна!

Джилл подошла к софе и обронила:

— У меня есть еще кое-что, Кэрол, я нашла… кое-что…

Кэрол обернулась к невестке:

— Нашла?

Джилл чуть постояла в нерешительности и вышла из комнаты.

«Интересно, — подумала Кэрол, — она, что, решила оставить этот разговор?»

Но через минуту Джилл вернулась, в руке у нее был кусок какой-то белой тряпки.

— Недели две назад, — сказала она, подойдя к Кэрол, — я освобождала на чердаке место, чтобы позаниматься. Когда я искала в шкафу остатки краски, хотела подкрасить старую книжную полку, то на самом дне я обнаружила вот это.

Кэрол, чтобы получше рассмотреть, взяла в руки кусок материи. Это была полоска необработанной парусины сантиметра три шириной и сантиметров шестьдесят длиной, примятая с обоих концов. Ничего подозрительного. Впервые Кэрол подумала, что нервное напряжение, которое испытывала Джилл, мешает ей рассуждать здраво.

— Что же странного в том, что кусок парусины валяется в шкафу, где хранятся краски?

— Кэрол, да посмотри же! — Джилл выхватила его у Кэрол. — Ведь это не потертое старое тряпье, которым моют полы. Смотри, как аккуратно вырезана полоска. Там их много: восемь или девять точно таких же, и они мятые! Сначала я не обратила на них никакого внимания, но потом я подумала, и мне стало страшно!

— Ну и что же ты подумала? — спокойно спросила Кэрол.

Джилл схватила парусину и поднесла ее прямо к лицу Кэрол.

— Смотри, смотри, как смяты концы. Видишь, их связывали узлом. — Джилл взяла оба конца и связала их. — Слишком короткая, но если связать вместе два куска, то она будет в два раза длиннее.

— И что?..

— Кэрол, полицейские говорили, что убийца обманывал свою жертву. Чтобы человек стал менее осмотрительным и осторожным, маньяк делал вид, что ему нужна помощь!

— Ну… Полицейские считают, что он иногда пользовался костылями.

— А что ты на это скажешь? — Джилл набросила связанную кольцом парусину на голову, потом ниже — на пояс, и втиснула под туго обтягивавшую тело ленту обе руки. Кольцо было слишком узким, и Джилл не могла быстро освободить руки, но Кэрол поняла, что Джилл имеет в виду. Если сделать кольцо, связав два куска, то оно не будет так плотно прилегать к телу.

— Ты говорила об этом Томми? — спросила Кэрол.

Джилл искоса на нее посмотрела.

— Как, как бы я спросила? Я даже не хочу, чтобы он знал о моей находке.

— Значит, ты не дала ему возможности объясниться? Никаких оправданий, никаких объяснений, так?

Кэрол резко встала.

— А ты знаешь, для чего еще годятся эти куски? На петлю… а потом — суд Линча. Именно это сейчас и происходит с Томми. Вы набрасываете ему на шею петлю, ни в чем не разобравшись! Банкиры, эти женщины из конторы Томми, и ты, Джилл. И у него нет ни малейшего шанса вырваться! Нет! Если собственная жена находит какое-то тряпье в шкафу на чердаке и из-за этого покидает его в тот момент, когда она так нужна ему.

— Кэрол, нельзя закрывать глаза на…

Кэрол направилась к двери.

— Именно это мне и нужно сейчас сделать, — резко бросила она, — закрыть глаза и уснуть, чтобы завтра встать со свежей головой. Потому что, если я что-то и понимаю сейчас, так это то, что мне нужно быть в хорошей форме, чтобы помочь брату. Ложись на софе, Джилл, ты знаешь, как она раздвигается.

Кэрол пулей вылетела-из комнаты, открыла дверь своей спальни и рухнула на постель. Она лежала и думала о том, как ее раздражает Джилл, ее страхи и подозрения. Но что значило ее маленькое огорчение по сравнению с тем, что испытывает сейчас Томми. Она схватила телефонную трубку, чтобы хоть как-то облегчить его страдания.

— Джилл у тебя? — сразу спросил Томми.

— Да.

— Я так хотел, чтобы она меня поняла.

— Ей нужно время, Том. Ей, наверное, лучше побыть одной.

— Знаешь, что интересно… Мне не в чем ее упрекнуть. Жить с человеком, которого обвиняют… и ребенок скоро родится. И думаю, что ей еще тяжелее, чем мне.

— Том, с тебя, видимо, скоро снимут обвинение. У меня хорошие новости. — Кэрол принялась рассказывать, чего ей удалось добиться, побывав у Лизы Бернбаум. Когда она закончила свой рассказ, Томми поблагодарил ее.

— Кэрри, ты сотворила чудо, но, пожалуйста, будь осторожнее. Предоставь Майре заниматься такими делами. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Если я не буду делать это для тебя, то для кого же?

— Ты, я надеюсь, рассказала Джилл о своей встрече с Лизой Бернбаум.

— Да, — смущенно сказала Кэрол: ей нечего было добавить.

Томми почувствовал виноватые нотки в ее голосе.

— И она так и не поняла, что это поможет мне выпутаться?

Кэрол помолчала. Мысль о том, что она выдает тайну Джилл, удерживала ее от объяснений. Но чуть позже она все же рассказала об обнаруженных Джилл кусках парусиновой ленты и об их, по ее мнению, предназначении.

Томми ответил не сразу.

— Я понял. — Кэрол, наконец, услышала его голос. — Она думает, что эти куски ткани могли сослужить службу убийце, чтобы заманить жертву. Ты позвонила мне только потому, что тебе тоже нужны объяснения, Кэрри?

— Нет, — закричала она. — Я просто хотела поставить тебя в известность.

— У меня был старый кусок парусины, и я разрезал его для…

— Томми! Прошу тебя! Не надо!

Он замолчал.

— Прости меня, сестричка. У меня что-то нервишки пошаливают. Ты знаешь, моя секретарша уволилась. — Он горько усмехнулся. — А та, которая еще не уволилась, каждый вечер уходит с работы пораньше. Они боятся, что поздно вечером на них нападут где-нибудь на автостоянке. Как ты думаешь, Джилл захочет со мной встретиться? Я буду у тебя завтра, около двенадцати… ну, ты знаешь. Мы договорились с Майрой.

В два часа дня Томми должен был идти к судебному психиатру, и Кэрол собиралась сходить вместе с ним.

— Я не думаю, что Джилл дождется тебя, Томми.

Он ничего не ответил.

— Это только сейчас так плохо. — На глазах ее выступили слезы. — Но в конце концов все образуется. — Она отчаянно пыталась подбодрить его.

— Обещаешь? — спросил он, как бывало спрашивал в детстве, но сейчас в его голосе была такая недетская усталость, что сердце Кэрол сжалось от боли.

— Поверь мне, — попросила она.

Она решила встать пораньше, чтобы приготовить завтрак для Джилл. Утром, за чашкой кофе, Кэрол подумала, что еще не все потеряно, и она сможет уговорить невестку дать Томми еще один шанс. Но направляясь на кухню, она заметила, что софа пуста и большого чемодана Джилл тоже нигде не было видно. Она уже уехала. Томми остался один — семья распалась, но Кэрол винила в этом скорее не Джилл, а Миллера.

Пытаясь избавиться от этих мыслей, Кэрол села за работу, но у нее ничего не выходило; несколько раз она подходила к письменному столу, просматривала неоконченные наброски рассказов или разглядывала карандашные рисунки, которые нужно было раскрасить, потом снова начинала беспокойно бродить по комнате. Неожиданно она наткнулась на кусок парусины, оставленный Джилл на маленьком столике. Оба конца ленты были связаны узлом, образовывая небольшую петлю. Кэрол взяла ее со стола, с минуту повертела в руках, потом через голову набросила на плечи.

Действительно, если связать две ленты вместе, то по длине их вполне хватит на перевязь. Полиции уже известно, что преступник, притворяясь больным или раненым, вызывал у женщин сочувствие, притупляя их бдительность. Мольбы человека с перевязанной рукой о помощи звучат так же правдоподобно, как и мольбы человека на костылях. Она швырнула ленту обратно на столик и вернулась к письменному столу.

Вдруг где-то в тайниках ее сознания мелькнула мысль, и даже не мысль, а ощущение, пока бесформенное, оно лишь слабо мерцало, как светлый предмет, погруженный в мутную воду. Что-то об этой повязке…

Нет… даже не о ней, а об этом маскараде, где убийца играл роль слабого и беспомощного, как и в последний раз, когда свидетельница видела в машине женщину — одну из жертв. Ее позже похитит человек, который притворялся слепым.

Непонятным образом расплывчатые очертания убийцы, симулирующего слепоту, обрели плоть в ее сознании. Кэрол осенило, как при каком-нибудь открытии осеняет ученого. Она представила себе человека в темных очках. Если бы она могла убрать эти черные стекляшки, впрямь увидела бы лицо преступника.

Неожиданно она поняла, что не очки выдавали его, а трость, белая трость слепого!

 

Глава 23

«Все сходится: эта трость, дар перевоплощения».

Кэрол и Марго шли по Второй авеню.

— А как же машина? — спросила Марго.

— Фрэнк пользуется машиной компании, — ответила Кэрол. — Точно такой же, как и у Томми. Может быть, он даже ездит на машине Томми. Этим объясняется то, что заметили номер машины Томми.

Марго достала из сумочки пирожное.

— Дорогая, ты помнишь, как рассказывала мне о том вечере, когда вы с Фрэнком ехали вдвоем в город? Ну, когда он еще интересовался Миллером.

Кэрол покачала головой.

— Мне это еще тогда показалось странным, поэтому я тебе сказала. Он мне в тот день и ужин готовил — чудеса! Распространялся о лифтере, о том, что нужен дизайнер — привести квартиру в порядок, потом незаметно опять переводил разговор на Миллера, спрашивал об Эрике, вообще выпытывал все, что я знаю.

На углу 89-й улицы они остановились, ожидая зеленого сигнала светофора.

— На вечеринке у Томми я часто видела, как он в котелке и с тростью, белой такой, как у слепых, с острым нижним концом, выделывал все эти чарли-чаплинские штучки. В тот день, когда было опознание, он расписывал, какой он прекрасный товарищ. Может, он пошел на опознание только чтобы узнать, какую информацию получила полиция от свидетеля.

— Друг нашелся! — сказала Марго. — Должно быть, Бога молил, чтобы полиция Томми сцапала.

Зажегся зеленый свет.

— Никто лучше друга не сможет устроить тебе ловушку, — говорила Марго, когда они переходили через улицу. — Фрэнк должен знать график работы Томми, по крайней мере, он может позвонить в офис и спросить, где Томми и когда вернется.

Они были уже на другой стороне улицы, когда Кэрол заметила машину брата, задним ходом она выезжала из-под навеса возле ее дома. Кэрол пошла навстречу. Едва она успела подойти к машине, Томми сразу спросил:

— Джилл уехала?

— Я не смогла остановить ее.

Томми помрачнел.

К ним подошла Марго и спросила:

— Ты уже сказала ему?

— Что ты хотела мне сказать?

— Я думаю, что обвинения против тебя сфабрикованы и, кажется, знаю, каким образом.

— Абсурд! — сказал Томми; он стоял облокотившись на спинку кресла. — Вы тут немножко переборщили. Я знаю Фрэнка шесть лет. И если он — убийца, то я — инопланетянин.

— Удивительно! — воскликнула Кэрол. — То же самое он говорит о тебе! Кукушка хвалит петуха за то, что хвалит он кукушку. Кроме того, сразу же после опознания, он по-другому запел.

Томми сухо усмехнулся.

— Вы просто потрясающие люди: Фрэнк хорошо подражает Чарли Чаплину, и по этой причине вы готовы обвинить его Бог знает в чем.

— Господи Боже мой, — нетерпеливо перебила его Кэрол, — а трость! Свидетельница видела слепого мужчину! У Фрэнка есть трость, с какими обычно ходят слепые, к тому же он великолепный актер!

Томми только покачал головой.

— Да как ты можешь защищать его? Как он тебе отплатил за все то, что ты сделал для него? Ты взял его на работу простым торговым агентом и выдвинул на должность…

Томми замер.

— Это Фрэнк сказал тебе, что работал торговым агентом в Био-Теке?

— Да, — ответила Кэрол.

— Он был продавцом, — медленно и четко произнося каждое слово, Томми выпрямился. — Иногда я просто не могу поверить, что это был Фрэнк.

— Ты о чем? — спросила Кэрол.

— Когда он пришел устраиваться на работу ко мне в Био-Тек, я обнаружил, что в его анкете кое-что подправлено. Я позвонил на его прежнее место работы, хотел побеседовать с работодателем, и тут-то выяснилось, что он прибавил к своей заработной плате десять тысяч долларов и сочинил себе липовую должность. — Томми присвистнул. — Позже я узнал, что он выдумал и награду, якобы полученную в колледже.

Кэрол была поражена.

— Как ты мог взять на работу человека, который состряпал липовую автобиографию? Разве можно верить тому, кто?..

— Подожди, Кэрол. Я взял его на работу, потому что он отличный продавец и замечательный менеджер. Заметь, что между ложью и убийством тридцати или сорока женщин — огромная пропасть. Хорошо, допустим, что Фрэнк поступил нечестно, но ведь половина Америки берет взятки и не платит налог на прибыль.

Марго, все время молча слушавшая разговор, чуть наклонилась вперед и спросила:

— Томми, Фрэнк когда-либо пользовался служебной машиной? — Она села поудобнее.

Томми поднес руку к лицу и задумчиво потер лоб.

— Да, пользовался пару раз. Я много езжу на своей машине, и поэтому служебная частенько свободна.

— Вот видите! — торжествующе воскликнула Марго, она встала с кресла и прошлась по комнате. — Я вот думаю, а что если мы проникнем в его квартиру? Может быть, там и обнаружится что-нибудь.

— Если просто позвонить Фрэнку? Вдруг мне удастся вызвать его на разговор, и он скажет что-нибудь лишнее, вдруг да и проговорится.

— Так. Стоп! — воскликнул Томми. — Вы что это? Это вам не пляжное приключение! Две девушки идут по следу убийцы! Замечательно! Я думаю, что Фрэнк ни в чем не виновен. Но даже если он и замешан в этом, то играть в детективов — последнее дело. Мы расскажем Майре, и пускай ее сотрудники этим займутся.

Марго ходила по комнате. Она совершенно не слушала Томми.

— Ты, Кэрол, говоришь, что ему был нужен дизайнер. А что если я приду к нему под видом…

— Прекрати сейчас же, Марго! — прикрикнул на нее Томми. — Ты меня пугаешь, черт возьми!

Его вспышка заставила девушек спуститься с небес на землю. Несколько секунд все трое молчали.

— И… вот еще что я хочу сказать. Допустим, вы не ошиблись насчет Фрэнка, тогда любая улика, которую вы сможете найти, может сыграть важную роль.

— Конечно! — откликнулась Марго.

— Вспомните, ведь Фрэнка обвиняли в том, что он, одурманенный наркотиками, убил свою жену. Его дочь попросила знакомого адвоката осмотреть их дом в Род-Айленде. На суде присяжные объявили ложными все предоставленные улики, так как расследование проводилось заинтересованным лицом — другом семьи. Поэтому лучше будет, если Майра проведет расследование руками полиции.

— Да, конечно, — насмешливо заметила Марго. — Полицейские сразу бросят все свои дела и побегут разыскивать улики. Они же сначала поговорят с Фрэнком, и у него будет возможность замести следы.

— Майра все же адвокат, и она все время занимается такими делами. Это ее работа.

— Он прав, Марго, — сказала Кэрол.

Томми подошел к телефону и набрал номер. Представившись, он попросил Майру Кантрелл. Через секунду положил трубку.

— Майра сегодня целый день в суде. Я позвоню ей позже. А вы пока выбросьте из головы все ваши сумасшедшие планы. Я не особенно верю в то, что Фрэнк виновен, но если вдруг это действительно так, то любой шаг, предпринятый вами, может закончиться трагедией.

Он вышел в прихожую и взял из шкафа пальто; потом уже мягче добавил:

— Я очень ценю вашу помощь, но предоставьте Майре заниматься этим. Ладно?

— Как хотите, — расстроенно ответила Марго.

— Спасибо. — Томми надел пальто. — Пойдем, Кэрол. Я не хочу опаздывать.

Контора Герберта Грея находилась в подвале большого здания из красного кирпича на 72-й западной улице, недалеко от Парк Уэст. У входной железной двери их уже ждал врач. Кэрол представляла его пожилым, полагая, что все, кто имеет отношение к этой тайне, должны не один десяток лет просидеть над учебниками. Вопреки ее ожиданиям, Герберт Грей оказался тридцатипятилетним человеком с ничем не примечательными чертами лица и модной прической. Он был похож на тех молодых людей, которые мило улыбаются с рекламных обложек журналов.

Сначала Кэрол думала, что Томми войдет в кабинет один, но Грей пригласил и ее. Это была огромная комната, посредине стоял старый стол, рядом два стула. Психиатр обошел стол и сел на свое место. Кэрол и Томми устроились напротив.

— Ну вот. Можно и начинать. У вас есть какие-нибудь вопросы? — спросил врач, поигрывая золотой ручкой. Томми и Кэрол как завороженные смотрели на замысловатые движения его пальцев, будто ждали, что вот-вот «в руках фокусника исчезнет монета».

— Вы знаете, по какому поводу я здесь?

— Конечно. Майра объяснила мне.

Томми, смутившись, подвинулся на краешек стула.

— В таком случае вы понимаете, что от результатов этого теста многое зависит, может быть, вся моя жизнь.

— Вы немного преувеличиваете, — дружелюбно ответил Грей.

Кэрол тоже хотела задать вопрос. Она понимала, что ее поведение может как-то повлиять на приговор психиатра, поэтому старалась держаться в рамках. Однако понимает ли врач, что в таких ситуациях трудно оставаться спокойным?

— Вы не могли бы рассказать нам принцип работы, и что можно действительно узнать о человеке, который проходит этот тест.

— С удовольствием, — сказал Грей. — Во-первых, я хочу, чтобы вы поняли: плохих или хороших оценок не существует. Это не экзамен, просто вам необходимо выполнить несколько упражнений. Одним из них является тест Рошека — пожалуй, самый важный. Он заключается в том, что человек смотрит на различные неправильной формы чернильные пятна и говорит, что они ему напоминают. Я уверен, что вы уже видели, как это делается. Есть еще один тест, он появился не так давно и называется «Тест на тематическую аперцепцию», или ТАТ — под такой аббревиатурой он широко известен. Суть его в том, что человек смотрит на определенные картинки и говорит, что он о них думает. Потом поиграем в числа, составим головоломку. Вот и все.

Томми посмотрел на Кэрол, потом перевел взгляд на доктора.

— И из всего этого вы будете исходить, чтобы решить, нормальный ли я?

— Нормальный? — Герберт Грей добродушно улыбнулся. — Никогда в жизни я не встречал нормальных людей. Как вы думаете, человек, который хочет стать президентом Соединенных Штатов, нормальный? Словом «нормальный» на нашем человеческом языке совершенно лишено смысла. Люди плохо или хорошо относятся друг к другу, могут оказывать воздействие на других людей, приспосабливаться к окружающим или ненавидеть их.

Кэрол заметила, что врач не ответил на вопрос Томми, вероятно, намеренно.

— Но Майра нам говорила, что вы сможете определить… способен ли Томми… совершить…

— Да, конечно. Я смогу определить.

— Каким образом? — спросил Томми.

— На основании этого теста у меня сложится определенная картина вашей личности. С одной стороны — довольно грубая: можно ли вообще хорошо узнать человека за три часа? А с другой, зная, как вы реагируете на то или иное событие, я смогу определить ваше душевное состояние, ваше отношение к окружающему вас миру.

— Простите, пожалуйста, но может так случиться, что вы ошибетесь? — спросил Томми.

— Неверный диагноз? — ответил Герберт Грей, — не думаю. Вернете ли вы банкноту продавцу, который ошибся и дал вам десять долларов сдачи вместо пяти? Смогу ли я это узнать? Маловероятно. Но определить, способны ли вы совершить несколько зверских убийств, — да, могу. — Грей поднялся. — Мисс Уоррен, Майра рассказала мне, какое деятельное участие вы принимаете в судьбе брата, но сегодня со мной должен остаться лишь он один; поэтому, если вы не возражаете…

Кэрол поднялась, кивнула Томми и улыбнулась, подбадривая. Вместе с доктором они вышли в вестибюль.

— Да не пугайтесь вы так! Это не хирургическая операция на мозге, понимаете? Это просто беседа.

Она поблагодарила его и выбежала на улицу, направляясь к остановке автобуса у Центрального городского парка. В голове ее цепко засели последние слова доктора. Он сказал, что это только беседа, как будто беседа не может причинить вреда. С чего начинались эти роковые встречи женщин с лесным убийцей? С простых разговоров, а заканчивались — смертью женщин!

Приют Делмара Гарденса находился за городом. Аккуратный, больше похожий на частный клуб, а совсем не на тот мрачный барак, набитый до отказа старичками, каким Кэрол его себе представляла; современное трехэтажное здание, со вкусом отделанное; парк вокруг, маленький пруд заставляли забыть, что вы в больнице, так здесь было по-домашнему уютно.

— Замечательно! Правда, дорогая? — Кэрол и Калли Нельсон стояли у парадного входа. — Я думаю, Питеру понравится здесь.

— Я уверена, что и Томми не будет возражать, — согласилась Кэрол.

— Как там поживает мой мальчик? Работает, не покладая рук, как я и твой отец?

Кэрол быстро ответила, что из-за работы в последнее время у Томми нет ни минуты свободной.

— Такова жизнь! — ответил Калли. — Работаешь, работаешь, а потом и забываешь, что есть что-то еще, кроме работы.

Они вошли в здание. Калли давно подыскивал место, где Пит чувствовал бы себя хорошо и спокойно, и, по его мнению, этот приют был гораздо лучше всех остальных. Пройдя через вестибюль, они встретили директора, Эли Гарроуэя, полного пятидесятилетнего человека с вьющимися седыми волосами. Он предложил им «экскурсию по кораблю», как он сам это назвал. Приют действительно отличный, мебель в комнатах отдыха была уже не новой, но еще крепкой и очень удобной.

В штате клиники не только три медсестры и лечащий врач, но и фармацевт, который работал неполный день.

— Вам повезло, — сказал Гарроуэй. — Мы сейчас стараемся меньше принимать тяжелобольных, которые требуют много внимания со стороны медицинского персонала, поэтому у нас есть свободные места, Мы с удовольствием примем мистера Уоррена.

— Ну, просто гора с плеч, — сказала Кэрол и поблагодарила директора.

— Если желаете, то можете погулять, посмотреть все, что вас интересует, — сказал Гарроуэй. — А если хотите покончить с формальностями сегодня, то мы можем сейчас же заполнить все необходимые бумаги и договориться о дне приема.

Калли взял Кэрол под руку, и они вышли через солнечную веранду на Задний дворик.

— Калли, сможет ли отец позволить себе именно этот приют? Ведь такие заведения стоят бешеных денег.

— Частично счет оплатит Государственный фонд помощи, на оплату пойдет и пенсия Питера, к тому же у нас будет значительная сумма от продажи дома. Но… вот еще что… если ты или Томми будете нуждаться в… в общем, у меня сейчас отлично идут дела.

— Нет, Калли…

— Хорошо, тогда скажи, на что мне тратить деньги? У нас с женой их гораздо больше, чем нужно.

Вот уже много лет Калли Нельсон помогал Уорренам. Он платил огромные суммы за обучение Томми, частенько, хотя Кэрол и не просила, посылал ей деньги, когда она была еще начинающей писательницей. Поэтому сейчас Кэрол подумала, что этот человек сделал для ее семьи более чем достаточно.

— Мы сами все оплатим. В противном случае, поищем что-нибудь поде…

— Солнышко мое, неужели мы допустим, чтобы Пит жил там, где будет мрачно и неуютно? Я так не могу. Ты что же думаешь, я не знаю, как тяжело достаются деньги? Конечно, когда много делаешь для человека, это тоже может задеть его самолюбие. Это-то меня и беспокоило больше всего, когда я искал лечебницу для Пита, и когда Том пришел ко мне за деньгами, чтобы открыть свое дело…

— Я ничего не знала об этом, — сказала Кэрол.

— Я попросил его никому ничего не говорить: только он и я — строго конфиденциально. Давай не будем о деньгах. Питу здесь будет хорошо, и мы все в этом заинтересованы.

Кэрол вдруг пришла в голову мысль о том, что эта клиника не похожа на заведение, куда принимают по первому требованию. Сюда, наверное, огромная очередь. Хотя Калли сказал, что Кэрол и Томми могут привезти отца в любое время, как только сочтут необходимым.

— Калли, почему они согласились принять отца без всякой очереди?

— У них есть свободное место, один пациент умер.

Судя по тому, что Калли ответил на вопрос, не задумываясь, он ждал его и заранее обдумал свой ответ.

— Это правда? — спросила Кэрол, в голосе ее открыто звучало сомнение.

— Ну, хорошо. Допустим, я пообещал им небольшое вознаграждение. Надеюсь, здесь нет криминала? Ты не заявишь на меня в полицию?

Кэрол благодарно улыбнулась и взяла Калли за руку.

— Вы святой!

— Ну, только не в этой жизни! — ответил он с кривой усмешкой. — В той, неземной, может быть! Ладно. Давай все же заполним нужные документы, да я пойду к Питу, поболтаю немножко. Может, через пару лет, кто знает, Сара отправит меня сюда, в эту клинику. Соберутся дети, приедете вы с Томми, а потом оставите нас, трясущихся и дряхлых и, закрыв за собою дверь, вдруг задумаетесь: «А что же, черт возьми, такое — жизнь?» И когда вы это поймете, то, быть может, доверите мне свою самую сокровенную тайну.

 

Глава 24

В конце коридора их ждала Майра Кантрелл. Она стояла в дверях своего кабинета, свет невидимой лампы резкими мазками вычерчивал ее силуэт.

— Доктор Грей уже приехал, — сказала Майра, когда Кэрол и Томми подошли и поздоровались. — Я бы вам позвонила раньше, но сама ознакомилась с результатами теста всего десять минут назад. Я думаю, что они вас обрадуют.

— Слава Богу! — воскликнула Кэрол и взглянула на Томми.

Он смотрел отрешенно, как загипнотизированный. Даже когда она обняла его, прошло несколько секунд, прежде чем он ответил:

— Я знал, что я не сумасшедший. — Он, наконец, тоже обнял ее. Майра сделала вид, что не замечает их состояния.

— Прежде, чем мы войдем в кабинет… я бы не хотела говорить об этом в присутствии Грея, потому что может случиться, ему придется столкнуться и с Фрэнком. Сегодня утром я звонила в полицию Нью-Джерси по поводу Фрэнка Мэтсона. Они, конечно, не в восторге от того, что я направляю их действия… поэтому дадим им пару дней на раздумье, а потом снова попросим заняться Мэтсоном.

Она распахнула дверь. На кушетке сидел доктор Герберт Грей, при виде Кэрол и Томми он поднялся и протянул руку. Поприветствовав его, Кэрол встала в сторонку, и вдруг, когда Грей пожал Томми руку, вспомнила, что он не подал руки вчера, когда Томми был для него потенциальным психопатом.

— Герберт, мы готовы выслушать ваше резюме, — сказала Майра. Психиатр сел.

— Обычно я делаю заключение письменно, — начал он, — но принимая во внимание срочность этого дела… — Он открыл свой портфель, достал из него тоненькую папку и обернулся к Томми.

— Мистер Уоррен, вы не должны воспринимать это как неуважение к вам или оскорбление! Я на основании данных экспертизы делаю заключение, что в вашей психике присутствуют все виды отклонений, которые известны: временами наблюдается эмоциональная неуравновешенность, мания величия, которая без видимых причин может переходить в комплекс неполноценности. Такие характеристики находятся вне контекста того, что мы называем психическим здоровьем, хотя, кое-что можно подправить, если вы обратитесь к врачу. — Легкая улыбка тронула его губы. — А что касается вашего дела, то хочу сказать: я совершенно уверен — вы просто не способны совершить те зверские убийства, в которых вас обвиняют. В пользу такого заключения свидетельствует большое количество фактов, подробно я их изложу в моем письменном отчете, но, может быть, сейчас для вас важно то, что я готов свидетельствовать в вашу пользу на любом суде.

Кэрол вздохнула с облегчением, но к ее радости примешивалось чувство возмущения… Ее раздражала полиция, Пол Миллер и вообще вся та государственная система, которая так легко и беззаботно может сломать жизнь человека.

Майра Кантрелл улыбнулась Грею:

— Это замечательная новость, Герберт. Мы вам очень благодарны! Вы все сделали так быстро!

— Я тоже хочу поблагодарить вас, — тепло сказал Томми.

— Вот видите, — Грей посмотрел на Томми, — слабая нервная система — это еще не смертельно.

Томми смущенно улыбнулся, обернулся к Майре и спросил:

— Что же мне делать дальше?

По выражению лица Майры Кэрол поняла, что адвокат торжествует победу. Несмотря на то, что она никогда открыто не признавала невиновность Томми, Кантрелл делала все возможное, чтобы он был оправдан.

— В ближайшие несколько дней, — сказала Майра, — я кое-кому осторожно намекну на положительные результаты заключения Герберта, опознания и отсутствие других улик. Я думаю, этого достаточно, чтобы полиция Нью-Джерси оставила вас в покое. Так как здесь у них вышла осечка, пусть ищут кого-нибудь другого. Конечно, было бы лучше, — добавила она, — если бы был схвачен настоящий убийца.

— Я хочу только одного: вернуться к прежней жизни, — горестно сказал Томми. — Хотя бы настолько, насколько это возможно!

«Он имеет в виду Джилл, — грустно подумала Кэрол. — Наверное, это единственная потеря, которая больно ранит его сердце. И все сложилось именно так, а не иначе, быть может, только потому, что он пытался помочь этому человеку — Фрэнку Мэтсону».

— Доктор Грей. — Кэрол нахмурилась. — Если вы определяете, что человек не способен надругаться над женщиной, то вы, вероятно, можете узнать, кто способен на это. Скажите, каков убийца в жизни? Что сделало его таким?

Герберт Грей скрестил на груди руки и задумался.

— Вы хотите, чтобы я рассказал вам о причинах возникновения самой сложной болезни! Ведь совсем непросто понять, что из себя представляет сексуальный психопат, одержимый манией вседозволенности. Известно, что такие люди несколько извращенно воспринимают свое внутреннее «я»: свои желания, мысли… поэтому каждый из них меняет свое отношение к окружающим его людям так же часто, как мы с вами меняем одежду. Видимо, это связано с тем, что в детстве у такого человека были очень напряженные взаимоотношения с матерью, которая пыталась быть в курсе всех его дел, выбирала для него друзей, занятия. Затем ее навязчивость перерастает в борьбу за полное обладание его душой и сердцем, помыслами и желаниями. Это приводит к тому, что внешнее принуждение постепенно уходит глубоко внутрь, но особая психическая инстанция отторгает его и, как следствие, человек начинает ненавидеть всех женщин. Об этом можно долго говорить, но совершенно очевидно, что в любом случае в наших рассуждениях будет отсутствовать очень важный момент. Этим недостающим элементом является тайна. — Психиатр поочередно окинул всех троих взглядом: сначала Кэрол, потом Томми и Майру. — Возьмем десятерых мужчин, у которых аналогичные проблемы, и каждый всем сердцем ненавидит женщин; может случиться, что ни один из них не будет психопатом, который получает полное сексуальное удовлетворение лишь при виде мук и страданий. И несмотря на то, что основные черты характера будущего мужчины закладываются в детстве, это порой происходит так незаметно, что иногда в совершенно одинаковых условиях вырастают совсем разные люди. Поэтому подчас просто невозможно с научной точки зрения объяснить, откуда берутся такие уроды в человеческом облике. — Грей замолчал и, улыбнувшись, с видимой неохотой сказал:

— Может быть, мне, с профессиональной точки зрения, и не следовало бы говорить вам об этом. Все, что я здесь сказал, больше подходит для проповеди священника, хотя… даже Фрейд, когда писал о врожденном инстинкте к разрушению, рассматривал его как деяние божественных и дьявольских сил. Так что я, видимо, буду прав, если скажу, что преступление, с которым мы имеем дело, просто не поддается логическому объяснению. И правда, быть может, в том, что этот убийца — есть не что иное, как земное воплощение греха. — Грей умолк и, будто эти слова были предназначены только ему одному, тихо добавил: — Греха, во всей его неприглядности.

Результаты судебно-психиатрической экспертизы оправдали прогнозы Майры. Она уже информировала полицию Нью-Джерси о положении дел, и хотя официально подозрения с Томми еще не были сняты, полиция отказалась от намерения арестовать его. С другой стороны, предпринимались кое-какие действия для более тщательной проверки Фрэнка Мэтсона.

— Эти полицейские политики меня без ножа режут, — объяснила Майра. — Мэтсон находится вне юрисдикции полиции Нью-Джерси, но в Нью-Йорке навели о нем справки и говорят, что он, похоже, не замешан в этом деле, и нужны новые доказательства, чтобы завести на него дело.

— И что же нам теперь делать? — спросила Кэрол.

— Я думаю над этим. — Майра, очевидно, пока не видела выхода.

Кэрол поняла, что все складывается именно так, как когда-то предсказывал Пол Миллер: полицейские управления заметают следы и, не желая признаваться в своих просчетах, отказываются от сотрудничества друг с другом. «Что же произойдет, если Фрэнку Мэтсону удастся избежать расследования? — размышляла Кэрол. — У него будет время не только позаботиться об алиби, но и подумать, как усугубить положение Томми».

Случись все это раньше, Кэрол, не раздумывая, обратилась бы за помощью к Эрику, но сейчас она воспринимала его не как друга, а как полицейского, который по долгу службы занимается одним из подозреваемых по делу об убийствах.

Когда-то Кэрол верила в высшую справедливость, в космический разум, который вершит суд, помогая хорошим людям и наказывая плохих, но теперь, когда она столкнулась с чудовищной несправедливостью, причины, которой была не в силах понять, от всех ее иллюзорных надежд не осталось и следа. Полиция ничего не предпринимала для того, чтобы задержать Фрэнка Мэтсона, и насколько Кэрол могла убедиться, никто и не собирался этого делать.

 

Глава 25

Фрэнк остановил свой выбор на «Деревянной шкатулке» — загородном ресторанчике, расположенном недалеко от северной границы графства Уэстчестер. Он решил немножко отдохнуть, впрочем, главной причиной была Кэрол. Она чувствовала, что обстоятельства заставляют ее проводить с Фрэнком гораздо больше времени, чем предполагалось вначале.

Когда Кэрол договаривалась с ним о встрече, ей пришлось пустить в ход всю свою женскую хитрость и изворотливость, в чем, к ее удивлению, она недостатка не испытывала. Сразу же после разговора с Майрой Кэрол решила, что если она немедленно не вмешается в это дело, улики против Фрэнка никогда не будут найдены. Она тщательно обдумала, как вернуть доброе расположение Фрэнка: «Звоню и прошу прощения за гневную вспышку тогда, в машине, после опознания, потом — мольбы о сострадании к бедной и… здесь можно пустить слезу. О, если б он мог простить ее… навеки благодарность ее не знала бы границ…» Он простил ее на удивление быстро, и она, не мешкая, предложила встретиться и поужинать где-нибудь за городом.

Все время, пока Кэрол говорила по телефону, перед ее мысленным взором — вечеринка у Томми и Фрэнк в широких панталонах, на голове шляпа-котелок, в руке трость. Исполняет чаплинского «Маленького бродягу»… Да, белая трость… с такими обычно ходят слепые…

В этот день Фрэнк возвращался домой ближе к вечеру, и чтобы не терять времени, он предложил Кэрол встретиться у него. Фрэнк уже выходил из дома, когда появилась Кэрол. Сначала он, растерявшись, сделал вид, что не узнал ее или даже просто не ожидал здесь увидеть, и только потом губы его растянулись в широкой улыбке. Увидев это мгновенное превращение мрачного и раздраженного человека в обаятельного, по-мальчишески улыбающегося добряка, Кэрол почувствовала, что кровь стынет у нее в жилах. «Именно так он это и делает! — подумала она. — Хамелеон! Что ему стоит! То слепого с тросточкой изобразит, то прикинется несчастным инвалидом на костылях! Ну ладно! Ты неплохой актер, но вилами на воде писано, что этим вечером ты не сыграешь лучше меня!»

Всю дорогу в машине и потом, когда они вошли в ресторан, листали меню, Кэрол болтала с ним о всяких пустяках. Бросая одну за другой ничего не значащие реплики, она со страхом ожидала, что он вот-вот заметит клокочущий в ее душе ужас. Что он сделает, если догадается об ее истинных намерениях?

Смакуя, Фрэнк маленькими глотками отпивал вино из бокала. На стол еще ничего не подавали.

— Ты знаешь, а ведь это прекрасная Идея! Здесь гораздо приятнее, чем в городе!

— И это говоришь ты! — весело отозвалась Кэрол. — Человек, который не допускает даже мысли о том, что можно жить где-нибудь за чертой города?

— Нет. Ну, это совсем не то, если тебе приходится жить за городом! — криво усмехнувшись, сказал Фрэнк. — Это местечко выглядит куда привлекательнее, когда приезжаешь сюда на пару часов.

Он начал рассматривать зал, в котором они сидели: от деревянных столов, казалось, веяло древностью, на каждом — деревянная салфетница с росписью ручной работы, кремоватого цвета стены, лилии и веточки вереска в вазах…

— Посмотри, как здесь здорово! — не удержался он.

— Да, замечательно! — ответила Кэрол. «Ты — урод!» — так хотелось ей добавить… Она едва слушала его разглагольствования о том, как прекрасно оформлен зал, и позже, — когда принесли ужин, — о политике, о спрингстинском концертном зале, где он недавно побывал. Почти ничего не оседало в ее памяти, но она вдруг поймала себя на мысли о том, что кивает и поддакивает именно тогда, когда это необходимо. С трудом вспоминая, что он говорил минуту назад, она даже пыталась поддержать разговор, чтобы красноречие его не иссякло.

— …даже для Тома.

Произнесенное вслух имя ее брата вывело Кэрол из забытья.

— Да, конечно, — автоматически сказала она.

— Все в «Медитроне» только об этом и говорят. Есть хоть какая-нибудь надежда, что полиция оставит его в покое?

«Ах! Все же сорвался! Интересуешься!»

— Он все еще под подозрением, — сказала Кэрол, стараясь быть разговорчивой, в надежде выудить у него хоть какую-нибудь информацию. — Адвокат говорит, что полиция будет держать его на примете пока… пока не произойдет еще одно преступление и у Томми не будет железного алиби.

Они помолчали. Кэрол почувствовала, что силы покидают ее, просачиваясь вовне, как песок из верхней колбы в нижнюю в песочных часах. Неужели она не выстоит до конца?

«Приготовься», — сердце ее бешено заколотилось. Потом медленно и спокойно она поднесла салфетку к губам и отодвинула стул назад.

— Здесь что-то очень жарко, — сказала Кэрол, вставая, — мне нужно привести себя в порядок.

Пора! Медленно, очень медленно, все время приказывая себе не суетиться, встала позади стула, сделала вид, что задумалась, уставясь в пол…

«Интересно… — вполголоса она изобразила легкий испуг… — Да куда же она подевалась? — приподняла край скатерти, заглянула под стол. — Нет, и там ее нет! — Подумала, сосредоточилась. Снова перебрала все в памяти… Нет».

— Ты не помнишь, я пришла с сумочкой?

— Я не заметил.

— О, черт! Я сейчас вернусь.

Она выпрямилась, поставила стул на место, к столу, и направилась к выходу. «Заметит или не заметит её сумочку под столом?» Шаг, второй, третий… Она вздрогнула, услышав его голос.

— Машина закрыта, а ключи у меня, — сказал он ей вдогонку. — Я сам схожу. — Фрэнк встал.

— Не надо. Что ты как маленький! Дай мне ключи, я и так хотела выйти подышать воздухом.

Он пошарил руками по карманам пиджака, достал ключи и протянул ей маленький серебряный брелок в виде полукольца с крохотными ушками с обоих концов.

«А сейчас улыбнись ему!» — приказала она себе.

— Спасибо. Я сейчас вернусь.

Она повернулась и, делая вид, что торопиться ей некуда, направилась к выходу.

«Отлично сработано!» — похвалила сама себя, выскользнув из зала. Особенно ей понравилось то, что она не попросила ключи, а сразу пошла к машине. Так что все выглядело естественно — никакой фальши.

Даже уже на улице она, боясь, что Фрэнк наблюдает за ней, стоя у двери, ни единым жестом не выдала своего нетерпения; и лишь свернув за угол, рванулась быстрым шагом, почти бегом, к машине с номером 378 ESG. Открывая дверь, она подумала, что цифры не сходятся с теми, которые назвала Лиза Бернбаум. «Хотя, — подумала Кэрол, — если цифру 3 принять за восьмерку, то…» Она села в машину и принялась тщательно осматривать салон. Открыла бардачок и достала из него целую стопку карт — нью-йоркская, Нью-Джерси, Коннектикут. Кэрол разложила их на водительском сиденье и стала просматривать одну за другой: все были новые, — бумага еще поскрипывала; пометок не было никаких!

«Да, — подумала Кэрол. — Так всегда делают, чтобы не оставлять улик».

Она встала на колени и заглянула под передние кресла: под водительским стояла коробка с теннисными мячами, под соседним — только скребок для очистки снега. «Бесполезно, — думала Кэрол, выходя из машины и закрывая дверь на ключ. — Просто бесполезно!» Она рванулась к багажнику. Подняла крышку — автоматически загорелась лампочка. Там, в освещенной нише Кэрол увидела три белых тросточки с заостренными концами — с такими обычно ходят слепые! На самом дне лежала циновка в каких-то пятнах. Она наклонилась ниже, чтобы рассмотреть: серые волокна свалялись и расплющились, а грязное пятно окрашивало их в темно-красный цвет. Мурашки пробежали по коже, казалось, медленно, клетка за клеткой каменеет тело. «Да не стой же ты здесь! Уходи!» — застучало в висках.

Она захлопнула крышку. Раздавшийся при этом звук, похожий на хлопок выстрела, вихрем сметающего бегуна с линии старта, заставил Кэрол броситься к ресторану с такой скоростью, на которую она только была способна.

Направляясь через зал к своему месту, она почувствовала, что силы оставляют ее, ноги подкашиваются. В полном изнеможении она плюхнулась на свое место.

Фрэнк улыбнулся:

— Ну что, нашла свою сумочку?

— Да, — ответила она. — Там, где я ее оставляла.

Официантка подкатила к их столику тележку с десертом.

Кэрол содрогнулась: везде была кровь — и в бутылке с пепси-кольной этикеткой, и в розетке с клубничным вареньем.

— Что будете заказывать?

— Мне, пожалуйста, горячий шоколад. — Кэрол решила не подавать вида, что у нее пропал аппетит.

Фрэнк взял себе пирожное с лесным орехом. Когда официантка ушла, Кэрол уткнулась в свою тарелку и не поднимала глаз. Ничто на свете не могло заставить ее есть.

— Что с тобой? — спросил Фрэнк. — Ты побледнела.

— У меня какая-то слабость; здесь так душно!

— Кажется, не так уж и душно.

— У меня еще сегодня утром горло побаливало. Может, я грипп где подхватила.

Она потрогала рукой лоб — он был влажный. Фрэнк вел себя как настоящий джентльмен. Когда она попросила отвезти ее домой, он тут же расплатился с официанткой и принес из гардероба пальто. Всю обратную дорогу Кэрол постоянно думала о том, что видела в багажнике у Фрэнка. Сейчас она действительно ощущала то болезненное состояние, которое разыгрывала в ресторане: она чувствовала себя такой разбитой и усталой, что, пожалуй, вздремнула бы, если бы ехала в машине с кем угодно, только не с Фрэнком. Собрав последние силы, она боролась со сном.

Они вошли в холл дома, где жила Кэрол. Он крепко держал ее под руку, будто она была инвалидом и не могла ходить. Уже у лифта она обернулась к нему:

— Спасибо, Фрэнк. Все было замечательно. Я сейчас поднимусь к себе и лягу в постель.

— Давай я приготовлю тебе чаю.

— Нет. Что ты. Я сейчас сразу лягу. Потому что, если у меня грипп…

Фрэнк сделал шаг назад.

— Да что все это значит? — Он был раздражен. — Ты просто потешаешься надо мной. Мы третий раз встречаемся, и каждый раз это заканчивается тем, что ты меня прогоняешь. В первый раз ты была расстроена тем, что натворил этот Миллер, потом ты очень устала после работы, и сейчас, наконец, этот грипп. Я уже начинаю подозревать, что ты позвонила не только для того, чтобы извиниться; за всем этим кроется что-то странное. Может, это и глупо, но я чувствую себя… обманутым. Такое впечатление, что со мною играют как с куклой.

Казалось, чем больше он говорил, тем враждебнее становился его голос. «Вот он опять другой, — подумала Кэрол. — Хамелеон!»

— Прости меня, Фрэнк. — Она держала палец на кнопке лифта. — Но я и впрямь плохо себя чувствую.

— Могу поспорить, что это ложь! — Он немного успокоился. — Знаешь, что я думаю? Я думаю, что ты — кокетка, чертова кокетка! Ты сначала завлекаешь, а потом не даешь к себе прикоснуться.

— Какой ужас! Прекрати сейчас же говорить со мной как с… — Кэрол перестала притворяться.

— Почему ты не хочешь провести со мною эту ночь? — Он почти кричал. — Мне всегда казалось, что ты что-то замышляешь. Какого черта тебе надо? К чему все эти загадки?

Услышав их крики, прибежал швейцар, в руках у него была короткая свинцовая дубинка, которую специально оставляли у входной двери.

— Вы нарушаете порядок, сэр. Я думаю, что вам лучше уйти.

— Да, я уйду, — с горечью сказал Фрэнк. — Я с радостью пойду ко всем чертям, только бы подальше отсюда! — Фрэнк пошел прочь, но, сделав несколько шагов, он обернулся.

— Можешь передать своему брату все, что я тебе здесь наговорил! Пусть он набьет мне физиономию, хотя сейчас не совсем подходящий для этого момент, не правда ли? — Он направился к выходу, но у самых дверей остановился и выпалил:

— Да, и не забудь рассказать ему, как ты со мной обошлась!

Кэрол всю колотило от негодования, когда она вошла в спальню. У нее даже не было сил снять пальто. Она просто сидела в темноте, стараясь унять дрожь.

Случайно скользнув взглядом по цифровому дисплею автоответчика, она машинально отметила: «Два звонка». Это привлекло ее внимание. Наклонившись вперед, она нажала на кнопку «play», выпрямилась и стала слушать.

«Кэрол, это Марго. Мне кажется, Том неправ! Мы должны что-то предпринять. Итак, я приступаю! Если я представлюсь дизайнером, то смогу проникнуть в квартиру Мэтсона. Я позвоню тебе позже!»

«О Боже, это же бессмысленный риск!» Кэрол схватила трубку. «Нужно позвонить Дженнерсам». В это время прозвучал сигнал; на табло высветилось: «Положите трубку», и секундой позже: «Кэрол, это Ларри. Ты видела сегодня Марго? Она пропала с самого утра! Я думал, она у тебя! Позвони мне, пожалуйста!»

Кэрол застыла, рука с трубкой повисла в воздухе. «Когда звонила Марго? Конечно же, после обеда!»— Она, наконец, положила трубку, вспоминая, проверяла ли она автоответчик перед тем, как пошла в ресторан с Фрэнком.

«А что если Марго звонила раньше? Может, Кэрол забыла проверить, есть ли для нее сообщения? Она ведь частенько забывала об этом, когда было много работы; и сегодня, думая о предстоящей встрече с Фрэнком… — Она не могла вспомнить. — Хотя, чего так разволновалась?! Ведь до того как они встретились, у Фрэнка были дела в Лонг-Айленде, правильно? Значит, у него не было возможности встретиться с Марго, и он никак не мог…»

Зазвонил телефон. Она рывком сняла трубку.

— Привет!

— Кэрол, я оставлял тебе… ты слушала? — Это был Ларри Дженнер. — Я звонил тебе, я хотел узнать, ты видела Марго сегодня?

— Ларри, меня не было весь вечер, я только что пришла. Марго тоже звонила, оставила…

— И что, что там?

— Ты знаешь… у нас были планы… мы… — виновато промямлила Кэрол.

— Кэрол, слушай: Марго исчезла! Я уже был в полиции.

Тишину, наступившую после его слов, нарушил крик Кэрол:

— О нет! Господи, нет!

«Неужели это Фрэнк убил, а потом пошел с нею в ресторан? Не может быть… Вот он лесной… лесной хищник, хитрый и жестокий. С улыбкой на лице… обагрить руки кровью…»

— Кэрол, Кэрол, — настойчиво повторял Ларри. — Какое сообщение оставила Марго?

Но в ответ Кэрол только всхлипывала и повторяла:

— Нет… нет… — Она осознала всю тщетность молитв и заклинаний, когда перед ней вдруг открылась картина тех страданий, которые, быть может, выпали на долю Марго.

— О, Ларри, что я наделала?

Ларри Дженнер сидел на кровати, в третий раз прослушивая запись Марго на пленке автоответчика.

— Мне нужно еще раз позвонить в полицию! — сказал он едва слышно. Он достал из бумажника листочек и набрал номер. Кэрол ходила по комнате.

— Ларри, я даже не думала, что Марго решится на это. Я ей говорила: «Не надо»; и Томми говорил.

— Кэрол, дорогая, помолчи-ка минутку!

Кэрол, ни слова не говоря, слушала, как Ларри пытается объяснить полиции, куда Марго хотела пойти и что сделать; но его, видимо, не понимали, и он вот уже который раз начинал все сначала: рассказывал, кто такой Фрэнк, как Марго собиралась его провести… Ларри швырнул трубку и разразился потоком ругательств.

— Чертовы бюрократы! — Он сорвался на крик. — В гробу я видел таких защитников! «Да, сэр; нет, сэр; мы выясним это, сэр; по закону человека считают пропавшим, если его не могут найти в течение семидесяти двух часов, сэр; я уверен, что с вашей женой все в порядке, сэр…» Боже праведный! Какие ублюдки!

— Ларри, а где дети?

— Дети в своих паскудных кроватях, где им еще быть?!

Он в бешенстве распахнул дверь спальни. На полпути к гостиной он вдруг резко обернулся к Кэрол, которая как тень шла за ним по пятам, и прорычал:

— Как ты могла?!

Кэрол отпрянула.

— Как ты могла позволить ей?!

— Ларри, поверь мне… я была против, я…

— Проклятье! — Он с силой ударил кулаком по стене. — Чертова заступница всех униженных и оскорбленных — вот кто она такая! Все из-за ее дурацкого материнского комплекса! Вечно тащила в дом бездомных кошек!

Ларри умолк и, схватившись за голову руками, прислонился к стене. Ошеломленная всем происшедшим, Кэрол стояла рядом, ничего не понимающими глазами уставившись в пустоту.

— Все будет нормально, Ларри; Марго жива.

Ларри оттолкнул ее.

— Случилось что-то ужасное. Может быть, она уже мертва. — Он резко вскинул руку и, указывая на Кэрол, крикнул:

— Будь ты проклята! Ты убила ее!

Он бросился прочь и, прежде чем Кэрол успела что-то сообразить, с треском захлопнулась входная дверь. Она стояла не шелохнувшись, придавленная чувством собственной вины. Ларри прав: во всем виновата она! Это из-за нее Марго оказалась замешанной в этот кошмар; и независимо от того, поддерживала ее Кэрол или нет, — виновата! Не очень настаивала отказаться от самодеятельности, не предотвратила — виновата!

«Господи, прошу тебя — спаси ее!»

Уверенная, что выход должен быть, Кэрол подбежала к телефону и набрала номер спецотдела полиции. Женский голос ответил, что инспектора Гейнса нет, но можно позвонить в его полицейский участок. Кэрол попросила соединить ее с его начальником, Элвардом Дэйли, с которым когда-то знакомил Эрик; но Элварда тоже не оказалось на месте. «Да, конечно, уже ночь, и они все разошлись по домам… Но ведь пропала моя подруга!»

— Я думаю, что это дело рук человека, которого все ищут! — настойчиво сказала Кэрол.

Женщина ответила, что, в лучшем случае, она попробует вызвать одного из следователей, но большего сейчас ей сделать не удастся.

Кэрол положила трубку, потом набрала участок Эрика. Дежурный полицейский сказал, что Эрика нет в городе, и он до утра вряд ли вернется.

Кэрол посмотрела через окно на темный город.

«Неужели никому нет дела?»

 

Глава 26

В дверь зазвонили. Кэрол побежала открывать, она думала, что вернулся Ларри, что он хочет извиниться и снять с нее проклятье. Слова утешения и благодарности уже готовы были сорваться с ее губ, когда она распахнула дверь… На пороге стоял Пол Миллер.

Удивленная, она стояла не двигаясь. Он вытянул руку, придерживая дверь, чтобы Кэрол не захлопнула ее.

— Есть сведения о том, что ваша подруга миссис Дженнер исчезла.

— Откуда вы это знаете? — резко и требовательно спросила она.

— Кэрол, я уже давно занимаюсь этим делом. У меня есть кое-какие связи в полиции.

«Уж не Эрик ли? — мелькнула мысль. — И, возможно, они знают друг друга и вместе пытаются манипулировать ею. Каждый в этом мире не тот, за кого он себя выдает, иначе не было бы убийц и насильников».

Миллер снял шляпу.

— Могу я войти? Мне нужно поговорить с вами о миссис Дженнер.

Кэрол хотела сказать, что они могут поговорить и здесь, но, хотя в сердце ее все еще кипела ненависть, Миллер был для нее в первую очередь человеком, который потерял дочь; и поэтому, сделав шаг назад, она пригласила его войти. Когда он перешагнул через порог ее дома, Кэрол вдруг почувствовала, что настороженность и недоверие к нему, с которым она уже свыклась, исчезли. Впустив его в дом, она как бы перешагнула через свой собственный барьер, который мешал ей считать его не врагом, а другом.

В прихожей Пол снял пальто и нерешительно помял его в руках. Он уже собирался просто бросить его на стул, но в Кэрол заговорила гостеприимная хозяйка, и она, прежде чем проводить его в гостиную, подала вешалку и аккуратно повесила пальто в шкаф.

— Простите, Кэрол, если это не трудно, я хотел бы стакан воды. Я целый вечер говорю, говорю — у меня аж в горле пересохло!

Она восприняла это как намек.

— Если хотите, у меня есть кое-что покрепче.

— Нет, спасибо, только стакан воды.

Она поднялась, но, сделав шаг, остановилась, неожиданно засомневавшись в том, что его можно вот так просто оставить здесь одного. Но это было лишь секундное колебание — старая привычка. Сейчас у нее не было причин бояться Миллера.

Она вернулась из кухни со стаканом холодной воды. Он скромно сидел на краешке софы, так обычно сидят люди, которые неловко себя чувствуют в гостях, взял стакан и выпил его залпом. Поставив пустой стакан на маленький столик, он спросил:

— Марго куда-нибудь собиралась сегодня? Я почти уверен, что вы знаете.

Кэрол почувствовала, что задыхается. Он фактически обвинял ее в том, что она заставила Марго сделать этот опасный шаг.

— Вы не тратите понапрасну время? — резко ответила она.

— Вы не хотите говорить? Ведь пропала ваша подруга. Каждая секунда дорога.

— Вы думаете, что она еще жива?

Он секунду помедлил с ответом.

— Лучше расскажите мне все, что знаете.

Она говорила о Фрэнке. Миллер сидел подавшись вперед, вникая в каждую мелочь: как долго Фрэнк работает вместе с Томми, какая у него трость, хорошо ли у него получаются чаплинские номера, много ли в компании одинаковых машин.

— Но не это самое главное, — сказала Кэрол. — Гораздо важнее то, что он знает все о Томми. И когда я осматривала машину Фрэнка, то почти не сомневалась, что найду какую-нибудь улику, которая подтверждает его причастность к…

— Машину Фрэнка? Вы осматривали его машину?

Кэрол кивнула и тут же сама испугалась своего признания; поняв, наконец, как она бессмысленно рисковала, когда решилась на это одна, без чьей-либо поддержки, точно так же, как и Марго, которая уже, видимо, заплатила за свое безрассудство жизнью.

— Что же вы обнаружили? — требовательно спросил Миллер.

Когда она рассказала ему о трех белых тросточках и о темном пятне на циновке в багажнике, он надолго замолчал, потом медленно встал. По его лицу она могла догадаться об овладевших им чувствах: в нем было раскаяние и в то же время решительность.

— Господи! — прошептал он тихо самому себе, потом чуть громче, уже для Кэрол. — Я даже помню его фамилию — Мэтсон! Он тоже был в одном из списков среди двух десятков других подозреваемых, — затем уже другим тоном, как бы упрекая самого себя, — потом его вычеркнули.

— Вычеркнули? Но почему?

Он потер лоб рукой, потом неторопливо подошел к письменному столу Кэрол.

— Не знаю. Должно быть, его допрашивали, или было предварительное расследование, о котором он ничего не знал, — решили, что он не замешан. У него могло быть убедительное алиби, когда исчезла одна из жертв.

— Но что же заставило совсем исключить его из списков?

— Он смог доказать свое алиби.

Миллер склонился над столом, листая разбросанные вперемешку по всей его поверхности неоконченные работы Кэрол.

— Так, значит, вы со мной согласны? — Кэрол торжествовала. — Вы тоже считаете, что убийца — Фрэнк Мэтсон?!

Миллер, казалось, так погрузился в чтение, что не замечал ее. Пробежав глазами один листочек, он принимался за другой, тайком отодвигая в сторону первый, будто боялся, что Кэрол запретит ему читать.

— Но это же замечательно! — наконец отозвался он. — У вас такое богатое воображение!

Она была польщена его отзывом, но в то же время ее самолюбие задело то, что он позволил себе отвлечься.

— Я о Фрэнке… — напомнила она.

Он отложил свое занятие и вновь посмотрел на нее.

— Вам нужно было обманывать его, чтобы собрать улики, так? Как вы думаете, знал ли он, что вы с миссис Дженнер — подруги? Может быть, он догадался о том, что вы собираетесь сделать?

— После ресторана, когда мы уже прощались, он что-то заподозрил, спрашивал, чего я хочу.

— У него, должно быть, возникли подозрения сразу же, как только появилась Марго. Что-то ему не понравилось в ней, что-то насторожило.

— И он убил ее! — вырвалось у Кэрол.

Думая о чем-то своем, Миллер несколько секунд пристально смотрел на нее. Неожиданно он встал и, пройдя мимо ее кресла, направился в переднюю. Кэрол последовала за ним:

— Это ведь он?! Он убил ее?! — И уже с уверенностью: — Это он убил Марго!

Миллер достал из шкафа пальто.

— Ответьте мне, Пол! — настаивала Кэрол.

— Кажется, вы сами уже ответили на свой вопрос.

— Вы куда? К нему?

— Нет. То, что вы рассказали мужу миссис Дженнер, заставит полицию проверить Мэтсона. Они могли уже нагрянуть к нему, но я сомневаюсь, что это имеет смысл. Но кое-куда мне нужно успеть раньше, чем Мэтсон уничтожит следы преступления.

Он потянулся к шкафу и достал пальто Кэрол.

— Вы пойдете со мной. Я не могу вас оставить здесь одну. Вы и миссис Дженнер все-таки вместе заварили эту кашу. Он не может оставаться спокойным, убрав только ее.

Кэрол без возражений надела пальто. Куда бы ни повел ее сейчас Миллер, она готова была идти с ним хоть на край света!

Несколько минут они сидели молча. Кэрол смотрела в окно на быстро меняющиеся картины ночного города. Было далеко за полночь, и машина беспрепятственно неслась на запад.

Миллер объяснил ей, что собирается пробраться в помещение конторы «Медитрон» и просмотреть записи об использовании машин компании. В журналах обычно отмечают, сколько километров прошла каждая машина, и если это дальний рейс, то пишут и цель выезда. Машину Томми тоже проверяли, но ничего особенного обнаружено не было. Может быть, будут результаты, если проверить машину Фрэнка. «Ведь убийца все же наматывал немало километров по дорогам из штата в штат».

— Неплохая мысль! — отметила Кэрол. — Но почему мы должны лезть как воришки? У Томми есть ключи, если позвонить ему, то…

— Нет, — резко перебил Миллер. — Вашему брату лучше не вмешиваться в это дело. Вы же не хотите, чтобы кто-нибудь заявил, что у него была возможность подделать документы.

— И что же, мы пойдем совсем одни, или… с нами будет еще кто-нибудь?

Он нахмурился:

— Полиция не сможет нам помочь, им для этого нужно официальное разрешение — ордер на обыск. И пока его получат, пройдет много времени, и мы можем упустить шанс добыть прямые улики.

Мысль о том, что убийца снова ускользнет, привела его в ярость, и он принялся шепотом ругать себя: «Болван! Какой болван… Нужно было самому проверить Мэтсона прежде, чем его вычеркнули из списков…»

— У вас же не сто рук. Вы не могли делать все сразу. — Слова ее прозвучали не очень уверенно.

— Да ведь знал же я, что полиция все делает из рук вон плохо. А алиби Мэтсона нужно было дважды проверить.

Машина остановилась на красный свет светофора.

— Ах, Кэрол, если бы вы пришли ко мне. — Он мрачно посмотрел на нее. — Если бы поверили мне. Тогда миссис Дженнер, по крайней мере…

— Пол, — она тяжело вздохнула. — Я поняла это только сейчас!

Пол вдруг почувствовал, какую боль он ей причинил и, виновато коснувшись ее руки, сказал:

— Простите, Кэрол. Уж кто-кто, а я-то должен был понимать, что только обстоятельства вынудили вас так поступить, — у вас не было иного выхода.

Кэрол улыбнулась ему в темноте и поудобнее устроилась на сиденье. Когда они миновали Бродвей и машина понеслась по направлению к мосту Вашингтона, ей в голову пришла другая идея.

— Пол, здесь недалеко гараж, где Фрэнк ставит свою машину. Я была там сегодня вечером. Если мы сможем открыть багажник, то я вам покажу это пятно на циновке.

— Где он находится?

Она не помнила названия улицы, в памяти осталась только огромная светящаяся надпись на боковой стене трехэтажного здания. Там еще не высвечивалась одна буква и получалось «Автосто нка». Они проплутали минут десять, пока, наконец, не увидели — «Автосто нка».

Пол остановил машину прямо напротив темного провала ворот. Единственная лампа слабо мерцала грязно синим светом над зияющей черной пустотой. Кэрол и Пол молча наблюдали. Машины не въезжали и не выезжали.

— В это время, — первым нарушил молчание Пол, — деловая жизнь замирает.

Он достал из бардачка серый кожаный мешочек и положил его в карман. Потом кивнул ей головой, предлагая идти вместе с ним. Она вышла из машины.

Они постояли у входа, глядя на скопище машин, разбросанных по всей стоянке. Пол молча показал пальцем на стеклянную комнатушку сбоку. Сквозь стекло был виден экран маленького черно-белого телевизора и спина дежурного — он смотрел кино.

— Вы знаете, где стоит машина Фрэнка? — тихо спросил Миллер.

Кэрол отрицательно покачала головой.

— Они оставляют машины на улице, а потом… нет. Погодите! Они выезжают из подвала, там есть специальная дорожка!

Сердце Кэрол бешено колотилось, когда они осторожно пробирались мимо комнаты дежурного. Подвал оказался огромным помещением с низким сводчатым потолком, который подпирали массивные столбы. Он мало отличался от мрачной темницы, однажды созданной воображением Кэрол. В темноте, как глаза коварного хищника, стерегущего свою добычу, тускло мерцали, — то появляясь, то снова исчезая за столбами, — передние и задние фары машин.

Когда они наконец спустились вниз, Кэрол сразу увидела машину Фрэнка — та стояла между двумя столбами прямо напротив входа. Кэрол остановилась. Миллер, не слыша звука ее шагов, обернулся.

— Что случилось?

Кэрол подошла к машине.

— Вот эта!

— Да, я знаю, почти такая же, как и у Томми.

— Пол, — она показала вниз.

Он взглянул-на номер.

— Тройка и восьмерка рядом!

Он достал из кармана кожаный мешочек и расстегнул молнию. Потом подошел к багажнику, в руке у него был металлический стержень длиной с карандаш; на остро заточенном конце — маленькие выступы. Миллер вставил его в замочную скважину, слегка повернул вправо-влево, потом вверх-вниз; крышка багажника поддалась, автоматически вспыхнула лампочка. Внутри было пусто: тросточки исчезли, на месте коричнево-красного пятна — только едва заметный контур, лишь слабая тень.

— Его вычистили, — сказала Кэрол.

— Если это была кровь, — спокойно ответил Миллер, — то следы все равно останутся.

Он положил отмычку на место, в мешочек, потом достал пинцет, маленький фонарик, ножницы с острыми концами и несколько полиэтиленовых пакетиков для сэндвичей. Включив фонарик, он передал его Кэрол и попросил светить именно на то место, где раньше было пятно. Потом с помощью пинцета и ножниц начал отрезать еле заметные кусочки из разных мест на циновке.

— Посветите в угол, — просил он. — В противоположный…

Кэрол слегка двигала рукой и луч света скользил по всему багажнику, иногда он на время замирал, останавливаясь на какой-то мелочи. Тогда Миллер ловко подхватывал своим пинцетом клочок бумаги, осколок тусклого стеклышка, кусочек засохшей грязи и аккуратно складывал их в разные пакетики. Наконец он взял у нее фонарик, сложил инструменты и захлопнул крышку багажника. Кэрол подумала, что все уже сделано и пора выбираться из гаража, но Миллер не двигался с места, задумчиво глядя вниз.

— Господи, — услышала она его шепот. — Господи, сделай так, чтобы мы не испортили все дело.

Он быстро пошел наверх, Кэрол — за ним. Идти вверх было тяжелее, и поэтому подъем казался непомерно долгим.

— Что же мы будем делать, Пол? Если это кровь…

— Кэрол, по закону у нас не было права обыскивать машину. Совершенно безразлично, какие у нас улики, — суд, вероятнее всего, признает их недействительными.

— Тогда… какой же смысл?

— Мы должны узнать правду и рассказать полиции.

Они были уже наверху. Дежурный все так же сидел у себя в каморке и смотрел ночную программу, когда Кэрол и Пол проскользнули мимо и вышли на улицу.

— Но одного знания правды недостаточно, — сказала Кэрол. — Нужно остановить его, наказать; пусть заплатит за все те злодеяния, которые он совершил.

Миллер неожиданно остановился посреди улицы, будто вдруг вспомнил, что оставил в гараже что-то важное. Он медленно повернулся к Кэрол и нежно, будто читал засыпающему ребенку сказку, сказал:

— Конечно, Кэрол, его остановят и не важно как, но его обязательно накажут.

«Медитроновские» конторы располагались в Нью-Джерси в одном из небольших, недавней постройки домиков, разбросанных по всей территории грузовой автостоянки вдоль четвертой линии.

Они опять, молчали, но сейчас Кэрол уже не чувствовала той неловкости, что сковывала ее раньше. Она поняла, что только Пол может помочь ей. Когда они проезжали по мосту Вашингтона, Кэрол, как завороженная, смотрела вниз, на синюю ленточку Гудзона, отливающую тончайшим шелком в брызгах лунного света. Она перевела взгляд на темный силуэт за рулем. Как странно то, что она сейчас вместе с ним. Раньше он был ее преследователем и мучителем, иногда казалось, что он стоит во главе целой армии, ополчившейся на нее. И вот этот человек, который хотел осудить ее брата, теперь делал все, чтобы спасти его.

Неожиданно ее раздумья прервала музыка — Миллер включил радио. Заключительная часть ноктюрна Шопена, потом диктор объявил следующее произведение — это была волна классической музыки. «Как какое-то знамение, — подумала Кэрол. — В тот самый момент, когда пропасть между ними исчезает, появляется еще один признак единства — любовь к классике». Она собиралась сказать это вслух, но он опередил ее.

— Я все делал не так, Кэрол, я мучил вас, да, именно мучил. Мне не загладить своей вины! Простите меня! Я понял это только сейчас: вы — особенный человек, вы не заслуживали…

— Ну что вы, что вы, — перебила она, одновременно тронутая и удивленная его признанием. — У вас были на то свои причины.

— Каждый мой шаг неверен. — Он заговорил вновь. — Я делал то, что считал нужным. Но я никогда не знал, где лежит та черта, которую уже нельзя переступать.

Он замолчал. По радио передавали сонату Моцарта, и она как-то смягчала тягостное, неловкое молчание.

— И так всю жизнь. Да, у меня были свои причины. Но могут ли они меня оправдать? Иногда я думаю, неужели я был таким сумасшедшим, что начал это, и неужели я такой сумасшедший сейчас, что продолжаю начатое?

Кэрол, не моргая, смотрела на него, но ничего не говорила. Она понимала, что ему нужно выговориться, понимала, что он просто думал вслух.

Они выехали на четвертую линию. Шесть улиц, врезаясь в нагромождения магазинов с кричащими вывесками, круглосуточных кафе с яркими витринами, мрачноватых бензозаправочных станций, разделяли район, как огромный торт, на маленькие освещенные островки жизни. Иногда луч света выхватывал из темноты силуэт неторопливо вышагивающей кошки, и тогда Миллер еще пристальнее всматривался в освещенное пространство впереди, пока они не проезжали мимо. Наблюдая за ним, Кэрол подумала, что в чертах его лица больше грусти, чем мстительности.

— Иногда, — его голос звучал, мягко сплетаясь с шумом мотора, — проходит много времени без всяких событий, и я спрашиваю себя, не пора ли поставить точку. Я один раз попробовал: снова занялся своим делом. Но это продолжалось недолго — до тех пор, пока я не понял, что пути назад уже нет. Меня даже не волнует, что в какой-то банк забрались грабители, все заглушается одной мыслью: ничего не изменилось — очередной псих продолжает отнимать жизнь за жизнью методично, как по расписанию, месяц за месяцем.

— Это действительно так происходит? — спросила Кэрол. — Тут есть своя система?

— Почти все убийцы такого рода поступают одинаково, поэтому мы можем говорить о некоем стереотипе поведения. Как и почему они начинают? Что побуждает их? Никто не знает! Но потом эта животная страсть требует удовлетворения снова и снова. Сначала этот позыв возникает спонтанно время от времени. Например, пять лет назад, когда только появился «лесной хищник», одной жертвы ему хватало на три-четыре месяца. Но пагубная страсть не давала покоя, требуя: еще… еще… еще! И вот уже шесть в год! Потом в два раза больше, конца не видно! Такова общая схема! Теперь ему нужно убивать для того, чтобы нормально себя чувствовать, — это почти как наркотик. Убийца знает, что ему нужно, но каждый раз, чтобы достичь высшего блаженства, ему требуется все больше и больше крови.

После этих слов наступила тишина. Нежные звуки моцартовской симфонии мягкими потоками хлынули в душу. Кэрол только сейчас поняла, что не замечала ее, когда говорил Миллер. Ей вдруг стало страшно, что его слова могли осквернить то высокое и светлое, что было в этой музыке. Кэрол протянула руку и выключила приемник.

Миллер, будто не замечая ее состояния, заговорил опять:

— Конечно, ему становится все труднее и труднее оставаться в тени. Да и на самом деле это невозможно. Такая жизнь будет невыносима для него. С «лесным зверем» этого еще не случилось, но, если в ближайшее время его не удастся остановить, то жажда крови полностью подчинит себе его разум; у него исчезнет чувство страха перед опасностью; он начнет убивать не задумываясь, и тогда улик будет сколько угодно.

«Не задумываясь… — мелькнуло у нее в голове. — Это уже случилось с Марго».

— На этот раз мы получили шанс найти вещественные доказательства. По неосторожности он оставил вам улику, которая будет для него роковой.

— Да, такой возможности, как эта, у нас еще никогда не было. Но время, о котором я говорю, наступит только тогда, когда убийца почувствует, что он в ловушке. Произойдет эмоциональный… взрыв, и он потеряет над собой контроль.

— Что же дальше? — зябко поежившись, спросила Кэрол.

— Он, вероятно, придет в ярость и убьет сразу двух или трех женщин подряд.

Двухэтажное здание, в котором располагались «медитроновские» конторы, подслеповато щурилось темными провалами окон.

Пока Миллер с профессиональной сноровкой открывал форточку на первом этаже с тыльной стороны дома, Кэрол по его просьбе поглядывала по сторонам. Он работал спокойно, не боясь, что их могут увидеть. Это было окно одного из подсобных помещений здания: внутри стояла раковина и несколько щеток вдоль стены. Наконец форточка поддалась, он просунул руку и открыл окно. Они шли по темному длинному коридору в самый конец к широкой двухстворчатой двери, на которой висела табличка «Медитрон». Уже у самых дверей она вдруг осознала, что происходит. Как это нелепо и дико, будто ты влез в чужую квартиру. «Квартиру?»

— Пол, — прошептала она.

Он остановился и посмотрел на нее.

— Пол, вы и ко мне домой точно так же… да?

— Нет, Кэрол, когда…

— У вас так ловко это получается. Скажите мне, только честно! Вы обыскивали мою квартиру?

Несколько секунд он пристально смотрел на нее, потом ответил:

— Нет, Кэрол, я этого не делал.

Он повернулся лицом к двери и осторожно провел пальцем по дверной раме. Тишину нарушал лишь щелкающий звук, время от времени доносившийся из другого конца коридора. Кэрол вспомнила, что в том конце была маклерская контора; видимо, работал биржевой телеграфный аппарат. Она механически последовала за Миллером, когда он, пройдя через холл, вернулся в подсобку и подошел к висящему на стене ящику, похожему на распределительный щиток. Она безучастно смотрела, как он открывал крышку, с минуту изучал содержимое ящика, потом отделил несколько проводков: красный, голубой и черный.

— Простая сигнализационная система. — Его голос вывел Кэрол из задумчивости. — Если бы у них стояла такая же, как и у меня, то мы бы не смогли ее отключить.

Он достал из своего мешочка нож и обрезал черный проводок.

Когда они снова вернулись к «медитроновскому» офису, он осторожно просунул какую-то пластинку между створками дверей, вставил в замочную скважину отмычку и сделал один оборот. Раздался щелчок и дверь открылась. Их вторжение, казалось, произошло так просто, без малейших усилий, что Кэрол даже подумала: почему же сотни полицейских, которые уже много лет занимаются этим делом, не могли так же легко найти ключ к разгадке преступлений? Впрочем, они же не знали, где искать!

Хотя все складывалось удачно, Кэрол не покидало такое чувство, что эта мнимая простота и легкость — лишь приманка в расставленных кем-то силках.

Они шли по коридору мимо длинного ряда комнат. Лучик маленького карманного фонарика скользил от двери к двери. Пол заходил во все кабинеты, где хранились документы, отодвигал ящики, листал бумаги… Потом они шли дальше… У висевшей на двери таблички с именем Фрэнка Миллер даже не остановился. Удивленная Кэрол потянула его за рукав.

— Пол.

— Там нет картотеки, — тихо сказал он.

— Но в столе… может быть…

— Там ничего не может быть, — настойчиво возразил Миллер, — Кэрол, то, за чем мы сюда пришли, — единственная улика, которую нельзя спрятать, потому что это документация фирмы; Фрэнк ею не распоряжается. Может быть, он даже не совсем ясно представляет, как эти записи могут быть использованы против него.

Миновав еще с десяток кабинетов, — впереди Миллер, за ним — Кэрол, они остановились у двери с табличкой «Регистратура». В кабинете стояло несколько столов и шкафы вдоль стен. Миллер выдвинул несколько ящиков. Один из них его, видимо, заинтересовал. Кэрол увидела стопку папок, в верхнем углу каждой была одна и та же надпись: «Расходы, формуляры, командировки». Миллер стал быстро просматривать документы: он переворачивал листы, пробегая глазами по строчкам; закрывал папку; ставил на место; брал новую… первая, вторая третья… Когда он открыл четвертую, Кэрол заметила, как заблестели его глаза.

— Все! — сказал он, не отводя глаз от зажатых в руке листочков бумаги. — Здесь регистрация его выездов. — Он задвинул ящик на место и положил свернутые листы бумаги в карман пальто.

— Пойдем, Кэрол, — сказал он торопливо. — Пора домой!

 

Глава 27

Она открыла глаза и увидела высокие резные ворота, выхваченные из темноты двумя мощными пучками света передних фар машины. Всю дорогу Кэрол спала, и сейчас, после долгого пути, все еще полусонная, она вяло повернула в его сторону голову и краем глаза успела заметить, как Миллер нажал на маленькую кнопочку под щитком. Массивные ворота распахнулись, пропустив машину. Сначала Кэрол не хотела ехать сюда, но он объяснил, что все его записи: место и время исчезновения каждой девушки — хранятся дома. К тому же он напомнил, что исчезновение Марго заставляет их быть осторожнее, и поэтому Кэрол нельзя оставаться в городе.

— Поверьте, так будет безопаснее! — сказал он.

Но неужели это его дом? Длинная асфальтированная дорожка, по которой они ехали, привела к лужайке перед домом из серого камня. Передние огни замерли огромным светлым пятном, отвоевав у темноты внушительный портик и бесконечные ряды темных занавешенных окон с деревянными ставнями. Только тогда Кэрол поняла, какое это огромное сооружение; скорее не дом, а целый дворец в тюдоровском стиле.

Она вспомнила, что Пол как-то говорил о своей фирме и о том, что он достаточно обеспечен на много лет вперед и может позволить себе, не заботясь о средствах, заниматься частным дознанием. Она подумала, что любой любящий отец отправился бы на поиски убийцы дочери, даже если бы ему пришлось продать последнее, а человек, имеющий такой дом, без всякого сомнения, неплохо обеспечен. Размышляя, Кэрол пришла к выводу, что никогда бы не приняла Пола за богатого человека. Взять хотя бы то, как он одевался: мода Бог знает какого века. Это выделяло его из общей массы людей и подчеркивало, что он стоит особняком, не сливаясь с толпой. И все в его многочисленной семье приняли этот стиль — никаких намеков на обеспеченность. Но этот стиль вместе с любовью к книгам, которую Пол передал своим детям, указывал на определенную культуру воспитания, возможную лишь при значительных средствах.

Пол осторожно прикрыл дверцу машины, видимо, полагая, что она все еще спит, обошел вокруг, чтобы помочь ей выйти.

Они молча шли по дорожке к дому; в руках Кэрол сжимала кипу листков, взятых в «медитроновской» конторе. Они лежали у нее на коленях, пока она спала.

— Вы здесь живете? — Она не могла не спросить.

— Да. Когда вообще где-нибудь живу, — ответил он, отпирая лакированную входную дверь, на которую падал свет двух светильников, похожих на фонари дорожных карет.

Войдя, он щелкнул выключателем, и огромная люстра заискрилась светом. Кэрол огляделась: убранство вестибюля ничем не уступало величественному фасаду — высокие потолки, массивный готический шкаф, стулья с высокими спинками, на них для удобства — темно-бордовые подушечки, в центре — резной стол с вычурным рисунком. Прекрасно вписывался в общий колорит комнаты букет искусно сделанных сухих цветов в хрустальной вазе на шкафу. Выше, на стене, прямо перед широкой лестницей, ведущей наверх, висел китайский гобелен. Миллер прошел через арку и зажег свет в гостиной. Здесь уже не было, стилизации под старину: мягкие кушетки и стулья у камина, приглушенные тона создавали уют. Но несмотря на удобство, на всех предметах лежала печать безжизненности. Кэрол почувствовала, что вот уже много лет семья не собирается у этого камина. Хотя нельзя было сказать, что комната совсем нежилая. Очевидно, Пол работал здесь. У одного из высоких, во всю стену, французских окон небрежно стоял, явно контрастируя с продуманностью и гармонией всей остальной мебели, большой стол, заваленный кипами досье, фотографий, газетных вырезок; с краю стоял телефон, вокруг — множество ручек и карандашей. По стенам между окон были развешаны карты.

Пол снял пальто и шляпу, бросил их на стул и склонился над одним из картонных ящиков, торчащих из-под стола. Потом он вытащил несколько тетрадей, выпрямился и взял у Кэрол «медитроновские» записи, которые она до сих пор сжимала в руках.

— Что ж, посмотрим, как обстоят дела с журналом регистрации выездов.

Кэрол мельком взглянула на телефон.

— Пол, может, сначала вы позвоните в полицию? Вдруг есть что-нибудь о Марго?

— Да, конечно. Я как-то даже не подумал об этом. — Он набрал номер, минуя справочные службы полиции.

Кэрол вспомнила, что Миллер как-то обмолвился о том, что у него личные контакты с некоторыми полицейскими. Он говорил по телефону всего пару минут.

— Ничего нового о миссис Дженнер. Мэтсона вызвали в полицию, но ничего от него добиться не удалось. Он охотно и полно ответил на все вопросы — ничего подозрительного. Они его отпустили.

— Но Марго была у него.

— Да. Но видели, как она выходила из дома, в котором он живет.

Кэрол хотела что-то сказать, но Миллер опередил ее.

— Конечно, он мог встретить ее на улице, выследить, но доказательств нет никаких. В этом-то вся загвоздка, Кэрол.

Пол снова принялся изучать бумаги.

— Будем надеяться, что удастся найти какие-нибудь улики в этих записях.

Он открыл свои тетради и начал сравнивать свои данные с записями «медитроновских» журналов. Кэрол видела, что он с головой погрузился в работу, и поэтому ничего, не спрашивала, чтобы не отрывать его от дела. Иногда он вставал и подходил к картам, сверяя местонахождение, направление движения, потом быстро возвращался к столу, делая какие-то записи неразборчивым почерком. Почувствовав, что у нее слипаются глаза, Кэрол легла на кушетку. Из-под полуопущенных век она видела фортепиано в противоположном углу комнаты, на стене — несколько написанных маслом картин — все сливалось в туманной дымке, озаренной слабым светом. Кэрол даже представила, как дети собираются здесь, у камина, в дни каникул… кто-то играет на рояле… Но сейчас все было иначе: царило запустение, не было живого человеческого тепла — и вовсе не потому, что Пол приходил сюда только для того, чтобы поработать. На самом деле его бумаги на столе даже привносили какое-то подобие жизни, однако чувствовалась неестественность, чего-то не хватало…

— Все, перерыв! — Пол порывисто встал.

Кэрол подняла голову, ничего не понимающими глазами она посмотрела вокруг. Он стоял у карты, сжимая кипу листов в руке.

— Я сопоставил даты и маршруты Фрэнка с местами и временем исчезновения девушек, и в трех случаях он был гораздо ближе к местам преступлений, чем ваш брат.

Кэрол вскочила с софы и подбежала к нему.

— Так, значит, вы нашли то, что искали?!

— Это только начало. — Он бросил бумагу на стол. — Каждый раз, прежде чем схватить свою жертву, преступник тщательно выбирал место. Фрэнк и Томми хорошо осведомлены о планах друг друга, поэтому убийце не составляло труда устроить все таким образом, что ваш брат оказывался недалеко от места преступления в определенное время. Так Фрэнк запутывал следы и отводил от себя подозрения, используя Томми как прикрытие.

— Но убийства совершались в четырех штатах, должно же быть так, что Томми не было в том штате, где это происходило, а Фрэнк был.

— Этого я пока не нашел, — сказал Пол и уже тверже: — Но я найду! — Он пристально посмотрел ей прямо в глаза, как будто хотел внушить, что он это действительно сделает, и не столько для себя, сколько для нее. Сделает, потому что она этого хочет.

Откуда-то из глубины дома донесся бой часов — три часа утра. Только сейчас Кэрол почувствовала, как она устала, как ее вымотало постоянное напряжение, страх за судьбу Томми, а теперь и Марго.

«Неужели Ларри прав? Неужели Марго на ее совести?»

— У нас был тяжелый день, — наконец сказал Пол. — Я провожу вас сейчас в вашу комнату, а сам еще немножко поработаю.

Она согласно кивнула, думая о том, что, как это ни странно, но ей приятна его забота. Они поднялись на второй этаж. Проходя мимо пустых, темных комнат, Кэрол краешком глаза успевала заметить контуры заправленных кроватей, на которых давно уже никто не спал.

«Господи! Да жили ли здесь когда-нибудь люди?»

Пол открыл дверь одной из комнат в конце коридора и включил свет.

— Я думаю, вам здесь понравится. — Он подождал, пока она оглядится, как будто это была гостиница высокого класса, где клиент может выбрать из десятка номеров тот, который ему приглянется.

Кэрол очень устала, и ей было безразлично, где спать, но, едва переступив порог, она замерла, очарованная уютом и гармонией, которые здесь царили: обои неброских, но приятных оттенков; удачно под цвет подобранные шторы на окнах; мраморная каминная плита, как в английских деревенских домах; старинная двухспальная кровать с пологом и полированными спинками…

— Какое чудо! — воскликнула Кэрол.

Пол улыбнулся.

— В ящичке туалетного столика должны лежать ночные сорочки. — Он полуобернулся и, кивнув на закрытую дверь слева, сказал:

— А это — ванная.

Она поблагодарила. В какой-то момент взгляды их снова встретились. Теперь Кэрол уже знала наверняка: он тоже чувствует, что неожиданно, при странных обстоятельствах, враги, у которых были прямо противоположные цели, вдруг стали… кем?

— Спокойной ночи, Кэрол.

И прежде чем она успела что-нибудь ответить, он легко притворил дверь. Кэрол осталась одна.

Она прошла в ванную, разделась, устало повесила вещи на крючок слева от двери; секунду постояла, скользя оценивающим взглядом по выложенным плитками розоватого мрамора стенам и полу, — ей здесь нравилось! Намылив лицо благоухающим кусочком, она подумала о том, как, должно быть, здесь, в этом доме, хорошо работается. Протянув руку к вешалке, пальцами ощутила приятную свежесть полотенца, ароматно пахнущего недавней стиркой. Обмотавшись полотенцем, она вышла из ванной, в верхнем ящичке туалетного столика нашла несколько ночных сорочек. Чьи они? Наверное, жены. Было бы странно, если бы у нее была только одна сорочка. Кэрол подошла к кровати и тут обратила внимание, что на маленьком столике у окна лежит стопка дорогих журналов, а туалетный столик заставлен флакончиками духов и косметикой.

Неужели здесь кто-то живет? На столике, у самого края, стояли две фотографии в рамочках — Кэрол только сейчас их заметила. Она подошла ближе и наклонилась, чтобы получше рассмотреть. На одной — живописная группа девочек — школьная сборная по хоккею на траве, на другой, черно-белой — крупным планом симпатичная девушка улыбается прямо в камеру, немного неестественно, будто эту фотографию делают специально для школьного ежегодника. Какая-то доля секунды потребовалась Кэрол чтобы вспомнить, где она видела точно такое же фото, — в полицейском участке, приколотое кнопочками к стене! Она со страдальческой гримасой отшатнулась от фотографии, как будто вместо улыбающегося лица Сьюзан, дочери Миллера, увидела залитое кровью место преступления, судорожно закрыла лицо руками и, дрожа каждой клеточкой своего тела, долго не могла прийти в себя. Она хотела обратиться к Богу, чтобы помог забыть, но не могла найти слов для молитвы… «Он» не помог ей… она не смогла забыть. Кэрол подошла к кровати и откинула покрывало, обнажив белоснежную простыню, потом включила лампу на туалетном столике и с головой забралась под одеяло, как улитка в свой домик, ища спасения.

Кэрол вдруг стала слабой и беспомощной. Маленькая девочка убегала из леса, а деревья тянулись длинными ветками-щупальцами к ее горлу. Окруженная сверкающими клыками оскалившихся хищников, споткнулась и полетела в огромную яму вязкой красной тины. Она медленно погружалась в трясину: по грудь, вот уже по плечи… захлебываясь, она звала на помощь. Вдруг появился Прекрасный Принц на белом коне. Красная жижица лезла в рот, вязла на зубах, становилась все гуще и гуще, но девочка смотрела на принца, который спешил к ней на помощь. Она звала… звала его, пока вдруг не заметила голову, наколотую на шпагу Прекрасного Принца, голову со всеми лицами сразу: Энни, и Марго и девушки с фотографии. Красная трясина засасывала, Кэрол чувствовала, что ей остался только один вдох, и он вылился в крик, крик о помощи такой громкий, что, пожалуй, разбудил бы всех богов, спящих на Олимпе. Ее мольба была услышана: откуда-то снизу заструился чудесный свет, и в мгновение ока кровавое болото исчезло. Она была спасена.

Кэрол проснулась.

Горела настольная лампа, на краю кровати сидел Пол в пижаме и красном халате. Кэрол тяжело дышала, дрожала всем телом.

— Уже все прошло, — сказал он. — Просто плохой сон.

Она вытянула руки и, как будто боясь снова провалиться в кровавое болото, крепко обняла его и сидела, прижавшись к нему, благодарная за то, что он живой и настоящий; его колючий шерстяной халат помогал ей полнее чувствовать реальность.

— Обними меня, — жарко прошептала она. — Ну прошу тебя, обними.

Казалось, прошла целая вечность, но вот… его пальцы коснулись ее плеча, спины, и она почувствовала, как Пол нежно гладит ее по голове, бормоча:

— Все хорошо, Кэрол, все хорошо.

Они не разжимали объятий, пока ей не стало легче. Потом он немного подался назад и спросил:

— Сейчас лучше?

Она кивнула. И снова замерла, не говоря ни слова, лишь не мигая смотрела ему в глаза. Он провел ее через долгий тоннель сомнений, ни на секунду не оставляя без поддержки, и теперь она смотрела на него другими глазами. Его душа распахнулась перед нею во всей своей непорочности и преданности памяти дочери. Этот человек жертвовал всем, чтобы добиться своей цели. Ей вдруг захотелось коснуться его лица, и она провела рукой по его щекам. Он едва заметно отклонил голову, не отвергая ее, но делая попытку отвергнуть. Ее рука легла на его плечи и нежно потянула вниз. Что это было? Любопытство. Желание. Кэрол не знала. Но так хотелось ощутить на губах его поцелуй… Очень медленно, утомительно медленно он наклонил голову, и их губы слились. Она потянулась к нему, вся изогнувшись под одеялом. Пол чуть отшатнулся.

Кэрол, только и сказал он, но в его тоне были протест и даже предостережение. Но Кэрол крепко держала его за руку.

— Нет! Пожалуйста, не уходи. Я не хочу сейчас оставаться одна.

Он долго сидел, не проронив ни слова и не шелохнувшись, потом наклонился и выключил свет. Она не помнила, сколько времени прошло, ей показалось — пролетело мгновение. Он снова был рядом с ней, его халат и пижама висели на стуле; и снова поцелуи — жаркие, нежные страстные — в губы… грудь… и снова — в губы… В нем тоже вспыхнуло желание.

Она открыла глаза. Миллера уже не было. За окном в прозрачном утреннем воздухе купались голые деревья. Кэрол лежала и думала, почему же все-таки у нее возникло желание близости с ним? Было ли это вызвано необходимостью? Попыткой скрыться от ночного кошмара? Или это просто минута слабости и безволия после стольких стрессов?

Она встала, приняла ванну, оделась; все эти вопросы ни на секунду не оставляли ее, но ответов она не искала сделано, то сделано — жалеть не о чем! Только время покажет, был ли это ошибочный шаг… или, может быть, Пол Миллер останется в ее жизни.

Она шла по коридору к лестнице мимо знакомых уже комнат, но ни в одной из них не было того очарования, каким благоухала комната Сьюзан — тусклые цвета, никаких картин на стенах. Кэрол вспомнила, что Сьюзан была единственной девочкой в семье, все остальные — мальчики, и воспитывались, видимо, в спартанских условиях.

Она заглянула в последнюю комнату у самой лестницы и поняла, что это комната Пола. На огромной заправленной постели лежали его шерстяной халат и пижама. У окна стоял изящный столик красного дерева. Внимание Кэрол привлекли две книги на столе в блестящих цветных обложках, на которых отражалось солнце. Войдя в его комнату, Кэрол почувствовала смущение от того, что сделала это тайком, не предупредив хозяина, но память прошлой ночи наделяла ее особыми полномочиями, близость с ним предоставляла ей особые права в этом доме. Книги, лежащие на столе, как и та, которую он послал ей однажды, были детскими: старое и довольно потрепанное издание «Сказок братьев Гримм», в прекрасном переплете «Винни Пух» Милна. Кэрол взяла их в руки и на обороте заметила знакомую бирочку магазина «Книголюб». Она положила «Сказки» обратно на стол и с интересом принялась рассматривать причудливые рисунки Шепарда к «Винни Пуху». «Интересно, — подумала Кэрол, — я когда-нибудь нарисую так же?» Насколько мрачные события последних недель повлияли на ее способности?

Она посмотрела последнюю картинку и уже собиралась отложить книгу, как заметила, что один листочек в самом конце книги свободно болтается. Он что, порвался, когда она листала книгу? Кэрол осторожно открыла последнюю страницу и вздохнула с облегчением, увидев вырванный из тетради листочек в линеечку, на котором Сьюзан, видимо, делала упражнения на правописание. На каждой строке имя девочки было старательно выведено корявым детским почерком, который Кэрол уже видела на обложке «Матушки Гусыни». На самой верхней стороне первое слово было написано с ошибкой — «Сьюсан», кто-то, видимо отец, зачеркнул его и подписал сбоку правильный вариант: «Сьюзан» с «з». Наверняка в этом доме в память о детстве Сьюзан как сокровище хранились все школьные тетрадки девочки. Кэрол осторожно вложила листок на Место и закрыла книгу. Говорят, что вещи человека многое могут сказать о хозяине. Кэрол с любопытством изучала все, на чем останавливался ее взгляд. Вот объемистая зеленая записная книжка с черной каймой, ножницы с позолоченными ручками, нож для вскрытия конвертов, аккуратно вложенный в черный кожаный чехол — под цвет календаря из блокнота. Да… есть над чем подумать!

Кэрол вспомнила, что в один из рождественских дней видела точно такой же набор в «Марк Кросс». Она собиралась купить его Ричарду в подарок, но потом передумала. Однако вспомнила она это потому, что в том наборе были и специальные рамочки для фотографий, которых не было здесь, на столе у Миллера. Их отсутствие не так бы бросалось в глаза, ведь такие комплекты продавались везде в разных вариантах, если бы не странное и непонятное беспокойство, вызывавшее до сих пор работу мысли. Нигде во всем доме, не считая комнаты Сьюзан, Кэрол не видела семейных фотографий. Вот что беспокоило ее; она наконец поняла, отчего у нее было такое странное чувство вчера вечером, будто чего-то не хватало внизу, на первом этаже… Да! Фотографий! Кэрол никогда не видела таких огромных домов, в которых бы большая и дружная семья жила, не развешивая по стенам и не ставя на столы и тумбочки детские фотографии, снимки в память о проведенном вместе отпуске, фотографии семейных торжеств, встреч… Почему же в этом доме все иначе? Может, дети — его очередная ложь?

Нет же! Ламли, владелец книжного магазина, говорил ей, что у Миллера несколько детей!

Так где же они — этапы и вехи, память и жизнь нормальной семьи?

Кэрол спустилась вниз. Он стоял возле большого стола в гостиной, просматривая свои записи, рядом — чашечка горячего кофе. Услышав звук шагов, Пол обернулся. На нем были выцветшие голубые джинсы, поверх синей полосатой рубашки — светло-коричневый шерстяной свитер. Непокорные, песочного цвета волосы прядями спадали на лоб и топорщились, а струящийся через окно солнечный свет делал их похожими на кусочки поблескивающей меди. Без своего обычного плаща, в котором он был похож на закованного в доспехи воина, Пол выглядел гораздо моложе.

Она сделала шаг назад. Кто он?

Пол вытянул руку, развернув ладонь. Раньше таким жестом джентльмены приглашали леди на вальс. Кэрол же думала только об одном: как ей вести себя, чтобы, не обидев его, держать на расстоянии!

— Давно работаете? — спросила она.

Он сделал несколько шагов ей навстречу.

— Я чувствую, что должен извиниться перед вами.

Кэрол резко подняла обе руки, запрещая ему приближаться к ней.

— Нет, Пол. Я тоже виновата. Я хотела… этой близости. Я долго… у меня долго никого не было… Я догадываюсь, что… — Она не могла говорить.

Пол терпеливо ждал.

— Мне нужна была опора, нужно было поверить, что кроме всех этих ужасов есть что-то еще. Я не знаю, стояло ли за моим желанием нечто большее. Да и имеет ли это какое-то значение… Я никогда не буду жалеть об этом… но сейчас я… — Она отошла в сторону.

— Понимаю, — спокойно сказал он и, расправив плечи, добавил: — Что бы ни случилось, знайте: вы — прекрасная и… необыкновенная женщина, и эта ночь с вами… я никогда ее не забуду.

Кэрол кивнула, стараясь не обидеть его, но дать понять, что она не хочет продолжать этот разговор.

И Пол понял. Он перевел разговор на предмет, интересовавший их обоих:

— Я звонил в полицию. Ничего нового. — Пытаясь вывести ее из задумчивости, он кивнул в сторону стола.

— А я тут кое-что обнаружил. Еще два случая, когда путь Фрэнка проходил по крайней мере так же близко от места похищения, как и маршрут Томми; и в записях фирмы есть подтверждение, что Фрэнк несколько раз брал машину Томми.

— Так почему же они его отпустили прошлой ночью?

— Кэрол, человека нельзя обвинить, не имея на то достаточных оснований.

— Значит, пусть убийца разгуливает на свободе?!

— Ну, не он первый, не он последний. Так происходило со многими убийцами. Их сажают в тюрьму по подозрению, а потом выпускают за недостатком улик.

Плечи Кэрол обмякли. Как она хотела выбраться отсюда и отдохнуть у себя дома! Но сказать она ничего не успела, Миллер опередил ее.

— Я хочу съездить в Нью-Джерси и передать все, что я обнаружил, полиции. Но сначала я приготовлю вам завтрак. — Он направился на кухню.

— Ничего, не беспокойтесь. Мне уже надо ехать в город, — сказала она вдогонку.

Но Пола уже не было в комнате.

Нетерпеливо ожидая, когда он вернется, Кэрол стояла у окна. Все еще пытаясь понять, кто же такой Пол Миллер, она внимательно рассматривала стопки листов с его записями, карты, фотографии, вырезки. Почему же он ввязался в эту охоту за преступником? Отомстить за свою дочь? И ради этого порвал со всеми остальными членами семьи?

Она тяжело опустилась на ближайший стул. И вдруг взгляд ее упал на один из картонных ящиков, наполовину выступающий из-под стола. Пол, должно быть, забыл задвинуть его на место. В ящике, как заметила Кэрол, были газетные вырезки, сложенные аккуратными стопочками. Она попыталась прочитать заголовки, но не смогла — написаны они были не по-английски. С любопытством она потянулась к ящику и взяла кипу вырезок. Все они были на немецком языке — Берлин, Франкфурт, Штутгарт; и почти на всех — фотографии нескольких молодых женщин в ряд, чуть сбоку — высокий мужчина, двое военных, видимо, немецкая полиция, держат его под руки.

Что же, и в других странах есть свои преступники. Миллер так основательно взялся за дело, что вменил себе в обязанность изучать зарубежные дела такого рода.

Вскоре вернулся Пол с чашкой кофе и тарелочкой с гренками по-английски на подносе. Стремясь как можно скорее вырваться из этого дома, Кэрол сделала вид, что очень голодна, и с благодарностью набросилась на завтрак. Пока она отламывала маленькие горячие кусочки и запивала кофе, Пол собрал все бумаги, которые собирался отнести в полицию; потом поднялся наверх, объяснив, что ему нужно переодеться. Вскоре он зашел за ней, одетый как всегда: в костюме, при галстуке, старый плащ…

Уже у самых дверей Кэрол обернулась еще раз мельком взглянуть на эту комнату. Как странно, что она вообще приехала сюда, и все то, что случилось с нею здесь… Но это уже позади, Кэрол твердо решила, что больше никогда не переступит порога этого дома.

Их прощание было таким же трудным, как и все, что случилось с нею. Пол не раз пробовал вызвать ее на разговор, но воспоминание о проведенной с ним ночи закрепощало ее, Кэрол чувствовала себя неуютно, она не могла снова открыться ему, рассказать о своих сомнениях и тревогах. Отсутствие семейных фотографий во всем доме, кроме комнаты дочери, не могло быть простой случайностью. Что стояло за этим? Какая тайна?

— Кэрол, — сказал он, открывая дверь машины и помогая ей выйти, — я хочу, чтобы вы сказали мне, что вас смущает. Прошлая ночь?..

Она избегала его взгляда.

— Нет, Пол. Не казните себя. Я и сама уже большая.

— Вы говорите так, будто жалеете о том, что это случилось!

Их взгляды встретились.

— Я поверила вам, Пол. — Голос ее был спокоен. — Несмотря ни на что, я позволила себе верить вам. Скажите, Пол, мне не придется пожалеть об этом? Ответьте только на один вопрос. Вы оправдаете мое доверие?

Он не отвел глаз. Но где-то в их темной глубине она заметила и прочитала молчаливый ответ, выдававший и подтверждавший его нерешительность, его сомнения и ложь. Кэрол все поняла, рванулась, но он схватил ее за руку.

— Кэрол, ответ на один вопрос не всегда помогает понять те или иные мотивы поступков человека. Есть и другие причины… Я думаю, что у нас с вами одна цель.

«Одна цель»? Его слова были сказаны в пустоту. Она бежала к своему дому, спасаясь от вопросов и ответов, которые боялась услышать. Все то, чего она хотела и что ей было нужно, — ее проблемы и заботы — были чужды ему, он не мог разделить их с нею.

 

Глава 28

— О! Мисс Уоррен! — воскликнул швейцар, едва завидев. — Тут двое о вас спрашивали и просили передать вот это.

Он отдал ей конверт и, понизив голос, сказал конфиденциально:

— Полиция. И это тоже для вас. Недавно принесли.

Он подошел к столу и достал большой сверток. Было похоже, что внутри книга. От Бинни?

Сначала она подумала, что конверт от Эрика, так как внизу справа стояла эмблема полиции Нью-Йорка, однако в графе «Отправитель» было отпечатано: «Грегори Кавана, капитан полиции», чуть пониже — размашистым почерком приписка: «Вскройте сразу же, как возвратитесь».

Кэрол вошла в квартиру и сразу же направилась к телефону, но, не дойдя несколько шагов, внезапно остановилась. Что полицейским от нее надо? Скажут, что найдено тело Марго? Она не вынесет этого! Хоть минуту покоя и отдыха — вот и все, что нужно ей сейчас.

Она сняла пальто и развернула пакет; в нем лежала книга, одна из написанных ею — «Темный океан Даны». На обложке лежало письмо. Уже из первых строк написанного в спешке послания Кэрол поняла, от кого оно.

«Кэрол, мне очень жаль, если вы полагаете, что, наговаривая на меня в полиции, вы спасете Томми. Я неустанно внушаю себе мысль о том, что нервное напряжение мешает вам мыслить здраво; но как вы могли подозревать меня в убийстве вашей подруги миссис Дженнер? Я даже купил еще одну вашу книгу, чтобы лучше понять, что творится в вашей душе. Я очень хотел бы простить вас, но не могу! Уму непостижимо — неужели вы могли это сделать? Знаете, когда я прочитал ваши рассказы про чудовищ, я понял: вы способны на это; я поверил, что вы это сделали, потому что вы — ненормальная! Так что мне не нужна ваша книга… и вы мне тоже не нужны.

Фрэнк».

Кэрол читала письмо уже второй раз; у нее дрожали руки; фразы отдельными словами застревали в мозгу, будто ждали, что она наконец поймет их тайный смысл.

Кэрол медленно сняла трубку телефона и набрала номер Эрика. Если уж и иметь дело с полицией, так пусть это будет не чужой человек.

«Слава Богу, хоть в чем-то небольшие поблажки», — думала Кэрол. Дежурный офицер попросил ее подождать; в трубке было слышно, как он звал Эрика.

— Гейнс слушает.

— Эрик…

— Кэрол. — Он замешкался. — Как ты? Я слышал о твоей подруге… Прости, что я не приехал, меня не было в городе.

— Что… Что ты слышал о ней?

— Только то, что ее нигде не могут найти. Мне говорили, что за тобой посылали, но и тебя нигде не было. Ты уезжала?

— Да. Я была у… — она не находила слов, не было сил сказать ему правду. — У отца. — Она выпалила первое, что пришло в голову.

Ложь звучала так правдоподобно, что Эрик сразу поверил, рассудив, что она поступила вполне разумно.

— Кэрол, нам очень нужны твои показания. Я понимаю, что тебе сейчас нелегко, но все, что ты знаешь о планах Марго на тот день, когда она исчезла, очень важно.

— Да. Да. Я сделаю все, что нужно! — Слова застревали в горле, потому что при упоминании о Марго с новой силой закровоточила еще незажившая рана, Кэрол вновь остро ощутила, что виновата в ее смерти.

— Я не выдержу, Эрик! Я больше не выдержу! — Она разрыдалась.

— Ну, хорошо, хорошо, — ответил он после некоторого замешательства. — Послушай! Ты дашь показания мне. Только ты и я, и никого больше. Я должен сейчас идти в управление. Давай встретимся там через час. Ладно?

— Хорошо. — Немного успокоившись, она хотела немедленно по телефону рассказать ему о том, что видела в багажнике у Фрэнка, о записях фирмы, которые они с Полом нашли в конторе, но Эрик уже повесил трубку. Кэрол устало опустилась в кресло. Ей вдруг показалось, что родные стены милого ее сердцу убежища, в котором она не раз укрывалась от житейских невзгод, вот-вот рухнут под напором свирепой бури, нарушившей хрупкий покой ее мнимого благополучия. Она снова схватила трубку, набрала номер Томми. Хотела убедиться, знать, что с ним ничего не случилось, что никто не отнял его у нее…

Долго никто не подходил к телефону, наконец послышалось его сонное бормотание. Однако сон как рукой сняло, когда он услышал голос Кэрол.

— Я звонил тебе, почему ты не брала трубку?

Ей не хотелось говорить о Миллере.

— Я хотела отдохнуть, поэтому отключила телефон.

— Марго не появлялась?

Его вопрос ошеломил Кэрол.

— Так ты уже знаешь?..

— Ну конечно! Меня в шесть часов утра вызывали в полицию.

— Это снова Фрэнк!

Кэрол рассказала Томми о находке Пола Миллера.

— Но как журнал регистрации выездов попал к Миллеру?

— Не знаю, — нимало не смутившись, ответила она. — Миллер мне сказал, что Фрэнк мог совершать преступления, пользуясь служебными командировками. Он ездил как раз в те районы, где исчезали девушки! Пол решил отнести этот журнал в полицию!

— Мерзавец! Должно быть, ночью пробрался в контору!

— Томми, какое это имеет значение? Он хочет помочь тебе!

— Откуда ты знаешь?

— Но он же хочет отдать этот журнал в полицию.

— Я попрошу Майру проверить, где журнал.

Они помолчали.

— Томми, ты говорил с Джилл?

Он тяжело вздохнул.

— Я звонил в Вермонт, говорил с ее отцом. Она не взяла трубку. Боится! По крайней мере, так он мне объяснил.

— Может, тебе лучше поехать туда. Постарайся убедить Джилл, что ее страхи напрасны!

— Ты знаешь, я и сам об этом подумал. И будь я проклят, если отступлюсь! Я могу поехать прямо сегодня!

— Но сегодня мы собирались отвезти отца в дом престарелых. Хотя, я и сама справлюсь!

— Правда?!

— Да, Томми. Поезжай к ней! Отец сейчас очень плох… Ужасно! Он никогда никого не узнает…

Томми вздохнул.

— Вчера у меня появилась совершенно сумасшедшая идея. Знаешь, так много неприятностей сразу. Это похоже на библейский Страшный Суд. Но если Богу угодно прибегнуть к такому жестокому наказанию для того, чтобы научить меня чему-то или укрепить мой дух, то Он выбрал неверное средство.

Кэрол вдруг подумала, что если Томми уедет к Джилл, то все вопросы с аукционом придется решать ей самой. Они с Томми все откладывали оценку имущества, чтобы не травмировать Пита Уоррена.

— Ты помнишь, сегодня вечером придут аукционщики. Если хочешь оставить что-нибудь из имущества, скажи — я распоряжусь.

Нет, ему ничего не было нужно, разве что кое-какие безделушки — детские игрушки, фотографии.

— Только семейные реликвии, — сказал он и прибавил: — Детям показать, если они у меня когда-нибудь будут.

От его слов у Кэрол сжалось сердце.

— Ты уверена, что справишься сама?

Да, конечно, она справится. А ему… ему нужно вернуть Джилл. Это самое главное!

— Томми, когда все испытания будут позади, вы снова заживете по-старому — ты, Джилл и ребенок, — все у вас будет хорошо!

В большой приемной полицейского управления было шумно. То и дело хлопала дверь, толпились люди. Однажды Кэрол уже приходила сюда, но тогда все было иначе.

В первую секунду она даже растерялась от такого скопления людей в форме. Они суетились вокруг столов, заваленных бумагами. В комнате дым стоял коромыслом: шум, гам, кофейные чашки — где их только не было! — на столах, стульях, компьютерах.

Кэрол поняла, что такая разительная перемена связана с исчезновением Марго.

Несколько сбитая с толку всем происходящим, она не заметила, как подошел Эрик. Он осторожно взял ее под руку и, пристально глядя в глаза, спросил:

— Ты как?

— Нормально, — ответила она и, еще раз окинув взглядом жужжащую как пчелиный улей комнату, спросила:

— Это из-за Марго?

Он мрачно кивнул.

— Есть какая-нибудь надежда?

— Не знаю. Работы у нас сейчас по горло!

— Почему Фрэнк Мэтсон не арестован?

— Дорогая моя, нравится это или нет тебе, мне, еще кому-то, существует определенный порядок…

— Порядок? А кровь в багажнике, а тросточки?..

Эрик удивленно посмотрел на нее.

— Откуда ты знаешь?

— Пол Миллер сказал.

— Мэтсон объяснил, что занимается благотворительностью, помогает какому-то обществу слепых.

— А кровь? Сначала на циновке в багажнике была кровь, а через два часа циновка оказалась уже чистой!

— Он говорит, что вез прибор для анализа крови и что-то там разбилось. А циновку мыли потому, что в гараже по графику в этот день обычно проводят техосмотр и мойку машин.

— Черт побери! Как легко вы ему поверили!

— Послушай, Кэрол. Здесь нет ничего странного. Мэтсон, как и твой брат, занимается поставкой оборудования в больницы.

Он сделал шаг назад.

— Кэрол, давай поговорим чуть позже, мне нужно сначала…

— Вот посмотри, может, это поможет делу, — быстро сказала Кэрол и протянула письмо Фрэнка.

Эрик пробежал глазами по строчкам.

— Ну вот, еще один «психолог»! Теперь понятно, что он обо всем этом думает.

— А ты, что ты об этом думаешь? — нетерпеливо перебила Кэрол.

— Довольно странное письмо. Либо он в тебя влюблен и поэтому роет носом землю… либо ты от него зависишь и…

— Я? От него? Да это он от меня зависит! Он свалил свою вину на Томми! У меня есть доказательства!

— Какие доказательства? — Он вскинул от удивления брови.

Когда Кэрол рассказала ему о журнале регистрации выездов, Эрик стал настойчиво допытываться, как этот журнал оказался у Миллера. Ей пришлось сознаться, что они тайком пробрались в «медитроновский» офис.

— Тайком? — Он почесал затылок. — Кэрол, тебе нельзя вмешиваться в это дело! Ты только повредишь своему брату! Теперь мы не сможем воспользоваться этим документом как доказательством!

— В этих записях черным по белому…

— Где они сейчас? — Он, казалось, думал о чем-то своем и совсем не слушал ее.

— Миллер сказал, что отвезет их в полицию Нью-Джерси.

— Хорошо. Я сейчас проверю. Посиди тут пару минут. Я сейчас.

Кэрол прошлась по комнате, налила себе кофе из большого электрического кофейника и села. Но долго усидеть на месте она не смогла. Какие-то люди врывались в комнату, энергично жестикулируя, другие — решительно и быстро выходили. Нервное напряжение, царившее среди этих людей, охватило и Кэрол. Она нетерпеливо вскочила и вышла в коридор. Она не знала, что ей делать, но что угодно — только не сидеть, сложа руки, когда все бурлит и движется. За стеклянной перегородкой одной из комнат на стене она увидела фотографии пропавших девушек, — отвратительно белая доска, черными клеточками лица девушек — шахматная партия кровавого маньяка!

Вдруг застучало в висках; чашка с горячим кофе медленно, ненужным балластом, выскользнула из рук. Там, в углу, самая последняя клеточка — фотография Марго! Она была в своем любимом черном шелковом платье, на лице — очаровательная улыбка. Кэрол стояла и смотрела, не в силах оторваться, взгляд будто магнитом притягивало к этому месту. Тот вечер, весь, до мельчайших подробностей, встал перед глазами. Они праздновали очередное повышение Ларри по службе. Кэрол и Марго стояли обнявшись; сверкали фотовспышки. Должно быть, Ларри отдал фото полиции. Неужели это он отрезал ту половину, где была Кэрол?

Он ее так ненавидит, что не хочет видеть вместе со своей женой даже на фотографии?

Не в состоянии больше вынести тяжелого зрелища — Марго в одном ряду с убитыми девушками, — Кэрол закрыла лицо руками. Но даже сейчас ей не удалось выбросить из головы пеструю карусель шахматных клеток: они смешались и превратились в одну, огромных размеров фотографию дочери Пола, которую Кэрол видела той ночью в его особняке. «Сьюзан» через «з». Что-то еще вдруг властно вошло в ее сознание, да, лист бумаги, исписанный детскими каракулями, с этой фразой на самой верхней строчке! «Сьюзан» через «з»!

Кэрол широко открытыми глазами смотрела на доску с фотографиями, но видела лишь то, что происходило в ней самой; сложная и таинственная работа подсознания поглотила и унесла Кэрол в другой мир — мир воспоминаний. Сьюзан! Миллер всегда исправлял в этом слове ошибку. Но как могла девочка писать свое имя неправильно, ведь она же пробовала и, видимо, не раз, научиться писать «Сьюзан» через «з». Но где бы Кэрол не видела это слово, выведенное детской рукой, везде было «с», а не «з»! Если, конечно, это вообще писала девочка! Пытаясь восстановить в памяти все, начиная с того самого момента, когда листок бумаги выпал из книги на столе Миллера, Кэрол вдруг посмотрела другими глазами, и даже не глазами, а чувством, подушечками пальцев ощутила пористую податливость бумаги. Мягкая и эластичная — новая бумага! Не похоже, чтобы это когда-то писала шести-семилетняя девочка. Ведь Сьюзан давно выросла, ей было двадцать два, когда ее убили. Кэрол поискала глазами знакомую фотографию на доске. Точно такую же, как и та, что она видела у Миллера на втором этаже его особняка, — единственная фотография в его доме!

Вдруг смутное подозрение шевельнулось в ее сознании. Но слишком неопределенное, чтобы принять ясные очертания, оно исчезло, лишь мимолетным всплеском потревожив ее мысли. Кэрол увидела то, что искала. Посередине длинного ряда — портрет хорошенькой девушки с каштановыми волосами. Внизу имя — Сьюзан Холлистер. Холлистер? Но почему же не Миллер?

Кэрол пристально всматривалась в миловидные черты лица молодой женщины. Память помимо ее воли наслаивала сверху другую фотографию — двойника в изящной рамочке на туалетном столике. Кэрол будто вновь пережила, почти физически ощутила ту комнату и ту ночь, когда она отдалась Полу Миллеру. И почувствовала, как тошнота подступает к горлу.

Кэрол медленно сделала несколько шагов. Может быть, все объясняется очень просто, ничего особенного в этом нет. Вдруг Сьюзан была замужем. Ведь Миллер никогда не говорил о ее семейной жизни. Лишь один раз Пол рассказывал Кэрол о Сьюзан, да и то особенно не вдавался в подробности, лишь кое-что о ее карьере, о ее жизни после окончания медицинского института, — о жизни, которая так быстро и ужасно оборвалась.

Но почему же листок, написанный детским почерком, не пожелтел от времени, не стал ветхим?..

Кэрол постояла в нерешительности, потом быстро вернулась к стеклянной перегородке. Теперь ее интересовала полка в другом конце комнаты. Количество ячеек на ней соответствовало числу убитых девушек. Кэрол, не раздумывая больше ни секунды, вошла в пустую комнату и взяла с полки досье на Сьюзан Холлистер.

Читая, Кэрол находила для себя все новые и новые объяснения поведения Миллера с того самого дня, когда он впервые подошел к ней и попросил подписать книгу для Сьюзан — через «з». Но ни одно из объяснений так и не помогло Кэрол понять, кто такой Пол Миллер.

 

Глава 29

«…Река в этом месте с милю шириной, и на той стороне вы увидите большие утесы». — Кэрол держала трубку у уха, внимательно слушая объяснения.

Наконец она увидела реку, должно быть, это именно то место, о котором ей рассказывали. Час назад Кэрол выехала из Нью-Йорка и взяла курс на запад. По ее расчетам, пора уже было сворачивать. Как ей объяснили, где-то здесь должен стоять огромный щит с надписью «Колониальная харчевня». Через минуту Кэрол уже сворачивала на боковую дорогу и, проехав еще метров триста, увидела низкое здание с плоской крышей. По обе стороны от крыльца раскинулась полукруглая застекленная веранда. Справа Кэрол увидела большую, почти до отказа набитую машинами автостоянку. Если бы не это обстоятельство, Кэрол даже не вспомнила бы, что пора обедать.

С тех пор как Пол Миллер привез ее утром в город, Кэрол потеряла счет времени, и у нее совершенно пропал аппетит. А когда она узнала, что у девушки, которую Миллер называл своей дочерью, другая фамилия, Кэрол не находила себе места. Один лишь вопрос занимал ее: «Почему?»

В личном деле Сьюзан Холлистер Кэрол вычитала, что девушка, как и говорил Миллер, училась на медицинском факультете университета в Коннектикуте.

В примечании к результатам вскрытия, проведенного судебно-медицинскими экспертами, указывалось, что личные вещи, найденные у убитой, принадлежат ее мужу, Кеннету Холлистеру.

Кэрол незаметно достала блокнот и записала адрес и номер его телефона. Она уже хотела идти домой, когда снова увидела Эрика. Кэрол просто растерялась, узнав, что Миллер вовсе не появлялся в полиции Нью-Джерси. Когда ко всем ее подозрениям прибавилось еще и это известие, она совсем запуталась. Очередная ложь Миллера окончательно сбила ее с толку. Почему же Пол скрыл улики против Фрэнка?

Давая показания, она думала: стоит или нет спрашивать Эрика о Миллере? Ей очень хотелось поделиться своими мыслями, но она опасалась, что Эрик догадается о том, что она провела ночь с Полом. А обижать Эрика ради того, чтобы удовлетворить свое любопытство, она не хотела. Потому что в кошмарном водовороте последних дней только встреча с ним согревала ее сердце.

Когда они закончили, Кэрол сказала Эрику, что ей срочно нужно ехать в Лонг-Айленд, чтобы отвезти отца в дом престарелых. Из приемной полицейского управления ей удалось позвонить мужу Сьюзан Холлистер. Этот звонок и привел Кэрол в кафе.

Возле кассы к ней подошел высокий мужчина в темных очках и спросил, не хочет ли она заказать столик, или ей будет удобнее у стойки. Сильный акцент выдавал в нем иностранца.

— Мне нужен Кен Холлистер.

— Я сейчас позову его. Подождите, пожалуйста.

Кэрол села за столик и заказала кофе. В эту минуту из кухни вышел уже знакомый высокий мужчина, рядом с ним — блондин в белой тенниске. Он подошел к Кэрол и протянул руку.

— Мисс Уоррен? Я — Кен Холлистер.

Пожимая ему руку, Кэрол подумала, что его молодость и трагедия, которую он пережил, трудно укладываются в голове.

— Я надеюсь, вы не будете возражать, если мы поговорим здесь?

Когда они говорили по телефону, Кен объяснил, что учится в университете на геологическом факультете, а по вечерам приходится подрабатывать в кафе.

— Нет, нет. Можно и здесь, — ответила Кэрол.

— Простите, у нас сейчас много работы, и поэтому я ограничен во времени.

— Я не задержу вас, мистер Холлистер.

Кэрол не знала, с чего начать. По телефону она не решилась открыть ему истинные цели своего визита и несколько ввела его в заблуждение, сказав, что его беспокоят из полицейского управления. Она настояла на встрече для, якобы, уточнения кое-каких деталей по делу о его жене.

Кен сел напротив.

— Знаете, мисс Уоррен, за последние два года я столько раз давал показания, что мне казалось, никаких неясностей уже не осталось. Это меня даже немного удивляет.

Ложь напрашивалась сама собой. И Кэрол ничего не стоило сказать, что такого рода расследования всегда требуют тщательной перепроверки фактов. Но она больше не могла обманывать его.

— Мистер Холлистер, я… не из полицейского управления. Лично мне нужны эти сведения.

— Лично вам? — Он поморщился. — Вы журналистка? Ищете очередную жуткую сенсацию, чтобы попотчевать своих читателей щекочущей нервишки сценой?

Он встал, намереваясь уйти.

— Прошу вас, не уходите. У меня всего несколько вопросов. — Она схватила его за руку.

— Мне до чертиков надоели журналисты. — Кен говорил, презрительно глядя на Кэрол. — И ни хрена я вам не скажу, если не буду уверен, что наш разговор хоть как-то поможет схватить и наказать убийцу. Никто не хочет понять, что боль со временем лишь утихает, но не исчезает совсем. Для всех, кто любил ее, ваши вопросы как нож в сердце. А вы на этом играете, потому что знаете: мы поможем вам — ведь для нас это единственное средство, чтобы пережить боль.

— Прошу вас, поверьте мне, мистер Холлистер. Я не журналистка, и я понимаю, как вы страдаете. Я правда понимаю.

Видимо, в ее голосе было столько искреннего сочувствия и сострадания, что Холлистер невольно опустился на стул.

— Что вас интересует?

— Я, как, и вы, очень хочу, чтобы убийца вашей жены был пойман, клянусь вам, только это привело меня сюда.

Он внимательно посмотрел на Кэрол, потом бросил взгляд через плечо, как будто хотел лишний раз убедиться, что его отсутствие не стопорит работу, и сказал хмуро:

— Хорошо. Только несколько вопросов.

— Вы говорили, что, кроме вас, есть еще люди, которым смерть вашей жены принесла горе. Кого вы имели в виду?

Он удивленно посмотрел на Кэрол.

— Ну… ее семью; конечно.

— Ее трех братьев?

— Да… они очень тяжело восприняли смерть младшей сестры.

— А ее отец? Как он реагировал?

— Боже, да при чем тут он?

— Как при чем?

— Он умер, когда ей было семнадцать.

Кэрол, ничего не понимая, молча смотрела на Кена. У нее сразу возникло так много вопросов, что она растерялась. Старое издание «Матушки Гусыни», подписанное Кэрол для Сьюзан; фотография на туалетном столике в доме Миллера и эта спальня… — все вдруг сразу возникло в ее сознании. Волна воспоминаний захлестнула Кэрол, и она снова воочию представила себе эту дверь, за нею удивительную комнату, очаровательную обстановку, казалось, вновь почти физически ощутила приятную свежесть полотенца. Она протянула руку — хотела взять со стола фотографию в рамке — лишь звон опрокинутой кофейной чашки привел ее в чувство. Она почувствовала на себе удивленный взгляд Кена.

— Ее фамилия, — настойчиво потребовала Кэрол. — Девичья фамилия вашей жены. Скажите…

— Конрой.

— Сьюзан Конрой, повторила Кэрол.

Холлистер кивнул.

Кэрол задумалась. Над их столиком повисло тягостное молчание.

— Ну… мне, наверное, нужно идти работать, — не выдержал Кен. — Но… вы не скажете мне, к чему все это?

— Простите, я не могу вам этого сказать, — ответила она ровным голосом. — Господи, если бы я сама знала!

Как сквозь дымку она видела, как он встал со стула и вышел.

Кэрол механически взяла салфетку и вытерла пролитый на стол кофе, мысли ее в этой время были далеко. Как на кинопленке, перед ее мысленным взором сменялись кадры плохо поставленной драмы, легко можно было бы усомниться в подлинности происходящего, если бы не предыдущие кадры, полные ужаса и трагедии…

Ламли! Этот владелец книжного магазина, ведь он говорил ей, что Миллер покупал книги для своих детей. Он говорил — три мальчика и одна девочка! Зачем он обманывал ее? Почему он сказал ей, что Сьюзан — дочь Миллера?

Кэрол заплатила по счету и спросила у кассира, откуда можно позвонить. Телефон-автомат, как оказалось, был недалеко, и Кэрол, наменяв монет, пошла звонить.

— Я не знаю никакого мистера Ламли, — ответил молодой человек. Кэрол звонила в книжный магазин в Уордсоне. Трубку снял один из продавцов. — Но здесь жена нашего хозяина, миссис Карсвелл. Если хотите, я могу ее позвать.

Жена хозяина? Карсвелл?

— Да, если не трудно, дайте ей трубку. — Кэрол старалась говорить сухо и деловито.

Вскоре она услышала в трубке тот же женский голос, что и в первый раз, когда просила оставить Джорджу Ламли записку недели две назад. Кэрол говорила резко и даже грубовато.

— Миссис Карсвелл, это Кэрол Уоррен. Мне нужен Джордж Ламли. Две недели назад я вам оставляла для него записку.

— Да, да. Я помню. Но сегодня Джорджа нет. Я передам ему, что вы звонили.

— Послушайте, я специально звоню в рабочее время, чтобы застать владельца магазина, мистера Ламли. Но только что от вашего продавца я узнала, что настоящий владелец не Ламли, а ваш муж.

После некоторой паузы женщина неуверенно сказала:

— Мы партнеры. Я имею в виду мистера Ламли и моего мужа. В общем, я передам Джорджу, что вы звонили. — Она повесила трубку.

Партнеры? Что это? Еще одна глупая выдумка? Судя по тому, как она быстро бросила трубку, эта женщина была смущена тем, что ее уличили во лжи.

Кэрол вышла из кафе и направилась к машине. Мысли о Миллере ни на секунду не оставляли ее. Почему он выдавал Сьюзан за свою дочь? Хотел ли он этим объяснить и оправдать свое стремление самостоятельно найти и разоблачить опасного убийцу? Для чего тогда весь этот маскарад с книжным магазином? Нет, это очередная ложь Миллера. Его ребенок не пострадал от руки жестокого убийцы.

Так что же заставляет Миллера бродить в поисках «лесного хищника»? Откуда возникла эта навязчивая идея, в которой не меньше патологии, чем в кровавой похоти убийцы?

Кэрол села в машину и поехала к отцу. Машина мчалась на юг, унося Кэрол прочь от тяжелых раздумий и нервного напряжения этого суматошного и трудного дня. Хотя то, что ей предстояло, было делом вовсе не веселым, Кэрол все же вздохнула с облегчением..

Отец сидел на софе в гостиной, безвольно опустив руки, на коленях лежала куртка, рядом, чтобы не забыть, — зимние перчатки. В углу — два старых чемодана, он давно уже собрался и ждал только ее.

— Привет, папа. — Она наклонилась и поцеловала его. — Извини, что опоздала.

Глядя на его ссутулившиеся плечи, она подумала, как ему тяжело покидать дом, к которому он так привык.

— Разве? А сколько времени? — не сразу ответил Пит. Он достал из кармана свой старый брегет и поднес к лицу, чтобы лучше видеть.

— Да нет, ты не опоздала. — Он покачал головой, все еще глядя на часы, и слабо махнул рукой.

Кэрол поняла, что он так и не понял, сколько времени. Она села рядом и обняла его. Голова старика бессильно опустилась на ее плечо. Так жутко ей никогда не было.

— Знаешь, Томми не сможет приехать сегодня. — Она заставляла себя говорить беззаботно, как будто это был сущий пустяк. — Но на следующей неделе он обязательно приедет навестить тебя.

— Томми, — повторил Пит Уоррен. Казалось, ему нужно время, чтобы запомнить имя. — Да, да. Мой мальчик сегодня, должно быть, занят.

Мало утешительного в том, что он болен, но был в этом для Кэрол и спасительный плюсик: по крайней мере он ничего не знал о неприятностях Томми.

Спустилась миссис Бригс. По случаю ее последнего дня с Питом Уорреном, она была в сером вечернем платье, на шее — золотое ожерелье.

— Здравствуйте, мисс Уоррен.

— Добрый вечер, миссис Бригс. Вы сегодня замечательно выглядите.

— Спасибо. Я хочу, чтобы у Пита были торжественные проводы.

— О! Как это любезно с вашей стороны. Как я догадываюсь, все уже… готово?

— Да, — с грустью ответила миссис Бригс. — Все в полном порядке. Я подожду наверху, пока…

— Что ж, пора прощаться с этим домом, — сказала Кэрол. — Ты как, папа?

— Давайте прощаться. — Он отложил куртку и встал.

Они прошли в спальню, потом в комнаты Кэрол и Томми. Отец был спокоен, лишь иногда он брал в руки какую-нибудь вещь — то бейсбольный вымпел Томми, то детский мольберт Кэрол — и долго разглядывал, будто вспоминал что-то. Возле большой, во всю стену, книжной полки он остановился и сказал:

— Сам делал! Материалы покупал у дяди Калли. — Он провел пальцем по корешкам книг. Когда он коснулся «Рассказов про Дану», Кэрол вдруг вспомнила, что видела свои книги на другой полке, впрочем, не на полке, а на столе в доме у мистера Ламли. Она еще оставила свой автограф.

«Интересно, — подумала Кэрол, — зачем он принес их домой. Ведь, если, как он сказал, им с женой нравились ее книги и они уже много лет собирали ее работы, то почему же все книги, не считая старого издания „Тигра“, были новыми? Этому может быть только одно объяснение — Ламли никогда не интересовали ее книги!»

Пит спустился вниз в кухню, потом зашел в столовую. На столе стояла фотография в рамочке: двое ребятишек — Кэрол и Томми — с мамой. Пит взял фотографию.

— Вы были вот такими малышами… О лучшем нечего было и мечтать… мальчик и девочка. Все остальное не имело для меня значения. Я никогда не жалел об этом.

Он поставил фотографию на место.

— Что не имело значения? О чем ты не жалел? — спросила Кэрол.

— Я любил твою мать, и все тут. Это было что-то особенное, не так, как у всех! Ты скажешь, так не бывает! А у нас было!

— Да, папа, конечно!

Пит долго смотрел на фотографию, потом повернулся и пошел в гостиную.

— Кэрри, уже вечереет. Ты, кажется, говорила, что нам пора ехать. — Он посмотрел на свои чемоданы. — Так куда же мы все-таки едем?

Она помогла отцу распаковать чемоданы, сложила вещи в шкафчик, с которым Пит не захотел расставаться, потом они вместе спустились во внутренний дворик и прошли в сад. Было уже темно, но вдоль всей асфальтовой дорожки горели фонарики на коротких ножках.

— Жаль, Что Томми не смог сегодня приехать.

— Папа, он очень хотел, но…

— Вы в детстве очень любили здесь играть. Он тебе спускал веревку вон с того дерева. Вы бегали и резвились…

Кэрол почувствовала, как по щеке покатилась слеза. Пит ничего не помнил, думал, что он все еще дома, в своем саду.

— Томми был замечательным ребенком. Просто замечательным. И я никогда ни о чем не жалел.

Кэрол удивленно слушала его.

— О чем ты, папа?

Пит смотрел куда-то в глубину сада и, казалось, не слышал ее.

— Лучше жить здесь. — Он обернулся. — Ведь так?

Кэрол подумала, что теперь он говорит о доме престарелых. Он смирился со своей участью.

— Да, лучше здесь, — ответила она.

— Для всех нас так будет лучше. — Он думал о чем-то своем, непонятном для Кэрол. — Не только для ребенка, но и для нее, для меня… и для Калли тоже.

Нет, это не о доме престарелых… Ребенок? Он что, имеет в виду Томми? А при чем тут Калли Нельсон?

Отец не ответил на ее вопрос. Он отвернулся и пошел к главному корпусу, пробурчав, что Калли, должно быть, уже ждет его, да и к тому же сам Пит изрядно проголодался.

— Ты не знаешь, во сколько у них ужин? — бросил он на ходу.

В половине девятого одна из медсестер сказала Кэрол, что время посещений закончилось.

У входной двери Кэрол попрощалась с отцом. Пит обнял ее, обещая, что скоро приедет в город и сводит ее в кино. Он не помнил, что у него нет машины, и вот уже два года он никуда не выходит из дому.

На улице Кэрол помахала ему рукой, он улыбнулся, махнул в ответ и отошел от окна. Кэрол медленно шла по тротуару и думала, что, как бы ни был неприятен сам факт, но здесь Питу действительно будет лучше.

Видишь ли ты меня сейчас, солнышко мое?

Он медленно погрузил свои пальцы в ее вьющиеся каштановые локоны, осторожно за длинные пряди приподнял ее голову и долгим обожающим взглядом впился в широко открытые зеленые глаза. Чуть наклонился и сладко поцеловал в полусомкнутые губы, почувствовав их теплоту и упругую мягкость. Она была еще жива; последний крик давно уже замер на ее губах, превратившись в гримасу ужаса.

Вытянув руку, он потрепал ее за волосы — так в старину дозорный на сторожевой вышке сигналил в темноту, помахивая горящим факелом. Потом долго смотрел ей в глаза, не в силах оторваться.

Они всегда очаровывали его. Интересно, когда она перестала видеть его? Никогда! В такие минуты он верил, что жертва будет видеть его всегда!

И она видит его сейчас! Если любит, то всегда будет видеть его и смотреть только на него! Она всегда говорила ему это, когда он приходил к ней. Когда она умрет, ей опустят веки. Но он хочет, чтобы сейчас ее глаза были широко открыты!

«Позволь мне сказать, как я люблю тебя!» Он наклонился и нежно поцеловал ее в губы, так же, как бывало прежде… И отбросил ее голову. Все! Теперь она знает, как он любит ее, на какую жертву он готов для нее. Он показал ей, как сладки бывают его жаркие поцелуи, как может он быть очарователен.

Он встал и начал собирать свои вещи. Как хищный волк бродил он под кронами деревьев — не хотел оставлять случайных улик, поэтому наводил блеск и чистоту.

Он мягко улыбнулся, вспомнив, как она обнимала его, нежно и назидательно, щебеча на ушко нравоучения, которые так любила повторять, когда он, обмотанный полотенцем, выходил из ванной. О да! Моя милая, чистота сродни благочестию! Мурлыкая себе под нос ее милую песенку, он ходил взад-вперед, внимательно осматриваясь. Он уже исходил маленькую полянку вдоль и поперек — на земле лишь ее тело и обагренные кровью сухие веточки, — он остановился, довольный.

Всегда блюсти чистоту! Только ради тебя, родная! Только потому, что ты рядом!

И он снова бороздил маленький клочок исстрадавшейся земли.

«Все чисто!» — удовлетворенно подумал он и, бросив последний оценивающий взгляд на поляну, повернулся и пошел к машине.

Вдруг он неожиданно остановился, охваченный странным чувством, и понял, что в этот раз не испытал того наслаждения, которое возникало у него всегда, — не было ощущения радости и удовлетворения! Он вдруг захотел, чтобы она снова посмотрела на него! Прямо сейчас! Не откладывая! Неодолимая сила потянула его назад!

 

Глава 30

Едва открыв дверь, она услышала, как зазвонил телефон. Кэрол прошла в спальню и села на постель. Она сидела неподвижно, ждала, когда, наконец, смолкнет дребезжащая трель. Почему-то была уверена, что это Пол Миллер. Она не хотела слышать его голос — опять будет извиняться, говорить, что любит или нашел новые улики против Фрэнка. Она так и не смогла побороть в себе ту неловкость, которая возникла после их близости. Она поверила ему так глубоко и полно, что не смогла устоять перед искушением…

Может, все эти женщины тоже поддались обаянию человека, который потом убивал их?

О господи! Ей и так тяжело, столько неприятностей и огорчений — отец, Томми, Марго — теперь еще эти убийства. «Господи! Помоги мне забыть обо всем!»

Кэрол попробовала сосредоточиться на чем-нибудь приятном. Ни о чем не нужно жалеть, как сказал папа.

И как это он назвал Томми? Ах, да! Он сказал, что Томми был просто замечательным ребенком…

Воспоминания отца навевали на нее картины ее собственного детства. Она встала и прошла в кладовку. Сняла с верхней полки коробку, в которой хранила старые фотографии, потом долго сидела на балконе, задумчиво листая семейный альбом.

Вот они с Томми в саду. Сколько им? По семь-восемь? А на этой фотографии они в Кони-Айленде у дяди Калли; Томми сидит у него на плечах! Мама и папа на свадьбе поднимают бокалы с шампанским.

Как это говорил отец?.. «Это было что-то особенное, не как у всех!»

Кэрол вдруг сообразила, что говорит вслух. Боже! Кошмар продолжается! А она так хотела отдохнуть, расслабиться.

«…будет лучше для нее, для меня и Калли тоже…»

Кэрол хотела понять слова отца, но ничего не получалось.

Она снова сложила фотографии в коробку и изо всей силы швырнула ее на место, роняя фотографии по всему полу, казалось, так она хотела освободить хоть прошлое от тайн и загадок.

Резкий дребезжащий звук подобно взрыву бомбы разорвал тишину, нарушив мирный покой ночи. Кэрол сонно оторвала голову от подушки. На светящемся циферблате часов — два сорок. Она села на краешек кровати, свесив ноги, и потянулась за халатом.

Кто-то настойчиво звонил в дверь. Она вышла в прихожую и хотела уже снять цепочку и открыть дверь, как смутное подозрение, шевельнувшееся в сознании, заставило ее остановиться. Сон как рукой сняло. Кто может прийти к ней в такое время? Как он прошел мимо швейцара? Она проверила цепочку и, открывая дверь, спросила:

— Кто там?

Едва только она через узенькую щель выглянула на лестничную площадку, как ей сразу бросился в глаза неуклюже широкий плащ и старомодная шляпа в руках…

— Уходи, — сдавленно крикнула она. — Я не хочу, чтобы ты приходил. Не желаю тебя видеть.

Она захлопнула дверь, но Миллер уже уперся в нее плечом.

— Кэрол, подожди!

Она изо всех сил налегла на дверь, но все тщетно. Кэрол чуть отступила назад, со всего маху плечом навалилась на дверь и с треском захлопнула ее.

— Кэрол, это очень важно! Мне нужно с тобой поговорить! Я целый вечер ищу тебя.

— Убирайся! — крикнула она из-за двери. — Лжец! Трепло собачье!

— Прошу тебя, выслушай, пожалуйста! Позже я тебе все объясню! Если ты дашь мне возможность! А теперь слушай: вчера ночью произошло еще несколько убийств.

Прошлой ночью? Когда они были вместе?

Несколько секунд Кэрол стояла не шелохнувшись. Потом проверила цепочку и приоткрыла дверь. Пол стоял, опершись о дверной косяк. Когда Кэрол открыла дверь, он заговорил быстро, словно боялся, что не успеет.

— Исчезла девушка! Она пошла в магазин и не вернулась. Это произошло в северной части Филадельфии. А через час в этой же части города исчезла другая девушка. Родители пошли в магазин, а она ждала их в скверике неподалеку. Когда они вышли из магазина, ее уже не было. На ноги поднята вся полиция, потому что ЭТО случилось, Кэрол… Он потерял над собой контроль. Тела сегодня утром обнаружила бригада ремонтников. Преступник закопал их в овраге, недалеко от шоссе. Он, видимо, делал это в спешке, поэтому…

Кэрол молча смотрела на него. Сможет ли она снова поверить хоть одному его слову?

— Кэрол, я справлялся на телефонной станции — вы звонили своему брату сегодня утром, но он сразу же после вашего звонка ушел из дому и с тех пор не появлялся, а мне нужно срочно найти его. Скажите, куда он пошел?

— Я ничего не знаю! — крикнула она. — Это все Фрэнк! Мой брат невиновен!

Миллер сильно толкнул дверь, он как будто забыл о том, что она на цепочке.

— Черт тебя дери, Кэрол! Ты должна мне помочь. Убийца почувствовал, что его загнали в угол. Пострадают люди, если ты мне не скажешь, где он.

— Кто ты такой, чтобы обвинять моего брата! Ты на себя посмотри! Лгун! Сьюзан не твоя дочь, ее муж никогда о тебе не слышал.

— Я тебе все объясню, Кэрол, — нетерпеливо перебил ее Пол. — Но не сейчас. Мы должны остановить его, остальное не важно. Скажи мне, где твой брат! Ты ведь знаешь, где он!

— Но почему мой брат? А как же Фрэнк? Ведь ты же нашел доказательства…

— Кэрол, этот журнал — фальшивка! Я говорил с Фрэнком Мэтсоном, видел его месячные отчеты о проделанной работе, кредитки на получение бензина. Это твой брат, Кэрол! Он подделывал записи, чтобы свалить вину на Мэтсона!

— Кровь в багажнике у Фрэнка — это тоже мой брат? А трости? Ты знаешь, что Томми проверяли на детекторе лжи, и психиатр говорит, что он не убийца?

— Все вполне объяснимо, Кэрол. Если ты позволишь, я отвечу на каждый твой вопрос.

— Нет, не хочу!

Он пристально посмотрел на нее.

— Кэрол, прошлой ночью…

— Ты, ничтожество, не смей даже заикаться об этом! Ты разжалобил меня своими липовыми фотографиями, ты играл на моих чувствах! Я не знаю, зачем тебе это понадобилось, но в любом случае ты — свинья! Не хочу тебя больше видеть! Уходи!

Он тяжело вздохнул, выпрямился и медленно потянул ручку двери на себя. Кэрол еще долго сидела в прихожей, боясь, что он взломает дверь и ворвется в квартиру.

Осторожно ступая между разбросанными по всему ковру фотографиями, Кэрол взяла телефон и села на софу. «Три часа утра, все давно уже спят, — подумала она. — И тем не менее..», Кэрол полистала записную книжку, нашла нужную страницу и набрала код Вермонта.

Несколько минут никто не подходил к телефону, наконец, сняли трубку, и Кэрол услышала слабое «алло».

— Джилл, ты? Это Кэрол.

— Кэрол, Боже мой, три часа ночи!

— Да, я знаю. Прости, пожалуйста. Я… хотела поговорить с Томми. Просто спросить, как он…

— Но он уже давно уехал. Сказал, что нужно еще успеть встретиться с тобой и уладить все вопросы, связанные с продажей отцовского дома.

— Вы обо всем договорились?

— Кэрол, нам не о чем было…

— Но ведь у вас скоро будет ребенок. И все это…

— Не надо, Кэрол. Я уже решила. У нас больше ничего не получится, потому что я этого не хочу.

Кэрол смотрела на разбросанные по ковру фотографии. Взгляд упал на улыбающееся лицо Джилл, она была в синем купальнике, рядом Томми — оба веселые и счастливые…

— Его оправдают! Может быть, очень скоро. И тогда ты вернешься к нему?

— Кэрол, я поняла, кто он на самом деле, поэтому давай больше не будем об этом. Я все равно не изменю своего решения. Пока. И, пожалуйста, не звони сюда больше. — После которой паузы она добавила: — Никогда! — и положила трубку.

Дул холодный ветер. В открытую дверь балкона он врывался в комнату, тысячами раскаленных песчинок впиваясь в кожу. Кэрол смотрела вниз на мерцающие в темной пазухе города огоньки. В эти предрассветные часы ветер с океана, еще сильнее остыв над Гудзоном, обрушивается колючей волной на город.

Подхваченные сильным порывом ветра рисунки Кэрол затрепыхались, зашелестели и вдруг разлетелись по всей комнате.

Мягко кружа, они опускались на пол…

На дворе стояла осень. Кэрол хорошо помнила желтый снегопад за окном. Мама качает на руках Томми, нежно напевая свою удивительную песенку. Кэрол казалось, что она слышит тот забытый, далекий напев. Это не просто колыбельная, это голос… голос материнской нежности и любви. Маленькая девочка стоит рядом с мамой, теребит полу ее халата, просит спеть ей такую же песенку, также нежно убаюкать.

— Мама, мамочка, — тоненький голосок Кэрол — уже прошлое… Она так никогда и не услышит чарующих звуков милого голоса. Эта песенка никогда не будет спета для нее…

Все, хватит! Кэрол никогда не пыталась осмыслить свое прошлое, понимала, что бесполезно! Но сейчас, как бы заново переживая и восстанавливая в памяти свои детские впечатления, она вдруг испытала странное чувство. Неужели мама не любила ее? Хотя почему она так решила? Только потому, что мама пела эту песенку только для Томми?

Холодный осенний ветер с берегов Атлантического океана… Он пробирал ее до костей, а может, это не ветер, а воспоминания заставляли ее дрожать и зябко ежиться? Быстрым и сильным движением Кэрол захлопнула дверь. Хватит!

 

Глава 31

— Калли Нельсон, к вам пришли, — разнеслось по пакгаузу.

Кэрол стояла во дворе и смотрела на оживленную суету вокруг. Из ворот склада выезжал грузовик, нагруженный оконными рамами, несколько рабочих на погрузчике занимались сортировкой деревянных панелей…

Жизнь похожа на дома, которые люди строят себе сами. Прилаживая кирпичик за кирпичиком, они возводят стены, вставляют окна и двери, кроют крышу. И так всегда… незаметно растут стены, спокойно и размеренно течет жизнь. А вот ее дом, похоже, рушится прямо на глазах — жизнь дала трещину…

Утром она позвонила Калли прямо на работу, но откровенного разговора у них не получилось.

— Кэрол, дорогая, что это на тебя вдруг нашло? Что за мрачное настроение в такое прекрасное солнечное утро?

Он явно уклонялся от прямого ответа, но его уловки только разжигали ее желание узнать правду. Что-то крылось за его словами. И когда он уходил от прямых ответов, в ней только крепла уверенность в том, что от нее что-то скрывают. И ей просто необходимо было докопаться до этого «что-то».

Из ворот склада вышел Калли с сигаретой в зубах и, увидев Кэрол, неторопливо направился в ее сторону. Но на полпути к нему подскочил водитель погрузчика с кипой бумаг. Кэрол терпеливо ждала, глядя как Калли неторопливо снимает желтые рабочие рукавицы и что-то подписывает. Наконец он освободился. Не доходя до нее несколько шагов, Калли выбросил сигарету.

— Кэрол, солнышко мое, что ж ты не предупредила, что придешь? Когда ты мне звонила, я…

— Слишком много неясностей, поэтому и приехала. Вы что-то от меня скрываете. Я это поняла, когда мы говорили по телефону. Я хочу знать всю правду.

Калли отвел взгляд и долго смотрел на разбросанные по всему двору аккуратные ряды сложенной в штабеля древесины, потом еле слышно сказал:

— Пойдем в мой кабинет.

Они шли по дорожке, петлявшей между стройными пирамидами брусков и панелей, возвышавшихся с обеих сторон, и вскоре тропинка вывела их к низенькому двухэтажному зданию. Здесь, вдали от рабочей суеты и шума складского двора, находилась контора Калли.

— Хочешь горячего шоколаду? — спросил он, снимая пальто.

«Господи! Какой еще горячий шоколад!» — подумала Кэрол.

Он повесил пальто и вопросительно посмотрел на нее.

— Спасибо, не откажусь!

Она не находила слов, чтобы начать разговор, ради которого пришла.

— Ты что-то плохо выглядишь.

— Я почти не спала этой ночью… или прошлой?

Он с беспокойством посмотрел на нее, но ничего не сказал. Это было так на него не похоже, он даже не поинтересовался, что вызвало бессонницу. Кэрол уже не сомневалась, что существует какая-то страшная тайна, которую вот уже много лет от нее скрывают.

Она поставил на стол две чашки и сел рядом.

— Так о чем же?..

— Что папа имел в виду вчера, когда говорил, что ни о чем не сожалеет? Ведь он это сказал не просто так, правда?

— Скажи мне, почему именно сейчас тебе больше всего захотелось узнать именно об этом?

— Ну, допустим, не больше всего. Но, тем не менее, я хотела бы услышать правду.

Она помолчала, раздумывая.

— Отец говорил, что он правильно сделал, когда остался здесь и никуда не уехал, потому что так было лучше для него, мамы и для вас, Калли. Такое впечатление, что ему пришлось выбирать. Почему? Почему он должен был уехать? И что изменилось, когда он остался?

Калли чуть наклонился в сторону, сунул руку в карман и достал зажигалку.

Кэрол подалась вперед и требовательно, глядя прямо в глаза, сказала:

— Калли, мне нужна правда. Я хочу знать, что вы с отцом скрывали от меня. Кажется, я совсем запуталась. И, быть может, многое станет ясно после того, как вы мне все расскажете.

Калли неторопливо прикурил сигарету.

— Кэрол, зачем ворошить прошлое? Я думаю, в этом нет необходимости.

Она задумалась. Действительно, стоит ли? Просто забыть, что сказал отец, убежать, скрыться! Но ведь она всю свою жизнь пряталась, бежала прочь от темного, неведомого ей леса, пробиралась сквозь чащу к спасительной опушке, поминутно натыкаясь на следы греха, которые старалась не замечать.

Пора остановиться. Пришло время вернуться назад и испить до дна эту чашу.

— Я должна решить это сама. Объясните, что имел в виду отец?

Калли горько усмехнулся.

— Знаешь, я всегда беспокоился, что у тебя слишком мягкий характер. Но сейчас я просто потрясен: ты не такая слабенькая, как мне казалось!

— Я была очень наивной, думала, что люди на самом деле такие, какими я их вижу, и чудовища — лишь плод моего воображения. Боже! Как я заблуждалась! Ведь все совсем иначе, Калли, да?

Он сделал еще одну затяжку и потушил сигарету.

— Ты права, моя девочка, многое в этом мире для нас — загадка, и люди совсем не те, за кого себя выдают.

Он встал, подошел к стене и, закрыв лицо руками, заговорил с надрывом.

— Эх, старик, старик! Неужели эту тайну я хотел унести с собой в могилу!

Он повернулся к ней лицом.

— Я совершил ошибку, девочка, ужасную ошибку. Это случилось лет тридцать назад. Я уже был женат, росли дети. Мы были счастливы. И вот тогда я сделал мерзкую вещь. Я изменил своей жене… с Джейн Симпсон.

Когда она услышала имя, свет померк перед ее глазами, звук его голоса, казалось, доносился откуда-то издалека, пробиваясь сквозь плотную завесу из ваты. Все было как во сне.

— Моя мать? Вы с нею…

— Тогда тебя еще не было. Джейн была самой красивой девушкой в городе.

— Подождите, подождите! Но тридцать лет назад моя мама уже вышла замуж!

— Нет, той зимой — нет! Они встречались с Питом. Он был от нее без ума и сделал предложение, но свадьбы еще не было… На нас нашло какое-то затмение. Я не знаю, о чем мы думали! Каждый понимал, что у нас нет будущего, но остановиться не могли. Как бы то ни было, но она забеременела. Что мне было делать? Развестись с женой? Но у нас было двое малышей! Развестись — значило бы сломать им жизнь! Я не мог! Сделать аборт тогда было очень сложно. Не то что сейчас — на каждом углу! Да она и не хотела! Джейн думала, что сможет обмануть Пита, — скажет, что это его ребенок. Но не выходило по времени, и она… сказала ему правду! Ты не осуждай ее за это. У нее хватило мужества признаться во всем Питу. И он женился на ней, зная обо всем, потому что… любил ее, по-настоящему любил, — голос его дрогнул, — если честно, Кэрол, он любил ее сильнее, чем я. И ты должна знать, что все это никак не отразилось на вас, на детях. Они оба любили вас, для них не было никакой разницы между тобой и Томми.

Кэрол чувствовала себя совершенно разбитой. Ей казалось, что она дрейфует на какой-то утлой лодчонке по бушующему океану. Нет ни еды, ни весел! Никакой надежды на спасение!

Калли — лучший друг семьи и… отец Томми. А ее собственный отец позволил Калли играть роль доброго дядюшки… Они семьями ездили на уик-энды, устраивали вечеринки друг для друга. Боже мой! Дядя Калли был шафером на их свадьбе! Господи! Эти люди сами не ведали, что творили! Как они жили? И что думали?

— Калли, я не могу… мне трудно понять…

— Девочка моя, ты сама спросила меня! Хотя твои родители и я всегда считали, что будет лучше, если эта тайна так и останется тайной навсегда. Может, мы были и неправы. И теперь ты знаешь все. Пусть это послужит тебе уроком. То, что вы, дети, видите вокруг — это не настоящая жизнь, а всего лишь выдумка взрослых. Мы рассказываем вам, что такое «хорошо», и пытаемся внушить вам, что это действительно хорошо. Вы верите нам и запоминаете, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Вот так строится жизнь.

Он пожал плечами, жестом показывая, что ничего изменить невозможно.

Кэрол мучительно пыталась вспомнить хоть что-нибудь: малейшие признаки, еле заметные намеки, по которым она могла бы догадаться, что в их семье не все благополучно. Детство, как всегда, всплывало разрозненными фрагментами, и сложить их вместе не было никакой возможности. Нет, ничего особенного. Кэрол никогда ни о чем не догадывалась. Так какой же на самом деле была эта женщина, к которой Кэрол была так привязана? Любила одного, родила от него ребенка, а всю жизнь жила с другим…

Интересно, чувствовал ли это Томми? Ведь Калли всегда был так заботлив и внимателен к нему.

— Как вы думаете, Томми знает?

— Никоим образом! Мы с твоими родителями заключили договор: никогда и ни под каким предлогом ничего не рассказывать Томми. Твой отец болен, но он еще не потерял рассудок, он все помнит и понимает. Я уверен, что он ничего не скажет Томми. Не говори и ты, девочка моя. — Калли взял ее руки в свои. — Этим ты отравишь ему жизнь. Пусть все остается как прежде. Поверь, так будет лучше для всех нас!

Кэрол поставила чашку на стол и встала.

— Спасибо, Калли, за то, что вы рассказали мне это.

Он тоже встал, чуть отстранился назад, чтобы лучше видеть ее всю, потом обнял.

— Тебе спасибо, милая. Не знаю, смог бы я на твоем месте отнестись к этому с таким же пониманием, как ты. Я всегда с тревогой думал о том, какими вы вырастете. Теперь вижу, что зря беспокоился.

Кэрол медленно шла к машине, размышляя о том, какой эффект произвела бы эта новость на Томми… Один отец притворяется, другой делает вид, что так и должно быть, а мать в это время нянчит свое любимое дитя… У самой автостоянки Кэрол обернулась. Калли стоял на крыльце, провожая ее взглядом. Снова в памяти прозвучали его слова: «…все останется как прежде… так… лучше для всех…»

 

Глава 32

Кэрол свернула на шоссе и нажала на газ. Ей предстоял долгий путь. Она хотела видеть Томми. По пути она несколько раз останавливала машину у телефонных будок и звонила брату. Никто не брал трубку, хотя ему пора уже было вернуться из Вермонта. Интуиция подсказывала ей, что с ним, должно быть, что-то случилось. Может авария?! Хотя автокатастрофа беспокоила ее гораздо меньше, чем катастрофа иного рода…

Хоть этот большой, современный дом и был новостройкой, выглядел он уже уныло, заброшенно. Только вольный ветер одиноко слонялся по устланному желтым ковром дворику. Кэрол достала ключи, которые Томми когда-то дал ей, и вошла в подъезд. Совершенно уверенная в том, что квартира пуста, она все же нажала на кнопку переговорного устройства.

— Томми! Ты дома? Эй… есть кто-нибудь?

Она медленно вошла, каждый ее шаг эхом отскакивал от паркетного пола и, исколесив все углы, затихал где-то в глубине дома. Казалось, на всем здесь лежит печать проклятия. Кэрол знала почти наверняка, что сюда никогда не вернутся люди, которые здесь жили: не только Джилл… но и Томми.

Кэрол затрепетала от страха, будто что-то мерзкое и ужасное тихонько подкралось сзади и коснулось ее плеча. Повинуясь бессознательному импульсу, она, тихо и осторожно ступая, поднималась по лестнице наверх. Только теперь Кэрол поняла, зачем она здесь! Да, ей нужна правда, и она чувствует, что за этими стенами кроется разгадка. Именно здесь, в своем доме, человек сбрасывает маску, становится самим собой, потому что уверен — надежный панцирь его убежища укроет его от посторонних взоров. И если ее брат, ну, пусть не брат, но человек одной с нею крови, и есть тот кровожадный монстр, которого ищут, то она сейчас обнаружит, быть может, даже просто поймет по каким-то едва различимым признакам его подлинную сущность.

Кэрол переходила из комнаты в комнату, открывала шкафы, выдвигала ящики…

Ничего подозрительного или необычного! В шкафах — вещи Томми и Джилл, на туалетных столиках — фотографии супружеской четы.

Кэрол переходила из комнаты в комнату… В одних стояла мебель, в других было пусто. Спальни для детей, которых никогда не будет, комнаты для гостей, которые больше никогда не переступят порога этого дома…

Или… все не так мрачно? Когда она обошла все комнаты на втором этаже, настроение ее заметно поднялось. Она посмеялась над своими глупыми фантазиями и страшными предчувствиями. Все было так обычно и даже банально. Возьми любой дом, и он как две капли воды будет похожа на эту. И, быть может, у Томми все образуется… Не может грех родителей проклятьем висеть над их детьми. Неужели порок одного поколения, затаившись, ждал своего часа, чтобы громом поразить другое?

Кэрол уже собиралась спуститься в гостиную, как вдруг заметила в конце коридора, винтовую лестницу на чердак. Томми как-то говорил, что собирается сделать там маленькую комнатку, и когда будут дети, может, поставит там столик для пинг-понга. Стараясь внушить себе самой, что это всего лишь праздное любопытство, она взобралась по лестнице наверх.

Комната все еще не была обустроена, но, видимо, кто-то уже облюбовал ее для своих занятий. У окна стояла полочка, заваленная всякими безделушками, рядом — стол; лампа, вытянув свою длинную гусиную шею, удивленно таращилась единственным глазом на стопку наспех сложенных книг, раскрытый пенал. Посреди стола лежала открытая тетрадь.

Кэрол подошла к столу, подвинула тетрадку ближе и пробежала глазами по строчкам. Почерк Томми!

«Женщина смотрит в окно, а мужчина — на нее», — было написано на верхней строчке и дальше, тем же разборчивым почерком:

И так весь лист, до самого конца! В каждой строчке новая фраза! Странно!

Напротив каждой строки — птичка! Проверено?

Будто пелена спала с ее глаз. Она медленно перевела взгляд на стопку книг. С таким трудом возведенная ею стена мнимого благополучия затрещала по швам.

«ПСИХОЛОГИЯ ПОВЕДЕНИЯ», «ПСИХОЛОГИЯ ВЗРОСЛОГО ЧЕЛОВЕКА», «ДИАГНОСТИКА И ТЕСТЫ ДЛЯ ОПРЕДЕЛЕНИЯ ПСИХИЧЕСКИХ ЗАБОЛЕВАНИЙ», «ПСИХОПАТОЛОГИЯ», — прочитала она на корешках книг.

Кэрол швырнула тетрадь на пол, судорожно открыла последнюю страницу попавшейся под руку книги. В графе «Заметки» карандашом было вписано: «Вернуть Джилл Уоррен». Нервное напряжение несколько спало, когда она поняла, что книги принадлежали Джилл.

«Фу ты, так это Джилл здесь занималась! Это ее книги!»

Но было уже поздно. Трещина в стене росла, увеличиваясь с каждой секундой. Кэрол взяла в руки увесистый том «Диагностики и тестов». Даже не открывая книги, она догадалась, что увидит на тех страничках, где были заложены узенькие полоски желтой бумаги.

Да! Это они! Примеры различных тестов. Именно такие тесты Томми должен был пройти у Герберта Грея. Чернильные пятна, диаграммы, кроссворды — задачка с деревянным слоником, ребус с птичкой. Целая глава была посвящена тестам на тематическое восприятие, в приложении — варианты рисунков, предлагаемых пациенту для определения его реакции на те или иные явления. К каждому тесту прилагались описания, в которых подробно разбирались задачи и цели, давались варианты ответов, начиная с тех, которые свидетельствовали об отклонениях в психике, до нормальных и приемлемых, вроде: женщина смотрит в окно, а мужчина — на нее; дети играют в саду…

Кэрол поняла, что если изучить этот материал, то не страшны любые психологические тесты.

Он подготовился к проверке!

Книга вдруг стала такой тяжелой, что Кэрол помимо воли положила ее обратно на стол.

— Томми… Томми… — тихо прошептала она, как будто, играя в прятки, нигде не могла найти его и теперь звала; хотела видеть, чтобы убедиться — он всего лишь обыкновенный мальчик и не больше того…

Томми. Имя порока, темный мир, где был он одновременно и богом и дьяволом. Имя, обагренное кровью Марго, Энни и остальных девушек… Все это так плотно сплелось в ее мозгу, что последняя слабенькая надежда на его невиновность растаяла, превратилась в дым.

Кэрол уже собиралась уходить, как вдруг услышала слабый шум в прихожей. Кто-то открыл дверь и вошел в дом.

Она застыла на месте. Мысль лихорадочно работала. Спрятаться или выйти к нему, радостно улыбаясь, сделать вид, что ни о чем не догадывается? Да, ведь он не мог не заметить ее машину на автостоянке. Значит, знает, что она здесь.

Кэрол представила себе, как она встретится с ним лицом к лицу, как… Нет! Она не справится с тем ужасом, который клокочет в сердце и сковывает все ее существо, предательская дрожь выдаст ее. Что же он сделает, когда увидит ее страх? Марго мертва… десятки женщин зверски убиты! Убийство уже не только вошло в привычку, оно стало для него потребностью. Разве его остановит что-нибудь, если он поймет, что Кэрол обо всем догадалась?

Нет! Она не выйдет к нему. Не только страх, но и отвращение удерживало ее от подобного шага. Чувство, которого она никогда не испытывала по отношению к нему, вдруг родилось в ней — ненависть!

Ненависть к Томми? Нет, не к тому Томми, который был ее братом, а к кровожадному хищнику, который столько лет жил в его душе.

Шаги затихли. Наверное, пошел на кухню. Может, удастся незаметно выбраться из дома? Она подошла к двери.

Кэрол скорее почувствовала, чем услышала, какое-то движение внизу на лестнице. Прислушалась… Скрипнула ступенька! Он медленно и осторожно поднимался по лестнице на второй этаж. Хочет застать ее врасплох!

Она отшатнулась от двери, дрожа от волнения, растерянно огляделась вокруг. Что-нибудь потяжелее! Стул? Книгу? Может, заколоть его карандашом? A-а, вот! Взгляд ее упал на массивную настольную лампу с длинной гусиной шейкой. Она быстро выдернула шнур из розетки, схватила лампу за увесистую металлическую подставку, осторожно, на цыпочках, подкралась к двери.

Тихо. Стоит у винтовой лестницы на чердак? Или прошел по коридору в спальню? На втором этаже на полу ковры! Ничего не слышно!

Легкий звук шагов раздался совсем близко. Он поднимался на чердак. Шаг… еще шаг…

Кэрол медленно занесла лампу над головой и застыла, едва дыша.

Он неумолимо приближался. Она уже видит его тень. Вот рука… плечо… От напряжения Кэрол вытянулась в струнку, чуть подалась вперед, готовая изо всех сил обрушить лампу на его голову. Секунда показалась ей вечностью… Кэрол не выдержала, качнулась и потеряла равновесие. Лампа с оглушительным, как ей показалось, треском чиркнула по стене.

Увидев занесенную над головой лампу, мужчина резко выбросил вверх руку, чтобы отвести удар.

Кэрол бессильно опустилась на стул. Перед нею стоял… Пол Миллер.

— Я думала, это он, — прошептала она.

Миллер выдохнул с облегчением.

— Слава Богу! Вы живы! Я увидел вашу машину на стоянке и догадался, что вы здесь. Я беспокоился, как бы чего не…

— Что вас привело сюда? — Кэрол недоверчиво посмотрела на него.

Он усмехнулся и пожал плечами.

— Думаю, то же, что и вас. Мне нужен Томми. Пора с этим кончать. Теперь вы тоже все знаете, да?

Избегая его пытливого взгляда, она встала, подошла к столу и поставила лампу.

— Он выучил наизусть все тесты, — бросила, не оборачиваясь. — Знал, как нужно себя вести, чтобы не возбудить подозрений.

— Он умен. Гений своего рода. Мы всегда подозревали, что он крепкий орешек.

— А вы сами? Не такой же? Что, безгрешны? Как я могла верить вам? — она обернулась и посмотрела ему в глаза. — Вы всегда лгали мне! Почему, Пол? Зачем вам это понадобилось? Выдумали какую-то дочь… И этот журнал! Вы сказали, что нашли в нем улики против Фрэнка! Что собираетесь ехать с этими записями в полицию. Что бы вы ни говорили — все ложь! Почему я должна верить, что убийства — дело рук моего брата? Я даже боюсь верить своим глазами! — Кэрол кивнула на стопку книг на столе. — Откуда я знаю, может, вы все это подстроили!

Миллер снял шляпу и подошел к столу.

— Вы действительно думаете, что я положил сюда эти книги? Или вы все же догадываетесь, что в этом человеке инстинкт самосохранения так же силен, как и жажда крови?! Он просто тянет время. Пытается обмануть полицию, потому что хочет разгуливать на свободе, а не сидеть на скамье подсудимых. Он пускает в ход все средства, чтобы отмести подозрения, и делает это с той же тщательностью и гениальностью, с какой продумывает и совершает убийства. Он и Фрэнка-то взял на работу, потому что знал — придет время, и тот сослужит ему добрую службу. Он совершал свои убийства там, где в это время находился Фрэнк. Это было нетрудно — ведь Фрэнк работал на него. Потом Томми кое-что подправил в транспортном журнале, чтобы все выглядело правдоподобнее. И, наконец, последняя попытка сделать Фрэнка козлом отпущения — Томми выслеживает Марго после ее визита к Фрэнку и убивает ее.

Кэрол вспомнила, как протестовал Томми против плана Марго.

— А кровь в багажнике? — Она не требовала ответа, не спорила, просто хотела знать правду.

— Фрэнк говорил правду. У него в багажнике разбилась пробирка с кровью, взятой на анализ. Судя по всему, это сделал Томми, чтобы оставить еще один ложный след.

Кэрол слушала молча. Она была очень слаба и вся дрожала.

— Почему? — Одним этим коротеньким словцом она задавала сотни, тысячи вопросов. Она хотела повторить свое «почему», но силы вдруг совсем оставили ее, губы не слушались. Как сквозь дымку она видела, что Миллер, вытянув вперед руки, бросился к ней. Потом все заволокло туманом, и она провалилась в темную бездну.

 

Глава 33

Кэрол открыла глаза. Она лежала на софе в гостиной у Томми. На лбу — мокрое полотенце, рядом на стуле сидит Миллер в темном костюме в полосочку. Своим плащом он заботливо укрыл Кэрол. Она хотела подняться, но он не дал ей.

— Вам лучше не двигаться, — настойчиво сказал он, и Кэрол подчинилась. — Иногда новость валит с ног не хуже дубинки.

Сознание медленно возвращалось к ней, она все вспомнила: обстоятельства, свидетельствующие против Томми, но многое не вяжется, не поддается логическому объяснению.

— Моя подруга Энни, — пробормотала Кэрол. — Если Марго он убил, чтобы защитить себя, то убивать Энни у него не было повода. Они были знакомы… А вы говорили, что преступник всегда выбирал случайную жертву.

— Совпадения — тоже дело случая, — ответил Миллер. — Представьте, вечером Томми выходит в поисках очередной жертвы. Выбор его падает на университет, где работает Энни. И так выходит, что именно она попадается ему под руку. Не бывает правил без исключений. Может быть, Энни и была таким исключением. Возможно и то, что он таил на нее злобу за что-то и, увидев у университета, не смог удержаться…

«Нет. Энни никогда не делала ему зла. Это была не месть, а простое совпадение», — решила Кэрол и тут же удивилась себе самой. Мысль о том, что Томми — убийца, уже не вызывала в ней прежнего негодования, она лишь сомневалась, что Томми убивал из мести.

Кэрол показалось, что она сходит с ума. Господи! О чем она думает?! Действительно, какая разница — как, когда, почему и сколько раз ее брат совершал убийства! Томми и есть «лесной убийца» — все остальное не имеет значения!

Нечеловеческий вопль сорвался с ее губ. Чтобы заглушить его, она уткнулась носом в подушку. Почувствовав, как рука Пола осторожно легла на ее плечо, она дернулась, как будто коснулась раскаленного железа.

— Не прикасайся ко мне! — бешено сверкая глазами, закричала она, вскочив с кушетки. — Ты не лучше его! Ты тоже не открываешь своего настоящего лица!

— У меня масса причин для этого. — Он ласково покачал головой, как будто успокаивал капризного ребенка.

— Кэрол, мне нужна ваша помощь. Я приехал сюда за Томми. У меня уже вошло в привычку регулярно наведываться сюда. Я был здесь вчера, видел эти книги. Да, он готовился к тесту. Есть доказательства, необходимые, чтобы арестовать его. Поэтому я здесь. Кэрол, если вы знаете, где он, скажите, не тяните. Вы сюда приехали, чтобы с ним встретиться, да? Пожалуйста, Кэрол!

— Я ничего вам не скажу, — холодно ответила она. — Ничего! Пока не услышу вашу чертову исповедь. Я хочу знать, почему вы постоянно обманываете меня? Кто или что вас принуждает? Вот что я хочу понять! Я бы хотела верить вам, даже поверила, но вы продолжали лгать. Почему, Пол? Объясните!

Наступила долгая пауза. Когда он наконец заговорил, Кэрол удивленно вскинула брови — так необычен был его тихий голос.

— Вы правы. Может быть, все сложилось бы иначе, если бы во мне самом не сидел тяжкий грех. Я знал о нем еще задолго до того, как начал искать «лесного убийцу». И я прекрасно понимаю, как трудно поверить, что близкий тебе человек мог совершить такое… стать таким зверем. — Миллер нервно ходил по комнате. — Я был уверен с самого начала, что это Томми! — Он посмотрел ей прямо в глаза. — Когда мы с вами познакомились, я занимался этим делом уже пять лет. Я начинал, когда было всего около десятка жертв и по почерку было видно, что работает убийца-маньяк. Я провел предварительное расследование. Из двух десятков подозреваемых осталось трое или четверо. У меня собачий нюх, я чувствовал, что это Томми, но доказательств не было. Ваш брат всегда выходил сухим из воды, потому-то я и сомневался, что моя версия верна, приходилось прорабатывать другие. Не мог же я постоянно следить за Томми. Время шло, а результатов не было. Я решил, что пора действовать решительно, поэтому я и подошел к вам, подумал, что если убийца — Томми, то с вашей помощью я смогу вывести его на чистую воду. Понятно: ничего бы не вышло, если бы я просто подошел к вам и объяснил, что подозреваю вашего брата. Помните, я как-то осторожно обмолвился, что ваш брат, — один из многих подозреваемых. Вы ответили, что это недоразумение. Поэтому я осторожно начал готовить вас к неизбежному, я хотел, чтобы вы увидели своего брата в новом, неожиданном для вас свете, мне нужно было заставить вас сомневаться во всем; и даже в таких вещах, которые, казалось, незыблемы. Я хотел окружить вас загадками, которые вы не в силах разгадать…

— Мой рисунок! — Кэрол осенило. — Вы проникли в мою квартиру и стерли рисунок!

— Да. Я хотел, чтобы вы чувствовали себя неуверенно, разделяли мои опасения и знали, что я понимаю и сочувствую вам. Именно поэтому я выдумал историю о том, что моя дочь была одной из жертв маньяка. Я хотел дать вам понять, что я страдаю так же, как и вы, что и меня не обошло стороной это дело. То, что Сьюзан — моя дочь, оправдывало меня в ваших глазах, снимало все подозрения, ведь так?

— Все началось с книги. Да, книга ее детства… Выбор удачный! Как тут не посочувствуешь вашему горю? — Кэрол была ошеломлена жестокостью его плана.

— Да. Книга Сьюзан.

— А кто такой мистер Ламли?

— Старый друг. Мы раньше работали вместе.

— В разведке? — Она все время пыталась понять, где граница между правдой и ложью; чему можно верить?

— Да, очень давно. Мы с Джорджем вместе служили в военной разведке. — Пол остановился рядом с нею. — Я знал, что рано или поздно вы захотите что-то выяснить обо мне, поэтому прикрепил ярлычок на обороте книги. Так вы оказались у Джорджа. Он помогал мне, потому что знал, как важно для меня найти этого преступника?

Кэрол почувствовала, что Пол опять что-то не договаривает. Обманщик! Он что же, хочет сказать, что здесь замешана и военная разведка?

Но Миллер, казалось, не обращал внимание на ее недоверчивость.

— Может, это и покажется вам странным и нелепым, но иногда человека невозможно убедить в том, что он неправ до тех пор, пока не предоставится ему возможность во всем разобраться самому. Вы что же думаете: увидели его книги на чердаке и сразу все поняли? Нет! Вы долго и трудно шли к этому. Только сейчас вы готовы согласиться, что вот уже много лет ваше представление о Томми было другим. Я помог вам понять это, вы получили хороший урок. Я, как и Томми, не тот человек, за которого себя выдавал.

— Теперь с Томми все ясно! Но вы для меня все еще загадка, вы что-то недоговариваете! Вы сказали, что ваш армейский друг помогает вам потому, что знает, как важно для вас закончить это дело. Что это значит?

Гримаса боли исказила лицо Миллера. Кэрол схватила его за плечи и с силой оттолкнула от себя.

— Скажите, скажите мне! Имею я право знать?

Он кивнул головой, как бы подчиняясь неизбежному, потом взял ее за руки и усадил обратно на софу. Странно, но она не чувствовала страха, она верила ему, верила, что сейчас он скажет правду.

Миллер прошелся по комнате, то и дело приглаживая свои светлые волосы. Несколько раз его взгляд останавливался на Кэрол, но было заметно, что она не существует для него, он с головой ушел в воспоминания. Иногда он жестикулировал руками, споря с невидимым собеседником или про себя проговаривая то, что собирался сказать Кэрол.

— Я служил тогда в Германии. Было начало шестидесятых… Помните, все эти дебаты вокруг Берлинской Стены… Я решил обосноваться в Берлине, встретил прекрасную девушку, мы поженились, родился ребенок. В семьдесят первом мы решили уехать из Берлина. Ханна, моя жена, всегда мечтала жить в Америке. Когда мы приехали в Штаты, мне пришлось уйти в отставку, потому что оклад майора не позволял вести ту жизнь, которая нам с Ханной нравилась. Я открыл свое сыскное агентство. С самого начала дела пошли в гору; у нас с Ханной было все… Сын, Гарри, рос в достатке, он привык ни в чем не испытывать нужды. Футбольная звезда в школе, вечеринки, яхта, девочки. Но при всем при том он каждый год умудрялся сдавать четыре экзамена из пяти на отлично! Он знал и умел все!.. Все! — Пол перешел почти на шепот. — По окончании он изъявил желание пойти в армию, в разведку, если повезет — в Германию. Приключений захотелось! Что ж, он был хорошо подготовлен.

Ему было одиннадцать, когда мы уехали из-Германии, так что язык он знал прекрасно. Конечно, мы хотели, чтобы сын избрал себе другое поприще для карьеры. Ну что ж! Мешать ему не стали. Он завербовался на четыре года, скрипя зубами прошел начальный курс обучения и через год получил назначение, которое хотел. В военный контингент США в Германии. Прослужил еще два года… Казалось, был очень доволен. И с самого начала до тех пор, пока его не задержали, — Миллер опять повернулся к Кэрол, — Гарри, мой сын, мой единственный сын, был убийцей. Убивал женщин, с которыми знакомился в увольнениях или очаровывал во время отпусков. Иногда за целых двести миль от базы. Двоих убил в первый год, шестерых — во второй и восьмерых — в третий.

«Это он взял из газет, — подумала Кэрол. — Целый ящик у него дома! Газеты из Германии!» Она пристально вглядывалась в него, но лица было не разглядеть. Она видела лишь темный силуэт на фоне залитого солнцем окна. Но по дрожащему и хриплому голосу можно было понять, как трудно ему держать себя в руках.

— Конечно, мы так ничего и не узнали об этом, то есть даже из новостей в газетах. Ничего! Об этом не было ни слова! Да… потом нам сказали, что будет что-то в журнале «Ньюсуик», про то, как немцы пытаются разобраться в этом безнадежном деле. Но в то время… в прессе ничего не было. Домой он писал обычные письма, такие же вам, наверное, брат писал. Получил новое звание… Побывал в новых городах… Впоследствии эти города можно было увязать с жертвами. Но это только потом! Мы же ничего не знали. Тем временем все катилось дальше и дальше… Как я и говорил вам… это всегда происходит в подобных случаях. На четвертый год он только за десять месяцев совершил двенадцать убийств. А потом… — Миллер помолчал и расправил плечи — движение, странным образом похожее на то, как солдат в строю выполняет команду «смирно», готовый выслушать поощрение или получить наряд вне очереди. Продолжая, он уже быстрее выговаривал слова:

— После двух лет службы ему полагался отпуск в Штаты, но мать сама поехала к нему. У Ханны оставались в Германии родные: ее мать и замужняя сестра. Несколько дней она гостила у них в Штутгарте, а потом отправилась повидаться с Гарри на его базу в Майнц. За четыре дня до Рождества Ханну нашли с перерезанным горлом в номере гостиницы, где она остановилась. В другом номере обнаружили еще одну забитую до смерти женщину. Гарри после этого ушел в самоволку, так что открыли дело… Немецкая полиция, по-моему, никогда раньше не устраивала такой крупной облавы, но ему удалось еще две ночи оставаться на свободе; Гарри совершил еще два убийства… Последней он убил девочку четырнадцати лет… Потом его поймали, судили, посадили в тюрьму для душевнобольных преступников. Там он и сейчас…

Пол опять подошел к стулу рядом с Кэрол, тяжело опустился на него и замер, свесив голову и уставившись в пол. Кэрол показалось, что за то время, что она не видела его лица, оно постарело на много лет.

— Но на этом история не кончается… По крайней мере для меня… Я не мог работать — просто не годился ни на что. Я, бывало, просиживал целый день, думая и думая об этом, а ночью глаз не мог сомкнуть. Это же мой сын, как он мог?.. Как это я мог породить такое зло на свет? Ведь в чем-то есть и моя вина? Но ответа не было, у меня в голове не было, в укромном местечке, где я спрятался, не было! Тогда я решил войти в его мир, его мысли, пытаясь понять какого-нибудь другого маньяка-убийцу. Поэтому я и занялся поисками «лесного убийцы». — Пол поднял голову, стараясь встретиться взглядом с Кэрол. — Я знаю, мне надо понять, и я просто одержим этим. Порой я делал не то, что нужно! Но мне важно только одно — выскрести хоть какую-то крупицу разумного объяснения из всей этой кровавой мясорубки.

Он замолчал. Минуты две, не меньше, Кэрол молча наблюдала за неподвижной фигурой. Она все ждала, что он сам, наконец, заговорит про то, что ей больше всего нужно было знать. Но он молчал. Ее тронул трагический рассказ, но в то же время в ней нарастал гнев за то, что с ее жизнью он обошелся так жестоко и ей самой нанес рану, пусть не такую страшную, как наносит нож убийцы, но такую же глубокую и болезненную.

Стараясь говорить беспристрастно, Кэрол наконец выдавила еле слышно:

— А переспать со мной тоже входило в ваши планы?

Он резко вскинул голову, но с ответом помедлил…

— Это было ошибкой.

Пол встал.

— Я рассказал вам все. Мне больше нечего добавить. Теперь давайте найдем Томми. Как, по-вашему, где он может быть?

Его слова только разбередили ее рану. Она чувствовала, как в душе все ярче и сильнее разгорается ненависть к Миллеру. Лишь бешеным усилием воли она заставляла себя говорить спокойно:

— Вот такие дела… Что ж… поищем Томми. Что тут еще говорить! Это была просто ошибка. Вы делали только то, что требовалось для дела… переспать… вдруг поможет найти преступника…

— Я должен был сделать все, чтобы выследить его. Вы мне нужны, Кэрол, потому что у нас пока еще недостаточно улик для обвинения. В суде не будут учитываться наши домыслы. Мы знаем, что он готовился к психологическому тесту, но доказать это невозможно, если он сам не сознается. Для нас любая ваша…

Ненависть, бушевавшая в сердце, захлестнула все ее существо, заставила вскочить с места. Кэрол с криком набросилась на Миллера:

— Мерзавец! Низкий подонок! Убью!

Она хотела ударить его по лицу, но Пол схватил ее за кисти рук и не отпускал до тех пор, пока она не утихла. Он разжал пальцы.

— Простите, Кэрол. Поверьте, я сожалею, что… но нам нужно остановить убийцу.

— Какого убийцу? — процедила Кэрол. — Тот, кого вы ищете, — это не мой брат! Убийца сидит в вас самом! И когда он чего-нибудь хочет, он плюет на окружающих его людей, плюет на меня… на всех!..: и делает то, что хочет!

Миллер задумчиво взглянул на нее, прошел к дивану и взял свое пальто.

— Кэрол, вы скажете мне, где он? Томми уже почувствовал петлю на шее, в любую минуту он может впасть в неистовство. Кэрол, от вас зависит жизнь многих людей.

Гнева уже не было, лишь щемящая тоска осталась в сердце Кэрол. Что бы там ни было, но Миллер прав по крайней мере в одном: если Кэрол сейчас не поможет ему, то за ее упорство невинные люди будут расплачиваться жизнью.

— Он поехал в Вермонт. В Рутланде живут родители его жены. Он хотел последний раз поговорить с ней.

— В последний раз?! Он так и сказал?

Кэрол пожала плечами.

— Не знаю. Не помню. Кажется, он особенно не делал акцентов… В общем, сегодня он собирался к ней. Я думала, что он уже вернулся домой, и поэтому…

Пол кивнул и быстро огляделся. Заметив на столе в библиотеке телефон, он бросился к двери.

Кэрол безучастно наблюдала, как он набирает номер. «Наверное, в спецотдел полиции», — мелькнула мысль.

— Дэйли? Это Пол Миллер. Я уверен, что убийца — Уоррен. Судя по всему, он вот-вот сорвется. Сейчас он должен возвращаться из Вермонта. Я думаю, что будет целесообразно перекрыть все дороги из Рутланда…

Миллер неожиданно смолк, видимо его перебили на том конце провода. Кэрол заметила, как вытянулось лицо Пола и побледнели его щеки.

— Когда это случилось? — спросил он.

Минуты две Пол внимательно слушал, потом, обронив короткое «пока», положил трубку.

Кэрол хотела спросить, что случилось, но он опередил ее.

— Кэрол, куда еще он мог поехать? Если не домой… то куда?

В конце концов, он не обязан ей отвечать. Да она и сама по его глухому, нетерпеливому голосу могла догадаться о том, что произошло.

Ни секунды не колеблясь, Кэрол ответила на его вопрос…

 

Глава 34

У домика на обочине кольцевой дороги стоял только старенький джип. Серебристого «ниссана» Томми нигде не было видно.

— Его здесь нет, — сказала Кэрол.

— А чья это машина?

— Должно быть, оценщики с аукциона. У них свои ключи.

Два часа бешеной гонки к дому, в котором раньше жил Пит Уоррен, совсем выбили Кэрол из колеи. Голова раскалывалась на две, пять, десять частей, голос Миллера долетал до нее глухим, неразборчивым эхом со дна глубокого колодца.

Лишь в висках четко и ясно выстукивали слова Пола: в Хантингтоне в шесть часов утра медсестра вернулась домой. Ей повезло: она была у своего друга… Ночью кто-то ворвался в квартиру, которую она снимала вместе с четырьмя подругами… Три из них мертвы, четвертая еще жива, но шансов почти никаких…

Миллер остановил машину на стоянке перед домом. Кэрол огляделась, вдруг увидит Томми! В то же самое время она надеялась на обратное. Она молила Бога избавить ее от этой сцены. Лишь одна мысль о том, что он, улыбаясь — сама невинность! — появится сейчас из-за какого-нибудь поворота, где стоит его машина, бросала Кэрол в холодный пот.

Парадная дверь открыта. В гостиной двое мужчин в креслах-качалках, на полу разбросана бумага…

Один из мужчин поднялся ей навстречу.

— Вы, должно быть, мисс Уоррен.

Он представился. Кэрол толком не разобрала его имени: то ли Нортон, то ли Норман — что-то в этом роде. Он объяснил, что они уже целый час занимаются оценкой мебели и прибавил:

— Мы скоро закончим, мэм.

— Ничего, не спешите, — рассеянно сказала Кэрол.

Пол устроился у окна.

— Я подожду здесь, — ответил он на ее немой вопрос.

«Высматривает Томми, — подумала Кэрол. — Что он будет делать, если Томми все же придет сюда?»

На всех вещах в доме уже висели ценники. Это напомнило Кэрол, что брат просил оставить кое-какие памятные безделушки. Она поднялась на второй этаж, нашла нужные вещи и сложила их на кровать. Каждый раз, едва заслышав шум мотора, она бросала свое занятие и стремглав бежала к окну.

Оценщики, наконец, ушли; Кэрол и Пол остались в гостиной вдвоем. Медленно текло время.

— Кэрол, он сюда не приедет… колесит где-то…

— Что же нам делать?

— Искать… пока он не натворил новых бед… Схватить его раньше, чем он успеет совершить еще одно убийство. Я поеду в Хантингтон, хочу осмотреть квартиру, где убиты медсестры.

Сначала Кэрол подумала, что жестоко с его стороны напоминать ей о кровавом преступлении, но через секунду поняла: он сделал это умышленно! Подчеркивая, что если она утаивает что-нибудь, то играет на руку убийце, становится его соучастницей.

— Я останусь, — сказала Кэрол. — Он может заехать сюда.

— Вам нельзя оставаться одной. Это опасно. Я хочу, чтобы вы поехали со мной.

Зачем? Чтобы посмотреть на кровавое месиво? Кэрол вспомнила, как однажды настояла на том, чтобы Эрик показал ей фотографии убитых женщин, будто это могло помочь ей понять какую-то тайну или подтвердить невиновность Томми.

Может ли она постичь то, чего не поняла когда-то? Да и зачем ей это нужно? Неужели жуткий кошмар не выпустит ее из своих цепких объятий до тех пор, пока она не пройдет через все муки этого кровавого ада? Хватит ли у нее сил понять душу Томми или хотя бы свою собственную?

Вокруг горят и переливаются яркие красные огни, невысокие голубые перегородки, телевизионщики снуют взад-вперед, придерживая на плечах камеры… Чем не начало циркового представления?.. Только вот на арене не акробаты и жонглеры в цветастых костюмах, а люди в серых плащах с полицейскими значками на нагрудных карманах.

Кэрол вслед за Полом пробиралась сквозь толпу зевак к тротуару, где дорогу перекрывал полицейский кордон. Чуть поодаль, на небольшом возвышении, стоял трехэтажный дом с облупившейся штукатуркой. С крыльца спустилась высокая женщина в оранжевой парке и черных брюках. Заметив кого-то в толпе, она скользнула между полицейскими, оцепившими здание, и почему-то направилась прямо к Полу. Кэрол показалось, что эта симпатичная длинноволосая женщина в очках забрела сюда по ошибке, она нелепо выглядела рядом с этим домом, где произошло убийство.

— Привет, Миллер.

— Привет, Диана. Познакомьтесь: Диана Монро, инспектор полиции, мой друг. Диана, это… Кэрол Уоррен.

— Уоррен?

Кэрол почувствовала на себе удивленный и в то же время бесцеремонный взгляд Дианы, но выдержала его спокойно. Она уже была готова к тому, что всю оставшуюся жизнь люди будут искоса поглядывать в ее сторону, лишь заслышав фамилию Уоррен.

— Все нормально, Диана. Что там у нас? — Пол кивнул в сторону дома.

— Ни единого пятнышка, ни одной улики. — Диана, казалось, сразу забыла о существовании Кэрол.

— Мы осмотрели каждую пядь! И ничегошеньки! «Вудси» все работает, но пока тоже безрезультатно.

— Тела?

— Еще не увозили. М. Е. хочет, чтобы мы ничего не трогали.

Кэрол подумала, что их язык похож на шифр, известный только им двоим, — четкий, краткий и беспристрастный.

— Четвертая девушка?

— В коме.

— Есть надежда?

— Почти никакой, — удрученно ответила Монро. — Мы на всякий случай поставили у нее охрану, но надеяться на то, что она даст показания, не приходится.

— Ладно. Выпиши мне пропуск.

Диана достала из кармана розовую карточку и вписала в нее имя Пола.

— Кэрол, подождите меня здесь.

— Нет.

Миллер положил руку ей на плечо.

— Кэрол, там же…

— Да. — В голосе ее была твердость и настойчивость. Ведь не за тем же она проделала весь этот путь, чтобы постоять в сторонке среди полицейских в голубых мундирах. Глядя Диане в глаза, она тихо попросила:

— Пожалуйста, дайте мне пропуск.

Инспектор вопросительно взглянула на Пола, он кивнул. Женщина медленно достала карточку, повертела ручку в руках и, уставившись на Кэрол поверх очков, спросила:

— Что, так и писать «Уоррен»?

— Это моя фамилия, — ответила Кэрол.

Монро сделала шаг назад, пропуская их через кордон к дому.

В коридоре было тесно, здесь работала группа полицейских экспертов. Сверкали фотовспышки, человек в белом плаще на коленях ползал по обшарпанному ковру в гостиной, то и дело щелкая маленькими ножничками и ловко орудуя пинцетом, на лестничном пролете лысый полицейский снимал отпечатки с перил.

Кэрол подошла к лестнице и сразу же увидела Эрика.

— О, Кэрол… — Он посмотрел на нее с сочувствием и обнял. — Как ты здесь оказалась?

Она обернулась и кивнула на Миллера.

— Ты знаком с Полом?

— Да, мы встречались как-то. — Эрик широко улыбнулся.

Кэрол вспомнила, что Эрик арестовывал и допрашивал Пола.

— У нас неплохо бы пошли дела, если бы вы постоянно сотрудничали с нами, мистер Миллер.

— Да, лейтенант, — язвительно бросил Пол. — Хотя вы, возможно, уже забыли, как два года назад я направил ваших людей к… по верному следу. Однако, насколько я помню, мою версию выбросили на свалку вместе с прочим дерьмом.

— Успокойтесь, — резко ответил Эрик. — Во-первых, я тогда расследовал другое дело; и вообще, все только начиналось: постепенный сбор информации, опросы свидетелей… Вы могли бы вернуться. Какого черта! Кто знал, что вы на верном пути? Если б вы были немного уступчивее…

— Ладно. Сейчас это уже не имеет значения. Все мы тогда наделали кучу ошибок.

Миллер зашагал по ступенькам наверх. Кэрол последовала было за ним, но Эрик преградил ей дорогу.

— Кэрол, туда нельзя, — тихо сказал он. — Это зрелище не для тебя….

— Ничего, все будет нормально, — спокойно ответила она.

— Ты вольна поступать как тебе вздумается, но там… там была кровавая резня. Ты даже не можешь себе представить, что там творится!

«Как это ужасно…»

Слова Эда Дональдсона помимо ее воли возникли в сознании. Когда это было? Когда отец Энни говорил ей, что это ужасно, когда мать приглашают на опознание тела своей дочери? «Да, это было давно, в другой жизни», — мелькнуло у Кэрол. Тогда она была другой и ни за что не поднялась бы наверх.

— Я пойду, Эрик.

Решимость, прозвучавшая в ее голосе, заставила его отшатнуться.

— Жаль, что я не могу остановить тебя.

— Мне и самой жаль, но никто не сможет помешать мне.

Пол и Эрик шли впереди, за ними — Кэрол. По дороге Эрик объяснил, что убийца проник в спальню через окно на втором этаже.

— Он сунул девушке кляп в рот, чтобы не кричала, и изнасиловал. Может, сначала убил, мы еще не выяснили точно. Со второй он сделал то же самое. Остальных связал, уже связанных, выволок в холл, потом в ту же самую спальню, где были убиты первые две жертвы. То есть, одна из двух связанных девушек видела, как он убивал ее подругу. Свидетелей никаких, кроме той девушки, которая сейчас в госпитале.

Эрик распахнул перед ними дверь. Кэрол сразу бросилась в глаза красная полоса вдоль стены справа. Яркий свет прожектора у двери освещал комнату. Несколько человек на коленях ползали по ковру с маленькими щеточками в руках. Кэрол осторожно прошла мимо. Люди, занятые своим делом, не обращали на нее никакого внимания. Кэрол, почувствовала чье-то прикосновение, обернулась и увидела Эрика. Она поняла, что он хочет сказать, и, отрицательно качнув головой, отошла к треножнику, на котором был установлен прожектор; осторожно посмотрела в ту сторону… Сначала как сквозь дымку — мешал яркий свет, — потом все яснее и отчетливее проступала перед нею ужасная картина: окровавленная рука… лужа крови — темным пятном на светлом полу… женские бедра, согнутая спина, руки, прихваченные веревкой к стулу… груди безжизненно свисают через спинку… какой-то коричневый предмет между ног… голова, безвольно упавшая на грудь… завязанный белой тряпкой рот… ноги разведены в разные стороны и неестественно вывернуты…

Секунду Кэрол стояла без движения. Откуда-то издалека донесся голос: «Странно, что его никто не видел. Что он, заговоренный что ли?» В следующую секунду Кэрол поняла, что больше не выдержит. Она рванулась к выходу. Скорее на улицу! У лестницы ее стошнило. Пол и Эрик подхватили ее, обмякшую и слабую, и вывели на крыльцо. Кэрол села на ступеньку, вытерла холодную влагу со лба, то и дело глубоко вдыхая при счете «десять», как советовал Пол.

К ним подбежала женщина-следователь, которая выдавала пропуска. Она посмотрела на Кэрол, перевела взгляд на Пола и Эрика и пробурчала:

— Болваны. Какого дьявола вы позволили ей туда подняться!

Помолчав немного, она протянула Полу длинную полоску бумаги.

— Наконец-то телеграмма из Нью-Йорка.

— Я так и думал, — сказал Пол, пробежав глазами по строчкам.

— Что это? — подняла голову Кэрол.

— Уведомление о телефонных звонках Марго в день ее исчезновения. Она звонила вашему брату. Разговор длился семь минут. Должно быть, она рассказала ему о своих планах.

— Или просила помочь. — Кэрол вспомнила, как Томми возражал против вмешательства Марго.

Но что там ни говори, это значит, что Томми знал, что Марго собирается делать. Он мог выследить ее и…

Пол, Эрик и Диана принялись обговаривать план дальнейших действий, и Кэрол, чтобы не мешать им, отошла в сторонку. Внизу лежало, шоссе, там все еще толпились журналисты, крутились фиолетовыми вспышками мигалки на милицейских машинах. Стараясь вырваться из этого хаоса, Кэрол свернула за угол дома. Здесь было поспокойнее. Она облокотилась на перильца. Прикосновение к холодному металлу действовало успокаивающе. Вдруг послышались голоса, нарушив с таким трудом найденные тишину и успокоение.

— Вот здесь он залез. Почему же, черт возьми, его никто не видел?

— Да потому что нормальные люди спят в четыре утра.

Кэрол обернулась. На лужайке под старым деревом собрались несколько человек.

— Чтобы добраться до этого окна, нужно попотеть немало! А чего он не подставил лестницу?

— Ты что, будешь лестницу с собой таскать, что ли? Она в машину не поместится!

Так, значит, Томми… нет, не Томми, а убийца… убийца взобрался на второй этаж по дереву! Движимая любопытством — а может, это была интуиция, — Кэрол подошла ближе. К толстому суку была привязана веревка, свободный конец свисал почти до самой земли.

Пол нежно провел рукой по ее щеке.

— Вы устали сегодня, Кэрол.

Они сидели в машине Миллера. Кэрол взяла его за руку, их пальцы сплелись… Она молча смотрела в ветровое стекло… «Наверное, и во мне, в моей крови есть частичка того жуткого животного инстинкта, как и в Томми…»

— Мы должны его остановить!

— Что? — Пол, казалось, был удивлен. — Что это на вас так подействовало? Книги по психологии у него на чердаке?

— Веревка, — спокойно ответила она. — Когда мы были маленькими, в нашем «волшебном саду» Томми всегда играл в пиратов. Он привязывал к дереву веревку, по которой потом спускался «на палубу» своего «пиратского корабля». Он был такой трусишка! Все время боялся, что веревка не выдержит, поэтому крепко привязывал ее к дереву, делал столько узлов… как здесь, на этом дереве… может, он подумал, что я увижу? Может, он хотел, чтобы я догадалась?

— Нет, Кэрол. Боюсь, не об этом он думал.

— А вдруг? Почему бы и нет? — Ей так захотелось поверить, что в Томми осталась хоть капля человеческого, и он молил о помощи, взывал к людям, чтобы помогли ему остановиться…

— Тогда почему? Почему? Объясните! Почему он именно так привязал веревку? Он мог догадаться, что вы приведете меня сюда! — Она схватила его за руку. — Я засвидетельствую это на суде!

— Если бы этого было достаточно! Эти узлы — свидетельство для вас, а не для суда присяжных. Вы ничего не сможете доказать. И даже если мы найдем сейчас Томми и обнаружим какую-нибудь улику, то хороший судья все равно еще будет сомневаться в его виновности. Ведь наши домыслы — всего лишь колечко дыма: вот оно есть, а вот уже рассеялось. И кто знает, как поведет себя суд присяжных, не предоставь мы веских доказательств! — Он положил руку на руль и резко добавил:

— У немецкой полиции были только косвенные улики против моего сына, поэтому все в армии думали, что это политическая провокация. Полиции пришлось признать его сумасшедшим… Тогда армейские власти потребовали передать его в военную тюрьму… Я не знаю, на что он способен. Может, в один прекрасный день он убедит их, что здоров, и выйдет на волю, чтобы снова убивать…

— А Томми? Вы думаете, что суд его оправдает?

Пол пожал плечами.

— Кто знает! Разве что может всплыть какая-нибудь улика, которую не смогли обнаружить раньше… не знаю…

Миллер завел машину, дал задний ход, и они выехали из зоны оцепления.

— Вы везете меня домой?

— Нет, туда, где жил ваш отец.

— Вы думаете, что Томми все еще может заехать…

— Это по пути, к тому же Томми поехал в том направлении. Возможно, вы и правы: может, где-то в тайниках его подсознания живет желание прекратить этот кошмар, поэтому он и оставляет вам тайные знаки… подсказки…

 

Глава 35

Он медленно открыл дверь настежь, постоял у порога, настороженно прислушиваясь.

— Ау-у-у, есть тут кто?

Стояла такая тишина, что игра воображения унесла его в прошлое, он, казалось, услышал даже свой молодой и задорный голос. Так обычно он приветствовал домашних, открывая входную дверь. Но сегодня, конечно, никого! Пусть это будет последний раз! Больше он никогда не придет сюда: нет смысла!

Он подождал еще секунду и, окончательно решив, что дом пуст, вошел. Закрывая за собою дверь, он усмехнулся, подумав, что сейчас, должно быть, смахивает на загулявшего муженька, который под утро крадется к себе в спальню. Ну и картинка! Под мышкой — букет цветов, в руках пакет и туфли.

Но он никогда ничего не делал исподтишка, никогда — тайком. Секретничать? Да! Но ведь это разные вещи! Разве мама сама не говорила ему об этом? Все, что он помнил о ней, было подернуто дымкой, так смутно и расплывчато… Но вот однажды, кажется, это было наяву… давным-давно… он не мог уснуть. Осторожно, на цыпочках, вошел в комнату и увидел ее перед зеркалом… голую… Голова закинута назад… Да, она побранила его, сказала, что нехорошо подкрадываться, нехорошо это делать тайком, но потом посадила к себе на колени, обняла и заворковала на ушко: «Но нет ничего плохого в том, что люди хранят свои маленькие секреты…»

В вечернем мраке он видит ее. Она идет к нему, она любит его… Боже! Где ж ты так выпачкался? Ты только погляди на себя! Давай-ка мы тебя приведем в Божеский вид! Она говорит так, будто не видит, что это не грязь, а…

Она, конечно же, права: нужно привести себя в Божеский вид. Он вышел на кухню, вытащил из-под рубашки плотно сложенный пластиковый чехол с сиденья и положил его вместе с туфлями на газовую плиту. Потом достал с полки несколько мятых полотенец, отгладил их в сушилке и расстелил на полу. Встав босыми ногами на импровизированный коврик, он снял всю одежду, подошел к шкафчику, где обычно хранились стиральные порошки и отбеливатель. Вдруг испугавшись, что шкафчик пуст, — давно уже в этом доме никто ничего не стирал, — он, затаив дыхание, открыл дверцу и вздохнул с облегчением: полки, как и прежде, были забиты всевозможными пузырьками, баночками и пакетами.

Включив стиральную машину, он отошел к плите и поджег от горелки кучу салфеток в красных от крови пятнах. Пока они догорали в умывальнике, скомкал чехол и затолкал его в старый таз для мытья посуды, тщательно прополоскал в теплой и пенистой воде. Снова подошел к плите, взял в руки туфли, осторожно поводил над огнем, опалив все, что могло прилипнуть к подошве…

Немного подремал на стуле, ожидая, пока постирается белье, потом добавил еще немного отбеливателя и снова включил машину.

Потом занялся цветами — они немного завяли оттого, что долго лежали в машине. Поставив их в вазу, он написал записку, которую приложит к букету…

Снова задремал… Как он устал! Как хочется спать! Он еще никогда не чувствовал себя таким разбитым…

Но сначала нужно закончить! Все должно быть чистеньким и аккуратным! Как всегда!

Ну вот и все! Теперь можно подняться к себе в спальню. В старом комоде нашел пижаму, надел и улыбнулся своему нелепому отражению в зеркале. Коротка кольчужка!

Света не выключал, лежал, уставившись в потолок, вспоминая и анализируя прошедший день. Понятно, что потерял контроль, слишком рискованно! Все хорошо, что хорошо кончается! Слава Богу!. Но больше этого допускать нельзя! Та-а-к… все постирал… это вычистил… да-а… Теперь выспаться, и завтра — как огурчик.

Потянулся, выключил ночник… Засыпая, снова вспомнил улыбающееся девичье лицо… Которая из них? А Бог ее знает…

 

Глава 36

На шоссе, которое вело к дому, было тихо и пустынно. В двух-трех домах горел свет. Бледно-желтые, пастельного цвета квадратики окон были хорошо видны на фоне первого багрянца наступающего вечера. В это время дети еще обычно возятся во дворе, выпрашивая у родителей последний кружок на велосипеде вокруг дома; спеша, возвращаются с электричек те, кто работает в городе… Но сегодня улицы безлюдны, как на фотографиях покинутых жителями городов в районе ядерного облучения.

Кэрол встревоженно посмотрела на Миллера.

— Пол, здесь что-то случилось. Посмотри, ни единой души!

— Жителей попросили вечером не выходить из дому.

— Попросили?..

— Да, полиция. Я думаю, они ходили по домам и предупреждали, что появляться на улице опасно.

Миллер сбавил скорость.

— Я направил полицейских сюда на случай, если Томми все же объявится. Раз охрана на месте, — он кивнул головой в сторону стоявшего на обочине «седана»; Кэрол успела заметить темный силуэт за рулем и на мгновение вспыхнувший огонек сигареты, — значит, и он здесь.

Кэрол пожала плечами.

— А почему просто не арестовать его? — спросила и тут же сама испугалась своего вопроса: она впервые говорила о Томми, как о преступнике.

— Я предложил им пока подождать.

Пол остановил машину на маленьком пятачке у дороги, где был демонстративно припаркован серебристый «ниссан» Томми.

Миллер выключил зажигание.

«Значит, он здесь и не боится, не чувствует опасности».

— Все возвращается на круги своя! Раз он так в себе уверен, значит, уже успел уничтожить улики, — наконец прервал затянувшееся молчание Пол. — Конечно, мы можем его сейчас арестовать и допросить, но на этом все и закончится. За недостатком улик его придется отпустить. Потому-то я и попросил полицию ничего не предпринимать, пока мы не приедем. Кэрол, вы должны поговорить с ним.

— О чем? Что я ему скажу?

— Все что хотите, только выудите у него признание. Только у вас это может получиться. Такие преступники не признаются на суде.

Кэрол посмотрела в сторону дома. Пустые темные глазницы окон… Когда-то там было светло и радостно: праздновались дни рождения, устраивались семейные вечеринки, к ужину приглашали гостей, вместе радовались и горевали — жили! Как же так получилось, что из этой среды вышел безжалостный и бессердечный убийца, обуреваемый лишь жаждой крови? Есть ли в его сердце хоть капля человеческого, которая заставит его признаться в содеянном?

— Я попробую, — спокойно ответила она.

Когда они вышли из машины, Кэрол заметила в сгущающихся сумерках, как полицейский фургон, описав передними фарами дугу на перекрестке, замедлил ход и остановился поперек дороги. Кэрол оглянулась: и сзади дорога блокирована двумя полицейскими машинами.

— Иди вперед. Только спокойно! — прошептал ей на ухо Пол. — Я буду рядом, если что! Только сделай вид, что ты одна, не говори, что я рядом.

Они поднялись на крыльцо. Кэрол вставила ключи в замочную скважину. Пол отступил на шаг и достал револьвер. Она растерянно посмотрела на тускло блеснувшую сталь.

— Не нужно, Пол.

— Может, и не нужно. Но пока мы не знаем, почему он сидит там без света. Поэтому лучше быть начеку, чтобы не получить пулю.

Кэрол осторожно толкнула дверь.

— Свет включать?

— Делай так, как обычно.

Она переступила порог и нащупала выключатель. Под потолком вспыхнула большая медная люстра, осветив пустую прихожую. Кэрол сразу заметила тюльпаны в вазе на столе. Рядом лежала записка. По молчаливой команде Миллера Кэрол подошла к столу и прочитала написанное ровным и аккуратным почерком послание.

«Привет, Кэрри! Прости, но я поздно вернулся вчера. С Джилл ничего не вышло, хотя я сделал все, что мог. По дороге из Вермонта сломалась машина. Как я вымотался! Но теперь, слава Богу, все позади. Ложусь спать! Увидимся завтра вечером. Давай вместе съездим к отцу, хорошо?

Целую! Томми».

Какой странной и дикой показалась ей эта обычная, в общем-то, записка, как нелепо выглядел этот предназначенный для нее букет сейчас, когда она знала о нем всю правду. Кэрол вдруг ощутила, что почва уходит у нее из-под ног и к горлу подступает тошнота.

Она судорожно перевела дыхание и протянула записку Полу.

В комнате стоял резкий запах с каким-то металлическим оттенком. Кэрол принюхалась и направилась было на кухню, но Пол опередил ее. С револьвером наготове он скользнул в темный дверной проем. Кэрол вошла следом и включила свет. На кухне было чисто и уютно — мечта любой домохозяйки! Сильнее чувствовался запах. Складывающаяся гармошкой дверца в маленькую комнатку, где стояла стиральная машина, была распахнута настежь. Воздух был влажен после недавней стирки. Сильно пахло отбеливателем и стиральным порошком. На сушилке лежала стопка постиранного и высушенного белья. Пол убрал револьвер и принялся перебирать вещи. Он разворачивал и тщательно осматривал каждую: белая рубашка, майка, носки, джинсы — все чистенькое и опрятное.

— Его одежда, наверное, была в крови. Впрочем, мы этого не узнаем никогда, — тихо сказал Пол.

— Судя по записке, он, видимо, спит.

— Все может быть. С него как с гуся вода.

— Спальня наверху.

Кэрол привела Пола на второй этаж. Дверь одной из комнат в конце узенького коридора была приоткрыта. Кэрол кивнула: «Здесь!» С трудом ориентируясь в темноте, она хотела зажечь свет, но Пол остановил ее:

— Так лучше! А сейчас ты войдешь и разбудишь его. Дверь не закрывай. Я хочу слышать ваш разговор.

Кэрол зябко поежилась, будто это ей предстояло сейчас держать ответ перед судом присяжных. Она толкнула ладошкой дверь, секунду постояла, пока глаза не привыкли к темноте, и переступила через порог. Давно уже наступила ночь, на небе ни звездочки! Но через окошко струился слабый свет уличного фонаря, и Кэрол увидела Томми. Он лежал на боку. Глаза закрыты. Она слышала его ровное дыхание.

Кэрол медленно подошла к постели и щелкнула выключателем. Несколько секунд он лежал без движения. «Какой он красивый! — подумала она. — И жизнь его могла бы сложиться замечательно!» Он открыл глаза, увидел Кэрол и, улыбнувшись, сонно пробормотал:

— Кэрри…

— Привет, Томми. — Голос ее задрожал.

Он приподнялся на локте и внимательно посмотрел на нее.

— Что с тобой? Ты здорова?

— Нет, — прошептала она слабым голосом. — Мне очень плохо.

Он сел на кровати.

— Эй, что случилось? Ты ужасно выглядишь!

— О-о, Боже! Томми перестань притворяться, прошу тебя, умоляю — хватит! — Она встала перед ним на колени.

Он посмотрел на нее так, будто и на самом деле был совершенно обескуражен.

— О чем ты говоришь?

— Я все знаю! Я видела… видела, что ты сделал прошлой ночью! Я знаю, что это ты! Знаю, знаю, знаю… — Она повторяла «знаю» как заклинание, как клятву в том, что она не даст снова обмануть себя, как бы хорошо и правдоподобно он ни сыграл свою роль.

— Почему ты не хочешь признаться, Томми? Ведь ты же болен, понимаешь? Это страшная болезнь!

Он отбросил одеяло и сел на кровати.

— Праведный Боже! Сестричка! Да что случилось? Ты говоришь, что я болен, а мне кажется, что это у тебя горячка! Какую чушь ты несешь!

Он заботливо склонился над ней. Взгляды их встретились.

— Скажи, Томми, только смотри мне в глаза, скажи еще раз, что ты не убивал Энни… Марго… и остальных девушек. Скажи что ты не «лесной убийца», ну! Только смотри мне в глаза!

Наступила тишина. Они долго сидели лицом к лицу, но Томми так ничего и не ответил. Он не отрицал, не обвинял ее в предательстве — ни слова.

Его губы дрогнули и расплылись в улыбке, прекрасной и обворожительной.

— Конечно! Конечно, я все расскажу тебе. — Голос его мягче воска. — Если тебя это так волнует. Я никогда никого не убивал. Никогда! Зачем мне?

Неужели сестра для него ничего не значит? А если значит, то она должна заставить его признаться!

— Томми, я любила Марго, ты ведь знаешь. Я ее очень любила! — Кэрол запнулась. Она вдруг вспомнила виденные когда-то фотографии трупов, найденных через многие месяцы в глухих и пустынных уголках. Страшные тела, истерзанные падальщиками…

— О Боже! Томми, умоляю: скажи, где Марго, где ее тело?!

— Эй, сестричка, — нашелся Томми, — ты что-то не то говоришь. Я ничего не знаю.

— Пожалуйста, Томми! Позволь… позволь хоть похоронить ее по-человечески.

— Я ничем не могу помочь тебе, Кэрри. — В его голосе явно слышались нотки искреннего сожаления. — Но почему ты спрашиваешь? Ты сама знаешь, где она…

— Я?

— Где-то в лесу. Разве не там убийца их всегда оставляет? В какой-нибудь чаще…

Кэрол поняла, что продолжать разговор бесполезно. Но она все еще не хотела верить, что глухая стена отчуждения и непонимания, выросшая между ними, не треснет и не разлетится на мелкие кусочки от какого-нибудь ее вопроса, факта, который он не сможет объяснить.

— Томми, ты стирал сегодня! Ты пользовался отбеливателем! Запах по всему дому стоит! Почему? Зачем тебе понадобилось стирать сегодня?

Он лишь пожал плечами, будто и вовсе не заметил резкого перехода от обвинений в убийстве к такой мелочи, как стирка носков.

— Я же написал в записке, что по дороге из Вермонта у меня сломалась машина. Грязь, пыль, масляные пятна! Пришлось повозиться!

— Пришлось повозиться… — шепотом повторила Кэрол.

— Послушай, Кэрри, — примирительно сказал он, — я не знаю, что у тебя там стряслось, но я очень устал и хочу спать. Давай поговорим завтра утром, хорошо? Я, конечно же, хочу понять, что произошло, чтобы расставить все точки над «i». Только давай завтра.

Да, разговор окончен! Остается только уйти. Без сомнения, ее слова ничего не изменят.

— Завтра… Конечно завтра…

Томми улыбнулся ей и подставил щеку для поцелуя.

Кэрол отрицательно покачала головой, в глазах стояли слезы. Она повернулась и вышла из комнаты. Позади щелкнул выключатель: Томми погасил свет…

Миллер стоял прямо за дверью. Он кивнул ей. Значит, все слышал и понимает, что она сделала все возможное.

Он тихонько подтолкнул Кэрол к лестничной площадке и прошептал:

— Спустись вниз и позови полицию. Просто выйди на крыльцо и махни рукой. А я тут обо всем позабочусь, — и, заметив ее вопросительный взгляд, добавил: — Ему нужно одеться, прежде чем его отправят на допрос.

Спускаясь вниз по лестнице, Кэрол оглянулась: Миллер чуть помедлил у двери, потом сунул руку в карман и вошел.

Кэрол уже выбежала на крыльцо, как вдруг резкий хлопок, прозвучавший где-то сзади, заставил ее остановиться. Сначала она не могла сообразить: что это было? Неужели она так неаккуратно захлопнула за собой дверь? Не может быть! Петли смазаны, и замок защелкивается мягко…

И тут она поняла: он снова обманул ее!

— Нет! Пол! Нет! — непроизвольно вырвался крик.

Кэрол ринулась назад к закрытой двери. Раздался еще один выстрел…

Бешено дрожат руки. Никак не вставить ключ в замочную скважину. Да это уже и не важно! Вокруг люди — один, Два, пять… десять — навалились, выбили дверь и устремились серым потоком наверх, топоча по ступеням.

Ошеломленная, она поплелась за ними. На лестничной площадке кто-то схватил ее за руку. Как во сне — слабость — обернулась, увидела Эрика.

— Только не сейчас, Кэрол. Побереги себя!

Она ничего не понимающими глазами уставилась на него.

— Эрик, что произошло?

Он кивнул и понесся вверх по лестнице… вдруг остановился, увидев на верхней площадке полицейского в форме.

— Кончено! Оба, лейтенант, убийство и самоубийство…

Пошатываясь как пьяная, Кэрол вышла из дому.

Она стояла у крыльца и смотрела на суматошно ожившую улицу. Представление продолжается! Прямо на глазах начиналось новое таинственное цирковое шоу: машины, фургоны, толпа людей, как по мановению волшебной палочки, вдруг появились из ниоткуда, и в то же время собственное понятие Кэрол об истинном и незыблемом безвозвратно кануло в никуда.

Кэрол снова увидела Эрика. Он подошел и обнял ее так, будто хотел укрыть от всех жизненных невзгод и потрясений…

Она прильнула к нему всем телом… Долго думала — не могла найти нужных слов — и, наконец, решилась:

— Скажи, мир когда-нибудь станет лучше?

— Ну, может быть, не весь, но кое-где и кое в чем — обязательно!

Он положил руки ей на плечи и немного отстранился. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза.

— Я обещаю сделать твой мир чуточку лучше… если захочешь…

Она ничего не ответила, только прижалась лицом к его плечу, закрыла глаза и обняла крепко-крепко.

…А маленькая девочка, которой Кэрол помогла благополучно избежать всех опасностей, уже придумала, как ей выбраться из сырой и мрачной пещеры, где жили чудовища. Падая, сдирая в кровь руки и снова падая, она брела к еле заметному тоненькому лучику света вдалеке…