Когда я был маленьким, люди часто пели. Напевали себе что-то под нос, пока делали работу. Голосили, пока намыливались в ванной. Ревели на концертах — так, что голоса сипли, а сердца сбивались с ритма. Это было хорошо. Это было во многом правильно. Песня идет рука об руку с человеком с давних времен. Просто мы — добрые (а некоторые, как я, очень злые) автоматы, и мы часто совершаем однообразные действия. Мы состоим из повторяющихся циклов. Мы — строчки кода, набор алгоритмов. Мы просыпаемся и засыпаем, мы едим и испражняемся, мы трахаемся, чтобы воспроизвести себя, мы живем и умираем. И мир вокруг подчинен таким же циклам. И если прислушаться, можно услышать могучий ритм жизни. Каждая песня — это отголосок Ритма. Мы бегаем по кругу, и нам это нравится: поэтому мы хотим слушать одну и ту же песню снова и снова, поэтому мы много раз рассказываем понравившуюся историю. И поэтому нас так раздражает, когда ритм сбивается, когда фальшивят музыканты, когда певцы плохо поют. Сейчас в мире осталось мало музыки, но когда-то ее было много. Она лилась из каждого угла. Прекрасное было время! Правда, у этого были свои темные стороны. Представьте себе, как я, маленький, сижу на застолье вместе с родственниками. Ножки коротковаты, я едва достаю до пола. Все уже изрядно накидались. Кто-то осоловело глядит в битые огурцы, кто-то вяло копается в салате. Лица красные, глаза налиты кровью. Притихли, хотя до этого гомонили, как стая сорок. Я напрягаюсь, потому что понимаю: это затишье перед бурей. И буря начинается: раскрываются зловонные рты, в которых можно разглядеть нитки слюны и остатки пищи, — и из сытых, заспиртованных утроб гремит нестройный хор. Дурацкая заунывная песня, как правило, о несчастной любви, о тяжелой доле женщины, летит над потрепанным столом. Незримая лирическая героиня страдает над жареной курицей и вареной картошкой. Слезы текут из глаз, но проливаются они не из глубин души — просто это протекают люди, напившиеся до уровня глаз. И песня, которую они поют, такая глупая и так плохо исполнена, что вселенский ритм ломается к чертям, и я нахожу единственное спасение: в мире своих фантазий я представляю, как вскакиваю на стол и отливаю прямо в их открытые рты. Мой ручеек задорно булькает в глотках этих никудышных певунов, и это лучшие звуки, что они способны издать. Мне очень весело, и я смеюсь.

* * *

Антон знал, кто стоит за всеми несчастьями, обрушившимися на Приют.

Он мысленно представлял себе лицо врага. Его самодовольное, гадкое лицо. Его отвратительную белую кожу. Его белые, как крашеная солома, волосы.

Пейл Арсин.

Как же он ненавидел его! Больше, чем Пейла, он ненавидел только отца. Теперь отца нет, но от этого не легче.

Нет и сестрички — если об этом вспомнить, сердце останавливается. И поговорить не с кем. Мамка совсем сдала: лежит целыми днями в кровати и плачет.

И только новый друг, пес, которого звали Гарм, был для мальчика отдушиной. Именно Гарм помог раскрыть преступления Пейла.

Мальчик не мог поверить, что его сестру убил учитель Станислав. Учитель приходил к ним на дом, чтобы позаниматься с Антоном отдельно. Иногда Лилия из озорства присоединялась к урокам. Она совсем не стремилась научиться чему-то новому. Казалось, единственная ее цель — вывести из себя учителя. Она оказывала ему недвусмысленные знаки внимания — Бог знает, зачем ей это было нужно. За Лилией закрепилась определенная репутация, и Антон стыдился этого. Но сестра была очень добра и ласкова с ним, и за минуты нежности, которые у них иногда случались, Антон мог простить ей все, что угодно. А о плохом он никогда не думал. Это была его любимая сестренка.

«Вот, подумал о сестре, и слезы выступили», — Антон вытер глаза. Говорят, что время лечит. Неужели однажды он сможет думать об этом без слез?

Станислав не отвечал на ее дурацкие ухаживания, был очень строг и предельно холоден с ней. Зато с Антоном взял такой тон, будто они старые приятели. Он очевидно выделял брата и пренебрегал сестрой. Антону это льстило, хотя что-то в этом, конечно, настораживало. Ничего ужасного не происходило, но по долгим взглядам, по случайным прикосновениям Антон понял: если бы учитель Станислав был виновен в том преступлении, в котором его обвиняли, то на берегу реки Данила нашел бы его, а не Лилю. А что там за история с тем музыкантом — не так важно, это к семье Антона отношения не имеет.

А вот гребаный Пейл Арсин имеет — и самое прямое.

Антон дружил с Асей, дочкой кузнеца. У них в семье жил потешный пес по кличке Гарм, большая рыжая собака, состоящая из мягких складок. Антон с удовольствием играл с девочкой и ее псом, несмотря на то, что девочка младше, а ее пес — глупый и трусливый. Гарм боялся каждого шороха и при малейшем громком звуке норовил убежать в лес. С этого, собственно, когда-то и началась их дружба: Антон катался на велосипеде и услышал, как кто-то плачет. Это плакала Ася, потерявшая Гарма. Антон вызвался помочь, и они втроем вместе с ее мамой бродили по лесу и звали пса по имени. Антон совершенно случайно отыскал пса: просто споткнулся об него. Пес выглядел таким несчастным и напуганным и так дрожал, что Антону стало его очень жалко. Но когда Ася и ее мама подбежали и начали ласкать пса, тот быстро пришел в себя, завилял хвостом и начал лизать их лица. С тех пор Ася звала Антона своим героем, а ее мама в шутку планировала свадьбу. Для десятилетки Ася выглядела вполне прилично, поэтому Антон отнекивался, но не особенно ретиво. Поживем — увидим. Время шло, Ася хорошела, и это был весомый аргумент.

А теперь видеть больше нечего! Проклятый Пейл Арсин убил его сестренку и маленькую Асю!

На днях история зловещим образом повторилась. Антон катался на велосипеде недалеко от дома кузнеца. Кузнец жил в глухом уголке на окраине Приюта. Кузнец Иван был человеком тяжелого нрава, и гостей особенно не жаловал. Антон почувствовал неладное, когда заметил две фигуры, пересекающие поле и двигающиеся в направлении дома. Мальчик решил подъехать и рассмотреть незнакомцев поближе. Каково же было его удивление, когда он увидел Пейла Арсина и вместе с ним какую-то женщину. Антон ее сразу не узнал, но, присмотревшись, понял, что это медсестра Снежана. Однажды она делала ему укол.

Мальчик помахал им рукой, взрослые помахали в ответ.

Из-за Пейла умер отец Антона. Мальчик презирал своего отца. Он считал белого человека орудием в руках провидения, наказанием за все те унижения, которые они всей семьей претерпели от старосты.

Антон поехал дальше. Так он совершил самую большую ошибку в своей жизни. Надо было поднять крик. Надо было позвать на помощь. Надо было предупредить Асю и ее маму.

Надо было. Два слова, которые, как и все слова, всего лишь шум.

Потом история зловещим, издевательским образом повторилась. Антон катался, пока не захотел по малой нужде. Он гонял по лесу с дикой скоростью, это помогало ему хоть ненадолго забыть о несчастье, ополовинившем его семью.

Мальчик заехал подальше в лес, бросил велосипед, сбросил штаны и с облегчением отлил. Вдруг он услышал какой-то странный ритмичный звук. Мальчик насторожился. Он пошел на звук и заметил знакомую рыжую складчатую псину. Это был Гарм. Он убежал в лес, как тогда, несколько лет назад, и Антон случайно отыскал его.

— Гарм, дурачок, — обрадовался мальчик. — Чего, опять напугался?

И он начал чесать мягкие собачьи бока. Пес все никак не приходил в себя. Антон рассердился:

— Гарм, какой же ты глупый! Ну чего ты так испугался? Ася, наверное, опять плачет, потеряла тебя. Пойдем, отведу тебя домой.

Он попытался взять пса за загривок, но тот не поддавался. Он уперся лапами в землю, рычал и не хотел двигаться с места.

Кое-как уговорами, мольбами и руганью Антону удалось сдвинуть собаку с места. Медленно-медленно они потащились к дому кузнеца — мальчик толкал велосипед перед собой, пес трусил рядом. Потом Антон думал, что, возможно, это промедление спасло ему жизнь. Упрямец Гарм, трусливая псина, защитил его, как не смог защитить своих хозяев.

То, что случилось беда, стало ясно, когда показался дом. В доме играла музыка. Пластинку проигрывателя зажевало, и раз за разом повторялся отрывок песни на забытом иностранном языке. От этого было жутко, будто время сломалось, и одно и то же мгновение повторялось раз за разом. Гарм начал скулить.

Антон бросил велосипед и осторожно пошел к распахнутой входной двери. Им овладело ощущение нереальности происходящего.

Мальчик заглянул в дом и почувствовал неприятный запах. Он увидел, что пол чем-то испачкан. Проигрыватель надрывался на столике в прихожей. Мальчик протянулся к нему и отвел иголку в сторону. Он хорошо знал, как управляться с этой штукой: они с Асей часто слушали пластинки, когда он заходил к ним в гости.

Тишина обрушилась на него кузнечным молотом. Антон понял, что выражение «оглушительная тишина» — это не фигура речи. Он не стал заходить дальше в дом, ему не хотелось наступать на странную темную жидкость на полу (главное не называть вещи своими именами, иначе они становятся реальными). Больше всего на свете сейчас он мечтал оказаться подальше отсюда.

Кто-то прикоснулся к Антону — мальчик вздрогнул и сдавленно закричал. Он не узнал собственный голос — больше было похоже на мышиный писк. Он отшатнулся, больно ударился плечом о дверной косяк, разворачиваясь.

Гарм. Всего лишь Гарм.

Антона пронзила мысль: «Вдруг здесь все еще опасно?»

— Гарм, дружок, пошли-ка отсюда. Если ты останешься у меня сегодня, Ася не будет возражать, — на имени Ася он запнулся, осознавая, что больше ее никогда не увидит.

Гарм, кажется, отлично понял мальчика. Антон быстро вскочил на велосипед и покатил прочь. Пес проворно побежал следом.

Антон провел ужасный вечер. Сначала пришлось выяснять отношения с матерью, которая вдруг встала с кровати — для того, чтобы воспротивиться собаке в доме. После непродолжительного скандала и обещания на следующий же день вернуть собаку хозяевам, Антон отбил для Гарма кров на ночь. Антон соврал матери и не рассказал, почему решил приютить собаку у себя.

Весь вечер мальчик не находил себе места. Он пытался играть с псом, но тот не проявляя особой активности, лежал на боку и тихо скулил, будто плакал. Это рвало сердце. Как поступить завтра, мальчик не знал. Поехать с утра к дому кузнеца? Ни за что на свете! Рассказать обо всем матери? Она в таком ужасном состоянии, что невозможно предсказать, как она отреагирует. Рассказать городовому?

События дня прокручивались в голове мальчика снова и снова, как та песня с пластинки в проклятом доме.

Мальчик смог забыться лихорадочным сном только глубокой ночью. Его мучили кошмары, но они были лучше, чем то, во что в одночасье превратилась его жизнь.

На следующий день по Приюту разлетелись ужасные вести о смерти семьи кузнеца. Антон молился: пусть все, что я увидел, окажется неправдой.

Не оказалось.

И кусочки мозаики сложились в голове мальчика. Пейл Арсин — убийца. Он убил сестренку, он убил Асю. Его отец был прав! Но этот гребаный Пейл Арсин околдовал всех.

Теперь Антон — единственный, кто знает правду. И от него зависят жизни людей в Приюте. Ася часто называла его героем. Только он чувствовал себя трусом.

Пес смотрел на мальчика печальными влажными глазами.

— Что же мне делать, Гарм? Что же мне делать? — сказал Антон, ощущая, как весь мир свалился ему на плечи.

* * *

Время шло, а Антон все ни на что не решался. Сам с Пейлом он не справится — это просто смешно. По городу ходили слухи об удивительной силе белого человека. Когда он пришел в город, он сам построил себе дом. Говорят, он поднимал бревна такого веса, что трое мужчин не справились бы с ними. А как-то раз он на спор разогнул подкову. Правда это или нет — не так важно. Пейл — косая сажень в плечах и под два метра ростом. Он раздавит Антона как комара и даже не вспотеет.

Антон не видел иного выхода, кроме как рассказать обо всем городовому. Ему не нравился этот старикашка. Он насмотрелся на него: Руслан часто выпивал вместе со старостой и оставался на ночь. Старый козел все время пожирал глазами Лилию, и это ужасно бесило Антона.

Но больше помощи ждать неоткуда, и Антон скрепя сердце пошел к Руслану.

Антона не пустили к городовому. Двое каких-то мужчин на входе отмахнулись от него, как от назойливой мухи: городовой занят, допрашивает подозреваемых, приходи завтра.

Антон смалодушничал и ушел. Но ему сразу же стало стыдно: вдруг в этот вечер кого-то убьют? Тогда смерть невинного человека будет на его совести.

Он вернулся домой. Там его поджидала мама. Она начала на него яростную атаку: требовала, чтобы он прогнал пса. С тяжелым сердцем Антон рассказал ей, откуда взялся этот пес.

Мама заголосила пуще прежнего. Антон попытался ее успокоить, но она оттолкнула его, ушла на кухню и закрылась там. Зазвенело стекло, послышалось «буль-буль-буль». «Ну, пусть так, — подумал мальчик. — Хоть на время оставит Гарма в покое».

Мальчик провел остаток дня с псом. Гулял с ним во дворе, играл. Пес резвился, будто чувствовал настроение нового хозяина и пытался его отвлечь. Но тяжелый камень лежал на душе мальчика. Даже первые опыты онанизма не приносили ему столько душевных терзаний. Тогда ему казалось, что он предает Бога, — сейчас он был уверен, что предает весь мир.

Подступила ночь. Мальчик скрылся в своей комнате. Пес лежал на кровати вместе с ним, занимая большую ее часть. Пес тоже не спал и грустно смотрел в пространство. Интересно, о чем он думал? Вспоминал бывших хозяев? Понимал ли он, какая страшная участь их постигла?

Круговерть ужасных предчувствий проносилась перед внутренним взором мальчика. Он поднялся с кровати. Он решил попробовать прибегнуть к единственному лекарству от всего на свете, которым злоупотребляли взрослые.

Он выбрался в коридор. По дому разносился заливистый материнский храп. Мальчик спустился по лестнице. И услышал возню и стук когтей за спиной. Пес неуклюже спускался за ним.

— Гарм, — шепотом протянул Антон. — Разбудишь мамку — она нам устроит.

Пес в темноте повел головой из стороны в сторону, всматриваясь в лицо мальчика, чтобы разобрать его эмоцию. Это было так трогательно, что сердце Антона дрогнуло.

— Ладно, пошли, только тихо.

Мальчик скользнул на кухню, пес потопал за ним. В холодильнике мальчик нашел батон колбасы. Хотел отрезать Гарму кусочек, но, оценив габариты пса, просто положил колбасу рядом с ним. Пес радостно завилял хвостом, учуяв приятный запах, благодарно посмотрел на мальчика, прижал колбасу одной лапой, склонился к ней и начал шумно жевать.

Антон знал, где родители прячут выпивку. Почему-то они всегда ее припрятывали. Как будто они были не взрослыми людьми, а какими-то школьниками, которые боятся, что мама с папой их накажут. Муж и жена сильно прикладывались к выпивке, запрещали это друг другу, и на этой почве разгорались ужасные скандалы, которые сильно портили жизнь Антону и Лиле. После подобных выяснений отношений оскорбленный Григорий устраивал сессии кулачных боев с детьми, поэтому у них он был крайне непопулярен. Настолько непопулярен, что на похоронах Антон не смог выдавить из себя ни слезинки.

Антон выудил бутылку виски из-за мешка с картошкой. Бутылка крепко пропахла луком и землей — мамка прятала свое сокровище там же, где хранила овощи.

Антон еще никогда не пил, и ему потребовалась определенная душевная смелость, чтобы приложиться к бутылке. Однажды в детстве он спутал водку с водой — и с тех пор боялся выпивки, как огня. В каком-то смысле выпивка и есть огонь.

Мальчик открутил крышку, запрокинул голову и сделал мощный глоток. Но не толкнул выпивку в горло, а спрятал все в щеках. Щеки защипало изнутри. Антон решился и сделал маленький глоток.

Горло вспыхнуло огнем. Перед мальчиком возник образ: масляная дорожка вспыхивает, когда к ней подносят спичку.

Несколькими мучительными глотками он прикончил все, что набрал в рот. Он тряхнул головой и осмотрелся по сторонам. Вроде бы ничего не изменилось. Значит, надо принять еще.

Он сделал еще несколько таких неуверенных глотков. Живот взбунтовался, заурчал, и выпивка попросилась обратно.

Мальчик поставил бутылку на место, включил кран и сполоснул лицо холодной водой, чтобы подавить приступ тошноты. Запах колбасы, с которой почти расправилась собака, вдруг показался нестерпимым, и мальчик поспешил убраться с кухни.

Он забежал в свою комнату, бросив Гарма на кухне. Ему показалось, что у него подскочила температура, и он рухнул на кровать.

Вдруг алкоголь подействовал: будто титаническая рука подобрала груз, давивший мальчика к земле. Он почувствовал себя легким, как перышко. У него больше не было проблем. Завтра он пойдет к городовому и обо всем расскажет. Тот выслушает его, возьмет помощников, они скрутят Пейла и воздадут ему по заслугам. Пейл Арсин будет страдать. Он расплатится за все свои злодейства. О, с каким удовольствием он, Антон, будет смотреть, как тело Пейла раскачивается на Иггдрасиле. Это была настолько приятная мысль, что член Антона напрягся, и он начал мастурбировать.

Но после непродолжительного блаженства накатила чудовищная депрессия. Она была такой черной и всеобъемлющей, что сожрала Антона целиком, выбила из него дух, а потом, поломанного, разбитого, выплюнула в новый день.

* * *

Руслан сверлил мальчика взглядом.

— Ты знаешь, как от тебя пасет?

Мальчик смотрел в пол. Он весь сжался под грозным взглядом городового.

— Да. Извините, — дрожащим голосом сказал он.

— И ты считаешь, что я должен поверить твоим словам?

— Я сказал правду! — Антон зло стрельнул глазами, но не выдержал взгляда Руслана.

— Ты понимаешь, что твои слова не доказывают вообще ничего?

Антон молчал. Только, казалось, сжался еще сильнее.

— Нельзя вот так просто обвинять человека невесть в чем. Единственное, чем ты оказался полезен, — тем, что приютил собаку. Пусть хотя бы собаки останутся в этом проклятом городе.

Руслан хохотнул.

— Надо же. Ты с таким же успехом мог бы сказать мне, что не видел вообще ничего.

Антон скрипнул зубами.

— Ладно, убирайся отсюда, — сказал Руслан. — И никому об этом не рассказывай. Нечего разжигать конфликт. Пейл и так на плохом счету. Щелкни пальцами, и его линчуют. Я уже раз ошибся, потому что поспешил.

— Но могут погибнуть люди, — сказал мальчик.

Руслан усмехнулся:

— В конце концов, какая разница. Все мы рано или поздно умрем.

Антон почувствовал себя одиноким.

Он понял, что должен убить Пейла Арсина. Наверное, именно для этого он и родился.