Кэрол поздно вернулась в город. После того как она оставила близнецам свои автографы, Лиза стала умолять ее остаться поужинать и познакомиться с ее мужем, служащим ювелирной фирмы. Кэрол не стала долго думать и согласилась. Ей вдруг захотелось почувствовать, на что это может быть похоже, когда в один прекрасный день придет конец ее одинокой жизни — когда у нее будет муж, дети и дом, в котором нужно менять оконные рамы.

Несмотря на искренние заверения обеих «не пропадать», Кэрол уже знала, что едва ли придет сюда опять. Но она вернулась домой не просто с надеждой, что теперь с Томми снимут подозрения: в ней росло убеждение, что ее собственная жизнь опять придет в норму.

Открыв дверь квартиры, она увидела, что в прихожей горит свет. Может, она случайно его зажгла, уходя утром? Она осторожно вошла и прислушалась. На стене прихожей был виден мягкий отблеск лампы, горящей в спальне.

— Есть здесь кто-нибудь..?

Несколько секунд было тихо. Потом Кэрол услышала шум за закрытой дверью ванной. Она попятилась, и в этот момент дверь ванной распахнулась и развевающееся белое нечто бросилось к ней. Ей нужен был какой-то момент, чтобы понять, что это Джилл, жена Томми, в белом халате.

— Джилл, ты давно тут?

— Всего час. Я… не знала, когда ты вернешься.

Мокрые после душа волосы Джилл торчали во все стороны.

— Может быть, мне не стойло приходить, — сказала она жалобно, — но мне надо было куда-то деться сегодня.

Она словно просила разрешения, хотя Кэрол уже давно дала Томми ключ от квартиры, чтобы он или Джилл могли приходить, если окажутся в городе и не застанут ее.

Кэрол почувствовала что-то неладное, но ее страшные подозрения еще не успели вылиться во встречный вопрос, и Джилл продолжала:

— Я ушла от него. Завтра поеду в Вермонт, поживу у своих.

— Конечно, ты можешь переночевать, — вздохнула Кэрол.

Она шагнула к Джилл, протянула к ней руки, надеясь, что ее сочувствие достаточно их сблизит и она сможет потом с ней потолковать и что-то изменится. Но Джилл отстранилась.

Все-таки надеясь поговорить, Кэрол пошла в гостиную и зажгла свет. Ожидая, что Джилл поймет намек, она слонялась по комнате, обрывая лепестки увядших белых тюльпанов, которые стояли в вазе на столике в углу. Джилл вошла в комнату.

— Ты меня за это ненавидишь, я полагаю.

— Нет. Нам всем нелегко. Даже я не раз… Ну, были минуты слабости, когда я успевала подумать: есть ли вообще в жизни что-то, в чем можно не сомневаться. Но это были только мгновения. По-моему, будет очень грустно, если мы станем превращать минутные слабости в трагедию.

Наступило молчание. Джилл подошла к Кэрол, которая стояла, уставившись в стену.

— Ты знаешь, что я думаю, Кэрол? — Джилл подошла еще ближе. И когда заговорила опять, почти касаясь плеча Кэрол, ее слова прозвучали резко и безжалостно, как режущий глаза блеск ножа, занесенного для удара:

— По-моему, Томми сделал то, что говорят.

Кэрол резко повернулась.

— Боже, как ты можешь?..

— Потому что тогда все проясняется, — спокойно ответила Джилл и стала расхаживать, не взад и вперед, а вычерчивая какие-то замысловатые фигуры по комнате, заходя во все уголки, как бы заполняя собой все пространство пола, свободное от мебели.

— Как ребенок… Детей он не хотел, ты знаешь об этом? Много лет я все ждала и ждала, что у нас будет ребенок, но он все говорил, что надо подождать.

— Он с головой ушел в работу, — быстро нашлась Кэрол. — Вы оба еще достаточно молоды, так что можно было подождать год-другой. Может, он и о тебе думал, не хотел усложнять тебе жизнь. Ведь у тебя какие-то нелады с…

— Да, были. Но мы посоветовались с врачом, он помог… сказал, что надо делать, Ну, ты знаешь. Но прошло много времени, ничего этого Томми не делал. И когда я уже была готова, он просто не подходил ко мне.

— И именно по этой причине ты его подозреваешь? Согласись, что трудно заниматься любовью по расписанию.

— Конечно. Я понимаю. Но однажды Томми вдруг изменился: он пришел ко мне в тот день, который нам порекомендовал доктор. Кэрол, ты знаешь, когда это случилось? Знаешь, когда он захотел ребенка? Два или три месяца назад. Вот так-то. Он, наверное, уже тогда понял, что его подозревают.

Джилл резко повернулась, подошла к окну и уставилась на улицу. Несколько секунд Кэрол с негодованием смотрела на невестку.

— Боже мой, что ты говоришь, Джилл?! Неужели ты думаешь, что Томми захотел ребенка, чтобы легче было оправдаться перед судьями? Он просто созрел, понимаешь? Подготовился к тому, чего вы оба хотели!

Джилл, не отрываясь, смотрела в окно, будто выслеживала кого-то в темноте.

— Кэрол, он сам мне говорил, что адвокат, та женщина, с которой он ездил на опознание, сразу поняла, какую пользу можно извлечь из моего положения; она ему сказала, что это может смягчить судей.

— Джилл, бедняжка…

Жалость к ней наконец тронула сердце Кэрол. Она видела, что радость материнства Джилл тускнеет и меркнет под тяжестью сомнений.

— Да если бы Томми был виновен, он никогда не рассказал бы тебе о том, что говорила Майра. Если честно, то мы оба были просто в шоке, когда это услышали. Томми и думать не хотел о том, чтобы воспользоваться твоим положением. Ему сразу не понравилась идея Майры. Неужели ты не понимаешь, что он был возмущен таким предложением? Так же, как ты сейчас, так же, как и я тогда.

Кэрол сказала «был», и это прошедшее время словно стеной отделило Кэрол и Томми от Джилл.

— Так вы были возмущены? Ну и что же дальше? — Джилл обернулась и посмотрела на Кэрол.

— Сегодня я выяснила, что показания одного из свидетелей, — быть может, это самая серьезная улика против Томми, — не заслуживают доверия.

Джилл покачала головой, было видно, что она хочет узнать больше.

Кэрол коротко рассказала о своей поездке в Коннектикут, о том, что Лиза Бернбаум уже сомневается, видела ли она две цифры или это лишь ее воображение.

— Без этого номера, Джилл, без этих двух восьмерок, улик против Томми нет! Никаких и ни у кого!

Джилл горько улыбнулась.

— Это не спасает положения, Кэрол, все не так просто. Может, под твоим влиянием эта женщина теперь и думает иначе, и сомневается, но, кто знает, вдруг она не ошиблась?

— О Господи, Джилл, ты считаешь, что твой муж заслуживает?..

— И не я одна так считаю, — вспылила Джилл. — Так думают все, у кого есть глаза. Его личная секретарша два дня назад уволилась, и еще одна девушка из его фирмы тоже.

Кэрол вздрогнула и застыла с открытым от изумления ртом.

Заметив удивление Кэрол, Джилл усмехнулась:

— Э-э, так ты и не знала? Томми даже не говорил тебе, что есть женщины, которые его боятся и не хотят с ним работать. — Она подошла к Кэрол почти вплотную. — Но и это еще не все. Вчера его вызвали в банк, ну тот… во Флемингтоне, который дал ссуду в триста тысяч долларов на строительство моста, так вот, они хотят, чтобы Томми немедленно вернул деньги. Они согласились дать отсрочку, но при условии, что Томми отойдет от дел и не будет вмешиваться до тех пор, пока его невиновность не будет доказана. Так что теперь всем заправляет Фрэнк. Видишь, Кэрол, я не одна так думаю.

— Это травля, Джилл! — Кэрол начала расхаживать по комнате взад-вперед. — У них нет доказательств! — Усилием воли она заставила себя сесть на софу и, стараясь держаться спокойно, продолжала говорить:

— Просто людей легко испугать, банки тоже не хотят рисковать! — Голос ее сорвался. Она еще пыталась держать себя в руках, но уже помимо воли выпалила:

— Черт возьми! Это-то и ужасно! Нам все время твердят, что мы чисты, пока наша вина не доказана, но в жизни, дьявол, все получается совсем наоборот! Посади только маленькое пятнышко, и люди уже ничего не разглядят в тебе, кроме этого темного пятна!

Джилл подошла к софе и обронила:

— У меня есть еще кое-что, Кэрол, я нашла… кое-что…

Кэрол обернулась к невестке:

— Нашла?

Джилл чуть постояла в нерешительности и вышла из комнаты.

«Интересно, — подумала Кэрол, — она, что, решила оставить этот разговор?»

Но через минуту Джилл вернулась, в руке у нее был кусок какой-то белой тряпки.

— Недели две назад, — сказала она, подойдя к Кэрол, — я освобождала на чердаке место, чтобы позаниматься. Когда я искала в шкафу остатки краски, хотела подкрасить старую книжную полку, то на самом дне я обнаружила вот это.

Кэрол, чтобы получше рассмотреть, взяла в руки кусок материи. Это была полоска необработанной парусины сантиметра три шириной и сантиметров шестьдесят длиной, примятая с обоих концов. Ничего подозрительного. Впервые Кэрол подумала, что нервное напряжение, которое испытывала Джилл, мешает ей рассуждать здраво.

— Что же странного в том, что кусок парусины валяется в шкафу, где хранятся краски?

— Кэрол, да посмотри же! — Джилл выхватила его у Кэрол. — Ведь это не потертое старое тряпье, которым моют полы. Смотри, как аккуратно вырезана полоска. Там их много: восемь или девять точно таких же, и они мятые! Сначала я не обратила на них никакого внимания, но потом я подумала, и мне стало страшно!

— Ну и что же ты подумала? — спокойно спросила Кэрол.

Джилл схватила парусину и поднесла ее прямо к лицу Кэрол.

— Смотри, смотри, как смяты концы. Видишь, их связывали узлом. — Джилл взяла оба конца и связала их. — Слишком короткая, но если связать вместе два куска, то она будет в два раза длиннее.

— И что?..

— Кэрол, полицейские говорили, что убийца обманывал свою жертву. Чтобы человек стал менее осмотрительным и осторожным, маньяк делал вид, что ему нужна помощь!

— Ну… Полицейские считают, что он иногда пользовался костылями.

— А что ты на это скажешь? — Джилл набросила связанную кольцом парусину на голову, потом ниже — на пояс, и втиснула под туго обтягивавшую тело ленту обе руки. Кольцо было слишком узким, и Джилл не могла быстро освободить руки, но Кэрол поняла, что Джилл имеет в виду. Если сделать кольцо, связав два куска, то оно не будет так плотно прилегать к телу.

— Ты говорила об этом Томми? — спросила Кэрол.

Джилл искоса на нее посмотрела.

— Как, как бы я спросила? Я даже не хочу, чтобы он знал о моей находке.

— Значит, ты не дала ему возможности объясниться? Никаких оправданий, никаких объяснений, так?

Кэрол резко встала.

— А ты знаешь, для чего еще годятся эти куски? На петлю… а потом — суд Линча. Именно это сейчас и происходит с Томми. Вы набрасываете ему на шею петлю, ни в чем не разобравшись! Банкиры, эти женщины из конторы Томми, и ты, Джилл. И у него нет ни малейшего шанса вырваться! Нет! Если собственная жена находит какое-то тряпье в шкафу на чердаке и из-за этого покидает его в тот момент, когда она так нужна ему.

— Кэрол, нельзя закрывать глаза на…

Кэрол направилась к двери.

— Именно это мне и нужно сейчас сделать, — резко бросила она, — закрыть глаза и уснуть, чтобы завтра встать со свежей головой. Потому что, если я что-то и понимаю сейчас, так это то, что мне нужно быть в хорошей форме, чтобы помочь брату. Ложись на софе, Джилл, ты знаешь, как она раздвигается.

Кэрол пулей вылетела-из комнаты, открыла дверь своей спальни и рухнула на постель. Она лежала и думала о том, как ее раздражает Джилл, ее страхи и подозрения. Но что значило ее маленькое огорчение по сравнению с тем, что испытывает сейчас Томми. Она схватила телефонную трубку, чтобы хоть как-то облегчить его страдания.

— Джилл у тебя? — сразу спросил Томми.

— Да.

— Я так хотел, чтобы она меня поняла.

— Ей нужно время, Том. Ей, наверное, лучше побыть одной.

— Знаешь, что интересно… Мне не в чем ее упрекнуть. Жить с человеком, которого обвиняют… и ребенок скоро родится. И думаю, что ей еще тяжелее, чем мне.

— Том, с тебя, видимо, скоро снимут обвинение. У меня хорошие новости. — Кэрол принялась рассказывать, чего ей удалось добиться, побывав у Лизы Бернбаум. Когда она закончила свой рассказ, Томми поблагодарил ее.

— Кэрри, ты сотворила чудо, но, пожалуйста, будь осторожнее. Предоставь Майре заниматься такими делами. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.

— Если я не буду делать это для тебя, то для кого же?

— Ты, я надеюсь, рассказала Джилл о своей встрече с Лизой Бернбаум.

— Да, — смущенно сказала Кэрол: ей нечего было добавить.

Томми почувствовал виноватые нотки в ее голосе.

— И она так и не поняла, что это поможет мне выпутаться?

Кэрол помолчала. Мысль о том, что она выдает тайну Джилл, удерживала ее от объяснений. Но чуть позже она все же рассказала об обнаруженных Джилл кусках парусиновой ленты и об их, по ее мнению, предназначении.

Томми ответил не сразу.

— Я понял. — Кэрол, наконец, услышала его голос. — Она думает, что эти куски ткани могли сослужить службу убийце, чтобы заманить жертву. Ты позвонила мне только потому, что тебе тоже нужны объяснения, Кэрри?

— Нет, — закричала она. — Я просто хотела поставить тебя в известность.

— У меня был старый кусок парусины, и я разрезал его для…

— Томми! Прошу тебя! Не надо!

Он замолчал.

— Прости меня, сестричка. У меня что-то нервишки пошаливают. Ты знаешь, моя секретарша уволилась. — Он горько усмехнулся. — А та, которая еще не уволилась, каждый вечер уходит с работы пораньше. Они боятся, что поздно вечером на них нападут где-нибудь на автостоянке. Как ты думаешь, Джилл захочет со мной встретиться? Я буду у тебя завтра, около двенадцати… ну, ты знаешь. Мы договорились с Майрой.

В два часа дня Томми должен был идти к судебному психиатру, и Кэрол собиралась сходить вместе с ним.

— Я не думаю, что Джилл дождется тебя, Томми.

Он ничего не ответил.

— Это только сейчас так плохо. — На глазах ее выступили слезы. — Но в конце концов все образуется. — Она отчаянно пыталась подбодрить его.

— Обещаешь? — спросил он, как бывало спрашивал в детстве, но сейчас в его голосе была такая недетская усталость, что сердце Кэрол сжалось от боли.

— Поверь мне, — попросила она.

Она решила встать пораньше, чтобы приготовить завтрак для Джилл. Утром, за чашкой кофе, Кэрол подумала, что еще не все потеряно, и она сможет уговорить невестку дать Томми еще один шанс. Но направляясь на кухню, она заметила, что софа пуста и большого чемодана Джилл тоже нигде не было видно. Она уже уехала. Томми остался один — семья распалась, но Кэрол винила в этом скорее не Джилл, а Миллера.

Пытаясь избавиться от этих мыслей, Кэрол села за работу, но у нее ничего не выходило; несколько раз она подходила к письменному столу, просматривала неоконченные наброски рассказов или разглядывала карандашные рисунки, которые нужно было раскрасить, потом снова начинала беспокойно бродить по комнате. Неожиданно она наткнулась на кусок парусины, оставленный Джилл на маленьком столике. Оба конца ленты были связаны узлом, образовывая небольшую петлю. Кэрол взяла ее со стола, с минуту повертела в руках, потом через голову набросила на плечи.

Действительно, если связать две ленты вместе, то по длине их вполне хватит на перевязь. Полиции уже известно, что преступник, притворяясь больным или раненым, вызывал у женщин сочувствие, притупляя их бдительность. Мольбы человека с перевязанной рукой о помощи звучат так же правдоподобно, как и мольбы человека на костылях. Она швырнула ленту обратно на столик и вернулась к письменному столу.

Вдруг где-то в тайниках ее сознания мелькнула мысль, и даже не мысль, а ощущение, пока бесформенное, оно лишь слабо мерцало, как светлый предмет, погруженный в мутную воду. Что-то об этой повязке…

Нет… даже не о ней, а об этом маскараде, где убийца играл роль слабого и беспомощного, как и в последний раз, когда свидетельница видела в машине женщину — одну из жертв. Ее позже похитит человек, который притворялся слепым.

Непонятным образом расплывчатые очертания убийцы, симулирующего слепоту, обрели плоть в ее сознании. Кэрол осенило, как при каком-нибудь открытии осеняет ученого. Она представила себе человека в темных очках. Если бы она могла убрать эти черные стекляшки, впрямь увидела бы лицо преступника.

Неожиданно она поняла, что не очки выдавали его, а трость, белая трость слепого!