Уссурийский край недаром стал ареной длительной борьбы между выходцами из Китая и русскими переселенцами. Почти девственная природа его предоставляла широкое поле для деятельности и земледельцу, и промысловику. Золото, женьшень, панты, пушнина, морская капуста, рыба привлекали тысячи и тысячи китайцев, устремлявшихся за сотни километров от родных мест. Опередив русских на считанные десятилетия, они успели несколько обжить эти новые для них земли, продвинувшись на север до реки Сучан и залива Святой Ольги. Понемногу налаживались хозяйственные связи Северной Маньчжурии с побережьем Японского моря. И если в середине XIX века такие связи не могли иметь существенного значения, то в дальнейшем, по мере заселения Хэйлунцзянской и Мукденской провинций, положение неизбежно должно было измениться. Присоединение края к России грозило не только разрывом установившихся связей, но и серьезными затруднениями в торговле Северной Маньчжурии, которая утрачивала наиболее короткий и удобный путь к морскому побережью, а вместе с ним и возможность дешевых морских перевозок. Наконец, постепенное усиление во всех отношениях чуждой им власти вызывало у поселившихся в крае китайцев вполне обоснованные опасения за свободу прежнего существования. Сближению же их с русскими препятствовали существенные культурные различия, мешавшие примириться друг с другом.

Не искали взаимопонимания и российские власти, заботившиеся преимущественно об усилении своего военно-политического влияния на Дальнем Востоке и рассматривавшие Уссурийский край в качестве базы для сухопутных и морских сил, способных отвлечь наиболее, по их мнению, вероятного противника — Англию от европейского театра, а также в максимально возможной степени повредить её торговле. Поэтому они готовы были поощрять любой приток рабочих рук в хозяйство края, конечно, приветствуя случаи, когда трудовое население демонстрировало свою способность к обрусению и стремление к оседлости. Такими качествами, по мнению некоторых чиновников, обладали корейцы. Китайцы напротив, упорно сохраняли замкнутость, отказываясь подчиняться российской администрации, и появлялись в крае только временно — ради заработков.

Будучи уроженцами страны с древней и своеобразной культурой, и что, пожалуй, важнее — местными жителями, вполне освоившимися с особенностями региона, китайские выходцы испытывали чувство превосходства над русскими, многие годы, и даже десятилетия, без особого успеха приспосабливавшимися к Приморью. Им практически нечему было учиться у русских, отчего внезапно возникшая со стороны последних конкуренция, а тем более претензии на господство, воспринимались китайцами особенно болезненно.

Глухое раздражение от самого вида чужаков, не говоря уже об их покушениях на земли и промысловые угодья, накапливалось в течение нескольких лет и готово было прорваться наружу. Два обстоятельства ускорили выступление: открытие богатых золотых россыпей на острове Аскольд и появление в Северной Маньчжурии, вследствие тайпинского восстания, большого числа хунхузов. Хунхузам легче было решиться на вооруженное сопротивление российским властям, а жажда скорого обогащения укрепляла эту решимость. С другой стороны, русские, без труда наводившие порядок на Аскольде и Сучане осенью 1867 года, совершенно не владели ситуацией. Они не были в состоянии обеспечить ни надежной охраны границы и самих приисков, ни осведомления о намерениях китайцев. Чрезмерная самоуверенность — следствие невежества — подвела обе стороны. Слабость русского десанта спровоцировала нападение золотоискателей, значительную часть которых составляли хунхузы, за первым же кровопролитием неизбежно последовало ещё и ещё одно. Иначе и не могло быть, учитывая малую численность, низкий уровень подготовки постовых команд и особое, вовсе не ориентированное на борьбу с китайским населением, расположение российских гарнизонов. Однако в итоге верх взяли организованность и лучшее вооружение регулярных войск.

Манзовская война 1868 года, как и почти все последующие столкновения, отличалась активными действиями китайцев и более или менее заметным запаздыванием ответной реакции русских. Практически полное отсутствие сведений о планах противника, неполадки на линиях связи, плохие, на грани бездорожья, пути сообщения, недостаточное снабжение переходили из года в год, характеризуя положение российских войск на Дальнем Востоке и впоследствии. Нельзя не обратить внимания и на такой недостаток, как неудачный подбор начальников, пожалуй, слишком часто проявлявших нерешительность или слабые познания в военном деле. Многое тут, разумеется, зависело от скудного финансирования. Государство, в те годы тщетно пытавшееся избавиться от бюджетного дефицита, экономило на всех статьях, включая военные. Урезались ассигнования на формирование и содержание новых частей, на их боевую подготовку, привлечение лучших офицеров. В то же время разными ведомствами и отдельными официальными лицами допускалось нерациональное расходование средств, а то и попросту казнокрадство.

Показательны хронические проблемы с продовольствованием расквартированного в Уссурийском крае воинского контингента. Поначалу, учитывая инертность и слабость отечественного предпринимательства, в этом немаловажном деле надеяться приходилось только на казну. Казна же, наполнявшаяся в зависимости от переменных успехов торговли хлебом и сырьём, с трудом находила деньги для снабжения немногочисленных частей Приамурского военного округа и Сибирской флотилии, в значительной мере осуществлявшегося морем из европейских губерний, а тем самым дорогостоящего. Круг замыкался.

Подобный круг возникал и при попытках развить местные средства. Темпы заселения Приморья русским крестьянством оставались низкими. Опыт казённого переселения не дал положительных результатов. На свой счёт могли переселяться только достаточно обеспеченные семьи, главным образом малорусские, но их было не так много, да и осваивали они незначительную часть территории края. В итоге местными средствами покрывалась лишь часть потребностей военного и морского ведомств, и рост первых едва успевал за ростом последних. Более того, недостаток русских рабочих рук заставлял прибегать к труду китайцев, поэтому численность тех и других увеличивалась параллельно. К 1910 году русских в Уссурийском крае насчитывалось 523.840 человек, корейцев 55.000, постоянно живущих китайцев 61.429, а вот численности разного рода промысловиков и отходников никто в точности не определял. По приблизительным же оценкам их было несколько сот тысяч. Для сравнения, население Мукденской и Хэйлунцзянской провинций Китая ещё в середине 80-х годов XIX века превысило 4,6 миллиона. Огромная человеческая масса вскоре должна была переполнить Северную Маньчжурию и хлынуть в российские пределы110. Правда, вплоть до начала Первой мировой войны Россия осваивала свои дальневосточные владения нараставшими, хотя, быть может, и недостаточными темпами. В дальнейшем же процесс этот испытывал значительные колебания, что создавало всё новые трения между русскими и китайцами. Ныне отношения двух народов, при всей их сложности, особого беспокойства не вызывают. Однако очевидный кризис, из которого около двух десятилетий не может выйти Россия, в сравнении с успехами Китайской народной республики наводит на мысль, что последнее слово в споре о Приморье ещё не сказано.