Первый — хотя и совершенно непостижимый — прорыв в бесконечном долгом, исполненном ужаса ожидании, произошел в мае шестидесятого. Марко в тот день опоздал на встречу с Реймондом в венгерском баре Чарли. Ни для кого, разве что за исключением несчастных, страдающих от отсутствия батареек для слухового аппарата, не было секретом, что Чарли — один из самых словоохотливых представителей этого и без того не располагающего к молчаливости бизнеса. Шире рот был только у его коллеги, державшего заведение на Пятьдесят Второй улице. Чарли говорил так, словно Зигмунд Фрейд лично разрешил ему… да что там разрешил, настойчиво уговаривал его, обрушивать на окружающих все, что взбредет ему в голову, да к тому же еще и в безграмотной форме.
Как-то раз, минут за десять до прихода в бар Марко, в ленивый полдень, когда Реймонд сидел за стойкой и разглядывал на свет кружку пива, Чарли прицепился к букмекеру. Последний с гораздо большим удовольствием побеседовал бы со свой новой знакомой, пышной блондиночкой с личиком летучей мыши, испытывавшей такую жажду, словно внутри у нее бушевал пожар на нефтяных скважинах. Чарли обрушивал на них, от всей души и оглушительно, историю про своего мерзавца-шурина, который жил вместе с ним: по выходным тот целыми днями слоняется без дела и учит окружающих, как жить; причем все это началось после того, как шурин унаследовал две тысячи триста долларов от своей подружки. К тому времени, когда она отдала богу душу, они были помолвлены вот уже сорок лет, и с ее стороны, говорил Чарли, это был необыкновенно великодушный поступок — ведь этот мерзавец ни разу не подарил ей и коробочки пудры на Рождество, он специально затевал ссоры перед всеми праздниками, на которые принято дарить подарки.
— Ясное дело, — громыхал Чарли, — когда тебе приваливает такое наследство, сразу начинаешь думать, будто знаешь ответы на все вопросы! И я ведь ему, такому богатенькому, теперь не могу вот так за здорово живешь дать пинка под зад. Каково это, подумайте? Ну и, значитца, помня про такое, кто он теперь такой, я ему вежливо, спокойно так говорю, мол, а не разложить ли тебе лучше пасьянс?
Реймонд во время этой беседы сидел на табуретке у стойки, в двенадцати футах от Чарли. О том, чтобы прислушиваться к разговору, он и не помышлял — это было бы чистой воды самоубийством. Вдруг он повелительно постучал по стойке монетой в полдоллара. Чарли раздраженно повернулся на стук. Один вонючий клиент на всю вонючую забегаловку, так и тот оказался занудой.
— Что такое? — осведомился Чарли.
— Дайте колоду карт, — потребовал Реймонд.
Чарли посмотрел на букмекера и закатил глаза к небу. Потом движением тенора в «Тоське» пожал плечами и достал из выдвижного ящика шкафа за спиной колоду — голубую, с мелким рисунком на «рубашке», и толчком отправил ее по блестящей поверхности стойки к Реймонду.
Распечатав колоду, Реймонд принялся спокойно и рассеянно тасовать ее, Чарли же возобновил словесное насилие над букмекером и его пухленькой светловолосой спутницей. Когда десять минут спустя вошел Марко, Реймонд заканчивал раскладывать второй заход. Проходя мимо Чарли, Марко поприветствовал его, заказал пиво и остановился у стойки возле Реймонда.
— Застрял в пробке, — следуя ритуалу, сказал он. — Народу на дорогах — уйма. — Реймонд не отвечал. — Как ты насчет совместного обеда? — Марко пока замечал, что Реймонд его игнорирует. — Моя подруга настаивает, что пора вам познакомиться. Я старался ее отговорить, но все бесполезно. К тому же я собираюсь жениться на этой малышке, сто тридцать девять фунтов в обхвате, и мы хотели бы, чтобы ты был шафером.
Наконец, выпала бубновая дама. По-прежнему не обращая на Марко никакого внимания, Реймонд сгреб карты. К этому моменту Марко уже заметил некоторую странность в его поведении. Реймонд выровнял колоду, положил ее лицевой стороной на стойку, причем сверху положил «рубашкой» вниз бубновую даму и уставился на нее — отстранение, озабоченно, не замечая, что Марко внимательно за ним наблюдает. С громкостью, значительностью превышающей среднюю, Чарли грохнул перед Марко кружку пива, повернулся и направился обратно к букмекеру и его подружке, дабы со скоростью ста тридцати слов в минуту завершить свое повествование о пиковом моменте разговора с шурином.
— Тут я ему и говорю, почему бы тебе, говорю, не взять такси, не отправиться прямой наводкой в Сентрал-парк и не сигануть в озеро? — Его голос громыхал с такой силой, словно за это платили спрятанному где-то инженеру по акустике.
Реймонд быстро прошагал мимо Марко, букмекера и вышел из салона.
— Эй! Эй, Реймонд! — окликнул его Марко. — Ты куда?
Реймонд исчез. Когда Марко выскочил на улицу, он успел лишь увидеть, как его друг захлопывает дверцу машины. Такси быстро рвануло с места и исчезло за углом.
Марко вернулся в салон и опять принялся за пиво. Его снедала тревога. Из головы не выходила сцена раскладывания пасьянса. Внезапно он вспомнил, что пасьянс фигурировал и в его снах. Этому элементу сновидений он не придавал значения, потому что счел его аберрацией, случайно затесавшейся в мир фантазий. Он честно сообщил об этой детали врачам, но после того, как один особенно бойкий молодой доктор заметил, что Реймонд, несомненно, просто делал руками что-то, напоминающее раскладывание пасьянса, Марко позволил этому воспоминанию поблекнуть. Сейчас он ощущал полную убежденность в том, что разыгравшаяся только что сцена чрезвычайно важна, вот только он не знает, почему.
— Эй, Чарли!
Немая сцена: закатывание глаз, медленный поворот, разыгрывание бесконечного терпения.
— Да?
— Мистер Шоу здесь часто раскладывает пасьянс?
— В каком смысле «часто»?
— Раньше он его раскладывал?
— Нет.
— Принеси мне еще пива. — Роясь в кармане в поисках мелочи. Марко направился к телефону.
И позвонил Луи Амджаку. Тон у того был кислый как никогда.
— Какого черта тебе надо?
— Ладно, не будем попусту тратить время. Что нового?
— Реймонд в двадцать втором участке, посреди парка, куда приехал на такси.
— Что с ним произошло?
— Он взял напрокат лодку, а потом сиганул в озеро.
— Ты что, смеешься? Луи…
— Я не смеюсь!
— Буду через девять минут.
— Полковник Марко!
— Что?
— Это прорыв?
— Думаю, да. Мне кажется… Да, пожалуй, это прорыв.
* * *
Сначала Реймонд наотрез отрицал, что мог совершить такой поступок. Но когда шок миновал и он дозрел до понимания того, что одежду у него хоть выжимай, пришлось признать и тот факт, что произошло нечто, выходящее за рамки обычного. Все трое — Реймонд, Амджак и Марко — сидели по приказу Марко в дежурном помещении. Когда с брызганьем, капаньем и попытками отрицать очевидное было покончено. Марко заговорил, обращаясь к Реймонду. Тон его голоса напоминал тот, каким обращаются к своим подопечным дрессировщики собак — низкий и серьезный, полностью исключающий возможность уйти от ответа.
— Мы достаточно долго морочили друг другу головы, Реймонд, и я с этим мирился, потому что у меня не было выбора. Ты мне не верил. Решил, что я тронулся. И, чтобы помочь мне, ты начал мне подыгрывать. Я прав. Реймонд? — Тот неотрывно смотрел на свои насквозь промокшие ботинки. — Реймонд! Я прав?
— Да.
— А теперь слушай. В венгерском баре Чарли ты сидел в двух шагах от меня, но меня не видел. Ты раскладывал пасьянс. Помнишь?
Реймонд отрицательно покачал головой. Марко и Амджак переглянулись.
— Потом ты подозвал такси и поехал в Сентрал-парк. Взял напрокат лодку. Выгреб на середину озера и сиганул в воду. Ты всегда отличался упрямством, Реймонд, но мы можем привести сюда не меньше тридцати свидетелей. Они подтвердят, что ты прыгнул за борт, а потом вышел на берег — так что не надо говорить мне, что ты этого не делал, — и перестань обольщаться по поводу того, что они якобы не у тебя в голове. Если ты не поможешь нам, мы не сможем помочь тебе.
— Но я не помню этого, — возразил Реймонд.
Внутри него щелкнул какой-то рычажок, и теперь он по-настоящему ощущал страх. Джози возвращается. Кто знает, может, сейчас у него появилось, что терять. Этот парализующий страх был настолько непривычен для Реймонда, что все суставы у него словно в одно мгновение заржавели.
* * *
В тот вечер в просторном доме на Тертл-Бей началась бурная деятельность, не прекращавшаяся всю ночь. Все согласились, что фактором, приводящим в действие спусковой механизм в психике Реймонда, является раскладывание пасьянса; определившись с этим, они исполнились восхищения автором идеи. Три отдельные группы занимались Чарли, букмекером и пухлой блондинкой.
Блондиночка сначала отказывалась говорить, потому что была уверена, что ее замели отнюдь не по политическим соображениям. Она повторяла:
— Отказываюсь отвечать на основании, и все. Вы, может, хотите инкриминировать.
Чтобы изменить эту ее позицию — «глухую несознанку» — пришлось привлечь Марко. Блондиночка не раз встречала Марко в заведении Чарли, и полковник ей так нравился, что при мысли о возможном сотрудничестве с ним у нее кружилась голова. Подержав руку девушки в своей, Марко прочувствованно объяснил, что никто ее не арестовывал, а просто он лично обращается к ней с просьбой помочь, посотрудничать — и кто знает, может, в итоге из этого выйдет нечто весьма волнующее.
— Понятно, — выдохнула она.
Все сразу упростилось, вот только девушка — по-видимому, приняв желаемое за действительное — истолковала его слова ошибочно, потому что в процессе обсуждения то и дело норовила забраться к полковнику на колени. Все делали вид, что слишком заняты, чтобы обращать внимание на такие мелочи, а сам Марко… Как только, выспросив ее обо всем, он поднялся, чтобы уйти, блондиночка крикнула ему вслед:
— Послушай, я с удовольствием с тобой посотрудничаю, но почему это надо делать в разных комнатах?
Букмекер стал еще большей головной болью. И так образец уклончивости, в этот день он превзошел самого себя, потому что при нем было более двадцати девяти тысяч долларов — ставки на забеги в VI Ямайских скачках, так что сосредоточиться на том, что твердили ему эти молодые люди, он был просто не в состоянии. Букмекера убедили принять мягкое успокоительное, потом один из молодых людей — самый симпатичный — когда они вместе прогуливались по главному коридору, осведомился, причем очень доверительным тоном, что его так тревожит? Букмекер: (1) знал, что это не та полиция, которая специализируется на скачках; и (2) всегда откликался на доверительное обращение. Поэтому он рассказал о своих проблемах, на всякий случай подчеркнув, что деньги находятся не лично у него, а у одного его друга. Амджак позвонил и узнал результаты забега. Когда выяснилось, что ни один его клиент не выиграл большой суммы, букмекера прорвало, точно пожарный гидрант.
Что касается Чарли, то он, естественно, достиг этой фазы с первой секунды, словно только и ждал команды заговорить.
* * *
Марко разложил пасьянс сто двадцать пять раз — только после этого, усреднив результаты, технические специалисты определились с местом, на котором Реймонд, скорее всего, прервал в тот день игру в баре Чарли. Поэкспериментировав с системами чисел как возможными источниками события, являющегося «спусковым крючком», остановились все же на системе символов и начали работать с фигурами — из-за их красочности и возможности идентификации с человеческими существами. Ориентируясь на психологические характеристики Реймонда, сразу исключили «мужчин» — королей и валетов. Остались четыре дамы. Пики и трефы отмели на месте. Подтасовывали карты в колоде таким образом, чтобы какая-нибудь из дам красной масти выпадала пятой в пятой раскладке, и Марко раскладывал пасьянс. Он, конечно, выбрал даму бубен. Ему возражали, но там, на стойке бара, была именно дама бубен — и вдруг, совершенно неожиданно, как это, говорят, происходит со святыми и алкоголиками, в его ушах зазвучал тот голос, который он слышал в своих кошмарах не меньше семисот раз. Это был голос Йена Ло, который произнес: «Дама бубен, во многих отношениях напоминающая так горячо любимую и ненавистную мать Реймонда, — второй фактор, включающий механизм его готовности к любому заданию». Задача была решена. Марко знал это. Чарли, букмекер и пухлая блондинка дали дополнительную информацию, которая лишь подтвердила главные выводы.
По заказу ФБР из Цинциннати военным самолетом доставили дюжину особых колод в фабричной упаковке. В Тертл-Бей колоды получили в девять сорок утра. Такие особые колоды обычно продаются в специальных магазинах для любителей произвести впечатление на гостей с помощью карточных фокусов. «Выберите карту, любую, а я угадаю», — предлагает фокусник ничего не ведающему гостю, протягивая такую вот особую, из сорока двух экземпляров одной и той же карты, колоду; двенадцать колод, прибывших из Цинциннати, составляли исключительно бубновые дамы. Марко решил, что время испытать Реймонда как игрока в древнюю игру пасьянс наступит этим утром. Он не желал терять ни минуты, дожидаясь, пока нужная карта выпадет сама собой.
* * *
Через час после доклада Чанджина КГБ (он позвонил из красной телефонной будки у выхода из Сентрал-парка) состоялась встреча американского оператора Реймонда с таксистом округа Колумбия, по совместительству шефом советской службы безопасности в том же округе. Разговор имел место в машине, в процессе неспешной езды по деловому центру Вашингтона (американский оператор Реймонда исполнял роль пассажира) и проходил на повышенных тонах.
Американский оператор убедительно говорил, обращаясь к таксисту, что паниковать глупо, потому что лишь благодаря одному на миллион случаю какой-то идиот нечаянно произнес в присутствии Реймонда нужную комбинацию слов.
— Вот этого не надо! Не надо!
— Что такое?
— Это вопрос профессионализма, и надуть меня не удастся. Не получится. Они его обрабатывали. Он сломался. И они выбрали такой оскорбительный способ дать нам понять, что он сломался и для нас теперь бесполезен.
— Почему вы так в себе не уверены? Видит бог, мне всегда казалось, что англичане перегибают палку с этой своей покровительственной интонацией насчет вашей молодой страны, но, боже мой, вы и в самом деле очень молоды. Сколько времени вы этим занимаетесь? Всего ничего. Я хочу, чтобы вы поняли: если бы в ФБР вычислили, что представляет собой Реймонд, вы бы об этом никогда не узнали. Если предположить, что они — а это практически невозможно — пронюхали правду про Реймонда, то они, естественно, захотели бы выйти и на того, кто дает ему указания. То есть на меня. А через меня — и на вас. Вы ведь в своих разведывательных операциях действуете точно так же! Теперь понимаете?
— С какой стати такому консервативному человеку прыгать в озеро?
— С такой, что выражение «Иди и прыгни в озеро» в этой стране расхожее, и какой-то тип случайно его произнес.
— Честно говоря, я места себе не нахожу от беспокойства.
— Они — тоже, — таков был вежливый ответ американского оператора Реймонда.
«До чего же здесь бурное движение, сплошные пробки. Все-таки эта так называемая столица мира очень провинциальна».
— Как вам удается сохранять спокойствие?
— Я принимаю транквилизаторы.
— Транк… что?
— Таблетки.
— Но почему вы так уверены, что не ошибаетесь?
— Потому что мне хватает на это ума. Я не какая-нибудь русская дубина. Потому что Реймонд разгуливает на свободе. Они не препятствуют свободе его передвижений. Марко напряжен и испуган. Ради всего святого, перечитайте доклад этого корейца и возьмите себя в руки.
— У нас мало времени, и я несу полную ответственность за своих людей.
— Вот что, Хеллер. — оператор Реймонда прочел фамилию на идентификационной карточке таксиста. — Предположим, я докажу, что Реймонд наш, а не их.
— Каким, интересно, образом?
Советскому службисту пришлось крутануть руль, чтобы избежать столкновения с маленькой заграничной машиной, которая пересекла улицу прямо у него под носом, вырвавшись слева из переулка. Высунувшись из окна, он прокричал с сильным украинским акцентом:
— Смотреть надо, куда едешь, сукин сын!
— Н-да, похоже, нервишки у нас сегодня и впрямь расшалились, — промурлыкал оператор Реймонда.
— Нервы тут не при чем. Я справа от него, и он должен был уступить мне дорогу! Он нарушил правила! Как вы сможете доказать, что Реймонд работает не на них?
— Заставлю его убить Марко.
— Т-а-а-а-а-к… — Это прозвучало как долгий, выразительный, удовлетворенный выдох, завершающий аккорд отличного трудового дня, хорошо сделанной работы, выигранной гонки.
— Марко руководит контршпионажем. И Марко — единственный друг Реймонда. Это так? Вы проверяли?
— Да.
— Вот и договорились.
— Когда?
— Пожалуй, сегодня вечером. Высадите меня здесь.
Такси остановилось, и оператор Реймонда, выходя из машины, хлопнул дверцей. Чересчур торопливо: дверца попала по руке. Оператор взвизгнул — пронзительно, точно раздался свисток. Зилков остановил машину. Выпрыгнул, обежал вокруг такси и остановился, сочувственно морщась. Оператор Реймонда, согнувшись в три погибели, поддерживал здоровой рукой пострадавшую.
— Какой кошмар, — покачал головой Зилков. — Ужасно. Боже мой! Садитесь в машину, я отвезу вас в больницу. Вам, наверное, придется удалять ногти. Господи боже, как вам, наверное, больно.