Марина Федоровна Милькеева привела Варю к двери маленького класса и, не переступая порога, заглянула в комнату. Дети сидели смирно, поодиночке и группами. Они готовили уроки на следующий день. Одни писали, другие перелистывали лежавшие перед ними книги или сосредоточенно перечитывали тетради. У отдельного стола, за которым сидела пепиньерка, стояли две девочки со своими книжками, третьей пепиньерка отмечала что-то карандашом в книге.
— Mademoiselle, je vous ramène la petite. Elle a ètè bien sage , — сказала Марина Федоровна.
Пепиньерка медленно встала со своего места и, не торопясь, пошла навстречу говорившей.
Марина Федоровна взяла Варю за плечи и, пропустив ее вперед, нагнулась к ней:
— Ты будешь послушной девочкой? Да?
Варя сделала утвердительный знак головой.
— Смотри же: не плакать, не кричать. А то тебя накажут, и никто тебя любить не будет.
Варя повернула голову и молча прикоснулась губами к пальцам руки, лежавшей на ее плече, но с места не двинулась.
— Иди же, иди, душа моя, и старайся не забыть, что ты обещала быть умницей.
Варя сделала несколько шагов вперед и обернулась. Мадемуазель Милькеевой за ней уже не было.
Все девочки, сидевшие в классе, смотрели на нее и перешептывались.
— Пожалуйте! — сказала ей с насмешкой пепиньерка. — Пожалуйте! Давно пора!
И взяв девочку за руку, она, не прибавив более ни слова, провела ее через весь класс и, ставя у доски, громко произнесла:
— Ты будешь стоять здесь, не двигаясь, до ужина, а вздумаешь реветь по-давешнему — увидишь, что тебе будет!
«Какая она злая!» — подумала Варя, хотя и не поняла, что это было наказание. Она осталась у доски и некоторое время стояла совершенно спокойно, с любопытством разглядывая новую для нее картину. Ее занимало то, что девочки у стола постоянно сменялись. Они молча подавали тетради, терпеливо выжидали некоторое время и, приняв обратно тетрадь, молча возвращались на свои места. Некоторые, однако, пробовали высказывать неудовольствие или порывались объяснить что-то, но громкий окрик пепиньерки: «Silence! À votre place! » мгновенно успокаивал маленьких протестанток, и они, как и прочие, нахмурясь или ворча, неслышно занимали свои места.
Варя стояла смирно, наконец устала, и ей надоело стоять. Она осмотрелась по сторонам: нет ли где-нибудь свободного стула поблизости. Стула не нашлось, но зато на полочке под доской оказалось несколько кусков мела. Она тотчас же выбрала один из них и стала старательно выводить буквы.
Девочки, сидевшие в классе, скоро заметили проделку, как они думали, новенькой, удивились ее храбрости и стали перешептываться, смеяться, но так, чтобы пепиньерка не видела. Варя исписала весь низ доски, насколько могла достать ее маленькая рука и, чтобы написать еще ряд букв повыше, она приподнялась на цыпочки, налегла корпусом на доску, доска с шумом двинулась.
— Ой! — вскрикнула Варя.
Пепиньерка оглянулась. Варя подняла на нее свое покрасневшее от испуга лицо и весело сказала:
— Это ничего, я только испугалась.
— Insolente créature ! — крикнула пепиньерка и, почти подбежав к девочке, схватила ее за руку и потащила назад к самовольно оставленному ею месту у доски.
Варя не противилась. Она обомлела и впилась испуганными глазами в лицо рассерженной девушки. Нет сомнения, что через мгновение она разразилась бы плачем, но, на ее счастье, в класс вошла мадам Адлер, которая стояла на пороге комнаты уже за минуту до начала описанной сцены.
— Что это? — произнесла мадам Адлер, подходя к доске. — Que fait cette petite ici? — спросила она строго, глядя на пепиньерку.
— Elle est punie par ordre de madame Якунин .
— Punie pour?
— Pour sa désobéissance et sa méchanceté , — ответила, конфузясь, молодая девушка.
— Elle y est restée assez longtemps. Ma chére, vous la laisserez prendre sa place — сказала инспектриса внушительно.
Заметив, что Варя старается поймать ее взгляд, чтобы сказать что-то, она отвернулась и, подозвав одну из маленьких воспитанниц, стала громко о чем-то ее спрашивать. Все дети стояли смирно перед своими пюпитрами, и, когда инспектриса, направляясь к выходу, поравнялась со скамейками, они разом присели.
— Неровно, дети, неровно! — сказала она им по-французски. — Поклонитесь еще раз. Плавнее! Сколько раз надо вам повторять: плавнее! Кто в паре с новенькой? — спросила она потом.
— Она сегодня со мной, — ответила, волнуясь и подбирая слова, Нюта, только начинавшая говорить по-французски. — Но она так мала ростом, что ее поставят впереди.
— Ты останешься с ней в паре, мой друг, до тех пор, пока она немного не привыкнет к незнакомой ей обстановке и к нашим порядкам, — сказала мадам Адлер ласково. — Она меньше всех в классе, и мы не позволим ее обижать. Солнцева, поди сюда, — продолжала она, обернувшись к доске.
Варю никогда никто еще так не называл, и потому она, хотя и слышала, что инспектриса позвала Солнцеву, но, не принимая этого на свой счет, продолжала стоять и внимательно следить за каждым движением мадам Адлер.
— Approchez, petite! — сказала мадам Адлер ласково.
Варя не заставила ее повторить приглашение и, не взглянув на пепиньерку, поторопилась подойти, хотя уже далеко не так доверчиво и развязно, как сделала бы это в другое время.
Мадам Адлер положила свою руку на голову девочки и, проводя взад и вперед по ее коротко остриженным волосам, спросила:
— Ты где сидела? На какой скамейке?
— Прежде вот возле этой Верочки, — Варя кивнула головой на свою бывшую соседку, — а теперь эта большая девочка велела мне там стоять.
Она повернула голову к доске.
— Теперь ты будешь сидеть здесь, рядом с Нютой, — сказала инспектриса, подводя ее к первой скамейке. — Старайся быть такой же хорошей, послушной и прилежной девочкой, как она. Бери с нее пример во всем, и тебя все будут любить.
Мадам Адлер вышла. Почти в ту же минуту раздался звонок, с первым звуком которого маленькие воспитанницы, смирно сидевшие два часа за уроками, как будто ожили. Все задвигались, заторопились, стали убирать книги и тетради, разбросанные на пюпитрах, и минут через пять все девочки, выстроенные в два длинных ряда, с нетерпением ожидали, когда их поведут к ужину.
Нюта обняла Варю за талию и спросила:
— Ты о чем плакала?
— Эта большая сердитая девочка бранила меня за то, что я не хотела им позволить резать мои волосы, — ответила Варя, показывая головой на пепиньерку.
— Она не сердитая, нисколько, — заступилась Нюта.
— Нет, сердитая, и еще какая! Как она бранится и как щиплется! Посмотри, это она сделала, — Варя протянула вперед руку с измятым нарукавничком. — Она вот так потащила меня! — сказала она, крепко сжав одной рукой другую, нахмурив лоб и стиснув зубы. — Вот так! Это смяла, и рука была вся красная. А что я ей сделала? За что она рассердилась? Не знаю! — Варя повела плечом и вопросительно посмотрела на Нюту.
— Кто там разговаривает? — крикнула пепиньерка.
Нюта молча накрыла рот болтливой подруги своей рукой и, приложив палец к своим губам, дала ей знак молчать.
— Мы куда идем? — спросила Варя, нагнувшись к уху Нюты.
— В рефектуар , — так же тихо ответила Нюта, — только ты теперь со мной не говори, а то я получу билет .
— А что там будут делать в этом… как ты сказала? — прошептала Варя.
Нюта улыбнулась и повторила:
— В рефектуаре. Ужинать будем!
Переход из класса в столовую был довольно длинен. Приходилось идти через ряд больших опустевших классных комнат, освещенных двумя-тремя масляными лампами, потом бесконечным коридором, почти темным, на обоих концах которого горели две лампы, наконец, надо было спуститься с лестницы и пройти небольшую площадку. На этой площадке уже чувствовалась близость столовой. В нос бросался смешанный запах ржаного хлеба, вареного мяса и каких-то кореньев.
— Сегодня перловый суп и картошка! — произнес кто-то шепотом в задних парах.
— Vous devez parler français! — послышалось в ответ.
Произошло легкое движение. По рукам от пары к паре стало что-то передаваться, и, наконец, болтунье был вручен жестяной, выкрашенный черной масляной краской небольшой квадратик с белым номером посередине, с продернутой через отверстие в нем тоненькой голландской бечевкой.
Покрасневшая до ушей девочка беспрекословно надела бечевку через голову, так что квадратик очутился у нее на спине между лопаток и рельефно обозначился на белом фоне пелеринки.
— Это что? — прошептала Варя над самым ухом Нюты.
— Tais-toi! Молчи! — тотчас же перевела Нюта сделанное предостережение, прижимая руку Вари локтем.
— Ух, какие длинные! И сколько их! — не унималась Варя. — Раз, два, три, четыре, — стала она считать столы.
Нюта только еще крепче прижала ее руку к себе и погрозила ей пальцем.
Пройдя столовую старших, пары маленьких воспитанниц вошли в свою и, подойдя к длинному накрытому столу, стали разделяться, обходить стол по обеим сторонам, пролезая между ним и длинными узкими скамьями, и становиться у своих приборов. Пепиньерка заняла место на ближнем конце стола, а дальний, по-видимому, ждал хозяйку, так как на нем, кроме прибора, стояли еще две тарелки, наполненные кушаньем.
Воспитанницы становились в глубокой тишине, и когда все были в сборе, в столовой старших классов одна из воспитанниц-регентш подала тон, и в больших комнатах столовой раздался стройный хор молодых и детских голосов. Пропели предтрапезную молитву, после чего в один миг поднялся такой громкий говор и шум, что сами говорившие не слышали своих голосов. Классные дамы захлопали в ладоши, чтобы обратить на себя внимание воспитанниц.
— Silence! Silence! — слышалось во всех концах столовых.
Дамы переходили с места на место, унимали и стращали, но ничто не помогало, и в столовой старших говор не прекращался. Вдруг раздалось повелительное «Ш-ш-ш-ш!».
— Если вы сейчас же не замолчите, — закричала громким голосом одна из классных дам, — вы немедленно будете уведены отсюда без ужина!
Еще с минуту слышался неопределенный гул, а затем наступила тишина.
Тут отворилась дверь в буфет, и из нее вышли девушки в тиковых платьях. Они живо поставили на каждый стол по три большие оловянные миски с дымящимся супом. Воспитанницы, сидевшие напротив мисок, поставленных на концах стола и на середине, стали разливать суп.
В маленьком классе Нюта, как одна из лучших на счету у начальства, тоже сидела против одной из мисок. Она налила первую тарелку супа новенькой, затем стала наливать и передавать тарелки по заведенному порядку. Налив последнюю себе и садясь, она спросила Варю:
— Хочешь еще немножко супа? Я подолью.
Варя не ответила, Нюта взглянула на нее и к неописуемому своему удивлению увидела, что девочка спит сладким сном, опершись подбородком о тесно сжатые ручонки, положенные на стол возле тарелки с нетронутым супом.
— Бедняжка! Совсем еще малышка! Она устала! — заговорили дети, смеясь и с участием глядя на уснувшую маленькую товарку.
— Надо ее разбудить, ведь она останется голодной, — сказала одна из девочек.
Нюта и девочка, сидевшая по другую руку Вари, попробовали ее разбудить, но им это не удалось.
— Солнцева! Варя! Проснись! Мадам Якунина идет! — говорила ей над самым ухом Нюта.
— Проснись, мы уходим, Солнцева! Прощай! — громко говорили ей через стол другие девочки.
Варя поднимала голову, бессмысленно смотрела перед собой, видимо, делала усилие открыть глаза, но ее веки тяжело опускались, и голова падала на стол.
— Надо сказать мадемуазель Буниной, — решили дети. — Делать нечего!
Сказали пепиньерке. Та подошла к Варе и, тряся ее за плечо, попробовала разбудить громким голосом. Напрасно. Тогда она приподняла голову девочки. Варя открыла глаза. Бунина нагнулась к ней очень близко и строго сказала:
— Ну, ну! Без всяких штучек, сделай милость. Здесь нянек нет, чтобы за тобой ухаживать!
Она еще раз, и довольно сильно потрясла девочку, но Варя безмолвно опустила голову на стол.
— Очень приятно, нечего сказать!.. И нужно им этаких мартышек принимать! — проговорила пепиньерка с досадой и, дернув еще раз Варю за плечо, отошла от стола.
Скоро весть о «происшествии с новенькой» разнеслась по всем столам. Все были заинтересованы маленькой соней; все смеялись, жалели ее, а те воспитанницы, которые могли видеть стол, за которым сидела Варя, оборачивались и перебрасывались словами с сидевшими за ним.
Мадам Якуниной за ужином не было, и пепиньерке пришлось обратиться за советом к другой классной даме. Та, выслушав ее рассказ, подошла к нарушительнице порядка, но увидев спящую маленькую фигурку в траурном платье, добродушно улыбнулась:
— Смотрите, дети, чтобы она не упала!
И прошла в буфет, где несколько девушек были заняты мытьем и вытиранием тарелок.
— Послушайте, милые, — сказала она, — кто из вас может отнести в младший дортуар уснувшую за столом новенькую?
В ответ послышались три-четыре веселых голоса, с готовностью вызывавшихся нести девочку.
Классная дама выбрала самую рослую и сильную девушку.
— Спасибо вам, — сказала она, через плечо кивнув головой остальным. — Ты, Аннушка, молодец, по тебе и ноша, пойдем в столовую.
Аннушка улыбнулась во весь рот, оправила чистый белый фартук, вытерла руки и пошла за классной дамой.
Дети, с любопытством смотревшие на возвращавшуюся к их столу классную даму, зажужжали, как пчелы, а когда Аннушка нагнулась и стала поднимать Варю, многие из них даже встали, чтобы лучше видеть. Девушка подняла Варю на руки, положила ее как маленького ребенка, осклабясь, сказала: «Как перышко!» — и бережно понесла свою ношу наверх, где помогла Софьюшке раздеть Варю и положить в назначенную ей постель.