Тишина царила на темноватом, прохладном и вязком дне Ярыни. На скользкой, покрытой мягкой темно-зеленой плесенью коряге, заменявшей ей трон, опершись локтями в колени и положив лицо на ладони рук, задумчиво сидела Марыська. Взор неподвижной, как истукан за ее спиною, донной царицы был устремлен на распростертое в ногах у нее, белое, обнаженное (русалки сняли с утонувшей одежду) тело Аксютки. Марыська ждала, когда круглое пятно от скользившего по дну лунного света пройдет, начиная от вытянутых в предсмертном борении ног, по всему девичьему телу и, остановившись на мертвом лице, даст утопленнице подобие земной, хотя бы и призрачной, жизни. "Вот и еще одной русалкой прибавится. Будет сперва вздыхать и грустить, потом понемногу утешится, станет петь и бегать по житам, смеяться разливчатым смехом и резвиться с подругами, научится заманивать в воду детей и ловить в летние лунные ночи загулявших парней на полях. Каждой из них хочется ведь продлить за чужой счет свою, хотя и невеселую, здешнюю жизнь, прежде чем улететь невозвратно, как пар, в безвестный небесный простор", — думала Марыська.

Безобразный идол Перуна смотрел на ставшую владычицей Ярыни бесовку и тоже думал:

"Девушек в жертву мне не приносили… А почему? Одинаково приятно, должно быть, вдыхать испарения молодой, как юношеской, так и девичьей крови свежезарезанных жертв… Подобные пятнам слабого лунного света излучения из тел утонувших девиц доставались раньше водяному владыке. А теперь, когда его больше здесь нет, кто будет их поглощать? Я — не умею, как ни хлопотала об этом Марыська. Мне приятны лишь испарения крови…"

Между тем круглое пятно проникавшего на дно света серебряной полной луны коснулось уже Аксюткиных ног. Тонкие и стройные, они казались удивительно белыми. Идол Перуна невольно залюбовался.

"Когда-то давно, еще в те времена, когда я был повелителем неба, у одной из моих жен была с такими же ногами девица-подросток. Как ее звали?.. Не помню. Мать ее звалась Лето… А, вспомнил! Летница или Дзевана. Девочка хорошо стреляла из лука… Что с нею сталось? Какая судьба постигла ее? Она была, под разными именами, богинею у разных племен. Ей посвящались, так же как мне, дубравы и рощи… Что, однако, случилось с Марыськой?!"

Повелительница Ярыни уже не сидела на окаменевшей коряге, но стояла на коленях около освещенного лунным сиянием тела и внимательно вглядывалась в темное пятно на голубовато-белом левом бедре. Внезапно донная царица порывисто нагнулась и стала целовать это пятно. Затем схватилась за грудь и откинула в порыве отчаянья голову… Потом вновь, продолжая стоять на коленях, начала всматриваться в постепенно ласкаемые лунным пятном части тела утопленницы.

Когда это светлое пятно дошло до Аксюткиного лица и озарило его, Марыська с мучительною болью в груди, впервые после казавшихся ей невыразимо долгими четырнадцати лет, увидела черты своей дочери. Это озаренное лунным светом лицо как бы оживало теперь, чтобы обладательница его могла стать равнодушной и холодной русалкой в водах Ярыни…